«Шпионы Ватикана…»

Осипова И. И.

Глава XXX. Церковь или политбюро?

 

 

В движении

24 марта 1955 года за несколько часов до моего отъезда из Абези бухгалтер вручил мне двести рублей, о происхождении которых он, по его словам, не знал. Вероятно, деньги прислала мне мать или из Москвы итальянская дипломатическая миссия. Я купил еды в ларьке: у меня теперь было все, даже грамм тридцать вина для мессы. Теперь у меня была бородка: растил я ее уже дней сорок в надежде на скорое освобождение, чтобы отчасти выглядеть, как выглядел в Италии двенадцать лет назад.

День был ясный, воздух мягкий, снег чуть рыхлый, но еще вовсю ездили на санях. Нас было пять или шесть человек, все иностранцы, на маленькой станции Абезь мы встретили еще группку иностранцев, среди них женщины из Австрии, Франции, Финляндии. Почти все мужчины мне знакомы: господин Скорцени, карельский священник Иоганн Матси.

После долгого ожидания подошел пассажирский поезд из Воркуты, мы надеялись на обыкновенный вагон, но оказались в «столыпинском». Полдня нас продержали в Кирове и направили на юго-запад до Поволжья. В Горьком, бывшем Нижнем Новгороде, нас держали неделю, разместив в разных камерах. 3 или 4 апреля нашу группу собрали снова, посадили в «черный ворон» и повезли по раскисшим улицам. В машине нас качало и швыряло из стороны в сторону; по прибытии на вокзал нас погрузили в вагон вместе с уголовниками.

В то время советские тюрьмы были снова заполнены этими молодчиками, в лагере они оказались в первый или в тысячный раз. Мы, политзеки и иностранцы, ехали в отдельном купе, семь или восемь человек, заняв все купе, устроились удобно; справа отсек для женщин, тоже иностранок. Из купе слева, очень шумных, доносились протесты по поводу тесноты; охрана отвечала, что запрещено смешивать уголовных с политическими. Несмотря на это, вскоре открылась решетчатая дверь нашего отсека, и вошел подросток лет тринадцати-четырнадцати.

 

Устами младенца…

Наша группа оживилась, мальчиком заинтересовались. «Как тебя зовут? Сколько тебе лет? Ты откуда? За что осудили и на сколько? Куда тебя отправляют? Почему ты не остался с товарищами?» Мальчик был из пригорода Горького, осужден на два года за кражу, направлен в лагерь для несовершеннолетних, исправительную колонию. «Ребята там беспокойные, — заключил он, — и вообще хулиганы. Хочу быть от них подальше». — «Правильно! И Бог тебе в помощь».

Заметив маленькую ладанку на шее у паренька, я спросил его, верит ли он в Бога. Вместо ответа он вынул из кармана тетрадку и сунул мне: несколько кратких молитв, искаженных фраз из Евангелия, много полезных наставлений о соблюдении праздников, постов, о христианском милосердии. И куча ложных откровений, предрассудков, суеверий, примет, словом, то же письмо счастья, которое нужно переписать многажды, чтобы не случилось беды…

Я возвратил ему тетрадь и отметил, что хорошо, а что плохо, и спросил его, сколько церквей открыто в Горьком.

— Две-три, — ответил он.

— Две-три? На огромный город? Так мало? А священники есть?

— Есть, но мало.

— А люди ходят в церковь?

— Ходят.

— Много?

— Нет.

— Но священникам доверяют?

Мальчик покачал головой: «Не очень». — «Почему?» Мальчик скривил рот и сказал: «Они ходят в кожаных сапогах». Я высказал несколько мыслей, которые уже высказывал раньше: «Бедная паства находится в трагическом положении. Во время войны открыли несколько храмов, но настоятели подчиняются высшим иерархам, а те изменили духу Церкви. Если кто-то из настоятелей верен Христу и истине, на него доносят властям».

Раньше патриарх Алексий ходил за приказаниями к Сталину, а сейчас ходит к Хрущеву и Булганину, мечтающим уничтожить на земле самую мысль о Боге.

 

Свидетельство отца Матси

Еще до встречи с молодым воришкой из Горького отец Матси рассказал мне много историй, выставляющих в дурном свете иерархию Алексия. «Да, — сказал отец Матси, — я не желаю больше быть среди тех, кого ведут эти пастыри. Однажды я попробовал и обжегся: митрополит Ленинградский Григорий, которому я подчинялся, обещал направить меня в монастырь в Эстонии, а сдал НКВД как американского шпиона. С меня хватит, если я снова окажусь в Финляндии, не буду иметь дела с Московской Патриархией».

— У нее есть отношения с Финляндией? — спросил я.

— Да. В Финляндии православная община маленькая, она признала верховенство Алексия.

— Какой стыд! Не было никого получше?

— Больше я с ними не связываюсь. Буду страдать, а к ним не присоединюсь. Если смогу, сбегу за границу.

— И отлично. Приезжайте в Рим.

Подытоживая, должен сказать, что убеждения, вынесенные мной из одесского опыта, со временем укрепились. В их пользу поступали все новые доказательства как изнутри — поведение Алексия, его приближенных и советской власти, — так и извне, а именно свидетельства, собранные мной за десять лет заключения.

 

Доказательства изнутри

I. Поведение Алексия и его людей

В соглашении между советским правительством и возродившейся Московской Патриархией, заключенном во время войны, патриархия отказалась от священного права преподавать религию молодежи до восемнадцати лет, а безбожным властям обещала лояльность. Если бы только обещала! Она как могла льстила им, в этом она превзошла марксистских льстецов. Для этих Сталин был учителем, отцом, полководцем, гением, солнцем, но все равно человеком, а для иерархии Алексия — божьим избранником и «воплощением всего лучшего и светлого, что составляет священное духовное наследство русского народа».

Эту канонизацию, совершенную митрополитом Киевским Николаем, ныне митрополитом Крутицким, человеком патриарха Алексия, повторяет в бесчисленных посланиях Сталину сам патриарх и вся его «Церковь». Например, в послании православного епископата Сталину по случаю его семидесятилетия говорится среди прочего: «Нам особенно дорого то, что в деяниях Ваших, направленных к осуществлению общего блага и справедливости, весь мир видит торжество нравственных начал в противовес злобе, жестокости и угнетению, господствующим в отживающей системе общественных отношений… Ощущая на каждом шагу Ваши благородные усилия, направленные к тому, чтобы сделать жизнь людей мирной и счастливой, мы видим в Вашем лице не только великого государственного человека и Вождя, направляющего жизнь народов в новое русло истории, но и отечески заботливого попечителя всех сторон нашего человеческого существования со всеми его разнообразными нуждами».

В кратком панегирике юбиляру патриарх Алексий в своем соборе ликовал, что «со всех концов мира несутся к нему выражения любви, приветствия, благожелания, признание его великих заслуг пред Родиной, пред всем тем нравственно-высоким, что составляет идеал стремлений человечества… Мы, церковные люди, должны благодарить его особенно за его участливое отношение к нашим церковным нуждам; всякий церковный вопрос, соприкасающийся с гражданскими сферами, он разрешает в благоприятном для Церкви смысле. Святая Церковь наша имеет в нем верного защитника».

Льстила патриархия не только лично Сталину, но и советской системе. В торжественном заявлении на конгрессе защитников мира в Москве 26 августа 1949 года митрополит Николай вопрошал: «С кем Русская Православная Церковь? С народной властью, избранной свободно народом и представляющей народ? Или с врагами этой власти, капиталистами и эксплуататорами, от которых тридцать лет назад русский народ освободился?.. Быть с врагами этой власти означает не только предать родину, но и попрать христианство, которое запрещает эксплуатацию человека человеком».

И отвечал сам себе митрополит: «Русская Православная Церковь не только не благословит меч новых завоевателей-захватчиков; не только не пойдет против самого справедливого правительства, которое когда-либо существовало в долгой и сложной истории народа; но со всей решимостью, разделяя огромную ответственность перед будущими поколениями, открыто и во весь голос устами своих самых высоких представителей заявляет, что благородные, воистину гуманные цели советского правительства, направленные на счастье тружеников и братскую любовь, поддерживаются Православной Церковью».

Этому недвусмысленному переходу на сторону коммунистической системы вторит открытое исповедание марксизма в отчете о конгрессе в «Журнале Московской Патриархии». В нем говорится, что декрет Ватикана отлучает от Церкви и лишает причастия всех коммунистов, всех, кто их поддерживает, и любого, кто голосует за них и сотрудничает с ними, и всех, кто читает марксистские книги и торгует коммунистическими газетами. Далее утверждается, что декрет Ватикана является предвестником глубочайшего раскола между высшими иерархами Католической Церкви и рядовым духовенством и паствой, что проповедники христианского учения не могут следовать евангельским заповедям и апостольскому учению, если выступают против демократических масс и используют собственную силу и власть для спасения привилегий и прав небольшого числа собственников в капиталистических странах.

Во имя Евангелия коммунизм проповедуется даже в церквах: РПЦ не только содействует его укреплению в СССР, но и распространяет за рубежом, сея обман, воззвания и конференции за ложный мир, торжественные заявления о несуществующем материальном благосостоянии и религиозной свободе. Но есть кое-что и похуже: сотрудничество с правительством в религиозных преследованиях, информация и доносы, и в том числе против своих же православных. Недаром на поместном соборе 1945 года весь советский епископат взывал об отмщении не только Гитлеру и фашизму, но и Папе и католическому духовенству.

Активными помощниками советской власти в деле разрушения католической религии на землях, оккупированных во время войны, стали «епископы» и «священники» Алексия. Они были настолько активны, что Московская Патриархия приписала самой себе «благородное дело» ликвидации Брестской унии и воссоединения с православием, в 1946 году — украинцев из Галиции и в 1949 году — жителей Закарпатья. В фабрикации клеветы на Папу и Католическую Церковь иерархия Алексия перешла всякие границы бесстыдства. В процитированном выше выступлении митрополит Крутицкий сожалеет, что иерархия Католической Церкви — вдохновительница нынешней военной истерии, и утверждает, что Папа, заклятый враг Советского Союза, открыто разжигает новый пожар.

Если мы хотим более общих доказательств, достаточно взять в руки акты Всеправославного Собора, созванного в Москве в июле 1948 года для празднования пятисотлетия автокефалии Русской Православной Церкви. Оставляя в стороне обвинения против католицизма, взятые из мест, общих для всех раскольников, приведу те, которые в наибольшей степени отдают большевизмом.

В постановлении по проблеме «Ватикан и Православная Церковь» говорится среди прочего следующее: «Для римских епископов, для этих князей мирского государства св. Петраполитика всегда была „высшим законом“ („suprema lex“). Они всегда были на стороне сильных „мира сего“ и шли против слабых и эксплуатируемых. Таким образом, и сейчас деятельность Ватикана направлена против интересов трудящихся. Ватикан является центром международных интриг и интриг против интересов народов, особенно славянских, и центром международного фашизма».

В то время как суть христианской нравственности состоит в любви (Ин. 13, 34–35), «Ватикан, напротив, стал одним из подстрекателей империалистических войн и в настоящее время принимает самое активное участие в разжигании новой войны и в политической борьбе против мировой демократии». «Так что политическая деятельность Пия XII, то есть его участие… в борьбе против демократии и его защита фашизма является в глазах почитателей Пия XII превосходством „непогрешимого наместника Бога на земле“».

И призывая всех верующих презирать Ватикан «за эту антихристианскую, антидемократическую и антинациональную политику», моля «горячо… Главу пастырей, Господа нашего Иисуса Христа просветить… католическую иерархию», ставят свои подписи, 17 июля 1948 года:

— смиренный Алексий, Божией милостью Патриарх Московский и всея Руси;

— смиренный Каллистрат, Католикос всей Грузии;

— и другие более или менее смиренные Патриархи Сербии и Румынии, Экзарх Болгарский и затем вся толпа менее значимых иерархов.

Слава Богу, воздержались от подписания представители свободных Церквей Константинополя, Антиохии и Александрии. Патриарх Алексий в речи, произнесенной в тот же день, посчитал важным отметить, что их заявления были добровольными и ни в коем случае не были продиктованы или подписаны под угрозой насилия.

Итак, это сотрудничество с советским заблуждением и обманом уже само по себе является ужасным преступлением московской «Церкви» и такой ценой не должно покупать убогое земное существование. Но еще трагичнее в поведении этой «Церкви» то, что ее главы и большинство сознательно служат разрушению самой Церкви.

Прежде всего, эти «церковные» иерархи не могут не знать, что они подрывают основы веры в целом, содействуя укреплению коммунизма. Они знают, что не могут в одиночку противостоять атеистическому коммунизму. Они — игрушки в его руках, и, победи он в мире, Церкви не станет. Они знают, что единственная духовная сила, которой действительно боятся большевики, — это Католическая Церковь, и, следовательно, должны знать, что, соединяясь с ними в борьбе против Католической Церкви, совершают ужасное преступление перед Христом и Богом.

Затем, главное преступление этих старых епископов (главное с субъективной стороны), преступление сознательное и непростительное, состоит в том, что они рукополагают в священники без веры и посвящают в епископы тех, которые предлагаются коммунистической партией и которые завтра посредством самой партии возьмут на себя правление сталинской «Церковью». Так что с помощью вышеназванных церковных иерархов, предателей Церкви, атеистическая власть посягает даже на истинность священства и, может быть, частично уже ее разрушила.

В этой связи достаточно вспомнить, что уже в 1945 году в «духовную» семинарию, вновь открытую в Москве, принимались молодые люди, получившие призвание от… коммунистической партии; что в дальнейшем и подтвердилось. Стало также точно известно, что управлять подобными семинариями и преподавать в них допускались главным образом бывшие отступники от священного сана и веры, помимо официальных преподавателей, назначенных преподавать дарвинизм и марксизм. Таким отступникам однажды пришел приказ от коммунистической партии надеть сутану и преподавать богословие.

Они, как всегда подчинившись, теперь управляют «духовными» семинариями, академиями и преподают там. В то же самое время они наблюдают за поведением каждого семинариста, препятствуя тому, чтобы молодые люди доброй воли дошли до священнического рукоположения. Рукополагаются же многочисленные комсомольцы, поступившие по рекомендации руководителей коммунистической партии. 14 октября 1946 года, в день торжественного открытия Ленинградской духовной академии, патриарх Алексий имел смелость утверждать среди этой гнили, что в царских духовных академиях большая часть богословов и студентов богословия были неверующими, а теперь это убожество — уже преодоленное прошлое.

«Сейчас в духовные семинарии и академии приходят преподавать и учиться только те, кто действительно чувствует в себе биение верующего сердца; те, которым был дан бесценный дар веры и любви к Господу; те, которые готовы отдать собственную жизнь ради служения Христу и Его Церкви, готовы с юности взять на себя „легкое бремя“ (Мф. 11, 28) Христово». В тот день Алексий (если он был вменяем) сознавал, конечно же, что покрывал большой ложью еще больший обман. Из такого поведения иерархов Московской Патриархии явствует, какова задача их «Церкви», — помогать завоевывать мир большевизму, то есть содействовать разрушению самой религии.

Поэтому не стоит удивляться, что советское правительство на каждом шагу содействует процветанию такой «Церкви». Ему, от которого ничто не ускользает, известно, «что Русская Православная Церковь, вместе со своим Патриархом и Священным Синодом при нем, стоит на правильном, ясном и прямом пути, по которому она идет вместе со своими пастырями, в том числе покойным патриархом Сергием. Правительство и народ знают это и с огромной симпатией взирают на всю деятельность Русской Православной Церкви».

II. Поведение советской власти

С одной стороны, Советы искренне ненавидели религию, преследовали не только Католическую Церковь, но и все религиозные конфессии, включая и тех православных, которые не хотели ничего знать о патриархе Алексии. С другой стороны, Советы не только терпимы к «Церкви», но и активно поддерживают ее: на советских самолетах в Москву доставляют представителей православных восточных Церквей для придания авторитета избранию Алексия. То же и во время «Всеправославного Совещания» 1948 года: самолетами или роскошными поездами за счет властей отправляют иерархов новой «Церкви» за рубеж — с ответным визитом в Церкви православного Востока или с другими целями.

В то время, как в католических регионах ликвидировали церковные семинарии, московской «Церкви» разрешили открыть восемь или десять семинарий и две духовные академии.

Католическая Церковь не могла издать даже листовки для распространения слова Божьего; московской же разрешили издавать ежемесячный журнал большого формата на восьмидесяти страницах. Правда, прежде всего он предназначен для заграницы, но это доказывает пропагандистскую цель издания: показать, что «Церковь» в СССР свободна.

Выше мы показали, как советская власть уничтожала законную католическую иерархию и возводила на престол своих «епископов». Помощь Советов своей «Церкви» доходит до того, что певцов главных московских театров обязывают по очереди работать в соборе Алексия — это так называемый ударный труд, в главные церковные праздники они заняты им бесплатно. Столь внимательно правительство к «Церкви» вовсе не потому, что помнит о ее заслугах в годы войны: в Советском Союзе учитывают не прошлые заслуги, а нынешние (судьба маршала Жукова свидетельствует об этом).

На самом деле советская власть считает «Церковь» Алексия своим детищем, орудием покорным и (пока) полезным. Легко догадаться, в чем эта полезность после войны: в пределах Советского Союза подобная «Церковь» необходима для контроля за распространением веры и удовлетворением потребности тех, кто еще верует. Постепенно, однако, она должна приучать верующих подчиняться большевизму; там, где он сталкивается с Католической Церковью, задача советской «Церкви» — облегчить первый шаг к богоотступничеству.

За границей советская «Церковь» самим существованием, устным и печатным словом нужна, чтобы демонстрировать «религиозную свободу» в СССР, якобы миролюбивую советскую политику и пропаганду коммунизма, особенно среди верующих. Так коммунизм, оставаясь по сути атеистическим, имеет возможность соблазнять верующих и вербовать их в свои ряды в странах, где он еще не у власти. Словом, эта «Церковь» служит связующим звеном между большевистским империализмом и религиозными конфессиями; среди свободных народов она как троянский конь. Советы навязали «Церкви» задачу преходящую, кстати, то же хотел бы навязать Тольятти Католической Церкви — с намерением уничтожить ее, когда они будут господствовать в мире.

 

Доказательства извне

Можно сказать, что каждый священник, сидевший в советской тюрьме в послевоенное время, знает, что советская власть всегда предлагает духовенству одно и то же — стать Иудой. За десять лет заключения я встретил более сотни священников, католиков и православных, и многие из них рассказывали мне, что советская власть предлагала им покорно служить ей; и даже сейчас среди заключенных она ищет сторонников своей мерзости. Жаль, нельзя назвать имена многих свидетелей.

Одному католическому архиепископу во время следствия сулили назначение патриархом Московским, если он откажется от послушания Папе. Апостольскому администратору Л. обещали епископскую митру при условии его подчинения патриарху Алексию. Священника Я., семидесятилетнего старика, после восьми лет заключения перевели в Киев, где долгие месяцы мучили допросами, вытягивая из него информацию о «шпионской» деятельности Католической Церкви; ему также предлагали выход на свободу и епископский сан в обмен на службу органам.

Свидетелей обвинения Алексия и его иерархов я встречал и среди многих православных, священников и верующих; они обижались, что московскую «Церковь» называют православной; рассказывали о случаях доноса того, что было услышано на исповеди. Не мудрено, что сейчас мало охотников исповедаться попам Алексия. В 1944 году в Одессе один православный священник по приказу будущего «епископа» Сергия Ларина написал и вручил ему автобиографию: спустя некоторое время он был арестован и нашел автобиографию на столе у следователя. Отец А. Дзаватти передал мне свидетельство православного священника из Минска о своем «епископе»: последний поведал ему, что у него имеется тайный номер телефона для связи с НКВД. Оба «епископа» были преданы советской власти.

А вот другой епископ предан не был; сперва, проглотив советский крючок, он отправился из Маньчжурии в Москву для соединения с патриаршей Церковью, воскресшей к новой жизни. Ему дали епархию, служение его, однако, длилось недолго: его арестовали за то, что в проповеди он призвал родителей воспитывать детей в вере. Другого маньчжурского священника, также приехавшего служить Христу в «Церкви» Алексия, арестовали за распространение среди паствы напечатанных на машинке молитв. Ясно, что задачи священника и епископа, которые состоят в общении с патриархом Алексием, совершенно иные.

Старый украинский католический священник говорил мне, что «епископ» Одесский Сергий Ларин раньше был советским прокурором: разумеется, такой человек будет предан правительству. Горе неверным и нерадивым! Наш Сергий Ларин мог бы поведать много любопытного из долгой своей одиссеи; с 1947 по 1954 год он не задерживался более двух лет ни в одной епархии. Мог бы рассказать, какой «болезнью» страдал епископ Житомирский, затем епископ Тульский и, наконец, Астраханский и Сталинградский, ведь он заменял их всех ввиду их «госпитализации» в ЧК. Ларин мог бы сообщить о степени тяжести тех «недугов» и указать, что лекарство от них — послушание безбожной власти. Сергий Ларин, наконец, мог бы сказать нам, как идут дела с генеральным планом, составленным им уже в 1944–1945 годах, — сей план устанавливал в будущем «единую, святую, русскую и апостольскую Церковь».

Напрасны эти мечтания! Кафолическая Церковь, единая, святая и апостольская уже существует; она получила вечные обетования от Сына Божия. Однако происходящее в Советском Союзе впечатляет: когда задумываешься о форме послевоенного осквернения церквей, стократ страшнее прежнего, вспоминаешь пророчество Даниила, упоминаемое Христом, о мерзости запустения на святом месте. Когда я служил в Одессе, один украинский священник посоветовал мне прочитать «Повесть об Антихристе» Владимира Соловьева. Священнику казалось, что Советы многое позаимствовали у великого русского мыслителя.

Я прочитал. В заключительной сцене представлен в объятиях сверхчеловека, повелителя мира, чернокнижник Аполлоний, которого император поставил антипапой, и он убил молнией последнего Папу Петра II и старца Иоанна, открытых противников соединения с властителем, поставившим себя на место Бога. Если объятие лжепророка с антихристом уже тогда (в 1944–1945 годах) напоминало дружбу Сталина с Московской Патриархией, то в дальнейшем, когда началась борьба против Католической Церкви, сходство стало еще больше.

Что сказать? Может, мы оказались перед лицом антихриста, как утверждают многие верующие в России? Пожалуй, нет. Однако нужно помнить, что антихрист, сын погибели, которого Господь Иисус Христос убьет духом уст своих (2 Фес. 2), апокалипсический зверь, который будет ввержен в озеро огненное и серное вместе с лжепророком (Откр. 20, 10), имеет своих предвестников в веках, и нет ничего удивительного, если последние частично уже идут по пути, на который тот вступит в свое время. Я не говорю, что большевизм является апокалипсическим зверем во плоти, но, по-моему, он — лучший предвестник антихриста. Не мудрено, что Вавилон нашего времени нашел себе достойного лжепророка в лице патриарха Алексия.