Но эти разговоры с дедом были уже потом, в ходе Контрацептивной войны. А накануне ее две зимы подряд по планете прокатывались эпидемии тяжелейшего вирусного гриппа. Их сравнивали с эпидемией знаменитой «испанки», поразившей мир в 1918–1920 годах и унесшей двадцать миллионов жизней, вдвое больше, чем отгремевшая тогда Первая мировая. Теперь, в 2033–2034-м, смертельных исходов было гораздо меньше, но все-таки они случались, в основном среди пожилых людей в Северном полушарии.

Впрочем, западный мир, к которому уже относила себя и Россия, был куда больше, чем волнами гриппа, напуган распространившимися тогда же известиями, что террористы все-таки готовятся атаковать цивилизованные народы чумой. Отдельные голоса сомневавшихся, полагавших, что террористы хоть и безумцы, но не самоубийцы и не рискнут вызвать эпидемию, которая может перекинуться к ним самим, тонули в общем тревожном хоре. От террористов ожидали чего угодно. Разве не приходилось из-за них жителям западных стран периодически проходить вакцинацию от сибирской язвы? Разве не пришлось восстановить всеобщие прививки от оспы, которая распространяется так же, как чума?

Поэтому, когда осенью 34-го года, накануне новой зимы, во всех развитых государствах, а затем и в Латинской Америке, и в России, началась кампания комплексных прививок — одновременно против чумы и против гриппа, — ее встретили с радостью. Сообщалось, что кампания проводится скоординированно, по межправительственному соглашению, что разработали вакцину ученые в Соединенных Штатах и что латиноамериканским странам и России эта вакцина вместе с необходимым оборудованием поставляется бесплатно, в виде помощи.

Впоследствии много рассуждали о том, что было бы с Россией, если бы ПНВ по доброй воле и вовремя не ушло со сцены. Предоставил бы Запад спасительную вакцину этому правительству, считавшемуся тоталитарным и фашистским, как предоставил он ее демократическому правительству новой России? Или же весь наш народ, и без того вымиравший под властью ПНВ, был бы попросту списан Западом, как многие другие народы? На этот вопрос нет ответа, и лучше над ним не задумываться.

А тогда по всем каналам российского телевидения по нескольку раз в день стали передавать суровые предупреждения об угрозе биологического терроризма и напоминать о прививках. Вперемешку с ними крутили уморительные ужастики об опасности гриппа и снова напоминали о прививках. Кажется, недели через две я не выдержал и собрался на прививочный пункт в районной поликлинике. Дед не пошел: предупреждали, что после семидесяти лет прививки переносятся тяжело, а ему стукнуло уже восемьдесят шесть.

В прививочном пункте молодой врач потребовал у меня страховой полис и паспорт, бегло просмотрел их, сверился с компьютером и бросил медицинской сестре: «А-1». Та велела мне закатать рукав, щелкнул пневматический шприц, на коже образовалось слегка болезненное красное пятнышко, и в кабинет тут же позвали следующего.

Индекс «А-1» обозначал высшую категорию страхового полиса. В России, еще в годы правления ПНВ, по образцу западных государств ввели многоуровневую систему медицинской страховки, которая создавала коренным жителям преимущества перед иммигрантами, а последних делила в зависимости от срока натурализации.

И ни молодой, энергичный врач, ни безучастная ко всему медсестра, ни тем более я, подросток, даже не догадывались о том, что разновидность вакцины, вводимая по категории «А-1», не просто самая дорогая и самая эффективная от биологической атаки террористов и от гриппа. В действительности только эта вакцина и служила настоящим целям всей кампании. Защита моих легких от чумных микробов и моих дыхательных путей от гриппозных вирусов была для нее побочным действием. Она должна была — прежде всего — защитить мои гениталии от выведенного в секретных лабораториях США вируса «Си-Дабл-Ю» (создатели его не мудрствуя лукаво составили аббревиатуру CW по первым буквам английских слов Contraceptive Weapon — контрацептивное оружие).

Впоследствии стало известно, что «Си-Дабл-Ю» в то время мог считаться шедевром генной инженерии. Он распространялся воздушно-капельным путем, поражал как мужчин, так и женщин всех возрастов, от грудных младенцев до стариков и старух, и, вызывая свою разновидность болезни, соответственно, в мужском и женском организмах, почти гарантированно приводил к бесплодию. Что особенно важно, вирус был неспособен к самостоятельным мутациям, то есть не мог стать в будущем угрозой для своих же создателей.

После войны сообщалось и о том, что параллельно велись работы по созданию «Си-Дабл-Ю-Эй» — «CW-Аdjourn», контрацептивного оружия отложенного действия, — такого вируса, который поражал бы только женщин и после своего применения допускал однократное материнство, но пресекал возможность последующих зачатий. Если бы в войне использовали именно «Си-Дабл-Ю-Эй», все прошло бы куда спокойнее, с гораздо меньшими жертвами и не было бы трагического исчезновения целых народов. Именно «Си-Дабл-Ю-Эй» был заветной мечтой западных стратегов. К сожалению, получение его оказалось намного более трудной задачей. Для завершения работ над ним требовалось по меньшей мере еще несколько лет, если не десятилетий.

А времени больше не оставалось: «всемирный джихад» грозил осажденному Западу уже не простыми, а ядерными взрывами и полным уничтожением. Поэтому решились на применение хорошо отработанного, хотя и куда более жестокого варианта — «Си-Дабл Ю». (Грешно сказать, но, пожалуй, народам Юга все равно повезло. Если бы не успели создать и «Си-Дабл-Ю», в ход были бы пущены известные еще с прошлого века гораздо более страшные средства, вроде возбудителей болезней, вызывающих расстройство нервных функций.)

Несмертельный характер контрацептивного оружия отменял требование поголовной защиты собственного населения. Рождаемость у высокоразвитых народов и так колебалась на уровне простого воспроизводства. Аналитики, планировавшие войну, справедливо рассчитали, что если даже десять — двадцать процентов своего населения не захотят или не смогут подвергнуться прививкам, останутся незащищенными и будут поражены в ходе всемирной эпидемии, то это лишь еще немного снизит рождаемость, но не станет причиной катастрофы для западного общества. (Чувствами конкретных людей, для которых бездетность могла явиться личной трагедией, пришлось пренебречь.)

Самой сложной, поистине головоломной задачей была гибкая организация прививочной кампании по отношению к иммигрантским общинам в самих западных странах. Помогли многоуровневая система страховок и компьютерные базы данных, накопленные спецслужбами. Говорили, что западные деятели учились у нашего ПНВ. Но в действительности, если из российского опыта они что-то и позаимствовали, так только режим абсолютной секретности при подготовке акций. Демократические правительства показали, что в решающие моменты способны конспирировать ничуть не хуже тоталитарных.

Все прежнее западное поклонение человеческим правам и свободам, вся прежняя, почти безграничная терпимость, открытость общества, святость юридических норм — все, все с издевательской незримостью подытоживалось в компьютерах комбинациями электромагнитных импульсов, определявших, кому разрешается, кому запрещается продолжение рода.

Впоследствии западные политики отвергали все обвинения в расовой и религиозной дискриминации и уж тем более в развязывании гражданской войны. Они справедливо указывали, что гражданская война в странах Запада разгоралась и так, и разжигали ее именно экстремистские течения в иммигрантских массах. А корректировка системы страховок на основе полицейской информации, начатая заблаговременно и шедшая тайно, в непрерывном режиме, привела к тому, что высший приоритет к моменту кризиса получили все, кого власти считали законопослушными гражданами, без различия цвета кожи и вероисповедания. Их-то и защищали — неведомо не только для них, но и для медицинского персонала в прививочных пунктах, — полноценными прививками тройного действия: от вируса «Си-Дабл-Ю», чумы и новых разновидностей гриппа. Всем прочим, в эти пункты являвшимся, так же неявно, по идентификации, производимой компьютером, вводили вакцину, лишенную главного компонента, действующую только против гриппа и чумы.

Создатели «Си-Дабл-Ю» прекрасно понимали: болезнь, вызываемая контрацептивным оружием, в идеальном варианте должна протекать без симптомов, чтобы как можно дольше оставаться незамеченной. Это оказалось недостижимым, но удалось сделать так, что течение болезни сопровождалось, в основном, не слишком тяжелыми симптомами общего характера, подобными тем, что сопутствуют обычным вирусным инфекциям. Поэтому эпидемия, покатившаяся по свету в начале 2035 года, была сперва воспринята всего лишь как очередная волна гриппа.

То обстоятельство, что в этот раз она пошла преимущественно по теплым афро-азиатским странам, не слишком удивило: все знали, что богатый Запад успел вакцинировать от гриппа большинство своего населения. Даже необычно высокая, почти стопроцентная частота заболеваний — с температурой, опуханием желез, быстро проходящими местными болями — не вызвала на Юге чрезмерной тревоги. Даже то, что и на Западе среди заболевших оказывались прежде всего иммигранты из Африки и Азии, в том числе и те, кому были сделаны прививки, поначалу не показалось странным: известно, как изменчивы вирусы гриппа и как легко они обходят иммунную защиту.

У нас в России переболели все, кто прививок не сделал, в основном старики. Заболел и дед Виталий. В прошлые гриппозные зимы он при первых подозрительных симптомах сразу начинал лечиться тем, что называл «народными средствами» — водкой с луковицей, и болезнь отступала. Но в этот раз водка и луковица не помогли. Дед лежал в кровати, пунцовый от жара, и тихо бормотал:

— Ох, мать его ети, как худо мне… Во, зараза, даже мошонка болит и распухла как будто… Вот это грипп так грипп… Лучше бы, старый мудак, прививку сделал…

Я обмирал от страха за него, я умолял, чтобы он разрешил вызвать врача. Но дед только с трудом покачивал головой, утопавшей в подушке:

— Какие, на хрен, врачи! Забыл, сколько мне лет? Государственный врач за мою страховку со мной возиться не будет, а на платного мы с тобой не заработали… Ты вот лучше просто посиди со мной, мне полегче и станет…

Я садился рядом, я держал в своих пальцах его тонкую и легкую, как высушенный стебель, руку, от которой исходил пугающий жар. И через несколько дней деду в самом деле стало полегче. Он приободрился, слез с кровати, сам проковылял до туалета. А потом в ход пошли его народные средства, которые закрепили успех лечения.

Деду Виталию было уже почти восемьдесят семь, и болезнь, вызываемая вирусом «Си-Дабл-Ю», досталась ему тяжело. Молодые жители Азии и Африки переносили ее на ногах, часто и внимания не обращая на неприятные, но слабые симптомы. Прежде, чем была точно раскрыта главная направленность болезни — поражение органов размножения, прошло несколько месяцев. Если бы применялось контрацептивное оружие отложенного действия «Си-Дабл-Ю-Эй», этот срок составил бы целые годы. Но и нескольких месяцев хватило для того, чтобы эпидемия беспрепятственно прокатилась по всему земному шару. Первый, скрытый и решающий, этап конфликта был выигран Западом.

Затем конфликт неминуемо должен был перейти в открытую фазу. И в этот момент Запад, не дожидаясь, пока его тайная атака будет обнаружена и вызовет ответные действия, решительно сыграл на упреждение.

Однажды вечером (в Америке было утро) все каналы российского телевидения, прервав передачи, стали транслировать в прямом эфире выступление президента США Гринуэя. Широкоплечий, широколицый, бывший военный моряк, адмирал, президент явно нервничал. Он запинался, отводил взгляд куда-то в сторону — скорей всего, на экран монитора, по которому шел текст. Смысл его слов мне поначалу был непонятен. А дед, сразу смекнув, в чем дело, в возбуждении хлопнул себя по коленке и велел прибавить звук.

Президент с самого начала заявил, что говорит не только от имени американского народа, но от лица всех демократических наций. Он напомнил, что в течение полувека свободный западный мир борется с террором, а последние тридцать с лишним лет идет уже настоящая необъявленная война, приносящая множество жертв. Дальше так продолжаться не может. Вся человеческая цивилизация на краю гибели. Теракты с применением биологических средств и химического оружия стали обыденностью. Год назад на подходе к гаваням Нью-Йорка и Сан-Франциско были потоплены два неопознанных судна, и водолазы, обследовавшие их на дне, обнаружили компоненты ядерных взрывных устройств большой мощности. А полгода назад над Атлантикой был сбит летевший из Африки самолет с таким же устройством на борту.

«Бесчисленны были попытки переговоров с террористами и государствами, которые их поддерживают, бесчисленны и бесполезны, — говорил президент. — Нашу добрую волю презирают, нас ненавидят. Но давайте задумаемся: в чем истоки этой ненависти? Говорят, в том, что мы богаты, а они бедны. Но почему они так бедны? Причина всему — нескончаемый демографический взрыв. А ведь именно мы, западный мир, создали этим народам условия для размножения! Мы дали им спасительные медицинские средства для снижения смертности, мы дали им сельскохозяйственные технологии для поддержания жизни. Больше того, уже много лет подряд мы просто кормим этих людей. Сотни миллионов из них существуют только за счет нашей гуманитарной помощи. И вместо того, чтобы благодарить Запад, трудиться самим, разумно ограничивать рождаемость и таким путем двигаться к процветанию, они плодятся с безумной скоростью, не желают работать, нищенствуют, ненавидят нас и пытаются нас уничтожить. В таких условиях Женевская конвенция 1949 года, которая объявляет геноцидом насильственное ограничение рождаемости, утрачивает силу…».

— Сделали! — с восторженным ужасом сказал дед Виталий. — Сделали, что собирались, дьяволы! Вот тебе и грипп!

Президент Гринуэй покосился на монитор с текстом, вздохнул и продолжил:

«Демократические государства во главе с Соединенными Штатами, сознавая ответственность за судьбу цивилизации, были вынуждены предпринять действия по ограничению рождаемости народов, поддерживающих мировой терроризм…».

Называя целью контрацептивной атаки некое «ограничение», Гринуэй, конечно, осторожничал, чтобы не вызвать шок. Он лгал и не лгал. Болезнь, вызываемая вирусом «Си-Дабл-Ю», делала мужчин и женщин ПОЛНОСТЬЮ неспособными к зачатию. Другое дело, что в общей массе атакованного населения всегда находились люди — пусть немного, менее одного процента, — которые либо оказывались невосприимчивы к вирусу, либо переносили болезнь без последствий. При желании такое соотношение можно было назвать и ограничением.

«Для подкрепления того, что мы сделали, и для защиты цивилизации от последней, самой опасной вспышки террора, Соединенные Штаты и их союзники решили провести некоторые чрезвычайные акции, как на мировой арене, так и внутренние, в собственных странах… — Президент запнулся. Потом вскинул взгляд в объектив камеры и, взвинчивая себя, повысил голос: — До сих пор наши враги укрывались от возмездия за нашими же юридическими нормами. А потому, как ни прискорбно для демократии, на время акций мы вынуждены отбросить эти нормы!.. Я призываю наших противников к благоразумию. Не оказывайте сопротивления, примите свое поражение с достоинством! Тогда не будет лишних жертв, а мы с готовностью предоставим вам любую помощь…».

То, что президент Гринуэй стыдливо называл «некоторыми чрезвычайными акциями», уже развивалось полным ходом во время его выступления. Без объявления войны, без всяких предупреждений, на враждебные государства внезапно обрушились компьютерные бомбы. Об их существовании знали давно, во многих странах над защитой компьютеров трудились специальные службы. Но обезвредить все тайные мины, заложенные в микросхемы и программы самими создателями, конечно, было невозможно. И когда с американских военных спутников полился на землю поток активирующих сигналов, оказалось, что удар пробивает защиту. Были мгновенно выведены из строя информационные сети противников и автоматизированные системы управления. На пространствах почти целых континентов разразился хаос. Падали самолеты, сталкивались поезда, прервалась связь, начались катастрофы в промышленности, полностью разрушилась банковская система.

И сразу вслед за компьютерной атакой десятки крылатых ракет, пронизав ослепшую и оглохшую противовоздушную оборону афро-азиатских стран, нанесли точечные ядерные удары малой мощности по всем базам и местам производства оружия массового уничтожения.

Я помню карту Дальнего Востока на телевизионном экране и деловитый голос ведущего: «Радиационный фон в Хабаровском крае и в Приморье после ударов западных союзников по китайским военным объектам повысился незначительно. Угрозы для населения нет».

Дед качал головой:

— Ну чудеса, Виталька! Чтобы Россия вне мировой войны оказалась, как Швейцария какая-нибудь! А ведь, глядишь, так, сбоку отсидимся. — И щурился на экран, где в клубах дыма, пронизанных огненными всполохами, стартовали с кораблей крылатые ракеты: — А вы повоюйте, ребятки, повоюйте сами. Нету больше доброго Сталина, нету дядюшки Джо, которого только попроси — миллион русских уложит в неподготовленном наступлении, чтобы вы тысячу своих солдат сберегли. Да и самих миллионов русских больше нету, кончились. Так что, простите-извините, справляйтесь без нас!

На африканских и азиатских просторах западные союзники, не желая осрамиться перед моим дедом, справлялись неплохо. Но судьба войны решалась не только там. Главные сражения союзникам предстояло выиграть на собственной территории. «Чрезвычайные внутренние акции», о которых, конфузясь, говорил президент Гринуэй, попросту означали разгром экстремистских движений в иммигрантских общинах. Задача была невероятно трудной. Только во Франции и в Англии мусульмане составляли четверть населения. Многие иммигранты и так были озлоблены ограничениями на доступ к клонинговой медицине, а теперь внезапно открылось, что те из них, кто, по мнению властей, не отличался благонадежностью или просто был слишком плодовит, поражены вместе со своими близкими вирусом «Си-Дабл-Ю» и обречены на бездетность. Взрыв их ярости грозил, по крайней мере европейским странам, гражданской войной.

Президент Гринуэй не успел еще до конца считать свою речь с экрана монитора, а во всех крупных европейских и во многих американских городах отряды полиции и армии уже входили в кварталы, заселенные иммигрантами. Я помню первый прямой репортаж, кажется, из Бирмингема. Солдаты и полицейские в касках и бронежилетах, с автоматами группами двигались по улице. Катились броневики, поводя по сторонам тонкими стволами автоматических пушек. Закадровый голос английского корреспондента и русский синхронный переводчик обращали внимание зрителей на то, что все дома в этих кварталах стоят целыми. Здесь никогда не гремели террористические взрывы.

— Грамотно! — похвалил дед. — В самую тютельку пропаганда! Это тебе не Геббельс и не советский агитпроп. Умеют, сволочи!

Каких-то бородатых мужчин со скованными за спиной руками выволакивали из здания, украшенного транспарантами с арабской вязью, и впихивали в распахнутое чрево бронемашины. Где-то уже раздавались выстрелы.

И в первые, решающие недели той всемирной войны главным зрелищем на телевизионных экранах стали не военные действия союзников в Азии и Африке, а битвы, разыгравшиеся в западных городах. На улицах Парижа и Марселя пылали подожженные автомашины. В окнах домов, занятых иммигрантами-мятежниками, огненными бабочками пульсировало пламя автоматных очередей. Солдаты в противогазовых масках, похожие на марсиан, пускали гранаты, разрывавшиеся белесыми облаками шок-газа. Штурмовики ле-пеновцы с белыми лотарингскими крестами на рукавах черных курток выбивали какую-то дверь и один за другим ныряли в открывшийся темный проем.

— О, господи! — вздыхал дед. — Вот уж действительно клин клином вышибают, а фашизм — фашизмом. Что ж человек за тварь такая, что никак иначе у него не получается?

Американские полицейские (половина чернокожих) гнали по улице у подножия небоскребов колонну пленных. Голос ведущего деловито пояснял, что эти незаконные иммигранты будут интернированы в специальных лагерях, а после войны их депортируют на историческую родину, в афро-азиатские страны. И добавлял не без гаденькой иронии: теперь там хватит места, угрозы перенаселения больше не существует.

Лидер одной из иммигрантских общин, старик шейх с седой бородой и влажными от слез глазами, умолял своих сородичей прекратить сопротивление: «Хватит жертв, борьба не имеет смысла!»

— То-то! — ворчал дед Виталий. — На что ж вы надеялись, хуем победить? А им не победишь, только головой побеждают! Если б вместо хуя побольше головой работали, ничего бы с вами не случилось!

— Значит, хорошо они сделали? — спросил я.

— Кто? — не понял дед.

— Ну, американцы, западники.

— Хорошо-о? — маленькие глазки деда расширились, тонкая морщинистая шея вытянулась еще больше. — Хорошо?! Да они, считай, одним махом семь миллиардов человек кастрировали. Из которых абсолютное большинство ни в чем не виновато. Уж куда лучше!.. Это же нацистская идея: стерилизация тех, кого считаешь низшей расой.

— Значит, плохо сделали? — растерялся я.

— А как смотреть, — он вздохнул, — как считать. У каждого своя арифметика. По теоремам ихних шейхов нас с тобой не то что кастрировать, убить полагал ось. Не дозволяли они нам жить, Виталька. И что ты им возразишь?… Вот через два с половиной года тебя могут в армию взять. И, представь, поехал бы ты в закаспийские степи, куда ихняя орда лезет. Поехал бы на войну.

— А теперь они больше не полезут? — спросил я.

— Поначалу-то — страшнее прежнего полезут! Но это уж с отчаянья. Сколько бы с ними еще ни пришлось биться, дело их теперь все равно проиграно… Ах, детишек жалко, хоть арабских, хоть каких! Что поделаешь? Всегда за безумства шейхов отвечают дети их собственных народов. За детей, сожженных в Освенциме, сгорали дети в Дрездене и Кельне, за израильских детей — палестинские, за русских — чеченские. Теперь, видишь, прогресс: детей вражеских не убили, не сожгли. А все равно, ты представь, с каким сознанием будут они вырастать — последние. Вырастать в никуда… — И дед безнадежно махнул рукой.

В российских городах беспорядков было намного меньше, чем в западных. Кто-то утверждал, что за это следует благодарить ПНВ и его великие чистки. Деловитые молодые министры нового демократического правительства с гордостью объясняли, что законы военного времени дали им возможность эффективно ловить и уничтожать террористов. Я не знаю, кого ловили, кого уничтожали, но иммигрантов — легальных и нелегальных, не получивших полноценных прививок и пораженных «Си-Дабл-Ю», — у нас, как и на Западе, собирали в лагеря для интернированных.

Сообщали о попытках террористов нанести ответные удары: вызвать в Европе и Америке, хотя бы и с риском для самих себя, эпидемию чумы — той, которой нас и пугали власти, чтобы согнать на прививки. Но основная масса населения западных стран, защищенная вакцинацией, была неуязвима. Разжечь эпидемию не удалось.

А на экране вдруг появлялись горящие заросли африканских джунглей. Полуголые темные фигурки с автоматами перебегали, стреляя на ходу, падали. Кровь на широколистой зеленой траве блестела, точно красный лак.

— Ты смотри! — удивлялся дед. — Эти-то бедолаги все друг дружку убивают, не могут остановиться. Да что же они не понимают, что произошло? Не знают, чем переболели? Хоть радио-то они слушают?

— Как ты думаешь, — спросил я, — война продлится еще долго? Не в джунглях, а мировая, с террористами?

— Может, лет десять, — сказал дед, — а может, и полвека. Насколько агония растянется. Будут эти моджахеды погибать, будут уставать, да попросту будут взрослеть, потом стареть. Ну, еще нынешние груднички подрастут и встанут у них под ружье. Вот и все, приток молодежи и кончится. А тут западники днем и ночью станут уговаривать: сдавайтесь, хлопцы, все простим, сами покаемся, будем вас ананасами кормить! Ну и куда моджахеды денутся?

Дед оказался прав. Война, развившаяся постепенно, из скрытой формы, и закончилась не в один день подписанием перемирия или капитуляции, как прошлые мировые войны, а угасала еще несколько десятилетий. Сопротивление и террор медленно сходили на нет. Кто-то из пишущей братии даже назвал эту войну не Третьей мировой, а Второй Столетней.

Снова и снова приходилось жалеть о том, что не удалось вовремя создать контрацептивное оружие отложенного действия «Си-Дабл-Ю-Эй». После его применения сокращение громадного населения Юга прошло бы мягче, в большинстве семей было бы хоть по одному ребенку. Теперь же страшным итогом войны стали несколько миллиардов стареющих, одиноких людей при совсем уж малочисленном молодом поколении.

Это поколение составили дети тех, кто оказался невосприимчив к вирусу «Си-Дабл-Ю» либо перенес болезнь без последствий. Всех таких новорожденных с первого дня старались брать на учет западные гуманитарные миссии. Их растили и воспитывали в тепличных условиях. Для получения образования их увозили на Запад, где они пользовались всеми правами, включая право на появившуюся в середине века генную профилактику, то есть на бессмертие. Так создавались «новые» арабы, «новые» индонезийцы, нигерийцы, китайцы.

А на землях Азии и Африки были организованы несколько протекторатов ООН. Там доживали, в основном на гуманитарной помощи, побежденные. Состарившихся и больных переводили из протекторатов в лагеря — уже полностью на все готовое, под присмотр и опеку. Два с половиной миллиарда бессмертных землян могли позволить себе заботу о тех, кому не досталось ни бессмертия, ни просто будущего.

Впрочем, Беннет был прав: в нынешние, восьмидесятые годы мир протекторатов и лагерей для большинства западных благополучных обывателей давно уже существовал как бы за горизонтом. Даже я — не западник, а русский, далеко не благополучный, — даже я, до того как угодил в африканскую командировку, почти не задумывался о том, что где-то все еще догорает, постепенно остывая и погружаясь во мрак, эта обреченная Вселенная.