Ссылки

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

- О, Катенька, это ваш карапуз? Какой милый ребёнок!

"Милый ребёнок" Мишка в свои почти-пять-лет себя карапузом никак не считал, но от взрослых слышал это слово постоянно. Хотелось бы, конечно, им возразить — всем сразу, желательно, но Мишка был мальчик воспитанный и понимал, что спорить со взрослыми нехорошо. Поэтому он промолчал и только сильнее налёг на мелок. Лимонно-желтый, новенький, тот рисовал жирно, ярко и слегка крошился.

- Ой, Анют, какая встреча! Мой, мой он, Михаил, поздоровайся с тётей Аней!

Мишка неохотно встал, сжимая мелок в кулаке, вежливо сказал "Здавствуйте, тёть-Аня" — и снова вернулся к рисованию. Он был очень занят, на самом деле, и как мама этого не видела? Он рисовал солнце. Большое, жёлтое (ах, как прекрасен этот новенький мелок!) и круглое. Правда, круглым оно не очень получалось и больше смахивало, даже на взгляд Мишки — а тот был весьма самокритичным, как говорил папа, художником, — на лимон.

Мама с тётей Аней оживлённо заговорили на Свои Взрослые Темы, и Мишка с радостью понял, что из парка он уйдёт ещё не скоро — успеет не только солнце нарисовать, но и самолёт, ради которого всё, собственно, и затевалось. Может, тогда мама поймёт, чего же Мишка так хочет на день рожденья.

А Мишка хотел совсем немного — всего-навсего тот набор лего с самолётом, из магазина игрушек. В наборе был сам самолёт — прекрасный, белый, с настоящими шасси, приборами в кабине и открывающимся люком, пилот и два парашютиста с ранцами и парашютами. Коробка была совсем небольшая, если сравнить с соседними — космическими кораблями и подводными лодками… Но в глазах Мишки самолёт с парашютистами был в десять тысяч раз прекраснее любых других игрушек.

А пока коробка лежала в магазине, и мама разговаривала с тетей Аней, Мишка старательно красил солнце своим новеньким мелком.

… Тут в поле зрения Мишки возник упавший на асфальт потрёпанный рюкзак, потом — растоптанные кеды с чёрным верхом и драные понизу джинсы. Кеды переступили, одна из них почесала голень другой ноги, а потом их обладатель наклонился к Мишке и сказал:

- Привет, человек!

Мишка поднял голову, и к рюкзаку, кедам и джинсам прибавилась серая футболка с усато-кошачьей мордой и какой-то надписью, а ещё выше — улыбающееся лицо под тёмно-русой, зачёсанной набок чёлкой.

- Пьивет, — ответил Мишка, потому что промолчать, разумеется, было невежливо.

Обладатель кед и чёлки упирался руками в колени и глядел на Мишку сверху вниз.

- У тебя классное солнце, человек, — заметил он. Мишка так обрадовался, что у него даже получилось выговорить букву "р":

- Правда?

- Честно-честно! — вопрос, казалось, даже возмутил таинственного незнакомца. — С чего мне врать?

Мишка глубоко, по-взрослому пожал плечами, докрасил солнце, встал и отступил на шаг. Солнце, пожалуй, действительно удалось. Оно было жёлтое-жёлтое, как лимон.

- А теперь что будешь рисовать? — спросил тем временем незнакомец.

- Мама говоила, что с незанкомыми юдьми на улице лазговаивать незя, — наставительно сообщил Мишка.

- Ну, человек, ты даёшь! Я что, незнакомый, что ли? Я — Лесь, — незнакомец протянул Мишке руку, по-уличному грязную, как у всех Больших Мальчишек — тех, которые уже в школу ходят и гоняют в футбол во дворе.

Мишка на секундочку задумался, разрешает ли мама знакомиться с незнакомыми людьми на улице, но потом постарался покрепче руку пожать.

- А я — Миша, — представился он.

- Ну чего рисовать будешь дальше, Миш?

Миша оглянулся на маму, но та увлечённо говорила с тетей Аней — значит, время ещё есть.

- Самоёт, — Мишка дотянулся до пакета с остальными мелками и достал оттуда белый. Старый, маленький, но на самолёт хватит.

Так… Сначала словно бы белый огурец — это будет сам самолёт. Потом хвост и синие иллюминаторы… А потом можно и крылья… Но только Мишка примерился рисовать первое крыло, как Лесь схватил его за руку:

- Ты что, кто так крылья рисует? Надо вот так… — он пальцем обвёл контур будущих крыльев — не "врастопырку", а словно бы под углом. — Дай мелок, покажу.

Мишка пошарил в пакете и нашёл ещё один белый мелок. Дал его Лесю, поглядел, как тот ловко нарисовал первое крыло и признал, что у него самого так бы не вышло.

- Тада я касить буду, — решил Мишка. Лесь кивнул, мол, ага — а сам увлечённо, осторожно начал рисовать второе крыло, изредка привставая, чтобы проверить, как оно со стороны смотрится.

Самолёт с такими крыльями получался лёгким, изящным и стремительным, чуть развернувшимся ве́рхом к зрителям, словно поворачивал.

Мишка рядом с Лесем сопел, старательно раскрашивая белым — сам самолёт, а голубым — иллюминаторы.

На некоторое время царило молчание.

- А тебе скока лет? — спросил вдруг Мишка, косясь на Леся.

- Тринадцать. А тебе?

- Почти-пять!

- А почему самолёт? — Лесь кончил рисовать крылья и, чуть отойдя в сторону — по-обезьяньи, на четвереньках — принялся рисовать первого парашютиста.

- На денёжденье хочу. Лего.

- А… видел. А у меня папа десантником был.

- А щас?

Лесь задумчиво лизнул мелок и скривился — мелок был, разумеется, несъедобен и совсем невкусен.

- Не знаю. Он говорит, бывших де́сантов не бывает… А вообще он, наверное, как обычно — важный дядька в дальней командировке… Ладно, Мих, закрыли тему.

- А её как закыть?

- Это вот так: парашют раскрасишь?

- Ага!

Много ли нужно человеку для счастья…

И тут как назло Мишина мама наговорилась вволю с тётей Аней, поглядела на часы и ахнула: пора домой, ребёнок уже по уши в мелках изгваздался, да ещё и познакомился с каким-то невнятным пацаном лет четырнадцати, чумазым и в тёмно-серой, местами в пятнах грязи, футболке.

- Михаил, всё, пошли! Покажи руки?.. Ну вот, все серые просто! Давай домой.

- Ма-а! Дай дор-рисовать! — прорезалась у Мишки неожиданно упрямая и непослушная буква "р".

- Миш, папа ждёт. Мы обещали в пять вернуться.

Мишка понурился. С этим не поспоришь. Да и спорить с мамой — неправильно. Но парашютист так и остался недокрашен…

Зато его может докрасить Лесь! Мишка умоляюще взглянул на него, и новый товарищ кивнул, прикрыв глаза и загадочно улыбаясь.

- Михаил! — строго окликнула мама.

- Иду! — Мишка торопливо сунул руку в пакет с мелками и схватил первый попавшийся. Взглянул… это был тот самый, прекрасный, новенький жёлтый мелок.

Тяжело вздохнув, Мишка велел себе быть мужчиной, как говорит папа, и быстро, пока не успел передумать, протянул мелок Лесю:

- Дорисуй! — выпалил Мишка умоляюще. Лесь взял мелок и снова молчаливо кивнул. Но этот кивок получился торжественным, как клятва. Успокоенный Мишка, только самую капельку жалея, что расстался с новеньким мелком, пошёл домой, а Лесь остался сидеть на асфальте, сжимая в руке ярко-жёлтый мелок.

Потом он огляделся, посмотрел Мишке вслед, опустил взгляд на рисунок и, вздохнув, принялся докрашивать парашют, который получился двухцветным — бело-жёлтым.

Потом Лесь отошёл на пару метров и нарисовал ещё одно солнце — небольшое, но улыбчивое, как смайлик. Просто так, ничего другого в голову не пришло.

Он уже заканчивал последний луч, как почувствовал толчок в спину и полетел вперёд, успев выставить руку, чтобы не пропахать асфальт носом.

- Ой, прости! — рядом приземлилась на зад девушка лет шестнадцати — года на три старше самого Леся. — Ты цел? — спросила она, вставая и отряхивая джинсы.

- Цел, — Лесь взглянул на ладони и убедился, что крови нет. — А ты чего носишься?

- Мяч ловила, мы в вышибалы играем, — просто отозвалась девушка, откидывая за спину косичку. — Вон он, — она наклонилась и подняла потрёпанный, видно, что бывалый волейбольный мяч, который не успел далеко укатиться. — Выпускной у нас, типа, в воскреске. Правда, никто никуда не выпускается, разве что в преподаватели…

Лесь усмехнулся и сунул мелок в карман штанов, ничуть не переживая, что испачкает брюки. Его вообще такие мелочи давно не беспокоили.

- С вами можно? — деловито спросил он, не задаваясь бессмысленным вопросом, что такое "выпускной в воскреске", и улыбнулся.

Девушка окинула его оценивающим взглядом и тоже улыбнулась — широко, щурясь и вскидывая брови:

- Давай!

Лесь упруго вскочил на ноги, подхватывая с земли свой рюкзак:

- Тебя как звать?

- Лена! Пошли, ждут, — она мотнула головой в сторону толпы (по прикидкам Леся — человек двадцать с лишним) на газоне. Мальчишки, девчонки, ребята постарше — может, и студенты, пара взрослых… и даже священник, очень бодрый и весёлый. — А ты?..

- Лесь, — отозвался Лесь и побежал следом за Леной.

Меньше всего он думал сейчас о том, что именно этого, этой игры ему и надо… Это просто был мяч, мечущийся меж людьми, гомон, непонятные Лесю шутки и совершенно незнакомые лица. Голубое небо над головой, зелень под ногами — и словно крылья за спиной, и мяч летит ровно туда, куда хочешь…

Никто не спросил, откуда Лесь взялся. Лена ещё какое-то время крутилась рядом, а потом вдруг оказалось, что она убежала на ту сторону поля, — но жалеть об этом было некогда.

-… Девять! Десять! Одиннадца-ать! Давай, Василёк, давай, ещё раз!

Единственная оставшаяся не "выбитой" девчонка стояла посередине с улыбкой до ушей, ожидая последнего удара. Лесь сжимал в руках грязный мяч, ждал, когда кто-то его возьмёт кинуть, и думал только о том, что эта мелкая, но ловкая и храбрая беленькая Василиска должна выиграть.

- Ну, давай, кидай, Лесь! — толкнул кто-то его в плечо.

Лесь недоумённо обернулся: он? Он же здесь незнакомец, новичок…

- Не тормози! — с того конца газона крикнула Лена.

Лесь вздохнул, подкинул мяч на руке, примеряясь к нему, и понял — интуитивно, захватывающим сознание чувством вдохновения — что не промахнётся.

- Дава-ай! — звонко, с вызовом крикнула Василиска.

Лесь размахнулся и метнул мяч — резко, стремительно…

Василиска дёрнулась в одну сторону, в другую — и в самый последний момент бросилась вперёд, подпрыгнула — и схватила мяч. Свечка.

Лесь радостно заорал вместе со всеми, и дальше время летело уже стремительно, словно конь, стелящийся в галопе над землёй. Ещё сыграть в вышибалы, в "море волнуется раз", ещё во что-то незнакомее… потом прыгать с Василиской и ещё несколькими ребятами постарше через скакалку, а потом сидеть и слушать, как один из парней — его звали, вроде, Шуриком — поёт под гитару. Что-то казачье, что-то из "Алисы" и "Арии", что-то, вообще Лесю не знакомое… А потом гитару отняла у Шурика Лена и, подстелив куртку, плюхнулась на землю, обнимая инструмент, словно маленький ребёнок любимую игрушку.

А потом она заиграла, и Лесь замер, выдохнул и, внутренне как-то обмякнув, помимо воли начал подпевать. Лена взглянула на его футболку и расплылась в улыбке. Надпись над и под усато-кошачьей мордочкой на футболке складывалась в "koshka Sashka" — её, Кошкины, песни и играла Лена.

Лесь поймал себя на том, что покачивается в такт музыки… И тут же вскочил и отошёл, только чтобы не подпевать маминому любимому "Кузбассу". Сам он не то чтобы очень любил все эти песни, но мама…

Лена играла недолго — вряд ли из-за реакции Леся, просто как-то быстро девушка заявила, что замёрзла, и, бережно уложив гитару в чехол, вскочила на ноги.

- О, Рюрик строит свою дружину! — заявила она, щурясь и разглядывая ребят в том конце газона, которые зачем-то надевали лыжные шапки. — Я туда! Филипп! Ты — бу?

- А чего будет? — недоумённо спросил Лесь. Филипп же, задумчивый темноволосый парень, сидящий неподалёку от неё, вынырнул откуда-то из своих мыслей, огляделся и тут же поднялся, оказавшись на целую голову выше Лену:

- Буду! — но говорить это ему пришлось уже вслед убегающей Лене. Непоседливая девушка устремилась к "лыжникам".

Лесь из интереса пошёл вместе с Филиппом, и, по мере приближения, картина становилась всё яснее, хотя и оказалась довольно неожиданной: рядом с ребятами лежали большие круглые щиты, мечи, шлемы… На глазах Леся мальчишки перевоплощались в воинов. Не в рыцарей "в консервных банках", а именно в воинов, то ли славян, то ли ещё кого-то — Лесь ранее Средневековье худо-бедно знал, но нюансов не улавливал.

Филипп вскоре присоединился к "воинам", а Лена осталась в стороне, заявив, что она "чуть позже".

Предводительствовал парень, о котором Лесь раньше думал, что он молодой священник или кто-то в этом роде — с вьющимися русыми волосами в хвосте, рыжей бородой и вечной улыбкой. Теперь, в кожаной рубахе поверх льняной, в бежевых шароварах и со шлемом в руках, он на священника совсем не походил. Разве что какого-нибудь… боевого…

- Вы, типа, славян изображаете? — поинтересовался Лесь у одного из ребят, хитроумно завязывающего кожаный пояс с ножнами.

- Не, мы викинги! — гордо отозвался тот.

- Варяги они, — хмыкнула Лена, сидящая на щите. — Вон, и Рюрик с нами, — она кивнула на "предводителя".

- А ты тоже варяг? — недоверчиво спросил Лесь.

- Обижаешь! Я сестра конунга!.. Просто иногда хочется порубить кого-нибудь в капусту, — Лена помолчала немного и, погрустнев, добавила: — Только это всё труднее: дети быстро учатся, заразы. А я почти вообще не училась… А ещё щит в руках не люблю, а стальной меч — тяжёлый. А бродакс вечно кто-то взять забывает… Чего бы они без меня делали? — она взяла в руки лежащий на земле большой топор на длинном-длинном древке. Правда, топор этот был резиновым, но смотрелся всё равно достаточно грозно. — Дети, одним словом…

"Дети" в её речи обозначали кого угодно — по крайней мере, из пятерых ребят-"варягов" трое были сильно выше её, да и выглядели частью постарше.

- А с вами можно? — спросил Лесь с любопытством. Рубиться на мечах — это круто!

Рюрик обернулся, надевая шлем:

- А чего, хочешь? Чуть позже тогда. Мы уже размялись, сейчас порубимся малость…

Но "чуть позже" так и не случилось. Минут двадцать "варяги" оживлённо рубили друг друга, не щадя ни партнёра, ни себя, а потом то у одного, то у другого принялся звонить телефон…

В общем, родители разыскивали своих "чад", чтобы узнать их планы: не пора ли домой?

Ещё и до этого от общей толпы отделялись ребята по двое, по трое и, помахав руками остающимся, уходили в сторону метро, но сейчас, похоже, уход намеревался стать массовым.

Лесь почувствовал, что снова стал лишним, и в дальнейшей кутерьме сборов особенно не участвовал. Ему никто не звонил, и блаженное забытье развеялось. Он — не из их компании. Он вообще не из чьей компании — никто, в общем, по законам улицы.

- А в храм кто-то собирается? — спросил вдруг священник, отец Матфей (именно через букву "ф", Лесь неоднократно уже это ясно слышал).

По молчанию судя, не собирался, в общем-то, никто — все планировали разбрестись по домам, по гостям.

- Нам надо снарягу в храм закинуть, — вдруг подал голос Рюрик, так и не переодевшийся из "варяжского". Лена подошла к нему и, встав на цыпочки, положила подбородок на плечо, утыкаясь носом в шею:

- А я с тобой, мне лень домой одной топать.

- Виталий! — ткнул остриём меча в стоящего неподалёку "варяга" Рюрик. — Ты со мной. Я один не утащу пять щитов, мечи с топорами и шлемаки.

- Почему я? Я обещал маме, что сегодня вернусь и сочинение напишу!

- Раньше надо было писать. Прояви сознательность, иначе я всё здесь свалю в кучу, заберу своё — и в следующее воскресенье рубись на чём хочешь. Можешь у соседей резиновые дубинки взять.

Виталик, видимо, брать дубинки у соседей не захотел — неохотно пообещал: "Только до храма, и я домой!" и поднял с земли щит.

В итоге, в довесок к щитам, шлемам и оружию, "варяги" в составе Рюрика, Виталика, Филиппа и ещё одного мальчика, Кости, получили два мяча, скакалки и гитару в чехле. Весь этот "довесок" они вручили идущей с ними налегке Лене, чем заслужили ещё одну проникновенную речь на тему "Что бы вы без меня, дети мои, делали? Мужики вы, одним словом — никуда без хрупкой девушки!"

Когда все стали разбредаться, и навьюченные "варяги" отправились пугать туристов Рюриком, который так и не переоделся, и алыми щитами — Лесь понял, что скоро останется один… и решился:

- А храм ваш где? — выпалил он, подхватив свой рюкзак и бегом нагнав Лену.

- Красную площадь знаешь?

- Ага.

- Спасскую башню знаешь?

- Ну да…

- Поворачиваешься к ней спиной и чуть-чуть налево — и топаешь от Красной площади прочь. Проходишь по Ильинке большой красивый ГУМ и небольшой, но тоже вполне приличный с виду въезд на подземную стоянку, видишь дальше по левую руку от себя здание, явно требующее ремонта, фасад в трещинах и вообще — это и будет наш храм! — описала Лена с немалой гордостью в голосе. — Раньше он был строительной сеткой завешен, а сейчас все трещины отлично видны…

Лесь некоторое время переваривал услышанное. И это — храм в центре города?!

- А с вами можно?

Лена оглядела Леся и вместо ответа сунула ему в руки "ашановскую" бежевую сумку с мячами.