Верно говорят: хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах. Ничего у нас на следующий день из визита к Бондареву не вышло – Санин отец забрал сына, машину и уехал что-то там в недрах нивы менять у знакомого автомастера. Конечно, он мог бы и обойтись без Шумахера – по крайней мере, на мой взгляд, – но поскольку машина в их семье на полном серьёзе числилась за Саней, отец его был непреклонен: «Сам и отправляйся к мастеру, а я так, лицо сопровождающее». Для нас это означало, что Саня уехал ранним утром, а вернётся только лишь к ночи, дождавшись в мастерской отца с работы. Так что мы на полный день оставались без друга и, разумеется, не могли идти к Бондареву вдвоём – Саня был уже полноценным участником нашей «эпопеи»…

Поэтому вместо визита к АИБ мы с Лизой наконец-то выбрались купаться – за пределы города, где никто не мог бы признать в Лизке Льва и не надо было заморачиваться с майками-шортами и прочими средствами маскировки, которые мне, по здравому размышлению, показались уже весьма и весьма сомнительными в плане эффективности.

Лиза гребла «недокролем», как часто плавают на реке те, кого учили в бассейне, – очков нет, под воду с головой уходить не хочется, дна не видно, какой уж тут спорт… Я – просто нырял, пугая Лизу до визга и представляя себя довольной жизнью выдрой. Мы так с Саней ещё в начальной школе развлекались, вслух вспоминать стыдно, а вот на речке само в голову лезет: «Я – выдра-выдра-выдра!», а ему, помнится, по душе больше всего пришлась собака-водолаз, ньюфаундленд. Тогда, во втором классе, Шумахер был соответствующе лохмат, это потом он начал стричься всё короче и короче, пока, наконец, от былой гривы не остался один чуб…

Накупавшись, мы какое-то время перекидывались в полюбившийся Лизе сокс, пытаясь согреться – второй день подряд солнце пряталось в облаках, вдоль реки гулял прохладный ветер, а после получаса купания губы у нас были «синие, как утопленника», как любила журить меня в детстве бабули. Наконец, мы напрыгались, разогрелись, в конец запыхались и, опасливо косясь на темнеющее небо, решили, что пора бы и честь знать. Как выяснилось на подходе к Лизиному дому – очень вовремя мы это решили. Загудел ветер, сдирая листву с деревьев, и тут небо распахнулось, словно дверь с ноги, – и вода хлынула на нас сплошным потоком. На нас не просто ливень обрушился – мир словно вскипел, пошёл пузырями по мгновенно налившимся лужам, всё вокруг захлестнуло потоками бурной воды, колотящей по плечам, затопило в одночасье любые впадины и ямы, огородило плотной завесой нас от всего, что было вокруг – только вода, вода…

Тут уж нам стало не до раздумий – мы сначала заскочили в спасительную дверь, а потом уже сообразили, что наше явление в «прикиде» двух братьев может вызвать у Лизиных родителей многочисленные вопросы… Но обошлось ­– мы ещё только поднимались на этаж, когда наверху хлопнула дверь, два раза щёлкнул один замок, потом другой, дробно простучали каблучки и, наконец, лифт принял человека в свои недра и увёз вниз. Лизка отстранилась от меня, перевела дух и шепнула:

– Это мама была. Дома никого не осталось…

– Почему ты так думаешь? – я не торопился выпускать Лизку из рук. – По походке?

– Ну да. А ещё на этаже ни у кого, кроме нас, нет второго замка. А раз мама закрыла на оба – значит, никого в квартире не осталось… – мгновенно вывела безупречную логическую цепочку она и хихикнула: – Хорошо, что мы не купили таунхаус, как хотели, а то где бы мы там от мамы прятались, а?

Я покивал, медленно отходя от мысли о суровой необходимости иметь неприятное объяснение с Лизиными родителями.

В квартире и впрямь никого не оказалось. Три просторных комнаты, огромная лоджия, стильные интерьеры «только-только после ремонта», фортепьяно в углу и ни одной живой души ­– так я поначалу думал, но вскоре выяснилось, что я ошибся, одно живое существо в квартире всё-таки нас ждало. Лизка притащила откуда-то бурого зверька, похожего то ли на мышь, то ли на белку – с длинным хвостом с кисточкой, умными чёрными глазками и кипучей, неудержимой энергией.

– Лапочка, знакомься, это Михаил, – представила меня Лизка. – А это – Лапочка, «не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка», а вообще говоря, называется она дегу.

– Очень приятно, – вежливо кивнул я, гладя дегу по спинке. Зверушка ёрзала в руке и хозяйки, с интересом принюхивалась и то и дело порывалась попробовать на зуб мой палец. – А плавки где-то бросить можно сырые? И полотенце желательно тоже…

Лизка спохватилась, унесла Лапочку обратно в клетку, мы развесили мокрые купальные вещи в ванной, сделали чаю и, глядя на льющиеся по стеклу потоки, сидели на кухне и смотрели телевизор. На случай внезапного появления родителей Лизка уже переоделась, высушила и зачесала ободком волосы и вообще приобрела положенный девичий вид – ну а я остался мокрым, встопорщенным и даже почти на неё не похожим.

По телевизору крутили двухсерийный детский телеспектакль ещё советских времён с длинным, ничего не говорящим названием «Весёлое сновидение, или Смех и слёзы». Про приключения пионера Андрюши в мире шахмат и игральных карт, а также про симпатичного принца Чихалью, оказавшимся в конце не принцем вовсе, а принцессой. Я видел фильм последний раз в глубоком детстве и почти не помнил, а вот Лизка любила и, разумеется, тут же «сдала» мне принца Чихалью с потрохами, отчего мы просмотрели обе серии на одном дыхании, хихикая и толкая друг друга локтём в бок.

А потом, когда Чихалья трогательно прощалась с Андрюшей, невольно задумались…

Зато к концу фильма ливень за окном превратился в более-менее терпимый дождь, и я, не рискуя злоупотреблять гостеприимством Лизиного семейства – вдруг кто вернётся? – двинулся в обратный путь. Дома меня встретили непривычная тишина и довольный жизнью дед. Как выяснилось, мои родители не дождались своего неверного чада и уехали, не попрощавшись.

– Сказали, слишком устали друг от друга, нас и скучного провинциального быта, – с этими словами дед вручил мне оставшийся от «прощального обеда» кусок торта и напомнил, что обед в холодильнике.

… Дождь совсем стих на пару часов, словно собираясь с мыслями перед решительным ударом, и к ночи хлынул с удвоенной силой, ревя и стеная, как баньши, – да так, что утром уже нельзя было выйти на улицу. По дорогам текли настоящие реки, глубиной где по щиколотку, а где и выше, и в этих бурных потоках несло мусор, ветки, доски, какие-то детские игрушки… Я видел одно ярко-зелёное помоечное ведро с гордо восседающим в нём пакетом, столь тщательно завязанным, что вода не смогла просочиться внутрь, целый рыбий косяк шлёпанец и выводок детских резиновых сапог. Деревья вдоль улицы за ночь облысели вдвое, во дворе же образовалась тихая зелёная заводь, по которой изредка кто-то хлюпал в «болотниках» сорок седьмого размера, которые добрые люди перекинули голенищами через турник и прикрепили рядом записку: «Когда приплывёте обратно – верните, позвольте следующему форсировать наш водоём!»

Мне тоже пришлось ими воспользоваться, когда бабуля выяснила, что муки и дрожжей нет, а время для пирогов наконец-то появилось. По дороге я купил в обувном последние резиновые сапоги – ярко-розовые, но размера явно мужского. Видимо, цвет их и уберёг, дождалась меня эта обувь, в одночасье ставшая эксклюзивом.

Ни о каких прогулках речи, разумеется, идти не могло. Сиди, переписывайся «ВКонтакте», ругай прогнозы погоды, которые в один голос уверяли, что вчера было лишь «временами осадки»…

Лизка тоже тосковала и, стоило мне появиться в сети, тут же закидывала сообщениями, смешными картинками и философскими «стишками-пирожками», половину из которых я и сам уже видел. Но за всем этим бессмысленным трёпом пряталось нечто более глубокое, немножко грустное и растерянное.

– Может, мне завести ещё одну страничку «ВКонтакте»? – спрашивала Лиза. – Ну, как Лев…

Я не видел в этом смысла, ведь не всю жизнь Лиза собиралась притворяться, зачем тогда плодить следы этой «игры»?

– Зачем тебе?

– Ну… Я бы с Саней могла общаться. Без него знаешь, как скучно?!

Я догадывался. Шумахер сам у меня уже спрашивал, есть ли «брат Лев» в социальных сетях… Я тогда отшутился, что понятия не имею, зачем, мол, мне общаться с ним «ВКонтакте», если можно пойти и спросить по-человечески.

– Понимаешь, у меня никогда раньше таких друзей не было, – объясняла тем временем Лиза вполне очевидное. – Девочки – это всё не то, мы не о том общаемся и не так совершенно. А с Саней всё так просто и понятно…

Ну да, просто и понятно, только очень запутанно и неясно, как ему объяснять потом реальное положение дел.

– Он не заморачивается, не анализирует ничего, никаких чувств, не сочиняет, как кто к кому относится… И не надо задумываться, а значение имеет только всё простое, бытовое. А дружба – это просто дружба, данность и неоспоримый факт. Как-то так.

– И тебя это устраивает? – ляпнул я ни с того ни с сего. Не удержался.

Лизка задумалась, потом неуверенно ответила:

– Ну, это же лучше, чем ничего?

… Наводнение схлынуло только через два дня, столь же внезапно, как и началось. Уже утром под окном остались только обширные лужи, не претендующие на вселенские масштабы, а к обеду под жарким солнцем о стихийном бедствии напоминала только стремительно высыхающая грязь. Наша троица собралась у Сани, как только чуть спа́ла жара – мы изнывали от вынужденного безделья последних дней, были полны сил и рвались на подвиги.

Разумеется, не прошло и часа, как мы вновь оказались перед дверью в квартиру Бондарева, но на наш стук никто не ответил. Шумахер почесал в затылке, провёл ногтём по неровному сколу зуба и направился было к соседней квартире, но там его даже опередили. Приоткрылась дверь, и немолодая женщина в душевой шапочке на голове с подозрением, через цепочку, спросила, чего нам надо.

Отвечать пришлось мне.

– А Артём Иванович дома, не знаете?

Женщина задумалась, потом с сомнением отозвалась:

– Ну, если не отвечает, он, может, собаку отправился выгуливать. А вам чего? – и нас окинули ещё одним подозрительным взглядом.

– Да мы так… нам поручили ему одну вещь передать, – поспешно отступил я к лестнице на следующие этажи. Нам вряд ли поверили, но мы, воодушевлённые словами о собаке, ещё сорок минут дежурили на верхней лестничной площадке.

Время тянулось медленно. Я по привычке читал ленту друзей в ЖЖ, Саня с Лизой играли в кулачки. Слыша рядом с собой только сдавленные выдохи, ни одного вскрика или жалобы – я невольно зауважал Лизку, до конца играющую роль «брата Льва».

По счастью, ожидание всё же увенчалось успехом. Стоило Бондареву загреметь ключами, как мы торопливо скатились по лестнице, заставив его лохматую собаку породы «дворовая» испуганно отшатнуться с нашего пути.

– Подождите! – торопливо выдохнула Лизка, не давая двери закрыться. – Пожалуйста…

Бондарев замер, коленом отпихивая дворнягу в сторону, потом неохотно буркнул:

– Чего вам?

– Мы… это ваше? – Лиза торопливо вытащила из-под ветровки свёрток с ножом. Бондарев осторожно взял его, развернул, заглянул внутрь… Брови сползлись к переносице, и если бы взглядом можно было бы жечь, пакет сразу бы стёк на пол оплавленными ошмётками.

– Понятие не имею, что это, – буркнул Бондарев недружелюбно. – Проваливайте… пионеры.

– Нет, – заупрямилась Лиза. – Мы же знаем, что это ваше!

– Где вы его нашли? – Бондарев взвесил свёрток в руках, словно раздумывал, не выкинуть ли его прямо на лестницу.

– У вас под окнами, – вмешался я и спросил с напором: – Мы… можем зайти?

Бондарев подвинулся ровно настолько, чтобы мы смогли протиснуться внутрь. За нашими спинами дверь тут же захлопнулась, и от пробежавшего по ногам сквозняка стало как-то не по себе, словно призрак пролетел мимо, коснувшись тебя своей потусторонней рукой.

Лизка задумчиво почесала одну ногу кедом другой. Саня засунул руки поглубже в карманы, изображая полную независимость. Собака недружелюбно рычала на нас из распахнутой двери в ванную. Я вздохнул и как можно мягче спросил:

– Артём Иванович, почему вы отказываетесь? Ну мы же видели…

– Что вы видели? – Бондарев небрежно кинул свёрток с ножом на обувную тумбочку. – Как я это, – кивок на свёрток, – выкидывал?

Я припомнил глухую ругань за своей спиной и стук упавшего на асфальт предмета. Можно сказать, что и видел…

– К вам Андрей с Ильёй приходили… И вы Илью узнали, а он сказал нам, что это ваш нож, – тихо сообщила Лиза.

Бондарев замер и обернулся к ней:

– Какой-такой Илья?

– Аши… Али… Алишер Гази Калла, – с третьей попытки выговорила Лиза.

Я заметил, как Саня по стеночке перебирается в комнату, но не стал заострять на этом внимание.

Бондарев помрачнел ещё больше и долгое время просто молчал, не двигаясь с места и глядя в одну точку, только изредка зачёсывал неровно стриженые волосы назад. Даже по сравнению с впечатлениями от прошлой встречи – он выглядел как-то ещё более… неухоженным, словно давно махнул рукой на внешний вид, действительность и весь мир до кучи.

Мгновение двенадцатое

Наконец, когда нам стало уже совсем не по себе, Бондарев глухо проговорил:

– Не произноси имя этого… человека.

– Почему? – простодушно спросила Лиза.

– Потому, – отрезал Бондарев, снова оживляясь – но оживляясь по-прежнему в весьма мрачном расположении духа. – Идите, пионеры. И больше не лезьте не в своё дело!

Он пинком распахнул дверь обратно. Я шёпотом окликнул Саню и, пожав плечами, вышел. Следом покинула квартиру Лизка, а Шумахеру достался уже ускоряющий толчок меж лопаток мрачного хозяина. Дверь снова захлопнулась перед нашим носом, грозно щёлкнул замок, и мы остались на лестничной клетке одни.

Словно очнувшись от тревожного сна, я оглядел своих товарищей и удивлённо спросил:

– Эй, вы чего?

Хмуро-упрямая Лизка прижимала к себе свёрток с ножом, а у Шумахера из кармана торчало что-то маленькое, металлическое, но совсем непонятное.

– Лиз, мы же пришли вернуть ему НРС, – напомнил я на всякий случай.

– Он сам сказал, что он его выбросил! – отрезала Лизка столь воинственно, что я вынужден был отступиться.

– А у тебя что, Сань?

– А тебя не касается, Холин, – сверкнул сколотым зубом Шумахер.

– Са-ань… ты чего у него спёр? – прямо спросил я.

– Дома покажу, – невозмутимо отозвался мой друг, потирая меж лопатками. – Идёмте, идёмте, а то не дай Бог выйдет нас прогонять… Знаешь, какая рука у него тяжёлая?

Я не стал спорить, призвал на помощь всё своё терпение и послушно отправился следом за этими двумя авантюристами. Рано или поздно они мне всё объяснят, я очень на это надеялся – и не ошибся.

Крохотная Санина комната, в которую только-только помещались кровать, компьютер на расширенном методом «доска половая, широкая» подоконнике, электрочайник на стенном шкафу и комплект из двух гостей с хозяином, уже стала нашей своеобразной штаб-квартирой. Здесь мы рассказали Шумахеру о ноже, здесь обсуждали их с Лизой поездку в Москву…

Усевшись на кровать, я выжидающе посмотрел на своих авантюристов, безмолвно требуя объяснений. На самом деле я вовсе не хотел быть таким занудой – наоборот, мне бы на пару с Лизкой что учудить! – но ниша такого «чудилы» была прочно занята Шумахером, и я тут был бессилен что-либо изменить.

Лиза тут же уселась рядышком со мной, всем своим видом показывая, что она тут не причём и ничего и не скрывала… Саня тоже не стал ломаться, как красна девица, и тут же достал из кармана «находку». Я разглядывал её с полминуты, потом с сомнением произнёс:

– Это что, начинка от НРС?

– Сейчас проверим! – тут же зашуршала пакетом Лизка.

– С патроном, – Шумахер улыбнулся своей знаменитой щербатой улыбкой. – Ей-Богу, глянь сам – но это точно оно!

Я принял маленькое устройство в руки, повертел, потрогал пальцем жёлтый латунный кругляш патронного «дна», потом взял у Лизы нож и аккуратно вставил «вкладыш» внутрь. Подошло точь-в-точь, что и не удивляло. Другой вопрос, что теперь делать и зачем нам это… Но, честное слово, я к этому моменту приобрёл такое странное душевное состояние, что совершенно спокойно уже относился к факту, что с каждым нашим действием ситуация только запутывается, а все разгадки чреваты загадками ещё более изощрёнными.

Саня сам толком не понял, зачем взял – «не украл, а позаимствовал ненадолго!» – стреляющую начинку НРС у Бондарева. Сказал, увидел на тумбочке рядом с ножнами из такого же пластика, что и рукоять ножа, вспомнил фотографии из интернета, и рука сама дёрнулась взять.

– Ну я же говорил, что жахну из него, – немного виновато резюмировал он, присаживаясь рядом с Лизой. – А тут… такой шанс. Да всё равно же нам разбираться с этим Бондаревым ещё сколько! А я стрельну быстренько и верну, он и не заметит…

– Не заметит пробитый капсюль гильзы? Или вовсе её отсутствие? – хмыкнул я.

Шумахер пожал плечами и забрал у меня нож. Когда ситуация доходит до абсурда, лучший способ закончить разговор – это пожать плечами и промолчать. В девяноста процентах случаев у собеседника не найдётся, что сказать в ответ на такое.

Впрочем, зря мы переживали – наша история, как наконец-то отпущенная пружина, стремительно раскручивалась и летела вперёд, пусть в тот момент мы этого ещё не замечали.