Критикуя лидеров внесистемной оппозиции – таких, как Михаил Касьянов, Борис Немцов или Владимир Рыжков, премьер-министр Владимир Путин прямо указывает на то, что нынешние борцы с политическим режимом хотят лишь одного – «денег и власти». Они, дескать, изрядно «поураганили» в 90-е, а теперь стремятся вернуть всё на прежний лад, чтобы, как и прежде, можно было разворовывать Россию.

При этом Владимир Владимирович в своём негодовании пытается выглядеть настолько искренним, что кажется, будто он сам родился только в 2000 году под бой кремлёвских курантов, причём сразу – Президентом РФ, и всё, происходившее в стране «до него», не имеет к нему ровным счётом никакого отношения.

Но так ли это?

 

«Группа Салье» против Путина и Собчака

Основная стадия скандала с поставками в город на Неве продовольствия по бартеру пришлась на начало 1992 года. Формально Дмитрий Медведев к этому делу не имел ни малейшего отношения: как мы помним, к осени 1991 года у Дмитрия Анатольевича возникло ощущение, что он исчерпал себя как юрист-эксперт, работающий в области муниципального управления, и, более того, ему стало казаться, что он должен заняться наукой и практическим правоведением, то есть вернуться на преподавательскую работу в ЛГУ.

Ну а возглавляемый Владимиром Путиным Комитет по внешним связям он немножко, совсем чуть-чуть консультировал по правовым и внешнеэкономическим вопросам, являясь одним из внештатных экспертов КВС. Но было ли всё именно так на самом деле? Думается, нет: в реальности события развивались совершенно по другому сценарию.

О деле «Группа Салье» против Путина и Собчака» федеральные и международные СМИ начали говорить с января 2000 года – с того момента, когда главный герой питерского скандала начала 1990-х был выдвинут в качестве преемника Бориса Ельцина на пост Президента России. О нюансах и деталях этого противостояния сегодня без особого труда можно найти массу материалов в Интернете, печатных СМИ, а также в изданных к настоящему моменту книгах. Для того чтобы понять, как именно во время «лицензионного скандала» Путин и Медведев оказались в столь тесной связке друг с другом, напомним вкратце хронику развития событий в 1991–1992 годах.

К лету 1991 года ситуация с поставками продовольствия на прилавки магазинов северной столицы стала принимать угрожающий характер. Ленинград в этом плане не особо выделялся среди других российских городов: аналогичная критическая ситуация с продовольствием наблюдалась по всей стране, но город на Неве имел свою специфику.

После Августовского путча 1991 года Президент Борис Ельцин и российское Правительство долго не решались начинать экономические реформы, в то время как бывшие советские республики Прибалтики отпустили цены. В качестве естественного результата начался бешеный вывоз в Эстонию, Латвию и Литву остатков продовольствия, которое в Ленинграде продавалось по установленным государством розничным ценам. Это привело к тому, что в октябре 1991 года сессия Ленсовета приняла решение о введении в городе продовольственных карточек. Журналист-расследователь Владимир Иванидзе в своей статье «Спасая подполковника Путина» в начале 2010 года так описывал события тех лет.

Депутат Ленсовета Марина Салье вместе с коллегами ещё в мае 1991 года выезжала в Германию, где группе ленинградских парламентариев удалось договориться с несколькими немецкими фирмами о поставках дешёвого продовольствия. Поставлять продовольствие немцы были готовы по бартерной схеме – взамен на «встречный экспорт» сырья. Для поставок сырья требовалось выделение экспортных квот Правительством РСФСР.

Марина Салье, возглавлявшая в Ленсовете Комиссию по продовольствию, уже в сентябре 1991 года потребовала от мэрии (напомним, что мэром города 12 июня того же года был избран Анатолий Собчак) «пробить» в федеральном Правительстве выделение экспортных квот на вывоз сырьевых ресурсов, с тем чтобы поставки продовольствия из-за рубежа можно было осуществлять по бартерной схеме.

На неоднократные обращения депутатов мэрия фактически до конца декабря 1991 года хранила гробовое молчание. К первым числам января 1992 года депутатам стало известно: экспортные квоты Правительство РСФСР выделило Санкт-Петербургу ещё в начале декабря. И вроде бы сырьё в обмен на продовольствие уже начало уходить за рубеж. Причём всем этим процессом распоряжается Комитет по внешним связям мэрии во главе с Владимиром Путиным. Но никакой информации об этих операциях депутатам почему-то не предоставлялось.

10 января 1992 года на 13-й сессии Ленсовета депутаты приняли решение о создании комиссии, которая детально и прояснила бы ситуацию. Эту депутатскую группу возглавила Марина Салье, заместителем стал Юрий Гладков. Работе группы большую помощь оказал председатель Ленсовета – Александр Беляев.

Одной из первых инициатив «группы Салье» стал «вызов на ковёр» в Ленсовет самого Владимира Путина. Председателя Комитета по внешним связям мэрии депутаты Ленсовета заслушали на специальном закрытом заседании 14 января 1992 года. Владимир Путин представил парламентариям всего лишь небольшую справку, весь объём которой уместился на двух страничках. Но и приведённые в ней цифры были чрезвычайно любопытными.

Владимир Путин ссылался на Поручение Правительства РФ № Г-5-00931 от 09 января 1992 года, согласно которому для обеспечения Санкт-Петербурга продовольствием и проведения товарообменных операций городу из государственных резервов было выделено: 750 тысяч кубометров леса и лесоматериалов (на тот момент такой объём лесоматериалов вырабатывала вся Ленинградская область в год); 150 тысяч тонн нефтепродуктов; 30 тысяч тонн лома чёрных металлов; 120 тысяч тонн хлопка-волокна; 1 тысяча тонн аммиака; 20 тысяч тонн цемента; 1 тысяча тонн меди; 1 тысяча тонн алюминия; 14 тонн редкоземельных металлов (тантал, ниобий, церий, цирконий, иттрий, скандий, иттербий и пр.).

Достаточно быстро обнаружились весьма серьёзные расхождения между представленными Владимиром Путиным данными в сторону занижения объёмов поставок по сравнению с реальными договорами и лицензиями, уже заключёнными и выданными путинским КВС. Обнаружились разночтения и в ценах на вывозимое за рубеж сырьё.

Когда «группа Салье» пыталась получить от Путина дополнительные документы, то постоянно натыкалась на отказ со стороны председателя Комитета по внешним связям мэрии. Невозможность предоставления необходимых депутатам материалов Владимир Владимирович обосновывал необходимостью… соблюдения коммерческой тайны!

Ситуация получалась парадоксальная: сырьё для экспорта в обмен на продовольствие по определённым Правительством РСФСР квотам было выделено государственными предприятиями, но через какие компании и на каких условиях оно отправлялось за рубеж, являлось «коммерческой тайной» Путина и Собчака.

Впрочем, «группа Салье», невзирая на сопротивление Владимира Владимировича и Анатолия Александровича, достаточно быстро вскрыла истинные масштабы продовольственной аферы Санкт-Петербургской мэрии.

По весьма осторожным подсчётам депутатской группы Марины Салье, в результате только ценовой разницы на поставляемые в Санкт-Петербург продукты питания город должен был потерять $ 11,5 миллиона. Что же касалось, к примеру, экспортируемых за рубеж редкоземельных металлов, то цены на них занижались в 7 – 20 раз, а по некоторым позициям (в частности, по скандию) – в 2000 раз!

Дабы не углубляться в излишние детали, приведём две весьма красноречивые цитаты из уже упоминавшейся статьи Владимира Иванидзе «Спасая подполковника Путина». Цитата первая: «Редкоземельные металлы по лицензиям Путина должно было вывозить совместное предприятие «Джикоп», созданное в Петербурге 17 сентября 1991 года (согласно базе данных Регистрационной палаты Санкт-Петербурга) с уставным капиталом в сто тысяч рублей. Треть принадлежала господину Петеру Бахману из Германии. Ещё 55 % – небольшому предприятию «Коприс» (известно также как «Киприс»), директором и совладельцем которого был указан некий Геннадий Мамедов […]. Другим учредителем стало НТПО «Борей», создавшее в один весенний день целую сеть компаний для печатания книг и оказания «оздоровительных услуг». Очень полезно для экспорта редкоземельных металлов!».

К тексту своего выступления перед депутатами Ленсовета 14 января 1992 года Владимир Путин добавил таблицу объёмов экспортируемого сырья и цен на него по каждой из фирм, которая получила лицензию на экспортные операции от путинского КВС.

В связи с этим – вторая цитата из статьи Владимира Иванидзе: «Согласно этой таблице, московская компания «Интеркомцентр» (глава которой – Григорий Мирошник – был дважды судим) в обмен на 150 тысяч тонн нефтепродуктов должна была поставить Петербургу в первом квартале 1992 года по 100 тысяч тонн мяса, сахара и картофеля.

Однако в договоре с «Интеркомцентром», который Путин не показывал депутатам, имелись совсем другие объёмы. Согласно договору, в том же I квартале 1992 года «Интеркомцентр» должен был поставить: мороженое мясо – 300 тысяч тонн, сахар – 300 тысяч тонн и картофель – 300 тысяч тонн. Всё очень масштабно. Но проблема в том, что это были совершенно невыполнимые условия. Чтобы стали понятны эти объёмы, достаточно сказать, что даже всей Москве понадобилось бы три-четыре месяца, чтобы съесть 300 тысяч тонн мяса.

Кроме того, реальная цена мороженого мяса (в начале 1992 года) могла быть только в пределах 1000–2000 долларов за тонну. Это значит, что только за мясо «Интеркомцентр» должен был заплатить на Западе как минимум 300 миллионов долларов, не считая сахара и картофеля. И это – в обмен на 150 тысяч тонн нефтепродуктов, которые стоили тогда примерно 30 миллионов долларов».

13 марта 2000 года в «Новой газете» была опубликована статья Олега Лурье «Колбаса для Питера. Как В. Путин пытался спасти свой город от голода», автор которой, ссылаясь на документы депутатской группы Марины Салье и материалы, собранные к тому моменту Владимиром Иванидзе, отмечал ряд наиболее очевидных, бросавшихся в глаза нарушений: «Большинство договоров между Комитетом по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга (руководитель В.В. Путин) и фирмами-посредниками подписано без указания дат, многие не скреплены […] подписями и печатями, в некоторых документах отсутствуют приложения, зато имеются подчистки, исправления и даже обычные математические ошибки. Ряд договоров составлен на финском языке, причём русский перевод отсутствует. Кроме этого, на лицензиях зачастую нет регистрационных номеров, названия изготовителя товара, данных покупателя и не указана информация о том, за счёт какой квоты происходит продажа сырья. Вышеприведённые факты, по мнению депутатской комиссии, «делают незаконными» большинство договоров и лицензий.

Также весьма загадочно само ценообразование в этих договорах. Так, за одни и те же пиломатериалы в договоре № 4 стоит цена 110 долларов за тонну, а в договоре № 9 указана цена в 140 долларов. Лом чёрных металлов оценивается в договоре № 6 в 50 долларов за тонну, а его реальная цена в Чехословакии, куда поставлялось сырьё, составляет не менее 410 долларов за ту же тонну. В договорах № 3, 5, 7, 9 сахар оценён в 280 долларов за тонну, а его действительная цена в то время не превышала 200 долларов».

Кроме того, члены депутатской группы под руководством Марины Салье выяснили, что практически все контракты на поставки из-за рубежа продовольствия было поручено осуществлять явно подставным компаниям, то есть фирмам-однодневкам, а сами схемы поставки продовольствия в обмен на сырьё были не такими уж и «бартерными»: комиссионное вознаграждение некоторых из фирм-посредников достигало 25 и даже 50 процентов от всей суммы сделки.

В марте 2000 года в докладе для общественного фонда «Гласность» (текст назывался «В. Путин – «президент» коррумпированной олигархии») Марина Салье заметила, что общая сумма комиссионных выплат, предусмотренных 12 договорами между КВС и фирмами-посредниками, превысила в общей сложности сумму в $ 34 млн, что в среднем составляло 37 % от общей цены этих договоров.

Стало известно и то, что фирмам, уполномоченным – согласно выделенным квотам – продавать за рубеж сырьё из госрезервов, Комитет по внешним связям мэрии выдавал лицензии, чего КВС, согласно действовавшему на тот момент законодательству, делать категорически не мог.

Ещё 31 декабря 1991 года Правительство РФ издало Постановление № 90, которое называлось так: «О лицензировании и квотировании экспорта и импорта товаров (работ, услуг) на территории Российской Федерации в 1992 году». Согласно этому Постановлению, выдача, в частности, экспортных лицензий находилась исключительно в компетенции Министерства внешних экономических связей РФ (МВЭС; до 1992 года министерство имело статус комитета).

Для осуществления экспортно-импортных операций МВЭС, в свою очередь, имело в регионах страны специальных уполномоченных, которые наделялись и правом лицензирования. Уполномоченным МВЭС по Северо-Западному региону Российской Федерации на тот момент являлся Анатолий Пахомов. Таким образом, Комитет по внешнеэкономическим связям мэрии Санкт-Петербурга во главе с Владимиром Путиным не имел никакого права выдавать лицензии на экспорт сырья. Однако КВС эти лицензии выдавал!

В ходе работы депутатской группы во главе с Мариной Салье также выяснилось, что выдача лицензий должна была осуществляться только и исключительно по результатам аукционов и тендеров, каковых возглавляемый Владимиром Путиным Комитет по внешним связям мэрии, естественно, не проводил.

Позднее, в 2000 году, сам Владимир Путин в книге «От первого лица…» утверждал прямо противоположное: «Лицензии мы не имели права давать. В том-то всё и дело. Лицензии давали подразделения Министерства внешнеэкономических связей. Это федеральная структура, не имевшая никакого отношения к администрации города» (глава «Демократ», подглавка «Он высох в смысле души»).

А вот что писал Владимир Путин 14 января 1992 года в представленной депутатам Ленсовета и уже упоминавшейся ранее справке «О состоянии дел по выдаче лицензий под обеспечение города продовольствием», которая в числе прочего была предоставлена депутатской группе Марины Салье. Финальный абзац этой справки гласил: «По состоянию дел на 13.01.92 г. Комитетом по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга выданы лицензии, перечень и объёмы которых приведены в таблице». Председатель Комитета по внешним связям В. Путин. Подпись.

Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: в одной из двух приведённых выше цитат Владимир Путин лжёт. Исходя из сказанного ранее, понятно, в каком именно случае лжёт «национальный лидер».

Конечный итог событий в версиях противоборствовавших сторон носил откровенно альтернативный характер. Согласно воспоминаниям Владимира Путина («От первого лица…», глава «Демократ», подглавка «Он высох в смысле души»), «некоторые фирмы не выполнили главного условия договора – не завезли из-за границы продукты или завезли не в полном объёме». Согласно воспоминаниям Марины Салье, получалась иная картина: так как договоры заключались и лицензии выдавались фактически подставным компаниям, фирмам-однодневкам, нет ничего удивительного в том, что продовольствие в обмен на сырьё в первом квартале 1992 года в Санкт-Петербург так и не было поставлено.

То есть не было поставлено вообще ничего!

Суммы причинённого тогда экономического ущерба в разные годы назывались разные. В докладе, подготовленном в марте 2000 года для общественного фонда «Гласность», Марина Салье написала: «В. Путин «украл» у своих горожан единственную тогда возможность получить продовольствие за счёт бартерных операций. В. Путин лишил своих сограждан не только продовольствия, но ещё и не менее 100 млн. долларов.

В действительности же сумма была гораздо более значительной. Правительство РФ выделило квоты на ресурсы, общая стоимость которых составляла около 1 миллиарда долларов […].

Точно известно, что «испарилось» 997 тонн особого чистого алюминия марки А5 стоимостью более 717 млн долларов. Договоры и лицензии на этот вид ресурсов депутатской группе не были предъявлены […]. Вероятно, именно из-за этой астрономической цифры – 717 млн долларов – и В. Путин, и П. Авен вздрагивают лишь при упоминании таких слов, как «1992 год» – «бартер» – «металлы». Точно так же исчезло неизвестно куда 20 000 тонн цемента. Осталось [неизвестной судьба] также 100 000 тонн хлопка на сумму 120 млн долларов, и т. д., и т. д. Таковы факты».

 

У истоков правового нигилизма

22 января 2008 года Дмитрий Медведев – уже в качестве официального кандидата в Президенты России – принял участие в масштабном мероприятии под названием «II Гражданский форум», который состоялся в Москве. В этот день, как сообщала, в частности, газета «Труд» в номере от 23 января 2008 года, Дмитрий Анатольевич впервые произнёс свой знаменитый тезис о пренебрежении россиянами нормами действующего законодательства.

Кандидат в Президенты России тогда, помимо прочего, заявил: «Россия – страна правового нигилизма, таким уровнем пренебрежения к праву не может похвастаться ни одна европейская страна…»

Есть весомые основания полагать, что Дмитрий Анатольевич прекрасно знал то, о чём говорил. «Продовольственная афера» 1991–1992 годов, безусловно, не являлась чем-то уникальным для России периода первоначального накопления капитала. Но в ней, как в капле воды, чётко видны те тенденции, которые потом получили в нашей стране бурный рост и дальнейшее «творческое развитие». В «продовольственной афере» мы видим истоки того самого правового нигилизма, наличие которого в общегосударственном масштабе через 16 лет зорко подметит юрист Дмитрий Медведев.

На примере петербургской «продовольственной аферы» сейчас, по прошествии двадцати лет, очень хорошо видно, что фундамент пресловутого правового нигилизма в России закладывался, мягко говоря, не в последнюю очередь именно теми, кто по долгу службы обязан был стоять на страже буквы и духа Закона – чиновниками муниципального и государственного уровня, сотрудниками правоохранительных и надзорных органов.

Понимали ли тогда, в 1991–1992 годах, участники петербургской «бартерно-продовольственной» аферы, как, с точки зрения уголовного права, классифицируется то, чем они занимаются? Конечно. О чём в очередной раз свидетельствуют документы группы депутатов Ленсовета во главе с Мариной Салье.

Понимая, что «коммерческую тайну» сохранить не удастся, ещё 4 декабря 1991 года председатель Комитета по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга Владимир Путин направляет письмо на имя председателя Комитета по внешним экономическим связям РСФСР Петра Авена. Не исключено, что письмо это было оформлено задним числом – когда лицензионной деятельностью КВС плотно заинтересовались депутаты Ленсовета.

«Для установления оперативного контроля по запродажам на экспорт сырья и материалов право на распоряжение квотами и выдачу в соответствии с ними экспортных лицензий прошу предоставить Комитету по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга». Председатель Комитета В.В. Путин. Подпись.

Это письмо, копию которого можно обнаружить в печатных и интернет-источниках, вызывает много вопросов. Именно этим «документом» и руководствовался КВС во главе с Владимиром Путиным, выдавая лицензии на вывоз за рубеж сырья на многие и многие миллионы долларов. Не надо обладать глубокими познаниями в области юриспруденции, чтобы понять, сколь юридически ничтожными были все эти бумажки.

Плохо читаемая резолюция на этом письме гласит: «Разрешить выдачу квот и лицензий по указанной номенклатуре КВС в указанных количествах мэрии Санкт-Петербурга до 15.11.91». Видно, что в цифре, обозначающей год («91»), единица исправлена на двойку. Под разрешением стоит чья-то подпись – вроде бы Петра Авена.

Справа стоит гриф: «Согласовано». Его датировка вызывает большие вопросы: формально, если верить тому же Путину, дату следует читать так: «9 января 1992 года». Но цифра, обозначающая число месяца, больше похожа на пятёрку, нежели на девятку. Порядковый номер месяца также вызывает вопросы: то ли это двойка, написанная римской цифрой «II», то ли это и в самом деле обозначение ноября, сделанное двумя арабскими единицами.

Над датой этой визы стоит чья-то подпись – вроде бы это автограф Егора Гайдара. Правда, если сравнить этот автограф с подписью Гайдара на письме, адресованном Егором Тимуровичем в январе всё того же, 1992-го, года Председателю Таможенного комитета РФ Круглову (об этом письме – чуть позже), легко сделать вывод: один из этих автографов Е.Т. Гайдару явно не принадлежит.

Ниже видим ещё один автограф: «Подпись Гайдара Е.Т. подтверждаю», под которым стоит подпись с проблемно читаемой расшифровкой без указания даты. Всё это венчает печать, в центре которой мы видим надпись: «Отдел кадров № 2», а по окружности печати значится: «Администрация Президента РСФСР».

Разрешения на осуществление внешнеэкономической деятельности тогда давал только Комитет по внешнеэкономическим связям Правительства РСФСР. Стало быть, под разрешением мэрии Санкт-Петербурга на распоряжение квотами и выдачу лицензий на экспорт сырья за рубеж должна была стоять подпись председателя КВЭС Петра Авена. Допустим, это разрешение должен был завизировать заместитель Председателя Правительства РСФСР Егор Гайдар, либо – сам глава российского Правительства, которым в период с 6 ноября 1991 года по 15 июня 1992 года, одновременно исполняя обязанности Президента РСФСР, руководил Борис Ельцин. Но, как несложно догадаться, это, опять-таки, должны были оформить письменно на официальном бланке либо КВЭС, либо Правительства РСФСР.

Почему подпись Егора Гайдара заверяет сотрудник Администрации Президента РСФСР? Почему эта печать относится к подразделению отдела кадров АП? И при чём здесь вообще Администрация Президента РСФСР, если все вопросы, касающиеся внешнеэкономической деятельности, на тот момент относились исключительно к сфере компетенции российского Правительства?

Но даже если признать за факт, что на прошении Путина и в самом деле стоит разрешительная резолюция Авена и это разрешение согласовано с Гайдаром, всё равно остаётся много вопросов.

Итак, допустим, что на прошении Путина и в самом деле стоит подпись Гайдара. Допустим, она датирована 9 января 1992 года. Почему же в таком случае подписывать договоры с фирмами-подрядчиками на вывоз сырья и выдавать им лицензии возглавляемый Путиным КВС начал ещё до этой даты – с конца декабря 1991 года? Например, разовая лицензия, выданная АОЗТ «Фивекор» на вывоз 50 тыс. кубометров древесины в соседнюю Финляндию, была подписана лично Путиным 26 декабря 1991 года. Почему, на каком основании?

Такие же резонные вопросы возникли и у начальника Санкт-Петербургской таможни Владимира Степанова, который не воспринимал предоставляемые мэрией Санкт-Петербурга бумажки в качестве разрешения Правительства РСФСР на выдачу КВС мэрии лицензий на экспортные операции. В.Г. Степанов тогда же, в январе 1992 года, обращается к Председателю Таможенного комитета РСФСР А.А. Круглову с просьбой подтвердить полномочия путинского КВС. Круглов, в свою очередь, адресует эти вопросы зампреду российского Правительства Е.Т. Гайдару. Гайдар не позднее 14 января 1992 года недвусмысленно отвечает Круглову в том ключе, что «Правительство Российской Федерации не предоставляло право выдачи лицензий каким-либо другим государственным органам или организациям», и просит главу Таможенного комитета дать «указание не пропускать грузы по лицензиям, оформленным государственными органами или организациями, на то не уполномоченными».

По таможенной вертикали директива Гайдара тут же спускается вниз. Указание Председателя Таможенного комитета России в Санкт-Петербурге было исполнено в полной мере. Как только запрет на экспорт сырья вступил в действие, Владимир Путин 27 января 1992 года направляет тревожное послание на имя начальника Санкт-Петербургской таможни Владимира Степанова с просьбой незамедлительно дать указание на выпуск экспортных товаров, ссылаясь на якобы имеющееся распоряжение Правительства РФ от 09.01.92 г.

Из таможни 30 января 1992 года Владимир Путин получает ответ, в котором, в частности, перечислены замеченные таможенниками нарушения, а также содержится просьба, адресованная председателю КВС Путину, рассмотреть экономическую целесообразность совершённых Комитетом по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга сделок.

Происходившим в Санкт-Петербурге «беспределом» заинтересовались тогда и представители федеральных структур. В начале февраля 1992 года уполномоченный Министерства внешних экономических связей по Северо-Западному региону Анатолий Пахомов направил главе Министерства – Петру Авену – письмо, в котором объяснял шефу суть нарушений с лицензиями. Пахомов, в частности, подчёркивал, что выделенные квоты не подтверждены, как того требуют законы и постановления Правительства РФ, в Министерстве экономики и финансов. Кроме того, Пахомов, кратко проанализировав лишь несколько договоров и лицензий, заключённых и выданных КВС во главе с Путиным, сделал вывод: эти бумажки юридически значимыми документами признавать нельзя, ибо при их подготовке «нарушены все правила составления таких документов».

В феврале 2010 года Марина Салье, проживающая ныне в одной из деревень Псковской области, дала обширное интервью корреспонденту «Радио Свобода». О том, какие махинации с ценами на вывозимое за рубеж сырьё осуществляли Собчак и Путин, и о том, какая реакция последовала на обращения депутатов Ленсовета, Марина Евгеньевна, в частности, рассказала следующее: «Что касается скандия: в контракте указана цена 72,6 дойчмарки. В реальности цена самого дешёвого скандия – 2000 долларов за килограмм. Это – в сорок раз выше цены, указанной в контракте. А в 1992 году, когда этот металл был вывезен, цена на металлический порошок скандия составляла 372 000 долларов за килограмм. В сотни раз выше. Скандия было вывезено 7 килограммов. Вот и умножьте! В целом по этим контрактам речь шла о миллионах, о десятках миллионов долларов прибыли.

Когда Егор Гайдар спохватился, что в Петербурге происходит что-то невероятное с этим бартером, он отреагировал. А спохватился он потому, что я известила Фёдора Шкруднева – на тот период исполнявшего обязанности представителя Президента РФ в Санкт-Петербурге; в этом мне очень помогал тогдашний председатель Ленсовета Александр Беляев. Все наши материалы мы, кроме того, отослали Егору Гайдару».

Обращение Марины Салье к представителю Президента РФ в Санкт-Петербурге также не осталось без последствий. В феврале 1992 года Фёдор Шкруднев направил письмо уполномоченному МВЭС по Северо-Западному району Анатолию Пахомову, в котором попросил того «не производить оформление лицензий по квотам, выделенным Комитету внешних связей мэрии». Свою просьбу Шкруднев объяснил тем, что на все его запросы в КВС о выданных лицензиях он так и не получил ответа.

Фактически это был конец. «Продовольственная афера» на этом вполне могла завершиться очень крупными неприятностями для мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака. А его подчинённому – Владимиру Путину – такой финал грозил реальным возбуждением уголовного дела. Уже в конце января 1992 года как для Собчака, так и для Путина стало совершенно очевидно, к каким выводам придёт группа депутатов Ленсовета во главе с Мариной Салье. Положение надо было спасать любой ценой.

И правовой нигилизм восторжествовал. Уже тогда откровенно противозаконные деяния предпочитали обозначать более политкорректной формулировкой: «политическая целесообразность». Что мы имеем в виду? Вот как развивались события дальше.

Мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак обращается напрямую к заместителю Председателя Правительства РФ Егору Гайдару. В своём письме, датированном 27 января 1992 года, он витиевато просит подтвердить право мэрии Санкт-Петербурга выдавать лицензии и, более того, просит освободить осуществляющие экспортные операции фирмы-посредники от обязательной продажи государству части валютной выручки. Что интересно: в этом письме Анатолий Собчак ссылается на некое «разрешение» Егора Гайдара, дающее мэрии Санкт-Петербурга право выдавать экспортные лицензии. Это «разрешение», как следует из письма Собчака, оказывается, вице-премьер Гайдар выдал ещё… 5 декабря 1991 года.

Мотивируя необходимость принятия решений, весьма двусмысленных с точки зрения действовавшего на тот момент законодательства РФ, Анатолий Собчак выдвигал откровенно спекулятивные тезисы из разряда так называемой политической целесообразности. Дескать, если не узаконить то, что уже успела «наворотить» мэрия Санкт-Петербурга, «население останется без продовольствия», а «мэрия и областная администрация, как органы местной власти, потеряют авторитет среди населения».

В этой связи возникает естественный вопрос: были ли в курсе разворачивавшейся в Санкт-Петербурге аферы глава МВЭС Пётр Авен и зампред Правительства РФ Егор Гайдар? Можно сформулировать этот вопрос и более жёстко: были Авен и Гайдар в доле с Собчаком, Путиным и теми, кто за ними стоял, или нет? Увы, но, скорее всего, – да. Иначе чем объяснить тот факт, что Егор Гайдар так старательно избегал ставить свой автограф на документах, дававших Собчаку и Путину возможность в массовом порядке гнать сырьё за рубеж, не поставляя взамен в Санкт-Петербург ни килограмма продовольствия?

Так вот, на письмо Анатолия Собчака, адресованное Егору Гайдару, последовал ответ от Петра Авена. На собчаковском обращении стоят две визы за подписью главы МВЭС РФ. Первая из них гласит: «Поддерживаю без изменения квот и экспортных пошлин». Вторая виза уточняет: «По экспортным пошлинам согласен по договорам, заключённым между мэрией и поставщиками до 15.1.92. В.В. Путину под личную ответственность».

Спасая не только своего подчинённого, но и, конечно же, самого себя, Анатолий Собчак в тот же период времени (ориентировочно – в феврале-марте 1992 года) пробил подписание любопытного документа – Протокола о сотрудничестве между мэрией Санкт-Петербурга и Министерством внешних экономических связей РФ. Основной упор в этом «сотрудничестве» делался на то, чтобы, пусть и постфактум, прикрыть те вопиющие нарушения, которые мэрия уже допустила в деле выдачи экспортных лицензий и заключения договоров на поставки продовольствия в обмен на экспорт сырья.

Для этого, как определено в пункте 1 Протокола («Общие положения»), МВЭС выделяет из состава своего управления по Северо-Западному региону РФ отделение МВЭС по Санкт-Петербургу в отдельную структуру и передаёт его в подчинение Комитету по внешним связям мэрии во главе с Владимиром Путиным. При этом отделение уполномоченного МВЭС России в Санкт-Петербурге становится органом двойного подчинения. По вопросам внешнеэкономической деятельности оно подчиняется напрямую МВЭС РФ, а вот по всем остальным – мэрии города. И ещё: руководителя этого самого «органа двойного подчинения» назначает мэр Санкт-Петербурга по согласованию с МВЭС.

Вскоре, 23 марта 1992 года, Санкт-Петербургский городской Совет народных депутатов заслушал отчёт рабочей депутатской группы по вопросу квотирования и лицензирования экспорта и импорта товаров на территории Санкт-Петербурга. Отчёт был подписан народным депутатом РСФСР и Санкт-Петербургского горсовета М.Е. Салье и её заместителем – народным депутатом Санкт-Петербургского горсовета Ю.П. Гладковым. Восьмой, заключительный раздел этого отчёта содержал пять совершенно убойных пунктов – как для Путина, так и для самого Собчака:

«8.1. Передать материалы, подготовленные рабочей депутатской группой, в прокуратуру города.

8.2. Отстранить Путина В.В., Аникина А.Г. (заместитель Путина по КВС, также имел право подписи при выдаче лицензий) от занимаемых должностей.

8.3. При назначении нового руководителя КВС мэрии председателю Совета согласовать кандидатуры с мэром города.

8.4. Изъять у КВС мэрии и других комитетов мэрии право на ведение коммерческой деятельности.

8.5. Дальнейшую реализацию квот и лицензий проводить в строгом соответствии с Постановлением Правительства РФ от 31.12.91 г., а также по согласованию с Комитетом по международным и внешнеэкономическим связям горсовета».

Через день, 25 марта 1992 года, Министерство внешних экономических связей Российской Федерации за подписью министра Петра Авена издаёт Приказ № 172. На этот раз документ оформлен как полагается: фирменный бланк, печать… Приказ является результатом пролоббированного Анатолием Собчаком Протокола о сотрудничестве между мэрией Санкт-Петербурга и МВЭС. Согласно этому Приказу предписывается, помимо прочих мероприятий, в трёхдневный срок выделить из состава Управления уполномоченного МВЭС по Северо-Западному региону РФ отделение по г. Санкт-Петербургу в количестве 8 штатных единиц и «назначить по представлению Мэрии г. Санкт-Петербурга его руководителя».

Материалы отчёта депутатской рабочей группы во главе с Мариной Салье направляются в прокуратуру Санкт-Петербурга. Прокуратура, как вспоминала Марина Евгеньевна, долго не отвечала, а потом из этого уважаемого органа в Ленсовет пришла эпистола, в которой было сказано, что прокуратура вызывает по «продовольственному делу» секретаря Ленсовета Голубева, который не имел ни малейшего отношения ни к «продовольственной афере», ни к обстоятельствам депутатского расследования.

После чего Марина Салье отвезла материалы отчёта своей депутатской группы начальнику Контрольного управления Администрации Президента РФ Юрию Болдыреву. Реакция Болдырева была мгновенной. 31 марта 1992 года он направляет официальное письмо на имя главы МВЭС Петра Авена следующего содержания: «Уважаемый Пётр Олегович! В Контрольное управление Администрации Президента Российской Федерации поступили материалы от депутатов рабочей группы Санкт-Петербургского городского Совета народных депутатов, свидетельствующие о возможной необходимости отстранения председателя Комитета по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга Путина В.В. от занимаемой должности.

В связи с этим прошу Вас не рассматривать вопрос о назначении Путина В.В. на какие-либо должности впредь до рассмотрения этих материалов Контрольным управлением».

Позднее в интервью «Радио Свобода» (эфир от 9 марта 2010 года) Юрий Болдырев вспоминал, что Пётр Авен его письмо проигнорировал. А проверка деятельности мэрии Санкт-Петербурга в связи с высокой загруженностью Контрольного управления АП РФ несколько раз переносилась: сначала с марта – на апрель, затем – на май 1992 года. Когда же проверка состоялась, то были выявлены, по словам Юрия Болдырева, «достаточно существенные факты». Для дачи объяснений в Контрольное управление вызывались и Собчак, и Путин, и практически все заместители мэра Санкт-Петербурга. Причём руководители инспекций Контрольного управления АП РФ, ранее выезжавшие в Санкт-Петербург, обратили внимание на то обстоятельство, что руководство мэрии города первоначально в принципе отказывалось давать какие бы то ни было объяснения по выявленным нарушениям.

Вскоре Анатолий Собчак назначил Владимира Путина уполномоченным МВЭС по Санкт-Петербургу. Кандидатура Путина, естественно, прошла успешное согласование в Министерстве внешних экономических связей РФ. Через весьма непродолжительное время Владимир Владимирович упрочил свои позиции в мэрии, став ещё и заместителем мэра Санкт-Петербурга.

Впоследствии Юрий Болдырев оставил пост начальника Контрольного управления Администрации Президента РФ. Как и Анатолий Пахомов – пост уполномоченного МВЭС по Северо-Западному региону РФ. Прокуратура никакого расследования по материалам депутатской группы во главе с Мариной Салье так и не провела. В угоду «политической целесообразности» дальнейший ход делу дан не был.

 

«Социальная база» Ельцина и смерть Собчака

…Сегодня, вспоминая 1990-е годы, участники событий тех лет и представители более молодого поколения не устают спорить о том, чем же был этот период в истории России: «ревущими девяностыми» или «временем надежд»? Кем был Борис Ельцин – человеком, который спас Россию от гражданской войны, или дорвавшимся до власти ставленником «вашингтонского обкома»? Кем был Анатолий Собчак – истовым демократом новой волны или вороватым коммунистом-перевёртышем? Кем был Егор Гайдар – гениальным экономистом или жуликоватым реформатором, обобравшим большинство населения страны?

История с «продовольственной аферой» Санкт-Петербургской мэрии 1991–1992 годов в этом плане, как уже было сказано выше, и в самом деле не является уникальной, но – весьма показательной и симптоматичной для того времени. В чём именно? Вновь предоставим слово весьма информированным участникам событий тех лет.

В упоминавшемся выше интервью для «Радио Свобода» в марте 2010 года Юрий Болдырев вспоминал: «Я руководил Контрольным управлением до начала марта 1993 года. Затем Контрольное управление было упразднено и воссоздано в новом статусе, весьма трагикомичном. С апреля 1993 года, когда ведомством руководил уже не я, а Алексей Ильюшенко, над Контрольным управлением поставили контрольно-наблюдательный совет, состоявший как раз из тех, кого контролировали – из губернаторов, министров и так далее […].

Когда меня уволили, вселенная не была столь «питероцентричной». История с проверкой в Питере не имеет отношения к моему увольнению. Это была рядовая проверка, выявившая существенные нарушения, но не радикально более серьёзные, чем в других субъектах Федерации. Там были совершенно стандартные вещи, связанные с получением прав на вывоз стратегических металлов в обмен на продовольствие, которое потом не поставлялось. Такого рода факты были тогда весьма типичными […]. Это было массовое явление.

Затем внутренний контроль, работавший на Президента, нацеленный на то, что власть должна иметь полную и неприкрытую правду, стал просто не нужен Ельцину. Ельцин уже тогда готовился к перевороту. Я напомню, попыток было три: в декабре 1992 года, в феврале-марте 1993-го и затем окончательная – в сентябре 1993 года. Ельцин искал социальную базу и нашёл её как раз в тех, кто хотел пастись на отведённой лужайке и ничего не бояться. Эти люди добились того, что, в конечном счёте, не стало независимого контроля, который мог бы беспристрастно всё проверить и доложить Президенту».

Но не только Борис Ельцин искал себе социальную базу. Быстро формировавшаяся «социальная база» также искала себе надёжного покровителя и защитника. И с этой точки зрения итоги питерской «продовольственной аферы» 1991–1992 годов выглядят совершенно закономерными. «Демократ» Ельцин и «демократ» Собчак строили «правовое, демократическое государство», в котором закон и право в массовом порядке попирались ради сиюминутной «политической целесообразности».

…19 февраля 2010 года в эфире телеканала «Россия 1» состоялась премьера документального фильма «10 лет спустя. Анатолий Собчак», соавторами которого выступили вдова бывшего мэра Санкт-Петербурга – Людмила Нарусова и режиссёр Анатолий Габнис. Размышляя над мифами, которые в очередной раз запускались в массовое общественное сознание этим политическим «блокбастером», Марина Салье в феврале 2010 года заметила: «Собчак демократом не был никогда. Ленсовет, конечно, сам виноват, и я в том числе, что мы его посадили на царство. Но того, что началось потом, не ожидал никто.

Чуть ли не с первого заседания он начал топтать нас ногами, в совершенно непозволительных выражениях оскорбляя депутатов, дискредитируя их всеми возможными способами. А способов у него была масса. В его руках была вся пресса, и его-то печатали охотно. Нас тоже печатали, но реже. А уж на телевидение не допускали.

И эта дискредитация лучшего в России горсовета (я бывала тогда в Моссовете и могу сказать, что у нас состав был сильнее), я убеждена, привела к дискредитации законодательной власти вообще. Не только в Петербурге, но и во всей стране. И так мы пришли к нашему нынешнему парламенту.

У Собчака была чёткая цель – сделать из Совета… Не подобает пожилой женщине, доктору наук говорить непристойные слова… Но он хотел сделать из совета, извините, г… Конфликт начался сразу. «Он стал хозяином города», – так сказал в фильме о Собчаке, по-моему, Президент Медведев. Медведев-то хоть понимает, что должно быть разделение законодательной, исполнительной, судебной властей? […]

Доминанта исполнительной власти была заложена именно при Собчаке. Ведь потом горсовет и меньше стал, и реже собирался… И этот петербургский стиль, несомненно, повлиял на нынешнюю власть».

Марина Салье вспоминает весьма примечательный эпизод из деятельности Ленсовета начала 1990-х годов. В начале 1992 года депутаты Санкт-Петербургского городского Совета народных депутатов подготовили документ под названием «Анализ нормативных документов, издаваемых мэром и вице-мэром Санкт-Петербурга», в котором был указан перечень законов, которые видный юрист Анатолий Собчак систематически нарушал: о собственности, о местном самоуправлении, Кодекс РСФСР об административных правонарушениях, законы СССР о кооперации, о предприятиях и предпринимательской деятельности и прочее. Этот документ Марина Салье 15 января 1992 года отдала лично в руки Борису Ельцину. Результат оказался нулевым.

Аналогичную участь постигло очередное обращение депутатов Ленсовета от 30 марта 1992 года: тогда депутаты северной столицы сочли целесообразным поставить вопрос об освобождении мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака от занимаемой должности. В вину Собчаку, помимо прочего, ставилось и то, что мэр города «упорно добивался выведения исполнительной власти из-под контроля представительной». Гарант Конституции Борис Ельцин и на это обращение никак не отреагировал.

Для Собчака, в конечном итоге, период его руководства Санкт-Петербургом ничем хорошим не завершился: история неоднократно доказывала, что революции (хоть военно-политические, хоть криминально-коррупционные) всегда пожирают своих детей. И Собчак не стал исключением в этом правиле.

Через год после того, как он проиграл выборы мэра Санкт-Петербурга Владимиру Яковлеву – 3 октября 1997 года, – Анатолий Собчак был привлечён Генеральной прокуратурой в качестве свидетеля по делу о коррупции в органах власти Санкт-Петербурга. В том же году Анатолий Собчак был обвинён в злоупотреблениях, допущенных им за время пребывания на посту мэра города. 7 ноября 1997 года Анатолий Собчак вылетел во Францию для лечения в американском госпитале, расположенном в Париже.

Марина Салье в феврале 2010 года утверждала, что отъезд Собчака фактически был бегством: первоначально не без помощи Владимира Путина он на самолёте бежал в Финляндию, откуда затем перебрался во Францию, якобы для проведения операции на сердце, что выглядело весьма странно: на больное сердце Собчак никогда не жаловался.

В книге «От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным» (глава «Демократ», подглавка «Собчак был настоящим») Путин, ничего не говоря про больное сердце Собчака, тем не менее, упоминает о том, что опальный экс-мэр в разгар следственных действий Генпрокуратуры лежал в Санкт-Петербурге в кардиологической больнице, откуда был переведён в Военно-медицинскую академию. После чего некие друзья, вроде бы из Финляндии, прислали за Собчаком санитарный самолёт, на котором тот и был отправлен во Францию.

Отрицая сам факт того, что «эвакуация» Анатолия Собчака явилась хорошо спланированной спецоперацией, Владимир Путин, однако, признаёт, что момент вылета Собчака был выбран весьма удачно: «Поскольку это было 7 ноября, когда страна начала праздновать, то его отсутствие в Санкт-Петербурге обнаружилось только 10-го».

13 сентября 1998 года Генеральная прокуратура России возбудила уголовное дело в отношении Анатолия Собчака по статьям «Взятка» и «Злоупотребление должностными полномочиями». Собчак проживал в Париже до 12 июля 1999 года. Читал лекции в Сорбонне и других французских университетах. 10 ноября 1999 года уголовное дело против Собчака было прекращено за отсутствием состава преступления.

21 декабря 1999 года, уже вернувшись в Россию, Анатолий Собчак проиграл выборы в депутаты Госдумы РФ кандидату от «Яблока» Петру Шелищу и объявил, что принял решение участвовать в выборах губернатора Санкт-Петербурга.

14 февраля 2000 года Анатолий Собчак был назначен доверенным лицом кандидата в Президенты Российской Федерации В.В. Путина и возглавил Политический консультативный совет демократических партий и движений Санкт-Петербурга. После чего Собчак совершенно неожиданно умер во время поездки в Калининградскую область, предпринятой им в рамках предвыборной кампании Путина: он скончался в ночь с 19 на 20 февраля 2000 года в гостинице «Русь» г. Светлогорска в результате, как сообщалось в официальном заключении, острой сердечной недостаточности.

Анатолий Собчак был похоронен 24 февраля 2000 года в Санкт-Петербурге на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.

После этого по стране сразу поползли слухи об убийстве первого мэра северной столицы, который «слишком много знал». В этих слухах также фигурировали версии об отравлении Собчака алкоголем, а также о том, что остановка сердца наступила в результате принятия им слишком большой дозы… виагры.

В результате, 6 мая 2000 года, через два с половиной месяца после смерти А.А. Собчака, прокуратурой Калининградской области было возбуждено уголовное дело по факту убийства (отравления). Однако вскрытие тела Собчака, произведённое в Санкт-Петербурге, констатировало отсутствие как алкоголя, так и другой причины отравления. 4 августа 2000 года Калининградская прокуратура закрыла дело.

Стоило ли Анатолию Собчаку вообще возвращаться в Россию?

Вопрос, думается, риторический. Приведём, наконец, последнюю цитату из интервью Марины Салье для «Радио Свобода», которое состоялось в феврале 2010 года: «Как только Борис Николаевич отдал бразды правления Владимиру Владимировичу, Анатолий Александрович решил, что теперь всё в порядке, он – неподсуден. И под такой защитой, как Владимир Владимирович, он спокойно может вернуться в Россию. Что он и сделал. И был абсолютно неправ. И был абсолютно неправ! Дело кончилось плохо.

Я думаю – будем говорить так, – я думаю, что вряд ли он умер своей смертью. Потому что все обстоятельства этой смерти были очень странными. И Людмила Борисовна [Нарусова] на следующий день после его смерти сама высказала такое предположение. Правда, ещё через день ей, наверное, хорошо объяснили всё, что надо, и она отказалась от этой версии. Хорошо было бы, конечно, эксгумировать [тело Собчака] и проверить [что же, на самом деле, явилось причиной его смерти]».

 

Финал «продовольственной аферы»: Авен, Путин и Черкесов

…Начало 2000 года. Одним из первых журналистов, кто попытался разобраться в деталях истории с продовольственным бартером и докладом депутатской рабочей группы Марины Салье, стал обозреватель газеты «Ведомости» Владимир Иванидзе. Статья Иванидзе – «Спасая подполковника Путина» – в итоге в «Ведомостях» так и не была опубликована, после чего журналист вынужден был уйти из редакции этой газеты. Он устроился на работу в ежемесячник «Совершенно секретно» по приглашению главы издательского холдинга Артёма Боровика, который вскоре – 9 марта 2000 года – погиб в результате авиакатастрофы самолёта «Як-40», совершавшего рейс «Москва – Киев». Через непродолжительное время Владимир Иванидзе вынужден был уйти уже из редакции «Совершенно секретно», а потом – и вовсе уехать из России.

В процессе сбора материалов для статьи «Спасая подполковника Путина» Владимир Иванидзе за несколько дней до смерти Анатолия Собчака встретился с ним в его квартире в Санкт-Петербурге. По словам Иванидзе, все ответы Собчака сводились к тому, что в бартерных поставках ничего противозаконного не было. Когда же Владимир Иванидзе попытался обратить внимание Анатолия Собчака на документы депутатской рабочей группы Марины Салье и попросил хоть как-то их прокомментировать, Анатолий Александрович отвечал крайне «убедительно» и «аргументированно», как и подобает профессору права: «Не верьте этому!»

Владимир Иванидзе неоднократно пытался взять интервью у Егора Гайдара, но все его попытки оказались тщетными. Столь же безуспешными оказались и попытки Владимира Иванидзе выйти на Петра Авена. Впрочем, в этом направлении журналисту повезло чуть больше. В интервью радиостанции «Радио Свобода» 11 марта 2010 года («След Тимченко в «докладе Салье») Владимир Иванидзе о реакции Петра Авена на расследование санкт-петербургских событий 1991–1992 годов поведал следующее: «Во время встречи Петра Авена с группой журналистов ему был задан вопрос, почему он проигнорировал предупреждение Юрия Болдырева о том, что Путин может быть отстранён от должности главы Комитета по внешнеэкономическим связям, и назначил его уполномоченным МВЭС по Петербургу. Вопрос задавал не я, а моя бывшая жена – Агат Дюпарк, которую, как иностранного журналиста, пригласили на встречу с Авеном, а меня туда не позвали.

Авен тогда заволновался и ответил ей: «Там тогда ничего не нашли, ничего не было». Через полчаса сам вернулся к теме и снова повторил: «Там ничего не нашли». Но ведь «не нашли» как раз благодаря этому назначению».

Сложно сказать однозначно, сколь глубоко в «продовольственной афере» был замешан Пётр Авен. Однако из приведённой выше цитаты видно, как сильно Пётр Олегович нервничал, когда восемь лет спустя ему задали вопрос об обстоятельствах событий начала 1990-х годов.

И последнее. Была ли «продовольственная афера» 1991–1992 годов осуществлена её непосредственными участниками исключительно на свой страх и риск? Думается, нет. Есть основания полагать, что «продовольственная афера» явилась весьма масштабной спецоперацией, огромную роль в которой сыграло тогдашнее Управление Министерства безопасности РФ (с 1993 года – ФСБ) по Санкт-Петербургу. И вот почему.

По версии Владимира Путина, изложенной им в книге «От первого лица…» (глава «Демократ», подглавка «Он высох в смысле души»), события 1991–1992 года развивались по совершенно другой схеме, нежели об этом рассказывала Марина Салье, её коллеги по депутатскому корпусу Ленсовета и журналисты. Путин утверждал в 2000 году, что депутаты Ленсовета к договорённостям о поставках продовольствия по бартерной схеме вообще никакого отношения не имели. Бартерную схему «сырьё в обмен на продовольствие» придумали питерские бизнесмены, а у мэрии не было других вариантов насыщения рынка.

Поэтому Комитет по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга и согласился с предложенным вариантом. И, дескать, всё было законно: лицензии выдавались кем положено, ни грамма редкоземельных металлов вывезено не было. А скандал о коррупции был инспирирован частью депутатов Ленсовета с целью воздействия на Анатолия Собчака, чтобы тот уволил «гэбэшника» Путина. Плюс – некоторые из депутатов сами хотели заработать на сделках по поставке продовольствия в Санкт-Петербург, «а им ничего не досталось, вот они и нашли злого кагэбэшника, который мешал, и его надо было изгнать».

Чуть далее, говоря о печальных итогах поставок продовольствия взамен сырьевых ресурсов, отправленных на экспорт, Владимир Путин фактически расписывается в своей некомпетентности в качестве главы Комитета по внешним связям мэрии: «Нужно было теснее работать с правоохранительными органами и палкой выбивать из этих фирм обещанное. Но подавать на них в суд было бессмысленно – они растворялись немедленно: прекращали свою деятельность, вывозили товар. По существу, предъявить им было нечего. Вспомните то время – тогда сплошь и рядом возникали какие-то конторы, финансовые пирамиды, МММ… Мы просто этого не ожидали».

«Председатель КВС мэрии т. Путин В.В. и его заместитель т. Аникин А.Г. проявили полную некомпетентность, граничащую с недобросовестностью при составлении договоров, лицензий, иных документов, беспрецедентную халатность и безответственность при предоставлении документов депутатской группе, что подтверждается многочисленными расхождениями данных в разных документах», – это уже цитата из пункта 7.6. отчёта рабочей депутатской группы во главе с Мариной Салье от 23 марта 1992 года.

Недоглядели. Растерялись. Не ожидали…

Парадокс, но факт: в оценке профессиональной пригодности Владимира Путина по поводу его деятельности во главе КВС мэрии Санкт-Петербурга сошлись непримиримые оппоненты – сам Владимир Владимирович и авторы отчёта «группы Салье».

В тот же период мэрия Санкт-Петербурга выступила с ещё одной замечательной инициативой: было решено установить жёсткий контроль над игорным бизнесом города с целью пополнения городского бюджета. Для чего, как рассказывал сам Путин, было создано муниципальное предприятие, которое само по себе ни одним казино не владело, но контролировало 51 % акций игорных заведений города. В книге «От первого лица…» (глава «Демократ», подглавка «Соприкоснувшись с прекрасным, пора отваливать») Путин о системе контроля мэрии за игорным бизнесом города на Неве вспоминал следующее: «В это предприятие были делегированы представители основных контролирующих организаций: ФСБ, налоговой полиции, налоговой инспекции. Расчёт был в том, что государство, как акционер, будет получать дивиденды с 51 процента акций».

Забавно, что сделано это было в противоречии с Законом РФ «О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках», подписанным ещё 22 марта 1991 года первым заместителем Председателя Верховного Совета РСФСР Р.И. Хасбулатовым. И Путин чёрным по белому признаётся в том, что его позиция по поводу установления контроля в Питере над игорным бизнесом противоречила этому закону, делая смущённую оговорку: «Тогда я считал, не знаю, правильно или нет, что игорный бизнес – это такая сфера деятельности, в которой должна быть монополия государства». Заметьте: это говорил юрист. Получается, что Владимир Путин не знал, правильно ли он поступал, нарушая действующее законодательство. Если нельзя, но очень хочется – значит, можно. Ещё один прекрасный пример правового нигилизма, основы которого в новой России закладывал, как видно из этого примера, в числе прочих сам Владимир Путин!

Итог этой эпопеи предугадать очень несложно. Бюджет Санкт-Петербурга от контроля над игорным бизнесом не получил ни копейки. Оказывается, владельцы казино показывали только убытки и лишь смеялись над недотёпами из питерской мэрии. «Это была классическая ошибка людей, которые впервые столкнулись с рынком, – сокрушался Владимир Владимирович. – Судя по тому, что схема оказалась неэффективной и с её помощью не удалось достичь задуманного, надо признать, что она не была продумана до конца».

И хотя в муниципальное «игорное» предприятие были делегированы, как уже было сказано, и налоговики, и «эфэсбэшники», итог оказался тот же: недоглядели, растерялись, не ожидали, не продумали до конца…

Позже – в четвёртой главе этой книги – мы ещё вернёмся к теме игорного бизнеса в России, чтобы понять, какие уроки извлёк из своего питерского опыта ставший Президентом РФ Владимир Путин. Точнее, извлёк ли он вообще какие-либо уроки.

Кстати, в своих воспоминаниях (глава «Демократ», подглавка «Флагшток был срезан автогеном») Владимир Путин приводит прямо противоположный пример работы той же ФСБ. Вспоминая разгон Советов в октябре 1993 года и сравнивая то, как это происходило в Москве и Санкт-Петербурге, Владимир Путин сказал следующее: «Важно, что тогда уже не было, как в 91-м, раскола среди правоохранительных органов. Руководство управления ФСБ – а возглавлял его тогда Виктор Черкесов – с самого начала заявило о своей поддержке мэра. Оно провело ряд мероприятий по задержанию экстремистов, которые устраивали провокации, собирались что-то взрывать, дестабилизировать обстановку. На этом всё и закончилось».

То есть, когда дело касалось выстраивания «управляемой демократии», ФСБ показывала отличные результаты. Но как только ФСБ в Санкт-Петербурге пыталась контролировать бизнес – ничего не выходило, всё падало из рук…

Теперь остаётся найти олухов, которые поверили бы в эту версию.

Одной из ключевых фигур в питерской ФСБ в тот период был, конечно же, Виктор Черкесов. К этому офицеру есть смысл приглядеться пристальнее. С 1988 по 1992 год он был начальником следственного отдела Ленинградского управления КГБ-АФБ-МБР. До этого на протяжении ряда лет Виктор Васильевич работал в 5-м отделе Управления КГБ по г. Ленинграду и Ленинградской области и, как уже было сказано выше, запомнился борьбой с инакомыслящими.

В диссидентских кругах Виктор Черкесов прославился, в частности, тем, что, собственноручно заполняя протокол допроса Ростислава Евдокимова (члена «Народно-трудового союза», в итоге получившего 5 лет строгого режима и 3 года ссылки), назвал г. Вену столицей Швейцарии. А сам Евдокимов позднее (15 февраля 2000 года в газете «Сегодня») так охарактеризовал стиль работы своего бывшего следователя: «Грешил Черкесов амбициозностью и особым цинизмом – он прямо заявлял, что офицеры КГБ могут и должны нарушать письменные законы ради сохранения «высших», то есть – партийных законов. В своё время именно Виктор Черкесов выступал по ленинградскому телевидению и демонстрировал телезрителям изъятый у меня при обыске старенький факс-аппарат, объясняя, что это – супершпионский прибор, изготовленный для меня спецслужбами Запада».

Запомнился Виктор Черкесов и тем, что в 1988 году инициировал последнее в СССР дело по статье 70 УК РСФСР («Антисоветская агитация и пропаганда») против Ленинградского отделения партии «Демократический союз» по факту распространения его членами партийной газеты «Свободное слово». Входивший в «Демсоюз» Юлий Рыбаков (впоследствии – депутат Государственной думы ФС РФ) вспоминал, что аресты и посадки не последовали только потому, что Верховный Совет СССР вовремя отменил 70-ю статью УК РСФСР.

Позднее (к примеру, в декабре 2004 года в статье, опубликованной в газете «Комсомольская правда»), будучи директором Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков, Виктор Черкесов утверждал, что он, как и многие из его коллег, всегда стояли на страже интересов государства, не стремясь во что бы то ни стало сломать судьбы людей в угоду господствовавшей в последний период существования СССР идеологии, которая «стремительно эволюционировала к маразму». И призывал помнить «о самоограничении – подавлении духа стяжательства, обуздании соблазнов, которыми начинена эпоха недоразвитого и нестабильного капитализма», потому как такой подход есть «единственная альтернатива повторению позорной судьбы переродившейся советской номенклатуры».

Вдумчивые исследователи жизненного и профессионального пути Виктора Черкесова считают, что его единственным серьёзным достижением на ниве борьбы с «внутренним врагом» стало «дело Павлова» – сотрудника атомной инспекции Государственного морского регистра, передавшего спецслужбам Германии и США некие секретные сведения о советских подводных лодках. За его разоблачение в 1984 году Черкесов и получил орден Красной Звезды.

Впрочем, внимания к идеологии Виктор Черкесов не утратил и позднее, уже возглавляя Управление ФСБ по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области, когда в 1996 году стал инициатором возбуждения уголовного дела против эколога, капитана Александра Никитина по обвинению в шпионаже (в 1999 году Никитин был оправдан судом по всем статьям обвинения).

В своей книге «Над пропастью во лжи» Валерия Новодворская, упоминая о первоначальном заключении капитана Никитина под стражу, так охарактеризовала Виктора Черкесова: «Осталось молить о плановом петербургском наводнении и чтобы в Финский залив смыло только личный состав тамошнего ФСБ во главе с генералом Черкесовым, бывшим (и теперешним) охотником за диссидентами».

…Когда в 1992 году дело о «продовольственной афере» сошло на нет, когда утихла вся шумиха вокруг расследования «группы Салье», Виктора Черкесова назначили начальником Управления Министерства безопасности России по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области. До Черкесова – с 1991 года – начальником Управления Агентства федеральной безопасности РСФСР по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области (в ранге заместителя генерального директора АФБ РСФСР) являлся Сергей Степашин.

После того как Сергей Вадимович перешёл на работу в Москву, начальник следственного отдела Ленинградского управления – теперь уже МБР РФ – Черкесов был главным кандидатом на освободившуюся должность. Появление, как замечала Валерия Новодворская, «охотника за диссидентами» в качестве кандидатуры на столь высокий и ответственный пост спровоцировало целую бурю возмущения у депутатов Ленсовета, что вызвало новый нешуточный скандал.

К мэру Анатолию Собчаку тогда прибыла представительная делегация городской интеллигенции. Тот сделал вид, что крайне поражён и озадачен назначением Черкесова, и пообещал «ходокам» лично обсудить эту проблему с Борисом Ельциным. Но в итоге так ничего и не сделал.

К делу, как уже было сказано, энергично подключились депутаты Ленсовета. Как замечал в январе 2005 года обозреватель «Новой газеты» Борис Вишневский, 20 ноября 1992 года сессия Ленсовета большинством в 117 голосов (27 депутатов высказались «против» и 15 депутатов воздержались) приняла обращение к Борису Ельцину с требованием отменить назначение на этот пост «человека, участвовавшего в организации политических процессов против участников демократического движения 80-х годов».

Однако результат этого обращения был весьма неожиданным. 13 декабря 1992 года тогдашний глава Министерства безопасности России Виктор Баранников заявил, что назначение Виктора Черкесова было… согласовано с мэром Санкт-Петербурга Анатолием Собчаком!

С учётом официально признанной трактовки личности Анатолия Собчака как истинного демократа и прочее, его согласие на назначение Черкесова и в самом деле выглядело парадоксально. Но теперь, когда мы знаем о том, каким на самом деле «демократом» был Анатолий Александрович и что его связывало с Конторой, удивляться этому согласию не приходится.

В марте 2003 года в журнале «Профиль» (№ 10 (328) от 10.03.2003 г.) была опубликована статья Натальи Жуковой «Заложник Норд-Веста», посвящённая прогнозам по поводу скорой отставки Виктора Черкесова с поста Полномочного представителя Президента РФ в Северо-Западном федеральном округе. Автор статьи, рассказывая о карьере генерала Черкесова, замечала, что в 1992 году в окружении Собчака всё больший аппаратный вес набирали выходцы из спецслужб. Без их помощи мэр-профессор просто не мог управлять городом. А потому просто так, «из принципа», раздувать скандал вокруг фигуры Черкесова и портить отношения с его коллегой – Путиным – Собчаку, конечно же, не хотелось.

«Кроме того, – замечал автор «Профиля», – мэр хоть и не любил нового главу управления МГБ, но в то же время знал, что никаких сюрпризов от него ждать не приходится. По слухам, Собчак неоднократно высказывался в том смысле, что Черкесов всегда служит тем, кому принадлежит власть. Власть в городе принадлежала ему, Собчаку, а в стране – Ельцину, относившемуся вполне благожелательно к питерскому мэру-демократу».

Начало 1990-х годов и в самом деле было тем временем, когда Контора активно проникала не только в разного рода общественно-политические движения, но и – что было весьма немаловажно! – в криминальные и деловые круги. Построение «управляемой демократии», с одной стороны, требовало отсечения «правильной» оппозиции от «неправильной», а с другой – конечно же, требовало ещё и денег. Много денег. И в этом плане «продовольственная афера» 1991–1992 годов была отличным способом пополнения «конторской» кассы.

А теперь вопрос: чем же в этот крайне интересный период истории России и, в частности, города на Неве занимался Дмитрий Медведев?

 

Советник Путина по «деликатным вопросам»

Мы помним, что говорил сам Дмитрий Медведев в беседах с Николаем и Мариной Сванидзе об этом периоде своей работы в мэрии Санкт-Петербурга. В 1991–1995 годах с Путиным ему приходилось общаться «прежде всего по тем делам, которыми занимался Комитет по внешним связям. Это были правовые вопросы, внешнеэкономические».

Таким образом, получается, что как юрист-консультант Дмитрий Медведев вполне мог принимать участие в «продовольственной афере» 1991–1992 годов. Судя по всему, так оно и было.

28 января 2008 года в газете «Le Figaro» была опубликована статья московского корреспондента этого издания – Фабриса Ноде-Ланглуа (Fabrice Nodй-Langlois), которая называлась так: «Медведев – добрый герой, изготовленный в Кремле» («Medvedev, le gentil hйros que le Kremlin se fabrique»). Автор статьи был уверен в том, что именно скандал с поставками продовольствия в обмен на экспорт сырья, разразившийся в Санкт-Петербурге в первой половине 1992 года, стал причиной стремительного карьерного роста Дмитрия Медведева.

Об этом, крайне интересующем нас эпизоде в жизни Дмитрия Анатольевича автор публикации в популярной французской газете пишет следующее: «Было начато судебное расследование, которое потом прекратили. «Именно молодой юрист из мэрии Медведев, сумевший найти юридические недочёты в судебном деле, и спас тогда Путина, – рассказывает Алексей Мухин, политолог и автор книги о российских элитах. – Трудно сказать, действительно ли обогатился тогда Путин. Но он проявил легкомыслие, подписав документы, которые не должен был подписывать».

Путин был благодарен Медведеву и немало впечатлён его профессионализмом, а потому и позвал его за собой в Кремль».

На самом деле, конечно же, никакого судебного процесса не было. По той простой причине, что не было возбуждения уголовного дела, не было следствия, и его материалы не могли быть переданы в суд. По всей видимости, французский журналист оказался в плену европейского стереотипа судебной власти, которая во многих странах римского права сама наделена функциями судебного следствия. Однако фраза относительно юридических недочётов, которые якобы нашёл Медведев, весьма примечательна. Дело вот в чём.

Ещё в 2003 году в журнале «Профиль» (№ 43 (362) от 17.11.2003 г.) была опубликована статья Ирины Вьюновой «Кремлёвский визирь». Статья была посвящена рассказу о Дмитрии Медведеве в связи с назначением его на должность руководителя Администрации Президента РФ. Из общения с питерскими источниками информации автор публикации выяснила, что в то время, когда Дмитрий Медведев работал в Санкт-Петербурге, среди местных журналистов за ним прочно закрепилась репутация самого незаметного чиновника команды Анатолия Собчака.

«Что, впрочем, не означало недоверия к нему со стороны Анатолия Собчака, – замечала в своей статье Ирина Вьюнова. – Знающие люди утверждают: в Смольном Медведев работал по специальности, то есть занимался разработкой и оформлением сделок, договоров и различных инвестиционных проектов. Проще говоря, обеспечивал юридическую сторону экономической деятельности новых питерских властей. Для чего вовсе не обязательно (если не сказать «нежелательно») постоянно мелькать на публике».

При таком раскладе получается: Дмитрий Медведев и теоретически, и практически мог принимать самое активное участие в юридическом обеспечении бартерных сделок по поставкам продовольствия из-за рубежа в обмен на экспорт сырья. Ведь речь-то шла не о копеечных суммах! Чем закончилась эта «продовольственная афера», мы уже знаем.

Нельзя вновь не процитировать слова непосредственного шефа Дмитрия Медведева по работе в питерской мэрии – Владимира Путина, который о причинах краха схемы «продовольствие в обмен на сырьё» в своей книге, изданной в начале 2000 года, говорил так: «Нужно было теснее работать с правоохранительными органами и палкой выбивать из этих фирм обещанное. Но подавать на них в суд было бессмысленно – они растворялись немедленно: прекращали свою деятельность, вывозили товар. По существу, предъявить им было нечего».

То есть фирмы, которым выдавались лицензии на экспортные поставки сырья за рубеж в обмен на встречные поставки продовольствия в Санкт-Петербург, вели себя так хитро, что юридически к ним нельзя было предъявить никаких претензий.

В уже упоминавшемся докладе «В. Путин – «президент» коррумпированной олигархии!» Марина Салье в марте 2000 года замечала: «В. Путин – юрист по образованию. Он не мог не знать, что предъявление […] договоров в суд действительно бессмысленно – суд в иске должен был отказать. Но не из-за того, что бесследно «растворялись» фирмы, выбранные самим же Путиным, а из-за абсолютной юридической ущербности договоров, заключённых КВС в лице всё того же В. Путина или А. Аникина».

В чём же заключалась юридическая ущербность и ничтожность этих договоров? В своём докладе Марина Салье приводит несколько наиболее вопиющих примеров. По мнению Марины Евгеньевны, абсолютно все договоры были… юридически ничтожными.

Как уже было сказано, зачастую отсутствовали подписи и печати каждой из договаривающихся сторон как на самих договорах, так и на неотъемлемых приложениях к ним. На некоторых договорах отсутствовали даты их заключения. В двух договорах отсутствовали приложения, обозначенные в текстах этих договоров. В договоре № 12/92 был исправлен номер договора с № 9 на № 12, а в приложении к нему сохранился старый – № 9. В четырёх договорах, заключённых Комитетом по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга в лице В.В. Путина, напротив его фамилии, имени и отчества, написанных чётко, стоит подпись его заместителя – А.Г. Аникина.

Многое, если не всё, теперь встаёт на свои места. Грамотная юридическая консультация относительно того, как надо составить текст договора, чтобы заработать хорошие деньги и чтобы при этом не наступила уголовная ответственность по суду – это дорогого стоит! А то, что подобного рода ухищрения являются тем самым правовым нигилизмом, о котором в начале 2008 года со знанием дела рассуждал Дмитрий Медведев, – об этом даже и говорить не нужно.

Надо отметить, что подобного рода эксцессы для постсоветской России не являются чем-то уникальным. В 2008 году авторам этой книги пришлось в качестве консультантов принимать участие в выборах мэра города Новошахтинск Ростовской области. Тогда на второй мэрский срок свою кандидатуру выдвинул Сергей Скобелев – разумеется, секретарь политсовета городской организации партии «Единая Россия».

Так вот, даже поверхностный анализ предоставленных для исследования документов показал, что при мэре Скобелеве в Новошахтинске были допущены многочисленные нарушения действующего законодательства РФ. Проще говоря, воровали по-крупному. Конечно, не в таких масштабах, как в Санкт-Петербурге, но вполне в достаточных для возбуждения целой серии уголовных дел, которые должны были завершиться конкретной посадкой их главных фигурантов.

Оказалось, например, что при назначении Сергея Скобелева на должность мэра после того, как он выиграл первые выборы, были допущены грубейшие нарушения федерального и областного законодательства, а также ряда муниципальных нормативных правовых актов. Эти нарушения привели к тому, что Сергей Скобелев фактически являлся нелегитимным мэром, распоряжения которого были юридически ничтожными и не обязательными к исполнению, но которые, тем не менее, почему-то исполнялись. Так что в случае чего Скобелеву нельзя было бы предъявить абсолютно никаких претензий – он же самозванец! И при этом – не мошенник, потому что сам «искренне заблуждался» на предмет своей легитимности, не имея преступного умысла на совершение деяний.

Естественно, что за всё время «мэрства» Скобелева значительный массив весьма привлекательного муниципального имущества был пущен с молотка по бросовым ценам. А потом, как и водится, это имущество перепродавалось (нередко – не по одному разу) и оказывалось в собственности уже «добросовестных приобретателей». И теперь вернуть это имущество в муниципальную собственность по действующему законодательству РФ не представляется никакой возможности.

Случай с новошахтинским экс-мэром, опять-таки, не является исключением. Если посмотреть на карту путинской России, то мы сплошь и рядом увидим именно то, что Дмитрий Медведев охарактеризовал ёмким термином «правовой нигилизм» и что в народе именуется куда как более хлёстким определением – «растащиловка». И это – не единичные случаи. Это – система.

…В декабре 2007 года российский еженедельный журнал «Новое время» опубликовал статью Любови Цукановой «Три Медведа» (№ 45 от 17.12.2007 г.), посвящённую выдвижению Дмитрия Медведева на пост Президента РФ в качестве преемника Владимира Путина. В этой статье, со ссылкой на номер газеты «Санкт-Петербургский курьер» от 6 ноября 2003 года, рассказывалось ещё об одной юридической «новации», авторство которой приписывается Дмитрию Медведеву.

Автор «Нового времени» об этом пишет следующее: «Утверждают, что именно Дмитрий Медведев стал автором российского ноу-хау – придумал схему того, как орган власти, не нарушая закона, может стать соучредителем и совладельцем акционерного общества [к вопросу о попытке мэрии Санкт-Петербурга контролировать игорный бизнес города и получать доход во благо жителей, о чём было рассказано выше]. Суть схемы в следующем: общество арендует у государства помещение и землю, за которые как бы платит определённую сумму. Однако деньги не поступают в бюджет – они становятся взносом госоргана в уставный капитал акционерного общества. Красивая схема, де-юре легальная, де-факто означает то, с чем государство вроде бы борется: сращивание власти и бизнеса».

Чуть ранее всё тот же журнал «Новое время» (№ 18 от 15.06.2007 г.) опубликовал статью Ильи Барабанова «Птицы гнезда Петрова», посвящённую ещё одной питерской махинации. Речь шла о санкт-петербургской корпорации «Двадцатый трест», свидетельство о регистрации которой в качестве юридического лица 20 октября 1992 года подписал председатель Комитета по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга Владимир Путин. Нас же в этой публикации интересует небольшой фрагмент, объясняющий причину доверия, которое Владимир Путин испытывал по отношению к Дмитрию Медведеву.

Приведём эту цитату с несущественными сокращениями: «Многие чиновники, имевшие отношение к корпорации «Двадцатый трест», сделали стремительные карьеры. «The New Times» уже писал об одной из них […], связанной с первым вице-премьером Дмитрием Медведевым, который имел отношение к серьёзным финансовым потокам, контролировавшимся Комитетом по внешним связям.

Пожелавший остаться анонимным источник рассказал «The New Times», что именно Медведев выполнял поручения Владимира Путина о переводе денежных средств на разного рода строительные проекты.

В те времена, как утверждают, глава корпорации Сергей Никешин мог запросто позвонить будущему президенту России и сообщить о необходимости перевести сумму в несколько миллионов долларов на восстановление православного храма в Греции. Медведев этот перевод контролировал. О дальнейшей судьбе этих денег ничего не известно.

Уходили деньги через знаменитый банк «Россия» братьев Ковальчук. Офис банка находился на первом этаже Смольного, и, как рассказывают источники «The New Times», обращавшиеся к Владимиру Путину инвесторы могли получить добро на свой проект только при одном условии: всё должно было быть проведено через банк «Россия».

Пожалуй, добавить к этой цитате нечего. А теперь – время перейти к рассказу о самом, пожалуй, закрытом периоде в докремлёвской жизни Дмитрия Медведева, о котором он сам говорить очень не любит.

 

Бизнесмены с юрфака

В «канонической» биографии Дмитрия Анатольевича – книге Николая и Марины Сванидзе «Медведев» – рассказано о нескольких крайне познавательных эпизодах, которые с привлечением дополнительных источников информации позволяют понять, каким же бизнесом, на самом деле, занимался в начале 1990-х годов Дмитрий Медведев.

В главе «О занятиях бизнесом» рассказывается апокрифическая история, имеющая якобы хождение на юридическом факультете ЛГУ. Дескать, в самом начале 1990-х годов декан юридического факультета на лестнице разговаривал с Дмитрием Медведевым и его однокурсником Антоном Ивановым (с 26 января 2005 года занимает пост председателя Высшего Арбитражного суда РФ), уговаривая их не оставлять преподавательскую работу. В то время из научно-преподавательской среды и в самом деле многие уходили: квалифицированные юристы в бизнес-структурах могли зарабатывать деньги, несопоставимые с тем, что им платили в том же ЛГУ.

Так вот, декан просил Медведева и Иванова немного потерпеть, потому как скоро в стенах родного университета они будут зарабатывать много – долларов по 500 в месяц. Те в ответ радостно улыбались и отвечали, что они и так никуда уходить не собираются – им в ЛГУ, дескать, интересно. А спустя несколько лет стало понятно, сколько молодые и предприимчивые юристы зарабатывали на стороне юридической практикой и какой смешной им казалась обещанная деканом зарплата в 500 долларов в месяц.

Сам Дмитрий Медведев говорил, что, окончив ЛГУ в 1987 году, он к моменту защиты кандидатской диссертации – в 1990 году – уже активно занимался юридической практикой, зарабатывая деньги вне стен университета. Сначала это были разовые заказы, которые по тем временам весьма неплохо оплачивались, а потом…

А потом, как пишут Николай и Марина Сванидзе, Дмитрий Медведев и его однокурсники приняли решение: «Тройка «Иванов – Медведев – Елисеев» […] в 90-м году […] создают малое предприятие на трёх учредителей. Это юридическая консультационная фирма «БалФорт»».

История этого малого предприятия в рассказе однокурсника Дмитрия Медведева – Ильи Елисеева (ныне является заместителем председателя Правления ОАО «Газпромбанк») – оказалась весьма недолгой. В начале 1990-х годов юридические фирмы в Санкт-Петербурге стали появляться в массовом порядке. Несмотря на то что «БалФорт» в городе была одной из первых компаний такого рода, конкуренция возрастала. И, как естественное следствие развития этого сегмента рынка, стал увеличиваться спрос на квалифицированных юристов, которые сопровождали бы деятельность одной или сразу нескольких компаний. У каждого из учредителей – Дмитрия Медведева, Антона Иванова и Ильи Елисеева – также «нарисовались» такие корпоративные клиенты. Поэтому актуальность содержания совместной юридической фирмы постепенно сошла на нет, и вскоре компания «БалФорт» прекратила своё существование.

Дмитрий Медведев рассказывал Николаю и Марине Сванидзе, что именно тогда он стал понимать, насколько более широкие возможности даёт для профессионального роста корпоративная юриспруденция. Дмитрий Анатольевич, оставаясь преподавателем юридического факультета ЛГУ и продолжая читать лекции по гражданскому и римскому праву, стал сотрудничать с рядом крупных структур. С одной из них – группой «Илим Палп» – судьба Дмитрия Медведева оказалась связанной надолго: с 1993 по 1999 год. Но об этом более подробно мы расскажем чуть ниже: тем более что сам Дмитрий Анатольевич о работе в «Илим Палп» предпочитает особо не распространяться.

А сейчас вернёмся к рассказам о консультационной фирме «БалФорт».

Дело в том, что, по данным газеты «Ведомости» (статья «Самый человечный преемник», 11.12.2007 г.), консультационно-юридическая фирма «БалФорт» бывшими однокурсниками Дмитрием Медведевым, Антоном Ивановым и Ильёй Елисеевым была учреждена не в 1990-м, а в 1994 году. Бизнес этот, замечают авторы «Ведомостей», до наших дней не дожил.

Если «БалФорт» был учреждён в 1994 году, то какую же фирму Медведев, Иванов и Елисеев создали четырьмя годами ранее? Ответ на этот вопрос можно найти в двух газетно-журнальных публикациях. Уже упоминавшаяся ранее статья Любови Цукановой «Три Медведа» в журнале «Новое время» (№ 45 от 17.12.2007 г.) повествует о том, что в 1990 году в Невском районе Санкт-Петербурга был зарегистрирован ГУП «Уран» с уставным капиталом 100 рублей. Несмотря на то что организационно-правовая форма этого хозяйствующего субъекта расшифровывается как «государственное унитарное предприятие» (!), в качестве учредителей этой фирмы выступили три физических лица – хорошо знакомые нам бывшие однокурсники по юрфаку ЛГУ: Дмитрий Медведев, Антон Иванов и Илья Елисеев.

В статье весьма осведомлённого автора – Олега Ролдугина (по всей видимости, сына друга молодости Владимира Путина) – «Кошмарить запрещено» (еженедельник «Собеседник», № 8 от 03.03.2009 г.) об истории создания компании «Уран» имеется уточнение: она была зарегистрирована 13 декабря 1990 года, и в числе основных видов экономической деятельности значилось производство товаров народного потребления.

Про фирму «Уран» ни сам Медведев, ни «дуэт» Сванидзе, ни собеседники биографов третьего Президента России даже не упоминают. Невольно возникает вопрос: каким образом, в самом деле, Дмитрий Медведев и его приятели по университету смогли зарегистрировать ГУП, учредителями которого стали физические лица, а уставный капитал составил всего-то 100 рублей?

Возможно, организационно-правовая форма, как и форма собственности, «Урана» была совершенно другой, а приставка к названию фирмы – ГУП – расшифровывалась как-то иначе, например: группа универсальных предпринимателей «Уран». В конце концов, в те лихие времена, как мы уже могли убедиться, проворачивались и не такие комбинации.

Но тогда получается, что ГУП «Уран» с тремя учредителями-«физиками» явно был создан для какой-то хитрой экономической манипуляции: чтобы будущие клиенты этой предприимчивой «тройки» сами вводили себя в заблуждение тем обстоятельством, будто «ГУП «Уран»» является госпредприятием.

Кстати, фирмы с подобного рода солидными наименованиями в России регистрировались не раз и не два. К примеру, одному из авторов этой книги в 2000 году всего за пару дней и две бутылки коньяка удалось зарегистрировать в Регистрационной палате Саратовской области общество с ограниченной ответственностью с пугающим наименованием «Контрольно-ревизионное управление «Cаратоваудитконтроль»» (КРУ «Саратоваудитконтроль»), учредителями которого стали два физических лица, и несколько месяцев, как в своё время Дмитрию Медведеву, – в строгом соответствии с действующим законодательством РФ – даже извлекать доход, рассылая письма на фирменных бланках этого юрлица.

Так вот, насчёт медведевского «Урана». Дмитрий Анатольевич, безусловно, уже в те времена понимал, какие возможности даёт компания с названием «ГУП «Уран». Его кандидатская диссертация, которую он чуть ранее, в том же, 1990-м, году защитил, имела вполне профильную тему: «Проблемы реализации гражданской правосубъектности государственного предприятия».

Кроме того, Дмитрий Медведев являлся одним из авторов многократно переиздававшегося с 1996 года трёхтомного учебника «Гражданское право» под редакцией А.П. Сергеева и Г.К. Толстого, для которого он написал четыре главы: одна из них и была посвящена государственным и муниципальным предприятиям.

5 марта 2008 года в газете «Московский корреспондент» была опубликована статья Томаса Кинго, посвящённая теме кандидатской диссертации Дмитрия Анатольевича: «Медведев старается идти в ногу со временем». Переводя название диссертации с «юридического» на русский язык, автор публикации замечал: «Речь идёт о правах государственного предприятия как коммерческой организации в «условиях регулируемого рынка». В этом, как сказано в автореферате, и состоит, в частности, научная новизна исследования Дмитрия Медведева.

Автор предложил «правовой механизм ликвидации несостоятельных государственных предприятий», что также, по мнению диссертанта, было «научной новизной». И хотя процедура банкротства разорившихся предприятий существовала ещё до революции, добавление «в условиях регулируемого рынка» было абсолютно новаторским как в экономической науке, так и в юриспруденции […].

Бросается в глаза, что за три года работы над диссертацией Дмитрий Медведев в качестве аспиранта опубликовал всего две работы по теме: заметку о коммерческом кредитовании и о природе права государственного предприятия. Общим объёмом всего 12 страниц».

О предприятии «Уран», как уже было сказано, в книге Николая и Марины Сванидзе «Медведев» не сказано ни слова. Нет упоминания об «Уране» и в официальных биографических данных Дмитрия Анатольевича. Можно предположить почему.

Скорее всего, как мы и предположили, «Уран» изначально создавался с прицелом на осуществление определённой достаточно ловкой и выгодной операции, после реализации которой эта фирма была прикрыта. На такого рода предположения наталкивает и дата регистрации ГУП «Уран» – 13 декабря 1990 года. То есть компания родилась примерно через 2–3 месяца после того, как Дмитрий Медведев осенью 1990 года приступил к работе в должности советника председателя Ленсовета Анатолия Собчака по широкому кругу вопросов.

Для чего именно мог быть создан «Уран» и почему о своём учредительстве в этой компании предпочитают не вспоминать ни Дмитрий Медведев, ни его бывшие однокурсники по юрфаку ЛГУ – Илья Елисеев и Антон Иванов? Рискнём высказать одно предположение.

В своей книге «Собчачье сердце, или Записки помощника, ходившего во власть» Юрий Шутов, как уже было сказано выше, работавший в должности советника председателя Ленсовета Анатолия Собчака, вспоминает (глава «Лесные братья») один показательный эпизод. Повествование Юрия Титовича носит последовательный характер, следовательно, эпизод, рассказанный Шутовым, мог иметь место, судя по всему, осенью 1990 года. Дело было так.

На приём к председателю Ленсовета Анатолию Собчаку пришла легендарная личность – первый советский легальный миллионер Артём Тарасов, бывший тогда ещё и депутатом Верховного Совета РСФСР. Тарасов, без особых околичностей, предложил следующее: он хотел бы закупить у Киришского нефтеперерабатывающего завода под видом отходов мазута и дизельного топлива качественный товар. После чего судами либо Балтийского, либо Северо-Западного речного пароходства доставить товар имевшемуся на Западе покупателю.

Тарасов, возглавлявший в тот период внешнеэкономическую ассоциацию «Исток», просил Собчака посодействовать ему в двух вопросах: уговорить производителей товара продать его по максимально низкой цене, а транспортников – за умеренную плату вывезти его в Европу. При этом Тарасов выразил готовность отдать Ленинграду 80 % чистой прибыли от этой сделки.

Собчак, как вспоминал Юрий Шутов, сделкой чрезвычайно заинтересовался, но Шутов задал своему шефу резонный вопрос: кто будет определять расходную часть этой сделки и, самое главное, реальную продажную цену за границей? Если это поручить Артёму Тарасову, то, опасался Юрий Шутов, прибыль от сделки вполне может оказаться нулевой, а 80 % от нуля как раз и достанется Ленинграду и лично Собчаку за все его хлопоты.

Сам Артём Тарасов в своей книге «Миллионер», вышедшей в свет в московском издательстве «Вагриус» в 2004 году, ни о чём таком не вспоминал. Но при этом в предпоследнем абзаце главы «О бедном богатом замолвите слово» причислял Анатолия Собчака к кругу своих друзей. А в самом начале главы «Несчастье не в деньгах, а в их количестве» даже поведал о своей встрече в Мариинском дворце с председателем Ленсовета А.А. Собчаком, который в своё время, дескать, предложил Тарасову стать председателем Ленгорисполкома и своим первым заместителем.

Результат визита Тарасова к Собчаку, как вспоминал Юрий Титов, был таков: «Больше мы к этому делу не возвращались, но, как я слышал, афера состоялась, и цифра украденных 30 миллионов долларов надолго вошла в скандально-криминальную хронику газетных полос».

И ещё одна цитата из книги Юрия Шутова. Рассказывая в живой манере, с покушениями на традиции плутовского романа, о своей работе с Анатолием Собчаком, Юрий Титович в начале главы «Сподвижники» повествует о нравах, царивших в собчаковской alma-mater тех лет – Ленинградском госуниверситете. По воспоминаниям Шутова, тогда в бизнес активно ударились представители профессуры ЛГУ. Один из таких потомственных профессоров провернул масштабную аферу с банковским кредитом, сумев ловко обмануть эстонских банкиров на несколько миллионов долларов.

Аферу университетский наставник молодёжи, как пишет Шутов, «совершил через махонький кооперативчик, зарегистрированный им в стенах бывших петровских коллегий нынешнего Ленгосуниверситета. Прибалты просили Собчака защитить от академического грабителя эстонский банк в тогда ещё едином государстве. «Патрон», разобравшись, был в лёгком шоке от удачливости «университетского коллеги». После чего […] быстро приблизил мошенника к себе, назначив на должность с обязанностью консультировать и правом поденно грабить, но уже в государственном масштабе». Конец цитаты. И – без комментариев.

…18 мая 2011 года, за несколько часов до начала масштабной пресс-конференции Дмитрия Медведева в Сколково, радиостанция «Эхо Москвы» провела очередной интерактивный эфир, во время которого радиослушателям предлагалось сформулировать вопросы, ответы на которые они хотели бы получить от Президента России. Один из таких вопросов задала радиослушательница по имени Лена из Санкт-Петербурга, которая хотела бы получить от Дмитрия Анатольевича ответ на вопрос: в курсе ли он, что сейчас творит его бывший научный руководитель Николай Кропачев, с 21 мая 2008 года занимающий должность ректора Санкт-Петербургского государственного университета?

А Кропачев и в самом деле в университете много чего натворил. Ещё в середине сентября 2009 года 400 студентов СПбГУ обратились с открытым письмом к Президенту РФ Д.А. Медведеву с требованием отставки ректора Кропачева, обвиняя его в коррупции, некомпетентности, преследовании инакомыслия, волюнтаризме, создании обстановки тотального давления и контроля. Примечательно, что на персональный сайт Медведева текст обращения вывесить не удалось – модераторы его удаляли, в силу чего студентам СПбГУ пришлось разместить своё письмо в СМИ.

Позднее, 27 августа 2010 года, к Президенту Дмитрию Медведеву поступило ещё одно обращение из Санкт-Петербургского госуниверситета. На этот раз – в форме записанного на видео монолога доцента СПбГУ, председателя профсоюза «Универсант» Сергея Самолётова, который рассказал массу негатива относительно ректора Кропачева, охарактеризовав его стиль управления как «административный и правовой беспредел».

Результат обоих обращений оказался нулевым. Как видно, новые «традиции» ЛГУ-СПбГУ, начавшие проявляться с конца 1980-х годов, о которых рассказывал Юрий Шутов, получили дальнейшее развитие после того, как научный руководитель будущего третьего Президента России Дмитрия Медведева был им назначен на должность ректора СПбГУ.

Впрочем, ситуация вокруг СПбГУ и деятельность Николая Кропачева на посту его ректора – тема, выходящая за рамки этой книги…

 

«Илим Палп» и Медведев

Сегодня ОАО «Группа «Илим» со штаб-квартирой в Санкт-Петербурге является одной из крупнейших корпораций целлюлозно-бумажного комплекса России. Достаточно сказать, что на предприятиях «Илима» изготавливается до 60 % российской целлюлозы и до четверти годового объёма картона, производимого в России.

Владельцем «Илима» является швейцарская компания «Ilim Holding», 50 % акций которой с конца 2006 года принадлежит крупнейшей в мире лесопромышленной корпорации «International Paper» со штаб-квартирой в городе Мемфис, США. Оставшаяся половина акций «Ilim Holding» в равных долях принадлежит председателю Совета директоров – Захару Смушкину, а также членам Совета директоров – Борису и Михаилу Зингаревичам и Леониду Ерухимовичу.

Не будут особым преувеличением слова о том, что история компании «Илим Палп» (не углубляясь в излишнюю детализацию, станем впредь так называть эту компанию) во многом была схожей с историей аналогичных крупных бизнесов эпохи первоначального накопления капитала на постсоветском пространстве. Обвинения в убийствах и покушениях на жизнь, подозрения в неуплате налогов и мошенничестве, судебные разбирательства, обыски и прочее, прочее… Но нас интересует не это.

Интерес к работе Дмитрия Медведева в «Илим Палп» в общественной повестке дня проявился в тот момент, когда он был обозначен преемником Владимира Путина на пост Президента России в декабре 2007 года. Вскоре, 15 февраля 2008 года, депутат Государственной думы ФС РФ пятого созыва от фракции КПРФ Николай Коломейцев внёс протокольное поручение думскому Комитету по конституционному законодательству и государственному строительству и Комитету по безопасности. Коломейцев просил руководство думских комитетов сделать запрос в Центральную избирательную комиссию (ЦИК) РФ и Федеральную налоговую службу о том, насколько достоверны данные, содержавшиеся в декларации о материальном положении кандидата в Президенты РФ Дмитрия Медведева, проверялись ли сведения о его доходах на коммерческом поприще (в частности, в компании «Илим Палп Энтерпрайз»), о чём рассказывали в своих публикациях ряд российских средств массовой информации.

Поручение Николая Коломейцева вызвало бурную реакцию в стане думских «единороссов». «Независимая газета» в номере от 18 февраля 2008 года так живописала происходившее: «Любознательности Николая Коломейцева думское большинство, естественно, не разделило, отклонив предложение о запросе в ЦИК. Заметим: обычно ненужные «единороссам» протокольные поручения отклоняются без лишних эмоций. Но в этот раз против депутата из КПРФ был выпущен первый зампред думского комитета по конституционному законодательству Александр Москалец. Он […] обвинил Коломейцева в попытке подорвать честь и достоинство кандидата Медведева. По словам «единоросса», требование проверить информацию СМИ – «это уже способ рождения слухов, домыслов, досужих рассуждений, и вообще, это политический приём». Выяснилось, что вместе с Медведевым может пострадать и Основной закон: «Это не по-мужски», – пафосно воскликнул Москалец».

Относительно домыслов «Независимая газета» тогда замечала, что инициатива коммунистов, скорее всего, опиралась на слухи относительно недвижимости Дмитрия Медведева, которые и в самом деле тогда циркулировали в Госдуме. Говорилось о том, что Медведев владеет квартирой в элитном жилом комплексе Москвы, наличие которой он не указал в своей декларации. Впрочем, слухами это назвать было сложно.

Ещё 10 января 2008 года в «Новой газете» была опубликована статья криминального репортёра этого издания Сергея Канева «По следам налоговых деклараций кандидатов в президенты. Часть 1», посвящённая недвижимости, которая принадлежала на тот момент Дмитрию Медведеву. Сергей Канев выяснил, что Медведеву принадлежит две квартиры. Одна, площадью 364,5 кв. метра и расположенная в элитном жилом комплексе «Золотые ключи-1» на улице Минской, в декларации им была указана. Вторая, расположенная в Москве по улице Тихвинской, общей площадью 174 кв. метра, в декларации указана не была. К квартирам Медведева, впрочем, мы ещё вернёмся.

Инициатива Николая Коломейцева большим успехом не увенчалась, но интерес к работе Дмитрия Медведева в компании «Илим Палп» подогрела основательно.

Итак, акционерное общество закрытого типа «Илим Палп Энтерпрайз» было зарегистрировано 30 апреля 1992 года в Комитете по внешним связям мэрии г. Санкт-Петербурга. На первом этапе своей деятельности «Илим Палп» специализировалась только на экспорте целлюлозно-бумажной продукции.

Вскоре владельцы «Илим Палп» поняли, что только на одном экспорте много денег не заработаешь, и приняли вполне разумное решение: приобрести ряд лесоперерабатывающих и лесозаготовительных организаций. В России, напомним, тогда уже полным ходом шли приватизационные процессы.

В сентябре 1994 года Российский фонд федерального имущества подвёл итоги аукциона по продаже пакета акций АООТ «Котласский целлюлозно-бумажный комбинат». Конкурс выиграло АОЗТ «Илим Палп Энтерпрайз» (сегодня Котласский ЦБК продолжает входить в структуру «Илим Палп» и называется «Филиал в Коряжме»).

О своём знакомстве с представителями «Илим Палп» в книге Николая и Марины Сванидзе (глава «О занятиях бизнесом») Дмитрий Медведев вспоминал следующее: «С ними я познакомился на площадке Комитета по внешним связям, который тогда возглавлял Владимир Путин. Они пришли туда, попросили помочь им в составлении какой-то бумаги. Я был человек свободный, помог им. У нас завязались связи, и мы стали сотрудничать чаще. В результате я стал заниматься сопровождением их проектов.

С тех пор «Илим Палп» превратился в огромный холдинг, который стоит сегодня больших денег. Естественно, моё прошлое в связи с этой структурой вызывает большой интерес».

В этой цитате обращает на себя внимание случайное, но счастливое – для Дмитрия Медведева – совпадение. Речь идёт вот о чём.

Компания «Илим Палп» в путинском КВС, как уже говорилось ранее, была зарегистрирована 30 апреля 1992 года. Видимо, тогда или чуть позднее Дмитрий Медведев и натолкнулся на представителей «Илим Палп», когда работал Нештатным экспертом-консультантом Комитета по внешним связям.

Непонятно, правда, как это могло произойти в действительности. Медведев, как следует из его же воспоминаний, с осени 1991 года и, как минимум, до начала 1996 года в Санкт-Петербургской мэрии бывал 1–2 раза в неделю и консультировал Владимира Путина по широкому кругу вопросов. Тогда, спрашивается, с какой стати представители «Илим Палп» обратились к нему, незнакомому для них человеку, с просьбой оказать помощь при составлении «какой-то бумаги»? Ведь Д.А. Медведев не был штатным сотрудником мэрии! Или – был?

Вопрос, при каких обстоятельствах Дмитрий Медведев познакомился с учредителями «Илим Палп», и в самом деле важен. Ведь с этой бизнес-структурой Дмитрий Анатольевич тесно сотрудничал, как минимум, шесть лет: с 1993 по 1999 год. Причём в тот самый период, когда «Илим Палп» превратилась из достаточно скромной компании, занимавшейся одними лишь экспортными операциями, в крупнейший лесопромышленный холдинг России и Европы, стоимость которого на конец 2007 года оценивалась уже в $ 1,5 миллиарда. Попробуем в этом разобраться детальнее.

Теоретически Медведев вместе со своими бывшими однокурсниками Ивановым и Елисеевым мог получать регулярно оплачиваемые – к примеру, через расчётный счёт упоминавшегося выше ГУП «Уран» – подряды на юридическое обслуживание деятельности Комитета по внешним связям. И в таком случае, понятное дело, всех нуждавшихся в юридической консультации из мэрии направляли в «Уран» (если, конечно, «урановцы» вообще не занимали какой-либо из кабинетов мэрии).

Мог быть и другой вариант: представителям «Илим Палп» обратиться именно к Дмитрию Медведеву посоветовал не кто иной, как глава КВС Владимир Путин, который, как мы помним, высоко оценивал Дмитрия Анатольевича, как специалиста по рынку ценных бумаг. А «Илим Палп Энтерпрайз» изначально имела организационно-правовую форму в виде акционерного общества закрытого типа.

Есть, правда, и ещё одна версия, повествующая об истории вхождения Дмитрия Медведева в холдинг «Илим Палп». Её поведал обозреватель еженедельника «Собеседник» Олег Ролдугин в статье «Бизнес-круг Медведева» (№ 18 от 11.05.2011 г.): «По слухам, в этот бизнес Медведева вовлекла его жена Светлана. По информации «Собеседника», у Светланы Медведевой действительно неплохие отношения с Татьяной Зингаревич, супругой владельца «Илима». Касается ли это их бизнеса – или родственных связей, выяснить не удалось, однако в Петербурге Зингаревичи жили по соседству с домом будущей первой леди и самого Президента, на улице Бухарестской.

Официально сейчас Медведев от лесных дел дистанцируется, однако в прошлом году главным управляющим директором инновационного центра «Сколково» был назначен Михаил Мошиашвили, прежде занимавший аналогичную должность в «Илим Палп».

В средствах массовой информации неоднократно говорилось о том, что Дмитрий Медведев в своё время числился среди учредителей «Илим Палп». Сам Дмитрий Анатольевич в книге «Медведев» говорит об этом весьма уклончиво: «Я даже сначала присутствовал в числе совладельцев в одной из компаний – учредителей основного холдинга. Но потом я вышел из её учредителей и к собственности компании уже не имел отношения.

Это тоже вызывает сейчас жгучий интерес. Но попытки подсчитать, сколько на мою долю падает сотен миллионов долларов, к сожалению, беспочвенны».

Как мы уже говорили, акционерное общество закрытого типа (по другим данным – совместное предприятие) «Илим Палп Энтерпрайз» было зарегистрировано 30 апреля 1992 года в Комитете по внешним связям мэрии г. Санкт-Петербурга: реестровый № АОЛ-1546, уставный фонд – 1 000 000 рублей. На тот момент Дмитрий Медведев, судя по имеющимся в открытом доступе данным, никакого отношения к учредительству «Илим Палп» не имел. Это произошло позднее, – по информации из ряда открытых источников – примерно в декабре 1993 года.

Хотя сам Медведев в книге Николая и Марины Сванидзе прямо об этом не говорит, но из общедоступных данных известно, что в компании «Илим Палп» он продолжал работать (или, в интерпретации Дмитрия Анатольевича, «сотрудничать, заниматься сопровождением их проектов») вплоть по осень 1999 года.

Рассказывая Николаю и Марине Сванидзе об этом периоде, Дмитрий Медведев (глава «О переезде в Москву») упомянул о телефонном звонке от Игоря Сечина, который раздался в начале октября. Сечин на тот момент работал в должности руководителя секретариата Председателя Правительства РФ, которое, в свою очередь, возглавлял Владимир Путин. Сечин передал Медведеву приглашение от Путина, который хотел с ним пообщаться.

Дмитрий Медведев приехал в Москву и получил предложение от Владимира Путина возглавить Федеральную комиссию по ценным бумагам. Ответил, что предложение его заинтересовало, но он должен несколько дней подумать. Подумав, согласился. И через месяц, в ноябре 1999 года, вернулся в Москву на должность заместителя руководителя аппарата Правительства РФ. Эту структуру тогда возглавлял Дмитрий Козак. С Путиным Медведев договорился о том, что он поработает в аппарате Правительства месяц-полтора, втянется в чиновничью жизнь, после чего и состоится его назначение на должность главы ФКЦБ.

Вскоре в очередном разговоре с Медведевым Путин сказал ему (цитата из воспоминаний Дмитрия Анатольевича): «Смотри, хочешь, хоть сейчас подпишу представление на ФКЦБ, – или же оставайся здесь, в Правительстве […]. То ли предчувствие, то ли что ещё… Но я сказал: пока здесь останусь, помогу. Он говорит: ну хорошо, ладно, я понял. Это было 29 декабря 1999 года».

А 31 декабря 1999 года Дмитрий Медведев, уехавший в Санкт-Петербург отмечать Новый год, узнал, что Владимир Путин, уже – как исполняющий обязанности Президента РФ, подписал Указ о назначении его на должность заместителя руководителя Администрации Президента РФ.

Между тем есть и альтернативная версия перехода Дмитрия Медведева на работу в Москву из Санкт-Петербурга.

 

Отступать есть куда: позади – Москва!

В российских СМИ неоднократно озвучивалась иная версия, объясняющая уход Дмитрия Медведева из корпорации «Илим Палп». Например, в статье Алексея Крашакова и Ирины Кезик в «Независимой газете» («Братский бизнес», подглавка «Лесные лоббисты. Зингаревичи», 30.11.2005 г.) говорится о том, что реальной причиной ухода Дмитрия Медведева из «Илим Палп» стали некие внутренние противоречия, в результате которых Дмитрия Анатольевича из холдинга фактически выдавил один из его главных владельцев – Захар Смушкин. Эта версия достаточно часто тиражировалась в СМИ, но вряд ли она представляется верной.

В уже цитировавшейся статье Ирины Вьюновой «Кремлёвский визирь» (журнал «Профиль», ноябрь 2003 г.) совершенно иначе объясняются причины ухода, а по сути – бегства Дмитрия Медведева из «Илим Палп». Вкратце описывая историю пребывания Медведева в лесопромышленном холдинге с 1993 по 1999 год, Ирина Вьюнова замечала, что деятельность Дмитрия Анатольевича на коммерческом поприще едва не закончилась скандалом: «В новой фирме Медведев стал, естественно, директором по юридическим вопросам. Поначалу всё шло вроде бы неплохо. В 1998 году Медведев даже вошёл в совет директоров одного из крупнейших предприятий, которыми владела фирма, – Братского лесопромышленного комбината. Однако партнёры Медведева по бизнесу особой чистоплотностью в ведении дел не отличались.

Осенью 1999 года, осознав, что дело неуклонно идёт к неприятному судебному разбирательству, Медведев спешно покинул ряды руководства «Илима» и вышел из состава учредителей фирмы «Финцелл». Как раз в тот момент, когда государство начало проверку законности ряда приватизационных проектов «Илима». В результате которой выяснилась, например, незаконность приватизации одного из крупнейших предприятий ЗАО – Котласского целлюлозно-бумажного комбината. Но к Медведеву это никакого отношения уже не имело. Да и в Питере он к тому времени уже не проживал […].

Уже в ноябре 1999 года сотрудники кафедры гражданского права с искренним сожалением проводили доцента Медведева на государственную службу в Москву, где Медведев был определён на должность заместителя руководителя аппарата Правительства Дмитрия Козака, а в декабре он стал замом главы кремлёвской Администрации Александра Волошина».

Действительно, с 14 октября по 16 ноября 1999 года Счётная палата РФ проводила проверку законности продажи Российским фондом федерального имущества пакета акций Котласского ЦБК компании «Илим Палп Энтерпрайз». Отчёт о результатах этой проверки был опубликован уже в 2000 году в бюллетене Счётной палаты. В ходе проверки были выявлены многочисленные нарушения действующего законодательства РФ. Один из главных выводов, который сделала Счётная палата, заключался в том, что продажа пакета акций Котласского ЦБК на инвестиционном конкурсе фактически «не соответствовала интересам государства и была экономически необоснованна». Материалы проверки Счётной палаты, помимо прочего, были также направлены в Генеральную прокуратуру РФ.

Для Дмитрия Медведева, как для юриста, было очень не сложно понять, чем лично ему могут грозить правовые последствия этого отчёта Счётной палаты РФ при неблагоприятном варианте развития событий. Не исключено, что не его приглашали на работу в Москву, а он сам стремился вырваться из Санкт-Петербурга, всякий раз используя любую возможность, чтобы напомнить Председателю Правительства РФ Владимиру Путину о своих былых заслугах в деле накопления начального капитала «команды Собчака».

Можно сказать, что в чём-то ситуация для Дмитрия Медведева напоминала события зимы – начала весны 1992 года, когда под аналогичным дамокловым мечом оказался сам Владимир Путин в связи с реализацией масштабной «продовольственной аферы» питерской мэрией.

Журналист Олег Ролдугин в уже упоминавшейся нами статье «Кошмарить запрещено» («Собеседник» от 03.03.2009 г.) называет ещё одну причину, которая может объяснить «бегство» Дмитрия Медведева из холдинга «Илим Палп»: «В 1998 году Медведев даже был избран членом Совета директоров приобретённого «Илим Палпом» «Братского лесопромышленного комплекса», но затем от поста отказался. В городе говорят, что под Медведева стали копать силовики и братва, но знакомый с ситуацией экс-мэр Братска Александр Петрунько, который даже успел подружиться с Дмитрием Анатольевичем, говорить с «Собеседником» на эту тему отказался».

И если всё было именно так (или – приблизительно так), становится понятно, почему Дмитрий Медведев крайне уклончиво говорит о шестилетнем периоде своей работы в холдинге «Илим Палп». И особенно – о причинах своего ухода из этого холдинга и отказа от принадлежавшей ему доли в ЗАО «Финцелл».

Из текста отчёта Счётной палаты РФ за 1999 год следует, что на момент продажи акций Котласского ЦБК (сентябрь 1994 года) среди учредителей «Илим Палп» значилось акционерное общество закрытого типа (АОЗТ) «Финцелл», которому принадлежало 40 % акций «Илим Палп».

В свою очередь, учредителями АОЗТ «Финцелл» в качестве физических лиц являлись собственники «Илим Палп» З.Д. Смушкин (21,25 % акций), Б.Г. Зингаревич (21,25 %), М.Г. Зингаревич (7,5 %), а также Д.А. Медведев, которому принадлежало 50 % акций АОЗТ «Финцелл». 50-процентная доля акций в компании «Финцелл» предполагала для Медведева 20-процентный пакет акций в «Илим Палп».

В уже цитировавшейся статье Любови Цукановой «Три Медведа» из журнала «Новые времена» приведена любопытная цифра: учитывая капитализацию «Илим Палп» по состоянию на конец 2007 года, Дмитрий Медведев мог бы обладать состоянием порядка $ 300 миллионов.

Напомним, что, говоря о своей работе в «Илим Палп», Дмитрий Медведев замечал, что он в своё время вышел из состава учредителей этого холдинга и более никакого отношения к его собственности не имел. При этом Дмитрий Анатольевич не прояснил один очень важный момент, который и вызвал такой шквал вопросов: свой пакет акций в АОЗТ «Финцелл» он отдал или продал? А так как сам Медведев чётко и ясно этот эпизод своей биографии не осветил, неизбежно возник, как говорил сам Дмитрий Анатольевич, «жгучий интерес».

Ситуация, думается, могла развиваться по трём сценариям.

Первый вариант: свою долю акций в АОЗТ «Финцелл» Дмитрий Медведев отдал даром. Когда Счётная палата начала проверку, Дмитрий Анатольевич мог элементарно «удариться в бега», и тут уже было не до собственности. Возможно, свой пакет акций в ЗАО «Финцелл» Дмитрий Медведев и в самом деле безвозмездно уступил Захару Смушкину, либо – некоему другому лицу, на которого Смушкин указал. Тогда, правда, получается, что Дмитрий Анатольевич был лишь номинальным, а не реальным совладельцем холдинга. Возможно, именно поэтому и пошла гулять версия, будто бы Смушкин выдавил Медведева из этого бизнеса.

Есть ещё один показательный момент. В апреле-мае 2011 года обозреватель еженедельника «Собеседник» Олег Ролдугин, собирая материалы для своей публикации «Бизнес-круг Медведева», обратился в ОАО «Группа Илим» с вопросом о том, кому в 1999 году Дмитрий Анатольевич продал свой пакет акций в ЗАО «Финцелл». Результат обращения Ролдугина оказался нулевым: «Кому будущий Президент передал свои акции, в компании пояснить отказались».

Второй вариант: начав работать государственным чиновником, Дмитрий Медведев мог отдать свою долю акций ЗАО «Финцелл» в трастовое управление, или же – официально продать. Но тогда зачем это было скрывать? В конце концов, на рубеже 1990 – 2000-х годов нередки были случаи, когда на государственную службу приходили выходцы из бизнес-структур, которые честно и открыто декларировали свои доходы, полученные ранее от занятия предпринимательской деятельностью.

Третий вариант: Дмитрий Медведев мог продать принадлежавший ему пакет акций ЗАО «Финцелл» неофициально, получив некую сумму «налом», а по документам сделка была оформлена договором безвозмездной уступки ценных бумаг. А раз так, то становится понятно, почему о полученных в результате этой продажи денежных средствах в официальных «скрижалях» Дмитрия Медведева нет ни строчки.

13 февраля 2002 года на интернет-сайте «Библиотеки компромата Сергея Горшкова «Компромат. Ru» была опубликована статья Елены Тихоновой «Уголовные дела «Илим Палп», в которой, в частности, приведена любопытная статистика. Говоря о высокой криминогенности лесопромышленного бизнеса в России, автор, в подтверждение своих слов, приводит статистические данные начала 2000-х годов. Так вот, разрыв между официально заготовленной и официально вывезенной из регионов РФ древесины получался огромным: вывозили (87,7 млн кубометров) больше, чем заготавливали (69,8 млн кубометров). «Но чудес, как известно, не бывает, – логично замечает автор этой публикации. – Значит, рубили и торговали из-под полы, прибыль укрывали, от налогов прятались».

Наконец, избавление Дмитрия Медведева от пакета акций ЗАО «Финцелл» могло происходить по четвёртому сценарию. Он мог получить не наличные деньги, а некую отступную в виде, например, недвижимого имущества.

И тут мы снова возвращаемся к декларации Дмитрия Медведева как кандидата в Президенты РФ и статье в «Новой газете» от 10 января 2008 года. Напомним, автор этой публикации – Сергей Канев – пишет, что Дмитрию Медведеву на тот момент принадлежала квартира площадью 364,5 кв. метра, расположенная в элитном жилом комплексе «Золотые ключи-1» на улице Минской, указанная им в декларации. Журналист также выяснил, что документы о праве собственности Дмитрия Медведева на эту квартиру были оформлены им 22 августа 2000 года. Среди наиболее именитых соседей Дмитрия и Светланы Медведевых значился Алексей Михайлович Ридигер, более известный в России как Святейший патриарх РПЦ МП Алексий II.

Пообщавшись с Геннадием Масленниковым, президентом ЗАО «Обновление», которое и возводило этот элитный жилой комплекс, репортёр «Новой газеты» узнал, что в 1999 году себестоимость 1 кв. метра в комплексе составляла $ 4 тыс. А рыночную стоимость квартир в «Золотых ключах-1» по состоянию на конец 2007 года оценить и вовсе было сложно. Цена зависит от отделки, говорил Геннадий Масленников. По его словам, 7-комнатная квартира с VIP-ремонтом в этом доме, общей площадью 286 кв. метров, была продана за $ 5 млн 650 тыс., одна из 5-комнатных квартир была в 2007 году продана за 3 млн 200 тыс. евро.

Автор «Новой газеты», кроме того, узнал, что до переезда четы Медведевых в Москву их будущая квартира полтора года находилась под арестом – из-за неё судились несколько фирм-посредников. Но в июне 2000 года решением Арбитражного суда право собственности на будущую медведевскую квартиру было передано ООО «Ллойдис», которое и продало её новым хозяевам. Условия сделки гендиректор ООО «Ллойдис» Игорь Шляхтин разглашать отказался.

По сведениям репортёра «Новой газеты» Сергея Канева, первоначально оформлением этой квартиры занималась Светлана Медведева, которая купила в ней только 35 кв. метров. А остальные деньги за квартиру внесло Управление делами Президента РФ.

Ещё более интересная история получилась со второй квартирой Дмитрия Медведева, наличие которой он в декларации о доходах за 2007 год почему-то не указал. Согласно сведениям, полученным Сергеем Каневым из данных Единого реестра собственников жилья по г. Москве, Д.А. Медведев значился среди собственников квартиры площадью 174 кв. метра, расположенной в доме № 4 по улице Тихвинской, по крайней мере, в 2005 году. Причём у супруги будущего Президента России в паспорте имелась отметка о регистрации именно по этому адресу.

Согласно выписке из Единого реестра собственников жилья по г. Москве, до четы Медведевых эту квартиру занимал некто Владимир Иванович Глухов, 1915 года рождения. Поговорить с пенсионером Сергею Каневу не удалось: к моменту, когда журналист готовил статью о квартирах четы Медведевых для «Новой газеты», пенсионер Глухов, проживавший в Новокосине, уже умер.

Среди соседей Медведевых по дому на улице Тихвинской также значились не самые простые люди: председатель Конституционного суда РФ Валерий Зорькин, а также глава МВД РФ Рашид Нургалиев.

Увы, но дата вступления Дмитрием Медведевым в права собственности на «тихвинскую» квартиру так и осталась неизвестной. Находится ли сейчас эта квартира в собственности Медведева? При каких обстоятельствах она была им приобретена и на какие средства? Могла ли эта квартира быть приобретена на средства, полученные от продажи Медведевым пакета акций ЗАО «Финцелл»? На эти и многие другие вопросы Дмитрий Анатольевич, безусловно, ответить может. Если, конечно, захочет.

 

Как «поураганили» в 90-е

В открытых источниках можно найти сведения о том, что в 1994 году (то есть тогда, когда «Илим Палп» активно занялась приватизацией в лесопромышленной сфере) Дмитрий Медведев был назначен директором ТОО «Ин Юре», которое являлось дочерней компанией «Илим Палп Энтерпрайз». В официальной биографии Дмитрия Анатольевича о работе в этой компании (пусть и по совместительству) также почему-то нет ни слова. Более того, сам Медведев о юридическом сопровождении холдинга говорит прямо противоположное.

«Я не входил в штат юридической службы этого холдинга. Там трудились люди на постоянной основе, а я работал, что называется, по совместительству, оставаясь штатным преподавателем университета. Мы большие проекты вели, занимались развитием самого бизнеса, продвижением его и в России, и за границей. На мой взгляд, работали неплохо, вполне продуктивно, соблюдая законы. Почему и создали крупнейший холдинг в своей отрасли», – именно этими словами Дмитрий Медведев подытожил годы своей работы в холдинге «Илим Палп» в книге Николая и Марины Сванидзе.

А теперь – оценка иного рода. В декабре 2007 года американское русскоязычное интернет-издание «Washington ProFile» под заголовком «Письмо из Москвы» опубликовало статью кандидата юридических наук, доцента Геннадия Мишина, который совершенно иначе характеризовал деятельность Дмитрия Медведева в качестве главы юридического департамента «Илим Палп».

Вот цитата из этого текста: «Судя по опубликованным материалам, Д. Медведев являлся директором по юридическим вопросам «Илим Палп Энтерпрайз» с 1993 года, эту же должность он занимал к началу проверки, которую Счётная палата РФ проводила в период с 14 октября по 16 ноября 1999 года. Следовательно, он лично внёс значительный вклад в развитие названного холдинга, выросшего в 1990-е годы в гиганта российского лесопромышленного комплекса.

Этот рост обеспечивался, в первую очередь, усилиями юристов холдинга: как показывает пример Котласского ЦБК, он осуществлялся посредством «юридического захвата» крупнейших целлюлозно-бумажных комбинатов и леспромхозов, в прошлом государственных, но незадолго до этого акционировавшихся, путём манипулирования их ценными бумагами.

Ознакомление с отчётом Счётной палаты позволяет сделать вывод, что использованные в этих целях «правовые» технологии не были оригинальными. Аналогичные приёмы подробно описаны, например, в приговоре по обвинению М. Ходорковского и других руководителей НК «ЮКОС». Так, средства, перечислявшиеся в счёт обязательств по инвестиционной программе (необходимое условие приватизации), фактически возвращались «инвестору» уже на следующий день после перечисления.

О высокой оценке квалификации Д. Медведева в операциях с ценными бумагами, подтверждённой «эффективностью» описанной выше деятельности по захвату объектов лесопромышленного комплекса новыми хозяевами русского леса, свидетельствует и тот факт, что, по признанию самого В. Путина, он собирался сделать его главой Федеральной комиссии по ценным бумагам.

Однако опыт, полученный Д. Медведевым в «лихие 90-е», очень специфичен. Он предполагает деформацию правосознания и морали такого «юриста».

И, пожалуй, последняя цитата из книги Николая и Марины Сванидзе «Медведев». Николай Сванидзе, задавая Дмитрию Анатольевичу очередной вопрос, говорит о 1990-х годах, о том, что законодательство того времени не отвечало реалиям времени. И, дескать, для бизнеса эта ситуация была весьма удобна. С одной стороны, была возможность, пользуясь «белыми пятнами», обходить те или иные рогатки. А с другой стороны, все эти несовершенства давали бизнесу возможность заново формировать законодательную базу.

Дмитрий Медведев в своём ответе был предельно откровенен: «Да никакую законодательную базу они не формировали, а просто по полной программе пользовались ситуацией».

В определённой степени этот ответ можно воспринимать в качестве того, как сам Дмитрий Анатольевич оценивал, в том числе, и свою работу в российском бизнесе 1990-х годов. В самом деле, лучше, пожалуй, и не скажешь…