На Красной площади напротив Храма Василия Блаженного, ощетинившегося круглыми куполами, поблескивающего разноцветной эмалью стен, соединяющего в себе пресыщение Византии с варварской спесью Востока, возникло другое здание. Деревянное, одноцветное, геометрически примитивное, темное, почти черное. Четко очерченные плоскости, тяжелые громады, монотонные, без полета и творческого воображения. Так строили тысячелетия назад пленные невольники в Ниневии и Вавилоне, так возводили Храм Соломона и дворцы владык Египта. Тяжело и угрожающе, так как между поставленными стенами было местонахождение ужасных божеств с Тигра и Евфрата, с Земли Кананейской и с Кету, или равных суровым богам царей четырех сторон света, потомков Ашура, Бела, Ра – уничтожающего Солнца.

На фронтоне виднелось только одно слово: «Ленин». Здесь были положены забальзамированные останки диктатора пролетариата. В стеклянном гробу, в военной гимнастерке, с Звездой ордена Красного знамени на груди, покоился Ленин.

Желтая, пергаментная кожа еще больше подчеркивала монгольские черты лица; стиснутая правая рука, неуступчивая и всегда готовая к удару, не расслабилась в облике смерти и осталась, как молот кузнеца, бунтаря.

Могло показаться, что гробница грозного Тамерлана была перенесена из сердца Азии сюда, в Москву, где правили в течение целого столетия потомки монгола Чингис-хана, полутатарские князья московские, и, наконец, в XX веке – полумонгол, мысленно возвращающийся в необъятные азиатские степи, в дикие горные теснины с гнездящимися в них ордами, знающими только уничтожение.

Длинная змея людей тянется от берега реки к мавзолею Ленина.

Подходят они к темной челюсти открытых прямоугольных дверей, смотрят на стоящих без движения, как статуи, солдат караула; шагают в красном полумраке, двигаются один за другим перед стеклянным гробом, подгоняемые суровыми возгласами:

– Не задерживаться! Проходите!

Солдаты, уличная толпа, приезжие крестьяне, делегаты из далеких провинций.

Тысячи глаз скользят по пергаментному лицу и стиснутой в кулак ладони, ищут чего-то под плотно сомкнутыми веками вождя, оставляя незримые следы своих мыслей в тени его глаз, на выпуклом голом лбу, в морщинках рта.

Поток людей плывет, двигается, словно нескончаемая шеренга кочующих муравьев в поисках новых дорог бытия, молчаливый, сосредоточенный, встревоженный.

Другие прямоугольные двери, охраняемые двумя окаменевшими солдатами, выбрасывают посетивших святилище нового пророка на Красную площадь, на которую поглядывают в напряжении и чопорности купола и куполочки цветные, удивительные творения Ивана Грозного.

Поток разбивается на мелкие ответвления, ручьи и пропадает в коридоре улиц, еще серьезный, взволнованный, задумчивый.

Когда людей обдаст запах грязных улочек, когда обратится к ним отовсюду выглядывающая нужда, когда из подворья ЧК донесется тарахтение пулемета, убивающего рабочих и крестьян, удерет сборище, рассеется взволнованно и в закоулках души притаится раздумье.

Крестьянка тянет мужа за рукав и шепчет ему:

– Люди болтают, что Ленин гниет и что врачи его чинят и подкрашивают!

Крестьянин долго смотрит на жену и отвечает сквозь зубы:

– Пусть гниет, благодаря ему вся Россия прогнила…

– Ох! – вздыхает женщина.

– Ни один царь не имел такой гробницы! – замечает с гордостью проходящий рабочий в черной рубашке. – Достойно похоронили Ильича! Умер и не умер, потому что каждый может его посмотреть. Лежит, как живой. Кажется, что уснул от усталости!

Слушающий его другой рабочий качает головой и отвечает тихим, угрюмым голосом:

– Плохо, что из дерева построен мавзолей. Спалить можно…

Рядом с собором задержалась группка людей, минуту назад посетивших могилу Ленина.

Они приостановились и долго в молчании смотрели на очертания массивного темного здания и на белеющую на фронтоне надпись «Ленин».

– Умер Антихрист… – шепнула какая-то женщина, со страхом глядя на высокого, худого человека со смелыми блестящими глазами.

– Только умер и даже забальзамированный гниет постепенно, не был он антихристом! – заметил подавленный старик и обратил взгляд на высокого человека, разглядывающего мавзолей.

Воцарилось молчание.

Наконец, тот, на которого были направлены взгляды окружающих, очнулся от раздумья и шепнул:

– Неосознанно выполнил он волю Предвечного. Был бичом Божиим, которым справедливый судья хлестал человечество, живущее в беззаконии. Не проклинайте его, не злословьте, братья! Вот выполнил он наказание, брошенное на нас с Неба, и привел к образумлению!

– Епископ достойный, отец Никодим! – воскликнул кто-то из окружающих.

– Воистину скажу вам, что этот человек выполнил великое дело! – ответствовал епископ вдохновенным голосом. – Убил в нас лакейский дух, разбудил совесть надменных и богатых, оживил в душах настоящую веру, отогнал от нас страх мученичества и смерти, вывел на перепутье, на ложный путь, чтобы мы поняли, что только духом добывается свобода и счастье на земле, и наградой у трона Всевышнего. Его кровавую руку и бешеную мысль направлял Бог!

– Оставил после себя смертельный яд… Два поколения отравлены гнилыми лозунгами! – произнесла женщина. – Молодежь, дети…

– Воистину говорю вам, что они, как цветущие травы. Взойдет солнце, и завянут и опадут, слабые, убогие, никому не нужные, – шепнул Никодим.

Раздались тяжелые вздохи и тихие голоса:

– Только бы Бог дал!

– Остались Троцкий, Сталин, Зиновьев, Каменев и тысячи других, – произнес старик. – А с ними беззаконие и насилие!

Епископ взглянул на него горящими глазами и начал говорить с воодушевлением

– Святой Иоанн, любимый ученик Иисуса Спасителя, имел откровение на острове Патмос и точно его записал, потому что Бог подтвердил правду. Апостол Божий говорит: «И сказал мне: Не скрепляй печатью слов пророчества книг этих, так как время близится. Кто вредит, пусть еще вредит, а кто в мерзости, пусть еще более в мерзости будет, а кто справедливый, пусть будет еще более оправданный, а святой пусть будет еще принесен в жертву! Вот появился скоро, и плата моя со мной есть, чтобы отдал каждому в соответствии с поступками его. Я есть Альфа и Омега, первый и последний, начало и конец!»30.

Он бросил добрый взгляд на мрачный мавзолей, на площадь, наполненную людьми, и быстро пошел к выходу ближайшей улицы. Другие направились за ним.

Они не видели уж, как милиция вытаскивала из мавзолея старого нищего. Он безумно кричал и выл, уклоняясь от падающих на него ударов.

Демонтаж памятника Владимиру Ульянову-Ленину.

Фотография. Начало XXI века

Его хватали за обрывающиеся лохмотья, за волосы и бороду, тащили, погоняя кулаками и ножнами сабель.

Нищий вырывался, боролся и, напрягаясь все время, кричал, заводя жалобно:

– Люди русские! Не поддавайтесь! Отобрали у нас родину, веру, стыд! Теперь у отца бедных, Ленина, украли мозг, вырвали сердце и закрыли в золотой ларчик за семью печатями! Лежит в гробу… не может уже думать о нас и любить убогих, потерявших дорогу, обманутых! Люди добрые!

Его жалобы утонули в отголосках молитвы угнетенных, поющейся с мрачной торжественностью перед гробом пророка и вождя:

Песня внезапно оборвалась.

На Красную площадь выплыла толпа и двинулась в молчании. В конце концов, дошла она до Кремлевских ворот и начала стенать, клянчить все громче и грозней:

– Умираем с голоду. Работы и хлеба! Работы и хлеба! Умираем…

На стене, покрытой изморозью, загрохотал пулемет.

Он отвечал самым нуждающимся и самым голодным…