— Потрошители удар нанесли. — произнес я, чуть пожав плечами. Мол, очевидно же, чего спрашивать?

— Что-то я смотрю они совсем связь с реальностью потеряли. — голос князя был по-прежнему спокоен, но холодом от него дохнуло арктическим. — Толком рассказывай.

Арцебашев был уже шагах в пяти от нас. Я окончательно принял решение и приблизился к князю.

— Николай Олегович, давайте не здесь? — понизив голос, сказал я.

Дядька чуть удивленно прищурил глаза, но не стал задавать вопросы.

— Пойдем в машину.

— И в резиденцию сразу. И чтобы Михайло Генриховича с нами не было.

Хмыкнув, князь развернулся и направился к своему джипу. По пути бросив воеводе:

— Михайло Генрихович, тут останься. Перерой все до суглинка и через час доложи, почему твои дружинники втроем одного варлорда осилить не смогли.

Арцебашев покраснел, что при его габаритах выглядело весьма комично, но кивнул и пошел устраивать разнос дэберам. Я не сразу, но сообразил, что боевые маги находились в его подчинении, а Фочину лишь выдавались на дежурство.

И вот еще, кстати, вопрос. Отчего-то мне этот спецназ крутым не показался. То есть, магичить-то они магичили, или как это правильно называется, но не сказать чтобы с большим успехом. Я как-то иначе представлял действия дружины быстрого реагирования. Эффектнее, что ли. И эффективнее. А они и правда втроем едва ли что-то противнику сделать могли. Я, получается, недоучкой куда лучше выступил.

Евсеев — тот, к примеру, мне куда опаснее показался, чем его коллеги, сегодня дежурившие. Может, они просто слабее? Как вариант, кстати. Магов мало и маги вырождаются, как мне наставник говорил. Вот и берут в ДБР тех, кто хоть что-то может сделать. Надо полагать, против обычных людей они круты, как Гималайский хребет, шайку наркоторговцев разогнать ими ничего не стоит. А с действительно серьезным противником — тут, видимо, такие, как мой двойник, потребны.

Вопросы, вопросы, вопросы. Когда же на них ответы будут? Некогда даже с дядей Ваней поговорить! Спросить, например, что за зеленые плети и почему мой распад и пульсар не пробивали миланца? Даже подумать про второго прибывшего итальянца времени нет!

Перед отъездом я дал знак своей команде садиться в "Москвич" и ехать за княжеской машиной. Дядя Ваня порывался что-то сказать, но я взмахом руки сообщил — не сейчас! Уселся на заднее сидение "Ладоги" и прикрыл глаза. Поярков сел рядом, а берсы заняли передние кресла.

— Ну? — поторопил меня дядька, едва джип мягко тронулся.

— Давайте у вас в кабинете, Николай Олегович. — попросил я.

— Ох, эта мне твоя любовь к напусканию тумана! — не скрывая раздражения, буркнул князь и откинулся на спинку. — Ладно, бес с тобой, потерплю ужо. Сам-то как? Цел?

— Вполне. Но противник серьезный был.

До резиденции ехали в полном молчании. Иногда князь начинал шумно дышать, будто собираясь разразиться гневной речью, но потом вспоминал, что в машине, кроме его и меня, есть еще два берсерка, и, не желая терять лицо, успокаивался. Я же оттачивал свое будущее перед ним выступление и рассеянно созерцал виды города, пролетающие за окном джипа.

Хороший город. Здесь можно жить. Чистый, яркий, компактный. Зелени много. Все славно устроено, кроме того, что меня постоянно пытаются убить. Но и я, как выясняется, уже не бычок на заклание. Могу и сдачи дать. Еще бы разобраться во всем окончательно… Блин, кто же второй итальянец? Был он тут, нет? Как бы узнать?

Наконец, мы остановились у парадного подъезда терема. Князь, пребывая в нетерпении, сразу же выскочил из машины и быстрым шагом направился к дверям. Я чуть задержался и попросил Мишико встретить Самойлова с дядей Ваней и передать им, чтобы топали в приемную. Грузин кивнул, но не произнес ни слова. Было видно, что ему было чертовски интересно, но он сдерживает вопросы, блюдя табель о рангах.

— Ну? — повторил князь, когда я затворил за собой дверь его кабинета. В этот раз вопрос вышел грозным — ожидание далось князю нелегко.

Я прошел за стол для совещаний, устало рухнул в кресло и начал плести историю в своем любимом жанре — смешивая правду и правдоподобный вымысел в правильных пропорциях.

— Как я уже говорил, удар нанесли Потрошители. Но они в этой истории не главные фигуранты…

Начал я без прелюдий — с Арцебашева. Вывалил все, что мне рассказал Самойлов: начиная от его допроса "мамок" и заканчивая нашим с ним соглашением. Вплел в историю татарина-хакера, появление которого обосновал нежеланием привлекать внимания к предмету расследования. Наставника, исполняющего у меня функцию детектора лжи. Упомянул и миланского дознавателя, вчера "покончившего с собой".

— Начали проверять связь Арцебашева с Потрошителями и вышли на след москвичей. Уверенности не было, поэтому я ничего не говорил. Ну сам подумай, прихожу я к тебе и вываливаю, что за всем воевода наш стоит — стал бы ты меня слушать? Без доказательств — вряд ли!

— А сейчас они есть? — тихо спросил князь. Ему было больно слышать о предательстве человека из ближнего круга, но он держал лицо. Глава государства и политик, что тут скажешь!

— Косвенные. Самойлов и Сарбаев проверили его счета, всех его родственников и нашли большое количество поступлений денежных средств. Основная часть шла через якутский "Хырчибанк". Там, кстати, тоже какая-то афера с землей элеватора, но я еще не разобрался. Как бы не землю на себя якуты пытаются перевести. Но главное вот что. Почти все зачисления на счет воеводы по времени совпадают с фактами похищения женщин с мирским даром.

Это была самая слабая часть моего рассказа. Я ведь так и не успел поговорить с Глебом относительно полученной им информации. Нашел он подтверждение моим словам или нет? Да и вообще, примет ли князь такую связь Потрошителей и Арцебашева, как совпадающие временные промежутки? А больше то у меня на него ничего и нет.

— Потом с Беллони этим связались, от него узнали, что ячейкой Потрошителей два человека рулят: один прикрывает — наш воевода, второй — финансами и продажами ведает. Ну и решили всех скопом брать, чтобы сразу всю организацию в княжестве обезглавить. Но они удар первыми нанесли: дознавателя убили, а к нам киллера послали.

— Кого? — уточнил дядька.

— Наемного убийцу. — пояснил я. И выкручиваясь, как бы извиняясь, добавил: — От Беллони подцепил в разговоре.

Да, словечко не итальянского происхождения, но ведь можно предположить, что оно сленгом ходит по всей Европе?

— Да какой он наемник? — князь вскинул руками. — Аристократ древнего рода! Только этим можно объяснить, что он натворил в гостинице. Раскидать трех дружинников, мою руку и скрыться! Я даже не думал, что в Европе с таким уровнем дара варлорды остались!

— Серьезный противник. — согласился я. — Но справились же.

— Прогнали! — отмахнулся дядька. — Ладно, не о том. Дальше!

А что дальше? Дальше был список подозреваемых, отработанный уже целитель и двое неохваченных. И попытки максимально удалить свое присутствие от дел, в которых я обвинял Арцебашева. Последнее, понятно дело, я Пояркову говорить не стал.

— То есть, поправь меня, если я где-то ошибусь, картина у нас такая. Арцебашев обеспечивает отсутствие внимания к деятельности Потрошителей на моей земле, одновременно с этим пытается обеспечить вхождение московской компании в управление проектом "Мост"? При этом он еще помогает якутским тойонам получить в собственность кусок моей земли в пятикилометровой зоне от моста? И чтобы разоблачить его, ты собрал в команду сторонних людей, этого Самойлова и Ивана Павловича? Все верно?

— Ну где-то так. — с кривой ухмылкой ответил я. Дыр в этой картине было как у истасканной до состояния ветоши рубахи. Особенно они становились видны после того, как князь фабулу озвучил.

— Допустим. У меня это плохо укладывается в голове, но — допустим. А зачем это Михайло Генриховичу, Игорь? Что подвигло не бедного и вниманием моим обласканного человека на такую вот игру подлую?

Я только руками развел. Это мне и самому было непонятно. Не про мост, в смысле с элеватором, а про сотрудничество с Потрошителями. Зачем воеводе, главному и самому сильному в княжестве боевому магу, помогать преступникам? Деньги? Самойлов считал, что этого достаточно. И я так думал до момента, пока Николай Олегович вслух не озвучил свое недоумение.

Но дело сейчас не в мотиве, а в том, чтобы князь всерьез ухватился за эту версию и в другие стороны не смотрел даже. Иначе выползут мои уши, то есть двойника, хотя пофиг будет, чьи они исходно, когда их отрезать начнут! И я стал плести кружева слов, делая сомнительное нормальным, а нормальное — убедительным.

— У меня недостаточно доказательств для таких обвинений, согласен. Я и рассказывать не хотел пока не нарою что-нибудь стоящее. Но события пошли вразнос, да и ты отчета потребовал — промолчи я — спалил бы к херам!

Крылья носа князя гневно раздулись, но он промолчал. Я же чуть улыбнулся, подчеркивая, что последнюю фразу произнес в шутку.

— Признаться, я до последнего словам Самойлова не верил. Михайло Генрихович — Потрошитель? Да ладно! Но, сперва стрельба по моей квартире — явно же в следователя стреляли, узнав, что я его из тюрьмы вытащил. Кто об этом знать мог? Арцебашев — мог! Да и вчера, когда копались в его счетах… Слушай, ну не может быть таких совпадений! И потом: убийство миланского инквизитора, нападение на меня на следующий же день… Ну чем это еще объяснить? Кто-то очень хорошо владеет информацией, опережая меня на шаг — всегда!

Опустим тот факт, что итальянец хотел убить только Самойлова, а о моем участии в авантюре даже не догадывался. И еще то, что стреляли все-таки в меня, желая проверить, чье сознание обитает в теле обер-секретаря.

— Я предлагаю сейчас не делать резких движений. Михайло Генриховича не трогать, даже намеков не давать, и копать дальше. Чтобы уже точно удостовериться в том, что я прав в своих догадках. Потому как, если я ошибся, а это возможно, и мы начнем головы рубить, обратно их потом не приделаешь.

Сказал и понял — додавил. Последней фразой о сомнениях, о нежелании действовать сгоряча, я князя убедил. По крайней мере, на данный момент.

— Ну как же так, Игорь? — до того беспомощно протянул Поярков, что мне стало его искренне жаль. — Мы же с ним вместе лет сорок уже! Нешто денег ему не хватало?

Я смущенно пожал плечами, показывая, что и сам бы хотел знать ответ на данный вопрос. И тут я не играл — я и правда смутился. Несколько иным фактом — я подумал о том, как ударила бы по князю настоящая правда. Про его племянника, человека одной с ним крови, выращенного из вопящего кусочка плоти в справного мужчину и воина. Который был его сыном до рождения сына своего. И который его предал. Пусть не я это сделал, но сейчас в этом мире только один Игорь Антошин. Я.

— Ладно. — Николай Олегович встряхнулся, как промокший пес, согнав с лица беспомощное это выражение, не подобающее властителю земли амурской. Поднялся. — Делай, что решил. Копай. Ищи доказательства. Пока их не будет, я отношусь к Михайло Генриховичу, как к невиновному. Это не просто будет, но я справлюсь. А ты… Не тяни. Идеи какие есть? Что сейчас делать будешь?

— Мерчантэ этого искать. Отработаем певца этого и Топляка. Про первого Самойлов говорил, что у него со счетами непорядок. Как раз перед дракой этой хотел к нему съездить, прощупать.

— Дракой! — хохотнул князь невесело. — Ты сейчас рисуешься или не понимаешь с кем столкнулся? Там же тленом фонит на километр!

Князь способен чувствовать проявления магии? Хотя о чем я, вообще? Он носитель царского дара! Слава Господу, ауры не видит, как мой наставник! А то бы кончились мои приключения, не начавшись, тем же утром, которым я сюда попал!

На его вопрос я лишь плечами дернул. Понимай, мол, как хочешь, но, да, немного рисуюсь.

— Странно, что владетель этого аспекта итальянец. — рассуждая, продолжил Поярков. — Это же Восточной Европы школа. Небольшая, очень сильная и почти исчезнувшая ныне. Я уже много лет о смертецах не слыхал. Да и дар у твоего противника сильный. Не ниже твоего точно, если большего не сказать. Как такой одаренный до наемника мог опуститься? Ладно, пусть его! Это я сам с собой уже… Ступай, в общем, ищи доказательства. И от Михайло Генриховича старайся подальше держаться. А я уж ему накидаю задач на пару дней — вздохнуть спокойно не сможет.

Я с трудом подавил полную злорадства улыбку — представлял, чем князь воеводу загрузит. Землю носом рыть заставит в поисках итальянского киллера, да дружинников, с ним не справившихся, муштровать. В этом мне виделась высшая космическая справедливость: адвокат Потрошителей будет устранять последствия приезда убийцы Потрошителей.

— А как начиналось-то все безобидно! — уже не мне, а просто вслух, проговорил князь. — Посла маньчжурского убили! Эка невидаль!

* * *

В приемной чинно сидели Самойлов и дядя Ваня. Возле дверей стоял напарник Мишико, неизвестный мне грузин.

— Ну чего? Голову не сняли? — вопросил наставник, едва я закрыл дверь дядиного кабинета.

— Но и не погладили. — серьезным видом ответил я. — Князь очень недоволен разрушением своего любимого места для проведения пикников.

Абрек издал странный звук, какое-то бульканье. Я не сразу сообразил, что это он подавил несообразный обстановке смешок. Смешно ему! Я бы тоже посмеялся, но вот не располагает ситуация. Схватка с сильным магом и последующее вранье еще более сильному магу… Короче, не до шуток.

— Двинули. У нас дел еще выше крыши.

Оставив берсерка в приемной, мы неспешно пошли по коврам, устилавшим, казалось, каждый метр коридоров резиденции. Зачем вот столько ковров? Это же непрактично! Как это все пылесосить? Дите тут бегает, опять же…

Вот что в голову лезет?

— Ты чего мне там знаки-то давал, дядь Ваня? — спросил я наставника.

— Слепок я снял, вот чего. — отозвался тот. — Хотел тебе сказать, да ты отмахнулся.

— Сам понимаешь, не ко времени было. А что за слепок?

— Это называется так. А на деле, что-то вроде фотографии ауры человека.

Я резко остановился и идущий следом за мной Самойлов, ведущий с кем-то переписку в телефоне, ткнулся в спину. След! У деда был след и он молчал!

— Чего? — я повернулся к старику, чтобы взглянуть ему в глаза с возмущением, но тут же отвел взгляд. Блин, постоянно забываю! — То есть, мы по ней миланца найти можем? И ты молчал?

— Не кипи, Игорек. — улыбнулся наставник. — Все уже сделано. Жандармы уведомлены, ждут меня в отделе по поиску пропавших. Я бы сразу поехал, но ты вдруг в начальника решил сыграть, ждать велел.

В начальника, значит? А то, что я за них переживал и не хотел одних оставлять, об этом никто не подумал?

— Ладно, поехали. По дороге расскажешь, что это еще за слепок и как он нам поможет.

В общем, наставники так умели — запечатлеть в памяти ауру человека, по которой его потом можно было найти. Малополезный был навык, в памяти слепок долго не удержишь, искомого человека по нему мог только сам запечатлевший найти. Так было до наступления эпохи компьютеров, спутников связи и онлайн-карт. Тогда и выяснилось, что образ ауры можно оцифровывать и отслеживать. Работало почти без сбоев, если, конечно, человек был жив и не умел закрываться от сканирования — последнее было доступно только сильным магам. Но с большинством работало.

А не так давно, лет пять может быть, даже специальная услуга на рынке появилась. Обладатели дара наставника, либо слабые, либо не находившие в себе желания работать с воспитанниками, проводили запечатление ауры за деньги. Как правило, у детей. Чтобы родители, в случае если их чадо пропадет, имели шансы его найти. Говорю же, магия там, не магия — люди всегда останутся людьми!

— А наш миланец умеет закрываться? — больше у себя, чем у кого бы то ни было, спросил я. С учетом того, что он показал, я бы не удивился. Дядя Ваня все же откликнулся.

— Судя по тому, что он творил в гостинице, он много чего умеет. Но слепок все равно дает нам шанс его обнаружить.

— Кто он, вообще, такой? Князь про смертецов каких-то упоминал из Восточной Европы.

— Была такая школа, да. Это те, про которых я тебе говорил вчера: увидишь — убей. Теперь ты и сам понял почему.

Я хотел было сказать ему, что нет, не вполне я все-таки понял, но тут оторвался, наконец, от телефона, Самойлов и сообщил, что Иван Пупкин готов с нами встретиться у себя дома. Оперный певец, артист больших и малых академических театров, только что проснулся, как выяснилось, и был очень удивлен, обнаружив множество пропущенных вызовов и текстовых посланий в своем телефоне.

— И, похоже, он здорово напуган. — дополнил свой доклад Глеб. — Узнал, что ты с ним встретиться хочешь, чуть икать не начал.

Вряд ли бы такой пугливый человек мог возглавлять филиал международной преступной организации, подумалось мне. А значит нечего нестись к нему сломя голову, стоит сперва в жандармерию заскочить и передать слепок. Все равно без моего живого детектора лжи, проводить допрос потенциального мерчантэ глупо.

Оцифровка слепка ауры прошла буднично и не произвела на меня впечатления. Я чего-то большего ждал — магия же. Ан нет! Дяде Ване одели на голову обруч с проводами, тянущимися в недра стационарного компьютера, что-то понажимали, пощелкали и сообщили, что все готово.

— Сейчас запустим поиск. — сообщила девушка в приталенном жандармском мундире, проводящая процедуру оцифровки. — Часа на полтора где-то. Если объект не будет экранироваться от сканирования, то сможем указать его местоположение с точностью до пяти метров.

— А если будет? — уточнил я на всякий случай. — Есть возможность продавить его экран?

— Я о такой возможности не знаю. — развела руками девушка. — Аппаратура мощная, может, хотя бы радиус метров пятьсот очертит.

* * *

Квартирка у Ивана Пупкина поражала воображение. Даже мое воображение, привыкшее за четыре дня к роскоши, да и в прошлой жизни повидавшего, знаете ли. Располагалась она в двадцатиэтажном доме, занимала весь последний этаж вместе с крышей и начиналась с длинного и широкого вестибюля, превращенного в фотогалерею. В различных позах и образах, там был запечатлен только один человек — Иван Пупкин, надо полагать. Он грустил, радовался, дурачился, гневался. Он представал перед зрителем в костюме шута, испанского идальго, ангела и русского царя. В последнем образе он был удивительно похож на персонажа фильма "Иван Васильевич меняет профессию".

Там он нас и встретил. Одетый в цветастый халат из шелка, в специальной шапочке, держащей волосы и пачкой бумаги в руке. Высокий, с белым лицом, на котором темно-русая борода казалось приклеенной, и испуганными глазами.

— Игорь Сергеевич! Очень, очень рад! — прогудел он. Голосище у него и правда был мощным, но из-за звучащей в нем угодливости, разом терял все обаяние. — Чем, так сказать, обязан?

А глазки так и метались с меня на Самойлова, с него на дядю Ваню. Я решил, что мы теперь разделяться не будем и везде ходим вместе. Обжёгшись на молоке я, согласно поговорке, дул на воду.

— Обсудить с вами, Иван Эдуардович один щекотливый вопрос. — голосом кагэбэшника из американского фильма начал я свою партию. — В частности, ваши контакты в Африке.

Несколько поступлений на его счета были проведены оттуда, как выяснил Алмаз. Что и показалось Глебу подозрительным — Черный континент был здесь своеобразным Диким Западом. Территорией, на которой бо?льшая часть международных законов терялась в джунглях, пустынях и скалах. Именно там, считалось, Потрошители держали штаб-квартиру. Непонятно только, где именно, иначе бы на том месте моментально появился разлом — никто из владетелей не жаловал похитителей.

Глаза Пупкина заметались с такой скоростью, что мне даже показалось, будто сейчас они вылезут на стебельках из глазниц, как у краба.

— Я? Мне? Что вы такое говорите? Откуда? Из Африки? А по какому праву? — последняя реплика певца набрала силу и прозвучала обличительным гласом. Столько в ней было силы и убеждения, что я даже на миг задумался — а, правда, какое я имею право задавать такие вопросы и лезть в жизнь уважаемого члена общества?

Что-то мне говорило, что данный персонаж к Потрошителям отношения иметь не может. Не может и все тут! Но отработать версию требовалось до конца, чтобы потом не рвать на голове волосы.

— Просто скажите мне, что это за деньги и от кого они получены. — надавил я.

— Это, знаете ли, ни в какие ворота уже! — продолжил благородное негодование Пупкин. — Я буду жаловаться! До князя дойду! Вы еще узнаете, что такой Иван Пупкин!

— Дядь Вань? — игнорируя рев артиста, я обратился к наставнику. — Что с его аурой?

— В ужасе. — откликнулся тот. — В панике. Что-то с этими деньгами не так.

Переведя взгляд на певца, я сделал выразительное лицо. Видите, мол? Человек на вашу ауру смотрит. В самую, что называется, суть. И видит, что вы запираетесь и врете, Иван Эдуардович. Врете и запираетесь.

— Да как вы смеете?.. — побелев лицом еще больше, промолвил Пупкин. — Это незаконно!..

— А мы сейчас в жандармерию поедем, уважаемый. Там вы все и расскажите. Заодно и жалобу на превышение полномочий руки князя напишите. Одевайтесь!

Последняя фраза его будто по щекам хлестанула. Он отшатнулся и уронил пачку бумаги. Исписанные нотные листы рассыпались по полу. Затем оперный певец исполнил целую пантомиму: одной рукой схватился за стену, другую приложил к сердцу, а зубами закусил нижнюю губу.

— Все в порядке у него с сердцем. — ответил на незаданный мною вопрос наставник. — Комедию ломает.

— Глеб Вячеславович! — голосом человека, которому все смертельно надоело, рявкнул я. — Давай этого гуся в наручники и в управу!

Были ли у Самойлова наручники, нет ли — этого я не знал. Но он очень уверенно шагнул вперед и характерным жестом сунул руку за спину. Тут Пупкин и сломался. Я бы даже сказал — потек. Буквально сполз по стене и глазами побитой собаки посмотрел на меня снизу вверх.

— Не надо наручников… Я все расскажу…

* * *

История его отношения к Потрошителям не имела, хоть и была грязной. Звезда оперы оказался торговцем. Не тем купцом, которого мы искали, а человеком, продающим информацию. Благодаря своей известности, он был вхож в самые разные круги, в том числе и в дома знатных родов: как русских, так и иностранных. Со многими водил дружбу, кое с кем — близкую, и частенько слышал то, что слышать, в общем-то, не должен был. Планы одного семейства о приобретении активов, секретные договоренности другого, размолвки или примирения в третьем. Как агента его никто не подозревал — человек искусства, не от мира сего прекраснодушный увалень! — но за чуткость и теплоту душевную (его собственные слова!) делали порой хранителем тайн, которые на рынке ценных бумаг стоили сотни тысяч, если не миллионы.

Эти секреты он и продавал. Сперва не жадничал, но очень скоро ощутил вкус и пошел, что называется, вразнос. Связался с теми, с кем умный человек связываться не должен никогда и ни при каких обстоятельствах — с африканас. Ушлые ребята, всему миру известные, как самые нечистоплотные деляги, быстро взяли его в оборот. Сделали пару заказов, получили необходимое и даже расплатились честь по чести. Но затем каким-то образом вычислили, что за безликим анонимом скрывался артист Иван Пупкин. И стали скармливать ему заказы посерьезнее. Теперь наш светский лев не просто продавал то, что сумел услышать. Теперь ему уже говорили то, что он должен был узнать.

Платить, правда, продолжали исправно. Последние два перевода Алмаз и заметил, ища подходящие кандидатуры на роль мерчантэ.

Встретив столь горячее желание сотрудничать, которое изъявил господин Пупкин после исповеди, мы заодно попытали его на предмет знакомства с купцом Потрошителей. Ну, мало ли? Если он такой сведущий и информированный — шанс был. Но к сожалению для нас и к счастью для него самого, в откровенный криминал певец не лез, работая больше по акциям, ценным бумагам и многотысячным сделкам. То есть, ни черта он про Потрошителей не знал. Но обещал все выяснить, если мы закроем глаза на его "маленькие грешки". Я не особо верил его способностям, но обещал подумать, а также посоветовал города не покидать. Сопроводив свой совет характерным для плохих шпионских триллеров замечанием, "мы будем наблюдать за вами, господин Пупкин".

Сдавать я его не спешил. Пусть на крючке повисит, может, пригодится еще. Как — без понятия! Но в бытность пресс-секретарем я был свидетелем нескольких историй, когда начинающимся чиновникам специально давали возможность замазаться в чем-нибудь неблаговидном вроде нецелевого использования бюджетных денег. А потом намекали, что все об их подвигах известно, но не наказывали при этом. Зачем? Человек продолжает работать, а порой лучше чем прежде, да еще обзаводится поводком с ошейником.

Этого же и замазывать ни в чем не нужно — сам все сделал. Не воспользоваться таким — грех.

— Ну что? — спросил я у Самойлова, когда мы вышли на улицу. Несмотря на осеннюю свежесть воздуха, мне было душно. Так у меня всегда бывало, когда окунешься с головой в некую мерзость, преступлением вроде бы и не являющееся, но серьезно подрывающее веру в человека, как в разумный вид. — Получается, что твой меценат — наш купец?

— Чего это он мой? — беззлобно огрызнулся Глеб. Вздохнул и добавил: — Выходит, что так.