В которой говориться о детских фантазиях кансильера коронного сыска и суровой реальности его взрослой жизни. Так же тут напоминают о себе союзники, которым именно сейчас не очень рады.

Улицы вечернего Сольфик Хуна никогда раньше не были местом опасным. Если не забредать на Пыльную улицу или в порт, конечно! Стража несла свою службу с усердием, отчего узкие улочки и широкие проспекты приморского города всегда были полны людей. Кто-то прогуливался, кто-то спешил по делам. Нередко можно было увидеть шумную компанию собравшихся обменяться новостями соседей. С некоторых же пор, прогулки по темным и даже освещенным улицам были сопряжено со смертельной опасностью.

Сейчас с наступлением вечера по утоптанному снегу и булыжной мостовой топали сапоги усиленных патрулей стражи и милицейских квартальных дружин. Одинокие путники старались подстраивать свое передвижение под их график, рассчитывая на защиту вооруженных людей в случае чего. И дело было не в войнах банд, про которые из нынешнего поколения помнили только старожилы. Этому страху сольфикхунцы были обязаны всего одному человеку. Лунному волку. Безумцу, убивающему женщин.

Возвращавшийся в замок в сопровождении двух вооруженных агентов Бенедикт да Гора подумал об этом с грустью. И даже пообещал себе, как только на то появится время, помочь судебной инквизиции в поисках и поимке преступника.

— Не дышите в затылок, парни! — бросил он своей охране (не от Лунного волка, нет!) и те отстали от барона шагов на пять. — Думать мешаете своим сопением!

Бенедикт пытался придумать, как разумнее использовать полученные от своей осведомительницы сведения. А цоканье подкованных сапог телохранителей сбивало его с нужного настроя.

— Баронет да Агато. — пробурчал он себе под нос, когда воцарилась относительная тишина. — Как же мне с тобой поступить?

Мальчишкой Бенедикт грезил романтикой шпионской жизни. Да и о чем ему еще было мечтать, если его отец был главой Тайной имперской стражи, а воспитателями и опекунами — две матерые ищейки из того же ведомства? Выросший на их рассказах, он представлял свое будущее чередой действий, приключений и захватывающих дух интриг. Детское воображение рисовало коварных врагов, поджидающих на каждом углу, схватки в темных подворотнях, из которых он неизбежно выходил победителем,и, разумеется, прекрасных дам, весьма благосклонно принимающим его ухаживания.

В реальности работа в должности кансильера коронного сыска великого герцогства Фрейвелинг оказалась совершенно иной. О, коварные враги были в наличии! И в количествах, превышающих разумные объемы. Но поджидали они выросшего Бенито не на темных улицах и не в пустых ночных парках, а таились на виду, нося маски послов, купцов и дворян. Они не нападали на него, выкрикивая проклятья и размахивая шпагами, нет! Эти враги действовали иначе! Вовремя сказанным словом, умело пущенным слухом, банальной запиской, наконец! И им нельзя было пустить кровь в честной схватке. С ними приходилось бороться их же оружием.

А еще были бумаги. Много бумаг. Очень, очень много бумаг!

Отчеты агентов из других стран, донесения платных и добровольных осведомителей из глубинки, жалобы и доносы простолюдинов и пространные письма от интриганов высшего света, жаждущих его руками свести счеты с недругами.

Прекрасные дамы, к счастью, все же имелись. Не слишком много — именно прекрасных, но были. И благосклонностью своей они, бывало, дарили молодого барона. Но при этом, они совершенно не походили на те нежные видения из детских его мечтаний. А были существами прагматичными донельзя! Интрижка в обмен на замолвленное словечко перед нужным человеком? Не задумываясь — да! Правила игры, демонам ее драть, установленные давно и прочно.

С дамами из света Бенедикт в последнее время старался не выходить за рамки куртуазной болтовни и ни к чему не обязывающих ухаживаний. Слишком уж много проблем могла притянуть всего лишь одна-единственная любовная связь практически с любой из них. К тому же, как любовницы, аристократки были не особо хороши — больше привыкли брать, чем давать.

Другое дело — женщины из сословия пониже. Купеческие дочки, их жены, дочери богатых мануфактурщиков и куртизанки. Те дарили свои ласки не в пример охотнее, будто в последний раз. Да и ответных жестов требовали поскромнее, чем аристократки. Старались для отцов, детей, а порой — для мужей или женихов. Достойная служба, возможность контракта с двором, нужные связи и знакомства. Бенедикт без зазрения совести пользовался предложенным и помогал в ответ. Если это было в его силах и не противоречило долгу, разумеется. Ну а что? Отличное проведенное время и по нормальной цене!

Так он и нашел Лису Фортеро. Хрупкую куртизанку с лицом фарфоровой куклы и богатейшей коллекцией слухов. Которая искала защиты от пылающего страстью, но получившим и не принявшим три отказа ухажера. Оказавшегося не слишком влиятельным, но все-таки таном. Без вмешательства да Гора, у нее не было никаких шансов.

“Он же просто боров, Бенедикт!” — говорила потом Лиса, скользя пальчиками по груди барона. — “Раздавил бы в лепешку!”

Она почти всегда сама решала, кому дарить свои ласки. Бенедикт был не единственным ее любовником, но барона это вполне устраивало. В баталиях на простынях Лиса была гениальнейшим полководцем, но откуда взяться ревности, если нет любви, синьоры? Да Гора ценил любовницу не только за постельные навыки. А за умение слушать своих любовников и складывать в своей хорошенькой головке услышанные от них факты. И за желание делиться этими фактами с ним.

— Баронет да Агато сегодня послал вызов виконту Эскопаро! — прощебетала куртизанка меньше часа назад. — Ты представляешь! Драться собрались на шпагах, завтра на рассвете.

— Где? — моментально среагировал на имя забияки да Гора.

— На храмовом кладбище, где же еще! — удивленно вскинула свои большие ореховые глазища Лиса. — Где еще благородным пускать друг другу кровь?

— Завтра на рассвете?

— Я вроде бы так и сказала!

— Твои ушки явно нуждаются в новых серьгах!

— Ну-у, если господин барон так считает, то простая девушка не вправе отказываться!

“Полезная синьорина!” — улыбнулся Бенедикт. Остановился посреди пустой улицы, выдернул из ножен клинок и несколько раз рассек им темноту перед собой. Просто так, чтобы пустить мысли в нужное русло.

— Дуэль! — воскликнул он. Проткнул невидимого противника, отсалютовал невидимой даме, поклонился невидимой публике. Наткнулся на настороженные взгляды своих агентов. Вполне видимых и реальных. Остановившихся и вполне серьезно осматривающие окрестности. Хмыкнул и бросил шпагу обратно в ножны. Продолжил путь, посмеиваясь над своим мальчишеским поведением.

“Да-да, парни! Ваш начальник — сумасшедший! Вы бы еще видели, как я с отцом разговариваю!”

Телохранители выждали несколько ударов сердца и двинулись следом.

“Баронет да Агато — сын ближайшего союзника лидера танской фракции — барона да Урсу. Через него можно подобраться к отцу. Прижать паршивца и надавить? Но ведь самой дуэли еще не было, а значит не была и факта нарушения герцогского эдикта о запрете оных. А что у нас там за нарушение эдикта? Заключение под стражу на три месяца или отправка в пограничную бригату на полгода! Прекрасно! Значит нужно дать поединку состояться!

Только подстраховаться. Никто ведь не хочет, чтобы юного да Агато закололи в поединке? Никто! А этот виконт, его противник, — он у нас кто? Кажется гвардеец, а значит неплохой рубака. Хотя — это вот как раз и не факт! В последние годы туда кого только не берут! Не Стража Максимуса, а потешный полк!”

— Да Коста! Вот кто мне нужен! — вновь остановившись, воскликнул барон. Лопатками почувствовал недовольство своих сопровождающих и более никаких эскапад не устраивал до самого замка. Разве что неслышно вздыхал, представляя накопившиеся за несколько часов его отсутствия письма и донесения.

К своему удивлению, ничего важного и требующего быстрого решения на своем столе он не обнаружил. Лишь Энрико вручил ему два письма.

— От кого? — спросил Бенедикт.

— Вот это, — сказал секретарь, подавая вчетверо сложенный лист серой бумаги. Местного производства, которую закупали на нужды коронного сыска. По причине ее невысокой цены. — От вашего знакомого, синьора Лика. Он вас долго ждал, а потом написал записку и ушел. Просил на словах сказать, что это очень срочно. А второе письмо оставил табранский синьор с выправкой военного. Совсем недавно, меньше десяти минут назад.

Второй лист бумаги стоил не меньше рама.

— Не представился?

— Нет. Но сказал, что написал адрес, по которому вы сможете его найти.

— Вот как? Хорошо.

Барон развернул записку от Мерино. Всего несколько слов.

“Нужно поговорить! Как можно скорее. Про Лунного волка. Это не убийца. Это заговор”.

— Старик стал сдавать разумом? — хмыкнул Бенедикт. — Какой заговор? Я же просил тебя заняться послом!

Отложив записку своего бывшего наставника, развернул письмо от “табранского синьора”. Здесь текста было еще меньше.

“Конфедерация. Полковник Ауэрштедт”.

И адрес.

— Драть! — с досады Бенедикт пнул ножку стола. Массивный предмет мебели даже не дрогнул, а он сам ушиб ногу.

Энрико замер, не решаясь спросить барона о причинах внезапной вспышки ярости. Но Бенедикт не обращал на него внимания. Хотя совсем недавно собирался устроить ему очередную выволочку за приписки к донесениям.

Новости были скверными. Табранец с выправкой военного и письмо с упоминанием Конфедерации значило только одно. Верный союзник Фрейвелинга, объединенное герцогство Табран, прознало про трудности в герцогском Совете и прислало своего эмиссара. По меньшей мере — с вопросами. Пока — с вопросами.

Бенедикт глянул на адрес. Недалеко, Старый город, десять минут хода.

“Лучше верхом. Хватит одной пешей прогулки за вечер!”

Потом взглянул на серый листок от Мерино. И огорченно покачал головой.

— Прости, старина. Чуть позже. У меня тут у самого — заговор!

Резко развернулся к Энрико.

— Что там с докладами от капо?

— Что? — вздрогнул секретарь.

— Рико! По моим поручениям капо — что?

— Простите, барон! Не сразу сообразил. Капо Леоне заходил с бумагами, но про доклад ничего не говорил. Больше никого не было.

— Через час все должны быть у меня с докладами! И еще. Выясни, пока меня нет, где найти лейтенанта “Стражи Максимуса” виконта да Коста. Если он на дежурстве или пьянствует с друзьями, я хочу знать! Понял?

— Да, ваша светлость!

— К моему приходу, Рико! — Бенедикт пригрозил напоследок пальцем и вышел.

Переглянувшись друг с другом и едва слышно вздохнув, телохранители барона последовали за ним.

***

— Барон да Гора. — произнес Бенедикт здоровяку, открывшему дверь. — К полковнику Ауэрштедту.

Слуга табранского эмиссара молча кивнул и открыл дверь на всю ширину. Посторонился, пропуская барона и его спутников.

Дом был арендован, причем совсем недавно. Это сразу бросалось в глаза. Следы в тонком слое пыли, накрытая холстиной мебель, пересохшие и оттого отчаянно трещащие свечи. Пройдя длинный коридор, Бенедикт вошел в гостиную и увидел табранца.

Высокий и, держащий спину неестественно прямо, мужчина. На вид — лет тридцати. Чисто выбритое, вытянутое лицо с тяжелой челюстью и плотно сжатыми тонкими губами. Собранные в очень короткий, едва угадывающийся, хвостик на затылке, темные волосы. Строгий светло-серый камзол, сидящий как военный мундир. Начищенные до блеска дорожные сапоги. В левой руке табранец держал шляпу, правую же убрал за спину.

“Как для картины позирует!” — подумал Бенедикт.

Коротко поклонился и получил такой же ответный поклон.

— Полковник фон Ауэрштед?

— Без “фон”. — строго поправил его полковник. — Я третий сын барона фон Ауэрштедта и на его наследство претендовать не могу.

Голос у полковника был хрипловатым и негромким. Говорил он короткими фразами, словно не мог избавиться от привычки отдавать приказы не самым умным солдатам.

“Табранец!” — внутренне сморщился Бенедикт. — “Военная косточка. Точные формулировки и никакой изысканности!”

Табран был северным фронтиром Империи. С племенами Норталэнтэ там воевали отцы, деды и прадеды ныне живущих, а до них — их отцы и деды. Воевали без скидок на сословия, возраст и вероисповедание. Последнее, с точки зрения да Гора, в табранцах, было наиболее ценно. Плевать им было, в какой форме человек поклоняется Единому: по ортодоксальному канону или универсалистскому. Лишь бы не струсил, когда рядом в строю стоит. Лишь бы оружие не бросил и сражался до конца.

Так что было совершенно неудивительно, что аристократия Табрана была преимущественно военной. Какой у табранских дворян был выбор, если вдуматься, если даже их бонды с оружием управлялись лучше, чем многие фрейские гвардейцы? Все это делало выходцев из северного герцогства ценнейшими из союзников. И скучнейшими из собеседников.

Предлагать присесть полковник не стал. Да и некуда было. Барон на миг представил количество пыли, скопившееся на кресле, укрытого серой тканью, и содрогнулся. Скорее всего, дом был снят только для этой встречи. И даже ночевать табранец собирался в другом месте.

“Ну что ж, постоим!”

— Вы пригласили меня на встречу… — начал Бенедикт.

Ауэрштедт кивнул. И начал говорить в тональности доклада офицера в штабе.

— Я уполномоченное лицо лорда-канцлера Ментеллина. Сегодня днем я получил разрешение моего господина оказать любое содействие вам для преодоления политического кризиса во Фрейвелинге. Для реализации этого вы можете располагать мной и моими людьми.

Да Гора от неожиданности поперхнулся воздухом.

— Ваши люди… — проговорил он после паузы. — Это же не отряд табранских рейтар, который вы разместили под городом?

Ирония отскочила от непроницаемо-серьезного лица полковника.

— Это шпионы, барон. — ничуть не смутившись, ответил полковник. — Мои агенты в Сольфик Хуне. Не будем делать вид, что вы не понимаете, кто я такой и в чем заключается моя работа.

“Человек Ментеллина сообщает, что он мой коллега. Предлагает в помощь свою сеть агентов! Фактически — готов ее вскрыть! Наши дела настолько плохи или это своеобразный акт доверия от Табрана? И как, Единый защити, мне реагировать?”

Бенедикт усмехнулся и развел руки в стороны.

— Не будем. Но в чем будет заключаться ваша помощь, полковник? У меня нет недостатка в людях.

Военных барон недолюбливал. Считал, в большинстве своем, людьми недалекими и скучными. Но табранский эмиссар ему понравился. Своей прямотой, решительностью и практичным подходом к делу. Сколько времени прошло с момента демарша в Совете? Два дня, если считать этот законченным! А он уже испросил разрешения у своего лорда-канцлера и получил его.

Ответ полковника вернул уровень симпатии барона к военным на прежнее место.

— Людей у вас в достатке, барон. У вас недостает опыта и решительности. Иначе бы вы уже разобрались с кризисом в Совете и заставили своих танов принять решение по Конфедерации.

Сказал это Ауэрштедт с таким невозмутимым видом, словно бы не отхлестал сейчас словами кансильера коронного сыска герцогства. Бенедикт почувствовал как к щекам прилила кровь, а в горле пересохло.

Сказать он ничего не успел. Потому что полковник рассмеялся.

Это было так неожиданно — преображение чопорного вояки с надменным лицом в нормального человека, что Бенедикт сначала не поверил своим глазам. Гнев отступил, не успев собраться в огненный шар и выплеснуться словами, о которых пришлось бы жалеть.

— Вот видите, барон! — совершенно нормальным, с нотками смеха, голосом проговорил полковник. — Небольшой укол и вы теряете самообладание. Ну ладно я — союзник! А если бы вы сейчас говорили с противником?

“Он что — намеренно вывел меня из себя?” — раздражение еще оставалось, но теперь да Гора смотрел на своего собеседника другими глазами. — “Значит, образ недалекого вояки — не более чем маска? Тогда ты очень хорош, полковник Ауэрштедт!”

Бенедикт знал свои недостатки и никогда не отказывался от уроков.

— Думаю будет лучше, барон, если мы не будем ходить кругами. — сказал табранец. — Я не в восторге от того факта, что мне придеться вскрывать так заботливо взращенную агентуру. Какими бы добрыми и союзническими ни были отношения между нашими странами. Вам, думаю, тоже не хочется посвящать меня в дебри вашего дворянского бедлама. Прошу, не воспримите мою фразу как попытку оскорбить Фрейвелинг — в Табране бардак не меньший. Но у нас вполне определенная задача. Конфедерация. Давайте ее и решать, а все остальное отложим в сторону.

— Согласен с вами, полковник. — ответил Бенедикт уже почти спокойно.

— Давайте выстроим нашу беседу следующим образом: вы мне рассказываете, по возможности честно, что вам удалось узнать, и что вы намерены делать в ближайшее время, а я — что стало известно моим людям. А затем вместе мы пытаемся выработать некий план действий.

Предложение Ауэрштедта было вполне логичным. Бенедикту не нравилось лишь то, что табранец перехватил у него инициативу и теперь явно навязывает свое руководство. Но, можно ведь посмотреть и (почему нет?) — поучиться у старшего и опытного коллеги. Остановить его, в случае необходимости, несложно — земля-то своя.

Поэтому никак не продемонстрировав своего неудовольствия, он кивнул и принялся доводить до полковника результаты работы коронного сыска.

Табранец слушал внимательно и молча. С его стороны не было ни хмыкания, ни междометий, которые почти всегда случаются у второй стороны при долгом монологе первой. Он не кивал в такт словам рассказчика, не хмурил брови и вообще не проявлял никаких эмоций. Стоял, как статуя пророка Кипаги (с таким же как у него невыразительным лицом), и смотрел Бенедикту в глаза.

Кансильер подробно описал сам демарш на герцогском Совете, высказался относительно браватты графа да Вэнни, обозначил свою убежденность в едином корне двух этих событий. Далее, он поделился своими подозрениями об участии в заговоре Речной республики, словом — вывалил на полковника всю ту информацию, что бурлила в его голове уже два дня. В завершение он сообщил табранцу о предпринимаемых действиях. Последняя часть его монолога вышла обидно короткой: слежка за ключевыми персонами, перлюстрация их переписки и попытки добраться до ответов с помощью рассуждений и логики.

Когда да Гора закончил, Ауэрштедт, наконец, соизволил кивнуть. Помолчал, а спустя несколько секунд спросил:

— Простите меня, барон. Может быть, мой вопрос покажется вам бестактным, но… Почему, во имя Единого, вы не схватили подозреваемых и не выбили из них правду?

Бенедикт да Гора чуть наклонил голову, чуть приподнял левую бровь и пристально взглянул на собеседника. В этот миг он вновь стал похожим на себя: всегда ироничного дворянина и дамского угодника. Слова, которые он произнес были настолько салонными, насколько это вообще возможно.

— Вы серьезно, полковник? Так делают у вас в Табране?

И вновь ирония не оставила ни царапины на гранитной серьезности табранца. Ответ его был весомым и уверенным.

— Так делают везде, где власть монарха находится под угрозой.

— Серьезно? Вы будто с колоний вернулись, полковник! Поступи мы так, то все, чего мы добьемся — раздуем небольшой костер в лесной пожар.

— А сейчас у вас небольшой костер?

“Наш полковник умеет пикироваться?” — подумал Бенедикт. Но ответил:

— Я не вижу угрозы монарху. Да, кризис. Да, заговор. И да, демоны их забери, наши таны играют на руку речникам. Но это не угроза целостности государства. А банальнейшая борьба за влияние. С привлечением третей стороны, что, согласитесь, нередкое явление. При самом плохом варианте мы рискуем потерять голоса десятка прежде нейтрально настроенных баронов. Это означает, что правительству Фрейланга придётся на равных разговаривать с партией консервативных танов, под руководством старого лиса да Урсу. И, да, в этом случае не будет никакой Конфедерации независимых государств! Что, безусловно, плохо, но все же не настолько, чтобы говорить об угрозе власти монарха!

Полковник выслушал речь барона, хмыкнул, но не произнес ни слова. Бенедикта это уязвило, но он сумел удержать себя в руках.

— Можно спросить у вас, полковник, что такого смешного я сказал?

— Вы давно были на улицах вашей столицы, барон? — вместо ответа спросил его Ауэрштедт.

— Полчаса назад! Какое это имеет отношение!..

— Сам пока не пойму… — задумчивым тоном проговорил табранец, чем моментально погасил раздражение да Гора. Сошел-таки с места, на котором стоял и принялся расхаживать по комнате, оставляя новые следы в пыли. — Но город гудит, как гнездо лесных пчел, по которому кто-то стучит палкой. Мои люди докладывают, что горожане создают в своих кварталах отряды милиции.

— Вот вы о чем! Лунный волк. — прозвище убийцы Бенедикт произнес как ругательство. — Тоже ...кхм... проблема. Какой-то безумец режет девиц. Естественно, что люди волнуются и стремятся хоть как-то защититься! Ведь ни городская стража, ни судебная инквизиция до сих пор не может найти мерзавца! Но какая связь?..

Ауэрштедт покачал головой, одновременно соглашаясь и демонстрируя сомнения.

— Распаленная толпа, да под кризис в верхах…

Барон подался назад всем корпусом.

— Вы что же, полковник, считаете, что от страха перед убийцей горожане кинутся на стены Инверино?

— Кто знает? Может да, а может нет. Но это странно, согласитесь! Пока я просто вижу, что в вашем городе происходит очень много событий. И совпадений. А я очень настороженно отношусь к совпадениям. И еще слухи, барон. По Сольфик Хуну невероятно быстро разносятся слухи! Словно бы все ваши добрые горожане поголовно научились читать и им разносят газеты в каждый кабак!

— В каком смысле? — не понял Бенедикт. — Какие слухи?

— Разные. — табранец пожал плечами. — Обо всем. О браватте этого вашего да Вэнни, о ругани дворян на Совете, о Лунном волке, наконец, и о каждой его жертве. Просто невероятная осведомленность! Кто-то раскачивает вашу лодку во время шторма — так у вас, кажется говорят?

— Признаться, пока ничего удивительного не вижу… Сольфик Хун — крупный портовый город. На слухах тут можно сделать состояние! Они здесь циркулируют постоянно. Да и потом — жестокие убийства женщин, это, согласитесь, вполне достойный повод для слухов!

Ауэрштедт остановился против барона и тихо спросил:

— Вы сами-то верите в свои слова?

Бенедикт хотел было ответить какой-то резкостью, но тут в его памяти всплыли строчки записки Мерино.

“Это не убийца. Это заговор”.

Со всего муху он хлопнул себя по лбу.

— Какой же я идиот! Праведник опять все раскопал раньше меня!

Полковник изобразил вопрос на лице.

— Праведник! — пояснил да Гора. В голове у него, задевая друг друга, вставали на месте целые куски головоломки. — Он бывший дознаватель Тайной стражи и мой друг. Вместе с вашей, я получил и его записку. Он написал, что хочет поговорить про Лунного волка. “Это не убийца. Это заговор”. Так он сказал в письме.

— Это очень в духе речников — использовать ситуацию с убийствами. — подумав, выдал Ауэрштедт. — Просто подарок судьбы, если вдуматься. Полное бессилие власти перед кризисом любого рода!

Бенедикт, прежде не смотревший на убийства более пристально, чем было необходимо для общего владения информации, кивнул. И ведь делать ничего особенно не нужно! Просто кричи каждое утро на рынке и по площадям “Новая жертва Лунного волка!”.

— Или даже они сами… Нет! Это просто невозможно!

— Вы про убийцу? Что речники не ждали случая, а сами его создали?

— Да, но только это…

— Действенно.

— …мерзко.

— Но действенно.

— Преисподни!..

Ошеломленный картиной открывшегося ему заговора, Бенедикт не сразу отреагировал на очередной вопрос табранца.

— Оборот “угроза власти монарха” больше не кажется вам слишком сильным?

Барон кивнул.

“Даже — недостаточно сильным!”

— Тогда может прекратим миндальничать с вашими заговорщиками? Согласен, путь грубый, но если все провернуть правильно, например, взяв одного из заговорщиков по некому очень правдоподобному обвинению, никак не связанному с его выступлением на Совете, то под шумок с ним можно весьма обстоятельно побеседовать…

— Пытать дворянина?

— Ну зачем же сразу пытать? А если и так — что с того? На кону стоит нечто большее, чем ваша или моя честь!..

— А может и не придеться! — перебил его да Гора, вспомнив про дуэль да Агато. — Есть у меня одна идея!

И он сжато рассказал табранцу о завтрашнем поединке на храмовом кладбище. И о том, как можно надавить на отца через сына.

— Что скажите, полковник?

Тот задумчиво покивал и выдал:

— Может сработать! А если немного усилить…