Пролог

– Если вы в… правительстве, то в пяти кварталах.

– Такой шанс упускать нельзя, – сообщил человек водам Амура и щелчком отправил в них наполовину выкуренную сигарету. – Может я и не смогу вернуться, но… возможны варианты.

Высокий, тёмноволосый, чуть полноватый мужчина лет тридцати стоял на набережной реки уже около часа. Он почти не двигался и довольно часто курил. За проведённое у кованной решётки время в свинцовые воды Амура отправилось уже шесть окурков. Человек размышлял.

Его не особенно заботил холодный октябрьский ветер, выжимающий из глаз слёзы и треплющий полы тёплого пальто. Не волновал находящийся в самом разгаре рабочий день. Не тревожили мысли о множестве дел, которые предстояло решить сегодня. Мужчина даже телефон отключил, чтобы ничто не могло прервать его размышления. Или разговор с самим собой. Хотя… Размышления – это ведь и есть разговор с собой.

– Реабилитация возможна, если я смогу вытащить этого идиота из дыры, куда он себя затолкал, – продолжил человек негромко. Легонько пнул ногой ограждение, не в раздражении, скорее в попытке немного согреть ноги. – После открытия дара о прямом возвращении и говорить нечего. Князь не променяет пророка на смутьяна, сколь бы не была дорога родная кровь. Значит – чужое тело. Нарышкин говорил, что это возможно в теории. Значит надо сподвигнуть подменыша на детальный разговор с москвичом. После. Когда он окажется на свободе. Да, так и поступим.

Он вынул из кармана пальто пачку сигарет и чертыхнулся, обнаружив, что выкурил последнюю. Аккуратно донёс картонную коробочку до урны. Вытащил из другого кармана телефон, пробудил его долгим нажатием. Ещё раз выругался, обнаружив на ожившем экране три пропущенных вызова от абонента “Сам”.

– Или не стоит? Кем бы я не вернулся в родную Параллель, на мне всегда будет клеймо предателя. Меня не подпустят ни к власти, ни к деньгам. Будет только пустое прозябание под постоянным контролем, и это в лучшем случае. Если вернусь… Здесь же надо мной никого, кто знает правду. А значит, никого, кто может помешать. Что же выбрать?

Некоторое время мужчина ещё крутил в руках телефон, после чего нажал на последний пропущенный вызов.

– Что-то случилось, Николай Олегович? – спросил, направляюсь к неподалеку припаркованному серому кроссоверу “Infiniti”. Голос мужчины был спокоен. С недавних пор он мог себе позволить пропустить звонок от губернатора области. – Мне надо было подумать и я отключал телефон.

– Хотел с тобой посоветоваться по нашему проекту. Возникли, как мне кажется, осложнения, – собеседник никак не выразил своего неудовольствия от того, что ему, первому лицу области, не удалось дозвониться до своего пресс-секретаря сразу. – Далеко сейчас?

– Подъезжай.

Отключив связь, мужчина позволил себе намёк на улыбку. В этой Параллели всё идёт по плану. Ещё год, и губернатор будет у него с руки есть. А там можно и покинуть здешнее захолустье. Перебраться в Москву. Развернуться уже по настоящему.

Игорь Антошин, бывший обер-секретарь князя Благовещенского и Тындинского, ухмыльнулся уже шире. Его позабавили собственные мысли. В здешнем мире история пошла совсем не так, что сделало Благовещенск не центром международной торговли на азиатском направлении, а сырьевым придатком и провинциальным областным центром. При тех же стартовых условиях, что и в родном мире, здешние князья умудрились никак не использовать уникальные возможности пограничного города.

С другой стороны – одна страна. От Европы до Японии, от северных морей до Империи Мин… Китая. Серьёзная территория, огромный потенциал и крайне слабая его реализация. Это можно исправить, Игорь даже примерно понимал как. Но придётся положить на это всю жизнь. И забыть о возвращении в родной мир.

– А может всё-таки именно так и поступить? – произнёс он, остановившись у машины. – Возвращение домой – это тупик. Чем жизнь в глуши отличается от моего сегодня? Да ничем! Но только тут есть перспективы, а дома – я очень не уверен.

Хмыкнув, мужчина сел в машину и завёл двигатель. Рванул с места, заставив испуганно вздрогнуть идущую к набережной мамочку с коляской. Ему нравилось так ездить. Быстро, рискованно и… просто так. Не спеша на встречу, не сбегая от преследования боевиков. Просто потому, что можешь.

От автора: Дорогие читающие эту книгу люди. Важно помнить, что перед вами черновик, на написание которого у меня ушло где-то три с половиной месяца. Другими словами, что-то будет изменено (кое-что я вижу уже сейчас), что-то сокращено, а что-то, наоборот, расширено. Если кому-то режут глаза нестыковки, дождитесь отредактированной версии. За правки я возьмусь где-то в феврале 2019 года.

Приятного чтения!

 

Глава 1. Урон репутации

Гнев прошёл. Он душил меня все три дня плена, а сегодня отступил. Точнее, даже избавился от шлаков и примесей, переплавившись в злость. В чистую, холодную и очень расчётливую злость.

“Хотите войны? – посверкивала она ледяными гранями, наполняя всё моё существо решимостью и азартом. – Будет вам война! Решили, что взяли меня за причинное место? Ладно, продолжайте так думать!”

Злость напомнила мне, что я уже не такой, каким был чуть больше месяца назад. Прежний я, скорее всего, смирился бы. Сел бы на попу и ждал, пока явится княжеская конница с его же ратью.

“Что я могу поделать? – спросил бы прежний Антошин, чернильная душа и, нелегко это признавать, довольно нерешительный тип. – Кругом враги, их возможности и решимость просто поражают. А я один и даже даром пользоваться не могу!”

“Для начала – не ныть! – сказал бы ему я нынешний. – Дар штука хорошая, но мозги же тебе никто десертной ложечкой не выковырял? Включай их и придумывай, как выбраться!”

Три дня, с момента моего похищения доминиканцами, я плыл по течению. Слушал магистра Ордена, смотрел ролики, которые готовили явно для меня, читал, ел, спал и, если кого-то интересует, регулярно посещал уборную. С постоянным призраком за спиной, видящий держался за моим левым плечом шагах в трёх даже там. Его поселили в соседней келье, через стенку от меня, чтобы он глушил мой дар постоянно. Единственное на что не влияли его способности, так это на визиты моего двойника. Но это была какая-то хитрая ментальная техника, а не магия – так ещё дядя Ваня в своё время сказал. И это хорошо, а то совсем без союзников оказаться в плену было бы кисло.

Орден похитил меня для того, чтобы привлечь на свою сторону. Именно поэтому доминиканцы без колебаний пожертвовали наёмниками на аэропортовской трассе и тремя магами, одним из которых оказался экс-воевода Благовещенского княжества. Мне позволили его победить, пока команда разбиралась с наёмниками, после чего на сцене появился синьор Тень и, как беспомощного кутёнка, отправил меня в нокаут.

Зато никто из моих друзей не пострадал. Альдо – так, кстати, именовали ищейку, специально составил план таким образом. Умный, сука! Если бы Линь, Глеба, да хоть кого из команды убили, я бы с похитителями даже на контакт не пошёл. А так – пожалуйста! Все живы и здоровы, Игорь Сергеевич, не извольте тревожиться! Давайте лучше о насущных вопросах поговорим? Для озвучивания которых и была затеяна вся эта непростая и весьма кровавая операция.

Вопросы были, что называется, с подвохом. Похитители мои, а точнее отец Доминик – щуплый и седой старикан с лицом доброго дедушки, хотел ни много ни мало – заполучить меня в свои ряды. Падре оказался борцом за мир – магический мир, которому угрожал технический прогресс. Он и его единомышленники даже нашли способ спасти магию. Для этого нужно было всего лишь погрузить людей в благостное средневековье. Тогда и вырождение в одарённых родах прекратиться, более того – уровень магии возрастёт на порядок. Да и вообще, люди счастливее станут, трава зеленее и воздух чище! А то, понимаешь, самолёты им, гаджеты!

До сегодняшнего дня я с ним не спорил – смысл? Во-первых, он был долбаным фанатиком. Логика в его словах присутствовала, но была настолько искажённой, что все мои аргументы он бы просто проигнорировал. А во-вторых, я был уверен, что со дня на день меня вытащат. Я ведь офигенно уникальный юнит, ресурсами, подобными мне, разбрасываться не станет и полный псих, что подтверждали и мои похитители.

Сложностей я не предвидел. В конце концов, у одного из членов сборной имени Антошина, обсидианового копьеносца Ло Яо – пусть бы он и оказался двойным агентом! – имелась моя кровь. С помощью своего дара он мог отследить моё положение где угодно, а уж там и княжеская дружина подтянется!

И только сегодня, буквально час назад, я понял, что помощь, если и придёт, то очень и очень не скоро. В даре имперского гвардейца оказался неоговоренный изъян. Соответственно, и найти меня он не мог.

Как, спрашивается, я об этом узнал? Увидел в видении час назад. Тут, наверное, стоит поподробнее остановиться, а то как-то путанно выходит.

Сегодня я проснулся ближе к рассвету. Солнце ещё не поднялось, но ночная темнота уже перестала быть непроницаемой. Даже узкое окошко кельи можно было разглядеть – серое пятно на черноте каменной кладки. Зная скорость, с которой в данных широтах наступает рассвет – всё-таки четвёртый день тут, восхода солнца можно было ожидать через полчаса.

За стеной моего жилища едва слышно шуршал дождь, и изредка гортанно вскрикивали какие-то лесные твари. Птицы или звери – в этом вопросе я не особенно разбирался. Монастырь, ставший для меня тюрьмой, стоял посреди джунглей. Южная Америка, мать её! Один из анклавов католиков, которых было в изобилии по всему миру. Безлюдное место, рядом, как я понимаю, ни поселений, ни дорог приличных. Самое то, чтобы прятать пророка.

Разбудил меня не ночной концерт обитателей тропического леса – сплю я крепко. И не дурной сон, поскольку сны мне вообще снились крайне редко. За всю взрослую жизнь с десяток случаев всего лишь. К тому же мы только что закончили ночной сеанс связи с двойником, повадившимся меня навещать с регулярностью сестры-сиделки. Я попрощался с ним и вырубился до этого момента. Причиной внезапного предрассветного пробуждения стали даже не потребности организма. Ночной горшок – спасибо за такое за удобство братьям-доминиканцам – меня пока совершенно не интересовал. Что-то другое прервало мой сон, только вот что?

Поднявшись с узкой лавки, служившей мне здесь постелью, я в задумчивости осмотрелся. Глаза с трудом, но определили каждую деталь убранства кельи: толстая деревянная дверь, распятие над ней, уже упоминаемые ночной горшок, окно и кровать. Всё на своих местах, ничто вокруг не изменилось. Как и во мне: руки-ноги на местах, голова тоже здесь. И тут до меня дошло – дар!

Знакомое шевеление в середине груди я не спутал бы ни с чем на свете! Тёплое, ласковое и, в тоже время, требовательное. Будто любимый и, от того, беспардонно наглый котяра уселся на грудь и теперь всеми отпущенными ему природой способами обращал на себя внимание.

Прикрыв глаза, я обнаружил его – разноцветный водоворот на уровне солнечного сплетения. Толстые жгуты красного и чёрного, совсем немного голубого, тонкие нити зелёного… Клянусь, я видел, как потоки силы складываются во что-то похожее на смайл, демонстрируя радость от встречи! Или это я улыбался во весь рот?

Первый вопрос, который я себе задал – как? Тень спит в соседней келье и даже во сне блокирует мои возможности – в этом я уже успел убедиться. Вчера, например, и днём раньше я упрямо гнал от себя сон, надеясь, что мой тюремщик заснёт, и ко мне тут же вернётся магическая сила. Чёрта с два! Альдо сладко храпел, пока я боролся со слипающимися глазами, и продолжал работать глушилкой.

Как делал это и сейчас, в смысле храпел – стены в монастыре были хотя и каменные, но звук проводили не хуже перекрытий в типовых панельных коробках моего мира. Оставался только один вариант. Видящий всё же терял контроль над собственными способностями при глубоком погружении в сон. Если я правильно помню, у сна есть несколько разных фаз. Перечислить не смогу, конечно, но это и не нужно. Проснуться мой тюремщик уже не сможет!

В тот миг я был готов совершить глупость. Вернувшийся дар опьянил своей мощью, на несколько секунд вышибив из головы все мысли, кроме одной – снести дверь кельи и устроить барбекю! Выжечь к чертям весь этот монастырь со всеми видящими, магистрами и прочими послушниками, виноваты они или нет. Но здравый смысл, он у меня всегда последним просыпается, предостерёг. Выключенная глушилка Тени могла быть ловушкой.

“Или проверка,” – подкинул он ещё вариант.

“Какая, нахрен, проверка? – возопила в ответ жажда действия. – Я три дня у них в плену уже! Они проверили всё, что могли, по десять раз! У них видящий, который держит меня на возможностях ординара всё это время!”

“Тем не менее! Возьми себя в руки и попробуй подумать. Тень мог специально ослабить контроль!”

“Но зачем?”

“Хотя бы для того, чтоб узнать, насколько быстро ты отреагируешь на возвращение дара!”

“И что ему это даст?”

“Уровень твоей реакции и намерения, хотя бы! Я не знаю! Но кидаться очертя голову в атаку, не зная ничего о противнике – глупо!”

“Что предлагаешь?”

“Понаблюдать. Если у него контроль отключается по ночам, значит он и правда спит очень крепко. Тогда можно и о побеге подумать”.

“А не проще сейчас войти к нему и сжечь к чертям свинячим?”

“А он сидит на кровати, улыбается и ждёт тебя! Отрубит тебе дар, а поводок для сильно резкого пророка укоротит раза так в три! Не нравится келья? Будет камера в подвале монастыря и ошейник с цепью в стену!”

“Если всего боятся!..”

“А я не призываю бояться! Только подумать! Ну сжёг ты дверь, убил Тень, а дальше что? Сколько в монастыре одарённых? Где находится монастырь? Сколько до ближайшего человеческого жилья? Каковы твои навыки передвижения по джунглям?”

В итоге, здравый смыл, что бывало не всегда, в этот раз победил. Я признал его доводы и решил повременить с немедленными убийствами. Правда, совсем от применения магии я не удержался. Создал на ладони небольшой пульсар и несколько минут просто наслаждался вернувшимся контролем над даром. А погасив его, хлопнул себя ладонью по лбу. Слышал я, что в заключении человек тупеет, но не думал, что это может произойти со мной, да ещё так быстро.

Если вернулась боевая магия, значит и пророческий дар доступен! Да, я не смогу послать с его помощью весточку своим, не могу указать на своё местонахождение (я и сам его точно не знал), но посмотреть, что делают соратники, был способен. А исходя из увиденного, уже планировать свои действия.

Сказано – сделано. Я сосредоточился, представил как пальцами левой руки сжимаю ладошку Линь и скользнул в пространство, где пересекались друг с другом разноцветные нити. В этот ковёр мирозданья, появившийся в моей жизни совсем недавно, но уже ставший привычным и даже родным. Поплутал немного, ища зелень нити своей эльфы, но на глаза упрямо лез густой багрянец незнакомой линии. Решив, что полю лучше знать, что мне нужно именно сейчас, я отдался потоку и влетел… в князя.

Схожим образом произошёл мой первый опыт с пророческим даром. Я тогда сидел в самолёте, летящим в Гуанчжоу, и вдруг оказался в голове у немецкого пророка. Видел его глазами, ощущал всё его органами чувств, даже его мысли и воспоминания были для меня открытой книгой. Точно так же вышло и с Поярковым.

Багряная нить: Князь Поярков

– Найти его я не смогу. Он очень далеко, – на миг склонил голову минец. Коротко стриженая макушка вновь сменилась смуглым лицом с “тире” тонких, чуть загнутых по краям усиков. – Но он жив и жизни его нет угрозы.

Помолчал несколько секунд и добавил:

– Мне жаль.

Поярков кивнул, принимая ненужные сожаления и, одновременно, давая своему собеседнику знак, что с ним разговор закончен. Усатый поклонился и исчез с экрана планшета. Но связь не прервалась. Вскоре ушедшего сменило другое минское лицо: мужчина лет тридцати с несколько более пухлыми щеками, чем надлежит иметь правителю, да и вообще мужчине.

Чжу Юань – новый правитель империи, с которым так хорошо нашёл общий язык племянник благовещенского правителя. В шифрованном разговоре с империей использовалась программа переводчик, которая скрывала настоящий голос минца и заменяла его русской речью. Правда, это давало почти двухсекундную задержку, отчего собеседники были похожи на рыб: сперва беззвучно шевелили губами, и лишь потом слышали обращенные друг к другу слова.

– Как видите, Николай, возможности моего человека не смогут помочь вам в поисках. Я весьма огорчён этим обстоятельством, ведь Игорь стал мне другом.

– Я благодарен и за попытку, Юань. Он не может указать даже общее направление?

– Очень далеко. Возможности данного аспекта копьеносцев не предполагают поиска. Будь Игорь в пределах двухсот ли, ван Ло смог бы найти его – так он мне сказал.

“Так пусть он сядет на самолёт и посетит каждый город, начиная с Европы!” – захотелось рявкнуть князю, но вместо этого он сдержанно улыбнулся, принимая ответ.

– Ваш человек очень занят?

– Мы все здесь очень заняты, – ответил император, подразумевая недавний переворот и связанные с ним последствия, в виде волнений. – Но мы будем искать нашего друга всеми доступными силами. Когда найдём, сразу же сообщим вам.

Минский правитель сказал “когда”, а не “если”, хотя последнее куда больше подошло бы по смыслу. Найти похищенного пророка могло помочь разве что чудо, и оба мужчины прекрасно это понимали. Поярков, тем не менее, кивнул с благодарностью, получил сдержанный поклон от собеседника и, попрощавшись, завершил беседу.

– От минцев помощи ждать не следует? – тут же услышал он вопрос. Обернулся и взглянул в глаза сестре – единственному человеку, которому позволил находиться в комнате во время переговоров с Чжу Юанем.

– У них своих проблем полно, Ира, – ровно ответил князь. – Я очень удивлюсь, если они успеют разобраться со всеми своими трудностями до конца года. Но, уверен, если минцам что-то удасться найти, они тут же сообщат. Мы в них заинтересованы куда меньше, чем они в нас.

– Согласна, – тяжело вздохнула сестра. – По другим направлениям поиска есть какие-то результаты?

Поярков вздохнул вслед за ней. Прошло три дня с момента, как паписты похитили Игоря, а они так и не продвинулись в его поисках. Три дня племянник, хорошо – подменыш из другого мира, попавший в тело настоящего сына его сестры – находится чёрт знает где, а он, один из могущественнейших людей Востока русских земель ничего не может сделать! Теряет инициативу, если уже её не утратил. И, вслед за этим, теряет лицо!

Настоящий Игорь был сильным боевым магом, к тому же обученным, пусть и неглубоко, для использования царского дара. Подменыш же каким-то образом умудрился полностью обнулить достижения оригинала и открыл в себе дар пифии. Куда более редкий, а при правильном управлении, куда более мощный инструмент, чем разрушительная высшая магия. И он, старый дурак, этот инструмент проворонил!

Хотел испытать его! Ну и немного закалить – подумать только, в другом мире копия Игоря была секретарем! Отправил его разобраться с небольшой проблемой, которую тот сам же и вскрыл. Всего-то и было нужно – вернуть беглого подданного, обнаруженного в империи Мин. Поярков не сомневался в успешном выполнении задания: парень был с амбициями и мозгами, да и команду ему подобрали хорошую. Но кто мог предположить, что в первый же день прилёта в Гуанчжоу у подменыша откроется пророческий дар? Кто мог подумать, что простейшее поручение обернётся многослойными заговорами Ватикана и Потрошителей и государственным переворотом в империи? Кто мог представить, что Игорь окажется вовлеченным во все эти события, а в завершении будет похищен невесть кем и непонятно с какой целью?

Должен был догадаться! И подумать, и представить, и предусмотреть! Правителю не до?лжно искать отговорки и валить вину на обстоятельства! Нужно было сразу же вернуть его в Благовещенск, где обучить пользоваться даром, а не бросать в море политики с надеждой, что тот сам научится в нём плавать. Теперь, конечно, говорить об этом поздно…

Князь уже задействовал все доступные ему возможности. Он поднял всю шпионскую сеть, объявил вознаграждение, подключил к поискам Игоря старых союзников, но пока результатов не получил. Кроме того, что оповестил о пропаже необученного пророка тех самых союзников, чем изрядно подмочил свою репутацию. Да ещё и встал на скользкий путь вражды с мощнейшим институтом Западной Европы – Ватиканом.

И ведь нельзя напрямую обвинить Святой Престол в похищении Игоря – доказательств нет. Можно лишь утереть юшку с разбитого обидным ударом носа и продолжать искать. Открытую войну с папистами Благовещенск, даже если его поддержат союзники по Триумвирату, не потянет. У католиков исторически самые сильные одарённые, с десяток боевых орденов плюс отсутствует территория, по которой можно было бы ударить. Точнее, она анклавами разбросана по всему миру, и далеко не о каждом из них известно доподлинно. Ну и связи практически со всеми монаршими семьями в Западной Европе, что тоже нужно учитывать.

Оставались только тайные операции, но чтобы их проводить, нужно понимать, хотя бы примерно, где держат пленника.

– Ничего, – неохотно ответил князь. Признавать свою полную беспомощность перед кем бы то ни было, пусть даже и перед родной сестрой, ему не нравилось. – Никто ничего не знает, никто ничего не слышал. Возможно, даст какой-то след ниточка от Евсеева, но и на неё нужно время. Этим сейчас занимается Самойлов. Талантливый сыскарь, но что-то мне говорит, что нам следует смириться с потерей ещё одного пророка.

Сказал, и чуть по щекам себя не отхлестал. Зачем? Ирина ни в чем не виновата, чтобы ещё и её старые раны бередить! Ей и так тяжело – урожденная Пояркова сломалась на инициации много лет назад и полностью отрезана от дара. Нет её вины в пропаже Игоря. Если уж кого и винить, то самого себя. Нужно было сразу вернуть парня домой. В тот же день, как стало известно о проснувшемся даре.

– Прости, – буркнул мужчина. Он давно уже ни перед кем не извинялся, с непривычки вышло не очень внятно.

Ирина махнула рукой – забудь, мол, я всё понимаю. И продолжила разговор, будто и не было неловкой паузы.

– Мы должны его найти, Коля. Разбиться в лепёшку, вымолить у Господа или заключить сделку с дьяволом, но найти. Одно дело потерять пророка на инициации – о том мало кому известно. Совсем другое – позволить его украсть. Это урон престижу страны, ты лучше меня понимаешь. Урон роду. Нам плюнули в лицо, Коля, и мы не можем молча утереться. Мы должны показать силу. Мы должны наказать обидчика. Мы так его должны его наказать…

– Чтобы род несчастного икал ещё три поколения, – закончил за сестру Поярков. И тепло улыбнулся женщине. Он узнал присказку их отца, правителя мудрого и куда более жёсткого, чем он сам. Сумевшего, в своё время, остановить наступление маньчжуров на Даманский.

Сестра всегда больше подходила для управления княжеством, да только родилась девчонкой. А вот характер у неё был отцовским. Таким, что спорить с ней не хотелось даже ему. Даже сейчас, имея за плечами бремя почти сорока годов правления и соответствующего опыта. Для неё род стоял на первом месте! Святый Боже, Ирина даже приняла его решение о ссылке для её настоящего сына! Какая мать на такое вообще способна? А сестра даже не укорила ни разу – сразу приняла и пользу нового, и вред прежнего Игоря.

А сейчас напомнила о долге ему. Перед родом, перед подданными, перед страной. О том, что выживает только сильный, а сильный обязан быть жестоким. Хотя бы для того, чтобы другие сильные не попытались попробовать его на зуб. Политика всегда была такой: улыбки, договорённости и компромиссы работают только в том случае, если твой противник уверен – ты очень опасен. И сможешь пойти до конца. Не взирая ни на что.

– Да, – кивнула она. И тоже улыбнулась. С такой кровожадностью, которую бы никто не заподозрил в женщине с её манерами и воспитанием. И до того заразно, что князь и сам почувствовал, как расходятся в почти зверином оскале губы, обнажая клыки.

***

Вынырнуть из видения удалось легко. Словно Линь сидела рядом на узкой кровати, в келье, и тянула меня наружу. И, кстати, я её чувствовал. Не видел, не знал, где она находится, но чувствовал. Прямо сейчас моя эльфа была зла как кошка, которой наступили на хвост. При этот я был уверен, что её жизни не угрожает опасность – просто какие-то житейские неурядицы. Жутко потянуло оказаться с ней рядом, хотя бы посредством дара, но я притушил энтузиазм.

Проверил – проснулся мой сосед? Спит, хвала Господу! Я потёр ладони друг о друга, как тот нищий, на которого свалился чемодан с долларами. Улыбнулся зло и так же кровожадно, как мои “родственники” из видения. Дар работает, я знаю, что меня ищут, но понимаю, что быстро этого не произойдёт. Да, я уверен, что князь положит все силы и ресурсы на моё освобождение, однако сидеть и ждать не собирался. Потому что Ирина Александровна, моя здешняя мама, права. Это урон репутации.

В моём случае, про урон роду или стране говорить не приходится. Плевать мне пока на такие эфемерные понятия – не настолько я в этот мир врос. А вот урон мне лично, урон моей репутации – это надо было исправлять. Да так, чтобы “врагам икалось три поколения”. Если я спущу это сейчас, будущего у меня нет. Да, меня спасут. Рано или поздно. И посадят на цепь уже в Благовещенске. Оженят на пермской княжне и навсегда оставят под колпаком. Не будет никакой самостоятельности: ни в плену у доминиканцев, ни под крылышком у Пояркова. Будет разная степень неволи. Дядька так и считает: пророк – слишком ценный инструмент.

Вот тут мой гнев и принял форму холодной и расчётливой злости. Я понял, что выбраться должен сам. Как – не знаю, но придумаю. Я, как выразился князь, парень с амбициями и мозгами! Справлюсь! Пусть я много не понимаю, но у меня есть то, чем в этом мире может похвастать лишь пять человек – пророческий дар.

Пришло окончательное понимание – персонаж я ключевой. Не пуп земли, и мир вокруг меня не вертится, но что-то очень близко к этому. Слишком много людей с самыми разными интересами, учитывают меня, как значительную переменную, в своих планах. Одних интересует моя долгая жизнь, других – скорая смерть, а третьих – сотрудничество, если так можно назвать выкручивание рук, похищение и шантаж. В любом случае, из тех, кто здесь правит бал, равнодушными я почти никого не оставляю. Все чего-то от меня хотят.

Вот от этого и будем плясать.

Бросив быстрый взгляд на окно-бойницу, я отметил, что на улице стало значительно светлее. И ещё понял, что дар в груди снова не откликается, а значит, фаза глубокого сна у моего надзирателя закончилась. Догадку подтвердил и его прекратившийся храп. Скоро он проснётся окончательно и пойдёт проверять, как делал это каждое утро, не выкопал ли я за ночь лаз за пределы кельи.

Так какой план, Антошин? Пункт первый – добыть часы. Нужно каким-то образом определить границы выключения глушилки видящего. Пункт второй – выяснить, где именно находится монастырь. Чёрт его знает, что мне это даст, но чувствую, что обладание этим знанием важно. Ну и пункт три – усыпить бдительность доминиканцев. Без относительной хотя бы свободы на побег можно не рассчитывать. Всё? Вроде бы… Пока хватит. Стоп! Пункт четыре – избавиться от этого довольного и злого лица! А то ещё что-то заподозрит моя дуэнья. Не должен заключенный радоваться без причины.

Когда тюремщик открыл дверь моей камеры, я, мокрый и тяжело дышащий, заканчивал с отжиманиями.

– Доброе утро, Альдо! – приветствовал я его, закончив утреннюю зарядку и усевшись, скрестив ноги, на пол. – Может уже начнете стучать в дверь?

Видящий обозначил на лице неискреннюю улыбку и трижды стукнул костяшками по доскам. Похоже, оперативник магистра тоже злился. Видимо, его начала тяготить необходимость быть нянькой у пленника. Первые дни он был более любезен.

С другой стороны, я же постоянно его подкалывал. Просто так, чтобы он не расслаблялся, да и понимать границы того, что мне тут дозволено, очень хотелось.

– Ну вот видите – это совсем не сложно. Только завтра сделайте это до того, как откроете дверь, хорошо?

На это ищейка никак не отреагировал. Просканировал тяжёлым и немного сонным взглядом мою камеру и, не обнаружив следов подкопа и подпилов на решётках, собрался уходить. Не тут-то было!

– И знаете что, Альдо, – обратился я к его спине. – Мне нужно поговорить с отцом Домиником. И чем скорее, тем лучше.

Обычно я на встречи с магистром не напрашиваюсь, так что ответом мне стали удивлённые глаза видящего. Ну, ребята, вы же хотели сотрудничества? Их есть у меня!

 

Глава 2. Сущность войны

Встречу с отцом Домиником мне устроили довольно скоро. Относительно, конечно. Вероятно, ждали, что я сломаюсь и пойду на их условия, которые, кстати, мне до сих пор озвучены не были. Вообще, странные они, доминиканцы эти! Спёрли пророка, поведали ему, что надо спасать мир, а что именно делать нужно и на какой основе – упомянуть забыли.

Утрирую: скорее, они сознательно создавали такую атмосферу вокруг моей персоны, одновременно почтительную, мол, целый пророк у нас гостит, но полную тайн и недомолвок. Ждали, когда я расклеюсь и упаду им в руки перезрелым плодом? Чёрт его знает. Если бы не вернувшийся ночью дар, и регулярные визиты двойника, может так бы и случилось.

Однако при существующих раскладах успеха они не добились. Только разозлили меня и заставили усиленно искать пути спасения. Ну и ещё делить всю поступающую от них информацию на четыре. По меньшей мере.

Не верил я храмовникам! И желания выступать приглашённой звездой в их постановке у меня не было!

А вот встреча с падре была необходима. Требовалось убедить лидера регрессоров в том, что я очень серьёзно воспринял его слова. И основательно раздумываю: как бы мне так поучаствовать в спасении магии, но при этом не прослыть предателем и голову не потерять? В общем, я собирался врать этим ребятам – они же мне врут! Да и потом, не в этом ли заключалась моя прежняя работа?

– Доброе утро, Игорь! – добрый дедушка Доминик появился в дверях моей кельи примерно через полчаса после “вызова”. И тут же повинился за опоздание – ну как на такого сердиться? – Простите, что заставил вас ждать, но в этой обители слишком многое требует моего личного участия.

Я ответил ему наклоном головы и выдал совсем не то, что он ожидал услышать. Если собираешься доминировать в разговоре, лучше самому задать тему и тон.

– Это не лучшим образом характеризует вас как руководителя.

Тон выбрал прохладный и салонный. Мол, не то чтобы меня ваша работа сильно волнует, но раз уж вы сами затеяли этот разговор… С удовольствием отметил, как потрескался и осыпался слой карамели с глаз священника.

– Вы хотели обсудить мой профессионализм?

Не продемонстрировал обиду, всё-таки магистр ордена – фигура! Но дал понять, что слова и тон пленника ему неприятны. Я сделал вид, не слишком напрягаясь, кстати, что мне до его эмоций дела нет. И вообще, это, как говорили полицейские в моём мире, был “расслабляющий в голень”. Сам удар будет сейчас.

– В том числе, падре. Я хотел обсудить условия сотрудничества, которое вы мне предложили. Сроки, гарантии и свою выгоду, разумеется. Сейчас, услышав о вашей занятости, я уже не уверен, что разговор следует вести с вами. Мне всегда казалось, что рутина и текучка – это то, что руководство оставляет заместителям.

Не болевой приём, прямо скажем, но хороший такой боковой в печень. Точнее, в самолюбие. Кому же из начальства понравится, когда ты его в звании понижаешь? Моё прежнее руководство такого бы точно не стерпело. В этой Параллели люди были из того же текста.

Глазки магистра нехорошо сузились, в этот момент он совершенно перестал походить на божьего одуванчика. Хладнокровная и хитрая змея – вот кого он напомнил этим своим прищуром. Смертельно опасная гадина, которую при встрече лучше было бы бить с гарантией – такие, даже умирая, способны наделать дел.

– Это моя занятость привела вас к такой мысли? – тон отца Доминика тоже изменился. Сразу отчётливее стала слышна скрываемая ранее под бархатом сталь. Даже неуютно стало от его голоса. Однако я упрямо держался выбранной линии поведения.

Ни один фанатик не примет твоего согласия встать под его знамена, если не будет до конца понимать твоих мотивов. И я их ему давал. Амбициозный, самолюбивый, эгоистичный. На Игоря Антошина, мага из Благовещенска, внезапно заделавшегося пророком, у храмовников, к бабке не ходи, толстенная папка собрана. Привычки, пристрастия, любимый цвет и даже поза в сексе – мне оставалось лишь “соответствовать”. Двойник жил не прячась и характер имел… не то чтобы скверный – аристократический! Он не стал бы говорить с каким-то там замом и совершенно точно позаботился бы о шкурном интересе.

– И это тоже. К тому же вы ничего не сказали о том, на каких условиях хотите получить меня в свою команду борцов за спасение мира. Что приводит к мысли – вы не тот, кто ставит условия, а тот, кто следит за пленником.

Он не стал мне ничего доказывать – я был бы в нём разочарован, будь иначе. Не стал демонстрировать тяжёлый свой характер и ставить меня на место. Вместо этого, прекратив делать в моём теле дыры своими зыркалами, он развернулся и пошёл прочь. Ни сказав ни слова мне, ни отдав никакого указания моему надсмотрщику. Но я понял, что получил приглашение следовать за ним. Глянул на Альдо, убедился, что он не собирается меня останавливать, и отправился за падре.

По дороге, а двигались мы в сторону рощицы апельсиновых деревьев, меня вновь начали грызть сомнения. Правильно ли я построил разговор? Не пережал ли? Дал ли понять, что настроен серьёзно? Чего мы топаем к апельсинам, вообще?

Между невысокими деревьями, украшенными плодами зелёных новогодних шаров – то ли сорт такой у здешних цитрусовых, то ли не сезон ещё, вилась узкая дорожка. Было заметно, что её создавали для неспешных прогулок, а не для скорейшего попадания из точки А в точку Б. На двести квадратных метров фруктового сада она делала с десяток изгибов, периодически пропадая из виду и снова появляясь из-за очередного дерева. Возле тропы мы и остановились.

– Вы выводили меня из себя? – спросил старик. Сталь из его голоса пропала, но тон при этом давал понять, что скрыта она тонким слоем бархата. – С какой целью?

– Только лишь с той, о которой сказал, – пожал я плечами. – Я здесь четвёртый день, а вы маринуете меня, как капусту в бочке. Дали наживку, но ничего не говорите об условиях. Мне это стало надоедать. Вот и все цели, падре.

Лучик утреннего солнца тепло коснулся щеки, как бы говоря: “Всё ты правильно делаешь!” Старик указал рукой на дорожку, предлагая пройтись.

– Руководство ордена – это я. – начал падре, неспешно переставляя ноги. – В нашем деле есть ещё несколько человек, которые равны мне по рангу, но в вашей судьбе властен только я. Мне бы хотелось, чтобы вы это хорошо уяснили, Игорь.

– Угрозы, святой отец?

– Грешен, – качнул тот в ответ седой макушкой. – Но давайте сосредоточимся на ваших вопросах. Условия, сроки, гарантии и ваша выгода – я ничего не упустил?

– Нет, всё точно. Давайте начнём с конца?

– Мне такой подход немного неприятен – мерять всё личной выгодой… – начал было магистр, но я его перебил. Должен был перебить, если хотел выглядеть тем, кого он видел.

– Простите, духовного сана не принимал и мысли об общем благе не являются для меня приоритетом.

Католик сморщился, демонстрируя недовольство моим подходом к делу и тем, что я его перебиваю. Но смолчал. А я понял, именно после этой гримасы понял, что добился своего.

Теперь отец Доминик уверен, что видит мою суть. Торгующийся за свою жизнь и свободу аристократ – что может быть проще и понятнее? Можно поставить галочку напротив первого пункта плана – в доверие я уже начал втираться. Конечно, мне предстоит ещё много работы, но, чёрт возьми, фундамент я заложил основательный!

– Чего вы хотите?

– А что вы можете предложить?

– Деньги?

– Не опошляйте и без того пошлую ситуацию!

– У Ордена значительные ресурсы.

– Уверен, что они значительнее, чем средства моего рода, но мне и своих хватает.

– Тогда что?

– Кто меня похитил, интересно? Вы должны были, кроме кнута, озаботиться и поисками вкусного пряника!

– Спасения мира вам недостаточно?

– Его достаточно вам, если я правильно понял. Я же спокойно жил без этого груза до встречи с вами.

– Но теперь вы знаете.

– И не сказать, что впечатлён. Вы, католики, специализируетесь на предсказаниях конца света, так что опустим этот мотив.

– Вы так говорите, словно уже решили для себя, что просить в качестве награды?

– Что заставило вас так думать?

– Вы ведёте разговор в нужную вам сторону.

– Разве не в этом смысл деловых переговоров?

– Игорь, прошу, перестаньте уже прятать свои истинные намерения за словесной шелухой!

– А я думал это вы специалисты в напускании тумана.

– Что вы хотите?

– Знаний!

– Что?

Победа в словесном пинг-понге досталась мне – этой цены сотрудничества магистр не ожидал. Нет, он не застыл соляным столбом и не раскрыл в удивлении рот – не того уровня человек. Но удивился. Прищурился и с новым интересом посмотрел на меня.

– Каких знаний?

– Доступ к архивам Ордена по боевой магии. И по пророческой тоже. Раз уж я тут у вас застрял на какое-то время, то почему бы не повысить свой уровень? Я слышал, у католиков имеется много такого, о чём уже успел забыть весь мир.

– И, получив требуемое, вы согласитесь сотрудничать с нами?

Я склонил голову набок, будто раздумывая. Подержал старика в напряжении – всё по Станиславскому – и кивнул.

– Ну да. Почему нет? Мне кажется, такая сделка удовлетворит обе стороны. Вы спасаете мир, я оказываю вам посильную помощь и приобретаю новые возможности. Ах да, ещё мне нужен доступ к дару. Опека вашего Альдо меня уже утомила.

– Вы просите вернуть вам доступ к дару? – старик усмехнулся. – Боевому магу и пророку?

– А в чём проблема? – пожал плечами я. – Вы говорили, что монастырь находится в безлюдной местности. Совершать побег, при выполнении вами наших договоренностей, мне незачем. Даже опасно – что я буду делать в джунглях? Или вы боитесь?

– Опасаюсь, не буду скрывать.

– Святой престол как-то управлялся с целой Европой, и ничего. Что вам сделает один единственный одарённый? К тому же, Альдо может по прежнему исполнять обязанности дуэньи. Увидит во мне опасность и тут же заглушит мои способности. А как боец он на несколько голов выше меня – я уже имел возможность в этом убедиться.

Теперь паузу взял уже магистр. Долгое время он смотрел куда-то мне за спину, надо полагать обменивался телепатическими сообщениями с моим надсмотрщиком. Мне не нужно было читать мысли, чтобы понять, о чём они переглядываются.

“Справишься?” – спрашивал дедок.

“Конечно!”

“Смотри, дело ответственное!”

“Не извольте сомневаться, ваше высокопреосвященство!”

– Я подумаю над этим, – завершил безмолвный разговор отец Доминик. – Ещё какие-то пожелания?

– Часы.

– Что?

Уже второй раз за утро мне удалось сбить с толку целого магистра Ордена Псов Господних. Человека, надо полагать, поднаторевшего в словесных диспутах. Мелочь, а приятно!

– Такой механизм для измерения времени, знаете? Я не уверен, пользуются ли им истинно верующие, но подойдёт и клепсидра.

– Игорь!

Я вскинул руки в шутливом жесте “сдаюсь-сдаюсь”.

– Зачем вам часы?

– С ума схожу, когда не знаю который час. Блажь, понимаю, но я человек современный, а вы у меня даже телефон забрали! Просыпаюсь и не знаю сколько до рассвета. Это убивает просто! Любые часы, хотя насчёт клепсидры я, пожалуй, погорячился… Механические или дешёвые электронные, если вы боитесь, что я сделаю подкоп минутной стрелкой.

В общем, достал я старика! Мог бы, зааплодировал бы самому себе – прекрасная игра! Разговор со мной так выбесил священника, что он просто кивнул на прощание и покинул моё общество. Хотя на прощание он и сказал, что обдумает мои слова. Думаю, вместо этого он с бо?льшим удовольствием приказал бы своей ищейке Тени поколотить меня.

Остаток первой половины дня я провёл гуляя по территории с Тенью, посматривая на размеренную жизнь обители и размышляя. О своём положении и способах из него выбраться, преимущественно. А ещё о Сунь Цзы.

Был у китайцев в моём мире такой деятель. Его называли полководцем, философом, писателем и много ещё кем. Прожил дядька жизнь интересную и полную событиями, от того, вероятно, и решил своими своими наблюдениями поделился с людьми. Его “Искусство войны” по праву считалась книгой вневременной, дающей ответы на вопросы даже тем, кто не живёт в век боевых колесниц и фланговых охватов лёгкой кавалерии. А почему? Потому, что писал он о самой сути человека, а вовсе не о войне. О той самой сути, что не меняется никогда и никак не связана с типом используемого оружия.

Сунь Цзы сказал: “Сущность войны – обман. Искусный должен изображать неумелость”. И это золотые слова! Причём, каждое – про меня! Да и неумелость мне изображать не придёться.

Меня на доку в военной стратегии, идеями которого не гнушался пользоваться и Наполеон, “подсадил” университетский преподаватель по истории. Я навсегда запомнил сказанные им слова, хотя прошло уже больше десяти лет!

“Библия и “Исскуство войны”, лемминги – две книги, которые обязан прочитать хотя бы один раз в жизни любой образованный человек! Или желающий, чтобы его таковым считали. Можно забить на Толстого с его “Войной и миром”, прочих русских и зарубежных классиков, которых в вас пихают с упорством, достойным лучшего применения. Но эти две книги вы прочесть должны, даже если являетесь атеистами и пацифистами. Потому, что в них содержится всё, чего достигло человечество за свою историю. Не в плане науки и техники, как некоторые из вас подумали. Я говорю о том, что уже не изменится – о природе человека. Это вам сразу будет и история, и литература, дорогие мои лемминги. Без всяких агитационных примесей – чистая, как дистиллированная вода!”

Второй курс универа – разумеется, почти никто из нас не воспринял его слова всерьёз. Я тоже бы пропустил их мимо ушей, хотя историческую литературу обожал с самого детства. Я прочитал все исторические книги, которые были доступны в постсоветском пространстве: от Яна до Дрюона. Но Библия и Сунь Цзы? Серьёзно? Тогда я подумал, что пожилой мужчина в смешном сером пиджаке с чёрными заплатами на локтях, у которого горят глаза во время чтения предмета, прикалывается. Чем могут помочь советы чёрти когда жившего китайца в начале двадцать первого века? Однако препод обещал автомат по предмету тем, кто докажет, что прочёл список рекомендуемой им литературы. Так я начал читать “Искусство войны”. И втянулся, кто бы мог подумать.

Уж не знаю, что извлекли из этого древнего трактата другие люди, его читавшие, а я понял вот что. Искусство войны – это правила взаимоотношений в социуме. Точнее, ну не мастер я отточенных формулировок – признание того факта, что обман и есть суть человеческих взаимоотношений. Спорно? Естественно, это же только мои выводы, другой человек сделает из прочитанного свои собственные.

Но, на минуточку: на войне ты водишь за нос противника, льстишь союзнику, вешаешь на уши лапшу народу и даже самому себе частенько правду предпочитаешь не говорить. А в мирной жизни что, не так? Я вас умоляю! Даже отношения между мужчиной и женщиной, особенно на старте, строятся на сплошном вранье! Ты стремишься показать себя с лучшей стороны, она до поры скрывает свои недостатки. Я не осуждаю, ни боже мой, но не отметить данный факт не могу.

А ведь есть ещё “ложь во спасение” и банальный самообман. Или “необходимая ложь”. При устройстве на работу, например. Кто-нибудь говорит о себе правду, когда проходит собеседование? Нет, наверняка кто-то и говорит, но какие у него тогда шансы получить должность?

А материнские увещевания? Если бы “Оскара” давали за самую лживую фразу, и оценить её популярность можно было по количеству просмотров и лайков, в топе, от начала времён до наших дней, находилась бы только одна: “Всё будет хорошо!”

Кстати, зря я на мам наговариваю. Именно эту фразу произносили полководцы, отправляющие войска в бой с превосходящими силами противника, и рыцари, входящие в пещеру к дракону. Её без устали твердят пассажиры, дрожащие от страха в салоне самолёта, моряки на тонущем судне и девушки, узнавшие о нежелательной беременности. И я, вляпавшийся в очередное, как сказал бы хоббит Бильбо, “приключение”. Мистер Беггинс в этом понимал как никто другой.

Самое забавное в этой фразе – частенько она срабатывала. И с моей стороны было бы глупо отказываться от даже такой помощи.

Наконец, пустое топтание мне наскучило. Монахи, их в обители было около двух десятков, копошились в саду, двигались по территории монастыря по своим делам, сидели на разбросанных тут и там скамьям и предавались, вероятнее всего, благочестивым размышлениям. А я вот себе позволить такого не мог, хотя атмосфера обители и располагала: тёплое солнце, небо без облачка и влажный воздух. Не плен, а курорт! Однако мои мысли, крутившиеся вокруг одного – как перехитрить своих тюремщиков – начинали угрожать голове изнутри. Требовалось срочно сменить тему.

– Расскажите о себе, – потребовал я у своего сопровождающего. – Откуда вы, как стали ищейкой?

Тень глянул на меня без эмоций и промолчал.

– Да ладно вам, Альдо! Всё равно же делать нечего ни вам, ни мне! Хоть поболтаем.

– О чём?

– Да о чем угодно! Где вы учились рукопашному бою, например?

– В монастыре неподалеку от Рима.

И молчание. Не беседа, просто ответ на вопрос. Я воспринял это как вызов – разговорить этого упрямого типа.

– Послушайте, Альдо. Я согласен, что вёл себя с вами не лучшим образом, но давайте спишем это как реакцию на похищение. В конце концов, у меня тоже есть масса претензий, взять, хотя бы, пинок мне в голову! Но мы ведь планируем работать вместе, верно? Так почему бы нам немножко не поработать над взаимопониманием?

Закончив речь, я остановился и обернулся к Тени. Тот продолжал смотреть на меня равнодушно.

– Отлично! Хотите молчать, я буду говорить, а вы слушайте. Можете даже раздобыть воска и залепить им свои уши!

Развернулся и, не глядя идёт ли за мной тюремщик, отправился на ещё один круг по монастырю.

– Знаете, что мне кажется странным? Ваше участие в проекте с поглотителями. Ваш магистр говорит, что Орден занимается коммунами, где люди без технологий возрастают в даре. А вы, в тоже самое время, явно участвовали в проекте, цель которого – создание из одарённых смертников. Как-то это не вяжется с декларируемыми целями.

Тишина. Только лёгкий, едва слышный звук шагов ищейки. Ну ничего, я и камень разговорю, дайте мне только время! А его у меня много!

– Я по всякому крутил в голове этот факт и пришёл к таким выводам. Либо вы, я имею вас и вашего магистра, врёте мне, и ваши цели совсем иные, либо вы работали в проекте как агент под прикрытием. Против другой ватиканской фракции, например. Что скажите?

Ответ не последовал и в этот раз. Но я уже увлёкся и скорее размышлял вслух, чем пытался вовлечь в разговор молчаливого надсмотрщика.

– Вот смотрите, в Гуанчжоу пересеклись интересы нескольких ватиканских фракций. Кардинал Петра, кардинал Франко и магистр Доминик. Сперва я представлял всё так: вы курировали проект Потрошителей по зомбированию ванов, а госпитальеры, служащие интересам Петра, занимались силовой поддержкой. Что делали люди Франко, я не понял, но они тоже были к этому делу причастны. Потом ваши хозяева поругались или обнаружили новые интересы. Как бы то ни было, командор госпитальеров выдал нам место, где Потрошители держали обработанных вами ванов. Что скажете, Альдо? Какова была ваша цель? Или мне спросить у отца Доминика?

– Попробуйте, – соизволил-таки отозваться видящий.

– Обязательно. А вот ваш дар… – я тут же сменил тему. – Он позволяет вам заглядывать в будущее? Насколько? Пять секунд? Десять? Или больше?

Тень хмыкнул, но отвечать не стал.

– Знаете что, Альдо! Серьёзно, но если мы не договоримся с Домиником о сотрудничестве, вина будет лежать на вас! Я не собираюсь работать с упёртыми ослами, которые считают, что держат меня за яйца!

– А разве это не так?

Ух ты! Каменюка все же разговаривает!

– Вы держите меня в плену, а это две большие разницы, минхерц. Чем вы мне можете угрожать, если я не соглашусь? Смертью? Камерой до конца жизни? Вы думаете, я этого боюсь?

Разумеется, я этого боюсь! И очень! Но бравада была присуща моему двойнику.

– А вы не боитесь?

Я остановился и долго смотрел в глаза ищейке. Затем с холодом, который слегка не дотягивал до абсолютного нуля в голосе моей “мамы”, когда она злилась, отчеканил:

– Я из рода князей, смерд. Русский боярин. Почитай книжки по нашей истории – ты же прекрасно знаешь язык. Мы с рождения готовы к смерти.

Аж самого проняло, насколько убедительно вышло.

– Раньше люди были покрепче, – не впечатлился видящий.

Да он ухмыляется! Он смеётся надо мной!

– А ты готов на это поставить? Готов слить шанс получить пророка для Ордена? Готов искать нового мне на замену? Мне-то терять особенно нечего: жены нет, дети по лавкам не плачут, а у князя есть наследник. Род продолжится. А вам аукнется так, что икать от страха будет не одно поколение!

Губы Тени перестали змеится улыбкой. Похоже, он понял, что довёл боярина до ручки. Опасности для него я не представлял, так что вряд ли он убоялся моих гневных речей. А вот тот факт, что своими манерами мог сорвать сделку своего господина, его обеспокоил. Ведь в тот момент, когда я на эмоциях высказывался, я и сам верил, что говорил правду.

– Вам нужно отдохнуть, Игорь. Вы слишком возбуждены.

– На сколько ты видишь будущее?

Взглядами мы мерились не меньше минуты. Мне лично так показалось. В конце концов, когда я уже был готов отвести взгляд – глаза начали слезиться – он ответил:

– До двенадцати секунд. Иногда меньше. От многого зависит.

Даже не важно, правду он мне сказал или соврал. Я кивнул с видом короля, принимающего капитуляцию противника, повернулся к нему спиной и пошёл к келье. Самым трудным было не пустить на лицо довольную улыбку.

Ближе к вечеру принесли книги. С десяток пухлых томов в тяжёлой оправе, открыв верхний из которых, я убедился, что написан он на латыни.

– Издеваетесь?

Вопрос я адресовал отцу Доминику, который пришёл вслед за монахами, принёсшими книги.

– Я научу вас языку, Игорь, – магистр снова был в облике доброго дедушки. – Это проще, чем переводить для вас книги.

“Да ладно!” – хотел было брякнуть я, но вспомнил про датские капли и не позволил реплике сорваться с губ. В конце концов, может есть вариация лингвоботов для глаз. К тому же, и Тень, и падре, говорят на русском без проблем, причём используя идиомы. Вряд ли они учили его с рождения – где Италия, а где русские княжества? Значит, освоили недавно, когда один не очень умный пророк привлёк внимание Ватикана.

Спросить “как”, или это какая-то общеизвестная методика? А я, обнаружив свою неосведомленность, попаду под подозрение? Лучше вообще промолчать. И пристально так поглядеть на паписта. Без вопроса, но с ожиданием.

– Вы согласны? – спросил Доминик. – Будет болеть голова, но к утру пройдёт. Если возникнут осложнения, Альдо вам поможет пережить обучение.

Он явно говорил о каком-то гипнометоде на магической основе.

– Никогда так не учил язык.

– Я вас понимаю, Игорь. Побочных эффектов у данной техники множество, и головная боль – не самый серьёзный из них. Потом ещё несколько дней вы можете путаться в языках, говорить на латыни, думая, что выражаете мысли по-русски. Возможна тошнота и эпизодические приступы эпилепсии. Но я хороший учитель, так что, возможно, вам удасться всего этого избежать.

Блин! Вот не было печали, купила баба порося! Попросил, понимаешь, книжки почитать. С другой стороны, какие ещё варианты? Знания мне нужны, как и доверие магистра. Стоит согласится, в общем.

– Давайте, – с напускным равнодушием кивнул я. – Пару дней головной боли я смогу пережить.

Стоило, конечно, побольше разузнать о методе обучения. Заранее. Фиг бы с ними, с подозрениями! Когда отец Доминик с доброй улыбкой возложил руки мне на голову, она взорвалась ослепительной болью.

 

Глава 3. Золотая нить

Принять боевую форму занимает две с половиной секунды. Миг – в любое другое время. Бесконечно долго бегущие из клепсидры песчинки, если дело касается схватки. Яо знал, что его предки, прошедшие полное обучение в “Монастыре под горой”, могли оборачивать себя в Ши меньше чем за секунду. Одна с третью – столько уходило у его деда. Последнего из рода, имеющего право именовать себя “маоши”, даже с учётом незавершенного двенадцатилетнего обучения.

У осколка былого величия так не получалось. Наследнику фамилии Ло требовалось две с половиной секунды.

Исходя из этого, действие стоило предварять подготовкой. Сперва наращивать броню-шиан, потом материализовать в руках копьё-даньчьен, и лишь затем, будучи окружённым дыханием предков, вышибать ногой дверь.

Войдя, Яо тут же смёл лезвием в сторону два раскалённых кусочка свинца, вылетевших из пистолетов жёлтоголовых. Доспех доспехом, но незачем принимать пули на защиту, если есть возможность этого не делать. Бой в замкнутом помещении гостиничного номера и так предоставит для этого возможности. Смятые кругляши стукнулись о стену.

Тут же прогремело ещё два выстрела. На этот раз пули столкнулись с Ши: одна ударила копьеносца в грудь, другая в живот. Яо сознательно не стал уходить от них – дал возможность противникам “насладиться” результатом. Конечно, щитоносцев они видели и раньше, но не в исполнении мертвенно-зелёного аспекта. Ошарашенные стрелки, как и ожидалось, раскрыли рты и чуть опустили стволы. Мизансцена замерла, позволяя гвардейцу оглядеться и составить план действий.

В комнате находились пятеро человек. Двое вооруженных огнестрелом, ещё двое – с обнажёнными мечами-люедао. Пятым был ван аспекта Фенг. Самый медлительный. И самый опасный из всей пятёрки телохранителей гуафанга. Тяжёлая артиллерия в гостиничном номере беглеца-синца. Последнего, кстати, в комнате не было.

В основе всё верно. Группа телохранителей собрана правильно – смешанная защита для важных лиц. Синцы не дураки полагаться только на современное оружие, хотя сами сделали всё, чтобы мёртвого железа боялись и одарённые. Они способны были справится с любой угрозой жизни своего господина. Но хорошо проработанные схемы не учитывали наличия носителя Ши. Они же вымерли, правильно?

Буквально секунда, может и того меньше, а Яо уже знал как будет двигаться. Кто из противников умрёт первым, кто следом за ним, и кто останется живым для допроса. Шансов против него у пятерки не было. Даже с учётом мага с аспектом Фенг.

Очередная песчинка времени упала на холмик ей подобных, и восковая неподвижность гостиничного номера взорвалась действием. Стрелки слитно, как один организм, выстрелили в третий раз. Следом за пулями, лишь немного уступая им в скорости, кинулись и мечники. Копьеносцу уже не было необходимости шокировать противников, поэтому от свинца он легко увернулся, а отточенную сталь встретил призрачным лезвием даньчьена. Получивший время на активацию аспекта, маг толкнул руками воздух, и к Яо устремилось веретенообразное копьё.

Это было серьёзно. Носители Фенга специализировались именно на пробивании защиты одарённых. “Веретено” способно было разрушить крепчайшие эфирные щиты и перемолоть в фарш для пельменей того, кто спрятался за ними. У данного аспекта был лишь один недостаток – по скорости он уступал даже пульсару. Впрочем, стенобитное орудие и не должно быть быстрым. Гвардейцу пришлось взбежать по стене, совершить кульбит назад, пропуская магический снаряд под спиной, и, приземлившись на ноги, вновь принять на оружие клинки мечников. Услышав, как позади с треском разлетается дверь с частью стены.

Яо влил в наконечник короткого копья в два раза больше Ши, чем требовалось. Столкнувшиеся с ним оба люедао аккуратно развалились пополам. Обрубки металла упали на пол секундой позже своих владельцев – обратное движение даньчьена снесло им обоим головы.

Попытку одарённого атаковать толчком, сбить с ног или хотя бы замедлить атаку Яо проигнорировал. Аспект был хорош против обычного противника, гвардейца же лишь чуть качнуло напором сгустившегося воздуха. После чего он стелющимся прыжком преодолел разделяющее его и врагов расстояние. И закружился в танце: нырок под пистолет, подсечка, короткий укол в шею, перекат через спину уже мёртвого, но не успевшего упасть, тычок тупым концом в грудь, удар ногой в голову.

И замер – пойманный в объектив фотоаппарата ветер. Ноги широко расставлены, одна рука держит даньчьен за спиной лезвием вниз, вторая – выставлена вперёд. Позёрство, в некотором роде, но дело сделано, так что можно. Уже не спеша огляделся, удовлетворённо кивнул. Не своему умению за шесть ударов сердца убить четверых, а тому, что пятый ещё дышит.

– Где ваш хозяин?

Услышал только булькающий кашель в ответ. Сморщился недовольно – слишком сильный удар в грудь. Вероятно, сломано несколько ребёр, кости пробили лёгкие, которые наполняются кровью. Не жилец.

– Где хозяин? Где гуафанг?

Склонился над умирающим, надавил на грудину. Изо рта на подбородок плеснула кровь, глаза полезли из орбит от боли. Сможет говорить? Сможет. Задыхаясь, с паузами, но сможет. Но недолго. Две минуты, много – три. Будет?

– Ты ещё можешь выжить, – спокойно солгал Яо. – Мне ты не нужен, только твой хозяин.

– Ушёл… Десять минут… Примерно…

– Куда?

– Не сказал… Звонок… Поднялся… Велел ждать…

Комната дорогого отеля залита кровью и зелёным сиянием Ши. Кровь течёт вниз, собирается в лужицы. Ши стремится вверх рассеянным светом. Никто, кроме Яо, не способен оценить этой болезненной красоты. Так всегда было.

– Могу отрубить руку. Будет больно.

– Я правда… я не знаю!.. О тебе… предупредили!.. Сказали… император… послал… пса…

– Кто?

– Не знаю…

Толку от допроса больше не будет – умирающий не врёт. Гуафанг оставил их здесь, чтобы умирая, они дали ему время уйти подальше. Десять минут. Есть ли шанс его догнать?

– Ты он?… – прохрипел мечник. – Маоши?…

Умирает, но в глазах, там, под болью и страхом смерти, чуть ли не детское любопытство. Двадцать пять или двадцать шесть лет. Обычный боец, поднятый синцами до потолка – телохранителя гуафанга. Бандит, по сути, как и все они. Синцы предпочитают таких вот: тёмных, из глухих углов, преданных и недалеких. Но всякий взрослый был ребёнком, и этот вырос на старых сказках. Одна из которых сидит рядом на корточках и светит мертвенной зеленью. Держит руку на груди и задает вопросы. Воплощение смерти.

– Да. Я маоши, – отказать в ответе стоящему за пределом? И оскорбить предков?

– Но… вас… не существует!..

– Я здесь. Не все сказки врут.

Улыбкой Ши не одарил – смерть не скалит зубы, но лицо умирающего разгладилось. Его устроил ответ. Раз не все сказки врут, значит и за чертой его что-то или кто-то ждёт. Не пустота, не конец всего. Может предки, а может перерождение – во что он там верил при жизни. Но не тьма и конец всего.

А ещё это значило, что умирать не так уж и страшно.

Боец закрыл глаза и, последний раз выдохнув воздух с капельками крови, умер.

Яо опустил веки мертвецу и с досадой дернул головой. Его долг перед императором заключалось не в убийстве телохранителей! Гуафанг “Нового пути” – вот кто должен был умереть! Но его предупредили. Кто? Не слишком много людей было осведомлены о сути операции. Каждого Яо знал по имени, каждого считал верным. Но кто-то из них предал. Кто?

А это важно? Именно сейчас – важно, от кого произошла утечка? Попытаться догнать или отказаться от погони, вот что нужно решить! Предателем можно заняться и позже!

Лучше бы догнать, но как узнать, куда отправился гуафанг? Опрос персонала? Потребует слишком много времени и даст слишком мало шансов. Ши? Так же зыбко, но хотя бы легко проверить!

Зелёным призраком копьеносец метнулся через комнату. Толкнул дверь в ванную, вытряхнул мусорное ведро на пол и оскалился. Крохотный комочек ваты с красно-коричневым пятнышком. Предки благоволят! Кровь принадлежит гуафангу – вряд ли брились телохранители.

Клинок коснулся бурого пятна и в четыре удара сердца впитал его в себя. Ватка усохла, но очистилась, словно кровь никогда не касалась её. И тут же обрушились эмоции. Близко! Очень близко! Он бежит!

Азарт погони швырнул Яо к двери. Лифт? К демонам лифт! Двенадцать этажей он пролетел куда быстрее неспешной консервной банки, только мелькали мимо этажи. Выскочил на улицу, прикрыл глаза и прислушался. Не к шуму города, не к какофонии из автомобильных гудков, выкрикам торговцев, кускам рекламных роликов и обрывкам разговоров. К Ши. Дыхание предков пело сейчас заунывную песню под аккомпанемент струн эрху. Рисовала дробный стук сердца беглеца, отражаемый от внутренностей дорогого авто. Шесть кварталов, проспект Воодушевления, поворот на улицу Второй Династии.

Копьеносец открыл глаза, усмехнулся, глядя на испуганных прохожих – гвардейцы давно не показывались на людях. Скрыл Ши – всё те же две с половиной секунды – и пошёл по следу, перейдя на лёгкий бег уже через десяток шагов. В плотном дневном трафике Пекина у Яо было преимущество перед автомобилем гуафанга. Что не отменяло необходимости сообщить полицейским, оцепившим гостиницу, где скрывался чиновник, о вероятном маршруте беглеца.

Впрочем, уже через пятнадцать минут Яо понял, что преследовать беглеца дальше смысла нет. Он ушёл. След, нитью Ши вьющийся по переполненным дневным улицам столицы, пропал. Не истончился от увеличившегося расстояния, а просто перестал существовать, словно бы кто-то могущественный развеял технику копьеносца. Об этой вероятности гвардеец подумал во вторую очередь – слишком уж она была невероятна. А сначала просто решил, что способность дала сбой. Что было очень даже возможно, если инструментарием предков пользуется такой презренный недоучка!

Но нет. Это было невозможно. Ши не истаяла, расплываясь невидимым никому, кроме него, зелёным туманом. Не свернула куда-то в иную сторону. Она именно что была развеяна, а струны эрху замолчали, словно их прикрыли ладонью. Всё это значило, что неведомый спаситель гуафанга и теперь продолжал помогать ему.

И плохо, и хорошо. Первое верно потому, что один из ключевых чиновников “Нового пути” ушёл, второе – потому как теперь Яо больше не сомневался в существовании предателя в ближнем круге. Игорь, тот неуклюжий русский боярин, любил так говорить: “Отрицательный результат – тоже результат!” Интересно, куда его забросила воля предков?

Тряхнув головой, гвардеец отогнал подступившее было чувство вины. Нет для него причин: с русским они не были друзьями, лишь временными союзниками. Род Ло служит императору и только ему. И поэтому Яо вовсе не обязан оставлять свои обязанности, чтобы лететь неизвестно куда и спасать Игоря! Если хотя бы общее направление было понятно, хотя бы страна, в которой стоило вести поиски – он пал бы в ноги господину и упросил его отпустить ненадолго чтобы помочь вызволить Игоря.

Но как найти человека, который просто исчез со всех радаров? Которого безрезультатно пытаются отыскать лучшие сыскари сразу нескольких стран? Который, по уверениям его подруги, жив, но находится непонятно где! В данных обстоятельствах куда полезнее отодвинуть в сторону не имеющую решения задачу и сосредоточится на том, что сделать в его силах. Выкорчевать остатки “Нового пути”, например!

С бега на быстрый шаг он перешёл, окончательно выполов сорняки вины из сознания. И давая на ходу новые вводные на полицейской волне.

– Маоши, циркулярно всем задействованным в оцеплении гостиницы “Бамбуковый росток”. Я потерял след подозреваемого. Повторяю, потерял след подозреваемого. Последнее его местонахождение минуту назад – двести метров от площади Реставрации с северной стороны. Направление движения – запад.

– Имеются ли приметы его машины, господин? – один из участвовавших в оцеплении детективов задал вопрос сквозь шипение помех. – Я возле площади с северной стороны.

– Нет, – лицо гуафанга было известно всем участникам операции, но выглядеть он мог как угодно, даже в женщину переодеться. А вот машину, на которой он уехал, Яо не видел. Всё, что он знал – сердце беглеца билось в учащённом ритме сильного страха. Но как такая примета поможет его найти, когда Ши подвела? – Блокируем район по пять кварталов в каждую сторону от его последнего местонахождения.

– Это же центр, господин! – попытался возразить кто-то из начальников участков, также слушающих переговоры. – В середине дня! Пробки остановят город до вечера!

“Да, но это хоть какой-то шанс поймать беглеца!” – мог бы ответить ему копьеносец. Вслух, однако, очень медленно и значимо произнёс:

– Выполнять приказ.

Его полномочий – доверенного лица императора и начальника его службы безопасности – было достаточно, чтобы потребовать выполнения такого приказа хоть от генерала Цзуна, руководителя полиции Пекина. Да и влияния при дворе хватит, чтобы пережить последствия блокировки центра города в разгар дня. Которые не замедлят проявиться уже сегодня к вечеру. Но то к вечеру – до него ещё много чего могло произойти. А отступать Яо не собирался – слишком много было поставлено на карту. Судьба империи, без всякого преувеличения.

Мягких реформ, как того хотел Чжу Юань, не получилось. До них просто не успели дожить. Нового правителя поддержали почти все службы и ведомства, даже “Длань императора”, из-за нерешительности иерархов которой так долго откладывалось необходимое. Армия и полиция присягнули новому Сыну Неба уже на второй день после переворота, когда стало понятно, что во внутрисемейной грызне он всё-таки победил. Тогда же склонились и выжившие смутьяны-родственники, пытавшиеся перехватить инициативу наследника. Всё шло по плану до третьего дня. До момента мятежа “Нового пути”. От которого неприятностей ждали, но значительно позже. Не раньше, чем через год.

Чиновники организации, следившей за ограничениями для магического сословия, не вышли на улицы. Они не пытались захватить государственные здания, не строили баррикады и не призывали народ свергнуть с престола отцеубийцу. На третий день, после того, как по приказу Чжу Юаня был задушен его отец, практически все служащие “Пути” просто не вышли на работу. И пропали из своих домов. Целая организация совершила исход, подобный еврейскому.

К вечеру третьего дня начали умирать люди. Не простые подданные – те вряд ли заметили смену власти. Как говорят в Европе: “Король умер – да здравствует король!” Гибнуть стали служащие высшего и среднего звена: начальники министерств, управлений, отделений, даже просто ведущие специалисты. Ваны, простолюдины – неважно. Те, кто поддержал нового императора. Те, кто сказал или даже подумал, что империи нужно обновление и реформы. Те, кто выступил за будущее, получил удар от прошлого, которое не желало становится скучным абзацем в учебнике истории.

Вооруженные силы, полиция, налоговые и социальные службы, медицина, образование, туризм, строительство – к вечеру третьего дня по всей империи были убиты три тысячи шестьсот двадцать девять человек. Их никто особенно не охранял, не больше, чем обычно – такой массированной и отлично скоординированной атаки никто не ждал.

Одних зарубили после службы по дороге домой, других спалили магическими аспектами прямо на рабочем месте, некоторых расстреляли вместе с семьями. На месте гибели каждого служащего было оставлено послание: красно-белая листовка на грошёвой бумаге. Памятка “Нового пути”. Та самая, которую выдавали в родильных домах родителям одарённых.

“Не забудьте поставить ребенка на учёт в ближайшей канцелярии “Нового пути”, – было крупно набрано в верхней части листа.

“Не забудьте проходить процедуру проверки каждый год, начиная с трёхлетнего возраста ребенка,” – сообщалось в середине.

“Помните об обязанности ограничить дар ребенка до полных двенадцати лет!” – строго указывалось снизу.

Своеобразная визитная карточка жестоких преступлений, совершаемых беглыми чиновниками. Начавших полномасштабную войну против собственного государства. Тайную войну, в которой они не собирались соблюдать никаких правил.

На четвёртый день по стране прокатилась вторая волна убийств. На этот раз к ним хотя бы немного, но подготовились, тем не менее погибло ещё две тысячи семьсот двенадцать служащих. Послание, если кто-то ещё не понял его смысла, окончательно дошло до адресатов.

“Отрекитесь от отцеубийцы!” – говорило оно.

“Не вмешивайтесь!” – твердило оно.

“Отойдите в сторону!” – требовало оно.

Император приказал усилить охрану всех государственных учреждений и даже хотел ввести войска в крупные города. От последнего решения его смогли отговорить советники – неизвестно, как бы отреагировали простые люди, став свидетелями превращения тайной войны в явную. Но полиции не хватало – она ведь тоже попала поду удар “Нового пути”.

На пятый день было убито девятьсот тридцать верных.

На шестой день началась паника. Верные императору люди боялись возвращаться к своим обязанностям, собирали семьи, бросали нажитое и бежали. Кто куда, лишь бы подальше от службы и всего, что с ней связано. Уезжали в глушь синие и серые халаты, не выходили на дежурство стражи порядка, в некоторых провинциях даже были зафиксированы случаи, когда не открылись больницы и школы. Власть песком ускользала из рук нового владыки империи. Страна больше напоминала оцепеневшее от ужаса животное, на которого вот-вот прыгнет хищник.

Войска встали на окраинах провинциальных центров к вечеру шестого дня. Сотрудники “Длани императора” забыли, что такое сон, и мотались по стране, выискивая и уничтожая синцев – разговоры с чиновниками “Пути” велись только в допросных, после чего отрёкшихся казнили безо всякого суда. Улицы городов наполнились смешанными патрулями военных и полиции, у которых появилось право задерживать подозрительных на двенадцать часов безо всяких объяснений. К утру седьмого дня, когда скрывать ситуацию уже не имело смысла, империя узнала, что воюет. Причем не с внешним врагом, а сама с собой.

На столбах объявлений, автобусных остановках, станциях метро, дверях подъездов и даже на тачках уличных торговцев едой появились призывы сообщать властям обо всех подозрительных личностях. За головы чиновников “Нового пути”, а все они были известны, были назначены крупные награды. К исходу восьмого дня был даже достигнут некий паритет: синцы больше не могли выбивать служащих в таких объемах, как в первые дни, у имперцев же никак не получалось выйти на мозговой центр заговора. Ведь уже каждому в стране было ясно, что убийства верных – хорошо подготовленная операция. Цель которой и заключалась в том, чтобы погрузить Мин в хаос безвластия.

Яо занимался заговором “Нового пути” с самого начала. Это не было его службой – жизненным предназначением копьеносца являлась защита императора. Но в прежней жизни он был детективом, и очень неплохим. Мог бы уже дослужится до начальника управления, если бы не вскрылась его связь с Ши, тогда запрещённая. Пришлось уйти на гражданку, продавая свои умения тем, кто мог за них заплатить, но не желал обращаться к закону. Что дало ему не менее полезный опыт, чем служба в полиции.

И детектив не верил, что инициатива принадлежит “Новому пути”. Сама по себе система ограничения дара не была приспособлена к тайной войне против государства, хотя и обладала значительными ресурсами. Кто-то научил их убивать и сеять хаос. Кто-то спланировал это кровавое безумие и сделал это значительно раньше, чем жёлтый шёлковый платок прервал жизненный путь старого императора. Кто-то из членов императорской семьи, формально подчинившихся Чжу Юаню, но продолжавших плести интриги.

Яо ставил на прежнего наследника Чжу Ди. Скорее всего, тот, лишившись благоволения отца, и сам замыслил переворот, только, в отличии от своего младшего брата, ставку решил сделать не на “Длань”, а на “Путь”. Опоздал, но сдаваться не собирался. К сожалению, как и все прочие сыновья и внуки ушедшего к предкам Чжу Ли, Ди склонился и принёс присягу новому владетелю Мин. Что делало его неприкосновенным. До тех, разумеется, пор, пока не появятся доказательства его вины. Иначе можно было получить ещё и войну с имперской аристократией…

Чжу Юань одобрил инициативу своего гвардейца и велел доказательства найти. Чем Яо и занимался, охотясь не за рядовыми исполнителями, а за той самой головой, отдающей приказы убийцам – гуафангом Сяолунем. Бывший детектив поднял все свои знакомства и связи, потребовал вернуть все долги, и вот на девятый день, то есть сегодня утром, удача ему улыбнулась. Информация пришла от человека, которого он когда-то спас от букмекера – скромного ночного портье гостиницы “Бамбуковый росток”. Обратившего внимание на странного постояльца – тот заселился в пересменку персонала, когда его мало кто мог увидеть.

Информация была проверена, и результаты проверки убедили Яо в том, что она подлинная. Было выявлено, что кроме искомого лидера синцев в ту же гостиницу въехали ещё пять человек, причём все они сняли комнаты на одном этаже, в соседних с гуафангом. В кратчайшие сроки детектив организовал сложнейшую операцию, привлёк к ней лишь самых надежных, как он считал, людей из полиции и собственной службы безопасности. И проиграл. Сяолун не просто покинул номер до прибытия копьеносца, он растворился в городе, спрятавшись от его Ши. Это подтверждало теорию гвардейца о причастности императорской семьи – лишь у древних фамилий были возможности противостоять его поиску по крови. Однако доказательств это не добавляло.

Зато оставался предатель в его рядах. И он мог вывести Яо на истинного кукловода.

Спустя два часа Яо сидел за столом, рассматривая собравшихся по его просьбе людей. Всего трое. Каждому из которых он доверял, и один из которых предал его доверие. И предал империю. Было непросто смотреть им в глаза, задавая себе вопрос – кто?

Шэ Вэйдун, начальник элитного отряда “Журавли”. Сорокалетний мужчина невысокого роста, коренастый, с лицом жёстким и невыразительным. Выбритый наголо череп и внимательные глаза, чёрная полевая форма, сидящая второй кожей. Ван аспекта Шуэй [вода]. Восемнадцать лет службы, из них последние пять – в должности командира дворцовой стражи. Одним из первых перешёл на сторону Чжу Юаня, помогал в переговорах с руководством “Длани”. Мог?

Седой старик, вида настолько киношного, насколько это возможно в современном мире. Длинные волосы собраны на макушке сложным узлом, удерживаемые костяной заколкой, длинные тонкие усы свисают по углам скорбно поджатого рта, длинные брови бросают тень на узкие щёлочки глаз. Небесно-синий халат высшего чиновника императорского двора. Лун Юй, аспект Ми [эфир]. Глава структуры столь же могущественной, сколь и таинственной – “Длань императора”. Последним присоединился к заговору и лично наблюдал за смертью старого Сына Неба. Стал бы?

Несерьёзного вида толстяк в летнем пиджачке светло-коричневого цвета. Такой мог бы продавать детворе воздушные шары в парке и смотрелся бы там очень органично. Губы чуть подрагивают во всегдашней готовности сложится в открытую улыбку, а вокруг глаз навеки прописались морщины веселья. Вид совершенно не соответствует содержанию: Генерал Цзун Цзы являлся главой пекинской полиции и владельцем самого агрессивного аспекта Хо [красный дракон]. Он?

Конечно, утечка могла пройти не от них лично, а через заместителей, которых, как ни крути, нужно было предельно полно информировать о готовящейся операции. Но если подозрения Яо были верны и за террором “Нового пути” стоял брат императора, то последнее предположение можно исключить. Чжу Ди, как и любой другой член правящего дома, не сделал бы ставку на кого-то ниже уровнем, чем присутствующие здесь. Можно предположить, что сотрудничает родич Сына Неба с иным чиновником, здесь не находящемся, а тому информация как раз поступает от заместителя одного из верных, но начинать поиски предателя всё равно нужно из этой комнаты.

– Сяолуна кто-то предупредил, – заговорил он в тишине небольшой, аскетично обставленной комнаты. – Ему позвонили за десять минут до моего прихода.

Сидящие за столом не стали даже переглядываться друг с другом – слишком опытные царедворцы для такого наивного поступка. Каждый из них прекрасно понял, что произнесенные без выражения слова начальника службы охраны императора были обвинением в адрес одного из них. Смотрели молча и ждали продолжения.

– Мой поисковый аспект был развеян во время преследования беглеца. – не стал их томить Яо. Эти его слова прямо указывали на очень сильного покровителя гуафанга.

– Родич Юаня? – мысли командира “Журавлей” отразили подозрения копьеносца. Он давно служил во дворце и точно знал, что если и существует магия, способная развеять поиск по крови маоши, то её носителем является член императорской фамилии.

– Возможно, – раньше гвардеец не делился своими подозрениями о том, что атаками “Нового пути” руководят из Запретного дворца.

– Ди? – генерал полиции тоже размышлял схожим образом.

– Один из подозреваемых.

– У мальчика очень слабый дар, – выразил сомнение господин Лун, по долгу службы знающий в деталях об уровне каждого члена императорской семьи. – Он бы не смог.

– Но он достаточно опытный интриган и мог привлечь на свою сторону кого-то из родичей.

– Мог, – качнул усами и бровями патриарх. – Но дело же даже не в нём, верно, Яо?

– Кто-то знал.

– Много кто знал. Твои подозрения читаются, как следы на едва выпавшем снеге.

– Я их не скрываю.

– Это понятно. Но вот что ты дальше будешь делать с ними?

– Искать.

– Не веря никому из нас? Один?

– Другие варианты?

– Взгляд Неба. Никто не сможет соврать под Взглядом.

– Просить самого императора проверить своё окружение? – возмутился Яо.

Один из фамильных аспектов правящего дома Мин позволял залезть в голову практически к любому человеку и увидеть его мысли. Не все и только недавние, но и этого бы хватило, что найти предателя или исключить присутствующих из подозрений. Минусы техники заключались в том, что носитель аспекта терял много сил, а испытуемые – разум и опыт. Не навсегда, на срок от 16 до 22 часов, зато полностью. Буквально превращаясь в новорожденных. Во всех смыслах.

– Но в этом нет унижения ни нам, ни нашему господину! – повысил голос старик. – Если он хочет сохранить империю и власть над ней!

– Я готов пройти Взгляд Неба, – тут же отреагировал генерал.

– Я тоже, – вслед за ним высказался крепыш Шэ.

– Как и я, – улыбнулся Лун подводя итог.

Одного только этого заявления было бы достаточно для подтверждения невиновности. Для любого другого, но не для Яо. Сказать и сделать – разные вещи. Однако проверка – это потеря времени. Которое сейчас несётся, как потерявшая управление колесница.

– Но вы же превратитесь в младенцев! Мы сейчас не можем потерять никого!

– Лучше потерять сутки, чем доверие.

– Узнаем, что никто не виноват, и окажемся в том же месте, с которого начали, – буркнул Яо.

– Но будем уверены друг в друге, – отозвался начальник “Длани”. – Чтобы пройти путь, нужно сделать первый шаг.

Он просто обожал крылатые фразы и цитаты из трудов мыслителей прошлого. Но был прав – Яо это признавал. Если есть возможность исключить руководителей, то потерянные ими на восстановления разума сутки будут экономией времени, а не его тратой.

– Если вы все к этому готовы, я буду просить императора о Взгляде, – решил он, наконец. – А пока вы будете приходить в себя, проверю ваших заместителей.

 

Глава 4. Проверка лояльности

“Ваша репутация с отцом Домиником увеличилась на 5 пунктов!” – радостно подумал я, когда утром десятого дня магистр Ордена Псов Господних заявился в келью и, поздоровавшись, положил мне на колени чёрно-белую фотографию. С листа настороженно смотрел средних лет мужчина с грустным лицом брошенного любовника. Щуплый, если не сказать большего, с впалой грудью и выпуклым животом.

Иногда не хватает интерфейса какой-нибудь компьютерной игры. Уверен, многим бы стало куда сложнее вести себя как мудак, получая всплывающие уведомления о штрафах за кривое поведение. А прочим – легче, зная точно на какую именно твою фразу обиделась девушка. Или, вот как сейчас, получить подтверждение собственным мыслям. Тому что отец Доминик, хоть и не без вопросов с опасениями, предложенные мной условия принял. Первым шагом к нашей “дружбе” стали книги, теперь вот пришли задания. Очков пять, говорю, не меньше.

– Его зовут Лука Фрозо. Он доверенное лицо кардинала Франко. По… различным вопросам, – обозначив таким образом ручного убийцу, святой отец изучающе посмотрел на меня. – Я бы хотел просить вас, Игорь, посмотреть его.

– Что именно вас интересует? – уточнил я, чувствуя себя маленькой девочкой-телепатом, запертой в подвалах ЦРУ и вынужденной читать мысли русских шпионов из КГБ. Всё-таки помойка у меня голове от всего прочитанного и просмотренного в жизни.

– Ничего конкретного. Просто посмотрите его…

– Нить.

– Да. Посмотрите его нить и расскажите, что смогли увидеть. Считайте это нашим первым опытом совместной работы.

– Тест?

– Вроде того.

Что-то мне говорило, что отца Доминика не особенно интересует, что я там смогу увидеть про синьора Фрозо. Скорее всего за таким… специалистом следили не менее пристально, чем за мной самим. Куда больше его интересовал сам факт возможности подключения к офицеру враждебной фракции. А может и не к врагу даже. Может этот специалист по разным вопросам был у магистра на зарплате, а меня ещё и проверяли на предмет возможного искажения полученной информации. С другой стороны, падре не может не понимать, что я всё это прекрасно понимаю…

– Ну давайте попробуем, – отогнав в сторону роящиеся мысли, я серьёзно кивнул. Как та девочка-телепат. Уселся на кровать в позе лотоса, закрыл глаза и начал тихонько бормотать бессмысленные слова на неизвестном языке. Что-то вроде мантры, исполняемой мрачным голосом, которая для вхождение в информационное поле была мне совершенно не нужна. Просто не мог лишить себя удовольствия и немного потроллить моих “партнёров”. Да и запутать, если получится – пусть думают, что мне без этого ритуала до видений не добраться. Чёрт его знает, где пригодится маленькая дезинформация?

Вход в поле произошёл буднично, пятый день по несколько раз туда ныряю – наработал определенную практику. Оказавшись над переплетёнными нитями ковра, я вызвал из памяти лицо искомого субъекта и, спустя какое-то время, заметил слегка пульсирующую коричневую нить слева. Подплыл к ней – с лёгкой руки Ирины Олеговны я продолжал использовать морскую символику в работе с полем – и попробовал войти внутрь. И был отброшен серебристым сиянием, возникшим по всей длине нити.

Было не больно, если это слово применимо к состоянию отсутствия тела и болтания над гигантским, теряющимся за пределами зрения ковром. Просто преграда, что-то вроде силового купола из фильмов про космические корабли. Невидимый, пока не попытаешься тронуть нить, но внезапно появляющийся, стоит протянуть руку. С таким я ещё не сталкивался. А потому, до получения объяснений от “заказчика”, я решил не изображать из себя ракетный эсминец и проверять защиту на крепость. Вспомнил тепло руки Линь и вернулся в реальный мир.

– Вашего Фрозо что-то защищает.

Старик не выглядел удивлённым. Скорее он был удовлетворен услышанным. Кивнул, принимая ответ и спросил:

– Вы пробовали преодолеть защиту?

– Нет. Я даже не знал, что подобное может быть.

– Как видите, может. Луку защищает пророк кардинала Франко. Мне было интересно, сможете ли вы преодолеть барьер, воздвигнутый им.

Разум, получив новую информацию, тут же приступил к её рассмотрению. Значит пророки могут не только подсматривать, но и защищать от этого? Здорово! Надо обязательно этому научиться. С учётом того, в какие игры я вовлечён, крайне полезно обладать таким умением. Это же… Стоп! Как он сказал? Пророк кардинала Франко?

В этой короткой фразе для меня было очень много смысла. О наличии пророка у фракции, возглавляемой кардиналом, который сотрудничал с Потрошителями в истории с похищенными и зомбированными ванами, я знал и раньше. А вот про такое его обозначение как “пророк кардинала” – ещё не слышал. Собственническое такое, неприятно резанувшее меня по живому. Можно, конечно, предположить, что это такая фигура речи, вроде “мушкетёров короля” и “гвардейцев кардинала”. Но, на минуточку, мы говорим о пророке! Об уникальном, мать его, юните! Об одном из пяти ныне живущих на всём белом свете! А Доминик про него как про собачку упомянул!

Или я накручиваю, или таково положение дел. Ставлю на второе. Пророки – марионетки в руках кукловодов-кардиналов. Возможно… Да что там возможно! Так и есть! Понтифик, правящий пророк Римской церкви – не более чем инструмент тех, кто на самом деле правит Ватиканом. Не то чтобы судьба Папы Римского меня как-то интересовала, но, блин! – мне же пытаются устроить точно такое же будущее.

Накручиваю себя? Вообще-то имеется у меня склонность к подобному. Но не в данном случае. На сто сорок шесть процентов, что догадка, появившаяся из оговорки магистра, верна. Пусть будет интуиция, если угодно. Но… А вот, например, такой факт о чём говорит: я знаю имена трёх ватиканских кардиналов, вовлечённых в большую и подчас непонятную игру, а про пророков, кроме обозначения принадлежности к фракции, ничего. Только “его пророк”. Был ещё Экхарт, конечно, но с ним понимания ещё меньше.

Спокойно, Антошин! Улыбайся… Нет, не улыбайся – это будет подозрительно. Задумчиво размышляй над способами преодоления защиты, вот. Хмурь лоб, шевели губами, вспоминай про белую обезьяну, но не показывай истинных чувств. Проклятый папист сам, наверное, не понял, что именно он мне сейчас сказал.

С другой стороны, я же тоже их обманываю. Так что всё честно…

– Попытаться-то можно, – ответил я, всем лицом изображая сомнение. – Но знаний у меня пока не очень много.

– Так читайте, Игорь, – мне послышалось лёгкое раздражение в голосе магистра. – Вся библиотека обители к вашим услугам.

– Может посоветуете с чего начать?

– Уверен, вы найдёте необходимые сведения, – отрезал старик, скрывая за раздражением, как мне показалось, неуверенность. С чего бы, интересно?

– На это может уйти очень много времени…

– Куда-то торопитесь? – пожал плечами собеседник. После чего развернулся и вышел из кельи. Как господин: поставил слуге задачу и пошёл прочие дела решать. Тут и тупица бы окончательно убедился в уготованной мне роли “мушкетёра короля”. То есть, “пророка кардинала”.

Дни в монастыре доминиканцев пролетали, как сверхзвуковые истребители, хотя одновременно с этим – ползли, словно никуда не спешащие дирижабли. Первая проверка, сегодняшняя то есть, произошла на десятый день плена. Я уже успел забыть о жуткой головной боли, мучавшей меня двое суток, но ещё путался в языках. Зато читать мог, и это, несомненно, огромный плюс. Но лучше по порядку.

Начнем с того, что отец Доминик мне солгал. Голова, после скоростного обучения латыни, болела не один день, как он обещал, а два. Жуткая, абсолютно непобедимая боль, по сравнению с которой самое страшное похмелье покажется лёгкой мигренью. Я просто лежал пластом, а когда накапливалось немного сил, тратил их на тихое поскуливание.

Даже спать толком не удавалось: периоды наполненного болью бодрствования, сменялись короткими провалами в бессознательное, где мозг, возмущенный форсированным методом обучения, порождал чудовищ и формы составления предложений на мёртвом языке. Все эти аффиксации, словосложения, отглагольные существительные… В общем, Si tu vales, bene est. Ego valeo. [Если ты здоров – хорошо, я здоров (лат.) – устойчивая фраза в начале писем римлян]

Утром третьего дня, после применения мнемонического заклинания, я проснулся свежим, бодрым и отдохнувшим. Будто и не было двухдневного кошмара. Тут же потянулся к одной из оставленных отцом Домиником книге, раскрыл её наугад и, совершенно не смущаясь латиницы, прочитал:

“И вот будто прорубил кто окно из мира вещного. И в том отверстии увидел я Зверя о семи головах, и каждая из голов тех изрыгала пламя разных цветов”.

Усмехнулся, подумав о том, как тяжко приходилось пророкам в шестнадцатом веке понимать и классифицировать свои видения, и закрыл книгу. Методика отца Доминика сработала.

Не сразу я сообразил, что путаница с языками, которую мне предрекали – не настолько безобидный побочный эффект. До сих пор я не вполне понимал на каком языке говорю: на русском или на латыни? Хорошо ещё мои тюремщики прекрасно понимали и тот, и другой.

Некоторые сложности возникли там, где я никак их не ждал. В пометках, которые я оставлял на листе бумаги. Вот заинтересовал меня, к примеру, способ вхождения в поле некоего пророка, жившего двести лет назад, и сделал пометку “попробовать”. Только написал это на латыни, а не на родном великом и могучем. Эдак, придётся записку на волю писать – не поймут ведь! Магистр же в ответ на моё беспокойство пообещал, что и это скоро пройдёт. Побочный эффект, который именно у меня почему-то держался очень долго.

Как я понял, старикан просто слил мне в голову всё своё знание латыни. Все годы обучения и практики – сжатым заархивированным пакетом. И сейчас он распаковывался, прописывался в реестрах памяти и конфликтовал с ранее подключенными языковыми модулями. Такое вот магическое гипнопрограммирование. Болезненно – не отнять, но зато язык латинян я познал сразу и вдруг. Мог не только свободно читать классические тексты, но и щегольнуть мудрёной фразой из культурного наследия римских философов, причём с отличным произношением, а не студенческим “Квод лисед йови, нон лисед бови”.

А ещё я бонусом получил шикарный набор ругательств на латыни. После первой фразы на которой мне тут же запретили их использовать в стенах монастыря. Ханжи!

До вчерашнего дня мозг всё ещё продолжал усваивать насильственно запихнутые в него знания и периодически выдавал обмороки. Секунд на пять, ничего страшного, но в первый раз, когда кто-то вдруг выключил свет посреди солнечного дня, я перепугался знатно. Сегодня, надеюсь, такого не случится, но, если что, сиделка Тень по-прежнему ходит за мной тенью.

Последний, кстати, обесточил-таки “глушилку” – первые пять очков репутации с отцом Домиником, но продемонстрировал как быстро может её включить обратно, если понадобится. Получилось впечатляюще – меньше секунды, я даже эфирный доспех нормально призвать не успел. А в рукопашной с этим монстром кунг-фу у меня шансов не было никаких.

Так что на сегодняшний день баланс остался прежним: плен, надсмотрщик, монастырь в Южной Америке, туманные просьбы подождать в ответ на вопросы что же я должен делать в рамках нашего сотрудничества и неосведомленность князя Пояркова о моём местонахождении. Мне продемонстрировали добрую волю и пряники, но поводок оставили. Дружба, как говорится, дружбой, а топор далеко не прячем. Но я всё равно был доволен. Первый шаг на пути освобождения был сделан, дар при мне, а остальное – детали. Которые, как ни стыдно мне в этом признаваться, я ещё не продумал. Но обязательно это сделаю!

Вот только уровень знаний подтяну немного. Это сейчас абсолютно критично. Сотни книг ждали своего часа: написанные от руки, отпечатанные древними прессами, более современными линотипами и матрицами. Информация, ставшая такой доступной, превращала книги в колонну грузовиков с пряниками, перевернувшийся прямо у дверей кельи.

Подозреваю, по настоящему серьёзных и секретных техник мне не дали – может пока? – но и того, к чему допустили, хватило, чтобы полностью завладеть моим вниманием.

По пророческому дару у католиков было много всего. Начиная от правильных браков, в результате которых на свет мог появится ребёнок-пифия, и заканчивая практическими руководствами по обучению одарённых. Не все были ко мне применимы – я, к примеру, не планировал уходить в пустыню на сорокадневную медитацию, да и возможности не было, но кое-что можно было использовать и в моих обстоятельствах.

Основной же бедой было огромное белое пятно в том месте, где полагалось находится пособиям по работе с информационным полем. Всё-таки святая святых дара писалась всё со слов самих пророков, живших в разные эпохи, да ещё и воспринимавших его каждый по своему. Один, например, видел огненные письмена на листах пергамента, в коих и находилась информация, другой получал во сне образы библейских притч и уже потом переводил их на человеческий язык и примерял к реальному миру. Нострадамус, тот вообще катрены писал, не все из которых сам-то понять мог.

Но, на моё счастье, были и сведения утилитарного характера, то есть не зависимые от эпохи, в которой жил пророк и его личного восприятия – методика поиска нужной информации. В большинстве случаев, я просто полагался на подсказки самого поля, выглядящие как подсветка нужных нитей, но оказалось, что и внутри потока можно вычленять нужную информацию, отбрасывая несущественную.

Таким образом, вчера я просмотрел полноценный фильм про похождения вана Ло в столице империи Мин. Внятный, логически последовательный, что дало мне очень полную картину бардака, царящего в Китае после моего отъезда. И ответ на вопрос – чего это товарищи не спешат меня искать.

К сожалению, методичка католиков хотя и помогла ориентироваться внутри самой нити, но никак не поясняла как самому выбрать нить. Или определить кто за каким цветом скрывается. Инфополе упрямо тащило меня туда, куда считало нужным, подсвечивало важное с его точки зрения, и жутко сопротивлялось, если намеревался свернуть в другую сторону.

А такие были надежды, блин! Я-то думал, что в видениях подсмотрю планы ближайшего будущего своих тюремщиков и себя самого… Или какой-нибудь секрет Тени, который позволит мне игнорировать его глушилку. Черта с два! Нити магистра и его ищейки я даже найти не смог, хотя того же Луку обнаружил, стоило только фото показать.

В то же время мне было немного стыдно. Перед друзьями и родичами. Они меня там все ищут, кроме очень занятого гражданской войной Яо, хотят спасти, планету, можно сказать, с ног на голову ставят, а я такой сижу, книжки почитываю. Выглядит так, будто отлыниваю от дела. Но я умело утешал себя, что я не просто так сижу, а, выражаясь термином компьютерных игр, качаюсь. Повышаю свой уровень знаний и, что куда важнее, силы. Маг-недоучка и пророк-бестолочь освободиться не сможет, а вот подготовленный одарённый с очень хорошим потенциалом – вполне.

Но вернемся к задаче, поставленной отцом Домиником. Нравится мне его рабовладельческое отношение или нет, но расположить старика надо. Мне чётко и недвусмысленно дали понять, что продолжение “сотрудничества” невозможно без способа взлома защищённой линии Луки Фрозо. А значит, придётся найти способ вскрыть защиту.

В книгах ответ искать бесполезно, хоть всю библиотеку перерой. Если бы где-то на пожелтевших ветхих страницах был записан способ преодоления защиты пророка, магистр просто протянул бы мне нужный том с закладкой на странице и подчёркнутым абзацем. А раз этого не произошло – ну, правда, не будет же он меня строить, как новобранца в армии, найди, мол, сам – значит и он не знает. Об этом, кстати, свидетельствует и его раздражение с оттенком неуверенности, которые я услышал в последней обращённой ко мне реплике.

Да и потом, стал бы кто доверять такие сведения бумаге? Я бы вот точно нет! Такие секреты передаются только устно, от учителя к ученику. А с учётом того, что “настройки” для работы с полем у всех пророков разные, то не факт, что мне подойдет чужой способ. Итого: книги – ложный след. Только время зря потеряю. Но тогда что? Как и где искать? Эх, Самойлова бы сюда с его аналитическими способностями. Мигом бы всё разложил по полочкам!

“Ты не оператор, а инструмент,” – прозвенело вдруг в ушах. Натурально так, я даже по сторонам заозирался. Разумеется, в келье я продолжал оставаться один, но голос сестры князя Пояркова и моей наставницы был настолько реален, словно она сидела в полуметре.

А ведь я помню этот разговор, который мне подсунула услужливая память. Это ведь моё первое “погружение” в пророческий транс и слова Ирины Олеговны, звучащие как мантра.

“Ты не сможешь управлять пророческим даром. Никто не сможет. Это редчайшее проявление силы, данное человеку. Он будет управлять тобой. Ты не оператор, а инструмент. Проводник. Слуга. Труба, по которой бежит вода. Сосуд, но не содержимое. Прими это. Не пытайся управлять кораблём, скачущим на ладонях урагана. Отдайся во власть стихии и держись лишь за самое себя”.

Я ещё тогда вяло возмутился про себя – отличный, мол, настрой на победу. И только сейчас, обретя небольшую практику работы с даром, понял, что она говорила. И, кажется, начал нащупывать ответ на вопрос.

Даром не управляют. Даром пользуются. Ответ, как бы смешно это не звучало, сокрыт в самом значении слова. Подарок. Что-то, что не принадлежало мне изначально, но дано в пользование. Поэтому информационное поле подсвечивает нужные мне нити, но не дает выбирать их самостоятельно. Оно считает нечто важным для меня, или для целостности узора – я уж не знаю, и показывает это. Просто тащит туда, как бы я не сопротивлялся.

Но это же, в свою очередь, значит, что снять защиту я не могу, поскольку постановку и снятие тоже должно контролировать поле. Стоп-стоп-стоп! Всё это, конечно, логично и стройно, но есть одно “но”. Те, кто поставил защиту на нить человека кардинала Франко, они что же – не пользователи? Им, значит, можно, а мне нельзя? Но это, извините, чушь антинаучная! То, что сделано одним человеком, может быть повторено другим – это основы! Если так, а это именно так! то я могу преодолеть защиту.

Но как?

Спросить у поля!

Возбужденный столь простым решением, я быстренько провёл все необходимые манипуляции и оказался висящим над ковром. Как и всегда, нити разных цветов переплетались друг с другом, образуя узоры, значения которых я не в силах был понять.

Так, и что дальше? Просто спросить?

Я попытался сформулировать в голове вопрос: как преодолеть защиту, поставленную на нить человека? Ковер никак не отреагировал.

“Как мне преодолеть защиту?” – тщательно “выговаривая” каждое слово, повторил я.

Ничего. Абсолютное космическое равнодушие. Я ещё какое-то время повыкрикивал в пустоту вопрос, хотя и понимал уже – эксперимент провалился. Где-то в своих рассуждениях я допустил ошибку. Ну и потом, Антошин, ну не могло быть так просто! Пришёл, спросил, получил ответы – так не бывает!

И именно в этот момент на периферии зрения запульсировала одна из нитей. Далеко, практически на самой границе видимого мне куска ковра. В другое время я её даже не заметил бы, но сейчас, ища ответы, старательно крутил головой.

Рванул к нити быстрее, чем успел об этом действии подумать. Ни цвета её не видя, ни пытаясь понять, что же там скрывается в её глубине. Оно, может, и не очень умно, но так ведь поле ответило! Я был прав! Да и неприлично от подарков отказываться.

Она была красной. Точнее, ярко-алой, как артериальная кровь. По мере приближения, не иначе как из-за цвета, нить становилась похожа на кровеносный сосуд. Она, кажется, даже пульсировала в такт бьющемуся неведомо где сердцу. Жутковатенькое зрелище, я скажу, особенно если учесть, что сплеталась она с подобными же кровавыми нитями.

И вот здесь, значит, я получу ответы, да? Нет, я так-то благодарен, но нырять в кровищу совсем не хотелось. А казалось, что именно в неё я и окунусь, приблизившись.

“Ладно, Антошин, хорош труса праздновать! Кровь-не кровь, а посмотреть, что там внутри нужно”.

С этими словами я погрузился в нить, теряя себя и становясь кем-то другим.

Куава придирчиво осмотрела пустую тарелку, заметила на её ободке пропущенное кукурузное зёрнышко, аккуратно подцепила его двумя пальцами и отправила в рот. Вот теперь обед можно считать завершённым – еды было не настолько много, чтобы игнорировать даже самую маленькую крошку. Следовало пополнить запасы, но… Для этого требовалось ехать в город. То есть спускаться с гор, обходить заставы чужаков, торговаться и тщательно маскировать следы по дороге домой. То есть делать всё то, что она умела, но не любила. Лучше уж сократить рацион и оттянуть неизбежное на несколько дней, чем идти в Ку?ско.

Она поправила волосы (купить репейное масло), положила тарелку в раковину с потрескавшейся эмалью (средство для мытья посуды), вышла на улицу (сапоги с шерстью ламы) и уселась на камень у порога, служивший скамьёй и разделочной доской одновременно. Привычно окинула равнодушным взглядом свои владения: безлюдные и холодные Медные горы. Владения её семьи и убежище от мира для неё. Бородатые чужаки поднимались сюда только для того, чтобы поставить очередной идиотский рекорд восхождения. Будто бы деду Саусираю было не всё равно, кто из короткоживущих насекомых топчет сейчас его каменную шкуру.

Здесь она была в безопасности. Если такое можно сказать про кипукамайоки [хранитель кипу – узелковых писем] мёртвого рода. Но так ведь мёртвого же! Знал бы кто, что жив хоть один потомок Манко Капака – не спряталась бы Куава и в заброшенной деревне высоко в горах. Искали бы. Методично, привлекая собак, вертолеты и спутники. И бывших подданных, давно забывших, что такое свобода – последние опаснее всех иных средств, потому что могут ходить там, куда боятся ступать бородатые.

Вдруг сделалось горько и больно: за жизнь, подчинённую одной лишь цели, за голод и холод, за отсутствие детства и обречённость будущего ребёнка. Так тоскливо, что Куава не выдержала и закричала в полный голос.

– Зачем я родилась?! – женщина топнула ногой в холщовом сапоге по каменной крошке. – Зачем длить агонию?! Пусть мёртвое умрёт!

Предки посмотрели на последнюю инку и с понимающей улыбкой покачали седыми головами.

– Хватить! Я не буду рожать дочь!

Гулом сорвавшейся лавины донеслись слова Саусирая. Всего три слова, но после них женщина стыдливо спрятала глаза за рукавом.

“Я понимаю, нюста [девочка, применительно к особе королевской крови]”, – сказал дед.

А что он ещё мог сказать? И что она могла сделать? Право выбора у неё забрали в тот миг, когда мать перерезала пуповину обсидиановым лезвием. С этого момента у неё было только обучение и служение. С тем, чтобы однажды передать свою память и два сундука разноцветных ниток другой девочке, лишённой детства и права выбора.

Куава решительно поднялась и пошла собираться в дорогу. Хочется ей, не хочется, а припасы надо пополнить. Зимы в Андах жестокие.

“А может сразу и забеременеть? – словно забыв, что она только что кричала холодным горам, задумалась женщина над походной сумкой. Глаза привычно проверяли снаряжение, а мысли вновь свернули на больное. – Спустится к людям, найти мужика покрепче, да и перезимовать у него? А как дочка родится – обратно?”

Мысль была одновременно притягательной и мерзкой. На одной чаше весов расположились одиночество и холод в душе, который растопит маленькая инка, на другой – вонь тел кечуа, жить с которыми придётся почти год. Нет! Она ещё не готова к этому! Да и рано ещё, в кипу чётко говорилось, что рожать ей следует после тридцати прожитых зим, только тогда кровь рода гарантированно подавит кровь отца. Не стоит рисковать будущим.

Прозрачные пяточки маленькой инки, которую она назовет Ахчок, ей не увидеть ещё пять или шесть зим. С этим нужно смириться. Как с голодом, холодом, одиночеством и терзающими душу сомнениями. Эти годы, как мать и говорила, не пройдут даром. Станет совсем тоскливо, и тогда мысль о соитии с мужланом-кечуа не будет казаться такой отвратительной. Одиночество и холод избавят от глупой требовательности и доведут до того, что она сама прыгнет в постель к отцу будущей дочки.

“Да, – прогудел ледник. – Цепь не должна разорваться”.

– Да, дедушка. – ответила Куава. – Я не подведу род.

Вышла из дома и быстро зашагала по едва заметной среди камней тропе.

Вынырнув и взлетев над ковром, я совершенно серьёзно спросил у окружающего пространства.

– Ну и зачем мне это было показывать?

По правде сказать, я совсем запутался. Девчонка-индианка в горах, душевные терзания, нерождённая дочка. Что всё это должно значить?

Ответа я не ждал, но он прозвучал. Поле использовало тот язык, который был ему доступен – алая нить ненадолго окуталась прозрачным коконом. Точно таким же, как я видел у Луки Фрозо.

– У девчонки есть способ взломать пророческую защиту! – дошло до меня.

На радостях я исполнил безупречную мёртвую петлю: почему бы и нет, если отсутствие физических законов позволяет это сделать? Спустя миг радость поутихла.

– А как мне этот способ у неё получить? Ты же не предлагаешь просмотреть всю её жизнь?

На сей раз поле никак не ответило. Думай, мол, я тебе всё показало. Вид из жилища, название горной гряды и города. Тут и слепой не заблудится.

Этот вариант мне не понравился. Да, девчонка мне была нужна, но как-то по свински было с ней так поступать. Тем не менее, едва вернувшись в реальный мир, я, не успев даже подумать об ином варианте, отстучал в стену кельи сигнал. Добавив голосом:

– Альдо, зайдите! У меня к вам поручение. Городок Ку?ско далеко от нас?

 

Глава 5. Кровь Инти

Доминик на информацию о девушке по имени Куава среагировал странно. Нахмурился, задал несколько уточняющих вопросов, после чего умчался, сыпя на ходу указаниями. Оставив меня вместе с Альдо, который не мог или не хотел объяснять странного поведения магистра. Как и я – своего.

Нет, я всё понимаю: увидел девчонку, понял, что она как-то может мне помочь с разрешением задачки, заданной папистом, но сдавать-то её сразу было зачем? Не подумал, не взвесил все “за” и “против”, не просчитал варианты. Просто вернулся из путешествия по инфополю и тут же, с какой-то несвойственной мне радостью Павлика Морозова, слил инку Псам Господним! А она ведь прячется. И, наверняка, делает это не из любви к искусству!

Понятно, что она была мне нужна. Если она носитель нужной информации, без неё мне не укрепить отношения с Домиником. А я в плену, сам поехать в этот Куско не могу. С этой стороны, моё поведение выглядело логичным, но… Чёрт, ну можно же было просто понаблюдать за её нитью и так найти нужные мне сведения! А я…

Было в моём поведении что-то неестественное. Проанализировав произошедшее, я пришёл к выводу, что подобная реакция, при всей моей легкомысленности, мне не свойственна. А будучи крепким параноиком, которые, как известно, выживают, я тут же заподозрил, что магистр, одновременно с пакетом информации по латыни, внедрил мне в голову ещё что-то. Возможно, установку говорить правду или что-то в этом роде. Такую своеобразную страховку. Почему нет? Если обучение языку основывалось на гипнозе, пусть и магическом, то что ему мешало сделать дополнительную настройку?

Если я прав, а внутренний голос, падлюка, считал, что так и есть, то я в заднице. И дело даже не в девчонке, хотя её и жалко. Все сведения, которые я попытаюсь утаить от папистов и использовать в своей игре против них, станут известны магистру, стоит ему задать вопрос. Тут уже не получится утаивать правду от видениях или кормить противника дезой. Я стану инструментом католиков, тем самым “пророком кардинала”. Если уже не стал…

С трудом я дождался ночи. Так уж вышло, что обсудить положение я мог только с одним человеком. С тем самым, по вине которого и началась вся эта история с магами, политикой и интригами. Со своим двойником, отбывающим пожизненную ссылку в моём мире.

“Какие новости?” – жизнерадостно поинтересовался тот, появившись в месте, которое, кроме как “ничто”, и не назовёшь.

Судя по настроению двойника, его новости были хорошими, правда, рассказывать о них мне он не спешил. Я сделал зарубку в памяти, что нужно его всё-таки расспросить, как он там дни коротает. Сейчас же меня это интересовало слабо. Поприветствовал его, да и вывалил всю историю с поручением магистра, пророческим барьером, девушкой-инкой и своими подозрениями.

“Умеешь же ты влипать в неприятности! – с каким-то даже восхищением протянул ссыльный боярин, когда я закончил рассказ. – Живая инка! Рассказать кому – не поверят!”

“А более развернутый ответ я могу услышать?” – несколько раздраженно буркнул я.

“Да без проблем! С чего начать? С последней инки, которую ты отправил на смерть, или с ментального блока магистра?”

“Всё настолько хреново?” – имея в виду девушку спросил я.

Двойник кивнул.

“Слушай, ты как-нибудь выбери время и попробуй хотя бы основные вехи моего мира изучить. Не-не, я понимаю, что всего ты прочитать не сможешь в принципе, но, Игорь, падение Кровавой Империи – эпохальное событие! Можно сказать, поворотный момент истории! Чёрт его знает, как бы выглядел наш шарик, кабы этого не произошло”.

“Я читал про Америки. Глушь и куча банановых республик!” – буркнул я уязвлёно. Так-то двойник был абсолютно прав – надо понимать мир, в котором живёшь. Но где, блин, взять время на чтение учебников истории?

“Это сейчас так. А примерно четыреста лет назад совсем не так было. Ватикан тогда последний крестовый поход организовал против Империи Инков. Считай, все европейские государи там отметились! Да и не только они…”

На последней фразе он отчего-то помрачнел, но буквально на секунду, после чего вновь вернул на лицо обычное выражение. А я, опустив до времени эту “тучку на челе”, стал пытать двойника по истории. Выходила она больше похожей на страшную сказку, чем на реальные события, но тут уж надо делать скидку на особенности Параллели.

В конце пятнадцатого века, прямо как у нас, испанский мореплаватель открыл новый континент. Плодородная земля, мягкий климат, чудные растения и люди-дикари, не способные остановить суровую конкисту. В течение лет двадцати колонизаторы успешно грабили местное населения, вывозя в Старый свет тонны золота, драгоценной древесины, табака и какао-бобов. За это время успели появиться вполне оформленные колонии европейских держав. Территорию на побережье успели застолбить испанцы, португальцы, французы и англичане. В общем, всё по учебнику истории моего мира.

А спустя двадцать лет, в начале шестнадцатого века – двойник точных дат не помнил – европейцы забрались поглубже и столкнулись с инками. На этом, в общем, колонизация и закончилась. Могущественные индейские маги смели белых людей с побережья за пару лет. Это была не война, а тотальное, планомерное уничтожение. Не велись никакие переговоры, не брались пленные – их резали на алтарях тысячами, усиливая пролитой кровью магию хозяев Америки. Тогда, кстати, империю инков и стали называть Кровавой.

К 1527 году в Новом свете не осталось поселений белых – инки вырезали всех. Не пощадили они и индейские племена, служившие неудачливым колонизаторам. Разумеется, европейским монархам, точнее их шефу – Ватикану, такое очень не понравилось. И тогдашний понтифик, чьего имени цвет русской аристократии в лице Игоря Антошина тоже не смог вспомнить, объявил крестовый поход против краснокожих колдунов.

Предложение католиков мировое сообщество восприняло с огромным энтузиазмом. Их можно понять: военная добыча, безнаказанность, приключения. Всего-то и надо привести к повиновению горстку дикарей! На зов иерарха церкви откликнулись и цари, и авантюристы. Сотни кораблей с одарёнными устремились к новой земле, заочно считая себя победителями. И умылись собственной кровью по прибытии. Уцелели от силы пара десятков судов и несколько тысяч человек. Все остальные нашли свою смерть в бою или на каменных алтарях инков.

И вот тогда Европа психанула. Несколько монархов лично отправились в Америку и там, не осуществляя высадки, принялась бомбардировать земли Кровавой Империи царским даром. Джунгли и горные хребты вкусили весь арсенал высшей магии. Там были и Казни, и Топь, и Мор, и Небесный Пламень. Когда королевская кровь успокоилась, на континент вступили маги попроще, сопровождаемые огромным десантом обычных людей. Второй крестовый поход против инков вступил в завершающую стадию.

Католики вырезали народ под корень. Не щадили никого из племени, осмелившимся бросить вызов белому человеку: ни младенцев, ни стариков, ни женщин. “Дьявольскому роду”, как назвали инков паписты, было отказано в праве на жизнь. Как и их наследию – храмовые комплексы, города и малые поселения инков срывали до основания.

“А теперь, выходит, что вырезали не всех, – закончил рассказ двойник. – Представляешь, как обрадовался твой магистр?”

Я только молча кивнул. Слов не было. В горле стоял комок. Моя глупость или блок в голове от Доминика – неважно! привели к гибели последнего представителя древней цивилизации. Таким куском дерьма я себя никогда ещё не чувствовал.

“Вряд ли Доминик её убьёт, – словно подслушал мои мысли Игорь. – Сама по себе она не опасна, а её знания представляют огромный интерес. Скорее всего, её привезут к тебе, чтобы ты смог получить ответы на вопросы, а потом запрут, как и тебя, в каком-нибудь монастыре, и до конца жизни она будет переводить свои верёвочные письмена для папистов”.

“Утешил!” – буркнул я.

Двойник только плечами пожал, мол, и в мыслях не было.

“Поярковы, кстати, во втором крестовом походе участвовали,” – “вспомнил” вдруг Игорь.

Я посмотрел на него удивленно. На моём лице без всяких слов отпечатался вопрос: “Каким, интересно, боком, русских князей занесло в Америку?”

“Что тут скажешь – помотало нашего патриарха! – хохотнул Игорь. – Как ты думаешь нашему роду стол достался на Дальнем Востоке? Мы же от Кашинских род ведём – тверские князья, боковая ветвь. В конце пятнадцатого века Тверь силой присоединили к княжеству Московскому, вырезав основную линию. Даниил Поярков, основатель рода князей Благовещенских, сумел бежать, подался в лихие люди, фактически наёмники. Носился по Европе, рассчитывая добыть денег и земли службой европейским государям, но ничего у него не вышло. А потом этот крестовый поход – как тут было не поучаствовать? Видать, рассчитывал, что в Новом свете отхватит землицы, да свой род возродит”.

“И что?” – я увлёкся новой историей и поторопил замолчавшего двойника.

“Что-что! Дали ему там земли, ага! Нужны были европейцам русские на уже поделенных между собой территориях! Повоевал, крови полил – молодец! На тебе золота и вали обратно в свою глушь! С другой стороны, без той мошны, в Америке раздувшейся, не было бы у предка средств на организацию похода в Сибирь и на Дальний Восток. Говорят, но это не факт – так, преданье семейное – что одна из жён Данииловых из инков была. Мол, спас её наш герой, от всех утаил и домой привёз. Сказка, скорее всего. С другой стороны, в нашей крови столько народов отметились, что я бы не удивился, будь это правдой!”

Пропустив романтическое предание о спасённой принцессе мимо ушей, я задал более интересовавший меня вопрос:

“Я читал, что колоний европейских в Америках нет. Только страны со смешными названиями”.

“А их и нет, колоний-то. Они и были-то в основном по береговой линии, да по местам месторождений. В глубине континентов, говорят, до сих пор дикари полуголые бегают. Века до восемнадцатого захваченные территории просуществовали под прямым контролем Европы, пережив, в процессе, с десяток восстаний. Потом папская диктатура приказала долго жить, а в одиночку содержать и контролировать удалённые от метрополии анклавы стало накладно. Европейцы быстро пришли к выводу, что грабить местное население куда выгоднее, не содержа там гарнизоны. Дали тем независимость, посадили на царство лояльных людей, да и продолжили ресурсы сосать. Только теперь это называется “экономическим сотрудничеством” – смотри не перепутай в приличном обществе!”

В завершении реплики двойник хохотнул. Я же, узнав что хотел и даже больше, перевёл разговор на ментальный блок магистра.

“Без понятия! – отозвался Игорь. – Я не говорю, возможно это или нет – я про такое не слышал даже, но это же Ватикан! Исходить лучше из худшего: раз ты чувствуешь, что твои реакции нетипичны, значит, скорее всего, ты на крючке. Но как с этим бороться – не скажу”.

И тут тупик. Плохо! Попробовать через инфополе выяснить, что мне там в голову подсадили? Так себе идейка, прямо скажем, но другой-то нет!”

“Ты бы, к слову, тренироваться продолжил, раз тебе дар разблокировали, – обронил двойник, когда я уже попрощался с ним и собрался выйти из сна и поспать. – Потенциал у тебя мой, а реальные возможности на уровне слепого котёнка!”

Тут он был прав. Снова. Как события будут развиваться – неизвестно, но любой козырь в рукаве мне пригодится.

“Как ты себе это представляешь? – тем не менее, не иначе как из вредности спросил я. – Думаешь, Тень будет спокойно смотреть, как я совершенствуюсь?”

“Здесь тренируйся! – изобразив на лице гримасу, демонстрирующую его отношение к моим умственным способностям, отрезал он. – Я помогу”.

“А тут можно?” – зачем-то оглядывая отсутствие всего, удивился я.

“Практике – нет. Но теории – вполне”.

Не лишенная, кстати, смысла мысль! Желание уйти сразу пропало.

“Давай сразу и начнём! Я тут в местной библиотеке нашёл описание одной магической техники, называется “Биение сердца”. Мало что понял. Может ты прояснишь?”

Жизнь – удивительный махинатор, куда там Остапу Бендеру! Человек, с идиотских планов которого и началась моя жизнь в мире “меча и магии”, сидел рядом со мной в пространстве между мирами и растолковывал тонкости работы с жгутами дара. Да, я всё ещё держался с ним настороже, помня о его подвигах, но временный союз мы всё же заключили.

Не сказал бы, что в плену я стал смотреть на него другими глазами. Ссыльный боярин остался тем же человеком, которого князь изгнал из родного мира. То есть самолюбивый, заносчивый и, в отличии от меня прошлого, очень амбициозный. А ещё избалованный, точнее, с детства привыкший к своей избранности и не терпящий иной точки зрения. Жестокий – это да, но при этом не злой. Клубок противоречий, как, впрочем, и каждый из людей.

Зато консультант из него вышел отличный! Было бы странно, будь иначе – с его-то знаниями о здешней политике и боевой магии! Чувствовалось, что учили мужика на совесть. Не гугл, конечно, но технику, найденную мной в книгах католиков, он распознал на раз.

Она оказалась не боевой, но очень, при этом, полезной. “Биение” позволяло обнаруживать живых существ, точнее – их сердечный ритм. “Работало” на оранжевом цвете дара и, при должной тренировке, могло дать радиус обзора метров до пятидесяти. Как сказал двойник, в технике было что-то схожее с умением наставников видеть ауры. Она не была секретной, но мало кто из одарённых знал о ней, и ещё меньше кто включал в свой активный арсенал. Не по причине сложности или ещё чего, скорее, техника просто устарела. Искать противника в городе по биению сердца, учитывая, что под “сканирование” попадали все теплокровные, то ещё удовольствие.

“Но в твоём случае она может оказаться очень полезной, – признал всё же Игорь. – Если решишься на побег из монастыря, сможешь смотреть в режиме реального времени кто из монахов где находится. Главное, джунгли за стеной не сканируй – оглохнешь!”

Ещё один из плюсов “биения” я понял самостоятельно. Технику можно было тренировать даже в присутствии Тени.

В процессе обсуждения этого и парочки других магический умений, мы как-то незаметно – на самом деле я аккуратно подвел к этой теме – свернули на обсуждение жизни двойника в моём мире. И сразу стало понятно, что он неплохо устроился у меня на родине. Явно магическим образом втёрся в доверие к действующему губернатору и – пресс-секретарь, на секундочку! – подмял под себя его замов. Успел замутить какой-то не совсем законный бизнес с Китаем, а в будущем планировал перебраться в Москву.

“Не развернуться мне тут, в твоем болоте, – с насмешкой жаловался он, рассказывая о чиновниках областного правительства и своих успехах. – Они у вас тут непуганные совсем! Чуть надавил и смотришь – поплыл, болезный! Бери и делай с ним, что хочешь!”

Я, слушая его, улыбался. Представлял себе, как чиновники моего мира сталкивались с хищником иной Параллели, для которого человеческая жизнь не была неприкосновенной. Сталкивались и пасовали, потому что один хищник всегда чувствует другого, более сильного. Никто ведь и подумать не мог, что за внешностью выпускника журфака скрывается не чернильная душа, а настоящий аристократ: умный, властный и жестокий собственник. Которого воспитывали правителем страны, но отправили в ссылку.

“Ты там не убил никого?” – в шутку спросил я у него.

“Да кого там убивать? – вполне серьёзно возмутился двойник. – Я представить не мог, что у власти могут находится люди без воинского стержня! Смерти боятся, в душу бессмертную не верят, хотя в храм таскаются чуть не на каждую службу!”

И, чуть сбавив тон, продолжил:

“Мне там всё слишком легко даётся, боюсь расслаблюсь и стану таким же, как они. Они ведь ничего о борьбе не знают. О подковёрной, разве что. Просто тащат всё, до чего дотянуться могут”.

“А сам-то? Тоже ведь с бюджета кормишься?”

“Грешен! – хохотнул двойник в ответ. – Но твой мир настолько абсурден, что я его воспринимаю его как сон. А казнокрадство во сне – не преступление, согласись!”

Я не стал его убеждать, что зубастых хищников хватает и в нашем мире – не маленький, в конце концов. Да и кто мы друг другу, чтобы о морали трепаться? Пусть живёт как хочет и самостоятельно несёт ответственность за все последствия своих действий.

В общем, проболтав с двойником почти до рассвета, мы решили “расходиться”. У каждого были свои дела, которые сами себя не сделают. Мне вон инку должны завтра… уже сегодня привезти.

Собравшись исчезнуть из пространства между мирами, я услышал, как он произнес мечтательно:

“Контрабанду бы между мирами наладить! Я бы тут такого наделал!”

Усмехнулся – горбатого могила исправит! – и вернулся в келью досыпать.

Девушка, глазами которой я смотрел на горы в чёрт его знает скольких километрах от моей темницы, оказалась настоящей крохой. Ростом вроде даже ниже полутора метров, с лицом худым и болезненным, на котором только глаза горели двумя чёрными звёздами. Одетая совсем не по здешней погоде: сапоги, плотные штаны, шерстяное пончо и шляпа с широкими полями, она испуганно оглядывалась по сторонам. Рядом с ней монахи оставили два массивных деревянных ларя – надо полагать, хранилища кипу.

Доминик, коршуном крутящийся вокруг девчонки, с довольным видом представил индианку.

– Знакомьтесь, Игорь! Наша новая гостья – Куава. Русского она, к сожалению не знает, но вполне сносно изъясняется на латыни.

Выглядел магистр как вампир, насосавшийся крови – удовлетворённый и благодушный. И говорил, кстати, на латыни, явно для того, чтобы пленница понимала смысл его слов.

– Нет радость, демон! – отозвалась инка, сверкнув глазищами. Церковный язык она знала, но изъясняться на нём могла на уровне средней школы. – Ты не узнать я ничто! Знания мой народ умереть как я вместе!

На меня Куава смотрела с той же ненавистью, что и на других католиков. Оно и понятно – я с ними, беседую, как равный. Даже одет в такую же хламиду, как и остальные.

– Видите? – с умилением кивнул в её сторону старикан. – Предки этого милого ребёнка озаботились, чтобы она знала язык врага.

– Зря вы так с ней, падре, – скрывая истинные эмоции, сказал я на русском. – Мне же с ней ещё работать, а вы её сразу против настраиваете.

– К каждому человеку можно подобрать ключик, Игорь, – со значением ответил Доминик. Он явно намекал на моё согласие сотрудничать. – Я заинтересован забраться в эту маленькую головку не меньше вас. Не терпится сделать это прямо сейчас – не представляете, какие сокровища там хранятся!

Я сморщился – магистра можно было понять – потомок уничтоженного врага, со всеми секретами уничтоженного, казалось бы, народа. А католики, если что и ставят прежде жажды власти, так это знания.

– Уже есть идеи насчёт ключика?

– Для начала попрошу вас посмотреть её линию, то есть нить…

– Святой отец, это не совсем так работает!..

– Но с фотографией Луки у вас же вышло?

– Скорее, мне повезло, – правда повезло. Или это в “интересах” поля было? Если такое допустимо сказать про нечто нематериальное.

– Но вы попробуйте, хорошо? Стоит убедиться, что у вас не получилось, прежде чем переходить к иным методам.

Он так кровожадно это произнес, что мне заранее стало жаль девчонку. И захотелось, чтобы мой метод сработал. Потому как совершенно мне не хотелось выяснять какие ключики магистр собирается использовать на девчонке.

Внутренний голос – капитан Своевременность! – тут же сообщил, что это я виноват в судьбе Куавы. Я на него шикнул, цинично оправдывая себя незнанием истинного положения дел и отношения между инками и католиками. Случайная жертва, которую я не вполне по своей воле впутал в этот клубок. На душе, впрочем, остался довольно мерзкий осадок.

– Попробую, – отозвался я. – Могу прямо сейчас и начать.

– Замечательно! А мы пока разместим нашу гостью.

В инфополе я входил в подавленном состоянии. Склонность к самокопанию в очередной раз вылезла когда не надо, усугубляя чувство вины, и делая и без того скверное положение дел ещё более паршивым. И пространство, заполненное нитями, словно почувствовало настрой, отреагировав соответственно. Рассыпалось калейдоскопом цветов и пропало. Оставив меня висеть в полнейшей пустоте.

– Ну и тебе спасибо! – в сердцах рявкнул я, вернувшись в тело. – Только твоих демаршей мне не хватало!

В келью тут же сунулся Тень, пожелавший узнать, что вывело меня из себя. Я едва сдержался, чтобы не запустить в него пульсаром. Хорошо что не стал – демонстрация раздражения не принесла бы ни результата, ни пользы.

В течение часа я пытался войти в инфополе ещё шесть раз, и каждый опыт завершался как и первый. Короткий миг сложнейший узор держался перед глазами, после чего уносился за границы зрения, уносимый отсутствующим здесь ветром. Я медитировал, очищал свой разум от посторонних мыслей, представлял себя каплей воды, скользящей по листу – бесполезно! Ни один из способов не работал!

Подкрался страх. Парализующий душу, разум и тело. Поведение поля объяснялось просто – я утратил контроль над даром! Стал таким же, как моя наставница – сломанным пророком! Никому без дара не нужный. Бесполезный балласт! Стоит магистру узнать об этом, вся моя наивная попытка играть против него, сама игра, по сути, станет просто набором детских кубиков, разбросанных рукой раздражённого ребенка.

Но почему? Что такого я сделал? Разум тут же услужливо нарисовал фотографию индианки, глядящей на меня с ненавистью. Из-за неё? Но… Как это вообще может быть связано с даром? И потом – я тут причём? Это Доминик виноват, он что-то вложил мне в голову, заставив рассказать о существовании инки! Я бы не стал её сдавать!

“Ой ли? Она тебе нужна, чтобы получить секрет взлома пророческой защиты!”

“Но это можно было и видениях подсмотреть! Понаблюдал бы за ней и понял! Сдавать её было не обязательно!”

“Точно? Это быстрее, чем листать всю её жизнь в надежде найти нужные сведения. И проще. Махнул рукой, и доминиканцы, желающие заполучить тебя с потрохами, послушно метнулись в Куско!”

Во многом, и это было особенно неприятно, проклятый внутренний голос был прав. Можно было продолжать оправдывать себя и валить вину на отца Доминика, но правда заключалась в том, что я был виноват перед этой девочкой. Именно я, а не магистр, умело воспользовавшийся моей неосведомленностью. Значит мне и исправлять. Без малейшего понимания как.

Чем дольше я размышлял на эту тему, тем больше склонялся к мысли, что мой поступок и поведение поля – явления связанные. Непонятно как, но очевидно, что именно после приезда пленницы поле стало барахлить. Это подводило к неприятной довольно мысли, что имелись некие правила работы с полем, своеобразный кодекс, нарушение которого приводило к отключению пользователя от системы.

Не придумав ничего лучше, я отправился в гости к инке. То ли прощения просить, то ли отношения налаживать – чёрт его знает! Включил навигатор марки “Альдо”, и тот привёл меня в дальнюю часть монастырской территории, к отдельно стоящему домику. Этакой сараюшке, стены которой были сложены из местного камня и обмазаны глиной. Одиночная камера для девушки, большую часть жизни прожившей в одиночестве.

Вход охранял один монах, не сделавший и попытки задержать меня. Он посторонился, пропуская меня, и я увидел, что кроме пленницы в единственной комнатке домика, находится и магистр Ордена.

– Игорь? – вскинул он брови.

Насколько я понял, ничего такого страшного он с инкой не делал. Сидел напротив неё и, перебирая разноцветные нити с узелками в одном из сундуков, сверлил её взглядом. Куава на каждое прикосновение к архиву предков реагировала, как юная монашка, которую лапает похотливый старик.

– Я хотел бы поговорить с ней, – обратился я к Доминику на русском. – Попробую наладить с ней контакт, мне это нужно для успешного изучения её нити.

– Прошу, – старик указал на лавку рядом с собой.

– Один, если вы не возражаете. Вас она ненавидит, а у меня может получиться.

Магистр некоторое время раздумывал над моим предложением, после чего согласно кивнул и молча вышел из помещения. А я, вытолкав ещё и Альдо, уселся на место падре и, как и он, тронул рукой кипу. По пальцу щелкнула статика – нити были шерстяные.

– Я не враг… – начал было я, но инка тут же прервала меня.

– Враг. Дом враг друг нет.

Опалила меня чистой ненавистью и отвернулась. Отличное начало, Антошин! Решил, что у тебя в дипломатии под сотню очков? Ты бы хоть переоделся, придурок!

– Я такой же пленник здесь, как и ты, – катнул я ещё один пробный шар. Девчонка скосила на меня взгляд и фыркнула.

– Ходить свободен. Говорить враг. Враг слушать ты. Враг.

И снова тишина. Блин, так я ничего не добьюсь! А чего, собственно, ты хочешь добиться? Контакта? Доброго к тебе отношения? Прощения? Давай тогда, расскажи ей, по чьей вине она оказалась тут!

В задумчивости я провёл ладонью по нитям, рождая целую серию уколов статического электричества. Отдернул руку, заметив злобный взгляд инки. Затем снова потянулся к кипу и игнорируя зыркание девушки, взял одну из них и принялся разглядывать. Может это её расшевелит?

Толстая нить, практически тоненький тросик из коричневатого, вероятно, джутового волокна. Если взять его за края и растянуть, под ним повиснет борода из цветных нитей, на которых в кажущейся бессистемности раскиданы разного размера узелки. Как на таком носителе можно хранить информацию? Скользить пальцами по узлам и… что? Как шрифт Брайля, что ли? Насколько я помнил, в моём мире узелковое письмо так и не смогли расшифровать. В этом, судя по реакции отца Доминика, тоже. Он, вероятно, рассчитывал этот недостаток устранить, опираясь на носителя знаний.

Разглядывая кипу, я вдруг поймал себя на мысли, что рисунок нитей и узлов мне знаком. Миг, и чувство узнавания сменилось уверенностью. Качающиеся перед моим лицом нитки с узелками мимолетно складывались в элементы узора, виденный мной многократно в информационном поле. Да, здесь нити не переплетались друг с другом, да и вообще были насквозь материальными, но ошибки быть не могло!

Повинуясь неясному импульсу, я скользнул в поле, продолжая держать в руках растянутый джут. То есть, я попытался туда попасть, но ничего не вышло. Я продолжал сидеть в сараюшке, пялясь на инку сквозь реденькую занавеску разноцветных нитей. И в реальном мире вдруг проявился крохотный участок узора инфополя, накладываясь на кипу.

“В око-пака их ждёт лишь бесконечный холод и голод…” – прочёл я предложение, состоящее из семи узлов, расположенных на одной из нитей. Дальше чтение не пошло, узор инфополя открыл лишь часть кипу, оставив большую его часть тайной.

Зато взревел ягуаром дар, предупреждая об опасности. Подняв глаза я увидел, как крошка-инка, оскалившись диким зверем, прыгнула на меня. Всё, что я успел – это погасить инстинкты вместе с моментально возникшим в руке пульсаром – убивать дуреху я не собирался.

Девушка сбила меня со скамьи и, не замечая голубоватую защиту эфира, принялась полосовать моё лицо когтями. Я не сопротивлялся.

– Предатель! – закричала она в бессильной ярости, сообразив, наконец, что её атаки не причиняют мне вреда. – Ты кровь Инти! Ты моха-ане! Служить враг!

 

Глава 6. Круги на воде

Речной вокзал Благовещенска был любим Глебом по множеству причин. Опуская сугубо практичные, вроде многолюдности, огромного количества укромных уголков, пяти путей возможного отхода и близкого знакомства с управляющим вокзалом, самой главной безопасник всё же считал иную, к удобству проведения встреч не имеющую никакого отношения – вид на Амур. Точнее, вид на другую сторону реки, дальний берег, на котором раскинулось Маньчжурское ханство. Являясь благовещенцем в пятом поколении, он никак не мог принять за обыденность тот факт, что не слишком широкая река разделяет не город, как в центральной части русских земель, а две страны.

Всего-то восемьсот метров – и чужая земля. С отличными от здешних правилами, законами и традициями. Пятнадцать минут на самом медленном речном трамвайчике – и тебя окружают иностранцы, в глаза бьют вывески на пограничном суржике, и со всех сторон слышна чуждая речь. Азия – только руку протяни. На завтрак времени больше потратишь, чем до неё добираясь. Вот он – Восток. А тут – Запад. Разделённые всего лишь серо-стальной лентой реки.

И, при этом, если выехать за город, подняться на возвышенность километрах в семи-восьми и посмотреть через Благовещенск на маньчжурский Айгун, покажется, что смотришь ты на один город. И не можешь найти ту линию, что разделяет два населённых пункта. И два государства.

– Что за знак ты мне подаешь, назначая встречу здесь?

От мыслей об уникальности своей родины Глеба оторвал голос невысокого средних лет минца, с крупным пятном на лице, лишённом пигмента.

– Здравствуй, Пэнь.

– Витя. Я уже давно привык откликаться на русское имя.

– Гражданство сменить не желаешь?

– Ты за этим меня позвал?

– Не только. Как дочка? Выдал замуж?

– Обсуждаем приданое с родителями. Жуткие скряги!

– Лучше три сына…

– Чем одна дочь! Переходи к делу, Глеб! У меня дел полно!

– Информация по моему заказу?

– Если бы братство что-то нашло, я бы сам назначил встречу.

– Вторая неделя на исходе.

– Ты не обозначил даже континент! По твоему, это легко?

– Откуда мне знать? Не я торгую информацией.

Витя, или Гуань Пэнь, был представителем международной криминальной организации, известной образованным обывателям как Триада. Не той, которую иногда упоминают в кино бездарные режиссёры, изображая братство минскими бандитами-беспредельщиками, а настоящей, созданной буддийскими монахами ещё в средневековье. С жёсткой, практически армейской дисциплиной, неясными целями и впечатляющими возможностями по обе стороны закона.

Братство не лезло на глаза властям, но и не пряталось особенно. В том же Благовещенске, да и в других княжествах, Самойлов был в этом уверен, Триада следила за порядком в минской и маньчжурской общинах, выступая одновременно и полицией, и судом, и, при необходимости, палачом. От этого и преступлений в общине, или совершенных их членами, жандармерия практически не регистрировала.

Глеб отлично помнил, как он познакомился с Витей. Он тогда только начал работать следователем и с огнём в глазах вёл своё первое дело об убийстве. Подозреваемым был минец, отправивший на встречу к предкам русского купца из не особенно значительных – купи-продай-привези. У жертвы и убийцы случился конфликт по товару, свидетели утверждали, что русский банально кинул минца, продав залежавшееся на складах. А тот, набравший под сделку кредитов у соотечественников, прогорел.

Фактически, бытовуха. Не расследование, а поиск сбежавшего и спрятавшегося у кого-то убийцы. Осложняемое тем, что минцы своих жандармам не выдавали. Резко забывали язык, на котором только что прекрасно расхваливали товар, обнаруживали провалы в памяти на фоне чрезмерного потребления байцзю или просто становились недвижимы, что твой Будда под тем деревом.

На третий день поисков к Глебу, вышедшему подышать на крыльцо возле управления, подошли трое минцев. Точнее, подошли двое, третьего скорее подтащили. Передали его, безучастного ко всему, на руки следователю, сообщили, что это и есть искомый душегуб, и, оставив визитку, ретировались. Предварительно заверив, что будут готовы помочь, если у уважаемого Глеба Вячеславовича возникнут какие-то затруднения в работе с общинами.

Убийца на допросе охотно сотрудничал, рассказывая в деталях о совершенном преступлении. К концу дня Глеб закрыл дело. И впервые за всю жизнь в родном городе задумался, что ни черта он о нём не знает. Что, в конечном итоге, и определило его развитие как следователя.

И теперь именно к Триаде, к старому знакомцу, представляющему братство в Благовещенске, обратился Глеб в поисках места, где могли бы держать похищенного Игоря. Оплатил недешёвые услуги минцев из княжеской казны, но результата до сих пор не получил. Начал нервничать, и сам пригласил Витю на встречу. Обычно он так не поступал, предпочитая забегать вместо этого в принадлежащий минцу ювелирный отдел в одном из торговых центров.

– С этим твоим боярином постоянно какие-то проблемы, – минец дал понять, что имеет в виду историю почти двухмесячной давности, когда Антошин сперва оплатил Триаде нападение на самого себя, а затем пришёл к исполнителю выяснять личность заказчика. Вите тогда скормили версию, что боярина контузило, и он потерял память. Не информировать же его о двойниках, параллельных мирах и прочих мистических событиях?

– Такой человек, что уж тут поделать… – кивнул Самойлов и тут же сменил тему. – Витя, я очень заинтересован в положительном результате. Если нужно как-то стимулировать…

– Ты достаточно нас простимулировал, – весьма жестко оборвал его минец. – Нет нужды зажигать второй очаг, чтобы вскипятить воду в одном котле. Просто отпусти и дай людям делать свою работу.

Сразу после отповеди, Витя вновь вернул на лицо маску мелкого торговца золотом и бижутерией: открытая улыбка и искательное заглядывание в глаза.

– Подожди. И не дай братству подумать, что вмешиваешь его в дела государств. Ты же знаешь правила.

Глеб досадливо сморщился, но кивнул, соглашаясь. Триада принимала любые заказы: кража информации и имущества, убийства, похищения, но никогда не брались за дела, связанные с политикой и наркотиками. С кучей нюансов и оговорок, естественно, но у международных преступников был свой свод правил.

– Это не дела государств, Витя… Не совсем дела государств.

– Конечно, Глеба-друга! – тут же спаясничал минец. – Моя всё узнавай, всё понимай! Искать родич – всё просто! Нет политика!

Самойлов снова кивнул, уже менее безрадостно. Это и были те самые нюансы и оговорки в кодексе Триады. С какого, что называется, угла посмотреть: второе лицо княжества было похищено папистами на территории империи Мин или племянника важного человека украли неизвестные? Чистая политика, за которую братство никогда не берётся, или хорошо оплаченная услуга безо всякой подоплеки? Минец с русским именем Витя выбрал вторую трактовку.

– Что-то хоть можешь сказать? – без особой надежды спросил Глеб у Вити.

– Что-то могу, – возвращаясь к хорошему русскому, ответил тот. – Его точно нет там, где есть минские общины.

– Вы же по всему миру живете!

– Нет, что ты! Информация об этом очень сильно преувеличена!

– А есть карта общин?

– Сколько ты готов заплатить?

– То есть – есть?

– Нет, зачем она нам? Но для такого щедрого заказчика я найду лучшего этнографа и картографа!

– Витя, у меня друг в плену уже слишком долго. Я не настроен на шутки.

– Друг?

Простой вопрос сбил Глеба с ритма беседы. Он сказал “друг”? Не коллега, не родич князя? Значит он и в самом деле считал боярина из княжеского рода и пришельца из иной Параллели другом? Хороши новости…

Он никогда об этом не задумывался, не облекал существующее в слова. Вместе шли – да. Помогали друг другу – тоже да. Спасали жизни, закрывали от удара. Спорили, ругались даже, но приходили к компромиссу. Но друг? Это знак равенства, как ни крути, а может ли он стоять между простым сыскарем и пророком? Выходит, что может…

– Да, – спокойно сказал Самойлов. – Друг.

– Я свяжусь с братьями. Отзвонюсь вечером.

– Спасибо. Только лучше пиши, я вечером буду на трассе в Хабаровск.

– Переезжаешь?

– Командировка.

– Хорошо. Напишу.

Минец кивнул Глебу на прощанье и заторопился к выходу. Движения его вновь приобрели некую торопливую неловкость, свойственную людям невысокого социального статуса. Улыбчивый торговец, готовый раскланиваться с каждым, а вовсе не представитель таинственного и могущественного братства.

Проследив за тем, как спина Вити последний раз мелькнула у дверей вокзала, Глеб вернулся к своим мыслям. Точнее, к поездке в союзное княжество.

Два дня назад в Хабаровске был убит профессор Якуб Гурский. Светило теоретической физики, автор множества научных статей, прочитать которые и при этом понять смысл написанного смогли бы человек двести во всём мире. Создатель и бессменный руководитель Восточного Исследовательского Центра, расположенного на землях Хабаровского княжества. Человек, по словам князя Пояркова, сделавший для современной науки больше, чем всё ныне живущее поколение. Семидесятилетний старик, охраняли которого лучшие маги дальневосточных княжеств, был задушен в собственной квартире. Красным шнуром.

Тело Гурского обнаружили утром в кабинете, сидящим в кресле возле журнального столика. Он был в домашнем костюме и держал на коленях раскрытую книгу. Судя по фотографиям с места преступления, учёный отдыхал в одиночестве, когда убийца накинул ему на шею удавку. Тот ничего не успел понять и тем более сделать – шнуром ему сломали шею быстрее, чем он задохнулся.

Особняк учёного располагался на окраине академгородка Центра, вдалеке от прочих построек. Здесь имелся небольшой штат прислуги, которая ничего не видела и не слышала. Ничего не заметила и охрана Гурского – два дежурных дружинника Хабаровского воеводства. Не сработала магическая сигнализация, показывая полную исправность проверяющим техникам. Убийца просто пришёл, задушил учёного и ушёл. Не оставив никаких следов.

Всё, начиная от личности убитого и заканчивая местом совершения преступления, просто кричало о нереальности произошедшего. И ставило перед следствием множество вопросов, на которые у них пока не было ответов. Как убийце – или убийцам – удалось проникнуть в особняк и спокойно уйти? Почему нападение проспала охрана? Как исправные защитные артефакты пропустили злоумышленника? И кому, наконец, нужно было убивать учёного, даже косвенно не связанного с политикой и изобретением оружия? Квантовая физика, причём не прикладная, а самая что ни на есть теоретическая, никак не тянула на мотив.

Объединённое Бюро Расследований Триумвирата имело в своём штате множество хороших специалистов, включая с десяток одарённых. И все они были брошены на выяснение обстоятельств смерти научного светила и поиски его убийцы. Зачем в следственной группе понадобился безопасник из Благовещенска, Глеб сперва не понял. Только читая высланные ему материалы дела, сообразил – из-за того самого красного шнура. Орудие убийства на фотографии выглядело очень похожим на то, которым были задушены подопытные ваны в капсулах и их охрана, когда он вместе с Игорем был в Гуанчжоу.

– А Антошин? – спросил Самойлов у князя, когда тот приказал ему отправиться к союзникам и войти в следственную группу ОБР. – Я вот-вот нащупаю след.

Спросил спокойно, без надрыва и обвинений. Понимая, что поисками племянника Поярков озабочен никак не меньше какого-то там следователя.

– Всё, что мог сделать, ты сделал, Глеб Вячеславович, – ответил князь терпеливо. Так же понимающий, что для Глеба поиски Игоря стали навязчивой идеей. Вассалу можно ничего не объяснять, ограничившись приказом, но поступать так с человеком, который взвалил на себя одного моральную ответственность за похищение пророка, не стоило. – Поиски продолжат без тебя. Ты нужен в Хабаровске. Ты же видел удавку.

Поярков был в деталях знаком с похождениями команды за границей, знал и про красный шнур неуловимого убийцы. Параллели провести – гением быть не нужно. Скорее всего, он сам вышел на ОБР, а может и на самого Хабарова, сообщив о следователе, который уже сталкивался с возможным убийцей учёного. Только Самойлов всё равно считал, что владетель Благовещенска просто отсылает его, желая прервать выжигающие душу поиски Антошина. Наверное, одержимость следователя стала пугать?

– Я сказал, что ты наш лучший следователь из одарённых, – подсластил пилюлю князь. И тогда Глеб окончательно понял, что его именно отсылают. Причём в уверенности, что спасают от профессионального выгорания – недавно разговор об этом состоялся и с воеводой Евсеевым.

Следователь хотел было сказать, что никакой он не лучший – уж свои-то возможности он знал лучше прочих. А потом сообразил, что “из одарённых” Поярков добавил не случайно. Других следователей с даром в княжестве не было, так что выходило, что он и правда лучший следователь. Из одарённых.

– Сделаю, княже, – поклонился он. – Найдём убийцу.

Опустив тот факт, что не представляет, как искать убийцу, голыми руками убившего в том ангаре в Гуанчжоу сильного мага и ушедшего, не оставив никаких следов, кроме проклятой красной верёвки.

Антошин назвал убийцу “видящим Экхарта”, но не особенно на тему этого персонажа распространялся. Известно про него, точнее про его способности, было немного. Убийца мог, подобно тому итальянцу-видящему, блокировать дар, а ещё предвидел будущее. Не как пророк – хотя как это “как пророк”? – а просматривая временные вероятности на минуту или около того вперёд. Идеальный чистильщик, который знает, куда будут направлены глаза жертвы в момент, когда смерть подойдёт к нему со спины. Тень, тот самый итальянец, по словам Игоря, прошёл сквозь охрану посольства, словно был невидимкой.

Вот как такого ловить?

С другой стороны, такой преступник – профессиональный вызов для любого нормального следователя. Опустим мотивы, хотя и правда непонятно, зачем убивать талантливого ординара, который и так скоро отправится в мир иной? Поймать призрака – это деяние, возможность совершить которое не каждому в жизни выпадает. И Глеб, поругивая себя в душе за отступничество от поисков друга, но делая это скорее для порядка, уже чувствовал, как разгорается где-то в глубине души огонёк охотничьего азарта.

Преступник и следователь. Хищник, серым туманом скользящий по границе обыденности, и ищейка, идущая по его следу. Это заставляло кровь быстрее бежать по жилам, отгоняя морок безнадёжности и уныния, в котором Самойлов пребывал уже вторую неделю после похищения Игоря.

Люди продолжали своё броуновское движение по залу вокзала, огибая неподвижно стоящую фигуру Глеба и не обращая никакого внимания на задумавшегося следователя. У них было полно своих забот: обычных и не очень, серьёзных и таких, что забудутся уже после захода солнца. Кто-то направлялся в ханство, кто-то возвращался оттуда, одни терпеливо стояли в очереди за билетами на паром, другие ругались о просроченной поставке товара.

Пожилой манчжур с русским именем “Юра” на форменной куртке рабочего катил на тележке чемоданы. Плакала трёхлетняя кроха, которой родители не хотели покупать газировку. Раздавал листовки, сопровождая их рекламными лозунгами, молодой человек в нелепом костюме плюшевого пса. Где-то в Перми перекраивались планы, связанные с замужеством тамошней княжны. Следователи в Хабаровске через мелкое сито просеивали все обстоятельства жизни погибшего учёного. Жизнь не собиралась останавливаться по причине исчезновения отдельно взятого боярина. Она продолжалась и требовала к себе максимум внимания.

Вытащив телефон, Глеб выбрал из контактов номер Юсупова.

– Привет. Нашёл что-нибудь?

Как только стало понятно, что ехать в Хабаровск ему всё-таки придётся, Глеб решил привлечь к расследованию старого знакомого. Он не знал человека, лучше Алмаза умеющего собирать из крупиц разбросанной по сети информации целостную картину. Зная об особых отношениях Самойлова с княжеским родом, никто в жандармерии, где служил татарин, и не думал возражать.

– Ты по Игорю или по Гурскому? – уточнил Юсупов. – По Игорю, если что, пусто.

Ожидаемо. В довесок к десятку компьютерных специалистов, просеивающих сеть в поисках упоминания Антошина – любой след! – Алмаз написал какую-то программу, которая должна была подать сигнал, если кто-то кроме них заинтересуется информацией по княжескому племяннику.

– Давай по Гурскому, – чуть слышно вздохнул Глеб.

– Шнур или туго скрученный платок, как орудие убийства, распространён в индийских княжествах и связан с культом богини Кали. Её убийцы-душители…

– Алмаз, – прервал его следователь, – информацию из вики я уже читал. Может быть такой специалист, как ты, смог найти что-то большее, чем легенды о тугах [тайная секта убийц-душителей, служащих богине Кали]? Красный шнур. Убийства видных научных, политических, общественных деятелей, желательно за пределами Индии – очевидно же, что ноги растут не оттуда! Необъяснимые, лишённые мотива убийства, схожие по почерку. Я именно это просил тебя поискать.

– Всё у тебя в почте, – чуть обиженно прогудел Юсупов.

– Отлично! – порадовался Самойлов. Бурчание Алмаза он проигнорировал – у мужчины, в доме которого четыре женщины разного возраста, характер имеет свои особенности. Важно, что он не подвёл и в этот раз. – На словах какой-то вывод сделаешь?

– Если коротко, то такие случаи зафиксированы по всему миру. Первый – три года назад. Если все их совершает наш знакомец из Гуанчжоу, то из командировок мужик не вылазит.

– Сколько?

– Тридцать два случая. Откинь процентов десять на погрешность и подражателей – всегда ведь найдется тот, кто попытается выдать своё преступление за продолжение серии одного человека.

– Так много? – Самойлов был удивлён. – А география? Примерно, хотя бы?

– Не встретил схожих убийств только в Африке и в Америках. И в индийских княжествах! – не удержался и мстительно добавил Алмаз.

– Ну, Африка – это понятно… – протянул Глеб, подразумевая, что Чёрный континент большей частью не имеет сношений с прочим миром. Не по причине отсталости, как считали обыватели, уверенные, что африканасы до сих пор бегают по джунглям и бушам в юбках из листьев. Просто иной уклад, иное мировоззрение, плюс более чем достаточная сила племенных союзов, чтобы с таким образом жизни считались все остальные. Как результат, в новости Африка попадала очень редко. – А в Америках-то почему тишина?

– Мне кажется, – последнее слово татарин подчеркнул. – что убийца не работает там, где события не дадут “кругов на воде”.

– Поясни, – не сообразил Глеб.

– Каждое убийство, если посмотреть внимательно и сравнить с прочими, не имеет значения само по себе. Это как… – Алмаз замялся, подбирая правильное сравнение. – Удар в слабое место кирпичной кладки, понимаешь? Можно долбить кувалдой весь день, но есть умельцы, которые способны обрушить стену одним ударом. Так и наш убийца делает. Я уже начал отслеживать последствия, которые пойдут после смерти Гурского, но пока ничего не увидел.

– Ты хочешь сказать, что “видящий Экхарта” убивает с целью пустить круги по воде? – недоверчиво уточнил Самойлов. Его рациональный разум без особого желания рассматривал данный мотив.

– Как вариант, – не стал настаивать на своей правоте Юсупов. – Просто подумал так, когда обнаружил, что он не работал в Африке и Америках. Африканасы закрытые, даже к сети толком не подключены, а Америки – колониальная глушь.

– Звучит как бред, – не стал скрывать свою точку зрения следователь.

– Ты письмо-то почитай всё-таки. Я там набросал ссылок на последствия, которые возникли после убийств видящего.

– И никто, кроме тебя, не связал эти факты?

– Может и связал, да молчит. Огласку действиям видящего никто придавать не планирует.

Глеб задумался. Допустим, что татарин прав, хотя и верится в такое с трудом. Допустим, что убийца Экхарта уже три года носится по всему миру, устраняя людей безо всякой системы и мотивов. С учётом того, что его хозяин пророк, это заставляет подозревать какой-то очень проработанный план. Вот если бы его разгадать, тогда видящего можно попытаться взять. Но как это сделать? Пророк видит будущее, можно даже предположить, что он может предсказать и поведение охотников на него. Играть против пророка, если следователь хоть что-то понимал в этом, можно лишь при наличии собственного предсказателя. А Антошин похищен. Замкнутый круг!

– Ты не заснул? – раздался голос Алмаза.

– Я думаю, – отозвался Глеб.

– А я тебе ещё нужен? Или моё незримое присутствие помогает тебе думать эффективнее?

– Прости. Нет. Сейчас посмотрю почту. Будут вопросы – наберу.

– Договорились. Ты когда в Хабаровск?

– С обеда, наверное, рвану. Чтобы засветло доехать. И, Алмаз… Спасибо.

– Было б за что.

Убирая трубку в карман, следователь с досадой подумал, что поездка в Хабаровск станет потерянным временем. Охотничий азарт не ушёл, но столкнувшись с такой масштабностью, изрядно поутих. Хищник, за которым намеревалась бежать гончая, мог оказаться не волком, а драконом.

Но не противоречить же князю!

 

Глава 7. Сердце в руках

Я пророк, вообще, или где? Что за закидоны с полем? Хочу показываю, хочу не показываю – так, что ли? А как же “и духи пророческие послушны пророкам?” или как там правильно говорила Ирина Олеговна? Как насчет её слов, что поле не обладает сознанием? Вчера оно попросту отключилось без всяких видимых причин, а ночью включило прямой эфир с Глебом. Эту нить подсвечивает, другую посмотреть не дает. Как с ним себя вести?

Складывалось впечатление, что поле поставило себе задачу максимально понятно и полно донести до моего понимания, что помощи ждать неоткуда – все, мол, заняты. У Яо гражданская война полыхает, Самойлова припахали на расследование убийства какого-то учёного. Князь, наверняка, весь в большой политике – разгребает последствия моего исчезновения. Так что давай-ка, мол, сам, Антошин.

Да чёрт! Я ещё с первого видения это понял – зачем повторяться? И так ни на кого не рассчитываю особо!

Девка эта ещё, бешеная!

Вчерашняя сцена с инкой до сих пор не шла у меня из головы. Вреда своими коготками она мне не причинила, да и не могла – мой щит винтовочную пулю держит, что ему какая-то психованная? Но сам факт: кинулась на меня она явно с намерением выцарапать глаза! Не закройся эфиром, хрен бы справился с этой бешеной кошкой! И главное, с Домиником тихо сидела, глядела с ненавистью, но убить не пыталась, хотя именно он, а не я, её враг. Мне тогда с чего такая честь? И выкрики ещё эти – предатель! Я что, на её стороне был, а потом нож в спину вонзил! Нет, так-то согласен, нехорошо с ней вышло, но не по моей вине! Не только по моей, точнее.

В общем, вчера я полежал некоторое время, послушал её вопли, после чего влил в руки оранжевый аспект и аккуратно снял девчонку с себя. Ещё некоторое время подержал её за плечи, извивающуюся как змея, а когда понял, что успокаиваться она не собирается, закатил ей пощечину. Хлесткую, но без применения силы. Инка вытаращилась неверяще – тоже мне принцесса! – и разрыдалась. В таком виде я и передал её монахам, с интересом наблюдающим за сценой, но не делающим попытки вмешаться. Буркнул: “Довели девку, дуболомы!” – в ответ на вопросительный взгляд Доминика и ушёл в келью.

Попытался читать, но строчки плыли перед глазами, отказываясь выдавать вложенный в них смысл. Несколько раз пытался обратится к дару, однако тот продолжал меня игнорировать, словно я и его чем-то обидел. В итоге провалялся в постели до конца дня, размышляя о случившемся и строя идиотские планы побега.

Ночью поговорил с двойником, который ничем помочь не смог, а поведение индианки охарактеризовал иронично: “Понравился ты ей, подменыш! Не ищи логики в поведении женщины!” Тот ещё помощник, другими словами!

И только на рассвете, когда я безо всякой надежды скользнул в поле, оно соизволило отозваться. Да и то – не давая мне никакого выбора затянуло в нить Самойлова! В общем, я, вроде, и рад был возвращению поля, но и злился на него. Точнее, не так – пытался понять как вообще к нему относится. Считать его разумным или всё-таки себя – идиотом? Обе версии набрали одинаковое количество эсэмэсок в онлайн голосовании.

А ведь была ещё одна странность – реакция поля на кипу…

Продолжая валяться в постели, я восстановил в памяти узор. Пробежался внутренним взором по узлам, отмечая, что понимаю вложенный в них смысл, и в который уже раз чертыхнулся. “В око-пака их ждёт лишь бесконечный холод и голод…” И что всё это должно значить? Цитата из священных текстов инков? Предупреждение? Ни фига не понимаю!

Очевидно, чтобы во всём разобраться, мне нужно заставить бешеную инку начать со мной разговаривать. Чёрт с ней с дружбой – врагами не будем, и то хлеб!

– Альдо! – крикнул я в стену, зная что мой надсмотрщик бодрствует и всё слышит. – Я хотел бы встретиться с отцом Домиником.

За стеной скрипнула кровать, и через несколько секунд на пороге появился видящий.

– Магистру нездоровится, – уведомил он меня. – Если у вас ничего срочного, лучше не беспокоить его сегодня.

Ага, щас! Буду я тут валяться и накручивать себя до полной потери адекватности, пока доминиканцу, видите ли, нездоровится! Не-не-не, я не сплю – никто не спит!

– Это связано с его заданием, Альдо. Ему будет интересно. Давайте навестим больного. Апельсинов ему по дороге нарвём.

Шутки итальянец не понял, но спорить не стал. Отвел меня к саду и с удивлением наблюдал, как я заворачиваю цитрусовые в подол рясы. Лучше бы, конечно, в пакетик, но откуда у них? Дикари!

Тень провёл меня через монастырскую территорию, остановился у неприметной дверки в стене основного строения и постучал. Молча кивнул на меня, когда дверь открыл пару раз виденный ранее монах. Дождался, когда тот кивнет в ответ – обет молчания у них обоих, что ли? – и сделал приглашающий жест, входи, дескать.

Падре лежал в комнате, чуть большей по размерам, чем моя келья. Чистенько, но бедненько. Зато здесь даже полноценное окно было с занавеской, не то что бойница под потолком в моей камере. Центр помещения занимала большая кровать, на которой, белый на белом, лежал магистр ордена. Выглядел он очень плохо. Так, словно все его годы внезапно подкрались и напрыгнули на старика. Сердечный приступ?

– Что с вами стряслось, падре? – спросил я, приблизившись к ложу. С искренним беспокойством, между прочим! А ну как ещё помрёт, болезный! От этого я хотя бы знаю чего ждать, а вот каким будет его сменщик? Может я тому и не нужен буду. Скажет Тени – кончай его, Альдо. Вот хохма будет! Все планы насмарку!

Доминик слабо улыбнулся, будто прочитав мои мысли. Вялым движением кисти пригласил подойти ближе. Прошелестел едва слышно:

– Попытался получить ответы от инки…

Я вскинул брови, демонстрируя непонимание, хотя, кажется догадался, что пытался провернуть старикан. Подсадить в голову девчонке тот же блок, что и мне! Да только не вышло у него ничего, похоже. Инка оказалась тем ещё подарком и дала магистру отпор. Держа на лице сочувственное выражение, я мысленно простил девчонке вчерашнее нападение.

– Производственная травма, выходит… – с серьёзным видом покивал я. И добавил с лёгкой укоризной в голосе: – Может, всё-таки, с ней по доброму попытаться?

– Как вы, Игорь? – растянул губы старикан.

Туше!

– Зачем вы пришли? Мне тяжело говорить.

– Ночью было видение, подтверждающее тот факт, что у девчонки есть нужная мне информация.

– Действительно?

А ты проверь!

– Да. Я хотел бы ещё раз поговорить с ней. Попробую сыграть на том, что я тоже пленник. И ещё есть идеи.

– Не боитесь?

Вот язва старая! Издевается!

– Справлюсь, – без выражения ответил я. – Знания у девчонки есть, иначе бы поле не показывало её мне с такой настойчивостью.

– Что вы видели, Игорь?

– Сложно так объяснить падре. Относительно девчонки поле работает не как обычно… Разрозненные образы и тому подобное. Я скорее догадываюсь о чём-то, чем понимаю.

– Кровавый дар, – прикрыл глаза Доминик, будто это всё объясняло. Хотя, может это и правда всё объясняло? Всяко католики про инков знали больше, чем мой двойник, не помнящий ни дат, ни имён действующих в той истории лиц. – Попробуйте, Игорь.

Когда я положил на тумбочку возле кровати зелёные апельсины – ну нет тут других! – брови старикана взлетели вверх.

– Что это?

– Апельсины.

– Зачем?

– Чтобы вы выздоравливали.

– Как это поможет?

– Витамины, святой отец, витамины! – я наставительно поднял указательный палец, потрепал больного по плечу и вышел. Ничего-то они в своих Европах не понимают!

Благословлённый на подвиг, я отправился в сарай к инке. Которая, как ни странно, встретила меня не столь агрессивно, как вчера. Сидела безучастная ко всему на свете на неразобранной постели, будто и не ложилась этой ночью.

– Поговорим? – предложил я, на всякий случай усаживаясь подальше, чтобы девушка не смогла добраться до меня одним прыжком.

Куава даже голову в мою сторону не соизволила повернуть. Крутила в руках клубок ниток и молчала.

– Ты вчера назвала меня предателем. Почему?

Этим всё-таки я привлек её внимание.

– Ты моха-ане, – отрезала она. Тем же тоном, что и отец Доминик, когда говорил про инков и какой-то их “кровавый дар”.

– Я не понимаю, что это значит.

Девушка повернулась ко мне. В её взгляде мелькнул интерес.

– Ткач, – “очень понятно” пояснила она.

– Пророк? – уточнил я. Ну мало ли, вдруг у нас тут сложности перевода?

Инка отрицательно качнула головой.

– Ткач, – повторила она. – Ты не знать кто ты?

– Теперь уже не уверен, – на русском, потому что для себя, пробормотал я.

Вот чем она меня пугала, так это реакциями. Казалось бы, над чем тут можно так весело хохотать? Инка, между тем, так и сделала – рассмеялась, словно я ей неприличный анекдот рассказал. И ещё в её смехе было облегчение.

– Показать, – наконец успокоившись, проговорила она. – Я показать. Ты понимать.

Девчонка что-то задумала – с чего вдруг такая готовность к диалогу? С другой стороны – что она способна мне сделать? Инка не одарённая, а я как раз наоборот. Да и Альдо рядом – стоит за дверью, проинструктированный врубать глушилку, если почувствует опасность. Так что можно и рискнуть.

– Показать, – невольно подстроившись под её манеру говорить ответил я.

Куава протянула мне кипу, которую до этого времени крутила в руках.

– Взять рука. Два рука. Держать. Не отпускать.

В душе шевельнулось неприятное предчувствие. Подозрительно это было: то кидается и глаза выцарапывает, то такое сотрудничество. Но дар молчал, не сигнализируя об опасности, так что я решил, что просто дую на воду. Осторожно протянул обе руки и с некоторой опаской прикоснулся к нитям.

Ничего не произошло. То есть, сначала ничего не произошло. Инка, так же как и я, держала клубок двумя руками, смотрела мне в глаза и… улыбалась. Очень довольно улыбалась. Я бы сказал – кровожадно!

Затем мы оказались в другом месте.

Во все стороны – бескрайнее голубое небо. Глаза слепило палящее солнце. Часть яростного диска закрывала лицо девушки, склонившейся надо мной. Нет, уже не девушки – жрицы! Её чёрные волосы были убраны в сложную, удерживаемую массивными золотыми украшениями прическу. Лицо серой мышки превратилось в суровый и прекрасный лик богини, на тонких губах змеилась торжествующая улыбка. В общем, ожившая иллюстрация к фильмам про коренное население Америки.

А я – лежал. Ощущал голой спиной грубую каменную поверхность алтаря, чувствуя напряжение в мышцах рук, привязанных, неудобно вывернутых за голову. Беспомощный и обречённый.

Это было не видение – уж в них-то я научился разбираться! Я реально, во плоти, безо всякого раздвоения личности находился на алтаре чёрт его знает где! Замечательным образом подготовленный к жертвоприношению – кроме “милого” личика жрицы, я заметил и массивный кинжал с каменным лезвием в её руках.

Непонятно как, но я понимал: всё, что случится со мной здесь, будет по настоящему. То есть, если Куава пронзит мне сердце своим тесаком здесь, то там, в сарае, я умру. Без понятия, как это будет выглядеть: может я просто мешком сползу на пол, а может разлечусь по стенам облаком кровавых брызг. Неважно, в общем-то. Главное, что смерть моя будет настоящей. Окончательной и бесповоротной.

При этом страха я, почему-то, не испытывал. Должен бы, по идее, но не боялся. Смотрел на инку с любопытством и ждал, что будет дальше. Словно участвовал в театральной постановке, а не готовился отправится на встречу с Господом.

– Кровь Инту привела тебя сюда, под его взор! – торжественно возвестила жрица. Никакой ломаной латыни, я понимал её прекрасно, хотя говорила она, вероятно, на родном языке. – Он смотрит на тебя, предавший кровь!

Отвечать я не стал. Во-первых, не знал что именно говорить, а во-вторых, понимал, что ответ девушке и не требовался.

– Сейчас Инту испытает твоё сердце, Ткач, – продолжила Куава. – От Его света ты не сможешь скрыть ничего! А потом я убью тебя.

“А она симпатичная, – в этот момент пришло мне в голову. – Без этого мешковатого тряпья, с макияжем и сложной прической. И глаза такие… выразительные! Надо же, не разглядел!”

Инка подняла нож и рассекла мне грудь.

Боль была жуткая. Мне никогда раньше не вскрывали грудную клетку, да и те немногие операции, что я пережил в прошлом, проходили под наркозом. Основные травмы у меня, как и положено, были в детстве, но сейчас я помню о них что угодно, кроме самого ощущения боли. Сейчас же вся она, помноженная на сто, вернулась.

Но не закричал.

Я чувствовал, как расходится под острым лезвием плоть. Слышал, как хрустят разламываемые ребра. Ощущал, как толчками выплескивается из моего тела кровь. Видел, как серьёзная девочка-жрица запускает мне в грудь обе руки и, спустя миг, поднимает к солнцу моё бьющееся сердце. Но продолжал молчать.

Это не был шок от боли или ужаса ситуации. Просто крики и вопросы казались сейчас совершенно неуместными. Странно, согласен, но, с другой стороны, попасть на жертвенный алтарь к индейцам – не странно?

– Взгляни на него, Отец! – выкрикнула инка светилу. – Испытай его, предавшего Твою кровь!

Вот тут я, почему-то, возмутился. С чего это я предатель? Мы что, были друзьями? Я ей что-то обещал, но не выполнил? Просил её руки, а потом сбежал в Сиам со стриптизёршей? Не было такого, нечего наговаривать! Согласен, я может и не лучший представитель рода людского, но не предатель!

Другая часть моего рассудка тихонько посмеялась над горячностью этих мыслей. Мол, нашёл из-за чего бузить. Тебя тут инка на алтаре в фарш кромсает, а ты решил обидеться на неверную формулировку?

Солнце равнодушно жарило моё никак не желающее умирать тело, жрица продолжала протягивать ему сердце. Она что-то, кажется, пела, но слова и ритм песни терялся в пульсации крови.

Затем в голубом небе появилась чёрная точка. Одинокая птица, тень на бирюзе, она не приближалась и не отдалялась. Неспешно переместилась в центр солнечного диска и повисла. За неимением более интересных объектов, на ней я и сосредоточился.

– Почему Ты молчишь, Инту? – воскликнула инка спустя минут десять. Я даже мысленно поблагодарил её, а то стало совсем скучно. – Я, последняя из Твоих детей, взываю к Тебе и требую правосудия!

Крохотный чёрный зрачок на радужке солнца продолжал бесстрастно взирать на разворачивающееся на земле действо. Солнечные лучи не чертили огненные письмена на небесном своде, не били в жертвенник молнии, трубный глас не требовал прекратить безобразия.

Но жрица не сдавалась. Раз за разом она выкрикивала своё требование Солнцу, пока, наконец, оно не закрылось набежавшей невесть откуда тучкой.

Плечи девушки поникли, руки, продолжающие держать моё сердце, опустились.

– Он должен был покарать тебя! – обвиняюще бросила она.

– Ну извини! – булькнул я, осознав, что торжественность момента ушла и надо мной нависает не величественная жрица, а расстроенная провалом девушка. – Не хотел тебя подводить.

Декорации спектакля стали на глазах истончаться, обнажая таящуюся за ними черноту. Не внутренности сарая, что характерно.

– Слушай, верни уже моё сердце! Что ты вообще тут устроила?

Где-то по краю сознания мелькнула мысль, что вести беседы с распахнутой настежь грудной клеткой – дурной тон, но я отогнал её как пораженческую и несвоевременную. Немного, разве что, напрягало моё сердце в руках у девчонки, поэтому я всё же сбавил тон.

– Хотя бы объясни чего ты хотела добиться, Куава? – не услышав ответа на первый вопрос, примирительно проговорил я. – В жертву меня принести своему Инту? Что я тебе такого сделал?

– Ты – Ткач, – инка, что удивительно, послушалась и аккуратно вложила сердце обратно мне в грудь. Напряглась и свела разрубленные ребра. Боль сразу ушла. – Ткач, который служит врагу. Предатель крови. Но Инту не считает тебя предателем. Иначе бы дал знак.

Грудина срослась, словно никогда и не была вскрытой. Верёвки, держащие руки и ноги, осыпались пылью. Я поднялся и первым делом поискал взглядом что-нибудь, чем можно было прикрыть чресла, а то ведь на алтаре оказался в чём мать родила. Не найдя ни тряпки, ни листа, плюнул и уселся на камень жертвенника как есть. Инка демонстративно повернулась ко мне спиной. Прямо иллюстрация к женскому журналу с подписью: “Ты никогда меня не понимал!”

Жертвенник стоял на вершине ступенчатой индейской пирамиды посреди джунглей. Выглядело сооружение ухоженным и основательным, ни капли не напоминая те развалины, которые я видел по телевизору. Будто построили его самое большое пару лет назад, и с тех пор только колер на камнях обновляли.

Интересное место. Где, к слову, мы находимся, и каким манером инка нас сюда забросила? Она же неодарённая! А это, если я правильно понимаю… Блин, это какая-то лютая смесь из информационного поля, того места, где мы встречаемся с двойником, и ещё чего-то третьего. Покопавшись в памяти, я выудил подходящее понятие: “складка пространства”. Без малейшего понятия, что оно значит и имеет ли какое-то отношение к этому месту, но звучало солидно. И, что куда важнее, позволяло хоть как-то называть место нашего пребывания. А то “это место” – не звучит!

Ладно, с этим определились. Теперь вперёд налаживать контакты с туземным населением!

– И что теперь? – спросил я. – Убить тебе меня не позволили. Может теперь всё-таки поговорим?

– О чём мне говорить со слугой врага?

– Вот заладила! Слуга врага! Предатель! Я вообще не понимаю о чём ты говоришь! Хотя бы объясни кто такие Ткачи и почему я предатель? Раз уж твой Инту отказался принимать жертву.

Она всё же повернулась ко мне. Губы её предательски подрагивали, глаза наполнились вот-вот готовой сорваться влагой.

– Ты правда не знаешь кто ты?

– Да как тебе сказать… – буркнул я в ответ, с трудом сдержав рвущийся наружу ответ в стиле Тони Старка: “Попаданец, маг и пророк!” – Большую часть времени знаю. Но когда мне вот так ставят вопросы, начинаю сомневаться в этом знании.

Лучше бы молчал! Только что обиженно дрожащая губа презрительно изогнулась, а взгляд облил ненавистью. Хорошо хоть рука за ножом не потянулась.

– Послушай… – Господи, как беспомощно-то прозвучало! – Я пленник, как и ты. Паписты похитили меня, когда я возвращался домой. Напали на моих друзей, положили кучу народа, только чтобы меня заполучить. Тот мрачный тип, который ходит за мной тенью, он умеет глушить дар. Привезли сюда… Я не в кандалах и не в подземелье только потому, что пророческий дар нельзя подчинить силой. Вот они и стараются со мной договориться. А не смогут – убьют. Потому что для них лучше мёртвый пророк, чем не подконтрольный им.

– Ты пророк?

– Я уже говорил.

– Но я же чувствую кровь Инту в тебе! Ты Ткач, я не могла ошибиться!

– Кто такой Ткач?

Инка пожала плечами, мол, ну очевидно же!

– Правитель. Провидец.

– Пророк.

– Нет! Пророки у врага!

Я чуть не расхохотался, настолько по-детски прозвучал её ответ. Вечный спор про “наших разведчиков” и “ихних шпионов”. Но не стал, конечно же. Что я, совсем уж дурак, рушить только возникшее настороженное?… Ну пусть не доверие, но ведь и не враждебность уже!

– Чем отличаются пророки от Ткачей?

Девчонка задумалась. Надолго, надо сказать, видимо, сложным вопрос оказался. Причём, тут к бабке не ходи, самое непростое, что она сейчас решает, это говорить мне правду или нет. Решив, видимо, что католикам и так всё хорошо известно, ответила:

– Пророк видит будущее. Вероятности, стремящиеся к воплощению. Ткач создает вероятности.

– Взаимодействует с информационным полем? – уточнил я после недолгого молчания. – В смысле, воздействует на него?

Куава кивнула. И совершенно не по-жречески шмыгнула носом.

– Интересно… – протянул я. Но к этому мы ещё вернёмся. Кинул взгляд на часы, не обнаружил их, чертыхнулся. – Слушай, а тут как время идёт? Я к тому, что видят сейчас наши надзиратели.

Психология, ребята, она в мелочах. “Мы”, “нам” и так далее. Привязываешь себя к другому человеку на понятийном уровне – заставляешь его принять мысль, что в данной ситуации нет “я” и “он”, но есть “мы”. Товарищи по несчастью. Люди, которые просто обязаны объединиться перед лицом общего врага.

– Тут быстрее. Мы просто сидим и держим в руках кипу. Не знаю сколько точно, минуты две.

Это хорошо! Значит Тень ещё не успел насторожится и бахнуть своим “постановщиком помех”. Интересно, кстати, а эта его способность влияет на это место?

– Славно! А где мы находимся?

Не то чтобы это было важно, я бы даже сказал, совершенно не принципиально, но вопросы – они же как сложное плетение. Одна петля взаимодействует с другой. Ответь на один вопрос, и на следующий промолчать куда сложнее.

– В храме Инту.

А, ну конечно! Где же ещё!

– И ты можешь сюда в любое время попасть?

– Одна – нет. С учеником или с Ткачом, – в этом месте девушка встрепенулась, словно из транса вышла, и взглянула на меня с интересом. – Или с подношением Инту.

И сжала пальцы на рукояти тесака.

– Стоп-стоп-стоп! Куава! – я вскинул руки. – Давай не будем пляски вокруг жертвенника устраивать! Я уже не связан, к тому же твой бог уже выразился по моему поводу. Вполне определенно!

Пальцы расслабились и взгляд инки потух. М-да, ничего себе у неё настроение скачет! Жизнь в одиночестве никому на пользу не идёт.

– Я не жертва, с этим мы вроде определились. Кто там остается? Ткач или ученик? Ничего не скажу про Ткача, но учеником я вполне могу быть!

– Зачем мне учить слугу врага? – тускло поинтересовалась девушка.

– Я не служу папистам! Я пытаюсь от них сбежать, попутно серьёзно наказав за своё похищение. Будь ты капельку умнее, поняла бы, что открытое противостояние врагу хорошо только в сказках. Особенно, если у того преимущество в силе. В реальности такой стиль поведения заканчивается кандалами или перерезанной глоткой.

Инка тряхнула головой:

– Ты можешь так говорить, чтобы выведать тайны моего народа.

Ну, логичное предположение, что тут скажешь! Есть всё-таки у девчонки мозги.

– Которые ты должна передать своей дочери? Которую хочешь назвать Ахчок?

Глаза Куавы расширились от удивления, а губы, против воли хозяйки, сами сложились в слово “как?”

– Я пророк, помнишь? Я могу просмотреть твою жизнь от рождения до смерти, – больше блефа, Антошин! – Мне нет необходимости втираться к тебе в доверие, чтобы получить знания. Я могу просто увидеть их. И я бы так и поступил, если бы служил папистам. Но я им не служу. Мне они такие же враги, как и тебе. Я просто предлагаю объединиться и вместе бороться с ними!

Кажется девчонка мне всё-таки поверила. По крайней мере, хотела поверить. Трудно быть одной просто так, но куда сложнее в одиночку бороться. Ей нужен был союзник. Не меньше чем мне. И она об этом задумалась. Теперь ей просто нужно время, чтобы принять необходимость союза со мной.

– Ты пока ничего не говори. Не отвечай. Потом решишь и скажешь. Я придумаю для отца Доминика что-нибудь. Какую-то убедительную причину, почему ты будешь со мной откровенна. А там… Можно будет скормить папистам какие-нибудь не важные сведения, чтобы они поверили.

– Какие? – тут же взвилась инка. Она не планировала отдавать врагу и крошки знаний.

Стратегическое мышление явно не её конек. Хотя что взять с девушки, большую часть времени прожившей в горах в одиночестве? Которая смыслом своего существования считает передачу знаний мёртвого рода своей нерожденной ещё дочери? Ладно, для этого в нашем новообразованном тандеме есть я.

– Понятия не имею, Куава. Что-то, что они и сами могут знать. Что-то, что не способно навредить тебе или мне. Ещё раз прошу – не отвечай сейчас. Подумай. Пока от тебя мне нужно только принципиальное согласие работать вместе. Хорошо?

С некоторой задержкой, очень неуверенно, но инка всё-таки кивнула.

– Отлично! Тогда вытаскивай нас отсюда. Как бы наш надсмотрщик не начал беспокоится.

 

Глава 8. Магомет идет к горе

Перед тем как бежать и радовать доброго дедушку Доминика, мы с Куавой разыграли маленькую сценку, которую пару раз отрепетировали на вершине пирамиды. Специально для Тени – он ведь должен был что-то рассказать своему хозяину. А то просидели, промолчали – подозрительно же! Незачем было нашим тюремщикам знать о возможности беседовать в “складке пространства”. Так что я поугрожал инке, она покричала на меня в ответ, и все остались довольны. По завершении постановки школьного театрального кружка я отправился на доклад, оставив девушку в слезах.

Я не слишком раздумывал о природе того места, в котором инка вскрыла мне грудную клетку и игралась с сердцем. Определил его для себя как “складку пространства” и на том успокоился. Какого пространства? Что за складка? Частностями голову я не забивал. Психика укрепилась, не иначе – всё, что не имело объяснения прямо сейчас, получало инвентарный номер и убиралось на полочку подальше. До лучших времен. Я как решил: если над каждой странностью морщить мозг, то вскорости он просто взорвётся. А так – одним антинаучным объяснением больше, одним меньше…

Хотя, если быть совсем честным, то возможное наличие в этом самой “складке” некой сущности, которую Куава считала божеством – творцом всего сущего и главой инкского пантеона по имени Инту – несколько напрягало. Конечно, девчонка могла просто верить, что он незримо присутствовал и отвечал на её вопросы, а на самом деле никого там не было. Но я-то тоже видел птицу, ставшую зрачком солнца! И тучку, принятую Куавой, да и мной тоже, за знак заканчивать уже с этими играми в наказание предателей. Что это было? Гипноз?

Впрочем, бог с ним, с Инту. Хватало проблем и без него. Тот же Доминик, например.

Спешил к нему на доклад я по причине весьма прозаической – проклятый ментальный блок в моей голове. Внутри всё просто переворачивалось от желания поскорее поделиться ценными сведениями. Как дитё, ей богу – папа, смотри, как я могу! Бороться с этим не было никаких сил, но, с другой стороны, правда – вещь в себе. Факты редко избавлены от свиты оценочного суждения. Да и вообще, что-то можно было утаить, на чём-то сместить акценты, и история заиграет новыми красками. При желании и некотором опыте, а я им обладал, можно было рассказать такую историю, которая ничего общего с реальностью иметь не будет.

По дороге к келье я на скорую руку накидал план разговора с магистром. Без плана в таком деле никак: его ведь нужно убедить не только в том, что я нашёл общий язык с инкой и склонил её к сотрудничеству, но подать всё так, чтобы создалось ощущение моей заинтересованности и лояльности. Мол, смотрите, святой отец, я тут пашу на общее дело изо всех сил, пока вы прохлаждаться изволите. Не чураясь, между прочим, непопулярных методов!

Времени с моего последнего посещения больного прошло всего ничего, отец Доминик по прежнему возлежал в окружении подушек и страдал. Я ворвался к нему, едва монах-сиделка отворил дверь, и выпалил:

– Инка будет с нами сотрудничать!

Первое правило доклада “начальству” – начни с хороших новостей и сформулируй их в одно короткое предложение. Потом можно и к неудачам перейти, да и вообще сообщить, что озвученные новости не такие уж хорошие. Настроение и отношение к докладчику формируется с первой фразы.

– И как же вам удалось этого добиться? – с интересом и явным недоверием спросил доминиканец.

Даже как-то обидно стало от такого неверия в мои силы!

– Дедовскими методами, падре. Шантажом и угрозами, – и вид на себя напустил довольный донельзя.

– Поясните, – потребовал тот. Дал знак монаху, и тот понятливо помог ему занять сидячее положение. Склонил голову набок, отчего сделался похож на черепаху без панциря, и сосредоточенно замер, готовясь слушать меня.

– У девчонки обнаружилось слабое место – её дочь, – в этом месте я сделал паузу для значительности, после чего пояснил: – Я видел это в её нити. Куава прячет девочку в какой-то деревне у местных. Я сказал, что расскажу про это место вам, если она не научит меня обходить защиту другого пророка. Дальше всё было довольно просто.

Вы же не думали, святой отец, что сделали меня своим следящим устройством? Правду я, так и быть, расскажу, но такого вокруг неё наверчу – замучаетесь разбираться!

– Вот как… Это хороший рычаг влияния, – кивнул старик. – И где же она её прячет?

– Дочку-то? Всё вам расскажи, падре! Не-е-ет! Мы, конечно, союзники, но козырь этот я пока повременю в бой сбрасывать!

Расчёт мой был на то, что несуществующая дочь Куавы папистам не потребуется, пока инка будет сотрудничать. А значит мне позволят утаить эту информацию. Да ещё и посмеются над наивностью русского, рассчитывающего оставить у себя рычаг влияния.

Магистр меня не разочаровал. Улыбнулся по доброму и согласно кивнул.

– Как вам будет угодно, Игорь. Дочь инки орден не интересует, в отличии от её матери. Так она уже раскрыла секрет обхода защиты?

– Тут всё не так просто, но раскроет, я уверен.

– Что же заставляет вас так думать?

– Она затащила меня в какое-то видение, где собралась принести в жертву своему божеству, но там проиграла мне. Потом я её добил своей информированностью, так что она сейчас просто раздавлена. Дадим ей час-другой, пусть пока свыкнется с мыслью о сотрудничестве с врагом. Это не так просто – по себе знаю, – в завершении этой фразы, я послал доминиканцу тонкую улыбку. Которую он тут же отзеркалил.

Некоторое время Доминик изучал меня. Столь пристально, что позавидовал бы эксперт по Дали из Эрмитажа. Затем растянул в улыбке тонкие бледные губы и молвил:

– Пусть будет по вашему. Должен признать, вы меня впечатлили. И удивили. Я не ждал от вас такого рвения.

Хотелось выдать ему что-то вроде “одно же дело делаем”, но я решил, что это будет явный перебор. Поэтому ответил более нейтрально:

– Не хочется торчать в вашей гостеприимной обители дольше необходимого. Я просто выполняю свою часть договора. Как и вы свою.

Ещё один обмен полными скрытого смысла улыбками, и я откланялся, оставив старика отдыхать и набираться сил. Он-то явно хотел ещё поболтать, но монах-сиделка посмотрел на него настолько непреклонно, что суровый магистр предпочёл с ним не спорить. Лишь взял с меня обещание сразу же доложить об успехах.

Кстати, перед уходом я обратил внимание, что апельсинов на тумбочке стало меньше. Во-о-от! А Альдо смотрел так удивленно, для чего, мол!

– Взять кипу.

Инка выглядела напряженной, но собранной, и инструкции отрабатывала как положено. Сказано – всё общение по делу в “кармане” – выполняет. А Тени, стоящему рядом, было достаточно и тех слов, что мы специально для него заготовили. Пленница учит другого пленника читать узелковое письмо погибшего народа.

Послушно я протянул руки и взялся за шерстяные нити. Это был другой клубок, если подобная подробность вообще имеет значение. Не то чтобы они сильно друг от друга отличались, разве что плотностью узлов и сочетанием цветов.

– Один рука держать нить. Второй рука читать узел, – продолжила наставница. – Этот узел говорит “огонь”. Два узел рядом вместе с огонь говорит сильный огонь стена. Ты понимать?

– Эти три узла – стена огня. Понял.

– Нет! Сильный стена огня!

Кажется, девчонке пришлись по вкусу игры в шпионов, и она увлеченно вываливала на внимательно наблюдавшего Альдо кучу словесного мусора и явной дезинформации. Это, конечно, было весело, но пора бы и к делу переходить.

– Теперь рука на узел и молчать. Закрыть глаза. Чувствовать узел. Силу что проходить сквозь нить.

Это был сигнал о перемещении в личное измерение жрицы. Я послушно смежил веки и через мгновенье смотрел на неподвижный тропический лес, окружающий пирамиду.

– Отличная работа! – похвалил я Куаву. – Не знай я правду, сам бы купился!

Инка впервые на моей памяти улыбнулась. Не продемонстрировала мне звериный оскал жрицы, собирающейся вскрыть грудь жертве, не презрительно сморщила носик, а именно улыбнулась. Кажется, даже чуть смущенно.

Кстати, в это своё посещение пирамиды я был одет, а не щеголял голым задом. Правда, не в хламиду доминиканца, а в набедренную повязку из куска расшитой ткани и нескольких ярких перьев. На предплечьях были браслеты из камня и кости, а шею оттягивало массивное ожерелье-воротник, набранный из золотых пластин. На всякий случай я потрогал голову и облегчённо выдохнул – хотя бы головного убора из перьев не было! Похоже, “складка” преобразовывала всех, кто в неё попадал, в соответствии с представлением хозяйки о правильном и неправильном. Ладно уж, особого вреда тут вроде нет. Побуду индейцем – с меня не убудет.

– Что теперь?

– Буду смотреть твоё сердце.

Реплика жрицы меня насторожила. Сразу вспомнился звук ломаемых рёбер, а отголосок жуткой боли, которая этому сопутствовала, лизнула внутренности шершавым языком.

– Слушай, мы, кажется, в прошлый раз с этим разобрались! – возмутился я, отступая на всякий случай от девушки.

– Нет, я не буду доставать твоё сердце, – “успокоила” инка. – Я буду смотреть его. Надо понять, почему ты не можешь видеть, как видит Ткач. Ложись!

Алтарь будто подтолкнул меня под колени. Каменюка словно намекала – не трать время, сейчас доктор во всём разберётся.

– Куава, а как должен видеть Ткач? – снова оказаться на жертвеннике мне очень не хотелось. – Можно же поговорить просто!

– Ты уже говорил. Ты видишь людей. Смотрел моими глазами, был в моей голове. Так узнал про меня. Услышал мои мысли. Узнал имя, которое я хочу дать дочери. Но не знал как сделать, чтобы я сама пришла. Понимаешь?

– Нет, – признал я.

– И я нет, – откликнулась девушка. – Ты Ткач, я чувствую это в твоей крови. Но будто слепой. Искалеченный.

– И вскрытая грудная клетка поможет это исправить?

– Надо понять как это исправить, – поправила она меня. – И я не буду тебя резать. Хватит бояться!

Да не боюсь я вовсе! Просто разумная осторожность. Но если по другому никак – ладно. Буду настороже, если что не так пойдет.

С обречённым вздохом я лёг на тёплый камень, чтобы услышать завершение её фразы.

– Но твоя кровь мне понадобиться.

Впрочем, ей хватило символического надреза, из которого вытекла лишь крохотная капля крови. Инка подхватила её кончиком пальца и размазала по моей груди, рисуя, похоже, круг.

– Попробуй вызвать видение, – сказала она. Одновременно с этими словами девушка запустила руку мне в грудь. Не пронзила её, а именно запустила! Словно кровь создала портал, позволяющий проникать через физические объекты. – Я не знаю, как ты это делаешь, поэтому просто сделай. Можешь воззвать к своему богу, если это помогает. Инту не будет против.

Ишь ты! Инту её не против! Ну ладно!

Боли не было, даже ощущения инородного предмета внутри отсутствовало. Закрыв глаза, я привёл мозги в порядок и попытался погрузится в инфополе. Получилось, и довольно легко, но как-то наполовину. Тысячи нитей разных цветов появились перед моим внутренним взором, но были они, как бы это правильно сказать, двумерными. Плоской картинкой, которую я мог видеть, но проникнуть в которую никак не получалось.

– Говори что видишь! – потребовала инка. Я с некоторым удивлением сообразил, что нахожусь в полном сознании. Ну да, в поле-то я не попал.

– Нити вижу. Рисунок, который сплетают нити, – отозвался я. И добавил после паузы, так как узнавание уже давно сидело у меня в голове. – Очень похоже на твои кипу, только больше во много раз.

– Ты видишь нити? – в голосе инке появилось удивление.

Пришлось ей рассказывать об особенностях восприятия отдельно взятого пророка. Про то, как я видел информационное поле. Все эти нити, узоры и сам ковёр. Девушку сведения порадовали.

– Значит, я не ошиблась! Ты Ткач!

– Милая, ты бы уже объяснила, что это всё значит. Создание вероятностей, о котором ты упоминала – это ведь ни о чём мне не говорит!

На грудь вдруг навалилась чудовищная тяжесть, а сердце пропустило один или два удара. Картинка поля мигнула и пропала, словно кто монитор из розетки выдернул.

– Ты чего творишь! – прохрипел я, когда удушье чуть отпустило. В том, что произошедшее было делом рук жрицы, я не сомневался ни на миг.

– Я тебе не милая! – рявкнула Куава. – Не смей говорить со мной, как с постельной девкой! Я от крови Инту! Я веду свой род от самого Манко Капака!

– Всё понял! Прости-прости! – ох уж мне эти здешние закидоны про древность рода и чистоту крови! – Это я не подумав ляпнул! Такого больше не повторится!

А как ещё говорить с девицей, рука которой почти по локоть погружена в мою грудь? Тут дышать-то опасно становится!

– Давай вернёмся к теме Ткачей, хорошо? – поспешил я сменить я тему. – Кто такие, что умеют и почему это я вдруг один из них?

Девушка согласно кивнула, вынула руку у меня из груди – ни капли крови, что характерно! – и дала знак подниматься с жертвенника. Села рядом со мной, прислонившись спиной к тёплому камню, и некоторое время хранила молчание.

– Ткачи вели мой народ в далёком прошлом, – заговорила она наконец. – Это самые могущественные жрецы и правители. Они смотрели в будущее и вносили в него изменения. Никто не мог сравниться с ними.

– Ты прости, что напоминаю, но католикам это вроде как удалось.

– Да, – девчонка, к счастью, не обиделась. – Их сила была очень велика. Они могли своей волей воздвигать горы и обрушивать их. Могли заставить землю плодоносить четыре раза в году, а могли сделать её мёртвой. Их сила была очень велика. Но она требовала очень много времени. Чем значительнее было воздействие на мир, тем больше времени на это требовалось. В кипу говорится, что Ткачи не смогли справится с врагом потому, что такое воздействие требовало четырёх лет подготовки. А поэтому, после того как захватчики объединились против моего народа, Ткачи увели его.

– Куда?

– Этого мне неизвестно. Другой мир? В кипу говорится, что они могут вернуться. Если их позовут.

Это же пророчество, да? Не, серьёзно – это натуральное пророчество! Ох, этого мне только не хватало! Хотя нельзя не признать – звучит круто! “Они ушли, но могут вернуться, когда их позовут!” Самое время перейти к тому, что я избранный, и мне это деяние и надлежит совершить.

Что до Ткачей и их необыкновенной силы, пока я смутно представлял, о чём говорила инка. С одной стороны, похоже на царский дар, если бы не одно “но” – время тот не использует, опираясь только на дар владельца. Да и как можно, простите, само время использовать как… как ману в рпг-играх, что ли? Ладно, это детали. Разговор пошёл, значит станет ясно и это. К тому же один из уроков жизни, который я выучил на “отлично”, звучал примерно так: если ты чего то не знаешь – не стесняйся спросить!

– Ты можешь поподробнее рассказать, как именно эти твои Ткачи осуществляли воздействие?

– Я лишь хранительница знаний… – произнесла девушка. Но добавила после недолгого молчания. – Но о самом принципе много говорится в кипу. Сама кипу, точнее, говорит.

Во-о-от! Я знал! Внимательно слушаю!

– Кипу, как способ хранения знаний, появился из восприятия мира Ткачами. Там, на самом деле, нет слов или предложений. Это не записи, а техника запоминания событий и явлений. Например, красная нить говорит об огне, опасности или войне. Синяя – про жреческие ритуалы. Белая – история. Узлы же означают ритм, в котором сознание хранителя запоминает знания или события, запечатлённые на нити.

– Каталог! – воскликнул я, не удержавшись. – Библиотечный каталог!

И пояснил в ответ на непонимающий взгляд инки.

– Такой способ быстро найти нужную информацию.

– Так, верно. Но это для хранителей. А провидцы видят весь мир, как кипу. Нити людей, узлы ключевых событий – все они доступны взору провидца. Но Ткачи не просто видят их, они меняют. Они вяжут узлы событий. Оказывают небольшое воздействие тут и там, запуская этим цепь событий. Понимаешь?

Я задумался. Что-то крутилось на границе сознания, что-то очень знакомое, но при этом – недосягаемое. Как вспышка узнавания при виде человека на улице, за которым следуют мучительные часы, когда ты пытаешься совместить его образ с местом или обстоятельствами знакомства. В памяти крутились обрывки всякой ерунды, от шоу экстрасенсов до статей в википедии о квантовой спутанности. Тот самый случай, когда мозг много и бессистемно читающего человека превращается в пыльный, забитый ненужным хламом чердак. Найти в котором что-то нужное – то ещё деяние.

– Не могу пока представить, как это может помочь мне снять защиту пророка с нужной нити… – отчаявшись найти ответ в грудах этого мусора произнес я. – Ты могла бы привести пример?

– Ты не слышишь меня! – рявкнула вдруг инка. Не ожидая такой реакции, я даже, кажется, подпрыгнул на заднице.

– Ты о чём?

– Все нити связаны, глупец! Тот, кто окружил защитой нужную тебе, протянул связь от себя к ней. Найди связь и разорви её!

Просто магистр Йода, блин! “Сосредоточься, Люк. Почувствуй Силы течение!” Типа, мидихлорианы укажут путь!

– Так просто? Найди и разорви? А если я даже не представляю как искать и разрывать? Всё, что я делал до этого – только смотрел.

– Я не провидец, а кипукамайоки. Знаниями я способна с тобой поделиться, но сказать за пределами связанного в кипу не могу.

– И что говорят твои знания? Как Ткачи оказывали воздействие? И где они это делали? Внутри поля и в реальном мире?

– А, ты про это! – до инки, кажется, только сейчас дошло, что именно я у неё спрашивал. – В мире, конечно. Обычно приносили жертвы.

И она выразительно указала глазами на алтарь.

“Долбаные краснокожие! – бесился я в своей келье спустя минут двадцать. – Жертвы они приносили! А мне как поступать? Просить католиков нагнать сюда местных крестьян и резать их на алтаре? Нет, правильно с ними католики поступили! Ну их нахрен, с таким воздействием на мир!”

По дороге в свою келью я ещё раз заскочил к магистру, обнаружив его куда более оживлённым чем в прошлый раз. Заверил старика, что всё прошло как задумано и его пророк идёт отрабатывать на практике полученные знания. А вернувшись в келью, с остервенением минут пять пинал ни в чём не повинную кровать.

“Жертвы, блин! Как мне взломать эту проклятую защиту? Без успеха в этом направлении у меня ничего не выйдет!”

Постепенно гнев утих, и я смог размышлять более-менее здраво. Решил опустить всю эту метафизику с кровавыми жертвами и размышлять опираясь на факты, а не на эмоции.

Итак, допустим я Ткач. Пусть, назовём это некой разновидностью пророка. Ткач может видеть связи людей и событий, а также влиять на них. Принося, мать их, жертвы! Спокойно, Антошин, жертвы пока за скобки! В целом, звучит всё довольно логично, взять хотя бы мой способ взаимодействия с полем.

Видеть связи… Нити я, положим, вижу, а вот со связями пока не очень. Сказать по правде, не слишком-то хорошо пока удаётся даже к своей жизни применить полученные в поле сведения. Ситуационные единичные откровения не в счёт – они систему не делают. А нужна-то именно система.

Я примерно понимаю, как этого достичь, но в теории. На практике же пока ничего не выходило. Я про узор. Тот самый, который всегда на ковре имеет место, но разглядеть который мне ни разу ещё не удавалось. Значит нужно сосредоточится на этом. Увидеть не просто отдельные события, но и связь между ними. Тот самый узор.

Видя последовательность тех или иных событий, я смогу обнаруживать закономерности. А значит, что логично, и влиять на них. Создавая что-то вроде эффекта домино – роняешь одну плашку, она опрокидывает другую, и получается цепная реакция. А если ещё потратить время на выстраивание костяшек, то, упав, они образуют нужный тебе рисунок. Как-то так. В теории.

Кстати, я вспомнил, что мне напомнили слова Куавы про воздействие Ткачей на мир. Фэншуй, мать его! Китайская геомантия. Символическая организация пространства, позволяющая, например, перестановкой мебели избавить человека от головной боли. Или, скажем, увеличить его творческий потенциал. Бред бредовый, если подумать, но поднебесники в него верили. Помню, кто-то из журналистов рассказывал, как китайская стройфирма в моём родном Благовещенске остановила рекламную компанию на пару миллионов рублей только из-за того, что их специалист по фэншую посчитал дату начала неудачной.

Тут что-то похожее, но в масштабах значительно более пугающих. Точнее, масштаб значения не имеет, есть лишь время, затраченное на подготовку воздействия. И количество рабов, принесённых в жертву. Да что ж ты всё время на жертвы-то сворачиваешь!

Ладно, если большая задача пугает, попробуем разбить её на составные части. И для начала попытаемся научиться обнаруживать эти самые взаимосвязи. А уже потом перейдём к способам влияния на них и выстраиванию нужного мне узора. Как говорится, степ бай степ.

Нырнув в поле, я восстановил в памяти лицо Луки Фрозо и довольно быстро обнаружил его нить. Как и в прошлый раз, на попытку проникновения внутрь она отреагировала вспыхнувшей серебристым “силовой обёрткой”. Но в этот раз я ждал подобного, поэтому смотрел не на нить, а на само сияние защиты. И был вознаграждён. Инка была права – это тоже была нить. Тонкая, едва видимая, очень плотными витками охватывающая нить Фрозо и от того воспринимаемая мной монолитной.

Я приблизился так близко, как только мог, и начал изучать эти бесконечные витки. В какой-то момент обнаружив, что полупрозрачная нитка уходит в сторону. Не тратя на размышления времени, я пошёл по следу, ныряя между ставшими древесными стволами нитями, как какой-нибудь дайвер, и вскоре вышел на предмет поисков.

Им оказалась ещё одна нить. Бледно-голубая, почти белая. На данном увеличении даже не нить, а жгут из сотен, если не тысяч струн, закрученных вокруг друг друга. Одна из которых и привела меня от Фрозо к пророку.

Отлично! Ставим галочку на выполненной подзадаче и приступаем к следующей. Ищем дальше.

Замелькали в ускоренном ритме сцены-образы. Я даже не всматривался в них, понимая каким-то шестым чувством, что ко мне и моему вопросу они не имеют никакого отношения. Люди в костюмах, люди в рясах, какие-то церковные службы, отдельные встречи и массовые сборища. Не то, не то, всё не то! Я искал увлечённо, не понимая даже, что именно ищу. Берег реки, закат и два человека с удочками, разговор в салоне автомобиля, площадь под балконом, полная людей. Недовольное лицо Луки Фрозо, какое-то застолье, распятие перед самым лицом и бормотание молитвы… Стоп! Фрозо!

Вернувшись назад, я всмотрелся в сцену, на которой личный убийца кардинала о чём-то беседовал с владельцем нити. Замедлил ход времени до нормального и впитал образ целиком.

Именно что впитал. Не было каких-то разговоров, мыслей, суждений. Не было декораций, температуры воздуха, запахов. Но в то же самое время – всё это наличествовало. Только было спрессовано в один узор, который мне было достаточно окинуть взглядом, чтобы увидеть и осознать его полностью. При желании, я мог разложить его на составные части, услышать каждую реплику, почувствовать прохладу камня под рукой, втянуть носом запах горящих свечей. Но необходимости в этом не было. Короткий миг, и я уже знал, что потребовалось пророку, чтобы поставить защиту Фрозо.

Кровь. Капля крови убийцы кардинала. И почему я не удивлен?

Кровь потребовалась инке, чтобы “смотреть” моё сердце, кровь нужна была вану Ло, чтобы чувствовать мои эмоции и понимать где я нахожусь. Почему бы, чёрт возьми, крови Фрозо, преобразованной пророком, не стать защитой его нити? Всё, всё завязано на крови!

Ладно, а если без эмоций? Что нам это даёт? Ну, если навскидку, возможное ограничение по дальности действия. Яо не может меня чувствовать за пределами сотни километров. Может и у пророков есть пределы? Ну и что? Если убийца в зоне действия пророка, значит шансов пробить защиту нет?…

Антошин! Ну на поверхности же! Воздействие на поле путём воздействия на реальный мир! Если я не могу воздействовать на поле, то на реальный-то мир, и кстати, не обязательно жертвами, могу! Зациклился на своих жертвах, гуманитарий несчастный! Как там говорят? Если гора не идёт к Магомету, значит Магомет идёт к горе! Да! Всего-то и нужно удалить убийцу от пророка на значительное расстояние, чтобы проверить догадку!

Осталось придумать, как это сделать…

С другой стороны, а почему я должен об этом думать? Кому нужна информация из головы карманного убийцы кардинала? Вот он пусть и думает! Моя задача – указать, что нужно сделать.

– Альдо, за мной! – прокричал я Тени, возбуждённо выбегая из кельи и устремляясь к больничной палате отца Доминика. Чёрт, может телефон хотя бы проводной тут поставить, а то замучаешься же носится туда-сюда!

– Падре, нужно придумать какое-то задание для Луки Фрозо. Желательно, чтобы оно было где-нибудь у чёрта на куличках и как можно дальше от пророка кардинала Франко.

– Зачем? – магистр ордена уже ходил и встретил меня в дверях.

– Разорвать его связь с пророком. И тогда я смогу залезть к нему в голову.

Если я прав, открывающие перспективы просто опьяняли.

 

Глава 9. Расстановка приоритетов

Тридцатилетний Алексей Невельской, князь Поморский, обладал тем набором черт, которые, в совокупности, в народе обозначают словами “ласковый теля двух маток сосет”. Высокий, гибкий, с узким улыбчивым лицом, влажными глазами и языком “без костей”, он органично вписывался в любую компанию, быстро становясь там своим человеком. Ещё при первом представлении Пояркову, когда Золотым Рогом правил отец поморца, он взял манеру звать благовещенского владетеля дядькой. То ли подчеркивая разницу в возрасте и своё подчинённое в Триумвирате положение, то ли насмехаясь. По первости Пояркова это здорово раздражало – подобные эпитеты он предпочитал получать от кровной родни, но, со временем, привык. Долго сердится на этого прохиндея было решительно невозможно.

– Приоритеты сменились. Уж ты-то должен понимать, – подвижный как ртуть, Алексей Иванович за одну только эту фразу успел трижды сменить позу, а завершив её, уселся в кресло и откинулся на спинку. – И не смотри на меня волком, дядь Коль! Я младший в собрании, вот мне и выпало это сказать. Ерофеич, кстати, тоже так считает.

Невельской перевёл взгляд на Хабарова, и тот степенно кивнул. Средних лет мужчина, невысокий и широкоплечий, с едва прорисованной на лице шкиперской бородкой, темой разговора тяготился. И, хотя вины на нём не было, смотреть старался в сторону, прямого контакта взглядами избегая.

Поярков с неохотой кивнул. Негласно главенствующий в собрании дальневосточных князей, он понимал, что приоритеты и в самом деле сменились. Сейчас на повестке дня стояли совершенно другие вопросы. Да и кому нужна Пермь, когда на стол в ней некого посадить? То есть, люди-то имелись, но бояре, не носители княжеской крови. А без неё на престоле, да под носом у Бестужевых, не усидеть. На верную же смерть вассалов посылать было невмочно.

Признавать это не хотелось, но приходилось. Пермский анклав открыл бы Триумвирату новые возможности, но сейчас об этом стоило забыть. Другие дела требовали пристального внимания: не более важные, но, по крайней мере, имеющие решение. Что такое расстановка приоритетов, князь Благовещенский понимал, как никто.

– На том и порешим. Триумвират устраняется от вопроса Перми, – молвил он. Хотел было добавить, что данное решение отложено на неопределенный срок, до возвращения Антошина, но передумал. Давать зароки – всё равно что дома на песке строить. – Давайте к другим вопросам. Что там с нихонцами, Алексей?

Собрание проходило в Хабаровске, столице княжества, расположенного аккурат посредине земель Триумвирата. В небольшом кабинете – оно было рабочим, а не протокольным, так что пыль в глаза пускать было некому, да и незачем. Князья знали друг друга достаточно давно, чтобы не обращать внимание на внешние атрибуты власти и возможности друг друга. Нейтральный белый цвет стен, офисные жалюзи на единственном окне, три кресла, столик с напитками и мужчины в деловых костюмах. Не скажешь, что в этом месте и этими людьми вершится международная политика. Затрагивающая интересы миллионов людей из десятка стран.

А именно так и было. В границах Триумвирата уместилась бы вся Европа, да ещё и для османов бы место нашлось. Обширные земли, богатые, удобно расположенные. Их владетели последние сотню лет определяли политику всего Дальнего Востока. И вынуждали принимать в расчёт происходящее здесь хозяев земель куда более отдалённых.

Взять хотя бы Империю Нихон, с которой вражда за влияние в регионе шла очень давно и прекращаться не собиралась. У русских было очень много претензий к островитянам, да и те, не особенно напрягая память, могли бы поднять десяток-другой обид.

– Что с нихонцами? Берега потеряли, вот что! – ответил на вопрос Пояркова Невельской. Резко поднялся, нарезал пару кругов вокруг сидящих и вновь уселся на своё место. Его княжество граничило с азиатами по морю и больше других страдало от их внешней политики. – Окончательно. Надо наказывать, я считаю.

На манеру поморца мельтешить во время разговор уже давно никто не обращал внимания. Таковы Невельские – неподвижность представителям рода владеющих Хлябями сохранять было физически сложно. Бурлящая сила с трудом удерживалась внутри, требуя от носителя компенсации хотя бы в движении тела.

– Скор ты наказывать, – обозначил улыбку Николай Олегович. Отеческую, статус “дядьки” обязывал. – Острова зальёшь?

Он понимал гнев поморца, но потакать ему не собирался. Горячая кровь и стылая вода – худшее из всех возможных сочетаний. Начать войну легко – для этого у каждого из здесь присутствующих было достаточно силы. Куда сложнее остановить её. Или, скажем, жить с последствиями.

Алексей Иванович отвел глаза, стыдясь скоропалительной своей реплики. Хотя быстро погасший огонёк в его взгляде и говорил – да, залил бы! Накрыл бы таким цунами, до середины острова бы волна дошла! Но понимал последствия, а потому и стыдился горячности.

– А я согласен с Лёшей, – “неожиданно” поддержал Борис Ерофеевич младшего товарища. – Он, конечно, горяч не по чину, а по возрасту, но нихонцы, Николай Олегович, и правда берега потеряли! Причём, в прямом смысле.

Хабаровы с Невельскими, кроме дружеских отношений, ещё и в родственных отношениях состояли. Что, зачастую, проявлялось в таких вот своевременных поддержках во время обсуждений. Однако это никогда не влияло на трезвость принимаемых после решений.

– Опять “браконьеры”? – Поярков выделил слово особо.

– Если бы, дядь Коль! – вновь взял слово молодой князь. – Государственные рыболовные артели в стокилометровой зоне! Кильватерными колоннами просто ходят!

– С флагами? – “не поверил” Николай Олегович. Настало время тушить горячность молодости опытом зрелости.

– Ну, не совсем же они умом скорбные… – тут же сдал назад Невельской.

– Но и не скрываются, – Хабаров. – Надо что-то решать! А то на шею сядут.

Благовещенский владетель медленно обвёл глазами собрание, задумчиво покивал, после чего вкрадчиво поинтересовался:

– А как с Нихоном закончим, за Саха возьмёмся, верно? От якутов совсем житья нет! А после уже и с маньчжурами разберёмся? А то ведь и те, и другие ведут себя непотребно. Да и Мин… Ни во что нас не ставят!

Тон, который молодые князья хорошо знали и втайне побаивались, возымел своё действие. И Невельской, и Хабаров тут же задействовали разум, “вспомнив”, что их земли окружены азиатами со всех сторон, разве что запад был прикрыт Сибирским союзом. Да и то, прикрыт – слишком уж сильное слово. Скорее, граничит. Русские, конечно, но территориальные вопросы у всех имеются. Начни войну с одной стороной, тут же получишь удар от другой.

Дальневосточная политика всегда была взвешенной и осторожной. Вилась змеиным следом по мокрому песку, лесной тропинкой плутала по непроходимым дубравам. Пряталась за улыбками, дорогими подарками и вынужденными компромиссами. Но не была и беззубой – русским князьям всегда было чем ответить “потерявшим берега” соседям.

– Переговоры опять? – хабаровский князь задал вопрос, отлично скрывая отвращение к упоминаемому предмету. Но недостаточно, чтобы этого не заметил Поярков.

– Ну зачем же сразу, Борис Ерофеевич! У нас, насколько я понимаю, производство чёрной металлургии в этом году совсем снизилось?

– И насколько сильно? – понятливо подхватил Невельской.

– Процентов на пятнадцать, не меньше.

– Да и с цветной – беда! – включился и Хабаров.

– Неужто опять цены придётся повышать?

– Да и сроки поставок к чертям полетят!

– Без выражений, Борис Ерофеевич.

– Прости, Николай Олегович. Я просто представил удар по рынку ценных бумаг…

– Это да! – посмаковал Поярков размеры потерянной прибыли держателей этих самых акций в Киото. Даже лицо нихонского тэнно вообразил на краткий миг, оскалённое и гневное. В груди сразу потеплело. – Но не рублем единым, как говорится, жив человек.

– Финансовый удар нихонцы выдержат без труда, – прикрыв глаза сообщил Хабаров, явно прокручивая в уме сводки и котировки.

– Ну, если он будет один, то да. У тебя, Алексей, старший, кажется, в силу входит?

Долго знающие друг друга мужчины с полуслова понимали невысказанное.

– Беда просто с контролем! – Невельской очень натурально изобразил скорбь от того, что никак не может научить сына удерживать родовую силу без последствий для окружающих стран.

– Как бы до Сахалина волна не дошла.

– Как раз собирался его на море взять.

– Там, конечно, на том Сахалине, деревеньки одни…

– Весь ущерб возместим.

– Да и о поездке в газеты бы дал заметку. Может, всё-таки, сделают выводы заранее.

Из всех аспектов царского дара, Хляби считался самым экологически безопасным, правда и самым ограниченным в области применения. Для того, чтобы морская волна поднялась и ударила по берегу, требовалось, что очевидно, море. Зато земля, вычищенная от людей и их построек тысячами тонн ревущей воды, не страдала. Дождись когда высохнет и заселяйся – никаких последствий, если сравнивать с той же Шестой казнью.

Нихонский Сахалин, конечно, заселять никто не собирался. Да и кто бы вкладывал деньги в буферную зону с русскими землями? Оно и хорошо, вряд ли больше пары сотен человек пострадает. А может и вовсе дойдёт до тэнно послание? Тогда и умирать никому не придется. Разве что парочке бестолковых аналитиков, которые неверно оценили порог терпимости дальневосточных князей.

– Ну раз с этим решили… – Поярков поднялся, чувствуя, что от долгого сидения затекла поясница. Всё же не мальчик уже. Прошёл от кресла к окну, с неудовольствием отмечая едва слышно похрустывающие суставы. – Давайте положение с ханством Маньчжурским обсудим. Проведённые моим племянником переговоры с новым императором Мин, тогда ещё наместником провинции Гуандун, и достигнутые договорённости оказались в распоряжении Золотого дворца.

– А не стоило маньчжуров в делегацию включать… – буркнул Хабаров. – Устроили дружбу народов…

– Может и не стоило, – кивнул имеющий свою точку зрения на сей счёт благовещенский князь. – Вопрос уже не в этом. Золотой дворец сделал собственные выводы из поездки Антошина и его отношений с Чжу Юанем. Маньчжуры всегда остро реагирую на изменение температуры нашего общения с минцами.

– Их можно понять, – Невельской уже стоял у окна.

– Алексей, давай ты перестанешь в моего референта играть? – ещё раз продемонстрировал раздражение Поярков. – Подобные замечания для стряпчего простительны, но не для владетеля.

Поморец ничуть не смутился отповеди, лишь кивнул и вернулся к нарезанию кругов.

– Мы все знаем, что понять маньчжуров можно. Правящая фракция выступает за дистанцирование отношений с Мин, однако оппозиция, а её вес подрос за последний год, напирает на усиление связей с бывшей метрополией. Озвученные реформы минского императора тоже играют ей на руку. Но я о другом. В ханстве обсуждают, и вполне серьезно, повышение таможенных пошлин на товары из русских княжеств. Формально под таковыми понимаются сибирские земли, с которыми у маньчжуров никак не складывается подружиться. Фактически, ударит это, в первую очередь, по нам.

– Ох-хо! – выдохнул Хабаров, у которого доходы от торговли с ханством составляли больше третьей части бюджета княжества. – Есть варианты придушить законопроект?

– Есть, иначе я бы и не поднимал этот вопрос. Но это потребует серьёзных расходов на подкуп депутатов. Фракция “Голос Тэнгри” уже озвучила цену. Мои аналитики считают, что их влияния будет достаточно, чтобы на год отодвинуть обсуждение вопроса. А там, глядишь, и ситуация изменится.

– Благослови Господи продажность азиатов! – воспрял духом Борис Ерофеевич и со всей серьёзностью перекрестился. – По сколько сбрасываемся?

– Пропорционально доле торговли. Ты не против, Алексей Иванович?

– Если пропорционально, то нет.

– Бюджет у референта. Посмотрите после собрания. Я туда просил ещё на сибиряков нагрузку распределить, но это вопрос будущих переговоров.

Князья покивали, принимая информацию к сведению. Поярков меж тем продолжил.

– Что у нас ещё сегодня?

– Тойоны с вирой за пограничный конфликт, – слово вновь взял Хабаров. – Но там рабочий вопрос, можно и дистанционно. Решение требуется до конца недели.

– Детали прояснили?

– Да, вполне. Просто одарённая молодежь резвилась, никакой провокацией там и не пахнет. От отцов они уже получила наущение, те даже видео процесса приложили. Моё мнение – накалять не стоит. Принимаем виру и извинения. У нас же никто не погиб.

– А мог бы, если бы пограничная стража без модумного оружия была! – ввернул Невельской, в прошлом году продавивший перевооружение пограничников и страшно сейчас этим гордившийся.

– Тогда и не будем время тратить. Твоя граница, ты и принимай извинения.

Хабаров сделал отметку в блокноте. После чего неожиданно для собеседников произнес:

– А вот убийство Гурского я бы обсудил.

Поярков не сразу сообразил о чём говорит хабаровский князь. А когда сложил оно с другим, немало удивился. Убийство ученого обсуждать на собрании Триумвирата? Не слишком ли? Особенно после того, как за скобками осталось нападение юной поросли якутских тойонов на пограничный пост Триумвирата. Судя по тому, как замер на несколько секунд Невельской, тот тоже был изумлён.

– А что там? – спустя секунду возобновив движение, спросил он.

Каждый из князей держал в голове огромные массивы информации. Но не каждым из вопросов они владели досконально. Вот и о смерти физика они знали лишь то, что убийство странное, и занимаются им лучшие люди. В надлежащий срок они сумеют всё выяснить и, соответственно, доложат о результатах. Сейчас-то зачем этим голову забивать?

– Странное оно, – Борис Ерофеевич склонил голову на бок и поскрёб подбородок. – Тот человек, которого ты, Николай Олегович, прислал, Самойлов, интересные картины мне тут рисует…

– Давай уж не томи! Что ты как девка про шубу!

– Давайте я всё же с начала начну, ладно? А то сразу понять не получится. Я над докладом ОБР минут пятнадцать просидел, прежде чем понял, что он там излагает.

Для человека, который каждый день переваривает гигабайты информации, то есть умеет отделять важное от прочего и выделять с беглого взгляда самую суть, пятнадцать минут – это очень долго. Потому князья тут же заинтересованно замолчали.

– На первый взгляд, картина простая – убит учёный. Версии не рассматриваем, поскольку отвлечёт от сути. Сам факт – ведущий ученый за несколько дней до проведения очень важного эксперимента, по его же заверениям, способным кардинально изменить мировой рынок энергоснабжения, задушен. Орудие убийства – красный шнур. Следствие в тупике с первого дня, улик нет, отрабатываются версии саботажа, иностранных разведок, зависти подчиненных, брошенных любовниц, но всё впустую. Затем приезжает твой, Николай Олегович, Самойлов и на гора выдает ещё тридцать два подобных убийства, совершённых по всему миру за последние десять лет. Таким же красным шнуром. И жертвы – один к одному! Учёные, ведущие журналисты, звёзды кино, политики. Есть одарённые, но они систему не делают. Однако же люди все публичные, в своих кругах влиятельные. Смерть каждого из них породила определённые круги на воде – это цитата из доклада Самойлова, кстати. В том смысле, что каждая смерть потянула за собой последствия. Иногда крупные, вроде отставки правительства, большей частью малозначительные.

– Смерть всегда тянет за собой последствия, – вставил Поярков.

– Я всё ещё не понимаю, что тебя взбудоражило, Ерофеич? – бросил Невельской от дверей. – Есть некий культ, который душит людей по всему миру. У индусов, если не ошибаюсь, кто-то чем-то подобным промышлял. Хороший след, есть над чем работать ОБР. Отправь их в командировку, пусть копают. Или финансирования не хватает?

Последнюю фразу молодой князь произнёс с иронией. Объединённое бюро расследования имело прекрасное финансирование и ни в чём не нуждалось. Следователи могли не только в индийские княжества съездить, ведя расследование, но и в космос слетать. При достаточном на то основании, разумеется. И отчётом о расходовании средств.

– Туги, это те индусы, которые душат свои жертвы во имя Кали, стремятся скрывать преступления. Я специально уточнял, потому как эта мысль пришла не одному тебе, – отозвался Хабаров. – Да и не работают они за пределами полуострова – смысла нет. Здесь же никто не верит в языческий их пантеон. Самойлов утверждает, что во всех смертях виноват один человек – некий “видящий” католического пророка. Более того, он утверждает, что уже сталкивался с ним.

Тут Борис Ерофеевич с вопросом взглянул на благовещенского владетеля. Тот пояснил.

– Это всё с той же истории с Игорем в империи – Самойлов с ним там в командировке был. Душитель придавил сильного мага, которого преследовала команда, и ушёл не оставив следов. Никто его не видел. Значит, он считает, что тот по всему миру колесит? Ещё один ватиканский палач?

– Ты про того смертеца из Милана?

– Про него. Согласен, Борис, пахнет это дело дурно.

– Вы меня простите, господа владетели, но мы сейчас что обсуждаем? – подал голос Невельской. – Массовые убийства? Других дел нет?

– Лёша, странно это всё просто, – Хабаров не стал спорить с молодым князем. Напротив, тон его был, скорее, извиняющимся. Мол, понимаю, что на ерунду драгоценные часы собрания тратим, но вот так. – И на душе мне неспокойно. Будто закручивается что-то вокруг нас, а мы и не ведаем.

– Что ж сразу не сказал! – поморец приблизился. – Версии нам тут речёшь, а у самого предчувствия!

– Тревога, скорее.

– С чем хоть связана? – спросил Невельской. – Понимаешь?

Хабаров сморщился. Было видно, что говорить об этом ему не хотелось.

– Не знаю я, Лёша. Ощущение, как перед инициацией – в каждом событии знаки чудятся. И на душе волнение, будто на приближающуюся грозу смотришь. Которая всё небо уже закрыла и вот-вот разродится. Словно что-то случится скоро, а ты знаешь, но помешать никак не способен. Маета, в общем, а не тревога. Но началось всё после убийства Гурского.

Подобной поэтики князья от Хабарова не ожидали – их товарищ всегда был реалистом, даже слишком приземлённым. Переглянулись между собой, убеждаясь, что им не показалось. У Пояркова, кроме того, мысль мелькнула спросить, давно ли Борис посещал целителя, но он её, разумеется отогнал.

– Интересно… – протянул Поярков. – Как перед инициацией, говоришь?

Единственный его сын, Антон, таковую прошёл совсем недавно. Князь прекрасно помнил его тревожное состояние в период, предшествующий этому событию. Плачь, страхи, ожидание скорой и ужасной смерти – царская кровь безжалостна к своим носителям во время взросления. У прошедшего же инициацию такого быть не могло по определению, ведь дар “успокаивался”, будучи принятым телом и разумом. Кроме одного исключения: когда дар предупреждал о глобальной опасности. Например, перед применением чего-то разрушительного из арсенала царского дара. Смутно, но благовещенский владетель помнил, как о чём-то таком говорил его отец. Тогда всё закончилось Даманским.

Другими словами, тревога Бориса Ерофеевича требовала самого пристального внимания. А с учётом фактически подтверждения Самоловым фигуранта католиков, особенно.

– Я своих аналитиков посадил вероятности конфликта просматривать. И ничего! Нет векторов, говорят, роста напряженности! Расследование в тупике, только и есть эта зацепка с душителем. Я Самойлова с основной группы снял, он сейчас только своими кругами на воде занимается. Изучает последствия, которые наступили или должны были наступить от смерти каждого из задушенных. Дело, как по мне, зряшное, но хоть какое-то действие!

– Уже есть что-то?

– Много чего. Но понимания это не добавляет. Я прикажу разослать доклад, может вы что-то увидите. Я не вижу. И Самойлов твой тоже не видит!

Последняя фраза была лишней, что Хабаров сразу же понял. Повернулся к Пояркову, чтобы сгладить последствия необдуманных слов – всё-таки винить в отсутствии результата приданного следователя было неуместно – однако князь Благовещенский успокаивающе махнул рукой, пустое, мол.

Некоторое время князья молчали, даже Невельской остановился, размышляя над словами Хабарова.

– А что там за эксперимент планировался, Борис Ерофеевич? – нарушил тишину Поярков. В голове у него начало оформляться некое подобие понимания и чтобы не спугнуть его пристальным вниманием, князь переключился на другую тему.

Восточный Исследовательский Центр хотя и стоял на землях Хабарова, но финансировался всеми членами Триумвирата. Князья понимали важность фундаментальной науки и не жалели на неё средств. При этом, внутрь кухни учёных владетели старались не влезать, банально плавая в теме. То есть, отличить графит от фуллирена смогли бы, пожалуй, но не больше. В конце концов, не боги горшки обжигают!

– Управляемый термоядерный синтез, – пояснил Хабаров. – Гурский утверждал, что решил проблему температуры “пылающей плазмы” – только не спрашивайте, что это значит. На полигоне ВИЦ в ста километрах от города уже построили опытную модель реактора и вскорости должны были начать цикл испытаний.

– Новый источник энергии? – блеснул эрудированностью поморец.

– Можно и так сказать. Но, скорее, предпосылки к его появлению в очень отдалённой перспективе.

– Так может всё-таки саботаж?

– Следствие рассматривает эту версию, но я считаю, что это ложный след. Судя по выжимке, что мне предоставили по этому синтезу, проблема “пылающей плазмы”, чем бы она не являлась, только первая в очень длинном списке. Да и исследования Якуба Карловича относились, скорее, к теории, чем к практике. Хотя и жрали фонды, как хороший боров.

– Мы как тут помочь сможем? – спросил Поярков Хабарова. Тот пожал плечами в ответ.

– Подумать. Просто подумать. Может удастся что-то понять, чего ни я, ни сыскари не видим. Странное дело. Будь я параноиком, сказал бы, что против нас ведут игру.

– Тут лучше перебдеть, чем недобдеть, – выдал народную мудрость поморец.

– Да. А параноики выживают, – неожиданно даже для себя выдал Николай Олегович.

Невельской хохотнул.

– Отлично сказано, дядь Коль! Не слышал от вас такого раньше.

– Племянника моего фраза.

Сказал и словно сошлось всё в голове. Но не в полное понимание происходящего, а в уверенность, что Хабаров прав и против них идёт игра. И ведёт её, скорее всего, Святой престол. Всё указывало на них. Не ко времени выпавший из обоймы Игорь – похищенный, скорее всего папистами. Убийца-видящий – служит другому провидцу. Потрошитель, оказавшийся ватиканским палачом. Не бывает таких совпадений! Но что святошам понадобилось так далеко от их привычной зоны интересов? Ох, как бы сейчас пригодился свой собственный пророк!

Князь поднял голову и наткнулся на вопросительные взгляды собрания. Понял, что молчит уже долго. Обозначил улыбку.

– Что? – Хабаров знал главу Триумвирата достаточно давно, чтобы игнорировать такие внезапные смены настроения.

– Даже не знаю, что и сказать, Борис Ерофеевич, – протянул тот в ответ. – Сказал вам присказку Игореву, а сам подумал – не с ним ли это всё связано? И не играют ли против нас на самом деле?

– Кто?

– Что гадать? Паписты, скорее всего. Но и остальных я бы со счетов не сбрасывал. Когда, говоришь, тревожно тебе стало?

– После убийства этого, если считать.

– Через дней десять, получается, после похищения Игоря?…

– Ты к чему, дядь Коль, ведёшь?

– Помстилось на миг – что если связано это всё? Похищение Игоря, убийство Гурского, маньчжуры, даже дерзости эти нихонские? Что если это от одного повара блюда.

– А цель у него какая?

– О том мы сейчас головы ломать не будем. Наша задача – правильно расставить приоритеты. Определить исполнителей. И отойти в сторонку, чтобы не мешать людям работать. А начать я предлагаю вот с чего!..

 

Глава 10. Двойное дно

– Простите, падре, ибо я согрешил, – покаянно склонил я голову, войдя в келью Доминика. Тот отозвался раздраженным взмахом руки, так и не приняв до сих пор решения, как ему реагировать на мои подначки. А я же просто не мог удержаться – фразы из фильмов так и лезли наружу. Ну серьёзно – католический же священник!

– Я хотел сказать – с чего мне начать рассказ? Сведений у синьора Фрозо вагон и маленькая тележка – просто не знаю за что хвататься.

Неделю назад я пришёл к магистру и сказал, что нужно максимально удалить убийцу кардинала от защищающего его пророка. Тогда, дескать, я смогу прочитать его нить. Тогда я не был в этом уверен, но держался с магистром так, словно знал о взломе пророческой защиты всё.

Моя догадка оказалась верна – удаление от пророка ослабляет защиту нити. Но тогда я этого не знал, с замиранием сердца наблюдая за бешеной активностью отца Доминика, которую он развил после моих слов. Лука Фрозо не был его подчинённым, поэтому он не мог просто взять и приказать ему уехать куда подальше. Всех подробностей, понятно, мне никто никогда не расскажет – я сам их видел в поле! – но старикану пришлось здорово постараться, чтобы это стало возможным. Потребовалось несколько дней чтобы создать цепочку событий из разговоров, подкупов и якобы слитой людям Франко информации. Результат – Фрозо получил задание от непосредственного начальства и отбыл в Африку. Где его нить и была мной прочитана.

Вот она, магия Ткачей!

И это была только видимая часть айсберга. Чем больше я всматривался в поле, тем больше видел взаимосвязей. Людские жизни подобны нитям ковра. Скользя мимо друг друга, некоторое время двигаясь рядом, переплетаясь и даже на краткий миг сцепляясь ворсинками поступков, мыслей и желаний, они, сами того не понимая, создают узор. Они не видят собственное творение и никогда не смогут увидеть, но сами, своими жизнями, они делают его возможным.

Как с той женщиной, маньчжуркой, работающей управляющим на одном из совместных минско-зулусских предприятий, которую срочно нужно было отправить в отпуск. Когда я сказал об этом Доминику, он изрядно удивился.

– Она-то там каким боком?

– Её нить переплетена с нитью Фрозо. Я не могу сказать точно, но человека кардинала ждёт опасность в Африке, если она останется там. Сделайте так, чтобы она ушла в отпуск – она уже три года без него работает.

– Что за игру вы затеяли? – магистр был тем ещё параноиком.

– Не хотите – не делайте! – отрезал я. – Только потом не предъявляйте мне претензий, когда вашего убийцу собьёт машина, и я не смогу прочитать его нить.

– Проще избавится от неё… – пробормотал он, словно бы для себя.

– Святой отец… – протянул я с укоризной, – а вы знаете к каким последствиям приведёт обрыв нити жизни этой женщины?

– Нет. К каким?

– Да понятия не имею! Давайте выясним это вместе, идёт?

Что оставалось бедному паписту, кроме как согласится? И ведь всё получилось. А теперь мне предстояло отчитаться католику о своих успехах. Даже примерно не представляя, что он там искал в голове у Фрозо.

Был ещё один момент, который меня тревожил. Я не успел подготовится к разговору и теперь мог сболтнуть то, что рассказывать магистру не собирался. Проклятый ментальный блок, который я уже привык считать для себя безопасным. Нужно было выгадать время!

Последнее время установку ментального блока в моей голове я перестал рассматривать как угрозу. Полезная штука, если разобраться. Магистр пребывает в уверенности, что я не могу утаить от него ничего, я же поддерживаю эту иллюзию, с готовностью бегая к нему с новостями. Едва познакомившись с инкой, точнее, переведя наши отношения из плоскости “убить предателя” в “обучить Ткача и сбежать”, я подумывал задействовать Куаву, чтобы снять блок. Она бы справилась – как-то же она дала отпор Доминику? Но потом понял, что умнее будет сохранить статус кво.

Во-первых, отец Доминик мог почувствовать исчезновение “трояна”, что потянуло бы за собой ненужные вопросы о том, как мне удалось это сделать, и, как следствие, подозрения. А во-вторых, я считал, что куда проще обмануть противника, когда он уверен, что сделать этого ты не способен. Всей правды обо мне магистр не знал, считая пленника мощной боевой машиной, ну и суперкомпьютером, способным предсказывать будущее. Как в таком заподозрить специалиста в оперировании словами из другого мира? Откуда ему было знать, что я провалы стратегии и подковёрную возню в местечковой политике родного региона умудрялся выдать за спланированные достижения и грамотное руководство! Или о том, как я вдохновенно отчитывался федеральному центру о поручениях, за которые никто даже не планировал браться!

Нет, избавление от поводка Доминика принесло бы мне больше хлопот, чем пользы. Поэтому перед каждым отчётом магистру о полученных сведениях я тщательнейшим образом мешал правду с дезинформацией, направляя его мысли в нужном мне направлении. А сегодня чрезмерно увлёкся выстраиванием одного очень интересного узора, в результате чего пришёл к падре без плана.

Mea culpa. Mea maxima culpa!

– Так с чего мне начать? – продолжая тянуть время, спросил я.

– Как у вас говорят, Игорь? Плясать от печки? Начните с начала.

Идиомы, равно как и русские поговорки, отец Доминик знал и любил, даже использовал их к месту – кто, интересно, был донором его языкового пакета? Только вот что ему говорить? Сведений в черепушке убийцы кардинала накопать удалось немало, но что именно интересовало магистра, и зачем он так настаивал на взломе нити Фрозо – я до сих пор не понимал.

Ладно, лучшая защита – нападение! Была одна информация, которая Доминику была прекрасно известна, однако мне она позволит выиграть немного времени.

– Ну если с самого начала, святой отец, то давайте я начну с выражения неудовольствия. Вы меня обманули, рассказывая о целях ордена.

Произнес я это без особых эмоций, давая понять, что не слишком-то возмущён нечестной игрой партнера. Мол, ожидал от вас чего-то подобного, так что в истерике заходиться не буду. Но теперь, в свете вновь открывшихся обстоятельств, имеет смысл пересмотреть договоренности. Старикан не стал играть удивление, лишь вскинул бровь, предлагая продолжать.

– Спасение магии – детские сказки, падре. Могли бы и получше что придумать. Власть, вот что вас интересует.

И замолчал, внимательно следя за реакцией оппонента.

– Вот уж не думал, что вы так это воспримите, Игорь, – усмехнулся отец Доминик. Он явно ждал от меня подобной реплики, так что его ответ прозвучал гладко и подготовлено. – Я не обманывал вас, говоря, что целью Ордена является спасение магии. И спасение самого мира, о чём вы не упомянули. А то, что эта цель идёт рука об руку с усилением влияния церкви – подразумевалось.

– То, что я видел в нити Луки Фрозо, вряд ли можно назвать “усилением влияния”, падре.

– Так расскажите, наконец, что же вы там увидели.

Само спокойствие и рассудительность. Уверен в себе и верит в то, что он говорит – правда. Но ничего, кое-что я всё равно выторгую.

– Хорошо, – я сделал паузу, будто бы собираясь с мыслями. – Не возражаете, если я начну с диспозиции сил, сложившейся в Ватикане?

– Прошу, – усмешка так и продолжала кривить губы магистра.

– В Риме имеется четыре влиятельных фракции. Всего их около двух десятков, но именно эти имеют вес и, по сути, определяют политику Святого престола. Первая – доминиканцы. Условно назовем вас “Спасители магии”. Основной проект, я чуть позже поясню, почему именно так называю ваше детище с коммунами – возрождение силы у одарённых до уровня дотехнологического периода. Основной полигон – Южная Америка. Следующая фракция – кардинала Франко. Основной проект – террор как средство управления одарёнными. Их детища – ведьмаки и поглотители. Полигоном считают азиатские страны, очень сильны позиции в империи Мин. Третья, но не по влиянию, группа кардинала Петра. Я их назвал “Противники науки”. Работают по всему миру, но основной площадкой считают Европу. Делают всё, чтобы дискредитировать науку и её достижения в глазах людей. Финансируют “зелёных” – всех этих чудиков из “Спасём китов”, “Спасём пчёл” и “Спасём планету”. Раздувают каждую техногенную аварию до масштабов конца света, я почти уверен, что за половиной из них стоят люди Петра. Ну и последние – иезуиты. Помешанные на контроле знаний, на сегодняшний день обладают самым большим собранием раритетов прошлых эпох, которое продолжают пополнять. Кражи, убийства, похищения – цель оправдывает средства, так, кажется, они говорят?

– Расстановка сил у подножия Святого престола мне известна лучше, чем вам. Вы объясните, зачем всё это рассказываете?

– Конечно, отец Доминик! Я как раз собирался. Помните, я назвал ваши цели – проектами? Поясню причину. Они равнозначны в рамках общей задачи, то есть ни один не является приоритетным. Вы, католики, заставили весь мир считать, что разрозненны и преследуете каждый свою цель. Что вы враждуете, строите друг другу козни и боретесь за влияние над понтификом.

– А на деле? – усмешки на лице магистра уже не было.

– На деле вы – монолитная организация, святой отец. Не без вопросов, конечно. Но, скорее, ваша вражда – не более чем конкуренция в рамках крупной организации. Рассредоточившей силы в разных направлениях для достижения максимального эффекта. Как корпорация, которая финансирует и производство пластиков для пищевой промышленности, и разработки новых видов оружия. Проекты. Вы не боретесь друг с другом, вы дополняете друг друга.

– Ради власти, разумеется?

– А ради чего ещё?

В келье повисло молчание. Довольно напряжённое, как по мне. Пока отец Доминик сверлил меня взглядом, я пытался понять: не перегнул ли палку. Всё это было правдой – расклад сил, мотивы, а также отсутствие настоящей вражды между фракциями – я увидел в нити Луки Фрозо. И не думал, что доверенное лицо кардинала Франко был введён в заблуждение на сей счёт.

– Что вы хотите, Игорь? – наконец произнес папист.

– Места в иерархии.

Глаза Доминика превратились в две бойницы.

– Я вам не верю.

– А я вам. Но когда это мешало людям вести дела?

– Я не верю в то, что вы готовы отказаться от рода и своих перед ним обязательств. Встать на сторону тех, кого считали врагами. Тех, с кем боролись с момента, как попали в поле зрения Ватикана.

– Я тут уже месяц, падре. Читаю книги, которые не достать в Благовещенске, получаю знания, о которых не мог и мечтать. Теперь я вижу масштаб происходящего и понимаю, что политика дальневосточных княжеств в сравнении с ним – игры в песочнице. Я хочу в этом участвовать. И не в качестве пленника.

– Примите сан?

– Хотел бы этого избежать по возможности. Зачем вам ещё один ханжа? Меня не интересуют ритуалы и внешняя атрибутика. А вот власть – очень.

– Без сана вам не получить места в иерархии. Католичество – чёрное монашество, – что-то легко он со мной согласился.

– Придумаем что-нибудь, святой отец. Вы получаете полностью лояльного пророка – у вашей фракции, в отличие от остальных, его нет. А я – возможности, которых у меня не было. Что скажите?

– Об этом не может быть и речи, – отмахнулся магистр. А вот и причина. Он с самого начала разговора не собирался соглашаться, просто прощупывал мои мотивы. – Для такого нужно доверие, а я могу вам верить лишь до тех пор, пока рядом находится видящий.

– Разговор зашёл в тупик?

– Пожалуй. Думаю, стоит остаться с теми договоренностями, что мы заключили в начале.

– Боюсь, это невозможно, падре. Я слишком много знаю о ваших планах и возможностях, чтобы вы меня отпустили живым. Рубикон перейдён. Теперь у меня лишь два варианта: войти в иерархию Ордена или умереть.

– Я вижу ещё один. Всё останется так, как было.

– Быть вашим пленником? Нет, мне это не подходит.

– А мне – вполне.

– Так заставьте меня, святой отец.

И постарался изобразить на лице самую бесшабашную улыбку.

Некоторое время магистр смотрел на меня не мигая. Я не знал о чём он думает, хотя догадаться было не сложно. Перед ним сидел наглый тип, который посмел ставить ему – ему! – условия. Более того – ультиматум! Требовалось поставить возомнившего о себе невесть что пленника на место, и сейчас он размышлял каким именно способом это сделать.

Я же не боялся. Изучая плетение поля, я понимал свою необходимость. И тот факт, что отец Доминик настолько глубоко вплёл меня в свои планы, что выдирать теперь придётся с мясом. Это, конечно, не значило, что святой отец на это не пойдёт…

Зачем вообще нужен этот демарш и требование ввести меня в иерархию ордена? Всё просто: в своём нынешнем статусе я не мог ничего. Даже осуществлять малые воздействия на поле приходилось, используя целые тонны словесного мусора. Легендировать каждый свой поступок, как с той же женщиной в Африке. Находясь на “длинном поводке”, возможностей у меня будет куда больше. Тогда можно и посложнее узоры плести.

За неделю общения с Куавой, а мы говорили в её “складке пространства” каждый день, я много понял об открывшихся мне возможностях. Искусство Ткачей – это не магия, по крайней мере, не та магия, что знакома и понятна этому миру. Тут не было никаких жгутов дара, никаких цветов и эмоций. Скорее, их сила походила на смесь многомерных шахмат, алгебры, геометрии и физики. И, при этом, в том же сосуде с точными науками наличествовали такие банальные вещи, как психология, наблюдательность и воображение. Ну и информационное поле планеты, до кучи. А ещё время – ключевой компонент моего потенциального всемогущества. На каждое воздействие требовалось время. И чем крупнее узор я хотел бы связать, тем больше мне требовалось на это времени.

Другими словами, я не мог щёлкнуть пальцами и уничтожить половину Вселенной, к счастью или несчастью – тут уж с какой стороны смотреть. В теории, я мог выстроить вероятности таким образом, что лет сто последовательных и связанных незримыми нитями воздействий, создадут возможность для щелчка пальцами, который уничтожит планету. Но для этого мне не хватит знаний, воображения и, что самое главное, срока жизни.

Именно за это католики и стёрли с лица Земли всю цивилизацию, породившую Ткачей. Ведь они были опасны как мало кто в этом, полном жутких монстров, мире. Формировать реальность – блинский Белинский! Ладно я – пленник. Какие у меня возможности? А представить правителей инков в расцвет своего могущества, с доступом к неограниченному количеству рабов, обрывание нитей-жизней которых позволяло чуть ли не набело рисовать узор! Это просто… это же словами не выразить!

Да если в голове отца Доминика хотя бы подозрение возникнет, что во мне есть капля крови инков и их способностей, он отдаст приказ меня уничтожить в тот же самый миг. И плевать ему будет на упущенные возможности, мою потенциальную полезность и прочие аргументы. Убьёт и глазом не моргнёт. Но он, к счастью, даже не подозревает кого держит в плену.

– Я ещё раз подумаю над вашими словами, Игорь, – нарушил молчание магистр. – Но я всё ещё не услышал того, что хотел. Надо полагать, вы откажетесь говорить до тех пор, пока я не приму решения?

И бросил на меня взгляд с едва читаемой издевкой. Но я-то этого ждал, потому и разглядел. Что ж, значит пришло и эту карту сбросить. Жаль, я планировал её придержать.

– Как я смогу вам отказать, святой отец? – глядя прямо ответил я. – Вы не оставили мне такого выбора. Что, кстати, меня тоже очень не устраивает. Когда вы согласитесь с моими доводами, я бы просил убрать то, что вы засунули мне в голову. Вы же не думали, что я не замечу?

– Вот как? И давно вы догадались?

– С момента, когда увидел девчонку-инку в своих видениях. Слишком уж несвойственная для меня была реакция – бежать к вам с докладом.

Ещё один минус ментального блока заключался в том, что на прямой вопрос магистра я не мог не ответить. И солгать не мог. Максимум – добавить своих суждений и не относящейся к вопросу информации чтобы исказить смысл или вовсе похоронить его под тоннами словесного шлака.

– Видите! – торжествующе воздел палец Доминик. – А вы говорите, что я не могу вас заставить!

Мужик он был умный, но кое-что не учёл.

– Да? И в поле входить тоже заставите?

– Могу попытаться.

– Падре, мы с вами оба неглупые люди! Давайте без угроз, прошу. Вы же понимаете, что я могу просто уйти в видения и не вернуться оттуда. Получите на выходе растение, а не пророка. Проще меня убить.

– И, по вашему, я на это не пойду? – без угрозы уточнил магистр.

– Можете и пойти, – пожал я плечами. – Но тогда этот разговор лишён смысла. Лучше спросите у меня о том, что вас интересует. Зачем вы проявляли такую настойчивость в моём проникновении в нить Фрозо? Я, видите ли, не знал что искать.

– Пока это не важно, – удивил меня старикан. – Того факта, что вам это по плечу, мне достаточно. Разве что…

Ну, конечно!

– Разве что, расскажите мне, как пророк защищает человека от другого пророка.

То есть, ради этого всё и было? Нет, вряд ли. Слишком просто. И для этого не нужно было засылать Луку в Африку. Скорее всего, ставя передо мной задачу, отец Доминик преследовал сразу несколько целей. Как матрёшки, вложенные одна в другую. Например, раз я умею снимать защиту, может и ставить её научусь? Вариант, но не единственный. Впрочем, в любом случае скрывать ответ я не мог.

– Пророк взял у Фрозо каплю крови и с её помощью поставил защиту. Что-то подобное сделал в Гуанчжоу ван Ло, Альдо может вам подробнее об этом рассказать.

– Да, он говорил. Принцип применения аспекта мне понятен. Вопрос – понимаете ли вы механизм?

– Смогу ли я поставить защиту? Не знаю, надо плотнее изучить этот вопрос. После вашего решения, естественно.

Магистр тепло мне улыбнулся – паук пауку.

– Продолжим этот разговор позже, Игорь. Думаю, сейчас нам обоим будет полезно обдумать сказанное.

– Как скажите, Доминик. Вы знаете где меня найти.

К себе я вернулся вымотанным до тошноты. Во рту пересохло, голова кружилась, а ноги слегка подрагивали – организм черпал энергию из резервов, возмещая затраты. Уверенный вид, твердый голос, иронично-насмешливый взгляд – всё это здорово отнимало силы. Да и падре тот ещё вампир энергетический. Как поговоришь с ним, всегда некий упадок сил наблюдается. И в сон тянет.

За результат переговоров я почти не волновался – был уверен, что магистр примет мои условия. Не все, ведь я с изрядным запасом просил. Ввод в иерархию – это, конечно, наглость с моей стороны, вряд ли он на такое пойдёт. Да и не это мне было нужно. А вот свобода передвижения, доступ к информации и возможность… Ладно, об этом позже.

С облегчением я завалился на узкую койку и закрыл глаза. Не для того чтобы поспать – у меня ещё была работа. Точнее, вся работа уже сделана, осталось только посмотреть всё ли прошло как должно. И, признаться, вот тут я был взволнован. Первое серьёзное плетение, шутка ли!

Поле вспыхнуло в голове мириадами нитей, протащило меня через целые галактики в какую-то долю секунды и высадило у одного крохотного созвездия, в котором ярко светила нить моей Линь. Тёмно-зелёная, как летняя листва маньчжурского дуба.

Пожилой чиновник в синем, богато расшитом халате походил на кувшин для сливового вина: мощное основание, выпуклые бока и постепенное сужение к горлышку. То есть к голове, украшенной квадратной синей шапкой с золотым ободком. Лицо застыло в совершенно обычном для служащего высокого ранга выражении неприступного высокомерия. Оно не демонстрировало незаурядного ума своего владельца, так же как и тело – физического совершенства. Тем не менее, мужчина занимал должность мэнъаня* Внутреннего Покоя ханства, на протяжении последних двадцати лет возглавлял Опорную башню и, не реже раза в месяц, для демонстрации особого положения и заслуг приглашался на церемонию кормления рыбок в Золотом дворце. Каждый из этих фактов по отдельности уже говорил о многом, а уже сложенные вместе все они давали понять, что мэнъань был человеком незаурядным.

Звали чиновника Ду Шэнли, и он являлся непосредственным начальником Обой Яньлинь. Которая сейчас стояла в трёх шагах от него и яростно сверкала глазами.

– С позором? После двенадцати лет верной службы? Просто вышвыриваете за дверь? Вы не можете!

Напор в её голосе, Линь это видела, не смутил мэнъаня. Он так давно руководил Опорной башней – контрразведкой ханства – что насмотрелся на все возможные модели поведения. От вспышек ярости до униженных извинений.

– Твоё прошение о выводе за штат удовлетворено с избытком, – только и ответил чиновник. Тихо и очень ровно. Повернулся к ней боком, глядя в панорамное окно во всю стену, и, казалось, перестал обращать на собеседницу внимание. За стеклом бурлила и сверкала огнями жизнь столицы: с высоты сорока метров открывался прекрасный вид.

– Меня подозревают в измене?

– Ты же знаешь, что твориться в Золотом дворце. Сближение минцев и русских пугает одних и обнадёживает других. И твой роман с этим Антошиным просто используют царедворцы.

Линь закусила губу. Её старый учитель что-то недоговаривал. Человек, взявший их с братом и вырастивший из щенков волкодавов, всегда старался быть честным с воспитанниками. Но сегодня он будто превратился в эталонного государственного служащего, с которого стекают и слова, и эмоции.

Дело было не в Игоре. Не только в нём. Если бы во дворце посчитали, что связь берсерка-безопасника и русского боярина бросает тень на чей-то там престиж или угрожает невесть чьим интересам, избавились бы от неё в день приезда из Мин. Но тогда её не отпустили в Пекин уговаривать Яо бросить всё и искать похищенного Игоря. Оставили на службе, хотя к работе и близко не подпускали. Держали под присмотром, раз за разом отказывая даже в выводе за штат. Политика!

– Почти месяц было тихо! Почему сейчас? И почему с такой формулировкой?

Ду Шэнли тяжело вздохнул. Впервые с начала разговора чиновник позволил себе проявление эмоций.

– Не задавай вопросов, охин**. Мне нечем на них отвечать. Я просто… Великий Тэнгри! Я просто не знаю, что произошло! Сегодня утром из дворцовой канцелярии пришли твои документы с пометкой “незамедлительно отправить в отставку с позором и лишением всех привилегий”. Я не представляю, что там должно было случится, чтобы такая резолюция оказалась на твоих бумагах. Но лезть с вопросами прямо сейчас было бы опрометчивым шагом. Всё, что я могу тебе обещать, это разобраться. Но это будет не быстрым делом. Езжай уже в свой Пекин…

– Эце***, да что произошло!

– Ты же хотела именно этого? Ты получила такую возможность! Перестань мучать старого человека! Я подвёл тебя и осознаю это. Давай ещё ты будешь лить в огонь байцзю!

Женщина отступила на шаг. Лицо окаменело, как всегда бывало, когда гнев выходил из под контроля. Дикий дар в мирной жизни – больше наказание, чем подмога. Она понимала это, но уже не могла остановиться.

– А если я никуда не поеду до тех пор, пока не выясню причину?

– Давай, подтверди написанное, охин. Про неуправляемую девку и кадровый провал Опорной башни.

– Они так и написали? – голос Янлинь взвился ещё выше.

– Мало ли что они там написали… – чиновник понял, что сболтнул лишнего. – Прошу тебя, дочка, уезжай и поскорее! Это как раз та ситуация, в которой от воина больше вреда, чем пользы.

– А мой брат?

– А что с ним?

– Эце!

– Каждый день, пока я вожусь с тобой, прибавляет мне седых волос. И так было всегда. Почему я до сих пор терплю взбалмошную девчонку?

– Мой брат?

– Уже заканчивает собирать подписи по службам и к вечеру будет командирован в Пекин. Конспиративная квартира, фонды…

– Ох, эце!

– Выметайся уже! Чтобы месяц я тебя не видел!

– Я тоже вас люблю!

Линь рванулась было обнять наставника, но вовремя вспомнила, как он к этому относится. Глубоко поклонилась и вылетела из кабинета.

В коридоре она остановилась, вытащила телефон и набрала номер брата.

– Дан, ты где, старая черепаха?

Выйдя из поля, я вскочил на ноги и пару раз высоко подпрыгнул. Не желая привлекать внимание к своей радости, я сделал это молча, отчего зрелище, наверное, вышло забавным – здоровенный лось прыгает и лыбится! Но мне было плевать! Моё плетение сработало! Всего одно воздействие в нужном месте, и цепочка событий начала сама создавать себя. И промежуточный результат уже достигнут.

Возможно, плетение ковра и подчинено некоему плану. Возможно, что узор предопределён, а нитям только и остаётся нырять друг под друга, перехлёстываться, запутываясь и обрываясь – воплощая замысел Творца. Но я с некоторых пор придерживаюсь иной точки зрения. Это не уверенность, скорее мысль, рождённая во время блужданий по кипу человеческих жизней.

Что, если плана рисунка нет? Точнее, нет предопределённого рисунка, который должен быть создан? Что если Тот, кто может видеть узор, сам с огромным интересом склонился над полотном и с восхищением наблюдает чудо творения? Что если Его цель не сотканный ковёр сам по себе, а то, какой рисунок воплотят на нём нити?

Одно крохотное воздействие, нить одного человека сворачивает в другую сторону, и узор начинает меняться. Одна маньчжурка получает долгожданный отпуск и едет домой. По приезде она тут же собирает университетских подружек и устраивает вечеринку в память о безбашенной молодости, сменившейся ритмичным течением дней взрослой жизни. Шесть женщин, матерей и жён, отбрасывают на один вечер сросшиеся с лицами маски и превращаются в недумающих ни о чём девчонок. Они ставят на уши пару ночных клубов, чуть не устраивают драку в одном из них, а после бродят по уснувшим улицам. По домам они возвращаются под самое утро.

В одном из домов одну из женщин встречает очень ревнивый супруг. По правде сказать, не в одном из домов, а почти во всех, но мне важен только один. В этой семье нет детей, женщина слишком красива и своевольна, а мужчина – важный государственный чиновник. Они не могли не поругаться. Жена бросает в мужа ключи от дома, садится в такси и уезжает к той самой подруге, вернувшейся из Африки.

А мужчина, не сомкнувший за ночь глаз, утром отправляется на службу. Он зол, как рота демонов, и ищет лишь объект, на который можно излить свой гнев. И первое, что он видит, садясь за стол в кабинете – это прошение о выводе за штат некой Обой Яньлинь. Оно лежит тут уже давно, и он знает эту историю от начала и до конца – берсерк, влюбившаяся в русского боярина. Но до этого момента он не знал, какое решение ему следует принять. С одной стороны – её непосредственный начальник отзывался о женщине настолько хорошо, насколько это возможно. С другой же – не все в Золотом дворце считали хорошей идеей отпустить безопасника. К тому же с вполне чётким намерением этого самого берсерка стать младшей женой племянника главы соседнего государства.

“К дэвам! – думает чиновник. – Русская подстилка! Пусть убирается в рубище! Сорвать все регалии, лишить всех привилегий и запретить въезд в страну! Навсегда! Проклятая шлюха!”

Вряд ли он осознает, кому именно шепчет проклятья, выводя резолюцию размашистым почерком в сопроводительном документе к бумагам Яньлинь. Через три часа пакет с почтой из канцелярии приносят в Опорную башню. Ду Шэнли неверяще смотрит на две строчки и массивную печать и пытается понять, что произошло в Золотом дворце. Но он не сомневается, что его взбалмошная охин стала разменной фигурой в политических играх. И понимает, что прямо сейчас он ничего не сможет изменить. Но помочь сотруднице он может.

Он снимает трубку и вызывает Обой Теданя. Инструктирует его, на ходу придумав повод для командировки в Мин, после чего уже вызывает его сестру.

И Линь отправляется в Пекин к Яо. Как мне и было нужно.

*Мэнъань – дословно “тысячник”

**Охин – девочка

***Эце – отец

****Mea culpa. Mea maxima culpa! (лат.) – Моя вина. Моя величайшая вина.

 

Глава 11. Прощальный дар

Полицейский был уже не молод, но выглядел подтянутым и бодрым. Не то что большая часть его коллег, которые незадолго до пенсии начинали отращивать себе брюшко и грудь, размерами соперничающую порой с женской. Цуань Хо на их фоне смотрелся так, словно сошёл с рекламного плаката, что так любили производить в Департаменте охраны общественного порядка.

Простое, круглое и очень располагающее лицо, способное застывать в суровой маске и доброжелательно улыбаться. Короткий ёжик чёрных, тронутых сединой волос, уверенный взгляд и широкие ладони потомственного селянина. Яо отметил, что ничего не зная о человеке, он уже проникся к нему симпатией. Вот что значит эмпатия хорошего и опытного полицейского, работающая безо всякой магии.

– Вы уверяли, что обладаете важными сведениями, детектив Цуань, – проговорил гвардеец. Он стоял возле стола в своём кабинете и смотрел на посетителя сверху вниз, но того это ничуть не смущало. – Я вас слушаю.

– У меня нет уверенности в том, что данные сведения именно то, что ищет личный слуга императора, – спокойно, без тени подобострастия ответил полицейский. – Но их важность у меня не вызывает сомнений.

“В нём совсем нет страха!” – копьеносец являлся носителем аспекта Ши и, сфокусировавшись, мог чувствовать сильные эмоции человека. Сейчас перед ним будто находилось ровное и гладкое горное озеро. Рядовой детектив столичной криминальной полиции чувствовал себя совершенно спокойно рядом с главой гвардии императора. Это интриговало даже больше, чем потенциально важная информация.

А сведения были нужны, как воздух. Подавление мятежа “Нового пути” до сих пор не состоялось, а поиски его вдохновителей зашли в тупик. След предателя, который обнаружил копьеносец в погоне за гуафангом, оказался пустышкой – все высшие чиновники подтвердили свою невиновность под “взглядом императора”. Страна уже месяц находилась в состоянии невидимой большинству гражданской войны. И выход из этого положения в обозримом будущем не просматривался.

Кое-какие успехи всё же имелись. Силовым ведомствам удалось навести подобие порядка в империи. Хотя бы массовые убийства чиновников и служащих прекратились. Каждый день в утренних сводках Яо ещё встречал сообщения о погибших, но теперь это было одно или два имени, а не сотни или даже тысячи жертв “Нового пути”, как в первые дни мятежа. Тем не менее, у него до сих пор не было ниточки, ведущей к тому кукловоду, который едва не погрузил империю в кровавый хаос.

И при этом копьеносец каким-то шестым чувством понимал, что зараза мятежа загнана в подполье на время. “Новый путь” не сдался – он лишь затаился на время. И, наверняка, готовится к новому удару. Который сведёт на нет все достигнутые успехи.

Поэтому за сообщение от старого знакомого из полиции, ещё по Гуанчжоу, о том, что некий пекинский детектив ищет возможность встретится с ним лично, он ухватился с надеждой утопающего. Хотя и не понимал, как ему может помочь обычный полицейский.

– Тогда рассказывайте, детектив.

Цуань Хо кивнул и начал говорить. Тезисно, но не сумбурно. Слова лились гладко, словно речь он подготовил заранее и многократно отшлифовал перед зеркалом. Может так и было.

– Есть один человек, преступник. Он занимался наркотиками. И сейчас занимается, но не в прежних объемах. Нам запрещали его трогать при отце нынешнего императора. “Длань” – прямой приказ. Полиция могла арестовывать его дилеров, но против него лично ни разу обвинения не выдвигались. Даже сведения, добытые нами, все факты и доказательства требовалось передавать человеку из “Длани”. Которые никогда и нигде больше не всплывали – просто исчезали.

– Агент “Длани императора”? – пока не понимая к чему ведёт полицейский, предположил Яо.

– Я так же считал, – кивнул тот. – Преступник, его зовут Го Чо, работал с очень большими объёмами, и предположить такое было бы более чем естественно. Какие-то дела имперской службы, о которых обычному следователю знать не полагалось.

– Вы сказали “тоже так считал”? Теперь не считаете?

– Сотрудник “Длани”, который курировал Го Чо, неделю назад был убит вместе с семьёй. А сам наркоторговец в тот же день покинул свою усадьбу в окрестностях столицы.

– Воспользовался бардаком в стране и обрубил связи с “Дланью”?

– Я тоже так подумал.

– Вы опять используете прошедшее время.

– Три дня назад Го Чо связался со мной. Мы знакомы – он был прекрасно осведомлён о моих взаимоотношениях с “Дланью” и о тех указаниях, которые я получал от них. Как бы то ни было, он обратился ко мне с просьбой о защите.

– Преступник к полицейскому?

– Я тоже был удивлён.

– Он объяснил зачем просит защиту?

– Очень сумбурно, по моему, он был пьян и до смерти перепуган. После его звонка я стал восстанавливать в памяти всё, что знаю о нём, его делах и связях с имперской безопасностью. Все сведения я хоть и передавал “Длани”, но из головы-то они никуда не делись. Не буду утомлять вас деталями – сейчас они не важны, но я вспомнил о двух регулярных и очень странных поставках. Раз в два месяца морской контейнер забирал один и тот же человек из “Длани”, который курировал мой отдел. Полиция же в это время фактически обеспечивала безопасный периметр. Другую такую же партию поставляли “Новому Пути” – сперва мы следили за ними, подозревая коррупцию, но куратор ясно дал понять, что речь идёт о государственных интересах. Когда я сопоставил одно с другим, а также с тем, что сейчас происходит в империи, то пришёл к выводу, что покровителей Го Чо имел не только в “Длани”. И если его куратор из безопасности убит, а сам наркоторговец скрывается, то не значит ли это, что охоту на него ведёт этот самый покровитель?

Звучало логично. Но… Наркотики и “Длань императора”? Наркотики и “Новый путь”? Зачем имперской службе безопасности и влиятельнейшему министерству в правительстве прежней империи наркотики? Яо не был наивен, он понимал, что государственные интересы часто требуют отступления от законов, которые все прочие должны соблюдать неукоснительно. Но наркотики? В промышленных масштабах! Морской контейнер – это очень, очень много наркотиков!

Полицейский ответа на данный вопрос, конечно, дать не способен. Но он может вывести на того наркоторговца, который обратился к нему за помощью. И если преступника удасться взять живым, то он сам расскажет всё, что нужно. Сейчас, например, можно позвонить руководителю “Длани” и попросить у него объяснений. Да, именно так и стоит сделать.

Главное же в другом. Го Чо сотрудничал с “Новым путём” и явно на самом высоком уровне. Значит, гипотетически, у него есть сведения о верхушке мятежников. И, если духи предков будут благосклонны, о том, кто управлял ими.

– Го Чо сказал, где он находится?

– Конечно же нет, ван Ло. Он матёрый лис и не стал бы так глупо подставляться. Он предложил устроить встречу. Завтра. Сегодня вечером он должен связаться со мной и назвать место встречи.

– Прекрасно! Тогда оставайтесь здесь и ждите его звонка. И сразу едём в названное им место. У вас есть оружие?

– Сдал на входе.

– Я распоряжусь, чтобы вернули. Вам есть еще что сказать?

– Нет, у меня всё.

– Тогда ждите.

За спиной у Яо словно крылья выросли. Вернулась надежда на то, что ещё есть возможность закончить всё хорошо. Спасти империю, вернуть на её земли порядок и перестать испытывать это крошащее кости чувство бессилия.

В знак уважения за своевременные сведения, он лично открыл дверь перед полицейским Цуанем, пропуская его в коридор. Дал знак секретарю, миловидной женщине с именем И, разместить гостя и собрался было вернуться в кабинет – нужно было ещё распорядиться на счёт его оружия и дать приказ спецназу готовиться к выезду на захват, как был остановлен словами помощницы.

– С поста охраны доложили, что с вами хотят встретится два подданных Маньчжурского ханства, ван Ло. Некие ваны Обой.

Яо резко развернулся. На миг показалось, что он ослышался. Обой? Яньлинь и Тедань Обой? Но как? Зачем?

– Проверить личности и пропустить, – приказал он, ни одной мышцей не выдавая своего замешательства. – Немедленно.

– У вас через пятнадцать минут совещание по вопросам…

– Отменить. Приоритетом является информация, которую сообщил детектив Цуань. Его вести в мой кабинет немедленно. Для остальных меня нет.

Обой! Сейчас? Что, во имя предков, этим двум здесь нужно?

Первой в кабинет вошла женщина. На вид совсем девочка, если не знать, что перед тобой чрезвычайно сильный берсерк, то ни за что не догадаешься. Одета по дорожному: серое пальто, берет, объёмный шарф, делающий её ещё более миниатюрной. В руке сумка – с аэропорта они что ли сразу? – а на лице выражение отчаянной решимости. Обой Яньлинь, собственной персоной.

Её брат выглядел обычно. Типичный представитель верхушки рабочего класса – деньги есть, а вкусом обделён. Зимняя кожанка на меху, свитер под горло, чёрные брюки, заправленные в высокие ботинки. И тоже сумка. Лицо его излучало радость от встречи. Совершенно неискреннюю.

– Ван Ло, вы стали таким большим человеком! – войдя, старший Обой тут же отвесил поклон младшего к старшему. – Примите наши поздравления!

Яньлинь лишь кивнула, но не произнесла ни слова. Она предоставила брату вести разговор, понимая свою подверженность эмоциям. Мудрый ход! Кто-то из западных философов сказал, что бытие определяет сознание, и это абсолютно точно характеризовало берсерков. Бойцы, привыкшие к тому, что любую преграду можно снести чистой силой, не являлись поклонниками дипломатии.

– Ваны, – Яо ответил менее глубоким поклоном, сообразным своему новому статусу. – Что привело вас сюда?

Он знал что. Пока маньчжуры шли от поста охраны, пока блуждали по запутанным коридорам служебной части Запретного дворца, копьеносец сумел унять замешательство и сообразил, что могло заставить ванов Обой приехать в Пекин. Причина могла быть только одна.

– Мы хотим просить вас о помощи, ван Ло. – ещё раз поклонился Тедань. Яо отметил, что поведение старшего в этой семейке изменилось с памятных ему времён. Стало менее дерзким, что ли. Интересно, это новая должность хозяина кабинета так на него действует, или кто-то дал маньчжуру урок хороших манер?

– Я внимательно вас слушаю.

– Мы просим вас присоединиться к нашим поискам. Моя сестра ищет известного вам вана из русского княжества. Прошу, не отказывайте нам.

И в завершение ещё один поклон. Положительно, Яо не узнавал Теданя из рода Обой. И это настораживало.

На ожидаемую просьбу визитёров копьеносец отреагировал предсказуемо.

– Боюсь, я вынужден отказать вам. Прошу меня простить, но я не располагаю ни временем, ни возможностями для поиска упомянутого человека.

– Ты и твой император ему должны, Яо!

Разумеется, берсерк не могла сдержаться. Кровь и дар – не те вещи, которые можно так просто игнорировать. Впрочем, сути вопроса это не меняло. А вот дистанцию обозначить имело смысл.

– О каком долге идёт речь, драгоценная госпожа?

– Прекрати делать вид, что не понимаешь! И говорить со мной так, будто мы только что познакомились на одном из этих драных приёмов! Мы вместе сражались, Яо! Мы были друзьями!

– Мы были соратниками и союзниками, Яньлинь, – со всей возможной мягкостью и терпением произнёс гвардеец, огорченный тем, что женщина не понимает намеков. – Это не одно и то же. Что до долга, я правда не понимаю о чём ты говоришь.

Сказав это, Яо понял, что немного покривил душой. Они были чем-то бо?льшим, нежели соратники или временные союзники. Те события в Гуанчжоу, когда он ещё не служил своему государю открыто, спаяли их куда прочнее, чем союзные обязательства и клятвы. Сделав, пусть и на короткий срок, командой. А кто-то считал – семьёй. Горстку разных людей из различных культур, не говорящих даже на одном языке, верящих в разных богов и с отличными, подчас вступающими в конфликт, целями. Кто бы мог подумать?

Яо всегда был честен с собой и умел принимать правду. Спаял всех этих людей в монолит команды один человек. Русский боярин. Антошин. Горячий, азартный и обладающий совершенно нелепой верой в то, что люди пойдут за ним, стоит ему самому бросится вперёд. Как щенок, видят предки!

– Моя сестра хочет сказать, – опережая готовую начать ругаться женщину, заговорил Тедань, – что Игорь Антошин, под началом которого мы работали в империи, помог императору захватить власть в стране.

Помолчал несколько секунд, после чего добавил с усмешкой, сделавшей его похожим на знакомого маньчжурского безопасника, а не того царедворца, в облике которого он сегодня неожиданно предстал.

– Не специально, конечно. Как и всё, что он делал.

И тут Яо не мог не улыбнуться в ответ. Слова Теданя были прекрасной иллюстрацией к характеру русского. Игорю везло просто невероятно. Порой даже складывалось впечатление, что все существующие на свете духи дружно сговорились ему помогать.

– Это отчасти верно, – не стал отрицать очевидного копьеносец. Действительно, спонтанное расследование Антошиным и его команды серии смертей ванов в Гуанчжоу значительно приблизили его господина к реализации запланированного дворцового переворота. – Только значения это всё равно не имеет. Мы уже говорили об этом. И с тобой, Яньлинь, и с русским князем, родичем Игоря. Я не могу его найти. Мой дар не работает так, как тебе представляется. Я даже не могу сказать жив ли он ещё.

Жестокие слова. Для влюбленной женщины – вдвойне жестокие. Что не делало их менее правдивыми. Ты зря проделала весь этот путь, говорили они. Ты зря кормишь свои надежды.

– Он жив. Я в этом уверена, – отрезала Яньлинь.

Об этой способности берсерка Яо тоже знал. “Столп опоры”, так это называлось. Связь провидца и того, кто держит его в реальности. Пришлось изучить древние свитки в императорской библиотеке, раз уж жизненный путь его пересекался с пророком.

– Если жив до сих пор, значит ему ничего не грозит, – рассудительно произнес он. Но его логичные и правильные слова вызвали лишь очередной взрыв со стороны младшей Обой.

– И тебе плевать, что с ним? Его могут пытать, а ты говоришь…

– Он – пророк! – копьеносец повысил голос, не давая женщине продолжить. Хватит! У него масса своих дел, чтобы тратить время на разговоры о том, чего нельзя изменить. – Таких, как Игорь, либо убивают сразу, либо сдувают пылинки, желая привлечь на свою сторону! Если он жив до сих пор, как ты утверждаешь, значит имеет смысл рассматривать второй вариант!

– Его ведь могут обмануть, – подал голос Тедань. Произнес он эту простую фразу негромко, но как-то очень веско. Так, что все, находящиеся в кабинете, моментально замолчали. Потому что понимали, насколько верной она была.

Племянник благовещенского князя, боевой маг большой силы и, ко всему прочему, недавно инициированный пророк, был, как бы это правильнее сказать… Не глупым, нет. Скорее по-детски доверчивым. Может он и являлся носителем могучего интеллекта, по крайней мере, размышлял он большей частью здраво, однако его отношение к людям выходило за рамки разумного. Если, к примеру, Яо считал каждого человека на планете потенциально опасным до тех пор, пока не доказано обратное, то Игорь смотрел на мир с точностью до наоборот. Любой человек, с его точки зрения, был, скорее, хорошим, пока не делал зла ему лично или кому-то, кого он считал своим. В этом были и плюсы, проявлялись они в том же умении спаять команду за рекордно короткий срок. Яо, однако, сомневался, что данный талант будет востребован в плену. Скорее, даже считал, что от него будет вред.

А пророк, пусть и обманутый пророк, на службе у врага – это очень и очень плохо.

– Даже если и так, – гвардеец разорвал повисшее в кабинете молчание. – Всё равно я не могу его найти с помощью крови. А мотаться по миру, как ты, Яньлинь, наверняка хотела предложить, я просто не могу. Я служу империи, а в ней сейчас всё очень непросто. У меня есть обязательства…

В последней своей фразе Яо обнаружил оправдывающиеся нотки и от неожиданности разозлился на себя. Да что такое! Почему он вообще считает нужным оправдываться перед этими людьми? У него есть долг только перед императором! Перед ним, и ещё перед теми, чьи имена он каждое утро видит в сводках!

– Мне жаль, но я не могу помочь, – проговорил он, глядя в сторону. Давая тем самым понять, что считает разговор оконченным.

Яньлинь, разумеется, тут же пошла красными пятнами, а вот её брат воспринял слова гвардейца совершенно спокойно. Так, словно ждал их, и когда они были произнесены, внутренне кивнул сам себе – всё, мол, идет по плану.

– А если мы сможем тебе помочь? – спросил он.

Копьеносец призвал на помощь всю свою выдержку, чтобы не рассмеяться маньчжуру в лицо. Весь штат императорских силовых структур работает над поисками руководителей “Нового пути” и тут вдруг появляется иностранец, полевой агент не слишком высокого ранга, и сообщает, что может помочь. Не расхохотаться в ответ было очень сложно.

– Чем же? – тем не менее спокойно и учтиво спросил он.

– Ты же понимаешь, Яо, что ханство не может просто смотреть, как в доме соседа заправляют чужаки.

Гвардеец моментально напрягся, прекрасно понимая, что именно ему сейчас сказал Тедань. Такими фразами не бросаются, особенно когда беседу ведут представители двух, не всегда мирно сосуществующих, стран.

– Поясни, – голосом холодным, как воздух в горах, потребовал он. Отметив, что для Яньлинь смена темы в разговоре стала такой же неожиданностью, как и для него. А при следующей фразе Теданя она и вовсе округлила глаза.

– Старик Шенли велел передать тебе поклон. Он сожалеет, что не может лично поздравить тебя с возвышением. Ещё больше он сожалеет лишь о том, что именно на твои плечи лёг груз прошлого.

– И всё? – Яо знал кто такой Шенли – ещё бы не знать шефа контрразведки соседнего государства. Его упоминание сразу сделало понятным и происхождение манер некогда неотесанного безопасника. Или он лишь делал вид, что остротой ума подобен топору для колки поленьев? Может и так, но, духи предков! Выходит, весь их разговор был спрогнозирован старым маньчжурским пауком! И блестяще сыгранным по нотам его человеком.

– Нет. Ещё помощь. В ответ на твою.

– Что ты можешь предложить?

– След.

– У меня уже есть след, благодарю.

– Полицейский детектив, – кивнул Тедань. – Перед нашим приходом ты как раз должен был закончить с ним говорить.

Удар был силён. Яо даже на миг прикрыл глаза, чувствуя, как кружится вокруг мир. Цуань Хо – спящий агент Ду Шенли? Но как? И… зачем? Зачем менъаню Опорной башни помогать ему в войне против “Нового пути”? Империя сейчас ослаблена как никогда со времён предшествующих реставрации – разве это не повод для радости в Золотом дворце? Зачем пауку присылать своих людей, вскрывать своих агентов, на внедрение которых наверняка ушли годы? Это неправильно! Так разведки не работают!

В глазах Яньлинь, обращённых к брату, отпечатался тот же вопрос – зачем? Она тоже всё поняла – Яо это видел – и теперь её интересовал только мотив начальника.

– Это прощальный дар старика, Линь. Он считает себя виноватым перед тобой, – пояснил для сестры Тедань. – Сказал мне, что не смог тебя защитить. Ты же знаешь старика, если он что-то вобьёт в голову, переубедить его не сможет и каган. Шеф понимает, что ты уже не сможешь вернуться домой, а значит тебе понадобиться новый. И он будет там, где твой русский. Значит нужно помочь тебе его найти.

Яньлинь резко отвернулась к дверям, скрывая эмоции. Тедань пожал плечами и вскинул в немом вопросе бровь – ну что, мол? Яо выдохнул воздух, через сжатые зубы и кивнул. Он не всё понял из объяснений маньчжура – они, в конце концов, предназначались не ему, но уловил главное. Из тупика его вывел глава контрразведки ханства, желающий таким образом помочь своей сотруднице, ищущей своего мужчину. Сказать кому, что такое возможно в век холодной логики и прагматичных поступков – не поверят.

Но и отказываться от этого дара копьеносец не собирался. Его задача не изменилась – он должен спасти империю. А с чьей помощью он это сделает – не важно. Цена тоже выглядела адекватной – полетать по миру и найти потерявшегося пророка. Две-три недели.

– Ждем звонка Го Чо? – спросил он у Теданя.

– Зачем? – “удивился” тот. – Я знаю где он находится. А детектив Цуань Хо уже покинул Запретный дворец и в настоящий момент растворяется в море подданных империи. Новая личность, ну ты же понимаешь!..

“Предки! Он слил внедрённого агента такого уровня просто чтобы помочь берсерку! Она что, внебрачная его дочь?”

– Тогда зачем он был нужен? Ты мог сам мне всё рассказать.

– Так он ведь не врал. Всё было, как он и сказал: крупные партии наркотиков для “Длани” и “Пути”, кураторство имперской безопасности. Он всё это видел, и Го Чо действительно ему звонил, напившись вдрызг. Просто, расскажи тебе такое я, ты бы не поверил, правда? Стал бы искать подвох. А побеседовав с детективом, ты уже успел всё уложить в голове и был готов к нашему разговору.

– Дан, я тебя убью когда-нибудь! – буркнула Яньлинь, всё ещё стоявшая к мужчинам спиной. – Почему ты мне ничего не сказал?

– И лишить себя удовольствия? Нет, сестрёнка! Вот выйдешь замуж, тогда и избавишься от моих дурацких шуток. А пока терпи – я в семье главный!

“Мир сошёл с ума, – поражаясь собственной отстранённости подумал Яо. – И, вероятно, давно. Просто я только что заметил”.

Ехать пришлось недалеко – наркоторговец, как выяснилось, уже находился на конспиративной квартире в Пекине. Помятый и жалкий, Го Чо совершенно не походил на хозяина жизни, которым, вероятно, считал себя совсем недавно. Нижние веки этого тучного человека, вряд ли перешагнувшего пятидесятилетний рубеж, больше походили на синяки, сами глаза были расчерчены кровавыми прожилками, и несло от него не дорогим одеколоном, а сильным перегаром.

– Выпивку не давал, – отрапортовал молодой маньчжур, приставленный к пленнику охранником. – Злится.

– Спасибо. Свободен, – Яо и не представлял, что голос Теданя может звучать так начальственно. Впору самому было ему кланяться и поздравлять с повышением.

Сторож кивнул и скрылся в соседней комнате, оставив троицу гостей с пленником.

– Здравствуйте, господин Го, – учтиво поприветствовал его Обой. – Как я и говорил, вы здесь для того, чтобы ответить на вопросы вану Ло.

И небрежно махнул рукой, мол, он ваш, Яо. Копьеносец не успел ничего сказать, как был атакован потоком слов пленника.

– Господин Ло! Какое счастье видеть вас! Эти варвары выкрали меня из моего дома! Я требую правосудия! – толстяк подскочил с дивана и попытался то ли поклониться, то ли бухнуться в ноги копьеносцу. Качнуло его основательно, так что Яо, преодолев брезгливость, был вынужден поймать его под руку и усадить обратно на подушки.

– Меня интересует ваше знакомство с высшими чиновниками “Нового пути”, – сказал он, прерывая готового что-то сказать пленника. – И прошу не тянуть. Я очень заинтересован во встрече с этими людьми.

Он всё ещё чувствовал себя несколько растерянным. Неожиданная помощь от тех, от кого ждать подобного немыслимо, его согласие эту помощь принять, поездка вместе с маньчжурами в отдаленный от центра район города, квартира в убогом здании – события развивались слишком стремительно.

– Но, драгоценный господин Ло, как я могу водить с ними знакомства? – искренне, словно и сам в это верил, воскликнул наркоторговец. – Это же запрещенная в империи организация!

Тедань подмигнул Яо и прежде, чем тот успел как-то отреагировать, отвесил пленнику затрещину.

– Господин Го, личный слуга императора очень занят. Проявите понимание к этому и отвечайте на его вопросы чётко и быстро. Иначе никто не поручится за вашу безопасность.

Специально для Яо он пояснил:

– Я взял на себя смелость, ван Ло, гарантировать от вашего имени этому человеку жизнь и свободу, если его сведения окажутся для вас полезны. К сожалению, господин Го слишком много пьёт и мог забыть об этом.

– Я не забыл! – возмутился толстяк. – Просто немного растерялся! Я готов сотрудничать!

Правосудия он уже не требовал. Яо наклоном головы поощрил его продолжать.

– Я не знаю, где сейчас руководство “Нового пути”. Но я знаю, что им нужно. Ха, у меня есть то, что им нужно и всегда было нужно! Я дам вам наживку, драгоценный господин Ло, если вы пойдёте мне навстречу и сможете вернуть мою жизнь.

– Он ставит условия? – с ленцой поинтересовался гвардеец. – Мне казалось…

Договорить он не успел, Тедань расторопно отвесил преступнику ещё одну затрещину. На этот раз более весомую.

Почему-то вспомнился подвал посольства в Гуанчжоу, привязанный к стулу Поглотитель и маньчжур, прикладывающий к его груди горящую огнём руку. Старые добрые времена, старые добрые соратники.

– Но вы должны меня понять! – схватившись за наливающееся краснотой ухо вскричал Го Чо. – Переворот… Прошу простить, восшествие на трон нового императора нанесло огромный ущерб моему бизнесу! Я практически разорён! А всё потому, что “Новый путь” оказался вне закона! И “Длань императора”, один из моих крупнейших клиентов, внезапно прекратил закупать товар!

Яо усмехнулся – не только у него, оказывается, проблемы с мятежным ведомством.

– Зачем, кстати, “Длани” наркотики? – уточнил он, чтобы не ввязываться в полемику. – Да ещё в таких объёмах?

– Так ведьмаки же, драгоценный господин Ло! Ведьмаки, которых создавали Потрошители. На них всё уходило. Куда – не скажу, но объёмы были – закачаешься!

Последняя фраза была произнесена с гордостью.

Это имело смысл. Вероятно, наркотиками пичкали целителей, превращая их в оружие против одарённых. Потрошители! Копьеносец повёл плечами. Мерзкие твари! Хвала предкам, его господин отказался от практики своего отца и прогнал их с территории империи. И монастырь под горой вновь принял своих законных обитателей – носителей Ши.

– А “Пути”?

– А вот про то мне неизвестно, драгоценный господин Ло! Чего не знаю, того не знаю, а что знаю – скажу! А только и вы поспособствовали бы восстановлению поставок? Хотя бы для “Длани”, драгоценный господин?

– Вы хотите привлечь внимание “Пути” наркотиками?

– Так я ведь про это и говорю! Бизнес пострадал, когда произошёл перево… смена императора. “Длань” перестала брать товар, А “Путь” – они же вне закона теперь. Но они вышли на меня, по обычным каналам вышли. Прислали видео с трупом представителя “Длани”, с которым я дела вёл, и сказали, что заберут то, что предназначалось ему. Я сразу понял – нужно поставить в известность кого-то из окружения императора. Сразу же позвонил, назначил встречу тому полицейскому…

Яо, под бормотание преступника, задумался. Мятежникам зачем-то понадобились наркотики. В бо?льших даже объёмах, чем они брали в “мирное” время. Это не могло быть совпадением, никак не могло! Тем более на фоне необычного затишья в деятельности “Пути” в последнее время. Предчувствия не обманывали гвардейца – противник задумал нанести новый удар. Но какой?

– На кого работает гуафанг “Нового Пути”? – наудачу спросил он. Вряд ли торговец наркотиками знал ответ на этот вопрос, но попытаться стоило!

– Работает? Я не понимаю, драгоценный господин Ло…

В этот момент в комнату, где проходил допрос, вбежал охранник.

– Движение по периметру, – доложил он Теданю. – Пять групп людей, по два-три человека, приближаются к зданию. Оружия не видно, но движутся они слишком скоординированно.

“Он и внешним охранением озаботился? – мелькнула в голове у Яо. – На моей земле? Впрочем… Молодец!”

– По какому маршруту отхода мы с ними не пересечёмся?

– Третий чист.

– Тогда берём пленника и уходим. Внешникам команду – в бой без необходимости не вступать.

Повернувшись к гвардейцу Тедань радостно оскалился:

– А весело у вас тут, Яо! Быстро нас вычислили! Хватайте этого толстяка и давайте уносить ноги!

 

Глава 12. Чужая игра

“Картинка”, как я понимаю, шла в реальном времени. То есть, допрос и спешное бегство моих людей с конспиративной квартиры в Пекине происходило прямо сейчас! Во всяком случае, обычно погружение в сознание человека работало именно так. До конца разобраться с временны?ми потоками в информационном поле я всё ещё не мог – порой просто отсутствовали точки привязки к течению времени в реальном мире. Догадывался, что если трансляция идёт “видом из глаз” человека, то временной поток соответствует моему, а когда я смотрел на сцену со стороны – прошлое или будущее. Для точного определения временной системы координат следовало производить своеобразную триангуляцию, то есть сопоставлять увиденное в одной нити с двумя-тремя другими видениями, или же находить в видении подсказку. Впрочем, сейчас это было совершенно неважно.

Мне удалось не только подстроить поездку Линь с Теданем в Пекин, но и вывести на след лидера мятежников “добряка” Яо, никак не желающего отправляться на поиски меня. Хотелось бы, конечно, не использовать передаточное звено в виде наркоторговца, но нити не давали никакой возможности сообщить информацию о местонахождении другим способом. Точнее, он был, но там около восьми дней плетения, да и возможностей воздействия у меня таких пока не было.

Важно другое – как квартиру Теданя вычислили так быстро? И кто? Я же, вроде, все сопутствующие нити изучил? Никто за ним не следил, мятежники из “Нового пути” даже не предполагали возможного участия маньчжура в схеме. Они с Яо должны были без препятствий провести допрос наркоторговца, заставить его провести сделку с представителем “Нового пути” и выйти на этого клятого гуафанга, скрывающегося сейчас в предместьях Пекина в непримечательном особнячке. Операция по его задержанию должна была пройти через два дня, после чего Яо за неделю должен был окончательно выкорчевать мятеж в Китае. К тому времени я бы уже закончил с Домиником – вероятность его согласия с моими условиями была очень высока – и получил бы возможность дать знать команде с какого материка стоит начинать поиски.

И что пошло не так? В каком конкретно месте? Я, конечно, понимаю, что как оператор инфополя я ещё слабоват, но всё же вроде изучил на десять раз! И плетение “Линь-Тедань-Яо” выглядело самым перспективным! Блинский…

Так, стоп! Сцены про нападение на конспиративную квартиру раньше не было – не встречал я её в видениях. А значит, она появилась в результате чьего-то вмешательства. Не обязательно осознанного – это могла быть неучтенная мною переменная… Господи, кого я обманываю! Какие, к чертям, случайности! Случайности не случайны! Кто-то, как и я, следит за вероятностью развития событий в Китае. И предупреждает о возникших изменениях заинтересованных лиц. Этот кто-то, к бабке не ходи, пророк. Человек Франко или Петра. Непринципиально даже кто именно – с этим всё равно потом разбираться.

Значит, ищем вмешательство. Опыт кой-какой имелся после взлома нити Луки Фрозо, но всё же мне пришлось основательно потрудиться, перелопатить кучу “роликов”, прежде чем обнаружились белёсые волоски, указывающие на участие в деле другого провидца. Шли они не от нити Яо, как я предполагал сначала – с точки зрения неизвестного противника было бы логично следить за основным фигурантом. И не от Теданя – хоть тут я не ошибся. Объектом слежки оказался наркоторговец.

Осёл! Вот ведь я осёл! Можно было сразу это предположить! Обрадовался, что нашёл связующую нить с “Новым путём” и расслабился! Хотя чего сейчас голову пеплом посыпать… Я ведь не предполагал, что за событиями в Китае следит пророк. Считал тамошний мятеж попыткой одного из братьев Чжу Юаня устроить в стране раздрай и перехватить занятый трон. Он и в самом деле организатор заговора, но теперь очевидно, что не инициатор. Католики опять, чтоб им всем!

И сделать прямо сейчас я ничего не могу! Ну найду этого пророка, определю чей он, а толку? Вот тебе и всё всемогущество! Друзья попали в засаду, а ты, самонадеянный идиот, сиди и смотри, как они выкручиваться будут. В принципе, вряд ли троим одарённым грозит что-то по настоящему серьёзное, но взглянуть не помешает.

Бросив пока поиски провидца противника, я быстро сунулся в нить Яо…

…Тедань сидел рядом, откинувшись спиной на кирпичную стену и зажимая ладонью пробитое пулей плечо. У его ног сжался в комок, перепуганный беготней и выстрелами, наркоторговец, который и скулить-то опасался. Яньлинь и последний из людей маньчжура прятались в соседней комнате. Берсерк рвалась в бой, но окрик брата сумел пробить пелену её боевой ярости, и теперь она бросала гневные взгляды на пустой пока коридор. По которому вот-вот двинуться стрелки синцев.

Одаренных среди нападавших не было, зато оснащены они были так, что шансов выбраться почти не имелось. Двенадцать бойцов, и каждый оснащён модумным оружием ближнего и дальнего боя, а также персональными защитными амулетами. Причём очень умело подобранным! “Новый путь” – глупо было ожидать иного! Как-то же эта структура умудрялась держать в повиновении всех минских ванов четыре поколения подряд. Не одними же эдиктами и памятками.

Ещё до столкновения магов с боевиками стало понятно, что хуже расклада не придумаешь. Группе едва удалось выйти из муравейника, в котором находилась конспиративная квартира, когда ситуация стала развиваться совсем не по тому сценарию, что предполагался. Сначала пошли доклады о столкновениях – их транслировал Тедань, имеющий со своими людьми связь с помощью датских капель – затем стрелять стали совсем рядом.

Первый контакт с боевиками синцев закончился потерей пятерых маньчжуров из внешнего охранения и простреленным плечом Теданя. Его сестра двигалась слишком быстро, чтобы в неё попали, а Яо же банально повезло – две обычные пули ударили в поясницу, закрытую броней. Обычно модумный боеприпас заряжали не подряд, а чередуя с обычным через два или три, иначе расход даже при скоротечном огневом контакте становился запредельным. Он и так-то, если перевести плотность огня синцев на деньги, выходил на уровень стоимости роскошного особняка в престижном столичном районе.

Ответные действия магов вреда противнику не нанесли: дальнобойные аспекты Теданя растекались по напитанным силой щитоносцев амулетам, а Яо с Яньлинь не могли приблизится на дистанцию ближнего боя – боеприпаса стрелки не жалели.

Плотный огонь заставил их спрятаться в соседнем, предназначенном под снос трёхэтажном здании. В котором они сейчас и торчали. Слишком поздно сообразив, что сами загнали себя в ловушку.

Его внутренняя планировка напоминала рабочее общежитие начала прошлого века. Длинный коридор, крохотные комнатки и всего два выхода: дверь в торце, через которую они вошли, и вторая, в дальнем конце коридора. Там же, в торцах здания, шли лестницы на второй и третий этажи. Беглецы затаились на первом, в комнатушке, расположенной примерно в середине здания.

Яньлинь предлагала затаится у входа и напасть на боевиков, когда они начнут штурмовать здание. Берсерк – что с неё взять! Впитает силу, и реки по колено! Даже задумываться не собиралась о гранатах, с которых непременно начнётся штурм.

– Когда там твои подойдут? – спросил Обой.

Едва стало понятно, что легко уйти не получится, Яо связался с полицией и “Журавлями”. Спецназ – не постовых же сюда гнать! – был обещан, но ему требовалось время чтобы добраться на окраины столицы.

– Вертолётом – ещё минут семь-восемь, – произнёс копьеносец. Он прокручивал в голове разнообразные варианты выхода из ситуации – толкового пока не придумывалось – и отозвался не сразу.

– Не протянем мы восемь минут, Яо. И семь тоже. Сейчас эти выкидыши пещерных дэвов накопятся с двух сторон коридора и пойдут на нас под огневым валом! Минуты две, самое большое. Ещё минуты две на контроль, и к прибытию помощи тут уже никого не будет.

– Что предлагаешь? – гвардеец спорить не стал, понимая правоту Теданя.

– Есть одна идея… Окна они под прицелом держат, через них не вариант. А вот через стены…

– Ломаем простенки и идём им навстречу? – моментально сообразил Яо. И выругал себя за то, что сам до этого не додумался.

– Только в момент начала их движения, – уточнил маньчжур. – Тогда за пальбой не будет слышно, что мы двигаемся. А так, да – перехватываем одну из групп, вы с Линь режете их в контакте, а я все силы кидаю в атаку по второй. Не бесконечные же заряды у их амулетов. Просажу как-нибудь…

– А сам в тряпку превратишься! – бросила через коридор его сестра.

– Ну у тебя-то сил будет с избытком – вытащишь! – хохотнул Тедань. – Ну что, решаем?

– Я за, – Яо коротко кивнул. Других идей всё равно не было.

Поднялся и попробовал сделать наконечником копья прорезь в стене. Получилось. Принялся аккуратно создавать контур будущей двери.

– Яньлинь, давайте к нам!

Берсерк и её спутник сгруппировались и коротким прыжком пересекли узкий коридор. Хлестнувшие следом автоматные очереди никого задеть не успели.

– Ну всё, – старший Обой поделился с сестрой силой, затем окружил полусферами почти невидимых щитов себя, своего человека и свернувшегося в позе эмбриона наркоторговца. – Теперь только ждать.

Ждать пришлось не долго. Меньше минуты. Как и прогнозировал Тедань, синцы пошли плотным построением с двух сторон коридора. Двигались они очень осторожно, безостановочно паля в дверной проём той комнатушки, в которой скрывались маги. Тактика спецназа в помещении. Подойдут на дистанцию броска – полетят гранаты.

Тедань будто в медитацию погрузился. Сидел, к стене привалясь, глаза прикрыл и весь так расслабился, будто музыку любимую в наушниках слушал. Яо не обманывался, понимал, что манчжур сейчас формирует аспекты, чтобы выдать их без подготовки. И отмеряет время, после которого…

– Пошли!

Яо пнул вырезанный прямоугольник стены. Прежде чем тот коснулся пола, в проём уже влетела берсерк. Не задерживаясь в комнате, врезалась в следующий простенок, пробив его, словно он был из рисовой бумаги. И на инерции снесла третий. Грохот трёх пробитых стен слился в один звук, а крохотная маньчжурка уже добралась до идущей справа группы. В какофонию боя вплелись ещё и вопли не ожидавших такого маневра бойцов. Амулеты – это хорошо, но от берсерка они слабо помогают. Потому что не очень важно, окружает тебя щит или нет, когда нечеловеческая сила отрывает от пола и швыряет на соседа по строю.

Копьеносец отстал от неё на удар сердца. И первым же выпадом пришпилил к полу пытавшегося встать синца. Наконечник почти не встретил сопротивления – Яньлинь здорово приложила боевика. Тут же отклонил корпус в сторону, пропуская под мышкой руку успевшего взяться за нож синца. Выдернул копьё, сломал напавшему руку, отступил на полшага и снёс голову его соседу. Прикрылся всё ещё удерживаемым боевиком от выстрела в упор, толкнул труп на стрелка и пронзил обоих длинным выпадом.

Секунды три у них с берсерком ушло на всю группу. В плотной свалке у синцев не было шансов даже несмотря на модумное холодное оружие, да ещё и эффект внезапности сработал как надо. А бойцы второй, идущей слева группы, на миг растерялись. Дай им больше времени – они бы решились стрелять и по своим, но паузу умело заполнил Тедань. Как только Яо с его сестрой начали резать своих противников, он высунулся из дверного проема и выдал “стену огня”.

Ревущее пламя хотя и не навредило боевикам, но заставило их на инстинктах отпрянуть и на пару секунд скрыло из виду самого Теданя и дальнюю часть коридора, где сражались маги. Да и прицел сбило, что в этой ситуации было самым полезным. Пока они палили неизвестно куда, копьеносец и берсерк закончили резню и со всей возможной скоростью кинулись через коридор. Заметив, как буквально перед ними маньчжур пустил гудящую от избытка силы “могильную плиту”, называемую европейцами почему-то “монолитом”. Этот аспект высосал из него последние силы. Тедань буквально сполз по стене, не заботясь даже о том, чтобы заползти обратно в комнату.

Синцев протащило “плитой” до самого выхода. Но щиты, пусть и на последнем издыхании, выдержали и этот удар. Хорошие модумы были у синцев! Лучшие, в своём роде! Только вот спасти не смогли. Как только отпустило давление аспекта, как на них обрушились мерцающая зеленью смерть и, практически неразличимая глазами из-за скорости, ярость. Схватки как таковой не было – избиение ванами простолюдинов. Как в те времена, когда модумы были доступны единицам, а в описании битв часто встречались фразы “и пали они на них, как львы на стадо овец”.

Яньлинь бросилась к брату, едва на залитый кровью пол упало последнее бездыханное тело синца. Яо предоставил ей выяснять его состояние, сам же методично проверил врагов лезвием копья – вдруг кто выжил? Таковых не оказалось, и спустя несколько минут он присоединился к семейству Обой.

– Я так полагаю, что попытка выйти на гуафанга через этого червя, – слегка светящееся лезвие копья указало на торговца наркотиками. – смысла уже не имеет?

Тедань, голова которого лежала у сестры на коленях, то ли закашлялся, то ли рассмеялся.

– Вот скажи, минец… как можно быть такой… чопорной задницей?

Яо улыбнулся и ткнул в потолок древком копья. В ставшей звенящей после грохота боя тишине отчётливо слышался звук винтов приближающихся вертолётов.

Выжили, слава Тебе! Напряжение боя, в котором я был непосредственным участником, не спешило отпускать, потряхивая сознание обрывками воспоминаний и запоздалым страхом. Не сразу-то пришло и понимание того, что я больше не носитель аспекта Ши, крутой как горы, ван Ло Яо. Кажется, мышцы и те помнили, как правильно направлять копьё, чтобы оно пробивало мягкие ткани, а не упиралось остриём в кость…

Да уж, заварушка случилась что надо! Правда, теперь всё моё плетение полетело к чертям, но это можно было пережить. Задержка реализации плана – я так это старался воспринимать. А вот если бы мои действия закончились смертью друзей… Этого бы я себе точно не простил.

Некоторое время я просто лежал на кровати, прикрыв глаза и размышляя над произошедшим. Паписты, значит… В Китае… Ну-ну! Чья, интересно, фракция там “работает”? Франко или Петра? На инквизиторов точно не похоже, как и на доминиканцев. По логике – франкисты, террор – их стезя. Но какова конечная цель? Чего они добиваются, пытаясь устроить переворот? Ведь это же не просто хаос ради хаоса, тем более, что с наскока его организовать у них не получилось. Посадить на минский трон управляемую марионетку? Но это не так просто – все институты власти сейчас в руках Чжу Юаня. Более того, они его поддерживают. Сменой императора мало чего можно добиться – короля делает свита.

Попробуем рассуждать логически. Как говорила Ирина Олеговна, не нужно по каждому пустячному поводу обращаться к дару, проще использовать мозги. Переворот в империи – что получают франкисты? Свой правитель, полигон для обкатки своих новых юнитов-поглотителей, отсутствие необходимости прикрывать свои делишки и огромное количество человеческого материала для экспериментов. Минус – элиты Китая о них уже знают, и их такой расклад не устраивает. Итог – продолжающаяся гражданская война. Кстати, не факт, что для католиков этот вариант подходит меньше. В мутной воде, как говориться…

Или это и есть самоцель? Управляемый хаос? Возможность тестирования поглотителей и других боевых монстров в реальных полевых условиях? В моём мире две империи специально для этого буфер в виде Ближнего Востока организовали. И рубились там без ущерба для своих земель, в то время как всякие туземцы лишались домов и жизней.

Чем больше я об этом думал, тем больше себе же и верил. Сама власть в Мин католикам может и не так важна, как возможности, даруемые “горячей точкой”. В конце концов, что они будут делать со страной, в которой-то и христиан раз-два и обчёлся? Проводить массовое крещение? Строить экономику? Развивать социальные институты? Да на фига им это!

Перейти от выводов к плану действий я не успел. Ход моих мыслей был грубо прерван вторжением гостей. Точнее сказать, хозяев – келья-то не моя, я её только снимаю.

Отец Доминик буквально ворвался ко мне в келью. Вид у старикана был донельзя раздражённый. Крылья тонкого носа гневно раздувались, а глаза метали молнии. Метафорически, конечно – стрельбу из глаз у одарённых я здесь ещё не встречал. В руках магистр Ордена держал толстую книгу, которую тут же бросил мне на колени – я едва успел сесть на кровати. Увесистый такой фолиант в обложке из толстой кожи с тиснением. Я внимательно его рассмотрел – средневековый, судя по стилистике названия, труд – после чего поднял вопросительный взгляд на католика.

– Вы меня идиотом считаете? – прошипел он.

– Нет, падре, – на автомате ответил я. Недавний бой в теле Яо и последующие размышления сделали меня несколько рассеянным. – Фанатиком и параноиком. А к чему этот вопрос?

Доминик ткнул сухим пальцем в лежащий у меня на коленях том и приказным тоном произнес:

– Откройте. Там имеется закладка.

Всё ещё не понимая, что происходит, хотя и придумав кучу причин такого поведения магистра, я открыл книгу. Рукописный текст с затейливыми узорами на полях и рисунком на одной из двух страниц. Изображение, сделанное от руки: индеец в высоком головном уборе из перьев и фигура, видимо, являющаяся каким-то туземным божком, держали в руках путаницу нитей. Над головами у них художник нарисовал облачко, стреляющее молнией. Снизу шёл текст, по прочтению которого причины недовольства святого отца стали мне более понятны.

“Предполагаю, что чтение зашифрованного письма, называемого инками кипу, погружает чтецов в состояние транса, выводя их сознание за пределы вещного мира, и позволяет вести секретные переговоры в месте, называемом ими Храмом Инту. Содержащаяся в темнице хранительница знаний по имени Уохчи, которую латники графа де Паола схватили на третий день после сражения за город Куско, таким образом общалась с младшим сыном вождя, содержащимся под стражей и ожидающим казни в той же камере, куда поместили жрицу. Стража показала, что со стороны выглядело так, словно пленники просто сидели друг напротив друга, держа в руках клубок нитей, которые, как я теперь предполагаю, являются туземным способом записывать знания. О столь необычном поведении пленников меня проинформировали скорейшим образом, и я сам имел возможность наблюдать данную картину. Позже, на дознании, инка Уохчи, как и мальчишка, с коим она замышляла недоброе, признались, что держась за нити они могут перемещать сознание за пределы обычного течения времени в иной пласт бытия, скрытый, как я полагаю, от всевидящего ока Господа нашего”.

А так всё хорошо шло! Ну, будет наука – всматриваясь в нити дальние, не стоит забывать о тех, что совсем рядом.

Я закрыл книгу и безмятежно взглянул в глаза доминиканцу.

– И что вы хотите, чтобы я сказал?

Так-то я себя чувствовал, как Штирлиц, которому под нос сунули его отпечатки пальцев на чемодане с радиостанцией радистки Кэт. Но маску спокойствия пока держать получалось.

– Вы скрывали от меня информацию об этом! Вы и инка плели заговоры, скрываясь в этом…

Тут он сбился, подбирая определение для места, в которое я попадал вместе с Куавой, так что я воспользовался паузой и любезно пришёл ему на помощь.

– Я называю это складкой пространства, падре.

Ментальный блок, так до сих пор не снятый магистром, был тут не причём. Просто, просчитав ситуацию, я пришёл к выводу, что сейчас честность – лучшая политика. Что я, собственно, теряю?

– И мы не плели там заговоры, а обучались. Точнее, там инка обучала меня – по другому не умеет. В том числе тому, как обойти защиту пророка кардинала Франко. Результат вас, вроде бы, удовлетворил, так чего вы мне сейчас высказываете за методы? Не по-католически это как-то, святой отец! Из ваших кто-то, не помню точно кто, сказал, что цель оправдывает средства. Так что не так?

От моей отповеди святой отец, кажется, слегка опешил. Он ожидал оправданий, а получил в ответ на обвинения встречный напор. Такой лёгкий разрыв шаблона. А я ведь ещё могу и предложениями длинной в хороший абзац говорить… Но берегу его пока.

– Почему вы не доложили об этом?

– Падре, вы уже определились с моим нынешним статусом? Если я по прежнему пленник, то претензия безосновательная. Пленнику положено стремиться к сокрытию от своих тюремщиков любой полезной информацию. А если соратник – тогда давайте перейдём от обвинений к обсуждению моих условий.

– Как вы обошли “слово истины”? – окаменел лицом магистр, осознавший, что первый раунд нашей словесной дуэли он проиграл. Спрашивал он, вероятно, про ментальный блок. По крайней мере, по смыслу очень подходило.

Я улыбнулся со всей доступной мне приязнью, которую не испытывал к этому старому грифу.

– Позвольте мне вместо ответа повторить свой вопрос. Вы уже решили кто я в вашей системе координат? Пленник или союзник?

– Отвечать!

Ого! Да падре в бешенстве! Ну, деваться-то некуда. Прямой вопрос, будь он неладен. Правда, ответить на него я мог очень обтекаемо.

– Игрой слов, падре. Одной лишь игрой слов. Не только жрецы умеют это делать, как видите.

И замолчал, выжидательно улыбаясь – что, мол, дальше? В темницу бросите? Отдадите меня Альдо? Решайте, святой отец! Я в нетерпении!

– Зря вы затеяли со мной эту игру…

– Справедливости ради стоит сказать, что игру затеяли вы, Доминик. Я лишь ознакомился с правилами и присоединился к ней. Теперь вы обижаетесь на то, что у меня неплохо получается. А как же гордость учителя?

И вот тут мне показалось, что я малость пережал. Лицо Доминика превратилось в маску служителя веры, который видит ведьму и держит в руках факел.

– Мальчишка!.. – взревел он.

– Поберегите сердце, падре, – меня тоже закусило, и сдавать назад я даже не попытался. – В вашем возрасте это опасно.

– Сгною в тёмной!

– Я уже говорил вам о своём отношении к смерти.

– Посмел мне перечить?

– А вы только это заметили?

– Чёрта с два тебе, а не свобода!

– Не выражайтесь, вы же носитель духовного сана.

– Ты будешь делать то, что тебе прикажут!

– Я больше склоняюсь к равноправному партнёрству.

На кончиках пальцев храмовника стал разгораться чистый свет. Такого аспекта я ещё не видел, наверное, какая-то чисто церковная магия. Сейчас как шандарахнет, а я даже закрыться не смогу – за спиной Доминика маячил страшно сосредоточенный Альдо, явно блокирующий мне доступ к дару.

– Падре, возьмите себя уже в руки! – на всякий случай я закрылся фолиантом, рассчитывая, что редкую и дорогую вещь он не станет жечь. – Сейчас вот помрёте от внутричерепного давления, а мне потом с новым магистром договариваться!

С рук старикана сорвались тонкие лучи света: с каждого пальца по одному. Похожие на лазеры из космической фантастики, они аккуратно настругали мою кровать, с которой я едва успел вскочить, на множество кусочков. Запахло озоном, будто в комнату заглянула грозовая туча.

– Да что на вас нашло, чёртов католик! – я как-то даже смирился с тем, что сейчас мне придется умереть от рук разгневанного священника. И решил напоследок высказать ему всё, что о нём думаю. – Возмутило, что пленник утаивает информацию и дерзит? А на что вы, интересно, рассчитывали? На сотрудничество и безоговорочное послушание? Знаете что? Не умеете играть в шахматы – идите играть в куклы! Тоже мне, спаситель магии в отдельно взятом мире!

И замер, гордо вскинув голову – партизан, блин, на расстреле! В голове стучала только одна мысль: “Похоже, Антошин, это твой последний блеф!”

 

Глава 13. В западне

Какое-то время в келье царила тишина, в которой отчётливо слышалось лишь моё напряженное дыхание и электрическое потрескивание силы – результат применённого аспекта отца Доминика. Я смотрел чуть в сторону, продолжая отыгрывать героя, одновременно молясь о том, что если уж мне суждено сегодня помереть, то пусть всё произойдет быстро и, по возможности, не слишком больно.

Мелькнула мысль напрыгнуть на старика и попробовать придушить его голыми руками, но я отогнал её. Между нами метра полтора-два, в полёте сожжёт. Лучше уж так уйти, на пафосе.

Затем я заметил, что с пальцев Доминика больше не срывается свет, а сам он уже не мечет разгневанно глазами молнии, а вполне удовлетворённо улыбается.

– А вы умеете держать удар, Игорь, – прежним, хорошо знакомым тоном доброго дедушки сообщил он мне. – Это полезное качество.

Никто никогда не узнает, скольких сил мне стоило сдержать облегчённый выдох. Сколько нервных клеток прямо сейчас взяли и откинули коньки! Су-у-ука! На понт меня взял! Развёл как пацана! Вот же ж!..

Это что же получается, это проверка моей стрессоустойчивости была? Ах ты ж… старый пенёк! Но как сыграл! Талантище – не отнять! Пронесло, выходит? И его не злит, что я от него информацию утаивал? Злит, скорее всего, но он готов спустить это на тормозах. Значит он согласен с моими условиями? Как давно он знал, интересно? А про Ткачей он тоже в курсе? Вряд ли, я бы уже горел тогда, как моя кровать. И что он намерен делать с инкой? Я-то ему нужен, а она – не факт.

Ничего из пронёсшегося в голове за краткий миг я озвучивать не стал. Буркнул лишь:

– Тогда добавьте к моим условиям новую кровать и новое жилище. Эти уже ни к чёрту не годятся.

– Пойдёмте пообедаем, Игорь. Обсудим будущее сотрудничество и ваши условия, – ухмыльнулся старикан. – Меня не всё устраивает, но, думаю, мы сможем договориться. К тому же сегодня за кухню отвечает брат Игнасий – у него всегда потрясающе получаются блюда из птицы.

Развернулся, прищёлкнул пальцами и вышел из кельи. Мне послышалось, или этот интриган довольно что-то напевал себе под нос? Вот ведь сволочь! Мысленно переставив его имя в самую вершину списка под названием “убить при первой возможности” и снабдив дополнительно пометкой “приоритет”, я отправился за ним следом. Чувствуя, как в груди оживает дар, вырубленный несколько минут назад Тенью.

Каплунов, значит, жрать будем! Ну, ладно!

Брат Игнасий к столу принимать комплименты не вышел. Хотя стоило бы пусть бы он и приготовил не петуха, а утку, но сделал просто потрясающе! Другое дело, что трапеза наша проходила в общей трапезной зале монастыря, и тут раскланивания шеф-повара выглядели бы неуместно. Даже с учётом того, что в зале никого, кроме нас с Домиником, не было. Альдо за моей спиной не отсвечивал, устроился перед входом на солнышке и что-то читал, водрузив на нос очки. Библию, не иначе.

– Благодарю за угощение, падре, – светски начал я, когда приборы были отложены в сторону, а руки вымыты в специальном тазике. – Скажите, прежде чем мы начнём торговаться, можно ли задать вопрос?

Магистр доброжелательно кивнул, откинулся на высокую спинку стула и обмакнул губы в бокал с вином. Очень лёгким, этакий девичий сок, на “Сангрию” похожим.

– Как вы намерены поступить с инкой? После того, как узнали о её возможностях? И, кстати, как вы о них узнали? Понятно, что из книги, но…

Старикан поднял руку, прерывая мои пояснения, мол, я всё понял, сейчас отвечу.

– Книгу мне прислали из библиотеки Ватикана – здешняя, как вы понимаете, такими редкостями похвастаться не может. Когда мне доложили о ваших долгих безмолвных посиделках, я попросил архивариуса исследовать данный вопрос. И был огорошен результатом. Что до того, как я намерен с ней поступить… Вы в ней ещё нуждаетесь?

– Без понятия, падре, – не хотелось бы, чтобы девчонка пострадала из-за меня. – Прямо сейчас – нет. Но кто знает, вдруг понадобится. В её голове порядочно знаний.

– Вы, верно, решили, что я решил убить это несчастное дитя? – хмыкнул Доминик. – Не волнуйтесь и перестаньте уже считать нас живодерами. Отпускать её я, как вы понимаете, не собираюсь. Слишком, как вы правильно сказали, много знаний в её голове. Поживёт здесь, пообщается с дознавателями. В тёмной её держать не будут, не беспокойтесь. Думаю, здешние условия покажутся ей куда привлекательнее тех, в которых мы её обнаружили.

– Я смогу с ней общаться? Если потребуется?

– Конечно! Если потребуется – просто скажите мне!

– Отлично! – я тоже изобразил удовлетворение решением данного вопроса и отсалютовал старикану бокалом. – Ну что, к нашим баранам?

Доминик не ответил, продолжая с лёгкой улыбкой рассматривать меня поверх бокала. Как-то даже не по себе стало, особенно если вспомнить, что он творил в моей келье. Какие мысли сейчас проходят обкатку в его голове? Я уже несколько раз заглядывал в его нить, видел его прошлые и вероятностно будущие поступки, но в его голову, по аналогии с Яо или Глебом, залезть не мог. Инка тоже не знала почему дар работает именно так. Предположила, что “прямой эфир” возможен только с близкими людьми, но это была догадка в режиме “пол-палец-потолок”. Того же Экхарта я точно не могу назвать ни родственником, ни другом.

Кстати, а почему шоу с лазерами из рук мне в его нити тоже не встречались? Что это – экспромт или моё вмешательство в линию давало такие вот “круги на воде”?

– Интересный вы человек, Игорь, – нарушил, наконец, молчание, старик.

– Э-э, спасибо, конечно… Вы тоже, наверное… А это вы к чему сказали?

– Да вот, понимаете ли, размышляю о всех тех странностях в вашем поведении, которым прежде не придавал значения.

– Ну, у вас тоже, святой отец, странностей хватает, – направление, куда папист повернул разговор, мне совсем не нравилось. Поэтому я предпринял попытку немного заболтать собеседника. – Мне вот, например, совершенно не понятно, чего вы с Альдо торчите в монастыре вместе со мной? Месяц, к слову, скоро! А вы ведь магистр ордена, не мышь чихнула. Дел у вас других, что ли, нет? Рука руководящая “псам господним” не требуется? Да и Альдо здесь поселили. А ведь он оперативник, а не сторож. Скучает, небось, по полевой работе? Я, конечно, понимаю, как важен пророк в ваших проектах, но не чрезмерно ли внимание?

Доминиканец развёл руками, обозначая ответ “ну вот как-то так”. То есть, тупо проигнорировал вопрос! И с мягкой настойчивостью вернул разговор в прежнее русло.

– Я уже некоторое время живу с пониманием, что изначально недооценил вас. А после признания, что “слово истины” вам удалось обойти просто путем искажения формулировки ответов – не аспектом дара, а таким вот нетривиальным решением – я начал понимать, что ошибка эта может мне дорого обойтись. Вот прямо сейчас, например, вы попытались одновременно перевести тему беседы с себя на меня, и в тоже время – получить понимание собственной важности. Для того, я полагаю, чтобы использовать полученную информацию в последующем торге. Это… нетипично для одарённого, Игорь. Боярин вашего ранга больше уповает на магию, нежели на игру слов.

Опаньки, как сказал какой-то мультяшный персонаж. Как он меня просчитал-то на раз! Запомнил признание про игру слов и сейчас будто заново со мной знакомится. Круто! Опасный он, всё же, тип.

– Так ведь дядька меня в преемники готовил, святой отец, – ответил я, изображая беспечность, сам же внутренне напрягшись. Следить за словами стал вдвойне сильнее. – Князем Благовещенским я должен был стать, если бы не рождение кузена. Международная политика и всё такое. Переговоры всегда мне неплохо удавались.

– Допустим, допустим… – католик в задумчивости пожевал нижнюю губу. Кажется, он не очень поверил такому правдоподобному объяснению.

– А вы, когда досье на меня собирали, решили что племянник целого князя – держиморда? Пульсарами пошвыряться, головы попроламывать? Не разочаровывайте меня, святой отец!

– Аналитики неплохо описали ваш психологический портрет. Я склонен был доверять их суждениям. И да, скорее вы больше походили на заурядного, простите, варлорда, у которого не слишком много желаний, выходящих за пределы основных физиологических. Чрезмерные амбиции, коварство, нетерпимость, мстительность…

– Гоните их в шею, святой отец! Они явно зря едят свой хлеб!

– Это возможно, – старикан покладисто покачал головой. Затем внезапно утратил задумчивость и вперил в меня пристальный взгляд. Холодный такой, даже поёжиться захотелось. – А если предположить, что они не ошиблись? Что, если они оперировали устаревшими данными?

Что? Нет, не так. ЧТО?

– Э-э?… – выдавил я из себя, одновременно иронично, очень на это надеюсь! вскидывая одну бровь.

У кого там была фраза: “не делай паузу без нужды, а уж если взял её – тяни сколько сможешь”? Я бы на Станиславского поставил, но врать не буду. Да и не важно, главное – она абсолютно точно соответствовала моменту. Сам того не желая я повис на паузе, не зная что мне отвечать. Не поручусь даже, что контролировал в это время выражение лица.

– Пока вы гостили у нас, Игорь, я поручил обновить ваше досье. Поискать странности. Любые. И знаете – их нашли.

Глаз он с меня не сводил, внимательно отслеживая на моем лице движение каждой мышцы.

– Два месяца назад в Благовещенске произошли некоторые события с вашим участием. Вы уничтожили сильного мага, очень сильного. В этом не было ничего необычного, аналитики в один голос утверждают, что вам это было по силам и в поединке, не говоря уж о групповой атаке. Однако сразу после этого вы словно бы исчезли на целый месяц. Как выяснилось, всё это время вы практически безвылазно жили в резиденции князя. Я и раньше знал об этом, просто сделал неверные выводы. Решил, что вы опасаетесь мести Ватикана, поэтому и перешли на подобное осадному положение.

Срочно, срочно нужно было что-то сказать! Я уже понимал, куда ведёт добрый дедушка Доминик. Понимал, но не представлял каким образом мне вывернуться.

– Логичное предположение, верно? Вы ведь тогда ещё не были инициированным пророком?

Я этого ему не говорил! Откуда он знает?

– С чего вы это взяли?

– Скорее всего, инициация произошла в Гуанчжоу. В противном случае, ваш князь ни за что бы не отправил провидца на задание. Как это случилось? Как это могло случится? Вы ведь только же мне сказали, что ваш дядя готовил вас как преемника? Другими словами, инициация королевской крови у вас должна была остаться далеко в прошлом, верно? Сам не пойму, как это ускользнуло от моего внимания…

Отец Доминик не сводил с меня глаз. Руки его расслабленно удерживали бокал, и, казалось, что он ведёт обычный послеобеденный разговор, а не ставит вопросы, от которых у меня мурашки по спине побежали. Ведь прямо сейчас, открытым, практически, текстом, сказал, что знает о иномирном моём происхождении. Уверен или сильно подозревает.

Других объяснений быть не могло. Маг проходит инициацию один раз в жизни. И повторить этого нельзя. Если только ты не пришелец, обнуливший все достижения прежнего хозяина тела. Это вам не компьютерные эрпэгэшки, что за небольшой донат можно переписать характеристики персонажа.

Так, вопрос в другом. Как ещё можно объяснить пробуждение пророческого дара? Что мне сейчас сказать этому хитрому и умному старику? Что у Игоря был тайный брат-близнец, которого князь с рождения скрывал в подземелье? Что за бред в голову лезет! Не иначе от подступающей паники, от этих мыслей-визгух, на одной ноте долбящих: “Он знает! Он знает!”

А ведь так неплохо держался до этого! Даже когда святой отец меня на испуг своими лазерами брал. А сейчас сдулся, ровно шарик. Эмоциональная разрядка?

– Видимо, обрадовались, что пленили пророка? – вымученно улыбнулся я. Ничего умнее я придумать не смог.

Старик кивнул, но словно бы своим мыслям, а не в ответ на мою реплику.

– Так что вы мне скажете, Игорь? Возможно ли, что мои аналитики изучали одного человека, а я сейчас беседую совсем с другим?

Шах и мат. Знает. Он совершенно точно знает! И что мне теперь делать? Он же меня… Стоп, Антошин, стоп! Притормози! Что он сделает? В тайный научный центр храмовников припрячет? Бесчеловечные эксперименты над тобой ставить начнёт? Включи уже мозг! Он. С тобой. Разговаривает. Ты ему по-прежнему нужен. Точнее, пророк, но это одно и то же. Если правильно все разыграть…

Мозг, будто пощечину получил, собрался и быстро промотал варианты развития этого разговора. От вероятных до самых фантастических. И если действовать по одному из них, я не только не потеряю ничего, но ещё и приобрести могу!

– А что если и так? – не успев до конца обдумать свою новую линию поведения, я будто со стороны услышал свой, почему-то, очень спокойный голос.

Часть меня попыталась выйти на сцену с воплем: “Что ты делаешь, идиот!” – но я без труда загнал её обратно за кулисы.

Правда, и что? Про параллельные миры он знает, а то, что пророк у него пришелец, так ему это же даже в плюс.

– Мне интересно, как вам так долго удавалось водить всех за нос.

– Не всех, падре.

– Князь знает?

– И ещё несколько человек.

– И он не против, что в теле его племянника живет сознание иномирянина?

– Да у него особенного выбора-то и не было. Как и у меня. Там такая запутанная история вышла…

И я, в который уже по счёту раз, начал рассказывать историю своего появления в мире меча и магии. Начал с небольшого экскурса в историю своей Параллели – мы же никуда не спешили. Для важности слегка приукрасил своё социальное положение там, сделав себя не каким-то там пресс-секретарем, а губернатором Амурской области – поди проверь! И перешёл к интригам двойника, которые и привели к переносу сознания одного Игоря в тело другого. Про контакт с ним, разумеется, умолчал, да и в целом тональность рассказа сделал несколько более мрачной.

Князь Поярков, например, сделался хладнокровным интриганом, сознательно позволившим мне остаться в теле своего племянника в надежде на повторную инициацию и проявление пророческого дара. Сам я предстал практически узником, на которого у владетеля были обширные планы. Начинались они с приобретения путём династического брака земель Пермского княжества, а вот дальше…

– Словом, мне что там, что здесь – тюрьма, – подвел я итог почти часового рассказа. За это время Доминик не сказал ни слова, внимательно слушая эту дикую смесь правды с вымыслом, и только изредка отпивая из бокала. – Здесь, хотя бы, возможность есть не остаться рабом до конца жизни. Дела-то у вас закручиваются – закачаешься. Я бы в них поучаствовал. Надо же как-то устраиваться на новом месте.

И натурально так вздохнул. Как человек, долго скрывавший правду, и получивший облегчение, открыв её.

Вышло, по моему, очень даже неплохо. Я – пришелец, не связанный никакими обязательствами и родственными отношениями. Чистый лист, из которого можно сделать не пророка, за которым постоянно нужно следить, а лояльного сотрудника. Бери и пользуйся, святой отец, я вся ваша. Нужно ли говорить, что подобная постановка вопроса совершенно иначе позволяла Доминику посмотреть на своего пленника? Теперь главное, чтобы он с этого угла на открывающиеся перспективы посмотрел…

– Почему вы скрывали?

– Ой, да ладно, падре! А почему я должен был вам верить? Почему я должен был считать, что вы чем-то лучше того феодала в Благовещенске? В конце концов, вы мне не приглашение на почту отправили, а с боем похитили!

На последнее моё заявление Доминик отреагировал согласным покачиванием головой. И репликой, которую я так от него ждал.

– Получается, вы чужой в этом мире…

Да, падре, да! Я без рода и племени мальчик, свой собственный! Нет у меня обязательств никаких перед князем. Ищу лишь к кому прислониться, кто не предаст и не сделает из меня расходный материал.

Всё это я не мог сказать прямым текстом, но постарался максимально доступно выразить языком тела. Пожал плечами, одновременно качнув головой и вздохнув. Отвёл глаза в сторону, но ненадолго, после чего совсем уж коротко, буквально украдкой, взглянул на старикана с тщательно скрываемой надеждой. И снова опустил их, спрятав за низко опущенной головой.

Доминик молчал долго. Очень долго. Он заставил меня усомниться в верности выбранной стратегии раз пять, ведь по лицу этого старого пенька невозможно было прочитать ничего! Я издёргался весь, даже несколько раз кашлянул и поёрзал на стуле – вполне, кстати, оправданные эмоции для человека, который ждёт решения своего будущего. Наконец, магистр произнес:

– В вашем возрасте уже нечего надеяться на продвижение в иерархии Святого престола.

Я едва удержался, чтобы не вскочить и не кинуться обнимать старикана – купился, он купился! Вместо этого широко улыбнулся и сообщил чуть подрагивающим голосом:

– Да и меня сан не привлекает совершенно! Я ещё не готов отказаться от радостей плоти!

– Естественно, мне придётся многократно проверить всё вами сказанное, Игорь…

– Да хоть стократно! – что ты там найдешь? Не князю же звонить будешь?

– …прежде чем мы сможем говорить о настоящему союзнических отношениях.

– Но вы согласны?

– На что?

– …

– Вы верно понимаете, что нам нужен пророк. А также вы правы, что содержание вас в плену, со всеми этими мерами предосторожности, уже становится чрезмерно обременительным. Куда полезнее было бы сотрудничать с вами более открыто. Однако, учитывая те возможности, которыми вы обладаете, оставить вас без охраны и надзора было бы непростительной ошибкой.

– Когда вы это так озвучиваете, святой отец, то звучит как тупик.

– Практически, – согласился Доминик. – Похоже на притчу об охотнике, поймавшем тигра. Но, думаю, выход имеется. Я намерен перевезти вас в Европу.

Челюсть у меня отвалилась, после чего с клацаньем вернулась на место. К счастью, происходило это только в моём воображении, так что волноваться о сохранности зубной эмали не приходилось. А вот обо всём остальном…

Мой план освобождения – да, пусть и грубый, но он у меня был! – предполагал, что я останусь в Южной Америке. Это было для меня максимально выгодно. Монастырь доминиканцев находился в совершеннейшей глуши, и провести здесь боевую операцию силами княжеской рати можно было бы без труда. Лучшей охранной системой обители являлась тайна её расположения. А вот в Европе, не сомневаюсь – в окрестностях Рима, – провести высадку десанта с вертолётов было бы затруднительно.

– А это обязательно? – спросил я голосом, в котором даже не потрудился скрывать скепсис.

– Что вас пугает?

– Дело не в этом… Просто… Я, по моему, ещё не готов окунуться в разборки и интриги всех этих ваших фракций. Во-первых, как вы понимаете, я новичок в этом мире. И вряд ли вам на пользу пойдёт, если о моём иномирном происхождении узнают ваши коллеги. Во-вторых, несмотря на то, что действуют ватиканские фракция во имя одной цели, конкуренцию никто не отменял. Узнают, что у доминиканцев появился пророк – долго я там проживу? Траванут в первую же неделю! Вы ведь ещё и поэтому держите меня в глуши? Чтобы ваши братья во Христе обо мне не прознали.

– Не волнуйтесь, не траванут, – усмехнулся Доминик. – Я ведь не в соборе Святого Павла вас собираюсь поселить. Да и не в Вечном городе даже. Небольшая обитель на берегу Средиземного моря – вполне подходящее место. Впрочем, я ещё не уверен. Я подозревал что-то подобное в отношении вас, но не был уверен. Так что мне ещё придётся основательно поразмыслить о том, как с вами теперь быть.

– То есть, вы предлагаете пока заморозить нашу беседу?

– Да, пожалуй. В направлении сотрудничества – да. Вы же не против? – с усмешкой спросил он. Дождался от меня согласия и продолжил. – А теперь я бы хотел как можно больше узнать о вашем мире.

Я усмехнулся – кто бы сомневался! Кто о чём, а вшивый о бане! Понятно, так-то, всё его мировозрение строится вокруг спасения магии в мире, которое, в свою очередь, проистекает из знания об иных Параллелях. И о том, куда их может завести технократический путь развития. Конечно же он хочет получить подтверждение своей модели мироздания.

Нет, всё-таки ужасно удачно вышло с моим “провалом” как пришельца!

– Вы были не так уж и не правы говоря, что технократический путь развития цивилизации ведет в тупик, – начал я рассказ. Вот уж о чём не надо было врать, так это о своей родной Параллели. – Об этом и в моём мире не говорит только ленивый. Сейчас, например, у нас идёт глобальное противостояние Востока и Запада. И весь мир с ужасом ждёт, не закончится ли он Третьей мировой войной, которая сметёт человечество с лица Земли…

К моему приходу помещение уже проветрили, а на месте нарезанной на брусочки кровати, стояла новая, ничем от прежней не отличающаяся. Я повалился на неё с таким усталым вздохом, словно разгружал всё это время уголь, а не сидел за столом и разговаривал. Но, как я уже говорил, беседы с магистром ордена Псов Господних были весьма утомительны.

Насколько я мог судить, прошло всё очень неплохо. Да, я раскрылся, как пришелец, но это принесло мне больше плюсов, чем минусов. Интерес Доминика к моему миру это подтвердил. Вот только переезд этот, будь он неладен! Совсем он мне не нужен. На новом месте мне придётся всё плетение с начала начинать. Хотя… Не так уж далеко я продвинулся, прямо скажем, чтобы ныть “все планы коту под хвост!” Может и не стоит спорить по поводу переезда? К тому же сам падре ещё не уверен в его необходимости.

Ладно, это не дела дня сегодняшнего. Пусть отец Доминик переспит с этой мыслью, утро, как говорится, вечера мудренее. А я пока погляжу, что там с моим плетением. Хотелось понять, насколько далеко меня отбросило вмешательство другого пророка.

В инфополе я не стал ни к кому подключаться – в этом не было нужды. Просто быстренько проглядел вероятности, убедился, что команда в Пекине в безопасности, но снова находится в тупике, и отправился искать пророка, который походя разрушил мою маленькую паутинку. Теперь, когда меня не отвлекали мысли о находящихся в опасности друзьях, я спокойно проследил белесые волоски от нити наркоторговца Го Чо к провидцу – кто бы сомневался, а я нет – кардинала Франко. Тот самый товарищ, который поставил защиту на нить Фрозо, и стал причиной моего знакомства с инкой.

Событий в жизни этого замечательного человека было великое множество – я ещё в прошлый свой визит в его нить в этом убедился. И в этой вот, непонятным для меня образом каталогизированной библиотеке из поступков, слов и решений, нужно было найти нужную мне информацию. Планы франкистов на Китай. Используя логику, я сделал ставку на то, что задание пророку следить за торговцем наркотиками – его, кстати, звали Жераром Леру и был он французом, давал сам кардинал. Но примерно через два часа безостановочного просмотра его жизни, был вынужден признать, что ошибся. Складывалось такое ощущение, что Жерар никогда не встречался со своим господином.

Вряд ли такое могло быть: пророк – инструмент не того уровня, чтобы с ним общаться через посредников, но именно так и было. Пару раз я натыкался в прошлом француза на лицо Франко, но это были общие посещения каких-то мероприятий, на которых они максимум парой слов обменивались. Никаких бесед, на которых бы озвучивались планы мирового господства, никаких поручений. Создавалось впечатления, что вся важная информация из памяти пророка вымарывалась. Если такое вообще возможно.

Покинув нить Жерара Леру я перенёсся во второго много чего знающего субъекта, специалиста по особым поручениям кардинала – Луку Фрозо. И спустя час вынырнул из поля в раздражении.

Ничего! Память убийцы была таким же образом подчищена, хотя сам он до сих пор находился в африканской командировке. Там не было даже того, что я видел в прошлый раз – все эти взаимоотношения фракций и прочих тайн мадридского двора.

Задавать себе вопрос “как такое возможно?” я не стал. Если это имеет место быть, значит – возможно. Уж чего-чего, а чудес в этом мире я насмотрелся на годы вперёд. Правильный вопрос звучал так: как они это сделали? Это же не стирание памяти людям, что с помощью гипноза или химии могли делать и в моём мире. Это, мать вашу так, воздействие на информационное поле планеты! Как если бы оно являлось компьютером, а у кого-то был админский доступ на перемещение и удаление файлов.

И ведь не просто так это произошло. Явно же в ответ на мои действия. Эх, поговорить бы сейчас с инкой, может у неё в кипу была какая-то информация! Но к ней пару дней лучше не соваться – и так по самому краю прошли. Придётся отложить эту задачку на потом, а пока заняться самим Фрозо. Уж он-то знает…

Да твою же… дивизию! Кардинальская нить, милого розового цвета, оказалась защищенной! Это уже не случайность! Случайность – один раз. Два – совпадение, а вот три – это уже, простите, закономерность. Паписты закрывались от меня. Может ещё не знали о моём существовании, но каким-то образом чувствовали шпиона.

Может попробовать других провидцев посмотреть? Их, вместе со мной, пятеро. Может и больше, но мне известно о пяти. Я “на контракте” у доминиканцев, Жерар Леру – у франкистов. Есть ещё Экхарт, кому он служит – я не знаю, но папистам – точно. По крайней мере, они так думают, а он, как мне кажется, ведёт свою игру. Остаются двое. Один из них действующий понтифик, а второй вообще неизвестно кто. Предположим, что это человек кардинала Петра, а Экхарт – иезуит.

Если и у них имеются такие же провалы в памяти, как у Жерара и Фрозо, или защита, как у Франко, значит паписты целенаправленно защищались от “прослушки”.

Я вновь нырнул в кипу мироздания и принялся искать нити провидцев. Сказать это было легче, чем сделать: попробуй найти то, о чём представления не имеешь! В “лицо” из оставшихся деятелей поля я знал только Экхарта, но что-то мне говорило, что он не тот, кто мне нужен. Пришлось действовать хитрее.

Для начала я изучил нить отца Доминика – иерарх его уровня вполне мог быть знакомым с провидцами. И мне повезло: в глубине его воспоминаний я встретил сцену встречи магистра с самим понтификом. А точнее, официальное представление нового главы доминиканцев Папе Римскому. Без “триангуляции” сложно было сказать насколько данное событие было в прошлом, но, судя по всему, не менее тридцати лет назад. Мой фанатик на ней только один раз попал в фокус собственного зрения, глянув на себя в зеркало перёд тем, как войти в кабинет.

Был он тогда очень импозантным мужчиной. Это сейчас он выглядит стервятником: почти лысый, с тонкой морщинистой шеей и горящими глазами. А тогда ему было чуть больше сорока и представлял он из себя практически хрестоматийного иерарха Церкви. Стройный, с горделивой осанкой и лицом хищной птицы, на котором, сообразно уровню встречи, замерло выражение благообразности и смирения.

А вот понтифик меня не впечатлил. Мелкий какой-то, невзрачный и, кажется, чувствующий себя не в своей тарелке. Его белое одеяние лишь подчеркивало насколько человек не соответствует сану. Казалось, тиару ему на голову водрузили против его воли.

Но, главное, его лицо я запомнил. Этакий хорёк-неудачник: черты меленькие, прорисованные едва-едва, брови блёклые, взгляд усталый и испуганный. И выражение лица мелкого хищника, которого вдруг провозгласили царём зверей и поставили надо львами и волками.

По этим данным я и “запустил поиск”. То есть всем своим естеством попросил поле показать мне его нить. И столкнулся с ещё одним явлением, которое раньше не наблюдал.

Сперва инфополе сделало вид, что просьбы моей не услышало. Я уже вышел из нити Доминика и висел над переплетением нитей, ожидая, что сейчас одна из них подсветится. Но время шло и этого не происходило. На следующий “поисковый запрос” поле и вовсе отреагировало волнением, заставив кипу задрожать и трястись. Вроде как выбросить меня собралось!

На всякий случай я восстановил память о тёплых пальцах Линь в моей руке и снова сосредоточился на лице Папы Римского. Сформулировал в сознании просящие интонации, что-то вроде: “Ну пожалуйста, он мне очень нужен!” – если бы я общался с этой квазиразумной сущностью словами. И поле отреагировало неохотным согласием. Именно неохотным, я отчётливо это почувствовал.

Нить понтифика была цвета кофе с молоком. Я хмыкнул над этой цветовой системой, в очередной раз удивляясь тому, насколько она не соответствует моим представлениям. Была бы моя воля, я бы нить главы католической церкви сделал снежно-белой. Но у поля, видимо, были свои резоны. Мою же нить оно зачем-то раскрасило в серый.

Я не стал влетать в хранилище понтифика с наскока. Покружил рядом, изучил участок рисунка, в который она вплетена, связанные с ней нити, коих оказалось очень уж много. Не обнаружил ничего подозрительного, вроде белесых нитей пророка, и решительно скользнул внутрь.

Там темно и пусто. Ни роликов прошлого, ни видений будущего – одна лишь пустота космоса, не подсвеченная даже звездами. И ещё тут было очень холодно. Словно я и правда вывалился в вакуум без скафандра. С учётом того, что в поле не было такого понятия, как температура окружающей среды, а я не имел тела, мороз внутри нити Папы делал всё это ещё и очень странным.

Пометавшись по внутреннему космосу лидера католиков, я пришёл к выводу, что здесь мне ничего не светит. Пустота была абсолютной, и искать в ней что-либо не представлялось возможным. Странное дело – я с таким впервые сталкивался. Ну понятно, когда внутрь вообще не пускает – защита, то да сё. Но вот так, чтобы внутри человека не было ничего! Это было очень странно и пугающе.

Отложив в сторонку вопрос “как он это делает”, я решил покинуть это негостеприимное место и направился к выходу. Точнее, попытался это сделать, но по прежнему оставался висящим в пустоте. В тот же миг я осознал, что из поля я тоже не могу выйти.

 

Глава 14. Цена свободы

В тусклом освещении кельи зеркало отражало лицо смотрящего в него не набором черт, а массивом теней. Мазки серого и чёрного, сплетённого между собой, создавали чудовище, а не человека. Ещё глаза эти горящие, отражающие пламя свечи, стоящей за зеркалом. Но я знал, как он выглядит, когда света достаточно. Широкое лицо, тяжёлый подбородок, уставший взгляд запавших глаз. Тридцатилетний мужчина, выглядящий на пятьдесят. Пророк Экхарт.

– Я знаю тебя, – говорил он на латыни и делал это очень медленно. – Ты глупец. Как ещё назвать человека, желающего прочитать самого понтифика?

Возможность ответа не предполагалась – Экхарт вёл монолог с зеркалом. Специально для меня. Зная, что освободившись из плена, я рвану вслед за светом, выведшим меня из тьмы и пустоты. Сунусь в нить человека, который не дал мне навсегда сгинуть в информационном поле. И наткнусь на своеобразное видеописьмо.

Непривычный формат общения – я всё время порывался ему ответить, забывая, что трансляция идёт в одностороннем порядке. Наверное, чтобы он услышал мои слова, мне надо будет записать подобное же послание перед зеркалом?

Как он меня спас, я так и не понял. Но сделал это довольно быстро. Я не проторчал в пустоте нити Папы Римского и часа, хотя, по субъективному времени, пробыл там целую вечность. Сперва я пытался выбраться с помощью логики. Обдумал свое положение, старательно гася панику, наметил пути выхода и стал их методически испытывать. Выйти из поля – неудача. Почувствовать руку Линь – неудача. Спеть гимн СССР – неудача. Беспорядочно полетать по пустоте окружающего пространства – только с этим, пожалуй, никаких проблем не возникло. Правда и к освобождению не привело…

Меня никто не атаковал, не допрашивал. Просто пустили в чулан, закрыли дверь, подперли комодом и уехали на море, наглухо про меня забыв. Точнее, тут ведь даже двери не было, так что и ломится, отбивая руки-ноги, мне было некуда. Поэтому я довольно быстро успокоился – сделать всё равно ничего не мог – и повис без движения посреди странного этого места. Самое время предаться размышлениям о жизни.

Например о том, что всё вышло весьма закономерно. Безотносительно от того, что считать правдой: мою жизнь в ином мире с магией, князьями и властолюбивыми католиками, или алкогольную кому с яркими видениями угасающего разума, в которой я утонул после выборов губернатора. Если верно первое, то игры с Домиником, блуждание по информационному полю и использования силы, которая не вполне мне понятна даже, должны были привести к чему-то подобному. Если же второе, о чём я нет-нет, да и задумывался, то, скорее всего, кто-то отключил аппарат искусственного жизнеобеспечения. И вскоре мне предстоит узнать – есть ли жизнь после смерти?

Поэтому, когда во тьме мелькнул росчерк белого света, я подобрался и приготовился отвечать на вопросы. Кто их там по штату должен задавать – архангел Гавриил или апостол Пётр? Когда же блик превратился в постоянное свечение, холодное, какое дают китайские фонари с диодом вместо лампочки, я сообразил, что встреча с представителями Всевышнего, похоже, откладывается. Пожаловал кто-то ещё.

При ближайшем рассмотрении источник света был идентифицирован как полоса света. Лента или полоса, размером с небольшую змею, и ведущую себя также. Изгибаясь, она приблизилась ко мне, дала себя рассмотреть, после чего рванула прочь. Один раз остановившись, будто давая знак следовать за собой. Намек я понял, и заставлять себя уговаривать не стал.

Да, если врубить параноика, то там, куда полоска света собралась меня привести, могло оказаться похуже, чем тут. Но… В пустоте этого космоса у меня-то совсем вариантов не было. Висишь себе и висишь. А вот на новом месте они могли появиться.

Куда мы летели – непонятно. Во тьме, без каких бы то ни было ориентиров, даже направление угадать невозможно, не то что цель пути. Однако дорога не была долгой. В какой-то момент тьма моргнула и сменилась привычным мне рисунком поля. От облегчения первым моим желанием было выйти в “реал” – от греха. Но “змейка” продолжала двигаться куда-то вдаль, и я решил последовать за ней.

Вскоре мы оказались возле нити чистого белого цвета – цель пути, надо полагать. Я к тому времени уже успокоился настолько, что даже сумел с иронией оценить окрас, подходящий для понтифика. Однако весь в белом у нас оказался некто иной.

Внутри нить была обычной: эпизоды прошлого и будущего, выглядящие для меня, словно бесконечная страница Ютуба, скролить которую замучаешься. Не хватало только фильтров сортировки видео по времени – может стоит сформулировать это свое желание полю? Оно ведь определенно подстраивается под сознание и понятийный аппарат пользователя.

Здесь я и нашёл послание от Экхарта. Расположенное в самом верху списка, если продолжать аналогию с Ютубом – последнее загруженное видео. На первых же кадрах я хлопнул себя несуществующей в поле рукой по воображаемой голове. Немец был прав – я идиот. Самонадеянный идиот, который решил, что познал уже всё и теперь начнёт прогибать под себя изменчивый мир. А мир в очередной раз показал, что таких умников он за завтраком уминает по сотне в ложке.

– Надо было оставить тебя в тиаре, – продолжал меж тем вещать провидец. – Ловушка специально создана для таких, как ты – желающих проникнуть в видения высшего иерарха. Несколько дней ты бы просто висел во тьме, ожидая своей судьбы – допроса, а после связь с телом была бы разорвана. Сознание навечно поселилось бы в информационном поле – тут достаточно таких призраков, а тело со временем умерло. Тиара Иннокентия, ты ведь ничего не знал об этом сторожевом артефакте?

У Экхарта была дурацкая манера задавать вопросы собеседнику, на которые тот не мог ответить. Но сейчас я был готов ему простить закидоны и пострашнее. Особенно после того, как узнал от чего он меня спас.

– Так вышло, что я один из тех, кто питает своим даром тиару, а значит, знаю принципы её работы. Другого пророка-самоучку я бы там и оставил, даже тревогу бы поднимать не стал. Но ты… Я видел, кто ты. Видел, чего ты хочешь. И понял, что могу обрести союзника. Поэтому спас. Наши цели сходны, хотя пока твои методы приносят больше вреда, чем пользы. Но я смогу обучить тебя.

В этот момент я и напрягся. Когда человек, вроде Экхарта, говорит, что хочет помочь тебе, стоит проверить есть ли у тебя оружие. Дело не в том, что его цель мне была не по душе. Только методы. Ещё один фанатик, который хочет сделать мир лучше? Нет уж, спасибо! Их количество в моей жизни и так чрезмерно.

– Мое имя Экхарт. Мы уже встречались с тобой, но не лицом к лицу. Я только сейчас об этом узнал.

Я помню, да. И видение своё первое, о котором он знать не мог, и видящего, без затей задушившего китайского мага на складе в Гуанчжоу.

– Как и ты, я – собственность. Провидец на службе ордена иезуитов. Я служу их целям, как они считают. Но преследую свои.

Тоже в курсе. В смысле, знаю, что играешь ты свою игру, но вот зачем – этого я пока не понимаю.

– Я не знал о твоём существовании, пока ты не попал в ловушку. Но пока ты в ней находился, изучил тебя. Нужно было решить, что с тобой делать.

Вот даже как! Ну, логично, я пока никаким образом себя не проявил, чтобы привлечь внимание пророка. О моём даре-то знает весьма ограниченное число людей. Зато теперь я громко заявил о себе, вляпавшись в сторожевой артефакт. И не факт, что интерес ко мне проявит только Экхарт.

– Мне нужен был союзник, и Господь послал мне его. Надвигается война. Страшная война, такой люди ещё не видели. Она начнётся не скоро – через пятьдесят лет, и не будет длиться долго. Но закончится тем, что от человечества останется меньше трети, а те, что выживут – изменятся. Остатки людей окажутся под властью мёртвого кукловода в папской тиаре и уже никогда оттуда не вырвутся.

Просто Апокалипсис от Экхарта! Даже обидно от того, насколько все банально! Все, блин, в кого не плюнь, хотят спасти мир! Однако следующая фраза немца заставила меня взглянуть на него совсем по-другому.

– Я сражаюсь против этого будущего уже четыре года. Теми силами, что дал мне Господь. Изучаю посланные мне видения, ищу точки приложения силы и воздействую на них. Мои действия пока лишь отодвигают грядущее, но не делают его невозможным. Однако теперь, когда я нашел второго подобного мне, мы сможем разрушить планы Святого престола.

Экхарт – Ткач? Вот это номер! Хотя, если учесть то, что он делает, то удивляться нечему. Руками своего убийцы он оказывает на реальный мир воздействие и таким образом меняет плетение информационного поля. Может быть, даже скорее всего, он воспринимает поле не как узор, но сути это не меняет нисколько.

Ткач под крылом у иезуитов! Ну надо же, чёрт возьми! Он сам-то об этом знает, интересно? Понимает ли, что даже действует почти как инки, меняя будущее жертвами? Ведь его видящий колесит по миру и просто выстригает из ковра нити.

– Сейчас возвращайся в тело. Через два часа поступи, как я делаю сейчас. Я выслушаю твой ответ и после подробно расскажу, что нас ждёт, если мы не будем бороться.

На этом видеообращение закончилось. Пророк поступил очень символично, задув свечу и погрузил помещение в темноту. Как будто запись выключил.

Вернувшись в своё тело, я обнаружил, что наступила ночь. Со всеми этими разговорами, во сне и наяву, я даже не заметил, как пролетел ещё один день. Надо ускорятся, а то превращусь в такого вот Экхарта, не замечу, как пройдёт четыре года, а я буду продолжать искать способы спастись.

Вот почему я не нормальный попаданец с кнопкой “карать” и гаремом?

Вторая встреча с Экхартом окончательно оформила моё к нему отношение – немец мне не понравился. Я вообще фанатиков не очень жалую – слишком уж у них мышление однобокое. То есть, они могут быть умны и образованы, как тот же отец Доминик, но всегда прут к цели, не считаясь с сопутствующими потерями. Цель для них оправдывает средства. А уж если цель – мировое господство, то можно только предполагать каковы будут жертвы.

Когда-то давно и не помню уже у кого, прочитал такую фразу: “Легко принести жизнь в жертву светлому будущему, гораздо сложнее во имя него жить!” Мне она показалось очень правильной и органично вписалась в моё формирующееся мировоззрение. Растворилась в сотне таких же прочитанных и услышанных максим, создав уверенность в том, что цель средства не оправдывает. По нему я и жил. До сих пор. Но последнии события выгрызли в незыблемом прежде монолите широкую брешь.

Я не “облико морале” и никогда им не был. Всегда соблюдал свои интересы, заботился, прежде всего, о себе любимом и о тех, кого считал своими. Как и большая часть людей, полагаю. Но черту я не переступал никогда. Действовать старался так, чтобы в момент отхода ко сну, мысли о совершённом не мешали мне сомкнуть глаза. И если Бог есть, и после смерти предстоит предстать перед ним, то мне будет стыдно за множество своих не слишком хороших поступков. Но и только. Душу на части рвать не будет.

Не сказать, что это какая-то прямо платформа. Но что есть, то есть. Однако, чем дальше заводила меня эта история, тем отчётливее я понимал, что далеко на ней я не уеду. Нужно было что-то менять, поскольку люди, играющие по правилам, всегда будут проигрывать тем, кто правила игнорирует. И “не уподобляйся злу” в данном контексте звучит не очень убедительно.

На моём горизонте показался ещё один фанатик. Спас меня, за что ему, конечно же, огромное пророческое спасибо, но лишь за тем, чтобы сделать меня своим инструментом. Так что о доброходстве речь вести смысла нет. Просто очередное плетение, в котором меня хотят использовать. Это уже начинало бесить!

Понятно, что все люди друг друга используют, но хотя бы какую-то видимость взаимной выгоды надо показывать! А то один – давай спасём мир от технологии, другой – давай спасём мир от католиков! Князь Поярков в этом отношении честнее, всё же. Да, он использовал меня, спору нет, та же накрывшаяся медным тазом женитьба на пермской княгине служила прежде всего его интересам. Но так ведь предполагалось что и я от этого в выигрыше буду!

А эти! Фанатики, одним словом.

Его слова про страшное будущее, уготованное человечеству, меня не особенно впечатлили. Во-первых, кликуши всегда так говорят, а во-вторых, постоянно существует какая-то угроза людям как виду. Блин, ребята, мы живём на куске камня, защищенного от смертельно опасного для нас космоса тонюсенькой плёнкой атмосферы! Вы о чём, вообще? В любой момент может случится всё что угодно и безо всякого человеческого участия, к слову сказать. От метеоритного дождя до вторжения пришельцев. Если жить в постоянном страхе перед этими гипотетическими, но всё же вероятными вариантами развития будущего, то проще чиркнуть бритвой по венам!

Да, скорее всего, Экхарт говорил правду. Вероятно, он и правда что-то такое видел в будущем. Я даже догадываюсь что именно – не зря же уже месяц почти с доминиканцами живу. Но делать на это ставку и начинать крестовый поход против одной из вероятностей будущего – это, на мой взгляд, перебор. Будущее настолько многовариантно, что одного крохотного камешка достаточно для того, чтобы лавина изменила направление. Что прекрасно иллюстрировала история с маньчжуркой, работающей в Африке и приехавшей на родину в отпуск.

Фанатики, меж тем, почти всегда так делают: вырывают из контекста кусок, и в результате появляются какие-нибудь адвентисты седьмого дня или кто ещё похуже. Каждый со своим мрачным пророчеством о конце света.

Но это всё лирика, а решать, тем не менее, что-то надо и как можно скорее. Через два часа немец припрётся в мою нить, или как он там информационное поле воспринимает, и там его должно ждать ответное видеописьмо с ответом. Согласиться может? Для вида? Ага! Пророку? Для вида? Очень смешно! Что ему стоит покопаться в моей памяти и вычислить мотивы? Меня удивило, что он не упомянул о том, что я из другого мира прибыл. Наверное, второпях смотрел, не слишком далеко и глубоко. Ну, полагаю, скоро он этот просчёт исправит. Мужик он въедливый, в отличие от меня. Я помню в видении, как он каждый образ записывал и каталогизировал.

О моём иномирном происхождении он узнает очень скоро. Как и о моём истинном решении. Насколько я помню, у него, всё же, немного по другому дар работает. Более метафорично, что ли. Все эти мертвые кукловоды, воины в доспехах и горящие города. И, насколько я понимаю, залезть в голову ко мне он не сможет. И у меня-то не со всяким такой фокус удаётся. Если инка права, то такой способ подходит для близких людей.

Блин, да он даже не понимает, что он Ткач! По крови или это так века папской евгеники сыграли – бог весть. Считает себя каким-то исключительным пророком, Дланью Господней и всё.

Не о том ты сейчас! Вот не о том! Какая разница кем он там себя считает? Нужно понять, что дальше делать. Без этого Экхарта полный вагон проблем! Зачищённые и защищённые нити папистов, Доминик, который пока не решил, что со мной делать, китайские дела, тоже как-то связанные с католиками и вишенка – я всё ещё в плену!

Что он мне сделает, если я отвечу отказом? Пошлёт своего убийцу? В теории возможно… Хотя нет, чушь! Я под охраной другого видящего и убийце с красным шнуром здесь ничего не светит. Но я бы понаблюдал, как два видящих зарубу устроили. Чье кунг-фу круче, ага.

Нет, убивать меня он не станет. Скорее всего вариант моего отказа он даже не рассматривает – видел меня и мой, с позволения сказать, “кодекс чести”. Да и зачем бы мне отказываться? Союзник мне не помешает точно, даже такой… тюмкнутый на теме спасения человечества. Держаться с ним, конечно, придётся столь же осторожно, как с Домиником, однако через него можно проводить свои воздействия! У него же есть ресурсы, которых я пока лишен. Тот же неприметный иезуит с красным шнуром. Надо лишь аккуратно вплетать свои воздействия в его.

Метод воздействия у него, правда, такой… прямолинейный. Нет человека – нет проблем. Инки вон доигрались со своими жертвами – одна хранительница от всего народа и осталась. Но всё же союз с Экхартом может быть полезен. Пока ещё Доминик разродится решением! И непонятно каким оно будет.

Что я теряю-то, собственно? Соглашусь, пожалуй.

А если?…

В голове со скоростью света или с какой там скоростью нейронные связи в мозгу сигналами обмениваются, пронеслась не мысль, а целая комбинация. Просто готовый план, неожиданно детально проработанный. Я даже зажмурился от неожиданности. И тут же мысленно хлопнул себя по рукам.

Нет! Нет, слушай, ну так нельзя! Ну должны же какие-то нормы морали быть! Что-то незыблемое! Сам католиков за неразборчивость в средствах ругал!

Решайся! И делай это, чёрт возьми, быстро! Это вариант, ты же сам понимаешь, что это очень хороший вариант! Да, поступок премерзкий, но игроков в белом фраке не бывает. Где-то придётся запачкаться, не сейчас, так позже. Или ложись и помирай. И не ной, что у тебя что-то не вышло. Ничего не бывает у тех, кто ничего не делает!

А чем тогда я лучше тех, против которых выступаю? Тех же доминиканцев, которые считают, что во имя спасении магии, точнее – сохранения магического пути развития цивилизации, можно пойти на любые жертвы? Или Экхарта, его максимой о том, что душа бессмертна, а значит в убийстве нет ничего такого?

Вот только не надо сейчас врубать слюнтяя-интеллигента! За тобой люди, между прочим! Линь, Глеб, Алмаз. Даже Яо, чёрт тебя дери! Его жизнь тоже зависит от твоих решений. Пусть не напрямую, но…

Рывком поднявшись с постели, я зажёг лампадку и посмотрел на циферблат часов. Первый час ночи. Может быть с двойником посоветоваться?

А ты не знаешь, что он тебе скажет? И вообще, начинай уже привыкать не перекладывать ответственность за свои решения на других. Делай, мать твою, или не делай! Это выигрышный ход, ты же сам понимаешь. Подобного Экхарт не способен предсказать, хотя бы потому, что это противно моей натуре.

Тяжело вздохнув, я стукнул в стену, привлекая внимание своего тюремщика.

Отец Доминик не выглядел человеком, которого подняли с постели. Сидел за столом, листал книгу, делал пометки в лежащем рядом блокноте. Меня он встретил фирменной улыбкой доброго дедушки.

– Вам тоже не спиться, Игорь? Я-то думал, что бессоннице подвержены только старики и влюбленные. А вы не относитесь ни к тем, ни к другим.

– У нас с вами сегодня, вчера, то есть, очень непростой разговор состоялся, падре. После такого уснуть трудно.

– Хе-хе, согласен. Я тоже до сих пор нахожусь под впечатлением. Вот, взгляните – читаю мемуары Жоржа Пира.

Я не сразу сообразил, что он говорит о том самом пророке, которому были доступны видения других миров. Человек, с откровений которого и зародилась вера Доминика в то, что магию нужно спасать. Любой ценой.

– Проверяете мой рассказ?

– Сопоставляю ваши слова с записями Пира.

– И как?

– Принципиально нового вы мне ничего не сказали. Но пролили свет на некие детали и, скажем так, укрепили веру в правильности избранного пути. А вы, Игорь, вы разве не считаете также? Что мир техногенный – тупик?

– Я не для этого пришёл, святой отец, – прервал я его попытку втянуть меня в очередной диспут. Хватало того безмолвного, что до сих пор продолжался в моей голове.

– Для чего же? – Доминик заложил книгу и жестом указал на стул напротив.

– Продолжить наш разговор. Точнее, поставить в нём точку.

– Вот как? – магистр бросил почти незаметный взгляд в сторону дверей, убеждаясь, что Тень находится в кабинете. Он что, решил, что я его убивать пришёл? Не, так-то грохнул бы, конечно, если бы хоть малейший шанс был после этого выжить. Но к суициду у меня не было предрасположенности.

– Да. Подвести черту, так сказать, под тезисом о доверии. Нам ведь только он мешает плодотворно сотрудничать?

– Это было бы очень полезно, Игорь. Но я пока не представляю, как сделать подобное возможным.

– Зато я представляю.

Доминик чуть развел руки в стороны, как бы говоря – прошу, расскажите мне.

Последний шанс не переступать черту я проигнорировал. И под вопли смертельно раненой совести, проговорил:

– Вы знаете пророка иезуитов? Некого Экхарта?

– Хм, – я смог его удивить. Такого поворота в беседе он не ожидал. – Лично я с ним не знаком. Иерархи стараются максимально защищать своих провидцев. Вы же понимаете, что из их числа будет избираться новый Папа, и тут слишком большое поле для политических махинаций. К чему ваш вопрос?

– Он играет против вас. Не против вас лично, а против всех планов Церкви.

– Это нонсенс, – построжел лицом магистр. – Вы же понимаете, что за пророками ведётся пристальное наблюдение и все они лояльны. Как правило, они и не выезжают никуда из тех мест, где живут…

Тут он понял, что сказал несколько больше, чем планировал, и быстро поправился.

– В целях их собственной безопасности – у провидцев множество недругов, как вы понимаете.

Я сделал вид, что оговорка прошла мимо моих ушей.

– И, тем не менее, это так. Он умелый игрок.

– У вас есть доказательства?

– Вам придется проверить их самостоятельно. У меня, как вы понимаете, есть только видения. В них охранник пророка Экхарта, ставший его доверенным лицом, убивает ключевых людей по всему миру. Срывая таким образом ваши планы. Красный шнур – его визитная карточка.

Доминик не проявляя никаких эмоций кивнул и уточнил:

– Почему вы решили мне об этом сообщить?

– Это та самая точка в разговоре о доверии. Я нужен вам, вы нужны мне. Друг другу мы не верим, так уж вышло, что оба мы очень осторожные люди. Вывод – мы в тупике. То есть, я в плену, а вы в тупике. И выбраться из него можно, если один из нас продемонстрирует что-то, что позволит другому поверить ему. Повяжет себя кровью – есть в моём мире такое выражение.

Доминик кивнул, принимая мою аргументацию. И я продолжил.

– Я чужак здесь. Одиночка. А одиночки не живут долго. Сила только в команде и системе. Я хочу стать частью вашей команды – это защитит меня от других игроков. К тому же, это кажется выгодным делом, а я политик – умею видеть перспективы. Поэтому я отдаю вам предателя в ваших рядах. Уверен, вы сможете это подать иезуитам с максимально для себя пользой.

Некоторое время мы молчали. Доминик, надо полагать, рассматривал сказанное мной со всех сторон и искал подвох, я же, сжав челюсти гнал от себя мысли о том, что сейчас сделал. Предал человека, который меня спас. Уничтожил своего вероятного союзника. Вывел из игры ответственного за массовые убийства. Ради призрака доверия магистра доминиканцев.

Давно я не чувствовал себя таким морально раздавленным. С тех, наверное, пор, когда будучи молодым ещё журналистом, осознал, что не рассказываю людям правду, а лишь нужным образом упаковываю её.

У меня не было времени подготовиться и хорошенько все обдумать. Каждая минута промедления увеличивала шансы того, что решение, каким бы спонтанным оно не было, отразится в информационном поле и станет доступным для немецкого провидца. Который может сыграть на опережение или нанести ответный удар. Пока у меня было преимущество – я действовал против всего того, что считал правильным. Был по настоящему непредсказуем.

– Что ж, – проговорил отец Доминик. – Если вы говорите правду, это и правда может оказаться выходом из сложившейся ситуации. Я проверю ваши слова.

– Тогда закончим этот разговор, когда вы это сделаете, – сказал я поднимаясь. И добавил, уже стоя в дверях. – Спокойной ночи не желаю.

 

Глава 15. Невероятно хорош собой

Современный город все воспринимают по-разному. Многое, конечно, зависит от точки зрения смотрящего. Если стоять на земле, точнее на бетоне или асфальте – где вы в городе найдёте землю? – можно представить город каменными джунглями. Сравнение избитое, но не становящееся от этого менее точным. Скалы-небоскребы, окружённые горами поменьше, укутанные густой растительностью проводов: электрических, телефонных, сетевых, трамвайных. В их тени, почти всегда скрытыми от дневного света, прячутся запутанные тропы: автострады, улицы, переулки. И всё это заселено огромным количеством местной живности. Преимущественно травоядной, но и хищники встречаются нередко.

Если же подняться повыше, на высоту хотя бы двадцатого этажа, а лучше ещё повыше, то с джунглями город уже не сравнить. Скорее, в глазах смотрящего, он станет походить на шумный муравейник, полный трудолюбивых и не очень насекомых. Полный забот и укрытым от стороннего наблюдателя смыслом. Крохотные насекомые носятся по узеньким тропинкам поодиночке или группами, волокут в норки добычу или только выбираются на свет за ней.

А ночью город превращается в звёздное небо, каким-то образом упавшее на землю. Людей-насекомых уже не видно, вместо них появляется россыпь огней: статично горящих или ритмично мигающих. Уши взрывает какофония звуков, сплетающаяся в удивительную и ни на что не похожую мелодию. Ночной мегаполис уже не муравейник – космос. Но не безжизненный вакуум, а живое существо, дышащее миллионами лёгких и взирающее мириадами сверкающих глаз.

Все воспринимают современный город по-разному. Человек без фантазии, поглощённый циклом “работа-дом”, не даёт себе даже минуты на то чтобы придумать ему какое-то определение. Город и город, думает он, если для подобных мыслей найдётся место в его многострадальной голове. Нагромождение бетонных и кирпичных, панельных и каркасных многоэтажек, путаница серых лент автострад и узких улочек. Люди… Очень много людей! Богатых и бедных, спешащих и не очень, жадных и щедрых – хотя последних пойди ещё найди.

Джунгли, звёздное небо, муравейник, горящий огнями ковёр, полная долина костров – все эти сравнения придумывают люди сколько-нибудь творческие, вечно пытающиеся придумать новые названия уже давно поименованным вещам. Чудаки, частенько с другой первой буквой в этом слове.

Алмаз не относил себя ни к первому, ни ко второму типу людей. Он давно, не без труда, но с огромным удовольствием разорвал порочный круг “служба-семья”, правда тут же создав ему на замену новый, его устраивающий. Он никогда не пытался придумать для мегаполисов звучных эпитетов, но вовсе не от отсутствия воображения. Просто он знал, что такое современный город.

Сеть. Город был макетом компьютерной сети. Упрощённое физическое воплощение той сложной, но вовсе не хаотичной, а напротив – упорядоченной, саморазвивающейся и самокорректирующейся системы.

Она стреляла микроскопическими электрическими разрядами, передавая информацию от одного синапса другому, накапливала знания и была готова отдать их тому, кто умел задавать правильные вопросы. Искусственный интеллект, который люди так стремились создать, но проворонили факт его возникновения. Который уже давно существует, только ещё не осознал себя.

Антошин как-то обмолвился, что пророк взаимодействует с неким информационным полем. Татарин не очень понял его тогда – он вообще плохо понимал одарённых с их иррациональными возможностями, но если информационное поле и существовало, то находилось оно тут. В Сети.

Всё, что попадало в Сеть, навсегда оставалось в ней. Каждая фраза или реакция, которую неосторожный человек решил доверить безжизненному, по его мнению, хранилищу. Каждый поисковый запрос, каждая фотография, видео, гневный пост в блоге и доброжелательный комментарий к нему же. Их можно было удалить, но они всё равно оставляли в Сети следы своего присутствия.

На этом Алмаз строил свою стратегию поиска похищенного племянника князя и не спешил впадать в отчаяние, не добившись каких бы то ни было результатов за месяц. Рано или поздно, но рыбка блеснёт хвостом, и тут уж он не оплошает – подсечёт мерзавку! К тому же не только поиск информации по Антошину занимал его мысли. Ещё была просьба Глеба, застрявшего в Хабаровске с этим своим расследованием. Странные убийства, совершаемые полумифическим видящим с непонятной целью.

– Лови, – одними губами произнёс он и вставил ссылку в окошко “Почтаря”. Нажал “отправить” и едва заметно улыбнулся статусу “доставлено”, который спустя всего лишь пару секунд сменился на “прочитано”.

Глеб не спал, а ведь второй час ночи за окном. Наверняка сидел над документами, ломая голову над задачей, казалось бы, не имеющей решения. Зачем человек Экхарта убивает совершенно не связанных друг с другом людей? Какие у него цели? Почему был убит ведущий учёный в Хабаровске, и как это может угрожать дальневосточным княжествам?

Доверие сразу трёх владетелей – та ещё вещь.

“Серьёзно?”

Самойлов – умница. Сразу ухватил суть. И задал только один вопрос – не решил ли его приятель пошутить таким образом. Не то чтобы Алмаз имел обыкновение так поступать, да ещё и заполночь, но информация и правда была слишком невероятной.

“Я проверил. Всё именно так”, – отстучал он ответ с одной из двух клавиатур, стоящих на столе.

Долгое время окошко мессенджера на мониторе сообщало Юсупову, что его собеседник набирает текст. Не меньше минуты, наверное. Когда же “Почтарь” разродился всего одним словом, Алмаз понял, что Глеб набирал и стирал сообщение много раз.

“КАК?”

Ответить на такой вопрос было не просто. Татарин трижды нажал на символ точки, нажал “отправить” и повернул голову в сторону второго монитора. На котором был открыта страница новостного портала “ROMA”. Раздел светской хроники сообщал подробности жизни знати и бомонда Вечного города, пестрел фотографиями и скандальными заголовками. На одном из снимков, стоя к камере вполоборота, красовался пропавший боярин Антошин.

Заметка была посвящена не ему, он скорее случайно попал в кадр жадного до сенсаций журналиста, спешившего получить изображение сползшего лифа знойной красотки, спускавшейся по лестнице театра. Тонкое красное платье обнажило совершенное полукружье груди с тёмным и крупным соском дамы, чьё имя хотя и стояло в заголовке статьи, но выветрилось из головы Алмаза моментально. Стоило ему только увидеть на заднем плане объект поисков.

Игорь Антошин, казалось, не изменился за этот месяц. И на пленника, коим его представлял весь благовещенский двор, не походил нисколько. Тщательно уложенные волосы, дорогой костюм тёмно-синего цвета, расстёгнутый воротник белой сорочки, лёгкая улыбка на лице. Правая рука в кадр не попала, закрытая выдающейся грудью “как её там” женщины, а левая покоилась на плече спутницы. Миловидной шатенки в зелёном вечернем платье.

Его, значит, ищут, а он по театрам шляется! В Риме! Свободный и довольный жизнью, судя по фотографии! Как?

Первой мыслью Алмаза было, что он наткнулся на дезинформацию. Специально созданный коллаж, направленный на то, чтобы сбить с толку поисковые партии. Запутать, пустить их по ложному следу. Но спустя несколько минут, за которые программа убедительно подтвердила подлинность фотографии, эту догадку пришлось отбросить. Да и зачем бы похитителями Игоря давать ложный след, если на верный никто так ещё и не встал?

Вывод, каким бы горьким он не был, мог быть только один. Похитители, а это с высокой степенью вероятности, были паписты, как-то смогли убедить Антошина принять их сторону.

Компьютер издал мелодичный свист, сообщая о входящем сообщении. Алмаз повернулся в сторону монитора, на котором был открыто окно “Почтаря”, увидел реплику Глеба и грустно усмехнулся.

“Этого не может быть!”

Следователь в Хабаровске сейчас проходил все стадии, уже пережитые татарином. Первым было удивление, теперь вот пришёл черёд отрицания, а следом, вероятно, будет…

“Предатель!”

…гнев на человека, которого он считал своим другом.

“Не спеши с выводами”.

“А как ещё это можно объяснить?”

“Я не знаю”.

“Ну а чего тогда – не спеши! Очевидно всё!”

“На первый взгляд”.

“На второй и третий тоже!”

“Его могли заставить…”

“Ты на рожу его глянь! Похоже, что его заставили?”

“Это может быть игрой”.

“Алмаз!”

“Просто рассматриваю варианты”.

“Да нет никаких вариантов!”

“Может и так”.

“Князю уже докладывал?”

“Десять минут, как нашёл. Сперва тебе скинул. Думал вместе помозгуем, что это может быть”.

“Что тут мозговать? Звони, а то он потом тебя на берегу Амура прикопает”.

“Спасибо, а то я не в курсе. Отбой, пошёл докладывать”.

“Давай. Вот же сука!”

Никуда Алмаз не пошёл. Поднял со стола чёрный брусок телефона, набрал номер княжеского референта и недолго слушал гудки. Затем раздался щелчок защищённого соединения, и ничуть не сонный голос произнёс:

– Слушаю.

– Алмаз Юсупов говорит, сетевая безопасность жандармерии.

– Говорите.

– Информация лично для князя. По поводу Игоря Антошина. Есть след.

– Секунду, – на другом конце линии что-то ещё раз щёлкнуло, после чего референта уточнил: – Вы по домашнему адресу, господин Юсупов, или на службе?

В голосе не было ни тени удивления, будто каждый день звонят люди и сообщают, что нашли племянника князя. Спокойствие и безукоризненная вежливость. Даже обращение “господин”, которое простолюдин, вроде Алмаза, крайне редко мог услышать от одарённого, пусть бы и невысокого ранга.

– По домашнему.

– Машина выехала, собирайтесь. Князь примет вас незамедлительно.

– Ясно.

Не торопясь, но и не затягивая, Алмаз скопировал всю информацию на свой ноутбук, попутно отправив её по адресу референта, который ему для такого случая оставили, выключил питание компьютеров и вышел из кабинета – так он гордо именовал закуток в чулане, выделенный ему под рабочее место дома. Чмокнул спящую супругу, сообщая ей о намерении уйти.

– Куда ты?

– Служба, моя.

Она мгновенно проснулась, пронзила его проницательным взглядом чёрных глаз, от которых он до сих пор не мог ничего скрыть.

– Нашёл его.

Не вопрос – уверенность. Она никогда не сомневалась, что именно он встанет на след похищенного боярина.

– Кажется, да.

– Что-то не так?

– Всё не так, Руза. Всё не так.

– Ох… Он мёртв?

– Лучше бы ему было умереть.

– Какие вы, мужики, категоричные! – она шутливо ударила его в грудь. – Умер – это конец. А пока не умер – ничего ещё не кончено.

– Вот я и говорю – лучше бы умер.

– Ох! Иди. Позвони, скажешь куда еду принести, если задержишься.

– Я у князя буду, думаешь, меня там не покормят?

– Вот именно там и не покормят. Иди.

Чёрная “Ладога” подъехала к дому, едва Алмаз вышел на улицу. Татарин сел на заднее сидение, прижав в груди сумку с ноутбуком, словно она была защитой от всего на свете. На душе после короткого разговора с женой слегка распогодилось, но всё ещё было мерзко. Предательство Антошина не было чем-то выдающимся – аристократы, бывало, меняли хозяев, как, впрочем, и обычные люди. Но Алмаз почему-то считал, что Игорь так поступить никак не мог. Кто угодно, но не он.

– Велено торопиться, – бросил водитель, почти невидимый в темноте салона. – Пристегнитесь. На всякий случай.

И дождавшись, пока пассажир послушно щёлкнет фиксатором ремня безопасности, рванул с места. Татарина вдавило в спинку дивана.

Спустя семь минут он уже входил в резиденцию князя. Предупреждённая охрана пропустила его без вопросов, а на лестнице уже поджидал один из референтов Пояркова. По голосу – не тот, с которым он говорил по телефону.

– Идите за мной, господин Юсупов, – кивнул он. – Князь приказал сразу проводить вас к нему.

Ещё минута плутаний по дворцовым коридорам, и они оказались в святая святых резиденции – рабочем кабинете владетеля. По пути Алмаз заметил, что, несмотря на ночную пору, в здании спать никто не планировал. Коридоры были ярко освещены, по ним с деловитым видом двигались люди – весть о находке татарина задала им всем работы.

В кабинете его встретили сам Поярков, воевода Евсеев и Гротов – бывший начальник Алмаза, а ныне дворцовый специалист по сетевой безопасности. Последние двое успели приветствовать вошедшего кивками, а князь с ходу спросил:

– Что сам думаешь?

Новость с портала и фотографию он уже изучил и теперь ждал мнения того, кто обнаружил след.

Князь мог сколько угодно игнорировать правила, а вот татарин этого себе позволить не мог. Поэтому прежде чем отвечать, он коротко поклонился.

– Не подделка.

– Я уже проверил на сей счёт, – подтвердил Гротов.

– Предал, выходит, крысеныш!

– Это самый очевидный вывод, – когда Поярков зло зыркнул в его сторону, Алмаз не сразу решился закончить реплику. Но собрался и всё же выдал. – Но это не значит, что он верный.

Стало страшно. Разгневанный владыка, поднятый среди ночи известием о находке племянника, сменившего, судя по всему, сторону, мог едва заметным жестом заставить любого замолчать навсегда.

– Я согласен с Алмазом, – неожиданно поддержал его Евсеев.

Пылающий взор князя переместился на воеводу и татарин облегчённо выдохнул.

– Поясни.

– Зачем ему вообще было появляться там, где его могли сфотографировать? На мой взгляд, это послание.

– И какой же смысл в него заложен?

– Буквально – я жив.

– Бред. Скорее уж, я жив, сменил сторону и ты до меня не дотянёшься!

Юсупов не мог похвастаться тем, что знает Пояркова, но ему показалось, что накал в голосе владетеля пошёл на спад. Он всё ещё злился, но все же не так, как минутой раньше. Уже раздумывал над вариантами. Что вовсе не значило, будто угроза для мелких сошек, вроде него, Алмаза, миновала.

– Со всем уважением, Николай Олегович, но это вы напрасно на Игоря. Суицидальных наклонностей за ним никогда не имелось. У прежнего, разве что. – как-то не очень понятно закончил Евсеев. – Должен же он понимать, что иуды, сколько бы не скрывались и сколь мощной поддержкой не пользовались, долго не живут.

Князь на миг задумался, но, судя по лицу, и этот аргумент Евсеева его не впечатлил.

– То есть, Фёдор Андреевич, ты хочешь сказать, что этот… Что Игорь сумел втереться в доверие к своим похитителям настолько, что те дали ему возможность посещать театры?

– Как версия, княже.

Алмаз тоже об этом думал. Не в таких формулировках, скорее подсознательно отказываясь принимать версию предательства.

– Что же он такого для них сделал, чтобы обрести подобное доверие? Я вот навскидку не могу ничего такого придумать. Разве что – работать на них согласился.

Воевода пожал плечами, совершенно не впечатленный раздражённым тоном князя. То ли знал его лучше, то ли были у него какие-то мысли на сей счет.

– Он изворотливый, вы же сами говорили.

– Уж это – с избытком! – внезапно согласился Поярков и неожиданно ухмыльнулся. Уже совсем не зло, а будто вспомнив что-то очень забавное и не лишенное приятности. Так родители вспоминают выходки детей, уж в чём в чём, а в этом татарин разбирался. Конечно, князь мог вспомнить шалость сына, принесшую убытков на тысячи рублей, но заставляющую сердце отца биться гордо и радостно. Но в контексте беседы…

– Так может?… – Евсеев вскинул брови в вопросе.

– Не будем отбрасывать этот вариант, – кивнул князь, как-то даже оживившись. – Я по прежнему не понимаю, чем он мог купить своих… Но допустим. Гротов, Юсупов!

Он словно только вспомнил об их присутствии.

– Нужна дополнительная информация. Если он в Риме или окрестностях, значит будут ещё следы. Если прав Фёдор Андреевич, значит он сам их нам оставит. Если же ошибался – тоже. Переройте всё, но любая мелочь должна дойти до меня незамедлительно. Девка эта полуголая – кто она? Почему Игорь за её спиной? Кто его спутница? Всё – ясно вам?

– Слушаюсь, – в унисон ответили компьютерщики.

– Юсупов, работать будешь здесь, – на это Алмаз лишь кивнул. Он предполагал такое развитие событий. В том смысле, что ему придётся задержаться в резиденции, а не версию Евсеева. Почему, интересно, князь вдруг в неё поверил? Ясно, что они с воеводой знали больше, но вот что именно?

“Закончится нарезка задач, подойду к воеводе и спрошу!” – решил он. Не прибьют же его за вопрос, в самом деле?

А ещё на душе стало менее мерзко. Какой-то осадок оставался, но, в ходе скоротечного обмена репликами князя с Евсеевым о какой-то игре Антошина, даже дышать стало значительно легче.

Спустя пару минут Юсупова выпроводили из кабинета, получив от него всё, что желали. Вместе с ним в приёмную вышли Евсеев с Гротовым, получившие свои задачи. У стола референта уже замерли в ожидании трое мужчин из отдела аналитики, которые тут же скользнули в приоткрытую дверь.

– Устроишь Алмазу рабочее место? – обращаясь к Гротову спросил воевода, явно намереваясь покинуть их и заняться своими делами.

– Конечно, – отозвался тот. Но, прежде чем тот смог уйти, татарин удержал его фразой.

– Фёдор Андреевич, можно вопрос? Наедине?

Гротов едва заметно сморщился, скрывая своё отношение к привилегированности бывшего подчиненного, но Алмазу на это было плевать.

– Пройдёмся по коридору? – Евсеев на просьбу отреагировал без удивления, “попросив” Гротова: – Подождёшь, Пал Юрич?

– Ну что у тебя? – спросил он, когда мягкий ворс ковра глушил их шаги уже метрах в двадцати от приемной.

– Что значит “у прежнего”? – сразу спросил Алмаз. И принялся было пояснять, что имеет ввиду непонятное завершение реплики воеводы, но тот его прервал.

– Я понял о чём ты. Сам Игорь тебе не рассказывал?

– Нет.

– Ну и я не вправе тогда. Через полчасика, когда князь закончит с аналитиками, я спрошу у него, можно ли тебя ввести в курс дела. А пока – не обессудь.

– Ясно, Фёдор Андреевич. Пойду работать тогда.

Около часа он частым бреднем шерстил сеть. Но больше она следов Антошина не выдавала. Словно бы он действительно специально вынырнул из волн информации, чтобы его заметили, после чего снова скрылся в пучине. Чем дальше Алмаз пытался найти хоть какое-то его упоминание, тем больше он склонялся к версии Евсеева.

Зато результаты были у Гротова. Он занимался спутницей боярина, той самой шатенкой, которая сопровождала его в театр. И вот о ней сведений оказалось в избытке. Не лежащие на поверхности, понятное дело, но и закрытых баз для доступа к ним ломать не пришлось. Информация, должным образом систематизированная, уже отправилась к аналитикам, которые сами будут докладывать князю.

Её звали Челиа Домиани, и была она наследницей древнего сицилийского рода. Двадцать шесть лет, не замужем, детей нет – на первый взгляд, ничего выдающегося. Как и в роде Домиани, который занимал лишь третью сотню в рейтинге влиятельных семей Европы.

Однако при более близком рассмотрении выяснилось, что девица была “протектором” и, при этом, одним из лучших наёмников на всём итальянском сапоге. Редкий изъян в даре – невозможность использования атакующих аспектов – сделал её уникальным специалистом по охране важных персон, этаким одарённым телохранителем экстра-класса. Защитные и сдерживающие аспекты протекторов были практически неодолимы.

Очень узкий специалист, другими словами, ко всему прочему, отлично владеющая рукопашным боем, что для магов скорее исключение, чем правило. Челиа Домиани хотя официально и являлась фрилансером, фактически давно и прочно имела только одного клиента – Ватикан. Точнее сказать, её основным работодателем выступал Орден Святого Доминика, известный больше под названием Ордена Псов Господних.

Появление её в компании с Антошиным могло иметь лишь два объяснения. Первое – она его телохранитель, приставленный к Игорю папистами – ценное приобретение следовало оберегать от любых случайностей. Второе – Челия Домиани надзиратель, задача которого заключается в том, чтобы не дать пророку сбежать. И пусть второе объяснение было менее правдоподобным – пленника бы не отпустили на променад в центр Рима, оба они указывали на похитителей.

– Если Евсеев прав, и боярин ведёт какую-то свою игру, то я не представляю, как ему это удалось! – с некоторым даже восхищением выдал Гротов, когда Алмаз закончил читать сводку по наемнице. – И засветиться, и след указать! Как они ему это позволили сделать? Не идиоты же!

Юсупов, около получаса назад узнавший от Евсеева, что человек, которого он считал племянником князя, на самом деле пришелец из другого мира, неопределенной хмыкнул. Новое знание всё ещё не уложилось в голове окончательно, но уже сейчас он мог с уверенностью сказать следующее: тому, кто столь долгое время водил за нос здешнего владетеля, не составит труда обвести вокруг пальца папистов.

– Этого мы пока не узнаем, – сказал он, вспоминая все странности боярина, сейчас получившие неожиданное объяснение. “Старого” Антошина он не знал – не по сеньке шапка с людьми такого уровня знакомство водить, но новый определённо ему нравился много больше. Глеб, интересно, знал, кому они помогали тогда с Потрошителями, а затем ездили в командировку к минцам?

“Если он таким образом подает знаки, – шевельнулась вдруг догадка в голове Юсупова, – если даже спутница, сопровождавшая его в театр была подобрана таким образом, чтобы указать на похитителей, то нет ли хлебных крошек в самом театре?”

Он вновь вошёл на римский новостной портал, зашёл в афишу мероприятия, и сопоставив время появления фотографии с Антошиным, быстро выяснил, на какой спектакль тот ходил. И рассмеялся в голос, игнорируя удивлённый взгляд напарника.

Постановка какого-то именитого итальянского режиссёра представляла из себя комедию положений и называлась “Невероятно хорош собой”. В ней рассказывалось о смешных и нелепых похождениях некоего героя-любовника. Но насмешило Алмаза вовсе не это. Он вспомнил шутку, которой маньчжурка Яньлинь разрядила напряжение, повисшее в посольстве в Гуанчжоу после пламенной и чрезмерно патетичной речи Антошина.

“Другого пророка у нас всё равно нет, – кажется тогда сказала она. – А имеющийся, по крайней мере, хорош собой!”

Кроме тех, кто был с ним в империи Мин, этого никто не мог знать. Значит, если это было послание – а это совершенно точно было оно! – Игорь действительно давал понять, что находится в плену у доминиканцев и продолжает вести свою игру. И отправил это зашифрованное в малопонятный каламбур сообщение именно ему.

Не отвлекаясь на объяснения Гротову, Алмаз открыл окно “Почтаря” и быстро набрал для Самойлова:

“Игорь не предатель!”

И почти сразу получил ответ:

“Невероятно хорош собой?”

Татарин снова рассмеялся, на этот раз беззвучно. Умница Глеб всё уже понял сам – в конце концов, именно он был следователем. Следующее сообщение напомнило, что следователем он был чертовски хорошим.

“Фраза его пассии, помнишь? Он явно указывает на неё. Я связался с Теданем – он с сестрой сейчас в Пекине. Какое-то расследование Яо, в котором они ему помогают. Случайность?”

 

Глава 16. Свеча и зеркало

– Можете его найти?

Речь шла об опальном провидце иезуитов, майстере Экхарте. И вопрос был, что называется, с подвохом. Типа, ты же его сдал, а он сбежал – тебе и искать.

– Очень сомневаюсь, святой отец, – ответил я ни секунды не задумываясь. – Он куда более опытен в работе с информационным полем, нежели я, постоянно закрывается. Наверняка, прочие пророки вам сказали тоже самое.

Кислая физиономия Доминика была лучшим ответом на данное предположение. Казалось, сейчас он таки сорвётся и скажет что-нибудь неподобающее сану. Например, “чёрт!” или “проклятье!” Я бы с пониманием к такому отнесся – причина была уважительной. Проклятый немец, которого, как всем казалось, контролировали полностью, не просто сбежал, но и прихватил свою ищейку. Того самого видящего, который с лёгкостью вырезал весь маленький монастырь при побеге. Десяток монахов, двое из которых были сильными одарёнными. Есть из-за чего психовать.

Наша беседа проходила на открытой веранде с видом на море. Запах йода и гниющих водорослей, которые милосердно развеивал свежий ветерок, вопящие о рыбе чайки – моя новая тюрьма была, не в пример, более комфортабельной. Небольшой и уютный домик в сонном городке Остио Лидо в получасе езды от Рима, если кого интересует, был предоставлен только мне. Точнее, мне, суровому садовнику, от которого просто фонило модумами, гувернантке – молчаливой пожилой женщине, и сожительнице-протектору – весьма милой девушке с глазами профессионального убийцы. И Альдо ещё, да. Всё время про него забывал, поскольку тот безвылазно торчал в мансарде, видимо опечаленный таким поворотом событий.

Всё пошло не так – об этом говорил каждый его жест. Экхарт сбежал, мы переехали в предместье Рима, оперативник, вместо освобождения от лямки тюремщика, получил должность охранника, ещё и разделив её с наглой рыжей девицей. Которая никак не желала признавать его главенство.

– Моя задача – охранять вверенный мне объект, а не слушать, как я должна это делать, – заявила Челиа Домиани при первом же контакте с Тенью. Причём произнесла она это с едва скрываемой агрессией. Какой-то конфликт родов войск, как я понимаю. Никто из магов не любил ищеек святого Иннокентия. – Делайте свою работу, а я буду делать свою!

Доминик полагал, что немец, точнее его видящий, пожелает отплатить мне за раскрытие, и не желал рисковать едва обретённым пророком. Так что теперь у меня было два надсмотрщика вместо одного, которые ещё и грызлись как кошка с собакой. Такова была моя награда…

Впрочем, я не жаловался. Инку вот только Доминик увез черт знает куда, обещав, впрочем, доставить ее на виллу, как только у меня в ней возникнет надобность. А в остальном условия значительно улучшились. Мне стали приносить распечатки новостных лент, через день приезжал забавный толстячок, назначенный моим аналитиком, да и кормили получше. Что до побега, возможность которого сейчас превратилась в совсем уж призрачную, так я его и не планировал.

Нет, можно было попробовать сыграть на противоречиях охраны, усыпить бдительность садовника и рвануть в бега. Не сказать, что такой вариант я не рассматривал. Но, как говорится, дурные мысли – перелётные птицы. Пусть себе летают, лишь бы гнезда не вили. Почему дурные? А что умного в побеге? Во-первых, не факт что всё пройдёт гладко – у подобного дела всегда масса нюансов даже с учётом моих возможностей. А во-вторых, что я получу на выходе? Свободу? Ха! Скорее, признание того, что я всегда буду на вторых, а то и третьих ролях в этой глобальной шахматной партии. Да и то, если получится сбежать под крылышко к “дядюшке” в Благовещенск. Который тут же упакует меня в толстое одеяло и постарается защитить от всего мира.

Нет уж, такой исход меня совершенно не устраивал. “Жалуясь” магистру на феодала Пояркова, который на цепи держал попаданца в теле племянника, я врал лишь наполовину – что, кстати, и является секретом хорошего, качественного вранья. Бегство даст мне только статус опекаемого пророка, но никак не игрока, которым я так стремился стать. Возвращаться нужно с победой, а не с поджатым хвостом. С лёгкой улыбкой на лице и догорающим замком врага за спиной. И трофеями, по возможности.

В этом мире, как и в любом другом, травоядные не стоят на вершине пищевой пирамиды. Не сразу, но эта простая истина была усвоена мозгом выпускника журфака.

Так что сейчас я со всем усердием и самоотдачей работал на Доминика. И, вроде, уже заслужил достаточно его доверия, чтобы вместо заданий “посмотри нить вот этого” перейти к чему-то более глобальному. К планам папистов, например. Которых я никак не мог уразуметь.

Дело в том, что после случая с Экхартом я вышел из тени и был обозначен как провидец фракции доминиканцев. Нет, никаких знакомств, пожимания рук и приёма в мою честь. Даже с Папой Римским меня не познакомили – обидно! Поселили в домике на берегу моря, а те, кому это было важно, вдруг узнали о моём существовании. Я это понял после того, как все сколько-нибудь значимые персонажи католиков оказались вдруг защищены от просмотра. Радость-то какая – новый пророк! Быстро все в бункер и шапочку из фольги на голову!

Сам Доминик, кстати, тоже был закрыт от сканирования, но не пророком – в этом я уже научился разбираться, а каким-то артефактом. Любая попытка войти в его нить заканчивалась для меня головной болью и долго ещё мелькающими перед глазами малозначительными образами жития несвятого Доминика. Превалировали среди которых страстные молитвы – целый плейлист молитв!

Другими словами, относительно планов создания Pax Vaticana*, то есть непосредственно планов, а не декларируемых целей – спасём магию! – в моих знаниях зиял грандиозный такой пробел. Куча догадок и минимум фактов. Всё как я люблю.

Казалось бы, пророк, инфополе и всё такое. Пальцем только щёлкни, и все знания человечества у тебя на ладони. Увы, строку поискового запроса в него не встроили. Сказать: “Окей, поле, хочу узнать во всех подробностях планы папистов по захвату мира”, – было нельзя. Если имелось лицо конкретного человека, поле чуть не само меня переносило к его ните, а без привязки – извините. Другими словами, чтобы что-то увидеть, надо иметь не только глаза, но и хотя бы приблизительное представление куда глядеть. А с последним, как я уже говорил, у меня была напряжёнка – все известные мне фигуранты надели шапочки.

Оставалось надеяться на откровенность Доминика. Не мог же он вечно использовать меня в тёмную? Без знания о ключевых действующих лицах, сопутствующего событийного фона, без мотивации и промежуточных целей я ему такого напророчу – сам рад не будет. На “посмотри вот этого” и “проверь вон того” мы с ним далеко не уедем.

– Вы только для этого приехали, падре? Предполагали ответ и всё равно поехали? – спросил его я. По приезду из Южной Америки магистр Ордена вернулся к своим непосредственным обязанностям и на виллу выбирался не каждый день. – Могли бы позвонить, право слово. Не то чтобы я не рад вас видеть…

Я замолчал, столкнувшись со взглядом старикана. Было что-то в его глазах, что выдуло у меня всё желание и дальше ёрничать. Это не описать словами, но, глядя на него, я вдруг понял, что с сегодняшнего дня проверки закончились, и я вступаю в игру.

Всё шло, как я и запланировал. Ну, почти всё. Особенно я гордился позавчерашней комбинацией с театром. И тем, как аргументированно уговорил на свой выход в свет старого грифа.

– Пояркову нужно дать знак, что я добровольно сменил сторону. И одновременно показать что это за сторона. Согласитесь, звонить в Благовещенск и лепетать что-нибудь вроде: “Такие дела, Николай Олегович… Я вас предал и решил служить Ватикану,” – не совсем то, что нужно. А известить его следует – так он скорее прекратит поиски своей собственности, меня, то есть. Поймёт, что противник ему не по зубам, да и махнёт рукой. Зло затаит, тут без вариантов, но это некритично. Так что предлагаю следующую схему: случайный снимок, моя довольная физиономия плюс сопровождение симпатичного протектора на службе Ордена Доминиканцев. Всё более чем прозрачно. Да, Альдо, на случай появления убийцы Экхарта, пусть держится поближе.

Святой отец согласился почти не задумываясь. Ему нравился мой энтузиазм, да и моя полезность стала себя оправдывать. Я почти видел, как в его голове произошло взвешивание “за” и “против”, после которого он милостиво дал добро. Наверняка, он думал, что даже если я его пытаюсь обмануть, то перед благовещенским князем всё одно замараюсь как предатель. Что было ему только на руку.

Название же пьесы, на которую я решил тогда сходить, ничего ему не сказало. Да и не должно было – не для него послание.

И вот теперь, кажется, пришла пора получать дивиденды от своей деятельности – Доминик собирался ввести меня в игру. К бабке не ходи, задание всё ещё будет из категории поверхностных – так, чтобы не посвящать меня во все тонкости – всё-таки магистр тот ещё параноик. Но уже шаг вперёд.

– Это наш человек в Литовском княжестве, – на журнальный столик легла распечатка фотографии. Мужчина лет тридцати пяти, европеец, открытое приятное лицо, светлые, будто на солнце выгоревшие волосы, белая колоратка** на чёрной рубашке. – Зовут его отец Ричардас, и он обычный священнослужитель, настоятель одного из малых храмов княжества. Задача его проста и сложна одновременно. И о том, чтобы он выполнил её без помех, вы и должны позаботиться, Игорь.

– Что же он должен сделать?

– Умереть. Стать мучеником. В нужное время и в нужном месте.

Здесь магистр сделал паузу, как бы предлагая заполнить её вопросом. Или выразить своё возмущение его инквизиторской жестокостью. Но я промолчал. Должен, так должен. Зачем только? Скорее всего – провокация. Дальнейшие слова Доминика мою догадку подтвердили полностью.

– Через три дня он отправится на конференцию католических епископов в Смоленск. Княжество числится самостоятельным, на деле же не более чем сателлит Московского. Учитывая его пограничное расположение, там часто всплывают спорные вопросы между западным миром и восточным. На чём мы и намерены сыграть. На конференции, инициатором, кстати, является русская сторона, среди прочих тем, будут обсуждать гонения на католиков на землях митрополии.

– А что, есть гонения? – не скажу за Смоленск, но ничего подобного в Благовещенске я не слышал. Здешние русские куда более терпимы к иным конфессиям, чем даже в моём мире.

– Скорее, притеснения. Верующих по обряду римско-католической церкви там не мало – процентов десять от общего числа населения княжества. Но католиков всё равно меньшинство. Это дает местному владетелю, как он считает, право запрещать строительство католических храмов на его территории. Уже с десяток петиций он просто отклонил.

– Ладно, дальше. Умереть он должен на конференции?

– Перед выступлением. Отец Ричардас – один из докладчиков по данной теме. Некий агрессивно настроенный ортодокс должен выстрелить в него, когда он пойдёт к кафедре.

– И? В чём заключается моя задача?

– Мне нужно, чтобы вы непрерывно наблюдали за этим человеком. И его будущим. Всё в нём должно произойти так, как я вам рассказал. Если же будут возникать расхождения с моим рассказом, вы должны немедленно меня уведомить.

– Это я понял, не убивать же вы меня его пошлёте. Я имею ввиду – зачем это всё? Что вы задумали этим достичь?

– Предлог для начала войны, – легко ответил старик, внимательно следя за моей реакцией. – Для начала – экономической блокады западных русских княжеств. Затем… Посмотрим. Нужно чтобы данный этап прошёл безукоризненно. Справитесь?

Конечно, его не это интересовало. А то, как я отреагирую на работу против русских. Что ж, с москвичами у меня тут почти сразу не заладилось.

Я пожал плечами.

– Если никто не поставит на его нить блока, что уже стало доброй традицией.

– Некому, – отец Доминик улыбнулся. – Этой операции ордена никто мешать не будет.

– А Экхарт?

– Братья-иезуиты не владели информацией по данному вопросу. Только, как вы их называете, франкисты. Они мешать точно не будут. Схожую операцию они проводят на Востоке.

– Ясно. Тогда без проблем. Мне бы ещё фотографию человека, который должен будет застрелить ксёндза.

– Ксёндзы в королевстве Польском, Игорь. Но я рад, что не ошибся в вас.

На стол, рядом с фото смертника, легла ещё одна распечатка. Обычный русский мужик века из восемнадцатого: густая борода лопатой, кустистые брови, цепкий взгляд.

– Он тоже должен умереть по вашему замыслу?

– Нет! Игнат Борисович должен быть захвачен после удачного выстрела и дать пояснения о своих мотивах.

– А лишнего не сболтнет?

– А лишнего он и не знает. Он действительно будет стрелять в католика, потому что ненавидит его. Посмотрите его – очень интересная жизнь была у нашего будущего убийцы.

Католик уехал, оставив меня одного на веранде. Я плеснул себе белого вина, устроился в кресле и под крики чаек занялся анализом.

Если считать основной целью Ватикана насаждения своей власти по всему миру, то что им давала война Литовского княжества и Смоленского? Ну пусть даже не Смоленского, а Московского – не случайно же он сделал акцент на доминирующей роли последнего? Или даже, пойдём дальше, война между восточноевропейскими княжествами и западными русскими? Что я вообще об этом знаю?

Память услужливо воскресила долгие разговоры с Поярковым месячной давности, когда он лично занимался моим образованием. Московское княжество властвует над всей Восточно-Европейской равниной, навязывая свою волю большей части своих сателлитов. Последовательная и грамотная политика Бестужевых привела к тому, что конкурентов у них там нет. Но одной политикой такого добиться бы не удалось.

Второй причиной успеха москвичей является вырождение царских и боярских родов. Если я правильно помню, почти никто из князей, входящих в подконтрольный Бестужевым альянс, не обладает разрушительным даром, заменяющим в этом мире ядерное оружие. Равно как и доктрину ядерного сдерживания. Смоленским, Тверским, Тульским, Псковским, Рязанским и прочим князьям нечем ответить Москве.

А вот сами Бестужевы – род сильный. И, со слов Николая Олеговича, носителей царского дара там целых пятеро. Как они уживаются – бог весть, но земли много, как-то справляются. И вот по этой агломерации католики и собираются ударить. Сперва экономически, а потом – “посмотрим”. Полагаю, что под этим вот “посмотрим” понимать следует полномасштабные боевые действия. С применением высшей магии во всей ее разрушительной красе.

Но что это даёт Ватикану? Передел территории? Но вряд ли они планируют править Пустошами – не могут не понимать, что Бестужевы, поставленные перед отсутствием выбора, врежут из всех орудий. И я как-то очень сильно не уверен, что прочие русские княжества, даже за Уральским хребтом, будут молча наблюдать за тем, как на западе народ обменивается посылками с Шестыми Казнями, Серафимами и Гневом Господним. Всё-таки “наших бьют” – не самый плохой повод к большой войне и решения накопившихся противоречий. Войны не начинается из-за убийств священников, даже в моём мире эрцгерцог был лишь формальным поводом. А вот территориальные претензии…

Доминик же ещё говорил, что похожую стратегию реализуют на восточном направлении франкисты. То есть, про Китай я был прав – теория управляемого хаоса. Но война на взаимное уничтожение в эту схему никак не вписывается. Чтобы властвовать над всем миром, нужно чтобы кто-то остался в этом самом мире жить. А такими провокациями они могут превратить всю Землю в выжженную пустыню. Значит, не глобальная война.

Пойдём другим путём. Экономические санкции. В моём мире – вполне себе рабочий инструмент. Вроде, таким примерно образом Советский Союз и развалили – эмбарго и подрывная деятельность внутри страны. Не поэтому ли пути планируют пойти святые отцы? Гневные дипломатические ноты из-за убийства ксёндза, сворачивание торговых отношений, объединение католического мира против русских варваров – сто процентов, отношение к нам здесь такое же, как и у меня дома.

А ещё, кстати, вспомним видение про собрание Дальневосточного Триумвирата и озвученные там трудности с маньчжурским ханством и империей Нихон. Введение дополнительного таможенного налога для русских княжеств одними и прощупывание решимости другими. Не одного ли плана все эти события? Очень похоже. Но тогда получается, что Ватикан назначил первой своей целью Россию? В смысле, Конфедерацию? Хотя, нет. Первой под удар попала империя Мин. И то, что там сейчас происходит – это тоже часть плана.

В общем, надо ещё думать. И, хорошо бы ещё посоветоваться. Одна голова хорошо, а две лучше.

Покинув веранду, я направился в комнату, которую обозначил для всех прочих своим кабинетом. Это значило, что входить туда без моего разрешения было запрещено – там я работал с полем, и гости мне были не нужны. Не дойдя до места назначения метров пять, я был перехвачен телохранителем.

Протектор выглядела так, словно только поднялась с постели: каштановые волосы пребывали в лёгком беспорядке, из одежды лишь пижама, если таковой можно было назвать шортики и майку, больше подходящую для мойки мотоциклов. Босая и сонная, она словно излучала ауру сексуальности. Тщательно подготовленный образ от начала и до конца: на часах уже было близко к полудню, а проспать столько, да ещё и в день приезда нанимателя – было бы верхом наглости. Несмотря на свой легкомысленный вид, к работе девушка относилась очень серьёзно.

– Чем планируете сегодня заняться, Игорь? – прислонившись к стене спросила девушка. Тон, которым она задала вопрос, вызывающая поза, блуждающая на губах сонная улыбка, ироничный прищур глаз – всё это позволяло трактовать вопрос вполне определенным образом. Как приглашение заняться сегодня чем-нибудь вместе. Можно даже прямо сейчас, дополнял наклон головы. В кабинете.

– Заданием святого отца, госпожа Домиани, – отозвался я нейтрально. – Вы же заметили, что он приезжал?

– Слышала звук мотора, – шаг вперёд, и ещё одна тщательно продуманная поза. Пальцы одной руки поглаживают косяк двери, другой – играют с волосами. – А это его задание не может подождать?

Будь я поглупее, поверил бы во всё это. Решил бы, что заинтересовал симпатичную итальянку. Или счёл бы её озабоченной нимфоманкой, которой всё равно на кого вешаться. Но Челия провоцировала меня с первого дня знакомства, а я не был настолько дураком, чтобы не посмотреть, что она за человек. С большей готовностью я пустил бы в свою постель змею, чем эту милашку.

Зачем она это делала? Протектору просто нравилось меня дразнить. Из любви к искусству, что называется. Она знала, что я привилегированный пленник, её раздражал Альдо, а делать на вилле было решительно нечего. Однако, я уверен, стоит мне отреагировать хоть раз ожидаемым образом, как она плеснёт мне в лицо ведро ледяной воды. Поэтому я продолжал придерживаться нейтрального рабочего тона, делая вид, что не замечаю её игры.

– Здесь так скучно… – протянула девушка и надула губки, словно готовилась к селфи. – Совсем нечего делать.

– Скука – это очень хорошо, – искренне ответил я. Решительно сдвинул Челию в сторонку и закрыл дверь у неё перед носом, добавив уже изнутри. – Не беспокоить, у меня работа. Идите с Альдо поиграйте, в конце концов – у вас прекрасно это получается.

Однажды эти двое устроили спарринг перед домом на лужайке. Убили двух зайцев сразу: провели тренировку и продемонстрировали недостижимый для меня уровень владения собственным телом. Очень прозрачное послание вышло. Я отреагировал на него звуком “пф-ф” и больше за поединками видящего с протектором не наблюдал.

Дождавшись, пока мягкие шлёпки босых ног не затихли в отдалении, я выдохнул с облегчением. Держать оборону становилось всё сложнее – месяц воздержания тоже не облегчал задачи. Что сделает эта стерва в следующий раз? Перехватит меня в эротическом белье? Надо бы как-то пресечь эти игры. Может выдать ей парочку историй из её прошлого? Пусть задумается над тем, стоит ли злить пророка. Хорошая мысль, займусь этим после литовского священника.

Активировав покров, сделавший комнату недоступной для прослушивания, я уселся прямо на пол, установил небольшое зеркальце так, чтобы оно отражало моё лицо, и зажёг ароматическую свечу. Убедился в том, что подготовка прошла как надо, и заговорил.

– Здесь тихо и скучно, что вполне меня устраивает. Пёс дал мне новое поручение. Я его выполню, чуть позже расскажу в чём дело. Есть непонимание ряда деталей. Вы уже на месте? Устроились? Надо бы поговорить.

Поднял свечу к лицу и задул её, символизируя конец связи. И принялся ждать ответа Экхарта.

С немцем всё вышло не совсем так, как считал магистр доминиканцев. Парадоксально звучит: я его сдал, но я же и помог бежать. Ну что делать – всё очень запутано в моей жизни.

Осуществленная мной комбинация была проведена на грани фола. Шесть дней назад, вывалив на святого отца информацию о предателе-иезуите, я вернулся в келью, зажёг свечу и “записал видеописьмо” для него в стиле “Миссия невыполнима”.

Я понимал, что обмануть пророка с его опытом мне не удастся. Он ещё не успел меня изучить досконально, и только поэтому моё “предательство” в отношении человека, вытащившего начинающего Ткача из ловушки папистов, прошло успешно. Будь у него чуть больше времени, не используй я импульсивное и непросчитываемое решение, ничего бы не вышло. А расскажи я ему про свой план честно и открыто, мы бы еще несколько дней переписывались, выясняя кто главнее. И неизвестно чем бы все закончилось.

Разбрасываться союзниками в моём положении, даже такими отмороженными, стал бы только идиот. А союзником Ткачём, да ещё и находящемся фактически на моей стороне, предложившим мне новый тип связи и практически неограниченные возможности для плетения – на такой поступок способен был лишь идиот клинический.

“Бегите, – говорил я в мягкий полумрак, зеркала у меня тогда под рукой не оказалось. – Я рассказал о вас и вашей деятельности магистру Ордена Доминиканцев. Очень скоро, счёт скорее всего идёт на часы, правду о вас узнает и ваше руководство. Я понимаю вас, вы злитесь, но поверьте – так было нужно мне и, как ни парадоксально, вам. Потом, будет время, посмотрите меня внимательно и поймёте, что я прав. Вы уже выработали свой ресурс, ваше раскрытие было только вопросом времени, так как методы воздействия стали привлекать внимание. Если вы действительно хотите разрушить планы Ватикана, делайте, как я говорю. Покиньте Европу и отправляйтесь к русским. Не выходите на связь, постарайтесь защититься от наблюдения других провидцев. В Благовещенске найдите Самойлова или Юсупова, скажите, что от меня. Они помогут вам скрыться так, что никакая ищейка не найдёт”.

Через минут двадцать, зайдя в его нить, я нашёл там короткий “ролик”, в котором немец секунд тридцать молча и без выражения смотрит в зеркало, после чего говорит: “Согласен”, – и гасит свечу. А утром я узнал, что провидец не просто сбежал, но и вырезал весь монастырь. Всё-таки надо что-то делать с этой его привычкой к радикальным действиям.

С тех пор мы не общались. Заходя в поле, я старался даже в сторону его нити голову не поворачивать. Просто на всякий случай. Сегодня пришла пора наладить связь с домом.

Примерно раз в пять-семь минут я заходил в поле и проверял его нить – пуш-уведомлений, как и строки поисковика, у поля не было. Наконец, на четвёртый раз, я нашёл записанное для меня послание.

Экхарт изменился. Щетина на подбородке, взгляд менее уставший, и выражение лица, как у человека, который спрыгнул со скалы и всё ещё не верит что сделал это. Вместо сутаны он был одет клетчатую рубаху. Свеча перед зеркалом ничего не освещала, поскольку в комнате и без неё было полно света. Амальгама отражала ещё и Пояркова, стоящего за спиной пророка.

“До сих пор не знаю, чего я хочу больше: убить вас или пожать вам руку,” – заговорил немец. Князь за его спиной позволил себе лёгкую понимающую улыбку.

 

 

Глава 17. Камень и лавина

“Переписывались” мы с Экхартом несколько часов. В промежутках я бродил по инфополю, просматривая различную информацию, в том числе вероятности ближайшего будущего литовского священника, назначенного на роль жертвы. Его нить обрывалась именно таким образом, как и рассказывал Доминик – выстрелом почти в упор. В лицо. Симпатичное улыбчивое лицо человека, который, сам того не зная, стал частью глобального замысла Ватикана. Камешком, которому предстоит стать началом лавины.

Мне даже жаль его было немного, тем более, что я с ним как бы даже познакомился. Хороший, светлый человек, священник-ординар, верящий искренне, но без присущей знакомым мне католикам одержимости.

Я мог бы даже его спасти. Это было совсем не сложно – короткое послание Пояркову, и вся интрига доминиканцев рассыпалась бы, как домик из детских кубиков. Эта интрига. Но я не для того потратил столько времени и усилий, чтобы пустить всё прахом из-за приступа глупой жалости. К тому же, если верить немецкому провидцу, чьи слова я тоже проверял в инфополе, умереть предстояло миллионам людей. Ричардас был даже не первым.

– Основная цель Ватикана – спровоцировать применение царского дара, – объяснял Экхарт в своём сообщении. – Им даже не важно, кто сделает это первым: русские или литовцы. Главное, чтобы удар произошёл, и возникла Пустошь. Это их цель.

Естественно, никто не собирался использовать разрушительную магию королевской крови из-за убийства какого-то там священника. Но у Литвы с Москвой давно назревали проблемы, успешно пока купируемые дипломатией и неохотными уступками. Имелись территориальные претензии, торговые войны, таможенные пошлины, обиды элит и религиозные споры – всё то, без чего невозможна жизнь двух граничащих друг с другом государств.

Будь Ричардас родным сыном правящего князя Литовского, его смерть, возможно, и стала бы поводом к началу войны. А обычный человек, из тех, которых аристо приносят в жертву с той же лёгкостью, что передвигают фигуры на доске, не является причиной для начала войны. Погромы костелов, стоящих как на русских землях, так и на территории прибалтов, которые начнутся сразу после убийства священника, тоже веским поводом не станут. Как и торговое эмбарго, последующее за погромами, пропажа рыболовецкого судна Астраханского княжества, капитан которого приходился дальним родичем правящему дому, даже спровоцированная папистами перестрелка смоленских пограничников и литовских контрабандистов. Ничто по отдельности. Но вот совокупно…

– Орден Святого Доминика действует в Европе, сторонники кардинала Франка – на Востоке. И те, и другие к акции готовились давно – не меньше шести лет. Я не мог вмешиваться на таком уровне – обязательно бы обнаружил себя.

Если душить всех, кто связан с планами папистов, то да, обязательно бы обнаружил. Странно, что при всём своём опыте Экхарт даже не пытался рассуждать за пределами понятий жизни и смерти. Кажется, в его теле инкской крови больше, чем в моём – истинный наследник Кровавой империи!

– Первым сорвётся литовский князь, – продолжал Экхарт. – Он будет планировать удар по малонаселенной территории, тщательно контролируя выпущенную силу. Демонстрация возможностей с десятком-другим погибших – больше урон территории, чем людям. Но именно в этот момент аналитики Бестужева получат информацию о том, что удар будет нанесён по столице княжества. Силы Литовского князя не хватит чтобы разрушить город до основания, но число жертв от такой атаки стало бы исчисляться сотнями тысяч. И Москва первой ударит по Вильнюсу.

А аспект рода Бестужевых – Серафимы. Если безо всей этой библейской шелухи, так местные почему-то называли бомбардировку поверхности плотным метеоритным потоком. Чёрт его знает откуда он брался, может быть послушный воле мага какой-нибудь метеорит менял траекторию и, раскалываясь в атмосфере на сотни и тысячи летящих на огромной скорости кусочков, накрывал указанную территорию? Важно было другое: после Серафимов земля превращалась в лунный пейзаж. Столица Литвы будет уничтожена полностью, как и предместья. Погибнет чуть меньше миллиона человек.

– Пророки рассчитывают, что этого будет достаточно для устрашения мира. Для того, чтобы Ватикан перешёл в наступление на дипломатическом фронте. Но это не так.

Если что-то может пойти не так, оно, скорее всего, и пойдёт не так. Планы папистов, как ни странно, заключались не в том, чтобы развязать войну, а в том, чтобы используя её, навязать условия мира. Опираясь на угрозу царского дара для населения Земли, а ведь случаи его применения планировались ещё и в Китае с Японией, Ватикан намеревался выставить себя международным жандармом. Этаким аналогом нашего НАТО, даже со своими вооружёнными силами в виде военно-монашеских орденов. Уже, кстати сказать, расквартированных в католических анклавах по всему миру, боевые отряды которых почти на сто процентов состоят из одарённых.

Но мир не услышит этого предложения. Просто не успеет. Случится то, что пророки вместе с аналитиками считают маловероятным исходом. Начнётся цепная реакция. Подогреваемые страхом и застарелыми обидами, князья по всей Евразии начнут увлечённо плодить Пустоши.

– Ватикан неоднороден. Фракции не верят друг другу, информацией делятся неохотно. Есть общий план, но есть и отдельные интересы. Франкисты, как вы их называете, ко всему прочему, планируют вскоре сделать своего пророка понтификом, что доверия тоже никому не добавляет. Не зная ряда деталей, проглядеть начало конца можно. И они уже его проглядели. Фактически, события вступили в фазу, когда изменить что-то крайне сложно, можно сказать – невозможно. Мои же действия направлены на оттягивание неизбежного исхода. То, что должно было произойти в ближайшее время, лишь ненадолго отодвигается.

Описание которого больше походило на Третью мировую войну, хотя эта Параллель не знала и второй. Этакий апокалипсис от Экхарта, со всеми непременными атрибутами в виде бледных всадников, Звездой Полынь – а был аспект царского дара и с таким названием – и небесами, что свернутся подобно пергаменту. Серией магических ударов часть русских земель, примерно до уральских гор, превратится в Пустоши. Восточную Европу ждёт то же самое, Западная переживёт первую волну применения царской магии с минимальными потерями.

На Дальнем Востоке – безумие заразно, да и франкисты масло в огонь не будут уставать подливать – тоже будет жарко. К власти в Китае придёт сводный брат нынешнего правителя, который тут же попробует силой вернуть Маньчжурское ханство в лоно империи. Результатом станет тысячекилометровая полоса отчуждения между странами, а Мин, как государство, вообще перестанет существовать – развалится на удельные княжества.

Япония вероломно ударит по Поморскому княжеству, но князь Невельской с наследником выживет и устроит в ответ такое цунами, что нихонцы потеряют Сахалин, Курилы и Хоккайдо. Видя проблемы соседей, поднимут голову тойоны империи Саха, напав на Благовещенск. Поярков и Хабаров будут до последнего сдерживаться, ведя войну силами обычных людей и бояр, но теряя земли. Якуты окажутся сильнее, поэтому русские князья не утерпят и спустят с поводка Шестую казнь и Дрожание тверди, получив в ответ Ледяное дыхание Иччи.

– Два года. Максимум – два с половиной. Затем около месяца войны, которую остановить сможет именно Ватикан. Непострадавшими от магии землями окажутся Австралия, Америки, Африка, Пиренеи в Европе, русская Сибирь и Ближний восток. Затем будет долгий мир под крылом Римской Церкви – два, может даже три десятилетия – чем дальше в будущее, тем менее точны видения.

Так паписты получат свою власть. Но не над всем миром. После войны европейская цивилизация под патронажем Ватикана Европы начнёт миграцию в Америки – слишком мало окажется в Старом свете мест, пригодных для жизни. Местные племена, которые до этого использовались просто как дешевая рабсила, будут низведены до положения рабов у белых. Всё это будет происходить на фоне регресса науки, которую объявят виновной в растлении душ – ведь именно бездуховность привела к войне! За каких-то два-три десятка лет общество опустится до уровня века восемнадцатого-девятнадцатого. Куртуазные кавалеры, прекрасные дамы, балы, маскарады – и обеспечивающие это веселье простые люди. Лишённые современной техники, поскольку, по мнению католиков, хлеб насущный нужно добывать поливая землю потом, а не клацая по кнопочкам.

А потом Ватикан объявит крестовый поход на Африку.

– Последний оплот неконтролируемых одарённых, к тому же сильно отличающихся подходом к магии – они её не считают даром какого бы то ни было бога. Начнётся ещё одна война, которая оставит от нынешнего населения едва ли треть. Пустошами станут и доселе нетронутые земли Европы, Ближнего Востока и половины Африки. Церковь победит, а западная цивилизация окончательно переселится в Америку. Уровень социума после крестовых походов опустится до позднего средневековья.

Слушая это, я думал вот о чём. А что если католики не проглядели вероятность большой войны и такого исхода? Может быть, то, что должно произойти, их вполне устраивало? Ведь так или иначе, они получают желаемое. В конце Ватикан реализует мечту мировой закулисы моего мира “о золотом миллиарде” и станет-таки мировым гегемоном. Вернётся к евгенике, а там уже и до костров Святой Инквизиции недалеко. Цивилизация остановится в развитии на сотни лет, станет похожа на застывшее в янтаре насекомое. Магический потенциал одарённых будет расти, плебс больше не будет угрозой для них. Всё как и говорил Доминик, если опустить геноцид и выжженную Пустошами землю.

Почему-то мне казалось, что так дела и обстоят. Проглядели они, как же! С тремя действующими пророками, ага!

– Насколько вероятен такой исход? – спросил его я. Связь была односторонней, похожей на разговор по рации, только задав вопрос, ответа приходилась ждать двадцать-тридцать минут. Паузы я заполнял, ища подтверждения мрачным пророчествам немца. И, что самое паршивое, находил. Экхарт выдал мне все “явки и пароли”, то есть ту самую информацию, без которой я рыл бы кипу Варикоча* до скончания дней.

– С теми или иными вариациями, он неизбежен. Даже начав открытую войну против Ватикана, мы приведём мир к тому же исходу.

Безрадостно как-то. А я ведь тут жить собирался…

– А зачем открытую?

– Тайная война тоже вряд ли возможна. Именно такую я вёл и, как видите, особых успехов не добился. К тому же пророки церковных фракций постоянно следят за ключевыми фигурами, и любое изменение их поведения станет им известно.

Ну, это если продолжать действовать также, как Экхарт, выстилая ковёр вероятностей трупами. Всё же мышление у него, при всём уважении к его опыту, слишком прямолинейное. Инки действовали так же – и к чему это их привело? Кстати, в этой Параллели вообще наблюдается своеобразный перекос в сознании власть имущих. Такое ощущение, что к тонкой игре имеют склонность только католики. Остальные предпочитают политику топора. Я это не сегодня заметил. Были звоночки и в Благовещенске, и в Китае. Что это – влияние дара? Привыкли к могуществу, которое даёт магия?

– А можно ли как-то скрыть информацию в инфополе? Пророки как-то делают это.

– Кровь, – ответил немец, и я даже не удивился ответу. – Жертвы. Смерти. Только так. Но и это мало чем поможет. Заметив лакуны в поле, наблюдатели насторожатся. Поступать так – всё равно, что кричать на весь мир о своих действиях.

Выходит, святоши взяли кое-что на вооружение у Кровавой Империи? Как, интересно, они это делают? Приносят жертвы во имя Христа? Вряд ли, конечно, у них от такого внутри революция бы началась, сразу не до планов мирового господства станет. Просто режут каких-то несчастных без ритуалов и песнопений. Прагматичный западный подход.

Но символично, если подумать. Всё по канону: убили дракона – сами стали драконом.

В любом случае, это не наш метод. Мы будем действовать тоньше, и хрен они что заметят. Раньше, ведя игру в одиночку, я постоянно ошибался. Но теперь у меня есть опытный пророк и ресурсы целого Триумвирата. Поправка, не только Триумвирата. Не сказать, что я уже видел выход, но если хорошенько всё обдумать, просмотреть вероятности, грамотно спланировать…

Ладно, с этим позже. А сейчас нужно было завершать разговор. Он и так длился весь день, даже солнце почти скрылось за горной грядой. Глядя в зеркало я проговорил:

– Экхарт, мы продолжим завтра. А пока вот что. Скажите князю, что нужно связаться с минским императором. Пусть он расскажет, что прекращает мои поиски, поскольку я оказался предателем и всё такое. Он найдёт, что сказать. И в процессе, это важно, нужно слово в слово передать такое послание. “Будущее туманно и обманчиво. Мы строим на его зыбком песке свои надежды, забывая, что каждое слово, каждый наш вздох меняет грядущее”. А потом ещё одно. “Мы по-прежнему можем говорить о доверии?” Слово в слово, хорошо? Если Ватикан может видеть изменение поведения ключевых персонажей, не стоит их вовлекать в открытую.

В том, что Чжу Юань поймёт послание, я не сомневался. Как и в том, что он не захочет отдавать власть в стране своему брату.

Перед отбоем я прошёлся по вилле, навестив каждого из своих стражей, приучая их к этой привычке. Потроллил Альдо, в завершение велев ему позвонить Доминику и сообщить, что с литовским священником всё идёт по плану. Вышел в гостинную – из дома можно было выйти только отсюда – и нашёл там Челию, залипающую в телефоне. Добро бы она чатилась, так нет же – проверяла данные с камер и датчиков, которыми были окружены подходы к дому.

При моём появлении она тут же врубила нимфоманку, но играла её скорее по привычке, без души. Потому, наверное, я не стал устраивать сеанса шокового психоанализа, вскрывая её детские болезни, а просто посоветовал принять холодный душ. Если не поможет и это, то кинуть чем-нибудь тяжелым в Тень и получить разрядку в спарринге.

Пожелав девушке спокойной ночи и оставил её погрузившейся в вопросы безопасности. Сам же вышел на задний двор. Хмыкнул при виде бойца с садовыми ножницами, который решил подстричь розовый куст на ночь глядя именно в тот момент, когда я выйду на улицу. Не стал ему говорить, что с образом он изрядно перестарался, просто побродил по саду, краем глаза наблюдая, как он неотступно за мной следует, и отправился в спальню. Где улёгся, не раздеваясь, на кровать и уставился в потолок.

Я не мучился бессонницей. Просто лежал и гонял мысли по кругу. Прежний мой план, пусть не слишком пока детально проработанный – я скорее действовал по обстоятельствам, предполагал следующее. Играя на стороне доминиканцев, я буду рушить планы франкистов, одновременно с этим готовя побег. Разумеется, рано или поздно моя игра вскроется, но до этого фракции станут ещё меньше доверять друг другу. В идеале – тут ещё требовалась шлифовка – настолько, что дойдёт до открытого конфликта. Когда храмовники схлестнутся, я воспользуюсь суматохой, выведу из игры Альдо и вернусь домой. Победителем, а не спасённым пророком.

Теперь же, когда замыслы папистов открылись передо мной во всей, что называется, красе, я пришёл к выводу, что действовать нужно иначе. Правда, как именно иначе – было непонятно. Продолжить работать с Домиником и разрушить замысел франкистов относительно Китая? Это, возможно, снизит общее напряжение, и цепная реакция применения царского дара не начнётся. Но не факт, тут стоит внимательно изучить вероятности развития дальнейших событий. Или попытаться расстроить планы доминиканцев? Не грубо, а исподволь. Что если…

Додумать последнюю мысль я не успел – накрыло панической атакой. Жуткой, захотелось забиться в уголок, скорчиться в позе эмбриона и так лежать, поскуливая. Нет, это меня не видения будущего до такого довели. Просто именно таким образом моё сознание, если я не спал, реагировало на вызов двойника. Примерно, как дар на опасность – приступом панкреатита. Сигнальные механизма моего тела – это что-то! Руки бы оторвать тому, кто такие настройки ставил!

Игорь Сергеевич!.. Как же вы вовремя! Что не спится великому махинатору? Прикрыв глаза, я изгнал из головы все мысли, в том числе панику, и погрузился в подобие сна.

Давным-давно где-то услышал такую фразу: “Пока у меня есть я, я не пропаду!” Тогда она показалась мне просто забавной, говорящей, что человек с фантазией и не совсем уж бедным внутренним миром не будет тяготиться одиночеством. С некоторых пор максима эта обрела иной смысл и звучание.

С двойником мы встречались часто, через день-два. Точнее, через ночь-другую.

“Надо ведь когда-то и спать! – говорил он. – Это ты у нас в отеле с полным пансионом, а мне работать надо!”

Как правило, особо нового от него я не узнавал. Игорь продолжал встраиваться в мой мир, что-то там мутил, я даже не всегда понимал, что именно. Должен признать, пресс-секретарь из него вышел получше, чем я. По крайней мере, в том мутном болоте, что представляло из себя правительство Амурской области, он чувствовал себя куда как увереннее меня.

Помочь с побегом он мне не мог при всем желании. Так, обучал кое-каким аспектам дара, которые дядя Ваня в своём спринт-тренинге опустил за ненадобностью. Именно от него я узнал как ставить Покров с Пологом и ещё парочку полезных заклинаний. Но вот в стратегическом плане от него было толку ноль – слишком долго он был оторван от здешних реалий. Что не мешало ему заявляться ко мне через ночь-другую.

Сегодня, например, он пришёл похвастаться тем, что губернатора скоро двинут на повышение, и он уедет из Благовещенска.

“В Москву?” – спросил я больше из вежливости. О его грандиозных планах перебраться из провинции в столицу мы говорили не раз.

“Да! Вот где развернуться можно! – он всё же заметил моё состояние и уточнил: – У тебя норм всё, чел?”

“Ты где таких слов нахватался, наследник княжеской крови?” – огрызнулся я машинально. Мысли бродили вокруг пророчества Экхарта и способов его разрушить, так что я был не совсем доволен этим ночным разговором.

“Совсем всё хреново?”

“Да. Твоему миру скоро придёт кирдык!”

С другой стороны, раз уж он заявился, пусть тоже думает. Помощи от него, может, и не будет, но я всё равно вывалил на него замыслы папистов и то, к чему их реализация приведёт. Не ожидая услышать какую-то годную идею в ответ, скорее в надежде проговорив все вслух, обнаружить что-то новое.

“А ему можно верить?”

“Ой, Игорь! Вот не надо! А тебе можно? Ладно, прости, я на взводе просто. Вопрос не в вере. Он показал, где смотреть, чтобы увидеть. Всё так, как он говорит”.

“Как он видит, скорее…”

“Нити сотен людей уже сплетены, как ты не понимаешь! Это не точка зрения, это факт! Ватикан свою паутину создавал годами. Тронуть её можно, но это либо ускорит исход, либо приведёт к совсем уж непредсказуемым последствиям! То есть, я могу всё это просмотреть, изучить, найти возможности…”

“Но это требует времени?” – худо-бедно он понимал, как работает дар пифии. Я объяснил.

“Даже не представляю сколько…”

“И ты решил спасти мир?” – долбаный циник! В своём репертуаре. Но ответ на этот вопрос у меня был. И ничего героического или пафосного в нём не было.

“Мне в нём жить, как бы! Другого у меня нет!”

“Слушай, а ты не нагнетаешь? Всегда имеется какое-нибудь мрачное пророчество о конце света. Даже в твоём мире их полно”.

Слова были практически таким же, какими и я себя успокаивал не так давно. Но тут он был не прав. С предсказаниями о конце света от разного рода кликуш данная ситуация не имела ничего общего. Одно дело – страх перед гипотетической катастрофой, и совсем другое – понимание, что к ней ведёт чья-то холодная воля.

Я в ответ лишь покачал головой, нет, мол, не нагнетаю. Двойник проникся – дару он доверял даже больше, чем я.

“У тебя уже есть план?”

“У меня был план. Напакостить папистам, выстроить вероятности нужным образом и героически сбежать. А теперь плана у меня нет!”

Смотреть как на его – моём – лице появляется моя же улыбка, полная сомнений и, одновременно, уверенности в невеликом уме собеседника, было странно. И не очень приятно.

“Что?”

“Я, прости, не понял, что изменилось?”

“В смысле, что изменилось? Всё изменилось! Мне нужно теперь полностью всё пересмотреть. Нужно остановить католиков, чтобы того будущего, что они готовят, не случилось!”

“То есть: выстроить вероятности таким образом, чтобы максимально напакостить папистам и героически сбежать. Я всё правильно понял?”

Я открыл рот, чтобы ответить ему какой-нибудь резкостью, и миг спустя захлопнул его. Происходи всё не непонятно где, будь я в теле, а не в проекции оного, зубы бы щелкнули.

“Дошло, истеричка?”

“Угу,” – буркнул я, неохотно признавая его правоту.

“Вот! Игорь Сергеевич ещё научит тебя, сосунка, жизни! – довольно заржал он. – Только героя не врубай, ладно? Ты – пророк. Твоё оружие – не кулаки и аспекты”.

“Поучи папу курить!”

“Правильный настрой, подменыш! Всё, я ушёл, а ты думай давай. Не посрами и всё такое!..”

Исчезая из странного места, где проходили наши встречи, я успел подумать, что сам себя накрутил грандиозностью задачи. Превратил её в собственных глазах в невыполнимую и начал бояться. Классика.

А ещё, эта мысль пришла, когда я уже во плоти лежал на кровати, складывалось впечатление, что двойник нашёл на моём ноутбуке папку с сериалами. И плотно на них подсел.

Утро принесло окончательную уверенность, что всё у меня получится. Напевая под нос “Девятый скотч за одну эту ночь”, я умылся и пошёл делать себе завтрак – никто не мог жарить яйца так виртуозно. И, разумеется, был перехвачен протектором на входе в кухню. Моё показное равнодушие бросало ей вызов, и она не собиралась сдаваться.

– Вы покормите и меня, Игорь?

Провокаторша была в ночной рубашке, которую, вероятно, по её личному заказу плели пауки. Опять образ сонной няши, взгляд из под спутанных волос – вчера она чётко считала мою настоящую реакцию. А что, я же не каменный!

Я прошёл мимо неё, будто на пути стояла не полуобнаженная девушка, а чучело страуса. Взгляд сосредоточился на цели – холодильнике. Мысли были крепко связаны видением шкворчащей яичницы с овощами и двумя кусочками поджаренного хлеба. Рядом с воображаемой тарелкой уже стояла чашка каппучино – здесь была приличная кофемашина. И все бы вышло, как планировалось, но подвело обоняние. Нос попал в тонкий плен её духов с ноткой цитруса и я не выдержал. Видит Бог – я терпел достаточно!

Развернул её резко – почувствовав победу, мастер боевых искусств позволила сделать это без возражений. Взял за подбородок – и это стерпела. Сблизился с ней, нарушая все эти интимные зоны и прочую чушь, и выдохнул, глядя в глаза.

– Челиа…

Она чуть подалась навстречу, а в глазах зажегся огонёк триумфа. Она добилась, она доказала!

– Да, Игорь?…

Вторая рука легла ей на щеку, закрыв половину лица от скулы до виска. Такого я ещё не делал, но мне в подробностях объяснили последовательность действий. К тому же – сама подставилась. Веди она себя нормально, ничего бы такого не случилось. Ну, или случилось бы, но не так. Но она сама подпустила меня на дистанцию контакта. Человек – кузнец своего несчастья.

Незадолго до того момента, как её колено впечаталось в мой пах, я сделал это. Прикрыл глаза. Самым краем сознания скользнул в поле. Нашёл нужную запись – она уже был наготове. И толкнул в неё девушку.

Закричала она через две или три секунды. Стала вырываться, но не как боец, а словно маленькая девочка, которую держит мужчина. Спустя ещё несколько ударов сердца я позволил ей сползти на пол.

В глазах её уже не была триумфа – только страх. Ужас ребёнка, вынырнувшего из самого страшного своего кошмара. Воспоминания, если быть точным.

– Если не хотите снова в деталях вспоминать, как отчим лишает вас девственности, рекомендую вести себя подобно монашке. И обращаться ко мне только тогда, когда это действительно необходимо. Мы договорились?

Я не злорадствовал. Напротив, чувствовал себя паршиво. Всё-таки толкнуть девчёнку в тот кошмар – подлый поступок. Но, во-первых, надо было на ком-то отработать данный, открытый мне Экхартом, защитный аспект провидца, а во-вторых – её просили на мне срывать всю нелюбовь к мужскому полу? Да, ей досталось в детстве, но давайте всё в жизни этим оправдывать!

Была ещё третья причина. Самая важная. Не только Доминик умел пускать лавину, толкая один камешек.

Не обращая на хнычущего протектора внимания, открыл холодильник и начал готовить завтрак. Когда сдавленные рыдания за моей спиной стихли, произнёс не оборачиваясь:

– Если переоденетесь, могу и вам приготовить.

Когда через минуту я обернулся, девушки уже не было. Ну и ладно, мне больше достанется. Но спустя некоторое время она показалась. Чёрные штаны с накладными карманами, кроссовки, футболка. Волосы забраны в хвост на затылке, лицо спокойно, губы сложены в лёгкую улыбку, а в чёрных глазах холод.

– С луком и перцем, пожалуйста.

– Прожарка?

– Чтобы в желток можно было макать.

– Сейчас сделаем.

В тишине, даже дыхания её не слышал, да и не прислушивался, я приготовил вторую порцию, поставил перед Челией и уселся напротив. Девушка не отрывала от меня взгляда.

– Что это было?

Ответил я не сразу, рот был занят, а болтать и жевать – дурной тон. Мы же в Европе, чёрт возьми!

– Недооценка противника, Челиа. Чрезмерная уверенность в своих силах. Вызывающее поведение.

– Я имела в виду, что это за аспект? – к яичнице, вкуснейшей яичнице, приготовленной мной лично, а это вам не мишленовское меню, она даже не притронулась.

– Как много вы знаете о пророках?

– Почти ничего.

– И решили разозлить одного на пробу? Мудрое решение!

– Моя вина.

– Без сомнения.

В рот отправилась очередная порция белка. Протектор молчала ещё какое-то время, после чего присоединилась к трапезе. Пару минут на кухне слышались только звуки позвякивающих приборов. Но разговор наш не был закончен, я это прекрасно понимал. Иначе бы она не пришла. Наконец, за кофе – милостивый победитель в моём лице сделал каппучино и ей, Домиани спросила.

– Ты видишь всё, что я помню?

Мы перешли на ты? Хороший знак.

– Практически, – кто-то говорил, что лучше быть, чем казаться. Так вот, я не согласен.

– И можешь так с любым воспоминанием?

– Если только ты его отлично помнишь.

Кивнув, протектор поднялась. Ещё не зная об этом, она уже была моей. Как много можно сделать с человеком, если знаешь, что он любит и ненавидит. Настоящая магия!

– Благодарю за завтрак, Игорь.

Я молчал с полминуты, а она всё это время ждала и не уходила.

– Для друзей – всегда пожалуйста, – произнёс я, чуть улыбнувшись. И добавил, не имея в виду приготовление пищи: – Обращайся.

Она поняла прекрасно – умная девочка. Кивнула ещё раз и вышла. Интересно, она дотерпит хотя бы до вечера? Можно посмотреть в её нити, но нет! Пусть будет интрига.

*Варикоча. Бог всего, создатель.

 

Глава 18. Герои легенд

Понятный вану Ло мир рассыпался калейдоскопом разрозненных образов. Каждый из них был понятен и объясним, но, собранные вместе, они пугали. И заставляли задумываться о том, что реальность вовсе не такова, какой он привык её считать. Что она куда сложнее. И куда более иррациональна.

Взять ванов Обой. Представители внешней разведки соседнего государства, официально находящегося в натянутых отношениях с империей. Они приезжают в Пекин – зачем? Просить его о помощи и помочь ему – и это объяснимо. Как и их осведомлённость о происходящем. Даже неожиданный, а главное, бескорыстный дар паука, шефа маньчжурской разведки. Это тоже можно было принять как проявление неизвестных ему мотивов. В конце концов, он слишком недавно играет в го на поле такого размера и многое может не понимать.

Объясним был и приём у императора сразу после провала миссии с наркоторговцем. Да, он должен был вдоволь испить неодобрения господина, но вместо этого провёл вечер за утонченной беседой, поскольку вмешалась политика. Яньлинь фактически являлась младшей женой похищенного русского пророка, а с последним у Чжу Юаня сложились отношения, назвать которые можно было бы дружескими. Если, чем только предки не шутят, на вершине мира дружба и приязнь могли существовать.

Но каждый следующий день запутывал происходящее все больше. Благовещенское княжество официально отказалось от поисков своего провидца, объявив награду за его голову – мёртвую голову! Стремительно остыли отношения с русскими и маньчжурами, из столицы выдворили Обойев. На сей счёт император соизволил дать пояснения – Антошин оказался предателем и сменил сторону. Капля логики в море безумия – что-то такое Яо и предполагал. Даже удивительно, что на это потребовалось столько времени.

На некоторое время ван Ло вернулся к выполнению своих прямых обязанностей. За два, а то и три дня мир вернул реку событий в понятное русло. Он пытался найти гуафанга – безрезультатно, тот жалил в ответ. Агенты молчали, полиция разводила руками, верные продолжали умирать. По одному-два в день – эти случаи даже удавалось скрыть от общественности.

Это могло продолжаться достаточно долго. Мятеж “Нового пути” уже не наносил прежнего вреда стране, и, кажется, даже император перестал считать поиски гуафанга приоритетной задачей. Особенно в свете того, как его гвардеец топчется на месте.

В какой-то момент Яо даже стал считать себя одержимым. Он сам видел таких людей, зажжённых одной лишь идеей, подстраивающих все факты под гребёнку нужных выводов. И уже был готов идти к императору и просить снять его с дела, возможно – принять его отставку. Нет большего позора для господина, чем слуга, который не сделал всего надлежащего.

Затем – приказ отправляться в провинцию Гуандун. Никаких объяснений, даже личной встречи с монархом не произошло – распоряжение просто передали на бумаге. Захотелось возмутиться, даже оспорить решение господина – столько всего ещё нужно было сделать в столице! Но подняли голову поколения предков, стоявших подле трона, даже те, кто поднимали на копья выродившуюся династию. Глянули сурово, поблескивая глазами, полными потусторонней зеленью. Затянули про долг, смирение, про то, что служить государю – это ещё и усмирять свою гордыню. Может в будущем и выясниться, что император ошибался, а он, последний Ло в роду, был прав, но сейчас имелся приказ и его следовало выполнять.

На юге его встретило новое распоряжение. Простое и сложное одновременно – довериться принесшему приказ. Пугающие формулировки: “являются нашими друзьями” и “во всём доверять им”. А когда выяснилось, что визитёром стал провинциальный эмиссар Триады, стало ещё труднее сохранять достойное слуги послушание. С каких это пор Триада стала друзьями престола, и откуда взялось это внезапно возникшее доверие?

Дальнейшие события окончательно разрушили стройную картину мироздания императорского гвардейца. Через час после встречи с преступным братством его ждал самолёт. Комфортабельный частный борт, пассажирами которого был только он и его сопровождающий. Никаких объяснений относительно маршрута: в аэропорт Яо привезли на машине, а во время полёта выяснилось, что шторки иллюминаторов наглухо закрыты. Более того, словно неудовлетворённый уровнем таинственности, эмиссар всю дорогу молчал, лишь просил не требовать ответов.

Трёхчасовой перелёт – с одинаковым результатом местом назначения мог быть Пекин или Монголия. Повязка на глазах на выходе из самолета, двухчасовая поездка на авто. Когда начало трясти, Яо сделал лишь один вывод – начался просёлок. Значит, они ехали в глубинку.

Он сдерживал себя и не задавал вопросов. Не пытался сдвинуть повязку и выяснить, где он находится. Когда на выходе из машины его поприветствовал незнакомый старческий голос, он понял, что сопровождающий передал его другому человеку.

Он и правда оказался стариком – это выяснилось, когда повязку все же разрешили снять. Не глубоким, а ушедшим на пенсию три-четыре года назад. Удивительно гладкое лицо – морщины имелись, но, при взгляде на непроницаемо чёрные глаза, становилось понятно, что у их обладателя морщин должно быть гораздо больше. Длинные седые волосы, тонкие, словно пух младенца, были собраны на макушке золотым зажимом и удерживались нефритовой палочкой. Очень патриархальная прическа, даже чиновники при императорском дворе, а уж там-то знали толк в бессмысленном следовании древним традициям, уже давно так волосы не носили.

А вот одет был старик, назвавшийся Пу Ренем* – тонкая шутка – практично. Коричневые штаны с накладными карманами, тяжёлые армейские ботинки до середины голени, китель без знаков различия. Поприветствовав гвардейца, он отвёл его в сторону от машины и потребовал – именно потребовал – верить ему, как отцу. После чего отвёл через рощицу к другой машине – фургону с логотипом незнакомого интернет-провайдера. Номера машины были заляпаны грязью, чтобы Яо не мог определить район империи, в котором оказался.

Раздражал этот театр теней неимоверно. Вторые сутки Триада играет им, стоящим подле Сына Неба, а он, словно марионетка, послушно исполняет приказы! Но терпение уже начинало понемногу сдавать.

Изнутри фургон представлял собой настоящий мобильный командный центр. Стены в экранах, пока тёмных, аппаратура прослушивания, столик с непременным атрибутом любого пункта наблюдения – электрочайником, и ни одного оператора, кроме Пу Реня. Ничего примечательного внутри не было. Кроме самого факта наличия у преступного братства мобильного командного пункта.

– Садитесь, маоши, – радушно указал старик на откидной стул. – Смотрите и слушайте.

Яо уселся так, чтобы видеть и экраны, и собеседника, и, боковым зрением, вход в фургон. Доверие доверием, но о мерах безопасности забывать глупо.

– Зачем я здесь? – спросил он.

– Условия моего контракта не предполагают возможности ответить вам, ван Ло. Заказчик особо оговорил этот момент. Прошу набраться терпения – вскоре всё станет ясно.

Спустя десять минут, которые мужчины провели в молчании, все семь экранов ожили, показывая вид на некий особняк, снятый с семи разных сторон. Яо понял, что видит картинки, передающиеся с камер на шлемах – ракурс был очень уж характерный.

Подозрения, которые возникли ещё при виде мобильного командного центра, с включением камер только укрепились. Триада собралась штурмовать особняк. Так-то, если подумать – пусть их, мало ли в империи таких особняков, которые не без причины может штурмовать братство преступников. Но! Не с наблюдателем же в лице императорского гвардейца! Для чего он здесь?

Объект не производил впечатления. Обычное загородное имение – такие любят строить или покупать крупные столичные чиновники: два этажа, символическая ограда вокруг, густой сад на заднем дворе и вид из окон на возносящийся к небу, поросший изогнутыми сосенками, горный массив. Дом, в котором человек мог отдохнуть от сумасшедшего ритма городской жизни, насладиться одиночеством и полюбоваться облагороженной человеком природой. Удалённость от других особняков, полное отсутствие охраны и даже человеческого присутствия.

– Начинаем, – произнёс старик. Повернулся к Яо, подмигнул ему, не меняясь в лице проговорил, словно бы и не для него вовсе, а размышляя вслух: – Говорят, обсидиановые копьеносцы проходят обучение в монастыре Шаолинь…

Реплику эту гвардеец сперва проигнорировал. Камеры пришли в движение, быстро увеличивая особняк в размерах – бойцы шли на штурм. По меньшей мере, семь групп. Кого, во имя десяти царей подземного мира, они атаковали?

И тут в голове словно щёлкнуло. Шаолинь? Почему он спросил? Копьеносцы обучаются в монастыре, не имеющем названия. Просто “монастырь под горой”. В этом году он был возвращён истинным хозяевам, вновь начал обучать новых будущих гвардейцев. А до того принадлежал Потрошителям, готовящим ведьмаков для “Длани Императора”…

Шаолинь?!

Яо не произнёс вопроса, но вонзил в лицо старика взгляд, словно наконечник копья. Тот ответил чуть поднятыми уголками губ.

И события, столь запутанные до этой минуты стали обретать смысл. Как и причины всей этой таинственности. Предки! Игорь? Но как?

– Копьеносцев обучают в монастыре под горой, – ответил ван Ло ровно. И повернулся к экранам. – Бойцы одарённые?

– Семь боевых троек, по канону отряда “Журавля”.

Три вана, один из которых держит защиту, второй работает аспектом дальнего боя – плазмой, водой или смертью, а третий является напитанным силой берсерком. Гибкая боевая единица, способная подстроиться под любой рисунок боя. Командный центр, семь групп крыльев-юй, тактика – это точно боевой отряд Триады или замаскированные подчиненные Шэ Вэйдуна? Как русский смог их нанять? И привести… куда?

Кажется и это уже не было для вана Ло загадкой.

– Хорошее оснащение.

– Достойная оплата.

Семь картинок на семи экранах показывали дом, до которого бойцам осталось лишь три десятка метров, когда началось сражение. Покров пал, сметённый мастером иллюзий – у Триады оказывается и такой был! – показывая множество вооруженных людей во дворе. Аспект отмены сорвал покров и с боевиков братства, проявляя их перед противником. На миг, что был короче удара сердца, они застыли. Вспыхнули защитные сферы щитоносцев у каждой тройки – Яо понял это по голубому фильтру на экранах, а стрелки? нанесли первый удар.

Какая-то часть копьеносца, не слишком большая, впрочем, требовала призвать оружие с броней и кинуться вместе с воинами на штурм. Окунуться в буйство Ши, разогнать затянувшийся кошмар неведения яростной схваткой. Когда нет никаких загадок, кроме одной – кто сегодня отправится к предкам?

Другая часть – царедворец и доверенное лицо императора – лишь желчно ухмыльнулась, взирая на мечты воина. Здесь достаточно тех, кто может сражаться. Он здесь с другой целью.

Охрана особняка надеялась не только на покров. Семь атакующих аспектов бессильно сползли по вспыхнувшим щитам, питаемых артефактами, а их владельцы, не раздумывая ни секунды, ответили на нападение. Воздух наполнили “ледяные клыки”, “дыхание дракона”, “проклятые стрелы”. Щитоносцы без проблем отбили их и, пока их товарищи готовились к следующему удару, открыли огонь из штурмовых винтовок. На миг раньше стражей дома.

Модумные боеприпасы сократили охрану вдвое, пульсары стрелков ударили, сминая защиту артефактов, набравшие скорость берсерки понеслись к тем, кто устоял после первой и второй атак. Пять-шесть ударов сердца, и двор был чист. Триада сделала ставку на внезапность, численное превосходство, скорость и плотность огня. И не прогадала.

Яо отметил отличную подготовку бойцов, ничуть не уступающую отряду “Журавлей”. Стоимость их снаряжения. А минутой позже уважительно кивнул и в адрес предусмотрительности братства.

– В доме фиксируется ещё шесть живых, – проговорил сидящий рядом с Яо старик. Послал ему смущённую улыбку, которую гвардеец перевёл, как “никак не могу привыкнуть к этим каплям”, и продолжил: – Четыре сердцебиения на первом этаже, по два на главный и запасной выход, ещё два – на втором, южное крыло.

Старик был не просто командиром боевиков, он ещё обладал аспектом “духовного зрения”, то есть мог видеть сердцебиение любого теплокровного на значительном расстоянии. “Журавли”, по рассказам их командира, уже три года пытаются найти сканера, после того как прошлый ушёл к предкам, а у Триады он имеется! Да, не самый распространенный дар, особенно в империи, но почему у преступников он есть, а у элитного отряда, хранящего трон – нет?

– Третье крыло, они сразу за дверью, – тем временем продолжал старик.

В поле зрения одной из камер мелькнула рука. Тронула дверь – закрыта. Камера чуть отступила, показывая крепыша в коричневой робе, который пробил дверь голой рукой и закинул в образовавшуюся дыру несколько кругляшей гранат. Картинка дернулась и на секунду потемнела, будто смотрящий уткнул голову в колени, после чего вновь переместилась на дверь. Точнее, на проём, в котором уже не было двери.

Две тени скрылись в дыму, в то время как операцию с гранатами повторили на другой камере. На десять или около того секунд на экранах всё замерло – в помещение ворвались берсерки, а они камерами не оснащались – после чего старик довольно оскалился.

– Хорошая работа, братья! Связать и доставить в командный центр.

Операция была закончена. На кого бы не охотилась Триада, добыча оказалась у них.

– Что теперь? – спросил Яо у старика. Краем глаза он наблюдал, как на одном из экранов из дома выносят связанного пожилого мужчину.

– Вы заберёте пленника, – ответил тот, поворачиваясь к копьеносцу. Прикрыл глаза, словно вспоминая что-то, а когда открыл их, озвучил подсказку: – Примите услугу, так мне велел передать заказчик.

Подтекст был ясен – нужно было указать след того, кто якобы заказал Триаде поиск гауфенга. Того, кто очень плотно сотрудничал с преступным миром, а вовсе не того, кто полагал, что в империи есть только один монастырь – Шаолинь. “Длань императора” на роль заказчика подходила идеально. А присутствие гвардейца императора наблюдателем на штурме создавало правильную легенду.

Проклятый любимец духов! Яо с трудом сдержал улыбку.

– Почему старик Юй затеял такую сложную комбинацию?

– Не понимаю о чем вы говорите, маоши, – на лице сканера не дрогнул ни один мускул, но глаза как-то сказали гвардейцу, что он задал правильный вопрос.

– Хотя нет, я понимаю, – ван Ло задумался, превращаясь из запутавшегося детектива в царедворца. – После бунта “Пути”, “Длань” оказывает услугу стоящему у трона. Рассчитывая на мою поддержку в будущем…

– Прошу, не впутывайте меня в это, маоши. Я лишь исполнитель и ничего не знаю о заказчике. А вы и так сказали больше, чем нужно. Вам ведь известны принципы братства?

Копьеносец кивнул. Триада принимала любые заказы, но никогда не брались за дела, связанные с политикой и наркотиками. Но старик так красноречиво молчал… Яо прекрасно понял, что он имел в виду, упомянув принципы.

– Работа выполнена, вы принимаете её?

– Принимаю. Ваш заказчик предусмотрел доставку меня и пленника в Пекин?

– Да, маоши. Он также предусмотрел мастера дознания и аппаратуру для записи допроса. Он считал, что вы торопитесь.

– При случае нужно поблагодарить старика.

– В роще стоит палатка. Мы будем охранять вас, пока вы не закончите.

Его спеленали, как младенца. Даже если гуафанг и предусмотрел какую-то возможность сбежать от неудобных вопросов под защиту предков, воспользоваться ею он не смог бы при всем желании. Триада учла всё.

Сейчас, лёжа на носилках, это был просто грузный мужчина с седыми висками. Черты лица – резкие, грубые – выдавали простое происхождение. Глава ещё недавно могущественного института государственной власти, сегодня запрещённого. Бунтарь или марионетка? Яо был уверен во втором варианте, но для императорского суда требовалось нечто большее, чем уверенность гвардейца. Именно для этого в палатке стоял штатив с включенной видеокамерой, которая зафиксирует все вопросы и ответы.

Сам допрос не должен был занять много времени, копьеносцу достаточно было одного взгляда на мастера дознания, чтобы это понять. Непримечательный мужчина, лицо которого Яо забыл прежде, чем отвел от него взгляд, не собирался пользовался химией или острыми предметами. На столик рядом с носилками он выставил три чернильницы и положил три кисти разной толщины.

По спине Яо прошел морозец – перед ним готовился к допросу человек, которого не могло существовать. Сельский фольклор, крестьянская магия, сказка для детишек, легенды необразованных и тёмных провинциалов. Гуйхе – призрачный художник. Не маг в том виде, как принято считать, но человек, способный творить настоящие чудеса с помощью лишь чернил и кисти. Например, нарисовать на стене животное, которое затем оживало. Или дверь, которую можно было открыть. Или…

Неуловимым движением тонкой кисти гуйхе начертил на уголках губ пленника иероглиф “готовность”. Взял другую кисть, более широкую, и вывел на его лбу “бодрость”. Затем провёл рукой над телом гуафанга, удовлетворенно хмыкнул и, разорвав рубаху на его груди, нарисовал знак “отрицание” на левом соске. Правый же украсил символом “неподвижность”. После чего сделал Яо приглашающий жест.

Четыре иероглифа! Обычными чернилами! Как такое возможно?

Чувствуя смущение, словно был ребенком на семейном празднике, которого попросили прочитать стихи перед множеством взрослых, Яо задал первый вопрос. Единственный вопрос, который имел значение.

– Кто инициатор мятежа “Нового пути”?

Гауфенг молчал. По лбу и щекам мужчины стекали капли пота, губы сжались так плотно, что превратились в бледную лиловую линию. Кажется, он сопротивлялся воздействию знаков. Значит ли это, что гуйхе не так уж силён, как врали про него легенды?

Тот словно почувствовал скепсис гвардейца. Не изменившись в лице, он знаком попросил разрешения приблизится к связанному гауфенгу. Проверил свою работу, нашел её выполненной хорошо, после чего заговорил.

– Как твоё имя? – спросил он у пленника голосом мягким и вкрадчивым. Как у учителя начальных классов.

– Да Жонг, – неохотно выдавил пленник.

– Хорошее имя, – похвалил его дознаватель. И пояснил для копьеносца: – Ему тяжело отвечать сразу на важные вопросы. Он пытается бороться. Сперва нужно заставить его говорить о чём угодно, а потом он уже сам не сможет остановиться. Вы позволите мне?

Ван Ло кивнул. Про себя он в этот момент решил, что будет именовать гуйхе именно мастером дознания, а не призрачным художником. Так было проще принять ожившую сказку.

– Как называла тебя мать, Жонг?

– Киу.

– Осенний ветерок? Она любила тебя, верно?

– Очень. Она говорила, что я подарок небес, скрашивающий её старость.

– Младший сын?

– Да. Она умерла, когда мне было двенадцать лет.

Гуафанг говорил просто, не проявляя эмоций, а на лице застыла гримаса абсолютного потрясения. Он не верил, что его губы выталкивают слова, которые они никогда и никому не говорил.

– Ты огорчал её?

– Только случайно. Я очень любил мать. Боялся её огорчать. Она часто болела.

– Хорошо. Очень хорошо, Жонг, – голос безымянного мастера оставался таким же тёплым и участливым, словно он допрашивал не матерого преступника, а разговаривал с мальчишкой-сорванцом в летнем парке. – Ты расскажешь господину Ло всё, что ему следует знать?

– Расскажу.

Дознаватель вновь сделал приглашающий жест в сторону пленника. Продолжайте, мол, он готов. Сам же с поклоном вышел из палатки, оставив рядом с чернильницами артефакт покрова.

Яо активировал его, зачем-то откашлялся, скрывая лёгкое потрясение от понимания того, как легко была обращена в глину воля сильного человека. И смятение, которое случается у каждого достойного человека, который невольно услышал интимное, не предназначенное для чужих ушей.

– Кто инициатор мятежа “Нового пути”?

“Мать называла его осенним ветерком… – почему-то подумал в этот момент копьеносец. – Он устроил самую большую резню в современной истории империи, а в детстве боялся огорчить больную мать. Как это всё может быть одним человеком?”

– Царевич Чжу Ди.

– У тебя есть доказательства?

– Да.

Гауфенг продолжал бороться с чужой волей, которая заставляла его открывать рот и произносить слова признания. Лицо кривилось, пот проступал на каждом клочке кожи, не задевая лишь чернильные иероглифы. Чудовищный диссонанс: спокойная речь и гневно-испуганное лицо.

– Какие?

– Я записывал все его приказы. Звонки, встречи, приказы.

В этом Яо не сомневался ни на минуту. Партнёры по мятежу не могли доверять друг другу, а значит старались обеспечить себя сведениями, которые, при падении одного, потянут за собой другого. Сколь бы высоко не сидели преступившие закон, мыслили они также, как и их собратья с улицы.

– Где ты хранишь записи?

Через сорок минут Яо имел достаточно доказательств для того, чтобы самолично казнить брата императора. Просто прийти в его дом и пронзить его сердце копьём. Чего он, разумеется, делать не станет – вопросы жизни и смерти венценосной родни находятся в ведении его господина.

Куда больше гвардейца интересовала структура ячеек “Нового пути”. И на это он потратил ещё тридцать минут. После чего выключил покров и позвал дознавателя.

– Пусть он спит до приезда в столицу, – велел он. – Как мне потом его разбудить?

Человек показал ему небольшой цилиндр, обтянутый красным шёлком, похожий на те, в которых писцы носят подушечки для печатей. Открыл его, продемонстрировав влажную губку. Без объяснений поставил на столик. И поклонился.

– Никогда не думал, что судьба сведет меня с маоши, – проговорил он. И на этот раз голос его был глух, как бывает у сдерживающих эмоции людей. – Даже не верится, что вы сейчас стоите напротив меня. Люди считают, что вы легенда, как драконы и лисы-оборотни. Встреча с вами – честь для меня.

Скрыв улыбку, которая была совершенно неуместна при разговоре двух сказочных персонажей, Яо ответил ещё более глубоким поклоном.

– Это честь для меня.

Пу Рень – слуга (кит.)

 

Глава 19. Жертва

Мы оба понимали, что делали. И она, и я. Забавно, но мы не говорили об этом. Никогда, ни в самом начале, ни позже, когда её визиты стали завершать каждый мой день. Она приходила вечером, молча садилась в кресло и ждала. Если я был занят, например, ещё бродил по полю, она ничем не выдавала своего присутствия. Сидела, подтянув под себя ноги, крутила волосы на пальце, уже без той ярко выраженной чувственности, и смотрела в сторону. Чтобы не привлекать моего внимания даже взглядом.

Мы почти не разговаривали. В этом не было нужды. Однако уровень понимания между нами был таким, словно мы с десяток дней назад познакомились, а прожили вместе лет двадцать. Когда я обращал на неё внимание, она откидывала голову и закрывала глаза. Улыбалась в предвкушении, когда моя рука касалась её щёки. И уходила туда, где ей было хорошо.

С минуту или две я стоял с ней рядом, а для неё за это время проходили целые дни, в которых она странствовала по счастливым воспоминаниям. Потом она открывала глаза, смахивала влагу с ресниц, смущенно, по-сестрински, чмокала меня в щёку и уходила. Даже, я бы сказал, убегала, стесняясь и себя, и того, за чем приходила.

Все были уверены, что мы любовники. Даже Доминик, что его, похоже, устраивало. Альдо делал вид, что его это не касается, “садовник” разок показал мне оттопыренный кверху большой палец, а гувернантка Мария пуритански поджимала губы, видя, как Челиа входит в мою комнату.

Мы никого не разубеждали. Ей было плевать, я же вплетал и это мнение в свои интересы. На самом деле всё было куда проще, чем постель, и сложнее в тоже время: она получала прошлое, я – будущее. Точнее, она получала иллюзию прошлого, а я – возможность будущего. Но нас обоих это удовлетворяло, так что всё шло хорошо. И слова, кстати, были совершенно ни к чему.

Мы ничего с ней не обсуждали, не строили планы побега, я ни разу не завёл разговора на тему “когда я буду готов, ты должна нейтрализовать Альдо”. Я знал, что это может произойти, она это понимала.

Я бы даже напрягся, если бы мы стали говорить о чём-то большем, чем сейчас. Заподозрил бы её в попытке проникнуть в мои мысли, выяснить мои планы и степень лояльности. Пусть бы я и видел её нить, и в ней не было ничего такого, но… обмануть можно всякого. Уж я то знаю.

Сейчас Челиа полулежала на кресле, закинув руки за голову, и улыбалась. С такого ракурса как-то забывалось, что она один из сильнейших магов-защитников Европы, да ещё и боец-рукопашник, который уверенно держит спарринг с Альдо.

Чтобы было понимание, кто такой протектор: я несколько дней назад пытался просадить её простейший эфирный щит. Справился, и довольно быстро. Даже успел торжествующе ухмыльнуться, пока не заметил, что прогрыз только первый слой толстого пирога. Вымотавшись в хлам, я, пожалуй, пробил бы её защиту. Если отбросить тот факт, что она меня не трогала – просто стояла на месте.

Но когда она вот так улыбалась, протектор исчезал, и появлялась вот эта вот девчонка. Симпатичная, очень довольная девчонка. Если она выходила от меня с таким лицом, немудрено, что небольшой социум виллы сделал определённые выводы.

– Я веду себя как наркоманка.

– А я, стало быть, твой дилер?

– В каком-то смысле.

– Так можно сказать про любой тип отношений.

– Верно.

Она всё ещё не открывала глаза, хотя уже пару минут как вынырнула из воспоминаний. Наслаждалась. Я её не гнал, дел на вечер у меня не осталось.

Никакого чувства вины перед ней у меня не было. Да, я использовал её личную трагедию, даже две – там ещё было самоубийство старшей сестры. Да, я подсаживал внешне уверенную в себе девушку на видения прошлого, этим делая её зависимой от меня. А можно ещё глубже копнуть, ведь именно я сложил вероятности так, что её кандидатуру “выбрал” Доминик, когда искал помощника Альдо. Мне нужен был сильный боец, способный бросить вызов Тени, и при этом имеющий небольшой, незаметный ни для кого дефект в душе. Но вины я всё равно не испытывал.

Я менялся. Сам, или поле меняло меня – не важно. Создавая узор значительными воздействиями или крохотными штришками, я стал замечать изменения и в себе. Некую холодную отстранённость, с которой я смотрел на людей. Видя вместо них нити. Страх, как и чувство вины, при этом, меня не посещал. Скорее, меня это устраивало.

Нельзя прикоснуться к самой сути творения и остаться прежним. Невозможно играть с силами, которые кое-кто назвал бы божественными, и продолжать считать себя тем же человеком. Незаметно, день за днём, Игорь Антошин растворялся в поле, а вместо него на меня из зеркало глядел пророк.

– Можно я ещё тут побуду? – спросила Челиа.

– Сиди, – отозвался я. Легенду страстного романа между протектором и объектом охраны следовало поддерживать.

К тому же, мне тоже хотелось отдохнуть. Посидеть в тишине, отпуская мысли свободно выбирать направления, чувствовать дыхание живого человека рядом и удовлетворение от хорошо сделанной работы.

Последние три дня выдались сложными. Спасти Китай от междуусобицы и последующей гражданской войны, разнести в клочья планы одной из ватиканских фракций и остаться незамеченным – мне было чем гордиться.

Работа с чужим плетением походила на рисование картины поверх уже существующей. Тут штрих, здесь взмах кисти, в уголке поскрести, снимая слой старой краски. В результате вроде всё та же “Джоконда”, только улыбка может не так чарует. С другой стороны – кто там знает, чем она цепляет, эта “Джоконда”? У каждого свой ответ. Знатоки творчества старика да Винчи скажут, что картина лишь похожа на оригинал, а люди, не осведомлённые о сочетаниях цвета и тени, ширине мазка и составе краски, и не заметят разницы. Особенно, если другие люди – “понимающие”, скажут им, что так и должно быть. Парадокс фальшивых ёлочных игрушек заключается в том, что они такие же, как настоящие. Кто-то считает, что радости от них нет, но, как по мне – достаточно радости.

На то, чтобы выстроить плетение в Китае, у меня ушло три дня. Работал я как сумасшедший, даже спал только тогда, когда сил не оставалось. Тогда только выходил из поля и выключался. Сунувшегося один раз в сон двойника я обложил матом и запретил появляться ближайшие два-три дня.

Та ещё работёнка, если задуматься. Лежишь на коврике, глаза закрыты, дыхание ровное, мышцы расслаблены. Всем бы так работать! Но напряжение умственное и эмоциональное зашкаливало. Перед глазами, даже после выхода из поля, постоянно плыли образы цветных нитей, за каждой из которых стояла чья-то жизнь. Боль, радость, гнев, смирение, вожделение и брезгливость. Купание в этом бассейне, хочешь-не хочешь, оставляло след на душе. К вечеру третьего дня я обнаружил, что люди мне неприятны. Слишком разные и слишком, при этом, одинаковые. Менялись только названия их поступков, а страсти и страстишки… их набор оставался неизменным и не слишком разнообразным.

Но, опуская лирику о страданиях отдельно взятого оператора поля, получилось очень даже хорошо. Экхарт получал от меня указания и передавал их дальше. Подключённые к процессу Глеб, Алмаз и Тедань транслировали их исполнителям, таким, например, как Триада – Витя Гуань Пэнь отработал свой немалый гонорар на все сто сорок шесть процентов. Этот его призрачный художник был настоящим сюрпризом даже для меня.

Сложнее всего было вовлечь в процесс Чжу Юаня и Пояркова, ведь их, как основных фигурантов, могли прочитать другие пророки. Приходилось выкручиваться, действовать намеками, подключать незначительных лиц из их окружения, которые давали фразы-сигналы.

В общем, вымотался я конкретно. Зато результат радовал – узор поля на участке империи Мин изменился. Незначительно, но достаточно для того, чтобы планы франкистов полетели к чертям свинячьим. И, самое главное, со мной эти изменения связать было почти нереально – я лишь подталкивал уже существующие процессы. Яо, например, и без меня занимался поисками гуафанга, а то, что я ему малость помог, было легко списать на оказание услуги “Дланью”. Через которых, собственно, платёж Триаде и прошёл.

Пока я занимался Азией, на Востоке умер священник из Литвы. Как и должен был – выстрел в лицо, куча крови, скандал в прессе и обострение отношений двух стран. До войны с применением царского дара было ещё далеко, но её призрак уже показался над горизонтом. Была в том вина немецкого пророка, или я такой впечатлительный, но он, призрак этот, всё чаще представлялся мне в виде скалящегося мертвеца в папской тиаре.

Успех в этом деле, а также внесённые поправки в план подняли мои акции в глазах Доминика сразу на десяток пунктов. Подспудно он ждал, что я солью его наработки или, по крайней мере, попытаюсь. Но я, так уж вышло, вместо этого подсказал католику, как ускорить процесс на смоленско-литовской границе. Так, по мелочи: замена парочки участников, молчание епископа литовского вместо обличительного интервью, и особая символика в одежде у делегации, приехавшей забирать тело убитого священника. Всё это дало поразительные результаты. Европа уже начала говорить о торговом эмбарго в отношении московского альянса княжеств, а ведь доминиканцы прогнозировали такое лишь через три месяца.

С этим тоже пришлось изрядно напрячься, причём сложнее всего было не организовать изменения, а убедить в их необходимости магистра ордена. Ведь пришлось слегка перекраивать его тщательно устроенные планы. А кому такое понравится?

Никто не любит, когда его критикуют. Мысли, убеждения, точку зрения на происходящее. И планы. Особую нелюбовь вызывает критика планов. Можно быть сколько угодно терпимым, демонстрировать адекватность и спокойствие, но это задевает. Ты такой всё продумал, взвесил, просчитал, мнишь себя невероятно умным, хитрым и коварным, а потом появляется какой-то человек, пусть бы и пророк, и на голубом глазу сообщает, что план твой дрянь и надо делать всё по-другому. По его.

Если бы я высказал подобное суждение в категоричной форме, то падре просто и без затей послал меня такого умного в пешее путешествие до города Парижа, жители которого, как всем известно, славятся толерантностью. Но я поделился своим мнением вежливо, с пониманием, что над планом католик работал, как проклятый, но – вот беда! – просмотрел маленькую деталь. И Доминик прислушался. Не сразу, с оговорками, проверками каждого моего предложения через три-четыре независимых источника – в конце концов о полном доверии между нами речь идти не могла в принципе. Но при этом признал, что ни один план не идеален, а мои изменения его явно улучшили.

Так, нашими общими стараниями, котёл в Европе постепенно приближался к точке кипения, готовясь выплеснуть за край кровавую пену. После убийства отца Ричардаса я был, наконец, посвящён в планы папистов. Они ничем не отличались от того, что я уже узнал от Экхарта, разве что уничтожение двух третей населения там не упоминалось. Но про значительные жертвы и их необходимость падре говорил. До сих пор помню его слова.

– Смерти будут при любом варианте развития событий. Наш предусматривает значительно меньшее их количество. Либо мы остановим общество, бездумно несущееся по пути прогресса и потребления, либо следующая научно-техническая революция освободит планету от человечества.

Непонятно, это он себя убеждал или меня? Скорее, всё же меня – со своей совестью он имел возможность договориться много раньше. И вряд ли это заняло значительное количество времени. Не то чтобы отец Доминик был этаким киношным злодеем, который с противным хихиканьем потирает ручонками и готовится выдать сакраментальную фразу: “И тогда весь мир окажется в моей власти!” Нет, он действительно не видел другого выхода из тупика, в сторону которого стремилась цивилизация. И на самом деле желал её спасти. Просто видел он всё только со своей точки зрения и не учитывал иные.

– Эпоха малых стран подошла к концу, – говорил он также. – Слишком большое количество равноправных участников на политической карте мира делают процесс неторопливого поступательного развития невозможным. Как договориться с двумя сотнями племенных вождей, если каждый из них считает, что прав он и только он. Хочет того человечество или нет, а глобализация, сосредоточение власти в одних руках – единственный путь к его выживанию.

Я не спорил. Кивал согласно и не собирался распространяться, что у меня в мире это как-то не очень помогло. Четыре-пять сверхдержав мерились детородными органами, как пацаны в песочнице, с той же риторикой и прогнозируемым результатом – никто не признавал, что у оппонента больше. Может быть когда-нибудь они смогут договориться хотя бы не скалить зубы на каждый неосторожный чих соседа, но предпосылок к этому пока не наблюдалось.

Но кое-что полезное из размышлений падре о политике, будущем и вообще я вынес. Едва оформленную пока мысль, которой ещё предстояло дозреть до чего-то внятного. Было чувство, что содержится в ней зерно истины, способной изменить планы папистов.

– Завтра в Рим приедет три десятка превосходных, – вновь нарушила молчание протектор.

Я сперва не понял, про кого она говорит. Но быстро дошло – она произнесла “супериор”, а я, благодаря знанию языка латынян, услышал “превосходных”. Термин знакомый ещё по разговорам с дядей Ваней – так он, с некой претензией на научность, называл одаренных. Значит завтра в Рим приедет аж целых тридцать одарённых? Очень значительная сила! Зачем им приезжать? И почему Челиа так сказала про них, словно они были одним отрядом?

Рука-лицо, Антошин! Супериоры! Она говорит о воспитанниках отца Доминика из американских коммун! Сильнейшие маги нового времени. И, вспомним видео, которое мне показывал падре в самом начале знакомства – славяне.

“Поздоровайся, Игнат,” – и голос костлявого подростка со сколом на зубе на русском языке отвечает: “Здравствуйте”. Смущённо, словно никогда раньше камеру не видел. Почему я не придал этому значения тогда? Решил, что перевод сделан специально для меня, тогда ещё не знающего языка, вот почему! Не понял, не увидел важной подсказки, которую магистр мне показал столь необдуманно.

Русские по крови подростки. Может малоросы – неважно – славяне! Сильные маги, способные на то, что большинству ныне живущих одарённых не под силу. Приезжают в Рим, одной группой. Именно в то время, когда на границе Литвы и Смоленска растёт напряжение. Обладая полной информацией, не нужно быть пророком, чтобы понять зачем они здесь.

Как я это проглядел? Как? Я же развитие этой вероятности уже носом выгладил, каждый поворот, каждое изменение учел! И тут – супериоры! Отец Доминик умеет устраивать сюрпризы…

А ведь всё просто. Я проглядел их, потому что падре не планировал их вводить на данном этапе. Позже – да. Уже во время начавшейся войны им предстояло стать ватиканской гвардией. Неодолимой силой, которая будет ломать островки редкого сопротивления, а после приводить к покорности измученный воюющими одарёнными мир. Именно с их помощью католики остановят войну. Но до того в моих видениях они отсутствовали.

Что изменилось? Почему он отправил их сейчас? Тоже на поверхности ответ – моя вина. Я предложил поправки к его плану, вот мне и вернулось. Хотел ускорить развитие конфликта на Западе, рассчитывая на то, что в Китае всё будет тихо, а без двух полюсов напряженности мировая война не начнётся. Более того, я видел, что она не начнется! Слишком быстро возникший и развивающийся конфликт приведёт лишь к локальной заварушке, в которой тоже погибнут люди, но сотни, а не миллионы. Но супериоры Доминика всё меняли.

Чёртов католик! Чёртов, драть его, интриган! И ведь он даже не догадывался, что я свожу его работу от большого “бум” к едва слышному “пшик”, просто действовал по привычке никому не верить. И мне про боевиков из коммун он не сказал по этой же причине. Я даже предполагал, что он мне ответит, если я ему предъявлю это, как обвинение.

“Ну ведь вы же узнали, Игорь. Вы ведь пророк. К чему было тратить время, говоря очевидное?”

Выведем за скобки тот факт, что узнал бы я о них слишком поздно. Ведь до тех пор, пока они не проявят себя действием, я и знать не буду, что в их сторону нужно смотреть.

– М-м-м? Это которые в американских общинах воспитываются? – без выражения уточнил я. Весь внутренний диалог не занял и пары секунд.

– Да. В Пражскую академию едут, на экскурсию. Кое-кого из наших в охрану наняли.

Под “нашими” она, вероятно, понимала сообщество наёмников-протекторов. Этакую элитную гильдию телохранителей. Насколько я уже успел с этим разобраться, на их услуги в Европе был большой спрос.

Я не стал у неё спрашивать, зачем она мне это сказала, да и она тему посчитала исчерпанной. При хорошем раскладе я только что получил подтверждение лояльности, при хреновом – очередную попытку Доминика меня испытать. Надеяться будем на первый вариант, а вести себя так, будто второй неизбежно случится. Вечер, в любом случае, перестал быть томным.

– Челиа, ты иди, а я на боковую, – подвел я итог нашим посиделкам. Она молча кивнула, парой движений привела волосы в беспорядок и, с тем же выражением на лице – кошка, наевшаяся сметаны – вышла. Умная девочка. Просто находка.

Спать я, понятно, не собирался. Какие сны, когда есть информация, требующая уточнения. Хмыкнул про себя – ну и кто тут у нас ещё наркоман? – и провалился в поле.

Итак, нам нужен кто-то из “коммунистов”. Хорошо в лицо я помнил только Игната и ещё одного паренька. Тот был постарше и демонстрировал на видео выдающиеся способности к тлену. Смертец, как их называют в Европах, не путать с носителями Ши – последние обижаются. Те же зелёные плети, что у ватиканского палача, который стал моим первым серьёзным противником в этом мире. И ещё один занятный аспект – “Долина смерти”. Площадное, да простят меня за использование игровых терминов, заклинание. Сотни светящихся бледно-зелёных клыков, вырывающихся из-под земли. Рыжий паренек со смешно оттопыренными ушами на видео окружал себя им шагов на сто вокруг. И сразу переставал казаться забавным.

Он был постарше Игната, поэтому первой я начал искать именно его нить. Рассуждал так: если доминиканцы собираются устроить силами супериоров ещё одну провокацию, то совсем уж детей на такое задание посылать не станут. А рыжему было лет девятнадцать на вид.

Нить его оказалась цвета желтоватой дорожной пыли. Советы Экхарта не прошли даром – теперь, прежде чем очертя голову входить в поток человека, я тщательнейшим образом изучал его на предмет ловушек. Немец в этом здорово поднаторел, и его опыт мне очень помог, когда я выстраивал плетение по Китаю. По меньшей мере два человека, через которых я намеревался осуществлять воздействие, находились “под колпаком”, то есть – приоритетным наблюдением католических пророков.

Парень был чист. Никакой защиты: ни пророческой, ни артефактной. А ведь должен бы. Не может быть, что Доминик не предусмотрел моего интереса к его воспитанникам – не настолько он мне доверяет. Точнее, даже так – он не мог мне доверять на уровне десятилетиями выработанных привычек. Или я опять с режимом паранойи переборщил? Не мог же магистр окружить защитой такое количество людей. Сам закрылся, это понятно, но чтобы всех своих “птенцов” прикрыть… Должны же быть какие-то пределы у бюджета ордена!

Заякорившись рядом с нитью – ещё один урок от Экхарта, позволяющий быстро выйти из нити, если там встретится угроза – я нырнул внутрь.

“Пока всё идёт нормально! – подлетая к свече, произнёс мотылёк”.

И всё же… Ютубовская панель была на месте, но плитки “роликов” не стояли на месте, а словно бы играли в тетрис. Стоит сосредоточится на одном, как он уходил в сторону, сменяясь другим. Ну, ясно. Защита у мальчика всё-таки имелась. Вязкая её форма, которая не столько скрывала содержимое его жизни, сколько запутывала. Заставляло тратить время, следя за бегающими прямоугольниками записей. Артефакт магистра работал схожим образом – рассеивал внимание, запутывал, сбивал с толку и спамил атакой образов, где он истово молился перед алтарем.

В случае с рыжим, это был не модум. Артефакт оставляет некое едва уловимое осознание искусственности, словно ты сталкиваешься с деятельностью машины. Как при взгляде на ров можно сказать, чем он сделан: десятком солдатиков из стройбата или экскаватором. А парень из коммуны пользовался лопатой… тьфу ты! – некой техникой. Не удивлюсь, если на базе её и артефакт Доминика клепали.

Так, ладно. Ожидаемо, в принципе. Даже хорошо, что защита есть – это уже кое-что говорит о намерениях магистра. Не просто так мальчиков отправили на экскурсию в Прагу. Попробуем зайти с другой стороны. Если “ролики” сбегают от фокуса, значит не нужно пристально на них смотреть. Логично?

Сказать, конечно, легче чем сделать, но я всё же попытался. Расфокусировал взгляд, стёр из мыслей желание чего бы то ни было. Как человек, сидящий на берегу реки и глядящий на воду. Плавное течение волн, шелест гальки, выкрики птиц, шум листвы за спиной. Меня ничто не интересовало, я лишь созерцатель, пришедший избавится от груза мыслей. Мне ничего не нужно, река сама определит важное и принесёт к моим ногам…

Состояние близкое к медитации так захватило меня, что я едва не пропустил первый образ, который выскочил из потока беспорядочно сменяющих друг друга “роликов”. И, вероятно, пропустил бы его, если бы не узнал лицо Куавы. Расслабленность сняло ушатом холодной воды за воротник. Что делает инка в нити супериора? Они даже знать друг о друге не должны!

Я не стал больше ничего выискивать в нити рыжего, вышел к якорю, а потом и вовсе вынырнул из поля. Поднялся с пола, пересел на кресло, ещё хранящее тепло тела Челии, и крепко так задумался.

Инку я не видел ещё ни разу после того, как переехал в предместья Рима. Строго говоря, пока она была не нужна, и я удовлетворился заверениями Доминика о том, что девушка находится в надежном месте, а если она мне понадобиться – её тут же привезут. Я тогда решил, что не стоит проявлять к ней слишком явный интерес, незачем лишний раз возбуждать подозрительность магистра. Убедился, что она в порядке, разок зайдя в её нить, и на том успокоился. А потом и вовсе забыл о её существовании. Дела-дела, интриги и плетения. Мир, опять же, надо было спасать.

Если быть с собой честным, девчонка стала ключом к моему спасению. Без её базовых знаний я бы до сих пор на месте топтался. А я её просто отложил в сторону, как использованный инструмент, и выбросил из головы. Нехорошо, товарищ Ткач. Не по-людски это.

Но вместо того, чтобы долгое время посыпать волосы пеплом, как сделал бы прежний, непоследовательный раздолбай Антошин, я нырнул в поле и мигом нашел её нить. Копаться в потоке рыжего смысла не было, только время терять. Но если инка с ним каким-то образом связана, я узнаю об этом у неё.

Её никто не планировал закрывать – девчонка не владела никакой важной информацией, да и не знал про неё никто, кроме доминиканцев. Поэтому я без труда развернул панель с роликами и принялся просматривать их. Прошлое, прошлое, настоящее – Куава с хмурым лицом смотрит на монаха, который задает ей вопросы. Не то, не то, не то. Ближайшее будущее, завтра, хотя нет, вон календарь на стене – послезавтра. Ещё один допрос. Её не ломают, не пытают огнём и железом, просто безостановочно задают по кругу одни и те же вопросы.

А она отвечает. Не встреть она меня, не получи надежду на спасение, которое ей опрометчиво пообещал один неопытный пророк, она бы замкнулась в себе и тихонько умерла от голода. Ненавидя своих тюремщиков и проклиная Ткача-предателя. Но сейчас она мыслит иначе, сейчас она верит в то, что противника можно переиграть. И она выдает им малозначительную информацию, следит тщательно, чтобы на повторяющихся допросах не сболтнуть лишнего, и ждёт. Меня ждёт.

И тут выяснилось, что от прежнего пресс-секретаря во мне осталось ещё очень много – чтобы я там себе не навоображал. Меня накрыло такой волной стыда, почти материального, рвущего на части и не дающего сосредоточится.

Она в меня верила! Как в собрата, как в единственного человека, родного ей по крови и духу! Она ждала меня и не собиралась сдаваться! А я про неё просто забыл! Просто забыл! Это даже хуже, чем предательство!

Лицо рыжего, эти его смешные уши, мелькнули перед мои внутренним взором, когда я продолжал, с внезапно появившимся остервенением, бичевать себя. И тут же чувство вины ушло, вытесненное холодной логикой настоящего Ткача.

Жертва. Вот какое будущее уготовили католики моей – моей? моей! – инке. Девчонку убьют, когда посчитают, что выдоили из неё всё. А произойдёт это совсем скоро – она ведь упрямо, сто раз повторяет одно и тоже. Очень скоро. Быстро проведя “триангуляцию”, я выяснил точную дату – пятый день, считая с завтрашнего. Произойдёт это в Праге, на ступенях герцогской академии изобразительного искусства…

– Сучка литовская! – цедит рыжий парень. Куава не знает этого языка, но тон прекрасно понимает. Так говорят, собираясь убить. Это я, смотрящий её глазами, понимаю, что говорит лопоухий на русском.

Лицо его искажено злобой. Нет, не злобой – куражом и немного страхом, но инка принимает это за злость.

Её привезли на площадь перед большим и очень красивым зданием, выдали документы и сказали: “Ты свободна”. Она не верила врагам, но очень, очень хотела поверить. Допросы уже вынули из неё всю душу, а Ткач, несмотря на обещание, пропал. И вот вчера ей сказали, что она больше не нужна. Сперва Куава решила, что её убьют – что ещё делает враг с теми, кто ему больше не нужен? Проплакала всю ночь, но утро встретила с сухими глазами и лицом жрицы. И едва его удержала, когда ей выдали новую одежду, документы и посадили в машину.

Ехали долго. Так долго, что она начала верить, что останется жива. Зачем много часов везти пленницу, если можно убить её на месте? Зачем везти её, не закрывая глаз, позволяя смотреть на людей, города и другие машины? Верить в это очень хотелось.

Может быть, Игорь? Может быть он нашёл какой-то способ? Куава знала о возможностях Ткачей, но знание это было не её. Не что-то увиденное и осознанное, а лишь то, что сумели запечатлеть в узлах кипу и памяти её предков.

Машина остановилась возле площади, полной людей. Водитель – кроме него и инки в салоне никого не было – повернулся и с улыбкой сказал, что она может идти.

– Денег тебе хватит на первое время, – проговорил он на языке врага. – Устраивайся. Мы будем за тобой присматривать.

С головой, в которой жужжали пчёлы-мысли, она вышла и медленно пошла к зданию. Оно господствовало над площадью, и ноги сами несли её к нему. Полное опустошение и робкий росток радости. Это точно он это сделал…

А потом этот молодой мужчина, с головой, которую поцеловало солнце. Гневные, злые слова. Лицо, которое она никогда не видела, и язык, похожий на тот, которым иногда ругался Ткач. И вырастающие из рук жгуты зелёного пламени. Подобные змеям. Они взлетают над головой и несутся…

Т-тварина! Инку-то зачем?

Я вскочил и заметался по комнате. Внутри просто кипя гневом. В основном на себя.

Что значит зачем? Ты сейчас специально идиотом прикидываешься? На поверхности всё, Игорь! Она – чистый лист, без записи в базах данных и без истории. Католики считают, что выдоили полностью и пользы с неё уже не будет. А вот опасность, как последняя своего рода, она представляет. Гипотетическую, но всё же. И вот её делают подданной Литовского княжества и отпускают. С тем, чтобы такой же “чистый” и не засвеченный боярин, говорящий на русском языке, разрубил её “плетью”.

Истерика на западе поднимается на новый уровень, вероятность… да, возрастает вероятность необдуманных поступков с обоих сторон конфликта. И ведь, чёрт возьми, именно я толкнул Доминика на форсирование событий. А он, тварина!.. Умная и хитрая тварина! Вилку сделал, шахматист хренов! Если я не буду вмешиваться – всё пойдёт, как он и задумал, а если не удержусь – подставлюсь. И удар, и очередная проверка, которые он не устает мне устраивать. Шах и мат!

Не-не-не, мужик! В эту игру мы с тобой не закончили! И не закончим, пока я так не скажу! Ход, при всём том, что выбесил меня до крайней точки кипения, красивый. Признаю!

Но теперь моя очередь. А это, сука, не двумерные шахматы!

 

Глава 20. Встреча с роднёй

Утро я встретил на веранде, остро тоскуя о сигарете. Да, я давно уже бросил травить себя никотином, но порой накатывало острое желание расслабить мозги лёгким наркотиком. К счастью, сигареты в здешней Параллели не получили того же распространения, что в родной. И удовлетворить внезапно возникший зуд я не смог бы даже сильно захотев. Табак продавали, но в специализированных магазинах для очень узкой категории “настоящих ценителей”.

Я даже как-то раз, ещё до плена, отправился рыться в сети, пытаясь понять, почему так случилось. Целый ряд причин, как выяснилось: начиная от засилья церкви – настоящей мечты земных католиков, и заканчивая не случившейся колонизацией Америки. По крайней мере, в том виде, как это было у нас.

С одной стороны, стартовые условия были очень похожими: проблемы с территориями, переизбыток населения Старого света, великие географические открытия, ну и так далее. С другой же, и отличия имелись существенные.

Как и у нас, первыми на новые земли ломанулся всякий сброд и самые рисковые купцы. Монархи по первости не особенно горели желанием финансировать авантюры, предпочитая выждать и потом прийти на всё готовое. Но, увы, искатели приключений и лёгкой добычи столкнулись с местным населением, которое кардинально отличалось от голозадых индейцев моего мира. Несколько развитых империй на юге, племенные союзы севера – каждый шаг по Новому свету приходилось оплачивать немалой кровью. Избыток населения Европы не стал колонистами, а удобрил собой прерияи да пампасы.

Всё-таки, когда в пятнадцатом веке у обеих сторон есть доступ к аналогам оружия конца двадцатого – это многое меняет.

Когда к войне подключились носители королевской крови, ситуацию удалось переломить. Империи коренного населения Америк падали одна за другой, но и благодатные земли, к которым тянулись жадные руки, сделались на долгое время непригодными для проживания. Земли застолбили за собой страны-победительницы, но селиться там не спешили. Кое-какие колонии там основали, но без размаха моего мира.

Индейцев тоже особо не геноцидили, кроме одарённых, племена в резервации не загоняли. Потихоньку крестили в новую веру, одновременно припахивая на добычу ценных товаров. И ждали, когда Пустоши перестанут быть опасными.

Со временем белые люди поняли, что проще иметь на новых землях институт топ-менеджеров, управляющих туземцами, чем заселять их собственными подданными. Да и избытка желающих переселяться туда, где не так давно гудели огненные ветра, а земли превращались в кислотные болота, как-то не наблюдалось. Через пару сотен лет местным даже позволили создать собственные государства, продолжая управлять правителями как марионетками. Особенности мира меча и магии. Два континента в лоскутных одеялах банановых республик, исправно поставляющие ресурсы Старому свету.

А если про табак, то католики, как и у нас, собственно, нарекли его травой диавольской и зельем сатанинским. С учётом авторитета церкви, это сработало. Что и привело к тому, что имеем – специализированные магазины и отсутствия сигарет в свободной продаже.

Над морем поднималось тусклое солнце, едва пробиваясь сквозь серые беременные дождём тучи. Было зябко – около плюс десяти, но сырой ветер понижал декабрьскую температуру на пару-тройку градусов. Побережье только собиралось просыпаться, сообщая об этом гудками рыболовных судов и воплями морских стервятников-чаек.

А я вот, после разговора с Челией, так и не ложился спать, как, впрочем, и ещё много людей по всему миру. Методично плёл свою маленькую личную паутину, меняя мир к лучшему. В своём представлении.

Не представляю, как работали Ткачи в период, когда общество ещё не было информационным. Не имея возможности телефонным звонком или мэйлом толкнуть в нужном месте камешек, чтобы он понёсся с горы, увлекая за собой другие и превращая их в обвал. Ограниченные скоростью передачи информации самым быстрым голубем или системой сигнальных костров. И даже не мечтающие о том, чтобы устроить несколько несвязанных между собой событий в разных местах мира, да ещё чтобы они произошли одновременно.

И всё же, при этом, они умудрялись каким-то образом менять рисунок поля по своему усмотрению. Да, человеческими жертвоприношениями, то есть, образно говоря, брали камень побольше и кидали его в воду. Рассчитывая, что волны, которые он породит, разорвут плетение, и нити лягут как-то иначе. Я, конечно, упрощаю, скорее, человеческая жертва – это камень, брошенный в воду с определённым усилием и под правильным углом, а волны, которые потом пойдут, не разорвут, а спутают нити кипу, заставив даже рисунок измениться вполне определённым образом. Но суть, я думаю, ясна.

У меня же, в сравнении с предками, инструментарий был куда как продвинутей. Начиная от уже упоминаемых звонков и сообщений на электронную почту и заканчивая горшками с цветами в некоем безымянном испанском офисе, которые невесть с чего появятся на окнах через три дня. Резать, в принципе, никого не требовалось. Хотя, иной раз, очень хотелось.

Цветы, да. Выбросившие белые соцветия кактусы, эхинопсисы, если кого интересует. Просто подарок, который доставят владелице небольшого рекрутингового агентства. Даритель неизвестен. Не представляя, что с ними делать – двадцать один горшок, на минуточку, дама отвезёт их в офис и там расставит на подоконниках. А вечером вспомнит одного молодого человека, с которым у неё в своё время не сложилось. Он, конечно, был далеко уже не молод, как, впрочем, и она, да и не стал бы он такое устраивать – подобная таинственность совсем не в его стиле. Но она найдёт в записной книжке его номер и, чувствуя себя девятнадцатилетней дурой, позвонит ему. Душевный порыв, такие дела.

А за два дня до этого, уже завтра, сорокапятилетний нихонец, капитан малого рыбного траулера, попытается уйти в нейтральные воды, преследуемый русским сторожевым судном. И ему это не удасться. Пограничника он заметит слишком поздно – его же не должно было быть в этом квадрате. Когда капитан заметит русский корабль, расстояние между ними будет всего ничего – жалкие десять километров. Раскочегаривая неторопливый дизель, нихонец будет проклинать тот день, когда он согласился принять участие в авантюре, которая привела его и ещё несколько десятков свободных рыбаков к береговой линии поморцев. Надёжный человек утверждал, что в водах будет тихо, как на зимнем кладбище! Последняя мысль заставит капитана сложить губы в горькой ухмылке – скоро так и будет!

Сегодня к вечеру мальчишка-индеец в Южной Америке найдёт оброненную приезжим белым золотую монету. Старый неровный кругляш с незнакомыми символами по обеим сторонам. Осознав, что продать находку он не сможет – кто бы купил её у поражённого в правах чанки, он решит отнести её к старому, выжившему из ума шаману. Тот, люди говорят, как-то связан с бандитами в горах, которые, вроде бы, сражаются против белых. Деньги мальчику очень нужны – на вырученную от продажи монеты сумму его семья могла бы ложиться спать сытыми целый месяц. Хижина говорящего с духами стои?т на самом краю деревни, а сам он почти не общается с её обитателями. Но когда шаман увидит монету, то, неожиданно для себя, он не прогонит мальчишку палкой, а начнёт рассказывать ему истории про народ, который её отлил. Красивое получится плетение: кто бы мог предположить, что с такой малости начнётся настоящая дружба между старым и юным индейцами? И что последний вырастет в очень сильного заклинателя, мечтающего повернуть историю вспять.

Возле здания московского княжеского театра, под медленно падающим снегом, послезавтра вечером встанет молодой человек с букетом красных роз. Через час на него начнут обращать внимание прохожие, усмехаясь про себя – ох уж эти влюбленные! Через два его заметит старушка-вахтёрша театра и с ностальгией вдохнёт, вспоминая ухаживания времен её юности. Ещё час спустя сердобольная бабуля позовет его греться и пить чай. Молодой человек совсем не похож на её покойного мужа, но его упрямство – хотя всем же уже понятно, что девушка не придёт! – родит в подёрнутой пеплом душе старушки волну тепла и сентиментальности. Она никогда не узнает, что молодому человеку заплатили, чтобы он стоял с этими проклятущими розами ровно четыре часа! Именно так, чтобы она его заметила и вспомнила кое-что.

В Праге не выйдет на работу профессор герцогской академии искусств, который известен коллегам как человек обязательный и пунктуальный. Вскоре выясниться, что ничего страшного с ним не случилось – обычная простуда, декабрьские ветра очень коварны – так он объяснит по телефону декану. И в очередной раз подтвердит свою репутацию, ведь четыре десятка слушателей должны быть чем-то заняты. В качестве замены профессор предложит своего друга, известного польского художника, который, к счастью, сейчас проездом в городе. И даже возьмёт на себя смелость пригласить того в академию на двухчасовую лекцию. Разумеется, декан будет только за.

Едва заметные штрихи. Не штрихи даже, робкое касание кончика гусиного пера к обнаженной коже. Как связать москвича с цветами, перуанца с монетой, нихонца на утлом судне, пражского профессора и кактусы в каком-то мадридском офисе? Да никак, в том-то и вся прелесть! Умей паписты отслеживать такие микровоздействия, они бы уже правили миром и никакого геноцида не пытались устроить.

Имелся, правда, момент, за который они могли зацепиться. Собственно, за последствия этих самых воздействий. Однако, я уверен, что даже знаменитой паранойи отца Доминика не хватит на то, чтобы заподозрить моё участие в последующих событиях. В конце концов, банальное пищевое отравление – никакой магии! Стечение обстоятельств: проговорив всю ночь с первой любовью, шеф-повар римской траттории выйдет на работу невыспавшимся и ужасно рассеянным. Голова его будет занята мыслями о том, как всё могло сложится, если бы много лет назад он был твёрже и настойчивее. Не глядя, он примет рыбу, оказавшуюся не слишком-то свежей. И пропустит мимо ушей слова поставщика о том, что “проклятые нихонцы, у которых мы берём кету, задирают отпускные цены”. Как и рассуждения о том, что твориться далеко на востоке за русскими землями. Шеф-повар просто уберёт рыбу в холодильник, а через несколько часов две из них станут обедом шумной компании славянских ребятишек.

Молодые желудки не тронет такая малость, как красная рыба второй свежести. В другое время и в других обстоятельствах максимум, к чему мог привести такой обед – чуть больше времени в туалете, чем обычно. Но ресторанная еда, долгое путешествие и естественное подростковое возбуждение перед важным, порученным святыми братьями, делом даст результат, которого никто не ждал – уже на подъезде к Праге команду супериоров начнёт тошнить. И лопоухий рыжый, подавляя рвотный рефлекс и поминутно вытирая слёзы на глазах от острых спазмов в животе, не сразу отреагирует на слова: “Она на площади”. А когда станет искать инку, проклиная своё недомогание, разминётся с ней на каких-то десяток шагов.

У него ещё останется шанс найти её – в конце концов, индианка не иголка в стоге сена, а площадь, куда её выпустили, окружена агентами. Но вмешается ещё один неучтенный фактор – так сложно всё предусмотреть! Очарованный дикой и нездешней красотой, польский художник, спеша на лекцию, остановится напротив Куавы, словно громом поражённый. Растерянная, ничего не понимающая девушка покажется ему идеальной моделью для той композиции, что он уже года три носит в сердце.

Инка ни слова не поймёт из первого его предложения и ответит на латыни. Но он будет таким располагающим к себе, таким искренним, его глаза будут так гореть… а непонятная речь успокоит девушку. И она позволит ему увести себя в здание академии, где найдётся человек, знающий язык римлян, который объяснит жрице суть предложения поляка. Она ответит отказом, а художник продолжит настаивать. И тогда начнется долгий процесс убеждения. Поляк будет показывать свои картины, ругаться, падать к её ногам. Инка будет слушать переводчика и недоумевать, как ерунда, подобная рисунку, может волновать человека. И когда Куава, пообещав всё же подумать, через три часа выйдет из лабиринтов Пражской академии, паписты уже перестанут искать её здесь. Зато будут ждать. Фраза на латыни, намёк на Ткача, и к концу дня девушка покинет страну.

Что касается бабушки-вахтерши и мальчишки-индейца, то к плетению вокруг индианки они отношения не имели. Их нити совсем в другом узоре. Для которого ещё не настало время. А вот мне, уже сегодня, требовалось совершить ещё несколько дел.

– Свяжитесь с магистром, Альдо, – произнёс я в модальности господина к слуге, почувствовав появившегося на входе в веранду видящего. – Я смертельно устал торчать на этой вилле. Хочу поехать в Рим, немного развеяться и пройтись по магазинам. Вы, разумеется, тоже приглашены.

До часа “Ч” – дня побега, осталось каких-то пять дней. За это время мне осталось сделать ещё массу дел.

Вечный город встретил меня мелким дождём и узкими улицами. Нет, кое-где они были нормальной, современной ширины, достаточной, чтобы могли разъехаться две машины даже с учётом забитых припаркованными авто обочин. Но чем ближе мы приближались к историческому центру, тем чаще я думал, что ехать стоило на мопедах. Да, несолидно. А в пробках стоять по двадцать минут солидно?

Интересно, но у меня наглухо отключилась опция туриста. Совершенно было плевать на Колизей, Собор Святого Павла, все эти холмы, катакомбы и что там ещё рекомендуют обязательно посмотреть приехавшим в Рим. Даже удивительно – город с такой историей, которой ни одно человеческое поселение не может похвастать, а мне плевать? Одно только растущее раздражение от упавшей скорости передвижения и зависть при взгляде на юркие силуэты мотоциклистов, укрытых от дождя накидками.

– Долго ещё? – спросил я Альдо.

Видящий с угрюмым видом сидел рядом с водителем. Его наша черепашья скорость тоже раздражала, но куда больше он был зол на меня, заставившего его ехать за покупками и даже получившего на то разрешение отца Доминика.

Последний, узнав о моём желании, отреагировал ожидаемо. Сперва вопросы “зачем вам это”, переходящие в предложения типа “скажите, что вам нужно, и вам всё привезут”, и, в завершение, когда с моей стороны уже были продемонстрированы нотки лёгкой истеричности, согласие. С просьбой немного подождать эскорта, который должен будет нас сопровождать.

Я понимал, почему он дал добро на выезд – ни на секунду не появилось мысли, что он повёлся на мои мотивы, вроде “мне нужно развеяться”. Не тот у старикана уровень паранойи в крови, чтобы за здорово живёшь выпускать пророка из золочёной клетки. Нет, он хотел посмотреть, что я задумал, и дополнить мой психологический портрет своими наблюдениями. А про мой побег он не особенно волновался: Альдо и Челиа поехали со мной, а также два джипа с охраной. Да и земля была его.

Но я не собирался давать магистру дополнительную информацию. Мой выезд в город сам по себе был воздействием. И цели я уже добился.

– В таком темпе ещё минут пятнадцать, – отозвалась Челиа. Она сидела рядом со мной на заднем диванчике и равнодушно смотрела в окно.

– Безумие какое-то! Как вы тут живёте?

На мой риторический вопрос никто не ответил. Тень только губы поджал, как бы говоря: “А ты не пробовал не ездить в старый город в утренний час пик?” Водитель слегка пожал плечами, мол, так как-то, а протектор вернулась к созерцанию залитой дождём улицы.

– Альдо, вы же можете просматривать вероятности на двадцать секунд вперёд! Что, так сложно выбрать маршрут, на котором мы не будем стоять каждую минуту?

– Слишком большое количество людей, – неохотно буркнул видящий.

– Я знал, что ищеек святого Иннокентия переоценивают, – раздраженно выплюнул я. Заметил, как едва заметно улыбнулась Челиа и то, что Тень увидел эту её реакцию. Похвалил себя и прикрыл глаза. – Тогда разбудите меня, когда приедем к первому магазину.

В принципе, на этом можно было бы и заканчивать. Почти все цели сегодняшнего утра были достигнуты: Тень психует, рыжая злорадствует, Доминик в недоумении, а водитель головной машины с охраной не смог отвезти дочку в школу, перепоручив это жене. Но нужно было доиграть сцену до конца, а заодно посмотреть, что там за хитрый такой изгиб нити появился.

Ядовито-жёлтая нить возникла в рисунке после моих ночных манипуляций с полем. Я совершенно точно помнил, что раньше её не было, а тут – хлоп, и новый элемент. Это настораживало. Выглядело всё так, будто кто-то поставил небольшую заплатку на прорыве. Крошечную, в одну нить. Которая пульсировала, словно артерия какого-то инопланетянина, старательно привлекая к себе внимание своей чуждостью в плетении.

Кроме цвета, она выделялась ещё и размером. Строго говоря, это была не нить даже, а небольшой отрезок, появившийся ниоткуда и в никуда уходящий. Один стежок, касающийся моей нити в картине сегодняшнего дня. Заглянуть в неё получалось без труда, только толку от этого не было. Там не имелось человека, чьего-то прошлого или будущего. Только одна картинка – фасад здания крупным планом с адресной табличкой на высоте двух метров. Как я мог пройти мимо?

Местом назначения являлась улочка в районе Кампо-Марцио, том самом, который Марсово поле. Дом, совмещённый с сувенирной лавкой на первом этаже, постройки века шестнадцатого, не меньше. И там меня ждали. Хотя я бы сказал, что меня туда пригласили.

Сразу отправляться по указанным координатам – заставлять старика Исаева вертеться в гробу, а я напрягать выдающегося советского разведчика не собирался. Потому сперва был запланирован настоящий променад по магазинам и бутикам, откуда тащилось всё модное и ненужное – Орден спонсировал. И только пятой или шестой точкой маршрута стал магазин с сувениркой.

Домик выглядел так же, как на картинке: узкий, зажатый соседями каменный пенал в три этажа с черепичной крышей. Окошки-бойницы, лакированная вишнёвого цвета дверь с бронзовой ручкой. Вывеска на итальянском, который хотя и родственен латыни, но не калька. Что-то там значилось про товары со всего света и яркие впечатления. Надпись была выполнена жёлтыми, но уже потускневшими буквами по тёмно-синему фону.

Сначала внутрь шагнули двое бодигардов. Незаметные мужчины в сером вернулись через двадцать секунд и дали знак входить. Всё время ожидания вторая парочка из охраны пристально, но без беспокойства оглядывала узкую улочку, почти полностью перегороженную тройкой джипов, и пространство над головой – хороший прыгун мог бы преодолеть расстояние от крыши до крыши не ступая на землю. Альдо скучал, в отведённые ему двадцать секунд ничего не могло случиться. Челиа нетерпеливо топала ножкой в тонком сапожке без каблука.

“Поехал боярин по городу кататься!” – подколол я сам себя и вошёл внутрь. Бодигарды остались снаружи, как я понял немного позже, чтобы не мешать, в случае возникновения нештатной ситуации. Лавка древностей была крохотной.

Полочки, стеллажики, ящички, сундучёчки – всё было с уменьшительно-ласкательным суффиксом. И всё забито разнообразным антикварным хламом. Самым крупным предметом, который сразу привлекал внимание на входе, являлся классический самовар, словно улыбающийся медным начищенным боком удачной шутке – русского на входе встретил русский. Из-за его блеска я не сразу заметил продавца.

Невысокий мужчина, чуть ниже метра семидесяти, вышел откуда-то из боковой комнаты и поприветствовал потенциальных покупателей. Был он какой-то странный, сразу я не мог определить, что с ним не так. Худощавый, с прямой спиной и гордо вскинутой головой, он не укладывался в шаблон владельца не слишком преуспевающей сувенирной лавки. Чёрные глаза смотрели прямо и честно, загорелое лицо больше подошло бы чуть постаревшему, но всё ещё бодрому миллионеру-путешественнику, а чёрные до синеватого отлива волосы были стянуты назад и заплетены в косицу на затылке. Серый, явно дорогой костюм, галстук-бабочка и роскошные чёрные туфли с острыми носками завершали образ. Когда мы его увидели, он зачем-то трижды тронул кончик носа указательным пальцем, после чего зачем-то чуть сдвинул в сторону самовар. Сантиметров на пять.

Индеец! Это был настоящий, всамделишный, но зачем-то наряженный в современные шмотки вождь краснокожих! Какой-нибудь Глаз Мустанга или Лапа Ягуара.

– Рад приветствовать вас в моём доме, – кивнул он одними глазами. Не знаю как ещё описать это движение, при котором он продолжал оставаться в полной неподвижности. – С нетерпением ждал вас сегодня, Игорь. Рассчитывал, что вы примите моё приглашение.

– Э-э, меня?

Я не выдержал и настороженно оглянулся. Проклятый индеец рушил всю мою конспирацию одной фразой! Однако, кинув взгляд на Альдо, я заметил, что он не спешил хватать меня за руки с радостным воплем “наконец-то ты подставился!” Напротив, он спокойно скучал, периодически почёсывая мочку уха и переступая с ноги на ногу. Провокационных слов он будто не слышал.

– Ваши спутники сейчас не слышат вас, – с каменным лицом сообщил мне хозяин. – Я немного изменил частоту их восприятия, и у нас есть около пары часов на спокойную беседу. За это время вы лишь успеете задумчиво посмотреть на окружающую бутафорию. Пойдёмте за мной.

И, как какой-нибудь британский дворецкий, он повёл меня прочь из лавки. Через прячущуюся слева дверцу по лестнице на третий этаж. В небольшую, но очень уютную комнату с окном во всю стену, сквозь которое ослепительно сверкало солнце над… морем?

– Игры с пространственно-временным континуумом, не берите в голову, – небрежно бросил индеец. Уселся в одно из кресел, придвинул к себе чайник и стал наливать янтарный напиток в тончайшей белизны фарфор. – Да садитесь же, Игорь.

Хотелось себя ущипнуть, икнуть или, на худой конец, выматериться. Как русский человек, я всегда выбирал в сложной ситуации третий путь.

– Вы кто такой? – спросил, когда эхо последнего “ять” затихло под потолком. – Инту, что ли?

Ну а что я ещё должен был подумать? Появляется какой-то индеец, замораживает время, приводит в комнату с видом на солнечный пляж и предлагает чай. Да ещё и приглашение это странное… В общем, неприятное чувство оказаться рядом с кем-то столь могущественным. Особенно после того, как привык к собственной крутости.

– Инту? Ну что вы такое говорите, – мягко пожурил он. Поднялся, настойчиво усадил меня в кресло, сунул в руки чашку и снова сел. – Я, в некотором роде, ваш родственник. Очень дальний, как вы говорите – седьмая вода на киселе. Тридцать четвёртый Сапа Инка Аскар Капак Тауантинсу?йу. Можете обращаться ко мне по имени.

А что, ять, из того, что он мне сказал, имя?!

 

Глава 21. Ветви и грозди

– Аскар, – видя моё затруднение, пояснил индеец. – Моё имя – Аскар. Сапа Инка значит Первый Инка, то есть правитель, Капак – имя рода, а Тауантинсу?йу – название государства, которое вам известно как империя Инков.

Он что, блин, мысли ещё читает? Или у меня просто покерфейс от потрясения сполз и разбился об пол? Надеюсь, второе. А то совсем хреново. Не люблю телепатов. Ни одного ещё не встречал, но уже не люблю.

Инка. Ткач и, судя по всему, раскачанный по самое не могу. Кто ещё мог устроить такое? “Не берите в голову, Игорь, это просто игры с пространственно-временным континуумом!” Просто, мать его, игры! И стежок в поле… То чувство, когда ходишь три года в спортзал, считаешь себя качком, а потом встречаешь настоящего атлета, который в том же зале готовится к соревнованиям.

Но их же вырезали католики! Под нож всех, включая стариков и детей. Одна Куава ведь осталось! Откуда он, мать его, взялся!

– И зачем вы меня пригласили, Аскар? – мне удалось задать вопрос совершенно спокойным голосом. Словно бы ничего такого не случилось. Будто мы не сидим в древнем домике на Марсовом поле в Риме и не смотрим в окно, за которым, мать его, пустынный тропический пляж!

Пусть он пока ведёт беседу, а то я что-то плыву. Настоящий нокдаун, блин! Не, я так-то к магии привык, можно сказать, но не к “играм с пространственно-временным континуумом”. Это по моему обывательскому разуму шандарахнуло знатно.

– Поблагодарить, – инка сделал крохотный глоток чая, поставил чашку на блюдце, а его, в свою очередь, на стол. Умереть на месте – индеец с манерами какого-нибудь английского лорда! – Вы помогли… помогаете нашей хранительнице. Я присматривал за ней, а после того, как вы создали плетение для её спасения, решил лично выразить благодарность.

Это он про Куаву? То есть, он за ней наблюдал? И за мной, получается, тоже? А когда увидел плетение, которое я создавал, чтобы один отмороженный супериор Доминика не перерубил её своими плетьми пополам, решил заявиться и сказать “спасибо”? Осознание этого взбодрило куда сильнее кубика адреналина. Сразу куда-то отступила растерянность и наружу полезла совсем другая эмоция.

– А сами не могли? – с внезапно возникшей злостью спросил я. А то, понимаешь, корячишься, по краю ходишь, а он, оказывается, присматривал за девочкой! Значит, и вытащить мог в любой момент!

– Мог, – не стал отрицать инка. Мои эмоциональные выплески трогали его не больше, чем гнев муравья. – И спас бы, если бы вы не справились, Игорь. Но было очень интересно наблюдать за Ткачом-самородком.

Я открыл рот, чтобы вывалить на него всё, что думаю. И закрыл его, так ничего и не сказав. Гнев как появился, так и прошёл. В самом деле, кто я для них? Для этого вот индейца с манерами британского аристократа? Он пространство ворочает, просто чтобы чай с видом на море попить! Я для него букашка. Занятная такая, что-то умеющая.

– И как? Понравилось? – на губах улыбка, а в голосе яд. Нет, гнев ушёл не полностью. Трансформировался в нечто иное. Не люблю, когда мной играют! Всю жизнь был мелкой фигурой на доске, обречённый принимать волю игроков, не понимая сути навязываемых мне правил. Но это – в прошлом.

Кажется, мне удалось вывести инку из себя. Внешне он не проявил ни капли эмоций, лицо вождя краснокожих не дрогнуло, но спускать мне мой тон он явно не собирался. Глядя мне в глаза, он поднял крохотную чайную ложечку с вензелем, и в тот же миг в горле у меня что-то хрустнуло. Стало нечем дышать. Расширяющимися глазами я смотрел, как индеец крутит в руках деталь сервиза, и не мог выдавить из себя не слова.

Всё-таки, язык мой – враг мой. Привык я тут к неприкосновенности, оборзел, за что и поплатился. Но инка не планировал устраивать казнь во время чаепития. Наигравшись с ложкой, он положил её обратно на блюдце. С едва слышным звоном фарфора ко мне вернулась способность дышать.

Это что было сейчас? Что он сделал? Не было ведь применено никакого аспекта, я бы почувствовал. Он просто поднял ложку, покрутил её, а потом положил на место. Что… А! И самовар! Это активаторы! Он выстроил несколько плетений, которые может активировать крошечными изменениями в реальном мире! Ложку поднять, самовар передвинуть. Кру-у-то! Я тоже так хочу!

– Понравилось, – словно бы укрощения строптивого не было, произнес индеец. – Вы действовали грубо, бестолково, поднимая целые горы там, где достаточно было изменения их падающей тени. Но эффективно. А главное – искренне. Вы защищали её не по причине возможной полезности, а потому, что она вам дорога. Поэтому я беседую с вами. Поймите правильно, Игорь, в этом мире полно капель крови моего народа, некоторые даже могут устроить простенькие плетения, но не к каждому из них я являюсь для разговора и выражения благодарности. Меня впечатлили не ваши способности, хотя потенциал неплох, а те чувства, которые вы проявили к хранительнице.

Да какие там чувства! Просто… Ну нельзя же было девчонку так сливать! Да и я, по правде сказать, виноват перед ней – вытащил из дома, втравил во всю эту историю. Было бы верхом подлости отмахнуться от факта её существования и делать вид, что всё в порядке. Я, конечно, здорово изменился за последнее время, но не до такой же степени.

Стоп, а что он там ещё говорил про капли крови его народа? То есть, Ткачей здесь много, не только мы с немцем? Хотя, таких-то точно немного. Большая часть, скорее, геоманты, способные, разве что, головную боль унять, передвигая предметы в комнате. Вообще, логично. Учитывая, сколько народов участвовало в геноциде инков, не стоит удивляться тому, что некоторые победители привезли домой смуглокожих пленниц. И кстати, о геноциде…

– Я понял. Аскар, простите, можно вопрос? Инков же вырезали католики? А вы говорите о каплях крови и о том, что наблюдаете. Я что-то никак понять не могу.

Мужчина обновил нам чай и первый раз за разговор улыбнулся. Едва-едва, пожалуй, одними глазами.

– Мой народ ушёл из этого мира. Мы не могли на равных сражаться с половиной мира, а умирать не хотели. Поэтому мой предок, Великий Сапа Инка Вайна Капак, создал Разорванное Плетение. Многие погибли, прикрывая отход, но народ был спасён. Теперь наш дом в другом мире.

Я не стал спрашивать, сколько людей легло на алтарь для такого изменения – счёт, скорее всего, велся на десятки тысяч. Да и непонятно, как бы отреагировал индеец на такой вопрос. Фокус с ложечкой меня впечатлил, а у Ткача, к бабке не ходи, он был не последним.

– Плод, который стал нам новым домом, оказался очень гостеприимным, – продолжал меж тем инка. – Но он далеко, очень далеко. На другой грозди, точнее, на другой ветви. Там не оказалось развитого общества, так что мы спокойно заняли эту нишу и теперь развиваемся. Присматривая за старым домом.

Ветви, грозди, плоды – это он про Параллели говорит? А почему он так по разному их называет? Последний вопрос я задал вслух.

– Миров неисчислимое множество. Но они не хаотично разбросаны по бесконечности Имматериума, а связаны невидимыми узами, рождая великий узор всевещности. Схожий с величественным древом, ветви которого огромны, а грозди богаты плодами, – в этом месте Аскар обозначил намёк на усмешку и перешёл с распевного торжественного тона на деловой. – Ваша цивилизация назвала бы это кластерами и сегментами. То, что вы называете Параллелями, мы зовем плодами.

Всё-таки есть, значит, зерно истины во всех этих легендах про Мировое Древо, как его там? Иггдрасиль, во! Миры, получается, по каким-то общим признакам группируются? Типа: магические, техногенные, техно-магические? Так что ли? А, ладно, пока это неважно! То есть, важно, но позже.

– А Куаву почему тогда не забрали? Она же одна тут совсем. А у вас всё хорошо. Бросили девушку одну…

Несколько наивно прозвучало. Вроде, как обвинение к непутевым родителям, ребенка в роддоме оставившим. Мужчину, впрочем, это совсем не тронуло.

– Она – нить, Игорь. Жертва – это не только вырванное и протянутое Инту сердце. Это ещё и поступки. Её род избран служить связующей нитью между нашей колыбелью и новым домом. Без неё, без её потомков я бы не имел возможности появляться здесь. Это выбор, который совершили её предки. Жертвенный выбор.

– Но зачем? Уходя – уходи, чего оглядываться?

– Мы не оглядываемся, а наблюдаем. Вам сейчас это может показаться не очень понятным, но, на определённом уровне развития, цивилизация перестает смотреть внутрь себя.

– Экспансию затеваете? Триумфальное возвращение на родину? Наказание супостатов и установление нового мирового порядка?

– Я же говорил, что вы не поймете, – инка по-доброму, как на младенца, посмотрел на меня. – Нам хватает для жизни нового дома, а при острой необходимости, можем открыть двери в соседний плод. Точнее, уже открыли, но массового исхода не произошло. Поймите, мы мыслим иначе, чем вы представляете. И знаем больше, чем вы способны вообразить. А это накладывает определенные обязательства. Уже давно мой народ не живёт сам по себе. Это неизбежно, когда знаешь, что ты, как и любое племя разумных на любой из ветвей, лишь часть огромной, пусть и не вполне еще понимаемой нами экосистемы.

– Стражи равновесия? – сделал я ещё одну глупую догадку, стараясь, чтобы она не прозвучала, как издевка.

Индеец едва заметно повел плечами. Моё обострившееся восприятие позволило сделать вывод, что собеседник так выразил досаду. Причём не на меня – больше на себя. Так морщит лоб светило науки, пытаясь объяснить решение задачи по математике за пятый класс непонимающему школьнику. Не прибегая, при этом, к формулам и интегралам, которые тот еще не способен понять.

– Давайте попробуем на примере, так вам будет проще. Когда вы занимаетесь плетением, вы учитываете множество событий во всём мире, воздействуя на которые, получаете запланированное изменение рисунка информационного поля?

– Ну да, – кивнул я.

– Теперь представьте себе, что и у грозди миров есть своё инфополе. И у ветви. И события, происходящие в одной Параллели, могут оказать влияние на несколько миров.

Я представил. На крохотную долю секунды попробовал представить то, о чём говорил индеец. И быстро-быстро захлопнул форточку на чердаке, пока через неё не выдуло остатки моего разума. Страшно стало на каком-то примитивном, животном уровне. До этого момента я даже не знал, что такой страх существует.

Это было, будто я вдруг осознал, не услышал, а именно осознал бесконечность Вселенной. И себя в ней, настолько крохотного и бессмысленного… Бр-р-р!

– Мы следим за этой ветвью, – он, кажется, понял моё состояние, но никак его не прокомментировал. – И за несколькими ещё. Делаем это в рамках здравого смысла и собственной безопасности. Европейцы многому нас научили. В частности тому, что всегда найдется безумец, который захочет разжечь костёр рядом с автозаправкой. Мы вынуждены следить, чтобы действия случайно возомнившего себя богом Ткача не привели к тому, что Древо сбросит больную ветвь.

– А я уже?… – да нет! Ну не может быть! Что я там мог такого сделать?

– Нет, я говорил не о вас, Игорь. Сюда я пришёл озвучить благодарность моего народа. И мою личную. Вы пока и близко не стоите к сотрясению даже одной Параллели.

Лёгкий щелчок по носу моему самолюбию – не забывайся! Эх, а я себя уже в Тёмные Властелины записал! Но, если без шуток – ни фига себе у них тут масштабы игр… Семья на поколения – поколения! – оставлена в мире только для того, чтобы служить нитью! Операции подобными величинами мне ещё не по зубам. И вряд ли когда-то будут…

С другой стороны, Куаву-то я из под удара вывел! Хотя бы за неё теперь можно не волноваться. Да и родня присмотрит, если что. Четыре дня, и она будет в безопасности. Без помощи этих монстров, кстати.

Но остаюсь ещё я, мои планы и планы папистов. Визиты небожителей и стражей равновесия – это, конечно, здорово и лестно, но не отменяет грядущих задач. К слову, а возможность начала тотальной войны с миллионами жертв – это что, никак не отзовется за пределами данной Параллели? Во всей, как её там – грозди? А вот и спросим, чего морозиться? Тут настоящий Ткач сотого уровня сидит!

Я начал было рассказывать о планах Ватикана, но вождь краснокожих остановил меня, подняв руку. Тем самым жестом из кино – хао, бледнолицый!

– Это известно. И не несёт опасности Материуму за пределами данного плода. Мы не планировали вмешиваться. Жизнь и смерть каждой цивилизации – только её выбор.

Вот начинается! Мы такие все просвещенные, мы в конфликты дикарей не лезем, пусть сами разбираются. Есть в этом, как по мне, некая фальшивость. Сразу кажется, что инки подобиделись после бегства из родной Америки и теперь, не без мстительного удовольствия, наблюдают за тем, как их победители тащат весь мир-плод в пропасть. Может, я накручиваю себя, конечно, даже скорее всего, но вот мелькнула такая мысль.

Хотя, что я про них знаю, про этих беглых инков? Они вообще ещё люди? Возможно, в своём развитии они уже потеряли то, что мы считаем человечностью. Обладают ли мстительностью существа с такими вот возможностями?

Но что для них явление порядка совершенно незначительного, то для меня – жизнь. Моя жизнь. Высшая ценность продукта информационного общества. Ну и ответственность какая-то… Не люблю пафос, но если тебе даны какие-то силы, а ты не использовал их для предотвращения войны на самоуничтожение, то зачем они вообще нужны? Забраться на вершину пищевой пирамиды и радоваться? Ну, во-первых, не факт, что получится, конкурентов слишком много, да и не тот человек до пика доберётся, что начинал восхождение. А во-вторых, что там делать наверху в одиночестве? Человек – животное социальное.

Ладно, понятно, что в лоб этого тридцать четвёртого носителя имени на мораль пробить не получится. Да и сбоку не выйдет. Хотелось бы на читах этот уровень пройти, но плюшек, похоже не будет. Не дадут мне свитка “Изменения реальности” и заклинания “Вызвать боевого серафима”.

Зайдём с другой стороны – он пришёл меня благодарить? Спасибо сказать и всё такое? Вот и пусть говорит! Знание – сила, да? Покажу-ка я ему свои наработки. Взгляд со стороны на плетение от опытного Ткача – это мне точно не помешает!

Мелькнула мысль – на миг, но мелькнула – попросить телепорт до Благовещенска. Уверен, что инке такое организовать, как высморкаться. Но я её отогнал, едва она только нарисовалась на горизонте. Нефиг! Надо учиться, а не надеяться на помощь всяких высших сил! Самому! Только тогда о подобных ситуациях, вроде плена, можно будет забыть навсегда!

– А в качестве благодарности, уважаемый Аскар, – осторожно начал я, – не поможете мне с моим дельцем?

Говорил это и чувствовал себя пацаном. Таким умным подростком, который решил, что мозгов ему хватит перехитрить отца-императора, пережившего уже десяток заговоров. Похоже, что и инка также воспринял ситуацию. Потому что теперь он улыбнулся уже не только глазами. Собрались в уголках глаз морщинки, губы растянулись, являя мелкие белые зубы, чуть шевельнулись уши. Статуя веселилась.

– Понимаю, о чём вы, Игорь. Хотите обсудить свой план предотвращения войны?

Вот как с ним говорить, а?…

– Да.

– Предпочтёте на словах или в информационном поле?

– Поле, – слова не дадут и десятой части понимания процессов.

– Прикройте глаза.

В поле я не погружался, но разноцветный ковёр возник передо мной, словно его вытатуировали на внутренней стороне век. Сам я так не умею, явно какое-то умение Аскара, спроецированное на меня. Подтверждая это, прямо в голове зазвучал его голос.

– В целом, толково. Но, как я уже говорил, громоздко. Плетение избыточное, а от этого подвержено влиянию неучтённых вами факторов. Вот здесь, смотрите. Красная нить, да. Видите? Путь сам по себе перспективный, но требующий огромного количества ненужных воздействий. А вот и узлы, которые могут распуститься. Понимаете, о чём я? Хорошо. Теперь синяя. Внимательнее, пожалуйста. Зачем такие сложности и лишнее напряжение? Так она и порваться может. Если взять двух её соседок, то выйдет куда изящнее и примерно в три раза быстрее. Да и нагрузка распределится. Ваша наработка с побегом прекрасна, как детский рисунок. Да, именно – вызывает умиление. Усилий, которые вы в неё вложили, хватит на уничтожение города средних размеров. Нет, идея с девушкой-защитником хороша, но вот тут – видите? – чрезмерное усилие, и небольшая вероятность самораспада плетения. Это можно сказать про всё, что вы делаете, кстати. Очень энергозатратные у вас выходят узоры. Например, тут…

Я слушал его, смотрел на подсвечивающиеся одну за другой нити и, краем сознания отмечал, что для инка я сейчас выгляжу примерно так же, как его предок, жертвами на алтаре создающий рисунок изменённой реальности, для меня. Дикарём, понятия не имеющим, как пользоваться силой. Кидающим её в мир щедрыми горстями. Да, вот тебе и индейцы. Чуть меньше пяти столетий после исхода, а почти в полубогов превратились.

Но полезность его замечаний сложно было переоценить. Вскоре, поняв основной принцип, я уже без его подсказок видел, что и как нужно сделать, дабы не устраивать взрыв Йеллоустонской кальдеры ради возможности погреть руки у огня. Новые грани силы впечатляли.

– А вот что касается спасения хранительницы, вы, пожалуй, впервые работали не так грубо. Что во многом и определило нашу встречу. Но вы не учли её библиотеку – без неё Куаве будет очень сложно передать все знания своей преемнице. Это достаточно просто поправить. Смотрите, вот узловые точки, через которые следует… Да, правильно. И, кстати, я бы не делал ставку на правителя Благовещенска. Это возможно, но потребует куда больше сил. А что вы думаете об этом кандидате? Да-да, о нём. Игорь, вопросы личной неприязни, как и родственные связи, стоит опускать – это не уровень ткущего реальность.

Кто бы говорил о приязнях! Сам-то за инкой следит! Блин, он реально в этом состоянии слышит мои мысли!

Спустя какое-то время, открыв глаза, я чувствовал себя так, словно полдня делал жим лёжа. Безостановочно! Жуткая усталость и, одновременно, ошарашенное неверие – я смог! И ещё смогу! Даже больше, чем сейчас!

– А вот от эйфории избавляйтесь. Это может вам помешать, – пожурил меня сидящий в кресле Ткач. – И меняйте отношение к дару крови. Вы ведь… кхм… Ткач. Не аналитик. Вот и ведите себя соответственно.

Налил нам ещё чая – он был горячим, словно его только что заварили, откинулся на спинку и уставился на вид из окна. Как бы предлагая мне задавать вопросы или наоборот – осмыслить в тишине полученный опыт. Я думал было выбрать второй вариант, но потом подумал – какого черта? Когда мне еще доведется почаевничать с настоящим Ткачем из другой Параллели? И разу уж он так благостно настроен, буду мучить его вопросами. А их у меня было великое множество! От структуры Материума до способов, если таковые существуют, путешествия между мирами.

С последним инка меня сразу обломил, сообщив, что во плоти это сделать невозможно. Только обмен сознаниями, причем, как я до него еще понял, проще всего процесс проходил между двойниками, как в нашем с мятежным боярином случае.

– Для меня этот путь закрыт. – дополнил он под конец объяснения. – По понятным причинам. Только наличие в этом Плоде родной крови делает перемещение сознания в чужое тело возможным. И очень ненадолго. Часа три-четыре.

Но даже это было круто! Скользить по Параллелям, узнавать, как выстраивалась история каждой из них! Может быть где-то и эльфов с гномами можно было найти, чем черт не шутит? Вождь, заметив мечтательное выражение на моем лице, очень серьезным тоном запретил это делать. Как будто я умел!

– Вам повезло, что вы прижились в этом теле. – сказал он и, встретив мой “удивленный” взгляд, пояснил. – Конечно, я знаю, что вы из другой Параллели. И мне известно, что вы поддерживаете контакт с вашим двойником, оставшемся в родном мире. Но при следующем переносе вас просто выбросит в имматериум. Навсегда.

То, как он это произнес, отбило у меня желания спорить. Ткач явно знал, о чем говорил. Да и я помнил, как застрял в защите охранного артефакта понтифика. Материум-имматериум – я не знаю где именно находился тогда, но хватило мне на всю оставшуюся жизнь! Фиг с ними, с эльфами!

Потом немного поговорили про ветви и грозди. В целом, моя догадка оказалась верной. Мироздание как-то разделяло миры по типу развития и еще ряду показателей. Магические на одной ветке, технологические – на другой, смешанные – на третей. Было еще с десяток типов, но про них инка говорил неохотно, так что со временем разговор наш угас сам собой. Сидели и смотрели на море.

Узкая полоска пляжа с ослепительно белым песком отделяла размеренно дышащее море от дома, стоящего на берегу. Тихо шуршали миллиарды песчинок под вечной лаской волн, навевая мысли о цикличности всего происходящего. Стоящее в зените солнце игриво бликовало, намекая на благополучный исход. Понимаю, почему Сапа Инка выбрал такой фон для нашего разговора. Вид на слякоть за окном воздействовал бы на сознание совсем по другому.

Эх, красота! Даже захотелось открыть окно и выпрыгнуть наружу с воплем. С разбегу броситься в эту голубовато-зелёную красоту, а потом выползти на белый песок, раскинуть руки и хорошенько прожариться в ультрафиолете. Когда-нибудь я раскачаюсь до уровня инки и устрою себе такой же домик. Чтобы в окно спальни глядели заснеженные горные вершины, а гостиную заливало тропическое солнце. И душевая комната с выходом к водопаду. В общем, пока разум просчитывал вероятности и вносил правки в первоначальное плетение, сибаритская часть меня уже готовилась к нелёгкой доле ткущего реальность.

– Что ж, – Аскар вышел из режима созерцания. – Давайте спускаться. Моё время здесь подходит к концу. Не хотелось бы напрягать Материум без веской на то причины. Да и вам пора заняться делами.

Вот обломщик! То есть, в постоянном режиме домик такой работать не сможет? Обидно! Ладно. Прав индеец, до домика или хотя бы пляжа ещё нужно дожить. Дел выше крыши.

Поднявшись на ноги и следуя за инкой, я вдруг вспомнил, что не задал ещё один, очень интересующий меня вопрос.

– Хотел спросить, пока мы не разлетелись по разным мирам…

Мужчина повернулся и вопросительно поднял бровь. Мол, ну что ещё, я и так много времени на тебя потратил. Но без досады, а так – аристократично.

– Силы Ткача очень велики. С точки зрения обычного человека – на уровне бога. Я не про свои, но в перспективе, вы понимаете?

Молчаливый кивок.

– Так вот. Неужели нет никаких ограничений? Ни за что не поверю, что нет какого-то дополнительного условия, прописанного мелким шрифтом на пятьсот тридцать девятой странице договора.

Некоторое время правитель ушедшего из этой Параллели народа молчал, буравя меня ничего не выражающим взглядом. Затем кивнул ещё раз.

– Верно. Наши способности – часть большей силы. Её нельзя отнести к созиданию или хаосу – она и то, и другое. Плату она берёт. Но не думаю, что при вашей жизни этот вопрос станет актуальным.

Ну, спасибо! Непонятно даже – это пренебрежительная оценка или ободрение?

– А можно без метафор? Для начинающих Ткачей, – приборзел я. Ложечки-то у него в руках не было.

К счастью, инка не посчитал мою реплику за дерзость, даже соизволил улыбнуться глазами.

– Чем больше вы вносите изменений в мир, Игорь, тем больше изменяете себя. Не характер или привычки, не систему ценностей и жизненных приоритетов. Именно себя. На энергетическом уровне. Кто-то из моих предков считал это эволюцией. Естественным и закономерным развитием вида. Другие утверждали, что личность, в итоге, утрачивается, растворяясь в силе, породившей нас. Тоже эволюция, в своём роде. Не берусь судить, если честно. На текущий момент для вас это не слишком важно.

А ведь где-то так я и думал. Собственная отстранённость последних недель – что, если не изменение? Блин, даже в мелочах если смотреть – у меня и мысли не возникло сделать Челию своей любовницей! Нет, понятно, что спать с ней опасно, как целовать ядовитую змею, но ведь даже мимолетно этого не пожелал! Приятно, конечно, что появилась привычка думать головой, но ведь и о радостях бытия забывать не стоит.

На первом этаже, в сувенирной лавке, ничего не изменилось. Альдо досадливо кривил губы, глядя прямо перед собой, Челиа с интересом рассматривала безделушку – по виду тайский амулет или что-то такое. Нашего отсутствия никто даже не заметил.

Индеец шагнул за стойку и неуловимо потёк, изменяясь. Вроде бы внешность его осталась той же самой: краснокожий миллионер с косой до лопаток, но сама суть Сапа Инки исчезла без следа. Искательно перебегали с меня на рыжую чёрные глазки, пальцы на руках нервно подрагивали, а плечи уже не держали небосвод. Ткач ушёл не прощаясь, оставив куклу.

– Самовар и этот амулет, – бросил я ему. Надо же было что-то купить, да и всегда хотелось попробовать поиграться с самоваром. Не представляю даже, как он работает. Замер на миг, просчитывая вероятности, и добавил в сторону Тени: – Альдо, расплатитесь – я без наличных. Мы ждём вас в машине.

Не обращая внимания на уже откровенную злость во взгляде своего надсмотрщика, вышел на улицу и сразу попал под мерзопакостный дождь.

Добро пожаловать в зимний Рим, товарищ Ткач. Посидели у пляжа, и будет.

 

Глава 22. Убить ищейку

“Исполнено”.

Самойлов глянул на экран одноразового телефона, несколько раз перечитал сообщение и, неожиданно даже для себя, выругался. Восхищённо – смогли-таки! Проходящая мимо молодая мамочка, буксирующая укутанного по брови карапуза, неодобрительно поджала губы.

“А с виду такой приличный мужчина!” – сообщил её взгляд.

“Мужу претензии предъявляй!” – ответно отзеркалил Глеб. Сунул телефон в карман длинного пуховика и торопливо двинулся к своему “Москвичу”. Напряжение, ещё минуту назад владеющее им полностью, стало растворяться, сменяясь, как ни странно, опустошением. Казалось бы – с чего это? Дело сделано, очередная задача промаркирована галочкой. Облегчение подошло бы больше.

Антошин вышел на связь несколько дней назад. Каким-то образом, даже находясь в плену, он умудрился получить доступ к телефону. Первое сообщение явно было установочным и пришло на личный номер следователя. Ни одного слова оно не содержало, вместо него на экране отображалось только двоеточие и закрытая скобка. Привычное символ-окончание любого сообщения от боярина-иномирянина. Называл он его английским словом “смайл” и утверждал, что сочетание этих двух знаков в его родной Параллели используется для отображения эмоций в переписке. Ещё одна причина, по которой Самойлов запрещал себе проявлять любопытство в отношении родного мира Игоря. Слишком уж тот был странным.

Зато и ошибка исключалось – больше никто в мире не мог отправить ему такой знак.

Вторым сообщением, с другого, кстати, номера, пришло название гостиницы, в которой – а ведь уже почти три месяца прошло! – на них напал ватиканский палач. Благовещенский “Албазин” был примечателен ещё и тем, что жил вне законов рентабельности, используясь больше как загородный клуб для княжеской семьи и их знакомых, нежели по прямому назначению. Там селили важных гостей, дипломатов и почётных пленников, поскольку раскинувшаяся на несколько гектаров территория возле реки охранялась не хуже режимного объекта. Именно там сейчас проживал беглый немецкий пророк и его видящий. Имеющие не очень понятный статус: то ли гости, то ли пленники. Через них Игорь обычно и передавал информацию.

Уже тогда следователь почувствовал подвох. Какой-то нехороший запашок шёл от этого послания, от самого факта, что Антошин использовал куда менее надежный канал связи, чем у него уже имелся. Не потому ли, что информация должна была пройти мимо Экхарта? Человека, который был полностью посвящён в дела благовещенского пророка?

Он не стал никого информировать, в том числе и воеводу с князем. Хотя и рисковал милостью владетеля – всё, что касалось пленённого родича, требовалось максимально быстро доносить до его ушей и глаз. Но он решил посмотреть, что будет дальше. И не прогадал.

Третье сообщение содержало в себе только дату и время, а четвёртым Игорь прислал шараду. Самую настоящую загадку в виде рисунка, исполненного всё теми же специальными символами. Точнее, двух рисунков. На разгадку Глеб не потратил много времени, и когда озарение наступило, выматерился в голос. К счастью, на тот момент он сидел в машине, а не дома с ребёнком на коленях.

Было от чего.

Первая картинка схематично, но узнаваемо, изображала средневековый шлем, который любили носить латники Тевтонского и Ливонского орденов. Ведро, как называли его мальчишки на уроках истории. В таких щеголяли рыцари, отправленные на дно озера новгородским князем – всего один пульсар, сломивший вторжение орденской армии.

Вторым рисунком был череп.

Тогда три последних послания Игоря и сложились в один очень чёткий и недвусмысленный приказ. Пророк требовал казнить немцев, живущих в княжеской гостинице.

И вот тут решимость следователя дала сбой. Не те это были игры, в которые стоило бы играть не самого высокого ранга дворянину. Самое время было идти на поклон к Пояркову. Сразу появились сомнения – Антошин ли слал эти сообщения? Может быть их отправляли паписты, затеявшие какую-то свою игру? Игоря, в конце концов, могли просто заставить.

“Ну да! За два месяца его не смогли сломить, а теперь у них вдруг вышло!”

“Предел прочности есть у всех! Иначе, зачем ему сперва спасать немецкого пророка, а потом приказывать его убить?”

После непродолжительного диалога в голове, Самойлов решил всё же сделать ставку на Игоря. Не в первый раз, если уж на то пошло! Раньше чутьё в отношении иномирянина не подводило Глеба. Да и факты – вещь упрямая. Отправить приказ таким дурацким шифром мог только один человек – это было абсолютно в его духе. Если бы его принудили паписты, сообщения были бы написаны словами, а не символами. Эти же игры в шарады… Слишком сложно, слишком… ребячески. Да, именно ребячески! Только Антошин с его странным чувством юмора мог так поступить.

Последней гирькой на весах принятия решения стали личности приговоренных. Самойлов считал себя законником, а Экхарт с его ручным душителем действительно заслуживали смерти. Просто с точки зрения неотвратимости воздаяния: какими бы они не были союзниками сейчас, трупов за собой они оставили достаточно. И были достаточно опасны, чтобы держать их рядом. Зная, как мыслят политики, Глеб был убеждён, что Поярков оставит немцев в живых. Посадит их на максимально короткий поводок, но оставит при себе – в битве меч не отбрасывают и о том, что раньше он лил кровь твоих друзей, не задумываются.

Что до причин такого странного приказа… Судя по тому, что творилось сейчас на вершине пищевой пирамиды, пророк готовился к прибытию домой. И избавлялся от возможных конкурентов. Скорее всего так.

Моральных терзаний – ах, от меня потребовали убить человека! – Самойлов не испытывал. Как и не опасался гнева Благовещенского князя – он ведь рано или поздно узнает чьими руками приводился в исполнение приговор. Но с этим будет разбираться Игорь, когда вернётся, главное – пережить первые минуты монаршего гнева. А вот тот факт, что знакомый ему добродушный увалень и, по правде сказать, легкомысленный раздолбай, отдал такой приказ – это удивляло. И не сказать, что приятно. Кем он стал в плену у католиков?

Однако приняв окончательное решение, Глеб отбросил все несущественные мысли и сосредоточился на деле. В первую очередь, он взвесил собственные шансы на выполнении задания и признал их ничтожными. Одарённым он был слабеньким, а убить требовалось не какого-то Потрошителя, а пророка и его подручного видящего. То есть, двух людей, один из которых может получать видения из информационного поля, а другой – знать будущее на несколько десятков секунд вперёд.

И если с Экхартом кое-какой шанс имелся – Игорь, в частности, упоминал, что собственное будущее ему недоступно, то против иезуита по имени Стефан не помог бы и стрелковый комплекс. Из новомодных, почти полностью автоматизированных и имеющих модум на рассеивание агрессии.

С видящим – да, было сложно. Дар его был из редких, и как подловить такого монстра, Глеб не представлял. Хотя с виду никакой особенной силы в подручном Экхарта не чувствовалось. Самойлов уже свёл с ним знакомство.

Маленький человечек, невзрачный, как занавеска в дешёвой гостинице – про него невозможно было подумать, что он способен голыми руками удушить боевого мага. А именно это Стефан и сделал в Гуанчжоу. Пришёл на несколько минут раньше их на склад, вырубил охрану и легко, словно слепого котёнка, придавил сильного одарённого. После чего ещё и отволок его подальше от охраняемых им капсул, как бы демонстрируя своё пренебрежение.

Убийство хабаровского учёного тоже было делом его рук. А охраняли того по высшему разряду: маги, охранные системы… Внешность бывает очень обманчивой.

Кстати, мотивы этого преступления оставались для следователя загадкой, хотя он и провёл много часов, пытаясь понять их. Первое, что он сделал, встретившись с беглецами, спросил об этом.

Видящий вопрос проигнорировал, давая понять, что никто вокруг значения не имеет, кроме его господина. А вот Экхарт с обезоруживающей прямотой сообщил, что убив физика, Стефан спас от ужасной смерти несколько десятков тысяч человек. Пророк что-то говорил о ватиканских фракциях, одна из которых стремилась дискредитировать науку, о саботажниках, внедрённых в окружение профессора. О том, что испытания на полигоне должны были вырваться из под контроля и слизнуть неугасимым пламенем пригороды Хабаровска. И, разумеется, о том, что других вариантов не имелось.

Самойлов почему-то не слишком вслушивался в объяснения немца, который в тот момент уже перешёл к описаниям последствий взрыва. Его мало интересовала агрессивная кампания в прессе, которую, по словам пророка, уже были готовы развернуть “зелёные”. Не волновал его и запрет на международном уровне “бесконтрольных опытов с неуправляемыми энергиями”. Зато он очень хорошо запомнил фразу, которую равнодушно обронил видящий, заполнив ею паузу в эмоциональном рассказе Экхарта.

– Тело – лишь сосуд. Душа – бессмертна.

И почему-то его слова взбесили следователя. Вроде бы, ну что такого он сказал, чего Глеб не слышал уже тысячи раз от попов? Но те, с разной степенью искренности служившие Творцу, имели право на подобные высказывания. А убийца – нет.

Самоуверенный, считающий себя неуязвимым, иезуит был орудием, которому очень нравилось то, как его используют. Влюблённый в свою работу топор палача. Но его действительно было непросто достать.

И Самойлов передал заказ триаде. Вместе с солидной суммой со специального счёта, к которому имел доступ, и материалами дела, которое вёл в Хабаровске. Исполнители должны были отчётливо понимать, какого зверя им поручили затравить.

Уже к вечеру он получил подтверждение заказа. А через три дня, ровно в назначенное время, принял и сообщение о его исполнении. Минцы не зря брали огромные деньги за работу.

“Ну что же, Игорь Сергеевич, свою часть работы я выполнил,” – подумал следователь, усаживаясь за руль. Порыв ледяного ветра последний раз лизнул лицо и помчался задирать других прохожих. В салоне было прохладно – хотя “Москвич” простоял на улице каких-то десять минут, панель приборов уже смущённо мигала датчиком остывшего двигателя. Минус тридцать два плюс ветер – воистину, лишь имея машину, человек мог примириться с дальневосточной зимой.

“А в Риме плюс десять!” – мелькнула мысль, тут же сменившись вопросом: “Как, интересно, братству удалось подловить пророка?”

Задача была нетривиальной. Глеб за эти три дня сознательно погрузил себя в пучину самой ненавистной ему части работы – в отчёты. Он был готов на что угодно, лишь бы даже мыслью не спугнуть пророка. Не дать ему понять о готовящемся покушении. Следователь понятия не имел, как именно работал дар Экхарта, поэтому подстраховался на всех уровнях.

Самойлов достал телефон, раздумывая: назначить встречу с Гуань Пэнем с целью вытащить из него подробности исполнения контракта или пока не стоит? Всё-таки убийство двух охраняемых гостей князя в его личном, можно сказать, имении. Не мышь чихнула…

Жизнь в очередной раз лишила его выбора – телефон в руке Глеба завибрировал и отобразил на экране номер дежурки воеводства.

– У нас чрезвычайная ситуация, господин Самойлов. Сбор по оранжевому рангу.

“А не слишком ли круто – оранжевый?” – удивился про себя Глеб. – “Ну убийство, ну заказное. Даже с учётом важности лиц – максимум жёлтый ранг! Оранжевый – уровень массовых беспорядков или техногенной катастрофы. Они бы ещё алый объявили!”

– Буду, – подтвердил получение команды следователь и, не удержавшись, спросил: – А что случилось-то?

– Множественные взрывы в гостинице “Албазин”. Данные пока не полные, но, кажется, она полностью разрушена.

Всё ещё глядя на погасший экран телефона, Глеб обречённо вздохнул. И проговорил без выражения:

– Когда ты вернёшься, я тебя убью.

Вынырнув из потока Самойлова, я потратил несколько секунд на то, чтобы взять под полный контроль собственное тело. Так бывало при полном погружении в сознание другого человека – словно забываешь себя и становишься тем, кого смотришь. Тело реагирует острее всего: все его части будто после перезагрузки возвращают себе функции контроля. Руки чужие и центр тяжести не там…

Прости, Глебушка, но другого пути я не нашёл. Ты всё правильно сделал, и китайцы пошли единственно возможным путём – устроили огромную площадь поражения. Настоящий ад, зону которого предвидящий вероятности Стефан просто не успевал покинуть. Гостиницу жалко – это да, мне она нравилась. Да и Поярков там любил шашлыки с ближним кругом устраивать. Зато люди не пострадали – триада понимала, что в русских княжествах им ещё долго работать, а крови местные не простят. Поэтому отдельная бригада бойцов братства была направлена на принудительную эвакуацию персонала и охраны гостиницы перед взрывом.

Итог: все плохие парни умерли. Видящий не успел спасти своего господина, сам Экхарт был занят в информационном поле моим заданием по Восточной Европе. Из хороших пострадал, точнее, пострадает только Самойлов. Его вычислят меньше чем за час – всё-таки фонд княжеский и мониторится плотно. Получат объяснения – дядька будут в бешенстве и едва удержится от рукоприкладства – и оставят в “тёмной” до особого распоряжения. Пару дней посидит, ничего с ним не сделается. Ругаться будет, когда приеду – это да. Но – разберёмся. Мы же друзья!

Хорошие и плохие – я сознательно всё упрощал до чёрно-белого, иначе бы не смог работать. Свихнулся бы просто. Обратная сторона дара – когда видишь людей, начинаешь их понимать и, соответственно, принимать. А как считать плохим человека, мотивы которого тебе понятны? Когда ты знаешь, как он стал тем, кем стал?

Вот взять Доминика. Уверенного в своей правоте далеко не святого отца, который искренне верит, что его путь правильный. Так ли он ошибается, считая, что человечество превращается в тупое, потребляющее развлечения, стадо? Забывшее о движении вперёд, о развитии, о вызовах? Его готовность пустить больше половины этого стада под нож, чтобы выжившие взбодрились и нашли новый путь – это хорошо или плохо?

А Экхарт? Он плохой или хороший? Между прочем, он честно, в меру отпущенных ему сил и возможностей, пытался спасти мир от апокалипсиса, к которому его тащили католики. Да – приказывал убивать людей. Но спасал-то при этом тысячи, если не десятки тысяч других! А я? Я ведь точно так же поступаю. И буду поступать, потому что у меня своё видение правильного. Плохого и хорошего. И какой тогда я?

Разминая затёкшую от долгого лежания шею, я усмехнулся. Рефлексия гуманитария во всей красе! Можно сколько угодно замечать в себе изменения, с опаской наблюдать за превращением пресс-секретаря в пророка, но базовое образование – все эти Чеховы с Чернышевскими и Толстыми за компанию, никуда не денется. Говорят, западному человеку проще жить, чем русскому – у него мозг со школы не забит экзистенциальной херней про тварей дрожащих и право имеющих. А мы вот вечно вязнем в паутине мучительного выбора. В то время, как надо бить морду.

Но я всё же меняюсь. Откаты подобного рода накрывают меня всё реже. И последствия собственных поступков уже не заставляют с надрывом вопить: “Что же я наделал, Господи!” Даже Глеб, и тот заметил. Он, кстати, совершенно прав про мои мотивы устранения Экхарта. Два пророка в одной бочке – это вдвое больше, чем нужно миру. Свою роль немец уже сыграл, а вот в будущем запросто мог испортить мне всё плетение. Ни о каком воздаянии я даже не думал – голый расчёт. Я не для того днями и ночами торчу в поле, создавая возможность снять с доски две фигуры, чтобы мыслить категориями преступления и наказания.

– Ты закончил?

Голос протектора вырвал меня из снежного кружева мыслей. Девушка вбила себе в голову, что во время работы с полем меня нужно охранять, а я не стал её разубеждать. Челиа сидела в кресле и смотрела на меня без выражения. В ореховых её глазах отражался свет настольной лампы, делая взгляд женщины похожим на кошачий. Впрочем, они все немного кошки.

– Да, закончил. Завтра непростой день.

Она вскинула брови. Не интерес, а демонстрация интереса. Тоже, в своём роде, последствия воспитания.

Я не стал пускаться в объяснения. Во-первых, в этом не было необходимости, Челиа понемногу превращалась в моего личного Стефана, а во-вторых, многие знания – многие печали. К чему их множить? Но ответить всё же нужно было.

– Приедет отец Доминик. Недовольный.

Интерес стал искренним. В глазах мелькнула тень тревоги.

– Я могу помочь?

– Посмотрим завтра. Иди пока спать. Завтра ты должна быть свежей и полной сил.

Проводив её до двери, я вернулся к окну. Сверился с воображаемым ежедневником и проставил на выполненных задачах галочки. Понимающе улыбнулся своему внутреннему перфекционисту – почти везде зелёные птички, но получил в ответ раздраженную гримасу. А, ну конечно! Двойник, совсем про него забыл. Как он там? Ломился же ко мне во сны, да так настойчиво, аж матом пришлось рявкнуть. Надо, значит, увидеться. Незачем попусту врагов плодить – их и так в изобилии.

Глянул на часы – пятый час вечера по местному времени. Временные потоки этой и родной Параллели примерно совпадали, значит в моём Благовещенске уже заполночь. Не факт, что пресс-секретарь губернатора уже спит. Его жизненный ритм подчинён московскому – никого же на Старой площади не интересует, что где-то там в регионе ночь, и люди предпочли бы отдыхать, а не готовить идиотские отчёты с дедлайном “вчера”.

Ну, а если спит, значит разбудим – он же сам учил меня вызывать его на связь. Узнать бы, как у него организм срабатывает на межмировой звонок, но если хотя бы вполовину так же мерзко, как у меня во время бодрствования – звонить стоит.

Ждать пришлось недолго. Вскоре двойник откликнулся.

“Игорь Сергеевич, моё почтение! Уже на чемоданах?” – спросил я после того, как его, ну скажем, астральное тело, проявилось в месте наших обычных встреч.

Я намеренно начал разговор легкомысленным тоном, чтобы показать, что у меня всё в порядке, и что не ищу его помощи.

“Если судить по твоему жизнерадостному виду, значительно хуже, чем у тебя, – буркнул он в ответ. – Чего тебе, подменыш?”

Явно не в духе сегодня боярин в изгнании. Выражение его лица говорило, что визитом моим он недоволен. Обиделся за прошлый раз, когда я его по матери послал?

“Когда ты звонил, я был сильно занят. Не мог говорить. Сейчас вот освободился, перезваниваю. Сразу хочу попросить прощения за резкость…”

Извиниться мне не сложно. Пусть благодарность, равно как и выражение сожаления, работает не всегда, зато бесплатно.

“Да не в тебе дело, Игорь, – отмахнулся тот. – Своих проблем выше головы. Ты просто потрепаться или по делу?”

“Никаких дел, у меня всё штатно. А вот у тебя, видать, не совсем. Всё же на мази было. Случилось что?”

Игорь дёрнул щекой.

“Случилось…”

“Расскажешь? Может, смогу что-то подсказать?”

Некоторое время двойник смотрел на меня, явно прикидывая, стоит ли заводить разговор или последовать моему примеру – послать на три буквы и отключиться. Видимо, выбрал первый вариант, потому что начал рассказывать. Начал говорить спокойно, но с каждым словом всё больше распалялся – накипело у мужика знатно.

“Засада у меня. Причём по всем фронтам. Губер пролетел с переводом в столицу. В чём дело – не знаю, сам он не говорит, а связей на Старой площади у меня пока нет. Видать, кому-то не тому чемодан занёс или слишком тонким вступительный взнос оказался. Суть не в том. Теперь его отправляют на Сахалин. Кризисным, мать его, менеджером! Прилетел в Благу злой, вызвал меня и давай отчитывать. Такое чувство, что во всём, что с ним там произошло, виноват только я и никто больше!”

О-па! Сахалин, с точки зрения карьерной лестницы высокопоставленного чиновника моего мира – это никак не трамплин. Скорее, яма, причём с кольями на дне и очень скользкими стенами. Вылезти оттуда нереально сложно.

“Ты с ним едешь или остаёшься?”

Двойник посмотрел на меня таким взглядом, словно хотел спросить, не дебил ли я?

“Меня тут порвут на следующий день после его отъезда! Без прикрытия губернатора в этом богом проклятом мире – я просто мальчик для битья! Всё, что выстроено было, все схемы и доли уже приходится за бесценок отдавать! Просто чтобы и на Сахалине не преследовали!”

Это да. Смена власти – передел активов. Когда мы с шефом заходили на область, много наших полегло при дележе апельсина. Сейчас так же будет. А учитывая любовь моего сменщика к авантюрам, рубка там идёт знатная.

“Силовики что?”

Вопрос не праздный. На каждого, кто выше травы поднимается, имеется у людей в погонах отдельная папка. На всякий случай. Гарантия лояльности или инструмент палача – зависит от развития событий.

“Выжидают. Дали понять, что дело на меня довольно пухлое, но давать ему ход или нет – ещё не решили. Зависит от того, кто придёт на кресло. Мля, походу надо готовиться к нарам и казённому дому!”

А с этим у нас на родине запросто – от тюрьмы да от сумы, как в песне поётся, да на стыке эпох… Если двойник, по сложившейся привычке, разделял и властвовал, то никто из местных за него не впишется. Наоборот, не постесняются землицы на могилу кинуть. А потом ещё и селфи с надгробием сделают. Его единственная надежда выплыть – губернатор. А Сахалин, ну что Сахалин? Бывало и оттуда возвращались… Не все и не всегда…

Последнюю мысль я ему и озвучил. Держись, мол, “самого”, глядишь, и вывезет кривая. А больше ничего я ему посоветовать не мог. Сам вляпался, посчитал себя волком в отаре овец – всё закономерно. Тем более, зная своего прошлого шефа, своих он редко когда бросает. Пусть бы и человек дрянь, и вообще мудак, зато свой мудак! Изученный и предсказуемый.

На высказанную банальность двойник отреагировал хмурым оскалом. А у меня в голове совершенно неожиданно возникла идея. Дурацкая и, в некотором роде, аморальная…

“Слушай, а что ты думаешь насчёт кардинальной смены места жительства?”

“Насколько кардинальной?”

“Предельно!” – усмехнулся я.

День, как и ожидалось, начался с визита Доминика. Не разъярённого Доминика, а, что было куда опаснее, Доминика сосредоточенного, опасно поблёскивающего холодными глазами. За его спиной тенью маячил Альдо. Ну что ж, вот и развязка.

Нашёл он меня на кухне за приготовлением завтрака холостяка. С некоторым удивлением оглядел мой наряд – я был в строгом тёмно-синем костюме, поверх которого напялил поварский фартук.

– Кофе? – поинтересовался я любезным тоном. Не рассчитывая, впрочем, что он на него купится.

Так и оказалось. Едва заметный знак, и я был отключён от дара очень нехорошо ухмыляющимся видящим.

– Ну что опять? – голосом разбуженного до полудня аристократа спросил я. Уже полностью повернулся в его сторону, в одной руке держа чашку с кофе, а в другой – кувшинчик со вспененным молоком.

– Вы что же, считали, что я не замечу вашего вмешательства в судьбу инкской девчонки? – без выражения отозвался католик.

– И в мыслях не было, святой отец, – примирительно улыбнулся я, начиная пятнадцатисекундный отсчёт. Двенадцать и три секунды про запас.

В последний момент, под влиянием общения с Сапа Инкой, я внёс небольшие правки в плетение спасения Куавы. Едва заметные, чтобы моё влияние на цепочку событий умный человек мог бы отследить. А Доминик был умным человеком. И очень подозрительным.

– На этот раз вы перехитрили сами себя, Игорь.

Десять.

– И как же вы намерены меня наказать?

Семь.

– Вы останетесь живы.

Пять.

– Какое облегчение! В подвале Ватикана?

Две.

– Есть способы сделать вас полностью послушным.

Ноль.

– Что же вы раньше к ним не прибегали?

Пока старикан буравил меня взглядом вивисектора, я аккуратно влил молоко в кофе. Скривился – сердечко из пены опять не получилось.

Кофе я обычно пью в компании. Появившаяся за спиной видящего Челиа вопросительно вскинула брови.

Альдо начал поворачивать голову – слишком поздно. Увлёкшись нашей со святым отцом перепалкой, он отвлёкся от контроля кого бы то ни было, кроме меня. Но теперь всё понял. Правда, сделать уже ничего не успевал.

– Убей ищейку, – сказал я девушке.

Говорил же – отомщу.

 

Глава 23. Пересмотр договорённостей

Одно дело – знать кто такие защитники, и совсем другое – видеть одну из них в действии. Девушка дёрнулась всем телом, принимая позу атакующего регбиста, но с места не двинулась. От неё, моментально расширившись на половину кухни, выстрелил эфирный щит. Толкнул Альдо и Доминика подальше от меня – те едва на ногах удержались – и замер, сделавшись непроницаемой стеной. Следующим движением, этаким мягким мазком кисти, Челиа оказалась передо мной.

По щиту тут же ударил ситхский аспект магистра. Бесполезно – я уже имел удовольствие ковырять защиту итальянки, дело это бесперспективное изначально. Католик, видимо, тоже пришёл к такому выводу. Расслабил кисти, но руки не опустил.

А вот Тень довольно ощерился и перетёк в боевую стойку: ноги широко расставлены, обманчиво расслабленные руки подняты на уровень груди. Он уже сделал выбор противника – смотрел только на Челию, уже видя, надо полагать, рисунок их будущего боя. Снимать с меня блокировку, чтобы поставить её протектору, он явно не собирался.

Доминику хватило ума не лезть в рукопашную со своей магией. Продолжая сверлить меня взглядом, он отступил за спину видящего. Представляю, что за мысли сейчас гуляли у него в голове. Прощёлкал, позволил себя обмануть мальчишке! Хотя, может у него и не было такой тяги к самокритике, как у меня? Может он сейчас подкармливал свою холодную ярость сценами моих пыток?

Несколько секунд ничего не происходило. Сцена словно замерла, позволяя рассмотреть каждую деталь. Полосу солнечного света, проникающего через окно, и игры пылинок в нём; лёгкий ветерок, нежно касающийся занавесок; ползущий вверх уголок рта Альдо и спокойное лицо протектора. Медленно двигалась стрелка на циферблате антикварных часов, висящих на стене. Потом фотография “Напряжение” взорвалась движением убойного ролика “Драка”.

Отследить, как двое умеющих драться людей обмениваются ударами, довольно сложно. Мастера боевых искусств, может, и смогли бы оценить тот или иной удар, со значением поцокать языками, глядя на блок, и сокрушённо покивать, наблюдая очередную, неудачную, по их мнению, связку. Я так не умел. Поэтому для меня схватка протектора и видящего так и осталась в памяти смазанным пятном. Хотя отдельные элементы боя я всё же замечал.

Вот они сошлись на дистанцию, которую любой дальневосточник назвал бы нарушением личного пространства. Вот обменялись первыми ударами, прощупывающими, я полагаю. Вот отступили на шаг – каждый. И вот, наконец, уже без дураков начали драться.

Глядя на них, я чувствовал себя комментатором на спортивном состязании. Каком-нибудь боксе или смешанных единоборствах. Стоял такой, с кофейком и в относительной безопасности, и смотрел, как два человека друг друга лупцуют. В голове сами собой стали рождаться фразы, многократно слышанные по телевизору.

Альдо, чтобы он там не думал о своих умениях, сразу же показал “тенденцию к проигрышу”. Его “знакомая нам по прошлым соревнованиям” техника была на голову выше, чем у протектора, но этого было недостаточно. То есть, в чистой рукопашке он бы наверняка уделал Челию, однако та пользовалась ещё и даром. Никаких атакующих аспектов, “но посмотрите, как умело она использует” эфирную защиту! Часто, вместо того, чтобы блокировать удары Тени или уворачиваться от них, она ставила небольшие щиты, размером не больше кулака. И это к чертям ломало стратегию ищейки.

Вот он получил прямой в скулу – скорее, обидный удар, нежели опасный, вот пропустил пинок в голень. Но не сдавался. Начал взвинчивать темп, превращаясь во взбесившегося противника Дона Кихота, и вот уже Челиа пошатнулась от сильного удара в плечо.

Доминик тут же ударил своими молниями, которые бессильно опали, столкнувшись с эфиром. Вероятно, он рассчитывал, что от удара девушка потеряет концентрацию и ослабит защиту, но просчитался. Больше атаковать не стал, но продолжил держать аспекты активными и от этого смотрелся довольно забавно. Щуплый, почти лысый старикан в сутане, лицо которого застыло в маске гнева, со светящимися кончиками пальцев. Он реально был похож на сенатора Палпатина во время схватки с магистром Винду. Ну поприятнее на лицо, разве что. Всё-таки тут Тёмная Сторона Силы не корёжила своих адептов.

Какой бы у него ни был план в начале, он превратился в прах и пепел. Теперь ему оставалось только дождаться, когда Альдо разберётся с предательницей, и тогда уже обрушить всю католическую благодать на в край охамевшего пророка. А я стоял с чашкой капучино в руке, периодически к ней прикладываясь. И подбрасывал в огонь его гнева лёгкие издевательские улыбки. Наверное, не стоило, но, чёрт возьми! я так давно этого ждал.

Пропустив ещё один удар, на этот раз в грудь, Челиа применила новую тактику. Отступив на полшага, она окружила себя щитами. Множеством голубых, слабо светящихся плиток, которые тут же принялись хаотично кружить вокруг неё. Отличная, кстати, мысль! Попробуй, Альдо, просчитай траекторию движения каждого щита, одновременно уворачиваясь от маленьких, но очень злых кулачков протектора.

Так и оказалось. Пару раз впечатавшись костяшками в плитку, он отступил, даже, кажется, потряс отбитой рукой. Точно потряс! Ухмылка самоуверенного хищника начала понемногу сползать с его лица, сменяясь предельной сосредоточенностью. Дошло, красавец? На каждую хитрую задницу найдётся… В общем, нет копья, которое пробивает любые щиты, как и щита, который отбивает все копья.

Однако техника, временно обеспечившая Челии превосходство, была очень энергозатратной. Буквально за десяток ударов сердца лоб девушки покрылся бисеринками пота, лицо раскраснелось, а дыхание стало тяжёлым, словно у марафонца перед финишем. Но она продолжала атаковать, раз за разом заставляя своего противника отступать и морщиться от столкновения с щитами. Альдо, к слову, не выглядел таким уж утомлённым поединком.

Доминик тоже заметил усталость девушки. И решил, раз не срастается с магией, включить дипломатию.

– Госпожа Домиани, я готов простить вас. Вы совершили ошибку, доверившись человеку, который обманул вас. Как и всех нас. Прекратите защищать его, и мы сможем забыть этот досадный инцидент. Поверьте, никакого преследования с моей стороны, как нанимателя, в отношении вас происходить не будет.

Альдо неопределенно хмыкнул, дескать, никакой пощады врагу, и сильно пнул Челию в грудь. Точнее, в щит, который возник на пути движения его ноги, причём на такой дистанции, что та ещё не успела до конца распрямиться.

Энергия удара сыграла с Тенью дурную шутку. Вместо того, чтобы отбросить девушку назад, он как бы сам оттолкнул себя. Чем протектор сразу же воспользовалась – вошла в клинч и быстро-быстро заработала кулаками. Насколько я мог судить, почти половину из них видящий не успевал заблокировать.

Но всё-таки, несмотря на напор Челии, её уровень владения телом и даром, природа или Господь сделали мужчину и женщину очень разными. Девушка была легче, её удары были не настолько сильны, чтобы выбить дух из тренированного мужика. А тот был массивнее, не таким выдохшимся и явно умел держать удар.

Видящий уже начал приходить в себя после допущенного промаха, когда я без замаха кинул в него чашку с кофе. Которую он, впрочем, успешно отбил. Но только чашку.

Беда с этими магами, если честно. Слишком упираются в свой дар. Забывают о простых, но не менее эффективных методиках. Таких, как горячая жидкость, которая, попадая тебе в лицо, как минимум, лишает сосредоточенности. Пусть капучино и не кипяток, но приятного мало, верно?

На миг потерявшись, Альдо пропустил самый важный удар в своей жизни – последний. Мгновенно сориентировавшись, Челиа всадила мужчине кулак в кадык. А когда он схватился за горло, лишившись возможности дышать, добавила женскую классику – колено в пах. Упавшему противнику она просто сломала шею, с силой впечатав пятку ему в шею.

Дар ко мне вернулся ещё до того, как Тень умер.

Магистр неверяще смотрел на тело своего верного пса. В дверях – поединок длился меньше минуты, если судить по кухонным часам – появился садовник с короткой штурмовой винтовкой в руках. Пока он пытался понять, что произошло, а задача была не из простых, я обрушил на него темень монолита. Просто придавил, не давая возможности двигаться. Убивать этого человека не было никакой необходимости. Я всё же был русским гуманитарием, хотя, при взгляде на мёртвого Альдо, и испытывал жестокую радость. Но держался, не пинал труп поверженного врага.

Доминик перевёл взгляд на меня. Лицо его закаменело. Да, непростые у нас будут переговоры.

– Может, всё-таки кофе, святой отец?

Магистр моргнул, выдавая свою полную растерянность. Предательство протектора, смерть ищейки, обезвреженный “садовник” – день явно пошёл как-то не так. А моё предложение выпить кофе и вовсе разрушило начавшуюся было собираться мозаику. По его логике, да, в общем-то, не только по его, сейчас, пользуясь преимуществом, я должен был убить католика. Преимущество было за нами – двое одарённых против одного, веские причины сделать это – тоже. Вот только смерть Доминика не входила в мои планы.

Челиа устало опустилась на стул, но – умная девочка – щиты не сняла. Выглядела она скверно – судя по всему, пропустила не только те удары, которые я заметил.

– Что? – переспросил доминиканец.

– Кофе, – повторил я. – У вас тут отличная кофемашина, я с удовольствием сделаю вам чашечку. Вы какой предпочитаете? Я наловчился делать капучино, правда, рисунок молочной пенкой у меня не всегда выходит. И погасите уже аспекты, падре, не собираюсь я с вами драться!

– А что вы собираетесь делать, Игорь? – всё-таки жизненный опыт у старикана был не чета моему. Он быстро овладел собой и уже начал просчитывать варианты дальнейшего развития событий. Не спеша, впрочем, тушить огоньки на кончиках пальцев.

– Разговаривать. Пересматривать наши договорённости.

Мне удалось ещё раз сбить его с толку.

– Вы не сможете сбежать, – спустя несколько секунд его лицо озарила догадка. Он решил, что я сейчас буду выторговывать себе путь отступления. Наивный итальянский дедушка!

– Да как два пальца, святой отец, – хмыкнул я. – Я не об этом собирался говорить. Вы будете кофе или нет?

Некоторое время на кухне воцарилось молчание. Тревожной тишины, впрочем, всё же не получилось: шипел, взбивая молоко в пену, агрегат, тикали часы, постанывал и матерно ругался на немецком придавленный “садовник”. Последнее портило атмосферу куда сильнее работы кофемашины, и я попросил протектора утихомирить страдальца. Не летально. Челиа кивнула и расчётливо стукнула бойца в основание черепа.

Поставив чашку перед магистром, я послал ему доброжелательную улыбку.

– Ваш план – дрянь.

Что он там ожидал услышать, не знаю, но не это.

– Какой? – осторожно поднимая чашку, спросил он. На его молочной шапке скалился неуклюже изображённый череп.

– Ну этот – столкнуть весь мир в войну, а потом вернуть выживших в лоно природы. Дрянь план. Ничего не получится. Точнее, получится совсем не то, чего вы ждёте. Я почти уверен, что вам самому не понравится результат.

– Спорно. Такой вариант существует, но это не константа.

– Если что-то может пойти не так, оно обязательно пойдет не так, – поделился я с ним мудростью моего мира.

– И поэтому вы убили Альдо и решили сбежать?

– Его я убил, потому что обещал. Мой нынешний статус лишает меня возможности игнорировать данное слово. Да и зло я на него затаил, если честно. Однако теперь, согласно христианской традиции, я простил его. Не грустите, отнеситесь к этому как к сопутствующим потерям. Вы же не пугались отправить на смерть миллионы людей, чтобы спасти цивилизацию этой Параллели?

– Не ёрничайте.

– Хорошо, не буду. Так вы готовы к разговору?

– Смотря к какому.

– Да всё к тому же. Власть, контроль, спасение мира. Это всё ещё можно устроить.

– Что-то я перестал вас понимать…

– Да никогда и не пытались, падре. Кто же будет забивать себе голову внутренним миром инструмента?

– Так просветите меня.

На миг я задумался. Эта часть была самой сложной, куда труднее реализуемая, чем убийство Альдо. В мыслях я несколько раз репетировал речь, но в реальности подготовленные слова казались плоскими и не настоящими.

– Я ведь русский, – начал я. – Вы тут в Европах создали замечательный образ русского медведя – опасного и недалекого. Которого нужно держать на поводке, кормить, и тогда он станет для вас плясать на задних лапах. С отдельными представителями это действительно получается, но если смотреть на вид в целом… Вы всё время забываете, что медведи – это хищные дикие звери. Очень независимые и чертовски хитрые, и злопамятные.

– Вы идеализируете вашу нацию. Ленивые, плохо организованные люди с непонятной тягой к саморазрушению.

– И это тоже, святой отец, и это тоже. Минусы есть у всех, но мы сейчас не о них говорим.

– А о чём, Игорь?

Подняв руку, я попросил его не перебивать.

– Я пытаюсь вам показать кто я такой, вы же сами спросили. Русский. А ещё, как выяснилось у вас в гостях, немного инка. Всего лишь капелька крови того народа, который ваши предшественники в деле спасения мира пустили под нож. Но её оказалось достаточно, чтобы пробудить высшую магию Кровавой империи. Вижу, вы уже понимаете, о чём я говорю?

По глазам магистра я понял, что он понял куда больше, чем я сказал. И то, как удалось освободить Куаву, и почему Челиа стала моим телохранителем, и куда делся Экхарт.

– Всё верно, падре. Я Ткач.

Гром не прогремел, только выражение лица католика изменилось. Ни следа не осталось от прежней его невозмутимости.

– Зря вы раскрылись, Игорь, – зло бросил он. – Теперь Ватикан поднимет все свои возможности, но уничтожит вас. Если раньше у вас был шанс уйти, то теперь нигде в мире вы не сможете чувствовать себя в безопасности. Вы зря считаете, что проклятая кровь поможет вам.

– Может и не поможет. Но давайте без угроз, ладно? Тем более, что у меня куда больше возможностей угрожать вам, чем у вас. Но я же этого не делаю, – отмахнулся я. – Мы начали с того, что ваш план – дрянь. Но я могу предложить ему замену. Которая устроит и Ватикан, и меня.

Магистр скривился.

– Теперь вы пытаетесь торговаться…

Продолжить он не смог – воздух перестал поступать в лёгкие. Горло – я прекрасно представлял, как он себя сейчас чувствует – сдавила невидимая рука. Он схватился за шею. Округлившиеся глаза смотрели на меня с непониманием и страхом. Я положил ложечку на блюдце. Пусть и плагиат, но эффектно же!

– Вы меня не слушаете, святой отец. Я не торгуюсь. Я вам рассказываю, как Ватикану следует действовать. А вы внимательно слушаете, если нужно – конспектируете. И постоянно держите в голове образ медведя. Ок? В смысле, понимаете, что я говорю?

Дышать он уже мог и делал это с огромным наслаждением. Подумать только, как мы небрежно относимся к этой дефолтной функции организма. Не ценим! А зря.

– Я могу продолжать? Спасибо. Так вот, основной событийный ряд я уже подготовил, осталось только заручиться вашей доброй волей и запустить процессы в Западной Европе и Южной Америке. Вы пейте кофе, святой отец, он, когда остывает, и вполовину не так вкусен, как горячий. Пейте, а я пока расскажу, что вам следует делать. Первой задачей будет сбор иерархов церкви и пересказ того, что услышите от меня. Затем…

Я говорил минут десять, и за это время он не перебил меня ни разу. Смотрел с затаённой злобой, но правила игры принял и не пытался играть в героя. Иного я от него не ожидал – он игрок, а не боец первой линии. Сейчас он психует, мысленно упаковывает части моего расчленённого тела в пластиковые пакеты и отправляет их по почте в разные концы мира. Но вскоре он поймёт свою выгоду – не выгоду католиков всего мира, не Ватикана, а именно свою, и тогда начнёт смотреть на мои инструкции через призму понимания.

Естественно, я ни на секунду не сомневался, что как только у магистра появится возможность, он вонзит мне в спину отравленный кинжал. Союзниками нам не быть никогда, ну да мне такие и без надобности. Сейчас его держит страх, потом будет удерживать выгода, но затем… Впрочем, до этого ещё нужно было дожить. На одной же наглости и блефе всё!..

– И последнее. Челиа останется здесь – считайте её моим связным. Я буду следить за тем, чтобы у девушки всё было в порядке. Если обнаружу, что она пострадала, неважно – в результате ваших действий или нет, то буду считать себя свободным от достигнутых нами договорённостей. Со всеми вытекающими последствиями.

И выразительно постучал ложечкой по чашке, заставив Доминика едва заметно вздрогнуть. Спасибо тебе, тридцать четвёртый Сапа Инка!

– Половина целой, не изгаженной войной планеты – куда лучше, чем власть над Пустошами. Подумайте об этом, падре.

Я замолчал, давая ему время осмыслить сказанное. Посмотрел на Челию, подмигнул ей и получил в ответ недовольную гримаску. Роль связного её не устраивала. Впрочем, я и не собирался делать её официальным представителем Ткача в Ватикане. Просто за раз двоих мне отсюда не вытянуть, а страх расправы даст мне время организовать её выезд традиционными способами. Ответил ей успокаивающим взглядом – всё, мол, будет в порядке, я тебя тут не брошу. Дурак я, что ли, настолько преданными кадрами разбрасываться?

Мысли свернули на предмет, над которым я размышлял с момента встречи с Сапа Инкой. О его визите, точнее, о настоящей цели его визита. Сегодня я уже был окончательно убеждён, что приходил он вовсе не для того, чтобы сказать спасибо дальнему-предальнему родственнику. Чёрта с два существо его уровня пошло бы на это. В смысле, благодарность была поводом для встречи, не случись её – он бы что-нибудь другое придумал.

Инка плёл свою паутину. Целей его я не понимал, только догадывался, что часть узора в этой Параллели создаётся моими руками. То ли изгнанный из этого мира народ планировал вернуться, то ли просто желал восстановить справедливость, а может и вовсе события здесь были лишь стежком на ткани мироздания, позволяющим создать вероятность на информационном поле нескольких Ветвей сразу.

Я не особенно возражал. В конце концов, все друг друга используют. Если же речь идёт о взаимной выгоде, то почему бы и нет?

– И что дальше, Игорь? – нарушил молчание магистр. – Допустим, я согласен. Мы пересмотрели договоренности, и я их принимаю. Вы проделали большую работу – я без издёвки говорю, совершенно искренне. Правда, чтобы всё это, как вы его называете, плетение сработало, вам требуется выжить. А вы сейчас в чужой стране. Одержали небольшую победу в мелком сражении, но войны выигрывают иначе. Но дальше что? Потребуете доставить вас к самолёту? Я вот, честно говоря, не вижу другого варианта. Что бы вы ни думали о возможностях проклятой крови, неуязвимым она вас не делает. Это прекрасно доказали инквизиторы пятнадцатого века.

Красавец он, всё-таки. Даже в такой ситуации умудряется завуалированно угрожать. И одновременно выяснять возможности моего дара. Блин, его бы потенциал, да в мирное русло! Но, увы, мирный атом – мечта недостижимая.

Я не планировал оставлять его в неведении. Для хорошей точки в конце нашего разговора требовалась ещё одна демонстрация возможностей. Плетение, которое ждало своего активатора. На которое я положил просто безумное количество микровоздействий. Которое стоило кучи нервных клеток бедняге Алмазу, их запускавшему.

Как сейчас видел недовольное его лицо. Татарин в своем “штабе”, сделанном из трёх морских контейнеров, поставленных друг на друга, смотрит на мониторы и бормочет себе под нос.

“Я всё понимаю, но зачем нужна заявка от кондитерской лавки в Воронеже на бригаду грузчиков? Магазинчик же на три лотка продукции выдаёт! А Марсель? Для чего должен моргнуть свет в северной части Марселя? Ладно, я чужие деньги не считаю, но должен же он понимать, что в современном мире все системы дублируются? Обрушить энергосистему всё равно не получится. Ладно, что дальше по списку? Взлом сервера форума… Чего? Антошин издевается? Форум любителей карликовых собак? Да там три десятка сумасшедших! Произвольное срабатывание тревожной кнопки в одном из отделений банка Варшавы… Где-то у меня была программка под это заточенная. Форум взломать, Господь всемогущий!..”

– Об этом не беспокойтесь, святой отец. Устраивать пошлости в виде вооруженного прорыва к аэропорту, захвата заложников и прочих глупостей из плохих боевиков мы не будем. Допьём кофе и попрощаемся.

Католик скептически ухмыльнулся, мол, ну-ну. Я же неторопливо закончил с капучино и поднялся. Взял с подоконника зеркальные очки, нацепил их на нос. Вытащил из нагрудного кармана красный маркер и, под изумлённым взглядом магистра, вывел на салатного цвета стене: “Земля – прощай”. В принципе, не особенно важно было, что именно я написал, просто эта фраза показалась мне символичной.

Закончив с порчей обоев, я положил маркер на окно и исчез.

 

Глава 24. Пресс-секретарь

Если верить Инке, то перемещение физического объекта в пространственно-временном континууме междумирья было невозможным. Индеец говорил о том, что на такое способно только сознание. По моему, краснокожий Ткач сознательно вводил меня в заблуждение. Или берёг, или не желал давать многие знания едва оперившемуся родичу. Потому что внутри Плода перемещение прекрасно работало. Чему я – живое доказательство. Использование червоточины никак на меня не повлияло.

Задетый, в своё время, невозможностью посещения настоящих миров меча и магии со всеми этими эльфами и гномами, я потратил некоторое время на изучение вопроса. И успеха не добился. Ну, правда, на что я рассчитывал?! Что смогу скакать между мирами как кузнечик? Если бы это было так просто, инки уже давно бы пришли и вскрыли грудные клетки каждому стороннику римско-католической церкви.

Однако затем я вспомнил про слова Аскара, которыми он, подозреваю, сознательно давал мне подсказку. Про ткущего реальность и аналитика, и огромную разницу между ними. Ведь, по правде сказать, вёл я себя именно как последний. Взвешивал, просчитывал, то есть, действительно ничем не отличался от анализирующего факты клерка, разве что с шикарным уровнем допуска к материалам настоящего, прошлого и будущего.

Никакой магии в этом не было. Ну выглядело-то может эффектно, для стороннего наблюдателя вообще как колдунство восьмидесятого уровня. На деле же – фокусы. Умелое оперирование никому, кроме тебя, неизвестными фактами.

А если сформулировать задачу иначе? Не играть с действительностью в догонялки, а сформулировать цель, которую я хочу достигнуть плетением? Даже не так – цели! От промежуточных, являющихся необходимыми этапами, до ключевой, ради которой всё и затевалось.

Поле не подсказало ответ. Но указало на возможности. Изучив которые, я и пришёл к пониманию, как ложечка может активировать прекращение поступления воздуха в лёгкие отдельного человека. И к тому, что несколько десятков несвязанных между собой событий в разных концах мира могут пробудить одну из сотен тысяч кротовых нор, пронизывающих любой мир.

На самом деле, всё было немного сложнее. Грубо говоря, среди бесчисленного количества возможностей будущего, с учётом сотни переменных, я находил и делал возможным то, что было выгодно именно мне. Как кинуть камень в воду – в большинстве вероятностей он туда и упадёт. Но можно отыскать и такую, в которой камень ударится об упавший именно в это время самолёт и отскочит тебе прямо в лоб.

Не углубляясь глубоко в теорию, в которой, как и всякий гуманитарий, был слаб, я просто использовал обнаруженные возможности. Произвел неслабое такое впечатление на доминиканца, растворившись у него на глазах в воздухе. Теперь-то он за чистую монету примет весь мой блеф, убедившись в невероятных возможностях бывшего пленника.

Надеюсь, не меньшего эффекта я добился, появившись прямо посреди кабинета московского князя. Блин, жаль записи никто не вел, а то я бы с удовольствием посмотрел их потом.

Сидит такой Бестужев, просматривает финансовые документы, доклады разведки, сводки с фронта необъявленной ещё войны, а тут – бац! Хлопок воздуха, возможно, молнии цвета расплавленного золота, и напротив его стола стоит мужчина в стильном костюме синего цвета и зеркальных солнцезащитных очках. И в фартуке! Чёрт, я фартук забыл снять! Заболтался с папистом! Неловко-то как вышло.

Сохраняя на лице такое выражение, словно бы передник весёлой расцветки и должен был находиться на моей груди, я неторопливо избавился от этой детали одеяния и только тогда произнёс:

– Здравствуйте, Александр Викторович. Отвлеку вас минут на двадцать?

Для меня сам перенос произошёл… никак! Отложив маркер, я словно бы моргнул, а когда тьма сменилась светом, я уже стоял в кабинете московского князя. В стенах древнего Кремля.

Эх, жалко такой перенос требует огромной подготовительной работы, а то бы я только так по миру и перемещался. Но этот прыжок, из солнечных предместий Рима в холодную декабрьскую Москву, потребовал от меня три десятка спланированных малых воздействий на информационное поле. А без помощи друзей он и вовсе был бы невозможен.

– Антошин?

Узнал-таки! А мы ведь не знакомы, не виделись ни разу. Но пересекались интересами.

Бестужев был удивлён, но лицо держал как глава японской транснациональной корпорации на переговорах. Только-то и позволил себе эту реплику. А в остальном – даже ручку, которой подчёркивал в документах заинтересовавшие его места, не отложил. Политик, что тут скажешь. Глава крупнейшего союза русских земель. Хорошо хоть пульсаром сразу не влупил!

– Собственной персоной. Не возражаете, если я присяду?

Получив осторожный кивок, уселся на один из свободных стульев и доброжелательно улыбнулся визави.

– Зачем вы здесь?

Только один вопрос. Никаких простолюдинских “как вы это делаете?” и возмущенных “что вы себе позволяете?” Сразу к делу. Конкретный мужик! Мне он, пожалуй, нравился.

Внешность московского князя была под стать поведению. Чуть старше пятидесяти, бледное лицо с крупными чертами, светлые волосы, внимательные серые глаза. Такой классический русак. Невозмутимый, как придорожный камень. Широкие плечи, мощная шея – ни следа аристократической утонченности. Не слишком высокий, я бы сказал, что он был чуть выше среднего роста, но для уточнения этого параметра ему потребовалось бы встать и выйти из-за массивной столешницы. Чего я от него, понятно, требовать не мог.

Если судить только по внешнему виду, на князя он не слишком тянул, максимум начальник одного из цехов какого-нибудь крупного завода. Сталелитейного, например. Но аура власти, при всей избитости данной формулировки, меняла образ кардинально. Бестужев не просто привык к подчинению, он, скорее всего, не знал другой реакции.

– Обсудить пару вопросов. Знаете, некоторые разговоры лучше вести с глазу на глаз. Чтобы не возникало непонимания. А нам с вами сейчас нужно полное доверие. Если Московское княжество желает получить выгоду.

– Вы ведь работаете на Ватикан. С чего мне вам верить? Полагаете, я не знаю, кто стоит за агрессией Литвы?

Итак, мы всё же разговариваем. Причём на интересующую меня тему. Это очень хорошо! Была незначительная, но всё же существующая вероятность того, что сразу после моего появления он шибанет по мне магией или вызовет охрану. Она и сейчас сохранялась, эта вероятность, но уже как совсем призрачная.

Да, я рисковал, прыгая сюда, а не, скажем, в Благовещенск. Мне почти нечего было противопоставить князю в чёрт его знает каком поколении, кроме боевой магии. В которой он в разы лучше меня, да ещё и на родной земле. Наверняка, кабинет был нашпигован разного рода атакующими и защитными модумами – у сильных мира сего не бывает паранойи, лишь здоровая бдительность. Но, и тут я не соврал, успешность данных переговоров зависела только от личной встречи. А поле показывало благоприятный для меня исход. В большинстве вероятностей.

– Да, я работал на Ватикан. Был захвачен в плен, когда возвращался из империи Мин, поставлен перед выбором – служить им или сгнить в подвале. Выбрал третий вариант – свою игру. Я человек незлой и немстительный, но кое-какие вещи прощать не позволяет даже мой ангельский характер. Теперь я свободен и осведомлён о планах противника. Пора нанести ответный удар.

– Вы же не думаете, что я вам поверю только по причине вашего эффектного появления? – ручку он наконец отложил и теперь рассматривал меня с живейшим интересом профессионального таксидермиста. Надо полагать, прикидывал, как будет смотреться моё чучело в одной из гостинных.

– О, конечно же нет! Параноики выживают – тут я с вами полностью согласен. У меня есть доказательства. Как планов папистов, так и моей доброй воли. Я ведь пророк, знаете ли.

Раскрывать все карты перед хитрым москвичом я не собирался. Каждый должен знать лишь то, что ему нужно. А моё дальнее родство с инками – лишняя информация.

– Докладывали.

Руки князя зажили отдельной от тела жизнью. Неторопливо сняли запонки с манжет сорочки, отложили их в сторону. Сцепились друг с другом пальцы, хрустнули суставы. Если он сейчас начнёт закатывать рукава, нужно будет менять весь план.

– Через минуту к вам зайдёт Максимилиан Нарышкин. Вы его вызвали чтобы обсудить назревающую войну с Литвой. А он как раз получил сведения от аналитиков, что по Москве будет нанесён удар царской магии.

– То, что вы об этом рассказываете, не добавляет доверия.

Рукава остались на месте. Сильные кисти легли на кипу документов и замерли. Отлично, значит мы не сваливаемся в ту вероятность, которой я так хотел избежать.

– Я и не имел такой цели. Я хотел сказать про Нарышкина. Вы ведь ему верите, если такое определение уместно в отношении правителя и подданного.

– Сейчас вы скажете, что он предатель?

Пальцы снова дрогнули.

– Он вам верен, как никто. Даже у вашего старшего сына нет такой преданности – он, скорее, оперирует категориями стратегической выгоды. Как, впрочем, и все остальные ваши дети. А Нарышкин именно предан, искренне предан. Даже странно.

– Что же тут странного? – сверкнул глазами князь.

– Ну, просто… Когда вы хотели убить меня, помните, после провала вашего плана с мостом через Амур?… Да-да, взрыв самолёта, чтобы один не по чину наглый боярин не сделался вдруг пермским князем. Я ведь после того случая воспринимал вас и Нарышкина как личных врагов. А у таковых – это психология – сложно признавать качества, которые уважаешь. Честь, верность… Я именно поэтому сказал, что странно. Так вот. Максимилиан Антонович – друг и соратник, которому вы доверяете. И он может стать мостиком к нашему обоюдному доверию.

– Каким, интересно, образом?

– Позвольте мне прикоснуться к нему. Я сниму всю защиту – вы можете приготовиться сжечь меня на месте.

– Зачем?

– Затем, что просьба прикоснуться к вам точно закончится кучкой пепла на ковре. Хотя это было бы предпочтительнее: я могу показать, что происходит и к чему всё идёт. Но подойдёт и вариант с посредником. Потом Максимилиан Антонович скажет, что мне можно верить, и мы с вами поговорим уже более предметно. Годится?

В серых глазах князя зажглись искорки искреннего веселья. Но лицо не улыбалось, продолжая хранить то выражение, которое должна иметь всякая носовая фигура на парусном судне – безмятежное и чуточку угрожающее.

– Только тот факт, что ваши речи, господин Антошин, обладают определенной притягательностью безумия, всё ещё хранит вам жизнь. Ничего более нелепого я в жизни не слышал, а ведь мне есть что вспомнить.

– Я надеялся именно на такую реакцию.

Не удержавшись, я начал обратный отсчёт на пальцах. Князь подобрался, я чувствовал, как от него тянет силой, готовой вырваться и поглотить меня. Пять, четыре, три, два, один. Когда пальцы правой руки оказались собраны в кулак, раздался стук, и в кабинет вошёл Нарышкин. Начал было что-то говорить, но, увидев меня, замолчал и вопросительно глянул на Бестужева.

– Гость у нас, Максим, – бросил князь, не отрывая от меня взгляда. – Незваный.

– Хуже татарина, и не говорите, Александр Викторович! Здравствуйте, Максимилиан Антонович! Как поживаете?

– Антошин?

Ну вот, снова здорово! Сговорились они, что ли?

– Решайте, светлый князь. Или мы разговариваем и учимся друг другу доверять, или я пошёл.

Ещё один блеф и самая тонкая часть моего плана. Я ведь не мог уйти так же запросто, как пришёл. Некую страховку я подготовил, но не хотелось бы её использовать. Но москвичи ничего не знали о моих возможностях. С точки зрения князя, например, если я мог появиться в защищённом кабинете в центре Кремля, то способен с лёгкостью и исчезнуть. Впрочем, вероятность проявлении агрессии была невелика…

– Максим, – принял решение Бестужев. – Антошин сейчас коснётся тебя. Если он попробует что-то выкинуть…

– Пусть попробует, – без угрозы и рисовки усмехнулся негоциант и правая рука владыки московского. – Молод ещё.

Я медленно – к чему провоцировать хищников? – поднялся со стула, пересёк кабинет и остановился напротив человека, не без участия которого всё и началось. Наклонил голову набок, рассматривая его – он совсем не изменился. Высокий, чуточку полноватый господин лет пятидесяти. Всё та же борода с проблесками седины, те же массивные очки в роговой оправе, делающие его похожим на номенклатурщика из восьмидесятых.

– Вы можете испытать дезориентацию, – предупредил я его. – Может даже потеряете равновесие и упадёте. Не волнуйтесь, если такое случится, я вас подхвачу. Главное, не считайте это атакой, хорошо?

Говорил я достаточно громко, чтобы мои слова были слышны и Бестужеву. Нарышкин лишь состроил ироничную ухмылочку, но так и не соизволил спросить, что же я собираюсь сделать. Его вера в князя была… достойной восхищения.

Потом я притронулся к его лицу рукой, и он вздрогнул. Миг спустя пошатнулся, как старое дерево, у комля которого визжала пила, и упал бы, кабы я, выполняя обещание, не подхватил его.

Князь даже не шевельнулся. Смотрел на меня, не мигая, и ждал. Облегчения или ещё какой-то эмоции на его лице не появилось, когда Нарышкин открыл глаза и высвободился от моей поддержки.

– Выслушай парня, Саша, – слегка охрипшим голосом произнёс он. Осмотрелся по сторонам, приметил стул и уселся на него с видимым облегчением. Меньше чем за минуту он состарился лет на десять. Но это должно было пройти через какое-то время. Так оно и бывает, когда поглощаешь без привычки огромные пакеты информации.

– Что он показал? – Бестужев был либо лучшим игроком в покер из всех, кого я знал, либо же имел знакомство с магией такого рода. Он, похоже, понял, что именно я сделал. Паписты же обладали усечённой версией “слияния”. Так, например, отец Доминик учил меня латыни.

– Будущее. Выслушай его.

Князь кивнул, указал мне на стул и принялся застегивать запонки. Вероятность, в которой он убивает меня, стремительно истончилась и исчезла.

Мой рассказ занял не более десяти минут. У меня было достаточно времени, чтобы подготовиться и заучить сжатый, но очень эмоциональный пресс-релиз. Бестужев слушал внимательно, вопросов не задавал и каких-либо эмоций не проявлял. Сидел себе, крутил запонку на манжете и молчал. Казалось даже, что мой рассказ, в котором княжеству Московскому осталось от силы пару лет, нисколько его не трогает.

– Если выхода нет и Ватикан так хорошо всё спланировал, зачем ты пришёл ко мне?

И куда девалось отстранённо-аристократическое “вы”? Проняло князюшку, хотя он и не подаёт вида. Да кого угодно проняло бы, так что я не в обиде.

– Потому что не настолько хорошо католики всё спланировали, и выход есть.

– Говори.

А вот тут стоит его немного на место поставить. Во имя будущего сотрудничества и общего блага. А то ещё решит с перепугу, что он ведёт в этом танце.

– Или оба на ты, или на вы. Пожалуйста.

Завис он, пожалуй, секунд на десять. То есть, выражение лица не изменилось, но в глазах появилось что-то, что я назвал бы оторопью. У него в голове не могло уложиться, что ему дерзят. Показывают, что между ним и каким-то тридцатилетним мальчишкой, пусть бы и пророком, можно поставить знак равенства.

Но он не стал бы тем, кем уже являлся, если бы не умел держать удар. И мой, прямо скажем, не такой уж и сильный был. Просто неожиданный. Булыжник изобразил улыбку. Несколько непривычную, а оттого слегка пугающую.

– Можешь обращаться ко мне на ты…

– Разумеется, никакого панибратства, Александр Викторович, ты же мне в отцы годишься, – закончил я за него. – А выход вот какой. Надо создать империю. Причём, быстро. Примерно за год.

Нарышкин к этому времени пришёл в себя, бледность уже покинула его лицо, и он подсел к нам поближе.

– Какую империю? – спросил он с иронией.

– Обычную империю. Огромную. Сильную. Страшную. С которой никто не захочет связываться, потому что дразнить динозавра – не тоже самое, что дёргать за усы пару десятков львов. Чем сейчас и занимается Ватикан.

– Ты хочешь сказать, что католики играют на нашей разобщённости? И если лишить их привычного инструмента, они ничего не смогут сделать?

– О, кое-что они всё же смогут сделать. Но да. Того, что я показал Максимилиану Антоновичу, не случится только в одном случае. Если территория русских княжеств станет одной страной. Там есть ещё нюансы с Мин и Маньчжурией, но это можно и позже обсудить.

На пару минут мы замолчали. Они думали, я ждал. Нервное возбуждение, на котором я вытащил всю эту беседу, понемногу отпускало, замещая уверенность сомнениями. Я не стал давать им укорениться и прорасти, шикнул, и они отошли в сторонку. До времени.

Как разрушить планы католиков и остаться при этом в живых, мне – вот ведь парадокс – подсказал именно магистр ордена Псов Господних. Его размышления о неизбежности глобализации и натолкнули меня на мысль о том, в каком направлении следует работать. Детали я уже продумывал сам.

– Род мой этой цели добивается уже третий век, – нарушил тишину Бестужев. – Всё, чего достиг – контроль близлежащих княжеств. Но и тем прямого приказа отдать не можем – приходится всё обставлять так, словно у того же Смоленска есть свобода. И вот появляешься ты, Игорь, и говоришь, что сделать это нужно, причём в кратчайшие сроки. Подразумевая, что сделать это можно. Опустим моё естественное недоверие – ты сегодня смог меня убедить. Но один вопрос – как? Как за год сделать то, что моим предкам не удавалось сделать поколениями?

– Во-первых, если быть точным, то не за год, а за восемь месяцев. А во-вторых, я думаю использовать методы Ватикана. Более того, использовать их же план. Но слегка его подредактировав.

– Я периодически теряю нить нашей беседы, – светлые брови князя сошлись к переносице, продемонстрировав лёгкое раздражение. – Ты говоришь о том, чтобы развязать войну?

– Да. Маленький, кровавый, но управляемый конфликт. Желательно с применением царского дара. Одна небольшая Пустошь – не слишком высокая цена за единое государство от Балтики до Тихого океана.

– Где?

Как в том анекдоте про Сталина, который предложил перекрасить Мавзолей в зелёный цвет, а Госдуму расстрелять, Бестужева тоже интересовал лишь ответ на первый вопрос.

– Литовское княжество.

По лицам мужчин было видно, что они хотят меня убить. Вот прямо сейчас, не взирая на последствия. Я заметил, что с некоторых пор стал вызывать такие чувства всё чаще. Со стороны могло показаться, что я намеренно издеваюсь над собеседниками, но, клянусь, это не так.

Дело в том, что в большинстве случаев я просто не мог выразить словами всё, что видел в поле. Ответ на каждый вопрос требовал от меня написать книгу размером с “Войну и мир”, чтобы учесть все переменные и косвенные связи различных событий, происходящих по всему миру. А мои сжатые реплики собеседники принимали за тонкую форму издевательства. Ну правда, со стороны если посмотреть: приходит пророк, говорит, что с удара Москвы по Литве начнётся большая война, а после этого предлагает ударить по Литве. Где, блин, логика?

А с другой стороны, как им нарисовать кривую событий, которые предшествовали этому событию и будут проистекать из него? Описать все вносимые мной изменения, каждый телефонный звонок, встречу, поступки незначительных, с точки зрения высокой политики, людей? Как доказать, что одна фраза, вовремя сказанная одному человеку, может не дать войне разгореться в мировой пожар.

– Жертвы, конечно, неизбежны. Но сотня человек – ничто, в сравнении с тем, что будет, если мы этого не сделаем.

По лицам москвичей я понял, что жертвы их как раз не очень-то и волновали. Политика такой вид деятельности, в которой жертвы неизбежны.

– Почему Литва? – спросил Нарышкин. Вопрос он озвучил и за своего господина.

– Потому, что именно эту войну уже не остановить. Потому что узел уже сплетён, и нам нужно разрубить его. И ещё потому, что определённое количество конкретных людей всё равно должны умереть. Я в деталях расскажу как следует действовать, но вот объяснить почему… Могу показать!

Лицо Максимилиана Антоновича непроизвольно дернулось. Естественно, ощущать себя букашкой в мировой паутине никому не понравится. Глядя на него, отрицательно покачал головой и Бестужев.

– Лучше словами. Ты ведь не торопишься?

С большим количеством подтекстов вопрос. Я предпочёл сделать вид, что ни один из них не уловил, и ответил только на формальную часть.

– К завтрашнему обеду мне нужно быть в Благовещенске. Причём – это крайне желательно – прибыть туда я должен на личном самолете московского князя. И без сопровождения. Это поможет нам начать переговоры не с обвинений сторон в том, кто кому из предков на мозоль наступил, а в деловом русле. Выделите мне борт? Я верну!

Москвичи переглянулись, Нарышкин кивнул. Затем спросил.

– Игорь, а вы ведь двойник всё-таки?

– Грешен, Максимилиан Антонович.

– Я так и знал!

Мне осталось только плечами пожать, мол, что это меняет? Понятно, что советник Бестужева давно догадался о том, кто я такой, только доказательств не имел. Ему это было сделать проще других – всё же именно он научил настоящего, здешнего Антошина как заменить своё сознание моим. А узнав о пробуждении у племянника благовещенского князя пророческого дара, он не мог не свести концы с концами.

– Вернемся к делу, – сменил я тему. – Что ж, давайте я попробую объяснить вам закономерности плетения.

Это, в отличие от подготовленного доклада, с которым я заявился к Бестужеву, потребовало куда больше времени. Мы просидели в кабинете несколько часов. За то время нам дважды приносили еду, которую мы, увлекшись, жевали машинально, не обращая внимания на вкус.

– Мир сильно изменился, – закончил я, когда за окном уже царила ночь. – В нём всё меньше остаётся места для малых стран. А большие батальоны решают. В моём мире то, что у вас представлено конфедерацией княжеств, называлось Российской Империей. Давайте и у вас так поступим – хорошее название. Звучное.

– А на себя вы уже примерили роль правителя этого государства? – уточнил без выражения Бестужев. Но его демонстрируемое равнодушие было очень опасным.

Некоторое время я молчал, не отвечая. Не сказать, что я об этом не думал. Очень даже думал, более того, даже видел, как сможет развиваться империя под руководством сперва меня любимого, а потом и моих детей. Всего-то делов – берём инку в жены, строгаем потомков, у которых с немалой степенью вероятности пробудится дар Ткача. Не на это ли рассчитывал Сапа Инка?

Вряд ли. Я не поленился, заглянул вперёд подальше, так далеко, как только удалось. И то, что там увидел, мне не понравилось. Совсем. Династия Антошиных – вообще дурацкая фамилия для императорской семьи! – закончится на мне. Детей-то мы родить сумеем, но вот дальше… В результате всё сложится ещё хуже, чем если бы вопросом занимались католики.

Да и какой из меня император-то? Нет у меня желания плести паутину, чтобы все хорошие были счастливы, а плохие получали по заслугам. Отвечать за миллионы людей, ежедневно прогоняя через себя их мысли и чаяния – бр-р! Это уже не власть получается, а должность вычислительного процессора. На фиг, на фиг! Хотелось просто пожить: домик как у Сапа Инки замоделить и, чем чёрт не шутит, посмотреть другие Ветви. Имею право, между прочим!

К тому же в Благовещенск из Пекина уже летела моя эльфа. Внешне выглядящая спокойной и даже довольной, но Тедань, при этом, почему-то старался держаться от неё подальше. Линь нервничала, желала встречи и боялась увидеть того, в кого уже превратился её избранник. Так что мне предстоит потратить немало времени и сил на то, чтобы убедить её в том, что между нами всё осталось по прежнему. А потом меня ждёт непростой разговор с Поярковым, Самойлов кинется морду бить…

Такой урон императорской фамилии!

– Ох, ну зачем бы мне это? – ответил я наконец, когда напряжение в кабинете сгустилось настолько, что его можно было потрогать руками. – Власть обременительна, а я ленив. Если Бестужевы смогут воплотить свою мечту в реальность, то пусть они и правят – это будет справедливо. Меня вполне удовлетворит должность пресс-секретаря.

 

Эпилог

За три месяца Игорь успел даже немного привыкнуть к этому чудному миру. Деятельная его натура не давала слишком долго ужасаться ежедневной абсурдности происходящего, а требовала как-то вписываться и жить. По возможности – хорошо. Поближе к вершине пищевой пирамиды, во всяком случае.

Кровь княжеского рода поначалу сопротивлялась. Заставляла сходить с ума, натыкаясь каждый миг на вопиющие несуразности мироустройства. Большие, такие, например, что дворянства не существует, что в мире нет магии, и правят им простолюдины, понятия не имеющие о своём месте. И малые, делающие английский язык международным, лучшие машины – японскими, а Америку – сверхдержавой, пытающейся диктовать всем остальным правила, по которым следует жить.

День за днём, через скрежет зубовный и поминутное обращение к несуществующему дару, он научил себя смирять. Стал врастать в этот театр абсурда, в котором не было места благородству происхождения, зато пышным цветом цвело стяжательство и сиюминутность. Желание быть богатым и не считать деньги хотя и было ему абсолютно понятно, всё же вызывало и диссонанс. Дома, в родной Параллели, богатство шло об руку с властью, но не являлось самоцелью. Во главе угла стоял род, который рассматривался не коротким отрезком человеческой жизни, а длинной цепью из предков и потомков. Ради и во имя которых ковалась сила фамилии. Не тупое накопление, а приумножение данного тебе от рождения, с тем, чтобы сын, начиная свой путь, вспомнил тебя добрым словом и прошёл дальше, чем ты.

Воистину, стоило оказаться в другом мире, чтобы понять прописные истины родного! Как он смеялся в глубине души над дядькой, трясущимся над родовыми реликвиями и добрым именем! Как ему не хватало этого здесь, в мире, где каждый человек, от сильных до слабых, жил с верой в личное бессмертие и старательно набивал карманы савана золотом.

После долгих метаний Игорь нашёл для себя достойную цель. Со стороны это выглядело, будто пресс-секретарь амурского губернатора решил пойти ва-банк и выдоить бюджет региона до донышка. Он вторгался в те сферы, которые местные считали неприступными и успешно завершал “проекты”. За три месяца он сумел выстроить систему работы региональных СМИ так, что ни один чих не проходил мимо его внимания. Руководство местных медиахолдингов согласовывало с ним свои планы, рассчитывая на преференции при распределении благ. И он не жадничал, пуская излишки средств на лояльность.

На самом же деле, деньги являлись лишь средством. Необходимым этапом, первой ступенькой плана на пути к цели. Месяц назад он начал их тратить, оплачивая массированную пиар-кампанию в местных и федеральных информационных ресурсах. Задача была проста – вывести своего губернатора из пула региональных чиновников и протащить его в Москву. Именно там, как ни странно, вершились дела всей страны, занимающей территорию конфедерации русских княжеств.

И всё шло очень неплохо. Даже больше, чем неплохо. Федеральные политики заметили “успехи” дальневосточного губернатора, он стал чаще бывать в ранее недоступных ему столичных кабинетах. А там стали поговаривать, что такого кадра имело бы смысл держать поближе. Например, дать ему какое-нибудь синекурное министерство и посмотреть, как он с ним справится. Но затем случилось неожиданное. Хомячок решил, что открывшиеся перед ним возможности и внезапное расположение сильных мира сего являются результатом его упорного труда и природного обаяния.

Ведомый к счастью чиновник решил взять судьбу за шкирку и форсировать события. Несогласованные со своим пресс-секретарем действия закономерно привели к тому, что начавшийся взлёт превратился в короткое падение. И вместо кабинета в столице, в котором окно могло выходить на Красную площадь, сейчас он собирал вещи и готовился к переезду на остров Сахалин.

Первые дни, после того как стало ясно, к каким последствиям привели действия подопечного, Игорь несколько раз порывался его убить. Магия для этого была не нужна – наследника князя хорошо учили и боевым искусствам без оружия. Навыков, пусть и не прошитых в новом теле на уровне рефлексов, всё равно хватило бы для того, чтобы сломать идиоту, разрушившему не только свою, но и его жизнь, гортань.

Помощь пришла, откуда Игорь не ждал – от двойника. Клерк, чья судьба когда-то была принесена в жертву амбициям боярина, не утонул в чужих ему реалиях. Он не просто выжил, не просто занял его место, но умудрился перезапустить инициированный царский дар и стал пророком. Попал в плен к католикам, но опять же не сдался, а с упорством, которого трудно было ждать от чернильной душонки, продолжал барахтаться. Даже имел все шансы выжить.

А ещё он предложил Игорю сменить Параллель.

Проблема техники, которой его когда-то научил преследовавший свои цели Нарышкин, заключалась в том, что нужно было максимально точно синхронизироваться с объектом в другой Параллели. А единственный донор, про которого Игорю было доподлинно известно, был подменыш, занявший его место. Но он же и решил эту проблему, рассказав о знакомстве с каким-то индейцем. Который, как он уверял, мог подобрать и мир, и двойника (тройника, ха-ха!) для переноса сознания.

“Я бы хотел что-то похожее на родной мир,” – в роли просителя перед двойником Игорь чувствовал себя крайне скованно. Обычно это он давал советы раззяве, обучая его тонкостям использования дара и базовым знаниям.

“Аскар утверждает, что тебе понравится! – горячо заверил его подменыш. – Там и магия есть, и удобства на уровне. А объект обладает достаточно высоким статусом в тамошнем социуме. Ты должен там хорошо прижиться! Только постарайся в этот раз не налажать!”

Кто бы знал, как сложно было выдержать этот снисходительный тон от вчерашнего журналиста, который теперь встал на один уровень с игроками его родной Параллели. Но Игорь выдержал все его покровительственные напутствия и даже сумел выдать благодарную улыбку. В конце концов, двойник был прав. Он действительно налажал. И на родине, и тут.

Но повторять старые ошибки в новом мире он не станет. А если там и правда хорошие стартовые условия… Он сумеет найти своё место там.

Игорь лёг на пол. Он был полностью раздет – условия переноса озвучил двойник, хотя, кажется, смысла их он и сам толком не понимал. Скорее всего, просто передавал то, что ему сказал тот таинственный индеец по имени Асак.

“Не уверен, что связь между нами сохранится. Так что, если что – прощай!” – Игорю вспомнились слова подменыша. Закрывая глаза, он слегка улыбнулся – уж эту трудность легко пережить. Лишь бы только тот не соврал. С другой стороны, а какой у него сейчас выбор?

Изгнанник мысленно послал всё к чёрту, расслабился и начал серию дыхательных упражнений. Глаза он намеревался открыть уже в новом теле.