Спорили. Так часто бывает. Горячились и переходили на личности. Предметом спора были оккультизм, теософия, эзотеризм и прочие заоблачные темы.
Среди других был наш общий друг-американец Гарри Кавайр. В тот момент, когда мое внимание случайно остановилось на нем, он занят был приготовлением грога, в котором, признаться, воды было очень мало.
— А ты, Гарри, — спросил кто-то, — как относишься к этой чертовщине?
— Если вы не хотите видеть меня мертвым у своих ног, не спрашивайте меня об этом и вообще, в моем присутствии не касайтесь этих тем. Они мне напоминают самый ужасный период моей жизни…
— !!!???…!!! — вскричали мы изумленно.
— О, Боже мой! — простонал Гарри. — Ради всего святого, не говорите о перевоплощениях нашего духа…
— !!!..!!! — настаивали мы.
— Послушайте, господа… Было такое ужасное время, когда я целый день прожил в чужой шкуре… в оболочке того, кого я никогда не знал. Если вы думаете, что это очень приятно…
— Расскажи нам, Гарри, как это произошло.
Гарри недолго заставил себя просить.
* * *
Это было с год тому назад.
Как и теперь, мы провели ночь у одного приятеля, жившего в Латинском квартале, в спорах о необыкновенных, сверхъестественных явлениях.
Мы «вертели» столик, вызывали духов, — должен сказать, очень милых. Я думаю, что в загробном мире есть много свободного времени, потому что при первом же зове все эти господа вроде Гомера, Алкивиада, Юлия Цезаря и других, являлись к нам и с готовностью отвечали на наши вопросы.
Я был потрясен всем тем, что мне пришлось увидеть и услышать. Именно в таком, несколько возбужденном состоянии я на заре простился с приятелем и отправился домой.
Сказать, что я ничего не пил в течение этого сеанса — было бы ложью. Коротко говоря, когда я вышел на свежий воздух, — мне все стало казаться смешным.
Я пошел по улице св. Жака и вскоре очутился около Морга.
Как-то машинально шаги мои направились туда.
Представьте себе мой ужас, когда первый труп, который бросился мне в глаза… был труп моей маленькой любовницы, которая изменяла мне со всем левым берегом Сены!
Безумное, дикое видение!..
Я поспешил к надсмотрщику.
— Я знаю эту молодую девушку…
— Ваше заявление бесполезно, так как при покойной были найдены бумаги, удостоверяющие личность ее. Среди бумаг есть письмо, в котором она заявляет, что условилась со своим любовником покончить жизнь самоубийством…
— Но ведь я — ее любовник!
— Нет, сударь, не вы, а тот молодой человек, что лежит на мраморной доске рядом с ней.
Любопытство взяло во мне верх над горем, и я пошел посмотреть на своего соперника.
— Увы… Знаете ли вы, кто был моим соперником?
Нет, вы никогда не догадаетесь…
Это был… я!.. Понимаете: я!.. И одежды, в которые одет был труп — были моими одеждами.
«Однако, — сказал я себе мысленно, — надо взять себя в руки — и быть спокойнее! Прежде всего, необходимо проверить себя…»
И я обратился к надсмотрщику, стараясь казаться возможно невозмутимее:
— Как этот бедный молодой человек похож на меня! Вы этого не находите?
Он расхохотался:
— Он так же похож на вас, как и на папу римского!..
— Что?!.
В одно мгновение я очутился возле зеркала. Это было какое-то наваждение: из зеркала на меня глянуло отражение высокого бледного молодого человека с большими черными усами. Как видите, на меня он не мог быть похожим.
Я окинул глазом костюм, в который я был одет: на мне оказалась серая, в клетку, пиджачная пара, а между тем, я твердо знал, что у меня такой никогда не бывало.
В боковом кармане пиджака я нашел бумажник, и в нем бумаги на имя неизвестного мне испанца.
Это я-то испанец!.. Я, — ни слова не знавший по-испански…
Ах!.. Мне было очень весело!..
Можете себе представить мое положение!..
Мне смертельно хотелось уснуть.
Почему же не лечь спать, но где?
У меня? У него?
Ко мне на квартиру меня не пустят.
К нему… но что скажут его жена, дети, если узнают, что я не говорю по-испански…
На карточке его были указаны адрес, улица, номер. Но какой этаж?
Ведь немыслимо обратиться к консьержу с вопросом, где находится моя квартира? Он сочтет меня сумасшедшим…
И затем… что сказать его жене? Что ей сказать?
Боже мой!
Я многое переносил в своей жизни, но такого дня — никогда.
Я решил побывать в тех местах, где я обыкновенно бывал.
Как и следовало ожидать, меня никто не узнал.
Напротив, со мной поздоровались неизвестные мне люди. Они улыбались мне, жали руку, спрашивали меня о чем-то… и я отвечал что-то.
Я пошел в кафе. Увидев меня, кельнер поклонился и подал газету «Эпоха», которую, очевидно, имел обыкновение читать мой… двойник…
Тут же меня заметили каких-то два господина и поклонились. Один из них быстро подошел ко мне и с извинением протянул тысячефранковый билет. Он просил извинить его, что раньше он вернуть эти деньги не мог.
Боже мой, Боже мой, какая жизнь раскрывалась предо мной.
Я не мог сдержать себя. И решился:
— Завтра я покончу с собой.
Но вы понимаете: надо быть ослом, чтобы покончить с собой, имея в кармане тысячу франков… Я закутил.
Какие ужасные воспоминания!..
* * *
И Гарри, словно воспоминания душили его, сорвался с места, одним духом выпил стакан виски и быстрыми шагами начал ходить по комнате.
— А через сколько времени, — спросил один из нас, — твоя душа вернулась в свою оболочку?
Гарри коротко ответил:
— Только на другой день, когда я протрезвел.
