I
Автомобильный джентльмен
Кристофер Рейс вернулся в Лондон. Он уезжал на несколько дней. В его отсутствие накопилось множество писем. Он застал их целую груду на письменном столе. Особенное внимание его обратила на себя телеграмма:
«Немедленно приезжайте в Вуд-Хаус на своей машине. Надо исследовать тайну. Расходы будут оплачены по тарифу.
Сидни Честер»
Телеграмма лежала уже два дня. Не поздно ли?
Он телеграфировал на всякий случай:
«Вернулся сегодня. Нашел телеграмму. Может быть, уже время прошло?»
Ответ не заставил себя ждать:
«Необходимо во что бы то ни стало. Выезжайте сегодня. Буду в „Сандбое и Оволе“. Назначьте час прибытия.
Честер»
Кристофер отвечал:
«Буду в семь часов».
Он был точен. Иначе быть не могло при таком автомобиле. Он прозвал его «Красным курьером». Все газеты восхваляли его подвиги.
Кристофер хорошо знал живописную гостиницу «Сандбой и Овол» и времени не терял.
У подъезда его ожидал пожилой человек с манерами аристократического кучера.
— Я приехал сюда по приглашению мистера Честера, — сказал Кристофер Рейс. — Вероятно, он приедет через четверть часа. Где мне его можно подождать?
Пожилой человек бросил на него лукавый взгляд.
— Особа, которую вы ожидаете, прибыла, мистер. Она ожидает, мистер, вас в салоне, который я предоставил в ее распоряжение… сообразно с обстоятельствами…
Этот человек говорил и подыскивал слова, странно улыбаясь. По мистер Честер ожидал — и Кристофер молча последовал за хозяином гостиницы.
Осенние сумерки уже слетели и наполняли собой зал с дубовой мебелью, едва освещенный единственной лампой. В конце коридора, узкого и мрачного, человек остановился, открыл дверь и церемонно доложил кому-то, сидевшему в комнате:
— Прибыл автомобильный джентльмен.
Затем он удалился.
Кристофер остановился на пороге в недоумении: особа оказалась молодой девушкой. Она была похожа на какой-то очаровательный большой цветок: глаза были днем, должно быть, синие, а вечером, в тускло освещенной комнате, казались черными и глубокими. Волосы были цвета спелой пшеницы. Она была в костюме амазонки, стройная, изящная. Но необыкновенная бледность разливалась по ее лицу.
— Прошу извинить меня, — сказал Кристофер. — Мистер Честер должен был ждать меня здесь и…
— Я — Сидни Честер, и это я телеграфировала вам.
Кристофер постарался не обнаружить удивления.
— Мисс Сидни Честер?
— Сидни не только мужское имя, но и женское. Всего телеграммой не скажешь. Но садитесь, пожалуйста, и я попытаюсь объяснить вам или, по крайней мере, изложить, что заставило меня обратиться к вашей помощи… Факты необыкновенные… Я много слышала о вас и также знаю, что вы один из лучших автомобилистов. Вам, конечно, известен Вуд-Хаус, — вы слыхали и вы уже знаете о страшных происшествиях…
— Извините, мисс, но я ничего не знаю.
— В последнее время много писали в газетах.
— Я надолго уезжал и не читал газет.
— Тем лучше. Таким образом, никакие посторонние соображения не повлияют на ваши розыски. Вы не знаете Вуд-Хаус? Но ведь это очень красивый и старинный дом, — продолжала она, и тоскующее выражение лица озарилось нежной улыбкой. — К тому же, во всем графстве он известен. И мы очень привязаны к нему — я и моя мама, единственные потомки Честеров. Но, чтобы вы поняли, я вам расскажу все, как священнику на исповеди. Ведь, не правда ли, так будет лучше?
II
Признания прелестной девушки
— Надо вам знать, что наша ветвь Честеров все беднела с каждым поколением. И мы теперь отчаянно нуждаемся. Кроме того, — прибавила девушка, внезапно покраснев, — я невеста. Но и жених мой не богаче. Ему предстояло поправить свои дела очень выгодной женитьбой — он тоже древнего рода, — но он предпочел остаться верным мне и уехал в Колорадо работать и нажить состояние. Оставшись одна, я подумала, что надо и мне позаботиться о будущем и работать. С этой целью пришла мне в голосу мысль преобразовать наш милый Вуд-Хаус в гостиницу. Правда, не без горя и не без сожалений согласились мы, я и моя мама, принести эту жертву. Но ничего другого не оставалось делать.
Я слыхала, что американцы чрезвычайно любят древности, и не сомневалась, что прекрасные вещи, которые находятся в нашем доме, станут их привлекать. И, действительно, когда через два месяца Вуд-Хаус открыт был для туристов, успех превзошел наши ожидания. Мне уже грезился день, когда мы, вдвоем с будущим мужем моим, счастливо заживем в родовом гнезде… Увы, мистер, нас ожидает полное разорение! Тут целая драма…
— Что делать, мисс, жизнь вообще драматична. Что же случилось?
— А вот что. Это было бы даже смешно, если бы не было так плачевно. Приезжают к нам туристы на один день или на несколько дней — за последним обедом или за завтраком все драгоценности, которые бывают на них, и все ценное из карманов исчезает… деньги, кольца, запонки, часы… Подумайте сами, за столом — и нет никакой возможности открыть таинственного вора!
— У вас большой штат прислуги?
— Разумеется, мы тоже, прежде всего, подумали на прислугу. Но согласитесь сами, что, как бы ни был ловок вор, невозможно же ему, если только он не колдун, стаскивать кольца с пальцев, расстегивать колье, отстегивать брошки, снимать пояса и так, что решительно никто ничего не замечает!
— Вполне с вами согласен, мисс.
— Да, но ведь это же совершается ежедневно в Вуд-Хаусе вот уже две недели подряд!
— Это какая-то сказка!
— И с привидениями!
Кристофер не дерзнул улыбнуться: столько отчаяния выражало лицо молодой девушки.
— В привидения я не верю, — произнес он. — Я скорее думаю, что все это кончится довольно прозаично. Привидение нельзя видеть, прекрасно, но неужели вы думаете, что оно способно сделать незримыми драгоценные вещицы, которые оно ворует?
— Правда, — серьезно сказала девушка.
— Что же, надо подойти к загадочному явлению с другого конца.
— С какого же?
— Скажите, ведь вы для этого же пригласили меня, мисс?
— Конечно… Во всяком случае, я предупредила вас. Примите все предосторожности. Все, что есть ценного у вас, оставьте здесь и не искушайте привидений Вуд-Хауса. Для всех, кроме меня, вы такой же путешественник, как и прочие. Приезжайте сегодня на автомобиле и займите комнату.
— Хорошо. Положитесь на мою преданность.
— До свидания, мистер, я должна приехать к обеду.
— Еще слово, так как нам надо выяснить заблаговременно все. Нельзя же нам будет совещаться в Вуд-Хаусе. Сколько у вас принято новых слуг?
— У нас трое служанок, одна очень верная и старая горничная, которая служит уже много лет, и две молодые девушки — из них одна из Лондона, а другая из соседней деревни. Ключник, два новых лакея, старый повар, к которому мы взяли двух помощников. От времени до времени мы приглашаем еще поденщиц. Вот и все. Только я вам должна сказать, что мы требуем самой лучшей рекомендации. Они у нас служат уже около двух лет, а таинственные исчезновения начались только, как я вам рассказала, две недели тому назад.
Первое происшествие. Путешествовали по Англии богатые американцы и останавливались у нас на одну ночь. Но старый дом наш так им понравился, что они решили, вместо субботы, уехать от нас в понедельник. И вдруг за обедом в воскресенье у двух молодых барышень и у их матери пропали все золотые вещи, а у мистера Ван Рейзалара не оказалось в кармане банковских билетов на сто фунтов! Вообразите паше отчаяние! Разумеется, мы обратились к полиции, но никакого результата: не было найдено ни одной вещицы и ни пенни. И с тех пор пошло и пошло!
III
Появляется молодой человек
— Но у вас еще есть клиенты?
— Да. Им все известно. И если бы газеты не предупредили их, наш долг был бы сделать это. Многие не верят и убеждены, что весь этот шум только ловкая и оригинальная реклама. Несмотря на предупреждения, они не предпринимают никаких предосторожностей и становятся жертвами…
— А у вас ничего не украли — или у вашей мамы?
— Нет. Да и мало у нас драгоценностей, а деньги мы немедленно кладем в банк. Расплачиваемся чеками. Серебро никогда не пропадало — и прислугу тоже не обкрадывали. Но кузены наши, мистер и мистрис Морлей Честер, потеряли свои драгоценности и часть денег. Вещи у них были фамильные, и они ими дорожили. Для нас это было большое огорчение, потому что они не богаче нас, и мы им очень признательны за их родственные чувства…
— Если я хорошенько понял, то драгоценности исчезают только за столом?
— Да. И только в трех комнатах: в столовой и в двух маленьких кабинетах. Но почти все гости предпочитают обедать в столовой, потому что она такая красивая.
— Странно. Вы говорите, что вещи исчезают необыкновенным образом у всех, у кого они есть, во время обеда и завтрака, и этого не замечают!
— Еще страннее! Те, которые сидят с обворовываемыми рядом и у которых нечего красть, тоже ничего не замечают, что делается вокруг них.
— А ночью никто не был обворован у вас?
— Никто. В спальнях ни разу ничего не пропадало.
— Подолгу проживают у вас гости?
— Мимоездом… Нет, не долго. Некоторые заезжают из любопытства, а другие в надежде разоблачить тайну. Но когда все любопытные разочаруются, — мы погибли!
— Не отчаивайтесь. Может быть, мы кое-что сделаем. А вот еще, скажите, нет ли у вас жильца, который бы поселился в Вуд-Хаусе ровно две или три недели тому назад и ни разу за это время не выезжал из гостиницы?
— Есть, — смутившись, сказала девушка. — Мужчина… молодой человек…
— Молодой человек… и несколько недель проживает у вас? Кто же он такой?
— Художник. Он занял комнату, которая носит название «королевской»… В ней скрывался Карл Второй… Из нее есть секретный ход.
— Так вы припоминаете, что он у вас уже две или три недели?
— Около этого, — произнесла девушка и покраснела, что придало новое очарование ее наружности. — Я знаю, о чем вы подумали, мистер! — сказала она. — Нет, уверяю вас, вы ошибаетесь. Молодой человек не имеет отношения к этим таинственным пропажам… Просто совпадение. Ну, да, хорошо. Так как вы мне не верите, то я вам скажу, кто он: этот молодой человек — мой жених, мистер Уолтер Равен. Я рассказала ему в письме о своем проекте и о намерении выйти за него замуж, только когда я разбогатею настолько, чтобы никому не быть в тягость. Письмо так взволновало его, что он бросил хозяйство на руки товарища и сам неожиданно приехал к нам.
— Он старался объяснить как-нибудь тайну вашу?
— Чего он только не придумывал!
— А вы рассказали ему, что пригласили меня?
— Не рассказала. А почему? Потому что… чтобы он не подумал, что я не доверяю его ловкости и проницательности. Только когда уже вы будете на пути к раскрытию тайны, я поделюсь с ним, что вы — гость особого рода. Что, может быть, еще спросите о чем-нибудь?
— Не сейчас… Может быть, со временем… Гм…
Кристофер испытывал особое удовольствие быть наедине с этой милой молодой девушкой.
— Ах, я забыл, — сказал он. — Кто именно прислуживает за столом?
— В зале буфетчик Нельсон и один еще лакей, который при случае, превращается в метрдотеля.
IV
Размышления Кристофера Рейса
— А в столовой, — спросил Кристофер Рейс, бросая косой взгляд на девушку, — а в столовой никого не бывает, кроме поименованных лиц и путешественников?
— С тех пор, как завелась тайна, я, мистер Морлей и его жена смотрим, что называется, во все глаза во время обеда. Кроме того, мистер Уолтер Равен, когда завтракает и обедает, бывает чрезвычайно внимателен.
— Так что кражи совершаются, некоторым образом, на ваших глазах? — спросил Кристофер и добродушно улыбнулся.
— В этом-то и заключается таинственная сторона дела. Все это просто похоже на какой-то сон. Да вы сами увидите. Но только, я прошу вас, — не имейте на себе ничего ценного, потому что они — если только они существуют, — могут вас обокрасть.
— Не могу представить себе этого.
— Другие то же самое говорили, а потом им пришлось пожалеть.
Кристофер беспечно засмеялся.
— Имейте в виду, что я вас предупредила.
— Могу присягнуть, что вы меня предупредили, — сказал Кристофер. — Ну, а теперь допрос окончен. Прошу вас верить мне, и все будет благополучно.
Кристофер Рейс был еще довольно молодой человек; он с удовольствием пожал протянутую ему ручку молодой девушки.
— Виноват, что я несколько вас задержал, — проговорил он, — теперь уже поздно. Однако, в Вуд-Хаус я приеду в девять часов и пообедаю в этой гостинице. Надеюсь, разрешите?
Она отвечала ему любезным поклоном, и он увидел из окна, как она вскочила на красивую породистую лошадь и помчалась домой.
— Почтеннейший мистер Каквас!
— Что прикажете, автомобильный джентльмен?
— Благоволите-ка мне подать обед, причем предупреждаю вас, что я люблю недурно поесть.
— Я, мистер, не сомневался в этом ни на минуту. Ваш аппетит должен отвечать скорости вашего автомобиля.
— Благодарю вас за лестное мнение. Имейте в виду, что я долго ем.
— Многие размышляют за обедом.
— Вы угадали, мистер Каквас. Я предаюсь за обедом самым трудным размышлениям и часто перевариваю их гораздо скорее, чем вот такие бараньи котлеты.
— Зато могу уверить автомобильного джентльмена, что он не очень скоро покончит с моими бараньими котлетами, и продолжительность его размышлений вполне удовлетворит его.
Кристофер Рейс выпил бутылку эля и, оставшись один, действительно предался размышлению.
«Несомненно, мисс Честер сильно преувеличивает, — говорил он себе. — Она — девушка с пылким воображением. И, вероятно, с темпераментом. История занятная и не без страсти. На первых порах все туманно, и ничего в волнах не видно. Но есть все-таки точный факт; это странное совпадение присутствия мистера Уолтера Равена с началом появления таинственных исчезновений. Положим, он — жених мисс Честер. Так, действительно, он жених! Гм! Но откуда же такое чудовищное совпадение? Пока не вижу другого вора. Но с какой целью он стал бы воровать? С той целью, чтобы заставить молодую девушку закрыть гостиницу. Ему не нравится, что она занимается таким трудом. Ему хочется самому предоставить ей средства. А, с другой стороны, кража направлена на столь ценные вещи, что не нужны никакие Колорадо! Знай себе тащи да умножай запасец. Таково уже свойство воровства, что если кто начнет заниматься этим делом для каких-нибудь даже возвышенных целей, он в конце концов обратится в профессионального вора. Но вопрос — как он ухитряется воровать? Какой у него способ? Тут я решительно ничего не могу придумать. Одно только верно, и чутье меня не обманывает — решил Кристофер, отодвигая тарелку с недоконченным пудингом, — что жених должен быть центральной фигурой всей драмы».
V
Приезд в Вуд-Хаус и первые впечатления
Дорога от «Сандбоя и Овола» до Вуд-Хауса была превосходная. «Красный курьер» быстро поэтому очутился у старых ворот с каменными львами.
Молчаливый и седой ключник — он же буфетчик — принял его, и лакей в изящной ливрее, указал навес для автомобиля. Устроив «Красного курьера», Кристофер вошел в гостиницу.
В камине горел огонь, трещали дрова, и свет дрожал на скульптурном потолке квадратной залы.
Мебель была редкостная. Старинные поставцы были украшены гербами и фаянсовыми вставками, стулья с высокими спинками и столы были массивны и неподвижны.
Имя Рейса было произнесено громко, словно в доме ждали его, как гостя и друга, и молодой человек с приятным лицом подошел к нему и приветствовал его. Немного поодаль Сидни Честер, в вечернем туалете, беседовала с пожилой дамой, вероятно, своей матерью, и какой-то молоденькой, миленькой, маленькой, застенчивой женщиной. Рядом стоял красивый молодой человек с несколько вызывающими и как бы солдатскими манерами и загорелым лицом.
— Конечно, я имею честь говорить со знаменитым мистером Рейсом, который прославился тем, что побил рекорд на автомобиле и стал всебританским чемпионом? — спросил молодой человек, который приветствовал Кристофера. — Я — Морлей Честер, кузен мистрис Честер и ее дочери.
— О славе моей стоит ли говорить, это чересчур любезно, — отвечал Кристофер. — В наше время легко сделаться чемпионом при совершенстве машин. К сожалению, я не обладаю никакими другими достоинствами.
— О ваших победах так долго трубили газеты!
— Верный признак, что в политике застой, когда газеты уделяют слишком много времени автомобильным гонкам. От нечего делать журналисты слишком преувеличили мой маленький успех.
— Позвольте представить вас мистрис Честер, мисс Честер, а также моей жене.
Женой мистера Морлея оказалась та самая маленькая, застенчивая, хорошенькая дама, на которую еще ранее обратил внимание Кристофер. Потом новый гость познакомился с красивым молодым человеком с резкими манерами: этот оказался сэром Уолтером Равеном. Первое впечатление было неблагоприятно. Но зато мистер Морлей Честер был достоин всяческих похвал. Он как-то сразу располагал к себе, и с ним хорошо чувствовал себя всякий новый человек. В нем было много теплоты и душевной сердечности.
— А теперь, хотите, я покажу вам комнаты, чтобы вы выбрали себе любую. Не правда ли, вы уже знаете о странных, таинственных явлениях в нашем доме? — спросил он Кристофера полунасмешливо, полусерьезно.
— Слыхал… Мне говорили…
— Мы считаем своим долгом предупреждать всех вновь приезжающих. Долгое время многие не хотят верить, пока не убедятся. А случается это, когда гости задумают уезжать. Все идет хорошо, и вдруг в последний раз за столом гостя постигает такая же участь, как и других. По-видимому, вор великолепно осведомлен об его намерениях насчет отъезда… Ну, да вы сами увидите!
Так как Кристофер уже пообедал, то он спустился вниз лишь после того, как дамы разошлись по своим комнатам. Присоединившись к мужчинам в курительной, он внимательно всматривался в их лица. Наблюдал также слуг. Никто не показался ему подозрительным.
Никто также не говорил в этот вечер о тайне дома. На другой день утром, в общей зале, Кристофер кое-что подслушал.
VI
Мистер Призрак
— Со мной ничего не случилось, — сказал богатый пивовар, мистер Генри Смитсон, — и я завтра уеду после обеда.
— Но вы, конечно, садясь за стол, отдадите часы и деньги своему шоферу? — со смехом сказала молоденькая американская девица.
Она жила в гостинице уже несколько дней.
— Нет! Как бы не так! Я, знаете, мисс, не верю в эти глупости. Я нарочно не уложил не только часы, но и вот эти вещицы.
Он показал своей собеседнице великолепные золотые часы с бриллиантовой монограммой, черную жемчужину, которой он закалывал галстук, платиновое кольцо с сапфиром и с бриллиантом и побренчал золотыми в кармане.
— Со мной пятьдесят фунтов и, кроме того, много банковских билетов.
— Идея! Давайте, позавтракаем вместе и будем следить друг за другом! — вскричала американка. — Втроем!
Она указала на свою компаньонку.
Кристофер еще не видел знаменитой столовой, о которой ему говорила мисс Честер. Он всю ночь перед этим думал о столовой. Комната, которую он себе выбрал, была древней, с деревянной резьбой. На новом месте спал он несколько беспокойно и часто просыпался. Разная чепуха лезла в голову. Слушая теперь, как сговаривались американцы, он вспомнил, что ему приснилось многорукое привидение, которое вошло в его спальню вместе с лунным светом и перешарило все его карманы.
Когда американцы отправились в столовую, он с любопытством последовал за ними.
В самом деле, это была великолепная комната, и стены ее были украшены деревянной скульптурой. Многочисленные червоточины свидетельствовали о большой древности стенных орнаментов, и Кристофер, в качестве знатока антиков, мысленно дорого оценил их.
«Разумеется, — подумал он, — было бы жаль потерять такой дом!»
Узенькие столы стояли по обеим сторонам комнаты у стен, каждый на восемь персон. А посередине стоял огромный старинный стол со скульптурной подстолицей и такими же ножками — удивительный образчик стиля Тюдоров, — и на него прислуга ставила запасную посуду и блюда с кушаньями, когда подавала и убирала со столиков, на которых обедали гости.
Прямо против дверей, которые вели из общей залы, возвышался общий буфет со старинным серебром.
Кристофер подсел к столу в конце комнаты, а мистер Смитсон и молоденькая американка заняли место за столом подальше, недалеко от него. Все смеялись, и шипело шампанское.
— Нет, меня берет нетерпение! — задорно вскричал Смитсон. — Пожалуйста, как можно пристальнее смотрите на меня. Болтают, что чудеса начинаются, когда гости завтракают или обедают последний раз. Я хочу чуда. Я уезжаю сегодня! Объявляю!
— Довольно странные привидения, которые являются днем, — с усмешкой сказала компаньонка.
— С каким удовольствием я схватил бы руку, которая потянулась бы ко мне!
— За здоровье привидения!
— Да здравствуют привидения!
— Бывают духи, которые в загробной жизни проявляют пороки и добродетели, которыми они обладают на земле… — долетело до слуха Кристофера с другого стола.
— Мистер Смитсон, у вас еще мурашки по спине бегают?
Пивовар протянул сжатый кулак в пространство и поиграл сапфиром и бриллиантами.
— Что, не правда ли, недурные камушки, мистер Призрак? — шутливо произнес он.
— Смотрите, не раздразните его! — с громким смехом сказала молоденькая американка.
Кристофер Рейс не спускал глаз с американки, с ее компаньонки, с мистера Смитсона. За завтраком прислуживали седой буфетчик и два лакея в бальных фраках. Мистер Морлей Честер исполнял роль хозяина и следил за порядком из-за ширмы, которой была заставлена дверь в лакейскую.
Дам, принадлежащих к семейству Честер, не было. Все шло, как следует. Иногда только между блюдами были слишком большие промежутки. Но гости не скучали: они смеялись, шутили, пили вино.
Кристофер ел, по обыкновению, с аппетитом. К вину он, однако, не притронулся. Сквозь неплотно притворенные окна, должно быть, врывался свежий воздух, напитанный запахом сосны и ели и тем легким ароматом увядания, который свойственен осени; или от старинных стен отделялся нежный запах дерева, местами уже медленно тлеющего.
На секунду Кристофер перевел взгляд на свою тарелку, приступая к следующему кушанью, и вдруг мистер Смитсон заревел, как бык, соскочив со стула.
— Что за чертовщина?
Раздался целый хор восклицаний, дамы взвизгнули от изумления.
— Боже мой, неужели?
Молоденькая американка хотела рассмеяться и не могла. Губы ее побелели, судорога сжала рот. Компаньонка пролила на себя вино и встала с места.
— Что случилось? — спросил Морлей Честер, выходя из-за ширмы.
Сэр Уолтер Равен поднялся бледный и испуганный. А седовласый ключник побежал со всех ног и уронил на пол бутылку.
— Ничего де осталось… Все пропало! — вскричала, наконец, американка, — где ваши часы, цепочка, кольцо, булавка?
— И где мои деньги? — плачевно подтвердил Смитсон.
— Я страшно огорчен, — сказал Морлей Честер, подходя к пивовару. — Ведь я же вас предупреждал… отчего не послушались наших советов!
— Увы, виноват… В наше время — такие явления! Ведь я же не дикарь, чтобы верить в чушь. И, однако же, хорошо вижу теперь и убедился, что дом с чертовщиной. Ха-ха-ха-ха! — рассмеялся мистер Смитсон не очень-то натуральным смехом.
— Мы сами начинаем верить, что тут нечисто, — проговорил Морлей Честер.
— А что, если бы вы пригласили сыщика?
— Но ведь уже не первый раз сыщики делают свое дело и не приходят ни к чему! — возразил Морлей Честер.
Кто-то нашел уместным сострить:
— Если есть воры-привидения, то почему бы не быть привидениям-сыщикам? Однако, вопрос, где достать такого сыщика?..
И все окружили мистера Смитсона.
— Смотрите здесь, смотрите там, — приходя в себя и становясь веселее, говорил пивовар с кислой улыбкой, — нет ни запонок, ни брелоков. В особенности жаль мне панораму с двумя снимками — с моего семейства и с моего стада буйволов… Честное слово, нет булавки, нет часов, которые мне жена подарила! Я хотел бы знать, не возвратит ли мне привидение моих вещей, если я объявлю ему, что я до тех пор не уеду из Вуд-Хауса, пока мой банкир не пришлет мне денег. Будьте любезны, мистер Привидение, не изменяйте своим добрым правилам. Или уж возврата нет? Пиши пропало? Что вы так на меня смотрите, мистер Рейс, если не ошибаюсь? Я не пожелал бы вам быть в моем положении.
— Мистер Смитсон, — сказал Кристофер, — верьте, что я сочувствую вам. Я обратил на вас только невольное внимание, как на пример жизнерадостности.
— Вы хотите сказать, мистер Рейс, эксцентричности. Мы, американцы — эксцентричный народ. Конечно, бриллиант можно купить другой, и черную жемчужину можно купить. Но неприятно, когда остаешься, как рак на мели! Это даже гораздо хуже, чем если бы солидная банкирская контора отказалась платить золотом по моему чеку!
«Что, если ты сам, голубчик, стибрил у себя и часы с цепочкой, и булавку, и кольцо? — подумал Кристофер, которому приходилось в своей практике встречаться с разными чудаками. За удовольствие обратить на себя всеобщее внимание они готовы проделать что угодно. — Не имеем ли мы тут дело с моральной заразой — с местной эпидемией чудачества?»
Мистер Смитсон словно догадался, о чем думает Кристофер.
— Ба, господа, я бы скорее допустил, что я сам себя обокрал, чем такой нелепый волшебный случай! Но, к сожалению, карманы мои пусты.
Он вывернул все свои карманы.
— Прелестные леди, простите меня за неприличное поведение. Высокоуважаемые мистеры и сэры, прошу вас, выйдемте со мной и обыщите меня. Я буду вам несказанно благодарен, я сомневаюсь в себе самом.
Мужчины ушли с мистером Смитсоном — не для того, чтобы обыскать, но чтобы ободрить его. Он старался шутить и смеяться, а на самом деле был расстроен.
— Мистер Рейс, — сказал он в курительной комнате, — у вас скептическое лицо, но вы внушаете мне доверие.
— Благодарю вас.
— Вы предполагаете, что у меня есть секретный карман. А? С позволения вашего, господа, я разденусь.
— Не надо, не надо! — раздались голоса.
— Я хочу остаться в собственных своих глазах честным коммерческим человеком, который торгует реальными продуктами. Признателен за кредит. Но требую ревизии моей состоятельности.
По его настоятельным просьбам, платье его было осмотрено. Кристофера особенно заинтересовало такое настроение мистера Смитсона, и он не поцеремонился с ним. Привидение забыло вынуть из его жилетного кармана только одну серебряную монету.
— Все-таки и это было великодушно с его стороны, — сказал с улыбкой Кристофер.
— Жму вашу руку за оказанную мне услугу. Теперь я окончательно убедился, что есть таинственное… Есть что-то — не правда ли?.. — с торжеством спрашивал Смитсон. — А вы верите в привидения, мистер Рейс?
— Нет, — спокойно сказал Кристофер.
— Несмотря на?..
— Несмотря на…
— Чем же объясняете вы происшествие?
— Не знаю.
— Дарвин не верил в Бога, но, когда его спросили, как же произошел мир, он тоже отвечал: «Не знаю», — проговорил, на минуту вынув сигару изо рта, путешествующий профессор. — Такая философия называется агностицизмом.
Стали говорить о привидениях и духах и о том, что агностицизм — хорошая философия, но ничего не объясняет. У кого были деньги, тот придерживал их рукой в кармане. В особенности крепко держал свой кошелек профессор.
VII
Все бледнеют
Кристофер старался сохранить в возможной ясности свой ум; но он должен был сознаться себе, что ум его был в постоянном смятении. Он ничего не понимал. Приключение было необыкновенно странное. И смущение его увеличилось, и мысли утратили свою логическую последовательность, когда в роскошной столовой повторились пропажи драгоценных вещей и денег. Не уберегся профессор.
Садясь за обед, он решил не выпускать из левой руки дорожных денег. Но не успел он дойти до второго блюда, как почувствовал, что в руке его, глубоко запущенной в брючный карман, ничего уже нет.
— Вот тебе и агностицизм! — горестно вскричал он.
В то же время пропали часы и изумруды у почтенной немецкой графини. Спустя несколько дней пострадала и молоденькая американка. У нее был черный бриллиант, которым она очень дорожила и который для безопасности носила на груди, под корсажем.
Все это так подействовало на Кристофера Рейса, что он постепенно потерял аппетит, стал бледен и угрюм. Он заметил также, что после каждой пропажи мисс Сидни Честер становилась бледнее и бледнее. Впрочем, на всех лицах в Вуд-Хаусе лежала печать угнетенности. Чтобы выйти из этого подавленного состояния, гости поневоле прибегали к вину. Мрачен был сэр Уолтер Равен.
Однажды в курительной он перекинулся несколькими словами с Кристофером Рейсом.
— Вы заметили молчаливого джентльмена за третьим столом справа, появившегося неделю тому назад, после истории со Смитсоном?
— Заметил.
— Он неизменно занимает одно и то же место. Как вы думаете, кто он?
— Он напоминает мне магистра богословия, ожидающего пасторского места.
— Это сыщик.
— А! — вскричал Кристофер. — Ну, и что же?
— Ничего. Он собирается уезжать завтра. Обыкновенная история. Сегодня он вставил в пластрон три золотые запонки, но вор с презрением, должно быть, отнесся к этим драгоценностям, потому что обед кончился благополучно.
— Странно, что вор, если он призрак, делает такое различие между ценными вещами и не ценными. Вещицы в каких-нибудь десять шиллингов его уже не соблазняют.
— Странно, — повторил сэр Равен и выпустил кольцо дыма. — Скажите, вы удобную выбрали себе комнату?
— У меня прелестная спальня, — отвечал с бледной улыбкой Кристофер Рейс. — Но каждую ночь снятся привидения. Иногда кошмары давят меня, и я просыпаюсь с криком.
— То-то я слыхал. Вы ворочаетесь так на своей постели, что она громко скрипит.
— Да, я знаю, что вы спите в комнате рядом со мной. А вы себя как чувствуете? — простодушно спросил Кристофер.
— Я обладаю крепким здоровьем, — отвечал сэр Уолтер Равен, — я закалил себя в Колорадо. Ах, если бы вы знали, как я влюбился в свои степи! Какой простор, какая роскошь!
— Долго вы намерены пробыть в Англии?
Но тут облако угрюмости затуманило глаза сэра Уолтера Равена, он резко оборвал беседу, встал и ушел.
Всеобщая бледность, угрюмость, растерянность и испуг заставили Кристофера Рейса по временам задумываться о привидениях не на шутку. Его раздражало, что есть такая сила, которая не подчиняется его проницательности. Он пробовал заговаривать со слугами. Все в один голос твердили, что Вуд-Хаус стал проклятым местом, и собирались уходить.
— Нет возможности дольше служить, мистер Рейс. Мы чахнем здесь. Еще два таких месяца, и мы сами превратимся в фантомы. И теперь мы по бледности не уступаем салфеткам. Хорошо сделает мистрис Честер, если продаст родственникам Вуд-Хаус и переедет хотя бы в Лондон или выйдет замуж в Колорадо.
— Гм… гм…
Кристофер Рейс видел вечером в общей зале новую группу туристов, еще веселых и беспечных, приехавших взглянуть на волшебную гостиницу. А ночью у него страшно болела голова, и он не мог заснуть.
«Итак, сэр Уолтер Равен, мой сосед, слышал, как скрипит подо мной кровать, когда я нервно ворочаюсь. Но не слышал, как я кричу. А я помню, что два раза страшно кричал. Чем это объяснить? Наконец, я тоже слышал, как скрипит под ним кровать, а между тем, стена, разделяющая нас, необыкновенно толста».
Ему захотелось узнать толщину стены.
Кристофер вышел в сад, пользуясь темнотой, и измерил глазом расстояние между окном в своей комнате и окном в спальне Уолтера Равена.
Прикинув по два фута на углы, он сообразил, что пространство между обеими комнатами настолько велико, что в нем смело можно предполагать какой-нибудь коридор или чулан. Возвратившись в дом, он прошел мимо дверей спальни Равена и мимо своих. Третьего входа не было: на гладкой стене не было ни малейших следов. Штукатурка была новая и безупречная.
«Я бы хотел заглянуть в комнату сэра Уолтера Равена, — подумал Кристофер, входя к себе. — Почти не сомневаюсь теперь, что между ним и мной имеется помещение, и возможно, что вход в тайник я найду где-нибудь в деревянном панно, которым, конечно, украшена его комната, как и моя…
Кстати, о каком секретном ходе из комнаты Уолтера Равена упомянула в разговоре со мной мисс Сидни Честер? В этом тайнике скрывался Карл Второй. Что, если привидение, ворующее драгоценности, скрывается там?» — с улыбкой удовлетворения спросил себя Кристофер и, сняв верхнее платье, лег на кровать.
Голова его горела от самых противоречивых догадок. Прошло с полчаса. Вдруг он услышал за стеной равномерный легкий скрип. Его можно было, в самом деле, принять за скрип кровати. Но, во всяком случае, это не была возня мышей или крыс. Кристофер осторожно спустил ноги с постели. На башне пробило два часа. Вскоре скрип прекратился и послышался какой-то шорох, а затем скрип возобновился и мало-помалу замер.
«До завтра!» — решил Кристофер.
Рано утром горничная принесла ему чай.
— А что, — спросил Кристофер у девушки, — комната сэра Уолтера Равена такая же, как у меня?
— Такая точно, мистер.
— И такая же резьба?
— Такая точно, но другого рисунка. Если вас интересует комната сэра Уолтера Равена, в которой висит древний портрет Карла Второго, то не угодно ли взглянуть, я провожу вас. Многие туристы любуются этим портретом. Он необыкновенной выразительности.
— Но, может быть, сэр Вальтер еще у себя, и имею ли я право воспользоваться вашим приглашением?
— Само собой разумеется, мистер Рейс, что я говорю не иначе, как имея на то основание. Сэр Уолтер Равен уехал с мисс Сидни Честер прогуляться.
— Как рано встает сэр Уолтер Равен!
— Очень рано. Кажется, он страдает бессонницей. Без ума влюблен в нашу барышню. Дай им Бог всякого счастья! Пожалуйте!
Кристофер пошел за горничной. Она отперла соседнюю спальню, где царил порядок: малейшая вещица аккуратно лежала на своем месте, и нигде не было ни пылинки. Художественный портрет короля занимал чуть не полстены, той, которая прилегала к комнате Кристофера Рейса.
Быстрым взглядом окинул Кристофер все подробности и обратил внимание настолько на художественную живопись, в которой знал толк, сколько на толстую, позеленевшую от времени золотую раму удивительной работы, и даже заглянул за картину.
— Какая везде чистота, — похвалил он, — и нет пыли там, где больше всего ее можно ожидать.
Кристофер посмотрел на пол и прошелся по паркету взад и вперед, отступая и приближаясь к портрету, как бы любуясь им.
— Нет, я ничего не понимаю, — пробормотал он. — Я хотел сказать, что я ничего не понимаю в живописи, — пояснил он горничной.
Но та подумала, суда по странному выражению, с которым он посмотрел на нее, что он зато понимает толк в хорошеньких лицах, покраснела и сурово сказала:
— Мистер Рейс, я должна спешить к своим обязанностям.
Он наклонился и подарил ей шиллинг.
Не без сожаления покинул он комнату сэра Уолтера Равена.
VIII
Что купил Кристофер Рейс и как его обокрали
Кристофер Рейс вышел в сад и выкурил сигару. Какая-то паутина облекала его мозг, и он старался удалить ее крепким табачным дымом. Гуляя, он поднимал голову и смотрел на свое окно, которое он мог узнать днем по развернутой книге, нарочно поставленной им на подоконнике.
«Промежуток между нами так велик, что может быть только пустым пространством», — решил он и еще раз поднял голову.
Тут за высокими кустами он заметил искусно скрытое плющом крохотное оконце, похожее на отдушину и пробитое как раз посередине между окнами.
«Не знаю, какую связь имеет это окошечко с таинственной пропажею вещей в гостинице, но меня страшно интересует оно. И жаль, что я не могу, за неимением лестницы, подняться и заглянуть в него».
Сердце у него забилось с страшной силой. Открытие было сделано. А труден только первый шаг. Не докурив сигару и бросив ее, он быстро вернулся к себе в спальню и, пользуясь отсутствием соседа, стал выстукивать стену. Деревянная панель, которой была обшита ее нижняя часть, на всем протяжении издавала такой звук, как издает пустая бочка. Забравшись с ногами на стол, он постучал в верхнюю часть стены и убедился, что вся она деревянная. В том, что между его спальней и спальней сэра Уолтера Равена существует очень узенькая и, может быть, невысокая комната, он ни минуты больше не сомневался и, кроме того, был почти уверен, что за портретом. Карла Второго находится потайная дверь.
Со свойственной ему энергией Кристофер решил действовать.
Ему захотелось пропилить отверстие в стене. Дерево было уже старое и все в глубокой резьбе. Легко было хорошим стальным инструментом высадить любое панно. Надо было только достать острую пилу. После завтрака он сел на автомобиль и отправился в ближайший городок Рейгорст, где купил великолепную маленькую пилу и электрический фонарь.
На обратном пути он встретил в лесу мисс Честер и ее жениха. Вместе с ними он вернулся на автомобиле в Вуд-Хаус.
— Что с вами, мистер Рейс? — удивилась молодая девушка. — У вас как-то глаза провалились.
— На меня дурно действует климат гостиницы, — отвечал Кристофер. — Прежде я мог делать какие угодно расстояния, а теперь сдаюсь после нескольких миль.
— В нашем доме, — отвечала девушка, — все тоскуют.
Прислуга измучилась. Так дальше жить нельзя. Увы, придется покинуть гнездо!
— Да переезжайте же вы с мамашей ко мне. Поверьте, что в Колорадо ничего подобного не бывает. Ах, если бы вы послушались меня!
«Искренний молодой человек, — подумал о женихе Кристофер, — он сегодня мне даже нравится. Но ошибаюсь я или нет, а начинает пахнуть развязкой».
Пили чай в общей зале, когда Кристофер приехал в Вуд-Хаус. Старший слуга подал ему пачку писем. Пробежав их, он громко сказал, так что все слышали:
— Придется покинуть Вуд-Хаус утром.
— И не вернетесь? — с тревогой спросила мисс Сидни.
— Местность превосходная, и я огорчен, но я и так уже засиделся. Две недели я здесь и больше — не могу.
Девушка не настаивала. Но она, видимо, была взволнована.
— Как жаль, — с грустью прошептала она.
Кристофер пошел к себе переодеться перед обедом.
«Что ж, вставить запонки и взять с собой часы? Но, черт возьми, не обокраду же я сам себя!.. Я еще не выжил из ума!»
Он взял часы и вставил в пластрон две жемчужины.
Всегда он обедал за одним и тем же маленьким столом, и только в двух случаях изменил он своей привычке, когда его пригласили знакомые. Теперь он пригласил сэра Уолтера Равена разделить с ним трапезу.
— Сегодня я был в вашей комнате, — объявил Кристофер, — и видел портрет Карла Второго. Нельзя было уехать, не повидав его….
— Не правда ли, удивительные глаза?
«Глаз-то я и не заметил», — подумал Рейс и сказал вслух:
— Они пронизывают вас насквозь.
— Вот-вот!
— А позвольте, где же ваши запонки?
— Запонки?
— Я уверен, что на вас были сейчас две прелестные жемчужины.
Кристофер вскочил и с гневным недоумением посмотрел на свою грудь.
— Да, они были, но их нет. Пропали также часы и золотые пуговицы из манжет… Положительно, непостижимо!
— Но это, наконец, невыносимо. Надо позвать мистера Морлея Честера и заявить ему об этом!
— Нет, зачем, я не люблю шум. Меня лично нисколько не занимает всеобщее сочувствие.
Мистрис Морлей Честер прошла мимо стола со своей милой, застенчивой улыбкой. На Кристофера Рейса встреча с ней производила самое благотворное впечатление. От нее веяло какой-то лучистой нежностью. Ее маленькая, стройная фигура будила в сердце Кристофера неопределенное чувство симпатии или зависти к ее мужу, обладающему таким ангелом. Она, по-видимому, знала, что Рейс не вовсе равнодушен к ней. Застенчиво улыбнулась, отвела от него глаза и покраснела. Она ушла к мужу за ширму. Кристофер проскрипел зубами. Ему было теперь не до прелестной мистрис Морлей.
Обед кончился. Кристофер нетерпеливо ждал, когда все уйдут из столовой, поднялся, ушел к себе и заперся. Ему было известно, что значительную часть вечера сэр Равен сначала проведет в курительной, а затем на половине своей невесты, и будет петь с ней дуэт. Немедленно приступил он к работе: пробил отверстие в панели, всадил пилу и стал двигать ей взад и вперед с остервенением. Дерево в ложбинке, образуемой квадратной каймой, было тонко, а пила — острее бритвы. Через час панно поддалось, и таинственное пространство было вскрыто, как коробка с анчоусами. Кристофер просунул руку в отверстие и осветил мрак пустоты электрическим фонарем. Никакой двери в противоположной стене не было. Тайник представлял собой длинный и низенький коридорчик, а в глубине белелось что-то длинное. Кристофер приставил обратно выпиленное панно и стал ждать, пока заснет дом. Слышно было, как прошел сэр Уолтер Равен и щелкнул замком в своей спальне. На башне часы пробили час и, наконец, два. Гостиница погрузилась в немую тишину.
Было так тихо, что Кристофер слышал, как бьется его сердце.
IX
Мысли Кристофера начинают приходить в порядок
«Ну, теперь приступим к делу, — сказал себе Кристофер. — Я не могу подарить привидению свои жемчужины».
Он вынул панно, снял с себя ботинки, остался в одних чулках и попробовал влезть в отверстие. Но пришлось снять еще пиджак и жилет, и даже остаться в том костюме, в каком мужчины ложатся спать. С фонарем в руке он должен был согнуться в три погибели, чтобы попасть в тайник.
То, что белело в глубине тайника, оказалось тремя большими белыми коробками, в которых из магазинов отпускают белье и платье. Они были картонные, на деревянных планшетках, и окованы по краям тоненькой узорной жестью.
Кристофер приблизился к коробкам и открыл первую из них, развязав тесемки у крышки.
Коробка была наполнена сверху донизу ювелирными вещами. Браслеты были сложены с браслетами, кольца с кольцами, груда часов блестела, подобно золотым яйцам в гнезде какой-то фантастической птицы.
У Кристофера захватило дыхание.
Он заглянул во вторую коробку.
Она тоже была наполнена: булавками для прикалывания дамских шляп, бриллиантовыми и жемчужными колье и медальонами.
В самой меньшей — в третьей — Кристофер нашел кожаные и золотые бумажники, портсигары, записные книжки с золотыми монограммами, брелоки, цепочки и, наконец, банковские билеты.
«А золотых денег нет! — сделал наблюдение Кристофер. — Призрак не дурак, он предпочитает золото носить при себе, так как на монетах нет никаких индивидуальных признаков или, может быть, он куда-нибудь отлучается и прокучивает денежки!»
Кристофер поставил фонарь на коробку и отер пот с лица рукавом рубахи.
«Заранее извиняюсь перед призраком за столь неприличный костюм. Но возможно, что у призрака нет ни малейшего стыда — в особенности у такого, который ворует, — и он не упадет в обморок при виде моего нижнего белья. А я буду очень неприличен, потому что на полу, за коробками, где я сейчас улягусь, страшная пыль, и я вымажусь, как черт. Между тем, сердце меня не обманывает. Вон из той двери, из которой вниз ведут витые ступеньки, похожие на пробочник, сейчас должно подняться привидение с моими запонками, с часами и с жемчужинами. Оно несколько разочаруется, и я уверен, что пропавшие вещи мои будут отданы прямо мне в руки. Конечно, я мог бы спуститься сам по лестнице, и при этом она заскрипела бы, и сэру Уолтеру Равену показалось бы, что я переворачиваюсь с боку на бок на кровати; но благоразумие подсказывает мне, что я должен залечь за коробками и потушить фонарь, что я и делаю. Чертовски твердо, и пыль производит впечатление бархата, когда к ней прикасаешься пальцами! Хотел бы я знать, откуда в тайниках вроде этого собирается такая пыль? Странно, что вообще в темных местах пыли страшно много. Может быть, потому, что привидения ее не тревожат, а она любит тишину и спокойствие. Было бы в высшей степени некстати, если бы она попала мне в нос, и я расчихался бы. Поэтому не будем ворочаться. Уподобимся пыли».
Так размышлял Кристофер и минут двадцать лежал, как мертвый, на полу, за ящиками с темном тайнике.
X
Целомудрие Кристофера Рейса
Раздался где-то вдали шорох. Он был чуть слышен, но постепенно становился явственнее и мерно приближался. Несомненно, кто-то очень легкий, но все же не призрачный, поднимался по ступенькам винтовой лестницы, которая начинала поскрипывать. Должно быть, скрипучие ступеньки наводили на существо, поднимавшееся по лестнице, некоторое уныние и робость. Можно было уловить чутким слухом его сдержанное дыхание.
На потолке тайника заиграл красноватый зайчик, скоро превратившийся в большое пятно света как раз над отверстием лестницы, и на его ярком фоне, как на экране волшебного фонаря, выделился черный силуэт человеческой головы.
«Если это сэр Уолтер Равен, — подумал Кристофер, — то будет борьба. Он сильный человек. Мне его жаль, потому что у меня на поясе висит острейший испанский клинок… настоящая наваха, которою я недурно владею. Впрочем, я постараюсь ранить его в руку или в ногу…»
Тайник, между тем, осветился весь! Кристофер увидел колеблющееся пламя стеариновой свечи, и из винтового отверстия выступила половина фигуры. Еще прошла мучительно медленная минута, последняя половица скрипнула особенно резко, и Кристофер увидел маленькую, хорошенькую, застенчивую, с лицом ангела, мистрис Морлей Честер.
Она была в фуляровом ночном капоте и, ступив на пол, прямо направилась к коробкам. Опустившись перед ними на колени, она хладнокровно и без всякой застенчивости вынула из сумочки, принесенной с собой, часы Кристофера, жемчуг и золотые запонки, и протянула их к первой коробке.
Быстрым, как молния, движением Кристофер схватил молодую женщину за руку; и, так как у него не было больше ни малейшего предлога волноваться и для него почти все стало ясно — спокойно и любезно произнес:
— Благодарю вас, мистрис!
Мистрис Морлей Честер издала заглушенный стон, и рука ее нервно рванулась в разные стороны; но рука Кристофера была все равно, что железные клещи. Тогда молодая женщина дунула на свечу и погасила ее. Кристофер свободной рукой нажал кнопку фонаря и осветил воровку ярким электрическим светом.
— Пустите же меня! — с мольбой простонала мистрис Морлей.
Она еще рванулась и упала. Кристофер поддержал ее и сказал, жадно смотря на нее, как кот, вероятно, смотрит на мышку, которая попалась к нему в лапы:
— Великодушно простите меня, мистрис; единственно с целью встретиться с вами в столь необычном месте я должен был нарушить цивилизованный обычай и явиться перед вами без галстука. Точно так же я немного запылился.
— Ничего, ничего! Не говорите, пожалуйста, так громко! Сжальтесь надо мной! — прошептала молодая дама.
— Было бы крайне неблагоразумно, мистрис, если бы я исполнил вашу просьбу. Мне вас нисколько не жаль.
— Неправда, не может быть! Вы иногда смотрели на меня добрым взглядом. Вы добрый и хороший!
— Я потому иногда позволял себе некоторую дерзость и смотрел на вас с восхищением, что считал вас ангелом.
— Благодарю вас! О, Боже мой! Благодарю вас!
— Но я вижу, что вы… — он свирепо улыбнулся и хотел назвать ее наиболее подходящим словом, но, как истый британский джентльмен, сдержал себя и произнес: — …что вы украли у меня часы и запонки. Разумеется, вы возвратили их мне, но, признаюсь, это стоило мне большого труда и огорчения, так как я очень огорчен, мистрис, что должен буду сейчас связать вас… и? Как вы думаете, для чего?
— Я вас полюблю, — с мертвой тоской в прекрасных глазах произнесла мистрис Морлей. — Я на все согласна, только сжальтесь!
— Нет, я вас свяжу и отдам в руки полиции…
— Не делайте этого, не делайте, ради Бога, не делайте! Пощадите меня! — быстрым шепотом заговорила она. — Не выдавайте!
— Хорошо, я могу вас не выдать, но вам придется исполнить в точности то, что я от вас потребую, — сурово сказал Кристофер.
— Все!..
— Мистрис, конечно, уже ничем не может себя скомпрометировать, а потому, чтобы не потревожить чуткого сна высокоуважаемого сэра Уолтера Равена, она благоволит, ввиду предстоящей нам продолжительной беседы, пожаловать в мою комнату.
Луч надежды озарил ангельское личико мистрис. Она покорно и застенчиво улыбнулась Кристоферу.
— Отлично, — сказал он, — мы поладим с вами. Не угодно ли вам войти в прорезанную мной дверь?.
Она с недоумением взглянула на него. А он схватил ее за талию и почти вбросил в отверстие. Немедленно, вслед за ней, он влез сам и поставил панно на прежнее место.
— Едва ли от этого пострадал дом? — сказал он, указывая на опилки.
— Что вы намерены со мной делать? — кротко спросила мистрис Морлей, протягивая к Кристоферу бледные, тонкие руки, оголившиеся до плеч.
Он сказал, вытирая полотенцем пальцы у умывальника:
— Я намерен вас поисповедовать.
Мистрис Морлей оглянулась и села на его постель, кокетливо распустив платье; он нахмурился.
— Мистрис Морлей, вам, во всяком случае, не следует думать о том, о чем не думаю я. Прошу вас пересесть на стул.
Он облачился в утренний пиджак и сел против мистрис Морлей Честер.
— Ну-с, — сказал Кристофер, — не можете ли вы показать мне сейчас, когда нас разделяет пространство в пять футов, как вы совершали ваши кражи? Я держу в руках свои жемчужные пуговки… Не угодно ли вам украсть их вновь и объяснить мне способ?
— Я не в силах этого сделать.
— Но ведь вы воровали?
— Я.
Слезы потекли у нее из глаз.
— Конечно, вы не одни воровали!
Она что-то прошептала.
— Можете говорить громче. Я потому вас пригласил в свою комнату, что иначе мы могли бы разбудить сэра Уолтера Равена, и он подслушал бы вашу тайну.
— Вы хотите меня все-таки спасти, не правда ли?
— Я вас с удовольствием бы повесил. Но у меня есть причины, почему я не хочу делать скандала… Помните, что вы мне обещали все, и я требую всего. Иначе…
— Будьте же милосердны!
— Прекрасно… Скажите, вы с мужем воровали?
— Как вам не стыдно!
— Если вам не стыдно, то мне тем более, — угрюмо проговорил Кристофер. — Я серьезно спрашиваю вас, как вы вынули с моей груди и из моих манжет запонки и отцепили часы?
— Я подошла и вынула вот так, — сказала она, поднялась и, шатаясь, с рыданиями упала головой на колени Кристофера. — Пощадите, пощадите!
Кристофер схватил ее за хрупкие плечи, оторвал от своих колен и посадил на прежнее место.
— Мне хочется знать, — перестав плакать, с испугом спросила она, — что будет с вещами, которые в коробках?
— Вещи должны быть возвращены всем по принадлежности.
— Но ведь это все стоит огромных денег, — с отчаянием протянула она. — А со мной что будет?
— И с мистером Морлеем Честером, хотите вы прибавить?
— Да, и с ним?…
— Конечно! — вскричал Кристофер. — Я не сомневался, уже когда схватил вас за руку: ваш муж — главный виновник. Если вы мне объясните способ, который, как я убежден, имеет очень мало общего с быстротой рук, то вы с мужем должны будете только уехать из Вуд-Хауса и никогда уже не возвращаться.
— Вы даете слово?
— Даю.
— Но, Боже мой! — помолчав, вскричала маленькая женщина. — Не лучше ли было бы покончить нам миром?
— Что? Миром? Вы забываете, что я — Кристофер Рейс. Конечно, вы все время думаете, что я — обыкновенный турист. Но я ни больше ни меньше, как Кристофер Рейс, — с гордостью повторил он. — К вашим услугам, мистрис Мор-лей Честер. Или я надену на вас наручники, или вы приступите, наконец, к самой откровенной исповеди.
— Надеюсь, что верите, что я люблю Морлея?
— Не сомневаюсь в этом, несмотря на то, что вы возлагали слишком большие надежды на мою слабость.
— Боже, я ради Морлея! — покраснев, вскричала ангельски застенчивая дама.
— Не угодно ли начинать? Я слушаю.
XI
Открытие покойного отца Морлея Честера
— Я все расскажу, — приступила к исповеди мистрис Морлей Честер. — Да будет вам известно, что муж мой является единственным наследником в роде Честеров, но со странным условием. Наша линия может завладеть на законном основании Вуд-Хаусом, если настоящие владельцы покинут его или захотят продать его целиком или по частям. Даже продажа утвари и обстановки замка могла бы послужить предлогом для иска. Между тем, мы с Морлеем очень и очень небогаты. Правда, что Вуд-Хаус сам по себе не может быть назван доходным имением. Но Морлею хорошо известно, что под парком Вуд-Хауса и немного далее залегают богатейшие пласты каменного угля. Ему это хорошо известно, но он поделился тайной только со мной. Теперь вы скажете, что он был крайне непоследователен, укрепив мисс Сидни в мысли завести гостиницу в Вуд-Хаусе и через это разбогатеть. Ведь с деньгами в руках мисс Сидни и ее мать тем более ни за что не покинули бы Вуд-Хаус и не переселились бы на жительство никуда больше. Зачем? С деньгами в Вуд-Хаусе очень хорошо и весело. Но тут у него была другая идея. Он сейчас же взял на себя хлопоты по приспособлению замка к гостинице. Он же разделил тайник Карла Второго на два отделения — одно, примыкающее к вашей спальне, а другое — к спальне сэра Равена.
Для отвода глаз от тайника, которым я пользовалась, был устроен другой, и, по желанию, гостям изредка показывали тот тайник. В нем есть окошечко, и он выше, в нем не так темно. Выход из него прямо в сад через потайную дверь, которую трудно отличить от стены, потому что она оштукатурена. Из нашего же тайника винтовая лестница ведет только в мою спальню, в нижнем этаже. И до сих пор никто об этом тайнике, кроме нас, не знал. Дверь сделали в стене над моей кроватью, но она занавешена ковром. Бедный мой муж такой предусмотрительный! Он все это сделал с большим и дальновидным расчетом. Но главное: отец его был известный химик, и его влекло к алхимии. Он потратил громадные средства на разные бесполезные изобретения и открытия. С этого целью он путешествовал по Востоку. Мы бедны потому, что он был слишком расточителен и ничего не жалел для научных фантазий. Однажды, работая над соединениями хлора с какими-то растительными маслами, извлеченными им из растений, привезенных из Персии, он открыл новый сложный газ, обладающий необыкновенным свойством. Стоит вдохнуть в себя этот газ, как человек теряет сознание, хотя продолжает стоять и даже ходить; все мускулы его эластичны, и он скоро просыпается за продолжением тех самых занятий, за которыми застал его мгновенный сон. Газ этот отделяется жидкостью, как и хлороформ, и он назвал его «ареноформом». Отец Морлея хотел вытеснить им хлороформ. Но не успел, потому что все скрывал от врачей его состав и вел себя таинственно и ревниво. Делая над собой опыты, он так наглотался однажды ареноформа, что умер. Газ этот в небольшом количестве тоже довольно вреден, потому что люди от него бледнеют и приобретают дурное расположение духа, которое может кончиться даже помешательством. После смерти он не оставил рецепта, но сохранилось несколько бутылок ареноформа. Как только мисс Сидни заговорила о гостинице, Морлей хлопнул себя по лбу и решил пустить в ход ареноформ. За древней деревянной обшивкой столовой помещены меха, которые можно наполнять ареноформом; и стоит только нажать мех, как газ, имеющий приятный запах увядших листьев, выходил сквозь искусно сделанные в дереве червоточины. Это — поддельные червоточины! Все находившиеся в зале мгновенно теряли сознание, и я входила с одного конца залы, а мой муж выходил из-за ширмы. У нас в носу была вата, смоченная особым составом. Проходя через нее, ареноформ теряет свои свойства. Поэтому только муж да я не были бледны и не теряли сознания. Вся зала цепенела, и все впадали в забвение. Это было нечто поразительное. Мы подходили к намеченным жертвам и отбирали у них все, что нам хотелось. Мистер Рейс, я все сказала.
— Я очень доволен, мистрис. Вы свободны. Но я, как тень, буду следить за вами и за вашим мужем, пока вы не уедете, что, надеюсь, случится с самым ранним поездом.
Предутреннюю тишину разрезал острый, протяжный свист поезда.
— Вот с этим. Он стоит на станции ровно час. Этого срока должно быть достаточно, чтобы вы исполнили мою волю. Отсрочки не будет!
XII
Наивное объяснение
Мистрис и мистер Морлей Честер исчезли из Вуд-Хауса еще до рассвета.
Утром мисс Сидни Честер вместе с сэром Уолтером Равеном проводили Кристофера Рейса, отбывшего в Лондон. Чек на весьма приличную сумму лежал в его боковом кармане.
А в газетах появилось объявление о найденных драгоценностях и банковских билетах, таинственным образом очутившихся в секретной комнате Карла Второго, и о том, что вещи возвращаются всем пострадавшим лицам по первому требованию и с первой почтой. Очень многие приехали в Вуд-Хаус лично или прислали поверенных. Съезд в гостинице был неслыханный, и комнат не хватало.
В «Торговом указателе» объявление Вуд-Хауса было приведено, как образчик в высшей степени искусной и ловкой рекламы, которая была задумана с самого начала и разыграла до конца с редкой коммерческой сметкой, граничащей с гениальностью.
Когда Кристофер Рейс пробежал «Торговый указатель», он громко рассмеялся над наивностью почтенного журнала.
