В воздухе расточительно разливалось золотое, опьяняющее вино бабьего лета.

С вершины Горы Эльза могла теперь смотреть вниз, в Балку, и дальше за ней, туда, где Аксель Фосберг строил свой новый дом, простой сруб, который должен был стоять на месте скромного, но довольно комфортабельного домика, построенного им для Лили всего несколько месяцев назад. Аксель работал там совершенно один, день за днем, с первых проблесков зари до последнего часа сумерек, – несчастная жертва злого рока. Говорили, что он бешено, неистово работал, чтобы успеть закончить все до наступления зимы. Эльза ездила туда только вчера и говорила с ним, убеждая его не переутомляться, но Аксель только смеялся, и его красное лицо еще больше краснело от скромной гордости!

– Ну! Это пустяки! Когда у человека появляется что-то впереди, когда он ждет, ему хочется работать! Вы знаете, в каком она…

Он кивнул головой по направлению к дому, стоявшему за милю оттуда, на ферме Флетчера, где Лили жила у своей матери.

– Да, я знаю, Аксель, – сказала Эльза. – От души желаю вам счастья.

Он потер затылок своей широкой веснушчатой рукой и посмотрел на нее так задумчиво, что сердце ее сжалось от боли. Она повернула Флету и быстро уехала. Выступившие на ее глазах слезы затуманили весь ландшафт, простиравшийся перед ними.

С вершины Горы Эльза могла также видеть Фанни Ипсмиллер, ходившую по двору фермы Лендквиста и развешивавшую на веревке для проветривания стеганые ярко-красные шерстяные одеяла. Неподвижно тихий теплый воздух ясно доносил резкий лай собак Нэта Брэзелла, а дальше, немного к востоку, на его пастбище виднелась женская фигурка, которая двигалась вслед за стадом, покачивая гибким станом, подобно колыханию золотисто-бурой пшеницы. Это была Зинка! Эльза наблюдала ее, стараясь подавить новое сумасшествие, овладевавшее ею на целые дни каждый раз, когда возвращалась темное воспоминание о той ночи, когда Зинка явилась к ней. Что стало с ней, куда делись ее гордость и сила разума, если она может так позорно тонуть в грязном болоте ревности? Она боролась с собой, то надеясь, то теряя надежду, но без всяких результатов. Она не могла избавиться от этого чувства, оно красным факелом горело в ее сердце.

Западнее и чуть-чуть к северу оголенная тополевая роща на ферме Бауэрсов казалась серой решеткой на волшебной синеве неба. Именно там начался в один июньский вечер, целую вечность назад, думала Эльза, тот роман, который тянулся, пока она, испуганная, не убежала от него. Иногда на быстрые тайные мгновения к ней возвращались воспоминания об этом июньском вечере, обдавая ее тревожным огнем. Но даже это все теперь умерло в ней. Всего час назад Риф позвонил ей по телефону и сказал, что Джо Трэси на днях снова будет здесь, чтобы навестить их по дороге в Южную Америку. Эта новость вызвала лишь улыбку на ее губах: Джо Трэси опять пускался блуждать по земному шару, петь свои песни под другими небесами, рассказывать свои неисчерпаемые истории и объясняться в любви уже другим. Единственное, что пришло ей в голову, это необходимость сказать Бэлису, что Джо появится в их краях, чтобы провести несколько дней с Рифом и Леоном.

Вечером Эльза шла среди гибких молодых березок вверх по склону Горы. Бэлис сказал, что догонит ее, как только поговорит с Горхэмом о поездке рано утром в Сендауэр за припасами, которые он заказал сегодня по телефону.

Прислонившись к молодому деревцу, Эльза поглядела вниз и увидела Бэлиса, спешившего к ней по тропинке. Вот он подошел и бросился на землю около ее ног. Она взглянула на него, на его крепкие плечи, бронзовую шею и растрепанные волосы. Ее охватило острое возбуждение.

– Джо Трэси возвращается, Бэй, – сказала она ему вдруг.

Он не поднял глаз, но она увидела, как медленная улыбка надменно приподняла угол его рта.

– То же мне сказал днем и Дэль Уитни, – невозмутимо заметил он.

Эльза промолчала.

– Почему же ты не сказал мне об этом за ужином? – спросила она наконец.

Он взглянул на нее с насмешливой улыбкой, от которой вспыхнули ее щеки.

– Я не знал, что это может иметь какое-нибудь значение для тебя, – произнес он.

Она откинула голову и сжала руки, сплетенные за тонким стволом дерева. Ее ресницы сомкнулись, образовав узкую пушистую линию. Она отчаянно старалась совладать с собой. Как было бы легко теперь сказать ему, что имя Джо Трэси стало для нее лишь простым воспоминанием! Ее внезапно охватило неудержимое стремление навсегда потерять себя ради него, сразу стать настоящей женщиной Кэрью, жадно хватающей все, что соблаговолит дать ей мужчина Кэрью, и не требующей ничего больше. Затем, как маленькое яркое изображение, перед ней пронеслось в синем сумраке лицо Зинки Брэзелл. Женщина Кэрью, с разбитым сердцем и подавленной гордостью, безропотно переносящая всю жизнь всяких других женщин, вроде этой Зинки!

Стараясь говорить спокойно, она ответила:

– Нет, Бэлис! Джо Трэси теперь не имеет для меня никакого значения. Я просто была немного удивлена, что ты мне не сказал, вот и все.

Бэлис сел, сдвинув плечи и обняв руками колени. Глаза его были устремлены в пространство.

– Я тоже так думал, – сказал он. – Я и хотел сказать тебе об этом за ужином; я все время об этом думал и несколько раз чуть не заговорил…

Он опять замолчал, глядя вдаль на расстилавшуюся в темноте степь.

– Дело в том, Эльза, что мы просто-напросто совершенно замыкаемся друг от друга. И очень скоро мы повернем ключ в замке, и все будет кончено. Вот та сторона затеянной нами маленькой игры, которой мы не видели, когда начинали.

– Мне кажется, что существует несколько сторон этой игры, которых мы не видели, когда начинали ее! – сказала Эльза с некоторой горечью в голосе.

Но Бэлис, казалось, не слышал.

– Возьмем, например, эту историю с Джо Трэси, – продолжал он. – Мы с тобой говорили о Джо. Джо всегда был для меня лишь наемным работником на ферме. Я не упрекал тебя в том, что он был для тебя чем-то иным. Мы давным-давно все переговорили об этом друг с другом и покончили с этой историей. Если бы теперь все у нас шло, как следовало бы, я предложил бы тебе пригласить Джо погостить у нас несколько дней или по крайней мере позвать его к нам ужинать. Мы обращались бы с ним, как с твоим старым увлечением, пошутили бы над этим, посмеялись и забыли. Вместо того мы ни слова не говорим о нем. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Да, – ответила она, до боли сжимая пальцы. Он вдруг вскочил на ноги, пристально глядя на нее.

– Правду говоря, мой маленький враг, мы не можем так продолжать. Мы не так устроены. Ни ты – ни я. Я помню вечер в июле, тот вечер, когда к тебе приходила Лили Флетчер, – я тогда поцеловал тебя, потому что не в силах был удержаться. Может быть, ты забыла, что и ты тогда поцеловала меня… и вложила всю свою душу в этот поцелуй. Или, может быть, ты думаешь, что я не заметил?

Она пыталась заставить себя спокойно встретить его взгляд, остановить страшно быстрое биение своего сердца. В лощине, выше по горе, глухо кричала сова, сухая трава на склоне шелестела под легким ветерком.

Напряжением воли она взяла себя в руки и не поддалась звучавшему в его голосе призыву.

– Это, – почти шепотом произнесла она, – это было только… чисто физическое.

И хотя острые, как шпага, слова, казалось, что-то убивали в ее сердце, она добавила:

– Я испытывала это… и раньше.

Она отвернула голову, чтобы не смотреть на него. Она не могла взглянуть на него. Один взгляд – и все было бы кончено. Она была бы не в состоянии больше сопротивляться ему. Но нет, перед ней стояли глаза Зинки, с их затуманенным блеском, и красные чувственные губы Зинки.

Она опять услышала его голос, прозвучавший мягко и резонно:

– Может быть, в таком случае, ты мне скажешь, почему же, собственно говоря, ты вышла замуж за меня, а не за Джо Трэси, Эльза?

Она почувствовала, что он мучительным усилием воли вырвал из себя эти слова, вопреки своей гордости. Что теперь она должна сказать ему? Сказать, наконец, что она всегда любила его, что вышла за него замуж, потому что ее влекла к нему слепая, безотчетная любовь, что теперь она бесконечно, безумно любит его со всей страстью, на которую способна?.. Она выпрямилась, прислонилась к дереву, непреклонная, холодная с головы до ног.

И она услышала, наконец, свой голос, как будто это был чей-то чужой, звучавший низким шепотом, резавшим ее уши:

– Я вышла за тебя замуж, Бэлис, потому… что я боялась. Я боялась, что выйду за него и стану… простой грязной бабой на каком-нибудь ранчо в Южной Дакоте. Я думала, что брак без любви… всякий брак… будет лучше, чем это. Я так много видела таких примеров.

В течение, казалось, бесконечно длившегося времени он ничего не говорил. Спина Эльзы, крепко прижавшаяся к дереву, мучительно ныла. Она чувствовала, что еще мгновение, и она не выдержит. Но тут Бэлис подошел к ней и стал так близко, что она слышала его неровное дыхание. Ей казалось, что она слышит тяжелое биение его сердца.

– Эльза, – ровным голосом сказала он, – ты лжешь! Многие действительно поступили бы так, как ты говоришь, но ты не из их числа. Ты мне рассказываешь, что вышла за меня замуж для того, чтобы разрешить затруднительное положение. А я тебе говорю, что это неправда, что ты не могла этого сделать. Я больше ничего не скажу об этом. Тебе не выдержать этого… и мне тоже. Два обстоятельства… только два… дали мне возможность выдерживать до сих пор. Одно из них – моя любовь к тебе, владеющая мною, как заклятье. Это просто наваждение, эта любовь. Другое обстоятельство – предчувствие, что какой-то проклятый рок выбрал именно меня для расплаты за всех Кэрью, за всех мужчин нашего рода, которые всегда получали все, что им хотелось.

Она резко перевела дыхание и подняла лицо, глядя ему прямо в глаза.

– Даже… даже жену Нэта Брэзелла? – сказала она с внутренней дрожью.

Вот – она сказала это наконец! Ее охватила слабость, окутавшая ее, как сгущавшаяся темнота. Она чувствовала, что он смотрит на нее каким-то странным, испытующим взором, затем в ее ушах резко прозвучал его горький смех.

– Господи! Так вот оно что! Ну что же, я не стану упрекать тебя за это. Я мог бы сказать тебе… но какой смысл! Тебе это было бы только неприятно и для меня самого звучало бы чертовски дико. Но я вовсе не настолько испорчен. Когда мужчина поклоняется женщине, Эльза, то он… поклоняется ей безраздельно. Не забывай этого, Эльза! Но я предпочел бы, чтобы ты ненавидела меня от всего сердца, чем приняла меня таким и… переносила бы все.

Он ушел. Она долго стояла, бессильно опершись на дерево, и смотрела на его фигуру, исчезавшую среди теней на склоне внизу. Весь мир кругом стал сразу гармонично одушевленным. Она чувствовала под собой темное дыхание земли, трепет ее колоссальной груди, а наверху светлые звезды и величественное небо – мечты могучего духа земли. Жизнь, любовь – тоже мечты, тени, колышимые ветром.

В тот вечер Эльза больше не видела Бэлиса. Утром Горхэм сказал ей, что он уже уехал в Гэрли и не вернется до наступления темноты.

Она двигалась по комнатам, как человек, ставший вдруг чужим в том месте, которое раньше было таким привычным. Бэлис уехал в Гэрли, и целый день, следовательно, был в ее полном распоряжении после их вчерашнего разговора под березами. Целый день для чего? Для того, чтобы провести его наедине со своей гордостью, видеть кругом все, что напоминает о его любви и терпении, чувствовать опять то неудержимое стремление, которое неизменно жило в ее сердце, но которое губы отказывались высказать? Это было невыносимо.

После полудня она отправилась пешкой через поля, отделявшие ее от фермы Бауэрсов. У нее не было определенного намерения посетить мать в своем теперешнем настроении. Но ей было приятно ходить, ощущать под ногами твердую, надежную землю, поднимать лицо к чистой, безмятежной синеве неба, так бывало, когда она лежала одиноко в домике среди лебеды на ферме отца и задумчиво наблюдала за облаками, плывущими своими, не обозначенными ни на каких картах путями. Ею овладело безотчетно счастливое настроение. Мир куда-то отдалился, стал совсем маленьким, крохотным шариком в пространстве, его тяжелые контуры сгладились на расстоянии, его мелочные противоречия исчезли из виду. Ею овладело чувство стыда. Куда исчезли теперь ее гордость, ревность, ее мелкие сомнения и высокомерие? Куда в эту минуту исчезло все, кроме любви – пламенной, всепожирающей, исступленной любви?

Это настроение продолжало царить в ее душе, когда в конце концов она вошла в кухню, где мать готовила ужин. Оно подняло ее над унынием услышанных там жалоб, не дало ей поддаться влиянию тоскливо-скучной рутины, пропитавшей жизнь Стива Бауэрса и дяди Фреда, и, когда она вновь отправилась назад по полям, набросило свой серебристый оттенок на белые испарения тумана, сетью паутины покрывавшие Балку.

Когда почва стала возвышаться от ровной поверхности полей к первому отлогому склону Горы, она приостановилась и посмотрела вверх на постройки на верхних склонах. Там виднелся свет. Сначала она подумала о Горхэме, Но затем вспомнила, что он собирался, как говорил ей утром, отправиться на север, чтобы навестить свою двоюродную сестру, жившую по ту сторону Сендауэра. Это не мог быть свет в окнах Горхэма. Очевидно, Бэлис вернулся домой. Ее сердце сильно забилось, когда она начала подниматься на Гору.

И только когда она достигла дорожки, которая вела от пристроек к дому, ее внезапно охватило какое-то неизъяснимое тревожное чувство. Она медленно прошла по дорожке, открыла дверь и вошла в переднюю. Тихо закрыв за собой дверь, она остановилась на миг, не снимая руки с ручки двери, и посмотрела в гостиную. Бэлис только что затопил камин и стоял перед ним, широко расставив ноги и заложив руки за спину.

Он быстро повернулся и взглянул на нее.

– А, Эльза! – воскликнул он. – Я только что хотел пойти искать тебя.

– Я была у матери, – объяснила она. – Я никак не думала, что ты так рано вернешься домой.

Она сняла шляпу и поправила волосы. Ее лоб был влажен. Затем она вошла в гостиную.

– Горхэм сказал мне, что…

Дыхание внезапно оборвалось в ее горле. Зинка Брэзелл, грациозно свернувшаяся клубочком в одном из больших кресел, начала умышленно лениво выпрямляться и вытянулась во весь рост с обезоруживающей, детской улыбкой на лице.

– Я опять пришла сюда, – произнесла она своим нежным голосом, воспоминание о котором по целым дням жгло сердце Эльзы. – Я чувствовала себя такой одинокой и пришла повидать вас. Я вам не мешаю?

– Конечно, нет, Зинка! – сказала Эльза; ее голос прозвучал странно глухо.

Она опять посмотрела на Бэлиса и поняла, что он, должно быть, только что приехал. Он еще не снял своего легкого пальто. Она не решалась взглянуть ему в лицо.

– Ты ужинал в Гэрли, Бэлис? – спросила она.

Но она не могла ждать его ответа. Все тело ее было охвачено нервной дрожью, глаза застилал густой туман. Почти бегом она направилась в кухню. Закрыв за собой дверь, она остановилась посредине кухни, сжимая кулаками виски и страшным напряжением воли пытаясь побороть овладевшее ею волнение. Бэлис прошел за ней через столовую. Она обернулась, когда он распахнул дверь.

– Что с тобой? – спросил он, закрывая за собой дверь и подходя к Эльзе.

Его пальцы больно сжали ей плечи.

– Что с тобой? Ты побелела, как бумага.

– Ничего… ничего, – услышала она неясный шепот, вырывавшийся из ее уст, которые, казалось, уже не принадлежали ей. – Я… я думаю, что я… немного устала.

Не глядя на него, она чувствовала на себе его пристальный, настойчивый взгляд.

– Брось это! – повелительно сказал он в конце концов. – Ты держишь себя, как дурочка: мне ведь ясно, в чем дело. Я вернулся меньше, чем десять минут назад, и, входя, нашел ее сидящей на крыльце. Нэт со вчерашнего дня ушел в Сендауэр – пьянствовать. Она боится встретиться с ним, когда он вернется.

– Я… ничего. Мне все равно, – запротестовала она. Его пальцы сильнее сдавили ее плечи.

– А мне не все равно! Ты должна выслушать меня! Она хочет здесь ночевать. Я сказал ей, что она не должна здесь оставаться и не должна приходить сюда. Она отправится ночевать к Фанни Ипсмиллер. Я провожу ее до пастбища Брэзелла, а оттуда она может пройти одна. Ты слышишь меня?

– Да… да, я слышу. Все это не имеет никакого значения.

Не говоря больше ни слова, он отошел от нее, открыл дверь и вышел в столовую. Через секунду она услышала, как он из передней звал Зинку. Раздался ее послушный, низко модулирующий голос. Затем открылась входная дверь и захлопнулась. Эльза упала на стул.

Она не знала, сколько времени так просидела на стуле в ожидании. Поднявшись наконец и войдя в гостиную, она почувствовала во всем теле невыразимую слабость и тяжело опустилась на кушетку.

Упрек во взоре Бэлиса наказал ее за то, что она усомнилась в нем. В его взоре был вызов, а она встретила его с глупой слабостью. Она – такая сильная всего за час перед тем, она – вобравшая в себя всю мощь земли, когда шла через поля, она – уверенно взявшая в свои руки управление своей жизнью!

Сколько времени прошло с тех пор, как они ушли? Она искала глазами часы, стоявшие над камином. Бэлис Кэрью, идущий среди белесого колдовства Балки с Зинкой, которая должна была остаться темным и вместе с тем ярким воспоминанием в глубоких тайниках его души! Она сойдет с ума, если будет продолжать думать о них и мысленно следовать за ними.

Эльза быстро вскочила с кушетки, сняла с вешалки в передней свою жакетку и быстро вышла на открытый воздух. Ее охватило какое-то дикое безумие, заставившее стремглав выбежать из дома, изо всех сил пуститься к большой дороге и дальше, дальше, вниз, в Балку, бежать так, что до боли захватывало дух. Ее несло, как на крыльях, неистовое возбуждение, какого она никогда до сих пор не испытывала.

Это не было ни радостью, ни боязнью, ни страхом, ни надеждой. Она чувствовала себя как будто освободившейся от оков неуклюжей одежды. Она была сильна, легка и свободна, как обнаженный атлет, бегущий под холодным потоком звездного света. Она не думала больше о Зинке, она думала только о Бэлисе. Она сейчас должна догнать его – сейчас! Вот тускло, маслянисто уже блестит речка, проглядывая по временам из-под белой завесы туманных испарений. Она должна найти Бэлиса, она должна сказать ему – сказать ему теперь…

Одинокий выстрел прорезал ночной воздух и встряхнул нависшую паутину тумана. Страшным грохотом отдался он в ее теле и едва не отнял разума.

Она сразу остановилась, но ноги ее, казалось, продолжали бежать вперед, отбивая немые удары по жесткой земле. Она вспомнила… Она вспомнила Нэта Брэзелла, стоявшего перед ней на дороге с ружьем в руке. «Держите своего красивого мужа дома, понимаете?».

– Бэлис! Бэлис!

Она громко кричала, без конца повторяя его имя. Густое облако нависло над ее сознанием. Она старалась бороться с этим, шире раскрывала глаза, спотыкалась, снова бежала вперед.

– Бэлис! Бэлис!

Темная фигура обрисовалась впереди, выйдя из тени карликовых дубов у поворота дороги. Она, казалось, колебалась, расплывалась, как пятно в бледном блеске звезд.

– Бэй!

Его имя пронзительно резким звуком отдалось в окутывавшем ее тяжелом безмолвии…

Она поняла, что впервые в жизни лишилась сознания. Но теперь было так приятно на краю дороги в освещенной светом Балке лежать без движения на руках Бэлиса, растиравшего ей виски и что-то говорившего тихим-тихим голосом.

Она немного повернулась, чтобы близко заглянуть ему в лицо.

– Что, лучше немного, маленький враг? – спросил он.

Ей не хотелось говорить. Ей хотелось трогать его, впитывать его близость, убеждаться, что это действительно он. Проведя рукой вдоль его шеи и дальше вниз за воротник, она чуть снова не лишилась чувств и отчаянно ухватилась за него.

– Ты не ранен, Бэй?

– Ни одной царапины. Но не говори пока. Полежи спокойно одну минуту.

Она откинулась назад в его руках.

– Что произошло? – спросила она его.

Он склонил к ней голову, касаясь щекой ее волос.

– Пьяный дурак Нэт! – сказал он. – Я возвращался домой мимо его пастбища. Зинка ушла к Фанни. Он вышел на дорогу передо мной с ружьем в руках. Мы крупно поговорили. Когда я отказался сказать ему, где Зинка, он поднял ружье. Оно выстрелило прежде, чем я успел его отнять у него. Потом я отнял его и бросил в болото.

– Где… где он теперь?

– Валяется там в канаве. Немного погодя он придет в себя, отправится домой и проспится.

Вся дрожа, Эльза высвободилась из объятий Бэлиса.

– Этот выстрел, Бэй, – я буду слышать его всю мою жизнь, – произнесла она.

Он снова прижал ее к себе, обняв обеими руками, и она сидела неподвижно, глядя на восток, где туман поднялся и открыл серебристо-серое море осоки. Ей казалось, что оттуда доносятся тонкие таинственные звуки, еле слышные, похожие на отдаленный странный треск.

– Как ты себя чувствуешь теперь? – спросил он ее.

– Отведи меня домой, Бэй, – прошептала она. Он встал и помог ей подняться. Одно мгновение они стояли оба неподвижно под сиянием звезд. Она вдруг подняла руки, притянула к себе его голову и поцеловала. Он подхватил ее, и глубокая горячая волна залила все ее тело. Из глаз ее потекли слезы, и она чувствовала, как они увлажняют его щеки и губы.

– Отведи меня домой, Бэй, отведи меня домой, – прошептала она опять.

Она еле различала окружающее сквозь полуопущенные дрожащие ресницы, и дорога впереди казалась смутной полосой, неожиданными зигзагами вившейся все выше и выше в гору.