Больше всего Каллен любил, как Энн рассказывала ему о тех днях, когда она получила свою первую работу в Нью-Йорке. Она работала тогда в «Дейли ньюс», снимала квартиру с двумя подружками, у них был кот, несколько игрушечных зверей и один велосипед на троих. Они жили в квартире с одной спальной комнатой в доме на Семьдесят второй улице, и когда к дверной ручке был привязан платок, это значило: ушла в кино. Тогда она еще не знала Каллена, детектива второго класса, все еще женатого на Конни Каррера.

В «Дейли ньюс» в те дни существовал обычай отпускать сотрудников на полчаса раньше положенного, если только не было никакого срочного дела. Это называлось «слинять с работы». «Линяйте, ребята», — говорил ответственный за выпуск номера в ночной смене, журналистам, чей рабочий день подходил к концу, и они просто бездельничали — сидели и болтали между собой, закинув ноги на столы. При этом фотографы обычно флиртовали с машинистками и секретаршами. После напряженной ночной смены ответственный за выпуск говорил сотрудникам: «Линяйте отсюда, ребята».

Когда Каллен вышел из бара «О’Бойл» на улицу, был уже вечер. Унылые декабрьские сумерки. Он хотел было направиться на Манхэттен, в управление, и поработать там с кое-какими документами, в основном, чтобы доставить удовольствие Маслоски, который постоянно жаловался, что Каллена трудно застать на месте. На Маслоски произвело бы хорошее впечатление появление Каллена в управлении в такое позднее время. Зная при этом, что он добирался аж из самого Квинса, и понимая, чего стоило ему преодолеть все эти заторы и пробки на дороге, Маслоски, может быть, представит его к награде.

Или, может быть, лучше «слинять»?

В недавнем прошлом детектив Каллен воспользовался бы такой возможностью и позвонил бы Энн Джонс, тогда еще сотруднице журнала «Город». Он предложил бы ей «слинять» с работы и пригласил бы ее к себе или напросился бы в гости к ней.

Но Энн больше не работала в журнале «Город». Теперь этот журнал назывался «Метро», а Энн, которая не могла сотрудничать в журнале с таким названием, ушла на телевидение, где она была сорокаваттной лампочкой, как она называла себя, по сравнению с сияющей звездой Самантой Кокс. Однако для него лично света Энн было больше чем достаточно.

Но теперь она была страшно занята. Рано утром он звонил ей по телефону (если только мог застать ее рано утром, ведь она могла быть в командировке, на совещании, в студии или в эфире), и она постоянно жаловалась ему, что света божьего не видит из-за этой работы. Она приходила домой за полночь, вставала ни свет ни заря, и все начиналось по новой.

Иногда у нее все же находилось свободное время. Она говорила, что могла бы выкроить уикэнд, свободный от урочной работы. Каллен всегда считал, что другие «сорокаваттные лампочки» — слишком экстравагантно одеты и причесаны, что они слишком серьезны и отнимают у людей слишком много времени, вторгаясь в их личную жизнь.

* * *

«Они постоянно эксплуатируют тебя. Они считают, что ты должна вести репортаж с улиц в семь часов утра. Они хотят, чтобы ты делала репортаж в шесть часов вечера и в одиннадцать часов ночью. А потом они желают, чтобы на следующее утро ты провела опрос на тему, что думают люди об этих репортажах». Так жаловалась ему Энн на свою работу. Она говорила это умным голосом, закатывая глаза и покачивая головой. Время от времени она показывала пальцем в том направлении, где, по ее предположению, должен был стоять дьявол, который под дулом пистолета заставлял ее делать то, что она делала. Но после признавалась ему, что не дьявол заставляет ее оставаться на телевидении, а большая зарплата.

Энн никогда не гордилась тем, что зарабатывает большие деньги, но и не скрывала удовольствия, которое получала, имея такой заработок, и Каллен не мог удержаться от того, чтобы не заглянуть во вскрытый конверт с ее зарплатой, который она не прятала куда-нибудь подальше, а клала на видное место, прямо на стол. Ей за неделю платили больше, чем ему за месяц. А ведь работа у него была просто адская, и его даже ранили, черт знает когда.

Он хотел ее. Ну и что? Он хотел, чтобы она была в его кровати в семь утра, работая на него сидя, стоя и лежа. Он хотел, чтобы вечером того же дня она опять была в его постели и опять работала бы на него. Снова, снова и снова.

Но в это Рождество чудес вроде не намечалось, поэтому не стоило и звонить Энн. Он просто «слинял» к себе домой. Он стоял, прислонясь к стойке кухонного бара, пил пиво «Корона», слушал радиостанцию «ВБЛ, пинающие С».

«Вечернюю ванну» в силу каких-то обстоятельств передавали позднее, чем обычно, и Фрэнки Крокер («нет на свете никого кроме друга моего») поставил хип-хоп в исполнении группы «Тяжелая Д и мальчики». Вещь называлась «Девочки меня любят».

Каллен выпил еще одну «Корону». Фрэнки пригласил «Эм Си Лайт» и «Ди Джей Кей Рок». Вещь называлась «Остановись, посмотри, послушай». Каллен выпил еще одну «Корону». Фрэнки проиграл вещь группы «Мистер Ли» «За дело», а потом поставил «Дигитал Андеграунд», которая исполняла вещь под названием «Танцующий толстяк». Каллен выпил еще одну «Корону». Фрэнки начал рассказывать про «ванну». В качестве сопровождения звучала музыка Коулмена Хокинса. Каллен выпил уже шесть бутылок пива, но ему казалось, что в кухонном шкафу должно быть еще несколько.

Он заглянул туда.

Да, пиво там было.

Каллен поставил пять бутылок в холодильник и открыл шестую. Пиво было теплое. Фрэнки проигрывал вещь Смоки Робинсон «Все, к чему он прикасается». В кухонном шкафу Каллен обнаружил телефонную книжку, которой уже давно не пользовался. Он достал ее и стал искать номер телефона студии звукозаписи «Магия». Если ответит Мисти, он скажет ей, что соврал в прошлый раз и что на самом деле он убил несколько человек и пару собак.

Ответил мужчина.

— Позовите, пожалуйста Джо Данте.

— Кого?

— Джо Данте.

— Он работает здесь?

— Да. Это она.

— Парень, все уже ушли. Я охранник. А кто говорит?

— Неважно. Спасибо.

— Эй, приятель.

Каллен уже почти положил трубку, но вновь прижал ее к уху. Его сердце забилось чаще.

— Она подойдет к телефону?

— Ты слушаешь «Пинающие С». Я слышу твое радио. Я тоже слушаю эту станцию. Сейчас поет Смоки Робинсон. Нет на свете никого кроме Фрэнки Крокера.

— Да, — сказал Каллен. — Нет никого лучше, чем он.

Каллен стал искать номер домашнего телефона Джо Данте. Его в телефонной книге не было. Он стал искать номер телефона Дженни Свейл. Тоже нет. Он вышел в прихожую и достал из кармана пальто записную книжку. В ней была копия выписки из личного дела Дженни Свейл и ее телефон. Вернувшись на кухню, он набрал номер. Он насчитал девять гудков, после чего положил трубку.

Фрэнки Крокер проигрывал вещь Майкла Джексона и Пола Маккартни «Моя девушка». Каллен выпил еще одну «Корону».

* * *

Энн обычно пользовалась такси для того чтобы добраться до дома, но в то утро она заказала машину, принадлежащую телестанции. Ей нужно было сделать срочный репортаж об олимпийской чемпионке по фигурному катанию, и она не хотела выглядеть при этом, как мать фигуристки. Билл Эллис сказал на днях, что в ее последнем репортаже об одной семье он не мог отличить Энн от матери семейства. Конечно, он сказал это потому, что Энн никак не соглашалась переспать с ним и не хотела говорить ему, кто бросил бутылку водки на голову Квинтины Давидофф, но тем не менее… Он был ее боссом, и она уважала его мнение относительно того, что хотят видеть зрители и чего они видеть не хотят.

Имя водителя было Бобби, и он был похож на молодого Мартина Шина, играющего в кинофильме «Плохие страны», который, как говорили люди (она так не считала), был похож на Джеймса Дина. На самом деле он не был похож на него, как и на Джона Кеннеди. Бобби не был похож на Джона Кеннеди или Джеймса Дина. Он не был похож на Чарли Шина или Эмилио Эстевеса. Он выглядел как молодой Мартин Шин. Он хорошо выглядел и знал об этом.

Бобби остановил машину возле двери 14-й студии. В кабине у него играла музыка. Энн не знала эту группу. Он сделал звук потише, когда она села в машину. Возле первого же светофора Энн сказала, что ей нравится музыка, и попросила его сделать погромче.

— Группа называется «Животная логика». Они бывшие полицейские.

— Нет, — сказала она так резко, что они оба вздрогнули.

— Я шучу, — сказал Бобби. — Поет Стюарт Коплэнд. Он был связан с полицией.

* * *

Энн тоже была связана с полицией. Что же происходит, черт возьми? Или уже произошло? Неужели все кончено? И так внезапно? Или все шло к этому уже давно? Возможно, все это началось уже в тот момент, когда она познакомилась с Джо 21 мая 1988 года (три года, пять месяцев, три недели и пять дней назад — но кто считал эти дни?), Джо Каллен раскрыл тогда одно сложное дело, и знакомый коп, которого Энн знала по Ховард-Бич и который ухаживал за ней, сказал, что она могла бы написать статью об одном полицейском, недавно представленном к награде. В свободное время он играл в группе, выступающей в одном заведении, которое расположено в Челси, а также в плейбойском клубе возле аэропорта «Ньюарк», а живет с женой, похожей на Валери Бартенелли, и двумя детьми.

Энн много раз звонила Джо, но не могла застать его на месте, а потом весенним дождливым днем в субботу (знакомый коп сказал ей, что он работает по субботам и берет выходной в понедельник) встретилась с ним в кафе напротив управления.

— Сержант Каллен?

— Энн Джонс, — сказал он с уверенностью в голосе.

Немного сбитая с толку тем, что он был так уверен в себе и был такой гуапо, она стала вести себя агрессивно.

— Какого черта вы не позвонили мне?

— Я сообщил номер вашего телефона в отдел по связи с общественностью. В их обязанности входит встречаться с представителями прессы.

— Я хочу знать о том, о чем они не знают, а знаете только вы. Разрешите угостить вас завтраком.

— А как насчет обеда?

— Хорошо, пусть обед. Когда вам будет удобно? Можно мне взять с собой магнитофон?

— Если хотите, возьмите, но я не буду разговаривать с вами о делах. Мы поговорим о погоде, расскажем друг другу, откуда мы родом, скажем, кто наши любимые певцы, какие иностранные фильмы нам нравятся.

— Вы имеете в виду… это будет что-то вроде свидания?

— Конечно. Хорошо. Я уже восемь лет как развелся с женой. У меня двое детей — девочка одиннадцати лет и мальчик четырнадцати. Предположительно причиной развода явилось то, что у меня был роман с акушеркой, которая принимала у жены роды, когда появилась на свет моя дочь. Но это неправда. После развода у меня было несколько женщин. Я люблю одиночество и люблю проводить время с детьми. Женщины, с которыми я встречался, хотели, чтобы я уделял им больше времени, чем я мог себе позволить. Я живу в районе Квинс, и некоторые женщины считают, что это очень далеко.

Энн случалось тащить мужчин, с которыми она встречалась, к своему психотерапевту, где они… Что ж, кем же он был на самом деле? Еще не разобравшись в нем, она стала рассказывать о себе.

— Вам, должно быть, сорок четыре или сорок пять. Мне тридцать три. Я не помню, сколько мужчин у меня было. Не то чтоб их было слишком много, но просто не хочется считать. Моя мать была девственница, когда вышла замуж, и всю жизнь прожила с одним мужчиной. Во многом я дочь своей матери. Да, тут есть противоречие. Я хочу быть матерью, и я хочу быть звездой. Моя любимая певица — Ким Карнес, но она мне скоро надоест. Мой любимый фильм из всех наших и иностранных — «Я знаю, куда иду». Большинство людей о нем не слышало.

— В нем играют Майкл Пауэл, Уэнди Хиллер и Роджер Лавсей.

«Я удивлена», — сказала Энн про себя. Вслух она этого не произнесла, но она всегда говорила так про себя, встречаясь с мужчинами — у нее их было двадцать семь, она все-таки считала.

«Я удивлена. Скажи что-нибудь такое, о чем я никогда не слышала, сделай что-нибудь, чего я никогда не видела, рассмеши меня, соверши какое-нибудь чудо, расскажи какую-нибудь трагическую историю, заведи меня. Черт возьми, взбодри меня!» И вот появляется этот коп…

— Акушерка, которая принимала роды у вашей жены… Вы стояли рядом, переживающий отец, и видели, как женщина засовывает руку во внутренности вашей жены. Вам нравятся картинки с лесбиянками в «Пентхаузе»? Как насчет того, чтобы встретиться в понедельник вечером? В восемь часов в «Голубой мельнице»?

— А как насчет завтрашнего вечера?

— Завтра я не могу. В понедельник.

— Хорошо. Пусть будет понедельник.

— Я буду вас там ждать.

— Буду ждать с нетерпением… После этой акушерки я был верен всем женщинам, с которыми встречался.

— Да? А я не была верна своим мужчинам.

— Это не отменяет того, что я сказал.

— Нет, отменяет.

— Увидимся в понедельник вечером.

— Пока.

— Пока.

И это продолжается до настоящей минуты. Но они так и не стали по-настоящему близки друг другу, они по-прежнему не готовы стать мужем и женой. Они знали это, признавали это. Ей даже казалось иногда, что они гордятся этим. Энн Джонс, работающая на 14-м канале, и Джо Каллен, полицейский, были самыми одинокими людьми на земле. Этому одинокому мужчине и этой одинокой женщине нужно соединиться и таким образом избавиться от одиночества. Но нет, это не для них — только не для них. Они хотели быть вместе, оставаясь одинокими.

* * *

Ночь переходила в утро, был уже вторник, а Энн Джонс с 14-го канала так еще и не говорила с полицейским Джо Калленом, ее так называемым любовником, поклонником, ее так называемым… Последний раз они разговаривали в субботу, когда возвращались на Манхэттен после свадьбы, которая состоялась черт знает где. Они говорили о всяких пустяках.

Он: Так о чем был спор?

Она: Ты имеешь в виду того мужчину в пикейном костюме?

Он: Так они называются?

Она: Мы стояли возле рояля. Он спросил меня, умею ли «стучать по клавишам», выражаясь метафорически. Я сказала, что нет и что это никакая не метафора.

«Длинная рука закона» — это метафора, «заря века Аквариус» — тоже. Но он оказался умным сукиным сыном. Преподает где-то в университете. Он сказал, что «закон» — метонимия, а что касается «длинной руки закона», то хороши ли полицейские в постели? Я сменила тему и заговорила о сторожевых собаках. Я смотрела передачу по телевизору в три часа о сторожевых собаках: некоторых из них тренируют набрасываться на овец сзади и лаять на них; других учат кидаться на них спереди и класть их на землю. Он спросил, какой способ нравится мне больше. Он был из тех мужиков, которые в каждой фразе отыщут скрытый смысл. Потом он сделал мне предложение.

Он: Так вы не спорили?

Она: А я и не говорила, что мы спорили. Это ты сказал, что мы спорили.

Он: Ты хочешь, чтобы мы начали спорить с тобой сейчас?

Она запросто могла бы начать спор. Ей не везло в тот вечер. Ей не достался букет цветов от невесты на этой свадьбе. Она перевернула все в ящике стола, где хранились старые вещи, в поисках знаменитой фотографии, сделанной три с половиной года назад (на следующий день после встречи с Джо: вот почему она не могла пообедать с ним в тот день, хотя хотелось встретиться с ним немедленно). Она фотографировалась на свадьбе у Полли Крейвен, с которой жила в одной комнате, когда училась на последнем курсе в Анн Арборе. Та выходила замуж за Парка Авенала. Энн называла его Парк-Авеню — потому что именно там должна была жить его семья, если бы она не жила в Ллойд-Харбор, ибо он был богатый избалованный бездельник, а Энн хотела, чтобы Полли вышла замуж за Дона Коварда, ее дружка номер четыре, с которым они вместе учились в колледже, хотя он и считался порядочным подонком. Тогда ее подружку звали бы Полли Крейвен Ковард.

На фотографии слева была Полли, которая только что бросила в толпу букет цветов, справа — ее подружки и родственники, женщины брачного возраста, которые не собирались ни от кого принимать цветы. Нет, спасибо, замуж — не сейчас. Вот когда цветы будут дарить им коллеги, когда они станут работать в кабинетах, на дверях которых будет табличка с их именами, тогда… В центре фотографии были хохочущие, как подобает в данную минуту, девочки в возрасте от двадцати месяцев до тринадцати лет, встающие на цыпочки, чтобы прикоснуться к летящим цветам. В группе, стоящей справа, находилась толкающая других локтями, лезущая вперед, гримасничающая, готовая на любой неприличный поступок, выхватывающая букет белых роз из рук подружек невесты… сама Энн Джонс.

Энн нашла все-таки эту фотографию в ящике. Раньше она ставила ее на холодильник, но фотография раздражала Джо, у него пропадал аппетит при ее виде, он начинал чахнуть, и Энн не могла вынести этого. Она потерла фотографию на счастье и пошла на свадьбу, уверенная что именно ей достанется букет этих чертовых цветов, ей, а не кому-то другому, какой-то еще женщине, желающей выйти замуж. Она не подозревала, что судьба букета была уже предрешена и что Мария Эсперанса, женщина-полицейский, призванная охранять закон и порядок, имела сестру, которой и передала этот букет, так что остальные женщины, готовые принять участие в этом дурацком ритуале, остались с носом.

Но они не спорили, они почти не разговаривали всю дорогу. Теперь уже был вторник, и полицейский Джо Каллен, ее любовник, поклонник, ухажер, ее… имел на своем автоответчике запись ее телефонного звонка. Она позвонила ему в десять часов в субботу и сказала: «Как дела? Надеюсь, все в порядке. Позвони мне, когда вернешься домой. Я допоздна не буду ложиться спать… Пока. Мне не достался букет на свадьбе. О, да ты знаешь об этом. Ты еще был там, я забыла. Пока». Джо так и не позвонил ей. Что бы это могло значить? Только то, что он не позвонил ей, вот и все. Не нужно быть Фрейдом, чтобы понять, что это значило. Любая собака, обладающая собачьей логикой, поняла бы, что это значит.

* * *

Группа «Животная логика» напоминала Энн группу «Флитвуд Мак и 10000 маньяков»: их вещи всегда отлично начинались, но где-то в середине песни вы теряли к ней всякий интерес.

Кассета кончилась прямо возле дома Энн, и она соврала Бобби, сказав ему, что ей понравилась эта группа. Бобби вынул кассету из магнитофона, положил ее в коробочку и протянул Энн.

— О нет, я не могу…

— Перестаньте. Хотите, я помогу вам донести вещи?

У Энн с собой была сумка, полная видеокассет с записями старых телешоу, наобум набранных в архиве. Она хотела хорошенько их изучить у себя дома, разобраться в этих шоу, которые давали так мало зрителям, но за которые так много получали ведущие.

Энн хотела бы, чтобы Бобби нес не ее вещи, а ее саму, чтобы он взял ее на руки, как это делали мужчины в 50-е годы, открыл бы ногой дверь и отнес в квартиру, где бросил бы на кровать, сорвал с себя куртку и белую футболку, расстегнул бы свои джинсы (на самом деле на нем костюм с галстуком, но ведь это была только ее фантазия), задрал юбку, раздвинул ей ноги, как это делали мужчины в 50-е годы… Это было бы неплохо для разнообразия. На ночной работе она страшно уставала, у нее совсем не находилось времени для друзей, для секса…

Но Бобби был хороший мальчик, он не воспользовался ситуацией. Он взял сумку, чемодан Энн и ее ключи. Открыл дверь в подъезде и держал ее, пока Энн не вошла. Сам нашел почтовый ящик Энн и держал крышку, пока она вынимала содержимое. В то время, когда она бросала всякий бумажный хлам в мусорную корзину, Бобби пошел туда, куда она указала. Он прошел по коридору, свернул за угол и оказался возле ее квартиры.

Из всей корреспонденции только письмо от ее брата да каталог «Твид» представляли для нее какой-то интерес.

Бобби поставил сумку у двери и вставил ключ в верхний замок. Он повернул ключ, и тотчас раздался взрыв. Двери разнесло на части, а Бобби раскидало на куски по всему коридору.