«Невозмутимый Д» поднял вверх палец — и «Вешалка» прекратил торг. Оставался лишь «Покатый».

Генри Аронсон подался вперед, сидя на откидном стуле таким образом, что его голова находилось между головами «Невозмутимого Д» и Шираз.

— Ты будешь ездить на этой машине или просто любоваться ею? Или будешь сидеть в ней и воображать, что едешь? Как мой внук. Он может часами сидеть в машине перед домом моей дочери, крутить баранку то вправо, то влево и урчать, изображая двигатель. Одно слово — пацан.

— «Невозмутимый Д» говорит, что это не просто машина. Это автомобиль «даузенберг», модель «Джей».

— Ну, да. А сколько миль он прошел, хотел бы я знать?

— «Невозмутимый Д» говорит, чтобы ты подождал за дверями — он хочет сосредоточиться на предложенной цене.

— Ага. А Генри Аронсон говорит, что парню, вляпавшемуся в такую же историю, что и «Невозмутимый Д», не следует выбрасывать двести кусков на колеса, которые даже не новые, а тысяча девятьсот двадцать девятого года. Краутовские колеса. Двадцать девятый был плохим годом, «Д», а Крауты, может, и делают хорошие тачки, но они все равно остаются Краутами. Ты должен это чувствовать, знаешь ли. Твои люди и мои люди — у нас много общего. Мы — как братья.

Шираз слегка похлопала ладонью по руке Аронсона:

— Это продлится недолго, Генри. Подожди за дверями.

— На Мэдисон есть кафе, — сказал Аронсон. — Я буду ждать там.

— В левом от меня ряду предлагается новая цена, — сообщил аукционист.

«Покатый» коснулся пальцем виска.

— Двести двадцать тысяч долларов против ваших двухсот тысяч, господин Уильямсон.

— «Д», может, не надо?

«Невозмутимый Д» поднял палец.

«Покатый» дотронулся до виска.

— Двести пятьдесят тысяч против Вас, сэр.

— «Д»…

«Невозмутимый Д», немного посомневавшись, поднял палец вверх.

— Предлагается сумма в двести пятьдесят тысяч долларов. Последняя ставка — двести пятьдесят тысяч долларов.

«Покатый» сложил руки.

Аукционист ударил молоточком в третий раз:

— Продано. Благодарю вас, джентльмены. Выставляется следующий лот, под номером двадцать шесть, — «бугатти» тысяча девятьсот тридцать девятого года. Предлагается изначальная цена — сто тысяч долларов.

* * *

— Колеса ты купил. Вижу по лицу, что купил их. Хочешь чаю? Кофе? Просто воды? Возьми мою. Послушай, «Д», я тебе вот что хочу сказать. Помнишь того «нарка», которого замочили в такси? Копы утверждают, что это сделал человек, которого он засадил в тюрягу. Тот отсидел свой срок, вышел и замочил его, но это не то, что они на самом деле думают, «Д». Они знают, что ОНА хлопнула «нарка», та же баба, которая разделалась с Лайонелом. И тот, и другой были убиты из пистолета 22-го калибра, из одного и того же.

— «Невозмутимый Д» желает знать, откуда тебе это известно.

— Шираз, все эти годы мы вместе занимались бизнесом, и я говорю то, что знаю. Не спрашивай, откуда мне стало это известно. Это единственное, о чем я прошу.

— Они ее арестуют за убийство «нарка»?

— Нет. Они не арестуют ее даже за убийство Лайонела, потому что копы не знают, что это она замочила «нарка» и то, что это она хлопнула Лайонела. Федералы знают, но об этом копам не говорят. Хочешь знать, почему? Я тебе скажу. Они хотят использовать ее. Сейчас они берут мелкоту, федералы и копы — особенно федералы. Берут даже не мелкоту, а ребят покрупнее. Все шло хорошо, без сучка и задоринки. Раньше было, ну может, двенадцать, пятнадцать, ну, двадцать крупных импортеров; около сотни крупных оптовиков; от силы двести-триста розничных торговцев. Теперь же каждый урод хочет быть импортером, все возят товар: на собственных катерах, самолетах, в чемоданах. Существует около сотни фабрик крэка, а может, двести, это нам говорит о чем? О том, что можно химичить в любой квартире. Достаточно лишь иметь пару кофеварок, плиту, какие-нибудь весы. Не то, что в старые времена, когда нужно было еще найти надежное место для пятидесяти пяти галлонных бочонков с эфиром, ацетоном и соляной кислотой. Каждая из подпольных фабрик обеспечивает товаром от трех до пяти домов, которые хранят только дневную норму. Таким образом, в случае облавы — это все, что копы берут, если, конечно, наркотики не смываются в унитаз или не выбрасываются из окна.

Если полиция берет под контроль дома, то они выходят на улицу. Там у них зазывалы, кассиры, толкачи. Попытайся она их поймать и арестовать, а кого, собственно, арестовывать? Арестовать зазывалу — но он чист, у него ничего не найдут. Он только выкрикивал: «Джумбо, джумбо есть». За одно это парня не арестуешь. Может, он билеты в цирк продавал. Взять кассира? Так он тоже практически чист. Он мог заработать деньги в качестве подсобного рабочего, он мог найти их, мог умереть богатый дядюшка, он мог, в конце концов, выиграть их в лотерею. За это парня взять нельзя. Что с того, что при нем нашли деньги? Берут толкача, а у него что? Одна-две дозы. Не срабатывает. Взять его можно, но сколько времени можно продержать за то, что он пытался сбыть парочку доз? Ну, совсем уже большая удача, когда удается протянуть ниточку от зазывалы к кассиру, от кассира к толкачу, от толкача к мелкооптовику. Его берут, и даже если он не избегает наказания, а я считаю это маловероятным, у него есть поручитель, хороший юрист, подкупленный судья, к тому же найдется другой оптовик, ожидающий случая занять его место.

Вообще я веду речь о копах. Федералы не трогают мелкооптовиков. Они летают на вертолетах, шныряют на катерах. Если им встречается рыболовная шхуна без рыбы в трюме, но с низкой посадкой на воде, они врубают ревун и приказывают несчастному придурку остановиться. Они выудят несколько упаковок, организуют пресс-конференцию, где похвалятся, что стоимость этих упаковок — миллион, два миллиона, десять миллионов! А с кем они имели дело? С несколькими колумбийцами и парочкой дебилов-мексиканцев. Этим федералам нужен крупный делец, и они хотят обложить его. Они считают, что эта баба связана с крупными дельцами. И знаешь, «Д»? Она действительно с ними связана. Она заключила сделку с Лоркой. Она обещала, что пойдет по твоим следам, и она это сделала. Она замочила твоего помощника, Лайонела, и перекупила твоего поставщика прямо из-под долбаного твоего носа. А ты выбрасываешь деньги на пятидесятилетние краутовские колеса.

— «Невозмутимый Д» хочет знать, засекли ли федералы ее сделки с Лоркой?

— Нет, они этого не могут знать по двум причинам. Во-первых, я сам об этом узнал сегодня утром, когда позвонил Лорке, чтобы убедиться, что наш договор остался в силе. Я сказал ему: «Привет, Энрике! Как дела, амиго?» — и знаешь, что он мне ответил? Он сказал: «Да пошел ты к такой-то матери, придурок. На хрена мне сдался твой чертов бизнес». Неплохое начало дня, а? Во-вторых, федералы понятия не имеют, кто эта баба. У них нет ее имени, они ни черта про нее не знают, кроме того, что она появилась ниоткуда и ни с того ни с сего стала крутой.

— «Невозмутимый Д» хочет, чтобы ее убрали, — сказала Шираз.

— А за что ее убирать? За то, что она замочила твоего Лайонела? Послушай, Лайонел служил для того, чтобы затыкать людям рты, для надежности, чтобы они не навели полицию. Эта бикса могла замочить тебя, и тебе следовало бы наградить ее медалью за то, что она проделала это только с Лайонелом. Убрать за то, что она сделала Лорке более выгодное предложение? Лорка — гомик. Он только и скажет, что «нет, спасибо, я остаюсь со своим братцем; „Невозмутимый Д“ — он хоть и дешевый засранец, но я его люблю». «Д», «Д», «Д», очнись же, приятель. Может, ты разбудишь его, Шираз? Может, добавить ему немного здравого смысла?

Мне пора идти. У меня назначена встреча. Ты когда-нибудь играл в гандбол, «Д»? Иногда играешь с соперником, который ничем не лучше тебя, он бегает по площадке, встает у тебя на пути, мешается под ногами, промахивается, в его игре отсутствует смысл, он доводит тебя до безумия, но он побеждает тебя, потому что ты не имеешь возможности играть по своим правилам. Мой тебе совет: не связывайся с ней — она остервенелая шлюха. Она тебя спалит, если слишком близко к ней подойдешь. В принципе, она сама очень скоро сгорит вместе с Лоркой, или федералы их обоих накроют. Будет больше простора для нас, и статус будет восстановлен. До свидания, «Д». Нет, заплачу по счету я. Радуйся своим новым колесам. Что ты сейчас сделаешь? Найдешь кого-нибудь, кто доставит их к тебе на грузовике, или как? Лично я не вижу смысла покупать слишком дорогие колеса, чтобы на них ездить. Шираз, было приятно с тобой встретиться вновь.

«Невозмутимый Д» оторвал полоску от бумажной салфетки.

— Генри прав, «Д», — сказала Шираз, — Лайонел был по уши в дерьме.

«Невозмутимый Д» оторвал еще полоску.

— Он прав в том, что ситуация на улицах изменилась настолько, что для нас настал момент трезво оценить наше положение.

Еще одна полоска.

— Тебе следует отделаться от этого чувства, «Д», — ложного чувства преданности своим людям. Ты приобрел эту привычку во Вьетнаме, а тебе и тогда не следовало этого делать. Тебя взяли в плен, потому что твои же приятели тебя и подвели.

«Д» скатал полоску в шарик.

— Тебе надо также отделаться от своего чувства мужчины, потерявшего самообладание оттого, что тебя перехитрила женщина. Действуй в соответствии со своим возрастом, а не размером обуви.

«Д» бросил шарик в стакан для воды и скатал еще один.

— Давай бросим это дело временно, «Д». Съездим куда-нибудь. Мы смогли бы поехать в Джорджию навестить твою матушку и в Новый Орлеан к твоему отцу. Покатались бы на лодке по реке, повеселились. Веселья у нас мало, «Д». Генри присмотрит за делами, а то вообще можем пустить их на самотек. Можем начать снова по возвращении здесь или где-нибудь еще. Нью-Йорк потерял свой блеск, «Д». Это безобразный и неприглядный город, где живут несчастные люди. Следует прощупать ситуацию в Сан-Диего. Тебе этот город понравился, когда ты лежал там в больнице. Ты сказал, что он прелестный. Этой красоты не хватает Нью-Йорку.

«Невозмутимый Д» бросил еще один шарик и попал в ободок стакана.

— Знаешь, Генри как-то сказал (он, как обычно, флиртовал со мной), что единственное, о чем он сожалеет, так это о том, что он никогда не трахал черненькую. Он не так выразился — со мной он ведет себя по-джентльменски. Он сказал «не любил черную женщину». Я знаю, что ты чувствуешь то же самое — тебе хочется белой девочки.

Сейчас я собираюсь спуститься на эспланаду. Поеду в северную часть города или даже на север штата, как придется. Завтра, послезавтра я решу — поеду ли я на юг до конца лета или куда-нибудь еще. Ты тоже решай, а когда решишь — дай мне знать. Но не приезжай ко мне, пока не решишь окончательно, слышишь?

Шираз ушла.

«Невозмутимый Д» вытер нож тем, что осталось от салфетки, и согнул его в вопросительный знак.