Кимон

Последующие 15 лет отмечены дальнейшими военными успехами афинян. Они были достигнуты под предводительством Кимона, которому Аристид уступил и военное командование, и положение лидера аристократии. В 476 г. Кимон овладел Черноморскими проливами, очистил Эгейское море от пиратов и захватил их базу — остров Скирос. Десять лет спустя у южных берегов Малой Азии он наголову разбил вновь собравшиеся сухопутные и морские силы персов. В следующем году совершил еще один успешный поход в Херсонес и Фракию.

Кимон был профессиональный военный, человек мало образованный и не слишком искушенный в политике. Он не скрывал своего восхищения военной организацией и образом жизни спартанцев. Вместе с тем богатыми пожертвованиями на украшение города, денежными раздачами, бесплатными обедами для неимущих и простотой общения с народом он старался укрепить свое положение лидера.

Любопытно отметить, что обогащение командующего за счет присвоения военной добычи в это время уже не вызывает возмущения афинян. Ведь прославившийся щедротами Кимон начинал свою карьеру человеком небогатым — он не мог выплатить штраф, наложенный на Мильтиада, своего отца. Плутарх по этому поводу замечает, как само собой разумеющееся, что…

"Военные труды Кимона возместились сторицей, и это богатство, по общему мнению, было им добыто с честью — на войне от врагов; еще с большей для себя честью Кимон тратил его на сограждан…". (Кимон, X)

Политика Кимона в отношении остальных участников Делосского союза была направлена на усиление военного превосходства Афин. По свидетельству Плутарха:

"С течением времени союзники, продолжая вносить деньги в союзную казну, стали, вопреки принятым обязательствам, воздерживаться от поставки кораблей и людей и отказались от участия в походах. Теперь, после того, как персы удалились и больше их не тревожили, они не видели никакой нужды в войне и желали жить мирно, занимаясь земледелием…". (Там же, XI)

Первоначально афиняне требовали от союзников соучастия в военных приготовлениях и действиях…

"… Но Кимон, занимая должность стратега, — продолжает Плутарх, — шел по пути совершенно противоположному: силой никого из греков ни к чему не принуждал, а от не желающих отбывать военную службу принимал деньги или порожние суда, предоставляя тем, кого прельщала спокойная жизнь, проводить время за хозяйственными делами и, безрассудно изнеживаясь, превращаться из людей воинственных в мирных земледельцев и торговцев. Афинян же он по очереди сажал многочисленными отрядами на корабли, закалял их в походах и в скором времени сделал их, благодаря денежным средствам, поступавшим от союзников на содержание войска, господами самих плательщиков. Ибо, находясь постоянно в плавании, не выпуская из рук оружия, афиняне, благодаря нежеланию союзников служить, получали в походах военное воспитание и подготовку, а союзники, приучившись бояться афинян и льстить им, незаметно превращались в данников и рабов". (Там же)

С 461 по 451 гг. Кимон находился в ссылке. Афинский демос изгнал остракизмом своего бывшего кумира за его симпатии к Спарте.

Между тем афиняне ввязались в весьма неудачную военную кампанию, поддержав восстание Египта против Персии. В 454 году под Мемфисом персы разгромили афинский флот и армию. Это поражение было ("ввиду персидской угрозы") использовано для оправдания переноса в том же году союзной казны с острова Делос в Афины. Кимон после возвращения из ссылки наголову разбил военный флот персов и восстановил пошатнувшиеся позиции Афин в Эгейском море.

Также не очень удачным оказалось произошедшее в начале 50-х годов первое столкновение афинян со своими соседями и конкурентами: Коринфом, Фивами и Эгиной. В качестве членов Пелопоннесского союза эти города вовлекли в конфликт Спарту. В 457 году спартанцы разбили сухопутное войско афинян, но понесли и сами большие потери, ввиду чего вернулись в Спарту. Через пару месяцев Афины отыгрались на Эгине и фиванцах. Начальный этап этой, так называемой I-ой Пелопоннесской войны окончился вничью. Кимон воспользовался своими спартанскими связями и сумел в 451 году заключить мир со Спартой на 5 лет. Он умер в 450 г. от раны, полученной на Кипре во время его последнего сражения с персами.

"Морская империя"

Фемистокл впервые посадил афинян на военные корабли, а к середине века Афины уже превратились в могучую морскую державу. Эволюция военного дела в те времена определяла социальные, а вслед за ними и государственные преобразования. Когда слаженные действия отрядов крестьян-пехотинцев пришли на смену единоборству героев, демократия при Солоне сменила власть родовой аристократии. Теперь произошла новая трансформация военного дела, последствия которой нам надлежит оценить. Для этого уместно подробнее познакомиться со структурой сухопутных сил и военного флота Афин середины века.

Военнообязанными были все мужчины в возрасте от 18 до 60 лет. Список военнообязанных ("каталог") составлялся по филам с учетом имущественного ценза. Каждая фила выставляла отряд тяжеловооруженных гоплитов. Призывы на регулярную службу происходили по возрастам. В случае военной необходимости, мобилизации подлежало несколько возрастов. При поголовной мобилизации Афины в то время могли выставить до 30 тысяч гоплитов. Из граждан двух первых категорий формировались отряды конницы, насчитывавшей до тысячи всадников.

Вооружение и методы ведения боя гоплитов и всадников не изменились со времен Марафонской битвы. У гоплитов — большой щит, длинное копье и меч. У всадников — латы вместо щита. Седла и стремян еще не знали. На поле боя гоплиты действовали сомкнутым строем, колонной в несколько рядов. Всадники прикрывали их с флангов или беспокоили неприятеля отдельными налетами. Были и вспомогательные отряды: лучников и метателей дротиков (из фетов). Новым для сухопутных войск было, пожалуй, только то, что теперь их к месту сражения нередко доставляли военные корабли.

Военный флот Афин насчитывал до 4000 крупных боевых судов — «триер». Триера несла пять парусов на двух мачтах, но маневрировать под парусами греки, видимо, еще не умели и парусная оснастка использовалась только при попутном ветре. В отсутствие ветра судно шло на веслах. 180 гребцов располагалось в три яруса по бортам триеры. Экипаж дополняли десятка два матросов при парусах. Ритм гребцам задавал флейтист. От них требовалась высокая слаженность действий, особенно во время боя. Носовую часть корабля укрепляли окованными медью мощными бревнами. Боевой маневр был нацелен на то, чтобы носом протаранить борт вражеского судна.

Военные корабли строились на государственных верфях. Но их оснащение, ремонт и наем гребцов производили за свой счет богатые афиняне — поочередно. Они же, как правило, становились и триерархами — капитанами кораблей. Практическое командование осуществлял, конечно, профессиональный моряк — помощник триерарха. По окончании военного похода триеру возвращали для хранения на базу военного флота в Пирее, а команду распускали.

В Пирее, в трех окруженных скалами и укреплениями заливах, располагались военные гавани, где мог укрыться весь огромный военный флот Афин. Там же находились верфи и склады морского снаряжения. В середине века от Пирея и прилежащего к нему торгового порта к Афинам протянули две "длинные стены" (около 7 км каждая). Позже, при Перикле, построили еще одну стену так, что укрепления Пирея узким, легко защитимым коридором были соединены со стенами города.

Прежде чем начать рассмотрение далеко идущих экономических и политических следствий военно-морского могущества Афин, еще раз обратим внимание на появление новой категории афинских граждан — моряков. По своему имущественному положению это — бедняки. Вне морской службы у них нет источников постоянного дохода. Они перебиваются случайными заработками, мелочной торговлей, нанимаются батраками к богатым землевладельцам. "Списанные на берег" моряки населяли районы городской бедноты в Пирее и Афинах. Вместе с тем, это были люди, от которых зависело военное могущество Афин. Они себя сознавали не только полноправными гражданами, но и вершителями судеб афинского народа. (Заметим попутно, что рабов в качестве гребцов на военных кораблях использовали только в самых крайних случаях, обещая им свободу после победы).

Путем простого умножения легко убедиться, что речь идет об обширном слое населения. Полному укомплектованию Афинского военного флота отвечает цифра в 80 тысяч человек — чуть ли не втрое больше, чем гоплитов. Большую часть из них в этом случае приходилось нанимать в союзных государствах. В мирное время многие из афинских моряков подыскивали себе временный заработок в деревне, а часть "находилась постоянно в плаванье" — в тренировочных походах. И тем не менее несколько тысяч неимущих и радикально настроенных граждан оставалось в городе, представляя собой активную силу нового этапа развития Афинской демократии. При том, что общая численность полноправных горожан в это время вряд ли превышала двадцать пять тысяч человек. (Свободнорожденное население всей Аттики в ту пору насчитывало порядка двухсот тысяч человек. Военнообязанных мужчин — около пятидесяти тысяч.)

Теперь обратимся к прямым последствиям владычества Афин на морях. Развитие корабельного дела, масса свободных гребцов и матросов, а также надежная защита от пиратов дают сильнейший толчок развитию собственной морской торговли Афин, а вместе с ней — и ремеслам. Ввозили хлеб, соленую рыбу (из Понта), железо, лес для кораблей. Вывозили оружие, утварь, посуду, ткани, украшения, а также вино и оливковое масло. Торговали с «варварами» и с греческими колониями в Сицилии, Италии, Африке и Испании. Занятие иностранной торговлей освобождало от воинской повинности. Иноземные купцы и капитаны пользовались покровительством афинских законов и суда. Город быстро богател. Большую роль в расширении торговли стал играть кредит. Обозначились начала банковского дела: денежные переводы, уплаты по поручению клиентов, текущие счета. Помимо собственной торговли, Афины основательно наживались за счет принуждения государств Делосского союза вести транзитную торговлю через Пирей. Например, железо союзники могли покупать только у Афин. Распределение хлеба из Понта шло через Пирей. Эту торговлю афиняне облагали налогом.

Ежегодный денежный взнос членов морского союза расходовался не только на строительство военных кораблей, содержание моряков и постоянного войска, но и на оплату многочисленной афинской администрации, ведавшей делами Союза.

Постепенно право окончательного решения всех важных судебных дел, касавшихся союзных государств и их граждан, под предлогом охраны безопасности Союза, перешло к Афинской гелиее. Да и вся афинская администрация так или иначе была связана с делами Союза. Поэтому афиняне считали себя вправе расходовать форос на оплату судей, членов Совета пятисот, городских надзирателей, стражников и т. д. Аристотель в "Афинской политии" утверждает, что еще при жизни Аристида за счет фороса кормилось до 20 тысяч афинян.

Мало того, считая себя спасителями и будущими защитниками всех греков, афиняне вмешивались в политическую жизнь союзных городов — навязывали им государственное устройство, подобное афинскому, ставили свои гарнизоны, присылали обследователей и надзирателей. Все это постепенно превратило некогда равноправный Делосский морской союз, по существу говоря, в "Афинскую морскую империю", хотя в ее метрополии и сохранялась республиканская форма правления.

Естественно, что наиболее сильные и самостоятельные члены союза попытались выйти из-под владычества Афин. Как и полагается для империи, эти попытки были подавлены силой. В 471 году Кимон расправился с восстанием на острове Наксос. С 465 до 463 г. длилась осада крепости на острове Фасос, окончившаяся ее капитуляцией. Афинская демократия преподала всем бывшим союзникам наглядный урок своего понимания свободы и справедливости.

Конечно, нельзя сказать, что «вассалы» Афин ничего не получали от своего союза с метрополией. Море было очищено от пиратов. Мирная торговля под защитой афинского флота могла беспрепятственно развиваться. И все-таки союз этот был «имперским» — принудительным и неравным. Исподволь такое положение дел подрывало основы демократии в самих Афинах. Социальная несправедливость и подавление свободы вовне неизбежно распространяются и на сферу внутренней жизни метрополии. О нравственном ущербе — возникновении психологии иждивенчества, привычки к эксплуатации и грабежу других народов, агрессивности, — речь пойдет впереди. Но прежде надо отметить еще один новый и важный аспект внутренней жизни Афинского общества. К середине века около половины жителей Аттики составляли рабы. Кроме того, сильно выросла прослойка иностранцев. Познакомимся с условиями существования и общественной ролью этой части населения страны.

Метеки и рабы

Положение центра мировой торговли привлекло в Афины множество предприимчивых чужеземцев. Это были греки — выходцы из других городов или даже «варвары», осевшие здесь на постоянное жительство. Их называли «метеками». Во времена Солона переселенцам-ремесленникам предоставлялось афинское гражданство. Теперь они гражданских прав не получали, т. е. не могли принимать участие в Народном собрании и занимать какие-либо административные посты. Им запрещалось владеть землей, самолично выступать в суде и жениться на афинянках. Нарушение последнего запрета каралось строго — продажей в рабство. С другой стороны, имущественные права, торговые интересы, личная свобода и безопасность метеков находились под защитой Закона. Они могли обращаться и в гелиею, где их интересы должны были представлять полноправные граждане города. Поэтому каждый метек имел своего покровителя среди коренных афинян. Метеки уплачивали небольшой налог и привлекались к военной службе, что в значительной степени, если не юридически, то нравственно, уравнивало их с остальными гражданами.

Переселенцы, как правило, были людьми деятельными и квалифицированными: умелые ремесленники, купцы, предприниматели, ученые, ораторы и т. д. К середине века они держали в своих руках значительную часть ремесленного производства в городе, международной и внутренней торговли, банковского дела. Некоторые из них владели крупными мастерскими, торговыми судами, оптовыми складами, ворочали большими капиталами. Другие играли немаловажную роль в общественной жизни благодаря своему уму, таланту, красноречию — нередко в качестве помощников, а иногда и друзей выдающихся политических деятелей города. Это была новая, влиятельная прослойка населения, насчитывавшая несколько тысяч человек. Нравственные традиции демократии и социальной справедливости, уходящие своими корнями в реформы Солона, этим пришельцам были чужды. Конечно, были среди них и философы-гуманисты, и замечательные художники, но подавляющее большинство метеков принесло в Афины дух предприимчивости, стяжательства, стремления к наживе.

Появление в Аттике большого количества рабов было прямым следствием морской экспансии Афин. Военнопленных присылали в город победители-стратеги. Одновременно расцвела и мировая работорговля. Теперь рабы в Афинах были, в большинстве своем, мужчины, занятые на работах в ремесленных мастерских, серебряных рудниках, каменоломнях и сельском хозяйстве.

При нравственной оценке факта рабовладения в древней Греции следует проявлять определенную осторожность — во всяком случае постараться понять психологию людей того времени. Для нас, жителей цивилизованной эпохи (впрочем, во всем ли гуманной?), рабовладелец представляется в образе жестокого надсмотрщика с бичом в руках. Перенося этот образ в Грецию середины V века, нам пришлось бы в таком виде представить себе весьма большую часть населения Эллады. Даже крестьянин средней руки или ремесленник, работающий в поте лица, могли приобрести себе в помощь одного-двух рабов.

По представлениям древних греков мужчина-воин должен победить или с честью погибнуть в бою. Если он сдается в плен, то тем самым отказывается от свободы и права гражданства. Кроме того, он больше не будет участвовать в сражениях. Его жизнь в безопасности, но он лишается личного достоинства, на которое имеет право гражданин-воин. Теперь его удел — только работа, за которую он получает пищу, одежду и кров над головой.

И все же! Можно ли говорить о нравственной основе демократии, если половина населения — рабы? Но что есть нравственность? Норма отношения к другим людям. Что поделаешь? — раб в глазах древнего грека, по только что указанным причинам, не был полноценным человеком. Скорее — "одушевленным орудием труда", как его определял даже просвещеннейший из греков — Аристотель.

В зависимости от усердия раба, отношение к нему могло быть доброе или строгое. Нерадивые подлежали телесному наказанию, но только от руки хозяина. Ударить чужого раба было нельзя. Владелец раба не вправе был убить его. Убивший раба должен был предстать перед судом, хотя и не столь суровым, как в случае убийства свободного гражданина. Раб мог донести на своего хозяина и выступить свидетелем на суде. Но в случае сомнения в показаниях его пытали. Если хозяин чересчур жестоко обращался с рабом, тот мог просить заступничества у государства. Его выкупали и перепродавали другому хозяину.

Большинство афинян предпочитало обеспечить себе привязанность рабов хорошим с ними обращением. Были и доверенные рабы — управляющие хозяйством, приказчики, повара, секретари, воспитатели детей. Некоторые из них были искренне привязаны к своим хозяевам, находились на положении почти членов семьи. В трагедии Еврипида «Елена» старый слуга, раб Менелая говорит:

Впрочем, надо думать, что такое отношение к хозяевам чаще встречалось среди рабов второго поколения, уже не знавших жизни на свободе.

Иногда рабов отпускали на оброк — они самостоятельно занимались ремеслом или торговлей, отдавая часть своего дохода хозяину. Относительной свободой пользовались государственные рабы: писцы, глашатаи, городские стражники (обычно — скифы), тюремщики. Свободный гражданин считал для себя унизительным занятие подобной должности. Зато от имени государства раб-стражник мог его арестовать. В комедиях Аристофана рабы беззастенчивы, назойливы, насмешничают и стремятся держаться на равных со своими хозяевами. Очень тяжелым, действительно «рабским» был труд в серебряных рудниках.

Нередко за честную службу рабов отпускали на волю при жизни хозяина или по его завещанию. Вольноотпущенники пользовались теми же ограниченными правами, что и метеки. В качестве их покровителя обычно выступал бывший хозяин.

Богатые афиняне, в том числе и метеки, имели порой сотни рабов, которые обрабатывали крупные земельные владения или трудились в мастерских. Широкий размах применения рабского труда приводил к разорению крестьян и кустарей-ремесленников. Не выдержав конкуренции, они продавали свои мелкие земельные участки или нехитрый инструмент и пополняли число неимущих горожан и моряков. В недрах новой демократии шел процесс поляризации на узкую прослойку богачей и массу бедняков. Былое, хотя бы сугубо приблизительное, равенство достатка афинских граждан времен становления демократии уходило в далекое прошлое.

Экономика и финансы

Ограничусь самой краткой информацией. Четыре пятых примерно полумиллионного населения Аттики (включая рабов) было занято в сельском хозяйстве. Из общей площади страны в 2550 кв. км (в 20 раз меньше Московской области) лишь немногим более половины было пригодно для земледелия. Остальное занимали невысокие горы. Единственный крупный город — Афины. Почвы малоплодородны. Основные сельскохозяйственные культуры: ячмень, изредка пшеница, маслины, виноград, овощи и фрукты. Скотоводство, за неимением хороших пастбищ, ограничивалось содержанием коз, овец и свиней. Держали домашнюю птицу. Крупные земельные угодья, принадлежавшие аристократическим семействам, находились главным образом в прилегающей к Афинам долине. Их владельцы жили, как правило, в городе, землю обрабатывали рабы и вольноотпущенники. Мелкие землевладельцы работали сами. Обычный инвентарь — плуг и пара быков. Были и арендаторы. Землю в аренду сдавали сельские общины (демы) и аристократы.

Афинский крестьянин зависел от городского рынка, где он продавал маслины или овощи и покупал хлеб. Земледельцев нередко разоряла война. Вторгшийся неприятель вырубал маслины и фруктовые сады.

Ремесленное производство было сосредоточено в городе. Производили ткани, одежду, домашнюю утварь, глиняную посуду, изделия из металла, оружие, украшения. Кустари — свободные и метеки — работали по индивидуальным заказам или на продажу внутри страны. Продукцию на внешний рынок производили в мастерских (эргастериях), где было занято по нескольку десятков рабов. Здесь уже имело место разделение труда.

Эллада располагала богатыми запасами мрамора и поделочной глины. Немалое число неимущих граждан работало в каменоломнях и карьерах. Особое значение для экономики страны имела добыча серебра из Лаврионских рудников. Здесь под землей был целый город. В узких штольнях, в невыносимо трудных условиях работали только рабы. Рудники принадлежали государству, но сдавались в аренду. 1/24 часть добытого серебра поступала в государственную казну.

Другим источником государственных доходов были пошлины: транзитная — в Пирее, городская — при ввозе товаров в город, торговая. О форосе было сказано выше. Постоянного налога не было. Как уже упоминалось, богатые люди поочередно несли расходы на общественные нужды — «литургии». Помимо оснащения триеры, это могло быть финансирование праздника: обучение и содержание хора, постановка спектакля, устройство спортивных игр. В военное время вводили прямой и прогрессивный подоходный налог ("эйсфору"). Для него граждане сами оценивали свое имущество. Немалую статью дохода, особенно в конце века, составляли штрафы и конфискации в пользу государства.

Город Афины

Чтобы завершить описание морской империи, посмотрим, что представляла собой в середине V века ее метрополия. Вообразим себя путешественниками, впервые посетившими древние Афины. Познакомимся с обликом и бытом их населения."Материалы этого раздела заимствованы из книг: К. М. Колобова и Е.Л. Озерницкая. Как жили древние греки (Л., 1959) и П. Гиро. Частная и общественная жизнь греков (пер. с фр., II, 1915)"

С северо-западной стороны к главному входу в город подходят три дороги: из Пирея, с севера — из Беотии и посаженная Кимоном аллея Академии, ведущая к парку в честь героя Академа. Они сближаются в районе Внешнего Керамика, где расположено кладбище. Здесь могилы Солона и Клисфена, братские могилы воинов, семейные захоронения. Стелы, символические фигуры, надписи на надгробиях.

Город окружен высокой стеной. Главный вход — «дипилон» — ловушка для неприятеля. Сорокаметровый узкий коридор замкнут двумя воротами — внешними и внутренними. По сторонам коридора — крепостные стены. Враг, прорвавшийся через внешние ворота, задержится перед внутренними и окажется под перекрестным обстрелом защитников крепости. От дипилона главная торговая улица города, Дромос, ведет к рыночной площади. Вдоль Дромоса расположены харчевни, лавки цирюльников и парфюмеров, торговцев съестными продуктами, домашней утварью, оружием. По обе стороны улицы безо всякого порядка на холмах лепится город. Здесь расположены кварталы ремесленников и мелких торговцев. В наиболее неудобных местах, где скалы покруче — кварталы бедноты.

Платон упоминает, что во времена Сократа в городе было 10 тысяч домов. В них проживало 100 тысяч человек. Подавляющее большинство домов в городе — маленькие, из 2–3 комнат. Комнатка на втором этаже зачастую сдается внаем. В нее ведет наружная лестница. Для строительства использовали углубления в скале, расширенные так, чтобы образовать заднюю стену дома. Остальное — из дерева и необожженного кирпича. Стены побелены известью. Крыши — из черепицы, благо гончарный промысел в городе уже хорошо развит. На небольших окнах — ставни. Улочки узкие, грязные, зловонные. Мусор и помои выплескивают прямо за порог. Названий улицы не имеют — адрес указывают по ближайшей мастерской или лавке. Холмы изрезаны террасками, лестницами, сточными канавами.

В южной части города круто поднимается скала Акрополя. Плоская площадка на ее возвышении невелика: примерно 100 на 300 метров. На ней пока лишь остатки разрушенных и сожженных персами храмов. Однако в центре площадки уже стоит девятиметровой высоты бронзовая статуя Афины-воительницы (Промахос), работы знаменитого Фидия. Ее позолоченный шлем и кончик копья приближающимся кораблям видны далеко с моря.

Афина считалась покровительницей города. Древние греки уважали иерархию богов-олимпийцев, где владычествовал Зевс-громовержец. Но наибольшим почетом у них пользовался бог — покровитель, от которого ожидали помощи как в повседневных делах, так и в сражениях. Ему воздвигали особенно прекрасную статую и величественный храм, регулярно приносили обильные жертвы (см. Приложение 1).

К югу и юго-востоку от Акрополя, защищенные его массивом от северных ветров, расположились кварталы аристократии. В старину дома и здесь были, как правило, простые и маленькие. Известно, например, что таким был дом самого Кимона. Но к середине века многие богатые люди строятся заново — на широкую ногу.

Дом богатого афинянина располагался прямоугольником вокруг внутреннего дворика, обнесенного галереей с легкими деревянными колоннами. Сюда выходили двери нескольких комнат, завешенные портьерами. Окон не делали. Комнаты освещались из дворика через двери. Пол — красиво вымощен. Стены из камня или необожженного кирпича — оштукатурены и окрашены. В середине дворика помещался жертвенник Зевса. В дальней от входа мужской комнате находился очаг и жертвенник Гестии — богини домашнего очага. Раньше готовили пищу на этом очаге, потом рядом с комнатой стали устраивать кухню. Дым от очагов выходил через каминные трубы. Остальные помещения обогревались переносимыми жаровнями на высоких подставках. Для освещения пользовались факелами из длинных полосок дерева, связанных жгутом тростника. Из глубины мужской комнаты дверь вела в гинекей — на женскую половину, за которой нередко располагался и огороженный сад. В доме были обширные подвалы, цистерны и погреба. Иногда даже своя пекарня и конюшня.

В зажиточных домах держали и богато украшенную деревянную мебель. Табуреты, стулья, кресло хозяина с высокой спинкой и подлокотниками ("трон"), ложа для чтения, письма и еды, покрытые ярко окрашенными мягкими тканями, столы — низкие в уровень с ложем, постели с набитыми шерстью матрацами, подушками и одеялами. Ножки у мебели вырезали в виде лап и копыт, наружные поверхности инкрустировали медью и золотом. Посуда была глиняная, но красиво раскрашенная и обожженная, а иногда и серебряная. За каких-нибудь полвека, отмеченных развитием торговых связей с давно изнеженным Востоком, роскошь заметно утвердилась в богатых домах некогда суровых и неприхотливых афинян. В жилищах малоимущих граждан, разумеется, сохранились древняя простота и примитивность убранства. Но зависть и вожделение о роскоши, надо полагать, многим из афинских бедняков были известны в не меньшей степени, чем нынешним любителям кинофильмов из жизни звезд эстрады и миллионеров.

Дом афинянина был его крепостью. Войти в дом без разрешения означало нанести оскорбление хозяину. Проникновение на женскую половину постороннего, даже родственника, считалось попранием приличий и супружеских прав. Домашний очаг почитался как святыня. Даже враг мог найти защиту у него, как у алтаря.

Но вернемся на улицы города. Средоточие всех видов деятельности горожан — рыночная площадь ("агора"). Торговая и общественная жизнь площади разграничены между собой. Границей служит пересекающая агору из угла в угол Панафинейская дорога. По ней в дни праздника движется процессия к Акрополю.

Торжественный характер имели в Афинах общенародные подношения богине — покровительнице города. Каждый год летом происходил праздник, именовавшийся Панафинеи. Для древней, упавшей с неба статуи богини горожане приносили новое одеяние — пеплос, вытканный и расшитый руками девушек из самых знатных фамилий. Раз в четыре года праздновались Великие Панафинеи. Торжества длились 6 дней. В театре давали представления, соревновались хоры. Юноши состязались на ристалище. На ипподроме происходили конские бега, на море близ Пирея — гонки кораблей. Феерическое зрелище являл собой ночной бег с факелами.

Но главным событием праздника было шествие на Акрополь для подношения богине великолепного парадного убранства. Роскошную ткань, на которой были вышиты картины из мифов об Афине, из истории города и даже портреты граждан, оказавших важные услуги отечеству, прикрепляли в виде паруса к поставленному на колеса кораблю. Его подвозили к подножию Акрополя. Ткань снимали и несли наверх, к храму. Во главе многотысячной процессии, под музыку, с венками на головах, шествовали жрецы. За ними — особо почитаемые граждане, победители состязаний, красивые девушки из благородных семейств, депутации союзных городов с дарами, иностранцы-ремесленники с вазами, золотой и серебряной утварью. Знатные юноши ехали верхом или на колесницах. Вели жертвенных животных. Затем следовал и прочий народ в праздничных одеждах.

Общественная жизнь города сосредоточена к западу от дороги. По периферии площади, на ее западной и южной стороне располагаются общественные здания. Булевтерий — где заседает Совет пятисот ("Буле"). Неподалеку от него Толоса — столовая, где обедают пританы. Здесь же хранятся государственные эталоны гирь и мер длины. На южной стороне площади — здание гелиеи. Неподалеку от агоры — Стратегион. Здесь совещаются стратеги, принимают послов. Перед зданием — доски, прославляющие отличившихся в боях.

Живое повседневное общение граждан, обсуждение политических новостей и текущих проблем жизни города, споры и страсти — все это кипит и шумит под колоннами и в помещениях трех выходящих на агору портиков. На стенах ярко расписанного и богато украшенного скульптурой "Царского портика", а также на стоящих перед ним плоских камнях ("кирбах"), вырезаны законы Солона. Здесь место встречи любителей поговорить о политике. Солидные деловые люди предпочитают вести переговоры и заключать сделки в маленьких комнатках или под сенью двойной колоннады "Южного портика". В северной части агоры находится "Пестрый портик". Внутри он украшен картинами на деревянных досках. Здесь и взятие Трои, и битва Тесея с амазонками, и Марафонское сражение. Пестрый портик — любимое прибежище философов. Портик иногда называют «Стоя». (Отсюда название последователей учившего здесь философа Зенона — "стоики").

На самой площади множество отдельных скульптур и скульптурных групп. В том числе высокий пьедестал, на котором выстроились в ряд каменные фигуры десяти легендарных героев — «эпонимов», давших имена десяти филам Аттики. По бокам пьедестала — многочисленные таблички с объявлениями: проекты новых законов, списки военнообязанных, сообщения о наградах и прочее. Здесь всегда толпится народ. На площади и трибуна глашатая, откуда он объявляет распоряжения Совета и приговоры гелиеи. Близ агоры расположено несколько небольших храмов — часть их разрушена во время персидского нашествия. По концам южной стороны площади — два фонтана, точнее, небольших бассейна с питьевой водой. Она поступает сюда из городского водопровода.

На агоре, под портиками и в расположенных по соседству лавочках всегда много народа — гуляют и беседуют. Иногда вокруг ярых спорщиков собирается кружок сочувствующих. Все только мужчины. Женщинам и детям до 18 лет здесь появляться не полагается.

Большинство коренных афинян — высокого роста, хорошо сложены: сказывается воспитанная с детства приверженность к гимнастике. Чаще всего — блондины с блестящими глазами. Борода и усы — подстрижены, волосы у мужчин не доходят до плеч, юноши стригутся коротко. Длинные волосы носили только дети и, подражая спартанцам, щеголи-аристократы, а также философы. Одежда, особенно у состоятельных молодых людей, из тонкой шерсти ярких оттенков красного, синего и зеленого цвета. Люди постарше в белом, но тоже с яркой цветной полосой. Простой народ — в грубых холщовых одеяниях. Нижней одеждой служил хитон — прямоугольный кусок ткани с прорезями для рук (иногда с рукавами). Его оборачивали вокруг тела, застегивали пряжкой на плече и подбирали поясом так, что он доходил до колен. У рабов — прорезь только для левой руки, правое плечо обнажено. Поверх хитона набрасывали длинный плащ — гиматий. На войне, охоте и в дороге надевали хламиду — короткий плащ с пряжкой у шеи, свободно прикрывавший плечи и спину.

Ремесленники носили короткие хитоны и конусообразные шапки. Остальные афиняне ходили с непокрытой головой. В дорогу одевали широкополую шляпу. На ногах — сандалии. Отправляясь в гости, те, у кого была такая возможность, надевали нарядные башмаки. Дома ходили босиком. Франты украшали обувь золотой и серебряной отделкой.

Под ярким солнцем разноцветная толпа на площади выглядит очень живописно, но количество праздношатающихся граждан вызывает удивление. Списанные с кораблей моряки, свободные от несения службы воины, торговцы, землевладельцы, чьи участки расположены неподалеку от города, обширный клан судейских и иных чиновников. Известные всему городу аристократы и ожидающие случайного заработка бедняки, философы и растерянно озирающиеся крестьяне, проныры-маклеры и прорицатели — все вперемежку. Пестрая, шумная, жестикулирующая, всегда расположенная к спору и острому насмешливому словцу толпа.

Еще гуще она с раннего утра по другую сторону Панафинейской дороги. Здесь царит стихия рынка. Ряды торговцев под открытым небом или в маленьких будках из камыша, которые к полудню убирают. Овцы, козы, зайцы, свинина, жареное мясо, колбасы, горячая требуха, свернувшаяся кровь, утки, гуси, дичь, масло, сыр, творог, медовые соты, лук, чеснок, маслины, горох, огурцы, жареные баклажаны, яблоки, груши, виноград, фиги, мушмула, хлеб, горячие баранки. Особенный спрос на разнообразные продукты моря: всевозможную рыбу, устрицы, морские ежи, угри, креветки. При появлении на рынке очередной повозки со свежей рыбой ударяют в колокол. В других рядах — кожи, одежда, глиняная посуда и прочая домашняя утварь, цветы, венки. Разнообразные вина: дешевое местное и дорогие — привозные с островов. Особенно ценится вино с острова Хиос. Толчея, оглушительный гам, отчаянная торговля и соленые шуточки. Продавцы и покупатели тоже главным образом мужчины. Уважающая себя женщина из дома не выходит: покупки делает муж.

Встают афиняне с рассветом. Первый завтрак — ломтик хлеба, смоченный вином. Затем глава семьи отправляется на рынок в сопровождении раба. С ним он отсылает купленные продукты домой, а сам переходит на другую половину агоры к портикам, заходит к парфюмеру, сапожнику или цирюльнику, чтобы там пообщаться с друзьями. К беднякам правила приличия не относятся, и потому на рынке слышны пронзительные простонародные голоса мелочных торговок и придирчивых покупательниц. За порядком, правильностью мер и весов следят государственные надзиратели — агораномы и метрономы. Тут же фокусники, заклинатели змей, глотатели клинков и горящей пакли. За особыми прилавками — менялы (трапедзиты). В Афинах циркулируют монеты, отчеканенные во всех концах тогдашнего мира.

Кстати, раз мы уже оказались на рынке, имеет смысл познакомиться с афинской денежной системой и ценами. На рынке фигурируют мелкие монеты: обол и драхма, равная шести оболам. За пол-драхмы можно купить 10 кг зерна или ведро маслин. 1–2 драхмы стоит ведро вина (хиосское — 30 драхм). Баран стоит 5 драхм. 10 драхм просят за хитон. Наем комнатки в бедном квартале на год обходится в 30 драхм. Неквалифицированный рабочий зарабатывал примерно пол-драхмы в день. Гребцы на кораблях и гоплиты во время военной кампании получали по 2 драхмы ежедневно.

Другого порядка денежная единица фигурировала в ценах на предметы роскоши и состояниях богатых афинян. 1 талант (27 кг серебра) был равен 60 тысячам драхм. Состояние от 2 до 5 талантов считалось в Афинах достаточным, в 10 талантов — значительным. Хороший участок земли стоил 1–3 таланта. Но были люди, владевшие капиталом в 100 и даже 200 талантов.

Особенно знамениты своей приверженностью к роскоши были жители расположенной на юге Италии греческой колонии — города Сибариса (отсюда наше слово сибарит). Сохранилась запись о продаже принадлежавшего одному из сибаритян женского одеяния (пеплоса) за 120 талантов. Трудно вообразить себе, сколь совершенным должно было быть это одеяние, если оно стоило в 700 тысяч раз дороже, чем хитон! Такого размаха роскоши Афины в середине V века, конечно, еще не знали, но вкус к ней уже воспитывался.

Описание города на этом я закончу. Дополню его лишь кратким наброском картины морского порта и центра оптовой торговли Афин, Пирея.

Это — тоже целый город. Его населяют мореходы, грузчики, торговцы, кораблестроители и рыбаки. В скором времени Пирей будет перестроен архитектором Гипподамом из Милета так, что прямые улицы разобьют его на ровные прямоугольники кварталов. А пока вокруг торговой гавани хаотически сгрудились неказистые домишки, в которых теснится трудовой люд города-порта. Здесь почти нет праздношатающихся, если не считать иностранных гребцов и матросов, горланящих свои песни в убогих харчевнях на берегу. Гавань — центр жизни города. У ее многочисленных причалов разгружаются корабли со всех концов света. По сходням снуют грузчики. Шум, разноязыкая речь и выкрики команды. На пристани — груды кожаных мешков с зерном, ряды огромных глиняных пифосов с соленой рыбой, штабелями громоздится лес. Чуть в стороне — длинные приземистые строения складов. Неподалеку — гостиницы, дома богатых афинских торговцев, лавки менял-банкиров. Рядом, на главной площади «дигма» — выставка образцов товаров приезжих купцов для оптовых покупателей. Со стороны верфей слышится неумолчный стук топоров, доносится запах дегтя.

В узких заливах военного порта тихо. Много боевых триер вытащено на берег, другие без весел и парусов дремлют на воде у пустующих причалов. Кое-где идут ремонтные работы. Но вот решено снарядить военно-морскую экспедицию. Не только военный порт, но и весь город преображается. Его улицы заполняются шумной толпой прибывших из Афин, остальной Аттики и союзных государств военных моряков. Идет комплектование экипажей… Но лучше я предоставлю слово очевидцу. Вот живая картинка из комедии Аристофана «Ахарняне». Один из ее персонажей, Дикеополь, говорит:

Но пора нам оставить и Пирей.

Вернемся в город и последим за дальнейшим времяпровождением нашего более или менее состоятельного афинянина, которого мы оставили утром среди друзей на агоре. Примерно к полудню он возвращается домой и плотно завтракает в кругу семьи. Затем отдыхает и занимается делами: выслушивает отчет управляющего имением или приказчика, дает распоряжения по хозяйству. Может быть, готовит какие-нибудь документы. Весьма вероятно, что потом он направится в один из общественных гимнасиев, расположенных в предместьях Афин, например, в Академии или Ликее. Гимнасий — это большое здание с комнатами для спортивных занятий, раздевалками и банями. Рядом с ним — открытый стадион со скамьями для зрителей. Здесь портики и помещения, где беседуют с учениками философы и риторы.

Возможно, что наш афинянин сам в этот раз не будет заниматься спортом, но уж обязательно часа два последит за тем, как упражняется молодежь. Со знанием дела прокомментирует и обсудит с другими зрителями возможности и шансы лучших спортсменов на предстоящих играх.

Быть может, он зайдет в баню — помещение с котлом и кувшинами, где банщик помоет его жирной глиной или содой с теплой водой, поскребет тело бронзовым скребком и натрет оливковым маслом с благовониями. В начале века афиняне теплой водой мылись только в гимнасиях, после упражнений. Дома, во избежание изнеженности, принимали холодную ванну. Теперь они приохотились к ежедневной теплой ванне, некоторые даже превратили общественные платные бани в свое обычное местопребывание — ужинают там, беседуют с друзьями. В богатых домах есть собственные бани. В середине века, по свидетельству Геродота, появляется и парилка — с сухим или влажным паром.

Пока наш благополучный афинянин наслаждается баней, поговорим о его жене. Во время прогулки по Афинам и Пирею, если на считать рыночных торговок, мы почти не встретили женщин. Это — не случайно. Женщины сидят дома. Прежде, чем посмотреть, чем они заняты, имеет смысл сказать несколько слов об их гражданском и юридическом положении в афинском обществе.

Женщина в Афинах V века была лишена гражданских прав. Она не могла совершать какие-либо юридические акты, даже заключать брачный договор. Девушку выдавал замуж отец или брат, а женщину, вступающую в новый брак после развода, — бывший муж. Основной смысл брака — в детях. Бездетный афинянин не пользовался всей полнотой политических прав. Его не могли избрать архонтом или стратегом. Детей усыновляли, даже покупали. Наследовать имущество мог только сын или муж дочери. Если после смерти отца дети оставались малолетними, назначали опекуна, который управлял имуществом и заботился об их воспитании. Вдова юридических прав на это не имела. При отсутствии детей муж отсылал жену обратно к родителям. И вообще, развод по желанию мужчины совершался незамедлительно: жена отправлялась восвояси, а дети оставались у мужа. Правда, он при этом возвращал приданое с начислением по 18 % за каждый год супружества. Развод по желанию жены был в принципе возможен. Но закон обязывал женщину лично подать об этом прошение архонту. Смысл закона поясняет Плутарх в Биографии Алкивиада (о нем — позже). Жена последнего, Гиппарета, исчерпав терпение, отправилась с письмом о разводе к архонту, но…"… когда, повинуясь закону, она уже подавала требование, явился Алкивиад, внезапно схватил ее и понес через всю площадь домой, причем никто не посмел вступиться и вырвать женщину из его рук… Примененное им насилие никто не счел ни противозаконным, ни бесчеловечным: по-видимому, закон для того и приводит в общественное место женщину, покидающую своего супруга, чтобы предоставить последнему возможность вступить с ней в переговоры и попытаться удержать ее". (Алкивиад, VIII)

Нарушение супружеской верности мужьями считалось в порядке вещей. Постоянная наложница даже признавалась юридически — с возможностью наследования по завещанию. Рабыни-любовницы иной раз были очень влиятельны. Женщина же за измену мужу могла быть изгнана из дома. Ей закон в этом случае запрещал носить украшения и входить в храм. Любой афинянин, обнаруживший нарушение этого запрета, имел право разорвать на ней платье, снять украшения и отколотить.

Содержали жен строго. В обществе мужчин женщины не появлялись даже у себя дома. В город выходили только по большим праздникам для участия в процессиях и традиционных хороводах, посещения трагедии (но не комедии), да еще по случаю похорон или свадьбы. Затворничество длилось лет до пятидесяти. Считалось, что женщина может выйти на улицу, когда будут спрашивать, чья она мать, а не жена.

Правда, внутри дома, над слугами и рабами, жена была полновластной хозяйкой. Весь порядок в доме и вся экономика находились в ее руках. Но жизнь вне мирка семьи женщину не касалась. Своими делами и интересами афинянин, как правило, с женой не делился. Воспитание детей тоже не отнимало много сил. С малолетними в хорошо обеспеченных семьях возились кормилицы, потом их отдавали на попечение специального раба — «педагога». С семи лет мальчиков почти на весь день забирала школа. Девочек учили дома: читать, писать, играть на музыкальных инструментах, прясть, стряпать, вести хозяйство — вот и все.

Свой досуг жена состоятельного афинянина посвящала украшениям и визитам к соседкам. Ее внимание занимали туалеты. Одежды из тонких тканей нежной гаммы расцветок — шафрановой, зеленоватой, серо-голубой, золотистой, — с рисунком и каймой, изящные сандалии, высокие ботинки, зонтик или веер из павлиньих перьев и тому подобное. Длинные и густые волосы завивали, подкрашивали, скрепляли шпильками. Щеки и губы красили свинцовым суриком, брови — толченой сурьмой, ресницы темнили и закрепляли смесью белка с камедью. Широко пользовались косметикой: восковая мазь, растительные румяна, белила, разнообразные духи, притирания, карандаши для век. Очень любили украшения: серьги, браслеты на руки и на ноги, ожерелья, диадемы, броши, кольца, печатки из золота и серебра или сердолика… Право же, состоятельная афинянка V века до нашей эры немногим уступала современной моднице. И мужьям это нравилось. Они любили наряжать своих жен, обращаться с ними как с дорогими игрушками…

Но вернемся к нашему герою. Освеженный баней, он покидает гимнасий. Между тем, солнце уже клонится к горизонту — пора отправляться домой, чтобы подготовиться к обеду. Пока он тщательно одевается и душится, расскажу о том, что его скорее всего ожидает.

Обедали афиняне довольно поздно вечером. Предпочтительно с друзьями, в мужской компании. Нередко — в складчину у одного из участников кружка или в сдаваемом для этой цели помещении. Каждый приносил свою долю провизии в корзине. Входя в дом, гости снимали обувь, рабы омывали им ноги. Располагались на высоких ложах около низких столов, полулежа, опираясь на тугие валики и подушки. Обед начинался блюдами, возбуждающими аппетит. Потом подавали мясо, рыбу, зелень и разнообразные соусы. Ели руками — вилок еще не было. Жидкие блюда — ложкой или с помощью корки хлеба. Во время первой части обеда вина не пили. Затем рабы приносили воду и полотенца для омовения рук. Уносили столы и вносили другие — с десертом: сыром, фруктами, соленым миндалем, печеньями на меду. Только теперь начинали пить разбавленное водой вино. Эта часть обеда называлась «симпозий». Она посвящалась беседе, чередовавшейся с хоровым пением. Если обед был не рядовой, нанимали флейтисток и танцоров — девушек или мальчиков. Иногда в танце разыгрывались небольшие сценки. Флейтистки, кстати говоря, совмещали свое искусство с другой профессией — древнейшей.

В середине века появились повара — главным образом из рабов. На парадный обед их нанимали. Богатые люди держали собственных поваров. Появились изысканные блюда, сложные, порой сохранявшиеся в секрете рецепты.

Все это, разумеется, суть обычаи людей состоятельных. Ремесленники, городская беднота, не говоря уже о рабах, питались очень скромно: густой гороховый или чечевичный суп с ячменной лепешкой, а иногда и того проще — месиво из муки с водой, молоком или оливковым маслом, соленая рыба, дешевая колбаса, маслины и овощи. Мясо — только по праздникам и во время общественных жертвоприношений. Пили воду или дешевое местное вино. В еде, как и в остальном быте, к середине века различие уровней жизни людей богатых и бедных становится очень большим. А стремлением к богатству теперь охвачены все. Времена, когда умеренность и даже аскетизм в быту считались признаком мужественности, давно миновали. Теперь дань восхищения афиняне платят роскоши богачей.

Государственное устройство Афин

Следующие несколько страниц, по контрасту, покажутся скучными и выпадающими из общего стиля изложения. Тем не менее, мне кажется целесообразным сохранить их в таком виде и вот по какой причине. Дальнейшие события будут разворачиваться в Народном собрании, Совете пятисот, гелиее и ареопаге, важную роль в них будут играть архонты и особенно стратеги. Имеет смысл в одном месте собрать краткие описания состава и полномочий этих органов и функционеров Афинского государства. Хотя бы для того, чтобы читатель легко мог восстановить в памяти соответствующую информацию, если ему это потребуется. Как и полагается для справки, изложение материала здесь максимально сжато и разделено по объектам информации.

Основными принципами Афинской демократии были: «исономия» — равенство гражданских прав и «исегория» — равенство политических прав. Гражданские права включали в себя право владения землей и недвижимостью, их завещания, а также право вступления в законный брак с афинянкой и личной защиты своего дела в суде. Под правами политическими подразумевалось право на занятие государственных должностей и право голоса в Народном собрании."К середине века имущественный ценз для занятия должностей был отменен — об этом речь в следующей главе." Афиняне весьма дорожили своим равноправием. В числе наказаний за преступления фигурировала «атимия» разной степени: лишение всех или части политических прав, лишение гражданских прав — на время, навсегда или даже во всех последующих поколениях.

Теперь познакомимся с характерными особенностями демократических институтов Афинского полиса.

Народное собрание решало дела: о государственном строе, войне и мире, войске и флоте, безопасности страны и снабжении ее хлебом, о государственных средствах, налогах и постройках, вопросы культа. Оно сносилось с другими государствами, выбирало стратегов, заслушивало отчеты магистратов, награждало за особые заслуги и судило по обвинению в государственных преступлениях. Оно пересматривало существующие законы и принимало новые.

Во избежание поспешности, принятие нового закона было обставлено строгими формальностями. Внести предложение мог любой гражданин, но собрание обсуждало законы только один раз в году. Предварительно проект закона рассматривал Совет пятисот. Затем его записывали на доску и выставляли для всеобщего ознакомления на агоре. Обсудив закон, Народное собрание передавало его специальной комиссии граждан пожилого возраста — «номофетов», которую назначала гелиея. Автор нового закона защищал его перед комиссией. Если при этом предполагалась отмена старого закона, то назначали его защитника. В окончательной формулировке одобренный Народным собранием закон записывали на каменном столбе, который устанавливали на площади.

По конкретным вопросам Народное собрание простым голосованием принимало постановления — «псефизмы». Здесь уже дополнительных формальностей не требовалось. Впоследствии псефизмы стали конкурировать с законами, хотя существовал механизм, препятствующий такой конкуренции. Греки называли его "графэ параномон". Когда кто-либо клятвенно заявлял, что предложенная псефизма противоречит закону и он намерен ее обжаловать, обсуждение прекращалось или действие уже принятого постановления приостанавливалось. Предложение поступало для расследования в гелиею. Если жалобу признавали справедливой, то внесшего проект постановления наказывали — вплоть до смертной казни (в том случае, когда в проекте усматривали злой умысел против демократии). Это сдерживало любителей нововведений. С другой стороны, если жалобщик не собирал одной пятой части голосов судей, он уплачивал штраф в 1000 драхм.

Как уже упоминалось, в Народном собрании участвовали все желающие свободные граждане Аттики, достигшие 20 лет. Оно собиралось часто — примерно раз в десять дней — в Афинах на холме Пникс, и потому, естественно, большинство его участников были горожане. "Повестка дня" собрания объявлялась предварительно — за пять дней. Совет пятисот принимал по ней рекомендации ("пробувлемы"). Без пробувлемы ни один вопрос на собрании не ставился. Кроме случая «исангелии» — обвинения в тяжком государственном преступлении, за которым, как правило, следовал арест и разбирательство дела в срочном порядке. Каждое четвертое по счету собрание производило проверку деятельности властей, в том числе стратегов. Один раз в году собрание рассматривало вопрос о необходимости проведения остракизма.

Совет пятисот. Напомню, что в этот Совет выбирали по 50 человек от каждой филы сроком на один год граждан, достигших тридцати лет, независимо от имущественного положения. Выбирали по жребию из числа кандидатов, желавших быть избранными. Членом Совета можно было быть не более чем дважды за всю жизнь. Помимо подготовки Народных собраний Совет пятисот осуществлял повседневный надзор за общественной деятельностью: строительством зданий и кораблей, торговлей, финансами, проведением празднеств и порядком в городе. Он также контролировал деятельность должностных лиц, ведал внешними сношениями, принимал послов и представлял их Народному собранию.

Совет пятисот состоял из 10 пританий (по филам), которые дежурили поочередно — год был разбит на 10 частей (тоже "пританий"). Дежурные пританы собирались на свои заседания ежедневно, кроме праздничных и «несчастливых» дней (например, седьмой день каждого месяца). Из их числа по жребию на одни сутки избирался председатель пританов. Вместе с ним круглосуточно в помещении «столовой» дежурила треть пританов по его выбору. Таким образом оперативное руководство общественной жизнью было обеспечено надежно. Сорок раз в году Совет собирался в полном составе. По мере необходимости назначались и чрезвычайные заседания.

Гелиея ("суд присяжных") избиралась тоже жребием по филам, из числа всех желающих граждан на один год в составе шести тысяч человек(!). Она разбивалась на 10 судебных коллегий по 501 человеку с равным представительством всех фил в каждой. (Остальные — запас). В особо важных случаях в заседании участвовало двойное или даже тройное количество судей. Распределение судебных дел по коллегиям, так же, как вопрос о председательствующем на суде, определялось жребием непосредственно перед слушаньем дела. Прокурора и защитников не было. Любой гражданин мог вызвать в суд любого из сограждан. Он произносил обвинительную речь, подсудимый — защитительную. Строго одинаковая продолжительность речей отмерялась водяными часами ("клепсидрой"). Потом обе стороны имели право произнести еще одну речь — более короткую. Можно было вызывать свидетелей, требовать зачтения документов и законов. На это время клепсидру перекрывали.

По окончании прений каждый из судей получал две медных пластинки — просверленную и целую. Просверленная пластина означала голосование в пользу обвинителя, целая — в пользу обвиняемого. Одну из пластин опускали в «зачетную» бронзовую амфору (вторую — в контрольную, деревянную). Содержимое бронзовой амфоры высыпали на доску и на виду у всех считали число пластинок с дыркой и сплошных. Виновность подсудимого определялась по простому большинству голосов.

Если за установленную вину закон предусматривал определенное наказание, судебное заседание на этом заканчивалось и для исполнения приговора осужденного передавали коллегии судебных исполнителей (коллегия 11-ти). Если же случай был неординарный, то обвинитель предлагал свою меру наказания, а признанный виновным, в дополнительной речи, вносил свое предложение о наказании. Суд снова тайным голосованием решал в пользу одного из этих предложений.

К описанию атмосферы и практики АФинского суда у меня будет повод вернуться ниже, а сейчас отмечу его важную роль в государственном устройстве.

В некоторых отношениях гелиея стояла выше Народного собрания. В законодательстве ей принадлежало решающее слово через комиссию номофетов. Любое постановление Собрания могло быть, в случае возбуждения "графэ параномон", отменено гелиеей как противозаконное. Влияние на назначение должностных лиц (избранных по жребию или голосованием) гелиея имела через обязательную процедуру «докимассии». Каждый из кандидатов на должность проходил в ней проверку подлинности своего гражданства, благочестия, несения военной службы и безупречности прежнего поведения. Выяснение компетентности претендентов в докимассию не входило. На случай отвода или смерти избранного на каждую должность одновременно с основным кандидатом выбирали запасного. При сложении своих полномочий все функционеры государства представляли письменный отчет и, в случае злоупотреблений, представали перед гелиеей. По должностям, связанным с расходованием государственных средств, отчитывались в каждую пританию. Все заседания гелиеи были открытыми.

Нелишне напомнить, что к середине века Афинская гелиея рассматривала все важные дела, в том числе и крупные гражданские процессы государств — членов Делосского морского союза.

Архонты, числом девять, избирались по жребию (в две ступени), но общественное значение их было невелико. Шестеро из них ("фесмофеты") ведали организацией судопроизводства, а функции трех остальных ("эпоним", «басилевс» и "полемарх") ограничивались сферой организации богослужений, праздников и наблюдением за исполнением законов о наследстве, опекунстве, заботе о родителях.

Ареопаг — совет бывших архонтов — судил дела о предумышленном убийстве и святотатстве. (Во времена Солона у него были куда более широкие полномочия. Но об этом — тоже в следующей главе). Суд на холме Ареса происходил под открытым небом, дабы присутствующие не осквернились, находясь под одной крышей с убийцей. Иногда ночью, чтобы не видеть лиц. Обвинитель говорил речь, стоя на "камне непрощения", обвиняемый — на "камне обиды". Оба приносили торжественную присягу, обрекая себя и весь свой род на гибель, если скажут неправду. Любопытно, что после речи обвинителя обвиняемый (кроме убийцы родителя) мог согласием на изгнание избавиться от грозившей ему смертной казни.

Причину такого «снисхождения» можно понять. Только в своем родном городе, под защитой его богов древние греки чувствовали себя в относительной безопасности. Кроме того, в любом другом месте они были совершенно бесправны — греческие полисы той эпохи предоставляли права гражданства только своим уроженцам. Но главное — смерть на чужбине, лишение погребения в священной земле родного города означали еще и терзания души за гробом (об этом подробнее — ниже). Поэтому изгнания боялись больше смерти.

В трагедии Еврипида «Медея» хор коринфских женщин заклинает:

Стратеги.

Коллегия из десяти стратегов избиралась на один год открытым голосованием в Народном собрании. На должность стратега можно было, как мы помним, избирать и повторно. Во второй половине века роль стратегов возрастает. По существу говоря, к ним переходит высшая исполнительная власть в государстве. Стратеги не только ведают подготовкой армии и флота в мирное время и командуют на войне. В их компетенцию входит обеспечение «стратегических» интересов государства: снабжение продовольствием, финансы, международные отношения. Они имеют право ставить эти вопросы на обсуждение Совета пятисот и Народного собрания. С другой стороны, это последнее в каждую пританию голосует одобрение или неодобрение деятельности стратегов, может отстранить их от должности и даже отдать под суд гелиеи. Одного из стратегов собрание избирало старшиной коллегии, иногда в качестве стратега-автократора, наделенного чрезвычайными полномочиями.

Прочая администрация, довольно многочисленная, состояла из казначеев, сборщиков пошлин и других государственных платежей (аренда, штрафы, конфискации), чиновников, проверяющих расходование государственных средств, надзирателей за торговлей (особенно хлебной), за порядком в городе и Пирее, а также лиц, ведающих ремонтом храмов, дорог и т. д. На большинство должностей избирали жребием комиссии из 10 человек — по одному от каждой филы — без ограничений. Кроме казначеев, которых выбирали только из числа имущих граждан. Надо полагать, для того, чтобы уменьшить вероятность казнокрадства, а также ради возможности взыскать обнаружившуюся недостачу.

Была еще масса всевозможных постоянных секретарей, нередко из государственных рабов. Они были необходимы в интересах обеспечения преемственности действий часто сменяющейся и малоквалифицированной администрации. Естественно, что от секретарей зависело многое. Вообще бюрократия развивалась быстро.

Прежде чем вернуться к изложению истории Афинской демократии, мне кажется интересным отметить с нашей сегодняшней точки зрения две особенности государственного устройства этой демократии в пору ее расцвета.

Первая. Осуществление непосредственной — решающей, законодательной и контрольной — высшей власти народа в форме регулярного и полномочного Народного собрания.

Такая власть и практика порождали сознание общей причастности граждан к решению судьбы государства, духовный подъем и сплочение народа. Это, как мы видели, позволило афинянам в неравной борьбе разгромить персов, а впоследствии осуществить программу грандиозного строительства. Никакая форма представительства не могла бы дать такого морального эффекта. Народное представительство (парламент) неизбежно означает передачу права решения вопросов лицам, малоизвестным большинству избирателей, У Жан-Жака Руссо в "Общественном договоре" есть такое категорическое утверждение: "Народные депутаты… не могут являться представителями народа; они — только его комиссары, они ничего не могут решать окончательно. Всякий закон, не утвержденный целым народом, — ничто; это — не закон".

Однако для того, чтобы принимать законы и решать вопросы "целым народом", надо было иметь возможность всем собраться на площади. Такая возможность была в Афинах и других маленьких греческих городах-полисах. Имеет ли смысл вспоминать об этом в государстве с многомиллионным населением?

Начну с того, что опыт «малых» демократий может быть использован в локальных коллективах. Например, общее собрание рабочих завода может принимать и свои «законы» (коллективный договор с администрацией, порядок распределения прибылей и др.), и свои ответственные решения — об организации производства, номенклатуре изделий, выборе партнеров и пр. Перед собранием отчитываются администрация и органы общественного самоуправления. Оно может выдвинуть своих неформальных лидеров, способных увлечь, повести за собой собравшихся. (Может оказаться и во власти демагогов, как это случилось впоследствии в Афинах. Опыт древних в этом плане весьма поучителен — ведь психология людей не слишком сильно меняется со временем.)

Менее очевидны возможности прямого участия всего народа в решении общегосударственных дел современной большой страны. Даже предварительное обсуждение законов или вопросов политики в печати, оторванное от их принятия и решения, или всенародный референдум, решающий конкретный вопрос вне его обсуждения, не могут дать такого объединяющего граждан эффекта, как дебаты и голосование в общем собрании всего народа.

Уважаемый читатель, сейчас я возьму на себя смелость немного пофантазировать и прошу Вас отнестись к этому снисходительно. Правомерность и целесообразность такого рода фантазии мы сможем обсудить ниже. Итак, перенесемся через тысячелетия в наш сегодняшний, а отчасти и завтрашний день. Может ли нам пригодиться опыт общенародных собраний древних Афин?

Разумеется, миллионы людей не могут сойтись в одном месте. Но в век технического прогресса в этом нет и нужды. Сегодня глава государства с помощью телевидения легко может обратиться одновременно ко всем гражданам своей страны. Надо быть готовыми к новым возможностям расширения демократии, которые техника предоставит нам завтра.

Отнюдь не беспочвенным является предположение, что в недалеком будущем депутат парламента с помощью двусторонней видеосвязи сможет в ходе заседания поддерживать контакт со своими избирателями. Представьте себе, что прямая трансляция сессии передается на всю страну. Наш депутат, вооружившись портативным телеприемником, видит и слышит то, что происходит в зале заседаний областного Совета. Собравшиеся там делегаты обсуждают ход парламентских дебатов и — с помощью десятка видеоэкранов — следят за реакцией на эти дебаты первичных собраний граждан по районам. При этом на районных собраниях видно и то, что происходит в областном центре…

Или вообразите возможность всенародного референдума на уровне современной компьютерной техники. Любой гражданин, наблюдающий заседание парламента на экране домашнего телевизора, может, в ответ на запрос председателя, сообщить по телефону в районный центр обработки информации свое «да» или «нет», одновременно с личным кодом (без кода или дважды по одному коду сигнал не будет принят). Из районных центров информация поступает в центральный компьютер. Результаты общенародного опроса могут таким образом быть получены в течение нескольких минут. И вовсе не обязательно, чтобы поголовно все граждане участвовали в референдуме или пришли на районные собрания. Статистика «срабатывала» даже в древних Афинах.

Теперь о правомерности этих фантазий. Было бы наивно пытаться воспроизвести политическую практику древних в наши дни. Другая эпоха! Да точного воспроизводства и не добиться никакими техническими ухищрениями. В "телевизионно-компьютерном собрании граждан", например, не воспроизведется эмоциональное взаимное влияние массы людей, находящихся в непосредственном контакте. Впрочем, быть может, оно и к лучшему. "Эффект толпы", как мы увидим из дальнейшего рассказа, не раз пагубным образом проявлялся в решениях Афинского народа. Но ведь речь идет не о воспроизводстве, а об использовании оказавшегося в свое время плодотворным демократического принципа. Исторический опыт подсказывает нам идею. Мы может ее отвергнуть или принять и найти для нее новые формы осуществления. Предложенные выше фантазии иллюстрируют возможность реализации в наши дни именно идеи непосредственного участия всего населения страны в определении политики государства.

Вместе с тем, предоставляя своим гражданам суверенное право решения важнейших вопросов государственной деятельности, общество, как мне кажется, не может пренебрегать опасностью принятия народом поспешных и непродуманных решений. Как мы увидим далее, Афинская демократия в пору ее заката явила тому множество поучительных примеров. Особенно когда практика народных собраний стала пренебрегать предварительным обсуждением вопросов в Совете пятисот.

Народ в массе своей нередко бывает некомпетентен, склонен поддаваться воздействию пропаганды, а иногда и сиюминутному настроению. В этом потенциальная слабость последовательной демократии. Впрочем — вполне преодолимая. Решающую роль здесь могут играть Советы народных депутатов. Им следует — как это было предусмотрено еще Солоном — поручить функцию предварительного анализа законодательных предложений и проблем, выносимых на суд народа. В Советы должны избираться наиболее опытные и самостоятельно мыслящие граждане. Они могут заблаговременно воспользоваться консультациями специалистов. Результаты и все спорные аспекты соответствующего анализа с помощью средств массовой информации могут быть затем разъяснены народу — прежде, чем он примет участие в решении поставленных перед ним вопросов.

Демократия может и должна доверять коллективному здравому смыслу граждан! Задача ее руководителей — суметь пробиться к нему через возможные барьеры предубеждений и предрассудков.

Разумеется, далеко не все вопросы, встающие перед Советами депутатов, нуждаются в широком обсуждении. Однако в интересах защиты суверенитета народа, вероятно, должен быть узаконен такой порядок, когда для передачи любого вопроса на общенародное разрешение было бы достаточно требования определенной (и небольшой) части членов Совета.

Второй особенностью государственного устройства Афинской демократии, заслуживающей, на мой взгляд, пристального внимания, является практика афинского суда. В гелиее, как мы видели, не было профессиональных судей, адвокатов и даже исследования дела — ни предварительного, ни в зале суда. При сложности современного законодательства (да и самой жизни!) эта сторона афинского опыта, очевидно, неприемлема. Зато другая его сторона — участие в суде большого количества "присяжных заседателей" — мне кажется привлекательной. Граждане демократического общества должны быть уверены, что находятся под надежной защитой Закона. Однако Закон не может предусмотреть всех особенностей конкретной ситуации. Установление его приложимости и трактовка в каждом отдельном случае возложены на судью. Но судья — человек. Он может ошибаться, а иногда оказаться небеспристрастным. Поэтому очень важно, чтобы в суде было достаточно надежно представлено и общественное мнение. В афинской гелиее его выражали тайным голосованием пятьсот «присяжных». Быть может, это число чересчур велико, но так или иначе демократический суд должен найти способ сочетания строгого следования Закону с полноценным учетом нравственной оценки данной ситуации обществом.

Здесь мне кажется уместным процитировать яркое высказывание Жан-Жака Руссо. В 12 главе 2 книги "Общественного договора", после разбора роли политических, гражданских и уголовных законов он пишет:

"К этим трем видам закона примыкает четвертый, самый важный из всех, который не вырезывается ни на мраморе, ни на меди, но в сердцах граждан; который образует настоящую конституцию государства, приобретает с каждым днем новые силы; который, когда стареют и умирают другие законы, оживляет и заменяет их; который сохраняет народ в духе его учреждений и незаметно заменяет силой привычки силу власти. Я говорю об обычаях и нравах, а главное — об общественном мнении…".

Гелиея принимала к рассмотрению жалобы афинян на противозаконные действия магистратов любого уровня. Это — важная функция демократического суда. Выполнение ее возможно только при условии полной независимости суда от любой администрации.

Разделение законодательной, исполнительной и судебной власти вообще является основополагающим принципом демократии. Такое разделение существовало уже в древних Афинах. Они обеспечивает определенное равновесие сил, действующих в государстве. Особенно опасна и наиболее реальна угроза давления на суд со стороны исполнительной власти. Именно потому, что это — власть в самом прямом смысле слова. Располагающая средствами принуждения и возможностью распределения материальных благ.

Я уже отмечал, что в определенном смысле судебная власть в Афинах стояла выше двух других властей. Такое положение дел мне представляется правильным. В деле охраны принципов демократии и свободы последнее слово должно оставаться за Народным судом.