Весна 1932 года

Тем весенним утром мы все встали рано. Наверное, потому, что хотели как можно быстрее справиться с домашними обязанностями и как можно раньше отправиться в путь.

Я приготовила завтрак, тетя Батти собрала все для пикника. Бекки кормила собаку и кошек, как вдруг сделала потрясающее открытие:

– Мама, папа! Идите, посмотрите! У Арабеллы – котята!

Гейб как раз пришел из амбара с мальчиками и еще даже не успел снять пальто.

С тех пор как четыре месяца назад мы с Гейбом поженились, Бекки с легкостью называла его отцом, впрочем, как и ее братья.

Мы с тетей Батти по-прежнему, по привычке, называли его Гейбом. Ему самому это имя больше нравилось, потому что стало писательским псевдонимом.

Тетя Батти жила вместе с нами, а Гейбу разрешила пользоваться коттеджем для того, чтобы писать там книги.

– Так, погоди, – ответил Гейб, вешая пальто, – вы что, опять связали ей перчатки?

– Нет, папа! Это настоящие котята. Смотри!

Мы все оставили свои дела и поспешили посмотреть на Арабеллу, примостившуюся за печкой. Возле связанных тетей Батти перчаток лежали два новорожденных котенка с белыми и рыжими полосками. Они были в точности как Арабелла.

Глаза тети Батти превратились в два блюдечка.

– Откуда они взялись?! – воскликнула женщина.

– Да, а откуда берутся котята, мама? – спросил Люк.

Мы с Гейбом переглянулись и улыбнулись. Нам кое-что придется объяснить детям, особенно когда следующей осенью у них появится братик или сестричка. Но в это утро у нас не было времени для долгих разговоров.

– Их послал Бог! – просто ответила я. – Все прекрасные дары – от Бога. Так, а теперь давайте есть. Нужно поторопиться, если мы хотим успеть в цирк.

В этот день наконец сбудется моя мечта. Мы проедем более шестидесяти километров до города, где сейчас выступает «Цирк братьев Беннеттов», но это путешествие стоит того, чтобы преодолеть такое расстояние.

Я рассказала мужу и детям все о своем папочке и о тете Арахис, о Чарли с Зиппи и о семье Гамбрини. Все с нетерпением предвкушали встречу с циркачами.

Когда под вечер мы прибыли на ярмарочную площадь, я почувствовала себя как дома. Все было таким прекрасным и знакомым! Решительно все, начиная от шатра с куполом и заканчивая звучанием каллиопы и запахом сладкой ваты. Мы припарковали машину, и вот-вот должно было начаться первое представление, поэтому мы быстро купили билеты и пошли прямо в большой шатер. Гейб держал Бекки на коленях и позволил мальчикам есть сколько угодно попкорна и арахиса в карамели.

– У них наверняка потом будут болеть животы, – предупредила я мужа.

– Да ничего, это ведь бывает раз в год, – ответил он.

Дети были в восторге, когда увидели клоуна на ходулях, и удивились еще больше, когда я сказала, что это их дедушка.

Наблюдая за выступлением отца, я чувствовала, как мне на глаза наворачиваются слезы. Я видела его номер сотни раз, но только сегодня впервые поняла, как хорошо ему удается смешить публику, как он любит свою работу и как зрители любят его.

Когда представление закончилось, я провела всех в парк развлечений. Я немного нервничала, не зная, как папочка отреагирует на мое появление, но была уверена, что тетя Арахис с радостью примет меня. Так и произошло!

Циркачи собрались, чтобы обнять меня и познакомиться с моей семьей. Пришлось даже приостановить продажу билетов, чтобы публика не заходила в шатер. Никто не станет платить за грустных карликов, альбиноса, женщину-змею, а резиновая женщина чуть глаза не выплакала. Единственными, кто не плакал, были двуглавый теленок и снежный человек.

Наконец я набралась храбрости и спросила тетю Арахис об отце:

– Как папа? Он не очень рассердился, что я ушла, не попрощавшись? Как думаешь, он захочет меня видеть?

– Рассердился? Захочет ли тебя увидеть? – повторила она. – Ах, милая, это же ответ на его молитвы! Пойдем!

Она взяла меня за руку и вывела через заднюю дверь.

– В ту ночь, когда ты сбежала, твой отец плакал как дитя, – рассказывала тетя Арахис, когда мы шли по газону. – Когда после представления он прибежал в свое купе, а твоя мама сказала, что ты ушла, он закрыл лицо руками и зарыдал. Он заплакал снова, когда я показала ему письмо, которое ты прислала. Твой отец не отдал мне письмо, знаешь ли. До сих пор носит его с собой.

Показалась палатка, в которой переодевались клоуны. Я увидела папочку. Он был в полосатых штанах и огромных туфлях и беседовал с Чарли. Чарли заметил меня первым, и у него даже рот приоткрылся от изумления. Папочка обернулся посмотреть, что вызвало у него такую реакцию.

Думаю, он ожидал увидеть сбежавшего тигра Гюнтера, но, заметив меня, был так же ошеломлен, как и Чарли.

– Элиза?! – Папочка покачнулся, словно у него подкосились ноги.

Я побежала к нему.

– Папочка!

Мы крепко обнялись и не хотели друг друга отпускать. Я вдохнула прекрасный и такой знакомый запах грима и макассарового масла.

– Папочка, это моя семья, – сказала я, когда снова обрела дар речи. – Мой муж Гейб, Джимми, Люк, Бекки Джин, а это наша тетя Батти.

Папочка улыбнулся и пожал руку Гейбу. Затем потаскал детей за уши и потрепал по волосам.

– У этих двоих волосы, как у Иветт, – пробормотал он, имея в виду Люка и Бекки.

– Да, но у Люка твоя улыбка, ты согласен, папочка?

– Главное, чтобы не мой нос! – засмеялся он, показывая на клоунский красный нос.

Предстояло еще много дел. Чарли не мог дождаться, чтобы познакомить Зиппи с Гейбом и детьми, а тетя Батти и тетя Арахис болтали, как две подружки.

Наконец мы с папочкой остались вдвоем.

– Я очень скучал по тебе, Элиза, – произнес он.

Я видела любовь в его глазах, хотя и знала, что он никогда не найдет слов, чтобы ее выразить.

– Я тоже по тебе скучала, папочка.

– Ты помнишь, что по воскресеньям нужно ходить в церковь? – спросил он резко. – Ты живешь по Библии?

– Да, пытаюсь… Мне помогает тетя Батти.

Глаза папочки наполнились слезами, и он взял мои руки в свои.

– Ты выглядишь счастливой, Элиза. Знаешь, это все, чего я хотел. Все, о чем я мечтал для тебя, – чтобы ты была счастлива!

Слезы покатились по его лицу, смывая грим.

И я поняла, что не хочу, чтобы он смывал грим. Я больше всего на свете любила улыбающееся клоунское лицо отца.

Когда я подумала о счастье, мне на ум пришло не поместье и не большой белый дом с зелеными ставнями – не то, что раньше казалось важным. Мои мысли были о муже, детях и цирке – о моей настоящей семье. Я улыбнулась сквозь слезы.

– Да, папочка, я очень, очень счастлива.