Дир Спрингс, 1894 год

 

Глава 6

Моя сестра Лидия была первой красавицей в Дир Спрингсе. Я же была довольно невзрачной. Лидия могла часами любоваться своим отражением в зеркале, а я всегда отворачивалась, проходя мимо него и ненавидя свой облик. У меня было круглое невыразительное лицо, посередине которого торчал нос, похожий на клюв. Фигура же… м-да… со временем, конечно, немного изменилась, но и к двадцати годам я оставалась довольно полной и в то же время плоскогрудой, как школьница.

Ко всему прочему, я еще и сутулилась, и мать ворчала на меня, говоря, что если я не буду держать спину прямо, то обязательно заработаю искривление позвоночника.

Но все ее предостережения не значили ровно ничего по сравнению с насмешками одноклассников, которые громом звенели у меня в ушах: «Бетти-толстушка!» Да, я была толстой и приземистой.

Мои волосы, доходившие до плеч, не были каштановыми, как у Лидии, или темно-рыжими, или цвета красного дерева, или другого чарующего оттенка, как у героинь моих любимых романов. Они были тускло-серыми, мышиного цвета. Да еще и вились непослушными прядями, отчего моя голова была похожа на неостриженный куст.

Глаза под густыми нависшими бровями не были такими темными и загадочными, как у Лидии. У сестры они сверкали, как бархат с бронзовым отливом.

Мои глаза нельзя было назвать даже интересными: они не напоминали цветом лесной орех, или карамель, или сандаловое дерево. Они были мутно-карие, цвета грязи.

Неудивительно, что все, что мне было известно о любви и романтике, я почерпнула из книг. Также немудрено, что ни один молодой человек не искал моего расположения, пока Фрэнк Уайатт не начал за мной ухаживать.

Лидия же привлекала молодых людей, как цветущее дерево пчел. Сестра была лишь на полтора года младше меня, но с той поры, как ей исполнилось четырнадцать, ее фигура приобрела волнующие изгибы.

Я бы наверняка возненавидела ее, не будь она моей лучшей подругой. Мы были близки, как только могут быть близки сестры, вынужденные искать душевное тепло и утешение друг у друга и не получающие поддержки у своих вечно угрюмых, приземленных родителей.

Они решительно отказывались жалеть и обнимать нас, опасаясь, что мы вырастем избалованными неженками.

– Детям необходимы порядок и дисциплина! – всегда говорила моя мать. – И никаких телячьих нежностей!

Типичным ответом на все наши боли и раны было: «Хватит ныть!»

Отец женился на матери, школьной директрисе, когда ей было уже тридцать пять и она прослыла старой девой. Отец был вдовцом сорока двух лет, потерявшим первую жену и двух сыновей во время эпидемии холеры. Поэтому он надеялся, что в новом браке у него появится еще один сын – наследник его земли. Он был жестоко разочарован, став отцом двух дочерей. После рождения Лидии (моя сестра шла вперед ногами, и роды были тяжелые) мать выставила отца из спальни, прозрачно намекнув, что детей у них больше не будет.

Нежность и сочувствие мы с Лидией находили только друг у друга.

– Я буду твоим ангелом-хранителем, Бэтси, – сказала мне однажды сестра, – а ты – моим!

Когда нам было восемь с половиной и семь лет соответственно, мы торжественно поклялись в этом и скрепили обещание, скрестив мизинцы.

И ни разу друг друга не подвели!

Поэтому в час невзгоды я обратилась за поддержкой к Лидии. Я как раз окончила восемь классов, и отец сообщил мне о том, каким он видит мое будущее.

В тот день я, как обычно, читала, сидя в кресле-качалке на веранде. Отец приказал мне явиться в гостиную. Это была холодная бесцветная комната с потертыми ковриками на полу и тоскливыми картинами на голых отштукатуренных стенах. Здесь было зябко даже летом.

Мы жили в эпоху декоративных викторианских оборок: отделанные бахромой диваны, набитые конским волосом, покрытые шелковыми гобеленами и парчой; застекленные шкафы, наполненные красивыми безделушками; стеганые обои; связанные крючком салфетки и скатерти.

Но наш дом был таким же неприветливым и холодным, как и мои унылые родители. У нас не было граммофона, стереопроектора или проекционного фонаря, не говоря уже о пианино или даже клавесине.

Лишь бой часов, стоявших на камине и отмечавших течение времени, сопровождал наши вечера, когда мы сидели на простой мебели, от которой отказались другие.

Именно в эту комнату пригласил меня отец в тот теплый день. Звук его голоса, вещавшего о моем будущем, напоминал похоронный звон.

– Я принял решение: следующей осенью ты продолжишь обучение, – провозгласил он. – Затем станешь школьной учительницей, как твоя мать.

– Но я не хочу быть учительницей! – закричала я. Мое буйное, но наивное воображение рисовало мне картины жизни в Нью-Йорке, где я стану репортером, как мой кумир – Нелли Блай.

Я представила себя запертой в комнате с двумя дюжинами тупоголовых крестьянских детей и от ужаса впервые набралась смелости открыто запротестовать.

– Отец, пожалуйста, не заставляйте меня быть учительницей! Я хочу стать журналисткой и писать для газеты «Нью-Йорк уорлд», как Нелли Блай!

– Об этом не может быть и речи! Это неподходящая профессия для молодой особы, а Нью-Йорк – неподходящее место для жизни! Ты станешь учительницей.

Разговор был окончен. Было бессмысленно спорить. С таким же успехом я могла пожелать взлететь. Он был моим отцом, и я должна была ему повиноваться.

Отцы были богами в своих домах, определяя, как должна жить семья, когда нужно вставать и ложиться, с кем встречаться, а с кем нет, что думать, как себя вести и что чувствовать.

Если бы я попыталась определить свою судьбу, это было бы то же самое, как если бы корова попробовала выпросить другое время дойки. Бросить вызов отцу было чем-то совершенно немыслимым. Той ночью весь свой ужас и отчаяние я выплакала на плече у Лидии.

– Не плачь, Бэтси. Стать учительницей – это честь! – пыталась она меня успокоить. – Разве ты не рассказывала мне о том, что и Нелли Блай преподавала?

– Ну да… ее отец умер, и у Нелли совсем не было денег.

– Вот видишь! Ты все равно сможешь стать журналисткой, как и твоя героиня!

– Значит, еще не все по-потеряно? – всхлипнула я, затем взяла платок, предложенный сестрой, и вытерла нос.

Мы были в нашей спальне на чердаке, где делились секретами, лежа на двуспальной кровати. Обстановка состояла из старого шифоньера да поломанного серванта, в котором поселились мыши.

Мы поставили кровать посередине чердака, между двух окон, чтобы любоваться звездами и ночным небом. Впрочем, зимой тонкие стекла промерзали насквозь и ничего не было видно.

Давным-давно мы с Лидией научились очень аккуратно садиться в кровати по утрам, когда вставали, чтобы ненароком не удариться головой о нависающий скошенный потолок. Зимой в комнате был ледник, а летом, наоборот, – дикая жара. Солнце накаляло крышу, которая была прямо над нами. Той жаркой летней ночью мы лежали рядом, одетые лишь в хлопковые ночные сорочки, и руками, мокрыми от пота, крепко обнимали друг друга.

– Конечно, нет! – воскликнула Лидия. – Отец знает, что ты одна унаследовала ум в этой семье, именно поэтому так печется о продолжении твоего образования. Посмотри на меня, я такая бестолковая, что и восьми классов не окончу. Я гожусь лишь на то, чтобы быть женой и матерью. По крайней мере, быть учительницей – это почетно!

– Чепуха! Почему тогда все учительницы – старые девы?

– Ты не будешь старой девой, Бэтси! – сказала сестра, откидывая назад непослушную прядь моих волос. – Ты обязательно встретишь своего единственного!

– Не хочу я никакого единственного! Я хочу быть журналисткой, такой же бесстрашной, как Нелли Блай! Хочу разоблачать несправедливость и порок и менять мир, совсем как она!

Мне было четырнадцать, когда Нелли Блай исполнилось двадцать три и она притворилась сумасшедшей, чтобы попасть в женский приют для умалишенных и провести там журналистское расследование. Ее статья позволила ей получить работу в «Нью-Йорк уорлд» – так началась ее карьера отважной журналистки.

Я обожала читать ее разоблачительные статьи! Нелли прикидывалась желающей продать ребенка незамужней женщиной, исследуя мир торговцев детьми, вором, чтобы увидеть изнутри нью-йоркскую тюрьму, и так далее.

В том возрасте, когда большинство женщин были лишь послушным орудием в руках мужей, Нелли была независимой девушкой, бросившей вызов мужскому миру. Она доказала, что ничем не хуже сильной половины человечества, а может быть, даже и лучше!

Но мою мечту стать такой же храброй журналисткой придется немного отложить.

Той осенью, как и велел отец, я продолжила обучение, готовясь стать учительницей. Я училась второй год, когда Нелли Блай пережила одно из самых ярких событий в своей жизни. Девушка совершила кругосветное путешествие, решив побить рекорд героя романа Жюля Верна «Вокруг света за восемьдесят дней». На протяжении двух с половиной месяцев весь мир, затаив дыхание, следил за ее приключениями. Через семьдесят два дня, шесть часов, одиннадцать минут и четырнадцать секунд Нелли возвратилась в Нью-Йорк! Она стала одной из известнейших женщин планеты. Я хотела во всем походить на нее!

Мой любимый преподаватель, мистер Герман, знал, как я восхищаюсь Нелли, и всегда отдавал мне свой экземпляр «Нью-Йорк уорлд», как только заканчивал его читать. Я собирала вырезки статей Нелли и исписала множество тетрадей своими воображаемыми приключениями. Если я не писала, то читала, поглощая одну книгу за другой. Мистер Герман не успевал мне их давать.

– Ты моя лучшая ученица, Бетти, – сказал он мне как-то раз, когда я возвращала недавно прочтенную «Гордость и предубеждение», – но я сомневаюсь, сможешь ли ты учить? Честно говоря, ты такая маленькая и так тихо разговариваешь. Боюсь, твои ученики примут тебя за свою.

Таким способом мистер Герман вежливо намекал на то, что я до смешного мала ростом и болезненно застенчива и что толпа деревенских детей просто сотрет меня в порошок.

– На самом деле я не хочу быть учительницей, мистер Герман, – наконец призналась я. – Это было решение моего отца. Я всегда мечтала стать отважным репортером, как Нелли Блай!

Прежде чем ответить, он подумал.

– Должен отметить, что это также весьма нелегкая профессия для такого… сдержанного человека, как ты.

Он мог бы добавить «для такого невинного», «наивного» или «шарахающегося от собственной тени». Да, с одной стороны, я обожала читать об открытиях Нелли Блай, но, с другой, если бы мне довелось пережить приключение, я бы упала замертво.

Мистер Герман, должно быть, заметил, что мои глаза налились слезами, а подбородок задрожал, и быстро добавил:

– Пойми меня правильно, Бетти. Мне очень нравится читать то, что ты пишешь. Твои сочинения на порядок выше сочинений твоих сокурсников. Я просто не уверен, что журналистские расследования тебе по плечу.

– Иногда я пишу стихи, – выпалила я.

Он мягко улыбнулся и произнес:

– Прекрасно. Именно поэтому мне легче представить тебя второй Элизабет Барретт Браунинг, чем Нелли Блай.

– Если хотите, я дам вам почитать свои стихи…

– Сочту это за честь!

Но мне так и не представилось возможности показать преподавателю свои стихи, как, впрочем, и стать учительницей, не говоря уже о журналистке! В тот год заболела моя мать и отец заставил меня бросить учебу и вернуться домой, чтобы заботиться о матери и вести домашнее хозяйство.

К тому времени Лидия уже работала продавщицей в галантерейном магазине в Дир Спрингсе. Отец не желал отказываться от ее зарплаты, которую она приносила еженедельно.

На самом деле я не уверена, что Лидия хоть что-нибудь делала на работе. Владелец магазина поставил ее за прилавок и велел улыбаться, и другой галантерейный магазин вскоре разорился. Каждый торговец или сын фермера, случайно заходившие в магазин, мгновенно влюблялись в мою сестру и немедленно принимались покупать все, что бы она ни предложила. Если бы Лидии приказали продать ясным летним днем сто зонтиков, к полудню не осталось бы ни одного! Для магазина она была просто находкой, и владельцу это было прекрасно известно.

Я была не против жить дома и заботиться о матери. Ей нравилось, когда я читала вслух, если она не спала. Когда же мать дремала, у меня было время заняться своими делами, после того как я приготовлю еду и переделаю работу по дому.

Иногда мне становилось одиноко, но Лидия не уставала развлекать меня каждый вечер, пересказывая городские сплетни. Она так живо описывала все, даже что-нибудь простое, как она, например, продавала ткань брюзгливой старухе Миртл Барстоу, что я смеялась до упаду. А затем сестра часто спрашивала:

– Ты сегодня писала стихи, Бэтси? Ты обязательно должна мне что-нибудь прочесть!

Лидия поощряла мою мечту стать писательницей.

Большинство моих стихотворений зачастую описывали тот ограниченный мирок, в котором я жила: преображение садов со сменой сезонов, синешеек, бурундуков, поедающих зерно, специально для них рассыпанное, самку оленя и ее детенышей, пьющих из нашего пруда по вечерам.

Но однажды вечером Лидия переписала своим красивым почерком пару моих стихотворений и убедила меня отправить их в журнал.

– Если ты не пошлешь их, я сама это сделаю, не сойти мне с этого места! – воскликнула сестра и для пущего эффекта притопнула ногой.

Работая в магазине, Лидия набралась жаргонных выражений, таких как «не сойти мне с этого места» или «вот те на!», и любила оснащать ими свою речь.

Наконец я сдалась. Лидия помогла мне составить сопроводительное письмо, такое же уверенное и хладнокровное, как и она сама, а не виноватое и смиренное, как написала бы я в своей обычной манере.

Как всегда, мы сцепили мизинцы на удачу и отослали письмо. К моему большому удивлению, «Гарден мэгэзин» опубликовал одно из стихотворений и меня просили присылать еще.

Мы с сестрой ликовали, обнимались и танцевали. Оплатой за мои стихи были два бесплатных номера журнала, но мне было все равно. Я была невероятно взволнована, впервые увидев свою работу напечатанной!

На следующий день Лидия принесла еженедельную газету «Дир Спрингс ньюз». Она улыбнулась разносчику газет, и он дал ей экземпляр бесплатно.

– Вот, это тебе! Ты просто обязана написать что-нибудь для этой газеты!

Я протянула ей номер обратно.

– Я не могу писать для газеты, которая печатает новости! Как я могу проводить журналистские расследования, если все время привязана к дому?! Я уже вижу эти интригующие заголовки: «Переполох в курятнике!» или «Сенсация в коровнике!».

– Сперва напиши письмо редактору, Бэтси! Разве не ты рассказывала мне о том, что именно так началась карьера Нелли Блай?

Да, Лидия была права. Говорили, что Нелли однажды прочла статью в «Питтсбург диспэтч» о том, что женщины беспомощны во всем, кроме брака. Девушка в ярости написала уничтожающий ответ, который так рассмешил редактора этой газеты, что он предложил автору работу.

– «Дир Спрингс ньюз» не печатает ничего, что было бы достойно уничтожающего ответа, – вздохнула я, изучив газету от корки до корки. – А даже если что-то и можно найти, то у редактора явно нет чувства юмора. Очень сомневаюсь, что его рассмешит мое письмо.

Игнорируя мое возмущение, Лидия выбрала небольшой рассказ, описывающий весну в яблоневых садах, и отослала его редактору. Мы обе были в восторге, когда газета прислала гонорар – доллар и семьдесят пять центов! Это были первые заработанные мной деньги! Мы с Лидией победно соединили мизинцы. В городе я угостила сестру мороженым и содовой. Улыбка Лидии заворожила продавца, и он выдал нам по двойной порции угощения по одной цене.

Мать так и не оправилась от болезни. Она была прикована к постели почти два года и умерла, когда мне исполнилось двадцать.

К тому времени здоровье отца серьезно пошатнулось, и в возрасте шестидесяти трех лет он понял, что ему все сложнее вести хозяйство. Осознав, что стоит на пороге смерти, отец признал, что обязан обеспечить будущее своих дочерей. Он придумал план, который большинство бульварных романов назвало бы «низким».

Однажды майским утром я без особого энтузиазма замешивала тесто для хлеба и одновременно читала «Повесть о двух городах», прислонив ее к бочонку с мукой, как вдруг к отцу пожаловал Фрэнк Уайатт.

Я знала о Фрэнке лишь общеизвестные факты: он был старой нашей церкви, холостяком, на восемь или девять лет старше меня. Его предки были первыми поселенцами нашей общины, обрабатывали землю, которая на севере граничила с нашей. Фрэнк унаследовал состояние отца и постепенно скупал землю, которую мог заполучить, превращая Сады Уайатта в королевство, возглавляемое единоличным монархом.

– Бетти, поди сюда! – внезапно донесся крик отца из гостиной.

У него был такой голос, который немедленно заставлял все бросить и бежать со всех ног, даже не отряхнув муку с ладоней.

Когда я вошла в комнату, Фрэнк Уайатт встал со стула, как настоящий джентльмен, хоть и был одет в рабочий комбинезон.

– Доброе утро, мисс Фаулер, – поздоровался он, слегка поклонившись.

Фрэнк был по-своему привлекателен мужественной, непокорной красотой: крепкий, будто вытесанный из гранита подбородок, тонкогубый рот, копна светлых волос и глаза цвета льда. Его движения были несколько скованными, независимо от того, сидел он или стоял. Казалось, Фрэнк чувствовал себя неловко, обладая таким крепким сложением и широкими плечами.

Он всегда выглядел так, будто позировал для фотографии. По воскресеньям в церкви, когда Фрэнк протягивал мне блюдо для пожертвований, выражение его строгого, неулыбчивого лица заставляло меня почувствовать себя скрягой и вызывало желание немедленно вывалить на блюдо содержимое сумочки.

Но тем не менее Фрэнк обладал настолько безупречной репутацией – в глазах и церкви, и всей общины, – что казалось, будто Господь вытесал его из того же камня, на котором высечены десять заповедей.

– Принеси нам кофе! – велел отец.

– Пожалуйста, не беспокойтесь, мистер Фаулер! – сказал Фрэнк, махнув крупной ладонью. – Я ненадолго, просто заехал узнать, как вы себя чувствуете. В прошлое воскресенье пастор сообщил, что вы опять приболели…

– Это не твоего ума дело! – проворчал отец.

– Я лишь хотел поинтересоваться, не нужна ли вам помощь. Позже ко мне приедут рабочие и…

– Ты не обманешь меня своей учтивостью! – рявкнул отец, прерывая гостя. – Ты вынюхиваешь здесь с прошлой зимы, с тех пор, как я заболел! Все еще мечтаешь наложить лапу на мою ферму, а?

Ответ отца на учтивое предложение Фрэнка был столь грубым, что я повернулась, чтобы укрыться в кухне.

– Бетти! А ну погоди, иди сядь! – заорал отец. – Я хочу, чтобы и ты услышала, что я сейчас скажу!

Я повиновалась, заливаясь румянцем и уставившись на грубые башмаки гостя.

– Хочешь заполучить мой пруд? – спросил отец. – Признайся!

– Ваш пруд – предмет зависти любого фермера в округе, мистер Фаулер, и…

– Прошлой зимой ты предложил купить мою землю, если однажды я решусь ее продать, помнишь?

– Да, сэр.

– Тебе это все еще интересно?

Я посмотрела на Фрэнка. Он сгорал от нетерпения. И едва сумел скрыть напряжение за маской спокойствия.

– Я считаю, что мой христианский долг – помогать людям в нужде. Это единственная причина моего визита, сэр. Однако мое предложение все еще в силе.

– На самом деле я не хочу продавать свою ферму! Не для того я горбатился все эти годы, чтобы продать ее чужаку! Я работал, чтобы моим детям и внукам было что унаследовать после моей смерти. Я вложил в свою землю много сил. К сожалению, Всевышний подарил мне дочерей. Итак, вот мое решение: я отписываю ферму дочери Бетти в качестве свадебного подарка! Хочешь заполучить мою землю – женись на ней!

Не знаю, что было сильнее: мой всепоглощающий ужас или чувство унижения.

Неужели отец действительно предлагает меня как часть сделки, как приз на выставке скота или новый плуг?

И как это несправедливо по отношению к мистеру Уайатту – заставлять его решать, достаточно ли сильно он хочет владеть землей, чтобы жениться на мне.

Я вспомнила историю Лии, некрасивой старшей сестры из Библии. Как она должна была себя чувствовать, слушая коварные речи Иакова или плута Лавана.

Мне понадобилось все мое мужество, чтобы не разрыдаться и не выбежать из комнаты.

Но если дерзкое предложение отца и ошеломило Фрэнка, виду он не подал.

– Вы чрезвычайно щедры, мистер Фаулер, – мягко ответил он. – Для любого мужчины в Дир Спрингсе женитьба на такой хорошей христианке, как ваша дочь, будет честью, даже если у нее не будет никакого приданого.

Я почувствовала прилив благодарности за то, что гость вырвал жало из предложения моего отца. Даже если слова Фрэнка и были пустой болтовней.

Любой мужчина в Дир Спрингсе будет счастлив жениться на Лидии, а не на мне!

Отец встал, давая понять, что торги окончены.

– Теперь, Уайатт, тебе ясно, что к чему, – хмуро сказал он. – Если тебе это интересно, можешь начать ухаживать за моей дочерью. Я даю тебе разрешение сопровождать ее.

– Спасибо, – ответил Фрэнк, вставая.

Какое-то время он колебался, обдумывая что-то, затем сказал:

– В следующую субботу в церкви состоится небольшое собрание, будут подавать мороженое. Я буду рад, если вы составите мне компанию, мисс Фаулер.

Я заставила себя кивнуть, но посмотреть на него не смогла.

– Хорошо, я заеду за вами около двух часов.

Фрэнк попрощался, оставив меня с отцом.

Я чувствовала себя опустошенной и не могла сдвинуться с места.

– Мистер Уайатт не хочет на мне жениться! – проскулила я.

– Глупости! Он хочет заполучить нашу землю! Фрэнк – трудяга, из него выйдет хороший зять!

Как обычно, отец анализировал ситуацию, учитывая лишь собственные интересы. Его никогда не занимали мои мечты и желания. Я почувствовала себя в ловушке.

– Но… а что, если я не хочу за него замуж?

– Ты сделаешь, как тебе велено! Я лучше знаю, что для тебя выгоднее, поняла?

Слезы, которые я так старательно сдерживала, побежали по щекам.

Отец не замечал моего отчаяния, смакуя свой триумф.

– Молодому Уайатту невдомек, что я тоже хочу завладеть его землей! Он думает, что получит мою ферму, но и я получу его поместье! Однажды мой внук станет его владельцем! Я буду настаивать, чтобы его переименовали в Плодовые сады Уайатта и Фаулера!

– Уверена, мистер Уайатт предпочтет жениться на Лидии, а не на мне, – пробормотала я сквозь слезы. – Возможно, стоит дать ему право выбора, отец.

– На Лидии?! – удивленно воскликнул он. – Да у нее не будет никаких проблем с тем, чтобы найти себе мужа и устроиться в жизни! Поэтому я и хочу позаботиться о тебе и убедиться, что ты удачно выйдешь замуж!

Я разрывалась между желанием угодить отцу и наконец завоевать его любовь после стольких лет – и убежать от пугающего брака и стать репортером в большом городе.

Несмотря на мой небольшой писательский успех, я была совсем не уверена в себе. Я страшилась неизвестности: брака и самостоятельной жизни в чужом городе.

Той ночью я выплеснула свое горе в разговоре с Лидией в нашей спальне.

– Вот это да, Бэтси! Отличные новости! – воскликнула сестра. – Фрэнк Уайатт хорош собой.

– Да, особенно если тебе нравится, когда за тобой ухаживает фонарный столб! – Я взволнованно ходила взад-вперед по комнате, копируя походку Фрэнка.

– Возможно, он слишком чопорный, – засмеялась сестра, – но, не сойти мне с этого места, он богат! И самый завидный холостяк в Дир Спрингсе!

– Я не знаю, как после всего этого смотреть ему в глаза! – застонала я, упав на кровать. – Отец почти заставил его сделать мне предложение.

– Чушь собачья! Мистер Уайатт не такой человек, который поступит наперекор своему желанию, даже ради земли. Кроме того, желающие жениться на тебе не выстраиваются в очередь, даже ради земли. Лучше выйти замуж за Уайатта, чем за какого-то слюнтяя!

Я закрыла лицо руками.

– Он пригласил меня поесть с ним мороженое в субботу, и я не знаю, о чем с ним говорить!

– Ты знаешь, я думаю, мистер Уайатт застенчив так же, как и ты. Иначе почему он до сих пор не женат?

Тут Лидия начала подталкивать меня, пока я не встала.

– Давай, поднимайся! Я научу тебя парочке трюков, которые сводят мужчин с ума!

Когда дело касалось мужчин, Лидия чувствовала себя как рыба в воде. Она вела тайную жизнь и каждую неделю разбивала сердце новому ухажеру. Я помогала ей изобретать тщательно продуманные оправдания, будто бы она посещает лежачих больных или задерживается в магазине, проводя инвентаризацию, а бедный отец верил нам.

Возвращаясь по ночам, Лидия рассказывала мне захватывающие подробности любовных похождений: вечеринка в запрещенном дансинге, танцы у костра на озере, тайное рандеву с проезжим коммивояжером. Я все записывала, словно новую главу увлекательного любовного романа.

– Так, слушай! Когда мистер Уайатт поможет тебе забраться в повозку, задержи свою руку на мгновение в его руке и слегка пожми ее, вот так.

– Мне нужно будет брать его за руку? Фрэнк же как статуя, и, если я прикоснусь к нему, наверняка превратит меня в такой же камень, как и он сам!

– Скорее не в камень, а в золото! Клянусь тебе, все, чего он касается, превращается в золото, а не в камень, Бэтси! И проследи, чтобы сесть к нему поближе и будто ненароком задеть его бедром, вот так!

Я невольно задрожала.

– Ох, Лидия, от всего этого у меня мороз по коже!

– Не будь неженкой! Так, дальше. Если он расскажет что-то забавное, даже если это будет не очень забавно, засмейся вот так. – И сестра издала радостное, похожее на звон колокольчиков хихиканье. – А пока смеешься, легонько коснись его руки или груди.

– Не представляю Фрэнка Уайатта рассказывающим анекдоты.

– Да, ты права, – нахмурилась Лидия, – я тоже. Ладно, тогда говори ему о том, какой он замечательный. Льсти ему. Мужчины обожают лесть!

– Фу-у-у, меня стошнит!

– Придумай что-нибудь! Представь, что пишешь роман! Просто попытайся и не отскакивай, если он потянется тебя поцеловать.

– У Фрэнка такие тонкие губы, что его поцелуй наверняка сразу же отскочит от моей щеки!

– Ты такая смешная! – улыбнулась сестра и крепко обняла меня. – Просто будь собой: прекрасной, остроумной, и обещаю – Фрэнк влюбится в тебя по уши!

Я не была в этом уверена.

В назначенный день Лидия уложила мне волосы и позволила надеть ее лучшую шелковую английскую блузку с пышными рукавами, которая подходила к моей нарядной юбке. Кроме того, сестра принесла из галантерейного магазина самый лучший длинный корсет на пяти крючках, втиснула меня в него и затягивала завязки до тех пор, пока валики жира с моей талии не переместились к груди, благодаря чему она увеличилась.

Я недоуменно рассматривала себя в зеркале: впервые моя талия была узкой, а грудь – пышной.

– Ну вот! Ты выглядишь великолепно! – радостно воскликнула сестра.

– Лидия, я не могу дышать…

– Значит, не дыши!

– А вдруг я сомлею? У меня уже кружится голова, а я еще и шагу не ступила.

– Вот и прекрасно! Тебе станет плохо, ты начнешь вдыхать нюхательную соль, и мистер Уайатт подумает о том, какая ты нежная и женственная, и сразу же захочет защитить тебя, заключив в объятия!

– Он скорее оставит меня лежать на полу, как какой-то мешок.

Лидия нанесла завершающие штрихи: немного румян на мои пухлые щеки, украшенный бисером гребень в волосы, брошь матери с камеями на блузку. Я чувствовала себя школьницей, играющей во взрослую и наряжающейся в мамины платья.

И тут я услышала, как подкатила коляска. Фрэнк Уайатт приехал точно вовремя.

– Неси таз, Лидия, меня сейчас стошнит!

– Нет, не стошнит. Прекрати ныть! – Сестра улыбнулась, заправив локон мне за ухо. – Чего ты боишься? Фрэнк – обычный человек и даже вполовину не такой замечательный, как ты. Выше голову, Бэтси! Он счастливчик: ему оказали честь тебя сопровождать!

– Сопровождать! – простонала я. – Меня никогда никто не сопровождал. О чем, ради всего святого, мне с ним говорить?

– Послушай, – строго прикрикнула сестра, – успокойся! Это его забота – начать разговор, не твоя. Просто не отвечай односложно «да» или «нет». Развивай тему, задавай вопросы.

Спускаясь по ступенькам, я задержала дыхание. Иначе я не могла: корсет был слишком тесным. Если завязки лопнут, я стану похожа на разбившийся арбуз. Пуговицы на блузке Лидии разлетятся во все стороны, а юбка расползется, как распоротая рыба.

Я уже решила все отменить, как вдруг вспомнила выражение отцовского лица. Он едва заметно улыбался. Старик мечтал о великолепной ферме, совладельцем которой он вскоре станет благодаря мне; я не могла его подвести. Просто не могла.

Я попыталась улыбнуться, ровно дышать, припомнить все, чему меня учила Лидия, до того как я попрощалась и вышла из дому.

Впервые в жизни благодаря корсету у меня была нормальная осанка. Я не могла бы ссутулиться, даже если бы захотела.

Фрэнк открыл дверь коляски и протянул мне руку, чтобы помочь в нее забраться. В воскресном костюме с крахмальным воротничком он выглядел таким холодным и чопорным, что тепло его ладони удивило меня и я совсем забыла о пожатии, пока не стало слишком поздно.

Сев в коляску, Фрэнк оставил между нами пространство, и было бы странно и даже подозрительно, если бы я стала пододвигаться и как бы ненароком коснулась его.

Кроме того, я боялась получить обморожение. Фрэнк держался так отстраненно, что мне понадобился бы нож для колки льда, чтобы разрубить на части невидимый щит, окружавший моего спутника.

– Вам удобно, мисс Фаулер? – спросил он неожиданно.

– Да.

– Могу я называть вас Бетти?

– Да.

О боже! Я уже начала давать односложные ответы!

От отчаяния я чуть было не хлопнула себя по лбу, но сдержалась, потому что не знала, какие именно движения мне подвластны в этих тисках. Было бы нелепо, если бы я занесла руку, чтобы хлопнуть себя по лбу, а потом оказалось, что она не поднимается так высоко, и я бы просто ударила ладонью по воздуху. Или еще хуже – хлопнула себя так сильно, что завалилась бы назад и не смогла бы подняться. Однажды я видела черепаху, лежащую на спине…

Несколько минут мы ехали в молчании. Я знала, что это задача Фрэнка – поддерживать разговор, но силилась что-то сказать, чтобы не разочаровывать отца.

– Эм-м, прекрасный день для собрания, не так ли?

– Да.

Мне захотелось закричать: «А, вот я тебя и поймала! Ты тоже даешь односложные ответы!»

Но в тот момент я даже вдохнуть как следует не могла, не то что закричать.

– Этой весной выпало как раз нужное количество осадков, не так ли?

– Да.

Я хотела продемонстрировать раздражение вздохом, но корсет не позволил мне этого. Все это ухаживание было лишь обманом, мучительным путем к обоюдовыгодной сделке. Нам двоим это было известно.

Поездка в церковь заняла десять минут, но казалось, прошло десять лет.

Все ахнули, когда Фрэнк Уайатт появился в церкви под руку с женщиной. А может, изумились, подумав: бедняжка Бетти Фаулер оторвала голову от своего малопривлекательного тела и приставила ее к чужому. Так или иначе, мы вызвали переполох. Теперь девицы на выданье, старые девы и плетущие интриги мамаши вышеупомянутых девиц Дир Спрингса стали обдумывать, как бы завлечь в свои сети Фрэнка Уайатта, если уж он решил обзавестись супругой. Но остановить свой выбор на толстушке Бетти? Вот умора!

Мы с Фрэнком составляли нелепую пару. Даже несмотря на то, что моя грудь стала более пышной, я все равно казалась рядом с ним ребенком. Годы тяжелого труда на свежем воздухе превратили Фрэнка в высокого, загорелого, мускулистого мужчину. Моя же голова, вся в кудряшках, не доставала ему даже до плеча. Фрэнк делал шаг, мне же приходилось делать пять, чтобы поспеть за его размашистой поступью. Я наверняка выглядела как комнатная собачка с высунутым языком, бегущая за хозяином.

Фрэнк, безусловно, обладал хорошими манерами и вежливо ухаживал за мной, но так и не оттаял. Он наполнял мой бокал лимонадом и щедро накладывал мне различные добавки к мороженому, но ни разу не задал ни одного вопроса, чтобы узнать меня получше. Я очень старалась полюбить его, но все усилия были тщетны: я знала, что совершенно его не интересую.

Каждый раз, когда Фрэнк смотрел на меня, он видел отцовский пруд.

Для тех, кто пришел на собрание в паре, были различные развлечения: бег на трех ногах, «музыкальные стулья», крокет, игра в «подковки», но Фрэнк и ухом не повел. Впрочем, я была этому рада. Я едва ходила и не смогла бы скакать, нагибаться, целиться или карабкаться.

Мы прогуливались по церковному двору, и Фрэнк время от времени останавливался, чтобы поздороваться с кем-нибудь из мужчин, а мне приходилось разговаривать с их подругами. Было очень тяжело весь день оставаться любезной. Я не привыкла к общению. Днем мою компанию составляли лишь куры и книги.

К тому времени как меня наконец привезли домой, я очень устала. Как только Лидия ослабила завязки на корсете, я вздохнула с огромным облегчением.

– Ты произвела благоприятное впечатление? – потребовал отец отчета за ужином.

Это был один из немногих случаев, когда он проявил ко мне интерес.

– Я пыталась, отец.

– Пыталась? И все? Я ожидаю от тебя больше, чем просто «пыталась»! Разве ты не понимаешь, что, решив жениться, такой мужчина, как Уайатт, может выбрать любую женщину?

У меня в памяти появилась картинка – перешептывающиеся мамаши, – и я уныло уставилась на свое пюре.

– Да, отец.

– Не сутулься, Бетти! Сядь ровно! Так лучше. Уайатт пригласил тебя еще раз на свидание?

– Он сказал, что некоторое время будет занят на ферме, и спросил, не хотела бы я прокатиться с ним как-нибудь за город.

– Хорошо, хорошо! Надеюсь, твой ответ вселил в него надежду?

– Я ответила, что буду очень рада.

– Отлично. Передай горошек.

Отец тяжело болел последние месяцы, поэтому я радовалась, что все это ухаживание вдохнуло в него жизнь. Но я знала, что этот день – лишь пролог перед долгой агонией унылых дней, пока Фрэнк Уайатт не решит, стоит ли земля моего отца такой жертвы, как женитьба на мне. Но я не сдамся! Нелли Блай была упорной, и я стану такой же! Больше всего на свете я боялась разочаровать отца.

Всю весну Фрэнк ухаживал за мной. Обычно он приезжал днем по воскресеньям, когда было запрещено работать. В июне мы ездили в другой город на лекцию об умеренности в употреблении пищи и спиртных напитков и на миссионерское выступление в церкви.

– Вы состоите в Женской миссионерской гильдии, Бетти? – спросил Фрэнк по пути домой.

– Нет, я…

– Вы должны в нее вступить.

Я вступила. Я также дала обет. Я бы стояла на голове и выплевывала пятицентовые монеты, если бы это убедило Фрэнка в том, что я стану достойной женой.

К июлю весь город знал о том, что мы с Фрэнком пара. Однажды воскресным утром в церкви он пригласил меня сесть на освященную скамью Уайаттов. Мой отец был на седьмом небе от счастья.

– Так, хорошо, рыбка заглотнула крючок. Пора натягивать леску!

Что бы это ни означало! Когда я спросила Лидию, что имел в виду отец, сестра ответила, что я должна пригласить Фрэнка на воскресный обед и показать, как я умею готовить.

Лидия не теряла надежды научить меня искусству обольщения, но я явно была нерадивой ученицей. Мы с Фрэнком встречались уже два месяца, но он еще ни разу не отважился поцеловать меня. В коляске мы сидели так же далеко друг от друга, как и в день первого свидания.

Я не могла перестать сравнивать Фрэнка с героями своих любимых романов, хотя сравнение это всегда было не в его пользу. Я не влюблялась в него. Наоборот, чем больше времени я проводила с этим мужчиной, тем сильнее ненавидела его холодные, властные манеры.

Но судя по моему собственному опыту и примеру моих родителей, я решила, что любовь и романтика не более чем книжный вымысел.

Я научилась игнорировать чувство страха, появляющееся где-то в глубине моего тела всякий раз, когда Фрэнк приезжал ко мне домой, и не обращать внимания на возрастающую неловкость, которую ощущала каждую секунду, проводимую с этим мужчиной.

Пока ухаживания Фрэнка вяло тянулись, Лидия достигла Рубикона: она встречалась с одним и тем же мужчиной две, потом целых три недели подряд!

Тэд Бартлетт был коммивояжером и наведывался в Дир Спрингс раз в неделю.

– Я влюбилась, Бэтси! Ах, на этот раз я действительно влюбилась! – воскликнула Лидия.

Была середина июля. Мы лежали поперек кровати в нашей душной комнате, надеясь, что через слуховое окно донесется хотя бы легкое дуновение освежающего ветерка. Пока что единственным, кто нашел путь в нашу комнату, был комар, деловито жужжавший над моей головой.

– Расскажи мне все! – сказала я, хлопнув себя по щеке и, конечно, промазав.

– Тэд невероятно красив! У него черные кудрявые волосы и роскошные усы, щекочущие меня каждый раз при поцелуе!

– Ты уже позволила ему тебя целовать?

– Конечно, глупышка! Когда я с Тэдом, мне хочется, чтобы он целовал меня не переставая! Я чувствую себя такой… любимой! Не могу описать, как прекрасно ощущать его крепкие объятия и наслаждаться, пока он осыпает меня поцелуями! Или прильнуть к широкой груди и чувствовать биение его сердца!

У Лидии было огромное количество романов, но я никогда прежде не слышала, чтобы она так страстно о ком-то говорила. Мне показалось, что я упускаю в жизни нечто очень важное.

– Расскажи мне о нем больше! – умоляла я.

– Тэд ужасный модник! Одевается как настоящий денди, наверняка он очень богат. Тэд из Чикаго. Там я буду жить, когда мы поженимся.

– Он уже сделал тебе предложение?

– Ну, пока еще нет, но я уверена – за предложением дело не станет. Он любит меня, Бэтси. Говорит об этом все время! Может быть, Фрэнк позовет тебя замуж и у нас будет двойная свадьба. Вот здорово!

– Ай! – вскричала я, когда комар укусил меня за ногу, а я опять промахнулась и не прихлопнула насекомое. – Да, двойная свадьба – это прекрасно, – солгала я. – Мне будет легче, если мы пройдем через это вместе. Хотя, сказать по правде, я не представляю себя женой Фрэнка.

– Ты боишься разделить с ним супружескую постель?

– Лидия!

Сестра засмеялась, увидев мое смущение.

– Делить с кем-то постель – восхитительно, если ты любишь этого человека!

– А ты откуда знаешь? – поддела я.

Сестра отмахнулась и сказала:

– Все, давай спать. Мне приснится Тэд, а тебе – Фрэнк!

Но я все лежала, почесывая места укусов, и не хотела расстраивать сестру: если мне во сне привидится Фрэнк, это будет кошмар.

 

Глава 7

Лидия неделями трещала о богатстве Тэда Бартлетта, поэтому, когда однажды жарким июльским днем к дому подъехала роскошная коляска с кучером в ливрее, я была уверена, что это ее нареченный.

Отец работал в саду, а я, радуясь редким моментам тишины и свободы, сидела на веранде и писала. Я хотела сочинить любовный роман, поэтому, пока не забыла, записывала романтическую чепуху из рассказов Лидии о Тэде.

А тут вдруг он и сам пожаловал! Я уже собиралась сказать джентльмену с усами, вышедшему из коляски, что Лидия на работе, но он заговорил первым.

– Добрый день, – произнес мужчина, слегка поклонившись.

Он снял шляпу, и я увидела, что Лидия несколько преувеличила, когда описывала его роскошные черные кудри. Не пройдет и пяти лет, как он облысеет.

– Я приехал осведомиться об объявлении, замеченном мной в галантерейном магазине Дир Спрингса, – сообщил джентльмен. – Вы сдаете коттедж?

– Ах… да! Да, конечно!

– Меня зовут Уолтер Гибсон, – продолжил мужчина и протянул мне визитную карточку с изящной гравировкой. – Я проездом из Чикаго.

– Бетти… Бетти Фаулер. Приятно познакомиться.

Я была так удивлена аурой богатства и благополучия, исходившей от мужчины, что не могла и двух слов связать.

Он был хрупкого телосложения, примерно такого же роста, как и Фрэнк, но при этом был безупречно одет – в льняной костюм пепельного цвета и жилет. Из кармана виднелась цепочка тяжелых золотых часов. Несмотря на жаркий июльский день, было ясно, что мужчине комфортно и прохладно. Он не был холодным и черствым, как Фрэнк, скорее благодушно расслабленным. Рука мистера Гибсона покоилась на трости с рукояткой в виде собачьей головы, и я заметила, что у него прекрасный маникюр.

Этот человек как будто сошел с обложки журнала. Тут я вдруг осознала, что похожа на чучело! Я не надела корсета, и в моей фигуре не было даже намека на женственность; я сняла верхние юбки и оставила их лежать пропотевшей кучей на веранде. Я также расстегнула верхние пуговицы на платье и, что хуже всего, была босиком! От влажности мои волосы вились, и я, должно быть, напоминала полудикую распутную крестьянку.

– Итак, могу я его увидеть? – Мужчина вопросительно поднял бровь, и под его усами промелькнула полуулыбка.

Я почувствовала его доброту, она читалась в его глазах и слышалась в голосе. Это меня поразило.

– Э-м-м, ах да, коттедж! Да, конечно!

Я слышала, что богачи снимают летом коттеджи с видом на озеро, но те здания скорее походили на дворцы. Мне было стыдно показывать наш крошечный домишко.

– Вы знаете, наш коттедж очень простенький, деревенский, – забормотала я. – К сожалению, деревья нависают слишком низко и ваша коляска не сможет к нему подъехать.

Мне бы очень не хотелось, чтобы коляска мистера Гибсона была поцарапана или покрылась пылью.

– К сожалению, туда придется идти пешком. – Я опустила глаза, увидела его идеально начищенные кожаные туфли и нахмурилась. – О господи! Ваша обувь запылится!

Гость посмотрел на свои туфли, затем на мои босые ноги и широко улыбнулся, отчего на его правой щеке образовалась ямочка.

– Наверное, мне нужно последовать вашему примеру и тоже снять обувь?

Меня удивило, что мужчина смеется над собой, а не надо мной.

– Нет, нет, что вы! Пожалуйста, не разувайтесь. На самом деле мне бы очень не хотелось тратить ваше время напрасно. Вам не следует идти туда, коттедж очень простой и стоит на отшибе.

– Прекрасно, это именно то, что я ищу! Я хочу некоторое время пожить затворником.

– Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»! – вырвалось у меня.

Мужчина выглядел приятно удивленным.

– Да, совершенно верно! Как вы догадались?

– Просто пришло в голову. Я лишь недавно перечитывала эту книгу.

– Я сам читал ее несколько раз. Мои любимые строки: «Не надо мне любви, не надо денег, не надо славы – дайте мне только истину. Я сидел за столом, где было изобилие роскошных яств и вин и раболепные слуги, но не было ни искренности, ни истины, и я ушел голодным из этого негостеприимного дома».

Наши глаза встретились, и я увидела, что, прочитав проникновенные строки Торо, незнакомец поведал мне свою историю. Его глаза были темно-серыми и глубокими, как утренний туман.

Когда он неожиданно спросил о моих любимых строках, я была счастлива раскрыть ему часть своей души и процитировала:

– …если человек смело шагает к своей мечте и пытается жить так, как она ему подсказывает, его ожидает успех, какого не дано будничному существованию.

Мистер Гибсон задумчиво кивнул и снова улыбнулся.

– Так… мы увидим коттедж или Торо уже его арендовал?

– Да, конечно, простите, – засмеялась я. – Идите за мной.

Я пошла по дороге и была почти у амбара, когда осознала, что незнакомец не успевает за мной. Он был молод, не старше тридцати, но шел медленно, как старик, тяжело опираясь на трость.

Я подумала, что не стоило извиняться, чтобы не смутить его, поэтому просто пошла медленнее.

– Быстрее всего к коттеджу можно добраться через сады, – объяснила я. – Прямая дорога вся в грязи и поросла бурьяном. Отец собирался посыпать ее гравием, но так и не сделал этого.

– Я рад.

– Почему?

– Я же говорил вам, что хочу пожить отшельником.

– Да, конечно, – улыбнулась я. – Ну что ж, вот то, что вы просили. Смотрите! Там за деревьями, возле пруда.

– Пруд? Там есть пруд? Надеюсь, это не пруд Уолдена?

Я снова засмеялась и очень удивилась. Только с Лидией я чувствовала себя так раскованно и уверенно. Сдержанный юмор этого мужчины напомнил мне о любимом учителе – мистере Германе.

– Вы можете назвать этот пруд, как хотите, – ответила я улыбаясь. – Думаю, у него вообще нет названия. Как я уже говорила, коттедж совсем простой…

– Да, вы меня предупреждали.

– Ах да… ну что ж, предупрежден – значит вооружен!

Пока мы шли через сады, мистер Гибсон мог получить первое представление об ожидающем его жилище. Каменный коттедж был окружен деревьями и приютился внизу холма. Я увидела дом в новом свете – глазами гостя.

– Он чудесен! – удивленно воскликнул мистер Гибсон.

У входа рос розовый алтей, цветы были размером с блюдце и приветственно кивали нам.

– Первоначально это была бревенчатая хижина, – объяснила я, – затем ее обложили камнем. Никто не знает, сколько ей лет. Она стояла здесь, когда мой отец купил землю, еще до войны между штатами. Он построил дом, когда семья уже не помещалась в коттедже.

Я открыла дверь и впустила мистера Гибсона. Отец заставил нас с Лидией вымыть каждый сантиметр дома, прежде чем поместить объявление о том, что коттедж сдается в аренду, поэтому внутри не было ни пылинки. Пахло сосновыми досками и свежевыглаженным бельем.

– Какое очаровательное место!

– Когда мы с сестрой были детьми, мы часто играли здесь. Мне коттедж тоже всегда нравился, я хотела тут жить.

Нам не понадобилось много времени, чтобы все осмотреть. Комнаты были крошечные, и экскурсия быстро закончилась. Что-то в этом человеке привлекало меня, и мне хотелось оставаться рядом с ним. Кроме того, от него приятно пахло лимонами.

– Ну что ж, думаю, мне это подойдет! – решил мистер Гибсон, глядя из окна на пруд.

– Вы действительно хотите арендовать наш коттедж? – изумилась я. – Но он такой маленький и… и…

– И простой? – Мужчина повернулся ко мне и заразительно улыбнулся.

– Да, он простой, деревянный, деревенский. Назовите как угодно. Здесь нет кухни, и проточная вода – лишь в колонке на улице. Коттедж такой маленький, малюсенький, просто крошечный!

Не знаю, почему я начала эту игру слов, которую так любила, но заметила, что гостя это очень забавляет.

– Я не против. Я ищу незатейливое жилище, помните, я вам уже говорил?

– Но, конечно же, ваша жена…

– Я буду жить один. Последние несколько месяцев я болел, и врачи рекомендовали мне подышать сельским воздухом. – Его лицо было худым и слишком бледным, но если бы я не заметила, с каким трудом он ходит, то ни за что бы не подумала, что он болел.

– Мне жаль, что вы были нездоровы. Надеюсь, здешний воздух окажет на вас целительное воздействие.

– Да, я тоже на это надеюсь. Сколько составляет размер арендной платы в месяц?

Я назвала сумму.

– Хорошо. Если мне будут готовить и доставлять еду в коттедж, я заплачý вдвойне.

– Вдвойне?

– Да. Я могу въехать уже сегодня?

– Сегодня? Перевезти вещи из Чикаго?

– Нет, я живу на озере, в доме, который принадлежит моей семье, но, сказать по правде, очень устал от слуг и медсестер, постоянно хлопочущих надо мной. Безусловно, они прекрасно справляются со своими обязанностями, но я начинаю чувствовать себя инвалидом. В последнее время я стремлюсь к тишине и покою, поэтому ваш скромный крошечный коттедж – именно то, что нужно.

– Тогда мы договорились, мистер Гибсон, – улыбнулась я. – Вы можете въезжать, когда пожелаете, и обещаю, что не буду докучать вам своими хлопотами.

Он улыбнулся в ответ, и на его щеке появилась ямочка.

– Мистером Гибсоном называют моего отца. Пожалуйста, зовите меня Уолтер.

– А вы меня Бэтси. – Я не знала, почему назвала имя, которое использовала лишь моя сестра, а не попросила называть меня Бетти, как отец или Фрэнк Уайатт.

В тот момент это казалось таким естественным.

Мы пошли обратно к коляске. Я объяснила кучеру, как найти дорогу, ведущую к коттеджу, и гости уехали.

Позже днем я услышала, как по дороге цокают лошадиные копыта и по пыльной дороге к коттеджу катятся колеса фургона, и почувствовала себя до смешного взволнованной.

После ужина я наложила большую порцию жареного цыпленка, картофельного пюре, яблочного пирога и поставила все это на поднос, чтобы отнести Уолтеру Гибсону.

– Почему ты не пригласила его ужинать с нами? – спросил отец, когда я рассказала, откуда у нас взялся постоялец.

Я поколебалась мгновение, прежде чем ответить: я не могла представить мистера Гибсона ужинающим в нашей обшарпанной кухне в обществе моего хмурого отца. Как, впрочем, не могла представить его и сидящим в гостиной на стуле, на котором по воскресеньям всегда устраивался Фрэнк Уайатт. Казалось, Уолтеру очень подходил дом у пруда, пропахший сосной.

– Я приглашу его, но уверена – гость откажется. Он приехал сюда в поисках уединения. Кроме того, ему тяжело ходить.

– А что с ним?

– Я не спрашивала. Но вот его визитная карточка. – Я достала из кармана юбки карточку и протянула ее отцу.

– Гибсон, – пробормотал отец, – Чикаго… Говоришь, он богат? Интересно, не родственник ли он Говарда Гибсона, промышленника?

– Не знаю, но он очень милый.

Я ушла, чтобы отнести Уолтеру ужин. На этот раз я побеспокоилась о том, чтобы прилично одеться, застегнуть все пуговицы, причесаться и обуться.

– Войдите! – крикнул Уолтер, когда я постучала в дверь.

Я обнаружила его сидящим у окна в прекрасном кожаном кресле цвета красного вина и читающим книгу.

Везде были расставлены дорожные сундуки и коробки.

– Как для искателя простой жизни вы привезли с собой слишком много вещей, – поддразнила я постояльца.

– Напротив. – Мистер Гибсон улыбнулся кривоватой улыбкой, ставшей уже привычной. – Я привез лишь самое необходимое. – Он снял очки в золотой оправе и кивнул на коробки. – Давайте, откройте и взгляните, что там.

Сгорая от любопытства, я поставила поднос на стол возле кресла и начала открывать коробки одну за другой. Они были заполнены книгами! Я не могла дышать, чувствуя себя так же, как в тот день, когда надела корсет.

– О! – только и могла сказать я. – Ах!

Преисполненная восторга, я доставала одну книгу за другой, не переставая восхищаться тисненными золотом названиями и дорогими кожаными переплетами.

Не раздумывая, я открыла «Повесть о двух городах» и вдохнула запах страниц.

– Ой, простите, пожалуйста! – вскричала я, опомнившись.

Уолтер восхищенно рассмеялся.

– Не извиняйтесь! Я чувствую то же самое, когда беру книгу в руки! Как я уже говорил, для жизни это самое необходимое.

– Как и еда! – ответила я и указала на поднос. – Поешьте, пожалуйста, пока не остыло.

– А вы останетесь, пока я буду есть, и составите мне компанию?

– Хорошо, если вы не возражаете против того, что я буду здесь хлопотать.

– Вовсе нет! – ответил мистер Гибсон, расправляя салфетку на коленях. – Говоря, что мое окружение хлопотало надо мной, я имел в виду, что слуги и медсестры справлялись о моем здоровье каждые две минуты. Если и вы приметесь за это, мне придется вас выпроводить. Ну, а пока буду счастлив услышать, какие еще книги вы прочли недавно, кроме Торо, и есть ли среди них ваши любимые.

– Любимые! Я до утра не закончу их перечислять!

– Понимаю, – ответил мистер Гибсон, указав вилкой на коробки. – Все это – мои любимые книги. Тогда сформулирую вопрос по-другому. Что именно вы больше всего цените в хорошей книге?

Я задумалась.

– Мне нравятся романы, действие которых происходит в неизвестных мне местах, и те, где герои в конце концов становятся добрыми друзьями. Но больше всего я люблю книги, которые заставляют задуматься.

– В таком случае наши вкусы совпадают, – заключил мистер Гибсон и приветственно поднял чашку с кофе. – Кстати, ужин очень вкусный. Мои комплименты шеф-повару!

– Спасибо.

Мне было очень приятно. Я не помню, чтобы Фрэнк Уайатт когда-либо делал комплименты по поводу моей стряпни.

– Вы действительно сами это готовили? Ваш муж – счастливчик!

– Я не замужем. Мы живем с отцом и моей младшей сестрой Лидией. Вы, наверное, встречались с ней в галантерейном магазине, на котором висело объявление об аренде коттеджа.

– Правда? Что-то не припоминаю.

Почему-то это было самое приятное из всего, что сказал постоялец. На протяжении следующего часа Уолтер и я говорили обо всем, начиная от американских поэтов и заканчивая греческой классикой.

Я совсем потеряла счет времени и вдруг заметила, что в комнате потемнело и можно уже зажигать лампы.

– Мне нужно идти! – воскликнула я, вскочив на ноги. – Если я не запру курятник до того как стемнеет, у лисиц сегодня будет День благодарения!

– Извините, что заставил вас ждать!

– Пожалуйста, не извиняйтесь, это не так. Мне зажечь лампы перед уходом?

– Да, пожалуйста. И еще загляните в эти коробки и выберите, что хотите прочесть.

– Правда? Вы действительно разрешите мне взять на время одну из ваших книг?

– Вы можете брать любые книги, Бэтси, при одном условии: вы должны будете прийти и высказать свое мнение о каждой из них.

По дороге домой я почти парила, унося с собой «Николаса Никльби».

Следующие две недели самым радостным событием дня для меня было посещение Уолтера, с обедом на подносе.

Я бы с радостью ходила в коттедж и дюжину раз в день, если бы не боялась прослыть надоедливой. Для человека, стремящегося к затворничеству, Уолтер любил поговорить. Мне же наши беседы доставляли огромную радость. Мы не всегда сходились во мнениях о лучших авторах и о более мелодраматичных или изобретательных сюжетах, но наши оживленные дискуссии были весьма занимательными.

В первое воскресенье августа Фрэнк Уайатт привез меня домой из церкви и, как обычно, остался на обед. Я мало обращала внимание на разговор за столом, считая минуты до отъезда Фрэнка и предвкушая поход к Уолтеру с обедом и завершение нашего разговора о поэзии Уолта Уитмена.

Внезапно Лидия сильно пнула меня под столом. Я опомнилась как раз вовремя, чтобы услышать слова Фрэнка:

– Тогда, с вашего разрешения, мистер Фаулер, Бетти и я поженимся, как только закончится сбор урожая.

Я чуть было не закричала: «Нет!», но тут увидела широкую улыбку отца.

– Только не забудь, молодой человек, – отец пытался придать голосу строгость, – что ты обещал назвать наше предприятие «Фруктовые сады Фаулера и Уайатта»!

– Да, сэр, я помню.

Мужчины пожали друг другу руки.

У меня застучало в ушах, я думала, что упаду в обморок. Внезапно сестра оказалась рядом, обнимая меня.

– Улыбнись, дурочка! – зашептала Лидия мне на ухо. – Улыбнись, ты обручена!

Я обручена… Без единого жеста, без единого признака привязанности между Фрэнком и мной. Улыбка, которую я торопливо выдавила из себя, была скорее гримасой боли.

Мне казалось, что я наблюдаю за собой со стороны: я согласилась после обеда пройтись с Фрэнком и осмотреть его земли и дом, который вскоре станет моим. Я слышала, как отец отказался нас сопровождать, а Лидия настаивала, чтобы я не мыла посуду. Но худший момент настал, когда Лидия вытащила из духовки еду для Уолтера и ушла, чтобы отнести ее.

Я бы с радостью пожертвовала всем, если бы могла остановить ее и воспрепятствовать встрече Уолтера с моей прекрасной сестрой. Но Фрэнк Уайатт повел меня к своей коляске, и я ничего не могла сделать.

Катая меня по своим землям, Фрэнк не замолкал ни на минуту. Я молча слушала его грандиозные планы о том, чтобы высадить новую плантацию персиковых деревьев, о пробной посадке вишен следующей весной, но все, о чем я могла думать, были улыбка Уолтера и ямочка, которая появится на его щеке при виде Лидии.

Впервые в жизни я вошла в дом Уайаттов – красивый белоснежный дом с темно-зелеными ставнями и изящной верандой. Вскоре он станет моим. Однако я нашла его захламленным, там было просто нечем дышать! Я не могла дождаться, когда смогу убрать безделушки, выставленные на комодах, полках и буфетах, и поставить вместо них книги. Великолепные книги в кожаных переплетах, с золотым тиснением и сладким запахом страниц!

Воображение рисовало мне картины: Лидия смеется над шуткой Уолтера и касается его руки так, как она меня учила, отчего мне хотелось упасть посреди гостиной Фрэнка и разрыдаться.

В тот день мне ясно представилась моя будущая жизнь с Фрэнком. Все должно вращаться вокруг него: он большое Солнце во Вселенной, а все остальные обязаны как-то вписаться в эту Солнечную систему, найти в ней место, как эти безделушки на переполненных комодах.

Даже если и так, я бы снесла такое существование, если бы Уолтер Гибсон не вошел в мою жизнь, не разговаривал со мной, не слушал меня, не смеялся вместе со мной и не показал, чего я лишусь.

Вне себя от страданий, я проследовала за Фрэнком через кухонную дверь в сад, прошла мимо амбара и яблонь.

Мы остановились на вершине холма, с которого открывался вид на земли отца. Пруд и маленький каменный коттедж лежали внизу, и я думала: там ли еще Лидия, говорят ли они с Уолтером, смеются ли, пока он ест?

Я повернулась к мужчине, за которого собиралась выйти замуж, и сказала:

– Вам не кажется, Фрэнк, что пруд следует как-то назвать? Предлагаю: пруд Уолдена.

– Что? Откуда взялось это дурацкое название?

У Фрэнка была манера в упор смотреть на собеседника, если он был им недоволен, и обычно люди съеживались под его взглядом. Я почувствовала себя букашкой перед энтомологом, который мысленно пригвоздил меня к куску картона.

– Вы знаете, это из книги Генри Дэвида Торо «Уолден, или Жизнь в лесу». Он был последователем Эмерсона. Это очень известная книга.

– Мне неинтересно.

– Что именно неинтересно: книга Торо или название пруда?

– И то и другое. Как только пруд будет принадлежать Садам Уайатта, его будут называть «пруд Уайатта». А что касается книг, то все они просто трата драгоценного времени.

Я обмерла.

– Да, понимаю, летом и во время сбора урожая. Но долгими зимними месяцами…

– Все книги, кроме Библии, пусты! И большинство из них – от дьявола!

– Вы, должно быть, шутите? Книги – от дьявола?

Фрэнк не шутил.

– Библия называет сатану отцом лжи, а романы не более чем ложь, порождение злого человеческого воображения. Я не позволю им находиться в моем доме!

Я боролась с паникой.

– А как же «Путешествие пилигрима в Небесную страну» и…

– Редкое исключение! Послушайте, Бетти, нам нужно назначить дату.

Я недоуменно уставилась на него.

– Дату свадьбы, – пояснил Фрэнк. – Первое воскресенье октября подходит? Вам достаточно времени на подготовку?

Вечности не хватит, чтобы подготовиться к жизни без книг, не говоря уже о жизни с Фрэнком Уайаттом. Но через два коротких месяца я буду обречена связать судьбу с этим мужчиной, чтить его и ему повиноваться. Я заставила себя вспомнить радость отца за обеденным столом и согласилась:

– Да, эта дата мне подходит.

– Хорошо. Я отвезу вас домой.

– Я лучше прогуляюсь, Фрэнк, – быстро отказалась я. – И спасибо за экскурсию. До свиданья.

Я начала быстро спускаться с холма, молясь, чтобы Фрэнк не последовал за мной. Из моих глаз покатились слезы, так же, как катились камни под ногами, и я знала, что не в силах их удержать.

* * *

Тем же вечером я принесла Уолтеру ужин. Постоялец полулежал на шезлонге – еще одной необходимой вещи, которую он привез с собой. Когда Уолтер услышал мои шаги, он оторвался от книги и улыбнулся.

– А вот и вы, Бэтси! Сегодня за обедом мне вас не хватало!

Я упала у его ног и заплакала. Горе и облегчение сплелись воедино, как шерсть в пряже. Уолтер как раз вовремя подхватил поднос и поставил его на траву.

– Бэтси… что случилось? – нежно спросил он.

Я всхлипнула.

– Мужчина, который за мной ухаживал, предложил мне… выйти за него замуж.

– Ясно. Ваши слезы не похожи на слезы радости. Он расстроился, когда вы ему отказали?

– Я не отказала. Я не могла, мой отец… – закончить я не смогла.

Уолтер дал мне свой платок. Я поднесла его к лицу, чтобы вытереть слезы, но тут почувствовала исходящий от него лимонный аромат и еще сильнее разрыдалась.

– Мне очень жаль, Бэтси. Мне хотелось бы утешить вас.

– Спасибо, все будет в порядке… – Я силилась взять себя в руки. – Мне просто нужно время, чтобы свыкнуться с этой мыслью.

– Вы думаете, что со временем сможете его полюбить?

– Да, уверена, так и будет, – солгала я. Сама же недоумевала: как можно полюбить мужчину, который ненавидит книги? Я еще раз всхлипнула. – А вы любили свою жену, когда вступали с ней в брак?

Уолтер долго смотрел на меня.

– Я не женат, Бэтси. Я обручен, но свадьба отложена на неопределенный срок, пока я не поправлю здоровье.

– Меня удивляет, что ваша невеста не находится рядом с вами и не помогает вам восстанавливать силы.

Уолтер вздохнул.

– Возможно, так все и происходит в романах, но крайне редко в настоящей жизни. Мой брак – еще одна финансовая сделка моего отца: одобряемая обществом, обеспеченная пара для единственного сына и наследника. Ни я, ни эта девушка не осмелились спорить с Говардом Ноулзом Гибсоном. Я, конечно, с ней встречался, но мы знаем друг друга не очень хорошо. Из-за болезни мне было сложно как следует ухаживать за ней.

Впервые я осмелилась взглянуть на него.

– Значит, я не единственная, кого выдают за нелюбимого человека?

– Это, конечно, слабое утешение, но нет, вы не единственная. В тех кругах, где я вырос, большинство браков – это вопрос выгоды. Любовь и романтика крайне редко определяют выбор.

Я отщипнула пару травинок у его ног и пустила их по ветру.

– Наверное, я смогу научиться жить без любви, но как жить без книг? Мужчина, за которого меня выдают замуж, ненавидит книги. Он говорит, что не потерпит в доме никаких книг, кроме Библии и, возможно, «Путешествия пилигрима в Небесную страну».

Я даже улыбнулась, несмотря на слезы, думая об абсурдной нетерпимости Фрэнка. Уолтер улыбнулся мне в ответ.

– Говорите, «Путешествие пилигрима в Небесную страну»? Думаю, моя невеста понятия не имеет о существовании этой книги.

Мы расхохотались, и я почувствовала могучую целительную силу смеха.

Я не могла припомнить, чтобы когда-либо смеялась с Фрэнком Уайаттом, и мне пришло в голову, что жизнь без смеха еще хуже, чем жизнь без книг.

Внезапно я почувствовала, как Уолтер держит мою руку между своих ладоней, чтобы успокоить меня. Я даже не заметила, как это произошло. В тот момент это казалось таким естественным.

– Вы помните день нашей первой встречи, Бэтси? Помните строку из Торо, которую вы процитировали, о воплощении мечты? Я только что понял: я ведь не спросил вас, что же это за мечта.

– Обещаете, что не будете смеяться?

Он задумался, затем улыбнулся:

– Нет, не могу пообещать. А вдруг вы скажете, что мечтаете стать заклинателем змей или капитаном дальнего плавания? Простите, но в таком случае мне придется засмеяться!

Я знала, что могу доверить Уолтеру свои секреты, поэтому улыбнулась в ответ и сообщила:

– Я хочу писать книги. Именно этим я занималась в день нашей встречи. И еще я мечтала стать известным репортером, как Нелли Блай!

– Я с ней знаком.

– Да вы что?!

– Да. Однажды в Нью-Йорке мы вместе обедали. Мой отец – друг ее начальника, Джозефа Пулитцера.

– Какая она?

– На самом деле… она очень похожа на вас, – тихо ответил Уолтер. – Разве что с вами легче разговаривать, вы более вдумчивы и более внятно и грамотно излагаете мысли.

Я посмотрела в сторону. Уолтер потянул меня за руку, пока я снова не взглянула на него.

– Правда, Бэтси, я с удовольствием поговорю с мистером Пулитцером, если хотите. И помогу вам найти квартиру в Нью-Йорке.

Какое это было искушение! Боже, какое искушение! Но я знала – это невозможно.

– Не могу, – грустно ответила я. – Мой отец все поставил на этот брак.

Уолтер на мгновение закрыл глаза и кивнул.

– Понимаю. Правда, понимаю. Помните, мой отец – Говард Ноулз Гибсон?

– Да…

Наши глаза встретились, и я спросила:

– А какие у вас мечты, Уолтер?

Он улыбнулся своей немного кривой улыбкой.

– Стать заклинателем змей или капитаном дальнего плавания… – Уолтер снова улыбнулся и покачал головой. – Не знаю. Сколько я себя помню, отец всегда говорил мне, кем я стану: я его наследник и однажды займу его место. Я как мог старался этого избежать. Дело не в работе, которую мне пришлось бы выполнять, а в условностях. Экстравагантный образ жизни, определенное социальное окружение, политические игры и грязные сделки… Возможно, я не знаю, чего хочу, но мне точно известно, чего я не хочу. – Он вздохнул и покачал головой. – После окончания учебы я умолял отца дать мне два месяца отсрочки на путешествия, прежде чем я займу свое место в компании. С неохотой он согласился, и я сбежал на три года. Я исследовал мир: джунгли Борнео, Берег Слоновой Кости в Африке, влажные тропические леса Бразилии… даже собирался мыть золото на Аляске. В один миг я хотел вместить всю жизнь.

– Все, что есть у меня, – это два месяца.

Уолтер выпустил мою руку и пролистал книгу, которую читал до моего прихода, в поисках нужной строки. Я увидела название: «Уолден, или Жизнь в лесу».

– Послушайте вот это, Бэтси. Торо пишет: «Пусть каждый займется своим делом и постарается быть тем, кем он рожден быть. К чему это отчаянное стремление преуспеть, и притом в таких отчаянных предприятиях? Если человек не шагает в ногу со своими спутниками, может быть, это оттого, что ему слышны звуки иного марша? Пусть же он шагает под ту музыку, какая ему слышится, хотя бы и замедленную, хотя бы и отдаленную».

Я наблюдала, как на пруду в закатной дымке дикая утка ловит рыбу. Внезапно она нырнула, ее голова исчезла под водой, а перья хвоста указывали прямо в вечереющее небо.

– Не думаю, что кто-нибудь из нас еще услышит собственную музыку, – сказала я наконец.

– Да, наверное, – вздохнул Уолтер. – Но у нас по-прежнему есть возможность выбора. Однажды и у вас, и у меня появятся дети. Мы позволим им шагать под звуки собственного марша.

Тем вечером я записала в дневник слова Уолтера, чтобы никогда их не забывать. Затем я закрыла тетрадь и убрала ее подальше в комод. Я была совершенно уверена в том, что это последние из написанных мною слов.

 

Глава 8

Вскоре после моей помолвки с Фрэнком Уайаттом Лидия слегла с тяжелым пищевым отравлением. Когда третье утро подряд у нее началась сильная рвота, я стала умолять сестру поехать к доктору.

– Нет, со мной все будет в порядке, – простонала она. – А теперь нужно пошевеливаться! Я должна идти на работу.

– Я поеду в город и скажу, что ты заболела. Ты не поправишься, если не отлежишься как следует.

– Ерунда! Я не хочу лежать в кровати! – Лидия сняла ночную рубашку и стала одеваться.

Я по пятам следовала за сестрой по нашей комнате, умоляя остаться дома и отдохнуть.

– А что, если это грипп? Ты заразишь покупателей!

– Бэтси, – наконец сказала Лидия, остановившись так резко, что я налетела на нее, – это не пищевое отравление и не грипп! Это гораздо хуже!

– Ты умираешь?! О нет, Лидия, я не позволю тебе умереть! Ты не можешь умереть!

Сестра улыбнулась, глядя на весь этот спектакль, взяла меня за плечи и встряхнула.

– Я не умираю! Я… я жду ребенка…

Я уставилась на Лидию, совершенно ничего не понимая.

– Но это же невозможно! Ты не замужем!

Ей на глаза навернулись слезы.

– Ах, моя милая, невинная Бэтси! Не обязательно быть замужем, чтобы зачать ребенка. Я люблю Тэда, а когда ты любишь кого-то, то… сделаешь для него все.

Когда я наконец поняла, что она имеет в виду, то закрыла лицо руками и заплакала. Сестра обняла меня.

– Пожалуйста, не нужно меня ненавидеть, Бэтси. Если ты отвернешься от меня в такую минуту, это станет мне худшим наказанием!

– Я никогда не смогу тебя ненавидеть. – Я взяла сестру за руку и соединила наши мизинцы. – Я буду рядом несмотря ни на что. Главное – помни: я буду старшей дружкой на вашей с Тэдом свадьбе.

– Тэд пока не знает о ребенке.

Я заметила, что сестра волнуется, думая о предстоящем разговоре.

– Сегодня после работы мы встречаемся. Поэтому я должна идти.

Лидия ушла не позавтракав. Когда она не пришла к полуночи, я была уверена, что они с Тэдом сбежали, чтобы тайно пожениться.

Что мне сказать отцу? Ни он, ни я не были знакомы с Тэдом Бартлеттом. Должна ли я сообщить отцу о внуке?

Я шагнула в переднюю, репетируя речь, как вдруг открылась входная дверь и в нее проскользнула Лидия. Я ожидала, что коридор озарит ее счастливая улыбка, но залитое слезами лицо сестры было бледным от потрясения и отчаяния.

– Лидия, что случилось? Что с тобой?

Единственное, что пришло мне в голову, – поезд сошел с рельсов и Тэд Бартлетт погиб!

– Тэд… этот Тэд! Ах, Бэтси, что я буду делать?

Сестра упала мне в объятия, всхлипывая.

– Он умер? – прошептала я.

– Хуже – он женат!

– Женат?! Но он не может быть женат!

– У Тэда есть жена и двое детей! Он показал мне их фото. Он лгал мне все это время, Бэтси! Лгал! Теперь все кончено! Я разрушила свою жизнь и не знаю, что делать.

Я крепче обняла Лидию и помогла ей подняться наверх в нашу комнату, пока не проснулся отец. Проблемы Лидии – мои проблемы! Мы поклялись заботиться друг о друге, и я обязательно найду выход!

– Разве Тэд не может развестись? – спросила я.

– Он отказался. Тесть Тэда – владелец компании, в которой он работает.

Я бы с радостью зарядила револьвер отца и убила Тэда, если бы это помогло!

– Послушай, – сказала я, усадив Лидию рядом на кровати, – я тут кое-что вспомнила. Когда я училась, то слышала о девушке, которая, как и ты… у которой были похожие проблемы. Затем я узнала, что она уехала в специальное заведение и родила там ребенка. Я узна́ю, где оно находится, и ты уедешь туда, пока не родится малыш. Затем его кто-то усыновит. Когда Нелли Блай проводила расследование о торговле детьми, она узнала, что есть множество хороших христианских семей, мечтающих усыновить ребенка. Все будет хорошо, обещаю тебе.

Лидия не ходила на работу три дня. Она лежала на кровати и плакала, уверенная, что сломала себе жизнь. Как только я смогла отлучиться, я сразу же поехала к мистеру Герману и напрямик спросила у него, знает ли он о специальном заведении для незамужних матерей. Вернувшись, я рассказала Лидии все, что узнала, в надежде ее подбодрить.

– Некоторое время будет незаметно, что ты беременна, поэтому тебе придется уехать лишь на четыре или пять месяцев. Тебе позволят жить в том заведении вместе с ребенком. Когда ты вернешься домой, мы всем скажем, что у тебя была острая ревматическая лихорадка или ты ухаживала за умирающей тетей. Никто никогда не узнает правды!

– Но как же я могу отдать своего ребенка и больше никогда его не видеть? – спросила сестра, поглаживая себя по пока еще плоскому животу. – Он же мой… мой и Тэда…

– Тебе придется это сделать, Лидия. Это единственный выход! Поверь мне, ребенок вырастет в хорошей христианской семье. А ты встретишь другого человека. Всегда будет сотня мужчин, стоящих в очереди, чтобы жениться на тебе!

– Нет, если я буду испорченным товаром.

– Я позабочусь о том, чтобы никто ни о чем не узнал, – сказала я и подняла мизинец, – обещаю!

После этого разговора Лидия, казалось, смирилась с судьбой. На следующий день она вышла на работу, но, когда рабочий день закончился, сразу пошла домой. Так продолжалось каждый вечер. Сестра слишком уставала из-за беременности, чтобы бывать где-то еще. Даже по выходным она не встречалась с молодыми людьми.

Однажды вечером мы готовились ко сну и Лидия попросила меня прочесть мои стихи.

– Ты мне очень давно не читала, Бэтси! Уверена, с тех пор ты написала много новых стихотворений!

Я пыталась избежать ответа, пробормотав извинения, и тут сестра схватила меня за руку.

– У меня есть идея! Ты напишешь для меня новое стихотворение?! О моем ребенке? Когда он родится, я подарю ему стихи, и он всегда будет знать, что мама любит его, даже несмотря на то, что отдала на усыновление.

Я закрыла глаза.

– Не могу… Я больше не могу писать.

– Что ты имеешь в виду?

– Эта часть моей жизни окончена, ведь я выхожу замуж за Фрэнка. Он очень четко дал мне понять, что не желает иметь ничего общего с поэзией и книгами, кроме Библии.

– Бэтси, да не слушай ты его!

– Он будет моим мужем. Я обязана его слушаться!

– Какое дело Фрэнку до того, чем ты будешь заниматься в его отсутствие? Разве ты не можешь писать в свободное время, пока он работает в этих своих дурацких садах?

– Ты не понимаешь! Дело не в том, позволяет мне Фрэнк писать или нет! А в том, что я не могу писать! Когда я с этим человеком, у меня внутри не рождается поэзия! Все опадает, словно цветы после мороза!

– Но ты же писательница! Это твоя сущность!

– Уже нет. Я не та, какой была раньше. Фрэнк заставил меня почувствовать себя человеком, которого он создал. Я посещаю Женскую миссионерскую гильдию; я дала обет! С некоторых пор я стараюсь стать такой, какой он хочет меня видеть, или…

– Или что, Бэтси?

– Или он не женится на мне.

Сестра внимательно посмотрела на меня своими бархатными глазами, желая прочесть, что у меня на сердце.

– Ты не любишь его, правда?

– Нет, – грустно ответила я.

Мне не нужно было задумываться над ответом.

– Даже немного?

– Даже чуть-чуть. – Я упала на кровать и призналась в безысходности происходящего. – Фрэнк не только ненавидит книги, Лидия, и не позволит держать их в доме. Он никогда не смеется. Я не слышала его смеха, ни разу за все время, что мы провели с ним вместе. Не знаю, как все это выдержу.

Сестра села на пол передо мной.

– Еще не поздно все отменить. Скажи, что хочешь разорвать помолвку.

– Не могу, отец будет в ярости! Ты же знаешь, как сильно он хочет стать партнером Уайатта. Он будет разочарован, если я нарушу его планы, и я этого не вынесу! Отец даже потребовал, чтобы Фрэнк пообещал ему назвать ферму «Плодовые сады Уайатта и Фаулера». Если все сорвется, это убьет отца. Просто убьет!

Тут взгляд Лидии стал рассеянным, и вдруг по ее лицу пробежало странное выражение.

В последнее время сестра была такой отстраненной, глубоко погруженной в собственные страдания, и теперь с силой, которой я прежде не замечала, она заставила меня осушить слезы и мягко подтолкнула на кровать.

– Давай спать, Бэтси. Утро вечера мудренее.

В тот момент я подумала, что слова Лидии относятся к нашему эмоциональному истощению, но, оглядываясь назад, поняла: она решила все именно в ту ночь. Моя сестра точно знала, что нужно делать. Я крепко заснула, черпая силы из безмятежности, вдруг появившейся у Лидии.

* * *

Позже Лидия рассказала мне о том, как просто было осуществить ее план. В воскресенье Фрэнк пришел к нам на обед, и когда после коротким путем возвращался домой, Лидия выскользнула из дома и побежала за ним.

– Фрэнк… Фрэнк, подождите! Мы нашли на диване перочинный нож, это не ваш?

Он повернулся, провел рукой по карманам.

– Не думаю. Мой…

Вдруг Лидия вскрикнула и упала.

– Ой! Какая я неуклюжая, я подвернула ногу!

Фрэнк поторопился к ней.

– Лидия, с вами все в порядке? Позвольте вам помочь!

Он поднял ее, а моя сестра тем временем положила руки ему на грудь.

– Как ваша нога? Вы можете идти?

– Да, ой… Нет! Не могу! – Лидия прислонилась к Фрэнку. – Я чувствую себя так глупо! Как я доберусь домой?

– Я… я… я могу вас отнести.

– Ой, правда? – Бархатные девичьи глаза взглянули на Фрэнка, и он пропал.

Он поднял Лидию на руки и почувствовал, как ее хрупкая рука обвивает его шею, а изящное тело прижимается к нему. Судьба Фрэнка была решена.

Когда они приблизились к дому, Лидия улыбнулась и сказала:

– Большое спасибо, Фрэнк. Поставьте меня, пожалуйста, на веранду. Мне стыдно признаться отцу в том, какая я неуклюжая.

Следующим вечером мы не ждали Фрэнка, но он заехал, чтобы задать отцу какой-то вопрос. Когда гость уезжал, Лидия оказалась на улице, возвращаясь из амбара после загадочного поручения.

– Большое спасибо за вашу доброту, Фрэнк! – улыбнулась она.

– Не за что. Как ваша нога?

– Ой, гораздо лучше! Было так глупо с моей стороны подвернуть ногу! Думаю, я просто не привыкла, как вы, много ходить по пересеченной местности. Как вам это удается? – Лидия заглянула Фрэнку прямо в глаза.

– Ну… я…

– Каждый раз, когда вы едете верхом по поместью или управляете коляской, я думаю о том, какой вы высокий и сильный! Вам все подвластно! Вы ведь любите свою работу?

– Да… да, люблю…

– У вас такие красивые сады! Как вам удается так хорошо за ними ухаживать? Ваши сады – просто Эдем! Вы должны очень гордиться тем, что создали!

– Да… я горжусь.

Лидия взяла в ладони его руку.

– Еще раз спасибо, Фрэнк! – произнесла она и стала переминаться с ноги на ногу, изображая смущение, а затем, решившись, поцеловала его в щеку. – Спокойной ночи.

Следующим вечером, придумав еще один нелепый повод, Фрэнк околачивался у нас во дворе в надежде увидеть Лидию. Когда он приблизился к амбару, она появилась из темноты.

– Фрэнк! – Прежде чем он понял, что давно угодил в ее сети, моя сестра уже была в его объятиях. – Я никогда не испытывала такого к мужчине! – пробормотала она, еще крепче прижимаясь к нему.

– Ах, Лидия, как ты прекрасна… – Фрэнк осыпал ее поцелуями, неловкий от страсти, обеими руками крепче прижимая ее к себе.

Внезапно Лидия отстранилась.

– Мы не должны…

– Лидия, умоляю… не уходи!

Моя сестра вырвалась из его объятий и поспешила домой. Беспомощный, Фрэнк с тоской смотрел ей вслед.

Следующие два вечера он заглядывал к нам, якобы меня навестить, но на самом деле приезжал к Лидии.

Однажды мы с Фрэнком сидели на веранде, он потел, нервно озирался и казался взвинченным. После того как я пожелала ему спокойной ночи и ушла, он направился к амбару. Фрэнк взволнованно расхаживал взад-вперед, ожидая Лидию. Моя сестра не разочаровала его. Она дразнила Фрэнка Уайатта запретными поцелуями и страстными объятиями, пока он не раскалился добела.

Однажды ночью Лидия повела Фрэнка в амбар, на покрывало, заранее расстеленное на свежем душистом сене. Затем совершилось грехопадение этого высоконравственного мужчины, его замороженные вены оттаяли после долгих лет скрытых желаний.

Всю следующую неделю Лидия и Фрэнк встречались в амбаре, а потом в одну из ночей моя сестра не пришла. Фрэнк чуть не сошел с ума от тоски. Когда Лидия вновь появилась несколько ночей спустя, он потянул ее на покрывало.

– Где ты была, Лидия? Я не могу… Я не могу жить без тебя!

– Мне нужно тебе кое-что сказать, Фрэнк!

– Пожалуйста, не говори, что больше не можешь со мной встречаться! Я только о тебе и думаю целыми днями! Я не могу ни на чем сосредоточиться, гадая, будешь ли ты здесь вечером, увижу ли я тебя, смогу ли обнять…

– У меня будет ребенок.

Прошло много времени, пока правда наконец дошла до Фрэнка. Он тут же отстранил мою сестру.

– Не может быть!

– Может, еще и как! Это происходит после того, как люди занимаются тем, чем занимались мы с тобой.

Потрясение быстро остудило страсть Фрэнка. Он встал.

– Что ты собираешься делать?

Лидия встала и посмотрела на него в упор, теребя пуговицы на его сорочке.

– Думаю, ты имел в виду, что мы будем делать?!

– Но… я обручен с Бетти. Через месяц наша свадьба.

Лидия засмеялась.

– Уверена, Бэтси согласится разорвать помолвку, когда узнает, чем занимались ее сестра и жених.

– Но она не может этого сделать! Я имею в виду… мы с твоим отцом заключили сделку. Он обещал завещать мне землю! И пруд! Я не могу все потерять!

Перед Лидией предстал настоящий Фрэнк Уайатт, и она возненавидела его. Ему было наплевать на девушку и ее чувства, он думал лишь о том, как завладеть землей ее отца.

В сердце Фрэнка всегда царила жадность, там никогда не будет места для любви. Но несмотря на то что Лидия узнала правду, она бросилась в его объятия. Пожертвовала собой, чтобы потом сгореть дотла.

– Женись на мне, Фрэнк! На мне, а не на Бетти! – умоляла она. – Я легко смогу убедить отца завещать тебе землю, как только мы поженимся. Он не откажет. Он так же хочет заключить с тобой сделку, как и ты с ним. Ему не важно, на которой из дочерей ты женишься, главное, чтобы его внук унаследовал Сады Уайатта.

– Ты уверена? Знаешь ли, у меня есть планы, пруд нужен мне для…

– Верь мне, Фрэнк!

* * *

Когда ночью Лидия не пришла домой, я очень переживала. Каждый вечер ее не было дома пару часов. И она никогда не рассказывала мне, где была, лишь придумывала отговорки: «Я ходила гулять» или «Мне нужно было подумать».

По ее взъерошенному виду я догадывалась, что она с кем-то встречается, но боялась даже предположить имя ухажера. Я подумывала пойти за ней, но затем мысль о том, что я могу увидеть, меня ужаснула. Я скорее умру, чем застану Уолтера Гибсона в объятиях своей сестры!

Итак, Лидии не было дома всю ночь. Когда на следующее утро я несла Уолтеру завтрак, я чувствовала себя как человек, которого ведут на виселицу: я была совершенно уверена, что найду сестру в его объятиях. Но, приблизившись к коттеджу, обнаружила там не Лидию, а кучера и двух носильщиков. Коляска стояла возле дома, и двое слуг грузили стулья и книги Уолтера.

Мое сердце перестало биться: Уолтер уезжал!

Он стоял у коляски, опираясь на трость, и смотрел, как я иду по тропинке. Когда я приблизилась, Уолтер вздохнул с облегчением.

– Бэтси! Хвала Небесам! Я боялся, что уеду не попрощавшись!

– Вы уезжаете? – спросила я. – Почему вы не сказали мне об этом?

– Потому что и сам не знал. Сегодня утром приехали мои слуги с новостями. Насколько я понимаю, в бизнесе отца наметился кризис, и он немедленно отзывает меня домой. Мне очень жаль.

– Да… – пробормотала я, – мне тоже очень жаль…

Не знаю почему, но мне никогда не приходило в голову, что очень скоро Уолтер может уехать. Он арендовал коттедж на месяц, и это время почти подошло к концу. Я просто запрещала себе об этом думать, так же, как вытесняла мысли о предстоящей свадьбе.

Я полагала, что Уолтер всегда будет жить в этом маленьком домике, смеяться вместе со мной, а оказалось – нет!

– Вот ваш завтрак, он скоро остынет. Дорога до Чикаго неблизкая, особенно на голодный желудок.

Я поставила поднос на багажную полку позади коляски. За то время, что мы с Уолтером провели вместе, я заметила, что из-за болезни у него очень слабые ноги и руки и он не может поднять ничего тяжелее книги.

Прежде чем Уолтер успел ответить, из дома вышел кучер и слегка поклонился.

– Это последняя коробка, сэр.

– Спасибо, Питер. Я буду готов через минуту.

Уолтер махнул рукой, приглашая меня последовать за ним к пруду, подальше от слуг.

Я оглянулась назад и увидела, как кучер поставил поднос с завтраком на крыльцо и закрыл багажное отделение коляски. Одна из лошадей негромко заржала, видимо от нетерпения, желая как можно скорее пуститься в путь.

Когда Уолтер наконец остановился, я знала, что мы с ним не осмелимся посмотреть друг на друга. Борясь со слезами, я наклонилась, набрала полную горсть камешков и начала бросать их в воду. Уолтер мрачно посмотрел вдаль и вздохнул.

– Мы о стольком говорили этим летом, Бэтси. А сейчас… мне просто не хватает слов…

– Да, знаю… Думаю, прощаться вообще очень нелегко.

– Да, вы правы. По-моему, это слова Эмили Дикинсон: «Разлука дарует нам и рай и ад». – Он снова вздохнул.

Я бросила в озеро последний камень. По глади воды прокатилась с шипением маленькая рябь и достигла берега, осторожно, как мать, ласкающая дитя.

– Мы еще когда-нибудь увидимся? – спросила я наконец, взглянув Уолтеру в глаза.

Мне осталось лишь несколько мгновений, чтобы запечатлеть в памяти этот образ и выражение его глаз. Он повернулся ко мне и покачал головой.

– Не думаю.

– Я боялась, что вы так ответите. – Я едва могла говорить, в горле стоял ком. – Я никогда не забуду вас, Уолтер.

– И я вас! Но… лучше на расстоянии помнить и радоваться, чем забыть и грустить.

– Элизабет Барретт Браунинг, – попробовала я угадать.

– Точнее, Кристина Россетти. – Он взял меня за руку. – Я оставил вам в доме подарок.

Я в смятении посмотрела на Уолтера.

– А мне нечего вам подарить.

– Это неправда. За прошедшие недели благодаря вам я получил множество подарков. В Библии говорится: «…и отдам тебе хранимые во тьме сокровища и сокрытые богатства…».

Он взял мою руку, закрыл глаза и поцеловал ее. Я почувствовала на коже его теплое дыхание. Затем Уолтер отпустил мою руку и ушел.

Слезы застилали мне глаза. Я смотрела, как он медленно подошел к коляске. Кучер помог ему забраться внутрь. Потом Уолтер покатил по пыльной дороге и исчез из моей жизни, не оглянувшись.

Не знаю, как долго я стояла у воды. Наконец я поднялась по ступенькам крыльца и зашла в пустой коттедж. В воздухе витал лимонный запах Уолтера. Мне захотелось закрыть окна и удержать его навсегда.

Я нашла оставленный мне подарок на маленьком столике у окна. Это была одна из принадлежавших Уолтеру книг в кожаном переплете – «Путешествие пилигрима в Небесную страну».

* * *

Вернувшись домой, я с облегчением обнаружила Лидию в кухне – она сидела за столом напротив отца. В воздухе витало напряжение, и я сразу поняла, что прервала разговор.

Отец побелел как мел и казался настолько потрясенным, что я боялась, как бы его не хватил удар.

– Отец, что случилось? Все в порядке? – Я решила, что он узнал о беременности Лидии.

– Сядь, – проворчал он. Затем нахмурился и сказал моей сестре: – Расскажи ей, Лидия.

Опускаясь на стул, я отметила, что Лидия выглядит необычайно собранной. Я не знала почему, но Лидия была настолько же спокойна, насколько отец раздражен.

– У меня прекрасные новости, Бэтси. Я вышла замуж! Вчера вечером мы с Фрэнком Уайаттом повенчались.

Чудовищность этой жертвы ошеломила меня. Я точно знала, почему она так поступила.

Но моей первой и главной мыслью было: «Я свободна! Слава богу, я свободна!» Чувство облегчения было настолько сильным, что я закрыла глаза и заплакала. Отец неправильно истолковал мою реакцию.

– Вот, смотри, что ты наделала! – закричал он на Лидию. – За одну ночь ты разрушила месяцы ухаживаний, и у тебя еще хватает наглости назвать это прекрасной новостью!

– Я уже говорила вам, – ответила Лидия. – Фрэнк по-прежнему желает соединить свои земли с вашими! Он готов подписать официальные бумаги и все такое прочее в подтверждение вашей договоренности. Но он любит меня, а не Бэтси.

– Где Фрэнк, черт побери?! – заорал отец. – Почему он не пришел, чтобы лично все рассказать?!

А все потому, что Фрэнк Уайатт – трус! Все задиры – трусы!

Лидия взяла отца за руку.

– Пожалуйста, успокойтесь. Вам нельзя волноваться: у вас больное сердце. Я вам уже сказала: Фрэнку нужно позаботиться о скоте. Чуть позже он приедет на фургоне, чтобы помочь мне перевезти вещи в его дом. Тогда вы и поговорите.

Но отец не мог успокоиться.

– А как же твоя сестра? Как ты могла так с ней поступить? Как Бетти будет чувствовать себя в церкви? Она столько недель просидела там как нареченная Уайатта, на их скамье. Тебе что, наплевать на ее чувства? Эгоистка!

Я тронула сестру за руку, и наши взгляды встретились. Глаза Лидии переполняла любовь ко мне. Она действовала не эгоистично, а самоотверженно. Я хотела объяснить отцу правду, но глаза Лидии умоляли меня молчать. Однако я хотела, чтобы он знал хотя бы часть правды.

– Я не сержусь на Лидию. Я не люблю Фрэнка.

– Но что теперь с тобой будет? – проворчал отец. – Тебе почти двадцать один год, и нет никаких перспектив замужества! Я не всегда буду рядом, чтобы заботиться о тебе! И что ты будешь делать потом? – Он отодвинул стул и встал, затем, направив палец на Лидию, заявил: – Теперь забота о сестре лежит на твоей совести! На твоей и Уайатта! Ты украла ее будущее и ее землю, поэтому должна о ней заботиться, поняла?!

Отец ушел, хлопнув дверью так, что в буфете загремела посуда. Я не могла встать, потому что чувствовала себя опустошенной – сначала из-за отъезда Уолтера, а теперь еще и это.

Но Лидия по-прежнему выглядела абсолютно невозмутимой. Она помогла мне подняться.

– Пойдем наверх, поможешь мне собраться, хорошо, Бэтси?

Когда мы вошли в маленькую комнатку под крышей, в которой делились друг с другом своими горестями и радостями, чудовищность принесенной сестрой жертвы вновь ошеломила меня.

– Ты не должна была этого делать! – плакала я, помогая Лидии собираться. – Мы бы еще что-нибудь придумали, если ты не хотела ехать в дом для незамужних матерей.

– Но теперь у меня есть все, что мне нужно! – улыбнулась сестра. – Прекрасный дом, много денег, и я могу оставить ребенка! Я сумела сохранить ребенка Тэда, и это самое важное!

Я увидела, что ее невозмутимость не более чем ширма, за которой она прятала настоящие чувства. Лидия по-прежнему любила Тэда Бартлетта. Но если однажды она задумается о том, чего он ее лишил, то заплачет и так страшно закричит, что уже никогда не сможет остановиться. Он лишил ее доверия к людям, девственности, мечты о счастливом замужестве. Но единственное, чего нельзя выкинуть из памяти, – это его ребенок. Я задумалась, как долго моей сестре удастся избегать правды. И какой ценой.

– Ты замужем за Фрэнком, – пробормотала я, все еще с трудом осознавая произнесенные слова.

– Да. И что с того? Ты не любишь его, Бэтси, сама же говорила!

– Да, но ты тоже его не любишь! Ты сделала это ради меня!

Лидия обняла меня.

– Мы обещали заботиться друг о друге, помнишь? Поклялись на мизинцах! – Слезы заблестели у нее в глазах, и она подняла пальчик.

– Но это слишком! Цена непомерно высока!

Семь с половиной месяцев спустя родился Мэтью Фаулер Уайатт.