— Шелли! Ради Бога, перестань суетиться и посиди со мной!

— Не могу. Мне нужно написать список экономке, чтобы она купила все необходимое.

Стивен появился на пороге кухни и долгим взглядом, в котором явственно читалась тревога, окинул жену.

— Как ты себя чувствуешь?

— Очень хорошо. — Шелли улыбнулась и повернулась к нему — восхитительная молодая женщина, полная здоровья и жизненной силы, с огромным животом, который не могло скрыть платье с высокой талией. — Не волнуйся так понапрасну, Стив. Ребенок должен родиться только в следующем месяце.

— Ужасно, что сегодня мне нужно лететь во Францию. Оставлять беременную жену одну, в малолюдной местности… Может, все-таки положить тебя в больницу в Глазго? На всякий случай…

— Не бойся. И занимайся делами со спокойным сердцем.

— Но меня не будет целую неделю!

— И что? Ты и так приезжаешь сюда только на выходные. — Шелли не понимала, что вдруг произошло со Стивеном. Всегда такой спокойный, уверенный в себе и в будущем, он вдруг не на шутку разволновался перед отъездом.

— Никуда не выходи, хотя бы пока не наладится погода, — продолжил он в том же духе. — Вполне возможно, что сегодня вечером пойдет снег.

На улице действительно похолодало. Но снегопад в апреле?

— В Шотландии все может быть, — сказал Стивен в ответ на вопросительный взгляд жены. — Дождь на Новый год, и метель в июне.

Когда она стояла на пороге, провожая мужа, он вдруг обернулся и порывисто прижал ее к себе.

— Шелли… — задыхаясь от волнения, начал Стивен, но его прервали.

Шофер, сидящий в машине, посигналил, давая понять, что они безбожно опаздывают. И это была правда: Стивен все откладывал момент прощания.

— Мне нужно сказать тебе столько важного! — уже идя к машине, крикнул он. — Но не сейчас, в этой спешке! Просто дождись меня, слышишь, милая?

«Милая» — это слово еще долго звучало в ее мозгу. Скорее всего волнение заставило Стивена быть таким нежным и внимательным — особенно в последний месяц. И забота тоже. Иначе как объяснить перемену в его поведении? Неужели все мужья настолько меняются, когда их женам предстоит рожать?

С той самой предрождественской ночи они стали спать вместе, хотя больше не занимались любовью. Стивен боялся навредить ребенку, которого она носит, но засыпали они всегда, обнявшись. И иногда, проснувшись под утро, Шелли открывала глаза и видела устремленный на нее взгляд мужа, полный странного огня, нежности… и затаенной боли.

И еще были непонятные фразы, полные недомолвок и скрытого значения. Сколько раз Стивен порывался что-то сказать ей — возможно, открыть свое сердце, — и Шелли замирала, не зная, что сулит ей его признание — возрождение безумных надежд или мрачное отчаяние. Но всякий раз слова оставались невысказанными. И она терялась в догадках, в чем причины его скрытности. Неужели она недостойна доверия близкого человека?

А ведь за последние месяцы они действительно стали близки, порой даже мыслили одинаково. Прежние скованность, отчужденность, боязнь показаться смешным остались в прошлом. И часто, засыпая рядом со Стивеном, Шелли отчаянно хотела прошептать: «Спокойной ночи, любимый!» Только сознание того, что муж ее не любит, а только выполняет свой долг мужчины перед женщиной — матерью его первенца, останавливало готовые вырваться слова…

После того как Стивен уехал в Глазго, Шелли устроилась на диване в гостиной и стала представлять, чем он сейчас занимается. Вскоре небо за окном потемнело, в воздухе закружили первые снежинки, а затем начался настоящий снегопад. Она посмотрела на часы и поняла, что самолет Стивена только что оторвался от земли. Пусть полет пройдет хорошо, мысленно взмолилась Шелли, ведь жизнь без мужа теряла для нее всякий смысл, настолько сильна была ее любовь к нему.

Снег все шел и шел, превращая пейзаж за окном в новогоднюю открытку. Во второй половине дня Шелли усилием воли стряхнула апатию и стала разжигать камин, готовясь провести вечер в одиночестве. И вдруг в дверь позвонили.

На пороге стояла миссис Маккормак — правда, ее с трудом можно было узнать под вязаной шапкой, толстым шарфом и непромокаемым пальто, которые местные жители надевали в мокрую и холодную погоду.

— Заходите и раздевайтесь, — улыбаясь, пригласила Шелли. — Что заставило вас выйти из дому в такой ужасный день?

— Стивен позвонил мне, — объяснила пожилая женщина, — и попросил приглядеть за тобой.

— Он делает много шума из ничего!

— Он просто беспокоится о тебе. И о ребенке.

— Со мной все в порядке.

Раздевшись, миссис Маккормак прошла в гостиную, уселась в кресло перед камином и, протянув руки к огню, окинула Шелли изучающим взглядом.

— Да, в последнее время ты выглядишь гораздо лучше. Менее взволнованной… более умиротворенной, что ли…

В сложившейся ситуации это прозвучало иронично.

— Ну, я рада, что кажусь именно такой, — медленно произнесла Шелли.

— То есть в душе у тебя все по-другому?

Шелли растерялась. Перед ней сидела тетя Стивена — женщина, в какой-то мере заменившая ему мать. Стоит ли раскрывать перед ней сердце? Не стоит, решила она и ответила, старательно выговаривая слова:

— У меня все хорошо. Честное слово.

— Кажется, между тобой и моим племянником все наладилось, — так же осторожно сказала миссис Маккормак. — А когда ты только появилась здесь, каждый ощущал волны напряжения, исходившие от вас обоих.

Неужели даже со стороны видно, что мы стали по другому относиться друг к другу? — удивилась Шелли. И неужели мне удается, так хорошо скрывать то, что творится в моей душе, что даже тетя Стивена находит меня умиротворенной?

— Ты ведь любишь моего мальчика, правда? — внезапно спросила миссис Маккормак.

Их взгляды встретились. И Шелли неожиданно поняла, что нет никакой надобности притворяться перед человеком, который тоже любит Стивена.

— Да, я люблю его. Очень люблю.

— Тогда почему у тебя сейчас такое печальное лицо?

Шелли покачала головой.

— Я не могу говорить об этом.

— Зато я могу, — решительно заявила тетя. — Не знаю, что у вас там произошло до свадьбы и почему она оказалась такой поспешной, но думаю, ты считаешь, что Стивен женился на тебе исключительно из-за ребенка.

— Да, — прошептала Шелли и покраснела. — Вас это возмущает?

Миссис Маккормак рассмеялась.

— Возмущает? Было бы довольно странно, если бы в мои годы меня возмущали подобные вещи. Такие браки случались всегда.

— Возможно. Но… но Стивен совсем не любит меня, — наконец решилась произнести Шелли. — И мне так больно от этого! Я так боюсь его потерять!

— Не любит? А ты уверена? — спросила миссис Маккормак.

— Он ни разу не говорил мне об этом.

— Эх вы, современные независимые женщины! Скажи мне, сколько раз ты встречала донжуанов с лживым языком, которые бросают направо и налево ничего не стоящие признания? Говорят о пылкой любви и одновременно заглядываются на других девушек? Важно не то, что мужчина говорит. Важно то, что он делает.

Шелли вспомнила сегодняшнее прощание со Стивеном, его слова, обращенные к ней. Окинула мысленным взором последние месяцы своей жизни, которые протекали близко от мужчины, чьего сердца она так и не разгадала. Его взгляды, прикосновения, неустанную заботу и постоянную нежность, сквозящие в отношении к ней. И странную недосказанность в разговорах, боль и печаль, порой прорывающиеся во взгляде, когда Стивен полагал, что она его не видит… Боже мой, неужели?

— Так вы думаете, Стивен любит меня? — воскликнула Шелли.

— Я ничего не думаю, дорогая. И к сожалению, не знаю, что чувствует Стивен. Он никого не впускает к себе в душу — с тех пор, как потерял мать. Даже меня. Поэтому никто никогда не видел его показывающим такое интимное чувство, как любовь. И я не слышала, чтобы мой племянник хотя бы раз сказал мне, что любит меня, свою старую тетю. — Миссис Маккормак печально вздохнула. — Подумай об этом, Шелли. Для Стивена мать была самым дорогим и близким человеком. И вдруг она покинула его навсегда, причем внезапно. Любой на его месте стал бы после этого бояться любви, потому что для него она была бы прежде всего связана со страхом потери. А полюбив, не стал бы афишировать свое чувство, опасаясь предательства.

Почему я никогда не смотрела на Стивена с такой стороны? — спросила себя Шелли. И в очередной раз не нашла ответа.

— Вы думаете, я эгоистична и хочу от жизни слишком много, когда она и так дала мне достаточно: надежного и любимого человека?

Миссис Маккормак пожала плечами.

— Я много прожила и знаю, что в сердечных делах не стоит давать советов — тем более однозначных ответов на подобные вопросы. — Она задумчиво посмотрела на Шелли. — Скажи мне, читала ли ты последний номер «Шотландского вестника»?

— Нет, — удивленно ответила Шелли. — А в чем дело?

— Там есть статья, содержание которой напрямую касается тебя и Стивена.

Шелли вздрогнула от неожиданности, но потом вспомнила, что журналисты всегда охотятся за такими известными личностями, как ее муж. И конечно, личная жизнь богатого и красивого владельца банка, интересует их прежде всего. Странно, что до сих пор она ничего не слышала о своем собственном неожиданном и тайном бракосочетании со Стивеном — телевидение, газеты и журналы молчали, словно сговорившись. Или муж сознательно направил все влияние и деньги на то, чтобы уберечь ее, беременную, от ненужных волнений?

— Ты прочитаешь ее позже, когда я уйду. А сейчас пойдем пить чай, а то мне нужно скоро возвращаться домой. — И миссис Маккормак как ни в чем не бывало поднялась с кресла и пошла в кухню помогать хозяйке готовить традиционный напиток для гостей. Как будто она не перевернула привычный мир Шелли с ног на голову двумя-тремя высказываниями о ее браке и взаимоотношениях с племянником…

Уже стоя на пороге и проделывая сложную операцию по надеванию многочисленных одежд, миссис Маккормак сказала на прощание:

— Главное, Шелли, чтобы ты сделала правильные выводы из всего, что прочтешь в газете. А для этого не забывай, что Стивен чаще всего выражает любовь своей заботой, поддерживая близких людей материально или психологически, защищая от напастей нашего неспокойного мира. Подарить любимому человеку спокойствие, уверенность в завтрашнем дне — вот чего хочет мой мальчик.

И, пожелав хозяйке дома спокойной ночи, она храбро направилась по обледеневшей тропинке через огромный сад. Хотя у нее была машина, щедрый подарок племянника, бодрая жизнерадостная женщина предпочитала ходить пешком.

Едва захлопнув дверь за гостьей, Шелли схватила свежий номер самой известной газеты в Шотландии и углубилась в чтение.

Содержание интервью с ее мужем, «уважаемым мистером Лонгвудом», было довольно обычное: экономическое положение в стране, прогнозы на будущее и прочие высказывания, касающиеся только делового мира. Но вот последние абзацы…

«Я не намерен обсуждать мою личную жизнь ни с одним журналистом. Тем более — комментировать грязные статьи, появившиеся в печати в связи с моей внезапной женитьбой, — читала она резкий ответ мужа на вопрос о слухах по поводу беременной невесты. — Вашу газету я уважаю и, желая раз и навсегда поставить точку в этом деле, хочу сказать следующее.

Да, я наконец-то женился. Моя жена действительно ждет ребенка. Она — самое дорогое, что у меня есть, и я сделаю все возможное и невозможное, чтобы ей было хорошо и безопасно. Поэтому любой, кто осмелится злословить насчет ее положения в обществе или в моем сердце, будет иметь дело со мной».

Шелли смотрела на маленькие черные буквы, не отрываясь, и вскоре они слились в сплошные серые полосы, едва различимые сквозь пелену слез, которые выступили на ее глазах. Если бы молодую женщину спросили в этот момент, почему она плачет, то вряд ли услышали бы вразумительный ответ.

А она плакала от счастья и изумления, от горячей любви, переполняющей ее сердце, и страстного желания как можно скорее увидеть мужа. Потому что напечатанные слова, как бы восхитительны они ни были, являлись для нее лишь мертвыми знаками без волнующего и такого чувственного голоса Стивена, без проникновенного взгляда его черных блестящих глаз, без ласковых прикосновений его заботливых рук… Шелли все никак не решалась поверить закорючкам на типографской бумаге, которые в корне переворачивали ее представление об отношении к ней мужа.

Она попыталась отмахнуться от слов-намеков миссис Маккормак. Так же надо поступить и со статьей. Просто забыть на время о фразе «жена… самое дорогое, что у меня есть». Не думать о ней до приезда Стивена. А потом наконец сесть рядом с ним, произнести заветные признания в любви и верности, которые она столь долго таила от мужа и перестать наконец-то мучиться неведением, гадать бессонными ночами, засмеется ли он и обнимет ее, или оттолкнет, или вдруг зашевелит губами — и слова, которые он прятал от нее, сорвутся-таки с его губ, зазвучат ответной музыкой любви…

Шелли еще долго бы бессмысленно смотрела на страницу газеты и тихо плакала, сама не зная отчего, если бы вдруг не зазвонил телефон — этот уже ставший привычным для последних месяцев ее жизни вестник реальной жизни. Она подошла к аппарату и услышала далекий голос мамы, сказавший ей «привет».

Конечно, мама уже давно была в курсе, что ее дочь вышла замуж и ждет ребенка. Обе новости порадовали ее: значит, Шелли не грозит нелегкая судьба женщины, одной воспитывающей ребенка. А когда она узнала, кем является Стивен, то еще долго не могла прийти в себя от изумления. Ее удивляло только, что бракосочетание было, мягко говоря, несколько странным.

А теперь, как выяснилось, мама звонила не только для того, чтобы узнать, как здоровье и настроение ее единственной дочери. После первых же слов приветствия, она спросила:

— Шелли, ты не знаешь, зачем мистеру Лонгвуду… — мама так и не научилась называть богатого и знаменитого зятя просто по имени, — понадобился телефон твоей прошлой работы? Он сказал, что от этого звонка в редакцию многое зависит.

— Ч-что? — заикаясь, спросила Шелли, решив, что ослышалась. Но когда мама повторила вопрос, подумала, что все, словно сговорившись, пытаются уверить ее в том, чего не может быть — что Стивен любит ее и хочет покончить с недоверием, истоки которого лежат в прошлом, но отравляют их настоящее.

Мама сразу поняла по воцарившемуся на другом конце провода молчанию, что дело серьезное. И, пообещав перезвонить попозже, повесила трубку.

Шелли медленно пошла в гостиную и уселась перед камином. Она заставила себя не думать о том, сколько услышала всего сегодня. Потому что размышлять — значило все сильнее верить в самую отчаянную и несбыточную мечту, в то, что Стивен действительно любит ее. А потом вдруг услышать от него самого совершенно противоположное — то, отчего разобьется ее сердце. И теперь уже навсегда — потому что такую боль пережить невозможно.

Но вдруг случилось странное: боль душевная внезапно переродилась в боль физическую, которая пронзила Шелли насквозь. Нестерпимо заболел низ живота. Это не может быть ребенок, успокоила она себя, когда спазм прекратился. Время еще не пришло. Но специфическая боль вернулась снова и длилась, казалось, бесконечно, то отступая, то накатываясь с новой силой.

Тогда Шелли кое-как дошла до телефона, позвонила миссис Маккормак и, с трудом сдерживая стоны, сообщила, что у нее, кажется, начались схватки и она совершенно не представляет, что делать дальше.

Через десять минут тетя Стивена уже стояла на пороге. Она сразу же оценила ситуацию и сказала:

— Я помогу тебе добраться до спальни, а потом сразу же вызову врача.

— А разве не лучше отправить меня в больницу? — сцепив зубы от боли, спросила Шелли.

— Возможно. Но дороги так замело снегом, что машина «скорой помощи» не скоро до нас доедет. Поэтому будет лучше, если ты пока побудешь под присмотром врача.

Миссис Маккормак довела Шелли до спальни, помогла ей лечь в постель и тут же вызвала местного врача. К счастью, тот оказался не на вызове, поэтому пришел очень быстро и сразу же поднялся к роженице. После внимательного осмотра Шелли он вышел в коридор и сказал с волнением ожидающей его миссис Маккормак:

— Роды предстоят тяжелые. И времени на то, чтобы ждать «скорую», у нас нет. Следовало бы сообщить мистеру Лонгвуду, что ситуация довольно сложная. Где он сейчас?

— Улетел по делам во Францию.

— Плохо. С ним можно как-нибудь связаться?

— Он оставил телефон отеля, где остановится, — ответила тетя Стивена. — Но удастся ли застать его там сейчас, я не знаю. В любом случае, я попробую дозвониться.

Однако на ее звонок в отеле ответили, что мистер Лонгвуд у них еще не появлялся, хотя номер ему забронирован. Бледная от растерянности и переживаний миссис Маккормак опустилась на диван в гостиной, со страхом прислушиваясь к звукам, доносящимся сверху, — торопливым шагам врача, лязгу металлических инструментов и стонам Шелли, постоянно зовущей мужа…

Ровно в десять к ним присоединился другой звук — звук открываемой ключом двери. А через пару минут на пороге гостиной стоял хозяин дома собственной персоной.

— Боже мой, Стив! — пронзительно воскликнула миссис Маккормак. — Как хорошо, что ты здесь!

— С трудом добрался до дому из-за снежных заносов. Пришлось отложить поездку, так как оказалось, что не все документы готовы, — объяснил он свое неожиданное появление и, вглядевшись в испуганное лицо тети, встревожился: — Что-то случилось? Почему ты здесь так задержалась?

— Ох, там Шелли… — Миссис Маккормак замолчала. Она никак не могла найти подходящих слов, чтобы рассказать о происшедшем.

— Что случилось?! Говори немедленно! — Стивен за одно мгновение пересек гостиную и теперь стоял перед тетей.

— У Шелли… у нее преждевременные роды, — выдавила из себя пожилая женщина.

— К-как преждевременные роды? — запинаясь, произнес Стивен и растерянным взглядом обвел гостиную, как будто ища подтверждения услышанному у стен и потолка.

— Доктор сказал, что положение тяжелое, но… — Он не стал слушать дальше. Швырнул папку с документами на журнальный столик, смахнув на пол хрустальную вазу, оттолкнул тетю и, не обращая внимания на ее крики «Подожди!», бросился сломя голову вверх по лестнице.

Но на середине вдруг замер в нерешительности — и в это мгновение из-за закрытой двери спальни раздался пронзительный детский плач. Плач, возвещающий о том, что все в порядке, что маленькая семья Лонгвуд увеличилась еще на одного человека.

Миссис Маккормак, женщина чувствительная, к тому искренне любившая детей, тут же залилась слезами радости. И невзирая на преклонный возраст, побежала к племяннику, чтобы первой поздравить его с отцовством. Затем на пороге спальни появился улыбающийся врач.

— Поздравляю вас, мистер Лонгвуд, — сказал он, увидев Стивена. — У вас родилась дочь.

— Спасибо. Мне можно к жене? Как она себя чувствует? — спросил тот.

— Отлично, — заверил его врач. — Мои опасения, к счастью, не подтвердились. Ребенок тоже чувствует себя хорошо. Девочка просто красавица. Вся в маму.

И только два человека на свете — местный врач и миссис Маккормак — стали свидетелями того, как плакал от счастья Стивен Лонгвуд. Опустившись на ступеньки, он улыбался и вытирал слезы тыльной стороной ладони. А вскоре он уже сидел рядом с Шелли и любовался дочкой.

— Доктор сказал, что наша Молли родилась в срок, — тихим голосом сказала ему жена. — Так что зачали мы ее не в ярости и ненависти, а в любви — в нашу первую ночь в Шотландии.

Стивен посмотрел на Шелли. Затем склонился к ней и наконец-то произнес те самые слова, которые так долго прятал в глубине своего сердца:

— Шелли, я люблю тебя. Я полюбил тебя с первого взгляда еще там, в Швейцарии. Поэтому наш ребенок, когда бы он ни был зачат, ощутил ее с первой секунды своего зарождения.

Шелли зажмурилась и замотала головой. А когда открыла глаза, то с недоверием посмотрела на мужа.

— Я сплю, да? И вижу сон?

— Нет, любимая моя. Ты когда-нибудь сможешь простить своего недалекого и жестокого мужа за всю боль, которую он причинил тебе? И сможешь ли полюбить меня, если я докажу, с какой огромной и бесконечной любовью, пылкой страстью и нежным благоговением я отношусь к тебе? Как боюсь тебя…

Он не договорил, потому что Шелли отняла его за шею и поцеловала. А когда она отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза, Стивен вздрогнул и почувствовал, как слезы счастья снова потекли по его щеке, потому что взгляд жены был полон любви, о которой он так мечтал. И которую наконец-то обрел.

Шелли счастливо вздохнула и с улыбкой спросила:

— Не совсем обычный медовый месяц, не правда ли?

Стивен приоткрыл глаза. Предзакатное альпийское солнце заливало розоватыми лучами уютную спальню на втором этаже его швейцарского домика. Они провели чудесный день вместе — катались на лыжах, пили шампанское в местном ресторане. А затем вернулись пораньше домой, чтобы заняться тем, что доставляло им ни с чем не сравнимое удовольствие…

Теперь они лежали обнявшись и ощущали пленительную истому, которая охватила их тела после головокружительно приятной близости.

— Ну, у нас ведь и любовь совершенно необычная, моя милая. В конце концов, ты сама настояла на поездке именно сюда, а не на какие-нибудь экзотические острова в теплом море.

— Мне очень захотелось снова оказаться там, где я влюбилась в тебя с первого взгляда.

— Я тоже, едва увидев тебя, понял, что ты самая великолепная девушка на свете, — улыбаясь, произнес Стивен. — Каким же надо было быть дураком, чтобы не дать воли чувствам, а упрямо прислушиваться к голосу разума. А, как оказалось, сердце гораздо прозорливее хваленого человеческого ума.

Шелли ласково потерлась щекой об обнаженное плечо мужа и подумала, что если бы была кошкой, то наверняка замурлыкала бы от удовольствия — так ей было хорошо.

Месяц назад Стивен предложил ей скрепить их брак еще и венчанием в церкви.

— Я уверен, что есть жизнь после смерти, — привел он ей довод в пользу своего предложения, — и поэтому хочу, чтобы и на Небесах мы были вместе. Если даже расставание на несколько часов приводит меня в отчаяние, то что же говорить о вечности?

Конечно, она согласилась.

Церемония была очень торжественная и достаточно традиционная. Хотя Шелли отказалась от фаты, Стивен заставил ее принять в качестве подарка великолепное подвенечное платье от известного французского дизайнера. Мама, прилетевшая на венчание, прослезилась от умиления, увидев дочь, одетую в атлас и кружева и держащую под руку светящегося от счастья Стивена.

В тот праздничный день поздравить известного банкира и его красавицу жену собрались не только близкие родственники и друзья. Казалось, половина делового мира Шотландии и Англии явилась на церемонию. А фотографии их свадьбы Шелли находила потом даже в австралийских журналах.

И конечно, их крохотная дочь была одной из главных героинь праздника…

— Ты точно уверен, что с Молли будет все в порядке? — внезапно спросила Шелли.

— Рядом с твоей мамой и моей тетей — разумеется! Представляешь, как они сейчас сражаются за право погулять с ней или уложить ее спать! К тому же, несмотря на возраст, она очень самостоятельна и пытается все делать по-своему. Характер у нее точно мамин.

Шелли укоризненно покачала головой, но тут же рассмеялась.

— Ты когда-нибудь перестанешь упрекать меня в том, что я оказалась такой гордой и не открыла своего сердца сразу как только приехала в Глазго?

— Никогда не перестану, ведь мы потеряли столько драгоценного времени и причинили друг другу много горя. Ты не представляешь, как разрывалось мое сердце в тот день, когда я понял, что безумно люблю женщину, которая, как мне тогда казалось, ненавидит меня. А помнишь тот момент, когда ты ответила согласием на мое предложение пожениться? Я безумно обрадовался, чуть не заплакал от счастья, решив, что, может быть, все у нас будет хорошо. Но, посмотрев на тебя, увидел холод и изумление в твоих глазах… и понял, что ты никогда не забудешь мою ужасную выходку в Брайтоне.

Он вздрогнул от воспоминаний и прижал к себе Шелли. Улыбнувшись, она поцеловала его и прошептала на ухо:

— Все плохое сталось в прошлом и незачем об этом вспоминать. К тому же тебя все-таки можно было понять…

Но Стивен не дал ей договорить.

— Когда я увидел ту мерзкую статью, то чуть с ума не сошел от негодования. Ведь я разыскал тебя и приехал в Брайтон завоевать, сказать, что сильно по тебе скучаю и хочу возобновить наше знакомство, невзирая на то что ты сбежала после первой же ночи любви. Я даже решил, что не удовлетворил тебе в постели, показался тебе грубым мужланом, добивающимся своего на первом же свидании… — Шелли от души рассмеялась над столь нелепым предположением, но это не помешало Стивену продолжить: — И вдруг в магазине, где я выбирал тебе цветы, мне попался на глаза тот злосчастный журнал. Мой разум помутился настолько, что я не хотел ничего сознавать, и только одно слово стучало в моей голове — месть. Я решил, что девушка, поразившая меня искренностью, красотой и умом, оказалась заурядной стервой и лгуньей. И доказательство растоптанной мечты привело меня в бешенство. Прости меня.

— По-моему, ты уже тысячу раз просил у меня прощения за тот далекий день, — нежно произнесла Шелли.

— Я сделаю это и в тысячу первый раз. И опять мое сердце забьется от радости, когда я услышу, что ты меня прощаешь, потому что, на мой взгляд, такому мерзкому поведению, как мое, нет оправдания.

— Но ведь ты как-то сказал, что сначала не собирался мстить столь… изощренным способом.

— Да, но один только вид моей соблазнительной и такой желанной Шелли начисто лишил меня остатков разума. И кстати, это происходило всегда, когда ты оказывалась рядом. В тот незабываемый вечер во французском посольстве я едва сдержался, чтобы не схватить тебя и не увезти в безлюдное место… Даже после тяжелого разговора у меня в квартире в Глазго… Помнишь, когда я пришел в спальню и сидел рядом с кроватью, на которой ты лежала? Даже тогда я еле поборол желание залезть к тебе под одеяло и заняться любовью с женщиной, которую так сильно полюбил…

Шелли блаженно улыбнулась и поцеловала мускулистую руку, которой Стивен прижимал ее к себе, как будто боясь, что она вдруг сбежит. Он приподнялся и заглянул в глубокие голубые глаза жены.

— И конечно, сейчас я уж точно не собираюсь бороться с искушением, когда ничто мне не препятствует, а ты так близко от меня, теплая и обворожительная…

Он потянулся губами к мочке ее уха, зная, что это одно из самых чувствительных мест Шелли.

— Но откуда у тебя столько сил? — попыталась увернуться от его ласк удивленная жена. — Неужели ты уже успел отдохнуть после последнего великолепного марафона.

— О, я полностью готов исполнить супружеский долг еще раз, — промурлыкал Стивен.

И Шелли почувствовала правоту его слов, как только он обнял ее…

— Я так счастлив, что у меня есть ты, — прошептал Стивен в перерыве между поцелуями.

— И я тоже, — выдохнула Шелли.