Следующим объектом по рекомендации Артемова, щеголявшего уже подполковничьми погонами, стала квартира преподавательницы академического пения из гнесинского училища. Что связывало загадочного опричника с этой эксцентричной дамой, среднему уму не понять.

Впервые увидев Анну Михайловну, Арсений с ходу поставил ей серьезный диагноз: тревожное состояние. Эта дамочка пенсионного возраста, всю жизнь учившая людей петь, совершенно не умела говорить. А может, с годами разучилась. Видимо, она считала тихую вербальную коммуникацию недостаточной для общения, потому пускала в ход свое мощнейшее меццо-сопрано, от которого у любого человека душа уходит в пятки, а лампочки и домашний хрусталь норовят лопнуть.

На этом никчемном с точки зрения заработка объекте Арсений впервые настолько сильно вытрепал себе нервы, что дал зарок с психопатами не связываться. Помимо несносного голоса Анна Михайловна имела еще чудовищный нрав, великовозрастного сына с неярко выраженным синдромом Дауна (чудеса, да и только!) и позолоченную медаль от Министерства культуры, которой она очень гордилась и хвасталась при всяком удобном случае. В голове у женщины, как говорится, галопировал табун лошадей. Она каждый день меняла свои решения по поводу технического благоустройства ванной комнаты, цвета обоев в зале и прихожей и мощности проточного стационарного водонагревателя. Она могла целыми часами пищать Арсению о своих дизайнерских находках. Ежедневно меняла в магазинах купленные накануне обои и смесители; оккупировав телефон, терзала сомнениями своих родственников, подруг и выбившихся в люди учеников. Те внимательно ее слушали, хотя Арсению казалось, что никаких подруг у нее нет, а говорит Анна Михайловна сама с собой, прижав к оттянутому тяжелым рубином бледному уху раскаленную телефонную трубку.

Из-за дизайнерских терзаний и особенностей психики заслуженного преподавателя вся работа пошла под откос. Когда уже была облицована половина ванной комнаты, Анна Михайловна купила мощный проточный водонагреватель неизвестного производства. На пару с сыном они попытались подключить агрегат к электросети, чем вызвали короткое замыкание и на четыре часа оставили без света весь подъезд. Веские доводы Арсения на предмет того, что для данного конкретного монстра нужно тянуть отдельный кабель, на следующее утро были заглушены душераздирающими воплями, окрашенными крепким русским словом из нецензурного вокабуляра. «Тональность ля минор четвертой октавы, или, как ее именуют на музыкальном жаргоне, нота, тинь»", — подумал тогда Арсений. Нормальные человеческие уши и мозг такого звука не выдерживают. Он попытался вежливо откланяться до утра, но в прихожей был остановлен сыном Анны Михайловны, обвинен во вредительстве и заочно приговорен к смерти.

— Тебе пиздец, — взяв Арсения за грудки, приговорил он. — Ты маму мою обидел.

Сын быстро моргал припухшими глазенками, тяжело дышал и потел под носом. В тот момент Арсений понял, что уносить отсюда ноги нужно было гораздо раньше. "Такого даже сульфазином не приголубишь, — подумалось тогда. — Оправдываться бессмысленно". Арсений очень ярко себе представил, как к нему домой приезжают пять крепких даунов, вставляют в анус разогретый паяльник, душат, глумятся над трупом, вывозят в лес по Можайскому шоссе, где оставляют под кривенькой рябинкой с опавшей листвой. Стало смешно. Потом грустно, но приходилось делать вид, что страшно.

Откровенно говоря, сын Анны Николаевны не являлся стопроцентным дауном. Имея на лице все симптомы тяжелого заболевания, он был вполне разумен, крупнооптово торговал продуктами питания и иногда давал маме дельные советы по ремонту. Психиатрия не была специализацией Арсения. Он не сильно разбирался в хитросплетениях хромосомных аномалий. Просто сочувствовал этому парню. Ведь несладко приходилось человеку жить на земле с нормально вроде бы работающими мозгами, специфической внешностью, да еще и с такой тревожной мамой.

На следующее утро Арсений открыл квартиру ключами, которые оставила ему хозяйка. Переоделся в рабочий комбинезон, вошел в ванную комнату и обнаружил там труп пожилого мужчины, почившего в нелепой позе, с вытянутыми вперед ногами и не достающим до пола мокрым задом. Полотенцесушитель и шею покойника соединяла скрученная в жгут простыня. Реанимировать туловище было уже бесполезно. Арсений вызвал милицию, снова переоделся — на сей раз в цивильное — и принялся собирать инструмент, теперь уже с твердым намерением не возвращаться сюда никогда. Приехала следственная бригада, следом за ней примчалась Анна Михайловна и опознала покойника, который оказался одним из ее многочисленных мужей. Арсений дал показания, оставил на столике в прихожей ключи от квартиры и поспешил прочь из этого дурдома, ни о чем не сожалея. Войны без потерь не бывает. Долго еще Анна Михайловна ему названивала, требуя закончить ремонт, грозила всякими напастями в лице налоговой инспекции, сына и связями в высших эшелонах государственной власти. Своим адским голосом оставляла на автоответчике по десять сообщений в день, а потом все как-то тихо прекратилось. И слава богу. Пенять было не на кого, разве только на самого себя, не положившегося вовремя на свое чутье. Ведь первые интуитивные впечатления на самом деле всегда оказываются самыми правильными.

Работы с каждым днем прибавлялось. Репутация, которую Арсений создал себе во время серфинга по квартирам клиентов, росла день ото дня. Он обзавелся полезными знакомствами в салонах керамики и сантехники. Водил туда клиентов, давал консультации и в случае покупки плитки или понравившегося фаянсового изделия получал оговоренные заранее бонусы, сумма которых порой превышала заработок. Помимо приобретения профессионального опыта, оттачивалось искусство межличностного общения, позволявшего с первого взгляда отличать подлинного клиента от неплатежеспособного истероидного психопата.

По наблюдениям Арсения, самыми лучшими клиентами являлись программисты и бандиты. Программисты, как правило, были щуплыми, вежливыми очкариками, имеющими уравновешенных, разумных жен, собаку породы сеттер или лабрадор и талантливых детей. Этим заказчикам был безразличен цвет плитки, ее цена, глубина унитаза и фирменное название. Главное, чтобы все было новое и работало как модная операционная система «Windows-95». Головы программистов были заняты непостижимо высоким и интеллектуальным, потому они очень не любили, когда их отвлекают от компьютера всякими несущественными мелочами. Представители второй разновидности лучших клиентов, еще не успевшие прийти в себя от внезапного материального благополучия и окультуриться, глядя на смету, обычно говорили: "Хули ты, Арсений, мне эту маляву тычешь. Ты, скажи, бля, сколько денег надо. А не тычь хуйню всякую…"

Программисты думали примерно так же, но выражались более культурно. И те и другие рассчитывались сполна и в срок. Не лезли в детали, внимали советам и впадали в щенячий восторг от входивших в моду галогеновых лампочек. Примерно такую же радость Арсений видел в глазах у местного населения во время давней туристической поездки в Индию. Среди барахла, привезенного в эту страну на продажу, был светильник в виде старинного канделябра. Лампочки, имитирующие горение свеч, вызвали неописуемую радость у владельца маленькой торговой палатки с русской вывеской «Саша» и его соседей, сбежавшихся поглазеть на чудо. Индусы сплясали вокруг светильника короткий танец, осыпали помещение мелкими цветочными лепестками и, как показалось, позавидовали Сашиной удачной сделке. За светильник Арсений получил три бронзовые статуэтки божества по имени Ганеша, чему был несказанно рад.

Времени на яркую и полноцветную жизнь катастрофически не хватало. Работа изматывала настолько, что, придя домой, Арсений отключал телефон, не раздеваясь, падал на кровать и тут же забывался до утра крепким сном. Недели три снились стены в квадратную и прямоугольную плитку, никелированные смесители и унитазы всех цветов радуги. Потом отпустило. Видимо, подсознание справилось с навязчивыми пейзажами, похоронив их в своих глубинах за ненадобностью. С каждым днем Арсений все уверенней приходил к выводу, что из разряда облицовщика ему надо переходить на более высокий уровень. Очень часто он отдавал хорошие заказы Марксу и Энгельсу, сожалея в душе, что не может разорваться на части. Своими раздумьями он поделился с дядей Геной за традиционным чаепитием на Вероникиной кухне.

— Любой бизнес должен развиваться, — рассуждал дядя Гена, — иначе это не бизнес, а так — ремесло. Зачем делать то, чего можно не делать? Есть такая доктрина в индийской философии на пути к просветлению. Ведь нет ничего сложного в том, чтобы объединить вокруг себя людей и заставить их работать на себя. Научить их тому, чего они не знают. Платить хорошую зарплату, заранее о ней условившись. Не обманывать. Разве Маркс с Энгельсом сделают облицовку хуже тебя? Скорей всего, лучше. И быстрее. Можно Джулию привлечь. Ведь, я уверен, клиенты желают ремонтировать не только свои сортиры, но и комнаты. Вот пусть себе и клеит обои. Почему нет? Так что думай. Для этого у тебя и голова на плечах.

— Знать бы, с чего начать, — посетовал Арсений.

— С братьев и Джулии начни, — ответил дядя Гена. — Создай в воображении яркую картинку, изображение уже существующей у тебя бригады. Представь количество людей в ней, их возраст, характеры и профессиональные навыки. Сколько и к какому сроку ты желаешь заработать. Короче, нарисуй образ, вживись в него и поверь в его реальность. Постарайся не упустить никаких мелочей, однако и лишнего при этом не накручивай. Подыши. Богу помолись, как умеешь… Потом просто посиди, стараясь ни о чем не думать… И жди. Пару дней… Бог — он ведь все слышит.

— Он, может, и слышит, но ничего не делает.

— А он и не обязан ничего делать, — удивился дядя Гена. — Делать должен ты. Бог лишь создаст для тебя ситуации, в которых ты должен будешь действовать своими руками и головой, воплощая задуманное в свою жизнь. Встречи нужные организует, которые могут показаться тебе случайными… Хотя случайных встреч не бывает. Обязательно обращай внимание на знаки, не брезгуй интуицией. Ты попробуй.

— И что, получится?

— Получится. Ты, главное, продумай все до мелочей и не ленись потом действовать.

— Попробую, — неуверенно пожал плечами Арсений. — Дядя Гена, откуда ты почерпнул свои знания?

— Из жизни, откуда же еще…

С братьев все и началось.