Глава первая

Тетка накрывала на стол.

Сергей накануне предупредил ее, что к нему заедут коллеги с одним товарищем, которого он поселит пока в своей освободившейся квартире до решения тем своего жилищного вопроса.

Нина обрадовалась, поняв, что в ближайшее время племянник от нее съезжать не собирается, а потому поднялась пораньше, чтобы наготовить всего, что обрадует человека, совершившего дальний переезд в автомобиле.

Ерохин брился ванной, а она разговаривала с ним, занятая делами на кухне.

— А что он любит?

— Откуда же я знаю? Вообще, мне кажется, что товарищ этот не привередливый.

— Молодой или старый?

— Не молодой и не старый. Да я как-то говорил тебе о нем. Я даже предлагал его в качестве жениха.

Тетка замолчала, а потом открыла дверь в ванную, где Ерохин смывал со щек остатки пены.

— Что ты меня не предупредил? Я бы вчера волосы покрасила, а то вдруг он заметит мою седину.

— Ты разве седая? — удивился Сергей и посоветовал: — А ты юбочку покороче надень, и он на твою голову вообще смотреть не будет.

Нина обиделась или сделала вид, что обиделась, потому что совету племянника она все же последовала. Приводила она себя в порядок долго, Сергей уже даже стал волноваться — вдруг тетка не успеет.

А когда она вышла, он не мог ничего вымолвить от изумления.

Нина надела на себя черное платьице, короткое и обтягивающее, демонстрирующее отсутствие каких-либо изъянов в ее фигуре.

— Как выгляжу? — спросила она, весьма довольная собой.

— На тридцать три. Говорю честно, если бы увидел такую на улице, обязательно обернулся бы.

И в этот момент в дверь позвонили.

Оба Ивана не собирались заходить внутрь. Один и вовсе остался в машине, а второй сопроводил Калошина только до дверей квартиры, чтобы сдать с рук на руки.

Когда они вошли, сопровождающий, лишь взглянув на Нину, шепнул Ерохину:

— А это кто?

— Это моя тетя Нина, — ответил Ерохин.

Но больше всех удивился, конечно, Алексей Алексеевич, державший на руках уставшего от длительной дороги щенка.

Собачку положили отдыхать на балкон, поставили перед Муму миску с водой и тарелочку с мясным фаршем.

— Может, и вы проголодались? — с надеждой поинтересовалась у гостя Нина.

Втроем сели за стол.

Калошин поинтересовался у хозяйки, на какой банкет она приглашена сегодня.

— Откуда вы знаете? — удивилась Нина. — Я никому не говорила.

— На вас замечательное коктейльное платье.

— Я приглашена сегодня вечером в ресторан: руководителю фирмы, где я тружусь бухгалтером, стукнуло пятьдесят, и он пригласил весь небольшой коллектив отметить это событие. Не знаю, пойду или нет, думала поработать сегодня подольше, но на всякий случай решила подготовиться. Все, правда, будут парами, кто с мужем, кто с женой. А мне и пригласить некого.

— Я бы мог стать вашим кавалером хотя бы на один этот вечер.

— Я согласна, — поспешила ответить Нина.

— Тогда скажите, что бы я мог преподнести ему в подарок?

— Мы все уже скинулись ему на… Даже не знаю, на что я сдала деньги. И вообще не знаю, что он любит. Разве что пиво…

— Тогда я, с вашего позволения, преподнесу ему прекрасно завяленных и очень свежих черноморских бычков: я прихватил их с собой, имея целью подарить какому-нибудь хорошему человеку.

Нина обрадовалась, раскраснелась и веселилась от души.

Сергей наблюдал за ней и поражался: как обычное платье и внимание мужчины меняют женщину.

— С вами так легко, — вскорости сказала тетя Калошину, — такое чувство, будто мы знакомы много лет. А я уж сидела как на иголках: Сережа предупредил, что привезут бомжа.

— Так я этот самый бомж и есть, — нисколько не смутившись, ответил Алексей Алексеевич, — то есть был им какое-то время. А как снова надел приятный душе и моему телу костюмчик от Валентино, как-то расхотелось снова по подвалам мыкаться.

— Простите… Просто я не представляла, что вы… То есть я не представляла, как живут эти люди, что они чувствуют…

— Такие же, как и все остальные, а другими их сделала людская несправедливость. И все же…

Калошин откинулся на спинку стула и продекламировал:

— Замечательные стихи! — оценила Нина и спросила: — Вам нравится Давид Самойлов?

— Очень. Мой самый любимый из всех забытых ныне. Я почти все его стихи наизусть знаю.

— Как это чудесно, — обрадовалась Нина. — А вы помните это? Рано утром почудился снег…

Алексей Алексеевич тут же подхватил:

Сергей поднялся и произнес:

— Кажется, я здесь лишний.

Вышел в прихожую и оглянулся на двух счастливых людей. А когда он открыл дверь, тетка все же вспомнила о нем:

— Сереженька, ты когда вернешься сегодня?

 

Глава вторая

Субботний день, но Брусков ведь не зря предупредил, что в банке сегодня аврал, и потому Ерохин отправился в банк, а по дороге позвонил Виктору Ивановичу, чтобы узнать о его планах.

— Да я на дачке пока посижу, — сказал Рохель. — Не хочется ничем заниматься, так что подъезжай к обеду. Откушаем с тобой, а потом можно и на работу, будь она проклята. Вчера с Петровичем сразу после твоего отъезда на рыбалку сходили наконец-то. Плотва клевала как бешеная. Теперь он везде эту рыбу развешивает — завялить хочет.

На внутреннюю стоянку заезжать не стал. Припарковал машину у соседнего дома, взял портфельчик, который ему накануне вручила Бережная. В портфельчике лежали три папочки с документами.

Он сразу поднялся на второй этаж и без стука толкнул дверь в кабинет заместителя по безопасности.

Анатолий Михайлович сидел за столом и смотрел в монитор, установленный на его столе.

— Проходи, садись, — махнул рукой он, — как дела, докладывай.

— Так все дела у прокурора, — ответил Ерохин старой ментовской шуткой.

Впрочем, не совсем ментовской.

— Так вот в этой связи, — продолжил Брусков, — что-то узнал про гибель наших ребят?

— А кто меня просил об этом? И потом, зачем меня спрашивать, когда ваш приятель Коптев расскажет все, что ему известно. Но дело-то не в этом…

— Э-э, — попытался остановить его Анатолий Михайлович, — какой-то странный тон у тебя. Ты не попутал, с кем и как надо разговаривать?

— Просто пытаюсь начать разговор с самого начала. С того времени, когда вы познакомились с Коваленко и Пименовым, которых в дальнейшем взяли на работу в банк. А познакомились с этими славными ребятами, когда им и Олегу Рохелю было по пятнадцать-шестнадцать. Тогда они подозревались в убийстве сверстника, которого они забили ногами. Но вы им помогли избежать тюрьмы. Так что они по гроб жизни были вам обязаны.

Сергей замолчал, продолжая смотреть на Анатолия Михайловича, который вдруг начал меняться в лице.

— Я не понимаю, о чем ты? — наконец произнес Брусков. — На чем основывается твоя ложь? Разве есть какие-то показания?

— Показания будут, — ответил Ерохин. — Ведь тогда этим делом занимался ваш приятель следователь. Он выполнил вашу просьбу. Вернее, просьбу Виктора Ивановича отмазать сына его бывшей любовницы. Наверняка вы помогли тому следователю и деньгами. Не без этого — чего отрицать? А сейчас, когда ваш бывший приятель стал начальником управления полиции по Индустриальному району, вы помогли устроить на юрфак его дочку, у которой не хватило баллов для зачисления.

— Это наказуемо?

— Нет, конечно. Но Олег, взявший себе фамилию Рохель, готов показать, как вы курировали всю его деятельность, как вы дали согласие на убийство Тушкина, как закрывали глаза на то, что творили Пименов и Коваленко. Кроме того, ваш мобильный был на прослушке, когда вы приказали этой парочке ликвидировать меня… Противозаконно, конечно, но запись та сохранена…

— Чушь! — рассмеялся Анатолий Михайлович. — Я говорил с ними с другого номера.

Он понял, что проговорился.

— Так и другой номер тоже был на прослушке, — «согласился» Ерохин, — это не столь важно. Главное — другое. Олег Рохель не мог все придумать сам. Придумали все вы лично, а дурачков этих привлекли, потому что знали, какие это отморозки и как они вам обязаны. Они и в самом деле готовы были на все. Конечная цель — убить Виктора Иваныча — устраивала и вас, и Олега. Но для Олега наверняка все на этом не кончилось бы. Вы убрали бы его, после того как он вступил бы в права наследования по подложной генетической экспертизе. И стали бы полновластным владельцем банка. Еще раньше вы бы ликвидировали Коваленко и Пименова.

— Какая чушь эти ваши… твои домыслы. Их никуда не предъявишь. Санкции прокурора на прослушку не было, плюс шантаж, а следовательно, я сам могу упрятать тебя. Ненадолго, правда, но ты все равно оттуда не выйдешь. Это я тебе гарантирую.

— Возможно. Но то, как вы лично заправлялись на Северном шоссе Череповца, зафиксировали камеры. Вы наполняете две канистры. Потом вы отправляетесь к дому Рохеля, закладываете взрывное устройство и переносите в салон обе канистры. Только не подумали, что в некоторых стоящих там автомобилях продолжают работать видеорегистраторы. Поторопились вы убрать свидетеля. От Петровича узнали, что Виктор Иванович направляет меня в Череповец, догадались, с кем я там встречусь и что могу узнать…Только в спешке взорвали вы не Олега Рохеля…

Брусков смотрел на него внимательно, а потом усмехнулся:

— Теперь я понял, почему за тебя просил прокурор, но у вас все равно ничего не получится…

— Уже получилось.

— Чего ты хочешь?

— Справедливости.

— Спрошу по-другому. Сколько стоит твоя справедливость?

Ерохин промолчал.

— Понял, — кивнул зам по безопасности, — работаем, стало быть, под прокурорскую запись.

Он придвинул к себе ежедневник, спокойно взял ручку, написал на листке что-то, а потом развернул ежедневник, чтобы Сергей увидел. На листке стояла единица с шестью нулями.

— Я думаю, что твой дружок будет доволен, — произнес Брусков, оставаясь спокойным.

Он вырвал лист, скомкал его, положил в пепельницу, а потом поднес к нему зажигалку. Молча смотрел, как тлеет листок. Снова поднял глаза.

— Вопрос можно закрыть прямо сейчас: ты мне оригиналы, а я тебе обозначенное мною огромное спасибо.

— Я не за этим пришел. Просто хотел посмотреть на вас, чтобы понять, как мент, пусть даже и бывший, стал главарем бандитской шайки.

— Думал, что посмотришь на меня и уйдешь так просто?

Ерохин поднялся. Направился к двери и обернулся.

— Прощайте.

— Погоди! — крикнул, теряя самообладание, Брусков. — Ну и что ты, всю жизнь собираешься ходить и оглядываться? Будешь вздрагивать от каждого шороха, зная, что я тебя и оттуда достану? Подумай о своих близких. У тебя вроде тетка есть, которая тебя воспитала. Потом вдруг девушку заведешь, а ее в один прекрасный момент распишут десять уголовников.

— О себе подумай! — посоветовал Сергей и вышел.

Он поднялся на третий этаж, подергал за ручку запертую дверь кабинета аудитора. Потом заглянул в соседний кабинет и поинтересовался, была ли сегодня на работе Лена.

— Где-то здесь, — ответили ему, — у нее свои дела, и мы в них не лезем.

Две женщины пили чай, закусывали конфетами из коробки, рассматривали Сергея и улыбались друг другу.

У людей, ценящих свое время, всегда найдется часок, чтобы любить занимаемое ими рабочее место еще беззаветнее.

— Вот так мы и живем, — сказала вдруг одна из них.

— Сегодня же суббота, — поддержала ее коллега, — какая работа может быть — сами понимаете.

Сергей вышел, на всякий случай осторожно постучал в дверь кабинета аудитора, потом спустился на первый этаж.

У главного входа остановился автомобиль, а за ним микроавтобус с тонированными стеклами. На борту микроавтобуса было два слова — «Следственный комитет».

 

Глава третья

За мостом Ерохин остановил машину. Вышел и вернулся к разрушенным перилам и посмотрел вниз.

Весь берег был изрыт колесами тягача, который, судя по всему, вытаскивал из реки сгоревший автомобиль. На воде до сих пор плавали масляные пятна и голубые разводы бензина. А все остальное оставалось неизменным: светило солнце, ветерок шуршал в камышах, ныряли утки, и высоко в небе пел жаворонок…

Ворота раздвинулись, «Ауди» вкатил на территорию. Затормозил возле крыльца дома, над перилами была натянута леска, на которой вялилась рыба. И под перилами беседки тоже висела рыба. Из-за угла вышел Петрович в выгоревшей тельняшке и показал рукой на все это богатство.

— Вишь как, — произнес он и ушел, не дожидаясь ответа.

Ерохин шел по газону, ощущая под тонкими подошвами своих туфель податливую землю с подстриженной травой, нес в руках кейс и не спешил особо.

Виктор Иванович сидел в беседке и наблюдал, как он приближается. И только подойдя, Сергей подумал о том, что Брусков уже мог позвонить и предупредить начальство.

— Ты прям как дипкурьер смотришься, — улыбнулся ему Рохель.

Но и эта улыбка могла означать все, что угодно.

— Слушай, — продолжая улыбаться, начал банкир, — я вчера про тот свой сон подумал… Такого ведь не бывает, чтобы и тебе и мне приснилось одно и то же. Не знаю, как у тебя с такой мистикой, а я — человек материалистического склада. Обдумал и понял, что во дворе банка в ту ночь в куртке охранник стоял. Вышел покурить, что категорически запрещено. А когда я позвонил на вахту узнать, кто там шастает, мне соврали, что никто не выходил. Другого объяснения быть не может.

Ерохин пожал плечами: его это уже мало интересовало.

— Что там у тебя? — показал на портфельчик Виктор Иванович.

— Бумаги кое-какие, — ответил Сергей.

— А мы тут на рыбалочку сходили, — улыбнулся Рохель, — меня комары всего сожрали. Вроде перестраховался: какой-то гадостью намазался с головы до ног. А они все равно летят.

Ерохин опустился на диванчик, поставил кейс себе на колени.

— Что мне на подпись прислали? — поинтересовался Рохель. — Что такое там может быть? И ведь никто не предупредил.

Сергей достал из портфеля папку и положил ее на стол.

— Это показания Олега Викторовича Рохеля. Копии, конечно. Он, как выяснилось, не погиб при взрыве, но задержан и подробно рассказал, как задумал отнять у вас все, убить вас, потом объявить себя наследником. Как он приказал убить Бориса Тушкина — вашего друга, как ему помогал Брусков и подчиненные Брускову сотрудники банка.

— Толя Брусков? — не поверил Рохель.

Он был ошарашен этой новостью не менее, чем известием о том, что Олег живой.

Встряхнул головой.

— Быть такого не может. Я сам с ним поговорю.

— Успеете. Брусков тоже задержан. И с этими документами успеете ознакомиться. Но, к сожалению, есть и другие — более важные для вас.

Ерохин положил на стол вторую папку — теперь уже намного массивнее предыдущей:

— Тут полный отчет: как, куда, в каких объемах выводились за рубеж немалые средства, как для незаконных операций использовались деньги вкладчиков… Тут еще схемы ухода от налогов, занижение прибыли… Честно говоря, я в этом мало разбираюсь. Но понятно одно: за это можно получить срок немалый.

Виктор Иванович сидел багровый. Он смотрел на лежащие перед ним папки и молчал. Наконец показал пальцем на документы и спросил негромко:

— Откуда это все?

— Меня просто попросили поговорить с вами. Но это еще не все. Есть еще одна папочка, которая, увы, тоже не содержит ничего приятного для вас. В ней полное расследование того, как вы завладели банком, как подставили Алексея Алексеевича Калошина, как вы не только разорили его, но и упрятали на долгие восемь лет. Там даже есть показания людей, которые вам помогали, а теперь во всем признались, надеясь, что за давностью лет их освободят от ответственности. Но тем не менее мошенничество в особо крупном… К тому же группой лиц по предварительному сговору.

— Стоп, стоп, стоп! Ты говорил о сроке давности.

— Десять лет. Он уже истек. Но может возникнуть вопрос о правомерности владения вами контрольным пакетом акций, который был приобретен на деньги, полученные в результате мошеннических действий. Если Калошин подаст иск, то вы лишитесь не только этих акций и немалой суммы в качестве возмещения недополученных заявителем доходов, но и свободы.

Рохель поднялся и подошел к выходу из беседки. Стоял, смотрел на подстриженный газон, на сосны. Потом обернулся к Сергею.

— Что ты посоветуешь? Я могу, например, в Испанию уехать: у меня там вилла на берегу.

— Испания рано или поздно выдаст по запросу. Проще здесь разобраться по мере совершения всех этих ваших… Для начала надо компенсировать Калошину его потери и моральный ущерб.

— Где я его теперь отыщу? И потом — вдруг он не захочет со мной договариваться? Я его нагрел на тридцать миллионов долларов. Он посчитает проценты… И потом, мне надо как-то банком управлять. Ну, посижу годик под домашнем арестом…

— С Калошиным я договорюсь, — сказал Ерохин. — Но ведь у вас не с ним основная проблема, а с государством. Это я о выводе капитала за рубеж и прочих нарушениях. Кое-что уже известно, но будут копать дальше. И копать будут долго — год, может, два. Вряд ли получится все это время находиться под домашним арестом. Отправят в изолятор, скорее всего. Банк будет под санацией, а потом у него отберут лицензию.

— Так что делать?

— Собирайте правление. Принимайте решение о том, что передаете дела новому президенту, который берет на себя всю ответственность по решению всех вопросов. А потом быстренько в Испанию. Денег на жизнь там хватит?

Рохель кивнул.

— Разумеется. Только срочно вряд ли получится. Я хотел бы взять с собой девушку. Не то чтобы… Помощницу хочу взять. Она как раз занимается моими проблемами… То есть проблемами банка. Я про аудитора Лену говорю. Только она вряд ли согласится вот так сразу — с бухты-барахты. Но там прекрасный климат, море, фрукты, а у нее ребенок.

— Она не согласится именно потому, что ребенок. А еще… она выходит замуж.

— Да-а? — вскинул брови Виктор Иванович. — А по моим сведениям, у нее никого… Я просил проверить.

— Брусков обманул вас. У нее есть любимый человек.

Рохель еще раз кивнул, а потом вздохнул.

— Трудно будет там одному.

— Но у вас же там отец. И другая родня. Они, как мне кажется, окружат вас заботой и вниманием. С вашими-то капиталами.

Рохель снова опустился за стол. Он смотрел на столешницу, потом поднял голову и начал оглядывать пространство за стенами беседки.

— В Испании хорошо, конечно. Но там не будет этого дома, этого озера. Всю эту красоту придется продать. Скорее всего, за бесценок. А что с Петровичем и его женой будет? Их-то куда?

— А вы не продавайте. Отдайте Калошину в качестве процентов за предоставленные неудобства. С Петровичем он наверняка найдет общий язык. Еще какой общий…

Ерохин посмотрел на нитки, на которых вялилась рыба, и добавил:

— Рыбак рыбака — сами понимаете.

— Согласен, — кивнул Виктор Иванович. — Сколько у меня времени?

— Так чего тянуть? Сначала познакомьтесь с Калошиным…

— Так мы знакомы. То есть были знакомы.

— Прекрасно. Тогда он сегодня подъедет на заседание правления, чтобы вы его представили. Вы его введете в курс дела. Вызовите своего нотариуса и оформите купчую или дарственную на ваш дом. Договоритесь о размере компенсации. И в Испанию — как можно скорее. Ведь Брусков наверняка заявит, что все, что он совершил, сделал по вашему прямому указанию. Вас на допросы начнут вызывать. Для начала подписка о невыезде, потом арест до окончания следствия…

— Я понял, — кивнул Рохель. — Спасибо тебе, что предупредил. Сейчас соберусь по-быстрому, и ты меня отвезешь в банк.

 

Глава четвертая

Сергей сидел в кабинете Елагина, когда ему позвонила тетка и сказала, что волнуется за Алексея Алексеевича, потому что за ним приезжали люди, которые его доставили в Петербург, о чем-то поговорили с ним. После чего Калошин предупредил, что оставляет ее ненадолго и скоро вернется, чтобы успеть на банкет. С того времени прошло уже почти четыре часа, а от него никаких вестей.

— Вернется, — попытался успокоить ее Ерохин.

— Это понятно, — согласилась Нина, — но я без него на банкет в любом случае не пойду.

Сергей ждал Бережную, но и она задерживалась и тоже не сообщала, когда вернется. Елагин, правда, сказал, что Вера Николаевна встречается с Евдокимовым, но их встреча не должна была затягиваться. И вот он сидел и ждал. Думал о Лене, об их последней встрече и той давней — самой первой.

— Чего грустишь? — обратился к нему Петр.

— Думаю, как лучше девушке предложение сделать?

— Так мы вроде уже говорили об этом. Бери «Корвет», открой вверх, завали машину цветами и подкатываешь к ней. По пути не забудь только колечко купить. А то без колечка это все — дешевые понты. Или зачем откладывать? Пойдем прямо сейчас. Тут неподалеку неплохой ювелирный салон. Для наших сотрудников там скидка: мы им как-то помогли в одном деле.

— Да как-то… — растерялся Ерохин.

Но Елагин подхватил его под руку и потащил к выходу.

Колечко выбирали почти час. Вернее, выбирал Елагин. Он спрашивал, какого цвета глаза у избранницы Сергея, потому что так, по его утверждению, подбирается камень. Узнав, что глаза у девушки голубые или синие, в чем сам Ерохин был не вполне уверен, он стал предлагать Сергею взять кольцо с сапфиром.

Снова позвонила тетка и доложила, что Алексей Алексеевич только что все-таки связался с ней и сообщил, что ему предложили работу в одной организации, где, кстати, требуется также главный бухгалтер, и предложил ей подумать о смене работы. Еще он что-то говорил о прекрасной жизни за городом, где нет смога и толпы людей, а еще…

Ерохин не дал ей договорить, сразу спросил, дарят ли колечко с сапфиром девушке, когда предложение делают.

— И что?.. — вкрадчиво поинтересовалась тетка.

И он понял, что надо брать именно с сапфиром, но не успел ничего сказать, потому что увидел, что к нему пробивается вызов Рохеля. Пришлось отвечать.

— Только что закончили заседание, вернее, перерывчик небольшой сделали, потому что вопросов очень много надо обсудить, — сказал Виктор Иванович, — все проходит нормально. Калошин явился не один, а с какой-то молодой привлекательной женщиной, а женщина притащила с собой начальника Следственного комитета…

Виктор Иванович засмеялся:

— Как таким людям отказывать! Калошин сказал, что он на меня не в обиде, дескать, время такое было. А кто не сидел, тот… Короче, мое предложение избрать уважаемого Алексея Алексеевича председателем правления было принято единогласно. Он свою биографию рассказал: никто спорить не стал. Потом, ввиду убытия на долгое время Брускова, я рекомендовал тебя на должность вице-президента по безопасности. Главный бухгалтер подала заявление об уходе… Сейчас после перерывчика заслушаем выступление аудитора. И все. Я свободен?

— Почему вы меня спрашиваете?

— А так просто, — снова засмеялся Рохель, — этот из Следственного комитета тоже сказал, что у него ко мне нет пока вопросов, а за других он ничего обещать не может. Бог с ними со всеми. Короче говоря, я Петровича уже не увижу в ближайшее время. У меня в кабинете на даче два ружья на стене: старинное «Зауэр» и «Вепрь» — современный карабин. Оба ему отдай от моего имени. Я видел, как Петрович на них смотрел. Пусть пользуется и радуется.

Он снова засмеялся, уверенный в том, что успешно вывернулся из щекотливой ситуации.

— А для тебя, мил друг, у меня нет ничего, кроме должности. Так что не в обиде будь. Пока.

Разговор был закончен. Сергей смотрел на разложенный на стеклянном прилавке товар.

— Я в этом ничего не понимаю, — наконец произнес он.

— И не надо, — успокоил его Елагин, — твое дело дарить, а я за тебя уже выбрал.

Они возвращались к офису.

Сергей шел, улыбаясь своим мыслям. В голове крутилась та самая песенка, которая помнилась еще с детства и которую, скорее всего, сочинила Нина.

Елагин остановился и смотрел на него удивленно. Только теперь Ерохин понял, что поет, хоть и негромко, но вслух.

 

Глава пятая

Лена поднималась на эскалаторе и пыталась дозвониться до воспитательницы детского сада. Она, конечно, иногда опаздывала, но так, чтобы почти на два часа, — никогда.

День, конечно, был страшный.

Не в том дело, что целый день она находилась в каком-то испуге, как раз наоборот — настроение уже который день было прекрасным. Просто она хотела бы увидеться с Виктором Ивановичем, чтобы рассказать о том, что вскрыла ее проверка.

Нет, она с самого начала понимала: дело нечисто, но не хотела бы вываливать начальству сразу все.

Во-первых, начальство и так это знает, а во-вторых, Виктор Иванович ждет от нее каких-то советов и предложений. А если она скажет, что не хочет во всем этом принимать участие, то тогда — прощай, новая работа, высокая зарплата и коллектив, к которому она начинала привыкать.

А теперь еще и это сегодняшнее заседание правления, куда ее пригласили, чтобы заслушать доклад о результатах проверки. Она боялась говорить, но Рохель кивнул. Что было потом, она не знала, поспешила домой. Ехала в метро, понимая, что наверняка ее уволят, и скорее всего это уже сделали.

Теперь она уже точно никогда не увидит Сергея…

Оказавшись на свежем воздухе, аппарат наконец очнулся от небытия. Звонок прошел, и воспитательница ответила. И ответила как-то странно:

— Так я дома уже, — сказала она.

И где-то совсем рядом с трубкой тявкала собачка.

— Я не поняла, — удивилась Лена.

— Да это моя собачка, — объяснила воспитательница, — она все время пытается в трубку что-то сказать.

— Да я не про вашу собачку. Ребенок мой где? Где Сережа? Я понимаю, что опоздала, но…

— Что вы волнуетесь? — продолжала воспитательница. — Сережу отец забрал. Он же уже приезжал с вами, когда вы вместе забирали ребенка.

— Какой отец? — задохнулась от негодования Лена. — Вы что такое говорите? Какое право вы имели? Так любой может назваться кем угодно!

— А я что, по-вашему, должна в субботний день до глубокого вечера дожидаться, когда вы соизволите лично прибыть? Ваш муж приехал и забрал. Сережа так радовался! Он в окно все время смотрел, говорил, что его папа должен за ним приехать. Я на них посмотрела: они просто одно лицо. А какая у вас машина шикарная!! А еще с ним друг был на зеленой машине. Симпатичный такой.

Разговор прервался, и Лена закричала, стараясь перекричать гудки в трубке:

— Погодите!

Она стояла возле перехода и ждала, когда загорится зеленый. Но она теперь не знала, куда бежать. В садик — нет смысла, домой — тем более. Куда-то нужно звонить. Но только куда?

Зеленый глазок не хотел загораться. Красный горел уже целую вечность. И тогда Лена бросилась наперерез потоку.

По пешеходной зебре, по белым полосам…

Проскочила до середины улицы. Когда бежала, слышала сигналы машин дорожной полиции и краем глаза заметила мигалки. Теперь ее еще и схватят, будут выписывать протокол… И это займет много времени. Она закрыла глаза, собираясь заплакать.

Рядом остановился автомобиль. Но вместо голоса полицейского в уши ворвался вопль ее ребенка:

— Мама! Смотри, как мы едем!

Она открыла глаза и увидела рядом с собой сверкающий красный кабриолет с открытым верхом, заваленный букетами цветов. За рулем нагло развалился Ерохин. А Сережа тоже сидел на переднем сиденье и кричал:

— Садись скорее к нам! Мы сейчас поедем гоняться на машине. Это же «Корвет»!

Другие автомобили тоже остановились, толпы людей застыли, и все смотрели на них.

Лена хотела выдернуть сына из машины, но на них глазели улыбающиеся сотрудники ГИБДД. Тогда она просто отстегнула ремни, взяла Сережу на руки, отодвинула букеты и опустилась на мягкое сиденье.

— Почему за вами гонится полиция? — спросила она строго.

— Мама! — крикнул переполненный восторгами Сережа. — Как ты не понимаешь?! Это же наш кортеж!

— Я не к тебе обращаюсь, — сказала Лена и набралась смелости, чтобы посмотреть строго и на Ерохина, — я жду ответа.

— Меня остановили, — начал объяснять тот, — и сказали, что ребенка на переднем сиденье возить нельзя, — ответил Сергей. — А заднего-то у нас нет. Но потом ребята меня узнали: я в вашем районе в ДТП как-то попал, и они мне собирали на ремонт. Я объяснил, что еду делать предложение, и они решили сопроводить, кабы чего не…

— Дома расскажете, — не меняя тона, произнесла Лена и махнула рукой: — Вперед!

А потом тихо заплакала.