В субботу с утра раннего позвонил Юрчик. Наворчал несправедливо, что она, мол, перестала бывать в гостях, пожурил еще за что-то и велел сей же миг быть.

Измученная вчерашним мытьем полов, мигренью и глухой тоской, Аглая явилась, как и было велено – немедленно.

– А-а-ах! – застонала она с порога. – Пахнет мясом. Я хочу его съесть.

Выскочивший в фартуке и трусах Юрчик обнял ее и смачно чмокнул. Она, вырываясь из его волосатых лап, продолжала стонать все громче.

– Отпусти меня, – она, шутя, царапнула друга по щеке. – Сначала мясо – мужчина потом.

И, вскочив на свободного скакуна вдохновенья, влетела на кухню. Там уже сидел мужчина.

– Кто ты? – спросила она его, раскидывая руки и смеясь.

Гость молча смотрел на явление.

– Кто ты?! – приказала она отвечать бородатому, чуть седеющему незнакомцу.

Тот смотрел на нее немыслимой синевой глаз и восхищенно молчал.

– Это мой друг... – Гольдштейн договорить не успел.

– Вижу, – на сильных крыльях влетела Аглая в стихию пророчеств. – Вижу. Его зовут...

«Его зовут, должно быть... У него должно быть простое имя...»

– Сережа? – обрадовалась она.

Незнакомец, улыбаясь глазами, кивнул.

– Се-ре-жа!.. – засмеялась она. – Ты, Сережа, – моряк. Правда?!

Тот кивнул. Юрчик стоял и довольно чесал себе волосатое брюхо под фартуком.

– Сережа, – продолжала Аглая, положив нежно руки гостю на плечи и разглядывая его. – А ты ведь не женат, Сережа... Разведен. И – давно... Скитаешься по свету, и никто тебя не ждет. И ты никого не любишь...

Гость, не сводя с Аглаи глаз, налил воды в стакан.

– Сережа, – приставала Аглая кчеловеку. – Давай, Сережа... Давай с тобой построим вместе шалаш на райском острове и будем рожать счастливых детей... Или, лучше, ты подари мне огромный дворец – светлый-светлый. Я буду рисовать розовых какаду, а ты будешь волшебником... Хочешь?

Юрчик открыл крышку казана, втянул ноздрями аромат зернистого плова и заорал во всю мощь:

– Мусик, хватит дрыхнуть – плов готов.

Аглая, крутясь по кухне в вакхическом танце, пропела:

– Плов – готов, плов – готов....

Потом, хищно распахнув глаза и схватив вилки, она застучала ими:

– Сначала плов голодной женщине! Мне – и много!.. Мусик, хватит возиться!

В дверях показалась заспанная Наденька и спросила:

– А в лавочку сбегали?

– Обижаешь, – ответил гость Сережа и поставил на стол бутылку «Абсолюта».

Разлили. Уставили стол полными царской снедью тарелками. Чокнулись. Выпили. Все, кроме Аглаи.

– А ты чего? – спросила гостеприимная хозяйка.

Аглая обреченно посмотрела в рюмку и мотнула головой.

– Ни фига ж себе! – аж подпрыгнул обиженный Юрчик. – Чтоб мой плов без водки трескать! Не дам!

– Хорошо, я не буду есть, – сказала Аглая покорно и из глаз у нее покатились крупные слезы.

– Аглаюшка, да ты что, родная, опять плачешь?

– Начал вытирать он ей слезы своим фартуком. Потом, повернувшись, пожаловался гостю:

– Как придет ко мне, сразу плакать начинает. А мне жалко ее...

– Ладно, наливай, – вздохнула Аглая. – Только потом не пожалей.

– А чего жалеть, Аглаюшка, – заворковал Юрчик.

– Будешь сытенькая, пьяненькая, спатеньки тебя положим...

– Ну... – согласилась Аглая.

Минуты весело скакали по душной кухне, играя в чехарду. Хулигански раскачиваясь на ходиках с гирьками, они заставляли сонную кукушку, живущую в них, беспрестанно куковать. С каждым вскриком обескураженной бедненькой птички ломались границы недозволенного.

Мужчины впрыгнули в паровоз, несущийся по туннелям интеллекта и кочегарили вовсю. Каждый кидал в топку парадоксов своей лопатой. Юрчик, конечно, загребал круче, но броски Сережи были виртуознее и точнее. Бедная золушка-этика не успевала выметать угольную пыль из жаркой кочегарки... А женщины... А женщины пели. Каждая свою песню. Мусик что-то тихое и заунывное, Аглая же выбрала редко исполняемую арию свободной любви. Так она, во всяком случае, назавтра это назвала: «Ария свободной любви из оперы "Одинокая женщина с тараканами в голове"».

...Колодцы бездонных небесных глубин, наведенные на нее сегодня всемогущим случаем, – все яснели. Она очень хотела напиться оттуда живительной влаги и ластилась к гостю, и тянулась к нему. И села уже к нему на колени. И, вдруг, отпрянув от чужого, совсем чуждого ей человека, вскочила. Снова вернулась к синим колодцам... Снова припала к ним. Но, жестоко водя смычком желанья по струнам своего сердца, она так и не смогла из тела – полуобнаженного уже – извлечь мелодию. Этот этап она еще хорошо помнила.

Тело тосковало по другому. Увы.

А душа? А душа вообще была оторвана и болталась, неприкаянная, где-то в дымных вихревых пространствах, уже давно отлученных от земли... В этом она отдавала себе полный отчет.

– Аглая, а Юрка уже показал то, что сделал? – меняя лопнувшую струну на гитаре, спросила Наденька. – Ночи не спал, тебе старался угодить...

– Не показал... – удивилась она. – Ну-ка, где мой подарочек?! Вынести немедленно!

Юрчик высыпал себе в глотку горсть плова, безобразно чихнул, отчего рисинки полетели как обезноженные тараканы в разные стороны, свернул пальцы в дулю и заржал нехорошо.

– Подарочек?! Я его в лепешку сплющил. Молоточком тюк-тюк сделал – и не стало подарочка... – злорадствовал он.

– Да ты... Да ты что, Гольдштейн, – мгновенно отрезвела хозяйка.

– Нету крестика-то, нету, – вытанцовывал Юрчик танец живота, показывая пустые ладони.

Аглая натянула спущенные лямки сарафана и приняла приличную позу.

Сережа по-прежнему не сводил с нее глаз.

Наденька завелась:

– Ты совсем что ли рехнулся?! Ты же такую вещь красивую сделал! Так мечтал Аглае подарить!

Юрчик все больше расцветал, довольный собой. Он одним прыжком подскочил к гостье, поднял ее рывком в воздух и, держа перед собой, начал поворачивать из стороны в сторону, медленно-медленно.

– На красоту сию наложено табу, – мерзким голосом говорил он при этом. – На нее нельзя вешать Христово распятие... Ее уже раз крестом этим вашим загнали на плаху – она свою муку приняла. Эту красоту надо отдать тому, кому она принадлежит, без мучений. Слышишь, Аглаюшка, ты больше не будешь мучиться!

Он резко вытянул руки вверх. На пол с безжизненным стуком упала туфелька....

Вися между потолком и полом, Аглая решила, что лучше не сопротивляться... Юрчик поднатужился, наклонил женское тело... Вырвавшийся талисман с размаху врезал ему острым ребром по носу... Юрчик жалобно заскулил и поставил Аглаю на пол. Она подняла туфлю и изо всей силы въехала точеным каблуком в скулу другу.

– В следующий раз в глаз получишь, – сказала она и села на место.

Юрчик приложил полотенце к ране, обиженно посмотрел на Аглаю и покорно опустился на стул.

– Эх, лучше махнем, – сказал он грустно.