НАЧАЛО БЛОКАДЫ

Днем и вечером 24 сентября «у троллейбусной остановки „Площадь Свободной России“, — вспоминает А. Залесский, — перед кордоном милиции толпился народ. К Дому Советов не пускали. Свет в здании, кажется, тогда еще не был отключен полностью: некоторые окна светились, а на набережной у парадной лестницы развевались красные и черно-желто-белые монархические флаги, под которыми шевелились едва заметные в наступающей темноте фигурки людей. Шел митинг… Было холодно, время от времени хлестал короткий, но сильный дождь». [Залесский А. Конец Дома Советов (воспоминания очевидца) // Наш современник. 2003. № 9. С. 205.]

Ночь с 24 на 25-е была холодной. Дул пронизывающий ветер. Оставшиеся у Белого дома люди грелись у костров. После истекшего срока ультиматума ждали штурма. Радио «Свобода» сообщило, что он планируется между 6 и 8 часами утра. В половине пятого за баррикадами появилась колонна военных грузовиков. Была объявлена тревога. Напряжение достигло предела. Однако машины проехали мимо и скрылись за гостиницей «Мир». [Озеров В. Черный октябрь // Мысль. 1993. № 20–21 (42–43). С. 4]

Если появившееся 24-го возле Белого дома оцепление первоначально имело символический характер и к зданию парламента можно было пройти без особого труда, то 25-го милиция заблокировала уже все проходы к Белому дому. [Хроника // Газета. 2003. 3 октября. ] Как отмечали очевидцы, «всех выпускают, но назад не пускают». [Орлов В. 12 дней кризиса // Правда. 1995. 4 октября. ] Именно этим днем следует датировать начало блокады Дома Советов.

25 сентября Б. Н. Ельцин подписал указ «Об ответственности лиц, препятствующих проведению поэтапного конституционного режима». Согласно указу, таковых следовало увольнять со всех должностей. [Хроника // Газета. 2003. 3 октября.]

Тогда же В. Ф. Ерин потребовал от своих подчиненных «не выполнять указания Верховного Совета, исполняющего обязанности президента России (Руцкого) и его министра внутренних дел (Дунаева)», а также запретил сотрудникам МВД «встречаться с депутатами». Здание МВД взял под охрану спецназ. [Агафьин А. Отморозки в погонах // Дуэль. 1999. № 44. 2 ноября.]

25-го завершилось формирование Добровольческого полка. В 16.00 на набережной под телекамеры отечественных и иностранных корреспондентов состоялось его построение. «На построении, — пишет И. Иванов, — встретился с секретарем Президиума, одновременно являвшимся помощником Хасбулатова. Относительно молодой генерал-лейтенант крайне мрачно охарактеризовал все, что делалось руководством. В его глазах сквозила безнадежность». [Иванов И. Анафема С. 64.]

Когда вечером 25-го около 20.30 уже известный нам Э. 3. Махайский вышел на Дружинниковскую улицу, оказалось, что здесь, как и утром, «всех выпускают, но к зданию Верховного Совета никого не пропускают». Однако милицейские заслоны стояли главным образом на самой улице. Поэтому дворами к Белому дому еще можно было пройти. Вечером у стен Дома Советов находилось «не более 7 тыс. человек», днем, по некоторым данным, на митинге было «максимум 18–20 тыс. человек». [Махайский Э.З. Две недели на площади… // Сайт «Октябрьское восстание 1993 года».]

Около 21.30, через мегафоны «Трудовой России» депутат Ребриков объявил, что «в штаб обороны Верховного Совета» поступили сведения о появлении в мэрии «спецназовской команды „К“», находящейся в подчинении М. И. Барсукова. Поэтому следует ожидать провокаций и штурма здания парламента. [Там же.]

В 23.00 в Белом доме появились «перебежчики». Они тоже принесли информацию о готовящемся штурме. Через полчаса эту информацию подтвердил С. Глазьев, после чего Р. И. Хасбулатов принял В. А. Агафонова и Ю. М. Воронина, около 24.00 встретился с В. А. Ачаловым, а с 24.50 до 00.10 совещался с А. В. Руцким. [Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. Т. 2. С. 286.]

После этого с 1.00 до 2.00 Р. И. Хасбулатов уединился и занялся составлением плана необходимых действий. Однако ничего, кроме совещаний, консультаций и координации, не намечалось. Единственно, что было новым, — это апелляция к международному общественному мнению. С этой целью в 2.00-2.30 спикер дал интервью CNN, в 2.30 выступил по радиостанции с обращением к москвичам, а затем в 2.40-2.50 на всякий случай перешел в штабное помещение Руцкого. [Там же. С. 287]

Вечером 25-го, когда напряжение в Белом доме стало усиливаться, неожиданно появились сведения, будто бы на одном из подмосковных военных аэродромов в состоянии постоянной готовности находятся несколько самолетов, которые охраняет ГУОП. [Там же. С. 290] Из этого несложно было сделать вывод, что Б. Н. Ельцин не уверен в прочности своего положения. В ту же ночь с 25-го на 26-е к стенам Белого дома кто-то принес информацию, что на сторону парламента перешли Балтийский, Северный и Тихоокеанский флоты. Грянуло «Ура!». [Озеров В. Черный октябрь // Мысль. 1993. № 20–21 (42–43) С. 4]

«В семь часов утра, — вспоминает Ю. И. Хабаров, — включили трансляцию и зачитали Заявление первого заместителя Президиума Верховного Совета РФ Ю. М. Воронина „О получении ВС РФ телеграммы от Северного военно-морского флота“, в которой сообщалось о поддержке Северным флотом всех решений Верховного Совета. В телеграмме также содержалось предупреждение генералу МВД Панкратову об его ответственности за действия против защитников Дома Советов. Было сообщено, что телеграмму подписал капитан 1-го ранга Смирнов. Последние слова телеграммы потонули в аплодисментах и возгласах всех присутствующих. Лица радостных людей излучали свет — еще бы, оправдываются самые лучшие ожидания и надежды — армия и флот переходят на сторону Конституции и заявляют о своей поддержке». [Из свидетельских показаний и других материалов, собранных Комиссией Государственной думы… (воспоминания Ю. И. Хабарова)// Портал «Русское воскресение».]

Однако наступило утро. А вместе с ним пришло и разочарование. Оказалось, это была очередная дезинформация. [Там же.]

26 сентября в 7.00 Р. И. Хасбулатов отметил в своем «рабочем дневнике»: если бы Б. Н. Ельцин отменил указ № 1400, «я тут же ушел в отставку». [Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. Т.2. С. 288.]

Многие ожидали, что в воскресенье 26 сентября в Москве состоится смотр сил сторонников Кремля и Белого дома.

У Белого дома народ стал собираться с утра. Однако к назначенному времени — 12 часам — количество митингующих составило не более 20 тыс. человек. [Махайский Э.3. Две недели на площади… // Сайт «Октябрьское восстание 1993 года». ] Попытка собрать общемосковский митинг протеста не увенчалась успехом. И это несмотря на то, что в столице было около 800 тысяч сторонников парламента. Становилось очевидно, что останется без поддержки и призыв к всеобщей политической стачке с 27 сентября.

Обращаясь позднее к редакции «Литературной России» и объясняя причины поражения парламента, Р. И. Хасбулатов указывал на предательство директорского корпуса, стоявшего за спиной «Гражданского союза». «Знаете ли вы, что директора заводов в Москве, которые обливали слезами кабинеты Российского Парламента с жалобами на Правительство и Президента вплоть до 21 сентября 1993 г., закрыли заводские ворота и на пушечный выстрел не подпускали парламентариев, депутатов Моссовета, райсоветов, представителей партий и т. д.? Директора не хотели рисковать». [Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. Т. 2. С. 258–259.]

«Не хотели рисковать» не только «красные директора». «…Многие влиятельные люди, — пишет бывший спикер, — думали только о своей карьере, профсоюзы забыли, что они профсоюзы, лидеры общественного мнения испугались, запрятались кто куда… Общество само отдало на растерзание свой Парламент». [Там же. С. 259]

А что делал для мобилизации своих сторонников Белый дом?

Мои попытки найти организаторов общемосковского митинга не увенчались успехом, хотя я обращался и к Г. А. Зюганову как лидеру КПРФ, и к И. В. Константинову как лидеру ФНС, и к И. Е. Клочкову как лидеру ФНПР, и к Р. И. Хасбулатову как спикеру.

Днем 26-го, после того, как провал общемосковского митинга стал очевиден, Р. И. Хасбулатов провел несколько встреч, на которых звучал один и тот же мотив: надо поднимать Москву, надо поднимать регионы. [Там же. С. 289.]

В тот же день решил вывести на улицы Москвы своих сторонников Б. Н. Ельцин. Чтобы привлечь больше народа, утром возле Манежа под руководством М. Ростроповича состоялся концерт. После этого митингующие построились в колонну и в 14.30 с транспарантами: «Борис, ты снова прав!», «Не мешайте Правительству России», «Позор Верховному Совету» под звуки духового оркестра, исполнявшего «Варяга», направилась «от Манежной площади в сторону Моссовета». Сначала демонстранты скандировали: «Ель-цин! Ель-цин!», «Ель-цин! Мы с то-бой!», а когда подошли к Моссовету, стали скандировать: «До-лой Мос-совет!». По имеющимся сведениям, на митинг, который открылся в 15.00, собралось около 25 тысяч человек. [Махайский Э.3. Две недели на площади… // Сайт «Октябрьское восстание 1993 года».]

По мнению Э. 3. Махайского, «с наибольшим энтузиазмом толпа встретила выступления В. Оскоцкого и В. И. Новодворской».

Заявив, что Белый дом стал бастионом «красно-коричневых», которые способны лишь на разрушение, а не созидание, и напомнив, что среди сторонников Кремля «лучшие люди России», такие как М. Л. Росторопович и А. И. Солженицын, В. Оскоцкий призвал: «Следует запретить все коммунистические партии — от КПРФ до анпиловской и лже-патриотов, а также все их издания: „Правду“, „Советскую Россию“, „День“ и другие фашистские газеты и журналы». [Там же.]

«Надо потребовать, — как всегда решительно заявила В. И. Новодворская, — чтобы дивизия Дзержинского и армия поддержали Президента. В лице Верховного Совета народ избрал недостойную власть, а в лице Президента Ельцина Россия выбрала себе защиту. Надо, чтобы новое Федеральное собрание приняло решение не выбирать нового Президента, а оставить Ельцина до окончания срока его полномочий. Явлинскому не быть Президентом России. Коммунистическая идеология должна быть запрещена, чтобы в этой свободной стране коммунисты не могли принимать участие в выборах органов власти». [Там же.]

Если рассматривать оба митинга как смотр сил, можно сделать два вывода. Во-первых, подавляющее большинство москвичей занимало нейтральные или же пассивные позиции. А во-вторых, соотношение сил между сторонниками парламента и президента среди активной части жителей столицы было примерно одинаковым.

26-го было сделано несколько попыток начать переговоры. Днем В. А. Агафонов встретился с Ю. М. Лужковым и обсудил возможность прекращения блокады. [Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. Т. 2. С. 289–290. Шейнис В.Л. Взлет и падение парламента. Т. II. С. 720.]

По свидетельству А. В. Руцкого, «после 15 часов» к нему пришел С. В. Степашин. Он предложил ему не только покинуть Белый дом, но и увести оттуда людей. [Руцкой А.В. Кровавая осень. С.203.] Сергей Вадимович подтверждает, что пытался уговорить А. В. Руцкого уйти вместе с ним, однако тот отказался. [ «В произошедшем были виноваты обе ветви власти». Черные дни Белого дома //Аргументы и факты. 2003 № 41. С. 4 (интервью С. В. Степашина).]

Не успел С. В. Степашин уехать, как из Белого дома «исчез» В. П. Баранников. Позднее стало известно, что он ездил на Старую площадь и там встречался с В. С. Черномырдиным.

Стало также известно, что эту встречу организовал С. В. Степашин. Во время своего пребывания в Белом доме он, оказывается, беседовал не только с А. В. Руцким, но и с В. П. Баранниковым. [Степашин С.В. «Только бы избежать крайностей» (беседу вели В. Головачев, Ю. Дмитриев) //«Труд». 1993. 29 сентября. ] По свидетельству Н. В. Андрианова, Сергей Вадимович и Виктор Павлович встретились очень тепло, кажется, даже обнялись. [Запись беседы с Н. В. Андриановым. Москва. 11 декабря 2006 г // Архив автора.]

О цели и результатах поездки В. П. Баранникова на Старую площадь до сих пор ничего неизвестно. Если верить средствам массовой информации, В. П. Баранников заверил премьера в своей лояльности Кремлю[Иванов И. Анафема С 79.], однако сам В. П. Баранников категорически отрицал это[Виноградов В. На краю бездны. Акт трагедии последний? Из хроники Дома советов 21–28 сентября //Литературная Россия. 1993. № 36. 1–8 октября.].

«…Когда Баранников явился к Черномырдину, — вспоминал В. Ф. Шумейко, — я присутствовал при начале их разговора. Баранников сказал Черномырдину: „Цель моего пребывания в Белом доме — вывести оттуда всех там засевших и таким образом прекратить противоборство. Обещаю вам сделать это“. Его замысел Черномырдин одобрил». [Андронов И.И. Моя война. С. 337.]

По другим данным, во время этого разговора В. П. Баранников «заявил, что единственной целью его пребывания в Доме Советов Российской Федерации является „помощь наведению порядка“: контроль за сбором оружия и освобождение здания Верховного Совета от находившихся там лиц. [Сборник документов и материалов Комиссии Государственной Думы. С 93.] С. В. Степашин утверждает, что В. П. Баранников заявил: „Я пришел в Белый дом, чтобы не допустить кровопролития, решить вопрос о сдаче оружия. Как только это будет сделано — сразу ухожу“. [С. В. Степашин. „Передай Ельцину: мы сохраним ему жизнь, если…“ (беседу вели А. Гамов и В. Мурашкин) // Комсомольская правда. 1993 19 октября.]

Соответствуют ли эти сведения действительности, мы не знаем. Но известно, что свой визит на Старую площадь В. П. Баранников не согласовал ни с А. В. Руцким, ни с Р. И. Хасбулатовым. [Там же. 1095 Сборник документов и материалов Комиссии Государственной Думы… С. 93.] А когда спикер узнал о нем и поинтересовался о его цели, ответил, что хотел якобы устроить ему встречу с премьером. [Андронов И.И. Моя война. С. 336.] По свидетельству А. В. Руцкого, когда он „спросил Баранникова, кто и с какой целью его туда посылал“, тот „ответил, что решение принял сам и визит имел „разведывательный характер““. [Руцкой А.В. Кровавая осень. С. 204.]

Оба объяснения вызывают сомнение.

Если верить А. Ф. Дунаеву, отправляясь на Старую площадь, министр безопасности поставил в известность об этом только его. На мой вопрос: какова была цель этой встречи, Андрей Федорович ответил, что обсуждалась возможность мирного выхода из кризиса, „нулевой вариант“. [Запись беседы с А. Ф. Дунаевым. Москва. 29 августа 2006 г. // Архив автора. ] Однако если бы это действительно было так, скрывать свою поездку от спикера и и. о. президента не имело смысла. Поэтому вопрос о том, зачем В. П. Баранников ездил на Старую площадь, следует считать открытым.

На следующий день журналист В. Виноградов взял у В. П. Баранникова интервью и поинтересовался слухами о том, будто бы тот специально „заслан“ в Белый дом и играет здесь роль „троянского коня“. На это Виктор Павлович ответил: „Я здесь нахожусь не для подрыва изнутри, как инспирирует радио, а чтобы воспрепятствовать применению оружия, чтобы не пролилась кровь с обеих сторон“. [Виноградов В. На краю бездны Акт трагедии последний? Из хроники Дома Советов 21–28 сентября //Литературная Россия. 1993. № 36 1–8 октября.]

Поразительно! Министр безопасности не отмежевался от политики Кремля, ни слова не сказал о том, что он пришел в Белый дом для защиты Конституции.

Мог ли он „воспрепятствовать“ использованию оружия Белым домом? Несомненно. Могли он „воспрепятствовать“ применению оружия Кремлем? Никоим образом. Следовательно, он мог предотвратить пролитие крови только с одной стороны.

Что должно было последовать за этим инцидентом? Немедленная отставка В. П. Баранникова. Однако не было начато даже служебное расследование данного эпизода! [Между тем буквально через несколько дней В. П. Баранников вместе с А. Ф. Дунаевым снова отправился на переговоры, на этот раз в мэрию на встречу с Ю. М. Лужковым {Лужков Ю. М. Октябрьская драма, или Кто сорвал переговоры // Тишайшие переговоры. С 367–370, Запись беседы с А. Ф. Дунаевым. Москва. 29 августа 2006 г. // Архив автора, Сазонов О.Т. Ответы на вопросы. Курс. Август — сентябрь 2006 г. // Там же).]

В то же воскресенье около 21.00 в Белый дом пожаловал Г. А. Явлинский, а в 22.00 Ю. М. Воронину позвонил В. С. Черномырдин. Ю. М. Воронин изъявил согласие на переговоры, но поставил условие: „Включите свет, дайте воду“. [Хасбулатов Р..И. Великая российская трагедия Т. 2 С 289–290. ШейнисВЛ.Взлет и падение парламента Т. II. С 720]

Едва только Юрий Михайлович проинформировал об этом предложении спикера, как в 23.00 снова появилась информация, будто бы „на военном аэродроме „Кубинка' в 15-минутной готовности на вылет“ находятся два самолета ИЛ-76. Затем произошла „утечка“ информации из МИДа о подготовке не планировавшегося ранее визита Б. Н. Ельцина в Финляндию, причем в „частном порядке“. [Хасбулато вР. И. Великая российская трагедия Т. 2. С 290]

Сейчас очевидно, что это была очередная дезинформация, но тогда многие относились к подобным сведениям с доверием.

Еще 25 сентября Б. Н. Ельцин подписал распоряжение о необходимости усилить оцепление вокруг Белого дома. Сразу же последовал соответствующий приказ В. Ф. Ерина, 26 сентября подобный же приказ отдал „бывший начальник ГУВД г. Москвы Панкратов В. И.“. [События 21 сентября — 5октября 1993 года, организаторы, исполнители и жертвы политического противостояния. Доклад Комиссии Государственной Думы… // Портал „Русское воскресение“] Поэтому если первоначально „просочиться“ через оцепление вокруг Белого дома было можно[Орлов В. 12 дней кризиса // Правда. 1995. 4 октября], то к концу воскресного дня оцепление усилили в несколько раз. [Хроника // Газета. 2003 3 октября]

Несмотря на это, дворами люди продолжали пробираться к Белому дому. Когда около 21.00 здесь появился Э. 3. Махайский, он насчитал перед парламентом около 5 тысяч человек. Из них на ночную вахту осталось „не более 2 тысяч“, в два раза меньше, чем в предыдущую ночь. [Махайский Э. 3 Две недели на площади. // Сайт „Октябрьское восстание 1993 года“.]

По воспоминаниям Э. 3. Махайского, „примерно в 22.00 в районе 20-го подъезда, появились Анпилов и Уражцев“, а „в начале первого ночи“ неожиданно на балконе Белого дома из громкоговорителя раздался голос В. А. Ачалова“. Он сообщил, „что по поступившим к ним сведениям Ельцин и его команда приняли решение“ между 3 и 4 часами очистить „территорию перед Домом Советов от собравшихся там защитников“ и силами ОМОНа штурмовать само здание Дома Советов. В. А. Ачалов „предложил покинуть территорию пожилым людям, женщинам и всем, кто этого пожелает. Остающихся призвал к бдительности“. [Там же.]

„Стали обсуждать услышанное, — пишет Э. 3. Махайский. — Было понятно, что если действительно начнется штурм, то невредимым отсюда мало кто уйдет: либо убьют, либо ранят (искалечат), либо арестуют — а значит изобьют. Даже некуда отходить, так как весь периметр оцеплен. А наступать, скорее всего, будут со стороны Конюшковской… Никто не храбрился. Все понимали, какой опасности подвергаются, но реагировали на возможную опасность по-разному. Одни возбудились и стали много говорить. Другие наоборот — ушли в себя и молчали, лишь изредка подавая реплики“. [Там же.]

По свидетельству Э. 3. Махайского, „люди начали „вооружаться“. Кто был непосредственно на баррикадах, вооружались прутами из арматуры и обрезками металлических труб и готовили „зажигательные бутылки“… Не приписанные ни к какому отряду стали делать дубинки из досок и искать что-либо металлическое. Все стали собирать камни, кирпичи, куски асфальта и штукатурки“. [Там же.]

„Примерно в час ночи, — вспоминает Э. 3. Махайский, — было отключено наружное освещение на территории вокруг Верховного С<овета> (В САМОМ В<ЕРХОВНОМ> СОВЕТЕ ЭЛЕКТРИЧЕСТВО БЫЛО ОТКЛЮЧЕНО ПОЗДНО ВЕЧЕРОМ В ПЯТНИЦУ, НО НЕКОТОРЫЕ ПОМЕЩЕНИЯ ОСВЕЩАЛИСЬ ОТ АВАРИЙНОГО ДВИЖКА).“ Во дворе все погрузилось в темноту. Видны были только костры и силуэты людей возле них. Фонари светились лишь на Конюшковской улице. Наступило тревожное ожидание чего-то неизвестного. Однако в полной темноте просидели недолго — освещение включили через 4–5 минут. Мы стали гадать, что бы это значило. Пришли к выводу: эмвэдэшники проверяли рубильники на отключение, чтобы знать, какой из них дергать перед началом штурма, дабы не ошибиться… Вскоре с Девятинского переулка пришли „лазутчики“, сообщившие, что где-то там во дворах они якобы видели на грузовых машинах прожектора, которые будут использованы во время штурма для ослепления людей, собравшихся у Белого дома». [Там же.]

Затем наружное освещение появилось снова, а «во втором часу ночи» по громкоговорителям прозвучал приказ по Добровольческому полку о построении. «Численность построившихся» составляла «примерно 550–600 человек». «Вооружения никакого, — констатирует очевидец. — Лишь у кадровых офицеров, командовавших взводами-ротами, были автоматы». [Там же.]

По свидетельству В. И. Хоухлянцева, когда полк построился, В. А. Ачалов дал команду взять Белый дом в каре и таким образом окружить его «живым кольцом». Было очевидно, что в случае штурма все находившиеся в «живом кольце» первыми попадут под пули. Поэтому командиры батальонов отказались выполнять этот приказ и направили своих бойцов «в скверики окружающие Верховный Совет». [Запись беседы с В. И. Хоухлянцевым С.-Петерубрг 28 октября 2006 г. // Архив автора Махайский Э.3. Две недели на площади… // Сайт «Октябрьское восстание 1993 года».]

Прошло еще немного времени. И «в три часа ночи, — вспоминает Э. 3. Махайский, — неожиданно включили трансляцию из зала заседаний Съезда. Депутаты решили вести Съезд ночью. Видимо им, как и нам, тоже было страшно, а выступления на Съезде отвлекали от нехороших мыслей как их, так и нас. Преследовалась, наверное, и другая цель — оказать давление на эмвэдэшников. Ведь в ночной тишине выступления, транслировавшиеся через громкоговорители, были слышны чуть ли не на Садовом кольце».

Народные депутаты обсуждали вопрос: что делать дальше. [Запись беседы с В. И. Хоухлянцевым. С — Петерубрг. 28 октября 2006 г. // Архив автора Махайскии Э.3. Две недели на площади… // Сайт «Октябрьское восстание 1993 года». ] По свидетельству Э. 3. Махайского, «между 3 и 4 часами утра по Конюшковской улице, до этого пустынной, вдруг заездили легковые автомобили (на Девятинский переулок и обратно в сторону моста). На баррикадах насторожились. Командиры из Союза офицеров попросили „беспризорные' группы у костров подтянуться в тыл баррикадам, выходящим на Конюшковскую улицу, чтобы создать „многоэшелонированную“ оборону“. [Там же.]

„В седьмом часу утра, — пишет Э. 3. Махайский, — на баррикадах появился Алкснис… Он рассказал, что в воскресенье Ельцин вызвал к себе Лужкова и потребовал освободить территорию и здание Верховного] С<овета> к понедельнику…Было дано соответствующее указание Ерину, тот, в свою очередь, дал устный приказ нижестоящим командирам на проведение штурма, но те потребовали письменного приказа… Ночью в расположение командования МВД (гостиница „Мир“) приезжал то ли Филатов, то ли кто-то другой из верхнего начальства и уламывал командиров, но те стояли на своем“. [Там же.]

Около 7.00 на балконе возле 14-го подъезда появились депутаты С. Горячева, И. Константинов, Н. Павлов и некоторые другие. Они поблагодарили находившихся у стен Белого дома людей „за стойкость и мужество“ и заявили, что не пойдут „на компромисс с исполнительной властью“. [Там же.]

О том, что в ночь с 26 на 27 сентября руководство Белого дома действительно ожидало штурма, свидетельствует следующий факт. Вечером 26 сентября оперативному дежурному МВД позвонил по спецтелефону человек, представившийся министром внутренних дел А. Ф. Дунаевым. Он сообщил, что ему известно о готовящемся штурме Белого дома, и предупредил, что сторонники парламента будут вынуждены открыть ответный огонь. В 2.30 тот же человек позвонил вторично и заявил, что „защитникам Белого дома розданы пулеметы“. [МВД предупредили о штурме Белого дома // Независимая газета. 1993. 28 сентября.]

В связи с этим заслуживает внимания свидетельство бывшего тогда заместителем командира группы „Вымпел“ генерал-майора Валерия Круглова: „Первоначально штурм Белого дома, — утверждает он, — был запланирован на неделю раньше. Операцию было поручено возглавить мне. Мы уже сидели „на чемоданах“, в полной боевой готовности. Вдруг, за 15 минут до выезда, команда: штурм отменяется“. [Хинштейн А. Черный октябрь // Московский комсомолец 1998. 3 октября (интервью В. Круглова) См. также: Хинштейн А.15 лет под боевым Вымпелом // Московский комсомолец 1996. 20 августа.]

Заслуживают внимания и воспоминания командира группы „Альфа“, Героя Советского Союза генерал-майора Геннадия Николаевича Зайцева: „26 сентября, где-то около шестнадцати часов, мы получили команду срочно выехать в сторону Краснопресненской набережной. Никаких объяснений нам никто не давал, за исключением туманной фразы, что „ожидаются прорывы из Белого дома“. При этом никакой боевой задачи нам не поставили, так что наша поездка была со всех точек зрения бессмысленной. Мы пробыли у Дома Советов до 22.30, после чего отбыли на базу, так и не получив никаких распоряжений“. [Евдокимов П. Знание смерти // Спецназ России. 2003 Н 9 (84). Сентябрь]

Имеются также сведения, что „в ночь на 27 сентября“ из проезжающей машины снова был „обстрелян штаб ОВС СНГ“. Правда, на этот раз никто не пострадал. [Руцкой А.В. Кровавая осень С. 215.] По всей видимости, эту провокацию собирались использовать в качестве повода для штурма, но в самую последнюю минуту дали отбой.

По свидетельству Д. О. Рогозина, когда днем 27 сентября он побывал в „Останкино“, выяснилось, что накануне штурма ждали и там. [Рогозин Д. У нас было абсолютное ощущение правды // Известия. 2003 3 октября]

ЗА КОЛЮЧЕЙ ПРОВОЛОКОЙ

„27 сентября 1993 года, — читаем мы в материалах Комиссии Т. А. Астраханкиной, — по решению Министерства внутренних дел Российской Федерации для руководства и координации действий служб и подразделений милиции и внутренних войск [был] образован оперативный штаб ГУВД Москвы под руководством генерал-майора Панкратова В. И., с местом дислокации в расположенной рядом с Домом Советов Российской Федерации гостинице „Мир““. [Сборник документов и материалов Комиссии Государственной думы. С. 96–97.]

Именно в этот день, 27-го, правительство решило перейти к полной блокаде Белого дома. В принятом им постановлении говорилось: „Незамедлительно… предусмотреть полное ПРЕКРАЩЕНИЕ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ систем жизнеобеспечения „Белого дома“: продуктовое снабжение, электроснабжение, водоснабжение, канализация, отопление и любые каналы связи. Прекратить все возможные связи защитников „Белого дома“ с внешним миром. Поставить бетонные заграждения“. [Ройз М. Кровавый пасьянс С. 87]

Одновременно, „начиная с 27 сентября 1993 года, — пишет Т. А. Астраханкина, — подразделения ОМОНа развязали на улицах Москвы настоящий террор против граждан, вставших на защиту Конституции и парламента“. [Астраханкина Т. Дни гнева, дни скорби, дни национального позора // Правда. России. 1996. 3 сентября.]

Одно из первых столкновений произошло около 12.00, когда навстречу двигавшемуся от станции метро „Баррикадная“ к Белому дому потоку людей направились народные депутаты „во главе со Светланой Горячевой и Виктором Аксючицем“. [Хроника // Газета. 2003. 3 октября]

А в это время в Петербурге на Крестовском острове собрались представители 41 из 87 регионов. Кроме того, 10 регионов прислали телеграммы с изложением своих позиций. [Краюхин С. Совещание в Петербурге предлагает свой выход из политического кризиса // Известия 1993 28 сентября.]

По свидетельству Андрея Владимировича Федорова, бывшего помощником исполняющего обязанности президента, „Руцкой направил в С.-Петербург на встречу представителей регионов свои… предложения“. [Орехов М. Руцкого выпить не пригласили. А зря…//Собеседник. 1993 № 43. 25 октября (интервью А. Федорова). ] Они сводились к следующему: а) отмена указа № 1400 и всех связанных с ним документов, б) отстранение на основании действующей Конституции Б. Н. Ельцина от власти, в) сохранение до выборов за правительством только оперативного управления экономикой, в) создание Контрольного совета субъектов Федерации, г) проведение в январе — марте 1994 г. под наблюдением Контрольного совета и Конституционного суда одновременных выборов парламента и президента. [Руцкой А.В. Кровавая осень. С 200–202]

Совещание призвало субъекты Федерации взять развитие событий под свой контроль и с этой целью до 1 октября созвать Совет Федерации. Высказавшись за необходимость досрочных и одновременных перевыборов парламента и президента, участники совещания предложили съезду народных депутатов в случае достижения согласия по этому вопросу самораспуститься и до выборов передать Совету Федерации свои полномочия. [Краюхин С. Совещание в Петербурге предлагает свой выход из политического кризиса // Известия 1993. 28 сентября]

В тот же день руководство „Демократической России“ обратилось к Б. Н. Ельцину с предложением отвергнуть „нулевой вариант“, [Хроника // Газета. 2003 3 октября] а Б. Н. Ельцин подписал указ „О функционировании органов исполнительной власти в период поэтапной конституционной реформы“ и высказался против проведения одновременных выборов. [Указ „О функционировании органов исполнительной власти в период поэтапной конституционной реформы“ // Москва. Осень — 93 С. 201]

Когда вечером 27-го около 22.30 уже известный нам Э. 3. Махайский направился к Белому дому, шел дождь.

„На „главной проходной“, то есть на Дружинниковской улице, — пишет он, — плотное оцепление и во „двор“ не пропускают. Пошел закоулками, но и там везде оцепление. Даже в Предтеченском переулке, где милиции в предыдущие дни не было. На ул. Заморенова, ближе к Предтеченскому переулку, тринадцать бортовых автомобилей и автобусов с ОМОНом. Судя по говору и репликам — иногородние“. [Махайский Э.3. Две недели на площади. // Сайт „Октябрьское восстание 1993 года“.]

После этого Э. 3. Махайский вернулся к „главной проходной“. „Там, — вспоминает он, — вроде бы и не пропускают, но народ каким-то образом просачивается вдоль стены жилого дома. Оказалось все просто. Майор в милицейской форме ходил вдоль барьеров и громко объявлял, что проход закрыт, а подчиненный ему сержант пропускал практически всех, кто подходил к темному углу возле дома и при этом заговорщически предупреждал: „Не все сразу. Проходит один человек с интервалом в одну минуту“. Но интервал этот, естественно, не соблюдался — проходили чаще. Майор же и другие милиционеры, стоявшие у барьеров, делали вид, что не видят всего происходящего“ [Там же.]

Когда Э. 3. Махайский сумел добраться до Белого дома, у его стен он насчитал „не более 1 тыс. человек“. Поскольку шел дождь, то костры горели только под тентами, и многие люди толпились под балконом. [Там же.]

Около полуночи опять появились слухи о возможном штурме. Эти слухи дополнялись сообщениями, будто бы из Белого дома стали исчезать лица, которых считали „агентурой“ Кремля. [Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. Т 2. С. 291.] После этого Дом Советов наглухо заблокировали.

Один из сторонников парламента, попытавшийся проникнуть туда уже далеко за полночь, вспоминает: „Посты во всех дворах и проходах, на уговоры не поддаются. Ссылаясь на приказ, не пропускают даже двоих мужчин в черных плащах, утверждающих, что идут из Кремля для переговоров. Вместе кружим от поста к посту — все напрасно. Льет дождь… Щель между гаражами! Забор, пустырь, еще забор, еще пустырь… Вот он, ДС, совсем рядом! А, черт! На пути — полный автобус солдат. Проходит патруль. А баррикада — так близко… Наблюдаю из-за кустов, укрываясь в темноте… Когда мы уходим, противник начинает огораживать Дом Советов баррикадами из автоцистерн и спиралями колючей проволоки“. [Озеров В. Черный октябрь// Мысль. 1993. № 20–21 (42–43). С. 5.]

Операция по полному блокированию Белого дома началась 28 сентября около 5.30 утра. [Руцкой Л.В. Кровавая осень. С. 233.] Прежде всего все подъезды и подходы к нему перекрыли пожарными, поливальными и другими машинами, а затем вдоль заграждений протянули „необычную“ колючую проволоку, как потом выяснилось, „спираль Бруно“. [Махайский Э.3. Две недели на площади. // Сайт „Октябрьское восстание 1993 года“.]

„Это, — пишет А. Залесский, — не привычная с детства прямая ржавая проволока с тупыми колючками, а серебристая, в виде колец, стойкими лезвиями, которые, говорят, режут, как бритва. Похоже, импортная. Со стороны американского посольства проволоки нет: стыдно“. [Залесский А. Конец Дома Советов (воспоминания очевидца) // Наш современник. 2003 № 9. С. 209.]

Затем установили три кольца оцепления: милиция, омоновцы и солдаты в форме милиции из дивизии имени Дзержинского. По некоторым данным, в этот день к зданию Верховного Совета было стянуто около трети личного состава московской милиции. [Хроника // Газета. 2003. 3 октября.]

Вспоминая эти дни, А. Залесский пишет: „Между баррикадами и передвижным железным ограждением, поставленным милицией, — нейтральная полоса. Сюда по молчаливому согласию можно выходить и нам и им. За этой полосой „их“ цепь — в бронежилетах, со щитами, дубинками, некоторые с автоматами. ОМОН в первые дни менялся каждые полтора часа, затем, наверное, из-за дождя, — каждые сорок минут. Интересно было наблюдать смену караулов: подходившая или отходившая (часто бегом) колонна, в плащах, с огромными четырехугольными белыми щитами и дубинками вместо мечей, напоминала сошедших с коней средневековых рыцарей-крестоносцев“. [Залесский А. Конец Дома Советов (воспоминания очевидца) // Наш современник. 2003 № 9. С. 207.]

„Основной пункт сосредоточения милиции и ОМОНа — читаем мы далее в воспоминаниях А. Залесского, — это гостиница „Мир“… Туда то и дело подъезжают милицейские машины и автобусы с подкреплением. Но потом эти силы стали подвозить на больших, крытых брезентом военных грузовиках“. [Т ам же.]

„Таким образом, — отмечает очевидец тех событий, — „великие демократы“ Ельцин и Лужков заключили нас в концлагерь. К нам никто пройти не может, от нас выпускают, но при этом пожилых обыскивают, а остальных отправляют для допроса в отделения милиции“. [Тот октябрь // Дуэль. 2003. № 39. 30 сентября. ] „Жители прилегающих к В<ерховному> С<совету> домов проходят по паспортам, а работники предприятий и контор, расположенных внутри кольца, — по пропускам“. [Махайский Э.3 Две недели на площади… // Сайт „Октябрьское восстание 1993 года“.]

Когда позднее Комиссия Т. А. Астраханкиной попыталась установить, кто организовал эту блокаду, первый заместитель министра внутренних дел В. А. Васильев сообщил: „Документов, подтверждающих решения МВД России об ограничении доступа в здание Дома Советов Российской Федерации продовольствия и медикаментов, а также о временном запрещении движения транспорта и пешеходов в районе Дома Советов Российской Федерации и обещание лицам, находившимся в Доме Советов Российской Федерации и желавшим его покинуть, возможности свободного выхода из здания и с прилегающей к нему территории, в МВД России нет“. [События 21 сентября — 5 октября 1993 года: организаторы, исполнители и жертвы политического противостояния. Доклад Комиссии Государственной Думы… //Портал „Русское воскресение“.]

После того как Белый дом оказался полностью блокирован, возник вопрос о том, как поддерживать связи с внешним миром. И тут, утверждает В. А. Ачалов, выяснилось, что „есть возможность передвигаться под Москвой по подземным коммуникациям. В этих тоннелях жило много беспризорных детей, которые и стали нашими проводниками. Один тоннель выходил на расположенный неподалеку от Белого дома стадион. Другой вел на Смоленскую площадь. Третий — к Дому торговли Хаммера. Еще один — к Киевскому вокзалу“. [Генерал Ачалов „Горбачев был трусом и никчемной личностью“ // Столица С. Саранск. 1997. 26 декабря.]

Касаясь этой проблемы, А. А. Марков писал, что о наличии подземных коммуникаций ему стало известно гораздо раньше: „В первые же дни меня повергли в шок подвалы здания. Из-под Дома Советов в разные стороны и на разных уровнях расходились подземные ходы разного назначения. От целых тоннелей до малозаметных лазов. В любой момент по этим ходам мог прорваться в здание ельцинский спецназ. Они бы взяли Дом Советов без танков, орудий и пулеметов, без всякого шума. Мы бы не смогли отбить массированную внезапную атаку из-под земли“. [Марков А. В 93-м мы не победили // Завтра. 2001. N 39 (408) 25 сентября.]

Поскольку первоначально подземелья привлекли внимание

A. А. Маркова только с точки зрения безопасности Белого дома, он ограничился тем, что выставил в подвалах посты, а в некоторых случаях имитировал минирование входных дверей. [Т ам же.]

Когда началась полная блокада Белого дома, подземные коммуникации стали окном во внешний мир. „По ним, — утверждает В. А. Ачалов, — мои люди ходили в разведку в различные воинские части, в военные ведомства. Приносили бесценную информацию обо всем, что замышлялось против нас“. [Генерал Ачалов: „Горбачев был трусом и никчемной личностью“ // Столица С. Саранск. 1997. 26 декабря.]

Именно тогда, то есть 28-го, А. А. Марков получил приказ B. А. Ачалова передать охрану подземных коммуникаций РНЕ. [Запись беседы с А. А. Марковым. Москва 23 июня 2006 г. // Архив автора Запись беседы с В. А. Ачаловым. Москва. 27 июня 2006 г. // Архив автора. ] Может быть, дело заключалось в большей дисциплинированности баркашовцев? Ничего подобного. Вскоре после того как они взяли подвалы под свою охрану, ночная проверка установила, что их часовые спокойно спали на своих постах. [Генерал Макашов. Знамени и присяге не изменил. М., 2006. С. 150–151]

Значит, дело было не в дисциплине.

В тот же день в Кремле собрался Совет безопасности [Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия Т 2. С 292.] И состоялось совещание Б. Н. Ельцина с В. С. Черномырдиным, П. С. Грачевым, В. Ф. Ериным и Н. М. Голушко. Было решено предъявить Белому дому ультиматум и дать „последний срок сдачи оружия — 4 октября“. [Ельцин Б.Н. Записки президента С 375.]

Сразу после заседания Совета безопасности Генеральный прокурор В. Г. Степанков принял депутата Р. С. Мухамадиева и, частично проинформировав его о том, что обсуждалось на этом заседании, сказал: „Если хочешь знать, мы все тут всего лишь пешки… Течение событий не сможет изменить даже Ельцин. Он сам показался мне заложником. Значит, и ему так велено, так решено… В здании Верховного Совета прольется кровь… Это ты знай и прими меры предосторожности… В 1991 г. таким вот образом… разрушили СССР, КПСС. А в этот раз уничтожат советы и парламентаризм“. После этого Степанков вручил Р. С. Мухамадиеву какие-то „два листочка“ и попросил передать их Секретарю Президиума Верховного совета В. Г. Сыроватко. [Мухамадиев Р.С. Крушение. Хроника бешеных дней. М, 2002. С 128–145.]

Таким образом, Генеральный прокурор попытался предупредить руководство Белого дома о тех „событиях“, которые следовало ожидать в Москве после истечения срока ультиматума.

Вероятно, в тот же день Кремль принял решение провести 30 сентября — 2 октября региональные совещания: В. С. Черномырдин отправился в Самару, С. М. Шахрай в Краснодар и Новосибирск, Е. Т. Гайдар — в Хабаровск, Ю. Ф. Яров — в Петербург, А. X. Заверюха — в Воронеж, О. И. Лобов — в Екатеринбург, О. Н. Сосковец — в Москву, после чего планировалось созвать Совет Федерации…[30 сентября. Десятый день противостояния //Век XX и мир 1993. [№ 7-12]. Хроника текущих событий С. 173; Руцкой А.В. Кровавая осень С 312–313.]

28-го произошло еще одно важное событие. После того как над Федерацией независимых профсоюзов России нависла угроза роспуска, а ее руководство утратило поддержку не только Московской и Петербургской организаций, но и многих ЦК отраслевых профсоюзов, состоялся XVI расширенный пленум Совета ФНПР.

На этом пленуме председатель ФНПР И. Е. Клочков» предложил «воздержаться от общероссийских коллективных выступлений, включая забастовки». Это предложение мотивировалось «высшими интересами общества» и стремлением не допустить «вооруженного конфликта». [28 сентября. Восьмой день противостояния // Век XX и мир 1993. [№ 7-12]. Хроника текущих событий. С. 133.]

Иными словами, руководство ФНПР отказалось от использования того оружия, которым она первоначально грозило Кремлю. И хотя руководство федерации продолжало настаивать на «нулевом варианте», Белый дом лишился поддержки самой массовой организации в стране. [Запись беседы с И. Е. Клочковым. Москва 19 июня 2006 г. // Архив автора]

28-го у гостиницы «Мир» появилась раскрашенная в желтоватый маскировочный цвет боевая машина пехоты с мощным громкоговорителем. И началась идеологическая обработка сторонников парламента. Эту БМП сразу же окрестили «Желтым Геббельсом». «Усиленный до тысячи ватт лай „Желтого Геббельса“ без конца повторял одно и то же: депутатам, которые сложат с себя полномочия, гарантируется сохранение всех привилегий, пособие в размере трехмесячного оклада и немедленное трудоустройство». [Анпилов В.И. Наша борьба С. 119–120]

Тогда в бывшей администрации президента Российской Федерации состоялось совещание, рассмотревшее предложение «Исправникова и Карпова» о том, как «вывести» из Белого дома «бывших депутатов» и «организовать индивидуальную работу с лидерами защитников Белого дома (Хасбулатовым, Руцким, Абдулатиповым, Ворониным, Баранниковым, Ачаловым, Дунаевым)». [Сборник документов и материалов Комиссии Государственной думы… С 05]

В первые дни после обнародования указа № 1400 многие в Белом доме оптимистически смотрели в будущее. Уже после инцидента на Ленинградском проспекте намечаются первые перемены. По свидетельству Н. С. Афанасьева, в ночь с 23 на 24 сентября из 48 офицеров, находившихся в охране 8-го подъезда Белого дома, 33 покинули его вместе со своим командиром. [Запись беседы с Н С. Афанасьевым. Москва. 12 декабря 2006 г. // Архив автора.]

Когда Дом Советов блокировали полностью, отток людей из него увеличился.

Прежде всего это коснулось департамента охраны. Первоначально на постах находилось около трети его сотрудников. Остальные после дежурства уходили домой. После того как милиция перекрыла допуск в здание парламента, на своих постах осталась только «ПОСЛЕДНЯЯ СМЕНА». [События 21 сентября — 5октября 1993 года: организаторы, исполнители и жертвы политического противостояния. Доклад Комиссии Государственной Думы… // Портал «Русское воскресение». ] Это означает, что 25–28 сентября количество сотрудников департамента охраны сократилось примерно до 150–200 человек и затем продолжало уменьшаться. [Иванов И. Анафема С. 49.]

Стала сокращаться и численность Добровольческого полка. 28 сентября заявил об уходе почти весь второй батальон. По утверждению А. А. Маркова, это было связано с тем, что костяк батальона вместе с его командиром В. И. Хоухлянцевым состоял из членов ВКП(б), руководство которой приказало им покинуть Белый дом. [Запись беседы с А. А. Марковым. Москва. 23 июня 2006 г. //Архив автора.]

Однако В. И. Хоухлянцев категорически отрицает это и утверждает, что решение принимали сами бойцы на строевом собрании. Они поставили перед руководством парламента ультиматум: или им выдают оружие, или же они уходят. А поскольку ни одного ствола батальону так и не дали, подавляющее большинство бойцов покинули свои позиции. [Запись беседы с В. И. Хоухлянцевым. С.-Петерубрг. 28 октября 2006 г. По телефону // Архив автора.]

29-го Добровольческому полку было выдано 2900 талонов на питание. [Запись беседы с А. А Марковым Москва. По телефону. 26 августа 2006 г. // Архив автора. ] Следовательно, за один день численность полка сократилась примерно до 935 человек, почти на четверть.

КРЕМЛЬ ПРЕДЪЯВЛЯЕТ УЛЬТИМАТУМ

Несмотря на то что 28-го почти целый день лил дождь, возле оцепления продолжал толпиться народ. В 17.00 около трех тысяч человек сделали безуспешную попытку прорваться к Белому дому. [Хроника // Газета. 2003. 3 октября.]

Сколько всего сторонников парламента приходило в этот день к оцеплению, мы не знаем. По свидетельству Э. 3. Махайского, около 18.15 только на ул. Заморенова собралось почти десять тысяч человек. Они полностью перекрыли улицу и остановили движение транспорта. «Люди, — сообщает очевидец, — возмущались установленной властями блокадой „Белого дома“. Собравшихся больше всего раздражала колючая проволока. Слышались возгласы: „Негодяи! Устроили концлагерь в центре Москвы!“». [Махайский Э.3. Две недели на площади… // Сайт «Октябрьское восстание 1993 года».]

Вечером 28-го была сделана еще одна попытка пробиться к Дому Советов. Москвичи под дождем попытались прорвать оцепление на Дружинниковской улице возле Дома кино. ОМОН вначале только оборонялся, затем перешел в атаку «Под руки тащат раненых, — вспоминает один из участников тех событий. — При виде их по толпе снова проносится крик, переходящий в боевой клич, и толпа, мгновенно став колонной, голыми руками отбрасывает карателей к баррикаде». На перекрестке происходит «общая свалка». «И тогда в пять минут три баррикады перекрывают Красную Пресню — там же, где в 1905, — у зоосада». [Озеров В. Черный октябрь// Мысль. 1993. № 20–21 (42–43). С. 5.]

Однако закрепиться у зоопарка не удалось. «Мы, — пишет тот же автор, — отходим к перекрестку Садового и Пресни». Там же возникают баррикады. «Оставив там заслон человек в полтораста, следом перекрываем проспект Калинина у Садового. Как из-под земли тут же вырастают цепи омоновцев. Предоставив им заниматься разграждением, уходим по проспекту в сторону центра». [Там же.]

По всей видимости, одним из участников этих событий стал Э. 3. Махайский. По его свидетельству, «в 8-м часу вечера ОМОН с помощью дубинок стал вытеснять собравшихся от „главной проходной“, на что последовала бурная реакция собравшихся, которые приступили к сооружению баррикад на Красной Пресне. Омоновцы стали разгонять их и оттуда, после чего митингующие ушли к пл. Восстания, а затем на Новый Арбат, где также устраивались завалы и приостанавливалось движение транспорта». [Махайский Э.3. Две недели на площади. // Сайт «Октябрьское восстание 1993 года»]

Происходили столкновения и в других местах. [Там же.]

Когда в первом часу ночи Э. 3. Махайский вошел в метро «Баррикадная», то «увидел на эскалаторе много разбитых светильников, осколки стекла. Внизу дежурная по эскалатору рассказывала о том, как омоновцы загоняли людей с улицы в метро (в двенадцатом часу ночи), преследовали их даже на эскалаторе и побили при этом светильники щитами и дубинками». [Там же. См. также: Руцкой А.В. Кровавая осень. С. 249–250].

Можно встретить мнение, что события 28 сентября и последующих дней имели стихийный характер. Однако есть основания усомниться в этом.

По свидетельству заместителя председателя Политсовета ФНС В. М. Смирнова, когда началась блокада Белого дома, Исполком ФНС сразу же решил организовать митинги протеста. [Запись беседы с В. М Смирновым. С.-Петербург — Москва. По телефону. 2006 г.// Архив автора] И уже 28-го, как пишет Э. 3. Махайский, «взбунтовавшихся демонстрантов» «возглавлял» «депутат Константинов». [Махайский Э.3. Две недели на площади… // Сайт «Октябрьское восстание 1993 года».]

Поскольку 28 сентября Белый дом был полностью блокирован, 109 депутатов, оказавшихся за его стенами, собрались в здании Краснопреснснского райсовета, объявили себя филиалом X съезда и для руководства им избрали «временный штаб», или Координационный совет X съезда. В него вошли 10 человек[Запись беседы с И. М Братищевым. Москва 27 августа 2006 г. // Архив автора. ], сопредседателями стали Николай Михайлович Харитонов, Игорь Михайлович Братищев и Владимир Агеевич Тихонов. [Сборник документов и материалов Комиссии Государственной думы… С. 107.]

Главная цель «филиала» заключалась в том, чтобы за счет него сохранять на съезде необходимый кворум и придавать принимаемым на съезде решениям законный характер. Вместе с тем «временный штаб» сразу же поставил задачу добиваться деблокирования Белого дома, «наметил необходимые для этого мероприятия и приступил к их осуществлению». Первым шагом на этом пути была организация митингов протеста. [Там же.]

В тот же день, 28 сентября, «руководство парламента» обратилось за помощью к Российской партии коммунистов и «поручило А. В. Крючкову организовать координацию действий по внешнему воздействию на кольцо сил МВД» [Козлов Е.А. На митингах в Москве // Коммунист Ленинграда. 1993. № 5. 6 ноября. ], то есть координацию митингов.

Тогда же появилась листовка, содержащая их график: 29 сентября в 17.00 — митинг у метро «Краснопресненская», 2 октября — в 13.00 у Моссовета, 3 октября — в 14.00 на Октябрьский площади, 4 октября — в 17.00 у Моссовета, 7 октября с 16.00 митинги «у всех вокзалов г. Москвы». Как отмечалось в листовке, цель этих митингов заключалась не только в демонстрации протеста против блокады парламента, но и в том, чтобы 7 октября направить митингующих к Белому дому для его деблокирования. [Листовки С. 133. См. также: С. 230 и 232. См также: С. 141, 147, 148, 151,155]

По свидетельству Н. М. Харитонова, эта листовка вышла из стен Краснопресненского районного совета, но кто ее составлял и как разрабатывался график митингов, он не помнит. Руководство этими действиями было возложено на народного депутата из Омской области Олега Николаевича Смолина. [Запись беседы с Н. М. Харитоновым Москва. 14 декабря 2006 г. // Архив автора.]

Получив задание «организовать координацию действий по внешнему воздействию на кольцо сил МВД», А. В. Крючков сразу же обратился за помощью к своим товарищам по партии. В связи с этим вечером 28-го из Петербурга в Москву выехал руководитель местной организации РПК Евгений Александрович Козлов. [Козлов Е.А. На митингах в Москве // Коммунист Ленинграда. 1993. № 5. 6 ноября.]

29-го возле Белорусского вокзала на улице Климашкина, где в помещении ЖЭКа располагался штаб РПК, состоялось совместное заседание членов Политсовета и Московского комитета партии. [Запись беседы с Е А Козловым. СПб. 26 апреля 2006 г. // Архив автора.]

На этом заседании было принято решение «создать единый центр руководства оппозицией в Москве» и организовать «серию митингов» «для воздействия на участвующие в блокаде Белого дома силы МВД». [Козлов Е.А. На митингах в Москве // Коммунист Ленинграда 1993 № 5 6 ноября. ] По свидетельству Е. А. Козлова, на этом заседании рассматривался и вопрос о деблокировании парламента. Было решено направить свои усилия на мобилизацию антикремлевской оппозиции, а к деблокированию Белого дома перейти только после создания «критической массы». [Запись беседы с Е. А. Козловым. СПб. 26 апреля 2006 г // Архив автора.]

Между тем 29 сентября блокада еще более ужесточилась. С 9.00 в Белый дом закрыли доступ для журналистов, в 10.0 °Cовет министров предъявил парламенту ультиматум: к 4 октября разоружиться и покинуть Белый дом. Около 18.00 этот ультиматум уже распространялся на улицах Москвы. [Хроника // Газета. 2003. 3 октября.]

По свидетельству В. И. Анпилова, 29 сентября он и многие его сторонники вышли из блокированного Белого дома и приняли участие в митингах на улицах Москвы, а также организовали строительство баррикад на Садовом кольце. [Тульский М. Нереспектабельная оппозиция Драки в парламенте — это нормально, считает Виктор Анпилов // Независимая газета. 2001 28 июня (интервью В. И. Анпилова).]

Днем 29-го сторонники парламента собирались небольшими группами у метро «Баррикадная», у Белорусского вокзала, на площади Восстания. [Там же.]

К вечеру ситуация изменилась. Когда в 18.20 Э. З.Махайский появился на «Баррикадной», движение там было перекрыто. На проезжей части находилась толпа в 3,0–3.5 тыс. человек. Шел митинг. «С парапета перед высотным зданием, — вспоминает Э. 3. Махайский, — кто-то выступает с помощью мегафона. В 18.20 со стороны зоопарка подъехали три автобуса (ПАЗ), из них вышли ОМОНовцы, направились цепью к толпе и начали потихоньку теснить собравшихся… В ответ послышались крики и скандирование: „Позор!“, „Фашисты!“, „Подонки!“, „Ельцин — убийца“ …В 18.35 к „Баррикадной“ подъехали еще два автобуса с ОМОновцами. Они вышли и развернулись в цепь, но никаких действий против митингующих не предпринимали… в 19.00 ОМОН все-таки включился в „дело“ и стал разгонять митингующих, часть из которых загнал дубинками в метро, а остальных вытеснил на пл. Восстания». [Махайский Э.3. Две недели на площади… // Сайт «Октябрьское восстание 1993 года».]

«29 сентября, — пишет Т. А. Астраханкина, — при разгоне митинга у станции метро „Баррикадная“ озверевшие омоновцы загнали людей в вестибюль метро и продолжали преследовать бегущих, сталкивая их по движущемуся эскалатору. Задержанных доставляли в отделения милиции, где они также подвергались жестокому и бесчеловечному обращению. Жертвами террора МВД стали не только защитники Конституции, но и случайные прохожие». [Астраханкина Т. Дни гнева, дни скорби, дни национального позора // Правда. России. 1996. 3 сентября.]

Около 20.00 крупное сражение произошло на Красной Пресне у памятника героям революции 1905 г. Как вспоминает В. Алкснис, «люди стояли возле памятника и скандировали: „Фашизм не пройдет!“». Неожиданно появился ОМОН. «Мы не заметили, откуда они взялись. Крадучись, прошли за троллейбусами, с двух сторон бросились на людей. Зрелище было жуткое. Я многое видел, как кадровый военный и офицер, и могу твердо сказать, что это — не люди. Не знаю, откуда такие берутся. Можно понять, когда дерутся мужчины. Но когда избивают женщин, стариков, детей, зверски, садистски — этого я понять не могу. Я пошел навстречу и обратился к ОМОНу, крича: „Стойте, остановитесь“. Людей гнали, как скот, давя и круша всех на пути. От омоновцев страшно несло перегаром. В это время получил удар по голове, упал, били ногами… Потерял сознание. Очнулся, когда меня пытались поднять женщины.

Они меня и увезли в Институт Склифосовского, там сделали рентген, наложили мне на руку гипс». [Алкснис В. «Такой народ непобедим» (записала Г. Ореханова) // Советская Россия. 1993. 2 октября; Руцкой А.В. Кровавая осень. С. 275.]

По некоторым данным, 29-го пострадало около 300 человек. «Кое-где, — отмечает очевидец, — милиция в метро защищает людей от вконец озверевших омоновцев». «Всю ночь идет строительство баррикад подвижными группами, уклоняющимися при этом от боя». [Озеров В. Черный октябрь// Мысль. 1993. № 20–21 (42–43). С. 5.] В тот день появились убитые. В результате несчастного случая попал под машину офицер милиции Владимир Григорьевич Рештук. [Иванов И. Анафема. С. 135.]

Тогда же в Новосибирске состоялось совещание членов президиумов Советов народных депутатов Сибири. Оно призвало Б. Н. Ельцина отменить указ № 1400 и вернуться к положению на 21 сентября, предложило провести одновременные досрочные выборы парламента и президента, высказалось за необходимость создания субъектами Федерации на переходный период высшего органа власти, потребовало от правительства немедленно прекратить блокаду парламента и восстановить условия для его нормальной работы. [Там же. С. 102.]

Если Кремль не пойдет на компромисс, заявили участники совещания, сибирские регионы приостановят перечисление в республиканский бюджет налогов, прекратят экспортные поставки угля, нефти и газа, передачу электроэнергии, блокируют авто- и железнодорожные магистрали, а также будут бойкотировать выборы в федеральные органы власти и проведут референдумы об образовании «единой Сибирской республики». [Там же. С. 102.]

29-го по инициативе В. Д. Зорькина руководители регионов собрались в здании Конституционного суда и подняли вопрос о необходимости «разблокирования Парламентского дворца и мирных переговоров». [Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. Т. 2. С. 295–296.]

В тот же день, 29-го, появилось обращение 14-ти. Под ним подписались А. И. Вольский (Российский союз промышленников и предпринимателей), К. Ф. Затулин (объединение «Предприниматели за новую Россию»), А. Шалунов (Лига содействия оборонным предприятиям), М. В. Масарский (Международная ассоциация руководителей предприятий), А. В. Долголаптев (Ассоциация областей и городов Центрального района России) и некоторые другие представители предпринимательских организаций. Они призвали противостоящие стороны к переговорам и мирному выходу из кризиса. [Первышин Э. Противостояние бессмысленно. Открытое письмо президенту Российской Федерации Б. Н. Ельцину // Рабочая трибуна 1994. 1 октября.]

По свидетельству И. Е. Клочкова, именно в эти дни была организована встреча, в которой, кроме него, приняли участие А. И. Вольский, В. Д. Зорькин, С. М. Шахрай и Г. А. Явлинский. Обсуждалась возможность выхода из кризиса на основе «нулевого варианта». [Запись беседы с И. Е. Клочковым. Москва. 2006 г. // Архив автора.]

Не дремал и Кремль. Как вспоминает И. И. Андронов, 29 сентября в коридоре Белого дома «возле кабинета Руцкого» к нему подошел «бледный от волнения депутат Валерий Иконников» и сообщил, что «помощник Руцкого — Николай Косов — подстрекает его и некоторых влиятельных депутатов Верховного Совета сдаться путчистам. Они якобы гарантируют свое прощение капитулянтам, если те упросят сообща Руцкого спастись в каком-нибудь иностранном посольстве». [Андронов И.И. Моя война. С. 338.]

Вскоре после этого «у дверей кабинета Руцкого» И. И. Андронов «нос к носу» «столкнулся» с самим Н. Косовым. Тот взял И. Андронова «под локоть», «завел опять в коридор, опасаясь явно посторонних ушей» и, волнуясь, предложил ему то, что «несколько минут» назад он услышал «от напуганного им Иконникова». Не отказываясь от сделанного ему предложения, И. И. Андронов поинтересовался: «А каково мнение Краснова и Федорова?» «Оба являлись, как и Косов, ближайшими аппаратчиками Руцкого: Валерий Краснов — глава секретариата бывшего вице-президента, Андрей Федоров — советник по прессе и связи с парламентом». На этот вопрос Н. Косов с детской простотой ответил: «Мы все втроем убеждаем Руцкого прекратить сопротивление Ельцину как можно быстрее». Согласившись подумать, И. Андронов, однако, не стал ставить в известность Р. И. Хасбулатова «о зреющем предательстве». [Там же. С. 338–339.]

БУДНИ БЕЛОГО ДОМА

С самого начала переворота многие защитники Белого дома оказались в таком положении, которое требовало от них стойкости и самоотверженности.

По метеопрогнозам, в первые две ночи (с 21 на 22-е и с 22 на 23-е) температура воздуха колебалась от +2 до +8, днем 22 и 23 сентября от +12 до +17. [Иванов. И. Анафема. С. 20, 34.] Затем она стала понижаться. [Там же. С. 49.] Правда, как пишет Э. 3. Махайский, хотя в субботу 25 сентября погода изменилась и температура воздуха достигала лишь +8-10, но не было ни дождя, ни ветра. «И от этого» казалось, «что на улице теплее». [Махайский Э.3. Две недели на площади… // Сайт «Октябрьское восстание 1993 года». ] 26-го ждали заморозков. [Иванов И. Анафема. С. 66.]

По воспоминаниям Ю. М. Воронина, в этот день лил «мелкий моросящий дождь». «Взрываясь резкими порывами с мокрым снегом, он тушил костры и превратил землю вокруг Дома Советов в хлюпающее болото». [Воронин Ю.М. Свинцом по России. С. 61–62.] Затем ночью температура опустилась ниже нуля, а днем не поднималась выше +8. Причем в первые дни полной блокады дождь чередовался со снегом. [Иванов И. Анафема. С. 84, 95, 108, 120, 125, 138.]

«Наступили прямо-таки ноябрьские холода, — пишет И. Иванов, — выпал первый снег. Учитывая, что многие пришли без теплых вещей, поразительно, как добровольцы пережили эту пятидневку. Стужу в условиях полной блокады и отсутствия связи. К этому времени отсеялись все нерешительные и трусы. Те же из оставшихся, кто попытался с началом заморозков сходить за теплой одеждой, не смогли пробиться обратно вплоть до 3 октября». [Там же. С. 84–85.]

До тех пор, пока не началась полная блокада Дома Советов, сторонники парламента имели возможность выходить в город. Вымокнув, москвичи могли съездить домой и поменять одежду. Все переменилось 27–28 сентября. В результате начались болезни. Уже 28 сентября у В. А. Ачалова температура поднялась до 39º.[Там же. С. 85.]

Между тем в воскресенье 26-го, по распоряжению Б. Н. Ельцина, почти все находившиеся в Белом доме врачи покинули его. А тех, кто не подчинился этому распоряжению и 27-го попытался вернуться на дежурство, на рабочее место допустили, причем одного из таких врачей милиционеры избили. [События 21сентября — 5октября 1993 года: организаторы, исполнители и жертвы политического противостояния Доклад Комиссии Государственной думы… // Портал «Русское воскресение».]

«Начиная с 28 сентября… — отмечает народный депутат Т. Астраханкина, — к осажденному парламенту не пропускали машины „скорой помощи“, даже по вызову с такими диагнозами, как „острое нарушение мозгового кровообращения“, „перелом шейного отдела позвоночника“ и „нестабильная стенокардия“». [Астраханкина Т. Ни гнева, дни скорби, дни национального позора // Правда России. 1996. 3 сентября.]

«В связи с резким увеличением количества обращений за медицинской помощью по поводу простудных заболеваний, обострения болезней сердечно-сосудистой, пищеварительной систем у людей, находящихся в блокированном районе, — говорится в одном из документов Комиссии Т. А. Астраханкиной, — …была организована работа медпункта-амбулатории на 3-м этаже, в котором вели прием (круглосуточно) врачи-специалисты: терапевты, окулист, ЛОР, хирург». Был открыт медпункт в 1-м подъезде и создан «фельдшерский пункт в бункере». «Врачи-депутаты вели прием больных на 6-м этаже», с целью выявления заболевших ежедневно производили обход людей, бывших на улице. [Из свидетельских показаний и других материалов, собранных Комиссией Государственной думы… // Портал «Русское воскресение».]

Возникшие бытовые проблемы обитатели парламента переносили по-разному. «Расклад политических сил в те дни, — пишет В. И. Анпилов, — можно было определить по тому, где, в каком месте ночуют эти самые политические силы. Руцкой и Хасбулатов имели свои просторные кабинеты, с секретным ходом в комнаты для полноценного отдыха. У депутатов Верховного Совета также были свои кабинеты, в которые по ночам набивались спать их помощники и случайные люди. В коридорах верхних этажей, на сдвинутых креслах, на ковровых дорожках спала политическая публика, которая всегда вертится рядом с теми, кому может перепасть власть». [Анпилов В. И. Наша борьба. С. 117.]

«Часть офицеров, — читаем мы в воспоминаниях В. И. Анпилова далее, — также ночевала под крышей Верховного Совета, рядом с кабинетом назначенного министром обороны генерала Ачалова…На баррикадах „казацкой заставы“ оставались только самые отчаянные и казаки сотни Виктора Морозова. И наконец, „Трудовая Россия“ все ночи проводила на баррикадах под открытым осенним небом. Пределом ночного комфорта были для нас палатки, которые разбили на газоне у Горбатого моста дружинники „Трудовой России“ во главе с невозмутимым ни при каких обстоятельствах Андрисом Рейниксом и секретарем ЦК „Трудовой России“ по оргвопросам Юрием Худяковым». [Там же. С. 117–118.]

«Невероятно, — подчеркивает В. И. Анпилов, — но факт: наши товарищи, прибывающие на подмогу Верховному Совету из провинции… отказывались спать даже в палатках, предпочитая ночные бдения у костров на брусчатке Горбатого моста». [Анпилов В. И Наша борьба. С. 118.]

«Над палатками, — говорится в воспоминаниях В. И. Анпилова далее, — преимущественно красные флаги и транспаранты — белым по красному: „СССР“, „РКП“ и другие подобные. Много пожилых женщин. Они следят за кострами, убирают территорию перед зданием, откуда-то волокут дрова. Одна из них с девочкой лет трех-четырех. По ночам холодно, почти все время идет дождь, — неужели девочка и на ночь остается в палатке? Но говорят, что ночевать ее забирают на нижний (цокольный) этаж, куда открыт доступ всем желающим и где организован отдых для добровольцев. Милицейский пост перенесен к лестнице, ведущей на второй этаж. На полу постелены ковровые дорожки, на которых люди спят. ОТОПЛЕНИЕ ОТКЛЮЧЕНО, но все же здесь можно хоть немного согреться по сравнению с улицей». [Там же. С. 206]

«Неподалеку от палаток», по свидетельству А. Залесского, появилось «нечто вроде церковного алтаря». «Большой деревянный крест, и перед ним на составленных вместе столах — иконы, свечи, фотографии царской семьи». Во время дождя все это накрывалось полиэтиленовой пленкой. Здесь служили молебны, читали акафисты. Отсюда организовывали крестные ходы. Из числа «постоянно присутствующих священников Московской Патриархии» известны двое: «депутат о. Алексей Злобин и иеромонах о. Никон». [Залесский А. Конец Дома Советов (воспоминания очевидца) // Наш современник 2003. № 9. С. 206.]

«Вечерами, — пишет А. Залесский, — в непривычной темноте длинных коридоров люди передвигались вдоль стен, рискуя столкнуться друг с другом, если нет в руках свечи или электрического фонарика. Такая роскошь далеко не у всех, правда, на постах охраны и в служебных кабинетах свечей хватает… Ночью обычно спалось плохо. Холодно и жестко лежать на составленных вместе стульях. Хождение по коридорам ограничивалось — можно было ожидать всякого. Иногда в темноте перед тобой вспыхивает фонарик внутренней охраны, у тебя проверяют документы и требуют пройти на твое рабочее место». [Залесский А. Конец Дома Советов (воспоминания очевидца) // Наш современник. 2003. № 9. С. 210–210.]

В Доме Советов было 20 этажей, поэтому «переход на аварийное электроснабжение» повлек за собою остановку лифтов.

Когда началась полная блокада Белого дома, произошло сокращение численности технического персонала. После того как Кремль закрыл счета Верховного Совета, парламент оказался неспособным платить заработную плату В таких условиях вспыхнула «забастовка официанток». [Запись беседы с Ю. В. Колосковым. С — Петербург-Москва. По телефону 2006 г. // Архив автора.]

«Вспоминается разительный контраст между Домом Советов, как он выглядел, допустим, вечером 22 сентября и 26–27 сентября. — отмечает М. М. Крюков. — В одном случае — белый, сияющий, почти хрустальный дворец. В другом — мрачный, насупившийся, суровый, как осажденный замок». [Из свидетельских показаний и других материалов, собранных Комиссией Государственной думы… (воспоминания М. М. Крюкова) // Портал «Русское воскресение».]

Отсутствие света и недостаток воды привели к тому, что Белый дом стал зарастать грязью и мусором. Поскольку сил уборщиц и официанток не хватало, обитатели Дома Советов пытались оказывать им помощь. «Женщины, не исключая депутатов, — пишет А. Залесский, — помогают мыть посуду в буфетах и в столовой. Холодной водой — другой нет». [Залесский А. Конец Дома Советов (воспоминания очевидца) // Наш современник 2003. № 9. С. 209.]

«Вместе с освещением, — читаем мы в воспоминаниях А. Залесского, — исчезли чистота и строгость государственного учреждения. Консервные банки с окурками у окон, мусор и грязь в туалетах, которые пришлось убирать на общественных началах…». [Там же.]

«…В коридоре — вспоминает В. А. Югин, — запахло мочой… Двери туалета открыты настежь даже днем. Ночью — понятно, нет света… А днем? Коридоры Белого дома устроены так, что без освещения они — как узкие пещерные проходы. Окна только в редких холлах… Шаришь вдоль стенки и, попадая в провал, начинаешь шарить другой рукой, чтобы уже туалетная стенка привела тебя к унитазу. Дальше как получится — мимо или нет». «По липкости пола», к которому стали «приклеиваться» подошвы, можно было понять, что везло не каждому «Выбираясь из туалета, долго трешь подошвы о коверную дорожку, чтобы ничего не занести в кабинет». [Югин В.А. От всех тех дней остались пересуды… СПб., 2002. С. 116.]

«Потом, — пишет В. А. Югин, — когда появились свечки, фонарики — запах стал исчезать. Но появился другой, видимо смешавшийся с пылью, накопившейся за несколько дней, он стал канцерогенным и душным. Ведь все собиралось в туалете, а выносить мусор было просто некуда и некому. К этому следует добавить запах пота, несвежей одежды и нестиранных носков. И форточку не откроешь, на улице холод». [Там же. С. 116–117.]

Отсюда желание выйти на улицу, подышать свежим воздухом. «Каждый вечер перед сном, — вспоминает А. Залесский, — я выхожу погулять к баррикадам… Около баррикад… костры, потому что там дежурят круглые сутки. Оружие — железные и деревянные палки, аккуратно сложенные в кучки булыжники, вывороченные из мостовой, да несколько бутылок с бензином на случай, если ОМОН начнет атаку, ведь у них автоматы… автоматы имеет охрана внутри здания и те из защитников-добровольцев, которым дано право носить оружие». [Залесский А. Конец Дома Советов (воспоминания очевидца) // Наш современник. 2003. № 9. С. 207–210]

Для того чтобы оценить мужество тех, кто остался в Белом доме, необходимо вспомнить, что уже 23 сентября последовал указ о социальных гарантиях для депутатов. На следующий день Б. Н. Ельцин распорядился переподчинить Департамент охраны Дома Советов МВД, которое отдало сотрудникам департамента приказ оставить охраняемое ими здание. [Москва, осень-93. С. 121–122.] 25-го последовал указ «О социальных гарантиях для сотрудников аппарата бывшего ВС РФ и обслуживающего персонала», на основании которого они считались отправленными в оплачиваемый отпуск до 13 декабря 1993 г. [Собрание Актов президента и Правительства РФ. 1993. № 39. 27 сентября С. 3957–3960.] Многие воспользовались этим. Но не все.

В таких условиях продолжали заседать народные депутаты, работал аппарат Верховного Совета, осуществлялась охрана здания.

Для того чтобы облегчить связь между собою, руководители Белого дома решили перебраться в одно крыло. «Быстро переселяемся на 2-й этаж в апартаменты Баранникова, — пишет И. Иванов. — Теперь в одной зоне мы все: на 2-м этаже — Ачалов с Дунаевым, этажом выше — Руцкой, двумя — Баранников. На 5-м этаже короткий коридор соединяет блок с апартаментами Хасбулатова. Наше шестиэтажное „правительственное крыло“ вокруг 24-го подъезда с легкой руки какого-то шутника-пессимиста прозвали „блоком смертников“». [Иванов И. Анафема. С. 88.]

«При свечах и лампах-вспышках фоторепортеров, — вспоминает А. Залесский, — проходит Съезд депутатов… Правда, депутатов поубавилось. С каждым днем все больше пустых мест в зале… Голосуют руками… Свечи — у каждого депутатского места и симметрично расставленные на столе президиума». [Залесский А. Конец Дома Советов (воспоминания очевидца) // Наш современник. 2003. № 9. С. 209.]

Чтобы отвлечь людей от бытовых неудобств и хоть как-то объединить их, кто-то предложил использовать художественную самодеятельность. «В перерыве между заседаниями депутаты и аппарат, — пишет А. Залесский, — собственными силами устраивают концерт. Отыскиваются и поэты, и композиторы, и исполнители. Душа концерта — депутат Челноков. У него прекрасный голос и организаторские способности. Наверное, это единственный в мире парламент, который пел во время осады». [Залесский А. Конец Дома Советов (воспоминания очевидца) // Наш современник. 2003. № 9 С. 209–211.]

Представьте себе эту картину. Холодный осенний вечер. Продуваемое ветрами многоэтажное здание на набережной. Черные глазницы окон, в которых изредка чуть блещут слабые огоньки свечей. И вырывающиеся наружу звуки романсов, русских народных и советских песен.

Особое значение в осажденном Белом доме приобрела проблема продовольствия. Когда началась блокада, организация питания легла на плечи начальника снабжения Министерства обороны генерала Ю. В. Колоскова[Юрий Вениаминович родился в 1929 г. в Харькове в семье военного. В 1946 г. окончил Ташкентское суворовское училище, в 1948 г. — училище пограничных войск, в 1951 г. — заочно филологический факультет Саратовского университета. Большую часть своей службы провел на границе, в 1982–1990 гг. в чине генерал-майора возглавлял Высшее пограничное военно-политическое училище КГБ СССР им. К. Е. Ворошилова, в 1990–1992 гг. — Отдел истории пограничных войск в Управлении пограничных войск СССР С 1992 г являлся экспертом у руководителя фракции «Отечество» народного депутата Б. В. Тарасова (запись беседы с Ю. В. Колосковым. Москва. 26 августа 2006 г. // Архив автора). ] и директора пищекомбината Верховного Совета А. В. Орла[События 21сентября — 5октября 1993 года организаторы, исполнители и жертвы политического противостояния. Доклад Комиссии Государственной думы… // Портал «Русское воскресение».].

«В Доме Советов, — утверждает Л. Г. Прошкин, — существовали „своя аристократия, свой средний слой, свое простонародье. В то время как одни сидели на сухарях, другие питались весьма изысканно: в их меню входила даже черная икра“.[Корольков И. Павшие за чужую икру (интервью с бывшим старшим следователем по особо важным делам Генеральной прокуратуры РФ Л. Прошкиным) // Московские новости 2003. № 38. 30 сентября. ] Первоначально я отнесся с недоверием к этому свидетельству, но затем сам услышал рассказ Ю. В. Колоскова о том, как днем 4 октября он увидел в кабинете Р. И. Хасбулатова коробки с апельсинами и конфетами „Мишка на Севере“. [Запись беседы с Ю. В Колосковым Москва. 26 августа 2006 г. // Архив автора.]

„В первые дни блокады, — вспоминает А. Залесский, — внутри здания все, как обычно: чистые лестницы с красными бархатными дорожками, тишина кабинетов и даже буфеты работают. Только ассортимент не тот — исчезли пирожные, конфеты, различные салаты, а также вкусные пирожки и булочки, приготовленные в собственной пекарне. На витрине одни бутерброды: на черном хлебе два тоненьких ломтика вареной колбасы или сыра. Вода минеральная и клюквенный напиток. Тем же кормят в столовой на шестом этаже, где организовано трехразовое бесплатное питание для добровольцев, несущих дежурство на баррикадах, депутатов и работников аппарата. Норма — по три бутерброда и по стакану воды на завтрак, на обед и на ужин“. [Залесский А. Конец Дома Советов (воспоминания очевидца) // Наш современник. 2003 № 9. С. 209.]

После того как началась полная блокада, положение дел ухудшилось. От трехразового питания пришлось перейти к двухразовому и даже одноразовому. От питания в столовой к сухому пайку.

„Мы, защитники, — вспоминает одна из участниц той блокады, — тоже стали ходить в столовую на шестой этаж. Фактически на восьмой. Есть давали бесплатно, очень скромно: утром — буквально ложечку каши и кусок минтая, кусочек хлеба и стакан красивого розового сока. В обед то же самое, только еще тарелочку супа. Народу приходило много“. [Филиппова М. Окаянные дни. Письмо в редакцию // Оппозиция. 1993. № 5.]

„На подступах к Дому Советов — палатки и баррикады добровольных его защитников, — вспоминает А. Залесский. — Около палаток костры. На них кипятят воду для чая и варят супы“. [Залесский А. Конец Дома Советов (воспоминания очевидца) // Наш современник. 2003. № 9. С 206.] „Кипяток для чая можно получить в ограниченном количестве у костров. Но кто-то догадался разжечь во дворе костер специально для буфета — и появился чай“. [Там же. С. 209]

Особенно сильно блокада ударила по палаточникам и трудороссам, которые находились на самообеспечении. Поэтому „на улице были устроены пункты питания. Нам, — пишет М. Филиппова, — давали утром кусочек хлеба или с маслом, или с колбасой, или с сыром и стакан чая, скипяченного на кострах. Вечером тоже такая же еда“. [Филиппова М. Окаянные дни. Письмо в редакцию // Оппозиция. 1993. № 5.]

28 сентября В. И. Анпилов построил своих сторонников возле Белого дома и потребовал, чтобы к ним вышел А. В. Руцкой. Однако он не пожелал этого сделать, направив к „Трудовой России“ одного из своих подчиненных, даже не генерала. [Тульский М. Нереспектабельная оппозиция. Драки в парламенте — это нормально, считает Виктор Анпилов // Независимая газета. 2001 28 июня (интервью В. И. Анпилова).]

По свидетельству А. А. Маркова, этим „не генералом“ был он. Анпиловцы потребовали, чтобы их поставили на довольствие. В ответ на это А. А. Марков поставил условие, чтобы отряд „Трудовой России“ влился в состав Добровольческого полка. Так появилась 10-я рота во главе с капитаном Владимиром Александровичем Ермаковым. „Трудороссов“ поставили на довольствие и предоставили возможность расположиться в бункере Приемной Верховного Совета. За ними закрепили баррикаду на углу Глубокого переулка и Рочдельской улицы. [Запись беседы с А. А. Марковым Москва 23 июня 2006 г. // Архив автора. ] Анпиловцы требовали оружия, но получили отказ. [Орехов М. Руцкого выпить не пригласили. А зря… // Собеседник. 1993 № 43 25 октября (интервью А. Федорова)]

В здании Верховного Совета имелись складские помещения, оснащенные современными холодильными установками. Однако, когда 23 сентября отключили электричество, холодильники вышли из строя и, по словам А. А. Маркова, через несколько дней часть скоропортящихся продуктов, которые не успели съесть или раздать, погибла. [Запись беседы с А. А. Марковым Москва 24 августа 2006 г. // Архив автора.]

Все правительственные здания в годы советской власти строились с учетом возможной войны. К существованию в таких условиях был подготовлен и Белый дом. Находившийся под ним бункер представлял собою и бомбоубежище, и склад для хранения оружия, воды, продуктов. Это был „объект 100“. Когда началась блокада Белого дома, его комендант полковник Александр Васильевич Лексиков неожиданно „потерял“ ключи от своего „объекта“, а пока руководство Дома Советов соображало, что делать, исчез вместе с ключами. Между тем вход в бункер перекрывала бронированная дверь, которую невозможно взять даже динамитом. [Запись беседы с А. А Марковым. Москва. 24 августа 2006 г // Архив автора]

В результате этого Белый дом остался без продовольствия. Между тем численность его обитателей хотя и сокращалась, но к 3 октября составляла несколько тысяч человек. [Такую цифру услышал 3 октября от работников столовой Э А. Коренев (запись беседы с Э. А. Кореневым. Москва. 4 октября 2006 г // Архив автора)] Даже если взять на одного человека по килограмму продуктов в день, а это при трехразовом питании всего лишь по 300–350 г в один прием, ежедневно требовались тонны продовольствия.

Проблемы со снабжением возникли уже 25 сентября, когда началась блокада Белого дома. И если дворами к нему еще можно было подойти, то проезд транспорта стал невозможен. Однако блокаду удавалось преодолевать.

„…Вероятно, — пишет М. М. Крюков, — что груз подвозился на машине… по уже понятным причинам она останавливалась где-нибудь в переулке. Отряд выходил навстречу, быстро ее разгружал и почти бегом переправлял доставленное к месту назначения. Кажется, подобную сцену я наблюдал вечером 27 сентября, когда подходы были перекрыты, но еще не „наглухо“… требовалась большая слаженность в действиях, сноровка и расторопность, чтобы отвлечь внимание милиции и в считаные секунды с грузом преодолеть кордон. Таким образом, снабжение продовольствием обращалось в род военной операции. Когда началась „глухая“ блокада… с колючей проволокой и сплошным барьером из грузовиков, доставка продовольствия и медикаментов извне была прекращена“. [Из свидетельских показаний и других материалов, собранных Комиссией Государственной думы… (воспоминания М. М. Крюкова)// Портал „Русское воскресение“]

Если бы это действительно было так, обитатели Белого дома уже на следующий день должны были оказаться перед лицом голода. Между тем они находились в такой блокаде пять дней. А о голоде никто из его обитателей не упоминает.

Как пишет А. М. Макашов, оказывается, в дни блокады нашлись люди, „которые скрытно организовали подвоз продовольствия“. [Макашов А.М. Знамени и присяге не изменил! С. 153.] Что это были за люди, как им удавалось прорвать блокаду, Альберт Михайлович умалчивает. Однако частично мне удалось найти ответ на оба вопроса.

Возникший 28 сентября в стенах Краснопресненского райисполкома „филиал“ Десятого съезда народных депутатов сразу же начал сбор денежных пожертвований для защитников Дома Советов, а также „заготовку и доставку“ туда продуктов питания». [Сборник документов и материалов Комиссии Государственной Думы… С. 107.]

По воспоминаниям И. М. Братищева, задача приобретения продовольствия была возложена на него. Его помощником в этом деле стал бывший начальник отдела кадров Верховного Совета Леонид Иванович Гузей, находившийся в подчинении В. А. Ачалова. К погрузке, разгрузке и охране транспорта с продуктами привлекли баркашовцев. На вопрос о том, как продукты доставлялись в Белый дом, Игорь Михайлович отметил: двумя путями — через подземные коммуникации и по земле. Причем, по его словам, большая часть грузов доставлялась к Белому дому наземным путем на автомашинах. [Запись беседы с И. М. Братищевым. Санаторий «Подмосковье». 27 августа 2006 г. // Архив автора.]

Обычно поздно вечером или ночью продукты на автомашинах подвозили со стороны «Трехгорки» или же фабрики им. Капранова к оцеплению вокруг Белого дома. Здесь во дворах их выгружали, затем в районе парка имени Павлика Морозова и баррикады на углу Глубокого Переулка и Рочдельской улицы переносили в Белый дом. [Запись беседы с А. А. Марковым. С.-Петербург-Москва. По телефону. 26 августа // Архив автора.]

Каким же образом? Ведь Белый дом был полностью блокирован. Когда я задал этот вопрос А. А. Маркову, он, хитро улыбаясь, сказал: «У нас была своя „тропа Хо-Ши-Мина“». [Запись беседы с А. А. Марковым. Москва. 24 августа 2006 г. // Архив автора. ]Факт существования подобной «тропы» подтвердили И. М. Братищев[Запись беседы с И. М. Братищевым. Санаторий «Подмосковье». 27 августа 2006 г. // Архив автора. ] и А. Ф. Дунаев. [Запись беседы с А. Ф. Дунаевым. Москва. 29 августа 2006 г // Архив автора.]

Куда дальше от баррикады шла «дорога жизни», установить пока не удалось. Не исключено, что продукты переносили к воротам, находившимся около 6-го подъезда[Запись беседы с Ю. Ф. Ереминым. Москва. 3 октября 2006 г. // Архив автора. ], а затем складировали в подвале 20-го подъезда. [Сборник документов и материалов Комиссии Государственной думы… С. 269.]

«Дорога жизни» могла функционировать только по договоренности с теми милиционерами, солдатами и офицерами внутренних войск, которые блокировали Белый дом. [Запись беседы с А. А. Марковым. Москва. 24 августа 2006 г.; Запись беседы с А. Ф. Дунаевым. Москва. 29 августа 2006 г. // Архив автора.]

Это означает, что ночью блокада в районе Рочдельской улицы на некоторое время снималась. Сделать это незаметно, то есть договорившись только с теми, кто руководил оцеплением, было невозможно. Следовательно, функционирование «тропы Хо-Ши-Мина» осуществлялось по договоренности с Кремлем.

Подобным же образом обстояло дело с водой. По свидетельству Ю. В. Колоскова, холодная вода продолжала поступать в Белый дом на протяжении всей блокады. [Запись беседы с Ю. В. Колосковым. С.-Петербург-Москва. По телефону. 2006 г. // Архив автора. ] И если ее нельзя было пустить по этажам, то лишь потому, что из-за отсутвия электричества не работали насосные установки.

Скрыть этот факт тоже было нельзя. Поэтому и поступление холодной воды в Белый дом осуществлялось с ведома Кремля.

Как это напоминает подачу электричества осенью 1999 г. в осажденный Грозный!

30 сентября

Отметив вечером 29-го, около 23.00, в своем «рабочем дневнике», что из Белого дома ушла вся кремлевская агентура, Р. И. Хасбулатов сделал вывод: значит, «что-то готовят», а упомянув далее об ультиматуме Б. Н. Ельцина и обещании не применять оружие, добавил: «Раз сказал: „оружие — не применять“, значит — применят», «но в начале будет провокация» и «поубивают людей». [Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. Т. 2. С. 295.]

По свидетельству Е. А. Козлова, в тот вечер 29 сентября А. В. Крючков послал его в Белый дом, куда через подземные коммуникации направлялся целый десант в количестве около 15 человек. В роли проводника выступал Сергей Биец. Прежде всего с этим десантом осажденным несли продукты и вещи. Перед Евгением Александровичем ставилась также задача встретиться с товарищами по партии, находившимися в осажденном Доме Советов, проинформировать их о том, что происходит за кольцом блокады, оказать моральную поддержку[Запись беседы с Е. А. Козловым. С.-Петербург. 5 июля 2006 г. // Архив автора.]

Но главная цель его похода заключалась в другом.

Когда «диггеры» вышли в районе Горбатого мостика из-под земли, Евгений Александрович через 20-й подъезд отправился на встречу с В. П. Баранниковым. Что же привело его в кабинет министра безопасности? Оказывается, по поручению А. В. Крючкова, он представил ему план организации митингов протеста против блокады Белого дома и согласовал с ним действия по деблокированию парламента. [Там же.]

В рассказе Е. А. Козлова обращает на себя внимание то, что с подобным планом А. В. Крючков направил его не к кому-нибудь, а к В. П. Баранникову. Это дает основание предполагать, что именно министр безопасности поручил лидеру РПК организовать внешнее воздействие на оцепление вокруг Белого дома. Предложенный РПК план действий был одобрен. Причем у Евгения Александровича сложилось впечатление, что прорыв блокады может произойти не через неделю, как говорилось в упоминавшейся листовке, а уже в ближайшие дни. [Там же.]

По всей видимости, после встречи с Е. А. Козловым В. П. Баранников направился на совещание. Оно началось В ПОЛОВИНЕ ВТОРОГО с 29 на 30 сентября. В нем принимали участие: В. А. Ачалов, В. П. Баранников, А. Ф.Дунаев, А. В. Коровников, А. В. Руцкой и Р. И. Хасбулатов. Спикер сообщил, что располагает полной информацией о том, что происходит в Кремле, и заявил, что Кремль готовит провокацию с пролитием крови, чтобы таким образом обвинить парламент, а поэтому предложил подумать, «где, когда и каким образом» возможно осуществление подобной акции, чтобы она не застала Белый дом врасплох. [Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. Т. 2. С. 296.]

И. В. Братищев утверждает, что в конце сентября ему принесли записку Р. И. Хасбулатова, в которой содержалось поручение приступить к разблокированию Белого дома. [Запись беседы с И. М. Братищевым. Санаторий «Подмосковье». 27 августа 2006 г. // Архив автора. ] Учитывая, что план подобных действий получил одобрение поздно вечером 29-го, можно предполагать, что упомянутая записка появилась не позднее 30 сентября.

«Утром следующего дня, — вспоминает Е. А. Козлов, имея в виду 30 сентября, — по нашей инициативе на совещании оппозиции был создан Совет патриотических сил Москвы». [Козлов Е.А. На митингах в Москве // Коммунист Ленинграда. 1993. № 5. 6 ноября. ] В него вошли М. Г. Астафьев, С. Н. Бабурин, И. В. Константинов, А. В. Крючков, Н. А. Павлов, А. А. Шабанов. [Запись беседы с Е А. Козловым. СПб. 26 апреля 2006 г. // Архив автора.]

«Для оперативного руководства» Совет патриотических сил создал «штаб ФНС» во главе с А. В. Крючковым. [Козлов Е.А. На митингах в Москве // Коммунист Ленинграда. 1993. № 5. 6 ноября] Кто входил в его состав, неизвестно. На вопрос, почему он так назывался, Е. А. Козлов объяснил: потому, что Совет патриотических сил никто не знал, а Фронт национального спасения имел известность. [Запись беседы с Е. А. Козловым. СПб. 26 апреля 2006 г. //Архив автора]

«Была, — вспоминает Е. А. Козлов, — установлена связь с Координационным комитетом народных депутатов в Краснопресненском совете (комитет Братищева), определен график проведения общемосковских митингов: 30 сентября и 1 октября у метро „Баррикадная“, 2 октября в 12 часов на Смоленской площади, 3 октября в 13 часов — у Моссовета, а 14 часов — на Октябрьской площади (Всенародное вече). Были одобрены на Совете и тексты подготовленных нами листовок с призывом на эти митинги, которые и были отпечатаны (500 тыс. экземпляров) за подписями штаба ФНС и Политсовета ЦИК РПК». [Козлов Е.А. На митингах в Москве // Коммунист Ленинграда. 1993. № 5. 6 ноября. См. листовку МК ФНС и Политсовета ЦИК РПК: митинги 1, 2 и 3 октября (Листовки Белого дома С. 141).]

В нашем распоряжении имеется одна из этих листовок, изданная Президиумом МК ФНС и Политсоветом ЦИК РПК. Листовка без даты, но появиться она могла не позднее 30 сентября. В ней содержится график митингов 1, 2 и 3 октября и призыв: «Выйдем все на защиту законной власти. Разблокируем Дом Советов» [Листовки Белого дома. С. 141.]

Первоначально руководителем московской организации ФНС был Д. Н. Меркулов[Кто есть кто в России. М, 1997. С.260.]. Затем возникло двоевластие: появились два сопредседателя: Д. Н. Меркулов и С. Н. Терехов. В начале осени 1993 г. Д. Н. Меркулов сложил полномочия, С. Н. Терехов был арестован. В результате руководство организацией перешло к Н. В. Андрианову, который до этого занимал пост заместителя председателя Президиума МК ФНС[Запись беседы с Н В. Андриановым. Москва-Петербург. По телефону. 2007 г. // Архив автора], а 22-го стал не просто помощником, а заместителем министра безопасности[Запись беседы с Н.В. Андриановым. Москва. 11 декабря 2006 г. // Архив автора.].

В разговоре со мною И. В. Константинов сообщил, что помнит о создании Совета патриотических сил, но ничего конкретного о его деятельности сказать не может. О плане деблокирования Белого дома он слышал, но в его обсуждении участия не принимал и саму его идею считал ошибочной. [Запись беседы с И В. Константиновым. Москва. 3 октября 2006 г // Архив автора.]

Характеризуя действия штаба ФНС, Е. А. Козлов пишет, что в их основу была положена тактика «блуждающих митингов». 30 сентября он руководил митингом у площади Восстания, затем выступал на Пушкинской площади и у Белорусского вокзала. [Козлов Е.А. На митингах в Москве//Коммунист Ленинграда 1993. № 5 6 ноября. ] Вспоминая те дни, А. В. Крючков отмечал, что он «мотался» на грузовике по всему городу. [Крючков А.В. Прорыв 3 октября. Интервью Вячеславу Тихонову // Из архива Н. О. Глаголевой]

«Вечером 30 сентября, — вспоминает В. И. Анпилов, — когда над головами людей, собиравшихся у высотного здания на площади Восстания, засвистели полицейские дубинки, „Трудовая Россия“ блокировала на этом участке движение транспорта. БАРРИКАДА ВОЗНИКЛА СТРЕМИТЕЛЬНО ИЗ НИЧЕГО…Сотни людей, подобно муравьям, работали молча и сосредоточенно. Через десять минут самая крупная баррикада тех дней была готова». Вскоре омоновцы разогнали сторонников В. И. Анпилова и И. Константинова. [Анпилов В. И. Наша борьба. С. 123.] По некоторым данным, в тот день, 30 сентября, 48 человек оказались с травмами в больницах, 454 человека задержала милиция. [Руцкой А.В. Кровавая осень. С. 322.]

Оценивая эти события, вспоминал Н. В. Андрианов, «министр безопасности Баранников исходил из того, что насильственная развязка неизбежна. Агентурные источники (в том числе и из близкого окружения самого Ельцина) свидетельствовали, что изыскивается лишь провокационный повод для штурма». [Там же.]

Если же учесть, что накануне В. П. Баранников утвердил план проведения в районе Белого дома митингов протеста, а появившаяся вслед за этим листовка Президиума МК ФНС, который возглавлял Н. В. Андрианов, содержала призыв к разблокированию Дома Советов, получается, что они способствовали созданию такого повода.

В то время как возглавляемый А. В. Крючковым штаб ФНС проводил «блуждающие митинги», в здании Конституционного суда продолжалось совещание глав субъектов Федерации. Из решения совещания субъектов Федерации 30 сентября: «1… немедленно прекратить блокаду Дома Советов, восстановить функционирование систем его жизнеобеспечения… 2… отменить указ № 1400… и принятые акты в связи с ним… 3… установить по согласованию с субъектами Федерации дату одновременных досрочных выборов Президента и высшего законодательного органа РФ не позднее первого квартала 1994 г.». «В случае невыполнения требования пункта 1 настоящего решения до 24 часов 00 минут 30 сентября 1993 года… мы примем все необходимые меры экономического и политического воздействия». [Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. Там же. Т 1. С. 238–240,371.]

В 19.30 четверо участников этого совещания (В. Густов, К. Илюмжинов, Л. Потапов, Е. Финоченко) прибыли в Белый дом. [Там же. Т. 2. С. 297, Иванов И. Анафема. С. 113.] Проинформировав делегатов съезда о принятом решении, К. Илюмжинов сначала посетил А. В. Руцкого[Руцкой А.В. Кровавая осень. С. 329], затем в 21.00 — Р. И. Хасбулатова. Он сообщил, что участники совещания начали переговоры с правительством о прекращении «блокады Парламента» и решении «конфликта мирными средствами». [Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. Т. 2. С. 297–298.]

В тот же вечер популярная тогда телепередача «600 секунд» передала сенсационную новость о том, что днем на Лубянке состоялся митинг сотрудников МБР и военной контрразведки, которые осудили Б. Н. Ельцина и высказались в поддержку парламента. [Андреев И. Министерство безопасности. «Невзоров лжет» // Известия. 1993. 2 октября. ] На следующий день по городу стала распространяться листовка с резолюцией этого митинга. [Резолюция митинга сотрудников центрального аппарата Министерства Безопасности Российской Федерации, Управления военной контрразведки по МВО, Управления МБ по г. Москве и Московской области. Москва, Лубянская площадь. 30 сентября 1993 г. // Архив автора. ] Об этом как о реальном факте пишет автор «Анафемы». [Иванов И. Анафема. С. 117]

Видимо, под влиянием этого в ночь с 30 сентября на 1 октября, после того как в Белом доме стало известно о решении, принятом совещанием представителей субъектов Федерации, и о «митинге на Лубянке», А. В. Руцкой подписал указ, в котором снова потребовал от В. А. Ачалова, В. П. Баранникова и А. Ф. Дунаева занять свои кабинеты в министерствах. [Руцкой А.В. Кровавая осень. С. 331–332.]

И снова министры не подчинились этому приказу. А затем стало известно, что «митинг на Лубянке» — это блеф.

Оказывается, 30 сентября у здания Министерства безопасности с небольшой группой сторонников парламента появился генерал А. Н. Стерлигов. День подходил к концу, и сотрудники министерства покидали свои рабочие места. Когда они выходили на улицу, А. Н. Стерлигов и его спутники попытались вступить с ними в обсуждение происходящих событий. Но дальше этого дело не пошло. [Андреев И. Министерство безопасности. «Невзоров лжет» // Известия. 1993. 2 октября.]

Поэтому никакой резолюции «сотрудников МБР и военной контрразведки» с осуждением Б. Н. Ельцина не принималось. А тот документ, который появился на следующий день, — это фальшивка. Весь вопрос заключается только в том, где она была состряпана: на самой Лубянке или же в Белом доме.

Вероятнее всего, она вышла из стен Министерства безопасности, так как появившаяся в «600 секундах» информация о «митинге на Лубянке» транслировалась по государственному телеканалу.

В связи с этим нельзя не отметить, что названная передача, освещавшая события вокруг Белого дома с последовательно антикремлевских позиций, беспрепятственно выходила в эфир на протяжении всех двух недель переворота.

По свидетельству А. Залесского, в тот же вечер 30 сентября около 21.00 баркашовцы построились у Белого дома «напротив четырнадцатого подъезда», причем «на этот раз с автоматами», и начали маршировать «сначала к одной, затем к другой баррикаде. Их руководитель — не знаю, сам ли Баркашов или кто другой, — повернувшись спиной к стоявшей невдалеке цепи милиционеров и лицом к своему отряду, выбросил вперед руку, как в фашистском приветствии, и крикнул „Слава России!“. Отряд в один голос повторил. Потом то же движение рукой и выкрик: „Смерть Ельцину!“. Один немецкий журналист в восторге от этого выступления поднес три сложенных пальца к губам и причмокнул, как будто конфетку съел». А «через несколько минут „Желтый Геббельс“ объявил: „В связи с демонстрациями оружия у Белого дома мы приводим наши силы и боевую технику в состояние повышенной боевой готовности“. [Залесский А. Конец Дома Советов (воспоминания очевидца) // Наш современник. 2003. № 9. С. 211. По свидетельству В. И. Куцылло, это произошло примерно в 21.15. (Куцылло В.И. Записки из Белого дома. С. 89).]

По другим данным, сделанное заявление имело еще более решительный характер: „По оперативной информации ГУВД, сегодня под прикрытием гражданских лиц из Белого дома планируется прорыв вооруженной группы и нападение на городские объекты. В связи с этим правоохранительные органы вынуждены подвести к зданию бронетехнику и использовать ее для пресечения вооруженной вылазки“. [Иванов И. Анафема С. 115.]

30 сентября неожиданно для многих был освобожден от должности начальник штаба Добровольческого полка Л. А. Ключников. [Запись беседы с А. А. Марковым. Москва. 24 августа 2006 г. // Архив автора. См. также: Бузгалин А., Колганов А. Кровавый октябрь в Москве Хроника, свидетельства, анализ событий. 21 сентября — 4 октября 1993 г. 2 изд. М., 1994. С 47.] По мнению Ю. В. Колоскова, причиной этого стало исчезновение начфина полка, который унес с собою все бывшие у него деньги. Как утверждает Юрий Вениаминович, его попытка защитить начштаба натолкнулась на нежелание В. А. Ачалова и А. М. Макашова разбираться в этом. [Запись беседы с Ю. В Колосковым. Москва. 26 августа 2006 г. // Архив автора.]

На самом деле и один, и второй просто-напросто не стали посвящать Ю. В. Колоскова в действительные причины произошедшего. По свидетельству А. А. Маркова, вечером 30 сентября начальника штаба на одном из верхних этажей Белого дома остановил находившийся там пост, возглавляемый сотником В. И. Морозовым. Поскольку пароля начальник штаба не знал, специального пропуска не имел и на вопрос, куда направляется, ответил: проверить работу радиостанции, хотя она не находилась в его непосредственном подчинении, то Л. А. Ключникова задержали и доставили к А. М. Макашову. А. М. Макашов приказал отстранить его от должности и взять под охрану до выяснения всех обстоятельств. [Запись беседы с А. А. Марковым. Москва. 24 августа 2006 г. // Архив автора.]

Почти сразу же под подозрением оказалось еще несколько человек. В тот же вечер последовал приказ об отстранении от занимаемых должностей заместителя командира полка П. А. Бушмы, заместителя командира полка по воспитательной работе Матюшко и заместителя командира полка по тылу Р. А. Батретдинова. [Там же.]

Новым заместителем командира полка стал В. В. Самброс, начальником штаба — Н. М. Табанаков, заместителем командира полка по воспитательной работе — капитан 3 ранга С. А. Мозговой, заместителем командира по тылу — Л. С. Бочарников. Одновременно В. В. Самброса на посту командира спецгруппы „Москва“ заменил младший лейтенант Н. А. Кондратьев, а Н. М. Табанакова на посту командира второго батальона — капитан С. В. Субботин. [Там же.]

Что скрывалось за этими кадровыми переменами, до сих пор покрыто тайной.

Между тем Ю. В. Колосков попросил меня специально отметить, что считает отстранение Л. А. Ключникова недоразумением: свою невиновность он доказал утром 4 октября, когда вышел навстречу БТРам и был сражен пулеметной очередью. [Запись беседы с Ю. В Колосковым. Москва. 12 декабря 2006 г. // Архив автора.]

ТАМ, ЗА ОКЕАНОМ

Отмечая, что без предварительной договоренности с лидерами „семерки“ и прежде всего с США Кремль не пошел бы на государственный переворот, Р. И. Хасбулатов утверждает, что „Ельцин поспешил известить о своем последнем указе послов западных государств до того, как выступил перед своим народом, а еще раньше советовался по телефону“. [Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. Т. 1. М., 1994. С. 222.] По другим данным, когда Борис Николаевич появился на телеэкранах, текст его выступления уже находился в Вашингтоне. [В ночь, когда „Белый дом“ стал Домом Советов // Правда. 1993. 23 сентября.]

Как установила Комиссия Т. А. Астраханкиной, 2 сентября государственный секретарь У. Кристофер и президент Соединенных Штатов Америки Б. Клинтон „получили от резидентуры ЦРУ в Москве подробную информацию о подготовке Ельцина Б. Н. к антиконституционному прекращению деятельности высших органов государственной власти Российской Федерации“. [Сборник документов и материалов Комиссии Государственной думы. С. 49]

Из материалов этой же комиссии явствует, что „13 сентября 1993 года, в ходе визита в США, министр иностранных дел Российской Федерации Козырев А. В., по поручению Ельцина Б. Н., поставил в известность о намерениях Президента Российской Федерации Государственного секретаря Соединенных Штатов Америки Уоррена Кристофера и заручился его поддержкой“. [Там же.]

Перед тем как 21 сентября появиться на телеэкранах, Борис Николаевич отправил текст Указа № 1400 американскому послу Томасу Пикерингу». [Андронов И.И. Моя война. С. 345.] А в 19.00 посла уведомили, что выступление Б. Н. Ельцина состоится через час. [Тимофеев Л. Запад подписывается под указом № 1400 // Комсомольская правда. 1993. Сначала доложили в посольство США// 1993. Правда. 23 сентября. ] Тогда же А. В. Козырев собрал у себя послов стран «Большой семерки» и сообщил им о предстоящем роспуске парламента. [Юсин М. Мировое сообщество делает ставку на Бориса Ельцина // Известия. 1993. 23 сентября.]

Т. Пикеринг сразу же поставил в известность об этом Б. Клинтона, и тот позвонил Б. Н. Ельцину. [Сборник документов и материалов Комиссии Государственной Думы… С. 50.] Телефонный разговор Бориса и Билла состоялся в час ночи с 21 на 22 сентября, вечером 22-го Б. Н. Ельцин разговаривал по телефону с Ф. Миттераном. Оба выразили ему свою поддержку. [Эпоха Ельцина. С. 361. См. также: Томас Пикеринг. «Я бывал в таких переделках» (записал С. Кучер) // Комсомольская правда. 1993. 7 октября. ] Действия Б. Н. Ельцина одобрили и другие главы «семерки». [Ельцин Б.Н. Записки президента. С. 368.]

Этим самым они показали всему миру, что все их разговоры о демократии — лишь дымовая завеса, используя которую они преследуют свои корыстные цели. Как только демократия перестает играть роль инструмента для достижения этих целей, о ней забывают.

Позиция Запада имела для Кремля особое значение, так как в эти самые осенние дни 1993 г. там продолжала решаться судьба российского внешнего долга.

После обнародования «указа № 1400» из Москвы в США отправилась немногочисленная, но очень важная делегация. «…В конце сентября 1993 года, — вспоминает Б. Г.Федоров, — мы с А. Шохиным поехали на ежегодную сессию МВФ и МБРР… В стране кризис, а нам надо ехать обсуждать чисто экономические вопросы». В состав делегации входил и глава Центробанка России В. Геращенко. [Федоров Б.Г. 10 безумных лет. С. 143–144.]

Делегация вылетела в США не ранее 22-го[Там же. С. 142.]— не позднее 24 сентября[Надеин В. «Малый Совмин» убеждает Америку в быстром воскресении России // Известия. 1993. 2 октября.]. Сообщая об этом, Б. Г. Федоров забыл упомянуть, что его поездка за границу была связана не только с предстоящей в США сессией МВФ и МБРР, но и с истекающей 30 сентября восьмой отсрочкой погашения внешнего долга России «по валютным Долгам коммерческим банкам». [Калашникова Н. Западные банки согласились на отсрочку выплаты долга // Коммерсант-dail^. 1993 1 октября.]

Таким образом, начавшийся в России политический кризис опять «совпал» с важными переговорами о финансовом будущем России.

Так было в октябре 1991 г., когда Советский Союз оказался не способен платить по своему внешнему долгу и Россия вынуждена была форсировать переход к «шоковой терапии». Так было в декабре того же года, когда советские республики взяли на себя ответственность за выплату советского внешнего долга и СССР прекратил свое существование. Так было весной 1992 г., когда в парламентских кругах был поставлен вопрос об отставке правительства и США пообещали России 24 млрд. долларов. Так было летом 1992 г., когда судьба России решалась в Вашингтоне и в Мюнхене, а по Москве плыли слухи о грядущем уже осенью перевороте. Так было в конце 1992 г., когда в Париже началось обсуждение вопроса о реструктуризации советского внешнего долга, а в Москве произошла отставка Е. Т. Гайдара. Так было весной 1993 г., когда переговоры о советском внешнем долге вступили в свою решающую стадию, а в Москве заговорили об импичменте Б. Н. Ельцина. Так было летом 1993 г. накануне токийской встречи «Большой семерки», когда началась подготовка к разгону парламента.

Так было и осенью 1993 г.

Оказывается в то самое время, когда Б. Н. Ельцин еще готовился к подписанию и обнародованию указа № 1400, в американском Сенате развернулись дебаты вокруг законопроекта о предоставлении России обещанной в Ванкувере финансовой помощи. 23 сентября, когда в Москве на Ленинградском проспекте загремели выстрелы, а на Краснопресненской набережной открылся X съезд народных депутатов, в Сенате состоялось голосование по данному вопросу Законопроект был принят 88 голосами против 10 — «редкий по единодушию результат». [Дробков В. Пугающая история единовластия // Правда. 1993. 25 сентября.]

Тогда же 23 сентября в Вашингтоне состоялась встреча министров финансов и директоров центральных банков «семерки». [Калашникова Н. Россия и США договорились о реструктуризации долга// Коммерсант-daily. 1993. 2 октября. ] «…На эксклюзивную встречу министров финансов и председателей центральных банков стран „большой семерки“ в Блэр Хаузе (напротив Белого дома), — пишет Б. Г. Федоров, — пригласили только меня, а А. Шохин и В. Геращенко этой чести не удостоились» [Федоров Б.Г. 10 безумных лет С. 144.]

Очень обидно и за одного, и за другого.

Не позднее 24 сентября открылась ежегодная сессия Совета управляющих МВФи Всемирного банка. Ей предстояло специально рассмотреть вопрос о судьбе реформ в России. [Бовт Г. Ежегодная сессия МВФ и Всемирного банка. Реформы в России станут одной из главных тем обсуждения // Коммерсант-daily. 1993.25 сентября.]

«В числе вопросов для обсуждения НА ОТКРЫВШЕЙСЯ ВЧЕРА в Вашингтоне ежегодной сессии МВФ и Всемирного банка, — писал тогда Г. Бовт, — проблема содействия реформам в России. К обострившимся в последнее время разногласиям между МВФ и Москвой ПО ПОВОДУ ТЕМПОВ И СОДЕРЖАНИЯ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ, и без того не благоприятствовавшим активизации поддержки со стороны международных финансовых организаций, добавился и ПОЛИТИЧЕСКИЙ КРИЗИС В РОССИИ, УГРОЖАЮЩИЙ РАЗВАЛОМ ЕЕ ЭКОНОМИКИ, КОТОРЫЙ УЖЕ ПОСТАВИЛ, В ЧАСТНОСТИ, ВАЛЮТНУЮ БИРЖУ НА ГРАНЬ ПАНИКИ». [Там же.]

«Предоставленная МВФ России… в начале лета первая половина кредита системной трансформации в $ 1,5 млрд., — констатировала „Коммерсант-daily“, — может оказаться последним заметным финансовым вливанием Запада в российскую экономику в этом году. Вторая часть кредита поставлена в МВФ под сомнение еще в августе… Возвращение Гайдара несколько оживило надежды на то, что два остающихся в силе непременных условия МВФ — сокращение инфляции до менее 10 % в месяц, а также бюджетного дефицита до 5 % от ВВП- снова станут приоритетными целями московских реформаторов. Но последние события в Москве… эти ожидания почти развеяли. Сейчас речь даже не идет о том, чтобы к 1 октября согласовать условия выделения так называемого stand-by кредита, который является непременным условием для предоставления Парижским и Лондонским клубами новой отсрочки по долгам бывшего СССР». [Там же.]

Еще в апреле 1993 г. МВФ создал «временный фонд системной трансформации» «для поддержки реформ в бывших соцстранах». Однако до осени никакой поддержки с его стороны Россия так и не получила. Объясняя это, «Коммерсант-daily» писала: «ПРЕПЯТСТВИЯ ДЛЯ ФИНАНСОВОЙ ПОДДЕРЖКИ НАДО ИСКАТЬ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ВНЕ СООТВЕТСТВИИ ХАРАКТЕРА РЫНОЧНЫХ РЕФОРМ ТРЕБОВАНИЯ ММВФ». [Там же.]

Чтобы оценить значение этих переговоров, необходимо вспомнить, что в 1993 г. Россия должна была погасить долг в размере 38 млрд. долларов, кроме того, 18 млрд. предстояло выплатить в 1994 г. (из них 10 млрд. — Парижскому клубу). Это 56 млрд. руб. за два года. Между тем в 1993 г. Россия смогла уплатить только 2,5 млрд долларов. [Калашников И. Москва хочет добиться приемлемых условий погашения долга // Коммерсант-Daily. 1993. 9 октября.]

И хотя в апреле России удалось добиться реструктуризации части своего долга Парижскому клубу, она по-прежнему продолжала балансировать перед угрозой финансового банкротства. Отказать ей в финансовой поддержке — означало поддержать оппозицию Б. Н. Ельцину. Поддержать Б. Н. Ельцина можно было, только предоставив России обещанные кредиты или продолжив реструктуризацию ее внешнего долга.

Не с этой ли целью и был спровоцирован в Москве политический кризис?

По всей видимости, подозрения на этот счет возникли и на Западе. Об этом свидетельствует следующий эпизод, нашедший отражение в воспоминаниях Е. М. Примакова.

«24 сентября 1993 года, — вспоминает он, — я принял Дж. Морриса (имеется в виду резидент американской разведки в Москве. — А.О.)по его просьбе. Накануне ему позвонил из Вашингтона Вулси (по признанию резидента ЦРУ, сам этот факт достаточно необычен) и поручил обратиться к руководителю российской разведки с просьбой оценить происходящее в России для доклада президенту Клинтону», «не исключаю, что в Вашингтоне хотели сопоставить свою информацию с эсвээровской интерпретацией той жесткой конфронтации, которая возникла в тот момент между Президентом и парламентом». [Примаков Е..М. Годы в большой политике. С. 148.]

Действительно, факт весьма необычный. И не столько потому, что директор ЦРУ позвонил к своему резиденту в Москве по телефону, сколько потому, что обращение американского резидента к руководителю внешней разведки другого государства с подобной просьбой выглядит как обращение к своему человеку.

Если бы это было иначе, директор ЦРУ сделал бы запрос Е. М. Примакову по официальным каналам. Почему же он не пошел на это? Значит, не желал, чтобы этот шаг получил огласку. Но почему его нужно было скрывать? А потому, что на официальный запрос ЦРУ могло получить только официальную, то есть пропреизидентскую оценку происходящих в Москве событий.

Следовательно, обращаясь к Е. М. Примакову через своего резидента, директор ЦРУ рассчитывал получить неофициальную оценку. Значит, у него была уверенность, что Евгений Максимович сделает это, не поставив в известность Б. Н. Ельцина. В противном случае подобный шаг не имел смысла.

И здесь нельзя не обратить внимания еще на один, очень интересный факт. Отмечая необычность обращения директора ЦРУ к своему резиденту с таким поручением по телефону, Е. М. Примаков не видит ничего необычного в самом факте обращения американского резидента к нему с подобной просьбой.

А, впрочем, стоит ли удивляться.

30 сентября В. П. Баранников сообщил И. И. Андронову, что, по имеющимся у него сведениям, как только началась осада Белого дома, на Лубянке появились резиденты ЦРУ и «Интеллидженс сервис» и стали ездить туда как на работу. Об этом свидетельствовали их машины, появлявшиеся «во дворе нового здания Госбезопасности». [Андронов И.И. Зарубежные корни и прямое участие Запада в планировании, организации и осуществлении государственного переворота 21 сентября — 5 октября 1993 года // Московский апокалипсис. Материалы парламентских слушаний «Духовно-нравственная, морально-правовая и экономическая оценка трагических событий 21 сентября — 5 октября 1993 года и их последствий для России». Государственная дума России, 31 октября 1995 года. Под ред. Т. А. Астраханкиной. М., АО «Диамант СВ», 1996. С. 29.]318^

Когда позднее Н. М. Голушко задали вопрос, правда ли, что в эти дни «на Лубянке» «находились иностранные советники», он ответил на это так: «Чушь. Эта проблема даже не обсуждалась». [Черный октябрь// Московский комсомолец. 1998. 3 октября (интервью Н. М Голушко)]

Возможно, проблема приглашения «иностранных советников» действительно «не обсуждалась». Но факт присутствия «иностранных резидентов» осенью 1993 г. на Лубянке министр безопасности не опроверг. А приезжать туда они могли и без приглашения. Разве Е. М. Примаков приглашал Д. Морриса?

Дав «добро» на расправу с российским парламентом, Вашингтон стремился держать события в поле своего зрения. «Есть… опубликованные заявления бывших руководителей российских спецслужб, — утверждает И. И. Андронов, — о том, что они якобы отслеживали контакты между Белым домом и посольством Соединенных Штатов во время осады и накануне штурма. Многим из вас, возможно, не очень известно, что такие контакты были, и довольно интенсивные». [Андронов И.И. Зарубежные корни и прямое участие Запада в планировании, организации и осуществлении государственного переворота 21 сентября — 5 октября 1993 года // Московский апокалипсис. С. 27]

Что это были за контакты, с кем именно и с какой целью, до сих пор остается неизвестно. Но об одном из них мы можем узнать из воспоминаний самого И. И. Андронова. 22 сентября, пишет он, в Белый дом пожаловали «трое американцев»: «два высокопоставленных работника американского посольства и высший чиновник, прилетевший прямо из Вашингтона, чиновник Национального Совета разведывательных служб Соединенных штатов Марк Злотник». Что их интересовало: «Какая численность охраны Белого дома?», «Сколько у вас оружия?», «Как долго вы надеетесь продержатся?». И. И. Андронов отказался отвечать на эти вопросы и предложил гостям обратиться к спикеру. Р. И. Хасбулатов изъявил готовность принять американских гостей, но тут же раздался звонок Т. Пикеринга, и американцы исчезли. [Там же. С. 28.]

Рано утром 28 сентября началась полная блокада Белого дома, а днем того же дня, когда в США уже знали об этом, состоялось выступление А. Шохина на сессии управляющих МВФ в Вашингтоне. [Калашникова Н. Западные банки согласились на отсрочку выплаты долга // Коммерсант-daily. 1993. 1 октября. ] Поэтому, мотивируя необходимость реструктуризации внешнего долга и предоставления новых кредитов, А. Шохин имел возможность оперировать событиями в Москве: с одной стороны, угрозой реванша «противников реформ», с другой стороны, готовностью Б. Н. Ельцина использовать против этих сил самые крайние средства.

Дальнейшие переговоры на эту тему шли под аккомпанемент сообщений о не прекращающихся в столице России митингах, о кровавых столкновениях на улицах города и даже о возведении баррикад. Все это не могло не влиять на ход переговоров.

«На этот раз, как сообщил журналистам г-н Шохин, банкиры дали принципиальное согласие не ограничиваться очередной кратковременной мерой, а пойти на реструктуризацию долга на основе „базовой схемы“ Парижского клуба. По предварительной договоренности (детали будут уточнены на совещании банкиров во Франкфурте) России предоставляется отсрочка на 5 лет, в течение которых с нее не будут взиматься платежи как по обслуживанию, так и по самому долгу, который должен быть выплачен в течение последующих Шлет (выплаты должны производиться каждые полгода)». [Калашникова Н. Западные банки согласились на отсрочку выплаты долга//Коммерсант-daily 1993. 1 октября.]

Подобным же образом развивались события и вокруг кредита, обещанного России США в Ванкувере. «Мы — признается в своих воспоминаниях Б. Клинтон, — использовалиэтоткризис, чтобы добиться активизации поддержки нашей комплексной программы помощи России». [Клинтон Б. Моя жизнь С 614.] Обратите внимание, американский президент не скрывает того, что для давления на своих противников он использовал политический кризис в Москве.

29 сентября, как мы помним, появилось решение Всесибирского совещания. В тот же день палата представителей американского Конгресса 321 голосом против 108 одобрила «комплексную программу помощи России». [Там же.]

Для того чтобы она приобрела силу закона, требовалось ее одобрение Сенатом. 30 сентября в Вашингтоне стало известно о том, что российский парламент получил поддержку большинства регионов. Это означало, что в ходе затянувшегося противостояния Б. Н. Ельцин оказался перед угрозой утраты контроля над страной. Затем пришло сообщение о «митинге на Лубянке». В тот же день 87 голосами против 11 «комплексную программу помощи России» поддержал Сенат[Там же.]

Вечером того же дня (по американскому времени, когда у нас уже была ночь) Б. Г. Федоров и министр финансов США Ллойд Бентсен подписали соглашение о «реструктуризации российского долга США». [Калашникова И. Россия и США договорились о реструктуризации долга// Коммерсант-daily. 1993. 2 октября.]

Таким образом, к концу сентября дамоклов меч «финансового банкротства», на протяжении двух последних лет висевший над Россией, на некоторое время был отведен в сторону.

1 октября, в пятницу, переговоры завершились. На следующий день Б. Федоров отправился в обратный путь. Из Вашингтона он вылетел в Лондон, оттуда — в Москву[Федоров Б.Г. 10 безумных лет С 144.]

Россия получила финансовую передышку. Теперь она должна была показать Западу, что на пути диктуемых ей «рыночных реформ» больше не будет сопротивления.

Первым и главным условием этого был разгром парламента как центра оппозиции.

«В ПОИСКАХ КОМПРОМИССА»

28 сентября в Москву из США вернулся патриарх Алексий II.

В аэропорту «Шереметьево» он провел пресс-конференцию, на которой заявил: «Я буду обращаться ко всем ветвям власти в России, чтобы убедить их найти разумный компромисс». [28 сентября. Восьмой день противостояния // Век XX и мир. 1993 № 7- 12. Хроника событий. С. 133.] После этого X съезд обратился к патриарху с просьбой взять на себя роль миротворца. [Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. Т. 1 С. 282–284; РуцкойА.В.Кровавая осень. С. 251–253]

29 сентября он встретился с В. Д. Зорькиным, Ю. М. Лужковым и некоторыми общественными деятелями, после чего обратился к С. А. Филатову с просьбой о встрече с президентом. [Филатов С.А. Совершенно несекретно. С. 292–293.]

И хотя Б. Н. Ельцин дал согласие на это, Кремль не собирался идти на уступки. В тот же день В. Ф. Шумейко провел пресс-конференцию, на которой заявил: «Надежды на то, что бывший Верховный Совет самостоятельно прекратит свою деятельность уже нет… Сегодня проходит заседание Совета безопасности и один из вопросов на нем — о мерах, необходимых для нейтрализации опасной ситуации у здания бывшего Верховного Совета». «Никакого возврата к так называемому „нулевому варианту“ и компромиссу с бывшим Верховным Советом уже не будет, пока существуют это правительство и этот президент». [Кононенко В.В. Шумейко правительство против одновременных выборов парламента и президента // Известия. 1993. 30 сентября.]

В ночь с 29 на 30 сентября примерно в 00.50 «по радио из здания мэрии Москвы, со ссылкой на ОМОН, была распространена не соответствовавшая действительности информация», будто бы сторонники Белого дома планируют вооруженные нападения на городские объекты.

Всвязи с этим «к утру в район Дома Советов были выдвинуты 12 БТРов». [Сборник документов и материалов Комиссии Государственной думы… С. 121.] Одновременно МВД продолжало стягивать в Москву омоновцев со всей страны. «Зачем им в Москве эти отряды, — отмечал Р. И. Хасбулатов, — если „они“ желают достигнуть успеха в переговорах?». [Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. Т. 2. С. 293]

30 сентября в 16.00 в Кремле Б. Н. Ельцин встретился с патриархом. Патриарх предложил посредничество в переговорах между правительством и парламентом. Б. Н. Ельцин поддержал эту идею и назвал состав кремлевской делегации. В нее вошли: Ю. М. Лужков, О. Н. Сосковец и С. А. Филатов. [Филатов С.А. Совершенно несекретно. С.293.]

От Белого дома на переговоры были делегированы Р. Г. Абдулатипов и В. С. Соколов. [Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. Т. 1. С. 285] Перед этим состоялось совещание. Кроме них, в нем приняли участие В. А. Агафонов, В. А. Ачалов, В. П. Баранников, Ю. М. Воронин, А. Ф. Дунаев, А. В. Руцкой, Р. И. Хасбулатов. Принятое решение гласило, что «руководство Верховного Совета, ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТ ВСТУПАЮТ В ПЕРЕГОВОРЫ С ПРЕЗИДЕНТОМ И ПРАВИТЕЛЬСТВОМ РФ БЕЗ ПОСРЕДНИКОВ». [Руцкой А..В.Кровавая осень. С. 330–331.]

Иначе говоря, предполагалось, что переговоры могут начаться только при условии возвращения к положению до 21 сентября. Р. Г. Абдулатилов и В. С. Соколов должны были лишь подготовить встречу А. В. Руцкого и Р. И. Хасбулатова с Б. Н. Ельциным и В. С. Черномырдиным.

Вечером 30 сентября представители Белого дома в кабинете О. Н. Сосковца на Старой площади встретились с представителями кремлевской делегации. В половине первого ночи они отправились в Белый дом и, вернувшись оттуда около 2 часов ночи, в 2.40 подписали «протокол № 1». [Филатов С.А. Совершенно несекретно. С. 293–295.]

В 4.30 В. С. Соколов вернулся из мэрии, появился в кабинете А. В. Руцкого и сообщил о подписании «протокола № 1», в котором было только два пункта: а) Белый дом сдает оружие, б) Кремль снимает блокаду. [Руцкой А.В. Кровавая осень. С. 332–333.]

Выдвинув в качестве первого условия переговоров сдачу парламентом оружия, Кремль направил к Белому дому «четыре колонны войск с бронетехникой дивизии им. Дзержинского». Они появились у Белого дома 1 октября уже в 6.40 утра. [Там же. С. 334.]

1 октября в 9.00 началось заседание Президиума Верховного Совета, на котором подписанный «протокол № 1» был совершенно справедливо охарактеризован как договор о капитуляции парламента. [Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. Т. 2. С. 298. Перед этим состоялось заседание Военного совета, в котором участвовали В. А. Ачалов, В. П. Баранников, А. Ф. Дунаев, А. М. Макашов. Он отклонил «протокол № 1» (Руцкой А. В. Кровавая осень. С. 334). ] Дело в том, что в «протоколе № 1» ни слова не говорилось об отмене указа № 1400. Р. Абдулатипов и В. Соколов поставили под ним свои подписи не как руководители Верховного Совета, а как обычные граждане. По существу, это означало молчаливое признание ими того, что с 21 сентября парламент не существует, а в Белом доме находятся «самозванцы».

«Когда Вы с Соколовым докладывали о результатах переговоров, — писал позднее Р. И. Хасбулатов, обращаясь к Р. Абдулатипову, — я не упрекал Вас. Даже попытался сгладить резкие высказывания Ю. М. Воронина. К чему? Дело было сделано. Подумайте хотя бы сейчас: председатели двух палат Верховного Совета согласились на полную капитуляцию высшего органа государственной власти в обмен… на что? Ни на что! В Ваших „протоколах“ не было ни единого слова об отмене Указа № 1400. Разве Вы забыли, что, в соответствии с этим Указом, после восьми часов вечера 21 сентября перестали существовать Верховный Совет, Съезд депутатов, Конституционный суд и т. д.? В каком тогда качестве Вы подписывали „протоколы“?… Ведь Вас уже „не существовало“ как председателей палат ВС. Для другой-то стороны Ваши подписи не имели никакого значения — точно так же, как и выполнение X Съездом условий этих протоколов не создавало для Кремля никаких обязательств, пока не был отменен Указ № 1400! Ведь чтобы вести какие-то полноценные, обязывающие обе стороны переговоры и достигать конкретных целей в соглашениях, стороны должны обладать правами. Указ № 1400 лишил абсолютно всех прав Верховный Совет, его руководство, Съезд депутатов, как высший орган государственной власти. Мы в одночасье оказались „лицами без гражданства“, людьми, сидящими в темноте, с отключенными телефонами (и даже неработающими туалетами). Понимаете ли Вы это?., „переговоры“ Кремль истолковывал только как пропагандистский трюк». [Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. Т. 2. С. 272–273.]

После того как Президиум Верховного Совета дезавуировал «протокол Соколова — Абдулатипова», съезд народных депутатов утвердил новый состав парламентской делегации. В нее вошли Ю. М. Воронин (руководитель), В. А. Домнина, Н. Д. Огородников и Р. Чеботаревский. [Там же. С. 298.]

Переговоры начались в 10.30 в резиденции патриарха, Свято-Дан иловом монастыре. Через некоторое время их приостановили, так как парламентская делегация потребовала прежде всего восстановления жизнеобеспечения Белого дома. В 14.00 Ю. М. Воронин вернулся и сообщил, что соглашение «о востановлении электро- и водоснабжения Белого дома» достигнуто, но за это Кремль требует немедленной сдачи оружия. [Там же. С. 299.]

По всей видимости, во время этого перерыва в Белый дом пожаловали «гости», среди которых был С. А. Филатов. Один из служащих департамента охраны Дома Советов по имени Андрей вспоминал: «1 октября в Белый дом приезжал руководитель администрации президента Сергей Филатов. Он ходил по Белому дому и всем говорил: „Выходите, вам ничего не будет“. А нам, кадровой охране Белого дома, сказал: „Вы, ребята, оставайтесь. Ваша задача — сохранение материальных ценностей Белого дома“. Я подумал:… когда „Альфа“ ворвется, мы просто не успеем им объяснить, зачем остались, — нас пристрелят раньше. А тут еще баркашовцы начали: „Если вы уйдете, мы будем в спину вам стрелять“. Не знаешь, что и делать». [Макаров Д. Ельцин и Руцкой напились… ну и отчудили //Аргументы и факты. 2002. 2 октября.]

Затем переговоры возобновились. В 16.20 Ю. М. Воронин сообщил, что достигнуто соглашение, по которому Кремль отводит от Белого дома войска, а Белый дом складирует под контролем Кремля свое оружие. [Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. Т. 2. С. 299.]

1 октября состоялось заседание Священного Синода Русской православной церкви. Синод «пригрозил анафемой всякому, кто прольет невинную кровь своих соотечественников: „Властью, данной нам от Бога, мы заявляем, что тот, кто поднимет руку на беззащитного и прольет невинную кровь, будет отлучен от церкви и предан анафеме“». [Воронин Ю.М. 1) Расстрелянная Россия. 1995. С. 153–155; Стреноженная Россия. М., 2003. С. 506.]

А пока в Свято-Даниловом монастыре шли переговоры, на улицах столицы продолжались «блуждающие митинги»: у метро «Баррикадная», «Киевская», «Смоленская». [Козлов Е.А. На митингах в Москве // Коммунист Лени града. 1993. № 5. 6 ноября.]

В 17.00 очередной митинг в поддержку Верховного Совета начался на площади Восстания. По свидетельству петербургского журналиста Константина Анатольевича Черемных, к назначенному времени собралось около ста человек. [Запись беседы с журналистом Константином Анатольевичем Черемных. СПб. 1 мая 2006 г. По телефону // Архив автора. ] В 18.00 появилась милиция и разогнала митингующих. [Хроника // Газета. 2003 3 октября.]

Вспоминая это событие, К. А. Черемных отметил несколько бросившихся ему в глаза деталей. Во-первых, когда митинг уже начался, на площади одновременно появилось несколько десятков парней, одетых в черные кожаные куртки. Во-вторых, именно эти молодые люди первыми вступили в драку с милицией и начали возводить баррикады. А в-третьих, на удивление откуда-то сразу же появился необходимый «строительный материал». [^ Запись беседы с журналистом Константином Анатольевичем Черемных СПб. 1 мая 2006 г. По телефону // Архив автора]

Последнее обстоятельство нашло отражение и в воспоминаниях лидера «Трудовой России». «1 октября, — вспоминает В. И. Анпилов, — мы перекрыли Садовое кольцо у площади Восстания. УЛИЦЫ И ДВОРЫ В ОКРУГ БЫЛИ ПУСТЫМИ. ПЕРЕГОРАЖИВАТЬ ДОРОГУ ВРОДЕ БЫ БЫЛО НЕЧЕМ. НО КАК ТОЛЬКО ЦЕЛЬ ПОЯВИЛАСЬ, ВСЕ НАШЛОСЬ — компрессор какой-то как из-под земли выкопали, люльки со строительных лесов сняли, старые шины обнаружили, скамейки. За 15 минут была построена баррикада, которая остановила движение по Садовому кольцу». [Момент истины // Завтра 1998. 29 сентября (интервью В И. Анпилова).]

Полная картина событий этого дня еще ждет своего исследователя. По утверждению Р. И. Хасбулатова, в этот день дело не ограничилось избиениями, было «убито БОЛЕЕ 10 ЧЕЛОВЕК — женщины, пенсионеры, молодые люди». [Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. Т. 2 С. 304.]

Однако до сих пор нам известна только одна фамилия. Это слесарь котельной Верховного Совета Валентин Алексеевич Климов. [Иванов И. Анафема. С. 135.]

1 октября, по всей видимости вечером, состоялось заседание Штаба ФНС с участием В. Уражцева. А. В. Крючков предложил следующий план: организовать 2 октября митинг у МИДа и направить митингующих к Дому Советов. [Козлов Е.А. На митингах в Москве // Коммунист Ленинграда. 1993 № 5 6 ноября] Об истинном смысле этой акции свидетельствует листовка Политсовета РПК, выпущенная в тот же день 1 октября. В ней выдвигалось требование СНЯТЬ ОСАДУ БЕЛОГО ДОМА и поставить радио и телевидение под контроль народа, сформировать правительство «народного доверия», «привлечь» Б. Н. Ельцина «к ответственности по закону». [Там же. Листовки Белого дома. С. 147.]

Утром 2 октября «погода улучшилась, — вспоминает А. Залесский, — потеплело, выглянуло солнце… В здании включили электричество. В буфетах вновь появился горячий чай и кофе, бутерброды с копченой колбасой. С утра через пропускной пункт хлынул нескончаемый поток журналистов. Потеплело и на душе. Хотя не было уверенности, что произошел поворот в лучшую сторону, но так уж устроен человек: пока живет, надеется». [Залесский А. Конец Дома Советов (воспоминания очевидца) // Наш современник. 2003. № 9. С. 212.] Насколько удалось установить, электричество появилось в Белом доме около 10.00, а журналисты в 11.00. [Хроника // Газета. 2003. 3 октября.]

К этому времени уже шло очередное заседание съезда народных депутатов, окончательно превратившегося в митинг. Одним из первых на этом заседании выступил «владыка Кирилл», после чего он уехал с Ворониным, Валентиной Домниной и Равкатом Чеботаревским в Свято-Данилов монастырь на переговоры. [Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. Т. 2 С. 301.]

«Камнем преткновения, — утверждает А. Залесский, — оказался вопрос о сдаче оружия. Правительственная сторона требовала сдачи оружия ей. Верховный Совет и Руцкой предлагали сдать его под контролем двухсторонней комиссии на склад Дома Советов, то есть туда, где оно хранилось раньше, снять милицейское оцепление и ПРЕДОСТАВИТЬ ПАРЛАМЕНТУ ЭФИР для объяснения народу своей позиции». [Залесский А. Конец Дома Советов (воспоминания очевидца) // Наш современник 2003 № 9. С. 212]

Однако приехавшие в 14.00 из Свято-Данилова монастыря в Белый дом Ю. М. Воронин и адмирал Р. Чеботаревский информировали спикера о том, что яблоком раздора стал «указ № 1400», отменять который и, следовательно, признавать представителей Белого дома представителями парламента Кремль отказался. [Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. Т. 2. С 301.] Единственное, что удалось в тот день — подписать «программу мер по нормализации обстановки вокруг Белого дома». [Хроника // Газета. 2003. 3 октября.]

Когда в 15.00 Р. И. Хасбулатов начал свой «традиционный брифинг для журналистов», то обратил внимание, что их было в два раза меньше, чем обычно. «Оказывается, западные посольства… предписали своим журналистам немедленно покинуть Парламентский дворец». [Хасбулатов Р.И.Великая российская трагедия. Т. 2. С. 302]

Это свидетельствовало о том, что иностранные дипломаты или не верили в положительный исход переговоров, или же заранее были проинформированы, что они закончатся неудачей.

ГЕНЕРАЛЬНАЯ РЕПЕТИЦИЯ

И действительно, главные события в тот день разворачивались не в Белом доме, не в Кремле и не в Свято-Даниловом монастыре, а на улицах столицы.

В субботу 2 октября мэрия организовала празднование 500-летия Арбата. [Анпилов В.И. Наша борьба С. 124. Махаиский Э.3. Две недели на площади… // Сайт «Октябрьское восстание 1993 года». ] А на Смоленской площади с 11.30 начали собираться участники запланированного митинга. [Москва, осень-93. С. 318.]

Место для митинга было выбрано очень «удачно»: с одной стороны, прямо под окнами Министерства иностранных дел, что сразу же позволяло привлечь к нему внимание из-за рубежа, с другой стороны, в непосредственной близости от парламента, что позволяло направить митингующих на прорыв блокады Белого дома.

Одним из первых — в 9.30 — на Смоленской площади появился В. И. Анпилов. К этому времени площадь уже была оцеплена милицией, движение по Садовому кольцу перекрыто плотными рядами ОМОНа в странной камуфляжной форме: черные пятна на светло-голубом фоне. Народный язык тут же подобрал к ним точное словцо: «крапатые». Оказалось, это был ОМОН, переброшенный в Москву из родного города Ельцина — Свердловска. «От „крапатых“, — пишет В. И. Анпилов, — несло чесноком и уральской самогонкой». [АнпиловВ.И. Наша борьба. С. 124]

Надо отдать должное Виктору Ивановичу. Не всякий политик так хорошо разбирается в самогоне.

С самого же начала события стали развиваться не так, как планировались. Митинг еще не успел начаться, как «Анпилов, — вспоминает один из его участников, — зачем-то отвел своих в сторону гастронома. В сквере против МИДа нас осталось около батальона». [Озеров В. Черный август// Мысль. 1993 № 20–21 (42–43). С. 5.] По некоторым данным, В. И. Анпилов увел за собою около 300 человек, а в сквере вместе с A. В. Крючковым осталось 600–700 человек. [Из хроники событий вокруг Белого дома // Бюллетень Левого информцентра. 1993. № 39 (92).]

«На митинг ФНС, — вспоминает В. И. Анпилов, — через дорогу от МИДа, пропускали только с Андреевскими флагами, „красных“ же оттеснили от „патриотов“ и прижали к самой стене высотного здания». [Анпилов В.Я. Наша борьба. С. 123–124.]

Из числа выступавших на митинге ФНС можно назвать B. Аксючица, В. Алксниса, Б. М. Гунько, А. Калинина, В. Г. Уражцева. Особо следует выделить выступления лидеров РПК А. В. Крючкова и Е. А. Козлова. Призвав собравшихся оказывать помощь штабу ФНС, «предоставив в его распоряжение автотранспорт, радиостанции и другую технику», А. В. Крючков в полном соответствии с принятым накануне решением предложил направитьсяк «Беломудому» и образовать там «живую цепь снаружи вокруг оцепления», «выставив постоянный пикет на мосту напротив Дома Советов». [Из хроники событий вокруг Белого дома // Бюллетень Левого информцентра. 1993 № 39 (92).]

На митинге была принята резолюция, которую зачитал Е. А. Козлов. В ней содержались следующие требования: «1) вывести из Москвы подразделения ОВД; 2) проведение одновременных выборов в марте; 3) избирательные комиссии должны контролироваться совместно Верховным Советом и Советом Федерации; 4) гарантом демократических выборов народных депутатов должно являться правительство национального доверия; 4) отстранение Ельцина от власти либо вообще ликвидация поста президента; 5)деблокирование Верховного Совета». [Козлов Е.А. На митингах в Москве // Коммунист Ленинграда 1993 № 5.6 ноября.]

В 13.00, когда митинг уже подходил к концу, появились омоновцы и начали вытеснять митингующих из сквера. [Аксючиц В.В. «России в этот хомут не пролезть» // Путь. 1993. № 10–11 (30). ] «На нас, — пишет один из участников митинга, — наваливается батальон ОМОНа. Не принимая боя, отходим к Бородинскому мосту. Они — следом. Мы потопали, волоча их за собою и следя, чтобы не отставали, на Киевский вокзал». Здесь одни «растворились в толпе» [Озеров В. Черный октябрь// Мысль. 1993. № 20–21 (42–43). С 5.], другие попытался продолжить митинг[Аксючиц В.В. «России в этот хомут не пролезть» // Путь. 1993. № 10–11 (30).].

Однако не все митингующие из сквера отошли к Киевскому вокзалу. Часть людей вместе с И. В. Константиновым переместились в сторону МИДа и влились в толпу митингующих под руководством «Трудовой России». [Запись беседы с И. В Константиновым. Москва. 8 июня 2006 г. // Архив автора.]

Здесь для митинга была выбрана «временная сцена», сооруженная к празднику у ресторана «Арбат» на пересечении Арбата и Садового кольца, через дорогу от Министерства иностранных дел. Рядом, «там, где Арбат выходит на Смоленскую площадь», сооружалась еще одна «временная сцена», но «достроить ее не успели. У сцены валялись арматура, железные уголки, другие крепежные детали: готовое оружие для самообороны. Между недостроенной сценой и углом здания МИД остался проход шириной метра в полтора». [Анпилов В.И. Наша борьба С. 124.]

Главную роль здесь играли лидеры «Трудовой России»: Виктор Анпилов, Владимир Гусев, Игорь Маляров и Борис Хорев, [Там же С. 123–124] кроме них, среди выступавших были Валерий Иванович Скурлатов, Виталий Георгиевич Уражцев, Владимир Макарович Якушев. [Махаиский Э.3. Две недели на площади… // Сайт «Октябрьское восстание 1993 года».]

По некоторым данным, около 14.00 появились бойцы спецназа Софринской бригады. Они «без излишней жестокости» начали теснить митингующих с Садового кольца на Арбат. Затем к ним на помощь пришел ОМОН. И тогда у впадения Арбата в Садовое кольцо раздались «оглушительные вопли попадавших под удары женщин». [Из хроники событий вокруг Белого дома // Бюллетень Левого информцентра. 1993. № 39 (92)]

«…Когда „крапатые“ побежали с дубинками наперевес на 'Трудовую Россию, — пишет В. И. Анпилов, — явно надеясь „размазать“ нас по стене высотного здания, по этому узкому проходу удалось увести людей из-под удара, а затем метанием гаек, болтов отсечь разъяренный ОМОН от людей… Наши тут же овладели недостроенной сценой и подняли над ней Красный флаг, как над баррикадой». [Анпилов В.И. Наша борьба. С 124.]

«„Крапатые“, — вспоминает В. И. Анпилов, — предприняли вторую попытку прорваться в наш тыл с Арбата, теперь уже и со стороны гастронома „Смоленский“, и это им удалось. В наших рядах оказались два безногих инвалида: один ветеран войны, другой помоложе… Один из „крапатых“ настиг инвалида помоложе и страшным ударом дубинки по голове свалил его с костылей». [Там же.]

По некоторым данным, омоновцу, сбившего инвалида с ног, этого показалось мало и он ударил его еще ногой, в результате чего «проломил ботинком голову». [Из хроники событий вокруг Белого дома // Бюллетень Левого информцентра. 1993. № 39 (92)] «Мужики! Бей их арматурой!» — закричал высокий, статный Валерий Сергеев, подполковник запаса пограничных войск, и взял в руки полутораметровый «уголок». [АнпиловВ.И. Наша борьба. С. 124]

Почти мгновенно была разобрана «временная сцена, сооруженная для праздника Дня Арбата, и в ход пошли стальные трубы и профили. Контратака была яростной, и ОМОН, потеряв до 25 человек, бежал с поля боя. Садовое кольцо перекрыли баррикады и пылающие костры». [Ильин М. Черный октябрь // Октябрьское восстание 1993 года.]

На помощь омоновцам был брошен батальон внутренних войск. В это время у метро «Смоленская» находилась «огромная толпа молодежи», которую с трудом сдерживало милицейское оцепление. «Увидев бегущих на нее солдат с дубинками, — пишет В. И. Анпилов, — молодая, упругая пружина распрямилась и сама пошла в контратаку». «Кулаками, камнями молодые смяли хорошо экипированного противника, обратили его в бегство и освободили всю проезжую часть Садового кольца от проспекта Калинина до Смоленской площади». [Анпилов В.И. Наша борьба С 124, 131.]

«Спецназовцы, экипировавшись щитами и шлемами, — сообщал корреспондент Левого информцентра, — вновь пошли в наступление, но были отогнаны градом камней. Демонстранты перекрыли движение на Садовом кольце, и там появились баррикады». [Из хроники событий вокруг Белого дома // Бюллетень Левого информцентра. 1993. № 39(92). ] Появились они и на Арбате. [Анпилов В.И. Наша борьба. С. 131] Причем, если верить очевидцам, баррикады появились «в мгновение ока» [Там же. ], «выше, чем у Дома Советов» [Из хроники событий вокруг Белого дома // Бюллетень Левого информцентра. 1993. № 39(92).]. И снова из ничего.

Возведение баррикад объяснить нетрудно. Труднее объяснить, зачем возле них среди белого дня стали разводить костры, причем из непонятно откуда взятых автомобильных покрышек, дающих, как известно, больше дыма, чем тепла и огня. Зато картина получилась впечатляющая. Особенно для журналистов, для теле- и кинооператоров: Смоленская площадь, баррикады и поднимающиеся из-за них вверх на фоне Министерства иностранных дел языки красного пламени и клубы черного дыма.

На Смоленской площади К. А. Черемных тоже заметил, как в толпу митингующих влилось несколько десятков человек в черных кожаных куртках, которые, как и на площади Восстания, первыми вступили в сражение с ОМОНом, а затем начали возводить баррикады. [Запись беседы с журналистом Константином Анатольевичем Черемных. СПб. 1 мая 2006 г. По телефону // Архив автора]

По свидетельству Э. 3. Махайского, одна баррикада пересекала Садовое кольцо у Арбата, а вторая — у выхода со станции метро «Смоленская». «Над баррикадой, расположенной ближе к Арбату, — вспоминает очевидец, — развевались три черно-желто-белых флага, один андреевский и транспарант: „Мы русские! С нами Бог!“, а над другой баррикадой — красный флаг». [Махайский Э.3. Две недели на площади… // Сайт «Октябрьское восстание 1993 года»]

На недостроенной сцене, снова начался митинг. [Анпилов В.И. Наша борьба. С. 131.]

В 17.05 было сделано объявление, что «достигнута договоренность»: омоновцев отводят, митингующие уходят. Однако эта договоренность почему-то осталась невыполненной. В 19.40 В. Г. Уражцев снова сообщил, что им и И. В. Константиновым достигнуто соглашение с руководителем оцепления полковником Г. Н. Фекличевым о прекращении митинга. В 21 час большая часть митингующих во главе с И. В. Константиновым построилась в колонну и организованно ушла. К этому времени на площади находилось около 1500 человек. [Из хроники событий вокруг Белого дома // Бюллетень Левого информцентра 1993 № 9(92).]

Ходили слухи, что 2 октября на Смоленской митингующие «потеряли до 80 человек ранеными и убитыми». [Ильин М. Черный октябрь // Октябрьское восстание 1993 года. ] А вообще с 27 сентября по 2 октября около тысячи человек обращались «в травмопункты за медицинской помощью». Причем среди пострадавших было «больше 200(!!!) женщин и даже 9-летняя девочка, которой у метро „Баррикадная“ омоновец одним ударом дубинки сломал ключицу и нанёс сотрясение мозга». [Шурыгин В. Отморозки // Завтра. 2003 8 октября. ] Но все эти данные нуждаются в проверке.

Оценивая позже значение субботних событий, И. В. Константинов отметил две важные черты: во-первых, впервые митингующие от обороны перешли к нападению, а во-вторых, до этого дня ни одно уличное сражение не достигало такого ожесточения. [Запись беседы с И. В. Константиновым. Москва. 8 июня 2006 г. // Архив автора.]

На мой взгляд, в событиях 2 октября на Смоленской площади более важным являлось другое. Как уже отмечалось, В. И. Анпилов собрал на свой митинг всего несколько сот человек. Самая большая цифра, которую называют участники и очевидцы тех событий, — полторы тысячи человек.

При желании МВД имело возможность разогнать собравшихся в течение нескольких минут. С этим вполне мог справиться батальон ОМОНа. Однако митингующие держались в центре столицы, на одной из самых оживленных магистралей города, возле Министерства иностранных дел почти десять часов.

Следовательно, этот очаг напряжения был нужен Кремлю.

И действительно, на протяжении всей субботы не только отечественные, но и зарубежные СМИ рассказывали о «мятежниках», которые вышли на улицы в центре Москвы, показывали горящие баррикады и клубы черного дыма от подожженных автомобильных шин. И все это сопровождалось комментариями о бесчинствах и насилии сторонников Белого дома.

И. В. Константинов прав, события 3 октября начались в воскресенье 2-го. Это была и генеральная репетиция, и хорошо продуманная психологическая провокация.

Несмотря на то что Совет патриотических сил накануне планировал этот митинг, развитие событий пошло по другому сценарию. Е. А. Козлов утверждает, что он пытался перехватить митингующих, которых В. Г. Уражцев повел к Киевскому вокзалу, чтобы направить их к Белому дому. Но сделать это ему не удалось, хотя накануне В. Г. Уражцев одобрил план А. В. Крючкова и даже поставил ему за него пять с плюсом. [Козлов Е.А. На митингах в Москве // Коммунист Лени града. 1993. № 5 6 ноября]

Не сумев вернуть возглавляемую В. Г. Уражцевым колонну, Е. А. Козлов отправился к Дому Советов. И тут, видя, как со Смоленской площади поднимаются клубы черного дыма, он вдруг подумал: а не является ли все это провокацией. Вступив в переговоры с находившимися в оцеплении в районе американского посольства дзержинцами, Е. А. Козлов вдруг услышал от одного из бойцов, что завтра все это закончится. [Запись беседы с Е. А. Козловым. С.-Петербург. 26 апреля 2006 г // Архив автора.]

Евгений Александрович не знал тогда, что в тот же день был перехвачен радиоразговор высшего милицейского начальства, в ходе которого упоминалось подготавливаемое на воскресенье Всенародное вече, а далее говорилось: «В понедельник утром все будет кончено». [Руцкой АВ. Кровавая осень. С. 375.]

Не знал Евгений Александрович тогда и того, что накануне сотрудники милиции передали казакам, охранявшим баррикаду на Дружинниковской улице, еще более важное сообщение: 3 октября Белый дом будет разблокирован, но «фиктивно», в результате «прорыва восставшего народа». [Бузгалин А., Колганов А. Кровавый октябрь в Москве. Хроника, свидетельства, анализ событий. 21 сентября — 4 октября 1993 г. 2 изд М, 1994. С. 47.]

Получив у Белого дома тревожную информацию, Е. А. Козлов поспешил в штаб-квартиру РПК на улицу Климашкина и здесь не только поделился с А. В. Крючковым полученными сведениями, но и высказал свои сомнения: не заманивают ли их в ловушку, не провоцируют ли специально на активные действия, чтобы затем применить силу, а пролившуюся кровь списать на коммунистов. А. В. Крючков назвал эти рассуждения «чепухой». [Запись беседы с Е А. Козловым. С — Петербург. 26 апреля 2006 г. // Архив автора]

С улицы Климашкина Евгений Александрович отправился в Краснопресненский Совет, где царила эйфория по поводу событий на Смоленской площади. [Запись беседы с Е. А. Козловым. С — Петербург 5–7 июля 2006 г // Архив автора.]

То ли здесь, то ли в штаб-квартире партии что-то произошло, о чем Евгений Александрович рассказывать пока не хочет. Мне удалось вытянуть из него только два, но очень важных свидетельства. Во-первых, одна из задач, которая ставилась А. В. Крючковым на следующий день, — это прорыв блокады Белого дома. А во-вторых, при обсуждении предстоявших в воскресенье событий он, Е. А. Козлов, заявил, что участвовать в них не будет. [Там же.]

А поскольку вопрос о деблокировании обсуждался и раньше, можно предполагать, что 2 октября рассматривались более радикальные действия, о которых Евгений Александрович говорить пока не желает.

В связи с этим нельзя не отметить, что в рассматриваемое время одним из ближайших соратников А. В. Крючкова и его другом был Павел Павлович Николаев. «Пал Палыч» обычно ходил в форме офицера милиции, принимал участие в создании РПК, входил в состав ее ЦИК и не скрывал от товарищей по партии, что являлся действующим офицером Министерства безопасности. А. В. Крючков внимательно прислушивался к его советам и рекомендациям. Поэтому некоторые смотрели на П. П. Николаева как на «серого кардинала».

Но тогда возникает вопрос: не направляло ли через него деятельность РПК Министерство безопасности? По свидетельству одного из членов этой партии, А. В. Крючков, видимо, задумывался над этим, но пытался вести свою собственную игру. Так ли это было на самом деле, сказать сейчас трудно.

Когда 2 октября, уже после 19.00, сведения о сражении на Смоленской площади достигли Белого дома, Р. И. Хасбулатов поставил вопрос онеобходимости «переходить к решительному противодействию путчистам». Наступает «решающий этап», заявил он, «нужен всплеск негодования людей и действия власти — законной власти. Но без кровопролития. Без угрозы применения оружия». [Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. Т. 2. С. 302]

2 октября А. В. Руцкой подписал указ № 31 «О Президиуме Совета министров — правительстве Российской Федерации», которым «за поддержку антиконституционных действий Ельцина Б. Н. освободил от занимаемых должностей Председателя Совета министров — Правительства Российской Федерации Черномырдина В. С, Гайдара Е. Т., Шумейко В. Ф., Лобова О. И., Шахрая С. М., Заверюху А. X., Геращенко В. В., Сосковца О. Н., Квасова В. П., Козырева А. В., Федорова Б. Г., Шохина А. Н., Чубайса А. Б., Ярова Ю. Ф.». [Сборник документов и материалов Комиссии Государственной думы С. 134] Одновременно был поставлен вопрос о создании нового правительства. [Костиков В.В. Роман с президентом. С 244–245.]

Этот шаг имел чисто демонстративный характер, поскольку власть и. о. президента не распространялась дальше Краснопресненской набережной.

Подобный же демонстративный характер имел и призыв Р. И. Хасбулатова к регионам «„воздействовать“ на власти блокированием железных дорог, перекрытием нефтепроводов, коммуникаций». [Хроника // Газета. 2003. 3 октября]

Заканчивая этот день, спикер отметил в своем «рабочем дневнике»: «Сажусь писать краткую исповедь-письмо о причинах переворота. Возможно, нас здесь всех перебьют». [Хасбулатов Р.И. Великая российская трагедия. Т. 2. С. 304.]

Эта запись была сделана не случайно. По свидетельству М. Ройза, в ночь с 2 на 3 октября руководители Белого дома обсуждали возможность штурма Белого дома, который ожидался в 4 часа утра следующего дня. [Ройз М. Кровавый пасьянс. С. 214.]

По всей видимости, после этого Р. И. Хасбулатов выступил с обращением к армии, в котором, повторив характеристику событий 21 сентября как государственного переворота, напомнив об отрешении Б. Н. Ельцина от должности президента, заявил:

«Б. Ельцин, преступив закон и присягу в верности Конституции, продолжает чинить произвол и беззаконие по всей стране. К Дому Советов подтягиваются все новые воинские формирования, он опоясан колючей проволокой… По всей Москве идут митинги и массовые избиения митингующих. Уже есть жертвы… Дорогие товарищи! Вы принимали присягу на верность народу и Конституции — так защитите народ и Конституцию! Приходите на площадь Свободной России… Сохранять нейтралитет в таких условиях — это означает отдать на растерзание путчистам и их приспешникам свой народ». [Иванов И. Анафема. С 140.]

Так начинался роковой день 3 октября 1993 года.