Четверо суток дороги.

24 июня, наконец, Москва. Здесь на вокзале А.И.Солженицына встречали Л.З.Копелев и Д.М.Панин. Из дневника Л.З.Копелева: «Он похудел. Бледный, нездоровый загар. Но те же пронзительные синие глаза. Еще растерян, не знает – что, куда? Тот же торопливый говор» (1).

На следующий день Л.З.Копелев записал в дневнике: «С. приехал к нам на дачу. Сумка рукописей …Читает стихи – тоска заключенного о далекой любимой. Искренние, трогательные, но все же книжные…, очень интересные пьесы: «Пир победителей» – мы в Восточной Пруссии… «Республика труда». Лагерный быт… «Декабристы» – дискуссии в тюремной камере…Я всего до конца и не услышал, заснул где-то после половины» (2).

Через несколько дней в Москве на квартире Д.М.Панина А.И.Солженицын встретился с Н.А.Решетовской (3).

По свидетельству Натальи Алексеевны, в эти же дни Александр Исаевич сумел разыскать в Москве свою бывшую помощницу по марфинской шарашке «Анечку», Анну Васильевну Исаеву. Она уже была замужем, но продолжала хранить рукописи А.И.Солженицына (4). «Воротясь из ссылки, – пишет А.И.Солженицын, – с благодарностью получил их от нее в 1956» (5).

К этому времени в Москве жили Л.А.Ежерец и К.С.Симонян, ставшие мужем и женой. Однако они не пожелали возобновлять отношения со своим бывшим другом (6). Объяснение этого сводится к тому, что в 1952 г. К.С.Симонян был приглашен в управление МГБ по Москве и ознакомлен с пространными показаниями А.И.Солженицына против него (7). Александр Исаевич подтверждает факт его допроса по делу К.С.Симоняна в 1952 г., но заявляет, что от показаний против своего друга отказался (8). Как все обстояло на самом деле, мы не знаем.

Видимо, тогда же Александр Исаевич посетил литературоведа профессора Альфред Штёкли, который написал в лагере роман о Древнем Риме. Н.И.Зубову удалось сохранить его рукопись, и он передал ее с А.И.Солженицыным. Однако А.Штёкли от нее отказался (9).

Александр Исаевич не пожелал возвращаться в родные места и в поисках работы отправился во Владимир, где 30 июня получил место в Мезиновской сельской школе Курловского (сейчас -Гусь-Хрустального) района (10), после чего решил выяснить судьбу своего ходатайства о реабилитации.

«Летом в Москве, – пишет он, – я позвонил в прокуратуру: как там моя жалоба? Попросили перезвонить – и дружелюбный простецкий голос следователя пригласил меня зайти на Лубянку потолковать» (11). Голос следователя был дружелюбным потому, что после XX съезда КПСС началась реабилитация необоснованно репрессированных. «14 июня 1956 года, – говорится к книге К.А.Столярова, – помощник Главного военного прокурора полковник юстиции Прохоров обратился в КГБ с просьбой выполнить некоторые следственные действия, необходимые для принятия решения по жалобам Солженицына» (12). Это дело было поручено капитану КГБ Орлову, от прокуратуры его курировал подполковник юстиции Горелый (13)

По всей видимости, именно с капитаном Орловым и встретился А.И.Солженицын на Лубянке 6 июля 1956 г. (14) В первом издании «Архипелага» Александр Исаевич так описывает свой разговор со следователем: «Он даже смеется над моими остротами 44-го года о Сталине. «Это вы точно заметили». Он хвалит мои фронтовые рассказы, вшитые в дело , как обвинительный материал. «В них же ничего антисоветского нет. Хотите – возьмите их, попробуйте напечатать». Но голосом больным, почти предсмертным я отказываюсь» (15).

Во втором издании «Архипелага» этот разговор изображен несколько иначе:

«Он даже смеется над моими остротами 44-го года о Сталине. «Это вы точно заметили». Все ему ясно, все он одобряет, только вот одно его забеспокоило; в «резолюции №1» вы пишете: «выполнение всех этих задач невозможно без организации». То есть, что же, вы хотели создать организацию?

– Да не-ет! – уже заранее обдумал я этот вопрос. – «организация не в смысле совокупности людей, а в смысле системы мероприятий, проводимых в государственном же порядке.

– Ах ну да, ах ну да, в этом смысле! – радостно соглашается следователь.

Пронесло.

Он хвалит мои фронтовые рассказы…». И далее по тексту (16)

И здесь мы видим, что «Резолюция №1» появилась только во втором издании «Архипелага».

Читая приведенный диалог, нельзя не отметить, что, по словам самого же А.И.Солженицына, в упоминаемом документе не только давалась характеристика советской политической системы как феодальной, но и обосновывалась необходимость ее ликвидации, причем вопрос об организации рассматривался именно «в смысле совокупности людей»: «Выполнение этих задач невозможно без организации. Следует выяснить, с кем из активных строителей социализма, как и когда найти общий язык» (17).

Поэтому если бы в этом разговоре «Резолюция №1» действительно обсуждалась, то радостно согласиться с А.И.Солженицыным («Ах ну да, ах ну да, в этом смысле!») следователь КГБ никак не мог. Это дает основание думать, что добавленный во второе издание «Архипелага» разговор – имел место только в воображении автора.

Казалось бы, ходатайство Александра Исаевича о реабилитации, означало признание им своей лояльности по отношению к существующему политическому строю, однако если верить ему, из ссылки он вернулся с намерением продолжать начатую им борьбу. Прежде всего он хотел отправить свои произведения за границу. По тем временам это уже само по себе было криминалом, а если принять во внимание содержание «Прусских ночей» и «Пира победителей», со страниц которого в самом неприглядном виде представали офицеры советской контрразведки, то их публикация за рубежом могла тянуть на новый срок. По утверждению А.И.Солженицына, первоначально он думал использовать иностранных туристов или же иностранных дипломатов, затем особые надежды стал возлагать на Л.З.Копелева (18).

«…со Львом Копелевым, – пишет он, – развитие было такое: из нашей зэческой компании он раньше и ближе всего стоял к столичным литературным кругам, к иностранцам… Приехавший в Москву в 1956 г. я в туристах иностранных и в возможности прорваться к посольству разуверился быстро. Но на Льва была надежда огромная, я ему читал, читал написанное в лагерях, в ссылке и с надеждой смотрел: что согласится отправить? Но – не хвалил он моих вещей» (19)

Из Москвы Александр Исаевич отправился на Урал к Наталье Бобрышевой. «Теперь пришла пора решить судьбу. – читаем мы в воспоминаниях Н.А. Решетовской, – Наташа Б. понравилась настолько, что Саня сделал ей предложение. Но робкая девушка испугалась подобной стремительности» (20).

На Урале Александр Исаевич пробыл с 16 по 27 июля (21). Вернувшись из этой поездки, он решил навестить родные места и 31 июля после длительной разлуки снова появился в Ростове-на-Дону (22). Здесь уже находился Н.Д.Виткевич, который, как и Л.З.Копелев, тоже вышел из заключения досрочно, еще в 1954 г. (23). 9 августа Александр Исаевич навестил Георгиевск, повидал И.И.Щербак, посетил могилу матери (24).

Только после этого он отправился к месту работы. Мезиновская сельская школа находилась неподалеку от железнодорожной станции с поэтическим названием Торфопродукт. В самом Мезинове жилья Александр Исаевич не нашел, но ему удалось устроиться в соседней деревне Мильцево у Матрены Васильевны Захаровой (25). Почти сразу же он написал Наталье Алексеевне и сообщил свой новый адрес (26).

В феврале 1957 г. Матрена Васильевна погибла (27), и Александр Исаевич перешел в новый дом, хозяйку которого звали Евдокия Федоровна (28). Как говорится в одной из статей об этом периоде в его жизни, «вне школы он был необщителен и замкнут » (29).

Из «Хронографа» явствует, что, обосновавшись на новом месте, А.И.Солженицын вернулся к роману и работал над ним с 16 сентября 1956 по 27 июня 1957 г., сделав лишь один перерыв (14-31 октября) для доработки пьесы «Республика труда» (30). Этот перерыв, по всей видимости, был связан с тем, что на ноябрьские праздники Александр Исаевич собирался в Москву (31), где надеялся повидать Л.З.Копелева, который обещал отправить его пьесу в Польшу (32).

Обжившись на новом месте, А.И.Солженицын пригласил Наталью Алексеевну в гости. 19 октября она приехала в Мильцево (33), а вернувшись домой, решила расстаться с Всеволодом Сергеевичем Сомовым (34). 30 декабря Александр Исаевич нанес ответный визит в Рязань (35). 2 февраля 1957 г. они с Натальей Алексеевной заново оформили брак (36)

Другой проблемой, которая в это время занимала Александра Исаевича, была проблема реабилитации. Вспоминая свои отношения с А.И.Солженицыным, Л.З.Копелев отмечал: «…в 1956-1957 гг. он был учителем в поселке Торфопродукт. Мы переписывались. Я ходил в приемную Верховного суда узнавать, когда, наконец, оформят его реабилитацию. Изредка он приезжал» (37).

Дело с реабилитацией двигалось медленно. Свой вердикт на этот счет КГБ вынес только осенью 1956 г. «29 сентября, – писал К.А.Столяров, – заместитель председателя КГБ генерал-лейтенант…П.И.Ивашутин утвердил подготовленное следователем капитаном Орловым заключение», согласно которому следовало «возбудить ходатайство перед Генеральным прокурором СССР о внесении протеста в Верховный Суд СССР на предмет отмены постановления Особого совещания от 7 июля 1945 года в отношении Солженицына А.И. и прекращении его дела по п.«б» ст.204 УПК РСФСР» (38).

Прошло еще три месяца, и «28 декабря Главная военная прокуратура направила в Военную коллегию Верховного суда СССР поднадзорный протест за подписью генерал-майора Терехова, где ставился вопрос об отмене постановления ОСО НКВД и прекращении дела Солженицына по п.5 ст.4 УПК РСФСР, то есть за отсутствием состава преступления» (39).

А «6 февраля 1957 года Военная коллегия Верховного Суда СССР…вынесла определение, полностью реабилитирующее А.И. Солженицына, о чем его уведомили 2 марта» (40).

Впервые этот документ был оглашен в 1964 г. в связи с выдвижением А.И.Солженицына на Ленинскую премию (41), а опубликован в 1970 г. в первом издании собрания его сочинений, изданном во Франкфурте-на-Майне (42), и с тех пор печатался неоднократно (43).

Сравнивая отдельные публикации, можно заметить, что между ними нет расхождений по содержанию, но они различаются датировкой. Первая публикация имела дату – 1956 г.*, все последующие – 1957 г. Можно было бы допустить, что в первую публикацию вкралась опечатка. Но оказывается, что подобное расхождение наблюдается и в исходящем номере документа: «4н – 083/ 56 » в первом случае и «4н – 083/ 57» – во втором (цифры «56» и «57» являются обозначением года). Это дает основание думать, что перед нами не опечатка, а сознательное изменение в датировке документа. Но чем это вызвано, сказать трудно.

*О том, что А.И.Солженицын был реабилитирован в 1956 г. говорится и в «Записке КГБ при СМ СССР и Прокуратуры СССР», направленной в ЦК КПСС 27 марта 1972 г. (Кремлевский самосуд: Секретные документы Политбюро о писателе А.Солженицыне. М., 1994. С.198)

Вот текст «Определения»:

«Верховный Суд Союза ССР Определение №4н-083/57 Военная Коллегия Верховного Суда СССР в составе: Председательствующего полковника юстиции Борисоглебского и членов – полковников юстиции Долотцева и Конова рассмотрела в заседании от 6 февраля 1957 г. протест Главного военного прокурора на постановление Особого Совещания при НКВД СССР от 7 июля 1945 г.,

на основании которого по статьям 58-10, ч.2 и 58-11 УК РСФСР был заключен в ИТЛ сроком на 8 лет

Солженицын Александр Исаевич рождения 1918 г., уроженец г.Кисловодска, с высшим образованием, до ареста являлся командиром батареи, участвовал в боях против немецко-фашистских войск и был награжден орденами Отечественной войны II степени и Красной Звезды.

Заслушав доклад тов. Конова и заключение зам. Главного военного прокурора – полковника юстиции Терехова, полагавшего протест удовлетворить, установила

Солженицыну вменялось в вину то, что он с 1940 года и до дня ареста среди своих знакомых проводил антисоветскую агитацию и предпринимал меры к созданию антисоветской организации.

В протесте Главный военный прокурор ставит вопрос об отмене в отношении Солженицына указанного постановления Особого Совещания и прекращения о нем дела за отсутствием состава преступления на следующих основания:

Из материалов дела видно, что Солженицын в своем дневнике и в письмах к своему товарищу Виткевичу Н.Д., говоря о правильности марксизма-ленинизма, о прогрессивности социалистической революции в нашей стране и неизбежной победе ее во всем мире, высказывался против культа личности Сталина, писал о художественной и идейной слабости литературных произведений советских авторов, о нереалистичности многих из них, а также о том, что в наших художественных произведениях не объясняется объемно и многосторонне читателю буржуазного мира историческая неизбежность побед советского народа и армии и что наши произведения художественной литературы не могут противостоять ловко состряпанной буржуазной клевете на нашу страну.

Эти высказывания Солженицына не содержат состава преступления.

В процессе проверки жалоб Солженицына были допрошены Решетовская, Симонян, Симонянц, которым Солженицын якобы высказывал антисоветские измышления. Указанные лица охарактеризовали Солженицына как советского патриота и отрицали, что он вел антисоветские разговоры.

Из боевой характеристики на Солженицына и отзыва служившего вместе с ним капитана Мельникова видно, что Солженицын с 1942 года до дня ареста, т.е. до февраля 1945 года находился на фронтах Великой Отечественной войны, храбро сражался за Родину, неоднократно проявлял личный героизм и увлекал за собой личный состав подразделения, которым командовал. Подразделение Солженицына было лучшим в части по дисциплине и боевым действиям.

Исходя из изложенного, Главный военный прокурор считает, что осуждение Солженицына является неправильным и в связи с этим ставит вопрос о прекращении о нем дела на основании ст.4 п.5 УПК РСФСР.

Рассмотрев материалы дела и дополнительный материал проверки, соглашаясь с доводами, изложенными в протесте, и принимая во внимание, что в действиях Солженицына нет состава преступления и дело о нем подлежит прекращению за отсутствием состава преступления, Военная коллегия Верховного Суда СССР определила:

постановление Особого Совещания при НКВД СССР от 7-го июня 1945 года в отношении Солженицына Александра Исаевича отменить и дело о нем за отсутствием состава преступления на основании ст.4 п.5 УПК РСФСР прекратить.

Подлинное за надлежащими подписями.

С подлинным верно: ст. офицер Военной коллегии

майор о/с (Дегтярев)» (44)

Знакомство с Определением вызывает странное чувство.

Во-первых, нельзя не отметить некоторое расхождение между этим документом и приведенным ранее текстом постановления об аресте А.И.Солженицына, а также опубликованными фрагментами материалов следственного дела, о чем уже шла речь ранее.

Во-вторых, если в постановляющей части Определения говорится, что А.И.Солженицыну вменялись в вину антисоветские разговоры, которые он вел со своими знакомыми “с 1940 года и до дня ареста ”, то допрошены были лица, которые могли подтвердить или опровергнуть этот факт только в отношении 1940-1941 гг. А далее “до дня ареста”?

В-третьих, в “Определении” вообще обойдена стороной обоснованность обвинения А.И.Солженицына в том, что он “предпринимал меры к созданию антисоветской организации». Ведь подобные меры можно было предпринимать, не только не ведя антисоветских разговоров, не только не оставляя следов в дневнике и переписке, но и изображая себя преданным советской власти человеком. Поэтому отмену подобного обвинения следует считать немотивированной.

О реабилитации мужа Наталья Алексеевна могла узнать от него, когда на весенних каникулах (24 марта-1 апреля) он снова появился в Рязани (45). По возвращении в Мильцево Александр Исаевич продолжил работу над романом (46). 12 июня он покинул Торфопродукт, более недели провел в Москве, 21-го числа вместе с Натальей Алексеевной отправился в недельное путешествие на теплоходе (47), а с 27-го обосновался в Рязани (48).

К этому времени относится следующая запись в дневнике Л.З. Копелева: «1957 г. Письмо от С[олженицына]. Его Наташа вернулась к нему. Как говорит мама: «Снова дома, все забыто». Может к лучшему? Он попросил сжечь все его письма из Кок-Терека и Торфопродукта. Сжег» (49).

Для чего же А.И.Солженицын потребовал сжечь свои письма? Ответ может быть только один: он пытался уничтожить какие-то следы из своей жизни того периода, чтобы иметь возможность позднее изображать ее по-иному.