В ту пятницу я по привычке заглянул в знакомую комнату, чтобы узнать о его планах на выходные. Он сидел на кровати, откинувшись на коврик, и перебирал струны гитары.
– Привет! Музицируешь?
– Отвали! Я рублю рифы, как Led Zeppelin.
– Хочешь переплюнуть Джимми Хендрикса?
– У нас свои кумиры. Неплохо резал на гитаре товарищ Иванов-Крамской…
– Ну что, рванем завтра на озеро?
– Не получится. Вечер занят.
– Очередное рандеву?
– Да так, слегка. Спонтанно.
– Помяни мое слово: женщины тебя погубят.
– Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел…
– А помнишь, чем закончил Колобок-плейбой?
– А мы с Лисичками-сестричками на улице не знакомимся.
– И не боишься утонуть в пучине плейбойской жизни?
– Важно не утонуть в плебейской.
– А какая, собственно, разница? По сути, плейбой это и есть плебей, только игривый. Прожигатель плебейской жизни.
– Значит, он уже не плебей, а плейбей.
– А плебой это маленький плебей, потенциальный плейбой.
– И чем это плохо? И плебей, и плейбой − простые парни, наши современники. Скажу больше: плох тот плебей, который не мечтает стать плейбоем.
– Да ради Бога! Красиво жить не запретишь. Непонятно только, как это тебе удается, с твоей зарплатой сторожа?
– Негоже считать деньги в чужих карманах, юноша. Но для тебя у меня секретов нет. Отвечаю, как на духу: я не покупаю любовь за деньги. И не продаю, кстати. Как тебе известно, настоящий гусар с женщин денег не берет.
– А цветы, кино, мороженое?
– Это можно и с небольшим бюджетом. С деньгами любой дурак может пустить пыль в глаза. Но запоминаются не суммы, оставленные в кабаке, а вспышки эмоций. Подхвати ее на руки в людном месте, закружи на глазах у всех, чтобы у нее дух захватило, а сердце затрепетало от счастья, и это останется на всю жизнь. Я даю женщинам самое главное − красивую любовь. Они всегда настроены на волну любви. А девицы только об этом и мечтают…
– А ты тут как тут! Воплощение девичьих грез.
– Стараюсь. По мере своих скромных сил. Кстати, если вспомнить классические любовные сюжеты, все они развиваются в совершенно бытовых условиях. «Декамерон» читал?
– Фрагментарно. Воистину «Дикий Мирон». Набор грубых, вульгарных анекдотов.
– Это учебник жизни! Там, кстати, есть и невульгарные, но ты их, конечно, пропустил. Ну, давай возьмем что-нибудь возвышенное. Ромео и Джульетту, например. Вы не поверите, но даже у великого Шекспира нет ни одной сцены в более-менее приличном ресторане. Хотя отравление осетриной не первой свежести было бы естественным финалом этой красивой и трагической истории…
– У нас не Шекспир, а кабак − классика жанра. Красивая любовь немыслима без злачных заведений. Что такое любовь без ресторана? Так, вздохи на скамейке…
– Ты, я вижу, большой любитель красивой жизни.
– Вот прямо сейчас спроси меня, что я больше всего ненавижу и презираю.
– Ну, спросил.
– Рестораны с их «красивой» жизнью!
– А чем они тебя так достали? Предприятия общественного питания, предназначенные для культурного отдыха трудящихся…
– Да это вертепы! Гнезда разврата! Места игрищ двуногих животных перед спариванием…
– Ты сгущаешь краски. Может, тебе просто не везло?
– В августе семьдесят четвертого года решили отметить завершение стройотряда. Выбрали солидное заведение − ресторан при гостинице «Украина», в сталинской высотке…
– И так вот, запросто…
– Нет, конечно. Заказали заранее. Ну вот, в назначенный день, нарядные и взволнованные, подошли к мраморному подножию и через монументальную дверь вошли в образцовый храм культурного отдыха трудящихся. Правда, трудящихся мы там не обнаружили. Хотя ресторан был полон. А оробеть было от чего. Прежде всего, поразил сам зал: огромное, украшенное позолотой помещение с колоннами и сверкающими люстрами под высоченным потолком. Что-то среднее между оперой и операционной. Яркое освещение, блеск хрусталя, белоснежные скатерти, сияние столовых приборов на бесконечном множестве столов. Казалось, сейчас начнется какое-то торжественное мероприятие, в котором мы должны участвовать и соответствовать уровню события. В общем, первый бал Наташи Ростовой в Колонном зале Дома Союзов…
– Ну вот, видишь, высококультурное мероприятие…
– Которое, к вящему моему изумлению, скоро перешло в самый настоящий шабаш. Окружавшие нас внешне солидные люди быстро напивались, все громче звучали возгласы, тосты, женский смех. Потом грянул оркестр, и начались какие-то дикие мясоедовские пляски. Брюхатые мужики со сбившимися галстуками и толстые тетки в серьгах, кольцах и бусах на складчатых шеях трясли жирными телесами под оглушительную кабацкую музыку. Плясали с исступлением, до пота, словно выполняли какую-то очень важную и нужную работу…
– В определённом возрасте даже веселье требует усилий…
– И немалых. После танцев, вытирая багровые лица, плюхались за столы, чтобы продолжать безмерное питье и жратву. И это свинство называется красивой жизнью? Ненавижу рестораны!
– Ты горячишься потому, что тебе это не доступно. В тебе говорит обыкновенная черная зависть советского инженера, нищего кибернетика…
– Нищего? Да это как раз и был рай для нищих духом! И шутов. Правильно сказал Высоцкий…
– Ну, ладно, не обижайся. Нищего телом, но богатого духом…
– Бывал я и в других ресторанах, попроще. И везде то же самое пьянство и обжорство, те же половецкие пляски. И еще один сильнейший негатив: неизбежная оценка официантом твоих финансовых возможностей. И соответствующее отношение.
– А чего ты хочешь? Да, он тебя презирает. Презирает за твой жалкий вид, за бедность. За то, как ты испуганно смотришь в меню и подсчитываешь итог, чтобы уложиться в приготовленную сумму. Представь себе, как его, приехавшего на работу в импортной дубленке и настоящих американских джинсах, на последней модели «Жигулей», о которой ты и мечтать не смеешь, дико раздражает то, что приходится тебя обслуживать. Он считает это величайшей несправедливостью, и ненавидит тебя за это. И никакими чаевыми этого отношения не изменишь…
– Подлейшие существа!
– Специфика профессии. А разве в мясном отделе гастронома к тебе, инженеру, относятся иначе? Мясо рубят тоже богатые люди. Кстати, то, что богач обязан обслуживать бедняка, является историческим завоеванием социализма. И мы этим заслуженно гордимся.
– Нашел чем гордиться!
– А что делать? Меняются времена − меняются элиты. На смену князьям и графьям приходят официанты и товароведы.
– И ты считаешь это прогрессом?
– Ну, ладно, давай рассмотрим малобюджетные виды красивой любви. Итак, разгар весны. Влюбленные гуляют по парку, смеются, болтают какие-то глупости. Вдруг девушка, как бы невзначай, бросает душистый шарфик в лицо любимому и весело хохочет. Он пытается ее схватить, она уворачивается и убегает. Они бегут по цветущему лугу. Он ее догоняет, подхватывает на руки и кружит, кружит, кружит… Мелькают белоснежные облака, голубое небо, цветущая сирень, их молодые, счастливые лица. Красиво? Красиво. Дешево? Да вообще бесплатно! И никаких ресторанов поблизости…
– А зимой?
– Да то же самое! Юноша и девушка гуляют по сказочному зимнему лесу, смеются, о чем-то увлеченно болтают. Их лица раскраснелись на морозе, из алых губ девушки вырываются легкие облачка пара. Внезапно она со смехом стряхивает на голову парня заснеженную ветку ели и убегает. Он смахивает с лица снег и пытается ее поймать. Они бегут по пушистым сугробам. Он ее догоняет, подхватывает на руки и кружит, кружит, кружит… Мелькают белоснежные облака, синева зимнего неба, заснеженные ели, искрящиеся под солнцем сугробы, их румяные лица. Он ненароком прикасается жаркими губами к ее алой щеке и чувствует ее свежую, бархатистую прохладу. А она счастливо замирает в его объятиях, и волна тепла от его горячих губ разливается по всему ее телу…
– Э, да у тебя лирический талант! Вот уж чего не ожидал от циника и пошляка.
– А еще можно поваляться в сугробе − тоже будет красиво. В кино так часто делают. Но тут нужно знать меру. Чтобы красивая любовь не перешла в некрасивую пневмонию.
– Ладно. А осенью?
– Можно и осенью, прекрасной золотой осенью. Юноша и девушка, студенты, гуляют по осеннему парку, согретому дыханием бабьего лета. Вспоминают забавные эпизоды прошедших каникул, говорят о друзьях, о начале учебных занятий. Увлеченные беседой, они подбирают опавшие листья и собирают их в большой красивый букет. Вдруг девушка со смехом бросает огненно-желтую охапку в лицо любимого и убегает. Он стряхивает листья и бросается вдогонку. Они бегут по опустевшему парку, пронизанному уже негреющими лучами осеннего солнца. Он ее догоняет, подхватывает на руки и кружит, кружит, кружит… Мелькают облака, глубокое синее небо, пестрота облетающих деревьев, их веселые лица. А листья все падают с золотистых кленов. Грустно и красиво. И радостно, потому что они молоды, влюблены и счастливы…
– Осталось лето.
– Да, жаркое лето, лучшая пора года. Юноша и девушка неспешно идут по морскому берегу, подальше от шумного пляжа. Они только что искупались, и капли воды еще сверкают на их загорелой коже, а ласковое море прохладными, нежными ладонями осторожно трогает их стройные, загорелые ноги. Легко склоняя свой изящный стан, девушка подбирает красивые ракушки, а юноша швыряет в море гладыши, стараясь выбить как можно больше блинов-отскоков. Он рассказывает смешные истории из своей студенческой жизни, а она искоса поглядывает на него сияющими карими глазами и временами искренне, звонко хохочет. А потом неожиданно подхватывает из набежавшей волны полные горсти прохладной воды и бросает в увлеченного рассказом юношу. Он огорошен, а она со смехом убегает от него по полосе прибоя. Он бросается за ней, и они бегут вдоль кромки моря, сверкающего под лучами знойного южного солнца. И так же сверкают в беге их юные, загорелые тела, мелькают розовые пятки. Красиво развеваются ее русые волосы. Но вот он догоняет ее, подхватывает на руки и кружит, кружит, кружит… Мелькают облака, блеск южного солнца, синева моря, прибрежная зелень, далекие горы и их загорелые, счастливые лица…
– До боли знакомые картины. Прямо «Романс о влюбленных». Помню, как в студенческие годы издевался над такой же фальшивой красивостью. А мои однокурсницы от нее просто млели.
– Вот видишь! Значит, успех обеспечен.
– А если пойдет дождь?
– А это еще лучше! Она снимет изящные туфельки и, звонко хохоча, побежит по лужам босиком. А ее мокрое платье станет полупрозрачным и облепит всю ее стройную, соблазнительную фигурку. Это уже будут кадры с элементами эротики. А дождевые капли будут стекать по смеющемуся лицу и сверкать на ресницах…
– Ну, тут уж точно простуда обеспечена!
– Во-первых, это будет в июне, а не в октябре…
– А летняя простуда переносится еще тяжелее.
– Но ты же хотел малобюджетную любовь! Чтобы было дешево и сердито. В конце концов, ради красивой жизни можно слегка рискнуть здоровьем.
– Да уж. Не зря говорят, что дороже всего обходится именно бесплатная любовь.
– Есть и другие проверенные приемы обольщения: кто-то бросает в грязь соболиную шубу, чтобы любимая прошла, не испачкав ножек, кто-то усыпает площадь перед ее домом миллионом алых роз, а кто-то вообще не дает спать по ночам, распевая под окнами серенады. В конце концов, можно просто похитить непокорную, бросить ее поперек седла и бешено ускакать в таинственную мглу…
– Да где ты теперь достанешь приличную лошадь?
– И еще совет. Чтобы преуспеть в любви, нужно быть загадочным и неуловимым. Как Синяя птица счастья. Неожиданно возникнуть, сверкнуть оперением и вовремя упорхнуть.
– Ну, ты и циник!
– Да нет же! Я делаю красивые жесты и поступки не из примитивных побуждений: даст, не даст. Мне самому хочется, чтобы было красиво. Если хочешь, я художник. И мне важен не только результат, но и сам процесс.
– А девицам? Процесс или результат?
– Не понимаешь? Вспомни: «Всего один лишь только раз цветут сады в душе у нас. Один лишь раз, один лишь раз». Любовь − главное в жизни женщины. Для многих она единственная. Быстро летят вешние годы, отцветают эти весенние сады, да и сама она отцветает. Не успела оглянуться, а молодость прошла. Но как бы ни сложилась потом ее жизнь, красивая любовь остается в женской памяти навсегда. Это самое светлое и сильное чувство, и оно должно быть чудесным! Чтобы было что вспомнить…
– А красивая свадьба им не нужна? А красивая квартира, красивая мебель и сантехника, красивый семейный бюджет?
– К сожалению, я не турецкий султан, и не могу жениться на всех сразу. Могу предложить только большую и чистую любовь…
– На сеновале? Понятно. И как быстро ты этого добиваешься?
– А этого не нужно добиваться. Это приходит само собой, естественным образом. Если она с тобой встречается, значит, ты ей понравился, и она сама ждет развития отношений. Можешь провести эксперимент: попробуй на ближайшем свидании вообще к ней не прикасаться − ты увидишь, что она встревожится и сделает это сама, инстинктивно. Потому что в отношениях мужчины и женщины все дороги ведут в Рим.
– Или в Пизу?
– Пошловато.
– А как понять, что она уже приняла положительное решение?
– Твой вопрос говорит о том, что ты не понимаешь женщин.
– А ты понимаешь?
– В том-то и дело, что нет! Их невозможно понять в принципе. Потому что они сами себя не понимают.
– Как это? Как это? Как это?
– Ты говоришь, что девушка приняла положительное решение. Да не бывает такого! Она всегда колеблется: ей и хочется, и колется, и мамка не велит. А спрашивать бессмысленно. Если женщина говорит «нет», это значит «возможно», если говорит «возможно», это значит «да», а если говорит «да», то что же это за женщина?
– Это анекдот.
– В каждом анекдоте есть доля анекдота, остальное правда. И еще. Возлагать тяжесть выбора на хрупкие женские плечи это как-то не по-мужски. Нужно брать весь груз ответственности на себя…
– Включая ЗАГС?
– Не обязательно. Важно то, чтобы девушка чувствовала себя невиновной в случившемся. Старая, как мир, история: она ему поверила всем своим пылким сердцем, а он оказался сволочью, подлецом, подонком и негодяем…
– Одновременно?
– Да. И еще последним скотом, воспользовавшимся ее доверчивостью и безжалостно растоптавшим самые светлые чувства. Кстати, на этот счет есть один очень верный признак. Если твоя новая знакомая на втором-третьем свидании заведет осторожный разговор о предыдущей несчастной любви и о предательстве мужчин, это и есть деликатное признание в той самой первой ошибке. Чтобы у тебя не было лишних иллюзий…
– Ты все готов опошлить.
– С моим большим вам удовольствием!
– Значит, в момент сомнения мы должны помочь им принять нужное решение? То есть, дать волю животному инстинкту?
– Конечно! Потому что это великий инстинкт. Инстинкт продолжения рода, заложенный в нас природой. И слово «животный» здесь нужно понимать в лучшем смысле этого слова − «живот», то есть, «жизнь». И если его нет в мужчине, ему неоткуда взяться. Они это прекрасно понимают и именно этого от нас ждут, с тайным трепетом и вожделением. А одна моя бывшая знакомая в порыве откровенности призналась, что все девки на этом зациклены, и она сама на месте мужиков обманывала бы этих дур без сожаления…
– А ты и рад! Получил индульгенцию на разврат.
– Чего хочет женщина, того хочет Бог. Причем, ни в одну из них нельзя бросить камень. Откуда ей знать, кто из нас лучший? Кто тот самый суженый-ряженый, Богом даденый? А мода на девственность приходит и уходит. В этом сезоне, кстати, она совершенно не в моде. Можешь намекнуть об этом своей подруге…
– А если потом вернется?
– А это не наша проблема. Наша задача − угадывать женские желания и немедленно их исполнять. Пока их не исполнил кто-то другой. Ты слышал, кстати, что мастера этих вскрышных работ отмечают каждую новую победу звездочками-татуировками?
– На чем?
– Не догадываешься?
– А если места не хватит?
– Сомневаешься? Могу показать.
– Верю, верю!
– Ага, испугался!
– Ну, ты и циник! Пробы негде ставить. А как же все эти нравоучения, что нужно бережно относиться к девушке, сдерживать свои порывы, думать о последствиях?
– Тебя тоже этому учили? Вот гады! Враги рода человеческого! Это проповедуют злобные старые девы и профессора-импотенты. На страницах журнала «Работница и крестьянка». Никогда больше не выписывай и не читай этот вредный журнал. Если следовать его советам, мы все скоро вымрем.
– Как динозавры? Динозавр говорит динозаврихе: «У!». Она отвечает: «У-у». Он ей снова: «У!». Она ему опять: «У-у». Вот так они и вымерли.
– Вот-вот. Зато потом можно всю жизнь вспоминать: «Отчего я сказала вам «нет», отчего вы поверили в это?».
– А ведь у меня такое было…
– И что, тебя греют воспоминания о твоем благородстве?
– Нет, не греют. Хотя я и понимаю, что у наших отношений не было будущего.
– Но не осталось и прошлого! Лучше вспоминать о допущенных ошибках, чем сожалеть об упущенных возможностях. А ведь придет время, когда тебя будут утешать только воспоминания.
– Но, может быть, она оценила мою сдержанность?
– Да ты ее этим оскорбил! Она осталась во мнении, что не понравилась тебе. Эх ты, дурачок! Вот уж действительно, горе от ума. Тебе-то зачем думать о последствиях? Достаточно, что об этом думает она сама и ее родители. Или тебя настолько приучили к коллективной ответственности?
– Ты все сводишь к сексу, к животным инстинктам. А разве не бывает возвышенных отношений? А великие истории любви, описанные в мировой литературе?
– Что да, то да. Все искусство пронизано любовной тематикой. И это меня всегда удивляло. Все об одном и том же. Как будто нет ничего более достойного внимания…
– Слушай, а что такое вообще любовь? Что это за чувство такое? Сколько в нем духовного, сколько телесного? Почему одна женщина убивает нас наповал, а другая совершенно не волнует?
– Ну, ты даешь! Как дело к ночи, начинаешь задавать такие интимные вопросы. И не стыдно?
– А кого же спрашивать, как не тебя? Кто лучше знает тему, с твоей-то практикой?
– Трудно объяснять очевидные истины. Но попробуем. Какая любовь тебя интересует? Между мужчиной и женщиной? Любовь к родителям? Братская любовь? Или, прости Господи, христианская любовь к ближнему?
– Давай по порядку.
– Ладно. В одном институте появилось объявление: лекция о любви. Заинтригованные студенты набились в зал. Выходит лектор и говорит: «Что такое любовь мужчины и женщины вы знаете не хуже меня. Что такое любовь мужчины к мужчине и женщины к женщине вам и не нужно знать. А мы с вами займемся любовью к родной Коммунистической партии».
– Давай без извращений!
– Хорошо. А любовь к Родине?
– Ну, есть такая. И к большой, и к малой. К родным просторам, лесам и перелескам, березкам и кленам…
– То есть, к растениям?
– Скорее уж к их плодам. К трем апельсинам, например.
– Почему к трем? К килограмму апельсинов!
– Кто-то любит апельсины, а кто-то свиной хрящик…
– Скажите, а вы любите курицу?
– Кушать − да, а так − нет.
– А как тебе нравится «дорогой и горячо любимый»?
– Леонид Ильич? Но мы же договорились: без извращений!
– А любимый фильм? А любимые цветы? А любимые брюки?
– По-моему, здесь какая-то терминологическая ошибка. Брюки, цветы и песни могут нравиться, но любить можно только человека.
– Правильно. Любовь − высшая форма отношений между людьми. Проще говоря, это наше очень хорошее отношение к человеку. Бесконечно хорошее. Желание стать для него самым лучшим, самым близким, родным. И готовность делиться с ним всем, что имеешь, и делать все возможное для его счастья, и всегда быть рядом с ним, любимым…
– Но при всей самоотверженности в любви есть и собственническое начало. Она моя, а он мой, и все тут! И я не собираюсь ни с кем делиться этой любовью…
– А вот это нехорошо! Это как-то не по-товарищески…
– Да ладно тебе!
– А самая чистая и бескорыстная любовь, чтобы ты знал, это как раз христианская любовь к ближнему.
– А вот это мне совершенно непонятно. Как можно любить посторонних, чужих людей? Уважать − да, это я согласен. Но любить, причем всех сразу? По-моему, это невозможно. Любить всех − значит не любить никого.
– Но Христос именно этому и учил! И уверял, что Бог тоже любит нас всех.
– Но откуда мне, простому человеку, набрать столько любви? Да и как можно любить весь человеческий род, понимая, сколько в нем подлецов, негодяев, выродков?
– Так в этом-то все и дело! Хороших людей любить легко. А ты попробуй полюбить всякую сволочь поганую. Которая так и норовит устроить тебе какую-нибудь гадость…
– Ну, уж нет! Сам таких люби.
– И где твоя христианская совесть? Чему вас там учат, в школах марксизма-ленинизма? Твой моральный облик вызывает сомнения…
– Ну, ты у нас знатный моралист!
– А ведь кто-то должен начать первым. Чтобы разорвать порочный круг взаимного недоверия, эгоизма, стяжательства…
– Христос начал это еще две тысячи лет назад. И что?
– Но и мы должны поступать так же! Если ближний будет уверен в твоей доброте, тогда и он не будет подличать. И его ближние тоже. И так пойдет по цепочке. И тогда свершится вековая мечта христианства: любовь избавит мир от зла. И создаст то самое царство любви и добра, о котором мечтал Спаситель.
– И люди будут заботиться о ближних больше, чем о себе?
– Именно так! Преодолеют в себе эгоизм, зависть, шкурные интересы, то самое «своя рубашка ближе к телу». Которое и является главным источником зла на этой земле.
– Мне вспомнился какой-то фильм, где героиня мыслила такими же категориями. Когда у ее давней подруги возникли семейные проблемы, она бросила все свои дела, детей, мужа и немедленно вылетела к ней в Красноярск. Чтобы быть с ней рядом и утешить в трудную минуту. И сама там превратилась в серьезную проблему для опешившей подруги…
– А кто сказал, что путь добра это легкая стезя?
– Ладно, хватит! Все это библейские сказки. Ты сам в это не веришь. Всеобщая любовь невозможна в этом мире. Да и не нужна! Вполне достаточно относиться друг к другу по-хорошему. И даже не обязательно хорошо, достаточно не относиться плохо. Не приносить друг другу зла. Тебе нужна любовь незнакомых людей? Мне − нет. Она была бы мне в тягость, к чему-то обязывала…
– Ну почему? Чем это плохо? Вот идешь ты по улице, а все прохожие смотрят на тебя с обожанием. Готовы обнять, прижать к груди, расцеловать…
– Как Муслима Магомаева?
– Даже хуже! Как товарища Сталина. Который, как известно, пользовался всенародной любовью. И тебя так же будут любить трудящиеся всей нашей необъятной страны. Рабочие и колхозники, металлурги и свинарки, уборщицы и сантехники. И серьезные мужчины, и уставшие от забот домохозяйки, и их сопливые дети…
– Нет, не надо! Я детей не люблю. Если не считать сам процесс.
– А еще пожарные, продавщицы, милиционеры, врачи…
– Ну, если продавщицы и врачи, я не против.
– А тебя и спрашивать не будут. Но больше всего − одинокие пенсионерки, добрые беззубые старушки…
– Помилуй Бог!
– Но ты ведь не сможешь отказать им во взаимности? Так же, как вдовам, инвалидам и ветеранам войны. А еще есть алкоголики, городские сумасшедшие и сексуальные маньяки.
– Нет уж! Этой любви я как-нибудь избегу.
– Вряд ли. Ты сможешь избежать, да и то лишь временно, любви моряков дальнего плавания, геологов и заключенных. Но и они будут любить тебя из экспедиций и мест лишения свободы.
– Пусть любят там друг друга!
– А как тебя будут любить военнослужащие!
– Не надо!
– Солдаты и матросы, сержанты и старшины, офицеры, генералы и адмиралы. Маршалы родов войск и даже сам Министр обороны. А Генеральный секретарь ЦК КПСС крепко расцелует тебя своими сахарными устами прямо на трибуне Мавзолея. Под аплодисменты всего ленинского Политбюро.
– Сам с ним целуйся!
– Значит, отрекаешься от всенародной любви?
– Есть, конечно, один человек. Но я сам с этим разберусь.
– Но дело не только в тебе. Всеобщая любовь изменит жизнь советских людей. Возвысит и одухотворит ее. Представляешь, как улучшится климат в трудовых коллективах? И тогда твой начальник возлюбит не только молоденьких сотрудниц, но и тебя лично. А твоя безответная любовь к нему станет, наконец, взаимной…
– Да ладно тебе!
– И это уже не нужно будет скрывать. Ведь любви все должности покорны. Поэтому трудящиеся будут любить не только своего директора и его секретаршу, но и бракоделов из смежного цеха. А заводские механики будут обслуживать не только станки, но и самих многостаночниц…
– Прямо на рабочих местах?
– Без отрыва от производства.
– А не приведет ли это к браку?
– Брак любви не помеха.
– Это верно. Настоящую любовь браком не испортишь.
– Но и это не все. Всеобщая любовь примет массовый характер и охватит все сферы нашей жизни. Кардинально изменится обстановка в коммунальных квартирах. Жильцы коммуналок прекратят портить друг другу жизнь и станут, как это и было задумано, членами одной большой семьи…
– Шведской, что ли?
– А как улучшатся отношения в сфере обслуживания! Продавцы уже не будут рычать на покупателей, а с ласковой улыбкой объяснят, почему мяса нет и неизвестно, когда будет. А те перестанут их ненавидеть за неправедно нажитое богатство. А как приятно будет стоять в очередях за колбасой и туалетной бумагой! В атмосфере всеобщей любви и дружбы.
– В очередях христианская любовь недопустима. Все станут наперебой уступать друг другу место, пропускать вперед, возникнет неразбериха, ругань и драка…
– Зато какая карамельная обстановка будет в общественном транспорте! Вместо перебранок в автобусах начнутся спонтанные вспышки любви. Особенно в часы пик.
– Честно говоря, не верится. У нас тут, говорят, на одном маршруте была такая давка, что женщина родила прямо в автобусе…
– А я слышал, что одна даже забеременела. По дороге на работу. А при всеобщей любви это станет привычным делом. Особенно, если крепко прижмут, и фигурка хорошая. Да люди не захотят выходить из автобусов! Одни как участники процесса, другие как зрители. А как рождаемость повысится!
– Вообще-то говоря, возможность любить всех окружающих женщин мне импонирует. Но как к этому отнесутся их мужья? Эти злобные, ревнивые собственники. Боюсь, что именно ревность помешает полному и окончательному торжеству любви в этом грешном мире.
– Это ты зря. Речь идет о христианской любви, а не о блудодействе. В Библии однозначно сказано: если ты глянул на женщину с вожделением, ты уже согрешил.
– Ну, тогда я совсем запутался. Значит, мужчин в автобусах любить можно, а женщин нельзя? Или можно, но как-то по-особому?
– Вот именно. По-христиански. Без вожделения.
– Шизофрения полная. Ну, ладно. Бог с ней, с христианской любовью. Давай разберемся с обычной, человеческой.
– Ну, что тебе сказать за любовь? Формально говоря, любовь это культурная форма инстинкта размножения. А по существу, помрачение рассудка, душевное заболевание. В период обострения приобретающее характер мании. Влюбленный постоянно думает о предмете своей любви, запечатленном в его воспаленном мозгу. Мало того, при всем желании не может изгнать его оттуда. А хуже всего, что и не хочет этого. Такой человек теряет адекватную оценку обстановки, и представляет собой опасность для окружающих…
– Значит, все-таки ненормальность?
– Увы! Человеку в таком состоянии нельзя доверить ни скальпель, ни штурвал, ни газовую горелку. Лопату и метлу еще куда ни шло. Но допускать к высотным работам, токоведущим частям и оборудованию с вращающимся шпинделем абсолютно недопустимо!
– А если серьезно? Можно ли, например, отделить зерна любви от плевел инстинкта. Духовное от телесного. Или нам все равно − любить иль наслаждаться?
– Нам не все равно. В отличие от вас.
– Фарисей!
– Ну что же, попробуем внести ясность в эту мутную тему. Сейчас возьму карандаш и бумагу. Итак, для начала запишем уравнение любви в его каноническом виде:
S ℓ = S f + S d , (1)
где Sℓ – сила любви;
Sf − сила физиологической любви, то есть, сексуальность. Или либидо, как его назвал шарлатан с дурацкой фамилией Фрейд;
Sd − сила духовной (личностной) составляющей любви.
Речь, разумеется, идет о нормальных отношениях между мужчиной и женщиной. А соотношение этих величин определяет степень духовности и сексуальности в любви:
где Kd – коэффициент духовности любви.
где Kf – коэффициент физиологичности (сексуальности) любви.
Очевидно, что Kd + Kf = 1.
– Опять ты со своими дурацкими формулами!
– Как заметил Монтень, рассуждение есть орудие, годное для всякого предмета.
– Ну, и какой в этом смысл?
– Поясняю для тугодумов. Если Kd = 0, это означает полное отсутствие духовности в любви. То есть, животную страсть. Секс в его чистом виде. Это когда инстинкт полностью управляет человеком. Когда женщина способна отдаться кому угодно (нимфомания), а мужик готов поиметь все, что шевелится. Хоть соседскую козу.
– Страсти-то какие, Господи!
– Кстати, некоторые религии запрещают употреблять в пищу животных после интимной близости с ними. И это правильно. Только бездушный человек может скушать существо, которое только что сжимал в объятиях, а оно отвечало ему взаимностью…
– Помилуй Бог!
– Если же Kf = 0, это ни что иное, как полное отсутствие вожделения и страсти. То есть, платоническая любовь. Тоже извращение.
– А вот здесь ты не прав. Знаменитый поэт Блок посвятил своей Прекрасной Даме, дочери Менделеева, множество стихов, признанных шедевров любовной лирики. При этом их отношения были настолько возвышенными, что даже в семейной жизни он избегал телесной близости с ней. Вот высокий пример духовной любви!
– При этом сам Блок имел множество случайных связей с прекрасными уличными «незнакомками». И с таинственными «дамами» из дешевых кабаков. Да и его жена, оставаясь законной музой, много чего позволяла себе на стороне.
– Не надо путать божий дар с яичницей. Истинный поэт лелеет в душе возвышенный образ боготворимой им женщины. Разве может он убить свою мечту низменными плотскими сношениями? Развеять волшебный ореол недостижимого идеала, запечатленный в пылающем любовью сердце? Да и как вообще можно вытворять это скотское безобразие, стыдливо именуемое сексом, с нежными, невинными девушками, этими неземными существами?
– Ну почему? Одно другому не мешает. Когда поручик Ржевский говорил даме о возвышенных отношениях, он имел в виду конкретную позу…
– Окстись, охальник! Твоему развращенному уму это вообще недоступно. Волшебная страна любви полна непостижимых, метафизических смыслов…
– Да какая там, к черту, метафизика! Никакая духовность природе не нужна. Зачатие и рождение ребёнка не зависит (и не должно зависеть!) от душевной близости родителей. Достаточно телесной. Природа не может ждать милостей от человека. В том числе любви.
– Ну, просто нет слов! Совсем ошалел со своим дарвинизмом.
– Истина превыше всего. Если хочешь знать правду, обращайся к природе. Только у нее есть честные ответы на все вопросы.
– Ну ладно, объясни мне, темному. В чем биологический смысл женской красоты? Почему нам нравятся красивые женщины?
– Это, смотря кому. Говорят, красивая женщина радует мужской глаз, а некрасивая − женский.
– Уходишь от ответа?
– Отнюдь! Все элементарно, Ватсон. Женская красота абсолютно функциональна. Прежде всего, мы видим фигуру и чисто инстинктивно оцениваем ее с точки зрения деторождения. Она должна быть молодой и здоровой, иметь хорошо развитую грудь и бедра, чтобы выносить и выкормить ребёнка…
– А почему нам нравятся длинноногие, с гибкой талией?
– Во-первых, потому, что толстой и коротконогой трудно убегать от тигра. Или лазить по деревьям за плодами. Во-вторых, это вам такие нравятся. А герой Райкина сказал о своей невестке: «Правда, красивую взял. Морда − во! Глаза маленькие». И это не шутка. В деревнях лучшая невеста − полнотелая, сильная, работящая девка. Есть такие крепкие бабы − в два обхвата, с румянцем во всю щеку, плотные − ущипнуть невозможно. Настоящие биомеханизмы для производства детей. Смотришь на нее и поражаешься физиологической мощи…
– Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет?
– Если понадобится. Такая баба самой природой создана для продолжения рода. И это всегда ценилось. Множество таких образов запечатлено на картинах художников всех времен и народов, восхищенных могучей красотой женского тела…
– Особенно у Рубенса. Как вспомнишь, так вздрогнешь.
– А этот запас жизненных сил является гарантией полноценного деторождения. В былые времена аристократические семьи, истощенные династическими браками, подбирали таких крестьянок для улучшения потомства. Да и сейчас нормальный мужик предпочтет полнотелую девку худосочной интеллектуалке. Как известно, восемьдесят процентов мужчин любят полных женщин…
– А остальные − очень полных. Это понятно. А вот я считаю, что невесту нужно подбирать так, чтобы исправить в будущих детях недостатки своей и ее внешности. Когда вижу асимметрию в чьем-то лице, автоматически начинаю перебирать в памяти, с кем бы его можно соединить…
– Ерунда! Как можно решать за природу? Мало ли как скомпонуются гены! У глупой красотки и умного урода может родиться ребенок с его внешностью и ее умом. Оставь эту дурацкую затею.
– Но в смешанных браках рождаются талантливые дети. Тот же Пушкин, потомок эфиопа. Лермонтов, из обрусевших шотландцев…
– А сколько бездарных! Пушкин был единственным гением из многочисленного потомства арапа Петра Великого. К сожалению, закономерности здесь нет. Селекция людей для выведения гениев обречена на провал. Да и были уже попытки создания чистой расы…
– Ладно, с фигурой понятно. А почему нам нравятся красивые лица? В чем здесь биологический смысл?
– А что такое красивое лицо? Свидетельство физического здоровья. Чистая, гладкая кожа, нежный румянец, алые губы, большие, выразительные глаза, пышные волосы…
– А ты никогда не замечал, что в женских чертах просматриваются мужские? И наоборот. Я, бывает, смотрю на девушку и вижу в ее лице образ ее отца и будущего сына…
– И напрасно. Вряд ли ей это понравится. Ей нужно, чтобы ты видел только ее саму, и больше никого.
– Иногда хочется тебя прибить! С твоей дубовой правотой.
– Но от этого ничего не изменится в подлунном мире. И мужчины по-прежнему будут любить молодых, здоровых и красивых женщин. А они будут любить таких же мужчин. Потому что так и должно быть, потому что это угодно природе. И нет ничего лучше и правильнее такой любви.
– Но ведь со временем телесная красота уходит. Значит, и любви конец?
– Почему конец? А духовная любовь?
– Как?! Ты, охальник и дарвинист, заговорил о духовности?
– То, что природе не нужна духовность, не значит, что ее нет.
– А что такое, в конце концов, эта самая духовность? Секс под Бетховена, что ли? Или непосредственно на рояле?
– Не обязательно под Бетховена. Можно и под «Мурку». Важнее другое − душевная близость и взаимопонимание. С полуслова, с полувзгляда. Когда чувствуешь любимого человека, как самого себя. Не зря говорят, что любить, значит, смотреть в одном направлении. Но здесь не все так просто, как кажется на первый взгляд. Дай-ка бумагу и карандаш. Так, минутку. Ну вот, смотри, это график любви как функция времени:
Здесь любовь представлена в виде суммы своих составляющих − духовной и телесной. Как видишь, сексуальная сила любви (верхняя область − Sf) постепенно сокращается, а духовная (нижняя область − Sd) остается стабильной. Таким образом, любовь в целом (верхняя кривая) со временем асимптотически стремится к духовной. И чем меньшей была духовная составляющая изначально, тем меньше вообще любви остается людям на старости лет.
– Ладно. А что значат эти серые зоны?
– Это критические фазы любви. Когда проходит первая страсть, неизбежно следует отрезвление и разочарование. И возможный разрыв. Но если брак сохранился, он входит в фазу стабильности. Это средний возраст, период воспитания детей. Мужчина имеет устоявшийся семейный быт и добивается успехов в своем деле. А женщина опирается на любящего, надежного мужа и самореализуется в детях и семейной жизни. Но когда сексуальная составляющая любви снижается, возникает вторая критическая фаза. В этот период бывают совершенно неожиданные разводы супругов-пенсионеров, проживших внешне благополучную жизнь. Вдруг оказывается, что рядом с тобой в постели совершенно чужой человек. А доживают жизнь вместе те, кто сохранил душевную близость…
– И общую жилплощадь.
– И все равно это лучше, чем одиночество.
– Не всегда. Одна пенсионерка на вопрос судьи, зачем она нанесла своему мужу тридцать семь ударов сковородкой по голове, когда было достаточно и тридцати, ответила, что каждый удар соответствовал одному году их совместной жизни…
– Жуть.
– Это было поистине ритуальное убийство.
– В любом случае, сила любви зависит от полового влечения, а длительность − от душевной близости, то есть: SL = f(Sf), а TL = f(Sd).
– Скучновато все это, профессор…
– А что делать? Все счастливые семьи счастливы одинаково скучно. Это еще Толстой доказал. У него даже есть повесть про это − «Семейное счастие». Там он как раз показывает все этапы человеческой любви. От бурной романтической влюбленности до унылого семейного счастья. Причем, пишет от женского лица.
– Это смело.
– На то он и гений. Не знаю, верят ли ему женщины, но у меня сомнений не вызвало. Его героиня, Маша, влюбилась во взрослого человека, друга ее покойного отца. Влюбилась до самозабвения, до полного растворения в любимом человеке. Она считала его самым лучшим, жила только его мыслями, ловила все его чувства, настроения. Она купалась в волнах любви, и ей казалось, что достаточно только быть вместе, и это будет полное счастье, что больше ничего в жизни вообще не нужно. Но уже через несколько месяцев семейной жизни она заметила, что счастье стало каким-то привычным, однообразным. А ей хотелось, чтобы оно было все сильнее…
– Понятно. Когда хорошо, хочется, чтобы было еще лучше.
– Ну да. И тогда начинают искать добра от добра. Так случилось и с Машей. Ее любящий муж много времени уделял неизбежным хозяйственным делам и не замечал, что ей становится скучно. У нее все чаще портилось настроение, и однажды между ними случилась размолвка по какому-то ничтожному поводу, на который она раньше и внимания бы не обратила. Они тут же объяснились и помирились, но на сверкающем сосуде любви появилась первая трещинка. Он почувствовал ее скуку и увез ее в столицу, чтобы она немного развеялась. Там она с удовольствием окунулась в светскую жизнь. Она была в расцвете лет, все окружающие ею восхищались, и ей это очень понравилось…
– А там уже он, наверное, заскучал?
– Естественно. Но терпел светскую фальшь, чтобы она наигралась. Но когда они уже собирались уезжать в деревню, ей предложили какой-то очень соблазнительный бал, и здесь между ними произошла очень серьезная ссора. Взаимные обиды выплеснулись наружу, и они с негодованием высказали друг другу все, что у них накопилось в душе. Они упрекали друг друга в эгоизме, говорили возмущенно, жестко, грубо, как никогда раньше, и даже старались ранить словами. И с каждым резким словом росло их взаимное отчуждение. Наконец, он уступил ее капризу, но этот бал не доставил ей никакого удовольствия. И после этого между ними возникла какая-то пропасть. Они уже не доверялись друг другу всей душой, обходили какие-то темы и были напряжены, оставаясь наедине. Она стала сравнивать его с другими и все более разочаровываться…
– Страшное дело.
– Увы, обычное. Кончилось полное слияние душ, и началась совместная жизнь двух отдельных личностей. Потом у них родились дети, и это как-то стабилизировало их отношения. Они не ссорились, но и не радовались друг другу, как раньше. Потом они выехали за границу, и там она тоже блистала, наслаждаясь своим успехом. До тех пор, пока не появилась более молодая и яркая светская львица, перетянувшая на себя внимание общества. Маша снова загрустила, и чуть было не поддалась любовной атаке какого-то красавчика-ловеласа. Но удержалась от искушения, почти случайно. И тогда, испуганная и разочарованная, решила оставить светскую жизнь и вернуться домой, в семью…
– Нагулялась?
– Она все еще мечтала о счастье той прежней, безмерной любви и даже обвиняла мужа в том, что он не удержал ее от соблазнов светской мишуры…
– Хотя сама рвалась туда.
– Вот именно. Дескать, ты же старше, опытнее, умнее, а поддался моему капризу, позволил оступиться. Да, я согрешила, но в этом виновен ты!
– И что ты за мужик, если не настоял, уступил глупой бабе?
– Вот-вот. В конце концов, у них с мужем состоялся спокойный и серьезный разговор. И он объяснил ей, что к прошлому счастью возврата нет и быть не может − оно осталось только в памяти. Что началась другая − простая, обычная жизнь, без волнений и страстей, с постоянными заботами, с маленькими радостями и неизбежными огорчениями. Но и в этой жизни можно ценить и любить друг друга, понимая и прощая человеческие слабости. И она ему поверила, и успокоилась, и приняла это самое скучное семейное счастье…
– И что доказывает Толстой? Что в этом идеал семейной жизни?
– А чего тебе ещё нужно? В конце концов, все там будем.
– Мужчина женится, если он махнул на себя рукой. Свадьба − это когда женщина выходит замуж, а мужчина выходит в тираж. Когда он больше ни на что не годен.
– А ты еще на что-то годен? Для женитьбы не созрел?
– Вот недавно, на книгообмене, подходит ко мне яркая брюнетка, спрашивает приключенческую литературу. Ну, разговорились, она предложила посмотреть ее библиотеку…
– Вечерком, при свечах?
– Ты пошляк! Конечно, днем.
– Но она тебе понравилась?
– И в мыслях не было! Это была солидная женщина, лет на пять старше, вроде наших замужних сотрудниц. Но книгами я все же заинтересовался. Ну, пришли мы к ней, в двухкомнатную квартиру в стандартной пятиэтажке. Обстановка там была соответствующая…
– Мещанская?
– Нет, обывательская. Стали смотреть книги, а она все какие-то детские показывает. Причем совсем детские, с цветными картинками. И все время говорит, как она любит детей. Ну, я понял, что для меня там ничего интересного нет, и стал потихоньку выбираться…
– Да ты ничего не понял! Какие еще намеки тебе нужны? Она же, фактически, предлагала тебе сделать ей ребенка.
– С соответствующими последствиями? Я сразу почувствовал, что это какая-то ловушка. Тем более, что на задворках квартиры мелькала какая-то ужасная старуха. А у меня, как увижу их местечковый быт, тут же все опадает. И не только в душе. А запахи! Прогорклого подсолнечного масла, старой мебели, пыльных ковров, тесных спален. Затхлая атмосфера убогой провинциальной жизни. Не жизни, а выживания. Какие-то отголоски мрачного средневековья. Как представлю себя в таком интерьере, просто ужас берет!
– Как легко тебя запугать, однако.
– Да бабы сами в этом виноваты! За их спинами незримо стоят тещи с борщами и вечно поджатыми губами…
– Какими они сами со временем станут.
– Вот именно! Эти видения преследовали меня всегда. Смотрю на девицу, и уже заранее чувствую какую-то обязанность перед ней. Помню, еще в студенческие годы приходили к нам в комнату соседки по общежитию, вроде веселые и одеты игриво. А мне все казалось, что это капкан.
– А что, твоя холостяцкая жизнь лучше? Один, как сыч, в этой пустой комнате. Питаешься по столовкам, а вечером сухомятка в общаге. Гастрит имеешь? Имеешь. Теперь жди язву. По выходным картошку себе жаришь на обед − деликатес! Бегаешь в общий туалет и общий душ. Сам себе стираешь, гладишь…
– А мне себя обслуживать не в тягость. Зато полная свобода!
– И надолго? Еще пару лет будешь «задрав штаны, бежать за комсомолом», за молодежью, которая будет над тобой посмеиваться. А потом станешь лысеющим, потертым бодрячком, одиноким, неустроенным. Встречал таких?
– Встречал. Жалкое зрелище!
– Вот-вот. А ведь сверстники уже заняты реальными делами: стараются реализоваться, заработать деньги на семью. Обустраивают дом, поднимают детей, живут уютной семейной жизнью. Вон как возятся со своими пацанами. А ты, бездельник и шалопай, все пестуешь свои комплексы, играешься в бирюльки. Один, неприкаянный, никому не нужный, как пожухлый лист на осеннем ветру…
– Ну, запугал! Нормальный мужик всегда найдет себе бабу.
– Это иллюзия. Хороших быстро разбирают. Не успеешь глазом моргнуть, а она уже замужем, с детьми, в семейных заботах…
– А ты чем лучше?
– И я такой же. Чего кривить душой, мы тоже зависим от женщин. Без них, без семьи, без детей самый крутой из нас пустое место. Перекати-поле, отсохшая ветка…
– И только женившись, понимаем, что такое настоящее счастье. Но слишком поздно.
– Ну, это ты зря! Значит, не любил по-настоящему. Значит, тебе еще не знакомо это состояние. Эта невесомость, когда ничего не надо − только она. Когда она важнее всего на свете, когда ради нее готов на все. Готов отдаться ей целиком, с потрохами, со всем, что у тебя есть, что тебе дорого…
– Ну и ну! Так чего же ты один? Со своими потрохами…
– Увы, юноша, не все могут позволить себе семейное счастье, распорядиться своей судьбой. Есть ценности иного порядка, миссия, продиктованная свыше…
– Ерничаешь? А ведь если вдуматься, это страшное дело, когда человек не вправе распоряжаться самим собой. Когда ты должен заниматься тем, что нужно кому-то другому, а не тебе. А после работы идти не туда, куда тебе хочется, а в одно и то же место. Неизменно! Всегда! Это же пожизненное заключение.
– Оно самое. И мотать срок придется с одной и той же сокамерницей. А также с ее близкими и дальними родственниками. Включая тещу. И это будет постоянный круг твоего общения, на всю оставшуюся жизнь. А вот общение с друзьями, которых она не одобрит, придётся прекратить. И вообще придется изменить холостяцкую психологию. Не «я», а «мы» должно стать твоим мироощущением. И все свои действия придется обсуждать и согласовывать с ней. И быть готовым от них отказаться, если она их не одобрит. А вот ее мечты и планы придется воплощать в жизнь. Точнее говоря, это будут уже ваши общие мечты…
– Это немыслимо!
– И, милый! Думаешь, если согласился жениться, то осчастливил ее на всю жизнь? Наивный ты человек! Многие вот так хорохорятся до свадьбы, не рассчитывая своих силенок, не понимая масштаба бедствия. А потом не тянут. Когда выясняется, что самое простое женское счастье складывается из множества непростых составляющих. Перечислять их никакого времени не хватит. А уж обеспечить! Им ведь нужно все и сразу. И ты не раз вспомнишь сказку о рыбаке и рыбке. А если она не захочет терпеть житейские трудности, начнет предъявлять претензии, закатывать скандалы по всякому поводу, плохо тебе придется…
– И что, все бабы такие?
– Нет, бывают и хуже.
– И как быть? Как их разгадать? Экзамен устроить, что ли?
– Вроде того. Если задумался о серьезном, нужно проверить ее на негатив. Как говорится, еще на берегу. Способ придумать не проблема. Ну, например, как бы нечаянно, но сильно наступить на ногу. Или капнуть мороженым на новое платье. Если огорчится или обидится, это нормально − найдешь, чем загладить вину. А если хоть на миг вспыхнет злобой, беги от нее подальше. Потому что потом испытаешь это в стократном размере. И верь именно этой первой реакции, а не ласковым словам и улыбкам. А еще можно, для проверки характера, раскрутить небольшую ссору. Чтобы увидеть ее боевой потенциал.
– Как-то это все непорядочно…
– Да это в ее же интересах! Чтобы у нее не было иллюзий. Ей ведь тоже нужен подходящий мужик, а не размазня. Хозяин жизни, который твердо стоит на ногах, на которого можно положиться, который может обеспечить семью. А не голодранец, вроде тебя.
– Ну, спасибо!
– На здоровье. И еще совет: не бери в жены красотку. В зависимость попадешь, ревностью измучишься. Женская красота − народное достояние.
– А мужская?
– Тоже. Но это не наша проблема. Имей в виду: все красивые бабы капризны, норовисты, и себя ценят высоко. Такая жена во всех смыслах дорогое удовольствие. А если не потянешь, уйдет к другому, у нее выбор большой. Или устроит тебе нескучную жизнь.
– Но если все они стервы, пусть будет хоть красивая.
– Тогда еще одно правило: если хочешь удержать жену, не давай ей воли. Бабы не способны управлять своими страстями, это уже доказано. А если дашь свободу, она же тебя и обвинит в своем падении. Дескать, не удержал − значит, не любил по-настоящему. Не будь бешеным ревнивцем, но и шалостей не позволяй. Будь хозяином в доме, решай все и за себя, и за нее…
– Чтобы и взглянуть ни на кого не посмела?
– Все равно увидит. Все они оценивают мужиков и примеряют их к себе. Так же, как и мы смотрим не только на жену. Молодая баба хочет нравиться всем, это у них природное. Ну и пусть потешится. Под твоим контролем.
– Из дома не выпускать, что ли?
– Нет, это не наши нравы. Но если любишь жену, загружай ее домашней работой. Если у женщины нет семейных занятий, она начинает заниматься собой, а потом и любовью. Причем, не обязательно с тобой. Чтобы красота ее неземная не пропадала зря.
– Прямо «Домострой» какой-то. В двадцатом веке…
– Это мудрейшая книга! Я бы ее рекомендовал в качестве внеклассного чтения, для старшего школьного возраста.
– Дай почитать.
– Сам не могу оторваться.
– Ну, хоть расскажи.
– Как-нибудь в другой раз. Время уже позднее.
– Да, заговорились мы с тобой.
– Еще бы! Такая тема.
– Ну, ладно, пока.
В тот год лето долго не спешило покидать благодатные южные края, и август совершенно незаметно перетек в первый месяц осени. Погода была по-настоящему летней, можно было даже купаться, и мы старались использовать любую возможность, чтобы насладиться последними теплыми днями.
В один из таких бархатных субботних вечеров и произошла та первая встреча. Накануне он предупредил о давно обещанном знакомстве с подругой своей подруги, той самой студенткой, спортсменкой, красавицей. Надев свежевыглаженные брюки и рубашки, выбритые и благоухающие одеколоном, в предвкушении волнующего свидания, сбежали мы по ступенькам общежития в свежесть субботнего вечера. Встреча была назначена в городском парке, и девушки, как и полагается, немного опоздали. Но вот из-за поворота аллеи выпорхнули два воздушных создания в светлых блузках и мини-юбках. Одна из них была брюнеткой, а волосы другой полыхнули в лучах заходящего солнца червонным золотом. Увидев нас, рыжеволосая приветственно взмахнула рукой, и я понял, что это подруга Сергея. Слегка умерив шаг, стройные, юные, с развевающимися прическами, шли они навстречу нам сквозь зелень вечернего парка, а их белоснежные блузки вспыхивали в косых лучах заходящего солнца. Шли той самой песенной летящей походкой, легко ступая по дорожке парка своими стройными ножками, синхронно покачивая бедрами, сияя ослепительными улыбками. Шли навстречу любви, счастью, прекрасному будущему. Незабываемая картина!
Слегка запыхавшись и смущаясь, девушки приблизились к нам, и золотоволосая протянула руку Сергею. Привстав на носочки, она что-то шепнула ему на ухо и звонко рассмеялась, стрельнув глазами в мою сторону. Из-под взметнувшихся век полыхнуло изумрудным пламенем, и эта вспышка обожгла мое сердце. В этом молниеносном взгляде, в котором естественный женский интерес тотчас сменился насмешливым пониманием, я заметил столь же быструю и однозначную оценку. Я невольно опустил глаза и так же мгновенно оценил ее стройные загорелые ноги в изящных туфлях-лодочках и всю ее точеную фигурку, легкую, гибкую. Ее красота была ослепительной, она ошеломила меня. Вот это да! Я рассчитывал увидеть томную литературную деву с бледным лицом и опущенными ресницами, а передо мной стояла подвижная как ртуть девица в рискованно расстегнутой кофточке и мини-юбке. Темперамент фонтанировал в каждом ее движении, слове, взгляде. Это была зеленоглазая бестия. И как он с ней управляется? В ней было дикое, чувственное обаяние, какая-то первобытная женская притягательность. Было понятно, что она привыкла побеждать мужчин одним ударом, с первого взгляда, и я в этом смысле не стал исключением. Ее красота, острая как бритва, располосовала мое сердце. Осознав это, она слегка повела головой, и улыбка заслуженного и привычного превосходства тронула уголки ее губ.
Я иногда задумываюсь: зачем женщинам такая ослепительная красота? Запредельная, всепобеждающая. Зачем палить сразу изо всех орудий? Ведь она избыточна, она может просто убить, уничтожить мужчину. Неужели им это нужно? Или они сразу же хотят отсечь недостойных?
В тот, первый момент я не смог разглядеть всех деталей ее лица. Но правильные черты это не главное. Меня совершенно не трогает ни якобы загадочная улыбка Моны Лизы, ни классическая фигура Венеры Милосской. Да и вообще, ни один образец женской красоты, запечатлённой мастерами прошлого, не волнует душу. Смотришь и недоумеваешь: чем они так восхищались, что в них такого находили? Может быть, сами не смогли отобразить истинную, живую прелесть своих избранниц? Или воплощенные образы в принципе не могут передать настоящую красоту женского лица и тела? Но ведь Леонардо да Винчи бесконечно совершенствовал свою Джоконду − уж он-то смог донести до нас облик боготворимой им женщины. И что? Что в ней особенного? Больше всего она похожа на самодовольную, умиротворенную матрону, только что покормившую грудью ребёнка. В ее банальной внешности нет ничего особенного, ничего волнующего, ничего эротичного. Конечно, мастерство гения оживляет образ, но не более того. В наше время на такой женщине вряд ли остановится мужской взгляд. В любом журнале мод найдешь десятки более красивых лиц. Объяснение только одно: наши современницы намного интереснее красавиц прошлого.
Но Марина! Это было что-то волшебное, неземное. Да, это была особа, достойная его личности. Ироничная, непредсказуемая, даже своим дерзким характером она была ему под стать. Комсомолка, спортсменка, красавица. Парашютистка! У них с подругой было уже по десятку прыжков. Кстати, о подруге. Ведь именно ради моего знакомства с ней и была организована эта встреча. Это была высокая, стройная, загорелая брюнетка с миловидной внешностью и задумчивыми черными глазами. Ее звали очень похоже − Мария, и созвучность этих имен в дальнейшем привела к нескольким неловким ситуациям. Она была однокурсницей Марины, тоже с филологического факультета. Характером она обладала сдержанным, и всегда находилась на втором плане. Правильно ли поступают такие девушки, составляя пару эффектным красоткам в надежде привлечь внимание и к себе? Трудно сказать. Во всяком случае, для яркой и бойкой Марины она была выгодно оттенявшим ее фоном.
В тот вечер мы некоторое время шли по аллеям парка всей компанией. Сергей с Мариной, слегка посмеиваясь над нашей скованностью, шутили, находили какие-то темы для разговора, а потом, сочтя контакт установившимся, оставили нас вдвоем. Скоро и мы с Марией нашли немало общих интересов, особенно в области литературы. Она, получавшая систематическое образование, могла рассказать мне много нового, и мне с ней действительно было интересно. Как с филологом. Но никаких чувств не пробудилось в моей душе в тот вечер. В ней запечатлелся другой образ. Мы погуляли пару часов по парку и городу, и я проводил ее до дома. Обменявшись телефонными номерами (у меня, конечно, был рабочий), договорились созвониться на следующей неделе. Когда мы прощались под каштаном у ее подъезда, я испытывал даже некоторое облегчение. С легкой улыбкой она протянула мне руку, и я пожал ее нежную, безвольную ладонь.
Домой я возвращался в смешанных чувствах. Девичьи лица то и дело всплывали в моем воображении, но облик скромной Марии неизменно уходил на второй план. Ни тогда, ни сейчас я не могу объяснить, в чем состояла красота Марины. Она была чем-то неуловимым. Пожалуй, остроту ее внешности придавал именно рисунок губ. Как и у Джоконды, на ее лице всегда жила легкая, почти незаметная улыбка. Эта ироничная, вызывающая полуулыбка с первого взгляда зацепила меня, засела в памяти, вызывая какое-то щемящее чувство, болезненное и радостное одновременно. И я вдруг осознал, что она навсегда вошла в меня, каким-то странным образом изменив и меня, и весь окружающий мир. Любое воспоминание о ней освещало его, превращая из черно-белого в цветной. Это было именно то, о чем поется в песне: «Даже солнце светит по-особому с той минуты, как увидел я тебя».
Но она была его подругой.
Вернувшись к себе, я все еще не мог успокоиться. В душе царил непривычный сумбур. Сосредоточиться на чем-то конкретном было невозможно. Я поставил на магнитофон кассету с лирической музыкой и завалился на койку. Я лежал, закинув руки за голову, и бессмысленно глядел в потолок. Плачущий голос Ободзинского органично вливался в мою душу, абсолютно соответствуя ее смятенному состоянию. «Представить страшно мне теперь, что я не ту открыл бы дверь, другой бы улицей прошел, тебя не встретил, не нашел». Да, это так. «Стоит мне тебя увидеть − О, как я счастлив!». И это правда. «Эти глаза напротив». Да, но чьи? Какие? Черные или зеленые? Разобраться было невозможно.
Его появление в моей комнате было вполне ожидаемым:
– Привет, Ромео! Еще не спишь?
– Привет, дон Жуан! Да какой там сон!
– Понятно без слов. Музыка мне все сказала. Судя по репертуару, тебя неслабо зацепило. Не зря говорят, что влюбленные глупеют на глазах…
– Кончай хамить! Скажи лучше, где находишь таких красоток?
– Да они сами меня находят!
– Кто бы сомневался.
– Ну, и как тебе Мария?
– Симпатичная девушка.
– И только?
– Перечислить тебе все ее достоинства? Это займет слишком много времени. А жизнь человеческая коротка…
– Понятно. Не можешь оценить масштаб бедствия?
– А почему ты не спрашиваешь о Марине?
– А мне и спрашивать не надо.
– Тоже понятно. Но как ты с ней управляешься? По-моему, нормальному мужику это не по силам. Это живой огонь…
– Мерси.
– Мне сразу вспомнилась одна лирическая дворовая песня, насчет цвета волос…
– Я вижу, ты имеешь сообщить мне о ней что-то новое. Так я тебя с интересом послушаю…
– Да нет, я так, просто…
– Не стоит углубляться в эту тему. Ибо она непредсказуема.