Мы все продумали.

Сама операция в воздухе не казалась нам сложной. Мы были примерно одного роста и веса, что облегчало маневрирование при одновременном отделении от самолета. Скорость человека в свободном падении составляет примерно 50 метров в секунду. С высоты тысячи − полутора тысяч метров мы имели около двадцати секунд для сближения и передачи парашюта. Этого было вполне достаточно.

Чтобы максимально замедлить скорость падения, нужно было принять позу черепахи, прогнувшись животом вниз и раскинув руки для планирования. Именно так падают с высоты кошки, пытаясь, заодно, за что-то зацепиться. Я вспомнил, как тренировал в детстве соседского кота. Нет, я не бросал его с большой высоты − только из рук, со своего роста. Опыты подтвердили теорию: независимо от позы, в которой я выпускал кота из рук, он переворачивался животом вниз и приземлялся на лапы. А в воздухе принимал именно эту планирующую позу. И только когда я бросал его с сильным вращением, он просто не успевал развернуться и с жалобным мяуканьем брякался о пол. Жестоко? Возможно. Но наука требует жертв, как замети еще физиолог Павлов. Впрочем, кота я мучил недолго и, испытав его полетные возможности, отпустил на волю. А потом подкармливал жареной речной рыбой, которую он любил до исступления.

Было понятно, что сложнее всего будет передать и надеть парашют в воздушном потоке. Поскольку сделать это по правилам однозначно не получится, мы придумали несколько способов его фиксации, чтобы не вырвало при раскрытии купола. В качестве главной страховки решили применить мощные двойные брезентовые ремни. Предполагалось туго затянуть их на поясе поверх экипировки, а к ним перед самым прыжком незаметно подцепить крупные альпинистские карабины. Этими карабинами должен был страховаться его парашют при передаче, чтобы не унесло потоком воздуха. Эта сцепка должна была помочь и в крайнем случае, если придется вдвоем приземляться на одном парашюте. Фактически, ему нужно было выполнить одну главную операцию: сблизиться со мной и прихватить карабинами лямки передаваемого парашюта. После этого он уже не терял с ним контакт. Оставалось только отсоединить парашют от моего пояса и разойтись в стороны. Эта задача была вполне решаемой. Конечно, захват и отцепка карабинов отнимали несколько лишних секунд, но зато обеспечивалась надежность. Заранее отрабатывать эти действия не было смысла, потому что на земле невозможно имитировать сближение в воздушном потоке. Но на листе бумаги были расписаны этапы действий с приблизительной оценкой времени на каждый. По нашим расчетам, если все делать правильно, у нас даже оставался неплохой временной запас. А он был нужен на всякий непредвиденный случай.

Он планировал всю операцию так, чтобы обеспечить мою безопасность. Фактически, от меня ничего не зависело. Мне нужно было только принять стабильную позу во время падения, а после передачи парашюта раскрыть свой. Это я должен был сделать самостоятельно, так как автоматические системы предполагалось отключить. Теоретически все было понятно, но проблема заключалась в том, что у меня не было опыта затяжных прыжков. Честно говоря, вначале моих нескольких прыжков с тросика не хватало даже на то, чтобы избавиться от страха высоты. Но я не мог в этом признаться, хотя и делал уверенный вид. Сам он неоднократно прыгал затяжным, и говорил, что ничего особенного в этом нет. Нужно сосредоточиться на выполнении задания и отсчете установленного времени свободного полета: 1001, 1002, 1003 и так далее. Но это с точки зрения техники. Если есть привычка к свободному падению, и нет панического страха. Он вспоминал, что в первый раз было трудно преодолеть сильнейшее желание немедленно дернуть вытяжное кольцо. Конечно, есть система автоматического раскрытия парашюта. Но все же главное это холодная голова, контроль ситуации и выдержка.

Мы уже были вполне готовы к самому прыжку, но столкнулись с проблемами на его подготовительных этапах. Задуманную операцию можно было провести только в ходе обычных групповых прыжков, нарушив все возможные инструкции и правила. Основным препятствием был сопровождавший группу инструктор. Задачу облегчало то, что и в парашютном клубе Сергей был всеобщим любимцем. Учитывая его славное воздушно-десантное прошлое, его считали своим, он даже помогал инструкторам во время прыжков. Поэтому ему полностью доверяли: позволяли свободно перемещаться в корпусе самолета и не придирались к экипировке. Все это было нам на руку − прежде всего, для незаметного отключения приборов автоматического раскрытия. Но абсолютным приоритетом для инструктора был контроль безопасности прыжков, поэтому он покидал самолет последним. Было ясно, что обмануть его не удастся. Оставался силовой вариант: дождаться ухода всей группы и вытолкнуть его за борт. Даже если пилот заметит происходящее, штурвал он не оставит. А мы управимся за несколько секунд: нужно только снять, передать и закрепить парашют карабином. Это дело нескольких секунд, а там − лови нас. Последствия этой авантюры, вплоть до уголовных дел, нас почему-то совершенно не беспокоили.

Главным условием дела был набор достаточного запаса высоты. Но лето выдалось дождливым, и облачность не всегда это позволяла. Всю первую половину лета мы выполняли обычные прыжки, примеряясь к обстановке. А начиная с августа, входили в брюхо «кукурузника» уже в полной готовности. Но каждый раз что-то мешало. Мы договорились о нескольких условных знаках, и как только он подавал сигнал, отменяющий дело, я испытывал острейшую вспышку счастья. На фоне этого стресса я полностью излечился от волнения перед обычным прыжком. После очередной отмененной попытки я подходил к открытой двери самолета с таким облегчением, что на моем лице появлялась непроизвольная улыбка. Сделав ручкой бледным от страха новичкам, я спокойно шагал в свистящую пустоту, словно спускался с подножки автобуса. Но вот, в конце лета, наконец, установилась сухая, безоблачная погода, и стало ясно, что решающий момент приближается.

В августе, наконец, установилась стабильно солнечная погода, и я почувствовал, что решающий день настал. В ночь накануне того воскресного прыжка я спал плохо. Снова приснился кошмарный сон, который мучил меня накануне поездки в Карпаты. Он повторился буквально, в малейших деталях. Но слабости и сомнениям уже не было места.

Все вышло один к одному. С утра на небе не было ни облачка, погода была просто идеальной. Все остальное тоже шло в привычном порядке, а высота подъема была достаточной. Мы, как обычно, заняли последние места в группе. Когда прозвучал сигнал готовности, он подал мне условленный знак. Сердце мое сжалось, но я тут же взял себя в руки. Мы быстро и незаметно навесили карабины и отключили спасательные устройства. Он незаметно расслабил и расстегнул все крепления парашюта. Оставалось только сорвать его с плеч. В группе была пара новичков, и нам это помогло. Последний из них немного заколебался перед прыжком, и инструктору пришлось ему слегка помочь. В этот момент я сделал шаг ему за спину. Пока инструктор уговаривал новичка, Сергей начал снимать парашют. Когда инструктор повернулся к нему, то с удивлением увидел еще одного проблемного парашютиста: «А ты чего?!». В этот момент я выбил его опорную ногу по направлению к открытой двери, и он грохнулся на пятую точку. Сергей ударил по второй ноге − так, что обе оказались за бортом, и мне осталось только толкнуть его в спину. Все произошло так быстро, что крик инструктора растаял в воздушном потоке. Когда пилот оглянулся, я стоял спиной к кабине, загораживая происходящее, и ему не были понятны наши действия, кроме того, что мы готовимся к прыжку. Но Сергей завозился с последним замком перехвата, заклинившим на бедре. Он поднял глаза на меня, и наши взгляды встретились. Это был последний шанс остановить эту авантюру, и меня вдруг до самого нутра пронзило понимание того, какое страшное, непоправимое безумие мы совершаем. «Постой! Не надо!» − рвался крик из моих глаз, но яростный огонь его взгляда мгновенно испепелил все мои мысли. Я бросился на колени и рванул шлею заедавшего замка. Я не видел, что происходило сзади, в кабине летчиков, но понимал, что их вмешательство не только сорвет наш замысел, но может привести к трагедии. Наконец, злосчастная застежка раскрылась, и он бросил парашют мне, а я поймал его и прихватил карабином за лямки. Он шагнул в пустоту. Прижав к груди его парашют, я бросился следом, и лишь краем глаза успел увидеть раскрытый в матерном крике рот и выпученные глаза пилота, словно в замедленной съемке выбирающегося из кабины.

Сначала сильный удар воздушной массы и тошнотворное ощущение падения выбили меня из ощущения реальности. Но уже через несколько мгновений я сгруппировался и принял нужную позу. Воздушный поток прижимал к груди его парашют, продетый в мои раскинутые руки. В этот миг восприятие окружающего мира резко обострилось: пестрота приближающейся земли, поблескивающие зеркальца прудов и реки, голубоватая дымка горизонта, ватные клочья облаков, огненный глаз солнца − все это казалось нереально ярким. Я увидел Сергея в нескольких десятках метров внизу и в стороне в той же распластанной позе на фоне лоскутного одеяла земли. Это было нормально, потому что я имел больший вес. Как и договорились, я не предпринимал никаких действий, а он, маневрируя, приближался ко мне. Но мне это сближение казалось бесконечно медленным. «Быстрее, быстрее!» − стучало в висках. Пять, шесть, семь секунд. Чего он медлит?! По спине пробежал холодок опасности, но я подавил подкравшийся страх и сосредоточился на предстоящих действиях. Сблизившись со мной, он должен был карабином прицепить лямки парашюта к своему поясу, а потом я должен был от него освободиться. После этого оставалось только слегка разойтись, и я мог дергать свое кольцо. Остальное было его задачей и, как он говорил, делом техники. Восемь, девять секунд… Я просто физически чувствовал, как стремительно приближается земля. На десятой секунде он был рядом, ухватился рукой за лямку своего парашюта, закинутую за мою спину, и потянул ее на себя, чтобы прикрепить к своему карабину.

Пытаясь присоединить карабин, он терял стабильность падения, и его начинало раскручивать воздушным потоком. Одиннадцать секунд, двенадцать… Что делать?! Я попытался освободить руку из лямки, чтобы ему было удобнее, но парашют сорвало и бросило вверх, резко дернув мое плечо. Вспышка паники пронзила меня, лишь в мозгу продолжался отсчет: четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… Но все же наша страховка сработала, и парашют болтался за моей спиной на карабине, присоединенном к поясу. «Без паники. Спокойно, спокойно» − повторял я себе, стараясь сохранить стабильность падения. Это было единственное, что зависело от меня. Я по-прежнему находился в правильном положении, но его отбросило потоком воздуха в сторону. «Давай же, давай, цепляйся!» − мысленно орал я ему, всем нутром чувствуя бешено приближающуюся землю. Он успел выровняться, а потом приблизился к мотающемуся за моей спиной парашюту. Мелькнуло опасение, что это может помешать раскрыться и моему. Я не мог видеть того, что происходит у меня за спиной, но верил в его мастерство и опыт. Но чего он там возится?! Пристегни карабин − и мы уже на связке. И тогда можно дернуть спасительное кольцо. Но то, что казалось смехотворно простым на земле, почему-то не получалось в воздухе. «Ну, давай же, давай!» − молил я его, позабыв об отсчете секунд. Но теперь это уже не имело значения − времени оставалось слишком мало. «Цепляйся! Цепляйся за меня!» − бессмысленно орал я ему, задыхаясь от бьющего в легкие воздуха, но было уже поздно. «Вот и все!» − прорезалась совершенно простая мысль. И вдруг сверху послышался хлопок, и тут же сильный удар, дернувший меня вверх. Он успел! Спасены! Но эта счастливая мысль была сметена тенью фигуры, камнем пролетевшей вниз.