(происходит через год после «Тайны заброшенного замка») 

 

Мы в город Изумрудный…

К пятнадцатилетию Озмы Пруденция приготовила замечательный подарок. Пригласила свою приёмную дочь совершить путешествие в Изумрудный город.

— Что это такое, — говорила она, — тебе скоро замуж, а ты ни разу не была за пределами Жёлтой страны. Хоть увидишь нашего премудрого Правителя, а если повезёт — то и его друзей.

Озма с восторгом приняла это предложение. Мать и дочь взяли продуктов на дорогу, заперли дверь дома на ключ и отправились. Не по дороге из жёлтого кирпича — она начиналась совсем в другой части страны — а по другой, обычной.

Посмотрите, как они идут. Зелёная Пруденция с грустным и добрым лицом, в траурном платье. Она не смеётся уже десять лет, с тех пор, как умер её муж, укушенный болотной змеёй. И Озма — расцветающая черноокая красавица, очень высокая для Волшебной страны, потому что родилась за её пределами. Волосы у Озмы, может быть, не совсем чёрные, а только тёмные, но из-за жёлтых лент в косах кажутся чёрными как смоль. На девочке платье жёлтое, как у всех в этой части Волшебной страны — срок траура давно прошёл, но не для Пруденции… Озме она сказала когда-то: «У тебя вся жизнь впереди, тебе ни к чему нарушать обычаи. Ты ещё полюбишь. Тебе он отец, а для меня — единственная любовь в жизни». Они тогда чуть не поссорились, но Пруденция настояла на своём…

Вьётся, вьётся дорога под ногами путешественниц, светит вечно жаркое солнце Волшебной страны. А впереди ждёт Пруденцию и Озму первое приключение.

 

Что я нашла!

Стемнело. Озма и Пруденция вышли довольно рано утром, поэтому неудивительно, что они очень устали и начали подумывать о ночлеге. К счастью, им повезло. У подножия одной из Кругосветных гор они увидели небольшой домик с огородом.

— Может, нас пустят сюда? — спросила Озма и постучалась.

Дверь открылась, и на пороге показалась совсем юная женщина с ребёнком на руках. Она была замечательно хороша собой, и Пруденции показалось, что её приёмная дочь и эта незнакомка принадлежат к одному народу.

— Здравствуйте, — сказала Озма, — вы не могли бы дать нам приют на ночь? Мы идём в Изумрудный город и очень устали.

— С удовольствием, — ответила хозяйка. — Заходите. Ужинать будете?

— Будем, но не беспокойтесь, вас не обездолим, — вступила в разговор Пруденция. — У нас свои продукты.

Они вошли в дом.

— Урфин! — обратилась хозяйка к мужчине, стоявшему у окна. — Сегодня мы с тобой спим на сеновале, потому что у нас просят ночлега.

— Нет, мы сами будем спать на сеновале, — живо возразила Озма, — и притом с большим удовольствием. Здравствуйте, — она сделала реверанс хозяину. — Вы тот самый Урфин Джюс?.. — тут она осеклась, поняв, что сказала лишнее.

— Да, я тот самый Урфин Джюс, который наделал в жизни таких страшных ошибок и не устаёт радоваться, что встал на верный путь. Приветствую вас в моём доме и имею честь представить вам мою жену Джуну.

— Очень приятно, — снова сделала реверанс Озма и назвала себя и Пруденцию.

Все сели ужинать, а потом Джуна уложила ребёнка спать. И они четверо долго ещё не могли наговориться, сидя в уютной комнатке, стены которой были украшены цветами, луком со стрелами и одной-единственной фотографией. С неё улыбалась симпатичная негритянка, державшая на руках малышку цвета кофе с молоком.

— Крёстная нашего Искандера, — сказала про женщину Джуна.

Под фотографией, на белом поле, была надпись: «Мир вашему дому от тех, кто прорвался! От дочки Урфины и мамы Мгваны!»

* * *

Утром, выйдя с сеновала, Озма пошла между грядками знаменитого урфинского огорода к бочке с водой — и вдруг вскрикнула. Её царапнуло по ноге какое-то колючее растение. Оно напоминало «золотые шары» без цветов, только было гораздо ниже.

— Что случилось? — спросил хозяин дома, выглядывая в окно.

— Да чепуха, у вас тут сорняки колючие!

— Ну-ка, кто посмел вырасти? Вчера ведь только пололи!.. Что? — ахнул Урфин, увидев злоумышленную траву. — И в третий раз возвращается ветер на круги своя…

— Что-что? — не поняла Озма.

Урфин вышел из дома и встал рядом с ней:

— Это то самое растение, из которого я когда-то сделал живительный порошок и оживил деревянных солдат! Его надо немедленно сжечь, пока никто не догадался о его силе и не повторил моих ошибок.

— Извините, но вы, по-моему, неправы, — возразила Озма. — С помощью этого порошка можно массу добра сделать!

— А вот это мне и в голову никогда не приходило! Ваша идея, ваша находка — за это я высушу растения на солнце и отдам порошок вам. Зла в вас нет, это я вижу, и, может быть, он в самом деле когда-нибудь вас выручит. Но — никому его не показывайте!

 

Деревянная лошадь

Второй день путешествия выдался ещё жарче, чем первый. Озма и Пруденция шли еле-еле, поминутно пили воду и, как только увидели в тени поваленное дерево, тут же расположились на нём отдохнуть.

Придя немного в себя, Озма воскликнула:

— Слушай, а откуда у бревна голова? Так, а за спинами-то нашими у него ноги! Знаешь, мама, на чём мы сидим? На лошади!

— Да, в самом деле, — отозвалась Пруденция. — Такая себе деревянная игрушка. Чего её выбросили?

— Не знаю… По-моему, это очень приличная лошадь.

Действительно, деревянное животное было хоть и угловатым, но сделано на совесть. Когда странницы поставили находку на ноги, она стояла твёрдо, не шатаясь.

— Да, лошадь неплохая, — грустно сказала Пруденция, — но что нам в ней проку? Будь она живая…

— Она будет живая! — с этими словами Озма вынула из кармана коробочку с волшебным порошком и начала посыпать лошадь. — Слава волшебному средству!

Создание неизвестного мастера вскоре взбрыкнуло, глянуло по сторонам и спросило:

— А я кто?

— Ты — деревянный конь, — ответила Озма.

— А-а… А как меня зовут?

— Славик, — сказала девочка после минутного раздумья.

— Здорово! А почему?

— Это сокращение длинной фразы: «Слава волшебному средству, которым я тебя оживила!»

— Ясно. А что я буду делать?

— Повезёшь нас с мамой в Изумрудный город. Хорошо?

— Хорошо. С удовольствием. Прошу садиться!

Озма и Пруденция с удобством устроились на длинной спине Славика и продолжали путь. Им неслыханно повезло, потому что их скакун никогда не уставал. Можно было даже простить ему, что он засыпает новых хозяек бесчисленными вопросами…

 

История Волшебной страны

До Изумрудного города странницы добрались гораздо быстрее, чем рассчитывали. К Трижды Премудрому Страшиле их сначала не хотели пускать. Но когда Страж Ворот Фарамант увидел деревянного Славика, то немедленно пропустил всех троих со словами:

— Это необычайное создание должно прийтись по нраву Правителю.

Действительно, Страшила, услышав о деревянной лошади, сразу захотел ознакомиться с ней и её хозяйками. Его поддержали все его друзья, которые у него в это время гостили. И Длиннобородый Солдат провёл Озму, Пруденцию и их скакуна в тронный зал.

Странницы и не надеялись увидеть сразу стольких правителей Волшебной страны и слегка смутились. Но Славик сразу же начал сыпать вопросами, и это сломало лёд. Разговор начался самый дружеский и непринуждённый. Страшила представлял своих друзей:

— Смелый Лев… Ворона Кагги-Карр… Железный Дровосек и Железная Пакука… Это экс-тра-ор-ди-нар-на-я девушка! Представляете, когда Дровосек стал железным, она пошла к Гингеме и заявила: «Сделай и меня такой же! Хочу делить его судьбу!»

— Ну, я сама расскажу, — вмешалась железная подруга Дровосека. — Я же пообещала ему с самого начала, что никогда его не брошу, что бы он там ни говорил и как бы там ни выделывалась моя тётка… А у Гингемы-то глаза разгорелись, такой шикарной пакости она ещё не делала! Мой сказал, что он теперь без сердца и не сможет меня любить, а я сказала, что я теперь тоже не лучше… Ну и стали мы вместе жить, вместе и заржавели, потом нас Элли спасла… Решили на пару сердца себе попросить, а я ещё красоту хотела… Хотя опять же мой сказал, что я и так лучше всех! Дал нам Гудвин по сердцу, а меня раскрасил красками. Вот и живём… Фу, трещотка железная, мы же наших самых маленьких не представили!

Пакука подставила свою изящно сделанную ладонь, и на неё взобрались две крошечные девочки. Одна скорее напоминала ёжика, вернее, всю её спину покрывал плащ из иголок. Вторая была типичной уроженкой Зелёной страны, только крошечной.

— Я Хондучиха, — сказала колючая, — мы, хондуки, живём в усыпляющих маках, только на нас в этом мире не действует их аромат. Наш народ в великой дружбе с мышиным королевством Рамины, мы помогали вывезти Льва… Я тогда была совсем крошечной и жила в траве, потому что не могла забраться ни на один цветок. Друзья взяли меня с собой, а Гудвин подарил мне железные когти. Я вернулась домой и с перепугу выиграла конкурс ловкости, когда Рамина решила сложить с себя полномочия правительницы хондуков…

— Сколько раз она нас выручала, такая маленькая и ловкая! — подхватила вторая девочка. — А я Жмика, живу фактически в пригороде, друзья нашли меня, когда уже почти оставили надежду встретить последнее из шести существ. Я тут одна ничем не правлю, и мечта у меня глупая была — прекрасный голос.

— Так до неё и очередь не дошла, когда Гудвин нас вызывал! — опять вмешался Страшила. — Она тут напевала просто так — и весь дворец заслушался! Когда у него была Хондучиха, он просил передать нашей последней маленькой подруге, что её желание уже исполнилось, как только она вступила в его владения, вот… Её пение облагораживает душу и подчас даже смягчает сердца врагов…

* * *

Они долго рассказывали друг другу свои приключения, потом вдруг заспорили о том, как живут люди за горами и откуда вообще взялось волшебство. Подняли летописи гномов, вспомнили школьную программу, восстановили такую картину.

В начале времён планета Найда была самой обыкновенной, без чудес. Но однажды откуда-то с далёких звёзд прилетел чародей Гуррикап, уставший от людей, и создал Волшебную страну. Отрезал её от всего мира Кругосветными горами и Гибельной пустыней, хотя страна и так лежала на острове, отделённом от материка Брамапутры узким, но очень глубоким проливом.

Много веков просуществовала так Волшебная страна. Но два тысячелетия и ещё несколько лет назад два принца поспорили из-за престола. Один из них был побеждён и изгнан со своими сторонниками в пустыню. Но они перебрались через все преграды и попали в широкий мир. Там принц повёл войну на севере Брамапутры, победил и основал город Рим. Говорящие животные и растения, бывшие в армии принца, расплодились после этого по всей Найде и совсем вытеснили обычных. И постепенно все страны и континенты заговорили на языке пришельцев из Волшебной страны. А с самой планетой случилось странное — на ней стали происходить чудеса… Потому и летоисчисление на Найде ведётся от основания Рима.

Всё же страна Страшилы, если можно так выразиться, волшебнее остальной планеты. Там вечное лето, там чудеса правят всем, а в широком мире правят наука и техника, чудеса же лишь вторгаются в этот заведённый порядок…

 

Вторжение

Шёл третий день пребывания Озмы и Пруденции в Изумрудном городе. Странницы и Славик играли со Страшилой и его друзьями в прятки. Озма сидела в маленькой комнатке за троном, откуда в своё время Гудвин озвучивал чудища, и считала до десяти, пока её друзья прятались в тронном зале. Она не видела, как разбилось окно и в него влетели (притом без крыльев, ковра-самолёта и прочих подручных средств) Ниманд, Узуфрукт и три их помощника-идиота.

— Волны! — завопил Ниманд. — Хватайте всех, кого здесь видите, и тащите в башню!

И тут же по залу заметались какие-то длинные полосы, время от времени вспыхивающие ярким пламенем. Они с неожиданной силой вцеплялись в Страшилу и остальных и тащили их по воздуху на улицу. Бусунумщики смотрели на это и хохотали.

* * *

После гибели машины-телепорталки Ниманд потерял надежду установить в Волшебной стране бусунум. Все пятнадцать лет, минувшие с того дня, он не жил, а существовал. Помощники его, не такие фанатики, жили веселее: продавали на рынке собранную в лесу чернику и пировали на вырученные деньги в ближайшей харчевне.

Но однажды, проходя по базару, идиот Пракситель увидел, что один торговец продаёт очень красивую старинную шкатулку. Она поразила воображение Праксителя, и он объявил товарищам:

— Сегодня буду голоден, а эту миленькую штучку куплю!

Никто, конечно, не возражал, и счастливый Пракситель, изрядно поторговавшись, унёс покупку с рынка.

…Сидя в харчевне, бусунумщики заспорили, почему торговец заломил такую цену.

— Это неспроста, — настаивал Палеолог, — она, наверное, волшебная.

— Скажешь тоже! — возражал Бова. — Это просто от жадности.

Узуфрукт взял у Праксителя шкатулку и внимательно её осмотрел. На крышке обнаружились какие-то письмена, которые он, вспомнив старую науку, без труда прочёл: «В этой шкатулке хранятся волшебные волны, полосы чудесной энергии. Они — рабыни шкатулки и рабыни того, кто владеет шкатулкой. Они могут мгновенно перенести своего повелителя хоть на край света и одолеть в бою любое, даже самое сильное, существо».

Прочтя это, Узуфрукт сказал:

— Это надо отдать шефу. А то невыносимо смотреть, как он сидит с похоронным лицом и думает всё об одном и том же…

Идиоты колебались. Но Узуфрукт добавил:

— Когда шеф будет у власти, нам тоже кое-что перепадёт!

 

Военный совет

Озма прекрасно слышала шум в зале, но не могла и вообразить такого ужаса, как происходящее там. Она думала: ну, ссорятся там, спорят, кому где прятаться… Досчитав до десяти, она хотела выйти из комнатки и начать искать. Но тут в окно влетела Кагги-Карр.

— Озма! — каркнула она. — Большая беда!

— Не порть игру, — отмахнулась девочка.

— Не до игр, милая! Твоя мама, и Страшила, и все прочие в плену! На свободе только ты, я и Славик.

— Что? — ужаснулась Озма, поняв наконец, что ворона её не разыгрывает.

— Да. Какие-то злодеи захватили Изумрудный город. Тебя они, к счастью, не заметили, я ускользнула в окно, а коня твоего, видать, за бревно приняли… Теперь нам троим надо решать, что делать. Ну-ка, полечу, узнаю — есть там кто-нибудь?

Разведка показала, что захватчики ушли и в зале находится только отмерший наконец, плачущий Славик. Кагги-Карр не очень вежливо велела ему перестать реветь, тихо пройти в комнатку за троном и присоединиться к совету.

* * *

Как только стемнело, Кагги-Карр полетела в башню-тюрьму советоваться со Страшилой. Озма и деревянный конь так и остались за троном, затаившись и внимательно слушая, что замышляют сектанты.

Трижды Премудрый Правитель сказал:

— Я не знаю, как бороться со странным оружием этих злодеев. Я умею только обороняться, не нападать. А вам надо брать город штурмом.

— А надо ли? — усомнилась ворона. — Раньше всего надо освободить вас.

— Бесполезно: эти бусунумщики поставили у главного и подземного входов в башню какую-то невероятную охрану, мы туда уже совались.

— Бусунумщики?

— Ах, да, ты не знаешь. Зато их прекрасно знает Пруденция.

Страшила сообщил краткие сведения о бусунумщиках и продолжал:

— Так вот, эти их волны никого не подпустят к башне. Так что забудьте о нас, выбирайтесь из города и идите к Урфину Джюсу. Ведь он знает Озму, он теперь нам друг и имеет опыт в этом деле.

— И что, мы будем втроём штурмовать?

— Впятером: ты Урфина и его жену за кого считаешь?

— И что мы можем против сектантов? Мы окажемся в той же башне, что и вы.

— Они без армии. Народ их не поддержит.

— А их волны?

— Урфин придумает что-нибудь! В крайнем случае, если ничего не выйдет, ты вызовешь кого-нибудь из Канзаса.

Вороне не очень нравился этот план. Уходить, чтобы снова вернуться? Ей казалось, что они гораздо больше сделают как внутренние враги. Но только Кагги-Карр открыла клюв, чтобы сказать об этом Страшиле, как ни с того ни с сего ощутила резкую боль в голове, прошедшую так же мгновенно, как началась. И тут же ворона с удивлением призналась сама себе, что лучшего плана нет и не может быть.

Этим же убеждением она заразила Озму и Славика. И все трое, с трудом выбравшись из города, отправились в долгий путь через всю страну.

 

Первый штурм

Урфин Джюс, когда друзья до него добрались, прямо-таки поразился чуши, сказанной Страшилой:

— Нда, только и могу я это объяснить тем, что волны навели на его мозги помрачение, да и на ваши все тоже! Как они хотели, эти сектанты, чтобы вы убрались из города! И одного они не учли — что я их раскушу, да только что теперь проку? Придётся прорываться снова в столицу, хоть это и дьявольски трудно. Я с вами, а ты, Джуна, оставайся: ребёнка-то одного не бросишь!

Половчанка неуловимым движением коснулась живота, в глазах её заплескалась тоска… «Эге, — подумала ворона, — она никак второго птенца высиживает!» Легче, ох, легче быть воительницей, чем просто женщиной!

…Законы секты уже были навязаны всей Волшебной стране, кроме владений Виллины и Стеллы. В руках бусунумщиков в день вторжения оказались чуть не все правители Волшебной страны. И теперь Ниманд сидел на троне в Изумрудном городе, а Узуфрукт и три идиота наводили новые порядки в областях. Тех, кто не соглашался делать всё по-бусунумному, просто вышвыривали из родного города или деревни. И больше таким несчастным никуда не было входа, пока не наденут штаны на голову… Ведь бусунумщики окружили волнами каждый населённый пункт.

Число изгнанников с каждым днём росло. Люди уходили в леса, в горе и гневе устраивались там на житьё. Ломали головы, как бороться с новой напастью… А всё же немало было и таких, кто остался и смирился — а может, притворился?

Пара изгнаннических поселений встретилась маленькому отряду на пути к столице, и к стенам Изумрудного города они подошли, уже являя собой некоторую силу. Но, конечно, прорваться сквозь волновой заслон им не удалось. Отряд был отброшен на мили и мили от города. Люди, к счастью, отделались ушибами, но у Кагги-Карр было перебито крыло. Теперь нечего было и думать связаться с Канзасом…

Изгнанники, ни во что уже не веря, вернулись в леса. Люди не проклинали никого, но бойцы маленького отряда, и особенно Урфин, готовы были провалиться сквозь землю…

 

Волшебная книга Виллины

Добрая волшебница Жёлтой страны внимательно выслушала свою юную подданную Озму и её друзей. Заглянула в свою магическую книгу и сказала:

— Не огорчайтесь, что не можете связаться с Энни, Тимом, ещё кем-нибудь оттуда… Моя книга говорит, что сейчас помогут не они, а совсем другие люди.

— Кто же именно? — влез Славик.

— Во-первых, принцесса Ишода.

— Что за принцесса?

— Она дочь прежнего короля, который правил Волшебной страной до Гудвина и позорно бежал в Индию, когда тот спустился с неба на воздушном шаре. У него была жена индианка, и он решил искать убежища на её родине. Трус он был, этот король Пастория! А вот дочь его Ишода была подающая надежды девушка. Сейчас она, должно быть, в Индии, и книга говорит, что она-то нам и поможет. А кроме неё — человек, у которого глаза — камни славы.

— А что это за камни?

— Да вот у тебя, Озма, в кольце такой светящийся синий камень. Все такие камни — осколки одного великого метеорита. Они летают по всей Вселенной, их вставляют в украшения, и они приносят славу — если, конечно, постараешься. А у троих человек во Вселенной эти камни попали в глаза. Эти люди уж точно прогремят по всему миру, они бывают либо очень хорошими, либо очень плохими…

 

Путь в Индию

Без большой надежды на успех, но почти уже собрались на поиски Ишоды в огромной стране Урфин и Озма верхом на Славике. Где искать человека с необычайными глазами, вообще никто не представлял… Но перед самым отъездом разболелся сначала сынишка Джюсов, а потом слегла и Джуна. Проклятый Жёлтый Туман! Половчанка носила Искандера как раз в дни этой напасти, и за три года ни мать, ни сын так и не изжили последствий, налетавших иногда чёрным вихрем. Джуна приходила в сознание лишь тогда, когда Урфин держал её за руку…

В итоге Озме и Славику пришлось ехать вдвоём. Джуна с трудом села в постели и указала рукой, где взять тёплые вещи, оставшиеся ещё от её прошлой жизни за пределами страны вечного лета.

Озма никак не могла понять, зачем ей шуба, шапка и сапоги.

— Да на всей Найде, от полюса до полюса, зима сейчас! — объяснял ей Урфин.

— А что такое зима?

— Ах, да, ты не знаешь! Счастлива ты, что не видела даже Жёлтого Тумана — ведь во владениях Виллины его и не было… Ну, в общем, зимой очень холодно и идёт снег.

Озма так и не поняла ничего и отбыла верхом на деревянном коне в сумасшедшую даль…

* * *

Через горы и пустыню Славик и его хозяйка перебрались хотя и не без труда, но благополучно. Неутомимый скакун во время этого путешествия показал себя с самой лучшей стороны. Он лазал по скалам, как горный козёл, а пустыню пересёк в рекордно короткий срок.

Наконец конь и всадница оказались на берегу пролива Элли и Энни, как давно уже окрестили эту неширокую, но очень глубокую, не замерзающую на зиму водную артерию. Смерив пролив насмешливым взглядом, Славик объявил:

— Я в два счёта его переплыву, только держись крепче!

Ноги девочки по колено промокли, но вода была тёплая. Они благополучно добрались до середины пролива. Но тут подул сильный ветер, и на море поднялось волнение. В узком проливе волны мгновенно разогнались до чудовищной силы и швыряли Славика как хотели. Озма теперь промокла с головы до ног, но это было ещё не самое страшное. Коня и всадницу несло к выходу из пролива, туда, где море замёрзло. Их швырнуло бы на лёд, и они, мокрые, намертво примёрзли бы. Но, к счастью, терпящих бедствие увидел Кашалот, председатель КОАППа. Владения комитета начинались на том берегу пролива. Кит осторожно взял Славика и Озму в зубы, высадил на берег и сдал с рук на руки своим зверям. В главном здании КОАППа путники обсушились у камина и хотели продолжать путь. Но звери заставили их ночевать в этом доме.

— Спасибо, только мы торопимся, — пыталась возразить Озма, всё ещё дрожа от холода.

— Поспешишь — людей насмешишь, — наставительно сказал из моря председатель. — Если ты простудишься, то потеряешь куда больше времени!

И девочка, внутренне страстно желавшая отдохнуть в тепле, приняла любезное приглашение.

 

Холод смерти

На следующее утро Озма и Славик, разузнав у Кашалота дорогу, продолжили путь. Девочка ехала в чуть великоватой одежде Джуны и не уставала дивиться снегу, льду и холоду…

Довольно быстро они добрались до индийского города Бомбея. Мотались по нему четыре дня и ничего не узнали. Они понятия не имели, что такое адресное бюро, и расспрашивали всех встречных и поперечных о женщине по имени Ишода. От них или просто отмахивались, или добивались, как фамилия Ишоды. Пару раз Озма и Славик находили женщину с таким именем, но оказывалось, что это не та, кого они ищут…

Та зима выдалась на редкость суровой. Хорошо ещё, что Озме не приходилось ночевать на улице: девочка устроилась в какой-то захолустной гостинице. Денег у неё, правда, не было, зато, с лёгкой руки опытной путешественницы Джуны, было столько еды, что хозяйка гостиницы согласилась взимать плату продуктами. Вроде оставалось и самой Озме.

Но настала пора, когда она доела последний бутерброд, бродя по улицам очень далеко от гостиницы. Это было на пятый день. Ударил небывалый мороз, и стоять на улице было равносильно гибели. Но Озма не утолила голода последней порцией Джуниных запасов и так ослабела, что села на скамейку и не в силах была встать. Напрасно Славик тормошил её и упрашивал идти — у неё не хватало сил даже ответить ему. Холод, легко пронизав все тёплые вещи, которыми Озма пыталась от него защититься, добирался до её сердца. Славику хотелось умереть вместе с ней. Просить о помощи было некого — все сидели по домам и нос боялись высунуть…

Но неожиданно мимо скамейки прошёл какой-то парень, на вид ровесник Озмы. Славик тут же закричал:

— Мальчик! Тут замерзает моя хозяйка. Я бы увёз её, если бы ты поднял её мне на спину…

— Ой, какой ужас! — воскликнул нежданный прохожий и с силой, какой сам от себя не ожидал, поднял Озму и посадил верхом на коня. Девочка была уже без сознания, и её приходилось поддерживать.

— Вас проводить? — спросил парень.

— Нам далеко ехать, ты замёрзнешь.

— Но и она умрёт по дороге! Вот что: пойдёмте к нам домой, это совсем рядом. Мама наверняка не рассердится и сможет помочь твоей хозяйке.

 

Камни славы не подвели

Очнувшись, Озма долго лежала с закрытыми глазами. Её не интересовало, где она находится. Она чувствовала и понимала только одно: ей тепло… хорошо… Господи, до чего же хорошо! Век бы так лежать…

Но кто-то стал настойчиво повторять над самым ухом:

— Озма, вставай! Нам пора в путь! Нам повезло так, что мы и представить себе не могли!

— Славик, отстань, пожалуйста! Дай поспать! — бормотала девочка, но тут смысл повторяемых слов дошёл до её сознания, и она рывком вскочила с постели. — Где мы? — спросила она деревянного коня.

— В доме… — Славик выдержал эффектную паузу и объявил театральным голосом: — В доме принцессы Ишоды!

— Что?

— Да, да. Ты чуть не замёрзла на улице, но Кишан, это сын принцессы, случайно увидел тебя и привёз нас с тобой к себе домой. Он спас не только твою жизнь — он спас всю Волшебную страну. Потому что в этом доме живёт человек с глазами — камнями славы.

— Да ну тебя, Славик! Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Не веришь — иди в соседнюю комнату и сама всё увидишь.

…Там Озму ждали трое. Мать с сыном и какой-то немолодой уже мужчина с пронзительно синими глазами. Глянув на него, а потом на своё кольцо, девочка поняла, что по крайней мере в одном пункте Славик не наврал.

— Здравствуй, милая! — обратилась к ней женщина. — Согрелась? Ну, милости прошу к столу! Да, не знала я, что в бывших владениях моего отца творятся такие страсти…

— Но мы ещё поборемся! — вмешался парень.

— Надежда умирает последней, — невесело улыбнулась Ишода. — Да, вы же незнакомы. Это мой сын, Кишан. Он тебя спас.

— Очень приятно, спасибо, — только и сказала Озма. Все слова куда-то потерялись.

— Пустяки, ничего особенного, — отозвался Кишан, отводя глаза. — Я пошёл за хлебом…

— Не хотела я пускать его в такой мороз, — вмешалась Ишода, — но он меня уговорил, и это, видно, судьба.

— Иду я и вижу, — продолжал её сын, — что ты замерзаешь… Любой нормальный человек поступил бы так же, как я.

— Всё равно я тебе очень благодарна, — настаивала Озма.

— Ну, хватит! — пресекла назревавший спор Ишода и представила синеглазого, назвав его «Александр Дмитриевич Расщепей, знаменитый кинорежиссёр».

— Я про вас читала! — выпалила Озма. — Только, — не удержалась она от бестактного вопроса, — скажите, разве вы не умерли?

— Я думал, что я умер, — весело отозвался Расщепей, — а на самом деле я попал к вам на Найду и теперь снимаю комнату у Ишоды Пасторьевны. Меня зовут работать на индийскую киностудию, но тут, кажется, грядёт кое-что поинтереснее!

— Ещё один! — вздохнула Ишода. — Вы хоть и взрослый человек, а смотрите на всю эту историю так же несерьёзно, как и Кишан! Но давайте обедать, а то суп остынет!

* * *

После обеда начались сборы в дорогу. Решено было не откладывать отъезда — каждый лишний день бусунума приближал Волшебную страну к гибели.

Ехали все: Озма, Славик, Ишода, Расщепей и Кишан. Последнего брать не хотели, поскольку в предсказании о нём не было ни слова. Но он объявил:

— У меня есть план, как победить бусунумщиков. Но я его не скажу, если вы меня не возьмёте.

…Они доехали поездом по Великой железной дороге до КОАППа, где Кашалот охотно переправил их через пролив. На том берегу компания нашла сухопутный корабль моряка Чарли Блека. Когда-то давно его поставили здесь, в начале пути, на всякий случай…

Путь их был долгим и нелёгким. Но никого это не повергало в уныние. Чем дальше, тем больше они сближались, становясь как бы одной семьёй.

Ишода относилась к Озме с добротой, какую не изливают на первого встречного, и это чувство ещё усилилось, когда бывшая принцесса узнала, что девочка всю жизнь прожила с приёмной матерью и понятия не имеет о своих настоящих родителях… Между Озмой и Кишаном установились отношения простые и дружеские. Они оба выросли без отца — муж Ишоды, Викас, погиб в крупной железнодорожной катастрофе за несколько дней до рождения Кишана. Мальчик и девочка болтали часто и подолгу, обо всём подряд, пусть не всегда понимая друг друга…

Тревожило компанию только одно: чёрные камни Гингемы. Но и то не слишком: Славика пропустило бы точно, а может быть, и Ишоду, которая родилась в Волшебной стране, и Озму, которая родилась за её пределами, но всю жизнь прожила в кольце Кругосветных гор. Так что кто-нибудь донёс бы чудесный виноград до пленников камней…

Но наследие Гингемы и не подумало притягивать корабль! Озма и Кишан дружно сочли это заслугой камней славы, по поводу чего Расщепей объявил:

— Чушь и чепуха!

 

Второй штурм

Джуна и маленький Искандер уже выздоровели, и стены домика Джюсов дрожали от кипучей деятельности.

— Это же элементарно, — пояснял Кишан, разрисовывая лицо жжёной пробкой. — Волны наверняка получили приказ пропускать только тех, кто принял бусунум. Вот мы и притворимся, что приняли его. Беспрепятственно пройдём в столицу, и тогда… — что будет «тогда», он и сам толком не знал и закончил фразу тем, что погрозил в пространство кулаком.

Всем было почему-то весело. Одобрительно кивал Урфин. Тихо, пусть с долей зависти, смеялась его жена, делавшая за стенкой, на кухне Озме так называемую причёску «Утро в курятнике», Озма же просто покатывалась. А на крыльце джюсовского дома шёл жаркий спор.

— Никогда! — решительно говорила принцесса. — Никогда не буду валять дурака и вам, Александр Дмитриевич, не позволю! Мы с вами взрослые люди, и нам не пристало мазаться сажей.

— Ну, Ишода Пасторьевна, Урфин тоже взрослый, это во-первых, а во-вторых, ваш покорный слуга — актёр и переодевался на своём веку по-разному.

— Наш хозяин ещё очень молод, — парировала Ишода. На самом-то деле Урфин постарше неё был, но не её первую ввели в заблуждение жемчужины вечной юности… — А вы не на киностудии, и будьте любезны сохранять достоинство!

— А если не переодеваться, то лучше и не ходить на штурм. На вашем месте, Ишода Пасторьевна, я бы и не ходил. Всё-таки опасно. Ну, войдём мы в столицу, а дальше-то предстоит ещё долгая борьба!

— Нет, я пойду! Должен же кто-то присматривать за детьми! — она хотела сказать «за ребёнком», но нечаянно выдала свои тайные мысли…

— Так я и присмотрю, а вы оставайтесь! Тут-то совсем маленький мальчик, а его мама спит и видит, как бы пойти с нами…

— Вот моей женой попрошу не распоряжаться! — вмешался Урфин.

Из кухонного окна со свистом вылетела стрела и сбила яблоко точно у него над головой.

— Ты… ты… — Джунин муж еле успел отскочить.

— Я просто выздоровела, — ласково сказала половчанка.

В итоге она оказалась в отряде, а Ишода осталась дома с Искандером. Расщепей, в свою очередь, уступил принцессе и согласился пойти на штурм, не превращая себя в огородное пугало…

* * *

На следующее утро к воротам Изумрудного города подошли один серьёзный взрослый человек и четыре с половиной огородных пугала. «Половинку» являл собой Славик, который не мог ни разлохматить хвост и гриву, ни вывернуть наизнанку одежду и всего-навсего вымазался сажей и красной глиной.

Расщепей начал понимать, что сделал страшную глупость. Но отступать не хотел и спрятался за спинами остальных, благо все они были выше него ростом. Отряд надеялся, что если они, плотно прижавшись друг к другу, проскользнут в ворота, волны не заметят нарушителя бусунума. Но манёвр не удался. Таинственная сила вырвала «взрослого, серьёзного человека» из гущи народа и отшвырнула его от городских стен. Да так, что он растянулся во весь рост на жёлтых кирпичах прославленной дороги.

— В город! — кричал он друзьям. Но те не послушались, да и кто бы их пропустил? Общими усилиями Расщепея осторожно посадили верхом на Славика и пустились в обратный путь. По дороге режиссёр ругательски ругал себя, но ни словом не упрекнул Ишоду…

…Печальная процессия въехала на урфинский двор. Расщепей не избежал превращения в чучело. Весь перемазанный грязью и боевой раскраской Славика, он морщился от боли и не смог сам сойти с коня.

— Что я наделала? — побледнев, простонала Ишода и упала бы, но её вовремя подхватил сын.

Супруги Джюс немедленно уступили раненому режиссёру свою кровать. Джуна собрала на огороде лечебные травы и хотела приступить к обработке ушибов и ссадин. Но Ишода объявила, что все заботы о пострадавшем берёт на себя.

— А вы разбираетесь? — спросила половчанка.

Ишода только кивнула. Но Кишан счёл, что её обидели, и вмешался:

— Конечно! Всю индийскую революцию мама была медсестрой в партизанском отряде и ещё других поучит народной медицине!

Ему даже не досталось от матери за эту дерзость…

 

Лунная ночь

Печально прошёл остаток дня. Но настала ночь, и темнота накрыла мир своим звёздным плащом, и солнце на небе сменилось луной, и темнота властно сказала: «Спать! Ведь вы не летучие мыши и не совы! Спать! Утром, на свежую голову, вы быстро решите все свои проблемы. Спать!»

И все послушались, даже Расщепей, которому, впрочем, сильно полегчало после Джуниных трав. Даже Ишода задремала у его постели, где не было никакой необходимости сидеть, но где она всё же сидела…

…Но миром в эту ночь правила не одна темнота. Лунный свет не давал ей безграничной власти. И лучи второй ночной королевы, проникая в окна, передавали от неё другой приказ: «Кто влюблён — просыпайтесь! Вы все мои дети, и в эту ночь я предоставляю вам право поговорить наедине. Никто не услышит — всех усыпила моя сестра. Никого не будет, только вы двое и я. Но меня не опасайтесь: я храню тайны свято. Уже много тысяч лет я слышу одни и те же слова, но никто ещё не услышал их от меня. Просыпайтесь, пылающие сердца, эта ночь для вас!»

* * *

И, повинуясь этому приказу, в разных углах урфинского сеновала проснулись Кишан и Озма и, не сговариваясь, вышли на освещённое луной крыльцо дома. В дверях сарая они столкнулись и вскрикнули, и заскрипела старая дверь, но Урфин и Джуна не проснулись. Не для них была эта ночь, ибо каждый из них давно знал, что творится в сердце другого…

Кишан и Озма столкнулись в дверях, и стали извиняться, и кто-то из них первым спросил, куда идёт другой, и выяснилось, что обоим не спится и хочется посидеть на крыльце, и они сели рядом, и их освещала луна, и им было хорошо.

— Ты видел когда-нибудь такую красоту? — спросила шёпотом Озма.

— Нет, ни разу. У нас в Индии другая красота… — Кишан помолчал и зачем-то спросил: — Ты веришь в судьбу?

— Не знаю…

— А я верю. Верю с того самого дня, как встретил тебя, замерзавшую, на улице. Это не могло быть случайностью — так было суждено!

— Ну, знаешь! Если так рассуждать, то сейчас судьба от нас отвернулась и мы должны ждать, пока она соизволит снова нам улыбнуться.

— Может, и так. Но мне кажется, что это будет очень-очень скоро.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что мне очень хорошо.

— Сейчас, когда мы потерпели поражение?

— Я же сказал: очень скоро мы победим.

Они оба замолчали. Не хотелось разговорами о печальном нарушать очарование этой ночи. Потом Кишан спросил:

— Знаешь, кто ты?

Озма засмеялась:

— По-моему, я ученица десятого класса Озма Лэйк.

— Ничего похожего. Ты королева красоты!

— Ой, да не выдумывай! — отмахнулась она, покраснев от радости.

— Да, королева красоты. И вообще ты лучше всех на свете!

— Будешь говорить глупости… — притворно сердито начала Озма.

— Буду! — решительно сказал Кишан. — Я люблю тебя, Озма!

Она молчала так долго, что он решил: всё, обиделась. Но наконец она ответила:

— Когда кончился срок траура по отцу, мама сказала: «Я никогда не сниму чёрного платья, а ты сними. Моё сердце разбито, а у тебя будет ещё в жизни любовь…» И я теперь вижу, что она была права.

— Озма! Неужели?

— Да. И я, пожалуй, готова поверить в судьбу.

 

Глазки да лапки

В это же время лунные лучи разбудили Расщепея и Ишоду.

— Как вы себя чувствуете? — спросила принцесса.

— Спасибо, отлично. Мне почему-то так хорошо… — лицо его было странно спокойным, только глаза весело поблёскивали, отражая лунные лучи.

— Хорошо? Сейчас, когда я так всё испортила?

— Вы ничего не испортили, Ишода Пасторьевна! Вы, наоборот, открыли нам прямую дорогу к победе! — Расщепей говорил это без тени улыбки на лице, и принцесса не знала, как его понимать. — Я не шучу. Если бы я вас не послушался и мы вошли бы в город — ну как бы мы там боролись с этими бусунумщиками? А когда их волны швырнули меня на дорогу, я видел у них глазки и лапки. И глазки были очень грустные.

— Александр Дмитриевич, вы бредите! У вас жар! — встревожилась Ишода и положила свою изящную руку на лоб Расщепею. Жара не было.

— Я не брежу, — твёрдо сказал он. — Но руку не убирайте, пожалуйста: очень уж хорошо. Так вот, грустные глазки. Гром и молния! Вы думаете, им приятно служить бусунумщикам? Стоит сказать им два слова — и они решатся бросить злодеев! И тогда те в наших руках!

— Почему же никто, кроме вас, не видел, что волны живые?

— Потому что я их видел очень близко. А может, не такая уж чушь то, что болтают о моих глазах.

— Значит, моя Родина спасена?

— Да. И вы, вы спасли её, как и предсказывала волшебная книга. Если бы не вы, меня бы не схватили и я бы не прочёл тоски в глазах волн. До победы один шаг!

— И его сделаете вы, как и прочла в своей книге Виллина! Только вы, с вашими волшебными глазами, можете понять волны, и только вы сумеете поднять их на борьбу!

— Я ничего ещё не сделал. А вот вы… Вы залечили мою рану!

— За это благодарите Джуну и её травы…

— Да нет. Я говорю о сердечной ране. Когда я попал на Найду и понял, что навсегда потерял свою жену, Ирину, я почувствовал, что мир опустел. Но стоило мне войти в вашу квартиру, как это чувство исчезло. Вы сразу заняли место в моём сердце и постепенно вытеснили тоску по Ирине!

— И мне показалось, что дом стал светлее, когда вы в него вошли! Я думала, что… не смогу никого полюбить… после гибели мужа… Но, видимо, камни славы не только видят невидимое, не только побеждают злые чары, но и сами привораживают!

— Ишода! — он схватил её руку и прижал к губам. — Будьте моей женой!

Она склонилась над ним и молвила:

— Я согласна, Александр!

 

Бунт волн

На следующее утро Расщепей и Ишода, только вдвоём, отправились в Изумрудный город. Правда, и Джуна, и сама принцесса уверяли, что надо бы режиссёру полежать ещё дня три до полного выздоровления. Но сам Расщепей по этому поводу выразился весьма энергично:

— Гром и молния! Что, по-вашему, дороже — жизнь целой страны или здоровье одного старого дурака?!

…Увидев подходивших к столице отрицателей бусунума, волны, как всегда, бросились на них. Но Расщепей поднял руку, призывая к вниманию:

— Волны! Неужели вам нравится служить злу? Неужели не хочется стать свободными, как вы, наверное, были когда-то? Разве вы рабы волшебной шкатулки? Нет, вы рабы своего собственного бессилия. Уходите от сектантов и не слушайте больше ничьих жестоких приказаний!

При первых же словах волны остановились, словно налетев на невидимую стену. А когда Расщепей высказал всё, что о них думал, в наступившей тишине раздались тонкие, звенящие голоса, слышные только ему:

— Камни славы!

— Наконец-то!

— Злые чары разрушены!

— Нас заколдовала злая Брыпсенда, которая пятьсот лет назад угнетала всю Найду!

— У неё были камни славы вместо глаз, и она сказала, что её заклятие снимет только человек с такими же глазами!

— Спасибо тебе, наконец-то ты пришёл, чтобы освободить нас!

— Ну и понятия у вас — просто гроб и свечи! — рассердился Расщепей. — Пятьсот лет ждали избавителя — а сами разве без головы?!

Волнам нечего было возразить, и они, собравшись в огромный сверкающий сноп, до земли склонились перед своим освободителем. Правда, уже в следующую минуту они снова разлетелись. Режиссёр и принцесса просили их принести к стенам столицы тех, кто остался в доме Урфина. По дороге волны оповещали о случившемся всех своих сестёр, охранявших города и деревни Волшебной страны… Больше и больше становилась сверкающая стая. Власть бусунумщиков рушилась.

 

Показания бусунумщиков

Вскоре Озма, Кишан, Урфин, Джуна с маленьким Искандером и Славик уже стояли у стен Изумрудного города. Ещё минут через двадцать прилетела Кагги-Карр, чьё крыло уже давно зажило. Она надумала состязаться с волнами в быстроте и, конечно, проиграла. Из-за этого она очень сердилась, но недолго. Распахнулась дверь башни-тюрьмы, и правители Волшебной страны, а с ними Страж Ворот, Длиннобородый Солдат, железный рыцарь Тилли-Вилли (даже его одолели волны!) и Пруденция вышли на свободу. Потом волны притащили жалких, совсем не страшных бусунумщиков из Фиолетовой и Голубой стран, из долины Марранов и Большого леса. Ниманда, Узуфрукта и троих идиотов приговорили к усыплению чудесной водой подземных рудокопов сроком на десять лет.

Но приведение приговора в исполнение было отложено…

…Когда старые и новые друзья Озмы перезнакомились, Ишода долго нахваливала Пруденции её дочку.

— Спасибо, — говорила приёмная мать Озмы, — я её хоть и не родила, но растила с младенчества…

— А не знаете случайно… — сердце Ишоды бешено стучало. — Кто её настоящие родители?

— Не знаю, давно когда-то пыталась расспросить бусунумщиков, они же принесли мне дочку! Но они развредничались и не сказали, а я и забыла про это потом…

Ишода попросила Страшилу отложить усыпление и пошла в тюрьму к сектантам. Они долго скрипели, шипели и ругались, а потом Узуфрукт вспомнил. Телепорталка, притащив девочку, высветила на экране: «Дочь Ишоды и Викаса, Индия».

Ишода осыпала бусунумщиков благодарностями и ушла, повторяя про себя: «Я знала это! Я всегда это знала!» В открывшуюся тайну принцесса посвятила саму девочку и Пруденцию. Последнюю она заверила:

— Я и в мыслях не держу отбирать у вас нежно любимую приёмную дочь! Я сама поселюсь рядом с вашим домом!

В первую минуту Озма просто ошалела от радости:

— У меня теперь две мамы! И обе замечательные!

Но потом девочку пронзила одна мысль: Кишан! Господи, какой кошмар!

Озма разыскала парня и очень бессвязно рассказала ему о случившемся. Кишан отнёсся к этому на удивление спокойно:

— Озма, милая, здесь не из-за чего переживать! Ты просто НЕ МОЖЕШЬ быть моей сестрой. Посуди сама: мне исполнилось пятнадцать первого октября, а тебе, кажется, одиннадцатого. Да мало этого: когда я был маленький, со мной произошла очень странная история. Какие-то люди пытались забрать меня к себе, доказывая, что я их сын…

…На следующее утро Ишода собрала всех друзей и объявила:

— Озма — моя дочь по крови! И мне бы очень хотелось, если только никто не против, обручить её с моим приёмным сыном Кишаном.

Парочка обменялась быстрыми взглядами: «А я что говорил?» — «Ты был прав, слава Богу…» Остальные смотрели на принцессу широкими глазами. И она решила поведать миру давнюю семейную историю.

* * *

Викас, муж Ишоды, погиб, когда на узком мосту столкнулись два поезда. В одном ехали Викас и Ишода, которая тогда ждала ребёнка, а в другом — их друзья Деваки и Ананд с новорождённым сыном Кишаном. Викас погиб, Деваки пропала без вести, Ананд и Кишан не пострадали, Ишода в тяжёлом состоянии была доставлена в больницу. Туда же Ананд принёс сына на осмотр, увидел, как несут на носилках Ишоду, и услышал, как она молила Бога сохранить ей ребёнка:

— Без него мне незачем будет жить!

Там, в больнице, преждевременно родилась Озма и при известных обстоятельствах исчезла, мать в это время была в беспамятстве. Ананд, справившись о здоровье своей старой знакомой, решил:

— Хватит уже смертей! Отдайте ей моего ребёнка, и пусть она ничего не знает!

Принцесса выздоровела и пять лет воспитывала Кишана как родного сына. Ананд уехал в далёкую страну, потом вернулся, встретил случайно Ишоду с Кишаном и стал их навещать. Но хранил тайну, не желая отнимать у одинокой вдовы последнюю радость.

И тут нашлась Деваки. Она, оказывается, не погибла. Только потеряла память и жила у цыган, пока случайно не увидела подобную катастрофу и не вспомнила всё. Тогда она вернулась к мужу и, увидев Кишана, догадалась, что это её ребёнок. Врачи сказали ей, что у неё больше не может быть детей, и она стала требовать Кишана через суд. Разобравшись в деле, постановили отдать мальчика родной матери. Так и сделали. И Кишан, и Ишода страшно переживали, ничего не ели… Деваки решила уехать из Бомбея, чтобы сын забыл Ишоду. Но мальчик убежал с вокзала, стал пробираться домой. Его увидела принцесса, она тоже его искала, побежала через улицу — и её сбила машина. Ишода долго лежала в больнице, Кишан день и ночь молился об её выздоровлении. И Деваки поняла, что была неправа.

— Пусть ребёнок живёт с той, которая его вырастила! — так она решила. И вскоре у неё родилась дочка (ошиблись, видно, врачи).

— Вот почему, — закончила свой рассказ Ишода, — я никогда не отберу дочку у Пруденции!

После общего долгого молчания высказалась Джуна:

— Я так и знала, что Озма из моего народа! Моя мама тоже была родом из Индии…

 

Праздник

Уже всё в Волшебной стране вернулось на круги своя. Уже мирно спали в подземной пещере бусунумщики, чтобы через десять лет проснуться к новой жизни. Уже Ишода получила от настоящих родителей Кишана согласие на его предстоящий брак с Озмой. И было решено устроить на поляне возле дома Урфина Джюса большой вечер с танцами. Праздновали общую победу, свадьбу и обручение. Вот когда пригодился магнитофон, прихваченный Кишаном из дому, и кассеты, на которые он сам записал свои любимые песни — правда, детские, но весёлые и добрые, угодившие всем…

…На поляне не зажгли костра — её освещали освобождённые волны, прицепившись к окрестным деревьям. Это был прощальный подарок перед отлётом волн на далёкую родную звезду…

Всем было весело. В первый раз за десять лет тихо смеялась Пруденция, когда Длиннобородый Солдат Дин Гиор приглашал её на танец. Кишан, несказанно гордый своей невестой и своей музыкой, танцевал с Озмой в первой паре. Маленькие Хондучиха и Жмика лихо отплясывали на ладони Дровосека. Славик и Смелый Лев по очереди катали по кругу маленького Искандера Джюса. Страшила пригласил красавицу Пакуку, а Фарамант — ещё более прекрасную Джуну. Правда, поймав суровый взгляд Урфина, в следующем туре Страж Ворот предпочёл сменить Дровосека на посту танцплощадки для малышек. Правители Фиолетовой страны закружились вместе, а Страшила пригласил Озму и полушутя, полусерьёзно предлагал, что отречётся в её пользу от престола, принадлежащего ей по праву, как законной наследнице короля Пастории. Озма, смеясь, отказалась:

— Всё равно не смогу править так, как Трижды Премудрый!

Польщённый, Страшила всё же сделал в следующем туре то же предложение Ишоде. И получил тот же ответ.

Расщепей сначала объявил, что из-за своего больного сердца танцевать не рискнёт. Но когда началась его любимая «Песня о звёздах», не выдержал и вытащил молодую жену в круг. И глаза его весело блестели, когда звучали слова:

Однако на ночное небо астроном Расщепей глаз не подымал — смотрел всё больше на жену…

Гвоздём программы явилась последняя песня — «Колокола» из «Электроника». Как только она зазвучала, Озма и Тилли-Вилли привели в исполнение давно задуманный план. Девочка встала на огромную ладонь Железного Рыцаря, и тот поднял её на страшную высоту. Озма кружилась свободно, как танцевала бы на столе, и сама была похожа в своём жёлтом платье на золотой колокол. Все любовались ею. А Кишан чувствовал, что любит её ещё сильнее, чем раньше, и готов был сравнить её с солнцем, поднявшимся на небеса…