Мартин Вуд приходил в себя мучительно медленно. Его пошатнувшееся сознание возвращалось семимильными шагами, а каждая мышца и кость в теле болели так, что и приходить в себя совершенно не хотелось. Когда парень с трудом открыл глаза, над ним оказался резной деревянный потолок с причудливыми узорами. Некоторое время Мартин внимательно рассматривал его, пытаясь сообразить, где же он находится. В комнате было довольно-таки темно, сероватый свет лился из мутного окна.

Вокруг была тишина, только где-то совсем далеко было слышно, как завывает сильный ветер. И вот этот звук – ветер, перемешанный с оглушающей тишиной, – заставлял Мартина чувствовать себя потерянным. Он не помнил ничего, совершенно ничего из того, что с ним произошло. Но сознание отчаянно пыталось подбрасывать ему картинки произошедшего. В памяти болезненными вспышками появились образы каких-то людей, потом сверкнуло агатовое свечение, а потом снова наступила темнота.

Осторожно осмотрев себя, парень понял, что на его теле несколько ран. И если раны на плече и ноге были относительно давними, то вот эта ноющее ранение от клинка в груди, болело такой огненной свежей болью, что Вуд не сомневался, что именно из-за него он и оказался в этом положении – на кровати, с перебинтованным торсом.

Комната, в которой его положили, была простой, но чистой. За окном не было ничего видно, оттуда лишь шел какой-то подозрительный сероватый свет. Немного поразмышляв, Мартин сделал вывод, что в данный момент находится он точно не в родном городе. Окна в морском городе всегда были нараспашку, и в любом помещении, куда не зайди, чувствовался соленый морской воздух.

Чтобы подняться на ноги, парню пришлось приложить огромные, почти нечеловеческие, усилия. Грудь разрывалась от острой боли, а в мышцах была такая слабость, будто все прошедшие до этого дни и недели он только и делал, что упражнялся в боевой подготовке. Когда Мартину все же удалось принять вертикальное положение, голова немедленно закружилась, и перед глазами все поплыло. Опасаясь того, что он просто-напросто сейчас свалится на деревянный пол комнаты, и его рана раскроется, Вуд схватился руками за близстоящий стол. Облокотившись на спасительную крепкую мебель, Мартин заставил себя взять в руки. Сознание медленно, но верно прояснялось, но было такое ощущение, будто кто-то каким-то магическим способом поставил на его памяти блок – непроходимую бетонную стену, мешающую выловить из памяти нужные фрагменты. Как ни старался Мартин, все, что он смог вспомнить, это долгое путешествие из морского города в город горного народа. Он помнил, что на его пути встречались и другие люди – жители лесов. Мартин Вуд хорошо помнил их яркие зеленые глаза и более приглушенного зеленого цвета одежды. Они пользовались луками и короткими мечами.

Потом, кажется, ему пришлось проходить сквозь водопад. Но дальше – пустота. Будто сразу после водопада он оказался в этой комнате со своей ужасной раной и совершенным отсутствием каких-либо сил.

На мгновение Мартину показалось, что он услышал что-то большее, чем просто штормовое завывание ветра. Казалось, что хлопнула дверь, но парень не придал этому значения, концентрируясь исключительно на своих ощущениях и самочувствии. Подняв взгляд, Вуд огляделся и мгновенно нашел следующий пункт, до которого ему нужно дойти, превозмогая боль. Слабо оттолкнувшись от стола, Мартин медленными, осторожными шагами направился к двери. Из-под нее шел приглушенный свет, и парень был почти уверен, что кто-то, да находился там. Ему просто нужно было дойти и убедиться в этом лично.

Путь от стола до конечного пункта – двери – занял долгие и болезненные несколько минут. Но когда Мартин открывал дверь из комнаты, в его душе появилось тихое ликование. Дверь открылась с довольно-таки громким скрипом, отозвавшимся мгновенной вспышкой острой боли в голове. Скривившись, парень все же упрямо пошел вперед. Ему было необходимо встретить хоть кого-нибудь, чтобы узнать подробности того, как он сюда попал и, главное, откуда эта серьезная рана на его груди.

Оказывается, комната, в которой очнулся Мартин, находилась на втором этаже. Дойдя до лестницы, парень остановился, упершись на стену. Как же сложно давались ему эти смехотворные шаги! В душе появилось осознание собственного бессилия, и от этого Вуд почувствовал гнев. Он точно не привык к подобному состоянию бессилия! Парень это точно знал, поэтому и храбрился, продолжая свой путь.

Спускаться по лестнице было подобно адской муке. Каждая ступенька грозилась стать причиной его нелепого падения вниз. Но Мартин целенаправленно продолжал медленно движение, потому что был уверен, что именно внизу, на первом этаже, его ждут подробные объяснения. А узнать, что же произошло, Вуду хотелось больше, чем облегчить свою боль. Чем ближе становился первый этаж, тем больше всевозможных звуков появлялось. Мартин уловил разговоры, даже смех. Слышался звон бокалов, скрип ложек о поверхность тарелок и то, как ветер продолжает завывать за пределами дома.

Наконец, оказавшись на первом этаже, взору Вуда предстал огромный зал, уставленный столиками и скамейками. Немногочисленные люди сидели за столами и обедали, не забывая общаться между собой. Появление Мартина их никак не заинтересовало, и на мгновение парень почувствовал растерянность. Он не знал, кого ему нужно искать, но почему-то был уверен, что именно здесь он найдет ответы на свои все появляющиеся и появляющиеся вопросы. Дыхание сбилось из-за усилий, которые он приложил для схождения по лестнице. А сердце отстукивало бешеный ритм.

– Мартин Вуд? Ты наконец-то очнулся! – громко воскликнул мужчина за барной стойкой и какими-то нервными, нетерпеливыми движениями быстро направился прямо к еле стоящему возле лестницы парню. Мартин не стал сопротивляться, когда этот высокий бармен помог ему дойти до скамьи возле барной стойки. Он даже не стал противиться тому, что мужчина буквально влил в его рот рюмку чего-то пахнущего кедровыми орешками. Горло обожгло от прохладного алкоголя, и Мартин немедленно закашлялся, хмурясь. Тем не менее, от этого средства ему действительно стало легче. Не сразу, но Вуд понял, что алкоголь стал приемлемым обезболивающим средством, притупляя острую боль в груди. Наконец, когда Мартин почувствовал себя более менее сносно, он поднял свой взгляд на бармена. Тот, не отрываясь, пристально и немного обеспокоенно смотрел в упор на парня.

– Спасибо, алкоголь облегчил боль, – хрипло выговорил Мартин. Он растерянно понял, что вот этот самый бармен, похоже, прекрасно его знает, но сам Вуд с трудом мог припомнить его. – Прости, но я не…

– Джон, мое имя – Джон, – услужливо ответил бармен и с досадой покачал головой. – Тебе нужно подкрепиться, тогда рана закроется быстрее. Пока что мы наложили кучу примочек из лечебных трав, но, кажется, если бы не твой стойкий организм, смерть была бы близка. Ты отчаянный везунчик, парень, – на этих словах Джон отвел взгляд от Мартина и быстрыми движениями занялся готовкой. Вуд не прерывал деятельности бармена, хотя в голове крутилось около сотни вопросов, требующих своих немедленных ответов. Мартин, медленно обернувшись, осмотрелся по сторонам, пытаясь понять, кого же выискивает его сознание. Все окружающие его люди были ему незнакомы. Но в памяти всплывал облик девушки, и Мартин пытался найти ее в этом большом зале. Впрочем, это было напрасно. Вуд не понимал, почему в мыслях то и дело появлялся образ незнакомой ему девушки. Она смотрела на него своими янтарными печальными глазами и, казалось бы, прощалась. Мартин не понимал, что это бы могло значить, потому что был уверен на сто процентов, что раньше с этой девушкой никогда и нигде не встречался. Тем временем, Джон закончил со своей готовкой и аккуратно поставил перед Вудом тарелку с похлебкой из овощей. Ароматный запах заставил Мартина выкинуть из головы лишние мысли. Он вдруг понял, что действительно очень голоден. Поэтому, с болезненными ощущениями от лишних движений, парень взял ложку и принялся за еду. Пища была горячей и вкусной, и Мартину казалось, что с каждой ложкой в его раненном теле появляется все больше и больше сил. Закончив с трапезой, Вуд благодарно пододвинул тарелку к все еще взирающему на него бармену.

– Спасибо, это было очень кстати, – прокашлявшись, поблагодарил мужчину Мартин. От кашля тело напрягалось, и рана на груди болела сильнее, но Вуд все равно заставил себя выглядеть сильным. Он был уверен, что вид у него не особо воинственный, но твердый характер вынуждал парня держаться стойко. Когда бармен убрал подальше тарелку, Мартин решился задать свои вопросы. – Так как я оказался в той комнате на втором этаже? Память никак не реагирует на мои внутренние запросы. Такое ощущение, что у меня случилась легкая амнезия.

Казалось бы, что Джон только и ждал того, что Мартин начнет задавать вопросы. Он схватил не особо свежую тряпку и заученными движениями начал натирать бокалы, не смотря на парня. У Вуда в этот момент случилось странное состояние дежавю.

– Тебя ранили около недели назад. Почти проткнули насквозь длинным и острым клинком. Фламбергом, если быть точным, – сухо ответил Джон. Мартин отметил, что голос бармена чуть дрогнул при упоминании фламберга.

– Ранили? Странно, я совершенно не помню, чтобы с кем-то сражался, – неуверенно и тихо проговорил Вуд. Он уставился на свои собственные руки, пытаясь воскресить в памяти бой, принесший ему такое сильное ранение. – Но… где я? Это не морской город, и не поселение лесных жителей… – задумчиво начал парень, а потом, подняв свой взгляд на Джона, заметил в глазах того неприкрытый испуг.

– Ты в скалистом городе, парень, разве ты не помнишь, как пришел сюда? – недоуменно спросил Джон. Он даже перестал натирать свои бокалы от удивления, и Мартин почувствовал легкий стыд от собственной глупости и незнания. Вуд ощущал, как внутри него поднимается очередная волна гнева, заставляющая ноздри раздуваться от ярости. Парень был зол на самого себя и на свой рассудок. На то, что никак не мог вспомнить элементарных вещей. А еще на то, что ответ Джона не затронул в памяти Мартина хоть каких-нибудь струн. Для него слова про скалистый город были просто словами, будто Вуда ничего с ними не связывало. Не говоря уже о том, что воин был почти уверен, что в морском городе о горном народе даже не упоминали.

– Я ни черта не помню, – наконец, устало проговорил Мартин. Он закрыл лицо руками, пытаясь взять себя в руки и успокоиться. Всему должно было быть объяснение. Поэтому, немного остыв, Вуд снова задал вопрос Джону. – Последнее, что я помню – холодную воду и водопад, больше ничего. Кажется, что я странствовал с какой-то важной целью, но совершенно не помню с какой именно. Еще есть образы в голове, которые кажутся мне совершенно неузнаваемыми, и я не уверен, что это не вымысел.

– Ты все верно сказал, ты странствовал с определенной целью, – кратко ответил Джон. Он снова налил янтарную жидкость в стакан и пододвинул ее к парню. Мартин, ничего не спрашивая, опрокинул алкоголь в себя, даже не поморщившись. Парадоксально, но алкоголь помогал мыслить трезво. – Я не знаю, какую именно цель ты преследовал, ты не рассказал. Главное то, что люди из твоего родного города совсем скоро явятся в скалистый город, чтобы забрать тебя. Как только с тобой случилась эта беда, наши лидеры отправили гонцов, чтобы предупредить ваших людей.

– У меня в родном городе мать и отец, – припоминая, проговорил Мартин. Джон согласно закивал, словно радуясь тому, что не все воспоминания Вуда канули в лету. – А еще я – лорд морского города. Это я помню.

– Все верно, ты – из знатных, – с каким-то облегчением в голосе произнес Джон. – А еще ты воин и, несмотря на свою принадлежность к морскому богу, ты чтишь также и бога войны и огня.

– Да, – с улыбкой ответил Мартин, а потом резко поднял руку, пытаясь дотянуться до уровня ключицы. За эти неосмотрительные движения он немедленно поплатился острой болью, а с губ сорвался хрип. Закрыв глаза, Вуд заставил себя стойко стерпеть эту болевую волну. А открыв глаза, парень пристально посмотрел на Джона и продолжил разговор. – У меня два клинка. Обычно они в ножнах за спиной, но сейчас…

– Сейчас они лежат в той комнате, в которой ты очнулся, вместе со всеми твоими личными вещами, – ответил Джон. В его взгляде появилась надежда, потому что буквально на его глазах Мартин начал вновь обретать воспоминания. – Что еще ты помнишь?

– Хм, – Вуд замялся. Ему в голову пришли воспоминания о сильной буре, еле заметной тропе в горах, о тяжелых огромных дверях с непонятными символами на них, а также о странном высоком и худощавом мужчине, который был одет в серые одежды. – Память возвращается короткими отрывками. Кажется, я начинаю вспоминать свой путь по горной тропе.

– Это уже успех, – согласился Джон, но почему-то в его голосе Мартин уловил толику сожаления. – А что ты помнишь о людях?

– Людях? Каких еще людях? – не понял Вуд. Он отчаянно пытался отделаться от образа незнакомой девушки с янтарными глазами. Но она все чаще появлялась в его мыслях, заставляя сердце стучаться быстрее. Почему-то Мартину не хотелось вспоминать ее. Его попытки были мячиком, отскакивающим от бетонной стены и возвращающимся обратно к Вуду. И ничто не могло разрушить этот блок в его голове.

– Тех людях, которые окружали тебя в последние дни перед ранением, – кратко ответил Джон. Он устало вздохнул, а потом, облокотившись на барную стойку, посмотрел прямо в глаза Мартина. – Ты помнишь того человека, который нанес тебе это ранение?

Вуд отчаянно пытался вспомнить, но не мог. Он помнил только дождь, странный агатовый блеск драгоценного камня и то, с каким ужасным звуком клинок вошел в его тело, почти что протыкая насквозь. Кажется, парень слышал, как кто-то кричал, но после была только пустота. В голову Мартина пришла трезвая мысль, что после таких ранений не выживают, но он отмел ее подальше. Он же жив, значит, ранение не было таким уж опасным для его жизни. Иначе никакие примочки из трав не спасли бы его.

С каждой возникающей волной воспоминаний, Мартин чувствовал, как нарастает головная боль. Будто все его естество сопротивлялось этому процессу. Тем не менее, превозмогая болевые ощущения в груди и в голове, Вуд пытался отыскать ниточку в своих мыслях, благодаря которой смог бы вспомнить все произошедшее с ним до мельчайших деталей. Ему это было необходимо.

– Нет, – наконец, сдавшись от отчаянных попыток вспомнить, произнес Мартин. Он с растерянностью во взгляде уставился на Джона и сглотнул ком в горле. – Так кто нанес мне это удар клинком? Ты ведь знаешь, кто это был, не так ли?

Джон помедлил, прежде чем ответить. Казалось, будто этот разговор бармену дается также трудно, как и самому Мартину.

– Это была воительница из города ветра. Ее звали Таша, – наконец, ответил Джон. Произнеся фразу, бармен отвел взгляд в сторону, и Мартин был готов поклясться, что в свете свечей в глазах Джона сверкнули слезы.

– Таша… Таша, – проговорил Мартин, словно пробуя на вкус имя своей противницы. В памяти не появилось и образа, но внутренние ощущения Вуду были непривычны. Будто кто-то сделал коктейль из сожаления, чувства потери и печали. Вздрогнув, Вуд покачал головой и с тоской посмотрел на приунывшего Джона. – Я не помню, кто она.

– Она была странницей из города ветра. У нее были светлые длинные волосы, высветленные постоянным пребыванием в пустыне. Насколько я мог понять, у Таши не было родных или друзей. У нее был красивый фламберг и цель, к которой она шла, несмотря ни на что, – произнес бармен. Голос его стал чуть тише, он все еще предпочитал не смотреть на Мартина. Вуд ничего не понимал, ему только и оставалось, что слушать Джона. – Она появилась в моем гостевом доме сразу после твоего прихода. Такая утомлённая, но все равно храбрая, почти что отчаянная. Пила мою настойку, будто алкоголь на нее и не действовал вовсе. В этом вы с ней были похожи. Она мне нравилась. Таша напоминала мне птичку.

– Птичку? – не понял Мартин, Джон закивал.

– Храбрая и отважная снаружи, но ужасно одинокая и хрупкая внутри.

– Не настолько хрупкая, раз уж умудрилась вогнать мне фламберг в грудь, – покачал головой Вуд. У него разговор об этой Таше не вызывал никаких особых сожалений. В голову парня вдруг вторглась мысль, что Джон говорит о воительнице так, будто… Мартин весь подобрался и пристально уставился на бармена. – Почему ты так говоришь о ней? Так, будто ее уже нет в живых?

– Потому что она погибла, – просто ответил Джон и шумно выдохнул. Обратив внимание на то, что Мартин словно окаменел, приоткрыв рот, он пояснил свои слова. – Это сделал не ты. Скорее, это сделала она сама. Сама решилась на ужасный поступок, и сама сполна заплатила за него.

– Где она? Что с ней стало? – не понял Мартин.

– Мы нашли ее тело у подножья гор, она упала в пропасть, когда сражалась с тобой.

Наступила томящая тишина, прерываемая лишь далекими разговорами людей в гостевом доме. И Джон, и Вуд думали каждый о своем. Но если бармен старательно пытался унять в сердце печаль и тоску по погибшей девушке, то Мартин отчаянно заставлял себя вспомнить образ воительницы. В памяти мелькал облик девушки с янтарными печальными глазами. У нее были каштановые волосы чуть ниже плеч, а сама она мало походила на воительницу. Но Вуд все же решился спросить.

– В памяти иногда появляется образ девушки, – осторожно начал Мартин, и Джон тут же поднял на него вопросительный взгляд. – Она не выглядит так, будто умеет управляться с фламбергом. Скорее она больше похожа на обычную горожанку. У нее светлые, почти янтарные глаза, и волосы каштанового цвета. Это Таша? – спросил Вуд. Ему было тяжело выуживать из памяти подробности облика девушки, будто что-то внутри него мешало ему вспомнить.

– Нет, – покачал головой Джон. Казалось, будто его немного разозлили слова Мартина, но парень не мог понять, в чем же дело. – Я же говорил о том, что Таша была светловолосой. А та, кого ты описываешь, была твоей спутницей. Неужели ты не помнишь?

Слова и вопрос Джона вызвали очередную волну головной боли у Мартина. Он схватился за голову, пытаясь не обращать внимания на то, как болезненно тянет рана в груди. Его всего будто бы разрывало на части, но ужасней всего болела голова.

– Мартин! Мартин! – воскликнул Джон, протянув руки к скорчившемуся на скамейке парню. Вуд не отвечал. Он чувствовал себя так, будто пытается преодолеть преграду, которую никто не в силе обойти. Каждый раз, когда он пытался думать о последних словах Джона, в голове адским огнем вспыхивала боль. Наконец, устав от бесплодных попыток вернуть свои воспоминания, Мартин уткнулся лицом в барную стойку. Тяжело дыша, он заставил себя выкинуть из головы и образ той девушки с янтарными глазами, и попытки вернуть воспоминания о Таше.

– Я не помню, чтобы путешествовал с кем-то, – отдышавшись, хрипло проговорил Мартин. Наступила тишина. Через несколько минут Джон прокашлялся, заставляя Вуда поднять голову и посмотреть на него. Вид у бармена был ужасно обеспокоенный. – Я не помню, чтобы со мной был хоть кто-то.

– Ты путешествовал не один, – тихо начал Джон, почти что не мигая, смотря на Мартина. – Когда вы появились в моем гостевом доме, то выглядели, словно действительно поднялись с самых глубин владений морского бога – промокшие, уставшие. И если ты, как воин, казался более менее собранным, то твоя спутница – хрупкая девушка – выглядела действительно истощенной.

– Я не помню, – отчаянно повторил Мартин, снова схватившись за голову. Тем не менее, Джон продолжал.

– Я накормил вас, и сразу после обеда девушка отправилась отдыхать. Ты же остался в зале, чтобы выпить еще настойки. Здесь ты и познакомился с Ташей.

– Она специально выслеживала меня? – уточнил Вуд, Джон покачал головой.

– Она выслеживала не тебя, она выслеживала вас обоих.

– Та девушка с янтарными глазами… – начал Мартин, пытаясь не хрипеть от невыносимой головной боли.

– Уна. Ее звали Уна, – пояснил Джон. Несколько минут он ждал хоть какой-нибудь реакции от Мартина, но тот лишь сжимал свои виски руками, словно вот-вот потеряет сознание. Ему показалось, что в кармане брюк что-то отчаянно нагревается. Поэтому, сунув руку в карман, Вуд немедленно нащупал цепочку и кулон. Он достал украшение и озадаченно посмотрел на него. Кулон был в виде солнца, с острыми краями, о которые, наверно, вполне можно было бы пораниться. Не понимая, откуда взялось это украшение в его кармане, Мартин почувствовал очередную волну боли.

Наконец, когда сил бороться с болью уже не было, Мартин Вуд, сын лорда морского города, сжимая в руке кулон и совершенно не замечая, что на ладони сверкнула алая кровь, поднял уставший взгляд на Джона, и произнес единственное, что пришло в его голову.

– Кто, черт побери, такая Уна?

* * *

Несколько дней пути показались травнице настоящим адом. Она плохо понимала, куда идет, но знала, что ей нужно продолжать путь. Спустившись по знакомой тропе от скалистого города к побережью озера, Уна поняла, что совершенно не знает, как же ей вернуться во владения лесного народа, поэтому просто продолжала идти, мысленно надеясь, что магические силы Слышащей в ее крови приведут ее куда надо.

С мыслью, что она все же станет Слышащей, Уна уже смирилась. Ее также совершенно не мучала совесть о том, насколько ужасной она сделала кончину Таши, воительницы из города ветра. Той самой, которая была так уверена в своем судьбоносном предназначении. Той самой, которая разрушила их с Мартином жизни, заставив Уну сделать выбор, который она не хотела делать никогда. Советь не мучила травницу из-за убийства Таши. Она мучила ее по другому поводу. С каждой мыслью о Мартине, девушке хотелось заплакать. Она понимала, что больше он никогда не вспомнит о ней. А если и вспомнит с чужой помощью, то точно не будет страдать, потому что и его собственные чувства Уна также стерла.

Думая об этом, травнице хотелось упасть на землю и просто умереть. Тем не менее, борясь с болью во всем теле, девушка упорно продолжала свой дальний путь. Возможно, ее вела богиня леса и трав, потому что уже спустя несколько долгих дней, Уна оказалась у входа в знакомый лес. Как ей удалось обойти водопад и озеро, она не понимала.

Лето давно сдало свои позиции, уступив место промозглой осени. В своей легкой одежде Уна мерзла, но совершенно не чувствовала холода. Она ощущала себя очень странно, будто кто-то окружил ее со всех сторон невидимыми стенами выдержки и упорства. Травница не позволяла себе плакать, просто думала. Думала, думала, думала. И никак не могла унять в себе эти мысли.

В голове то и дело появлялись воспоминания произошедшего с ней и Мартином. Из-за этого хотелось рыдать, уткнувшись в свои же колени. Но Уна заставляла себя продолжать путь. Она заключила сделку с богиней трав и леса, и если богиня уже выполнила свою часть, заставив бездыханно тело Мартина снова дышать и жить, то выполнение части травницы было только впереди.

Уна знала, что как только она окажется в землях лесного народа, ее должен кто-то встретить и проводить до храма богини. На самом деле, девушке было откровенно все равно, кем станет ее провожатый. Конечно, травница догадывалась, что богиня отправит к ней кого-то знакомого. Скорее всего это будет Финн, или та милая девчушка, которая когда-то принесла Уне темное невесомое платье для ритуала посвящения. Травнице было все равно. Ее душа будто умерла, там, у пропасти рядом с входом в скалистый город. Уна и сама, наверно, погибла в тот момент, когда на ее руках и одежде оказалась алая кровь Мартина, а сам парень, бледный, почти мертвый, лежал на мокрой от дождя земле. Она помнила, что непрекращающийся дождь омывал его лицо. И то чувство бессилия и горя, сковавшее тело Уны… А потом вспышки гнева и ярости, выпускающие на волю энергию Слышащей, окутывающие все вокруг зеленоватым свечением.

Она сделала свой выбор, спасла жизнь человека, который за это странное путешествие стал ей самым близким и любимым. И, как бы сейчас себя не чувствовала сама Уна, если ей был дан выбор, она бы вновь пожертвовала собой, не раздумывая ни секунды, чтобы спасти его.

Дождь прекратился, когда травница оказалась в лесу. Она просто шла вперед, совершенно не понимая, правильно ли она выбирает направления. Ей было все равно. Уна знала, что ей была необходима еда и отдых, но останавливаться не видела смысла. Богиня леса и трав все равно не позволила бы своей Слышащей умереть так просто.

Уже ночью, когда на небе зажглись многочисленные звезды, так плохо видимые сквозь ветви деревьев, Уна нащупала в кармане бридж перстень. Она остановилась и, достав фамильное украшение Вудов, пристально посмотрела на него. За всю долгую дорогу девушка ни разу не доставала кольцо из кармана, заставляя себя забыть о нем. Но сейчас изображение полумесяца сверкало, с болью вынимая из глубин воспоминаний Уны образы, из-за которых слезы сами собой полились из глаз девушки. Горько всхлипнув, она почувствовала, что у нее больше нет сил сопротивляться своим оглушающим сознание эмоциям. И когда Уна уже думала, что сейчас упадет прямо на холодную землю, неожиданно и тихо появился ее провожатый. Девушка не поднимала взгляда, ощутив знакомый запах и подчиняясь единственному порыву – она уткнулась в грудь подошедшего мужчины и только тогда зарыдала, совершенно не сдерживая себя.

Провожатым оказался Финн, она это поняла в первые же мгновения. И Уна была ему действительно благодарна, потому что он молча позволил ей рыдать у себя на груди. Вся его темно-зеленая рубаха пропиталась слезами травницы, но он, кажется, не возражал. Вожак лесного народа будто был в курсе всего произошедшего с ней и Мартином. Возможно, и ему тоже была дана силы улавливать приказы и речи богини. Наверно, именно поэтому Финн сейчас молча держал травницу в своих объятиях в тихой поддержке. Уна не хотела думать об этом, ей было сейчас откровенно плевать, в чью грудь она стоит уткнувшись. Остатки сил окончательно покинули ее, а эмоции полностью захватили рассудок. Мужчина осторожно гладил травницу по волосам, пытаясь успокоить, но это не спасало девушку от своих же мыслей.

Прохладная осенняя ночь сияла яркими звездами на небесах. А в темноте осеннего леса стояли двое, совершенно не обращающих внимания ни на что. Позже, когда Финн все же отвел Уну к храму богини леса и трав, она приступила к своим обязанностям, обустроившись в отдаленном домике на краю поселения лесного народа. В доме было все, что ей нужно, кроме того, что было действительно необходимо. Но Уна стойко исполняла свои обязанности день за днем, заставляя сердце с каждой неделей болеть все меньше и меньше. Возможно, правду говорили, что время лечит. Травница думала, что время, в ее случае, конечно, не лечит. Но хорошо помогает справляться с душевной болью от потери своей прошлой жизни и Мартина.

Финн и остальные люди лесного народа были благожелательны и добры, окутывая Уну атмосферой тепла и уюта. Но даже среди этих людей, так отчаянно желающих ей добра, травница не чувствовала себя по-настоящему дома. Ее домом не была и хибара в морском городе. Ее домом было то место, где она могла бы быть рядом с Мартином. Но это было неосуществимо.

Травница часто носила темные легкие платья, отдавая дань своей богине и безмолвному трауру по своей собственной жизни. Ничего лишнего в ее образе не было. Разве что на шее девушки висела тоненькая серебряная цепочка с довольно-таки массивным перстнем, на котором был изображен полумесяц, но никто из лесного народа, включая Финна, так и не посмел спросить, что значит для Слышащей это явно мужское украшение.

Время шло, дни сменялись днями. Лесной город начал сотрудничество с морским городом. В те дни, когда из бывшего родного города Уны приходили посланники, девушка старалась не выходить из своего дома или храма богини леса и трав. Часто она сидела на крыльце каменного здания, всматриваясь в цветущие фиолетовые и желтые крокусы вокруг. Их аромат опьянял, а зов трав в голове Уны, который теперь больше не прекращался ни на мгновение, не сводил с ума. Лишь успокаивал, шепча слова на незнакомом языке и убаюкивая колыбелью своего зова. Уна больше не боялась показаться безумной, как когда-то давно ей показалась сумасшедшей Слышащая горного народа. Все это было в прошлом. В прошлой жизни. Травница приняла в себе силу богини леса и трав, с каждым новым днем понимая, что становится именно Слышащей и перестает быть просто Уной.

Никогда больше ни Финн, ни травница не вспоминали о той холодной ночи в лесу. Та ночь была апофеозом слабости Уны, а Слышащие, как известно, не проявляют слабость.