Солнце уже садилось, когда я подъехал к воротам нашей базы в Вирджиния-Бич и показал пропуск охраннику. Он взглянул на него и махнул рукой, чтобы я проезжал. Навстречу мне двигалась длинная вереница машин. Люди после работы отправлялись по домам.
Я приехал на несколько часов раньше, чем положено, но ждать уже было невмоготу. Неделя, проведенная дома, показалась мне вечностью. Когда мы слишком задерживаемся дома, нас одолевает беспокойство. Был канун Пасхи. Я позвонил родителям, чтобы узнать, как у них дела. Мы немного поболтали, но я не имел права сказать им, чем сейчас занимаюсь. В то время как вся Америка красила пасхальные яйца, мы хранили самый большой секрет своей жизни.
После проведенной генеральной репетиции слово было за политиками в Вашингтоне. За это время мы еще раз съездили в Северную Каролину, чтобы провести последнюю тренировку, а по возвращении узнали, что получен приказ вылетать на нашу базу в Джелалабад.
Мы все еще были настроены скептически. Никто не прыгал от радости. Все спокойно переварили это известие и продолжали заниматься своими делами. Во всяком случае, мы стали на шаг ближе к тому, чтобы попасть наконец на эту чертову виллу.
Я припарковал свою машину и взял рюкзак. Издали я увидел несколько участников нашей группы, следующих в направлении главного корпуса. Я знал, что в голове у них бродили те же мысли, что и у меня: «Господи, неужели правда?»
Думаю, многие из нас были уверены, что такого никогда не случится. Это своего рода защитный механизм психики. Если нас вдруг в последнюю минуту развернут, мы не слишком огорчимся.
– Я поверю только тогда, когда мы сядем в вертолет, – сказал Уолт, идя рядом со мной по коридору.
– Если уж посылают в Афганистан, наши шансы увеличиваются, – ответил я.
Чем дольше мы сидели дома, тем выше был риск утечки информации. Ведь все наши коллеги определенно замечали, что происходит нечто необычное. Теперь даже вылет нашей относительно небольшой группы во внеплановую командировку через Баграм становился поводом для досужих слухов.
В комнате, где был назначен сбор, ребята наскоро перекусывали перед долгим полетом. Некоторые оживленно переговаривались. Все были одеты в джинсы и цветастые рубашки – нашу обычную дорожную одежду. Мы выглядели, как обычные отпускники. Если бы у нас были с собой клюшки для гольфа, а не винтовки и приборы ночного видения, нас легко можно было бы принять за профессиональную спортивную команду.
Если не считать специального снаряжения, я отправлялся в дорогу налегке, захватив с собой только несколько смен нижнего белья, туалетные принадлежности и легкие шлепанцы. Мы ведь не собирались там долго задерживаться. По плану после прилета мы должны были потратить два дня на акклиматизацию, а на третью ночь отправиться на задание.
Вскоре подошли автобусы, которые доставили нас в ближайший аэропорт. На бетонном поле возвышалась серая громадина транспортного самолета «С-17 Globemaster». Двигатели были запущены, и механики проводили последние проверки. Вертолетные экипажи уже были на борту. Там же особняком сидела группа аналитиков Агентства национальной безопасности и ЦРУ.
Поднявшись в самолет, я почувствовал себя уютно и спокойно, как в хорошо знакомом месте, где уже не раз бывал. Это чувство появлялось при каждом выезде в командировку. Все наше снаряжение уже находилось на борту и было надежно закреплено ремнями. Вдоль стенок тянулись длинные ряды сидений. Я кинул рюкзак на пол и достал из него зеленый нейлоновый гамак. Пройдясь по салону в поисках места, где его можно было бы повесить, я увидел, что ребята разбрелись по всему самолету и тоже ищут себе удобное местечко, где можно вытянуться и поспать. Мы были экспертами в вопросах создания комфортных условий во время длительных полетов.
Я закрепил гамак между двумя контейнерами. Кто-то уже устраивался на самих контейнерах или в проходах. Многие предпочитали надувные матрасы, а я был одним из немногих, кто пользовался гамаком. Он был изготовлен специально для миссий в джунглях, и мне приятнее было лежать в нем, а не на холодном полу.
Нам предстояло девять часов лететь до Германии, а потом, после непродолжительной остановки, еще восемь часов до Баграма. Необходимо было как следует выспаться за время полета.
Перед взлетом экипаж самолета попросил нас сесть и пристегнуться. Ближайшее свободное сиденье оказалось рядом с Джен, аналитиком из ЦРУ. Пристегивая ремень, я почувствовал, как самолет сдвинулся с места и медленно покатился по рулежной дорожке в дальний конец аэродрома. Спустя несколько минут мы промчались по взлетной полосе и быстро взмыли в небо. Когда самолет набрал высоту, парни начали устраиваться поудобнее и глотать снотворное.
Я не чувствовал усталости, поэтому решил поговорить с Джен. Я часто видел ее в Северной Каролине, но как-то все не хватало времени для бесед, потому что мы были плотно заняты подготовкой к операции. Хотелось узнать ее отношение ко всему происходящему, так как она была одним из ведущих аналитиков группы, которая охотилась на бен Ладена.
– Как вы думаете, какова вероятность, что это именно он? – спросил я. – Только честно.
– Сто процентов, – ни секунды не задумываясь, ответила она с некоторым вызовом в голосе.
Она попала в ЦРУ сразу после окончания колледжа и последние пять лет посвятила поискам бен Ладена. Аналитикам обычно поручают самые разные задания, но Джен все время занималась только этой проблемой. После перехваченного телефонного звонка аль-Кувейти она пыталась создать полную картину из разрозненных фрагментов информации. Я опоздал на один день и поэтому пропустил выступление, когда Джен рассказывала, каким образом удалось проследить путь бен Ладена до Абботтабада. Ее прикрепили к нашей команде, и мы обращались к ней по поводу всей разведывательной информации, касающейся нашего объекта.
Разговоры про «сто процентов» мне уже не раз приходилось слышать в прошлом, и это всегда вызывало у меня легкое раздражение.
– Вы поосторожнее с такими заявлениями, – заметил я. – Если разведка говорит про сто процентов, надо мысленно уменьшать шансы в десять раз. А вот когда они сознаются, что шансы составляют всего десять процентов, тогда это на самом деле ближе к ста.
Она улыбнулась, ничуть не смущенная моими словами:
– И все-таки сто процентов.
– Как в 2007 году? – спросил я.
Джен, как и я, помнила ту историю, когда нас впопыхах отправили ловить человека «в развевающихся белых одеждах». Неловко поежившись, она сказала:
– Тогда информация была не вполне достоверной, хотя и исходила из нашего ведомства. В результате вся ситуация очень быстро вышла из-под контроля.
Мне понравилось, что она не пытается выгородить ЦРУ и свалить вину за провал на кого-то другого, хотя такая возможность у нее была. В тот раз миссия провалилась главным образом потому, что в ней хотели участвовать все, кто попало. Разница между событиями 2007 года и сегодняшним днем была очевидна, поэтому надежд на успех нашей операции было больше.
Джен не боялась высказывать свое мнение даже высокопоставленным чинам, в том числе и вице-адмиралу Макрейвену. Она с самого начала заявляла, что не является сторонником проведения операции силами групп специального назначения.
– Вы, спецназовцы, порой напоминаете слонов в посудной лавке, – сказала она. – Лично я предпочла бы бомбардировку.
Такое отношение к Объединенному командованию силами специальных операций было типичным для людей со стороны. У нас было немало недругов не только в армии, но и в разведке. Многие относились к нам с недоверием, но только потому, что плохо знали нас.
– Вы можете любить нас или ненавидеть, – ответил я, – но в данный момент у вас нет другого выхода. Теперь мы с вами одна компания.
– Да уж, компания что надо. Но не я ее выбирала. Вы просто вовремя попали под руку и оказались участниками большой игры.
Она была права. Эта операция была ее детищем. Джен и ее коллеги потратили пять лет, чтобы определить, где в данный момент находится бен Ладен. Мы должны были всего-навсего завершить эту работу.
– Вы сделали самую трудную часть работы, – сказал я, – но мы счастливы, что можем урвать хотя бы тридцать минут вашей славы.
– Должна признаться, вы совсем не такие, как я себе представляла.
– Вот видите, я же говорил, что мы с вами одна компания. Когда мы приземлились в Баграме, было уже темно. Самолет зарулил в дальний конец полосы, подальше от основного терминала авиабазы, и опустил рампу. Баграм – главная база НАТО на севере Афганистана. Она расположена недалеко от Кабула и уже разрослась до размеров небольшого города. Тысячи военнослужащих и гражданских лиц, работающих по контракту, считали эту базу своим домом. В Баграме почти не было боев. Здесь все было настолько спокойно, что единственная опасность, которая вас могла поджидать, – это штраф за превышение скорости на дороге или за отсутствие светоотражающих элементов на одежде в темное время. Пребывание в Баграме делало очень трудной задачу по сохранению секретности нашей миссии.
К счастью, мы сразу же направлялись в Джелалабад. Взлетная полоса там была слишком короткой для гигантского С-17, и командование организовало для нас С-130. Мы не рискнули показываться в главном терминале Баграма или столовой. Любая группа, прибывшая вне графика, вызывала ненужные расспросы.
Собрав вещи, мы молча вышли из С-17 и прямым ходом направились к С-130.
Мы уселись на оранжевые откидные сиденья в носу самолета. Экипаж тем временем закрепил три грузовых контейнера с нашим снаряжением в хвосте. Рампа закрылась, и мы взлетели. До Джелалабада оставался еще час полета.
Сиденья в С-130 были неудобными. В среднем ряду у них не было спинок, и если вы хотели на что-то опереться, то рассчитывать можно было только на другого парня, сидевшего к вам спина к спине. Если в С-17, где можно было даже повесить гамак, мы летели по военным меркам «первым классом», то С-130 можно было в лучшем случае сравнить с «эконом-классом».
Приземление тоже нельзя было назвать комфортным, хотя самолет садился на гладкую бетонную полосу. Колеса в С-130 расположены настолько близко к фюзеляжу, что напоминают скейтборд. Кроме того, звук при приземлении такой, что возникает впечатление, будто самолет цепляет брюхом за полосу. У главного терминала уже стояли автобусы, которые должны были доставить нас на базу Объединенного командования силами специальных операций.
База в Джелалабаде расположена всего в нескольких милях от пакистанской границы. Здесь размещается множество американских частей и подразделений, а также базируются вертолеты, совершающие боевые вылеты во все северо-западные провинции Афганистана.
Эта база существенно отличается по размерам от опорных пунктов, разбросанных по долинам вдоль всей границы. Она подчиняется региональному командованию «Восток», и отсюда получают снабжение и почтовую корреспонденцию все части, дислоцирующиеся на границе с Пакистаном. Здесь постоянно расквартированы около полутора тысяч военнослужащих и гражданских лиц, работающих по контракту. Охранять базу помогают афганские войска.
Взлетно-посадочная полоса делит базу на две части. Армейские подразделения располагаются к югу от нее, а северная часть находится в ведении ОКССО. Здесь есть своя столовая, спортзал, оперативный штаб и множество щитовых домиков, в которых обитают рейнджеры, DEVGRU и вспомогательный персонал.
Почти у каждого из нас количество командировок в Джелалабад выражалось двузначной цифрой. Входя в ворота базы, я почувствовал себя как дома.
* * *
– Ну, и что у вас стряслось? – спросил Уилл, увидев меня после приезда.
До него уже дошли слухи, что он будет участвовать в каком-то рейде, и его распирало от любопытства.
Разместив снаряжение, мы встретились с ним у «костра». Во время предыдущих командировок парни облицевали кирпичом место для кострища, которое со временем стало чем-то вроде «городского культурного центра». Каждая очередная смена добавляла что-то новое, и в конце концов образовалось уютное местечко, похожее на внутренний дворик привилегированного клуба. На потрепанных креслах и диванах, которые мы покупали в городе, трудно было найти свободное место. Здесь мы сидели, пили кофе, курили сигары и болтали о всякой всячине. Мебель менялась так же часто, как и наш контингент. Эти дешевые пакистанские поделки не выдерживали нашего веса, который у многих переваливал за сто килограммов.
Пока мы летели, «морские котики», уже находившиеся в плановой командировке в Джелалабаде, в самых общих чертах были ознакомлены с нашим планом. До этого среди них бродили самые разные слухи, но никто не знал в точности, что происходит.
Уилл, владевший арабским языком, оказался единственным из своего эскадрона, кто попал в нашу команду. Остальные его товарищи вошли в состав команды быстрого реагирования, которые на двух вертолетах СН-47 должны были вылететь к нам на помощь, если в ходе операции мы вдруг попадем в какую-то неприятную ситуацию. Им также было поручено организовать временный пункт дозаправки несколько севернее объекта захвата. На тяжелых вертолетах СН-47, напоминавших и по размерам, и по форме школьные автобусы, им предстояло перевезти туда надувные емкости для горючего, так как «Черные ястребы», которые должны были доставлять штурмовые группы к месту операции, не в состоянии были проделать путь из Джелалабада и обратно без дозаправки.
– Ты еще не видел макета? – спросил я Уилла.
Мы прошли в небольшую комнатку рядом с оперативным штабом, и я открыл ящик. Уилл помог мне снять крышку.
– Ого! Классная работа, – сказал он, наклоняясь поближе, чтобы рассмотреть все детали.
Внешне Уилл ничем не отличался от обычного «котика». Он был сухощавым и жилистым, ростом около 175 сантиметров. Главным, что выделяло его из общей массы, было знание арабского языка, который он выучил самостоятельно. Это был настоящий профессионал – умелый и немногословный.
Мир «морских котиков» очень тесен. Всем казалось странным, что на операцию посылают команду, прилетевшую черт знает откуда, а не эскадрон, который уже находился в командировке в Афганистане и мог бы выполнить эту задачу не хуже. Единственная причина этого заключалась в том, что у нас была возможность провести дома ряд тренировок и затем продемонстрировать генеральную репетицию, которая помогла убедить Белый дом. Все эскадроны DEVGRU были взаимозаменяемы и имели одинаковую подготовку. Просто мы оказались в нужное время в нужном месте.
– Ну, рассказывай, – взмолился Уилл.
– Хорошо. Ты входишь в команду первого вертолета. Мы подлетим с юго-востока и высадимся вот здесь, – я показал на внутренний двор. – Десантируемся на тросах и занимаем вот это здание, которое обозначено как С1.
Задачи были стандартными, и Уиллу не потребовалось много времени, чтобы войти в курс дела. На протяжении нескольких часов мы шаг за шагом отрабатывали с ним весь план и возможные от него отклонения. Я рассказал ему о наших тренировках. Уилл впервые слышал о таком всестороннем и глубоком планировании операции, которое потребовало столько времени. Три недели на отработку миссии – это было чем-то из ряда вон выходящим. Обычно после получения задания в Афганистане или Ираке на планирование и выполнение нам отводилось всего несколько часов.
Командование в штабе ОКССО продолжало работать над планом общего обеспечения и координации операции, а нам оставалось только ждать.
Как правило, большинство из нас страдают синдромом дефицита внимания (во всяком случае, мы так шутим над собой). Мы можем сосредоточиться на каком-то деле лишь на короткое время. А долгое ожидание вообще выбивает нас из колеи. Особенно этим отличался Уолт. Если мы шли с ним в кино, то редко удавалось досидеть до конца сеанса.
У каждого был свой метод убивать время в периоды ожидания, но чаще всего в таких случаях мы занимались своим оснащением. На этот раз все было уже проверено и перепроверено десятки раз. Я поставил свежие батареи в прибор ночного видения и лазерные прицелы. Рации стояли на подзарядке. Все тщательно упаковано. Ботинки с носками стояли наготове возле аккуратно сложенной формы. В жилет были вставлены две бронепластины, а карманы заполнены боеприпасами и всякой необходимой мелочью. Жилет вместе с винтовкой H&K 416 располагался в ногах кровати.
Чтобы все аккуратно расставить и разложить, потребовалось некоторое время, но до полуночи, когда мы обычно завтракали, надо было убить пару часов. Как правило, мы ходили в спортзал. Кое-кто готовил себе кофе, но не растворимый, а френч-пресс. Мы приносили к костру все необходимые приспособления и кофемолку, а также ассортимент зерен, который сделал бы честь любому заведению «Starbucks». Я не раз наблюдал за этим процессом, который занимал около часа. Сначала зерна размалывались в ручной кофемолке, затем на костре кипятилась вода, которой заливали порошок в специальном приспособлении с прессом. После этого все сидели у огня, неторопливо прихлебывая кофе. Это стало своеобразным ритуалом, который позволял хоть чем-то занять свободное время. До операции, если она вообще состоится, нам оставалось еще целых два дня.
На следующий день вместе с Уиллом и еще двумя ребятами из своей группы я пошел к ангару, чтобы поговорить с пилотами. С этим экипажем из 160-го специального авиаполка мы проводили все тренировки.
Пилотом первого вертолета был Тедди, низкорослый человек лет пятидесяти с густыми волосами. Он встретил нас у двери ангара. Мы походили вокруг «Черного ястреба», и я показал Уиллу план размещения команды в кабине. Прежде чем распрощаться, мы обсудили свои действия в случае непредвиденных обстоятельств.
– Если все пойдет наперекосяк и мне придется совершать экстренную посадку, я собираюсь сесть в открытом дворике с западной стороны, – сказал Тедди.
На макете он был обозначен как двор Е. Это было самое открытое место на всем участке. Тедди был опытным пилотом и понимал, что в случае неисправности или повреждения вертолета, вызванного обстрелом, это лучший выход.
– Да не беспокойся ты, – ответил я. – Мы уже свою норму по летным происшествиям выполнили. Если уж кому и суждено попасть в аварию, так только второму вертолету.
Лично я никогда не попадал в подобные ситуации, но у семи из двенадцати членов нашей команды за плечами были крушения. А вот во второй команде таких было лишь двое. Мы шутили, что теория вероятности поможет нам избежать происшествий.
* * *
Временной промежуток для проведения операции был очень ограниченным. Луна начинала прибывать уже на следующей неделе, а ждать следующего новолуния нужно было целый месяц. Кроме того, чем дольше мы оставались на базе в таком скоплении народа, тем выше был риск утечки информации. За три недели, прошедших с момента начала планирования, количество людей, так или иначе посвященных в суть дела, выросло до угрожающих размеров.
ОКССО наращивал активность. В Афганистан прибыл Макрейвен. Само по себе это не было чем-то необычным, но тот факт, что он направился в Джелалабад, вызвал среди командования непонимание. Чтобы объяснить сложившуюся ситуацию, пришлось ознакомить с миссией полковника из рейнджеров, который в Баграме отвечал за ежедневную координацию действий спецгрупп. Таким образом, еще одним посвященным стало больше.
В Вашингтоне же все еще сомневались в достоверности данных разведки. В отличие от Джен, ее коллеги из аналитического департамента давали лишь шестьдесят шансов из ста на то, что на вилле живет именно бен Ладен.
Нам не было дела до политиков в Вашингтоне, выкручивающих друг другу руки. Мы продолжали следить за обстановкой с помощью беспилотников, постоянно круживших над виллой. Кроме того, нам приходилось бороться с «ярмаркой хороших идей». В той или иной степени она сопровождает все наши миссии и не дает нам житья. Причина в том, что у командиров слишком много свободного времени, в течение которого они не знают, к чему приложить свою голову. Как правило, офицеры и планировщики в таких случаях начинают выдумывать всякие нереалистичные сценарии, которые могут произойти в ходе операции.
– Они хотят всучить нам мегафон, чтобы можно было управлять действиями собравшейся толпы, – сказал мне командир группы внешнего прикрытия. – По своей тупости это не уступает идее с полицейскими мигалками.
Тут необходимо пояснить, что несколько ранее один из высоких чинов высказал предложение, чтобы группа внешнего прикрытия взяла один из автомобилей бен Ладена и прикрепила на крышу полицейскую мигалку, чтобы создать видимость, будто в районе проводится полицейская операция.
В тот раз командир группы ответил ему:
– Сэр, а мы что, вручную ее будем выкатывать со двора? Ключей-то у нас не будет. А если рулевое управление заклинит? Кроме того, у группы просто не будет времени, чтобы докатить машину от ворот до угла участка. И давайте не забывать, что проблесковый маячок создает освещение, которое нашим штурмовым командам совершенно ни к чему.
– А он хоть знает, какого цвета мигалки у пакистанской полиции? – со смехом спросил я.
– Ни малейшего понятия. Я, кстати, тоже его об этом спросил. А потом мы еще полчаса дискутировали с ним относительно Али, нашего переводчика от ЦРУ, которого включили в группу внешнего прикрытия. (Он говорил на диалекте пушту, распространенном в этой местности.) Этот умник настаивал, чтобы мы одели Али в местную одежду. Представь себе, как он будет стоять в этом наряде между пулеметчиком и мной. Мыто все равно будем в форме.
К счастью, здравый смысл все же возобладал. Обошлось без полицейских мигалок, и Али остался в военной форме.
Такое происходит постоянно, как только к операции подключаются всякие планировщики. В ЦРУ нам предложили взять с собой тридцатикилограммовый ящик с аппаратурой, который блокирует мобильную телефонную связь, а у нас и так каждый грамм был на счету, поэтому эта идея очень быстро приказала долго жить. Если бы вернуть все то время, которое мы потратили на борьбу со всевозможными фантазерами, то можно было бы смело добавить по паре лет к своей жизни.
* * *
Наступила вторая ночь ожидания. Я сидел у костра с Чарли и Уолтом, попивая кофе. Разговор вдруг почему-то зашел о том, в какую часть тела бен Ладена надо стрелять.
– Не вздумайте стрелять этому сукину сыну в лицо, – сказал Уолт. – Все потом потребуют показать им фотографию.
– А если будет темно и будет видна только его голова? Что же мне, ждать, пока он подорвет себя вместе со мной? – возразил Чарли.
– Это будет одна из самых популярных фотографий в мире, – сказал я. – Если представится возможность выбирать, лучше стрелять в грудь.
– Это легче сказать, чем сделать, – отозвался Уолт.
– А ты целься выше, – подсказал я, – потому что со своим ростом ты ему только до яиц достанешь.
К тому времени мы уже решили, что роль Уолта в будущем кинофильме об этой операции будет играть Элайджа Вуд, который был не выше хоббита.
Распределение ролей было у нас в группе постоянной темой для шуток. Кто из голливудских звезд подойдет для этого? Каждому хотелось, чтобы его роль сыграл Брэд Питт или Джордж Клуни. Зато с одним рыжеволосым парнем из нашей группы никаких споров не было. Его роль все единодушно отдали рыжему комику Кэрроту Топу. Ну что ж, Уолту грех было жаловаться. В конце концов, его образ на экране будет олицетворять Фродо из «Властелина колец», а не какой-то второразрядный клоун.
– Если все пройдет успешно, Джей получит повышение, – заметил я.
Всем было известно, что успешная крупная операция служит мощным толчком в карьере любого офицера. Не исключено, что со временем Джей дослужится и до адмирала. Для контрактников же вроде нас это была всего лишь очередная работа.
– Да и Обаму тоже наверняка переизберут, – подхватил Уолт. – Я так и представляю себе, как он рассказывает всем, что это он убил бен Ладена.
Мы уже были свидетелями того, как он приписал себе все заслуги в операции по спасению капитана Филлипса. Хотя мы отдавали ему должное за смелость в принятии решения, никто не сомневался, что все политические лавры и на этот раз достанутся президенту.
Но нам-то было хорошо известно, что предстоящая задача выше любых личных амбиций и политических соображений. Возможно, пользу для себя извлекут из нее только офицеры и политики, но это ничуть не убавляло нашего желания принять участие в этой операции. Наградой для нас будет хорошо выполненная работа, а большего и не требуется.
Ближе к рассвету, когда костер уже погас, мы разошлись по домам, чтобы немного поспать. Поскольку мы постоянно работали по ночам, все население базы ОКССО отсыпалось в дневное время.
Я выпил две таблетки снотворного, поскольку заснуть без них было невозможно. Как бы мы ни старались убедить себя, что предстоящая операция ничем не отличается от всех предыдущих, это никому не удавалось. Мы провели здесь всего два дня, но они показались нам длиннее двух месяцев.
На третий день предполагался вылет к цели, но помешала облачность. Нас это не слишком расстроило. То, что операция отложена, в любом случае лучше, чем ее отмена. С помощью беспилотников Макрейвену хотелось убедиться, что бен Ладен никуда не делся и все еще находится на вилле, но облачность не давала такой возможности.
Мы ежедневно проводили короткие совещания в длинном узком помещении с установленными посередине рядами скамеек, что делало его похожим на церковь. Впереди висел большой плоский экран, на котором демонстрировались различные схемы, видеосъемки с беспилотников и спутниковые фотографии.
Сегодняшнее совещание обещало быть коротким, поэтому почти все стояли. Я присел рядом с Чарли на одну из скамеек, наблюдая, как «котики» из соседнего эскадрона ходят вокруг макета виллы и внимательно изучают его перед началом совещания. Я все еще не переставал поражаться тому, что этот макет словно магнитом притягивает к себе внимание любого, кто хотя бы бросит на него взгляд.
Часть совещания была посвящена тому, что необходимо предпринять, если операция провалится и пакистанским властям станет известно о ней.
Президент разрешил нам любые меры самообороны вплоть до оказания вооруженного сопротивления пакистанским военнослужащим. Нам предстояло далеко углубиться на территорию Пакистана и избрать какое-то правдоподобное объяснение нашему нахождению там.
– Мне вот что пришло в голову, – сказал один из офицеров. – Давайте скажем, что вы ищете упавший беспилотник.
Мы рассмеялись.
– Тогда уж давайте захватим с собой мегафон и полицейскую сирену, – крикнул кто-то из задних рядов.
Предложение было заведомо нелепым. Мы были союзниками Пакистана, по крайней мере, номинально. Если бы мы потеряли беспилотный летательный аппарат на его территории, госдепартамент должен был бы непосредственно обратиться к пакистанскому правительству с просьбой о его возврате. Рассказывать такую байку допрашивающим нас местным властям было бы попросту глупо.
Подобные предложения всегда вызывали у нас смех. А может, они специально и были рассчитаны на то, чтобы внести во все происходящее элемент юмора. В любом случае было совершенно очевидно, что невозможно найти правдоподобное объяснение появлению двадцати двух вооруженных до зубов «морских котиков» в полном снаряжении, а также сапера, переводчика и служебной собаки на территории чужой страны, да еще в жилом районе города в паре миль от пакистанской военной академии.
В самом конце совещания в комнате появился командир DEVGRU – седовласый капитан с усами. Несколько лет назад он потерял ногу во время несчастного случая на прыжках с парашютом и ходил на протезе, но, когда он прошел мимо нас, я не заметил у него практически никаких признаков хромоты.
Офицер, проводивший совещание, отошел в сторону, уступив ему место за трибуной. Все смешки и перешептывания стихли. В помещении повисла мертвая тишина.
– Значит, так, парни, – сказал капитан. – Мне позвонил Макрейвен. Он только что говорил с президентом. Операция утверждена. Вылет завтра ночью.
За этими словами не последовало ни криков радости, ни аплодисментов. Я посмотрел на стоявших рядом со мной ребят, с которыми меня связывали многие годы боевой работы, и подумал только: «О Господи, неужели все-таки свершилось?»
Конец всем совещаниям.
Конец «ярмарке хороших идей».
А самое главное, конец ожиданиям.