Барбара увидела его тень раньше, чем его самого. Чёрная. Резкие края в мигающих лампах, она падала ей на плечо и тянулась через стойку, по виски в стакане, далеко не первому за сегодня. Трио музыкантов неуверенно продирались через мелодию «Fly me to the Moon». Тень сгустилась; он хочет поговорить с ней, сказать тост. Вряд ли он выдаст что-нибудь принципиально новое, но и остановить его невозможно.
— Поднимаю бокал во славу луны. Если считать мою тень, нас трое. Хоть луне не знакомо винопитие, и тени напрасно бодрствуют со мной. И всё равно воздадим должное луне и теням, хоть радость наша продлится не дольше весны.
Голос англичанина, аккуратный, чёткий. Барбара поворачивается, косится на свет. Перед ней стоит блондин. Блондины обычно кажутся добрыми, безопасными. Но в этом человеке есть остриё, бритвенное лезвие… Есть в его глазах нечто бездонное.
— Когда человек повторяет чужие слова, ему просто нечего сказать. Так говорила моя матушка. Цитаты из стихов тоже сюда относятся.
Он улыбается. С губ по лицу разбегается притягательность.
— Это не стихотворение. Это старая китайская застольная песня.
Он садится на табурет рядом с ней. Запах сандалового дерева от него на полной скорости врезается в запах её виски.
— …меня зовут Чарльз, Чарльз Хейвен. А вы кто?
— А я просто любительница пить в одиночестве.
Барбара поднимает тяжёлый стакан и раскручивает виски. Прижимает прозрачное, холодное стекло к носу, ко лбу… смотрит через него. Мир плавится в золотых волнах.
— Мне кажется, ты слишком долго пьёшь одна.
Единственная улыбка связала воедино троих музыкантов, когда они начинают новую песню; органист изливает в микрофон невыразительную мелодию.
— Я бы устроил тебе трип в Китай.
Слишком давно одна. Может быть. Барбара не знает, что ещё сказать блондину с опасным лицом, кроме как:
— Я пью виски.
— Тогда я тоже буду его, — отвечает он.
Пиао без формы чувствует себя голым. Кажется, что чего-то не хватает. Смотрит на отражение в тонированном стекле вестибюля. Перед его глазами стоит тёмная, почти незнакомая фигура. Впервые со дня свадьбы он надел костюм. Застёгивая очередную пуговицу, он так и ждёт, что сейчас появится её лицо. Запах её волос на лацканах… нежные слова, вышептанные в нагрудный карман. Но всё давно в прошлом. Остался запах пыли и пустого гардероба.
— Ни нар.
Пиао ищет по карманам значок… наконец находит. Сотрудник БОБ кивком разрешает ему пройти. Со значком в руке он идёт по вестибюлю, пальцем обводя периметр звезды. Красное тиснение на золоте. Идёт мимо рядов ламп в бар. Видит Барбару. С улыбкой на лице. Стакан прижат к щеке. На коже янтарные блики. Рядом с ней сидит мужчина, его тень лежит поперёк неё. Пиао не видит лица, только язык тела. Тот кричит… ты уже принадлежишь мне, ты сама пока не знаешь, а я уже знаю. Старший следователь разворачивается, чтобы уйти, что-то давит в груди. Но Барбара уже увидела его, кладёт пальцы на плечо мужчине, встаёт, чтобы приветствовать Пиао. Слова льются из него лихорадочным потоком ещё до того, как она подходит.
— Шёл мимо. Подумал о тебе, и мне показалось, ты примешь моё приглашение. Выпить, поговорить, поесть? Но вижу, ты уже сидишь с другом, так что мне лучше…
— Ты шёл мимо?
— Ага, шёл мимо.
— В костюме?
Пальцы Пиао находят пуговицу, расстёгивают и застёгивают её.
— Да, в костюме, в лучшем костюме.
Она улыбается такой улыбкой.
— Симпатично, ты хорошо выглядишь.
Старший следователь ощущает, как краска бросается в лицо.
— Ну что, я пойду, не буду мешать вам с другом?
— С другом? А, с другом.
Она смеётся. Пиао совершенно не может расшифровать этот смех.
— Нет, нет. Пойдём, посидишь с нами. Это англичанин, англичане ведут себя прилично. У них есть наготове любезное обращение на любой случай.
Барбара берёт его за руку и ведёт к стойке. Он чувствует себя ребёнком, которого, наряженного, притащили на день рождения, куда ему не хотелось идти.
— Чарльз Хейвен.
Старший следователь хватает протянутую руку.
— Сунь Пиао.
У англичанина крепкое рукопожатие. Ногти ровные, наманикюрены… безукоризнены. Тяжёлое золотое кольцо, старое золото, почти оранжевое. Манжеты рубашки девственно белоснежны; ещё золото, золотые запонки. Старший следователь садится на табурет, рядом уже стоит стакан с виски.
— Познакомьтесь пока. Я отойду попудрить носик.
Она улыбается, демократическая улыбка, которую она делит между обоими. А потом уходит… её стакан остаётся рядом с Пиао, на ободке алеет помада. Официант ставит рядом с ними тарелку рисовых крекеров. Хейвен берёт крекер, кладёт на ладонь, вдумчиво его изучает.
— Такой идеальный. Нельзя их есть. Как можно крошить зубами идеальную форму?
Он кладёт его назад в тарелку и поворачивается к Пиао; впервые старший следователь смотрит прямо на англичанина.
— Ну что, Сунь Пиао, чем вы занимаетесь?
— Расследую.
— Расследуете. И что же вы расследуете?
Пиао поднимает стакан; виски обжигает язык.
— Расследую убийства; я старший следователь в Бюро Общественной Безопасности.
Удивление и явное предостережение мелькают в глазах Хейвена.
— Я не первый раз в Китае, но старшего следователя встречаю впервые.
— Это хорошо, тут ничего плохого нет. Наверно, вы просто ничего не нарушаете.
— Наверно.
Хейвен снова заказывает виски. Бармен немного говорит по-английски, неуклюже, неестественно… но Хейвен произносит заказ на мандаринском диалекте, с идеальным произношением.
— Старший следователь. Мне кажется, вы ещё молоды, чтобы занимать такую высокую должность?
Пиао чувствует, как поднимаются щиты. Он следит за собой. Это вторая натура, выработанная в тёмных переулках города и допросных комнатах Гундэлинь, но ведь он говорит с незнакомым человеком в отеле Цзин Цзян? Что-то тут не так. Об этом нашёптывает каждое чувство, но обозначить проблему пока не получается.
— У меня было преимущество. Хорошая семья. Хорошее образование. В университете нам читали лекции по полицейскому делу. Когда я пришёл в БОБ, меня поддержали знакомые сотрудники, Даньвэй, и одобрение увлечённых и блестящих старших коллег сильно помогло мне. Можно сказать, повезло. Не стоит, конечно, говорить об этом, но в нашей стране не всегда так бывает. Жизнь меняется. Вы знаете, что две трети современных школьников никогда не слышали о Мао? Представляете? Но спросите их, кто такой Энди Лау, и вам ответят, что это поп-звезда из Гонконга.
Старший следователь разыгрывает простую партию, изображает из себя сельского парня, польщённого вниманием. Не задаёт вопросов. Тянет занозу из пятки англичанина. Составляет профиль, собирает информацию по вопросам, которые тот задаёт.
— Расскажите мне о вашей работе. Прошу вас. Кто знает, когда ещё мне доведётся встретиться со старшим следователем из отдела убийств?
Он достаёт зажигалку, Данхилл, тонкую, золотую, из кармана пиджака, и прикуривает сигарету, английскую, «Бенсон и Хеджес». Поднимается сладкий дымок; образы далёких городов, связанные белыми хвостами реактивных самолётов, образы блестящей жизни наполняют голову Пиао. Хейвен — их посол. Всё у него в порядке. Безупречно. Брови, зубы, ногти. Раньше Пиао видел таких людей только на обложках глянцевых американских журналов. Старший следователь берёт пригоршню рисовых крекеров… таких идеальных. Запихивает в рот. Шумно пожирает.
— Про работу рассказывать — это вы заскучаете. Старший следователь в отделе убийств Бюро Общественной Безопасности, звучит интереснее, чем есть на самом деле. Если бы за название профессии можно было бы покупать выпивку, я бы купил весь бар.
— Ладно вам, следователь Пиао, не надо скромничать. Я уверен, что такой город, как Шанхай, нагружает вас по-полной. Наверняка же вы расследуете интересные дела?
— Интересные дела? Редко-редко. Мы, шанхайцы, горячие парни и любим выпить. Вы знаете маотай, Дукан?
Англичанин чуть кивает через дым. Глаза его впиваются в Пиао. Кажется, что он даже и не мигает.
— Горячие парни, крепкие напитки, мы — опасные сожители. Обычно расследования бывают совсем простыми. Я нахожу убийцу раз в два-три дня. Слишком много выпил. Слишком много юаней проиграл в маджонг. Слишком горячий. Слишком близко лежал кухонный нож. Открыли дело, закрыли дело. В девяти случаев из десяти виноват близкий родственник. Брат. Двоюродный брат. Скучно это всё…
Глаза Пиао горят в дыму. Хейвен уставился в них, и не мигает.
— …но вы, вы же бизнесмен. Вот кому есть что рассказать. Путешествия, рестораны, деловые встречи. А потом женщины. Наверно, вы можете написать книгу или историю для этого журнальчика…
Пиао трясёт головой.
— …не могу вспомнить название… ну вы знаете. А, Ридерз Дайджест, вот как. Мне нравится Ридерз Дайджест.
Хейвен качает головой.
— Я не бизнесмен. Внешний вид бывает обманчив. Я работаю в медицине.
— Доктор. Ах, вы доктор. В нашей стране это очень почётная профессия. Очень уважаемая. Как удачно мы с вами встретились. Я сегодня не смог получить направление в больницу. У меня проблема с пальцами…
Старший следователь кладёт ладонь рядом с рукой Хейвена, тянет за грязную марлю.
— …сделаете одолжение, посмотрите? У меня ожоги. Я так неудачно попал в огонь.
Англичанин убирает руку, берёт стакан. Пальцем ведёт по ободку.
— Мне казалось, что удачно попасть в огонь вообще невозможно…
Он поправляет шёлковый галстук. Жест совершенно излишний, узел и так был идеальным.
— …вам надо обратиться к терапевту. Я специализируюсь в очень узкой области, и смена повязки на ожогах в мою специализацию не входит.
— Специалист. В узкой области. Звучит интригующе.
— Не более интригующе, чем ваша работа. Вы тоже специализируетесь в узкой области. На убийствах.
Старший следователь широко улыбается.
— Вы правы, конечно. Раньше мне такая формулировка не приходила в голову. Я тоже специалист, да…
Он отправляет в рот очередную пригоршню крекеров, с открытыми губами громко их давит. Пододвигается к Хейвену. Дешёвый хлопок его пиджака трётся о дорогую шерсть блейзера англичанина.
— …знаете, я смогу на этом выбить себе пару стаканчиков в баре рядом с домом. Мы в Китае ценим не работу, не должность, а то, как она называется. Отныне я буду говорить всем, что я специалист старший следователь в узкой области убийств…
Он хлопает англичанина по спине.
— …должен сказать вам спасибо. У вас мозг работает как… как. Извините, не могу подобрать слово. Как бы вы сами это назвали?
Хейвен крутит виски в стакане. Янтарные блики играют на его пальцах.
— Мышление моё концентрировано. Мозг мой проникает в сердце проблемы, а потом чётко находит решение.
— Да, именно так. Я бы и то не сказал лучше.
— Вы и не сказали.
Пиао смеётся, в надежде, что получается искренне. Придвигается ещё ближе. Его слова летят в лицо англичанину; он чувствует, как Хейвен задерживает дыхание, чтобы не чувствовать лук и чеснок, которыми пропитана его речь. Англичанин сам ничем не пахнет, если не считать запаха из стакана и тиснёного золота дорогого одеколона. Нет ощущения его тела, ощущения животного под дорогим пиджаком.
— На самом деле я в чём-то обманул вас. Моя работа как старшего следователя тоже бывает временами, знаете ли…
Пиао достаёт из зубов остатки крекера и досасывает остатки виски.
— …взять хотя бы последнее моё дело. Убито восемь человек, их сковали вместе и зашвырнули в Хуанпу. Вообще необычно для Шанхая.
— Для Нью-Йорка это тоже было бы необычно.
— С языка сняли, мистер доктор. Прямо с языка. Во мне просыпается чувство вины, но это очень интересно. Когда всё время работаешь с домашними убийствами, такое дело сильно возбуждает. Это неправильно?
Англичанин изучает виски, поднимает стакан к губам.
— Восемь трупов, представьте. Я столько убийств за два месяца не раскрываю…
Ртом он чуть ли не вжимается в ухо Хейвена. Вторгается в его пространство. Пиао чувствует, как тому неуютно.
— …конечно, это конфиденциальная информация, ну вы понимаете. Её скрывают даже от наших СМИ. Похоже, наркоразборки. Кому ещё понадобится такая степень анонимности. Их никак не опознать. Отрезали пальцы. Расколотили лица.
Голос опускается до шёпота. Секреты кажутся ещё секретнее, если их еле слышно.
— …даже глаза им повыдавливали. Представляете, что за люди? Просто монстры.
— Или профессионалы?
— Может и так. Может. Профессионалы, и высокая ставка в игре. Я об этом не думал…
Задумчиво набивает рот крекерами.
— …Барбара Хейес. Барбара. Печально. Ужас как печально. Одним из убитых был её сын. Американец, представляете. У политиков сейчас ломит головы. Мигрень, вроде вы так это называете. Конечно, она вам ничего не сказала ещё. Извините, мы в полиции, мы такие бестактные. Нас не учат быть деликатными.
Глаза Хейвена немы; отблески света играют вокруг чёрных звёзд его зрачков. Он достаёт зажигалку, вспыхивает язычок пламени, разлетаются светлячки… его глаза на мгновение становятся как у кошки в темноте.
— Мы познакомились с Барбарой всего два часа назад, и мне понадобилось бы ещё часа два, чтобы услышать историю её жизни…
Рукой он взъерошивает волосы, и каждый локон падает ровно на место.
— …но скажите, старший следователь, вы всегда ловите монстров, или просто не рассказываете о неудачах?
Пиао добивает последний крекер. Вот и нет нашего идеала.
— А неудач у меня не бывает, мистер доктор. Монстров вообще проще всего ловить, потому что они хотят заявить о себе. Им надо рассказать обо всём в полный голос. Они вожделеют славы…
Старший следователь ковыряется в зубах, потом разглядывает ноготь.
— …в Китае нет систематических убийц, таких, которых вы на западе зовёте серийными. По крайней мере «официально», ну вы понимаете. Но мы всё равно говорим о них: «Кого не нашли, тот остался неизвестен».
Пиао улыбается, заглядывает глубоко в глаза англичанину и поднимает пустую тарелку из-под крекеров.
— Жаль, вы не попробовали, идеал иногда бывает весьма неплох на вкус.
— Вы съели все крекеры…
Барбара сидит на табурете, юбка задралась выше колен. Указательным пальцем она водит в пустой тарелке, потом облизывает его. На губах у неё остаются… соль, сахар, кунжут.
— …но что я, мальчики всегда остаются мальчиками.
Хейвен берёт зажигалку со стойки и подносит к сигарете Барбары. Щелчок разряда тока. Пиао видит его сине-белую вилку в недрах зажигалки в тот миг, когда вспыхивает пламя. Всю жизнь он хотел себе такую зажигалку. Англичанин убирает её в карман.
— Я сегодня не ел, проголодался. Извините, я закажу ещё.
Пиао поднимает руку, чтобы подозвать официанта, Барбара нежно тянется к нему и опускает её. Пальцы её гладят его колено, и дыхание тут же успокаивается в груди.
— Нет, Сунь, всё в порядке. Мы заказали столик в ресторане на восьмом этаже, поужинаешь с нами?
Он хочет пойти, сидеть между ними, отгораживать Хейвена от неё. Но губы произносят совсем другие слова.
— Спасибо, но мне придётся отказаться. У меня назначена встреча. Надо увидеть одного человека.
— Ты уверен?
— Да, уверен. Спасибо за приглашение.
Англичанин уже стоит, каждая складка на пиджаке и штанах легла на своё место.
— Может, старшему следователю стоило придти пораньше?
Улыбка ширится, будто челюсти у него раздвижные. Когда он проходит мимо следователя, раздаётся шёпот:
— Может, вы опоздали буквально на пару часов.
Да, он упустил всё на свете, опоздав на пару очень важных часов. Рис высыпается из пригоршни… это о нём.
И вот Чарльз Хейвен уходит. Последнее, что видит Пиао — они выходят из дверей в яркий свет вестибюля. Рука англичанина лежит у неё на плече, а с ней резкими кадрами в голове у Пиао вспыхивают воспоминания. Как жена теряется во времени, в дожде… на заднем сидении Красного Флага, и рука обнимает её за плечо.