ОТЕЛЬ ПЕКИН, ЧАНАНЬЦЗЕ.

Шестая встреча. Последняя встреча. Отель Пекин. Частный номер на верхнем этаже. Всю электронику проверили на жучки. Вынесли мебель. В центре зала стоит круглый стол. Четыре стула. Делегат и посредник со стороны Китайской Народной Республики. Личный секретарь. Делегат и посредница со стороны Соединённых Штатов Америки. Ещё один личный секретарь.

— Товарищ Дунь, мы желаем провести эти переговоры в быстром и положительном ключе. Президент, как передал мне вице-президент всего два часа назад, желает, чтобы все вопросы были решены…

Наливает стакан воды. Медленно. Взвешенно. Поднимает к губам. Дунь знает, что все глаза в комнате сейчас смотрят на него. Чувствует их жар, но думает лишь о воде. Почему китайская вода такая вкусная, а американская вкуса лишена напрочь. Ничего примечательного.

— …товарищ Дунь, становится очевидно, что вы не осознаёте глубину проблемы, с которой столкнулась ваша страна.

Он ставит стакан на стол. Один раз. Второй. Смотрит, как кольца воды остаются на лаке, запечатавшем ореховое дерево. Смотрит, как они касаются друг друга. Край к краю.

— Это не у нас проблемы. Это у вас проблемы. Это вы инициировали контакт. Эти переговоры. Мышь охотится на кошку.

Этот ответ ведёт в тупик, куда их загоняли уже много раз. Посредник встречает улыбку товарища.

— Может быть, мы сосредоточимся не на проблеме, а на решении, и назовём наши переговоры средством, которое позволит найти ответы для обеих наших стран. Позволит развить отношения, которые взрастят сады на месте пустыни?

Товарищ Дунь улыбается. Показывает идеальные зубы, созданные американскими дантистами.

— Прекрасно сказано, посредница. Прекрасно. Ваш президент, ваш вице-президент, они могли бы вами гордиться. Но, конечно, вы правы. Мы должны провести переговоры быстро и позитивно. Быстрота и решимость, разве это не прекрасные супруги? Конечно, да, и мы все выиграем, когда эти сады расцветут. Но мы должны убедиться, ведь правда, на чьей земле они будут разбиты?

Очередная улыбка складывает его губы как изящное, хорошо продуманное и разработанное оригами.

— Возможно, надо продолжить с того организационного блокнота, по которому вы стучите, посредница. Продолжить быстро. И решительно. И постоянно держать в голове мысль о разбиении садов…

Ручка посредницы застывает в воздухе, она прекращает стучать по блокноту. Она чувствует вспышку злости, но сдерживает и подавляет её. Палец движется по тексту на следующей странице. Чёткая программа написана чёрным шрифтом на белой бумаге. Чёткий конспект того, что хотят, и что планируют дать взамен.

Чёрное и белое.

— Отправная точка моего правительства заключается в попытке решить две трудности. Первая — высокий уровень гепатита, ВИЧ и последующего СПИДа, появившихся в Соединённых Штатах Америки в результате проведённых операций по трансплантации органов в Китайской Народной Республике. Соответствующие правительственные департаменты с нашей стороны оценивают, что до восьмидесяти процентов людей, посетивших вашу страну с целью трансплантации органов, либо являются американцами по национальности, либо посетят США в течение следующих пяти лет. Двадцать процентов из них будут заражены органами, которые им пересадят. По оценке в Соединённые Штаты вернётся пятьдесят тысяч заражённых людей за тот же пятилетний период. Очень значительная цифра, которую мы увеличиваем в десять раз, поскольку они будут заражать других. Полмиллиона больных людей. Очень значительная цифра, которая серьёзно ударит по нашим ресурсам. Цифра, которую, насколько я знаю, вы не оспорили, и оспаривать не собираетесь, товарищ Дунь?

Тот ещё раз опускает стакан на стол. Три мокрых кольца. Геометрические. Сбалансированные.

— Цифры… дым среди деревьев. К чему нам оспаривать то, что лишено плоти?

Этот ответ они слышали сотни раз. Тысячи раз. Продолжают. Палец посредника сдвигается на следующую строку текста. На следующую нитку с нанизанными словами.

— Вторая сложность заключается в том, что в нашей стране наметился дефицит в качественных человеческих органах для трансплантации. Спрос просто обгоняет предложение…

Посредница ждёт, что Дунь что-нибудь скажет. Тот молчит. Лишь подносит стакан воды к губам.

— …мы считаем, что ответы на эти две проблемы лежат очевидно в сфере влияния вас, правительства Китайской Народной Республики.

Тот машет рукой. Движение получается изящным, будто ветер качает высокую траву. Но появляется ощущение, что этот ветер будет дуть, пока каждую травинку, одну за другой, не вырвет из земли.

— Прошу вас, продолжайте. Вы так хорошо читаете конспект, который мы уже слышали на последних пяти встречах. Это так похоже на одну из ваших мыльных опер.

Злость готова прорваться, но посредница давит её в зародыше. Переходит к следующему пункту записей.

— Мы вышли к вам с идеей развития прозрачного партнёрства между нашими великими нациями. Оно позволит моей стране держать руку на руле, позволит нам поддержать вашу страну в работе над программой по трансплантации органов, обеспечит вас технологиями, квалификацией и хорошо подготовленным персоналом в ключевых точках производства, оценки здоровья донора, тканевой совместимости и контроля качества. Мы так же предлагаем вашей стране стать перспективным и основным источником человеческих органов для трансплантации. Перспективным источником, который покроет разрыв в потребностях нашей страны в этой области. Это уменьшит дефицит, который мы переживаем.

Товарищ Дунь смеётся. Сдержанно. Лишённый юмора скрежет. Посредница уже слышала этот смех и знает, что сейчас последует. Удар палкой по руке. Соль втирают в рану. Знает, как на него ответить. Какие слова надо выбрать, чтобы смягчить жало… успокоить боль.

— Но, посредница, как же ваши вопли о моральном возмущении? О человеческих правах? Отвращение вашей нации к тому, как моя страна добывает человеческие органы для весьма успешной трансплантационной индустрии?

Она ощущает его. Жало. Боль. Правда… удар палки по рукам. Но не показывает этого.

— Это просто бизнес, товарищ Дунь. Просто бизнес… как обычно. Подсчёт долларов. Подсчёт юаней. Что в Вашингтоне, что здесь, в Пекине. Что при капитализме, что при коммунизме. Человеческие права тут ни при чём. В той зоне, куда мы с вами, товарищ, входим, нет такой вещи…

Через дальнюю стеклянную стену, от ковра до потолка, видно солнце, оно поднялось высоко и теперь стоит в зените.

— А ваша свободная американская пресса, она тоже так же подойдёт к этому вопросу? Скажет, просто бизнес?

Посредница идёт к окну. Перед ней открывается вид на Императорский Дворец, парк Бэйхай с Залом Прибоя, Храмом Вечного Покоя. Вид на Лишиньаньлу. Фусинмэньвай и Военный Музей Китайской Народной Революции. За ними — Алтарь Луны и парк Юйюйаньтань. Их цвета украдены. Смыты. Обложка с обложки с чёрнобелой перспективой, как белые простыни, сохнущие на сотнях бельевых верёвок союзников.

— Забудьте про прессу, товарищ, они ничего не узнают. Как мы обсуждали, договорённость между нами не будет проходить через наше правительство, и я бы предположил, через ваше тоже. Мы организуем агентство без открытых связей с правительствами, чтобы проводить операции с начала и до конца. От колыбели до могилы, как говорится…

Посредница стоит на фоне сияющего окна, как негатив.

— …а если пресса узнает что-то, что им знать не положено. Увидит что-то, что видеть не стоит. Мы надавим, и всё останется под сукном, неприступным покровом отрицания.

— Отрицание. Да, отрицание. Это мы хорошо умеем, правда? Валюта политиков…

Он смеётся, на этот раз к смеху примешивается ленточка цвета. Стучит стаканом по столу. Раскидывает руки. Руки, требующие ответа на вопрос.

— …что ж, мы поняли, чего вы от нас хотите. Органы наших казнённых преступников. Чистые, проверенные, незаражённые. Но что мы получим взамен? Как я уже говорил на прежних встречах, посредник, денег недостаточно для того, чего вы от нас желаете? В таких случаях, как этот, мы требуем куда больше, чем может дать могучий доллар. Куда больше.

Посредница отворачивается от окна. Идёт к столу.

— Это будет разослано вашему Политбюро по завершении встречи. Если мы договоримся о деталях…

— Деталях?

В лице посредницы появляется сталь. Прессованная, завальцованная, отполированная.

— Цена, по которой вы будете продавать нам органы для трансплантации.

Снова смех.

— Вот мы и дошли до этого. Сколько стоит почка, роговица? Сколько стоит человеческое сердце?

Посредница подталкивает закрытую папку через стол. По дороге та размазывает четыре соединённых кольца влаги.

— Вот то, что Соединённые Штаты Америки готовы предложить Китайской Народной Республике взамен, товарищ Дунь…

Тот садится. Открывает папку на первой странице. Печать Соединённых Штатов Америки. Подпись вице-президента. Следующие страницы. Условия сделки. Что мы получим, что вы получите. Пункт за пунктом ложатся под изучающий взгляд товарища.

— …в обмен на те условия, что я описала, высокую степень контроля за вашей программой поставки органов, особенно в областях контроля качества и здоровья доноров, и на большую квоту этих человеческих органов для экспорта в Соединённые Штаты Америки для использования в нашей программе трансплантации. Цифры, которые мы требуем, расписаны на страницах шесть и семь приложения А…

Товарищ Дунь переворачивает страницы. Пальцы осторожно ведут по спискам цифр. Человеческие органы. Он стучит по низу страницы. Тонкий, протяжный, низкий свист срывается с его губ. Этот звук не говорит ничего, и говорит всё.

— …вице-президент от лица правительства Соединённых Штатов Америки подготовил предложение правительству Китайской Народной Республики. Во-первых, мы обеспечим вам полную поддержку в борьбе с противозаконным режимом участия Националистического Тайваня в ООН. Если необходимо, мы воспользуемся правом вето в Совете Безопасности. Во-вторых, мы обеспечим полную поддержку Китайской Народной Республике в решении вопроса с Тибетом. Наша страна немедленно признает двенадцатилетнего мальчика, которого спонсирует Китайская Народная Республика, Гялцена Норбу, реинкарнацией уважаемого Панчен-ламы… вместо другого ребёнка, Гедюна Чокьи Ньима, которого поддерживает изгнанный Далай-лама и его фракция…

Дунь не упускает ни слова, ни оттенка смысла. Высокая цена, победа в борьбе за духовный контроль над Тибетом с изгнанным Далай-ламой. Товарищ листает страницы дальше, и в душе улыбается.

— …в-третьих, мы приложим все усилия, чтобы придать Китайской Народной Республике более либеральный образ в глазах американского народа и мирового сообщества. Особенно в сфере человеческих прав, и вашем заметном прогрессе в деятельности по трансплантации органов…

Тот ничего не говорит. Пальцы гладят тиснёную государственную печать. Звёзды, орлы, полосы… перетекают под кончиками пальцев.

— …в-четвёртых. Пост главы Секретариата ООН, генерального секретаря, это должность, которую занимают в течение пяти лет. Он назначается Генеральной Ассамблеей по рекомендации Совета Безопасности. Генеральный Секретарь ООН скоро разменяет последний год пребывания в кабинете. Новым Генеральным Секретарём, мы гарантируем, станет гражданин Китайской Народной Республики…

Пальцы Дуня скользят от тиснёной печати к подписи вице-президента.

— …в-пятых, и в-последних. Ваша спорная просьба на проведение Олимпийских Игр в Пекине. Олимпийский Комитет, как вы знаете, вскоре будет голосовать по этому вопросу…

Посредница аккуратно закрывает свою папку и полностью сосредотачивается на взгляде товарища.

— …мы можем гарантировать, что ваша заявка будет удовлетворена.

Чернила подписи вице-президента текут извилистыми, тесными кривыми, ломаными линиями… под пальцами Дуня.

— Соблазнительно. Крайне соблазнительно. Возможно, мы начинаем понимать друг друга, посредница. Как вы сказали, это просто бизнес. Подсчёт долларов и юаней. А теперь давайте обговорим мелкие детали. Цену почки. Роговицы. Цену человеческого сердца. Возможно, оптовую цену на тысячу человеческих сердец.

Полная пачка Мальборо. Графин воды наполняют трижды. Часы… в дыму. Рассматривают мокрые следы на лаке. Часы… рассматривают детали. Вместе переходят из-за стола в просторную соседнюю комнату с окнами во всю стену и кожаной мебелью, личные секретари остаются ждать их. Солнце, загнивающая хурма, бросает рубиновые лучи на ковёр, дальнюю стену. На лицо товарища. Когда он говорит, наливая кофе.

— Я подумал, что нам не помешает минута уединения. Надо обсудить деликатные вопросы. Сахар?

Посредница отказывается.

— Могу ли я отметить, что вы выглядите посвежевшей после того, как навестили нашу страну пару месяцев назад, посредница. Наш климат явно пошёл вам на пользу. Вновь добро пожаловать в Китайскую Народную Республику. Надеюсь, этот визит так же благоприятно скажется на вашем самочувствии?

— Вы знаете, что я приезжала в Шанхай?

— Конечно, посредница, конечно. Приятное путешествие. Надеюсь, оно было продуктивным?

Сотрудница американского правительства, Барбара Хейес, сидит, положив ногу на ногу.

— Да, у меня был отпуск впервые за долгое время.

— Отлично, отлично. Отпуск. Каждый человек должен ездить в отпуск. В следующий раз, когда вы будете в Шанхае, приглашаю вас в гости к моей семье. Наш дом выходит на реку Хуанпу, на Бунд. Прелестный вид. Прелестный. Очаровательный город, очень сильно изменился, так же, как вы, женщины, меняете настроение и лицо…

Протягивает ей кофе, хотя она и отказалась. Прикладывается к своей чашке, разглядывая её.

Жёлтые глаза над белым, как помадка, фарфоровым горизонтом.

— …итак, посредница, похоже, ваша страна желает включиться в нашу трансплантационную индустрию и так же в программу поставки органов. Открывается «окно возможностей», как вы, американцы, это называете. И поскольку мы сами в данный момент вносим в программу серьёзные изменения, момент нельзя подобрать удачней. Возможно, вы слышали, что главной движущей силой и архитектором трансплантационной индустрии в моей стране был уважаемый товарищ министр Кан Чжу, который, к моему глубокому сожалению, покинул этот мир.

— Да, я слышала.

Удивляет саму себя. Произносит эти слова, не прищурив глаз. Даже не покраснев.

— Окно возможностей, посредница. Да, окно возможностей.

Его глаза прикованы к ней. Товарищ ставит чашку с блюдцем на стол. Тонкий фарфор на дерево. Звук разрывает тишину. Он встаёт, подходит к окну. Наполняет новую чашку.

— Что же до вас, посредница. Как я, мы, можем быть уверены в том, что вы выполните те предложения, которые так красноречиво расписали. Вы понимаете, я уверен, что нам нужно больше, чем слова на клочках бумаги…

Он хлопает по дипломату. Внутри цена на тысячу человеческих сердец оптом.

— …хорошие слова, но всё-таки лишь слова. И смысл их пока сокрыт. А следом выстраиваются длинные ряды других слов, они ждут, готовы заменить эти. Нам нужно что-то более весомое. Нам нужен человек у власти, который будет смотреть на нас в позитивном свете и выразит это во всех будущих переговорах…

Он так и не озаботился сесть. Его тень падает через всю комнату на неё.

— …в этой теме, мне кажется, вам понадобится, как бы лучше сказать, чтобы не обидеть вас? Более глубокое участие. Более сильный стимул?

Капкан закрывается. Круг из блестящей стальной полосы вот-вот захлопнется. Она это чувствует.

— Но конечно, вы глубоко заинтересованы, правда? Простите за глупые слова. Сотрудница правительства Соединённых Штатов Америки, у которой были такие интимные отношения со старшим следователем БОБ. И следователь этот, должен добавить, остаётся главным подозреваемым во множестве жестоких убийств, включая его собственного Шефа, нашего глубокоуважаемого товарища Липинга. Старший следователь, у которого были очень сложные связи через жену с покинувшим нас уважаемым товарищем министром Кан Чжу. Такая сотрудница очень глубоко вовлечена в этот вопрос. Посмотрите на эти побуждения. На их толкования. Люди могут быть очень жестокими, особенно в политике. Люди могут сделать очень далеко идущие выводы…

Она ничего не говорит. Сердце её оборвалось, но она ничего не говорит.

— …и что же должны мы, как его хозяева, сделать с таким старшим следователем? Очевидно, такого человека надо держать на известном расстоянии…

Шёпот насыщен кофеином и чесноком.

— …или держать его так близко к сердцу, чтобы знать, когда и чем он дышит.

Движение. Капкан. Она чувствует, как он движется. Чувствует, как он впивается.

— …хорошо, посредница, давайте я вам объясню. Мы слышим его вдохи, мы слышим его выдохи. Несколько дней назад его арестовали, он находится в заключении в Китайской Народной Республике. Но не беспокойтесь, ваш старший следователь в безопасности. Даже под защитой. Под защитой власти старика, которая протянулась даже из могилы. Он защищён словами на листах бумаги…

Товарищ Дунь идёт к ней от окна. До этого момента она не осознавала, насколько он уродлив. И глядя на отражения, она думает… насколько уродливой стала она сама?

— …но, как я уже говорил, слова преходящи. Клочки бумаги легко исчезают. И ещё бывают всякие несчастные случаи. Кто может быть застрахован от несчастных случаев? Серьёзных происшествий, которые способны привести к гибели заключённого?

Он наклоняется к ней. Близко. От него пахнет честолюбием и пролитым океаном спермы.

— …чтобы проект двигался, посредница, нам надо, чтобы вы были, как вы это называете… у нас в кармане. Возможно, теперь так и есть, правда?

Посредница, Барбара Хейес, отталкивает чашку. Кофе выплёскивается через край на блюдце. Она открывает дипломат. Одну за другой кладёт на стол чёрно-белые фотографии 25×20. Сама она уже знает их наизусть. Смотрит в глаза товарища, когда тот изучает их. Как затуманивается и проясняется его радужка. Расширяются и сужаются зрачки. Почти чувствует его ощущения. Весы, на которых он взвешивает каждую мысль. Сколько раз, в тысячи случайных, украденных секунд, она репетировала этот момент… снова, и снова, и снова. Она смакует его ощущения. Смотрит на упорядоченные перемещения его взгляда. Фотографии квартиры на улице Дун Хуа Мэнь. Апартаменты в отеле Синьцяо. Дунь и молодой человек сливаются в перечных зёрнах фотографии. Руки товарища лежат на теле мальчика, как кожа на шёлке. Толкают его вниз. В пальцах мальчика — пряжка ремня товарища Дуня. Он расстёгивает ему ширинку. Трусы на бёдрах, на коленях, на лодыжках. Он толкает голову мальчика вниз. Вниз. У того в руке, во рту… вялый хуй Дуня твердеет, наливается жаром.

— Ему восемнадцать лет, он ровесник вашей дочери. Зовут его Ло, но вы называете его женским именем, Лихуа. Что, если я не ошибаюсь, переводится как «Крепость Китаю»? Он учится в университете, где вы время от времени читаете лекции. Что он изучает, товарищ Дунь?

Вежливый кашель. Он приходит в себя. Переживания спрятаны глубоко внутри, но у него в глазах — колючая проволока. Его боль, его злость почти можно потрогать. Она чувствует их запах в нём, он бьёт из каждой поры.

— Так что он изучает?

— Он учится на первом курсе на кафедре политики.

— Политика…

Она чувствует улыбку на лице.

— …вы даёте ему крайне подходящие уроки, товарищ. Если хочешь заниматься политикой, лучше заранее испытать, что это такое — когда тебя ебут…

Он отпивает кофе, краски постепенно, волнами возвращаются на его лицо, но вонь боли и злости не слабеет. Жёсткие переговоры. Давления не бывает мало. Она вытаскивает из папки маленький конверт, открывает его. Протягивает товарищу документ. Бальзам на ожог.

— …деньги уже лежат в Тайпэй, банке Тайваня, на улице Чунчин. Номер счёта прилагается.

За единственной цифрой стоит длинный ряд нулей. Он никогда не видел столько нулей. Товарищ Дунь поднимает взгляд, видит огонь у неё в глазах.

— Скажите мне, что вы требуете, посредница?

«Требовать»… странное слово для политика. Она давно усвоила урок. Ничего не требуй. «Настаивай».

Записка уже готова. К этому мгновению вела долгая дорога. Два имени, очень простых, накарябаны ручкой. Чёрным по белому. Товарищ поймёт, зачем их написали на полоске бумаги. Слова не нужны. Буквы лишь добавят туману, слоги собьют с толку. Он поймёт, что с ними делать.

ЧАРЛЬЗ ХЕЙВЕН

СУНЬ ПИАО

Она встаёт, толкает записку к нему. Расстёгивает дипломат. Знает, что внутри уже лежат цены на человеческие сердца… цена на тысячу человеческих сердец оптом. Ждёт того мгновения, когда он прочтёт записку. Видит понимание, вспыхивающее у него в глазах, как лесной пожар. Идёт к двери. К лифту. Умирающее солнце запуталось у неё в волосах.

Барбара отказывается от уюта лимузина, открывшего перед ней двери. Идёт пешком. Чананьцзе. Цзяоминьсян. Чананьдунцзе. Парк Народной Культуры. Наньхай. Нефритовый Бассейн. Выходит на тротуар, обнимающий Бэйхай, Северное Озеро. День превращается в ночь… и на всём вокруг остаётся лёгкий налёт золота. В какой-то миг ей кажется, что она видела Бобби, нагого, мокрого, на другом берегу озера рядом с Летним домиком Пяти Драконов. Он идёт по тротуару к Железной Стене. Смотрит на неё. Там где были его глаза — ничего. Лишь кровавые слёзы.

Видение… просто видение.