— Это просто невозможно! — воскликнул Виктор, входя в комнату Пронина и с размаху бросая фуражку на диван. Он вытащил из кармана носовой платок и обтер влажный лоб. — Целый месяц потрачен безрезультатно!

Пронин стоял среди комнаты и внимательно рассматривал брюки из белой рогожки, растягивая обе штанины.

— Как ты думаешь? — спросил он вместо ответа вошедшему. — Прилично выглядят брюки или не годятся?

Виктор с грохотом придвинул к себе стул, сел на него верхом, оперся подбородком на спинку стула и обнял ее руками.

— Целый месяц изучаю я этих четырех людей, а для чего? — спросил он с досадой. — Я не писатель, чтобы интересоваться людьми вообще… А специального интереса люди эти не представляют.

— У тебя не найдутся лишние трусы? — озабоченно спросил Пронин, осторожно расправляя брюки по складкам. — А то Агаша считает, что в моем возрасте неприлично ходить в столь легкомысленном костюме, и все трусы исчезли из моего гардероба.

— Иван Николаевич! — воскликнул Виктор. — Я серьезно говорю. Ни рабочие, ни садовник, ни эта злосчастная студентка не могли похитить конверт. Я в этом убедился. Я пришел к вам поделиться своими неприятностями, за советом, за помощью, а вместо этого…

— Вот и я хочу поделиться с тобой своими неприятностями, — возразил Пронин. — Агаша мои трусы пустила на тряпки, пыль вытирать. Как это тебе нравится?

— Нет, это действительно невозможно! — воскликнул Виктор, вставая. — С вами о деле, а вы издеваетесь. Я лучше уйду.

Пронин положил брюки на валик дивана и подошел к раскрытому окну.

— Ты, безусловно, утомился, — сказал он, перегибаясь через подоконник. — Взгляни, какая погода! Солнце, камни, точно раскаленные, ни ветерка, ни облачка… Лиловая тучка на горизонте не в счет, все равно дождик не выпадет. Тебе надо отдохнуть, полечить нервы. А как хорошо сейчас за городом, где-нибудь у реки. Травка, песочек, по травке какие-нибудь козявки ползают, по воде жуки-плавунцы шныряют…

— Иван Николаевич, я вас прошу всерьез! — Виктор схватил фуражку. — Или вы будете говорить по-человечески, или я уйду.

— Ну-ну, не горячись… — Пронин подошел к Виктору и мягко отнял у него фуражку. — Вот именно я рассуждаю с тобой по-человечески. В течение месяца ты изучал людей, вызвавших у тебя какие-то подозрения. Правильно ты поступил? Правильно. Ты убедился, что они честные советские люди? Так чего же досадовать? Тем лучше! Ты не знаешь, что делать дальше? Так на это есть только один ответ. Значит, человек устал, переутомился, и ему надо отдохнуть. Отдохнешь, соберешься с мыслями и сразу поймешь, что делать дальше. Вот об этом я и позаботился. Поедем к морю, к солнцу, пожаримся, покупаемся, поваляемся на песочке, загорим…

— Да вы смеетесь, Иван Николаевич! — сказал Виктор. — Оно, конечно, неплохо. Но бросать дело на полдороге…

— Эх, милый! — рассудительно сказал Пронин. — Болезнь почему-то всегда застает нас на полдороге, и наша задача не дать ей себя догнать, Поэтому я вовсе не шучу, когда говори тебе о юге. Мы с тобой едем к морю, и не дальше как сегодня. Билеты у меня в кармане, поезд отходит в семь тридцать, и тебе дается лишь четыре часа на укладку в чемодан тапочек и зубной щетки. В шесть часов, не позже, ты заедешь за мной.

— Воля ваша, Иван Николаевич, а я не поеду, — сказал Виктор и решительно замотал головой. — Спасибо за хлопоты, но я останусь работать.

Но тут Пронин вдруг посерьезнел, и глаза его сердито блеснули.

— Довольно разговоров, товарищ Железное, — сказал он. — Пока еще я твой начальник? Так я тебе приказываю. Ты будешь меня сопровождать.

— Но, Иван Николаевич…

— Я не шучу. В шесть часов ты заедешь за мной. Форма одежды — штатская. Можешь идти.

И тень задумчивости вновь сошла с лица Пронина.

Виктор озадаченно посмотрел на Ивана Николаевича, раздумывая еще — шутит тот или не шутит, потом схватил фуражку, сердито нахлобучил ее на голову и щелкнул каблуками.

— Есть, товарищ начальник! — буркнул он сквозь стиснутые зубы, еле сдерживая клокочущее внутри его возмущение. — Можно идти?

И, не дожидаясь ответа, сделал пол-оборота и вышел.

Но в шесть часов, минута в минуту, он постучал в эту же дверь…

Пронин был готов. В светлом сером костюме, мягкой фетровой шляпе, коричневых ботинках, с пальто, перекинутым через руку, он и впрямь выглядел человеком, с удовольствием отправляющимся в увеселительную поездку.

— Машина подана, товарищ начальник, — сухо доложил Виктор, продолжая еще сердиться на Ивана Николаевича.

— Брось, брось! — добродушно сказал Пронин. -Перестань дуться и зови меня просто Иван Николаевич. Усвой: это тоже приказание. В душе ты меня можешь ненавидеть, а обращаться прошу нежно. Мы ведь отдыхать едем… Понятно?

— Хорошо, товарищ…

— Виктор!

— Хорошо, — угрюмо повторил тот, извлек откуда-то из-за спины сверток и положил его на краешек стула.

Пронин удивленно посмотрел на сверток.

— Что это?

— Трусы, — мрачно сказал Виктор и потянул чемодан из рук Пронина. — Давайте.

— Вот спасибо! — воскликнул Пронин, уступая чемодан Виктору. — Будь другом до конца, сунь их куда-нибудь…

Они распрощались с Агашей и спустились на улицу.

— На Якиманку, — сказал Пронин шоферу. Виктор вопросительно взглянул на Ивана Николаевича.

— Я забыл тебя предупредить, что мы едем втроем, — объяснял тот. — У нас будет еще один спутник…

На Якиманке он велел остановиться возле старого и косого двухэтажного дома с облезшей штукатуркой.

— Подожди меня, — сказал Пронин и скрылся в воротах.

Виктор с интересом ожидал появления загадочного спутника и нетерпеливо посматривал на часы. Прошло пять минут, десять, пятнадцать, полчаса, но Пронин все не шел. Наконец, он появился, ведя с собой… собаку!

Это была низкорослая кривоногая коричневая такса с обвисшими старческими губами и маленькими блестящими глазками.

Натягивая повод, такса семенила прямо к машине, точно заранее знала, что этот экипаж приехал за ней.

Иван Николаевич подхватил собаку, влез в машину и посадил ее между собой и Виктором.

— Вот и наш спутник, — сказал Пронин. — Прошу любить и жаловать. Зовут его Чейн. Это очень умная и хорошая такса, которая вместе с нами будет купаться в соленой воде и греться под южным солнцем.

Чейн лежал на сиденье, равнодушно свесив губы, точно речь шла совсем не о нем.

— Что это значит? — воскликнул Виктор. — Откуда взялся этот Чейн и зачем вы его везете?

— Не волнуйся, — сказал Пронин. — Дело обстоит очень просто. Владелец Чейна находится на юге. Он просил меня оказать ему услугу и привезти собаку.

В поезде Пронин сразу подружился со своими спутниками по купе — какими-то инженерами, едущими на курорт, и всю дорогу играл с ними в карты, прерывая это занятие лишь для того, чтобы поесть, поспать или погулять на больших остановках с Чейном.

Виктор держался сторонним наблюдателем. Но постепенно он заинтересовался: сперва картами, -Пронин играл с инженерами и в преферанс, и в железку, и в покер, и, к удивлению Виктора, умудрялся не оставаться в проигрыше; затем стал смотреть, как Пронин прогуливается с Чейном, и со злорадством наслаждался в Харькове зрелищем, когда Чейн устроился гадить посреди перрона на самом людном месте, а Иван Николаевич с каменным лицом глядел куда-то в сторону.

— Представляю себе, как вам было приятно, — не без язвительности посочувствовал ему Виктор, когда Пронин вернулся в купе.

— Видишь ли, разведчик должен уметь сочинять стихи, решать логарифмы, играть в карты, прогуливать собак и уважать старших, — ответил тот, оставшись наедине с Виктором. — Хотя некоторые из нас владеют далеко не всеми из перечисленных качеств.

Но в общем Чейн вел себя превосходно. Он спал в ногах у Пронина, во время обеда терпеливо ждал, когда ему дадут его порцию, ни к кому не приставал и часами сосредоточенно размышлял о каких-то своих собачьих делах.

Однако мало-помалу Виктор втянулся в общие разговоры, принялся даже учиться играть в карты, и только не удалось уговорить его прогуляться с Чейном.

Юг чувствовался все сильнее. Солнце пекло жарче, чаще хотелось пить, и пыль все гуще и гуще застилала оконное стекло.

По приезде Пронин оставил Виктора с чемоданами и с собакой в вокзале.

— Я отлучусь на четверть часа, — сказал Иван Николаевич. — Выясню, приготовлена ли комната, и вызову машину.

Но пропадал он около двух часов и, вернувшись и не найдя Виктора в помещении, не сразу отыскал его на пыльной площади за вокзалом.

Виктор мрачно сидел на камешке за высокой клумбой с яркими алыми цветами, перед ним валялись в пыли чемоданы и лежал с высунутым языком Чейн.

— Чтоб черт забрал вашу отвратительную собаку! — сердито проговорил Виктор. — Видите, куда я был вынужден из-за нее забраться?

— А что случилось? — участливо полюбопытствовал Пронин.

— А то, что она так скулила…

— Скучала обо мне? — высказал предположение Пронин. — Животные быстро привязываются к тем, кто хорошо к ним относится…

— Если бы о вас! — Виктор со злобой посмотрел на Чейна. — Ему просто хотелось опорожнить мочевой пузырь! Не успели мы выйти из здания, как он напустил такую лужу…

— Правильно поступил, — кротко одобрил его Пронин. — Ты должен был сообразить, что собаке требуется совершить прогулку. А еще смеялся надо мной…

— Но я вовсе не хочу, чтобы надо мной тоже смеялись! — не унимался Виктор. — Вы посмотрели бы, каково было мне тащиться с этим псом и чемоданами…

— Но за то я тебя вознагражу, — утешил его Пронин. — Машина здесь, комната готова, и даже обещаю не брать Чейна на пляж, чтобы не портить тебе настроение.

Они уложили в автомобиль вещи, сели и покинули привокзальную площадь.

Машина понеслась мимо низких городских домиков, по узким и пыльным улицам, свернула к горам, выехала на шоссе и по извилистой дороге полетела вниз, вниз, к морю, к зелени, посреди которой мелькали нарядные здания санаториев.

На краю поселка, в тенистой аллее пышных каштанов находился небольшой рыженький дом, обвитый диким виноградом.

Шофер промчался по аллее и резко затормозил у дома.

— Приехали! — с удовольствием произнес Пронин, спрыгивая вместе с Чейном на землю.

Озабоченная хозяйка провела приезжих в светлую веселую комнату. Вдоль стен стояли две кровати, покрытые голубыми тканьевыми одеялами. Стол был застлан белой клеенкой. Вместо стульев были расставлены табуретки, выкрашенные белой краской. Окна выходили прямо на море. В комнате пахло свежими стружками, как пахнет обычно в деревенской столярной мастерской.

— Вы с собакой, — огорченно сказала хозяйка. — А она не будет… — хозяйка подыскивала слово поделикатнее, -…сорить?

Виктор радостно заулыбался.

— Будет, будет! — утешил он ее. — Обязательно.

— Неправда, — сказал Пронин. — Чейн — дисциплинированный пес. Он чистоплотен и молчалив и никому не доставляет неприятностей.

Но Чейн не прислушивался к тому, что о нем говорят. Он деловито обнюхал все углы, заглянул в приотворенный платяной шкаф, почесался, вспрыгнул на одну из постелей и невозмутимо растянулся на чистом голубом одеяле.

— Вот видите! — испуганно сказала хозяйка и метнулась было к кровати.

— Ничего. — Пронин остановил ее за руку. — Привычка. Вот уже десять лет Чейн спит у меня в ногах.

Но скоро хозяйка даже привыкла к Чейну и сама принесла ему на блюдечке хлеб, размоченный в молоке.

Однако, когда Иван Николаевич и Виктор собрались на пляж, Пронин действительно, как и обещал, не взял с собой Чейна, а, наоборот, запер и дверь, и окна, чтобы пес как-нибудь случайно не убежал.

Началась мирная жизнь. По утрам Иван Николаевич и Виктор купались, загорали, возвращались домой завтракать, опять отправлялись на море, обедали, спали… Это был настоящий здоровый отдых.

Раза два только уходил Иван Николаевич в городок — поискать владельца Чейна, как он говорил. Но отлучки эти были столь кратковременны, что даже Виктор почти не обратил на них внимания.

Лишь на седьмой день за обедом Пронин нарушил безмятежное спокойствие Виктора.

— Есть для тебя поручение, — сказал Иван Николаевич. — Ты видел киоск мороженщика на пляже, пониже гостиницы?

— Да, — сказал Виктор, прихлебывая компот. — Сходить за мороженым?

— Попозже, — сказал Пронин. — Мы пойдем туда часам к шести. В это время там встретятся два человека. На того, который будет в военной форме, можешь не обращать внимания, а вот другим прошу заинтересоваться и запечатлеть его в памяти.

— Иван Николаевич! — Виктор так стремительно отодвинул от себя блюдечко, что забрызгал скатерть. — Значит, мы приехали все-таки работать?

— Спокойнее, — сказал Пронин. — Просто некоторые наблюдения на отдыхе…

Но Виктору больше ничего не нужно было говорить. Он оживился, послеобеденную сонливость с него как рукой сняло, и он даже принялся возиться с Чейном, чем вызвал немалое удивление со стороны последнего.

К киоску Виктор и Пронин пошли порознь. Перекинув через плечо полотенце, Виктор отправился низом, по пляжу. Он расположился на песке, почти у самого киоска, лег и принялся беспечно загорать, притворяясь совсем разморенным от солнца. Пронин же, взяв спасительницу-газету, уселся поодаль на пригорке, на скамеечке, в виду киоска, прикрываясь тем самым листом бумаги, к помощи которого издавна прибегали сотни опытных и неопытных детективов.

К киоску подходили отдыхающие, покупали мороженое, но они не привлекали внимания Пронина. Тот, кто его интересовал, был аккуратен и подошел около шести часов. Он купил мороженое, но не отошел от киоска, а тут же остановился и принялся лениво ковырять в бумажном стаканчике деревянной ложечкой Это был высокий крепкий человек с умным моложавым лицом, небрежно посматривающий на прохожих проницательными голубыми глазами. Чуть позже к киоску подошел второй из тех, кого ожидал Пронин, в военной форме с птичками на рукавах и петлицах. Он тоже был строен, хоть и не очень высок, но рядом с незнакомцем в штатском он сильно проигрывал и казался щуплым и развинченным.

Военный тоже купил мороженое. Незнакомец в штатском мельком взглянул на подошедшего, будто нехотя сделал шаг в его сторону, что-то сказал, и вдруг оба они засмеялись и неторопливо пошли вдоль пляжа.

Иван Николаевич подумал, что Виктор сейчас сорвется, устремится вслед за ними, но Виктор не сдвинулся с места, и Пронин мысленно его похвалил.

Встретились они дома.

— Запомнил? — спросил Пронин и, не дожидаясь ответа, сказал: — С завтрашнего дня ты будешь гулять и купаться вместе с этим человеком. Ты знаешь дом отдыха, находящийся на горе? Так он живет в этом доме. Ты должен ему понравиться и проводить с ним побольше времени. Но берегись ему надоесть или, чего доброго, вызвать в нем подозрения. Ни в коем случае не покажись навязчивым. В остальном твой образ жизни остается без изменений. Купайся, загорай, ешь, спи и набирайся сил…

Утром Виктор встретился с незнакомцем на пляже. Тот ничего не сказал, и Виктор ничего не сказал. Незнакомец бросился в воду, и Виктор бросился в воду. Незнакомец уплыл в море на полкилометра, и Виктор уплыл в море на полкилометра.

— А вы неплохо плаваете, — сказал незнакомец, покачиваясь рядом с Виктором на волнах.

— Пожалуй, за вами не угонюсь, — сказал Виктор, с искренним уважением поглядывая на пловца.

— А ну! — воскликнул незнакомец. — Попробуем! Он повернул к берегу, но поплыл не к песчаному пляжу, а к обрывистым скалам, выступающим из воды. Виктор с трудом догнал незнакомца.

— Полезли! — воскликнул тот, влезая на камни и карабкаясь по скользким скалам.

Виктор ухватился рукой за камень и закричал из воды:

— Бросьте! Легко сорваться! Разобьетесь! Незнакомец все-таки взобрался на скалу…

Он понравился Виктору своей ловкостью и силой, и на другой день они еще дальше уплыли в море и потом у берега незнакомец вновь удивлял Виктора своей ловкостью; на третий день повторилось то же, и Виктор видел, что рассказы о таком бесцельном времяпровождении почему-то доставляют Ивану Николаевичу удовольствие.

Всего лишь еще один раз незнакомец встретился на пляже все с тем же военным. Они посидели рядышком на песочке и разошлись, и с тех пор Виктор больше этого военного не видел.

Сам Пронин гулял больше пешочком по окрестностям и почти не спускался к морю. Только однажды он удивил Виктора, рассказав о прогулке по морю на моторной лодке, потому что Пронин недолюбливал моторки и обычно предпочитал прогулки в весельных лодках.

Один Чейн безвыходно сидел дома под присмотром хозяйки. Казалось, пес искренно привязался к Пронину, но тот не отпускал Чейна с Виктором на пляж и не брал его с собой на прогулки.

В выходной день Иван Николаевич не отпустил Виктора после обеда к морю.

— Выспись, — сказал Пронин. — Вечером предстоит работа.

— Я все равно не засну, — сказал Виктор. — Я лучше выкупаюсь.

— Ты что-то много стал в последнее время рассуждать, — сказал Пронин. — Ложись и спи.

Они легли на кровати. Обоим не спалось. Но Пронин молчал. Виктор ворочался, вздыхал, снова ворочался. Пронин упрямо молчал. Тогда Виктора начало клонить в сон…

Пронин разбудил его в сумерках.

— Пойдем, освежимся, — сказал он.

Они сходили к морю, окунулись, вернулись домой, поужинали.

Стало совсем темно.

— Пора, — сказал Пронин.

Он прицепил сворку к ошейнику Чейна.

— Разве Чейн пойдет с нами? — удивился Виктор.

— Да, — подтвердил Пронин. — Пришло время и ему вступить в дело.

Они втроем вышли из дома. Землю окутывала теплая южная ночь. В кустах звенели цикады. В черном бархатном небе мерцали звезды. Глухо шумело море. Сквозь зелень из домов отдыха доносились голоса и звяканье посуды.

— Куда мы идем? — спросил Виктор.

— Мы идем в военно-летную школу, — сказал Пронин. — Она находится отсюда километрах в пяти. Думаю, твой новый знакомый уже отправился туда.

— А мы не опоздаем? — озабоченно спросил Виктор.

— Нет, он отправился туда вплавь, — объяснил Пронин. — Поэтому, как тихо ни идти, все равно мы придем вовремя.

Они вышли на шоссе. Каменистая дорога едва серела во мраке. Шум поселка как-то сразу растаял в ночи, и слышнее стало море. Оно стенало и ухало так же однообразно и монотонно, как вчера, как тысячу лет назад. С моря подул ветерок…

— За дорогу я расскажу тебе, за кем мы охотимся, — сказал Пронин, удерживая Чейна на сворке. — Когда в Ботаническом саду на глазах у тебя унесли конверт и ты ничего не заметил, было естественно заподозрить всех, кто находился поблизости от агавы. Ты занялся четырьмя людьми, и, признаюсь, я тоже поинтересовался ими. Но они не возбудили во мне подозрений. В твоей исполнительности и точности я не сомневался. Было очевидно, что конверт похищен или ночью, или утром, до открытия сада для публики. Тогда я принялся присматриваться ко всем сотрудникам Ботанического сада. Все это были честные люди и добросовестные работники. Но как-то в саду на глаза мне попалась собака… В разговоре со мной ты обмолвился, что ни одна собака не приближалась к агаве. А что, если это действительно была собака, подумал я. Тогда я обратил внимание на сотрудников, имеющих собак, и мое внимание привлек живший тут же при саде, в одном из служебных помещений, садовник Коробкин, владелец чрезвычайно дисциплинированной и умной таксы. Несколько странно только звучала его фамилия в сочетании с иноземной кличкой собаки…

Виктор схватил Пронина за руку.

— Так значит моим противником был…

— Чейн, — подтвердил Пронин — Ты приглядись к нему только…

— А ведь действительно! — восхищенно воскликнул Виктор. — Он бежит рядом и совсем теряется в темноте!

— Чейн удивительно слушался своего хозяина, — продолжал Пронин. — Такса была вымуштрована как хорошая овчарка. И тут мне вспомнилась другая собака, которую мне когда-то пришлось застрелить. Та тоже была необыкновенно умна и дисциплинированна. В обоих случаях это был высший класс дрессировки. Что я мог сделать? Чейн не отходил от хозяина. Тогда я принялся наблюдать за Коробкиным. Он был культурнее и умнее других садовников. Но образ жизни его был прост и безупречен. С присущим мне педантизмом я не оставлял за ним наблюдения. В один прекрасный день Коробкин отправил телеграмму на юг, в этот самый городок, в военно-летную школу, какому-то Авдееву. «Семнадцатого день рождения Люси не забудьте поздравить». В этой телеграмме не было ничего особенного. Мало ли у кого бывают общие знакомые! Но одновременно мне стало известно, что Коробкин собирается в отпуск и получил путевку в дом отдыха в этот же городок. Уехать он должен был пятнадцатого, а приехать, следовательно, семнадцатого… Я решил ехать вслед за ним. На юге собака была бы Коробкину только обузой, и на время отъезда он поручил одной из сотрудниц сада присматривать за Чейном. Ну а нам Чейн мог сослужить службу. Я заехал к этой сотруднице, сказал, что мы едем с Короб-киным вместе, что он передумал, решил взять Чейна с собой, просил меня заехать за собакой, и в подтверждение показал ей железнодорожный билет. Часом позже Коробкина со следующим поездом выехали на юг и мы… Приехав сюда, нетрудно было убедиться, что Коробкин проследовал прямо в дом отдыха… Что касается Авдеева, он служит в военно-летной школе бортмехаником. Раньше он работал техником на заводе. Это был легкомысленный мальчишка, неутомимый посетитель и устроитель всевозможных вечеринок, пьяница и ловелас. На заводе его называли пижоном. У него были подозрительные знакомства, он не отличался чистоплотностью в отношениях с людьми, сорил деньгами. Прилежанием он тоже не отличался, и создалась обстановка, при которой ему надо, было уйти с завода… Но все это выяснилось только теперь. На заводе он все же получил удовлетворительную характеристику, его приняли в военно-летную школу, и в школе он сумел прикинуться добросовестным и хорошим парнем… На следующий день по приезде Коробкина Авдеев получил открытку: «Федя! Приходите завтра на пляж. Буду ждать вас в шесть часов возле киоска с мороженым. Люся». Кто явился на это свидание, тебе известно. Меня интересовало другое: встречались ли они друг с другом прежде. Судя по тому, как встретились, не встречались. Надо полагать, что Авдеев был завербован кем-то другим. Вероятно, Авдеев знал только, что, когда в нем явится надобность, его известят от имени пресловутой Люси. Что могло понадобиться Коробкину от Авдеева? Чертежи? Но ни к каким чертежам Авдеев не имел доступа. Диверсия? Что-нибудь взорвать или сжечь?… Бессмысленно! В руках у Коробкина находился важнейший документ, владея которым, он мог стремиться только скорее перебраться через границу. Ему нужен был самолет…

— Нет, это уж слишком! — воскликнул Виктор. — Как это возможно?

— Для такого человека, как Коробкин, возможно многое, — сказал Пронин. — Авдееву он и поручил подготовить похищение самолета. Я побывал в школе. Она превосходно охраняется, и постороннему невозможно попасть туда без специального разрешения. Со своими зданиями и аэродромом школа расположена на большом пространстве, часть которого в виде отвесного мыса выдается в море. Я обследовал все побережье, объехав его на моторке. Мыс — единственное место, которое не охраняется, потому что без помощи сверху подняться по отвесной каменной стене невозможно.

У Виктора перехватило дыхание от волненья.

— Так вот для чего он лазил по скалам! — воскликнул он. — И вы думаете, что сегодня…

— Помощь будет оказана, — досказал Пронин. — Сегодня Коробкин получил местную телеграмму. Телеграмма была сдана каким-то военным, хотя в ней опять фигурирует Люся. «Люся приедет вечером двадцать четвертого встречайте» — значилось в ней. Сегодня вечером Коробкин очутится на территории школы…

— И что же произойдет дальше? — нетерпеливо спросил Виктор.

— Что произойдет дальше, нам еще только предстоит узнать, — объяснил Пронин. — И в этом нам поможет Чейн.

— Но почему было не арестовать Коробкина в Москве? — спросил Виктор.

— За что? — ответил Пронин. — Не пойман — не вор. За то, что он похитил конверт с ничего не значащей бумажкой? Он мог бы преспокойно сказать, что нашел его на дорожке, и это было бы близко к истине. Нет. мы захватим этого человека с поличным…

— Еще один вопрос, Иван Николаевич, — сказал Виктор. — Разрешите?

— Давай-давай, — поощрительно отозвался Пронин. — Пускай у нас сегодня будет вечер вопросов…

— И ответов, — усмехнулся Виктор. — Я вот что хочу вас спросить. Коробкин ведь уверен в том, что владеет подлинным документом. Для чего ему так рисковать? Связь с Авдеевым, которого он не знает и в котором не может быть вполне уверен, более чем рискованная игра с похищением самолета… Мне кажется, было бы умней просто поскорее перемахнуть границу?

— Это верно, что умнее, — согласился Пронин. — Да не так просто. К сожалению, — к его сожалению, разумеется, у Коробкина не оставалось другого пути, кроме избранного. Как только пропажу обнаружили, были приняты чрезвычайные меры. И сухопутные, и морские границы для похитителя были закрыты, его взяли бы на любом участке границы. Он это понимал, знал, с кем имеет дело. Оставался единственный путь — по воздуху. Хотелось ему этого или не хотелось, приходилось рискнуть. Но на то он и профессионал. Кроме того, он очень уверен в себе. Я бы сказал — самоуверен. Диалектика, ничего не поделаешь, — вот тебе пример, когда положительное качество превращается в свою противоположность. Но в общем, с профессиональной точки зрения, все задумано и осуществлено очень тонко. Но, как говорится, где тонко, там и рвется…

Впереди мелькнули огни.

— Вот и школа, — сказал Пронин. Они подошли к воротам, над которыми горела электрическая лампочка. В проходной будке им преградил дорогу часовой. Пронин назвал себя, дежурный позвонил по телефону в штаб и затем сам проводил пришедших к начальнику школы.

Начальник школы стоял у стола в своем кабинете, здесь же находились начальник штаба и комиссар. Казалось, они собрались в служебное время на деловое совещание; трудно было представить, что сейчас глубокая ночь, все в школе спят, и люди собрались здесь в неурочное время…

Они ждали Пронина. Они уже раньше виделись с ним и встретили его как старого знакомого.

— Долгонько, — шутливо сказал начальник школы.

— Время еще есть, — в тон ему отозвался Пронин с порога. Он поднял Чейна и, прижав к себе собаку рукою, обошел всех и поздоровался. Затем он представил Виктора.

— Авдеев не покидал школу? — спросил Пронин, проверяя себя.

— Вечером заходил в клуб, — подтвердил комиссар.

Чейн с любопытством рассматривал незнакомых людей, не делая попыток вырваться из рук Пронина.

— А это что за уродец? — пренебрежительно спросил комиссар.

Пронин улыбнулся.

— Вы напрасно нас обижаете. Таксы — хорошие охотничьи собаки. Мы охотимся на лис и на барсуков, и даже на медведей. А иногда выполняем и более сложные обязанности.

Начальник школы взглянул на часы.

— Вероятно, час? — спросил Пронин. — Не спешите. У нас еще много времени.

— Вы пойдете вдвоем? — осведомился начальник школы.

— О нет, ваше общество нам нисколько не помешает, — любезно пояснил Пронин. — Пожалуй, можно потихоньку двинуться. Думаю, он уже здесь.

Все вышли на крыльцо, спустились по бетонным ступенькам на землю и сразу погрузились в темноту.

— Чудесная ночь, — сказал Пронин. — Вы не находите?

— Да, — согласился начальник школы. — Завтра будет летная погода.

Начальник школы шел впереди, указывая дорогу. Рядом с ним шел Пронин, прижимая к себе Чейна. Комиссар, начальник штаба и Виктор шли чуть поодаль и негромко разговаривали. Идти было сравнительно далеко, но Пронин не торопился, и все соразмеряли шаги по нему.

Глухо шумело море. Слышно было, как с тупым упрямством бьется о скалы морской прибой. В небе гасли звезды. Воздух был душен.

Вышли на мыс. Дошли до обрыва, отвесно падающего в воду. Пронин подошел почти к самому краю и спустил Чейна на землю, крепко придерживая конец сворки.

Он потрепал собаку по морде:

— Чейн, голубчик, ищи, ищи, шерш, шерш! Будь умницей…

Чейн ринулся куда-то в темноту и вернулся к ногам Пронина.

— Ищи, ищи, — приговаривал тот. — Шерш!

Он медленно повел Чейна вдоль самой кромки обрыва…

Спутники Пронина в томительном ожидании терпеливо шли сзади.

Вдруг Чейн рванулся и точно провалился во мраке. Пронин потянул сворку и поскользнулся. В скале была выемка, берег здесь образовывал как бы складку.

— Осторожнее! — крикнул начальник школы с опозданием.

Но Пронин сумел удержаться и спустился в выемку вслед за Чейном. Собака стояла в каменной щели и к чему-то принюхивалась. Пронин присел на корточки рядом с Чейном. В расщелине лежал скатанный жгутом канат. Чейн не отходил от жгута. Он все что-то нюхал, нюхал…

— Рискованная акробатика — подняться сюда снизу, — пробормотал Пронин. — В такой темноте немудрено сломать шею.

Он погладил собаку и тихо похвалил:

— Молодец.

Пронин полез в карман, достал завернутый в бумагу носовой платок, полученный им от кастелянши дома отдыха из грязного белья, отданного в стирку отдыхающим Коробкиным.

Развернул платок, поднес к морде Чейна.

— Узнаешь, Чейн?

Чейн завилял хвостом.

Пронин скомкал платок и незаметно бросил его вниз.

— Ищи, Чейн!

Чейн в нерешительности посматривал и вниз, и вверх…

— Ищи, Чейн! — повторил Пронин и подтолкнул собаку кверху.

Тогда Чейн точно решился и вдруг засеменил куда-то в темноту, и Пронин побежал за ним, держась за натянутую сворку.

— Куда вы? — крикнул начальник школы, еле различая Пронина во мраке.

— Не отставайте! — отозвался Пронин, исчезая где-то впереди.

Так они — впереди Чейн, за ним Пронин, а позади остальные, — пробежали весь мыс, отошли от берега, перевалили через холм в долину, пробежали мимо клуба…

Чейн замедлил бег.

— Ищи, Чейн, ищи, — приговаривал Пронин. — Шерш!

Они прошли мимо общежитий, мимо столовой. Чейн искал, потом устремился к небольшому возвышению…

— Это колодец, — сказал за спиной Пронина голос начальника школы.

— Собака просто хочет пить, — сказал комиссар, нагоняя Пронина.

— Нет, собака ищет своего хозяина, — упрямо сказал Пронин.

— Не бросился же он в колодец! — сказал комиссар.

Чейн действительно подбежал к колодцу и остановился.

— Что тебе, Чейн? — ласково спросил Пронин.

Чейн обежал вокруг колодца и принялся скрести лапами…

Пронин наклонился и пощарил рукой по бетонированной поверхности.

— Что за черт? — сказал он и позвал Виктора. — Виктор, дай-ка фонарь!

Он взял электрический фонарик, засветил его и склонился к Чейну, освещая его лапы.

Возле колодца в лужице воды валялись мельчайшие осколки стекла.

— Ну, этого не ожидал даже я, — пробормотал Пронин…

Он поднес осколочек к глазам.

— Виктор! — позвал Пронин. — Ты видишь?

Он указал на валяющиеся осколки. Виктор наклонился над ними.

— Что? — спросил он.

— Да осколки, осколки, — нетерпеливо сказал Пронин.

— Ну и что? — спросил Виктор с недоумением.

— Да ведь это же ампулы, ампулы! — воскликнул Пронин. — Ты понимаешь!

Виктор задохнулся…

— Объясни им… — Пронин кивнул в сторону своих спутников и опять наклонился к Чейну. — Молодец, Чейн! Ищи, ищи…

Он опять подтолкнул собаку:

— Шерш!

Чейн снова закружился у колодца.

— Ну ищи же, Чейн! — настойчиво сказал Пронин. — Дальше, дальше…

И Чейн точно понял Пронина, отошел от колодца и побежал в сторону.

Они снова пошли — мимо столовой, мимо кухни, куда-то опять в пустоту…

Вдали, у самого горизонта небо точно побелело. Предрассветный сизый сумрак стлался по земле. В воздухе пахло сыростью. Совсем далеко, где-то за холмами, не запела, а застонала первая проснувшаяся птица.

— Скоро рассветет, — сказал начальник школы. — Все пойдут за водой, у нас один колодец. Я поставлю часового.

— Ладно, — нетерпеливо сказал Пронин и кивком указал на Чейна. — Куда он идет?

— Должно быть, на аэродром, — ответил сбоку голос начальника штаба…

Чейн и вправду привел их на аэродром.

К ним подбежал часовой, увидел начальника школы и отошел обратно.

Чейн бежал вдоль холодных молчаливых машин, вдруг останавливался, взглядывал своими черными глазками на какой-нибудь самолет, встряхивал головой и устремлялся дальше.

К пришедшим подбежал дежурный.

— Отставить рапорт! — отрывисто крикнул ему начальник школы.

Чейн вдруг остановился опять, постоял и точно решил не идти дальше.

— Новая машина, — сказал начальник школы. — К нам прислали две новые машины. Почему он здесь остановился?

— Потому и остановился, — сказал Пронин. — На этой машине бортмеханик — Авдеев?

— Да, — сказал начальник школы. — Но почему вы это знаете?

— Давайте говорить о чем-нибудь постороннем, — вполголоса предложил Пронин. — Вызовите сюда несколько проверенных командиров и позовите Авдеева.

Начальник школы повернулся к дежурному и назвал несколько фамилий.

— И позовите Авдеева, — добавил он. — Скорее! Дежурный побежал…

Чейн натягивал сворку. Пронин чуть отпустил ее, и Чейн завертелся вокруг самолета. Он вдруг подскочил, скребнул когтями по металлической обшивке и звонко-звонко залаял.

— Тихо, тихо, — сказал Пронин и силком оттащил Чейна от самолета.

Командиры бежали по полю… Авдеев подошел к начальнику школы.

— Явился по вашему приказанию, товарищ начальник школы!

— Скажите, — обратился Пронин к Авдееву, — кто у вас там спрятан в самолете?

Авдеев не шелохнулся, и сизый рассвет помешал рассмотреть, изменился ли он в лице.

— Никого, — сказал он. — Никого, — повторил он еще раз.

Неожиданно Пронин нагнулся к Чейну и отстегнул сворку от ошейника.

Чейн стремглав бросился к самолету, подпрыгнул и пронзительно залаял.

— Будьте добры, посмотрите, пожалуйста, — обратился Пронин к начальнику школы. — Где он там мог спрятаться?

Начальник школы подошел к самолету, прошелся вдоль машины, остановился возле лающего Чейна, повозился у обшивки, быстро отдернул какую-то дверцу, и все увидели торчащие изнутри сапоги.

Сапоги не двигались.

— Эй вы! — закричал Пронин. — Вылезайте! Слышите? Деваться все равно некуда! Не заставляйте тащить вас за ноги!

Сапоги пошевелились, высунулись наружу, потом появилось туловище, и на землю спрыгнул тот самый высокий и ловкий незнакомец, с которым Виктор плавал в море. Он был в форме летчика, и одежда была ему не совсем по плечу.

— Бортмеханик, оказывается, к тому же неплохой каптенармус, — заметил Пронин. — Кто-то сегодня не досчитается у себя обмундирования…

Чейн подпрыгнул и с радостным визгом бросился к незнакомцу, пытаясь лизнуть его… Тот выпрямился, сжал губы и ударом ноги отшвырнул Чейна в сторону.

— Держите, держите его! — воскликнул Пронин. — Это опасная…

Он не договорил.

Командиры схватили незнакомца за руки. Виктор осмотрел его.

— Два револьвера, — доложил он Пронину, показывая оружие.

— Немного, — сказал Пронин и усмехнулся. — Но в хороших руках…

Ему опять помешали договорить. Все услышали тоненький и жалобный протяжный звук. Точно плакал ребенок или скулил щенок. Пронин и начальник школы невольно обернулись, затем взглянули друг на друга и улыбнулись. Прижавшись лицом к обшивке самолета, стоял Авдеев и плакал.

Начальник школы подошел к Пронину.

— Товарищ майор, что будем делать дальше?

— А кто командир этой машины? — спросил Пронин.

— Товарищ Стешенко! — вызвал начальник школы одного из командиров.

Коренастый насупленный Стешенко подошел к Пронину.

— Здравствуйте, товарищ Стешенко, — сказал Пронин. — Вы понимаете, что вам грозило? Вы поднялись бы сегодня на своей машине, и в воздухе ваш бортмеханик прехладнокровно бы вас убил, а ваш непрошеный пассажир занял бы ваше место. Он знает так много, что, надо полагать, знаком и с авиацией. Угнали бы они машину или не угнали, это еще неизвестно. Но, ежели бы угнали, была бы разглашена военная тайна, а вас, хорошего боевого летчика, посчитали бы изменником и перебежчиком. Вам понятно, товарищ Стешенко?

Стешенко молчал.

Все внимательно прислушивались к словам Пронина.

— Пойдемте в штаб, — просто сказал он. — Надо с этим заканчивать…

Он неопределенно повел рукой в воздухе.

Все гурьбой пошли по аэродрому, окружив незнакомца и Авдеева.

Незаметно рассвело. Розовые полосы побежали по небу. Щебетали невидимые птицы. Начинался день.

— Часовые у колодца поставлены, — нервничая, сказал начальник школы. — Надо вызвать бактериологов и сделать обеззаражение.

— Сейчас мы посоветуемся, — ответил Пронин и добавил громко, так, чтобы слова его донеслись до незнакомца, — а пока пусть часовые никого не подпускают к колодцу.

Незнакомца и Авдеева подвели к зданию штаба, ввели в комнату.

— Садитесь, — сказал Пронин незнакомцу. Тот сел.

— Вы скажете нам, кто вы такой? — спросил Пронин.

— Нет, — сказал незнакомец.

Вдруг солнце брызнуло сквозь стекла, заиграло на стенах и осветило моложавое и почему-то знакомое Пронину лицо…

— Подождите-подождите! — воскликнул Пронин. -Мы же с вами встречались…

И ему вспомнился голодный Питер, лесные сугробы, темные шахты, и… Пронин узнал незнакомца.

— Конечно, мы с вами встречались, — уверенно повторил Пронин. — В девятнадцатом году вы были лейтенантом, но за это время, вероятно, повысились в чине… Не правда ли, капитан Роджерс?

— Майор Роджерс, — холодно поправил незнакомец.

— Ну, тем лучше… — обрадованно сказал Пронин. — Значит, мы с вами в одном звании, и я рад встретиться с вами, майор Роджерс.

Роджерс промолчал, взглянул на графин с водой, стоящий на подоконнике, с минуту подумал, потянулся к воде, но Пронин перехватил этот взгляд и еще раньше схватил графин за горлышко.

— Надеюсь, вы не захотите подражать Бурцеву? — спросил Пронин.

— Нет, я солдат, — жестко сказал Роджерс. — Я просто хочу пить.

— Одну минуту.

Пронин перегнулся через подоконник, вылил воду на землю, с пустым графином подошел к начальнику школы и попросил: — Пошлите, пожалуйста, кого-нибудь к колодцу за свежей водой.

Начальник школы с недоумением посмотрел на Пронина и неуверенно протянул кому-то графин.

— Сходите…

— Вероятно, в своей разведке вы лучший специалист по русским делам? — обратился Пронин к Роджерсу.

— Да, я разбираюсь в них, — согласился Роджерс.

— Вы хорошо знаете Россию, — сказал Пронин.

— Да, я знаю ее, — согласился Роджерс.

— А что такое «ипостась», вы знаете? — спросил Пронин.

— Нет, — сказал Роджерс. — А что такое «ипостась»?

— А это — несколько лиц одного бога в православной терминологии, — объяснил Пронин. — Вот вы являлись мне в разных ипостасях. Учителем из псковской деревни, красноармейцем с заставы, собирателем сказок, водопроводчиком и туристом, садовником и похитителем документов… Помните?

— Помню, — сказал Роджерс.

— Вы жадный человек, майор, — продолжал Пронин. — У нас, русских, есть хорошая поговорка о погоне за двумя зайцами. Документ ваш ничего не стоит. Самолет вам похитить не удалось. И, наконец…

Посланный вернулся и подал начальнику школы графин с водой.

Пронин налил в стакан воды и подал стакан Роджерсу.

— Прошу вас, майор. Вы хотели пить.

— Глупые шутки, — сказал Роджерс. — Вы можете меня расстрелять, но воды этой я не выпью.

— Боитесь попасть в яму, которую рыли другому? — спросил Пронин. — Как хотите. У нас принято прежде всего потчевать гостей. Но ежели вы отказываетесь, я сам утолю жажду. — И Пронин взял стакан, поднес к губам и с наслаждением, по глоткам, принялся медленно пить воду. Роджерс тупо глядел на Пронина…

— Что вы делаете! — крикнул Виктор. — Иван Николаевич!…

— Не волнуйся, — сказал Пронин, отставляя пустой стакан. — Неужели ты думаешь, я чувствовал бы себя спокойно, если бы знал, что где-то в нашей стране находится какой-то незнакомец с холерной вакциной. Во второй мой приезд в совхоз я сумел изъять ампулы с вакциной и заменить их ампулами, наполненными невинной мыльной водой.