Моя бабушка, Елизавета Петровна Сперанская, в девичестве Филатова, была очень колоритной особой с современной точки зрения и одновременно весьма типичным представителем своего времени и того круга людей, к которому она принадлежала. В первых главах я довольно подробно описал происхождение и первые годы замужества Лизы Филатовой, вышедшей замуж за молодого доктора Сперанского в 1898 году. На протяжении более 50 лет совместной жизни Елизавета Петровна и Георгий Несторович были очень дружны и преданы друг другу. Вместе они перенесли все ужасы эвакуации во время Гражданской войны, вместе пережили гибель старшего сына и исчезновение дочери, вместе радовались её приездам в Москву вместе с внуками, вместе боролись за жизнь и свободу старшего брата Георгия Несторовича Михаила, с которым их связывала нежная дружба. Вместе с Георгием Несторовичем Елизавета Петровна пережила тяготы второй в её жизни эвакуации во время войны 1941–1945 гг., вместе с ним беспокоилась за здоровье мужа своей дочери и испытывала трудности послевоенной жизни.

Я хорошо помню её, когда она была уже в весьма пожилом возрасте. Мои первые отчетливые воспоминания о бабушке относятся к лету 1943 года, когда мы с мамой переехали из Ярославля в Москву и жили на даче. Бабушка составляла центр этой жизни. Мне она казалась тогда очень старой – на самом деле ей было тогда 66 лет, то есть меньше, чем мне сейчас. Она рано поседела и завивала концы своих волос с помощью горячих железных щипцов, почему некоторые пряди её волос были желтоватого цвета. Я не помню, чтобы она когда-либо подкрашивала свои седые волосы, как это делают многие женщины её возраста. На улице и в саду, а в последние годы жизни и дома, бабушка надевала на голову светлую косынку, завязывая её концы на затылке. Когда у неё стали болеть руки, она часто просила меня завязать ей узел. Она всегда была сухощавой, с тонкими, немного греческими чертами лица, с живыми темными глазами. Очевидно, у Филатовых была какая-то примесь греческой крови, потому что и её отец, и его родной брат Нил тоже были похожи на греков. На моей памяти бабушка всегда носила темные крепдешиновые платья, часто в горошек или длинные юбки и белые кофточки из крепдешина. В старости на плечах у неё всегда была надета вязаная коричневая кофта, связанная ей моей матерью. Она не носила никаких украшений, только на груди всегда были маленькие часики, приколотые к кофте брошкой с мелкими бриллиантами. Любимой обувью бабушки были белые теннисные туфли, которые мы ей мазали зубным порошком. С возрастом у неё деформировались суставы ног и ступней, и она не могла носить обычную обувь. Кисти её рук также были сильно изуродованы артритом и причиняли ей массу беспокойства, особенно при работе в саду. На пальце было единственное колечко с бирюзой, которая была любимым её камнем. От бабушки всегда очень приятно пахло смесью дорогих духов и табака. Из духов она предпочитала «Шанель № 5», которые ей иногда привозили знакомые из-за границы, а когда французские духи кончались, покупала «Манон» или «Красную Москву».

Бабушка всегда много курила, сколько я её помню. Курила она папиросы, вначале предпочитала «Казбек», потом перешла на «Беломорканал», иногда курила «Пушку», т. е. довольно крепкие и недорогие, так называемые мужские сорта. Я хорошо это помню, потому что меня часто посылали на станцию пешком или, чаще, на велосипеде, бабушке за папиросами. Любила курить вместе с кем-либо из других курильщиков, например с Кирой Постниковой или с Самуилом Яковлевичем Маршаком, который очень уважал Елизавету Петровну и часто по вечерам приходил к нам в квартиру, часами сидел рядом с бабушкой в столовой или в её спальне, когда у неё болели суставы, и они дымили в две папиросы, прикуривая одну за другой. Дед при этом, как правило, уходил к себе в кабинет и работал там, оставляя курильщиков наедине. Часто бабушка курила с Софьей Георгиевной Звягинцевой, которая относилась к ней как к матери. Вообще бабушка была у нас в семье центром притяжения всех соседей и знакомых. Чем привлекала их бабушка? Думаю, своей неизменной приветливостью, мудростью и умением слушать. Кроме того, у бабушки был ещё один дар, в который свято верили все знакомые, особенно молодые и учащиеся люди. У бабушки была «счастливая» левая рука. Если кто-либо пожимал её левую руку перед экзаменом, можно было быть уверенным, что экзамен будет сдан успешно. И к ней «за левой рукой» приходили очень многие, и она никому не отказывала.

Бабушка была очень щедрым человеком и не умела считать деньги. Кроме того, воспитанная в дореволюционные годы, она очень любила давать людям деньги «на чай». При этом она справедливо считала, что обидеть человека можно только дав ему слишком мало. Деньги у неё были – дед в ту пору хорошо зарабатывал, и она «давала на чай» всем – парикмахерам, носильщикам, проводникам в международных вагонах (так назывались тогда мягкие вагоны 1-го класса), в которых она ездила в Одессу и в Ригу, таксистам и многим другим людям, от которых получала какие-либо услуги, и давала чаевые как следует.

В 1948 году дед и бабушка вместе со всей семьей отпраздновали золотую свадьбу. Их приехали поздравить многочисленные друзья и родственники, переполнившие нашу квартиру на улице Чкалова. Было много поздравлений и подарков и торжественный обед. Во время подготовки к празднованию произошел забавный инцидент. Елизавета Петровна решила заказать по телефону в ресторане Дома ученых мороженое к столу. «Сколько? – спросили у неё. – Хотите мы сделаем Вам «бомбу»? Не представляя себе, что такое «бомба», бабушка согласилась, а цена её не интересовала. Каково было её изумление, когда «бомба» оказалась металлическим цилиндром в человеческий рост и диаметром около четверти метра. В ней было почти 100 кг изумительного сливочного мороженого. Это мороженое ели мы, ели все соседи и знакомые в течение недели. А хранили «бомбу» за окном, привязав её на веревке, благо что время было зимнее. Такого количества мороженного я больше не ел никогда в жизни, хотя мороженое очень люблю.

Но уважали бабушку не только за деньги. В ней было что-то, что выдавало в ней породу «бывших» людей, людей ушедшего времени. Очевидно, большое чувство собственного достоинства, может быть, строгий, властный взгляд, прямая фигура, красивое даже в старости лицо, нос с горбинкой. Недаром многие старики из нашего дачного окружения неизменно обращались к ней словами «Барыня». Конечно, играло роль и то, что она была женой академика Сперанского. Когда надо было заказать в Академии наук билеты на поезд или путевку в санаторий «Узкое», Елизавета Петровна сама звонила всесильному управделами Академии Чихмахчеву и он всегда выполнял все её просьбы, называя её по имени-отчеству, хотя жен академиков было много и, думаю, что всех упомнить было довольно трудно. Иногда доходило до смешного. Железнодорожными билетами в Управлении делами Академии занимался человек по фамилии Карасик. Бабушка регулярно называла его по телефону Сусликом, на что он, абсолютно не обижаясь, каждый раз отвечал ей: «Елизавета Петровна, я не суслик, я – Карасик». Бабушку это совершенно не смущало.

Елизавета Петровна, с одной стороны, была добрейшим человеком. Она всегда принимала участие в чужих бедах, стараясь хоть в чем-либо помочь людям, попавшим в беду. Сколько людей в разные тяжелые годы жили, иногда тайно, у Сперанских! Скольким они помогали деньгами и советами! Я могу рассказать историю, которая произошла с сиротой – Володей Предтеченским, внуком рано умершего дедушкиного старшего брата Николая. Его родители погибли во время блокады в Ленинграде, а Вову каким-то чудом вывезли из города, и он попал в ужасный детский дом под Ярославлем. Вова написал Сперанским письмо с просьбой забрать его оттуда. Бабушка, узнав о Вове, сама отправилась в Ярославль и привезла его к нам. К Вове она относилась, как к родному внуку, и он прожил с нами несколько лет, пока не поступил в морское училище в Ленинграде. Владимир Предтечинский, в прошлом морской офицер, сейчас уже солидный пожилой человек, очень тепло вспоминает деда и, особенно, бабушку, протянувших ему руку помощи в трудные для него детские годы. Нас, внуков, Марину и меня, она очень любила и часто заступалась за нас перед дедом или нашими родителями. На дни рождения и на Новый год мы всегда получали от неё подарки, и они были самыми лучшими и дорогими для нас. Все дети и внуки обожали Елизавету Петровну и называли её «Мусиком».

Бабушка по-доброму относилась к животным. В самом начале 30-х годов в очень голодное время дед купил на живодерне в г. Дмитрове очень старую белую лошадь «на мясо». Однако бабушка зарезать её не дала, и лошадь жила на даче несколько лет. С её помощью пахали огород под картошку, косили и возили траву и сделали для неё конюшню в сарае, а на чердаке – сеновал. Потом она сама по себе сдохла от старости. В доме у Сперанских всегда жили собаки – перед войной рыжий бульдог Булька, черный пудель Дик, пестрый спаниель Тим и огромный белый мохнатый Фрам. После войны у нас появились рыжий испанский терьер Рэд (как Майкл и Джерри у Дж. Лондона) и черный английский спаниель Май. Обе собаки, к сожалению, погибли. Рэд исчез, мы думаем, что его застрелили – он был очень самостоятельный и часто уходил в поселок, где любил задирать поселковых собак. А Май умер от злокачественной опухоли. После их смерти бабушка сказала, что не хочет новых переживаний и заводить собак больше не будет. Однако в конце 50-х годов знакомые предложили моей матери взять у них месячного щенка фокстерьера. Мама очень боялась, что бабушка не разрешит его оставить. Но когда Елизавета Петровна увидела щенка, она молча ушла в свою комнату и вскоре вернулась с картонной коробкой из-под обуви, в которой лежала мягкая подстилка. «Это будет для него кровать», – сказала она. Щенка назвали Тимом, и он прожил у нас 15 лет, пережив бабушку. После него у нас был ещё один Тим – чудесный эрдель, но бабушка его уже не застала.

А с другой стороны, она была весьма строгим человеком, далеким от сентиментальности. Многие жившие с нами рядом боялись её. Например, Саша и Юра Коноваловы, мои соседи по даче (ныне знаменитый нейрохирург и известный архитектор), как-то признались мне, что когда они жили мальчишками на втором этаже нашего дачного дома, они очень боялись поздно возвращаться домой и подниматься вверх по лестнице, боясь разбудить или потревожить Елизавету Петровну. Она казалась им очень строгой. Иногда она действительно была такой, например с детьми за обедом. Она постоянно следила, что бы мы сидели прямо, не держали руки под столом, не облокачивались на стол, не тянулись через весь стол за солью и т. д. Из поколения в поколение в нашей семье передается такой фольклор: Бабушка – Сереже Сперанскому: «Сережа, где рука? – Ищет потроха. – Пошел вон из-за стола!». Однажды она выгнала из-за стола деда, когда он, протянув ей чашку (она всегда сидела во главе стола и разливала чай из самовара), сказал: «Лиза, наплюй в баночку». Такого нарушения этикета она не допускала ни от кого. И действительно, при ней притихали самые шумные люди и старались вести себя прилично самые невоспитанные. Впрочем, таких она за стол не сажала и, убедившись один раз в их невоспитанности, больше с ними не общалась. Я сужу по своим друзьям. В детстве мне ежегодно устраивали день рождения. Накрывали стол, приглашали моих сверстников, и все пили чай с бутербродами и сладостями. Можете себе представить, что происходило иногда за этим столом? Даже присутствие моей матери не останавливало расшумевшихся. Тогда мама звала бабушку. Она молча входила в столовую и мгновенно весь шум смолкал, как по команде. Ей не надо было даже слова произносить, чтобы навести полный порядок. В этом она была настоящей хозяйкой, главой семьи, хотя в отличие от большинства «классических» бабушек, готовить не любила и не умела. Для этого до войны у Сперанских всегда была специальная кухарка, а после – домработница, которая ездила за готовыми обедами в столовую Дома ученых.

После всех перенесенных испытаний в послевоенные годы Елизавета Петровна стала часто хворать. Постоянно болели суставы, почти ежегодно случались воспаления легких, прогрессировала глаукома. Тем не менее она стойко переносила недуги. На дачу Сперанских в Деденево по-прежнему приезжало много гостей. В разные послевоенные годы здесь бывали авиаконструкторы Андрей Николаевич Туполев с супругой Юлией Андреевной, с которыми дед и бабушка очень дружили, и Владимир Михайлович Мясищев, наш сосед по московскому дому на улице Чкалова. Дочка Мясищева Маша некоторое время жила у нас на даче, полной детей и молодых людей разного возраста. Приезжал Ираклий Андроников, рассказывал, что в имении Лужиных Григорове, расположенном недалеко от нашей дачи, в свое время бывал М. Ю. Лермонтов. Много народу из соседних домов и дач приходило к нам играть в теннис. Художник Карпов, академик Долежаль, профессор Раговин, директор института нейрохирургии Борис Борисович Егоров были постоянными игроками на корте. С сыном Б. Б. Егорова Борей, будущим космонавтом, мы были одногодками и часто играли в войну в старом карьере на месте дачи Побединских. Много гостей приходило от наших соседей Василенок – сам Сергей Никифорович с женой Татьяной Алексеевной и её дочерью Еленой Сергеевной, полной веселой женщиной, обладавшей особым даром рассказчицы и незаурядным юмором; известный переводчик профессор Федор Александрович Петровский; князь Владимир Николаевич Долгорукий, который после войны инкогнито жил у Василенок и писал детские рассказы под псевдонимом Владимиров; арестованный в 1933 году и вернувшийся из ссылки в 1951 году географ и биолог профессор Павел Николаевич Каптерев; народная артистка СССР певица Ксения Держинская, с сыном которой, Кириллом, и его женой Таней Каптеревой, впоследствии известным искусствоведом, академиком, дружили мои родители. Всех и не упомнишь. Часто приходили в гости местная доктор Лидия Александровна Преображенская с мужем Сергеем Павловичем, учителем математики в Деденевской школе, которым Сперанские сильно помогли в трудные годы и которые очень любили и уважали Елизавету Петровну и Георгия Несторовича. Другая медицинская пара, милейшие Софья Георгиевна и Алексей Евгеньевич Звягинцевы, просто обожали деда и бабушку и часто приезжали к нам на несколько дней, как они говорили «спераниться». Мы все очень любили Звягинцевых, а после смерти бабушки Софья Георгиевна стала для деда незаменимым другом.

В начале 50-х годов дед и бабушка решили продать большой дачный дом директору института неврологии академику Н. В. Коновалову, который со своей семьёй в 1951 и в 1952 годах проводил в нем летние месяцы в комнатах второго этажа. Незадолго до этого, когда решение о продаже дачи уже было принято, непонятно как узнав об этом, к Елизавете Петровне пришли какие-то люди из местных и предложили купить дом и участок. Увидев теннисный корт, женщина сказала: «Какая хорошая площадка. Здесь можно будет посадить картошку». Бабушка тут же сказала нет, прекратила разговор и сухо попрощалась с посетителями. Дети Коноваловых Саша и Юра увлекались игрой в теннис, и это сыграло важную роль в выборе покупателя. Кроме того, Сперанские очень дружили с Николаем Васильевичем и его добрейшей супругой Екатериной Степановной, а со временем и мы стали друзьями с сыновьями Коноваловых, хотя они были на несколько лет старше меня. Продажа дома была очень мудрым поступком, так как дед и бабушка не хотели, что бы дом стал после их смерти яблоком раздора между их детьми. А это неизбежно бы случилось, если бы нам пришлось делить этот дом, рассчитанный на одну семью. К тому времени дед оформил на мою мать 20 соток в нижней части участка, где с его помощью мой отец построил небольшой летний домик из трех комнат с верандой. Деньги от продажи большой дачи бабушка разделила между двумя дочерьми и сыном. Я думаю, что это было очень непростое решение для Елизаветы Петровны и Георгия Несторовича: ведь дом был их детищем и они прожили в нем почти полвека. После продажи дома бабушка практически перестала ездить на дачу, а дед построил себе на участке моей матери маленький сарайчик-мастерскую, куда продолжал приезжать по воскресеньям и в отпуск до последних дней своей долгой жизни и, как и раньше, возился в саду, плел корзины и вытачивал на токарном станке ручки для инструментов и различные предметы из дерева. Последний раз бабушку привезли на дачу весной 1957 года. Она медленно прошла под руку с дедом по дорожкам маминого участка и попросила увезти её в Москву. Ей было очень тяжело смотреть на свой любимый старый дом, в котором прошла её жизнь.

Елизавета Петровна скончалась в январе 1958 года от очередной двусторонней пневмонии. Последний год жизни она практически не вставала с постели и почти полностью ослепла, не могла читать и очень этим тяготилась. После её смерти дед собрал своих детей и сказал, что они с Лизой всегда хотели, чтобы дети их жили дружно и во всем поддерживали друг друга. К сожалению, не все последующие поколения Сперанских последовали их желанию.

* * *

Работая над этими краткими воспоминаниями, я впервые подумал, какая сложная и тяжелая жизнь выпала на долю моей бабушки. Две страшные мировые войны, две революции, ужасная Гражданская война, экономическая разруха, большевистский и сталинский террор, гибель старшего сына и многих близких ей людей, тяжелая болезнь зятя, нелегкий характер мужа – всё это было выдано ей сполна, всё это она вынесла на своих плечах и сохранила свою семью и себя саму как незаурядную и неповторимую личность. Думаю, что это хорошо понимала знавшая Елизавету Петровну близкая знакомая Сперанских поэтесса Татьяна Львовна Щепкина-Куперник, которая ещё при жизни бабушки подарила ей свои замечательные стихи, написав к ним такое посвящение:

«На память дорогой моей героине Елизавете Петровне Сперанской, которая, к счастью, ещё жива и здорова и которой не надо приносить слёз – но нужно нести цветы любви и благодарности»

«После страшной мировой войны В мире много памятников встало: В сердце каждой западной страны Много огоньков затрепетало. Славный подвиг жертвенный ценя, Там народ поддерживает свято. Где – цветы, где яркий взлет огня В память «неизвестного солдата». Их мильоны полегли в боях… Каждый для кого-то был – утрата. И поныне там живет в сердцах Память «неизвестного солдата». Каждая жена, сестра и мать, Каждая, любившая когда-то Там привыкла голову склонять В память «неизвестного солдата». Но не тот лишь истинный герой, Кто пошел на бой, кто пал в сраженьи: Есть на свете героизм иной, Тоже подвиг – в самоотверженьи. Вот я вижу ряд других теней, Гибнувших без жалобы, без стона: Женщины тревожных наших дней — Любящие матери и жены. В дни, когда наш мир пылал огнем, Рушились все старые оковы — Женщины в величии своем Оказались к подвигу готовы. Предо мной встают – не только те, Кто отважно шел на баррикады, Кто, послушен пламенной мечте, Разрушал все прежние преграды. Нет: в работе, в вузе, за станком — Винтик в государственной машине, Но ещё – жена и мать при том — Участь «неизвестной героини». Хлеб любимым принести домой Под огнем немолчной канонады… Над работой ночь сидеть зимой При неверном огоньке лампады… Разжигать угаснувший очаг, И, согнав с лица следы тревоги, Лишь заслышит утомленный шаг — Улыбаясь, встретить на пороге. Сколько их, приняв судьбу свою — Тяжкий труд и голод и лишенья — Выносили на плечах семью С ясным взглядом, с словом утешенья. Этот взгляд – для труженика был Маяком в бушующей пучине, Для борца – притоком свежих сил… Участь «неизвестной героини»! Сколько их и жизнь свою и кровь Отдавать по капле были рады За свою великую любовь, Не прося, не требуя награды. Это – блики светлой красоты В сером мраке жизненной пустыни… Принесите ж слезы и цветы В память «неизвестной героини».

И ещё я подумал, что мало встречал в своей жизни женщин, подобных Елизавете Петровне. К сожалению, почти все они ушли в прошлое. Им на смену приходят новые люди совсем другого типа. Ничего с этим не поделаешь – диалектика.

Елизавета Петровна в Англии в 1936 г.

Елизавета Петровна Сперанская. 40-е гг.

Елизавета Петровна в саду на даче

Елизавета Петровна Сперанская, Татьяна Алексеевна Шамбинаго (сидят),

Георгий Нестрович (лежит) Марина и Наля (в палатке) во время прогулки по окрестностям Деденева. Лето 1940 г.

После сбора грибов. Деденево, середина 40-х гг.

Елизавета Петровна работает в саду. Деденево, конец 40-х гг.

Елизавета Петровна у парника с овощами. Деденево, весна 1950 г. На заднем плане домик, только что построенный моим отцом на участке деда

Елизавета Петровна на даче моет Эмку. Приблизительно 1944 г.

Елизавета Петровна с Валентиной Ипполитовной Архангельской. Деденево, 1953–1954 гг.

Елизавета Петровна в саду. Конец 40-х гг.

Елизавета Петровна и Георгий Несторович на даче в Деденеве идут вдоль шпалеры с её любимым душистым горошком. Начало 50-х гг.

В 1943 г. Елизавета Петровна привезла на дачу из детского дома под Ярославлем внука Николая Несторовича Сперанского Володю Предтеченского. Он прожил со Сперанскими несколько лет, после чего поступил в морское инженерное училище в Ленинграде ( фото сверху ) и стал заслуженным морским офицером ( снизу )

Адриан и Володя засыпают траншею перед домом, вырытую в начале войны

Елизавета Петровна с пуделем Диком. Деденево, 1939 г.

Елизавета Петровна с фокс-терьером Тимкой. Деденево, 1950 г.

Елизавета Петровна и Георгий Нестерович с маленьким Тимкой на веранде домика, построенного для Нали. Деденево, лето 1949 г.

Елизавета Петровна и Георгий Несторович с маленьким Тимкой. Деденево, 1949 г.

Бабушка любила птиц и животных. Её любимицей была кошка Пуфиха, мать которой была привезена Капицами из Англии

Но больше всех она любила меня и я тоже обожал свою бабушку

В 1948 году Георгий Несторович и Елизавета Петровна отпраздновали «Золотую свадьбу» – пятьдесят лет совместной жизни

Елизавета Петровна и Георгий Несторович с Налей и Алёшей. Золотая свадьба Сперанских (Москва,1948 г.)

Елизавета Петровна Сперанская и Самуил Яковлевич Маршак. Москва, Чкаловская, 1956 г.

Елизавета Петровна на даче в саду. Деденево, 1956 г.

Гости Сперанских. Владимир Михайлович Мясищев с дочерью Машей. Фото 1952 г.

Андрей Николаевич Туполев

Академик В. П. Филатов

Академик П. Л. Капица

Ираклий Андонников в Деденеве. Рядом с ним наши соседи Елена Сергеевна Василенко и Валентина Ипполитовна Архангельская (фото Е. К. Держинской)

Ближайшие друзья-соседи Сперанских: Слева направо : композитор С. Н. Василенко, Татьяна Павловна Каптерева (теперь Академик-искуствовед), Елена Сергеевна Василенко, Народная артистка СССР Ксения Держинская (фото Е. К. Держинской)

Маша Мясищева в Деденеве

Порфирий Никитич Крылов с женой Еленой Анатольевной и сыном Толей в гостях у Сперанских в Деденеве

Последний приезд Елизаветы Петровны на дачу в Деденево. Апрель 1957 г.

Елизавета Петровна со своим другом Тимкой. Апрель 1957 г.