МАЛЕНЬКОЕ ДЕЯНИЕ РОБИНА ГУДА

Все было почти как в старые добрые времена.

Ярко горел костер, в который в честь прибытия гостей подкинули побольше сучьев; на расстеленном на траве слегка влажном холсте Кеннет расставлял оловянные тарелки и кубки; Дик и Вилл ловко нарезали горячую оленину; Аллан-э-Дэйл тренькал на арфе и мычал себе под нос, а Тук сосредоточенно дегустировал эль из большого дубового бочонка.

Бочонок в наше отсутствие притащили на поляну три сына вдовы Хемлок, оставалось только надеяться, что обалдуи не навели на нас стражу и что у них хватит сообразительности больше не попасться в руки шерифу, отсидевшись у дальних родичей в Ланкашире.

— За вдову Хемлок и ее процветание! — Тук отпил из кубка и вытер рот рукавом.

— Где твои манеры, братец? — укорил Робин, перетягивая свои ужасные лохмотья широким охотничьим ремнем. — Сперва молитва, а уж потом — возлияние, забыл?

— И сперва, и потом, и вновь! — бодро заявил Тук. — Для возлияний всегда подходящее время!

Монах подкрепил свое мнение очередным вагантским шедевром:

—  Не пугает нас кончина, —  Есть покуда зернь и вина. —  Бросим кости на удачу, —  Чтобы стать вином богаче: —  Выпьем раз за тех, кто узник, —  Два — за тех, кто нам союзник, — Три, четыре — за крещеных, —  Пять — за девок совращенных, —  Шесть — за праведных покойников —  Семь — за всех лесных разбойников[20]...

Услышав про совращенных девок, Катарина бросила на фриара убийственный взгляд, а строчка про лесных разбойников заставила меня быстро посмотреть на Ричарда Ли.

С момента нашей встречи на дороге рыцарь сохранял индейскую невозмутимость, но я готов был дать на отсечение любую часть своего тела, что он прекрасно понимает, с кем свела его судьба. И все-таки Ли не только держал себя в руках, но и обуздывал порывы негодования своей аристократической дочурки. Интересно, в каком возрасте он ее породил? Для папаши такого взрослого чада он выглядел довольно молодым, я бы не дал ему больше тридцати пяти лет...

Нарезая свежий хлеб — еще одно подношение благодарной вдовы, — я напрасно старался подметить в светловолосом, дочерна загорелом нормане сходство с Катариной. Наверное, девчонка пошла в мать, как характером, так и внешностью. Даже скупые, выверенные жесты Ричарда Ли представляли собой полную противоположность резким движениям Катарины, а светло-серые глаза рыцаря отличались от ярко-синих глаз его дочери так же, как спокойное северное озеро отличается от бурного южного моря.

Катарина походила замашками скорее на своего сокола — только сними клобучок, и закогтит кого угодно! Но присутствие отца надевало на нее невидимый должик, и девушка изо всех сил пыталась сдерживаться, делая вид, что она одна на этой поляне и во всем лесу. Плохо же ей это удавалось! Парни, посмеиваясь, то и дело кивали на нашу гостью, с царственным негодованием восседающую на покрытом оленьей шкурой бревне, а потом комически возводили глаза к небу.

Приготовления к трапезе вскоре были закончены, все расселись по местам, кроме Вилла, который полез нести караульную службу на вершину Великого Дуба... Если последний месяц чему-то и научил аутло, то только этой небывалой для них прежде мере предосторожности.

Тук допил второй кубок эля и с самым серьезным видом затянул предобеденную молитву. На сей раз фриар не стал пересыпать ее перлами латинского красноречия, а как можно скорей перешел к заключительному:

— Благослови, Господи, нас и дары Твои, от которых по щедротам Твоим вкушать будем. Ради Христа Господа нашего, аминь!

— Аминь! — отозвался хор голосов...

И мы наконец приступили к своей первой за очень долгое время настоящей еде.

Похоже, Ричард Ли постился не меньше нашего — он пожирал оленину, как изголодавшийся волк, не забывая отдавать дань также хлебу, овощам и элю. После второго кубка норман присоединился к беседе, которую вели Робин, Тук и Дикон: речь шла о том, что пока называлось политикой, но очень скоро станет именоваться историей. А к двадцать первому веку превратится в ту ее часть, которая не дотягивает даже до планки «новой».

— Если бы нехристи вернули добром Гроб Господень, — привычно брюзжал Барсук, — и отдали бы нам древо Животворящего Креста, как обещал лживый Саладин, подлый убийца безоружных пленников...

— Саладин никогда не забывал своих обещаний, — перебил Ричард Ли. — А что до убийства безоружных пленников, где ему потягаться в этом с королем Ричардом, устроившим бойню под Акрой! Я сам видел, как три тысячи пленных мусульман в цепях были поставлены в виду лагеря султана и умерщвлены лишь потому, что Саладин задержался с выплатой выкупа. И чего добился Ричард этой резней? Только того, что в ответ мусульмане начали убивать пленных христиан...

— А древо Животворящего Креста было потеряно для нас навсегда! — пригорюнившись, подтвердил монах.

— Нееет, как только король Ричард освободится, он вышибет подлых нехристей из Иерусалима! — упрямо заявил Барсук.

— У Дикона в Птолемаиде[21] остался сын, — пояснил рыцарю Робин Гуд. — Дожидается, когда христианские вожди все-таки поведут войска на освобождение Святого Града.

Ли пожал плечами и с хрустом разгрыз головку дикого чеснока.

— Какие вожди? Французский король давно нашел себе другую добычу, вместе с принцем Джоном он отхватывает куски от французских владений Ричарда. Австрийский герцог тоже забыл свою ненависть к иноверцам ради ненависти к христианину, втоптавшему его знамя в грязь[22]. Возможность освободить Иерусалим уже давно похоронена среди раздоров христианских владык...

На другом конце импровизированного стола не обсуждали политику: там Аллан-э-Дэйл тренькал на арфе и что-то мычал с набитым ртом — наверное, сочинял балладу о своих сегодняшних подвигах. Кеннет Беспалый полез сменить Статли на его сторожевом посту, а усевшийся рядом с Алланом Вилл жадно набросился на еду, в то же время споря с Диком о достоинствах шерифского коня...

А я тем временем напрасно трепал себе нервы, пытаясь завязать беседу с Катариной. Девица начисто игнорировала все мои замечания и предложения положить ей еще оленины или хлеба, а в ответ на любой вопрос начинала демонстративно беседовать с соколом, привязанным к ветке возле ее плеча. И все же я раз за разом пытался расшевелить строптивую девчонку... снова и снова... и так и эдак... Пока наконец не признал свое поражение.

Дьявол, взять Акру наверняка было бы легче, чем пробиться сквозь стену неприступности, которой окружила себя дочь крестоносца!

Я выразил это на родном языке и с таким чувством, что все разговоры смолкли и все уставились на меня. Кроме Катарины, которая продолжала ворковать со своим пернатым дружком.

Робин подмигнул мне и ухмыльнулся.

— Не удивляйтесь загадочным речам Маленького Джона, — заявил он удивленно приподнявшему брови Ричарду Ли. — Высказывания этого человека бывают под стать его загадочной судьбе. Дело в том, что Джон появился в Шервудском лесу неизвестно откуда и не помнит ни племени своего, ни роду. Вероятно, виной тому — ранение в голову, которое он получил, хм... в одной жестокой битве. После этого он, увы, утратил память, хотя и не забыл родную речь. Но даже наш высокоученый монах не может понять язык, на котором изъясняется Джон. Порой мне кажется, Малютка и сам себя не понимает, — Робин проворно уклонился от пустого кубка, которым я в него запустил. — Думаю, он происходит из какого-нибудь знатного иноземного рода. Да, скорее всего, так и есть. Это сразу видно по его изысканным манерам, по его учтивому обхождению с дамами, по его...

— Ты у меня доболтаешься! — сквозь зубы пообещал я.

— ...по его пристрастию к диковинным видам одежды, — не обратив внимания на угрозу, продолжал Локсли, пока остальные парни давились от смеха, а Ричард Ли изучал меня с задумчивым и серьезным видом.

— Он прав, не исключено, что Маленький Джон — переодетый принц, ставший жертвой печальных обстоятельств и гонений жестокой судьбы, — согласился Тук, тоже радуясь развлечению.

Фриар явно хотел подхватить тему и развить ее дальше, но, на мое счастье, вспомнил, что впереди нас ждет развлечение поинтереснее. Все едоки уже насытились, пора было переходить к десерту!

Монах переглянулся с Робином Гудом, благочестиво склонил голову и возгласил:

—  За все Твои благодеяния благодарим Тебя, всемогущий Боже, живущий и царствующий во веки веков! Аминь.

—  Аминь! — отозвались аутло — и небрежно сменили позы, чтобы мгновенно перейти к действию, если наш гость задумает выкинуть какую-нибудь глупость.

Я от души надеялся, что не задумает. За глупостями могла последовать кровь, а кровью я уже был сыт по горло.

—  Да, Господи, благодарим тебя — и ждем, когда же вкусившие нашего хлеба-соли уделят что-нибудь лесным беглецам, — проговорил Робин.

Он уже стоял на ногах, держа в опущенной руке тисовый лук.

В наступившем вслед за тем многозначительном молчании Катарина выпрямилась еще больше и сильно побледнела.

Но рыцарь не торопясь осушил свой кубок, так же неспешно вытер пальцы хлебным мякишем и только тогда повернулся к Робину Гуду:

— Я ведь предупреждал тебя, хозяин, — в кошельке у меня пусто. А добра, которое ты найдешь в моей сумке, не хватит даже, чтобы оплатить выпитый мною эль. Конечно, ты можешь попытаться забрать наших коней, но вряд ли это окупит тебе хлопоты, да и лечение увечий нынче обходится дорого. — Ричард Ли вдруг сверкнул белозубой улыбкой. — Думаю, на сей раз ты промахнулся с выбором гостя, Робин Гуд.

— Он не лжет! — Дик Бентли к тому времени успел заглянуть в седельную сумку рыцаря. — На такое барахло вряд ли позарится даже старьевщик!

— Да как ты смеешь касаться наших вещей, смерд!.. — взвизгнула багровая от стыда и ярости Катарина.

— Оставь, Дик, — махнул рукой Робин. Сел, подумал и, хлопнув себя по коленям, вдруг разразился громким смехом. — Не-ет, все-таки я не прогадал!

Ну когда еще нам доводилось обедать в такой приятной компании?

— Никогда! — заверил Аллан-э-Дэйл, пощипывая струны арфы и томно глядя на Катарину.

— Никогда! — с энтузиазмом поддержал Тук. — Но, держу пари, рыцарь все-таки сумеет отплатить за гостеприимство. Например, пригласив нас на обед в свой замок Аннеслей!

Ричард Ли перестал улыбаться и встал.

—  Боюсь, добрый фриар, ты проиграешь пари. Я вряд ли смогу отплатить вам услугой за услугу. Если через день я не отдам аббату Йоркского монастыря Святой Марии четыреста золотых, Аннеслей перейдет в собственность аббатства... А вы видели, какими сокровищами я располагаю.

На этот раз Катарина побагровела так, что исчезли все ее веснушки, и я невольно отвел глаза. Вся моя злость на упрямую девицу испарилась, осталась только жалость. Я внезапно обнаружил, что подсчитываю, на сколько потянет моя доля награбленного добра, но не успела эта мысль принять определенные очертания, как мои подсчеты прервал голос Робина Гуда:

—  Четыре сотни золотых — большие деньги. Если я одолжу тебе такую сумму, сэр Ли, кто поручится, что ты мне ее вернешь?

Не только я, но и все остальные парни уставились на него, не веря своим ушам. Мы привыкли к безумствам главаря, но такого он еще не выкидывал никогда!

—  Найди мне надежных поручителей, — Локсли снизу вверх посмотрел на Ричарда Ли, — и я одолжу тебе четыреста золотых под обычный процент.

Дикон Барсук с треском переломил сухую веточку — его чуть не скрутили судороги при мысли о том, что можно оказывать такие благодеяния ненавистному норману. Бентли и Вилл переглянулись в  полном недоумении, Аллан-э-Дэйл чуть не намотал на палец струну арфы. Но все-таки шутник из Бернисделла имел над «волчьими головами» необъяснимую власть — никто из них не возразил вожаку, хотя лица всех аутло стали мрачнее грозового неба.

А загорелое лицо Ричарда Ли побледнело так, что его светлые волосы почти слились с кожей.

—  Вряд ли я смогу найти поручителей, — очень медленно проговорил рыцарь. — Если тебе недостаточно моего слова, Локсли, я могу призвать в свидетели только апостолов Петра, Павла и Иоанна.

Робин покачал головой:

— Мне уже клялись именами этих апостолов — и клятва оказалась лживой. Я не хочу брать под сомнение твою честность, сэр рыцарь, но порядок есть порядок. Даже стоящий вне закона изгнанник должен его соблюдать... По мере сил. Итак, тебе придется отыскать поручителей получше.

— Тогда мне остается только взять в поручительницы Святую Деву Марию, — с горькой усмешкой бросил норман и повернулся, чтобы пойти к своему коню.

Катарина опередила отца, она уже посадила сокола на плечо и готовилась сесть в седло.

— Отлично, — кивнул Робин. — Под поручительство Девы Марии я без колебаний дал бы тебе и вдвое большую сумму.

— Мне... мне вполне хватит четырех сотен, — севшим голосом проговорил Ли, снова резко повернувшись к главарю разбойников.

— Что ж, четыреста — так четыреста. Но в придачу могу предложить тебе то, что еще ценнее денег. На дорогах сейчас неспокойно, а путь до Йорка неблизкий. Если Маленький Джон согласится отправиться с вами, мне не придется беспокоиться о сохранности моего золота... И о безопасности твоей прекрасной дочери, Ричард Ли.

В кронах вязов у дороги на Йорк гнездились сотни ворон — наших верных наводчиков и стражей. Вся эта крылатая братва дружно подняла немыслимый грай, как только Ричард Ли и Катарина выехали на большую дорогу. Мы с Робином остановились на прогалине в полусотне ярдов от Королевского Пути, и мне пришлось почти кричать, чтобы перекрыть птичий ор:

— Почему?!.

— ...Почему я не растолкал тебя, когда мы отправлялись в Ноттингем? — Робин тоже повысил голос, но все-таки я едва его слышал. — Да ведь ты был уверен, что мы попадем сегодня на виселицу, так? А отправляться на опасное дело, не веря в успех, — верный способ в самом деле угодить в петлю!

Я покачал головой:

—  Нет! Почему ты одолжил норману четыреста монет?

«И почему тебе приспичило, чтобы я отправился с ним?» — вот что интересовало меня еще больше, но вороны горланили не переставая, а Ричард Ли с Катариной уже давно нетерпеливо оглядывались на меня.

—  А разве сам ты не желаешь прокатиться в Йорк? — ответил вопросом на вопрос Локсли, оставив мое первое «почему» без внимания. — К тому же вы с Катариной так мило беседовали, что было бы грех откладывать конец разговора на потом!

Робин держал под уздцы краденого коня и широко ухмылялся, оставив всю свою минутную серьезность на поляне Великого Дуба. Как вожак аутло сумел убедить Дика Бентли расстаться с вороным — было еще одной великой загадкой, но мне и впрямь не терпелось отправиться в путь, и я решил отложить разгадывание всех загадок на потом.

—  Джон! Торопись! — громко крикнул Ричард Ли, заставив притихших было ворон разразиться неистовым крещендо.

— Ну, счастливого пути! — Робин придержал мне стремя, пока я садился в седло. — А если найдешь свою знатную родню, припомни бедных бродяг из Шервуда, ладно? — Он хлопнул по шее коня, повернулся и бесшумно растворился в зелени леса, избавив меня от необходимости ломать голову над прощальными словами.

Я не стал провожать взглядом главаря аутло, потому что провожать было уже некого, развернул вороного и быстрой рысью направился к большой дороге на Йорк.