— Ты что, пьян?

Яша, не ответив, прошел мимо дежурного и обессиленно опустился на топчан.

— Где же это тебя так разукрасили? — допытывался Сытько. — Молись богу, что начальника нет.

— Неверующий. — Яша с трудом шевелил губами.

— Подрался, что ли?

— Кто подрался, почему?

В комнату вошел невысокий худощавый человек в поношенном, но не потерявшем вида военном френче.

— Вот, Болеслав Людвигович, полюбуйтесь на красавца. — Дежурный кивнул в сторону Тимонина.

— Что случилось?

— Ничего, товарищ Госк. — Яша отвернулся.

— Что значит «ничего»! — Он строго посмотрел на Тимонина, на дежурного, смуглолицего скуластого мужчину, и резко приказал: — Милиционер Тимонин, встать! — Яша поднялся, сморщившись от боли. — Вы пришли не в гости, вы находитесь на службе и обязаны отвечать на вопросы старших, — Госк перевел дыхание и закончил уже ровным голосом: — Приведите себя в порядок…

Яша вышел во двор.

Через открытую дверь послышались плеск воды, фырканье, хлопки… Вернулся он посвежевшим и подтянутым.

— А теперь, товарищ Тимонин, получите оружие у дежурного и рассказывайте! — сказал Госк.

— Рассказывать-то ее о чем. — Яша сунул за ремень тяжелый наган. — Шел на дежурство, встретил двоих… знакомых… ну и…

— Поточнее.

— Михаила Митрюшина и Ивана Трифоновского.

— Митрюшин — купеческий сынок, — подсказал Сытько, — а отца Вани Трифоновского никто в глаза не видел. Мать умерла аккурат перед войной, сразу как сынка на каторгу отправили.

— На каторгу? За что?

— Банда здесь была, а он в ней вроде как за атамана, не гляди, что молод!

— А сейчас?

— В точности сказать затрудняюсь, — уклончиво ответил дежурный и, покосившись на Тимонина, добавил: — Яшка-то с ними раньше в дружках был.

— Вот как? — Госк внимательно посмотрел на Тимонина. — А теперь что ж, дороги разошлись?

— Разошлись, — жестко ответил Яша.

Госк подсел к нему, положил руку на плечо.

— Ты пойми, Яша, это не любопытство. Сейчас не то время, чтобы драться ради удали, и озорства. Подумай: ты — милиционер, стал служить трудовому народу, а твои бывшие дружки…

— Но, Болеслав Людвигович, они ведь ничем плохим себя не проявили, — перебил не очень уверенно Тимонин.

— Если не считать, что избили милиционера…