Утром никаких срочных дел у меня не оказалось. Сидел в редакции за компьютером и делал наброски будущей статьи. Мои коллеги разъехались по пресс-конференциям и «круглым столам».
Заглянул мой редактор, Иван Тимофеевич Павлов. То ли он проверял, все ли разъехались по его заданиям, то ли специально зашел со мной поговорить.
Я уткнулся в монитор, а Павлов послонялся по обширному кабинету, поворошил старые номера газет на столах, кому-то позвонил. Затем встал у меня за спиной:
— Чем занят?
— Да вот интересного человека повстречал. Профессор. Занимается изучением народов. И не только…
Я вкратце рассказал о вчерашних экспериментах в метро.
— Любопытно… — почесал нос Павлов. — Но вообще-то ты работаешь в отделе политики… Главный просил тебе напомнить, что ты так и не сдал ничего про твой, гм, «расстрел».
— Не сдал. И не сдам. Уж извините, Иван Тимофеевич.
— Почему?
— Долго объяснять.
— Объясни короче.
Я объяснил короче. Про армию и про АРМИЮ. Павлов не дундук, Павлов способен не только понять, но и принять.
Он, в общем-то, и понял и принял. Но — не он у нас главный…
— Леша, — Павлов вдруг перешел на доверительный шепот, — главный сказал мне: если ты откажешься, он тебя уволит. Под любым благовидным предлогом уволит.
— Так и сказал?
— Так и сказал… Ты доставил немало хлопот в последнее время. Вспомни своих этих исмаилитов, нападение на редакцию со стрельбой и трупами. Считаешь, у всех у нас, — Павлов обвел рукой пустой кабинет, — терпение беспредельно?
— Значит, если я не сдам завтра статью, меня уволят? — агрессивно переспросил я.
— Ну, не завтра. Но на следующей неделе. Сегодня пятница, — напомнил Павлов, — так что у тебя еще, как минимум, целый день и вся ночь впереди. Поставим твою статью в субботний номер. Мой тебе совет, отложи ты всю эту аномальную чепуху про великанов и собак на потом, займись первостепенным. Давай-давай! За работу, товарищи!
Павлов сделал свое дело, Павлов может уходить. Так он и поступил.
А я отложил аномальную чушь на потом, но первостепенным не занялся. Сам как-нибудь решу, что есть первостепенное, а что второстепенное! Или… или за меня кто-нибудь решит. Но всяко не Иван Тимофеевич Павлов! А хотя бы…
…Серега Лучков, давний знакомец! Из, так сказать, компетентных органов. Позвонил. Впоследствии оказалось, что позвонил по поручению самой Судьбы.
— Леха? Привет! Хочешь поучаствовать в грандиозном мероприятии?
У них там, на Лубянке, все оперативные дела называются «мероприятием». Даже совместную пьянку именуют не иначе как «оперативно-следственные действия».
Я встрепенулся:
— Естественно, ХОЧУ! И мне налейте!
— Ты не понял. Это настоящая боевая операция. Будешь единственным представителем СМИ. Полный эксклюзив.
Что означает для журналиста слово «эксклюзив», пояснять не надо. Это как морковка для осла. Заодно — первостатейная отмазка от вышеупомянутой первостатейности!
* * *
Боевая группа собралась на Рублево-Успенском шоссе, которое ведет в сторону правительственных дач, резиденций богатеев и прочего важного люда. Колонна участников операции насчитывала три «мерседесовских» микроавтобуса с затемненными стеклами (в таких разъезжают обычно спецназовцы «Альфы»), десяток легковых машин оперативного состава ФСБ, еще пяток иномарок с каким-то важным начальством в дорогих костюмах. Уже одно направление главного удара операции и состав «армии» говорили о важности предстоящего. Такими силами берут в плен только президентов или главу кабинета министров, пожалуй.
Машины сгруппировались на пятачке возле трассы. Начальники подразделений вышли на улицу посовещаться. Из микроавтобуса выпрыгнул спецназовец. В открытую дверь я заметил, что салон забит бойцами. Ага! Значит, три микроавтобуса — это примерно тридцать человек. Так, Серега?
— Плюс еще десятка два оперативников, — подсказал Лучков. Он не стал выходить из машины. Чтобы не мозолить глаза начальству, пояснил. И вместо него на совещание отправился я.
Чем хороши такие операции для журналистов?
Во-первых, на них всегда собирается тьма народа. Оперативники из разных управлений, отделов, главков, а то и министерств. Все люди жутко секретные и в лицо друг друга, понятно, знать не могут. Значит, если у журналиста подходящая внешность (а она у меня подходящая) — тебя примут за своего и лишних вопросов не зададут.
Во-вторых, на таких мероприятиях журналист с подходящей внешностью может спокойно расспрашивать кого угодно о деле, и все ему будут отвечать как на духу: и потерпевшие, и задержанные, и сами опера. Потому как все полагают, будто ты при деле, ты свой.
* * *
— Внимание! — сказал лощеный человек в дорогом костюме. — Очень ответственное задание, парни. Сейчас будем брать особо опасного преступника. У него могут быть сообщники, поэтому прошу всех быть начеку.
Вокруг начальника молча сгрудились коротко стриженные оперативники в кожаных куртках. Со стороны они сами походили на банду рецидивистов. Мелькали на пальцах золотые печатки.
— Кроме того, действовать придется среди дач высокопоставленных чиновников. Так что попрошу без шума и стрельбы. Тихо и незаметно. Вопросы?
Нет вопросов.
Колонна въехала на территорию правительственных дач.
— Чего начальник говорил? — поинтересовался Лучков.
— Какого-то преступника брать будут. Среди правительственных дач живет.
— Угу. Я так и понял… Только вот которого из них? Преступников тут полным-полно.
В лесу, возле поворота, машины притормозили и ушли в чащу по едва заметной лесной дороге. Как только колонна скрылась в лесу, из автомобилей выскочили спецназовцы и рассредоточились вдоль трассы.
Лучков разрешил мне посмотреть, что там произойдет.
— Ежели чего, говори, что со мной приехал. И побольше загадочности на морде изображай.
* * *
Я встал за деревом позади спецназовцев. Они оглянулись на меня, но ничего не сказали. Наверное, приняли за проверяющего или оперативника.
Засаду возле поворота устроили неспроста. Все машины снижают здесь скорость, а значит, перехватить нужный транспорт значительно легче.
— Приготовиться!
Спецназовцы напряглись.
— Темно-синий «мерседес» — наш!
В просветы деревьев я заметил, как темно-синий «мерседес» с мигалками и правительственными номерами подъехал к повороту. Сбавил скорость. Водитель начал закладывать руль.
И тут выскочил из кустов специально обученный боец спецназа. Он мигом очутился на капоте, разбил лобовое стекло и, гм, обездвижил водителя. Ну и машину, соответственно.
С автоматами на изготовку спецназовцы молниеносно окружили машину. Остановка и блокировка «мерседеса» заняли не более десяти секунд. Из леса повалили оперативники. Водитель, прижатый коленом спецназовца к асфальту, что-то мычал, порывался сунуть руку в карман пиджака, но получал по пальцам рифленой подошвой ботинка.
Водителя перевернули на спину. Распластали, как жабу под микроскопом, проверили карманы и стали проводить экспресс-опрос: «Куда едешь? Откуда едешь? К кому едешь? Кто сам таков?»
Водитель поводил вокруг вытаращенными глазами. Неужели раздолбали его машину и самого чуть не покалечили только для того, чтобы поинтересоваться, куда он ехал?
Тут засуетился один оперативник. Окружающие называли его Толик. Для себя я определил его как главного наводчика. Именно Толик давал информацию: кого брать, где брать… и так далее.
Откуда сам Толик черпал эти данные, неизвестно. Но дело явно пошло наперекосяк.
Водитель мало-мальски пришел в себя и признал представителей правоохранительных органов. Блаженная улыбка растянула пухлые щечки, вырвался наружу вздох облегчения.
Надо думать! Одно дело — бандиты повязали. И совсем другое — родная милиция. Водила никак не походил на коррупционера. Пролетарским происхождением несло за версту.
Толик метался и объяснял встречным-поперечным:
— Я не знаю такого! Похож! Машина вроде та! Но не он это!
— Не я, — скулил распластанный водила.
— Молчи, бля! Пока я тебя не препарировал. — Спецназовец ткнул ботинком.
Оперативник принес из машины пачку документов:
— Мужики, кажись, мы обознались! Это, кажись, личный водитель мэра Москвы.
— Да ладно! — громогласно не поверил спецназовец. — У этих козлов всегда какие-нибудь ксивы! Как возьмешь урода за жопу, так он сразу оказывается советником министра, правительства и самого президента. В Чечне на такое насмотрелся до рези в глазах! Нам теперь верить каждому пидору, что ли?!
— Поднимите его, — сказал старший опер. Спецназовцы подхватили пухлого водилу под руки и поставили на трясущиеся ноги.
Инициативный Толик моментально куда-то исчез.
— Вы точно водитель мэра? — спросил старший опер примирительным тоном.
— Да! У меня в бумажнике даже есть наша фотография! Совместная!
Достали фото. На ней водитель и мэр стояли в плавках на берегу озера, держа в руках здоровенную рыбу. Все поочередно рассмотрели фотографию, словно собрались на семейном пикнике.
— Можете позвонить в правительство Москвы, в мэрию, — там подтвердят…
— Угу-угу, — кивал задумчиво старший. Он мучительно искал выход из непростой ситуации. Опер бросал взгляды то на автоматы спецназа, то на водителя. В какой-то момент я даже испугался. Уж не собирается ли он пришить по-тихому этого бедолагу, чтобы уберечь себя от дальнейших разборок с мэром Москвы?
Но здравый смысл возобладал.
— Вы понимаете, у нас такая трудная работа, — сказал водиле старший, — сутками напролет не спим. За бандюгами гоняемся. Случаются иногда накладки. Дело-то житейское. С кем не бывает? А?
— Да-да! Всякий может ошибиться! — с готовностью закивал водила.
Двое спецназовцев по-прежнему держали его под руки.
— Вот и чудненько! — повеселел оперативник. — Значит, вы на нас зла не держите?
— Конечно, нет!
— Тогда держите ваши бумаги. Всего хорошего.
Спецназовцы отпустили водилу, и он чуть не упал, лишившись опоры. Но быстро с собой совладал, засеменил к машине.
Оперативная группа молча проводила его взглядом.
— О'кей! — снова возник тот самый Толик, когда мэрская машина исчезла за деревьями. — Перехватить по дороге не удалось, но у нас есть адрес!
Спецназовцы презрительно на него посмотрели и пошли к машинам. За ними потянулись и остальные.
— Не разбредаться! — крикнул старший неизвестно кому. — Едем одной колонной за нашей машиной!
* * *
Колонна выбралась из леса на дорогу.
— Ну, остолопы! Ну, идиоты! — стучал по рулевому колесу Серега Лучков. Он то матерился, то ржал во все горло. — Ты смотри, Леха, только не вздумай писать об этом. Меня потом уволят к чертовой матери, если я ребят так подставлю.
— На фиг, на фиг! — махал я руками. — Наш главный ходит в дружбанах у мэра. Меня самого порешат, если узнают, что я тут был.
— Сворачиваем в лесок, — прохрипела рация.
Мы послушно последовали за передней машиной на лесную дорогу. Вернее, лесная она была по названию. Вокруг глухая стена леса, но под колесами — хороший асфальт.
Через минуту в просветах между деревьями замелькали заборы дач, двухэтажные особняки и крыши медного покрытия.
Нужный домина стоял на отшибе и оградой уходил в лес. Улица Лесная, дом 5.
Группа спецназа тотчас начала окружать дом. Оперативники рассыпались вдоль глухого деревянного забора. Потом по сигналу старшего все ломанулись через забор. Побежали под стены. В руках оперов появилось оружие. Под окнами дома засели спецназовцы. Один из них быстро заглянул в окно и показал ладонью: никого.
Штурм! Со звоном разлетелись стекла, в проемы нырнул спецназ. Оперативники предпочли воспользоваться дверями.
Я бежал вместе со всеми. Держась позади Сереги Лучкова. Единственным моим оружием был фотоаппарат. Мы забежали на веранду. Потом заскочили внутрь дома, в прихожую. Из соседней двери вылетело двое спецназовцев.
— Там чисто, — бросили они.
В ту же секунду из двери напротив выскочил прямо на меня бритоголовый мужик. Спецназовец поставил ему подножку. Бритоголовый взмахнул руками и полетел прямо на меня. Я постарался увернуться, но не успел. Чтобы не упасть, я схватил мужика за руку. Серега Лучков подхватил бритоголового под другую руку. И мы все трое ввалились в дверь, откуда выбежал подозреваемый.
Мужик упал на колени. Подоспели спецназовцы. На бритоголового обрушилась серия ударов. Щелкнули наручники.
Я вытер пот рукавом. И тут услышал голос из глубины комнаты:
— Леша!
Спецназовцы вскинули автоматы на звук.
На широченном диване сидела с книжкой в руках супруга нашего главного редактора, Татьяна Борисовна. Одетая в роскошный белый брючный костюм, она хорошо смотрелась на диване голубых тонов. Вот уж никак не ожидал увидеть ее в таком месте.
— Что вы делаете в бандитском притоне, Татьяна Борисовна? — спросил я потрясенно. — А где главный?
— Где-где я делаю?
Тут я сообразил, что происходит нечто из ряда вон…
— Зачем ты… — Татьяна Борисовна оглядела оперов, спецназовцев. — Зачем вы избиваете моего водителя?!
Видимо, этот день оказался несчастливым для всех персональных водителей.
— Закрой свою дырку для минета! — рявкнул спецназовец.
Татьяна Борисовна пошла красными пятнами. И несомненно, тут же причислила этого спецназовца к моим лучшим друзьям.
— А вы что здесь делаете? — переспросил я, все еще надеясь на чудо, которое поможет избежать грядущей катастрофы.
— Я тут живу! Мы с мужем здесь живем!
— Вот не знал!
— Да? А как же тогда эти люди и ты сам оказались здесь?
Ход мыслей Татьяны Борисовны мне явно не нравился.
— Нам нужен рецидивист, бандитский «авторитет», — вступил в разговор Серега Лучков. Опер Толик опять напутал. Только на сей раз «ошибочка» может угробить не одну только мою карьеру. Наш главный ходит в друзьях у самого мэра.
— Здесь?! У меня?!
— М-м… Это ведь Лесная, пять?
— Да. Но почему здесь должен быть ваш… «авторитет»?!
— М-м…
Вбежал всклокоченный опер Толик:
— Чего вы тут?!. Это Лесная УЛИЦА пять, а нам нужен Лесной ТУПИК, пять!
Вот скотина! Что теперь будет с моей работой в газете? Ну, прямо одно к одному!
* * *
Теперь-то ТУПИК? Теперь ТУПИК. Во всех смыслах, блин!
Спецназовцы окружили двухэтажный дом. Все окна закрыты ажурными решетками. Нет таких решеток, которые нельзя выломать! Но клиента надо взять без лишнего шума. И так-то уже дел наворотили.
Оперативники с оружием наголо распластались у стены.
Злополучный Толик утопил пуговку входного звонка.
— Кто там? — поинтересовался мужской голос за дверью.
— Почтальон. Срочная телеграмма.
— Я круглый сирота. Мне некому телеграммы слать.
Кто-то из оперов шепотом чертыхнулся. Толик спустя пятиминутную паузу снова позвонил в дверь.
— Кто там? — повторил тот же голос.
— Участковый.
— А как фамилия, участковый?
Да кто ж его знает!
— Загребайло моя фамилия! Открывай!
— А из какого вы отделения милиции, товарищ Загребайло?
Да кто ж его знает!
— Из двадцать восьмого! — наобум ляпнул То-лик.
— Хм! Вообще странно. У нас другое отделение милиции. И фамилия участкового другая. Но я сейчас позвоню в двадцать восьмое, поинтересуюсь.
Послышались удаляющиеся шаги за дверью. Старший опергруппы не выдержал и рявкнул:
— Хорош придуриваться, Григорьев! Это РУБОП и ФСБ. Открывай, пока мы тут не разнесли все к едреной матери!
— У меня просьба, — подал голос «авторитет».
— Давай.
— Тут дети маленькие…
— Откуда у тебя дети, Григорьев?! Тем более маленькие! Не грузи нас!
— Две собачки. Они для меня — как дети. Нервные, ранимые. Так вы обещайте, чтобы без грохота, без стрельбы. Я вам открою, а вы спокойно зайдете.
— Хорошо.
Дверь щелкнула. Оперативники вошли. Без грохота, без стрельбы. Ну, и я с ними под шумок. То есть как раз бесшумно.
Первое, что увидели, — мониторы, множество мониторов в прихожей. Скрытыми видеокамерами просматривался весь периметр дома. И входная лестница в том числе. Так что, когда Толик придуривался, называя себя то почтальоном, то участковым, этот Григорьев наблюдал по мониторам, как спецназовцы окружили дом, как распластались по стене оперативники с пистолетами.
— Итак? В чем дело? — спокойно спросил «авторитет».
— Хватит придуриваться, Григорьев, — поморщился старший. — Оружие, наркотики, прочие запрещенные предметы в доме есть?
— По-моему, это вы придуриваетесь. У меня дети малые в доме. Стал бы я тут держать оружие, наркотики!
— Я задал вопрос, — настаивал старший.
— Если вы их не принесли с собой, тогда — нет.
Оперативники рассредоточились по дому. Нет, вещи на пол не бросали, матрасы не вспарывали, книжки не рвали. Но дотошно все кругом прощупывали, простукивали.
— Это обыск? — нарочито удивился «авторитет».
Старший неопределенно мотнул головой. Ни да, ни нет.
Судя по совсем не нарочитому спокойствию Григорьева, в его роскошных покоях ничегошеньки предосудительного нету.
— Надо бы тогда понятых, что ли, — подсказал «авторитет» с еле заметной усмешкой. — Чтобы все как бы по закону… Распорядись, начальник?
Старший распорядился. Он явно не знал, чем еще занять личный состав. Спецназу понагнали, оперов из разных управлений, а на выходе — круглый ноль.
Опера выскочили на улицу — искать понятых. Я вышел на крыльцо и закурил. Стеменело. Окрестности правительственных дач и так не кишат народом, а тут вообще всех посдувало. Округа словно вымерла. Даже собаки помалкивали. Ну, кроме парочки мопсов в доме «авторитета», испуганно тявкающих на внезапных посторонних. Горели одинокие фонари вдоль дороги. Слонялись под окнами безмолвные спецназовцы.
Опера вернулись ни с чем, отрапортовали:
— Ни одного человека в округе!
— Помочь? — «Авторитет» Григорьев достал мобильный телефон.
— Куда звонишь? — напрягся оперативник.
— Понятым.
— Каким таким понятым?!
— Вам понятые нужны или нет? Вот им и звоню. А то до утра здесь их будете искать. И не найдете. А мне скоро спать пора. У меня режим.
— Ладно, звони, — махнул рукой старший.
— Гера? Ты? — властно сказал Григорьев в трубку. — Слушай, братан, захвати Макса и Давида и дуй ко мне на дачу. Надо понятыми поработать. Да побыстрее! Ночь уже на дворе. Мне спать охота.
— Что за Гера? — вскинулся оперативник. — Что за Макс? А Давид?
— Очень достойные люди. И непредвзятые, между прочим.
— Ну-ну…
Через двадцать минут запищала рация на поясе старшего.
— В сторону дома едет джип. Явно с бандюгами, — сказал спецназовец. — Будем валить?
— Вы что! — напоказ возмутился «авторитет». — Это мои понятые!
Старший скомандовал в рацию обреченным тоном:
— Никого не трогать!.. Это понятые…
— Ни хрена себе! — хрюкнула рация и отключилась.
* * *
— Макс.
— Давид… — представились по-простому двое громил.
Мелкие шрамы на лицах, сломанные носы, закрученные уши. Понятые, блин! Они оглядели собрание, не подали виду, что удивлены или испуганы. Скорее всего, им вообще по фигу.
Ну вот, теперь все как бы по закону.
Начался долгий рутинный обыск. С Григорьева сняли смывы с рук — на тот случай, если он держал в руках оружие или взрывчатку.
Взрывчатка очень токсичный продукт, сохраняет следы микрочастиц на протяжении пяти-десяти дней.
Ничего запрещенного и на сей раз не нашли. И экспресс-анализ показал, что Григорьев ничего стреляющего и взрывоопасного в руках не держал.
— Ну что ж, сегодня тебе крупно повезло, Григорьев, — буркнул старший опер.
— Угу, — с достоинством кивнул «авторитет». — А вот вам — нет.
— То есть? — встрепенулся старший. Или недоглядели чего? — В смысле?
— В смысле, я этого так не оставлю, разумеется. Ввалились, перевернули все вверх дном, время у меня отняли. В общем, ждите нагоняя!
Да-а, уж чего-чего, а нагоняй грядет. И не только и не столько из-за «авторитета» Григорьева.
Понятые поставили подписи под протоколами. И уехали. Опера тоже засобирались. Всем уже все надоело.
* * *
Мы возвращались в Москву. Порядок в колонне уже никто не соблюдал. Серега Лучков помалкивал.
— И это эксклюзив? — спросил я с упреком.
— Понимаешь, Леха… У нас была верная информация, что Григорьев на даче устроил настоящий оружейный склад. Стволов, патронов, взрывчатки — до черта! — Серега хлопнул с досады ладонью по рулевой баранке. — Но, видимо, он нас опередил, сука. Скорее всего, опять утечка была. И они склад перепрятали.
— А смывы с рук?
— Толку-то! Это для проформы. Он же «авторитет»! Ему на фига хватать взрывчатку или оружие? За него эти п-п… понятые, Давид с Максом, все перетаскают. Эх!.. Поехали к нам, по рюмахе долбанем, что ли?
Я согласился. А чего еще делать?
* * *
В отделе Серега достал из сейфа бутылку коньяка, уже нарезанный лимон на блюдечке. Взамен бросил в нутро сейфа свой служебный пистолет.
Следователи разложили на столах свежие протоколы. Принесли видеопленку с обыском. Лучков предложил следакам коньяку. Они вежливо отказались. Включили видеомагнитофон и стали отсматривать материал.
В телевизоре мелькали кадры прошедшего обыска.
— Вы с таким увлечением смотрите, точно вас там не было, — осторожно поддел я.
Они даже ухом не повели в мою сторону.
— Ну-ка, ну-ка… Как зовут вот этого черненького? — спросил следователь напарника.
Тот заглянул в протокол:
— Греков. Давид Анзорович.
— Н-нет, не знаю… А вот лицо… где-то я его видел. Где? Где? Где?
Лучков мне подмигнул, и мы разлили еще по одной.
— Да мало ли! — сказал второй следак. — Сколько рож приходится видеть по работе!
— Не-ет, — завелся первый, — этого определенно надо разъяснить!
Он стремительно вышел из кабинета. Вернулся через четверть часа. Мы с Серегой еще по одной опрокинули. Вернулся с пухлым томом уголовного дела.
— Ребята! Просто паскудство какое-то сегодня! — В глазах блуждала тоска. — То адреса путаем, то не находим ничего у бандита! То… Вот смотрите!
Сразу за титульным листом уголовного дела, на первой странице была подшита фотография понятого Давида. Только звали его здесь — Анатолий Владимирович Черепанов.
— Этот Черепанов находится в федеральном розыске! По обвинению в торговле оружием и взрывчаткой! Ё-мое! Он был у нас в руках! С фальшивыми документами! Да еще стал понятым по этим фальшивкам! Ну, ё-мое! Ну, ё-мое!..
Лучков налил в граненый стакан щедрые остатки коньяка, протянул следователю. Тот махнул залпом и закурил, тупо уставившись перед собой.
Я счел за лучшее потихоньку слинять. У каждого, в конце концов, свои проблемы. И у меня, кстати, свои. Еще какие!
Следом в коридор выскользнул Серега:
— Извини… Думал, классный материал дадим тебе.
— Да уж, дали! Классный… Особенно про жену нашего главного… Если бы этого «авторитета» с оружием задержали, то еще можно было бы как-то оправдаться.
— Да плюнь ты! Расскажешь ему, как было! Пусть нам позвонит, если не поверит. Мы подтвердим.
* * *
Утром местная редакционная охрана чуть ли не под конвоем доставила меня в кабинет главного. Охранниками газета обзавелась сразу же после нападения на редакцию.
В кабинете главного уже сидел Иван Тимофеевич Павлов. Его била мелкая дрожь.
— Доброе утро! — сказал я как ни в чем не бывало.
Главный указал мне на стул. Я сел, изобразил внимание.
Главный катал меж ладоней средних размеров бумажный шарик:
— За годы твоей работы в газете я пережил много неприятностей. Из-за твоих выходок на редакцию нападали, нас всех чуть не убили, газету вообще хотели закрыть. Но видит Бог, я терпел…
Плохи мои дела. Когда главный редактор начинает строить из себя благодетеля, жди беды. По опыту, наш главный, он же Великий Охотник, перед тем как уволить сотрудника, всегда разыгрывает один и тот же спектакль. И репортеру отведена роль неблагодарной скотины. Главный же, само собой, — благодетель, у которого просто кончилось терпение… Вот интересно, перед животным на охоте он тоже разыгрывает подобные спектакли? Я представил, как он убеждает слона в никчемности, подлости и злодействе. Пристыженный слон хоботом выхватывает из рук главного ружье и стреляется.
— …но ты идешь все дальше и дальше! И отнюдь не в лучшую для всех нас сторону. Вчерашнее твое нападение на мой дом — это… это… — Он картинно задохнулся. Мол, нет слов!
— Я не специально! Просто ошибка! Хотите — позвоните! Вам скажут!
Мои слова прошли мимо, не задев разума главного редактора. Словно я оправдывался перед портретом президента за его спиной. Мои слова не предусмотрены сценарием.
— Теперь ты представляешь угрозу не только для газеты, но и для всех ее сотрудников вместе взятых! А как твои дружки обошлись с моей женой?! Почему они избили моего водителя? Это что, месть мне?!
Редактор развернул бумажный шарик и перебросил мне мятый листок:
— Это приказ о твоем увольнении.
Я взял жеваный лист:
— Вы все не так интерпретируете. Я случайно оказался у вас дома. Там ФСБ гонялась за опасным преступником.
— У меня дома? Гонялись за преступником?! ФСБ?!! Бред!.. Не-ет, все не так было! А было вот что! Я сказал Павлову: если ты не напишешь материал о «расстреле», будешь уволен…
Иван Тимофеевич услужливо кивнул, подтверждая, что передавал мне предупреждение главного.
— Но ты не занялся делом! Нет! Вместо этого ты напал со спецназом на мой дом!.. А скажи мне, что бы случилось, если бы ты застал меня дома? — Главный перегнулся через стол и вперился в меня взглядом.
— Ничего… Повторяю, это была ошибка, роковая случайность.
Но главный меня не слышал. Да и не хотел слышать.
— Твои друзья пристрелили бы меня за сопротивление властям? Ты бы сел на мое место? Так?!
Ну, вообще!
— Кажется, у кого-то из нас мания преследования, — сказал я в потолок.
— Вон! — заорал главный — И скажи своим дружкам, что меня так просто не взять! Я позвоню мэру! В правительство! Разгонят вашу шарашкину контору ко всем чертям!
Забегая вперед, скажу, что не знаю, звонил ли главный мэру или в правительство, но после моего увольнения действительно началась очередная реорганизация в ФСБ. А может, это просто совпадение…
* * *
Внизу, у выхода из издательского комплекса, меня поджидал Колчин.
— Что стряслось? — Сашка был ошарашен не меньше моего.
Я пересказал ему разговор с главным.
— Да, роковая случайность. Ничего не поделаешь. Но ему ведь теперь ни фига не докажешь. После наших поездок в Чечню и Таджикистан главный вбил себе в голову, что мы отморозки. А тут ты со своим спецназом! — Колчин расхохотался и тут же осекся: — Извини…
Да уж, мне было не до веселья. Главный — весьма влиятельное лицо в мире московской прессы. Удастся ли мне теперь устроиться хоть в какую-нибудь газету?
Мы условились с Колчиным встретиться в воскресенье у меня на квартире и подумать, как мне жить дальше. Сашка пообещал прозвониться пока по своим друзьям, подыскать для меня что-либо…
* * *
Уже у подъезда своего дома я увидел необычную картину. Мне она показалась даже пророческой. Словно Судьба специально проиграла ее перед моими глазами, давая понять, что меня ожидает в скором будущем. На подъездной асфальтовой дорожке две здоровенные вороны с наслаждением молотили клювами крысу. Кстати, по гороскопу я — «крыса».
Полукругом, как в театре, сидели голуби и наслаждалась представлением.
Крыса шипела, скалила резцы, кидалась влево-вправо, реагируя на удары клюва. Но вороны, со знанием всех тонкостей садистского дела, ловко уворачивались и наносили удар за ударом. Одна отвлекала крысу ложным маневром, другая подскакивала сзади, клевала ее в затылок и тут же стремительно отступала. Крыса кидалась на удар, но в ту же секунду получала новый клевок от другой вороны.
Голуби разве что не аплодировали.
Как это все по-человечески!
Занавес…