Славить доспехи и войны сбирался я строгим размером, Чтоб содержанью вполне был соответствен и строй. Все были равны стихи. Но вдруг Купидон рассмеялся, Он из второго стиха ловко похитил стопу. «Кто, злой мальчик, тебе такую дал власть над стихами? Вещий певец Пиерид, не челядинец я твой. Кстати ль Венере хватать доспех белокурой Минервы, Ей, белокурой, к лицу ль факела жар раздувать? Кто похвалил бы, когда б Церера владела лесами? А властелинкой полей дева с колчаном была б? Нет у меня и предмета приличного легким размерам: Отрока иль дорогой девушки в длинных кудрях». Так роптал я. Но он, колчан растворяя немедля, Выбрал, на горе мое, мне роковую стрелу. Сильным коленом согнув полумесяцем лук искривленный, Вот же, – сказал он, – воспеть можешь ты это, певец!» Горе несчастному мне! как метки у мальчика стрелы: Вольное сердце горит, в нем воцарилась любовь; Шестистопным стихом начну, пятистопным окончу. Битвам железным и их песням скажу я: прости! Миртом прибрежным теперь укрась золотистые кудри, Муза, и в песню вводи только одиннадцать стоп.