Глава 6
Хьюмстеры
На планете хьюмстеров все планетарные демоны были погрызены вплоть до ядра личности. Вся планета была испещрена шахтами, штольнями, подземными переходами, многоярусными бомбоубежищами и линиями скоростного метрополитена. На планете была построена единая планетарная канализационная сеть. Сети тоннелей расширялись и усложнялись постоянно. В подземных хранилищах запас еды пополнялся не менее чем на 6 % ежегодно. Но это было не главное. Самым интересным исследованием, с точки зрения хьюмстеров, занимался Шахтёр. Он вот уже 4000 лет исследовал методы разгрызания ядра личности планетарных демонов. Исследования продвигались с огромным трудом.
Планета хьюмстеров называлась Хома. А название рассы произошло от соединения английских слов hamster (хомяк) и human (человек). С хьюмстерами крайне редко кто то отваживался воевать. При вхождении в эмоциональное поле планеты армия захватчиков умилялась и теряла до 80 % боеспособности. Разобраться в бесконечных подземных тоннелях, не будучи хьюмстером, не было никакой возможности. Любая армия безнадёжно плутала в многоярусных и многомерных переходах. Умилённые эмоциональным телом планеты и утомлённые необходимостью наблюдать одновременно за огромным количеством входов-выходов солдаты теряли бдительность. А потеря бдительности оборачивалась тем, что обязательно из какого-нибудь мастерски замаскированного люка вылезал грызун в каске и начинал грызть космические корабли, военную технику, оружие и самих бойцов. Бронежилеты не спасали. Рядовой солдат хьюмстеров прогрызал броню танка любой техногенной цивилизации менее чем за 10 минут. А элитный спецназ разгрызал даже бессмертную душу.
Уничтожить хьюмстеров было невозможно. В своих подземных борделях они восполняли численность населения быстрее, чем их уничтожали. А запасов еды в подземных хранилищах было достаточно, что бы выдержать осаду любой длительности.
Чёрные драконы, возможно, могли бы преодолеть все трудности войны с хьюмстерами. Но, с точки зрения чёрных драконов, в этом не было смысла. Пойманный хьюмстер сразу же сливал почти всю свою жизненную энергию в коллективную жизненность духа хьюмстеров, сжимался в комочек и не сопротивлялся. Глумиться над хьюмстером в таком состоянии драконам было не интересно. Жрать мясо лишённое жизненной силы было не вкусно.
Насиловать самок хьюмстеров было скучно по той же причине. Какой смысл насиловать пустой кусок мяса, который не сопротивляется? Самцов чёрных драконов не возбуждали напуганные до состояния полной безвольности самки.
Хьюмстеры жили одно большой и дружной коммуной. Всё имущество было общественным. Все детёныши были общие и воспитывались сообща. Даже любовники и любовницы были обобществлены. Такого понятия как семья у хьюмстеров не было. Они все были одной большой семьёй. Такого понятия, как изнасилование, у них тоже не было. Ни у одного хьюмстера просто мотивации не возникало изнасиловать товарища. Свою индивидуальность хьюмстеры осознавали очень слабо. У них всё было общее: общая мотивация, общие цели, общие мысли и общие эмоции. Всё бы хорошо, но личное развитие в такой коммуне было почти невозможно. Развивалась общность хьюмстеров вцелом. Общность была огромной, размером со всю планету. Общий дух хьюмстеров был необычайно силён, многогранен и сложен. Хьюмстеры называли свою общность просто: Эль.
Опыт, который получал каждый хьюмстер во время жизней делился пополам. Половину опыта забирала себе Эль. Оставшаяся половина делилась поровну между всему членами коммуны. Казалось бы, какая халява! Можно сидеть спокойно, получать опыт со всей коммуны и ничего не делать. То что Эль забирает себе половину опыта, не проблема, если опыт нарабатывают многие миллиарды существ. Но халява была невозможна. Хьюмстеры не могли иметь личной мотивации. Мотивация всегда была общественная. И эта мотивация постоянно вовлекала каждого хьюмстера в общественные процессы. Жизнь хьюмстера делилась на три примерно равные части: 8 часов на общественно полезную работу, 8 часов на любовь и 8 часов на сон. При этом число хьюмстеров, занятых работой, любовью или спящих по всей планете было примерно равно постоянно.
Вся поверхность планеты была занята под сельское хозяйство. Чего только не выращивали трудолюбивые хьюмстеры! Злаки, бобовые, овощи, фрукты, корнеплоды, приправы и многое другое. Под землёй тоже кипела работа. Постоянно нужно было где то подвести или отвести подземные каналы, усовершенствовать подземный скоростной транспорт или выкопать норки для товарищей.
Хьюмстеры объединялись в рабочие бригады, численностью порядка тысячи особей каждая. Рабочая бригада занималась каким то одним делом. Например, одна бригада собирала урожай пшеницы с огромного поля. Другая ухаживала за яблоневым садом, раскинувшимся на много квадратных километров. А третья строила новую ветку метро через весь континент.
Отработав 8 часов на общественных работах, рабочая бригада хьюмстеров дружной толпой, подталкивая друг друга носами, устремлялась в подземное жилище. Там они, радостно попискивая, сваливались в одну большую, тёплую и пушистую кучку. В любвеобильной кучке все радостно пихались со всеми. Образование семейных пар у хьюмстеров не практиковалось, ибо это было почти то же самое, что злостный индивидуализм. Заняться онанизмом ни один хьюмстер не мог. В одиночестве сексуальное возбуждение не наступало, что бы хьюмстер ни делал. Только в кучке бесконечно любящая Эль давала команду начать взаимопроникновение.
С точки зрения Куратора выглядело это примерно так: Огромное и преисполненное любовью ко всем хьюмстерам на планете сердце Эль толкало жизненную энергию по артерии планетарного масштаба. Эта артерия ветвилась на менее крупные каналы, которые в свою очередь разветвлялись на мелкие капилляры. К каждому самцу хьюмстера присоединялся мелкий капиллярчик сзади, между лопаток. Параллельная система каналов забирала излишки жизненной энергии из самок хьюмстеров через сосцы. Мельчайшие венулы от сосцов самок соединялись в более крупные каналы, которые далее объединялись в одну крупную вену планетарного масштаба, входящую в нежное сердце Эль.
Когда сердце Эль сокращалось, повышая давление, жизненная энергия распределялась по системе артерий и капилляров и поступала в нижние дань-тяни самцов хьюмстеров. В нижнем дань-тять каждого самца жизненная энергия сгущалась до состояния жидкого семени жизни. Затем самец передавал эту ближайшей самке в кучке и испытывал приятнейший оргазм. Самка принимала внутрь семя жизни и испытывала сладострастнейший оргазм. Затем в кучках хьюмстеров наступал период сладких обнимашек, нежных поглаживаний и смачных полизываний. Во время этого периода нижний дань-тянь каждой самки испарял и истончал полученное семя жизни до состояния чистой жизненной энергии.
Любящее сердце эль расслаблялось, создавая пониженное давление, вытягивало жизненную энергию из самок хьюмстеров через сосцы, и далее, через систему венул и вен, в сердце. Затем, отработанная таким образом жизненная энергия, отправлялась в лёгкие планеты, то есть в растения. На планете Хома каждое растение каждым своим листиком поглощало высшую космическую любовь и насыщяло ею жизненную энергию, поступившую из огромного сердца Эль. Затем сердце Эль вновь понижало давление и вытягивало из всех растений жизненную энергию, насыщенную высшей космической любовью. А потом душевное сердце Эль повышало давление и нагнетало жизненную энергию, насыщенную высшей космической любовью, в самцов. Самцы сгущали жизненную энергию в нижнем дань-тяне, и вновь, радостно оргазируя, передавали радость жизни внутри Эль самкам в кучке. И цикл повторялся снова и снова. Могучее сердце Эль билось во много раз медленнее, чем индивидуальные сердца хьюмстеров. В спокойном состоянии всего десять-двенадцать ударов в час. После восьми часов такой любви кучка хьюмстеров засыпала, заботливо укрывая друг друга своим пушистым мехом.
Восемь часов сна были общественно полезной работой, но на другом уровне. Пока хьюмстеры спали, наимудрейшая Эль думала их мозгами. Эль планировала будущее, переосмысливала прошлое, обдумывала текущие дела всей рассы хьюмстеров и думала о чём то своём, нам непонятном. Мышление Эль было планетарного масштаба. Что бы обдумать все дела на всей планете хьюмстеров требовалось очень много мозгов. Поэтому одна треть хьюмстеров на планете спала. За выполненную мыслительную работу каждый хьюмстер в обязательном порядке получал вознаграждение в виде хорошей порции ментальной энергии. Через восемь часов выспавшиеся хьюмстеры отправлялись работать, назанимавшиеся любовью засыпали, а выполнившие дневную норму работы образовывали дружные, нежные и любвеобильные кучки в уютных подземных жилищах. И цикл повторялся снова и снова.
Каждый хьюмстер не слишком долго находился в одной рабочей бригаде. Научившись в совершенстве той работе, которую выполняла бригада, и, познав весь противоположный пол в любовной кучке, хьюмстер отправлялся в путешествие. Для путешествий были построены многочисленные подземные линии метро. Добравшись до другой кучки, хьюмстер моментально вливался в рабочий коллектив, начинал обучаться новой специальности и познавать особей противоположного пола. Таким образом опыт набирался гораздо быстрее.
У хьюмстеров не было венерических болезней. Дух Эль был самым сильным духом на планете и мог легко прогнать дух любой болезни. Если какой то хьюмстер чем то заболевал, то это всегда было от злостного индивидуализма. Могучий иммунитет Эль защищал всех хьюмстеров на планете. Изредка, некоторые хьюмстеры всё же заболевали чем-нибудь не опасным. В этом случае Эль присылала к приболевшему хьюмстеру доктора. Основная лечебная процедура, которую назначали доктора хьюмстерам — кундалини тряска. В тряске хьюмстер растрясал все застои жизненной энергии, которые могли возникнуть в результате проявлений ростков индивидуализма. Приболевший хьюмстер трясся как сумашедший в кундалини тряске до тех пор, пока могучие потоки жизненной энергии Эль не вымывали все застои индивидуализма. Вместе с потоками жизненной энергии Эль сквозь хьюмстера проходили антитела, являвшиеся частью иммунной системы Эль. Антитела Эль легко побеждали любую инфекцию.
Затем заботливый доктор аккуратно закреплял под хвостиком хьюмстера антенну. Антенна была точно настроена на первообраз идеального хьюмстера, который надёжно хранила в своей памяти Эль и давала попользоваться всем хьюмстерам, по необходимости. За несколько дней хождения с антенной хьюмстер полностью восстанавливал свою форму до той, которая была в первообразе всех хьюмстеров.
Проблемы нежелательной беременности у хьюмстеров не существовало. Эль тщательно вычисляла оптимальную численность планетарной коммуны и давала команду забеременеть оптимальному количеству самок. Без команды Эль самки могли сколько угодно возиться в уютных кучках, но не беременели. После рождения малыша не было необходимости выяснять, кто в точности отец. Ибо все самцы на планете считались отцами для каждого детёныша.
* * *
В это же время, на планете кошек, Овольд собирался на охоту. Куратор уже решил, что Овольд достаточно воплощался среди кошек. И что пора бы уже научиться грызть и дружить с коллективом. Но Овольд об этом ещё не знал. Зато он очень любил хьюмстеров. Нежные и мясистые грызуны не оставляли равнодушными ни одного кошака.
Вообще-то кошки могли бы обойтись и без охоты. Пищевая промышленность на их планете была достаточно хорошо развита. Тучные стада минотавров паслись по всей планете и доились отлично. Сметана из молока минотавров получалась вкуснейшая. Океаны планеты бороздили водоплавающие динозавры с огромными сетями и весь улов сдавали хитрым кошкам. Злаки и овощи также присутствовали в рационе кошек. Но древний охотничий инстинкт требовал реализации хотя бы изредка. Совсем без охоты кошки рисковали впасть в депрессию.
Овольд и Брунхильда жили в телах кошек душа в душу. Они занимались генной инженерией в своей семейной лаборатории. Основным проектом Овольда, в настоящий момент, было выведение новой породы боевых динозавров. Основным проектом Брунхильды было выведение плодового дерева, которое могло бы доиться не хуже самок минотавров. Разумеется, они помогали друг другу во всём.
Брунхильда вот уже в сотый раз пыталась скрестить минотавров с апельсиновым деревом. В генетической лаборатории она вертела гены минотавров и апельсина под электронным микроскопом целыми днями. Гибридные создания получались жутким и слабо жизнеспособными. Некоторые гибриды пытались бодаться. А семена гибридов не прорастали вовсе. Нужно было создать коллективную душу нового гибридного вида. Но сделать это было не так-то просто.
Только представь себе, говорила Брунхильда Овольду: Новое дерево не нужно будет пасти. Оно будет мирно произрастать по всей планете, красиво цвести и приятно пахнуть. Своими листьями дерево будет поглощать свет звезды и трансформировать его в молоко. Пищевая цепочка сократится и КПД преобразования света звезды в энергию молока удвоится! На дереве будут сиськи, подобные тем, что у самок минотавров. К молочным железам деревьев будут прикреплены доильные аппараты. И молоко по трубам будет поступать прямо на кухню, в каждое кошачье домохозяйство!
Овольд согласился помочь жене. По идее, всё было просто. Нужно было скрестить коллективные души минотавров и апельсиновых деревьев. В результате должна была родиться маленькая коллективная душа нового гибридного вида. Затем юную душу следовало взрастить, воспитать и приучить одухотворять гибриды, полученные в генетической лаборатории. Но теория теорией. А на практике дух минотавра категорически не хотел вступать в интимную связь с духом дерева никаким способом. Вдвоём звёздные генетики пытались склонить к соитию капризных сущностей всякими способами. Но от раза к разу получалась какая то ерунда.
Коллективные души минотавров и апельсинов уже написали коллективную жалобу Куратору. В жалобе они подробнейшим образом описывали все мерзкие и противоестественные извращения, которым подвергались со стороны инженеров-генетиков. Они даже не потрудились выяснить, кто из нас самец, а кто самка, возмущался дух минотавра! Один из звёздных ангелов согласился доставить эту жалобу, проникнувшись состраданием к попавшим в крайне неудобное положение духам минотавра и апельсина. Но ответа из небесной канцелярии пока что не поступило.
Вобщем, проект Брунхильды буксовал. А вот проект Овольда понемногу продвигался. Овольд задался целью вывести гибридного динозавра, который мог бы превзойти по характеристикам танк любой техногенной цивилизации. А в перспективе, гибридный вид динозавра предполагалось усовершенствовать до такой степени, что бы он мог противостоять в бою даже чёрным драконам!
Овольду, можно сказать, повезло с исходным генетическим материалом. Буквально несколько сотен лет назад на планету кошек совершила налёт боевая связка чёрных драконов. Однако, чёрные драконы не сумели понять, кто на планете главный. Они ошибочно предположили, что самые разумные на планете — тираннозавры. Эти грозные плотоядные ящеры имели длину до 15 метров и массу до 10 тонн. Они обитали только в заповедниках и в силу умственной отсталости не причиняли кошкам никаких проблем. Чёрные драконы толи не разобрались, кто на планете самый умный, то ли исходили из своей, чёрной драконьей логики. Вобщем, чёрные драконы жестоко поглумились над всеми самцами тираннозавров и цинично изнасиловали всех самок. При этом чёрные драконы проявили редкую разборчивость: они ни разу не перепутали самцов и самок тираннозавров. Удовлетворив свои базовые потребности, чёрные драконы отправились дальше путешествовать по галактике, не тронув ни одной кошки.
Как правило, в результате насилия чёрных драконов ничего не рождается. Но здесь был особый случай. Во-первых, тираннозавры были родственной душой по отношению к чёрным драконам. Хотя и жили на планете, а не на чёрной звезде. Во-вторых, пока рядовые чёрные драконы насиловали тираннозаврих телесно, — столп порядка чёрных драконов, который возглавлял боевую связку, изнасиловал коллективную душу тираннозавров.
В результате родились жизнеспособные гибриды чёрных драконов и тираннозавров. Некоторые из гибридов сквозь землю провалились. Наверное, от стыда. Некоторые погибли в младенчестве. Некоторые перегрызлись между собой вусмерть. Но некоторые выжили. Они были совершенно не приспособлены к условиям жизни на кошачьей планете. Воздух недостаточно плотный, гравитация слишком слабая и т. п. Но Брунхильда провела сложнейшую операцию над генетическими спиралями рождённых гибридов и сумела адаптировать новый вид к условиям кошачьей планеты. А Овольд, тем временем, вспомнил свои навыки, наработанные в период воплощений среди чёрных драконов и стал нянькой для новорожденной коллективной души нового вида. Он приучал новый вид к порядку, отучал гибридов жрать друг друга и т. д.
Боевые динозавры получились злобненькие, их было трудно контролировать. Но Овольд в паре с Брунхильдой справлялись.
И вот, в одно прекрасное осеннее утро, Овольд решил испытать гибридов в условиях, максимально приближенных к боевым. И заодно поохотиться на хьюмстеров. Он надел усмиряющий намордник на боевого гибрида и погрузил его в грузовой отсек летательного динозавра.
Летательные динозавры были одним из самых успешных проектов Овольда и Брунхильды. Они драконами не были, но в их генетику удалось внедрить некоторые гены от зелёного дракона, который жил в глухом, но очень красивом лесу. Только благодаря своим женским чарам Брунхильде удалось взять у зелёного дракона его генетический материал.
Летательные динозавры имели по 3 головы. Первая умела левитировать. Вторая умела настраиваться на сознание планеты, как на источник реальности. Третья умела настраиваться на звезду, как на источник реальности. У третьей сейчас были завязаны глаза.
Овольд смачно поцеловал свою жену, строго-настрого запретил ей баловаться со скуумой и лунным сахаром, потом поцеловал её ещё пару раз и оседлал летального динозавра. Овольд мог думать не только своим утончённо изощрённым умом, но и тремя мозгами динозавра. Мозги динозавра были огромными, мощными и упёртыми, как каменные столбы. И содержали всего по одной извилине каждый.
Овольд соединился с простеньким, но очень массивным сознанием и попытался подумать единственной извилиной первой головы команду на взлёт. Но летательный динозавор не взлетел. Первая голова думать о левитации не желала. Она мирно жевала травку. Овольд попытался попинать динозавра в бока, он недовольно взвизгнул второй головой. Но никуда не полетел.
— Дорогая, помоги мне пожалуйста, у меня динозавр не заводится. — Позвал Овольд жену.
Брунхильда подошла и подёргала летательного динозавра за пенис. Динозавр довольно захрюкал всеми тремя головами, распушил свои левитационные отростки и взмыл в небеса.
Завёлся, — подумал Овольд. — На всех планетах женщины умеют обращаться с живыми существами лучше мужиков!
Когда динозавр достиг стратосферы, Овольд дал в морду второй голове динозавра и одновременно ловким движением снял повязку с глаз третьей. В результате вторая голова вырубилась, а третья увидела звёзды. Овольд направил взгляд третьей головы на звезду хьюмстеров, и она сонастроилась с сознанием звезды. В силу своей упёртости, подобной каменному столбу, третья могла очень хорошо концентрироваться на далёкой звезде. А ввиду отсутствия альтернативных извилин в мозгу, третья голова могла очень долго удерживать одну мысль. Планету третья увидеть никак не могла. Её восприятие в ходе генетических модификаций было изменено таким образом, что она могла видеть только звёзды. Планеты взгляд третьей проходил насквозь, ничего не замечая. Вторая голова могла видеть только планеты. И никогда не видела звёды.
Овольд, вместе с третьей, сконцентрировался на звезде хьюмстеров. И они оказались в реальности, формируемой сознанием звезды. Кошак и динозавр в звёздной реальности! Это было красиво! Скорость света в реальности, которую формируют звёзды, в миллион раз выше скорости света в реальности, формируемой сознаниями планет. Расстояние до звезды хьюмстеров было 8 световых лет. Но в звёздной реальности это расстояние сжалось до 4,2 световых минуты. Это расстояние генетически усовершенствованный летательный динозавр пролевитировал за 16 часов.
На подлёте к планете хьюмстеров Овольд дал в морду третьей, что бы она вырубилась. Затем он разбудил вторую голову динозавра и направил её на планету хьюмстеров. Подождал, пока она достаточно стабильно сонастроилась с сознанием планеты. И сам сонастроился, уже предвкушая сочное мясо хьюмстеров. Первая голова, под чутким управлением Овольда, плавно слевитировала динозавра вместе с наездником на поверхность планеты.
* * *
На планете хьюмстеров Овольд расчехлил боевого гибрида, оседлал его, и поскакал. Летательному динозавру Овольд приказал пока полетать в стратосфере. Оставишь тут что-нибудь без присмотра на минутку, тут же сгрызут. Думал Овольд.
Боевой гибрид показал себя неплохо. Он скакал по поверхности планеты быстрее, чем хьюмстеры успевали юркнуть в свои подземные убежища. Молниеносными импульсами телекинеза гибрид разрывал хьюмстеров на мелкие кусочки на расстоянии до 20 километров. Боевой пирокинез гибрида сжигал хьюмстеров мгновенно. Одна вспышка — и только пепел медленно оседает на землю. Безусловно, чёрные драконы не такие хлипкие создания, как хьюмстеры, думал Овольд. Сложно заранее сказать, сколько боевых применений пирокинеза выдержит шкура чёрного дракона. Может быть тысячу. Может быть десять тысяч. Если тысяча гибридов сконцентрирует всю огневую мощь на одном чёрном — он дольше нескольких секунд не продержится. Или продержится? Для полной уверенности нужны были дополнительные исследования. Эх, добавить бы ещё боевому гибриду левитацию! Вот тогда манёвренность сил обороны кошачьей планеты будет приличная.
Овольд ни в коем случае не желал зла хьюмстерам. Он даже жалел их. Но испытать нового гибрида и отработать методы применения его боевых способностей было необходимо! Чёрные драконы рано или поздно вернутся на планету кошек. И тогда неизвестно, каких бед они натворят. Овольд жалел невинных хьюмстеров. Но не испытывать же такого опасного гибрида на своей родной планете! Неизвестно, как он поведёт себя. Насколько точно будут наводиться его боевые импульсы телекинеза и пирокинеза? Нет ли у гибрида скрытых боевых способностей, доставшихся ему от не до конца исследованных генов чёрных драконов? Что если вдруг у него неожиданно обнаружится способность изрыгать боевые вирусы? Не взбунтуется ли он против своего наездника? Все эти вопросы можно было выяснить только на учении, максимально приближенном к реальному бою.
Хьюмстеры умеют очень быстро размножаться. В случае чего быстро восстановят численность. Эль обладает очень мощным иммунитетом. В случае неожиданного появления любой инфекции или боевого вируса Эль сумеет вылечить всех хьюмстеров на планете. Для нас гораздо важнее разработать оружие, которое сможет защитить нашу планету от чёрных драконов и любых других врагов, чем идеалы гуманизма. Примерно так рассуждал Овольд. Но Эль была с ним не согласна.
Эль довольно часто сталкивалась с охотниками. Как правило, охотники не причиняли существенного урона. Далеко не каждый охотник мог добыть хьюмстера. Хьюмстеры были юркими и осторожными существами. При малейшей опасности они прятались в подземных норках. А охотники не решались преследовать грызунов внутри нор. В случае удачной охоты охотник мог загрызть одного — максимум двух хьюмстеров. Такие потери были малозначимы. Но зато, резко повышался тонус и активизировались все процессы на довольно большой территории. С точки зрения Эль, охота выглядела как массаж кошачьими лапками. Ну и что с того, что из-за коготков несколько клеток тела с поверхности отвалится? Зато в достаточно большом объёме тела резко усилятся энергопотоки, и прокачаются все застои индивидуализма.
Но происходившее сейчас на планете не выглядело как охота. Эль решила что на планету прибыл какой то патологический садист и применяет оружие массового поражения. Никакой охотник не совершает по десять убийств в секунду! Возмутилась Эль.
Со своей стороны Куратор решил, что хватит уже Овольду и Брунхильде проводить опыты над живыми существами. Они уже достаточно хорошо поняли, что такое жизнь и как она устроена. На планете кошек ещё долго будут бродить и размножаться самые диковинные генетические мутанты. Местные жители будут искренне удивляться, откуда такая живность берётся. А потом у них появится какой-нибудь учёный, который выдумает теорию эволюции. Он научно докажет, что куры, дающие по двести яиц в год появились в результате естественной эволюции, а минотавры, дающие по тридцать литров молока в день, появились в результате естественного отбора.
Решение было принято, и ситуации начали складываться не в пользу Овольда.
Один хьюмстер мелькнул и попытался спрятался в подземелье. Но Овольд успел навести боевого гибрида на цель и метким выплеском пирокинеза сжёг его. Затем ещё одного разорвал в лоскутки телекиинезом. Но, пока Овольд наводил телекинез, ещё парочка хьюмстеров юркнула в большом подземном проходе. Он перенавёл боевого гибрида на этот подземный проход. Но никто оттуда не появлялся. Надо проверить, как поведёт себя гибрид в условиях подземного боя, подумал Овольд. И направил своего динозавра в подземелье. Это была его первая ошибка.
Во время охоты на планете хьюмстеров ни один охотник не отваживался проникать в подземелья. Все прекрасно знали, насколько это опасно. Подземелья были не только многоуровневые, но и многомерные. Причём, мерность подземелий изменялась в разных местах. Где то структура была трёхмерной, где то четырёх, где то шестимерной. А возле любвеобильного сердца Эль число измерений доходило до двенадцати. Только мудрая Эль могла провести свих хьюмстеров по всем ответвлениям точно к цели. Никто из чужаков не имел ни шанса разобраться во всём хитросплетении тоннелей, нарытых трудолюбивыми хьюмстерами.
Овольд думал: я совсем немного поохочусь возле самого входа. Я только протестирую гибрида в условиях подземелий. И сразу же вернусь на поверхность. Но в потолке открылся люк в пятое измерение. И Овольд вместе с динозавром рухнул туда. Овольд был очень ловким кошаком. Он мог бы бросить боевого гибрида и выскочить обратно в тот же люк. Но он не сделал этого. Жалко было бросать такого перспективного гибрида на разгрызание хьюмстерам. Это была вторая ошибка.
Третьей ошибкой было то, что Овольд не протестировал свою связь с высшими аспектами своей сущности. Он думал что в случае реальной опасности высшие слои его Я придут на помощь. Так уже бывало много раз. В случае смертельной опасности его могучее звёздное тело активизировалось и решало проблемы планетарной личности самым эффективным способом. Например, на планете пауков, когда пидофилы-арахниды чуть не изнасиловали его Брунхильду, звёздное тело вошло в планетарный пузырь реальности полностью и раздраконило арахнидов, как мелких букашек. Овольд уже привык к тому, что если воплощённая личность попадает в безвыходную ситуацию — его звёздная личность обязательно ниисходит в плотный мир и находит выход. Из-за этой привычки Овольд по жизни проявлял редкостную беспечность.
Овольд рухнул с высоты порядка тридцати метров головой вниз. Но, как и положено любому нормальному кошаку, приземлился на лапы. А потом динозавр его сверху приплющил. Искусство железной рубашки могло бы спасти Овольда. Он успел упрочнить своё тело ещё в момент падения. Он мог бы даже вылезти как-нибудь из-под многотонной туши динозавра. Но из всех пяти измерений на него хлынул поток хьюмстеров. Они были абсолютно бесстрашны и действовали удивительно слаженно. Сначала они разгрызли боевого динозавра, который из-за падения был еле живой. Надо будет обязательно вывести породу, способную к левитации, мельком подумал Овольд. Затем хьюмстеры взялись за Овольда. Он защищался, как разъяренный тигр. Но хьюмстеры взяли числом и слаженностью действий. Никто другой, кроме хьюмстеров, в рукопашной схватке не мог так точно сохранять боевой порядок. Только хьюмстеры сумели напасть одновременно с десяти сторон и синхронно вгрызться в броню Овольда. Овольд разметал и порвал сотню или две сотни хьюмстеров. Но это было не важно. Разорванных хьюмстеров мгновенно заменяли свежие бойцы.
Звёздное тело Овольда не смогло помочь телу планетарному. Хитрый Куратор и Эль уже договорились обо всём. Они совместными усилиями придержали за шкирку звёздное тело Овольда. Эль уже согласилась принять в себя бессмертную душу Овольда, учить его и учиться у него. А по завершении урока Эль обязалась освободить душу Овольда и передать Куратору для направления на следующий этап.
* * *
В следующем воплощении Овольд обнаружил у себя густую, длинную, белую шерсть. Густой подшёрсток, лапки с коротенькими коготками и маленький конусообразный хвостик, размером с морковку. Зубки чесались погрызть что-нибудь. Овольд обнаружил в своём гнезде какие-то палочки и принялся их грызть. Заботливая самочка хьюмстера притащила ему маслянистые семечки и пару яблок. Овольд с удовольствием захрустел сочной мякотью, богатой каротинами и витаминами. А потом сгрыз маслянистые семечки, богатые токоферолами.
Кто стал отцом текущего воплощения, Овольд так и не узнал. Хьюмстерский инстинкт подсказывал ему, что это не важно. Мать свою Овольд узнал среди множества взрослых самок хьюмстеров, снующих туда-сюда по уютной норке, ставшей детским садиком. Однако, никаких особенных эмоций к ней Овольд не испытывал. Его мать также ничем не выделяла Овольда среди других детёнышей. Все самки одинаково заботливо возились со всеми детёнышами, подрастающими в детском садике. Они приносили вкусную и разнообразную пищу, меняли подстилку и, главное, дарили материнскую любовь всем малышам.
Через несколько лет Овольд подрос и его стали выводить на прогулки по поверхности планеты. Над детским садиком располагался роскошный яблоневый сад. Вода для орошения яблонь подавалась по системе подземных трубопроводов. Заботливые садовники рыхлили землю, удаляли сорняки, вносили удобрения. Отсохшие ветки отпиливали, места спилов обрабатывали особым составом, для защиты от гниения. На зиму стволы яблонь нужно было обвязывать еловым лапником, который тащили из ближайшего леса. Во время созревания урожая под самые плодовитые ветки ставили подпорки. Всем премудростям садоводства и многому другому маленькие хьюмстеры учились у взрослых товарищей в игровой форме.
Каждый вечер, в один и тот же час, все взрослые хьюмстеры получали какой-то непонятный сигнал. Как они менялись, как преображались! Их эмоциональные поля наполнялись радостью, взгляд фокусировался и наполнялся смыслом. Радостно попискивая и подталкивая друг друга под хвост, все взрослые устремлялись в особый подземный зал. Детей в этот зал никогда не пускали.
Овольда снедало любопытство: чем там занимаются взрослые по восемь часов каждый день? Судя по тому, как менялось эмоциональное поле планеты в эти периоды, взрослые занимались чем-то очень важным, и, одновременно, очень радостным. В противоположность Овольду, все остальные детёныши никакого любопытства не проявляли. Они были уверены, всё необходимое узнают в положенный срок. Все детские игры хьюмстеров были милыми и весёлыми. Детёныши никогда не конфликтовали. Ни один малыш не стремился схватить более сладкое яблоко, чем досталось другим. Ни один не пытался возвыситься над другими даже в игровой форме. Все игры были командными, но никогда ни в одной команде не было капитана. Забора вокруг яблоневого сада не было. Но детёныши даже и не думали сбегать посмотреть: что там, за горизонтом.
Исследуя свою психику, Овольд обнаружил чувство долга по отношению к Эль. Сколько ни копался Овольд в своей памяти, он так и не мог обнаружить, когда и что именно он взял в долг у Эль. Одновременно Овольд обнаружил в себе любовь ко всем хьюмстерам на планете.
Несколько раз к Овольду приходил участливый старичок. Он внимательно осматривал Овольда, заглядывал ему в рот, измерял пульсы и температуры в различных частях тела. Тяжело вздыхал и прописывал кундалини-тряску. Затем Овольда вели в специальную комнату, с мягкими стенами и полом.
— Расслабься, почувствуй поток из планеты, стань им, — Поучал старый врач-психотерапевт, — Почувствуй вибрацию в теле, которая возникает от прохождения потока. Вибрация возникает из-за застоев индивидуализма, которые перекашиваю твои энергетические каналы. Стань вибрацией. Трясись. Не пытайся контролировать своё тело. Пусть оно трясётся в своём ритме. Трясись до тех пор, пока вся твоя душа не станет жидкой, растаявшей, текучей.
Разумеется, многочисленные сеансы кундалини-тряски не помогали. Однажды Овольд услышал, как его мать перешёптывалась со старым врачом: Его индивидуализм выше моего понимания, разочарованно говорил старик. Тряска телесная не способна растрясти застои индивидуализма в его душе бессмертной. В подобных случаях медицина бессильна. Может помочь только вмешательство самой Эль. Но она, почему-то, не вмешивается.
— Неужели, Эль не видит? — испуганно переспросила мать и осеклась.
— Эль видит всё, — твёрдо сказал врач, — Но пути Её для нас неисповедимы. Поэтому будем просто продолжать наблюдение. Для общества малыш, вроде, не опасен. Если что — сразу вызывайте.
Через несколько лет Овольд достаточно повзрослел и был допущен в зал любви. Происходящее ежедневно в зале любви к тому моменту уже не стало новостью для Овольда. Любопытный и хитрый юноша уже сумел подсмотреть, подслушать и по обрывкам случайно услышанных диалогов уже обо всём догадался. Когда Овольд впервые вошёл в зал, он уже примерно знал, чего ожидать. Но он даже не догадывался, какая будет мощная накачка через канал между лопатками. В Овольда полилась жизненная энергия плотным, мощным потоком. Хьюмстерский организм уже знал, что с этим делать. Энергия стала сгущаться в нижней части живота. Овольд ничего не делал для управления энергией. Всё происходило само, по заложенным хьюмстерской природой механизмам.
Направить полученную энергию в звёздное тело или потратить…. так захотелось потратить эту энергию на удовольствие. Так захотелось, что аж распёрло хотелку. Старшие товарищи знали что Овольд сегодня впервые получил доступ в зал любви. Они стали участливо подбадривать его и подталкивать носами: Давай, не робей. Ничего сложного, просто доверься своим инстинктам и всё произойдёт само. Выбирай любую самку для первого раза.
И Овольд подумал: ладно. Попробую разок. Брунхильда наверняка ничего не узнает. Любопытно ведь изучить все аспекты жизни хьюмстеров. Раз я воплотился среди них — значит такова воля высших сил. Овольд подбежал к ближайшей молоденькой самочке. Та уже вся горела от вожделения. Эль уже вытянула из неё избытки энергии через сосцы и продолжала тянуть своей божественной притягательностью. Овольд нежно обнял беленькую и пушистенькую самочку и проделал те телодвижения, которые велели хьюмстерские инстинкты. Буквально через пару минут разразился мощный оргазм, сметающий все прочие эмоции на своём пути. В момент оргазма Овольд забыл, зачем оказался на планете Хома. Забыл Брунхильду, забыл себя.
Все собравшиеся в зале любви хьюмстеры дружно зааплодировали своими пушистыми лапками. Со всех сторон раздались одобрительные возгласы: Поздравляем с началом взрослой жизни, товарищ! Стоящие в первом ряду хьюмстеры одобрительно похлопали Овольда по плечам, по спине и по попе.
В следующую секунду вся коммуна из нескольких тысяч хьюмстеров свалилась в тесную кучку и начала радостно и сладострастно совокупляться. Со всех сторон доносились нежные пописькивания, сладостные постанывания и смачные причмокивания. Ближайшие к Овольду парочки толкались своими коленными, локтевыми и тазобедренными суставами. Но Овольд не обращал на это внимание. Вокруг было под тысячу совокупляющихся парочек. Но Овольд и его кавайная любовница, имени которой он даже не спросил, потеряли интерес к происходящему вокруг. Она позволила своему женскому организму возгонять и перекачивать в сердце Эль энергию, полученную вместе с живым семенем жизни от Овольда. Он позволил Эль накачивать себя новой порцией энергии. Энергия текла подобно газу под высоким давлением через артерию Эль во вход Овольда между лопаток.
Через пару минут вся коммуна одновременно достигла оргазма. А потом тысячи хьюмстеров расслабились, лёжа на мягкой подстилке, состоявшей из натуральных, экологически чистых материалов. Они нежно обнимались, лишь изредка поглаживая и целуя друг друга и лежащих рядом хьюмстеров. Овольд чуствовал левым плечом свою первую, но не последнюю любовницу на планете Хома. Правым плечом он чувствовал ещё одну самочку, которая прижалась к нему всем телом. Головой Овольд чувствовал, как в такт посапыванию чья-то шерсть прижимается то сильнее, то слабее к ушам. Его левая нога упёрлась в кого-то мягкого и пушистого. Правая нога упёрлась в кого-то другого. Или в того же хьюмстера. Сейчас это было не важно. Было тепло и уютно.
Минут через пять сладостной неги поступил бессловесный сигнал от Леди Эль. Вернее сказать, это был не сигнал. Просто вся хьюмстерская коммуна почувствовала мотивацию совершить ещё один акт любви. Никто не осознал, что эта мотивация поступила от Эль. Никто, включая Овольда, не отделял себя от Эль. Никто даже и не думал сопротивляться.
Овольд повернулся к самочке справа. Самочка была чуть постарше и чуть-чуть крупнее его первой любовницы. Её ушки и лапки были ещё пушистее, чем у предыдущей самочки. Няшечка милейшая! Овольд не стал сдерживать желание, которым накачала до упора его хотелку Эль. Ещё пара минут приятных и естественных для хьюмстеров телодвижений — и Овольд испытал ещё один оргазм. На этот раз оргазм был синхронизирован с оргазмами всех членов коммуны садовников.
Нежная оргия* продолжалась восемь часов, как обычно. (*Все участники оргии достигли возраста сексуального согласия и половой зрелости, и были способны дать информированное согласие на секс с другим лицом (примечание редактора)) За это время Овольд познал примерно восемьдесят самочек. Занимался ли он любовью дважды хотя бы с одной из самочек — неизвестно. Такие вопросы потеряли всякую значимость и потому не отпечатались в его памяти.
После оргии разомлевшая хьюмстерская коммуна сбилась в ещё более плотную кучку. Каждый проверил, не мешает ли шёрстка дышать соседям, не щекочет ли носики. Каждый хьюмстер убедился, что маленькие, но твёрдые коготки не могут случайно поцарапать нежную писю кому-нибудь из рядом лежащих. И хьюмстеры уснули, все одновременно.
Утром Овольд проснулся в тёплой кучке свежим и бодрым. Сознание было наполнено чистой энергий разума. Насчёт того, что хорошо бы ещё разок с утреца, даже мысли не возникло. Овольд по-быстрому умылся, поел и побежал на поверхность. В этот день он работал наравне со взрослыми. Окучивал яблони и помогал устанавливать подпорки под ветки, которые выглядели наиболее плодовитыми.
В полдень Овольд ещё разок поел, немного отдохнул и весь оставшийся день работал садовником. А когда солнце стало клониться к закату, Овольд почувствовал мотивацию как можно быстрее бежать в уютную норку, на мягкую подстилку, где хьюмстерская коммуна уже сбивалась в тёплую кучку. Эта мотивация не была словами, желанием или эмоцией. Эта мотивация была объективной, безусловной. Как нечто само собой разумеющееся, как нечто, что абсолютно не нужно обдумывать или проверять на соответствие собственным желаниям.
Хьюмстеры, которые работали далеко от норки, получили мотивацию бежать в зал любви чуть раньше. Поэтому вся коммуна собралась на мягкой подстилке почти одновременно. Используя вычислительные ресурсы спящих на противоположной стороне планеты хьюмстеров, многомудрая Эль просчитывала даже такие мелочи.
* * *
День за днём, год за годом, Овольд осваивал профессию садовника и познавал самочек коммуны. Сколько лет он пробыл в коммуне садовников, в точности неизвестно. Но известно, что как только он освоил специальность садовника в совершенстве — ему поступила мотивация свыше.
Ни секунды не раздумывая, Овольд пошёл на станцию скоростного планетарного метрополитена и сел на поезд, идущий на юг, к коммуне финикийцев. Ему предстояло научиться выращивать финиковые пальмы и наслаждаться южными солнечными самочками. Кроме пассажирских вагонов к поезду было прицеплено двенадцать грузовых, предназначенных для транспортировки фруктов. В вагоны уже было загружено 720 тонн яблок из урожая, выращенного коммуной Овольда. Теперь уже бывшей.
Ни о каких билетах на поезд никто даже не думал. Такого слова как билет вообще не было в хьюмстерсом языке. Если хьюмстер имел мотивацию поехать куда-либо, он просто садился на ближайший поезд и ехал. Разумеется, нагрузку на поезда и оптимальный график движения рассчитывала Эль уже понятным нам способом.
Ехать на метро через пол континента предстояло двое суток, не меньше. Сидений в пассажирском вагоне не было. Вместо сидений пол вагона был устлан уже знакомой Овольду мягкой подстилкой из натуральных волокон. Как только поезд тронулся, все пассажиры метро радостно свалились в одну кучку в центре вагона и начали сладострастную оргию.
В оргии участвовали не только хьюмстеры, севшие на станции коммуны садоводов. Ветка метро, по которой ехал Овольд, опоясывала более половины планеты, от берега северного моря, до самого южного мыса континента. По пути следования поезда было очень много коммун, каждые несколько десятков километров. Поэтому каждые пять-десять минут поезд останавливался и в вагоны входили новые пассажиры и пассажирки. Всех новичков встречали радостными возгласами и сразу же присоединяли к оргии. Тех, кому пора было выходить, провожали краткими, но чувственными обнимашками и поцелуями. Грусть от расставания с товарищами была совсем слабой, малозаметной. Радость от встречи с вновь вошедшими пассажирами и пассажирками моментально вытесняла эту грусть.
Через четыре часа машинист объявил по громкой связи, что кончается топливо и что надо дозаправить поезд. Из дна вагона, прямо сквозь подстилку, выдвинулись маленькие изящные отсосики, тщательно смазанные натуральным кунжутным маслом. Самцы хьюмстеров дружно вставили в эти отсосики свои пенисы и стали совершать движения тазобедренными суставами, заправляя поезд биотопливом. Самки не могли принять непосредственного участия в этом процессе, о чём очень сожалели. Чтобы хоть как-то скрасить вынужденное ожидание, самочки станцевали зажигательный танец в передней половине вагона и спели песню о любви.
После дозаправки поезда ещё четыре часа Овольд участвовал в оргии. А потом, уставший и разомлевший, он перебрался в вагон для сна. В этом вагоне не только пол был устлан мягкой подстилкой. Стены и потолок вагона были покрыты звукоизоляционными панелями из тех же натуральных волокон. Тихо и осторожно, стараясь никого не разбудить, Овольд выбрал себе тёпленькое местечко между двух пушистеньких самочек и улёгся спать.
Выспавшись, Овольд недолго думал, чем бы заняться в пути. Сладострастные постанывания и смачные причмокивания были слышны из соседнего вагона, даже несмотря на звукоизоляцию.
Чуть позже старшие товарищи объяснили Овольду, что участие в заправке поезда биотопливом засчитывается как целый рабочий день. Поэтому, если Овольд один раз поучаствовал в заправке, он может целые сутки предаваться оргиям или спать, по собственному желанию. Ещё можно было сходить поесть в специально отведённый для этого вагон. Кто сколько раз сходил поесть и сколько съел, никто даже и не думал учитывать.
На следующий день поезд прибыл к коммуне финикийцев. Овольд вышел на поверхность планеты и вдохнул густой южный воздух. Финиковые пальмы росли ровными рядами, от горизонта до горизонта. На небе не было ни облачка, луна была видна даже днём. Где-то вдали плескался океан, чуть западнее станции метро урчала опреснительная установка. Для полива финиковых пальм нужно очень много пресной воды, — догадался Овольд. Надеюсь, опреснитель работает не на биотопливе. Заправлять его каждый день будет слишком энергозатратно.
Внизу, на станции, суетились хьюмстеры-финикийцы. Они загружали сушёные финики в поезд, на котором приехал Овольд. Финики сладкие, пожалуй даже слишком сладкие. Их вкус был хорошо знаком с раннего детства. Северная коммуна яблочников, в которой родился Овольд, получала с юга по паре ящиков сушёных фиников каждую неделю.
Глядя на созревающие плоды на пальмах, Овольд вспомнил детство. Смесь фиников с орешками была его излюбленным лакомством. Если съесть грамм сто такой смеси — грусть по чему-то невыразимому отходила на задний план. На некоторое время. Сколько себя помнил Овольд, его преследовало странное ощущение, что он потерял связь с чем-то очень важным, очень драгоценным. С чем именно, он не мог вспомнить.
Другие хьюмстеры не понимали любви Овольда к финикам. Они предпочитали более тяжёлую пищу.
Грустные размышления о чём-то неописуемом, о чём-то, что постоянно рядом, но недостижимо, прервала снизошедшая свыше мотивация. Мотивация бежать в норку, в зал любви. Знание о том, куда бежать появилось как бы само по себе. Как будто обладание этим знанием — нечто само собой разумеющееся. Задумываться о том, откуда появилось это знание, не было ни малейшей мотивации.
С поезда и сразу на оргию! Овольд юркнул в норку и побежал в зал любви, ни разу не задумываясь, куда поворачивать в многочисленных развилках подземных тоннелей. Пока он бежал, нахлынувшая грусть по чему-то неописуемому рассеялась без следа. В зал любви Овольд вбежал радостный, со сладостным предвкушением наслаждения от знакомства с самочками коммуны финикийцев.
В зале любви его радостно поприветствовали, пожали ему лапки и похлопали по плечам. Поскольку Овольд был новичком в коммуне, ему предоставили почётное место — в самом центре кучки.
И началась оргия. Сексуальные энергии финикийцев оказались гораздо более плотными, чем у яблочников. Адаптация к плотности оргии, обычно нормальной для финикийцев, обещала быть трудной. Но Овольд знал: всё будет хорошо, ибо Эль всегда рядом, в сердце каждого хьюмстера. И Она всегда готова помочь.
Оргия прошла очень сильно. Страстность самочек из коммуны финикийцев превысила все ожидания Овольда. Поглаживания и полизывания в перерывах между соитиями показались даже немного грубоватыми. Но была в этой грубоватости некая особая изюминка. Подобно тому, как изюм плотнее и слаще свежего винограда.
После оргии было восемь часов сна, как обычно. Затем лёгкий завтрак и бегом на работу. Огромная финиковая роща раскинулась на много квадратных километров. Основная трудность в выращивании фиников состояла в том, что для полива требовалось очень много чистой воды.
— Воду с повышенной минерализацией пальмы категорически не любят, — объяснял Овольду в первый же день один из старших товарищей. — Несмотря на близость океана дожди у нас — большая редкость. До ближайших рек с чистой водой очень далеко. Поэтому нам ничего не остаётся, кроме как пользоваться опреснительной установкой. Заправлять опреснитель биотопливом — самая энергозатратная работа в нашей коммуне. В первый же день тебя, разумеется, не пошлют работать заправщиком. Но знай: мы все выполняем эту тяжёлую работу по очереди. Только совсем старые или приболевшие самцы освобождены от работы на опреснителе.
— Когда моя очередь? — Спросил Овольд.
— Не знаю, это решает наша наимудрейшая Леди. Большинство из нас заправляют опреснитель раз в двенадцать дней. Если ты никак не провинился перед нашей Леди, то, скорее всего, будешь работать заправщиком не чаще.
— Есть какие-нибудь побочные эффекты?
— Ну разумеется, — ответил старший товарищ. — Потеря энергии и огрубление жизненности. После заправки запашок от тебя будет… Ну не то чтобы ты начал вонять, но запашок будет… так себе. Однако, через пару дней после заправки естественный сладостный запах, обычно характерный для хьюмстерского тела, восстанавливается у всех.
— Не беспокойся о запахе, участвуй в оргиях вместе со всеми. В нашей коммуне все уже давно привыкли к грубоватым запахам, — продолжила пояснения самочка, которая, по всей видимости, прожила в коммуне финикийцев не один год.
Двенадцать дней Овольд учился ухаживать за финиковыми пальмами и познавал самочек коммуны финикийцев. А потом настала его очередь заправлять опреснитель. Опреснитель выглядел, как чугунная громадина на берегу. Толстая труба из опреснителя уходила глубоко в синеву океана. Такая же толстая труба тянулась от опреснителя к финиковым пальмам, многократно разветвляясь по пути. Одно из ответвлений тянулось в норку коммуны, на кухню и в душевую.
В душевой Овольд уже побывал пару раз. Хьюмстеры не любили мыться, после душа приходилось слишком долго сушить белый и пушистый мех. Но если случалась пылевая буря, мыться всё же приходилось. Не идти же на оргию с забитым пылью мехом!
Никаких отдельных кабинок в душевой не было и быть не могло. Отдельные кабинки в душевой могли бы быть восприняты хьюмстерами, как злостное проявление индивидуализма. Разделения душа на мужскую и женскую половину, разумеется, тоже не было. Если случалась пылевая буря, все грязненькие хьюмстеры дружной толпой заваливались в душ. И, радостно попискивая, помогали друг другу намыливать спинюньки, волосюньки и писюньки.
Итак, вот она, серая громадина. Символ неразумной траты жизненной энергии рассы хьюмстеров. По периметру, на уровне тазобедренных суставов, в стену вмонтированы маленькие отсосики, тщательно смазанные натуральным кунжутным маслом. Сбоку пристроена небольшая градирня. Внутри градирни избытки тепловой энергии используются для подогрева воды, которая затем по отдельной трубе подаётся в душевую. Горячая вода в душевой — это, конечно, хорошо. Но не слишком ли дорогой ценой?
Пока Овольд размышлял об энергоэффективности конструкции, поступила мотивация свыше. Хочешь — не хочешь, надо заправить опреснитель биотопливом. Без пресной воды хорошего урожая фиников не вырастить. Овольд покряхтел, поворчал, вставил свой пиписюн в отсосик в стене опреснителя и занялся самым тяжёлым трудом на планете Хома — заправкой.
На следующий день к Овольду подошла та же самочка, что поучала его по прибытии.
— Хочешь сбегать на оргию к нашим соседям? — Без лишних предисловий спросила она.
— Куда?
— Это всего пять километров вооон туда, — самочка махнула лапкой на восток. — Добежим за полчаса.
— А что там хорошего?
— Там выращивают кунжут. Для технологий хьюмстеров кунжутное масло имеет огромное значение.
— Это я уже понял, — сказал Овольд.
— В зале любви у кунжутников нету мягкой подстилки. — Продолжила самочка. — Место для оргий у них тщательно выскоблено и смазано. Во время оргий в коммуне кунжутников все делают друг другу масляный массаж. После оргии они там все такие скользкие и маслянистые….. — и самочка сладко причмокнула.
— Может как-нибудь на следующей неделе, — неопределённо ответил Овольд. — Мне и здесь ещё не надоело.
* * *
Сколько лет прожил Овольд на планете Хома — сейчас уже невозможно вспомнить. Он побывал в тысячах самых разных коммун. Некоторые коммуны совсем не отпечатались в памяти. Некоторые запомнились, как самые счастливые периоды в жизнях. Некоторые оставили тягостные воспоминания. Например, жизнь в коммуне строителей планетарного метрополитена запомнилась, как самый тяжёлый период в жизнях. Прокладывать тоннели метро — грязная и тяжёлая работа. Кроме того, горнопроходческое оборудование сжигало огромное количество биотоплива.
Долго ли, коротко ли скитался Овольд по коммунам хьюмстеров, почти забыв себя, не так уж важно. Главное — через несколько тысяч лет случилось то, что должно было случиться по велению судьбы.
Однажды, во время очередной оргии в шахте добытчиков драгоценных камней, Овольд встретил самочку. Она была не слишком красива. И эмоциональное поле распространяла не слишком приятное. Но было в ней что-то такое родное, такое близкое, такое домашнее. Овольд к тому моменту уже поучаствовал в миллионах оргий на планете Хома. Он не мог, да и не пытался запомнить всех самочек. Но сейчас он ощутил значимость момента. Внешне всё выглядело как обычно: просто ещё один оргиастический акт в коммуне хьюмстеров. Но внутренняя суть произошедшего между Овольдом и самочкой затронула самые глубинные части души. В момент оргазма Овольд изменился весь. Изнутри наружу произошло лавинообразное изменение всех слоёв личности. Волна самоосознания прокатилась несколько раз вглубь воспоминаний, на многие тысячелетия назад, и вернулась в настоящее время.
— Брунхильда! Неужели это ты?! Сколько жизней!? Сколько смертей?! — радостно воскликнул Овольд.
— Угу. Мог бы и пораньше вспомнить меня.
— Давай сбежим отсюда, — предложил Овольд.
Без лишних слов, осторожно, стараясь никого не потревожить, Овольд и Брунхильда пробрались к выходу, оставив коммуну шахтёров в сладостной послеоргазменной истоме. Немного побегав по подземным коридорам, они нашли всеми забытое подсобное помещение, в котором было свалено какое-то старое барахло.
— Милая, как ты здесь оказалась? — Овольд нежно погладил пушистенькие ушки Брунхильды.
— На следующий день, после того как ты улетел на планету Хома, я почувствовала неладное. — Начала свой рассказ Брунхильда. — Я позаимствовала у подружки летательного динозавра и отправилась к тебе, через тоннель в звёздном пузыре реальности.
— Ну, не стоило так рисковать, лапочка, — сказал Овольд, нежно перебирая белый мех на верхних лапках Брунхильды. — Я бы вернулся к тебе на кошачью планету при первой же возможности.
— Угу, ты уже много тысяч лет не можешь найти первую же возможность, что бы вернуться ко мне.
— Я не мог раньше, пусечка. Я погиб сразу по прибытии. А потом я родился хьюмстером. Я был маленьким и беспомощным. Местная богиня перманентно держит всех хьюмстеров в состоянии любовной эйфории. От неё невозможно сбежать, невозможно спрятаться. Хьюмстерский ум не может думать о космических полётах, в нём нет таких алгоритмов мышления. А думать чем-нибудь другим до оргазма с тобой я не мог.
— Знаю, знаю. Сама побывала в таком состоянии. Меня тоже загрызли хьюмстеры, как только я спустилась в тоннели в поисках тебя. Я предчувствовала, что не надо лезть в тоннели. Но и на поверхности планеты моё женское сердце тебя не чувствовало.
— Сколько лет мы на этой планете?
— Не знаю. Все мои воспоминания о воплощениях здесь — одна сплошная череда оргазмов.
— Ладно, потом разберёмся с воспоминаниями. Что сейчас делать будем?
— Бруни, ты моя самая любимая самочка во всех мирах. Давай во время массовых оргий будем прятаться где-нибудь и заниматься любовью наедине.
— А ты сможешь? Эль не будет закачивать в тебя энергию, если мы будем наедине. Сам знаешь, она даёт энергию только группе.
Овольд замялся…. — Тогда, может быть, попробуем заниматься любовью в группе, никогда не меняясь партнёрами.
— Нас обвинят в злостном индивидуализме и будут лечить. И, что самое страшное, ведь вылечат! — Резко, переходя на визг, сказала Брунхильда.
— Не волнуйся, милая, мы что-нибудь придумаем. Как-нибудь сбежим с этой планеты.
— Как? У хьюмстеров нет космических технологий! А наших летательных динозавров давно сгрызли.
— Дай только время, любовь моя. Постарайся ничем не выдавать то что мы с тобой вспомнили себя. Во время оргий почаще занимайся любовью со мной. Но не слишком часто, чтобы не вызвать подозрений.
— А может тебя всё устраивает на этой планете? — ехидно спросила Брунхильда? — Может тебе нравится такая жизнь? — И она села на задние лапки, обхватила передними усатый влажный носик и заплакала.
— Ну что ты такое говоришь, милая. Ты ведь меня знаешь, мы с тобой уже не первую тысячу воплощений женаты. — Овольд подошёл поближе и стал гладить Брунхильду по спинке. — У тебя такая пушистенькая попка. — С последними словами Овольд попытался передать весёлую эмоцию Брунхильде.
— На себя посмотри. — Огрызнулась Брунхильда. — У тебя такое пушистое брюхо, что пенис почти не торчит из шерсти.
— Не расстраивайся, любимая. Здесь вполне можно выжить. Подождём, осмотримся. Если будем вести себя прилично, на нас никто не обратит внимания. А потом, может быть, подвернётся удобный случай сбежать с планеты. Может, прилетит корабль какой-нибудь развитой цивилизации. Может…
— Значит, ты не против, ждать и каждый день участвовать в оргиях, как и раньше? — С резким сарказмом прервала его Брунхильда.
— Мне здесь тоже бывает очень тяжело. Мне приходится заправлять биотопливом отбойный молоток. А потом этим отбойным молотком добывать кристаллы.
— Ха! Заправлять биотопливом отбойный молоток. Ха! Ха! Ха! — передразнила Овольда Брунхильда. — А мне здесь приходится рожать! Знаешь ли ты, что такое рожать?
— Во время беременности самочки ничего не делают. Женское тело само всё делает. Рожают самочки хьюмстеров без особых мук. Смертность во время родов не превышает одного процента….
— Ну вот родись хоть раз самочкой, — предложила Брунхильда. — А я побуду мужиком. Вот тогда ты у меня узнаешь, каково это. Рожать.
— Сколько раз тебе здесь приходилось рожать? — Участливо спросил Овольд.
— Не знаю. Несчётное количество раз. Эль считает, что мои детёныши обладают повышенным интеллектом и ценными магическими способностями. Поэтому мне приходилось рожать много и часто.
— А не помнишь, был ли хоть один детёныш от меня?
— Не знаю. Маловероятно. Я, так же как и ты, почти не осознавала себя много тысяч лет. А хьюмстеры никогда даже не пытаются установить отцовство, сам знаешь.
— Знаю. — Подтвердил Овольд.
— И знаешь ещё что? Моё женское сердце предчувствует, что скоро мне опять рожать.
— Ты беременна?
— Пока что нет.
— Твой следующий детёныш будет от меня. — Торжественно пообещал Овольд.
— Уверен?
В сложившейся ситуации Овольд никак не мог быт уверен, что Брунхильда забеременеет именно от него. Но он постарался изо всех сил продемонстрировать уверенность, когда говорил Да. Брунхильда почти успокоилась, прижалась к Овольду всем телом и замедитировала, лишь изредка всхлипывая. Овольд обнял её, и, нежно поглаживая, шептал в ушко: Теперь всё будет хорошо. Теперь мы вместе. Мы больше никогда не расстанемся. За этим занятием прошло несколько часов. А потом они уснули в объятиях друг друга.
Утром Овольд с Брунхильдой ощутили мотивацию вставать и отправляться на работу. Эль не забыла о них, не потеряла их из виду.
— Помни, милая: мы будем вести себя прилично и будем тайком искать возможность сбежать на более развитую планету, — напутствовал Брунхильду Овольд. Выспавшаяся Брунхильда кратко дала понять, что согласна с таким планом. Звёздные любовники выбрались из захламлённой подсобки, отряхнулись от тысячелетней пыли, и побежали по подземным тоннелям. Однако, долго бегать им не пришлось.
— Камни! — Вскрикнула Брунхильда. Овольд резко огляделся по сторонам и остановился, придерживая Брунхильду одной лапой.
— Они становятся умнее! — прошептала Брунхильда.
— Духи камней поворачиваются к нам более умной стороной, — прошептал Овольд в ухо Брунхильде. — Быстро! Ускорь мышление и расширь восприятие на наше многовариантное будущее, тогда они нас не заметят. Быстрее! Ещё быстрее! Что бы обдумать все варианты нашего будущего нужно соображать очень быстро!
— Не ломайте тут ничего, вандалы вы эдакие, вы возле самого сердца Нашей Леди! — с этими словами из ответвления тоннеля вышел хьюмстер. Он был один и не излучал агрессии, но взгляд его был тяжёл, как необходимость уплатить налоги. Его шерсть была почти не белая. Можно даже сказать, его шерсть была почти серая. А это верный признак злостного индивидуализма, об этом с детства знает любой хьюмстер. Низкий гнусавый голос индивидуалиста показался Овольду знакомым.
— Ты кто? — резко, будто порыв снежной бури, спросил Овольд.
— Я Каменщик. Неужели не узнали?
Овольд слегка расслабился, сделал шаг вперёд и собрал восприятие обратно, в своё хьюмстерское тело.
— Сколько жизней, сколько смертей! Дружищщще, не ожидал встретить здесь тебя!
— Наша встреча — не случайность. Наша наимудрейшая Леди хочет, чтобы я кое-что показал вам.
— Что? — с явным недоверием в голосе спросил Овольд.
— Не бойтесь. Леди Эль гарантирует вам безопасность.
Бежать было всё равно некуда. Овольд прекрасно знал: от восприятия планетарной Богини нигде не спрячешься. Поэтому они с Брунхильдой поплелись вслед за Каменщиком по извилистым тоннелям. Путь занял минут пятнадцать. За это время они преодолели порядка ста развилок, спусков и подъемов. Чем ближе они подходили к намеченной цели, тем сложнее становился лабиринт. И тем живее выглядели стены.
— Стены совокупляются!? — удивлённо воскликнула Брунхильда.
— Нет. Это любящее сердце Леди Эль сократилось. Сгусток любовной энергии отправился к одной из коммун хюмстеров, нас немножко задело по касательной… — Пояснил Каменщик.
Прошли ещё сотню метров и наткнулись на фаллосоподобный каменный стержень, торчащий из стены. Стержень был весь испещрён хитросплетением каких-то непонятных геометрических фигур. В узлы плетения были вделаны прозрачные кристаллы.
— Не трогайте ЭТО, — сказал Каменщик через плечо и ловко прошмыгнул мимо.
— Фи, какая мерзость, — без лишней политкорректности Овольд описал впечатление, произведённое на него этим стержнем и прошмыгнул вслед за Каменщиком.
Однако, в следующую секунду друзьям пришлось вернуться. Брунхильда с остекленевшим взглядом стояла возле каменного стержня и тянулась лапкой к кончику.
— Так хочется…. Голос Брунхильды доносился, как будто из мира снов… Так хочется пощупать…. понюхать…. полизать….
— Тащи её, — сказал Каменщик и потянул Брунхильду за одну лапку. Овольд, не раздумывая, схватил жену за ноги и поволок её вдоль коридора, подальше от этого стержня.
— Нет, это не ловушка. Это часть механизма. — Отдышавшись, ответил на повисший в воздухе вопрос Каменщик.
— Какого механизма? — Недовольным голосом спросил Овольд.
— Скоро вы всё узнаете. Брунхильда, держи Овольда покрепче. Скоро мы будем проходить мимо очень притягательной щёлочки в стене.
— Да за кого ты меня принимаешь, старый извращенец? Думаешь, я не могу сопротивляться притягательности какой-то там щёлочки в стене? — не скрывая раздражения спросил Овольд.
— Был бы ты таким же старым извращенцем, как я, давно бы уже нашёл себя на уровне гораздо более высокодуховном, чем смысл извращений. Тогда бы для тебя что извращения, что испрямления, всё выглядело бы, как мелкая хьюмстерская возня. — Назидательным тоном ответил Каменщик.
Впрочем, пройти мимо притягательной щёлочки удалось без приключений. Овольду было очень любопытно, но Брунхильда закрыла ему глаза своими пушистыми лапками и не позволила даже издали заглянуть в щёлочку. Буквально через десяток метров Каменщик открыл дверь, и все трое вошли в обширную пещеру.
— Всё. Пришли. Брунхильда, можешь открыть глаза Овольду, — Каменщик принял горделивую позу и встал спиной к центру пещеры. Брунхильда убрала лапки от глаз Овольда, правую верхнюю оставив при этом на его плече. Она то ли придерживала его за плечо, то ли сама опиралась на плечо мужа. Возможно, и то и другое одновременно.
— Это главный и единственный храм Леди Эль на планете! — С этими словами Каменщик торжественным жестом обвёл окружающее пространство.
В храме действительно было чем гордиться. Пещера была круглой, диаметром порядка километра. Примерно половину пещеры занимало озеро, заполненное густой золотистой жидкостью. Жидкость слегка светилась. Все стены, пол и потолок состояли из нитей застывшего света. Световые нити образовывали причудливые геометрические узоры. Под первым слоем узоров виднелся второй, глубже третий, глубже ещё и ещё. Сколько слоёв светового узора было уложено в стены, пол и потолок — определить не представлялось возможным. И во все узлы узоров были вплетены драгоценные камни. Тысячи и тысячи алмазов, сапфиров, александритов, хризолитов, бериллов, аметистов, опалов, рубинов, гранатов на каждом квадратном метре пола, стен, потолка. Все камни особо крупные, все чистейшей воды, все без единого дефекта.
— Так вот зачем хьюмстеры перерыли всю планету. — Восторженно произнесла Брунхильда. — Они искали драгоценные камни для твоего храма!
— Отчасти это так, но ты не совсем права, — добавив в голос обволакивающей мягкости, сказал Каменщик.
— Что ты имеешь в виду?
— Хьюмстеры ещё до прихода Леди Эль перерыли всю планету и проложили бесчисленное множество тоннелей. Метро было таким разветвлённым, что можно было совершить путешествие вокруг планеты двадцать раз на разных глубинах. Кстати, что вы знаете об истории хьюмстеров?
— Я пролистывал хьюмстерские учебники истории, — сказал Овольд. — Там сплошные отчёты о том, какая коммуна, где, в каком году собрала рекордный урожай, как хьюмстеры с плакатами и транспарантами маршировали на историческую оргию, сколько добыли руды, где выплавили рекордное количество металла, какую ветку метро торжественно открыли, кто героически сдал рекордное количество биотоплива. И так сто тридцать томов. Всю эту историю читать невозможно.
— Ну, как говаривал наш старый друг Леникольн, история — это не наука. История — это инструмент идеологической пропаганды. Всё что описано в общедоступных учебника — восновном, правда. Немного приукрашенная, но всё же, правда. Я могу рассказать вам кое-что из тайной истории хьюмстеров. Но об этом никому! Обещаете?
— Конечно! Обещаем! — с готовностью сказал Овольд и слегка толкнул плечом Брунхильду.
— Да. Да. Никому не скажем о кровавых войнах, революциях и геноцидах, без которых историческая наука выглядит крайне неправдоподобно. — Подтвердила Брунхильда.
— В последние триста тысяч лет у хьюмстеров действительно нет войн, революций и геноцидов. Но не всегда было так. Раньше, до прихода Леди Эль, хьюмстеры постоянно вели междуусобные войны. Чтобы спрятаться от оружия массового поражения, хьюмстеры нарыли бесчисленное множество подземных тоннелей и бомбоубежищ. На поверхности планеты жить было невозможно. Всё было загрязнено радиацией, ядохимикатами и боевыми вирусами. Все хьюмстеры жили. Нет, не жили, существовали, в подземных убежищах. Питаться приходилось восновном грибами… А что ещё можно вырастить в подземных тоннелях? Многие хьюмстеры страдали галлюцинациями от грибной диеты. Многие, но не все. Некоторые хьюмстеры нашли способ наслаждаться галлюцинациями. Плюсом употребления грибов было только то, что хьюмстеры отупели и потеряли технологии производства оружия массового поражения. Леди Эль преисполнилась сострадания к рассе хьюмстеров. Она снизошла на планету и воплотилась в коллективном сознании рассы.
— Эль и Дух планеты, не одно и то же? — спросил Овольд.
— Нет. Эль занимается любовью с Духом планеты постоянно, всеми доступными для духов их уровня способами. В некоторых местах любовное взаимопроникновение настолько глубинно, что их можно перепутать. Но всё равно Леди Эль и Дух планеты сохраняют самоидентичность.
— Только коллективное сознание хьюмстеров — тело Её? А более плотных тел у неё нет? — Спросила Брунхильда.
— Иногда, очень редко, она является в образе серебряной девы неописуемой красоты. Но все её явления — это только образ. Материального тела, равно как и тела желаний, у неё нет.
— Как давно Эль на планете?
— Примерно триста тысяч лет, — ответил Каменщик. — По учебникам истории создаётся впечатление, что Леди Эль всегда была с нами. Заметьте, нигде напрямую не утверждается, что Она всегда была с нами. Но вся история написана таким образом, как будто вечное присутствие Нашей Леди — нечто само собой разумеющееся.
— Зачем скрывать истинную историю? — Спросила Брунхильда.
— Чтобы ни у кого даже мысли не возникло, что возможно повторение периода войн. И чтобы никто не думал о возможности расставания с Леди Эль.
— А как же право на свободу? — спросил Овольд.
— Свобода поубивать друг друга в междуусобных войнах, — ты думаешь, это надо хьюмстерам? Свобода силой мысли вытеснить Леди Эль с планеты — разве это свобода? Это не свобода, это возможность погрузиться в пучину ужаса и мучений.
— Сам-то ты не думал улететь от Эль? — спросила Брунхильда.
— Что ты? Что ты? Я здесь всем доволен. У меня интереснейшая работа и восемь часов наслаждений каждый день! Жизнь под покровительством Леди Эль — это самый счастливый период из всех моих жизней! Здесь просто рай на планете!
— Ладно, что было дальше? — Продолжил расспросы Овольд.
— После всеблагого снисхождения Леди Эль занялась чисткой планеты. Пятьдесят тысяч лет она чистила планету. Она очистила почву от радиации, тяжёлых металлов и токсинов. Она очистила воду и воздух, прогнала духов болезней, очистила ноосферу планеты от злобных мыслей. Очень тяжело было вычистить глубинные слои грунта от ядохимикатов, которые хьюмстеры закачали туда во время варварской добычи сланцевого газа. Но и с этим Леди Эль справилась успешно.
— Как же Эль сделала всё это, если у неё даже своего тела нету? — Спросила Брунхильда.
— Она вложила знания о технологиях очистки планеты в умы хьюмстеров и создала соответствующую мотивацию. Точнее сказать, Леди Эль сама стала мотивацией рассы хьюмстеров. Чисткой ноосферы планеты Леди Эль занималась, восновном, единолично. Ну а над очищением физического мира работали хьюмстеры, которые к тому моменту стали послушными и трудолюбивыми.
— Во время этой чистки многие хьюмстеры погибли?
— Да, к сожалению. Это было неизбежно. Все те трудности, которые вынуждены были преодолеть хьюмстеры во время очищения планеты, стали достойной расплатой за совершонное ими же в период войн.
— А потом Эль стала размножать хьюмстеров?
— Не сразу. Сначала Леди Эль провела сложнейшие дипломатические переговоры с тысячами духов растений, животных и насекомых. Нашей Леди удалось совершить настоящее дипломатическое чудо! Она сумела договориться с духами об установлении тончайшего баланса в экосистеме планеты. Ей удалось сбалансировать многие тысячи противоречивых интересов видовых сознаний.
Следующую минуту Овольд, Брунхильда и Каменщик медленно шли по направлению к центру храма. Кристаллы, вплетённые во всё вокруг, светились изнутри, освещая внутреннее пространство пещеры. Не дойдя пары метров до золотистого озера, звёздные друзья остановились. Жидкость в озере была абсолютно спокойна. Но с первого взгляда чувствовалась великая магическая сила, заключённая в жидкости.
— Это озеро — наивысшая драгоценность на планете Хома, — торжественно провозгласил Каменщик. А потом, смягчив голос, добавил: — Постарайтесь пожалуйста, чтобы шерсть туда не попала.
— Как работает этот храм? — спросил Овольд.
— Я в точности не знаю, — ответил Каменщик.
— Как же ты построил его?
— Однажды, после очередной оргии, я обнаружил в своём уме знание о том, как построить этот храм. Эта идея полностью захватила меня. Я не мог успокоиться много дней, ходил кругами, чертил чертежи как одержимый. Потом оказалось, что все хьюмстеры с радостью готовы помогать мне во всём. Они начали подвозить стройматериалы, инструменты. Прокладывали тоннели, обрабатывали стены пещеры по моей схеме. Сейчас, конечно же, понятно, откуда взялось то знание. Но тогда это выглядело, как снизошедшее непонятно откуда великое вдохновение!
— Что в этом озере?
— Я называю эту субстанцию жидким золотом. Хотя, на самом деле, это не золото и не жидкость. Я нигде не видел ничего подобного, я не знаю всех свойств жидкого золота. Я знаю лишь, откуда оно берётся.
— Откуда? — по тону вопроса чувствовалась, что в Брунхильде начинает просыпаться живой интерес.
— Во время оргий семя жизни из организма самцов хьюмстеров перетекает в самок. Там оно возгоняется нижними дань-тянями самок, и, чистая лёгкая энергия жизни через сосцы самок…..
— Мы это уже знаем. Участвовали… Откуда берётся жидкое золото? — прервала его Брунхильда.
— Я как раз об этом и говорю. Чистая энергия жизни, вытянутая из сосцов всех участвующих в оргиях самок сгущается под любящим сердцем Леди Эль. Затем Леди Эль возгоняет эту жизненность ещё раз, уже своими силами. В результате второй возгонки у неё получается нечто, чему нет названия в нашем языке. Нечто, что выше жизни и смерти. Затем это неописуемое нечто сгущается ещё раз, и, из этой неописуемой субстанции выделяется самая чистая, самая неописуемая, самая высокочастотная часть. Так получается жидкое золото, которое тоненькой струйкой стекает с бриллианта в центре пещеры. Посмотрите на этот бриллиант! Я занимался его огранкой тридцать три года и…
— Подожди, Каменщик. Я недопонимаю, — снова перебила его Брунхильда. — Значит, в озере сгущёнка второго уровня?
— Не второго, а третьего. И что за выражения? Сгущёнка?
— Ну, самцов хьюмстеров доят во время оргий, их семя — это сгущёнка первого уровня? Я правильно поняла?
— Можно и так сказать, — согласился Каменщик.
— Потом Эль доит самочек через сосцы и производит из удоев сгущёнку второго уровня? А где это производство?
— Под сердцем Леди Эль. Отсюда не видно.
— Я хочу посмотреть! — с эмоциональным нажимом сказала Брунхильда.
— Нельзя. Туда посторонним вход воспрещён. Ты уже видела нечто подобное на планете Паноптикум. Это похоже на сжиженный радужный свет, который способен очень сильно повлиять на твою эмоциональную сферу.
— Как-нибудь переживу эмоциональный расколбас. Покажи мне, как делают сгущёнку второго уровня! — Продолжала настаивать Брунхильда.
— Нельзя. К производству второго уровня допускаются только те, кто познал таинство четырёх ветров и несёт сущность Иссы в своём сердце.
— Да ты тут сбрендил от бесконечных оргий! Сущность Иссы носить в сердце! Эта сущность сожрёт все эмоции и наполнит мышление мёртвыми мыслями!
— Извини Брунхильда, но иначе нельзя. Без сущности Иссы четыре тайных ветра выдуют всю жизненность из твоего сердца.
— Ладно, я и сама могу догадаться, что там происходит. Значит, на втором уровне, Эль доит сама себя, возгоняет собственные надои, как в самогонном аппарате….
— Фи! Брунхильда! Как ты можешь сравнивать духовные механизмы Нашей Леди с самогонным аппаратом? Эти механизмы неописуемо сложнее твоего нижнего дань-тяня. Устыдись!
— Извини, я стыжусь. Так вот, дальше, Эль конденсирует сгущёнку третьего уровня где-то в непостижимых высотах своего духа? И эта сгущёнка стекает по твоему бриллианту в озеро?
— Умничка, ты почти всё почти поняла. На самом деле Леди Эль сливает в озеро только половину жидкого золота. Вторую половину она смешивает с жизненной энергией, которую вырабатывают растения по всей планете, и возвращает самцам через специальный канал, сзади, между лопаток.
— Получается, Эль забирает у самцов хьюмстеров самую высокодуховную субстанцию! — Недовольным тоном произнёс Овольд.
— Эль возвращает гораздо больше, чем забирает у самцов. Растения на поверхности планеты пассивно поглощают свет и вырабатывают во много раз больше жизненной энергии, чем нужно хьюмстерам. Эль очень трепетно заботится об экологии на планете. Все технологии хьюмстеров исключительно экологически чистые!
— Больше не значит лучше. Жидкое золото, которое тут копит Эль, несоизмеримо ценнее энергии, которую мегатоннами вырабатывают деревья и трава? — С явным укором спросил Овольд.
— Скажи пожалуйста, сколько жидкого золота вырабатывается за одну оргию? — Спросил Овольд Каменщика.
— На оргиях никакого жидкого золота не вырабатывается, на оргиях происходит одна из фаз трансформации….
— Сколько жидкого золота получается из сырья, вырабатываемого за время одной оргии, — прервал Каменщика Овольд.
— Честно говоря, не знаю. — Продолжил юлить Каменщик, — оргии бывают разные. Продуктивность оргии зависит от личностных качеств участников, от времени года, от корма, от качества систем вентиляции в зале любви, от астрологической ситуации…
— Ну, всреднем по планете?
— Таких статистических расчётов я никогда не делал, — торопливо ответил Каменщик.
— А сколько жидкого золота можно получить из одного литра хьюмстерского семени? — не унимался с расспросами Овольд.
— Это очень сильно зависит от личностных качеств самца, от его системы питания, от рода деятельности, от возраста, от продолжительности сна…..
— А в среднем по планете?
— В среднем, одна пара самец-самка совместными усилиями за одно воплощение может выработать одну каплю жидкого золота. Одну маленькую капельку, размером с рисовое зёрнышко.
Овольд обернулся к бриллианту, огранкой которого Каменщик занимался тридцать три года. Тоненькая струйка золотистой жидкости стекала с него вниз и беззвучно растворялась в озере. Жидкость была гораздо более вязкая, чем вода. Овольд окинул взглядом подземное озеро. Пол-километра в диаметре, не меньше. Он хотел было спросить о глубине озера, о плотности жидкости, о вязкости, о поверхностном натяжении, о возможности сделать спектральный анализ и о прочих технических деталях. Но передумал.
— Сколько хьюмстеров на планете? — Пока Овольд размышлял, Брунхильда продолжила расспрашивать Каменщика.
— Примерно сорок миллиардов. В момент всеблагого снисхождения Леди Эль на планете было всего несколько миллионов хьюмстеров. Да и те выжили только благодаря тому, что не могли найти друг друга в бесконечных лабиринтах подземных тоннелей. От употребления грибов у хьюмстеров повредилась способность ориентироваться в пространстве. Так что, в некотором роде, грибы спасли рассу хьюмстеров от полного взаимного истребления.
— Сейчас хьюмстерам категорически запрещено употреблять грибы, — заметила Брунхильда.
— Да, конечно, если необходимо, Наша Леди может прижать некоторых. Она прижала духи грибов. Каналы космических вампиров, которые давали духам грибов притягательность, она повыдирала из оснований грибниц. Но, уверяю вас, Наша Леди применяет силу только в случае крайней необходимости. В абсолютном большинстве случаев Наша Леди решает все проблемы полюбовно. Как я уже говорил, главное достижение Леди Эль в том, что она научила хьюмстеров любить друг друга.
В следующую секунду в углу пещеры зазвенел звоночек. Услышав этот звук, Каменщик весь буквально преобразился. На лице у него засияла счастливая улыбка, глаза заблестели, шея вытянулась вверх. Он подпрыгнул на месте и захлопал верхними лапками в воздухе. Если бы лапы не были такими пушистыми, хлопки могли бы получиться очень звонкими.
— Ура!!!!!!!!!!!!!!!!! Все на оргию!!!!!!!!!!!!!!!!! — радостно завопил Каменщик. Не дожидаясь ответа Овольда и Брунхильды, он развернулся и вприпрыжку поскакал к ближайшему выходу из храма. Возле двери Каменщик всё же остановился, повернул голову назад и дважды сделал широкий призывающий жест верхней лапкой в сторону Овольда с Брунхильдой, подождал пол-секунды. А затем исчез в проходе.
— Вот все вы мужики такие! — с нескрываемым раздражением сказала Брунхильда и топнула нижней лапкой. — Как так можно? Миллион лет не видеться со старыми друзьями и убежать на оргию, даже не поговорив толком.
— Не волнуйся, Бруни. Он наверняка вернётся сразу после оргии. Не бросит же он свой храм с таким количеством драгоценных камней!
— Как думаешь, эту жидкость можно пить? — Спросила Брунхильда и кавайно похлопала ресницами.
— Не знаю. Не рискуй.
— А искупаться в этом озере? — предложила Брунхильда.
— Я не знаю свойств этой жидкости и даже не представляю, какие могут быть последствия. Бруни, подумай хотя бы о том, что каждая капелька жидкого золота — это результат труда пары хьюмстеров в течении целого воплощения! Подумай и прояви уважение!
Брунхильда недовольно хмыкнула, но спорить не стала. Вместо этого она спросила:
— Как думаешь, зачем Каменщик привёл нас сюда?
— Наверно, ему нужна помощь в строительстве, — предположил Овольд. Я чувствую, связь с высшими слоями моей сущности сейчас чиста как никогда. Это может означать только одно: Эль нужно, чтобы мы с тобой выполнили какую-то очень высококвалифицированную работу.
— У меня та же фигня. И я предчувствую, мне скоро опять рожать. Уже, наверное, в десятитысячный раз на этой планете!
— Ты беременна? — участливо спросил Овольд и внимательно осмотрел животик своей жены.
— Нет. — Уверенно ответила Брунхильда.
— Дорогая, ты нигде у хьюмстеров не видела оборудование для спектрального анализа или ультразвуковой акустоскопии? — После минутного раздумья спросил Овольд.
— Хватит умничать, лучше сделай мне массаж, — ответила Брунхильда.
Следующие восемь часов Овольд и Брунхильда делали друг другу массаж, лизались, ласкались. А потом уснули в объятиях друг друга, прямо на берегу наивысшей драгоценности рассы хьюмстеров. Белый и пушистый мех заменил им простыню и одеяло. Заняться сладкой любовью они не могли, потому что хьюмстерские умы не поддерживали сексуальных функций в отрыве от коллектива. Через восемь часов звёздных любовников разбудил возглас Каменщика:
— А! Вот вы где! — По его эмоциональному полю было видно, что он всем доволен.
— У меня для вас сразу две хорошие новости! И ни одной плохой! — продолжил Каменщик, подойдя поближе к кавайно позёвывающим любовникам. — С какой начать?
— Рассказывай, — без лишнего энтузиазма ответил Овольд.
— Итак, новость номер один: оргия прошла великолепно! Очень жаль, что вы не участвовали.
— Угу, — угукнула Брунхильда. По выражению лиц Овольда и Брунхильды было видно, что они не собираются расспрашивать Каменщика о подробностях прошедшей оргии. Что они там не видели за время своих воплощений на планете Хома?
— Новость номер два: Во время оргии на меня снизошло вдохновение!
— Опять будешь что-то строить? — Брунхильда ещё не до конца проснулась и смотрела на радостную улыбку Каменщика скептически. Она загнула уголки губ книзу, отчего выглядела одновременно недовольной и кавайно-умиляющей.
— Нет! Вторая новость касается вас двоих. Сразу после оргии я обнаружил в своём уме знание о том, как вы могли бы заняться сладкой любовью наедине.
— Рассказывай! — одновременно воскликнули Овольд и Брунхильда. От такой новости сонливость мгновенно слетела с обоих. Брунхильда приподнялась на локте и с вожделением уставилась на Каменщика своими огромными, в пол лица, глазами. Овольд приподнялся ещё выше, чтобы хорошо видеть Каменщика из-за спины своей жены. По всему было видно, Каменщик с трудом раскрывает в слова снизошедшее во время оргии вдохновение.
— Вы прожили очень много жизней. Тысячи и тысячи… — начал Каменщик. — От каждой из ваших жизней остался призрак. И ты, Овольд, и ты, Брунхильда, могли бы вызвать сюда всех призраков себя и научить их заниматься любовью. Тогда у вас получится знатная оргия, в которой будете участвовать только вы двое. Но вас будет два легиона.
— Мёртвых призраков очень сложно научить заниматься любовью, — разочарованно ответил Овольд. Он надеялся, что буквально в следующую минуту можно будет применить рецепт Каменщика и войти во влажное лоно своей ненаглядной Бруни. А тут такое сложноосуществимое извращение….
— Ну а кому на вашем уровне развития легко? По уровню и квест выдаётся, — ответил Каменщик и развёл верхними лапками. — Однако, вам следует знать, что Леди Эль не будет возражать против такого способа занятия любовью. Более того, Наша Наимудрейшая Леди обеспечит вам помощь свыше, если вы всерьёз возьмётесь за этот квест.
— Нам нужно будет вкачать в каждого призрака нереально огромное количество жизненной энергии, — Брунхильда тоже была разочарована сложностью.
— В энергосистеме Нашей Леди жизненной энергии хватит на миллиард таких развратников, как вы. И ещё останется. Она ведь Богиня! — Ответил Каменщик.
Овольд погрузился в раздумья, а Брунхильда тем временем спросила: — где тут столовая?
— Подкрепиться не помешало бы, — согласился Овольд. — Пока я буду есть, моё высшее Я обдумает квест.
— Следуйте за мной, — пригласил Каменщик и побежал к одной из дверей храма. Какое-то время друзья петляли по хьюмстерским тоннелям, поднимались и опускались по лестницам, а затем зашли в лифт. Каменщик нажал на кнопку, и кабинка лифта плавно поехала вверх. Столовая недалеко от поверхности планеты, — пояснил Каменщик. Друзья поднимались молча, Овольд и Брунхильда были погружены в раздумья. Каменщик через окошечко в кабинке лифта наблюдал за сменой геологических пластов. Но не прошло и пяти минут, как лифт резко затормозил. Каменщик тихо ругнулся себе под нос неприличным хьюмстерским словом и повернулся к Овольду с Брунхильдой: Топливо кончилось, — объяснил он. Несколько секунд Каменщик с Овольдом молча переглядывались. Кто-то должен был заправить подъёмный механизм лифта. Но ни Овольд, ни Каменщик по старой дружбе не хотели заставлять друг друга.
— Ладно, ладно… Я заправлю. — Первым прервал молчание Каменщик и стал вставлять свой пенис в маленький, тщательно смазанный натуральным кунжутным маслом отсосик, изящно вмонтированный в заднюю стенку кабинки лифта.
Пока Каменщик дрыгал тазобедренными суставами, Овольд и Брунхильда рассматривали геологический пласт через окошечко кабинки.
— Глина какая-то, — высказал своё мнение Овольд.
— Да, всенепременно, это глина, — согласилась Брунхильда.
Через пару минут лифт тронулся, и, уже без остановок, друзья поднялись в столовую. В столовой, даже по хьюмстерским меркам, царило изобилие. Индивидуальных столиков, понятное дело, не было. Были длинные общие столы, сплошь заставленные самыми разнообразными блюдами и напитками. Восновном это были фрукты, овощи, злаки, мёд, орешки, приправы. Ничего мясного или жареного в рационе хьюмстеров не было.
Индивидуальные тарелки были, но их редко кто использовал. Использование тарелки считалось оправданным только в том случае, если хьюмстер хотел смешать для себя какой-нибудь оригинальный салатик. Отдельная тарелка — признак склонности к индивидуализму. Поэтому чаще ели из общих мисок и пили прямо из графинов.
— Рекомендую полить салатик кедровым маслом, — сказал Каменщик. — Орешки доставляют по северо-восточной ветке метро, прямо из таёжных угодий. А масло отжимают прямо здесь, свежесть гарантирована! Масло из зародышей пшеницы в нашей столовой тоже неплохо получается. Пшеницу проращивают наши повара, зародыши отделяют от зерна трудолюбивые самочки вручную. Затем, под прессом, без какого-либо нагревания или охлаждения получается масло, содержащее максимальное количество токоферолов.
— Вижу, ты тут неплохо устроился — сказал Овольд, выбирая самые красивые финики из тазика.
— Позволь заметить, вам с Брунхильдой будут выделены самые комфортабельные норки. — Пообещал Каменщик.
— Откуда такая щедрость при столь тщательно декларируемом всеобщем равенстве? — спросил Овольд.
— Оттуда же, откуда все щедроты. От нашей бесконечно любящей всех хьюмстеров на планете Леди.
— Давно хотел спросить тебя об одной весьма щепетильной вещи, Каменщик…
— Спрашивай о чём угодно, — услужливо склонив голову, Каменщик повернулся к Овольду.
— Почему в качестве топлива используется семя самцов? Неужели не могла наша Наимудрейшая Леди дать хьюмстерам какую-нибудь технологию, не связанную со столь расточительным расходованием жизненной энергии?
— Ну, во-первых, все технологии на планете Хома исключительно экологически чистые… Накладывайте себе побольше салатиков с руколой, вся зелень выращивается на исключительно экологичных полях.
— Можно дать хьюмстерам с десяток экологически безвредных способов производства энергии, — возразил Овольд.
— Первая причина не главная. Во-вторых, Леди Эль необходимо обеспечить пульсацию в связях с источниками реальности для всех хьюмстеров… Не желаете ли по стаканчику свежевыжатого морковного сока с мёдом?
— Поясни пожалуйста по поводу пульсации, — Брунхильда глотнула свежевыжатого виноградного сока и решила забрать с собой весь графин.
— Всё живое пульсирует. Пульсация — необходимое условие выработки жизненной энергии. Твоё сердце, например, пульсирует. Чем чаще оно пульсирует, тем больше жизненной энергии вырабатывает твоё роскошное пушистое тело. Если пульсация крови в отдалённых от сердца капиллярах замедлится, — будет застой, жизненность в этом месте застоится и испортится… Манго подвезли безупречной зрелости, попробуйте.
— Но от заправки механизмов семенем жизненность грубеет и может даже потрескаться, — Овольд подложил себе в салат грецких орехов.
— Именно об этом я и говорю! — воскликнул Каменщик. — Хьюмстерский организм после каждой заправки активизирует связь с источником реальности жизни. Это безусловный рефлекс, необходимый для восстановления жизненности после огрубления… Остренького перчика добавьте в свои салатики, перчик активизирует кровообращение в районе пиписьки. В хьюмстерском теле пиписька расположена довольно далеко от сердца, но активное кровообращение в ней просто-таки архиважно, независимо от вашего нежелания участвовать в оргиях.
— Я что-то недопонимаю. От заправки жизненность огрубляется, и циркуляция жизненной энергии ухудшается. Какая от этого польза? — Спросила Брунхильда, отправляю в свой маленький ротик очередную клубничку.
— Хьюмстерский организм знает, как восстанавливать качества жизненности. Он обращается к первоисточнику всех идеальных свойств жизни и из него восстанавливается. Таким образом создаётся пульсация в связях с источником реальности жизни, которая очень важна для максимальной выработки жидкого золота. Это подобно тому, как если бы ты время от времени садилась, поджав под себя нижние лапки таким образом, чтобы пережимать кровеносные сосуды в них. От этого организм рефлекторно повышает давление крови во всём теле и прокачивает застои в сосудах. При этом, как побочный эффект, усиливается кровообращение в головном мозге. — Терпеливо объяснил Каменщик.
— По этой же причине Эль не закрыла тоннель сквозь звёздный пузырь реальности, ведущий на планету кошек?
— Да, — подтвердил догадку Овольда Каменщик, — чтобы живые системы хорошо работали, их нужно периодически слегка дестабилизировать. Иначе застой, ожирение, смерть и прекращение производства жидкого золота.
— Но запашок от самцов после заправки…. — Брунхильда выразительно передёрнула свой маленький носик.
— Ох. Извините, извините, я о запахе совсем забыл, — засуетился Каменщик и отошёл на пару шагов. — Но вы поймите, производство жидкого золота намного важнее запаха. Жидкое золото несоизмеримо ценнее жизненности, которая, так или иначе, всё равно будет растрачена. Жидкое золото — это вечная ценность! А для увеличения производства жидкого золота необходима пульсация не в жизненности, а в самой непосредственной близости от источников реальности.
— И всё равно, я думаю, такой способ заправки механизмов — какая-то низменная дурость. — Брунхильда щедро полила кокосовую стружку в своей тарелке мёдом.
— Чтобы скомпенсировать какую-нибудь низменную дурость, мироздание частенько включает очень высокие механизмы. Настолько высокие, что нам самим не дотянуться. Использовать этот аспект мироздания во благо очень сложно. Но, до тех пор пока Наша Наимудрейшая Леди ведёт нас, можно ни о чём не беспокоиться. — После этой философской мысли Каменщика все трое несколько минут чавкали разными вкусняшками и прихлёбывали из графинов свежевыжатые соки.
— Мальчики, если вам доведётся дежурить на кухне, будьте оччччень осторожны с соковыжималкой. Во время заправки не перепутайте там ничего! — Прервала всеобщее чавканье Брунхильда. От этого замечания Овольд и Каменщик поёжились. А Брунхильда прыснула звонким серебристым смехом.
— Давно хотел спросить тебя ещё кое о чём, — обратился Овольд к Каменщику. — Помнишь, что произошло на планете Пандостан после того, как мы вошли в твой храм?
— После того как я вошёл в храм, меня сразу вырубило. Потом я осознал себя в хьюмстерском теле на этой планете. Это всё что я могу сказать. А ты что-нибудь помнишь?
— Нет. Мы с Брунхильдой осознали себя на планете кошек. Что произошло в храме на Пандостане, мы так и не смогли вспомнить.
— Вот вечно ты так! — Укоризненно произнесла Брунхильда. — Строишь что-то странное. Потом там происходит что-то непонятное. А потом начинается такой разврат, что ни в сказке сказать, ни в тектовом редакторе описать!
— Приятно было поболтать с вами, но мне нужно бежать на станцию метро. Очередную партию изумрудов должны были уже доставить. Занимайте любую свободную норку, плодитесь и размножайтесь! — Каменщик спешно дожевал пару зубчиков чеснока и побежал к выходу из столовой.
Оставшись наедине, Овольд и Брунхильда выбрали себе норку рядом с кухней. Мебель, вентиляция, свет, горячая вода, туалет, подключенный к единой планетарной системе канализации, — всё было в лучшем виде. О тех, кто работал на стройке вместе с Каменщиком, заботились. Остаток дня Овольд с Брунхильдой обустраивали уют в своей норке. Притащили с общественного склада целую кучу подушек и одеял, соорудили себе некое подобие гнезда. О возможном обвинении в индивидуализме решили больше не беспокоиться. По всем признакам было видно, что помощникам Каменщика индивидуализм прощается.
— Что думаешь по поводу квеста, Бруни? — спросил свою жену Овольд под вечер.
— Не знаю. Лучше сделай мне массаж.
Овольд не стал возражать и в течении двадцати минут массировал свою жену всеми самыми приятными способами. Потом Брунхильда сделала массаж Овольду.
— А давай попробуем сделать вот что, — предложил слегка разомлевший от массажа Овольд. — Давай ты вызовешь призрак своего прошлого воплощения, а я сделаю ему, ну то есть ей, эротический массаж.
— Давай, — согласилась Брунхильда.
Целый час Брунхильда настойчиво вызывала призрак своего прошлого воплощения, а Овольд пытался сделать эротический массаж тому, что проявлялось в вызывательном круге.
— Ну как, тебя это возбуждает? — спросила Брунхильда, видя что Овольд уже устал и больше не в силах делать массаж.
— Неее. Я теряю огромное количество энергии, но не могу найти у твоего призрака ни клитор, ни точку джи. Точка «пересечение трех инь», судя по всему, отсутствует вовсе.
— Конечно, моё воплощение ведь мертво. Попробуй лучше размассировать ей эмоциональные поля.
— Извини, но сил больше нет. Давай лучше поменяемся ролями.
— Вызывай, — согласилась Брунхильда.
Брунхильда сдалась уже через двадцать минут, вызванный призрак не демонстрировал ни малейших признаков сексуального возбуждения.
— Дорогой, ты уверен, что это вообще твой призрак? — Спросила Брунхильда, утомлённо падая поперёк гнезда.
— Ну, вроде как….
— Что вроде? Я не могу найти у твоего призрака меридиан желудка. Точка «море жизни», по понятной причине, отсутствует. Точка «бурлящие источники» источает какой-то некротический смрад. Точки «могучий поток», «происхождение ворот», «море энергии», «несущая дверь» либо отсутствуют, либо не работают. Я не знаю, что ещё поделать. Хьюмстеры грызуны, наши с тобой рты плохо приспособлены для сосательно-чмокающих движений….
— А давай попробуем вызвать сразу двоих призраков: ты своё воплощение, а я своё. — Предложил Овольд.
— Мы с одним-то не смогли ничего путного сделать. Что мы будем делать с двоими одновременно?
— Мы с тобой будем делать друг другу массаж. А призракам прикажем повторять наши действия.
— И всё это прямо в нашем новеньком гнёздышке? — скептически спросила Брунхильда. Было видно, что её эти эксперименты сильно утомили.
— Можно пойти в зал любви, когда он будет свободен.
— Вот ведь хьюмстеры на очередной оргии удивятся, — сарказм в голосе Брунхильды зашкаливал. — Кстати, сколько пар призраков надо спарить для зачёта квеста?
— Не знаю. — Овольд несколько секунд напрягал память, а потом сказал: В древнем хьюмстерском трактате «Искусство любви» сказано, что для зачётной оргии нужно собрать тысячу шестьсот пар. Наверное, к нашему квесту эта цифра применима.
— Тысяча шестьсот пар спаривающихся призраков перекорёжат все связи с источниками реальности на много километров вокруг.
— Пока что о тысячах призраков речи не идёт. Нам бы научиться управляться с парочкой.
— Лучше погладь меня по задне-срединному меридиану. — Смягчив голос и отключив сарказм, попросила Брунхильда.
Овольд стал нежно гладить свою жену по задне-срединному меридиану, нашёптывая ей в пушистенькое ушко нежные слова, и уверяя её, что всё будет хорошо. Не прошло и пяти минут, как в дверь без стука кто-то вошёл.
— Норка уже занята, — громко сказал Овольд.
Вместо ответа из дверного проёма раздалось тяжёлое пыхтение, как от недавно вышедшего из затяжного запоя гнома. Любовники подняли головы и попытались рассмотреть, кто пришёл. У хьюмстеров не было понятия «частная норка». Поэтому кто угодно мог войти в любую норку.
— Кто там? — звонко спросила Брунхильда.
— Старый некрофил Кузьмич со сто сорок четвёртого уровня. — Представился застрявший в дверном проёме. Казалось, каждая вторая буква в словах Кузьмича застревает поперёк горла, и он натужно выкашливает её.
— Старый некрофил что-то притащил, — констатировал очевидный факт Овольд.
Кузьмич выглядел странновато. На нём была одета сильно потёртая и местами замызганная телогрейка, шапка-ушанка и стоптанные шлёпанцы на босу ногу. Хьюмстеры никогда не одевались в тёплую погоду, похолодания вплоть до температуры замерзания воды компенсировал пушистый мех. Зачем могла понадобиться толстая ватная телогрейка сейчас, было непонятно. Зачем вообще одеваться, если и погода и общественная мораль позволяют ходить голышом? Мех на шапке-ушанке скатался в комья, шлёпанцы были стоптаны настолько сильно, что было непонятно, зачем старый некрофил надел эти лохмотья. Если только ради запаха, которым они пропитались за долгие годы.
Пока Овольд с Брунхильдой удивлённо пялились на незваного гостя, он упорно пытался протащить в дверной проём нечто крупногабаритное. Сил ему, явно, хватало. Но вот ловкость у него была прокачана совсем слабенько. Все движения старого некрофила были какими-то неуклюже-угловатыми. Его тазобедренные суставы, казалось, давно утратили гибкость. А плечи торчали в разные стороны, как два неотёсанных бревна. Попытки с двадцатой, Кузьмич всё же втащил в норку свою ношу. Овольд с Брунхильдой не пытались выгнать его. В соответствии с моралью хьюмстервов, можно было без спроса ходить в гости когда угодно и к кому угодно. Гнать незваного гостя было запредельно злостным индивидуализмом.
— Что это? — с нескрываемым отвращением в голосе спросила Брунхильда.
— Ага, — ответил старый некрофил.
Впрочем, и без объяснений было понятно, что притащил старый некрофил. Брунхильда задала вопрос не столько для того, чтобы получить ответ, сколько для того, чтобы выразить своё недовольство. Кузьмич буквально в два шага преодолел расстояние от двери до любовного гнёздышка, продемонстрировав при этом совершенно неожиданную прыть. Кто бы мог подумать, что такой угловатый и неуклюжий некрофил может сделать два таких широких и быстрых шага.
— Зачем ты это притащил? — переходя на визг, спросила Брунхильда.
— Ыгы, — ответил старый некрофил.
После этого исчерпывающего объяснения Кузьмич бережно, как две драгоценности, уложил два иссохшихся трупа возле гнезда. Один труп был когда-то самкой хьюмстера, второй самцом. После этого у Овольда и Брунхильды появилась возможность рассмотреть Кузьмича спереди. Его телогрейка была застёгнута всего на две пуговицы, остальные, очевидно потерялись. Сквозь не до конца запахнутую телогрейку было видно, что мех Кузьмича местами слипся, местами скатался. Потемнел мех от грязи или от индивидуализма, — определить не представлялось возможным. От чего мех слипся в крупные катышки, от грязи или от естественных телесных выделений, — определить также не представлялось возможным.
Лицо Кузьмича было морщинистым, зубы потрескавшимися и потемневшими. Губы не до конца смыкались. Из-за этот создавалось впечатление, будто Кузьмич толи скалится, толи смеётся. Его правый глаз пылал огнём безумия, а в левом глазу горел тёмный всепожирающий огонь. В противовес глазам всё тело Кузьмича выглядело упокоенным и пассивным. Но это впечатление было обманчивым, в чём уже успели убедиться Овольд и Брунхильда, когда Кузьмич в два шага преодолел расстояние от входа в норку до их любовного гнёздышка.
— Чего тебе надо? — тем же недовольно визгливым тоном спросила Брунхильда.
— Гы, — ответил старый некрофил, после чего развернулся, и, не прощаясь, ушёл.
— И что теперь с этим делать? — после ухода Кузьмича Брунхильда глубоко вздохнула и немного успокоилась.
— Не узнаёшь? — Овольд взглядом указал на лежащие на полу трупы.
— К чему ты клонишь? — Брунхильда посмотрела на Овольда с опаской. Затем посмотрела ещё раз на лежащие возле гнёздышка трупы. Потом с ещё боле острой опаской посмотрела на Овольда.
— Это наши с тобой трупы. Этот твой. А вон тот остался от моего прошлого воплощения.
— Дорогой, ты меня пугаешь! Я не верю! Я не могла быть такой страшной!
— Ты, наверное, умерла очень старой хьюмстершой. Возможно, к концу жизни, твоё здоровье было уже далеко не идеальным…
— И ты к концу прошлой жизни был не красавец. Щупленький, иссохшийся. Один глаз висит на нитке, Второй глаз Кузьмич, похоже, потерял.
— Это уже не важно, — твёрдо сказал Овольд. — Бери свой труп.
— Что ты задумал? Я не хочу в этом участвовать! Нет. Нет и нет! — Брунхильда отползла в дальний угол гнёздышка и прикрылась одеялом.
— Дорогая моя, любимая, родная. Я понимаю, что тебе страшно. Но это нужно сделать. Я всё время буду рядом. Всё будет хорошо.
— Что ЭТО?
— Надо сжечь ниши трупы. — Взгляд Овольда был твёрд как сталь. Он встал и начал поднимать за подмышки свой труп.
— Уф, — Брунхильда выдохнула с облегчением. — Сжечь, это ладно. Но как?
— Поднимемся на поверхность, найдём где-нибудь дрова, разведём костёр. По ходу дела сориентируемся. Бери свой труп.
Брунхильда, слегка пошатываясь, стараясь отстраниться от запахов и прочих ощущений, стала поднимать свой труп. Труп был гораздо тяжелее, чем казалось. Овольд стал помогать ей, стараясь при этом не уронить свой собственный труп. Обоим пришлось долго кряхтеть и корячиться. Когда они, наконец, приняли устойчивое положение, зажав между друг дружкой оба трупа, в норку вошёл Каменщик.
— О-о-оу. — Каменщик остановился на пороге как вкопанный и воззрился на открывшуюся картину. — И эти хьюмстеры говорили мне, что групповуха — непристойное извращение!
Сконфузившись, Брунхильда потеряла равновесие и упала назад, потянув за собой свой труп. Торчащие из её трупа рёбра зацепились за труп Овольда. А вслед за своим трупом рухнул и Овольд. Два трупа и два хьюмстера свалились в одну кучку в центре норки. Каменщик не мог не заржать, глядя на всё это.
— Ты всё неправильно понял, старый извращенец! — Овольд поспешно вскочил на ноги и помог подняться жене.
— Мы хотим сжечь своих мертвецов. — Пояснила сложившуюся ситуацию Брунхильда.
— Аааа, — протянул Каменщик. — А где вы их взяли?
— Кузьмич притащил. Мы как раз хотели у тебя спросить, ты знаешь кто такой Кузьмич?
— Как не знать! — Воскликнул Каменщик. — Кузьмич — это старый некрофил. Он живёт на сто сорок четвёртом подземном уровне. Ко мне он много раз приходил.
— Как Эль позволяет существовать такому страшилищу?
— Не бойся. Старый некрофил Кузьмич совершенно безвреден. Пока вы живы, он вас не тронет. Он живёт на своём сто сорок четвёртом уровне, никто к нему в гости никогда не ходит. Он сам вылезает оттуда только тогда, когда у кого-нибудь наподобие вас с Овольдом наступают переломные моменты судьбы. Что бы на личном примере показать, чего делать не следует. Или чтобы можно было увидеть, кому уподобляться не надо.
— Но откуда взялись эти трупы? Хьюмстеры ведь все свои трупы пускают на удобрение. Откуда взялся некрофил? У хьюмстеров ведь даже кладбищ нет! А там где нет кладбищ, откуда могут взяться некрофилы? — Овольд хотел выяснить все подробности о хьюмстерском обществе, он буквально засыпал Каменщика вопросами при любой возможности.
— Неисповедимы пути Пресветлой Госпожи нашей. — С этими словами Каменщик развёл в стороны верхние лапки и развернул их ладонями в сторону зала любви. — Но пришёл я к вам не проповеди читать. Я пришёл пригласить вас на оргию. Следуйте за мной, я укажу путь.
— Подожди, Каменщик. Нам надо сжечь трупы.
— Зачем эта бесполезная суета, когда можно предаваться бесконечному наслаждению в лоне Нашей Леди??
— Когда к нам припёрся Кузьмич, меня осенила догадка.
— Продолжай, сын мой, — Каменщик спокойно и внимательно посмотрел в глаза Овольду.
— Я не твой сын.
— Хьюмстерское общество устроено таким образом, что никто не может в точности знать, кто его отец. Более того, отцовство у хьюмстеров — всегда акт коллективный. Поэтому, вероятность того, что я твой отец, весьма велика.
— Для хьюмстеров неважно, кто чей отец, — встряла в мужской разговор Брунхильда. — Овольд, какая у тебя догадка?
— Я понял, что не надо заставлять заниматься любовью то, что в нас с тобой уже умерло. Надо научиться заниматься любовью теми местами, которые бессмертны.
— Да! Да! — Воскликнула Брунхильда. — У меня точно такое же ощущение, но я не могла сформулировать ЭТО словами. А теперь, особенно после того что Каменщик рассказал про старого некрофила Кузьмича, всё стало гораздо яснее!
— Это означает, что вы отказываетесь посетить священную оргию?
— Извини Каменщик, но нам действительно нужно сжечь свои трупы. — Брунхильда изобразила разочарованное выражение на лице.
— Оставьте свои трупы здесь. Они пролежали сто лет, пролежат и ещё восемь часов. А после оргии, со спокойной совестью, вы сможете сжечь свои трупы. Я даже отдам вам на дрова обрезки пиломатериалов, которые завалялись на стройплощадке.
— Я чувствую, это важно. Наши с Брунхильдой органы в том месте, в котором мы бессмертны, всё ещё зацеплены за эти мёртвые трупы. А акт любви всегда должен быть жизнеутверждающим. Поэтому надо сжечь трупы как можно скорее. — Овольд был непреклонен в своём намерении.
— А я боюсь, вдруг вернётся старый некрофил Кузьмич и утащит наши трупики. — Брунхильда постаралась нежным женственным голосом смягчить противоречия. — Я боюсь, он будет делать с нашими маленькими, старенькими, иссохшимися трупиками что-нибудь жуткое, некрофилическое.
— Ладно, ладно, — Каменщик поднял лапки. — Делайте что хотите, а я пойду на оргию.
* * *
Через шестнадцать часов Каменщик вернулся в норку Овольда и Брунхильды. Он был выспавшимся и довольным.
— У меня для вас две новости: хорошая и очень хорошая, — прямо с порога начал Каменщик.
— Рассказывай, — ответил Овольд. За прошедшее время они с Брунхильдой успели вытащить на поверхность свои трупы, нарубить дров, устроить погребальный костёр, вернуться в норку и наконец-таки выспаться спокойно.
— Оргия прошла успешно! — торжественно провозгласил Каменщик.
— А какие новости ты имел в виду? — Брунхильда перевернулась в гнёздышке лицом к вошедшему.
— Вторая новость не просто хорошая, а очень хорошая! — ещё более торжественно провозгласил Каменщик. — Во время оргии на меня снизошло откровение, сами понимаете от кого.
— Как тебе удаётся получать откровения во время оргий, старый ты извращенец? Все нормальные во время оргий резко тупеют! — По тону Брунхильды было очевидно: ей уже надоели разговоры об оргиях.
— Во время оргий я своим самоосознанием нахожусь не там, где тупеют. — Судя по тону, Каменщик опять занял позицию умудрённого опытом святого отца и пытается поучать юную, взбалмошную девчонку. — Во время оргий я становлюсь единством во множестве всех участников.
— Да. Да. Мы уже слышали. Ты получаешь интегральное удовольствие от всех участников оргии. Дальше что? — спросила Брунхильда.
— Дело не только в этом, дочь моя. Хотя об этом аспекте оргий никогда не следует забывать. Но всё же, главное на оргии — не удовольствие. Главное — я своим сознанием приближаюсь к телу Нашей Несравненнейшей Леди! Наша Леди, как я уже говорил, воплощена в единстве во множестве всех сознаний всех хьюмстеров. Когда я становлюсь единством во множестве сознаний органавтов, — я оказываюсь как бы в одном пузыре реальности с Нашей Наипрекраснейшей Леди. И она принимает меня в себя. Оооо, как она великолепна. Как прекрасна! Как женственна! Как мудра! Это неописуемо! Потом, после оргии, я обнаруживаю на той части своего сознания, которое принимала в себя Наша Наимудрейшая Леди, остатки её мудрости. Маленькие, малюсенькие капельки, которые в сравнении с Её величием ничтожны. Но для меня эти капельки — самое прекрасное, что только может существовать.
— Сколько хьюмстерских сознаний надо объединить, чтобы получилось? — Овольд отнёсся к рассказу Каменщика гораздо серьёзнее, чем Брунхильда.
— Как минимум, тысячу шестьсот любящих друг друга пар. Иначе размерчик для нашей Величайшей Леди будет слишком мал, — ответил Каменщик.
— Ну Каменщик, ну дружище! Твоё извращение очень интересно исследовать! — После этих слов Овольда Брунхильда буквально рассвирепела.
— Что? Что? да ты! да вы! Тьфу на тебя! Можешь идти на оргии Каменщика! — Брунхильда схватила одну из подушек и стала бить Овольда. — Иди! Иди на свою оргию! И больше не возвращайся. Ты меня больше не найдёшь!
— Подожди, Бруни. — Овольд заслонялся от града ударов подушкой как мог. — Я совсем не это имел в виду. Брунхильда остановилась, чтобы перевести дыхание. — Я хочу узнать, какая душа у Леди Эль.
— Зачем?
— Не знаю зачем, но чувствую мотивацию. Если коллективное сознание сорока миллиардов хьюмстеров для неё всего лишь тело, то какая же великая душа у неё? А какой дух?
— Боюсь, твой инструмент для исследования такого масштаба маловат. — Каменщик и не думал выходить из своей роли. — Если для исследования маленькой частички тела Её требуется объединенное сознание тысячи шестисот пар хьюмстеров, да и то, исследование возможно только в моменты, когда взаимная любовь возвышает все пары…. Я не могу даже предположить, что может потребоваться для исследования души Её.
— Что на этот раз содержала капелька мудрости? — Овольд решил перевести тему разговора в более практичное русло.
— Вам с Брунхильдой дарована величайшая честь! Вам дозволяется искупаться в священном озере! — Голос Каменщика был полон напыщенности.
— За что нам это? — Брунхильда была удивлена и одновременно насторожена.
— Зачем нам это? — Овольд хотел во всём досконально разобраться.
— Купание в золотом озере сделает вас бессмертными!
— То есть, ты предлагаешь работать на Эль без перерывов на сон в некромире? — Овольд отнёсся к идее скептически.
— Не надо воспринимать всё так мрачно! — Каменщик страстно принялся уговаривать Овольда и Брунхильду. — У вас будет не более чем пятидневная рабочая неделя. И ежегодный отпуск в течении месяца. И, безусловно, почётное место на всех оргиях! Не спешите отказываться, такая честь даруется кому-либо не чаще, чем раз в сто лет. А так, чтобы сей чести удостоились двое одновременно — такое на моей памяти впервые. Я сам был удостоен права искупаться в величайшей святыне хьюмстеров двести пятьдесят тысяч лет назад. И, с тех пор, я ни разу не умирал. Жизнь в лоне Леди Эль прекрасна!
— А что будет, если мы откажемся? — Спросила Брунхильда.
— Тогда Её светлость опять опустят вам осознанность до уровня планетарной личности, как и было. Ничего страшного, в принципе. Участвовать в оргиях вам никто не запретит….
— Ладно, купаться так купаться, — Сразу согласился Овольд. Брунхильда поломалась ещё пару минут, но тоже согласилась.
— Вот и хорошо. Вот и хорошо, — повторил Каменщик. — У меня ни разу не возникала потребность отдыхать в некромире после купания в священном озере. Душа у меня не устаёт, устаёт только планетарная личность. Силы планетарной личности прекрасно восстанавливаются во время обычного восьмичасового сна. Однако, есть одно маленькое условие.
— Какое ещё условие?
— Шерсть ни в коем случае не должна попасть в озеро. Вам придётся побриться. Я сейчас принесу бритвы, мыло, вазелин, кунжутное масло…
— Но белая и пушистая шерсть — важнейший атрибут самоидентификации хьюмстеров! — Попытался возразить Овольд.
— Лысая хьюмстерша, это будет выглядеть ужасно! — Брунхильда была недовольна этим маленьким условием не меньше Овольда.
— Не волнуйтесь пожалуйста, ваша шерсть отрастёт через пару месяцев после купания. — С этими словами Каменщик метнулся куда-то и вернулся буквально через несколько секунд с целой сумкой бритвенных принадлежностей. Это было довольно странно, поскольку хьюмстеры никогда не брились.
— Позвольте вам помочь. — Нарочито вежливым голосом сказал Каменщик. — Вас намылить или намазать вазелином, чтобы бритва лучше скользила?
— Уж лучше натуральным кунжутным маслом, — ответил Овольд. Он знал, что хьюмстеры никогда не занимались нефтепереработкой. Но решил не спрашивать, откуда взялся вазелин. В этом деле и так очень много странностей, пусть будет ещё одна.
— Как скажете, — Каменщик достал из сумки трёхлитровую бутыль кунжутного масла, подошёл к Брунхильде и перевернул бутыль у неё над головой, нисколько не жалея ценный продукт. — Сим-сим, откройся…..
— Мы сами справимся! — Овольд выхватил бутыль масла из лапок Каменщика и взглянул на него твёрдым взглядом.
— Подожди пожалуйста за порогом норки, — Брунхильда в который раз смягчила ситуацию женственным голосом.
— Ладно, ладно. Только пообещайте мне, что тщательно выбреете волосы возле пиписек. — С этими словами Каменщик вышел из норки, оставив свою сумку с бритвенными принадлежностями. В сумке оказался набор разноразмерных бритв, мыло и трёхлитровая бутыль вазелина. Такая же, как бутыль с кунжутным маслом, которую частично вылил на голову Брунхильды Каменщик.
Бритьё заняло целый час. Всё это время Брунхильда недовольно ворчала, но всё же позволила сбрить весь свой белый и пушистый мех. Весь, от кончиков ушей до нижних лапок. Затем наши звёздные любовники помылись в душе. Когда Овольд с Брунхильдой вышли из норки, Каменщик буквально покатился со смеху.
— На себя посмотри, огрызнулась Брунхильда, — ты плохо обработал отбеливателем свою жопу! Видно, какого цвета мех у тебя на самом деле. — Это замечание заставило Каменщика притихнуть. Путь вниз не занял много времени, топлива в механизме лифта на этот раз было достаточно. Мимо мест наиболее интеснсивного энергообмена прошли без приключений, поскольку герои уже были психологически готовы.
— Старый некрофил Кузьмич тоже был удостоен подобной чести. Много тысяч лет назад он искупался в священном озере. Объём озера, надо заметить, в те времена был существенно меньше.
— Нашёл чем обрадовать. — Брунхильда вспомнила о Кузьмиче и поморщилась.
— Зачем такому как Кузьмич бессмертие? — Овольд был скорее удивлён, чем возмущён.
— Вообще-то, всех мотиваций Нашей Леди я не знаю. Знаю только, Кузьмич нужен, чтобы на личном примере демонстрировать, чего делать не надо. Взрастить и воспитать такого яркого персонажа сложно, нужно много времени и некроматериалов. Каждая демонстрация Кузьмича проходит с большим риском для жизни и здоровья. Поэтому Наша Наимудрейшая Леди даровала Кузьмичу право искупаться в священном озере. — Сказанное Каменщиком заставило Овольда призадуматься о своей дальнейшей судьбе.
— Пришли. — Каменщик церемониально-напыщенным жестом открыл дверь и пропустил Овольда с Брунхильдой вперёд.
— Сегодня озеро не такое как вчера, — заметил Овольд.
— От озера веет чем-то… как предвкушение чего-то немыслимо-сладостного. — Брунхильда поводила тщательно выбритым носиком туда-сюда и в её губах заиграла улыбка.
— Нет. Это больше похоже на предвкушение чего-то неописуемо-прекрасного. — Сказал Овольд, приближаясь к озеру.
Как только вся троица подошла к берегу, озеро начало меняться. Из жидкого золота начал выделяться сгусток серебра. Этот сгусток рос буквально на глазах, как будто вытягивая серебро из жидкого золота в себя. Каменщик издал какой-то невнятный звук, что-то среднее между аааа и оооо. Было видно, он впал в состояние благоговейного трепета. Овольд крепко взял за верхнюю лапку свою жену.
Постепенно приобретая очертания прекрасной девы, сгусток серебра подплыл к берегу и поднялся над жидкостью. Дева была ростом вдвое выше наших друзей, черты её лица слегка плыли. Серебро, из которого состояла Дева, было переполнено внутренним светом, но не светило им. Каменщик упал на колени и трижды поклонился. Овольд с Брунхильдой мгновенно почувствовали, что любой сарказм сейчас неуместен. Всё пространство храма наполнилось ощущением чистоты, ясности, осознанности и бессмертной любви.
— Здравствуйте, мои маленькие. Я ждала вас. — Голос серебряной Девы, казалось, не исходил из её уст, а был равномерно распределён по всему внутреннему объёму храма.
— Это Леди Эль. — Быстро шепнул в сторону Овольда Каменщик.
— Уже догадались.
— Я хочу, чтобы вы, мои миленькие малыши, искупались в озере. — С этими словами серебряная Дева подплыла, а точнее сказать, прискользила по поверхности к берегу. Ног, как таковых, у неё не было. Вместо ног у Девы струились многочисленные жгуты жидкого серебра, образуя сложнейшее плетение, постепенно расширяющееся от уровня колен до поверхности озера. Жгуты постоянно двигались, то соединяясь друг с другом, то распадаясь на более тонкие. У поверхности озера серебряные жгуты распространялись во все стороны, постепенно проникая в жидкое золото и смешиваясь с ним. Чёткой границы между серебром и золотом не было видно.
— Леди Эль, позвольте спросить кое-что? — Брунхильда не теряла самообладание только благодаря тому, что Овольд крепко держал её за лапку.
— Спрашивай.
— За что нам такая честь?
— Во-первых, я очарована вашей взаимной любовью. — На лице Богини отобразилась улыбка, которая мгновенно передалась всем троим и заполнила радостью весь храм. — Вы смогли пронести свою любовь сквозь тысячи жизней и смертей. Я восхищаюсь вашими высокими чувствами. Во-вторых, Я довольна тем, как вы прошли испытание искушением, мои кавайненькие. Старый некрофил Кузьмич искушал вас. Но вы с честью справились с искушением.
— Можно ещё вопрос? — не унималась Брунхильда.
— Спрашивай.
— Что произошло после того, как мы вошли в храм, на планете Пандостан?
— Теперь ты носишь свой храм в себе, — с этими словами Серебряная Дева вытянула одну из рук и нежно погладила Брунхильду по низу живота. — А ты теперь можешь заняться любовью не только с женщиной, но и с храмом. — С этими словами Леди Эль погладила Овольда по пенису. — А ты, мой твердокаменный извращенец, учился строить. Для тебя тот храм был хорошей практикой перед строительством самого лучшего храма во всех твоих жизнях. Ну, хватит болтовни, идёмте купаться! А ты, — Леди Эль показала серебряным пальчиком на Каменщика, — пшёл вон. — Каменщик, кланяясь и пятясь задом, стал продвигаться к выходу из храма. Когда Каменщик подошёл к двери, в углу зазвенел тот самый звоночек: Ура! Внеочередная оргия! — Вприпрыжку, забыв про Овольда и Брунхильду, Каменщик устремился в зал любви. Но Леди Эль на это уже не смотрела, она развернулась и нырнула в озеро.
Ни секунды не раздумывая, Овольд нырнул вслед за Серебряной Девой.
— Тоже мне, богиня, хвостиком вильнула и моего мужика потянула за собой, — Брунхильда позволила себе немного сарказма после того как Серебряная Дева растворилась в озере. Поколебавшись на берегу несколько секунд, Брунхильда нырнула вслед за своим мужем.
Почти сразу Брунхильда наткнулась на Овольда и всплыла. Овольд обнял свою жену снизу и тоже всплыл. Серебряной Девы нигде не было видно. Каменщик уже ускакал из храма.
— А мне это нравится, — сказал Овольд, разбрызгивая жидкое золото. — Я чувствую, как меня наполняет! Сила, гораздо более могучая, чем жизнь. — Овольд обнял жену и стал ласкать её. Брунхильда, разумеется, не возражала. Будет ли возражать Леди Эль, таким вопросом любовники не задавались. Как бы само собой было очевидно, что Богиня не возражает против любви в её храме.
— Чувствуешь, жидкое золото проникает сквозь кожу? — спросил Овольд после нескольких минут купания и взаимных ласк.
— На этой планете в меня постоянно что-то проникает, — ответила Брунхильда. — Мне просто хорошо. Я могла бы прожить в этом озере целую вечность.
— Кажется, жидкое золото проникает в мои яички….
— Оооооо. — Брунхильда заинтересовалась процессом проникновения.
— Кажется, жидкое золото из моих яичек поднимается в пенис, — через несколько минут сладких обнимашек сказал Овольд.
— Да! Точно! Поднимается! Вставляй! — подтвердила Брунхильда.
После сладостного акта любви наши любовники расслабились, обнялись и поплыли спокойно по поверхности. Плотность жидкости в озере была гораздо больше плотности воды. Поэтому риска утонуть не было.
Пока Овольд с Брунхильдой обнимались в послеоргазменной неге, пространство внутри храма изменилось. В пространстве появилось новое знание: то что сейчас произошло — это, всенепременно, хорошо. Но, всё же, это не то что нужно.
— Я чувствую, жидкое золото стало проникать ко мне в подсознание. Или в сверхсознание? Не могу понять. — Вдоволь насладившись послеоргазменным выбросом допамина, сказал Овольд.
— В душу, мой любимый. Оно проникает в душу! — поправила его Брунхильда.
— Оооо Да, любовь моя. У меня в душе что-то зашевелилось.
И тут, откуда ни возьмись, над любовниками стал кружить призрак. Он был настолько плотный, что был почти виден глазами планетарного тела.
— Это твой? — спросила Брунхильда.
— Да. Он самый. Помнишь, ты делала ему массаж. Перед тем, как припёрся старый некрофил Кузьмич со своими искушениями.
— О! Смотри. А вот и мой прилетел. Эта самочка-призрак осталась от моего прошлого воплощения. А давай займёмся любовью не планетарными телами, а ими! — Предложила Брунхильда, изящно указывая пальчиком на призраков.
— Давай. — Согласился Овольд.
Овольд отождествился со своим призраком, а Брунхильда со своим. На этот раз всё получилось отлично, жидкое золото через души любовников проникло в их предыдущие воплощения и наполнило призраки силой любви.
* * *
— Ну как? — спросил Овольд через пол-часа после очередного оргазма.
— Мне понравилось. Было так нежно, так утончённо, так проникновенно! И ты так долго не кончал. Просто великолепно! Надо будет возблагодарить Леди Эль за то что позволила нам заниматься любовью в таком месте!
Тем временем в пространстве повисло новое знание: То что здесь произошло, уже чуть-чуть получше. Но, определённо, это не то что надо. Существование этого знания было, как нечто само собой разумеющееся. Сомнений не было.
— А давай пригласим каких-нибудь других призраков, — предложил Овольд.
— Давай. — Согласилась Брунхильда.
Брунхильда пригласила своё позапрошлое воплощение. А Овольд пригласил призрак, оставшийся от самого первого воплощения на планете Хома. Звёздные любовники переотождествились со своими призраками и опять занялись сладкой любовью.
— Уф! Хорошо! — Воскликнула Брунхильда, отождествляясь обратно со своим планетарным телом.
— Да, любовь моя. Мне так нравится, что ты можешь меняться!
— А мне так нравится проникновенная нежность, которая так утончённо проникает в тонкоматериальный призрак!
— А давай теперь поэкспериментируем с чем-нибудь нестандартным. — Предложил Овольд.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Брунхильда.
— Давай, я призову свой призрак кошака. А ты….
— А я в таком случае призову свой призрак самочки пана.
Сказано — сделано. Овольд стал призраком кошака и занялся любовью с призраком паночки. Он облоскал её рожки и копытца. А она гладила его, как котёнка.
— А теперь ты побудь милой кошечкой, а я буду арахнидом!
— А это не слишком противоестественно? — усомнилась Брунхильда.
— Не волнуйся, это ведь всё равно мы с тобой. Мало ли в каких телах мы воплощались, мы всегда оставались собой.
— Ладно, — согласилась Брунхильда, — только поосторожнее с ядовитыми хелицерами. — Брунхильда не стала возражать против тезиса о том, что они всегда оставались собой. Она могла бы сказать, что временами они забывали себя. На это Овольд ответил бы, что если мы что-то забыли, то от этого мы не перестали быть собой…. Но. Момент для философских дискуссий был неподходящим.
Любовь призрака гигантского паука с призрачной кошечкой выглядела грубовато. Но было в той грубости нечто, что уплотняет и конкретизирует любовь.
— А теперь давай поменяемся ролями. — Предложила Брунхильда.
— Нет. Теперь побудь призраком хьюмстерши. А буду своим вторым паучьим воплощением.
— Так значит, тебе понравилось быть пауком? Понравилось носить на себе прочный хитиновый панцирь? — Брунхильда изобразила крайнюю степень удивления, хотя на самом деле её удивление было слабеньким.
— Давай не будем тратить время на болтовню. Неизвестно, сколько времени дала Леди Эль на купание в золотом озере.
Овольд и Брунхильда перепробовали все комбинации своих призраков, какие только могли придумать. Насладились всеми межрассовыми особенностями любви. Как долго это длилось, сейчас уже невозможно определить. Любовники не прислушивались к своему ощущению течения времени, было не до того.
Всё это время в пространстве подземного храма висело безусловное знание о том, что всё происходящее очень миленько, но, всё же, это не совсем то что надо. Несколько раз наши любовники обращали внимание на это безусловное знание. Но не понимали, что от них требуется. После нескольких безуспешных попыток понять Овольд высказал свежую идею:
— А давай я вызову своего чёрного дракона с двенадцатью пенисами, ты вызовешь двенадцать своих призраков. И я буду любить тебя одновременно в двенадцати обликах.
— Ты у меня такой выдумщик. — Брунхильда захихикала и чмокнула живое тело Овольда в щёку. — Каких призраков тебе вызвать? Выбирай.
— Вызови парочку кошечек, парочку козочек, парочку тех хреней летучих, и шесть самочек хьюмстеров.
— Так значит, в теле хьюмстерши я тебе больше нравлюсь?
— Я люблю тебя во всех телах. Но у хьюмстерш такие большие глазки, такие пушистенькие ушки, такие изящные ротики, такие курносые носики.
— Но хьюмстеры по природе своей грызуны, а не лизуны.
— За последние двести пятьдесят тысяч лет эволюционного развития хьюмстеры развили свою лизючесть до совершенства! Вызывай призраков.
Двенадцатеричный акт любви длился долго. Овольд своим призраком чёрного дракона расположился в центре и сверху. А Брунхильда своими двенадцатью призраками образовала круг.
— Кажется, я начинаю понимать, почему Каменщик так любит оргии. — Сказала Брунхильда, отдыхая на поверхности золотого озера после очередного оргазма. — Любимый, принимать тебя в себя двенадцатью местами одновременно в двенадцать раз приятнее!
— Мне тоже понравилось, моя многоликая! Все твои облики прекрасны, сочны и смачны!
— Надо будет потом возблагодарить всех хьюмстеров на планете за то что произвели так много жидкого золота. — С искренним восхищением в голосе сказала Брунхильда.
— Давай, теперь я вызову побольше своих призраков, — предложил Овольд.
— Вызывай сразу всех, чего мелочиться. Жидкого золота в озере более чем достаточно для наполнения силой любви всех наших с тобой воплощений.
Быстро сказка сказывается, да долго дело делается. Вызывать сразу всех призраков всех воплощений Овольду с Брунхильдой пришлось очень долго. К счастью, им не пришлось думать о том, чем бы занять уже вызванных призраков. Они сами занялись любовью.
Что тут началось в подземном храме! Самцы пауков обласкивали рожки и копытца паночек. Кошечки ласкались к кошакам и немного к паукам. Паночки изнемогали от чарующих вибраций, создаваемых хренями летучими. Восемь самцов-панов обласкивали паучиху, каждый по одной ножке. Чёрные драконы летали над всей стаей призраков и проникали во всех самочек сверху.
Овольд с Брунхильдой вызывали на оргию всё новых и новых призраков. Все вызванные призраки наполнялись силой любви от жидкого золотота сквозь бессмертные души любовников. Все призраки ласкались, лизались, и достигали неописуемых высот призрачного блаженства.
Тем временем в пространстве храма повисло знание: Правильной дорогой идёте, товарищи! Всё это очень кавайненько, но, всё же, я ожидаю от вас кое-чего другого.
— Все в кучку! Прекратить разброд! — Приказал Овольд. И призраки послушно собрались в кучку, в центре которой возлежали на жидком золоте живые тела Овольда и Брунхильды.
— Внутрь, наружу. Внутрь — наружу. Раз — два. Раз-два. Овольд начал задавать единый ритм оргии. Брунхильда так изнемогала от наслаждения, что не могла ни действовать, ни говорить. Только стон наслаждения самопроизвольно вырывался из её груди в такт единому ритму.
— Так ещё лучше, но, по прежнему, квест не выполнен. — Повисло в пространстве безусловное знание.
Не надо давать команды, — догадался Овольд. Надо отождествиться со всеми своими призраками одновременно и просто действовать! Чтобы это сделать, Овольду пришлось отказаться не только от себя, но и от всех своих Я, которые остались от предыдущих воплощений. Однако, наслаждение нового уровня стоило того. Через несколько минут, в едином порыве, все призраки Овольда достигли одновременного оргазма.
— Вот это да! Наслаждение, какого не было ни в одной жизни! — Проворковала Брунхильда, слегка придя в своё Я.
— Неужели Каменщик испытывает такое же наслаждение на каждой оргии?
— Моё Я думает, да.
— Но, всё равно, квест не засчитан. Я чувствую, Леди Эль довольна нашей вознёй. Но это не совсем то, что она от нас ожидает.
— Попробуем ещё разок?
И началась ещё одна оргия. Овольд стал единством во множестве всех своих призраков и возлюбил все призраки своей жены одновременно. Он много, очень много раз входил во множество призраков и выходил в единство во множестве. Долго-долго длилась оргия, до тех пор, пока Овольд не догадался подумать тем своим мозгом, который никогда не рождался и не умирал. Тем самым мозгом, который лишь на время отбрасывал тень то в мозги драконов, то с мозги пауков, то в мозги панов, то в мозги кошаков, то в мозги хьюмстеров.
Где она, та самая писечка, которая никогда не рождалась и не умирала? Где она, та сочная, чья сочность никогда не усохнет, ибо сочность её бесконечна? Где она, та смачная, ибо смачность её вечна? Где она, первоисточник женственности моей любимой жены во всех её жизнях? Но в неё невозможно войти ни тем что живо, ни тем что умерло. В неё можно войти только тем, что никогда не рождалось и не умирало. Только тем, что первоисточник моей мужественности во всех воплощениях. Только тем, что наполняло смыслом акты любви во всех моих жизнях и может наполнить смыслом все акты любви в моих будущих жизнях. Где же мой первоисточник мужественности, который лишь на время отождествлялся то с могучим пенисом чёрного дракона, которым можно горы свернуть, то с мякоткой хьюмстера, которая лишь слегка торчит из белой и пушистой шерсти?
О! Нашёл! Теперь бы правильно вставить.
В следующую секунду тот самый мозг, который никогда не рождался и не умирал, обнаружил, что знание о том, как правильно вставлять, появилось из ниоткуда и оказалось одновременно везде. Более того, оказалось, что это знание было доступно всегда.
* * *
Через некоторое время Овольд отошёл от послеоргазменного допаминового выброса неописуемой силы. Спрашивать, выполнен ли квест, не было смысла. Безусловное знание о том, что дело сделано, уже висело в пространстве храма.
— У меня для тебя две новости: хорошая и очень хорошая. — Медленно проговорила Брунхильда. Её голос был буквально переполнен сладостной послеоргазменной истомой.
— Начинай с хорошей.
— Это был самый приятный акт любви за все мои жизни!
— Я чувствую то же самое, — подтвердил Овольд. — А какая вторая новость?
— Я беременна.
— А? Как? Где? Что? Уже? — Вторая новость разогнала если не половину, то треть сладостной послеоргазменной истомы, которой наслаждался Овольд, лёжа на поверхности золотого озера.
— Можешь не сомневаться, моё женское сердце безошибочно чувствует беременность.
— Нуууу. Ээээ. Я же обещал, что твоё следующее дитя будет от меня. Помнишь, в пыльной подсобке? Мужчина пообещал, мужчина сделал.
Вместо ответа Брунхильда поцеловала чисто выбритую щёку Овольда и закинула на него одну ножку, ещё теснее прижавшись всем телом. Через пару часов возлежания на поверхности золотого озера послеоргазменный допаминовый выброс и не думал отпускать. Но, всё же, Овольду захотелось более активной деятельности.
— Пойдём, прогуляемся? — Предложил он.
— Ты иди, а я ещё поплаваю. — Брунхильде совершенно не хотелось выходить из сладостной послеоргазменной истомы.
Овольд пару раз поцеловал свою жену и выбрался на берег. Посмотрел на струйки жидкого золота, стекающие вниз по ногам. Ещё раз задумался о смысле жизни хьюмстеров. Одна пара хьюмстеров за целое воплощение может произвести всего одну каплю этой субстанции, — вспомнились ему слова Каменщика.
Каменщика долго искать не пришлось. Овольд наткнулся на него сразу, как только вышел из храма.
— Ты что, подглядывал, старый извращенец? — Гневно спросил Овольд.
— Что ты? Что ты? — Каменщик поднял верхние лапы и повернул их раскрытыми ладонями к Овольду, — я тут присматриваю за системами энергообмена храма. Не могу же я бросить без присмотра храм, который строил двести пятьдесят тысяч лет.
— Ладно, всё равно у хьюмстеров нету такого понятия, как подглядывание, — примирительным тоном сказал Овольд. — Лучше скажи мне: кто-нибудь когда-нибудь зачинал ребёночка в озере?
— Нет, такого никогда не было. Я же говорил тебе, Леди Эль дозволяла купаться в священном озере только по одному. Вам с Брунхильдой впервые в истории было дозволено искупаться вдвоём.
— Можешь хотя бы чисто теоретически предположить, что будет в результате зачатия в озере?
— Не знаю, — Каменщик развёл верхними лапами. — Но можешь не сомневаться, всё что ни делается в лоне Нашей Леди, всё к лучшему. Так значит, твоя жена беременна?
— Так значит, ты только подсматривал, но не подслушивал?
— Поздравляю! Поздравляю, дружищщще! — Каменщик страстно потряс лапу Овольда и ободряюще похлопал его по переднему плечу.
— Спасибо. Скажи мне ещё кое-что.
— Спрашивай о чём угодно.
— Я уже стал бессмертным?
— А ты сам проверь. Задержи дыхание на несколько минут и сразу станет понятно.
Через пять минут Овольд вдохнул: А ведь и правда, можно не дышать! Желание дышать осталось, но это просто привычка. Жгучей потребности сделать вдох больше нету. Можно дышать, можно не дышать. Пожалуй, я всё же буду дышать, решил про себя Овольд. Потоки праны, которые вместе с дыханием циркулирую по телу, приятны. К тому же, дыхание нужно чтобы разговаривать.
— Есть тоже необязательно, — заверил его Каменщик.
— Зачем же ты ешь?
— Как зачем? Удовольствие получать!
— Пожалуй, насчёт удовольствия ты прав, пойдём в столовую.
По пути в столовую, а также во время трапезы, Овольд и Каменщик философствовали на тему методов реализации базовых законов системы мироздания в строительных конструкциях. В столовой Овольд выбрал всё самое вкусное, наполнил большой таз, и потащил угощение своей беременной жене. Каменщик вызвался проводить его, всё равно ему нужно было ещё раз что-то там оптимизировать в структурах храма.
Ещё один спуск на лифте, ещё немного плутаний по лабиринтам подземных норок, ещё один аккуратный проход мимо точек наиболее интенсивного энергообмена, и вот, друзья снова возле золотого озера. На этот раз Овольд старался запомнить путь как можно точнее, чтобы потом и без помощи Каменщика ходить в храм.
Брунхильды в храме не оказалось. Где? Ни секунды не раздумывая, Овольд прыгнул в золотое озеро. Жидкое золото не было прозрачным, но, всё равно, Овольд нашёл свою жену почти сразу. Как только он поднял её на поверхность, Брунхильда открыла глаза и с удивлением воззрилась на пришедших.
— Любимая, я так испугался за тебя. Ты чуть утонула?
— Я купалась и обнаружила, что могу не дышать. Жидкое золото проникло в меня сквозь все поры кожи и что-то сделало со мной.
— В священном озере невозможно утонуть, жидкость во много раз плотнее воды. — Вмешался в разговор Каменщик.
— А я обнаружила, что могу сколь угодно долго плавать, как рыба в воде. — По тону Брунхильды сразу чувствовалось, что за прошедшие часы послеоргазменная истома ещё и не начинала её отпускать.
— Хм. Наверное, плотность ваших тел повысилась. — Каменщик обеспокоено глядел на Овольда с Брунхильдой. Он уже начал предчувствовать, что вся эта история будет иметь очень далеко идущие последствия.
— Каменщик, спасибо что проводил до храма, но сейчас, позволь нам, пожалуйста, побыть наедине.
— Вы тут сорок суток пробыли наедине, — попытался возразить Каменщик.
— Сорок суток? А я-то думала, прошло всего несколько часов. — Брунхильда сладостно улыбнулась.
— Нам нужно побыть наедине ещё, мы с женой не виделись много жизней подряд.
— Вы виделись. Более того, вы много раз встречались во время оргий в кучах. И ещё, могу вас обрадовать, ваш генетический материал бегает и размножается по всей планете. Вероятно, во всех сорока миллиардах хьюмстеров есть хотя бы немножечко ваших с Брунхильдой генов. И моих тоже, — добавив в голос ложной скромности, сказал Каменщик. — Вы ведь знаете, Леди Эль проводит ротацию во всех коммунах каждые несколько лет.
— Я с удовольствием позанимаюсь генеалогией и систематизацией родственных связей, но не сейчас. — Овольд был непреклонен.
Каменщик не стал возражать. Он лишь немного покряхтел и попёрся оптимизировать строительные конструкции. Он уже начал чувствовать: его Драгоценнейшая Леди изменилась. Что именно изменилось и какие будут последствия, он не знал. Но интуиция старого извращенца предчувствовала что-то неладное.
— Кушать хочешь? — спросил Овольд и указал на таз с угощением, брошенный на берегу.
— Не-а. Жидкое золото насыщает меня всем необходимым.
— Давай ещё поиграем в сунь-высунь. — С этими словами Овольд обнял свою жену одной лапкой и стал гладить её.
— Нет! — Брунхильда вывернулась из объятий. — Я же беременна! Сейчас нельзя. Дождись, пока я рожу.
— Любимая, я аккуратненько помассирую твои эрогенные зоны. Обещаю быть нежным.
— Нет! Как тебе не стыдно? Ты ведь не младенцефил?
С этим доводом Овольд не стал спорить.
— Можешь поучаствовать в оргиях вместе, я не буду ревновать. Но моё женское начало сейчас занято наиважнейшим делом. Никакого секса до родов!
Овольд немного покряхтел, вылез из озера и попёрся вслед за Каменщиком. Последовавшие за этим дни были довольно однообразны. Овольд каждый день спускался к своей жене, болтал с ней о том, о сём. Приносил что-нибудь вкусненькое из столовой. Но каждый раз Брунхильда отказывалась от угощения. Она говорила, что жидкое золото обеспечивает её всем необходимым.
Почти каждый день Овольд вёл философские дискуссии с Каменщиком. Каждый раз Каменщик предлагал Овольду поучаствовать в оргиях. Он проповедовал, что массовые оргии — это наиважнейший столп общественной морали рассы хьюмстеров. Каменщик всячески укорял Овольда за нежелание участвовать в оргиях. Обзывал его аморальным элементом и злостным индивидуалистом. Но Овольд был непреклонен. Он сохранял верность своей беременной жене.
Во время одной из философских дискуссий Овольд сказал, что после ста тысяч лет ежедневных оргий можно бы и чем-нибудь другим позаниматься. Можно, например, понаблюдать за тем, что удалось обнаружить в себе во время зачатия ребёнка.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Каменщик.
— Я обнаружил в себе мозг, который никогда не рождался и не умирал. И пенис, который также никогда не рождался и не умирал. В последние дни я всё свободное время пытаюсь найти в себе ещё что-нибудь подобное. Но без помощи планетарной Богини ничего нового найти не получается.
— Пробовал думать тем мозгом?
— Конечно пробовал. Но тот мозг обдумывает какие-то совершенно немыслимые абстракции. У меня от таких мыслей ум за разум заклинивает, крыша сознания съезжает, в подвале подсознания канализация протекает. Стоит мне только подумать хотя бы одну мысль тем мозгом, который никогда не рождался и не умирал — сразу все мысли привычного мне мозга разлетаются, как пыль от дуновения ветра. Потом собрать в кучку привычные мысли становится невероятно трудно!
— Попробуй поучаствовать в оргиях, может, осознаешь те принципы, по которым собираются в кучку, — посоветовал Каменщик.
— Опять ты за своё. Сколько можно? Ты ведь уже двести пятьдесят тысяч лет на этой планете. И, по моему, ни одной оргии не пропустил.
— Не хочешь, как хочешь. А не пробовал трансформировать какую-нибудь мысль из мозга, который никогда не рождался и не умирал, в мысль привычного тебе мозга?
— Пробовал. Но всего одна мысль раскрывается в великое множество каких-то совершенно немыслимых инопланетных извращений. Я чуствую, одну такую мысль можно раскрыть в целую книгу, или в длинную серию книг. Но, всё равно, степень раскрытия одной-единственной мысли будет ничтожно мала.
— Попробуй тем самым мозгом подумать о чём-нибудь, не связанном с сексом, — дал ещё один совет Каменщик.
— Мозг, который никогда не воплощался и не умирал, обдумывает какие-то совершенно запредельные абстракции. Связаны эти абстракции с сексом, или не связаны, я не понимаю. Но когда я пытаюсь трансформировать мысли того мозга в привычный мне формат, возникает огромная, нескончаемая и совершенно безумная череда извращений. Спасает только то, что привычный мне мозг думает словами. Словесность образует своего рода фильтр, сквозь который не проходят слишком уж безумно-неописуемые извращения.
— Попробуй поучаствовать в оргии. Если повезёт, во время оргии снизойдёт откровение, которое решит твои насущные вопросы. У меня обычно так и бывает. К тому же, во время оргии может найтись применение и твоему пенису, который никогда не рождался и не умирал.
— Спасибо что напомнил, Каменщик. Пойду посмотрю, что я там натворил своим сверхестественным пенисом.
Путь в подземный храм не занял много времени. Овольд уже успел досконально изучить все развилки и межуровневые проходы.
— Дорогая, как протекает беременность? — спросил он с берега золотого озера.
— Всё прекрасно, у нас будет девочка. — Ответила Брунхильда, выныривая из толщи золотистой жидкости.
— Девочка, так девочка. Вообще-то, я хотел мальчика. Но девочка — тоже хорошо. Принести что-нибудь из столовой?
— Неее. В жидком золоте есть всё что нам нужно. — Брунхильда слегка выпятила свой животик над поверхностью озера и погладила его передними лапками.
— Может сходим погулять по поверхности планеты? Подышим свежим воздухом, полюбуемся звёздным небом?
— Неее. Здесь, в этом священном озере, наилучшие условия для нашей дочери.
— А ты уверена, что с беременностью всё нормально? Может, стоит обдумать получше?
— Не волнуйся, мой любимый. Моё женское тело само знает, что делать во время беременности. Влезать в беременность умом не надо. В таких делах ум скорее навредит, чем принесёт пользу.
— Обстоятельства, в которых произошло зачатие, меня слегка беспокоят.
— Не беспокойся. Я женским сердцем чувствую: всё в порядке. Можешь построить что-нибудь вместе с Каменщиком или поучаствовать в оргиях. О нас не беспокойся, у нас всё будет хорошо.
День за днём, месяц за месяцем, Овольд ежедневно навещал свою жену в подземном храме. Они мило болтали. Каждый раз Брунхильда уверяла, что беременность протекает нормально, и что всё хорошо. От любой еды и от прогулок она отказывалась.
Спустя девять месяцев беспокойство Овольда усилилось: роды всё не наступали и не наступали.
Овольд искал по всей планете какого-нибудь акушера или гинеколога, который мог бы квалифицированно проконсультировать его по вопросам ведения беременности. Но никто на всей планете не был знаком со столь необычным типом беременности. Ни один акушер не знал, как принимать роды такого типа.
Овольд выпросил у Каменщика секретный список тех, кто удостоился чести искупаться в золотом озере. Некоторых оказалось невозможно найти. Те, кого удалось найти, оказались заняты каким-нибудь социально-значимым делом.
Овольд поговорил со всеми бессмертными, которых удалось разыскать. Но никто из них не занимался сексом в золотом озере. Никто не знал, что делать с беременностью, возникшей в столь необычном месте. Никто не мог даже предположить, какие будут последствия.
Больше всех история оргии в золотом озере удивила главного Шахтёра. Этот деятель мог прогрызть тоннель в любой, даже самой твёрдой скале. Он много тысяч лет исследовал первоисточник твёрдости.
— Существует источник реальности, который источает из себя качество твёрдости. — Делился своими научными изысканиями Шахтёр. — Все твердые предметы содержат в себе нити, связующие их с первоисточником твёрдости. Я знаю, как отождествиться с этим источником реальности. Знаю, как вытаскивать из него нити. Хочешь, научу?
— Я безмерно уважаю ваши исследования, я очень польщён таким предложением. Но, к сожалению, у меня сейчас нет времени на обучение. Мне нужно что-то делать с беременной женой. — Вежливо отказался Овольд.
— Не волнуйся, Наша Леди следит за здоровьем всех самочек во время беременности. Роды у хьюмстеров крайне редко приводят к осложнениям. Другое дело — прогрызание особо твёрдых скал. Каждый раз грызёшь и не знаешь, как провести в свои зубы нити из источника твёрдости более толстые, чем каменная скала.
— Может быть потом, после того как моя жена разродится, я приду к вам, уважаемый Шахтёр. Когда будет время, я почту за честь взять у Вас несколько уроков. Но сейчас мне необходимо позаботиться о своей беременной жене.
— Нити из первоисточника твёрдости можно провести не только в зубы, но и в свой характер. Я думаю, тебе это будет очень полезно в будущем.
Шахтёр уверял, что наслаждение на оргиях в шахтёрском посёлке твердо, как нигде больше. Но, несмотря на уговоры, Овольд вежливо попрощался с главным Шахтёром и вернулся к своей жене.
— Как твоё самочувствие, дорогая? — Спросил Овольд с берега золотого озера.
Вместо ответа Брунхильда захихикала и брызнула в Овольда тоненькой струйкой жидкого золота изо рта. Ей уже надоело беспокойство Овольда. Она уже слишком много раз говорила, что чувствует себя хорошо.
Долго-долго мотался Овольд между своей женой и различными специалистами на планете. Он изучил все ветки метро, узнал обо всех наиболее значимых исследованиях, которые вели ведущие специалисты планеты Хома. Долго-долго он беспокоился, пока не догадался обдумать сложившуюся ситуацию тем самым мозгом, который никогда не рождался и не умирал.
Овольд нашёл тёплое место и уселся думать. Долго-долго думал он думу крепкую. Тридцать три года он просидел в задумчивости глубинной.
Он мог бы и дольше просидеть в тепле, думая думу великую. Но в норку вбежал разгорячённый Каменщик и крикнул: Твоя жена рожает!
Путь в подземный храм не занял много времени. Но когда друзья очутились возле берега золотого озера — всё уже произошло. Брунхильда мирно возлежала на поверхности озера и придерживала передней лапкой нечто странное.
— Родила царица в ночь, не то сына, не то дочь; не мышонка, не лягушку, а неведому…..
— А неведомый источник реальности, — закончил мысль Овольда Каменщик.
— Это дочь, можете не сомневаться. — Брунхильда нежно придерживала лапкой нечто напоминающее туго скрученный клубок световых нитей.
При ближайшем рассмотрении стало видно, что множество тонких нитей из клубка присосалось к сосцам Брунхильды. Было видно как тело Брунхильды поглощает жидкость из священного озера и кормит этой жидкостью своё дитя через сосцы. Прожорливость маленькой светящейся девочки в первый же час после рождения поражала: Она засасывала жидкое золото сквозь тело Брунхильды прожорливым потоком.
— Мальчики, не мешайте мне кормить ребёнка, — добавив в голос строгости, сказала Брунхильда.
Удостоверившись в том, что с Брунхильдой всё в порядке, Овольд и Каменщик вышли из храма в глубокой задумчивости. Вроде бы ничего страшного. Маленькая дочка выглядит странновато. Но что с того? В космосе ещё и не такие странности случаются.
— Ты почувствовал? Наша Леди изменилась. — Прервал молчаливую задумчивость Каменщик.
— Как-то не обратил внимания. — Овольд на минуту сконцентрировался на своих ощущениях. — Да. В коллективном сознании хьюмстеров что-то изменилось, — подтвердил он.
— По-моему, интерес Нашей Наимудрейшей Леди к коллективному сознанию хьюмстеров ослаб. Я думаю, ваше с Брунхильдой дитя перетянуло на себя часть внимания Богини, — предположил Каменщик.
— Похоже, что так. Но нам с тобой всё равно не понять, что происходит с восприятием Богини.
— Со временем, я надеюсь, ситуация прояснится. Расскажи пожалуйста, о чём ты думал, сидя в тёплой норке? — Попросил Каменщик.
— Я пытался своим бессмертным мозгом понять, что со мной произошло на этой планете. Оказывается, Леди Эль начала отращивать мне пенис, которым можно зачать нечто нужное ей, с самого моего первого воплощения на планете Хома. Сто тысяч лет Она отращивала мне пенис, который за пределами рождений и смертей. Она не хотела, чтобы зачатие произвёл полный идиот. Поэтому она заодно отрастила мне один бессмертный мозг. Я очень долго пытался найти в себе что-нибудь ещё того же уровня. Но не сумел.
— Со многими чудесами я сталкивался в космосе. Но такое — впервые. А что за дитя родила твоя жена?
— Не знаю. — Честно ответил Овольд.
— Понятно, что ничего не понятно. Ладно. В энергосистемах храма что-то изменилось, пойду проверять. — Каменщик развернулся и пошёл проверять свои постройки. Овольд, недолго думая, вернулся к своей жене.
— Как ваши дела, милые дамы? — спросил он, подойдя к берегу.
— А ты сам посмотри, — Брунхильда выглядела очень довольной. Немного потолстела, её поля желаний и эмоций выглядели взрыхлёнными. Но женское счастье буквально лучилось из её глаз.
Овольд склонился над Брунхильдой с ребёночком и нерешительно протянул переднюю лапу к своей дочке. Глаз у новорожденной не было, но восприятие из клубка световых нитей развернулось в сторону Овольда. Бесконечно любящий взгляд откуда-то из вечности заполнил всё существо Овольда. Овольд ощутил взгляд нематериальных глаз не только своей белой и пушистой шерстью. Внимание звёздного дитя заполнило его желания, образы, эмоции, мысли… Больше всего малютка заинтересовалась тем самым мозгом, который никогда не рождался и не умирал. И теми мыслями, которые бессмертный мозг думал.
— Ой, она наводит мне галлюцинации! — Воскликнул Овольд. — Эти галлюцинации такие миленькие, такие по-детски наивные!
— Наша малышка уже пускает пузыри. Маленькие детские пузырики реальности, — ответила Брунхильда, сюсюкая.
Малышка росла не по дням, а по часам. Овольд каждый день спускался в подземный храм, играл с маленькими детскими пузыриками реальности. Оказалось, бессмертный мозг как нельзя лучше подходит для игр с пузыриками.
Бессмертный мозг ловко подхватывал силой мысли детские пузырики, раскрывал содержащиеся в них галлюцинации. Что-нибудь менял, иногда даже получалось что-нибудь добавить. Каждый раз, когда бессмертный мозг Овольда добавлял что-нибудь удачное в галлюцинацию, малышка заполняла эмоциональное поле храма детским задорным весельем.
Овольд мило болтал со своей женой и через неделю стал настойчиво звать Брунхильду в уютную тёплую норку:
— Дорогая, твоя нежная писенька уже зажила после родов?
— Дааа.
— Пойдём, милая пусечка, я сделаю тебе массаж… — шептал он на ушко своей жене.
— Не сейчас, любимый. Наша дочурка нуждается в материнской любви.
— Наша дочурка может поплавать в озере часок-другой самостоятельно. А я за прошедшие годы так соскучился по твоей сочности и смачности. Ты была беременна так долго, что я уже начал забывать, как являть свою мужественность в твоё нежное влажное лоно.
— Ты что, разве можно оставлять одну девочку, которой всего неделя от роду?
— У меня такое ощущение, что наша дочурка древнее всех нас вместе взятых. О! А вот и Каменщик идёт. Давай попросим его побыть нянькой хотя бы пару часов, а сами уединимся в тёплой норке.
— Пока вы тут играете и сюсюкаетесь, на планете происходит что-то странное! — Подошедший Каменщик выглядел взволнованным. — В западной ветке метро столкнулось два поезда. На юге появился очаг индивидуализма: там коммуна финикийцев не желает отдавать финики. Они требуют равноценного обмена: девятьсот тонн сушёных яблок или триста тонн орехов за каждый эшелон сушёных фиников. На оргиях чувственность упала на девять процентов. Но, главное, производство жидкого золота прекратилось!
— Из всего сказанного тобой самое удивительное, что падение чувственности на оргиях — для тебя не самое главное. — Брунхильда не упустила возможности немного потроллить Каменщика.
— Не до шуток! Ситуация более чем серьёзная. — Каменщик на троллинг не повёлся. — Наша Леди теряет интерес к рассе хьюмстеров. Иначе чем объяснить столкновение поездов в метро?
— Обычным распиписяйством. — Брунхильда не желала настраиваться на серьёзный лад.
— Может быть, какой-нибудь хьюмстер плохо спал, поел перед сном какого-нибудь нейростимулятора. А Наша Леди по какому-то недоразумению рассчитала движение поездов именно его мозгом. — Предположил Овольд.
— Наша Леди никогда таких глупостей не допускала. Овольд, помоги мне пожалуйста разобраться в ситуации.
— Действительно, Овольдушка. Ты у меня такой умный! Помоги Каменщику. А я пока побуду с ребёнком.
Целый день Овольд вместе с Каменщиком пытались понять, что произошло. Осматривали конструкции храма, проехались туда-сюда по западной ветке метро, проникли в коллективное сознание рассы хьюмстеров. Всё бесполезно. Вывод напрашивался только один: Леди Эль изменила вектор своего восприятия. Куда? — Осознать не получалось. Вернуть обратно восприятие Богини не представлялось возможным.
Под вечер уставший Овольд вернулся к Брунхильде.
— Вот это да! Как подросла наша малышка всего за один день?!
— Да. Сюю Сюю Сюю. Наша радость поглощает всё больше и больше жидкого золота. — Сюсюкая, ответила Брунхильда.
— Кажется, она засыпает.
— Нет. Так наша маленькая не засыпает. Сю Сю Cю. Так наша маленькая учится поглощать жидкое золото самостоятельно, без посредничества моих сосцов.
— Ну вот и хорошо. Пока наша малышка поглощает, мы с тобой, моя царственная жонушка, поиграем во взрослые игры, — предложил Овольд.
— Ладно. Только не здесь. — Согласилась Брунхильда.
Овольд вытащил Брунхильду из озера и повёл её уже известным путём в тёплую норку, в которой он размышлял последние тридцать три года. В норке они предались радостной и сладострастной любви. Потом ещё разок. И ещё разок. А потом ещё пару раз. Потом любовники сменили позицию и наслаждались друг другом вновь и вновь. Овольд с удивлением обнаружил, что жизненная энергия не тратится на оргазмы. Ну надо же, какой полезный побочный эффект от купания в жидком золоте! Можно не дышать, можно не есть. Можно заниматься любовью сколько угодно!
— Пока ты была беременна, я так соскучился по твоей сочности и смачности!
— Ну всё, хватит на сегодня, — взмолилась Брунхильда. — Надо пойти проверить, как там доченька.
— Пойдём вместе, дорогая, пока будем спускаться на лифте, попихаемся ещё немного. — Согласился Овольд.
Пока лифт спускался на уровень подземного храма, Овольд с Брунхильдой попихались ещё, как и планировалось. Успели даже два раза. Однако, на храмовом уровне любовников ожидал неприятный сюрприз: лабиринт тоннелей изменился!
— Ты уверен, что это правильный этаж? — Переспросила Брунхильда.
Овольд ещё раз проверил лифт. Потом перепроверил лифтовую площадку.
— Да, это точно тот этаж. Номер в кабинке лифта правильный. Номер над дверью в шахту лифта тоже правильный. Вот здесь, возле выхода из лифта, на стене картина, изображающая достославную оргию по случаю ввода в эксплуатацию нашей станции метро. Такой картины больше нигде нет.
— Такие картины украшают быт хьюмстеров везде, — возразила Брунхильда.
— Но посмотри на антураж, на композицию, на игру света и тени, на прибывающий поезд на заднем плане. Обрати внимание, к головному вагону прибывающего поезда прикреплено красное знамя ветеранов восточной ветки метрополитена. Эта картина уникальна. Пойдём, поищем вход в храм.
Звёздные любовники долго плутали в лабиринте, и вдруг, совершенно неожиданно, оказались возле того же лифта. Затем они пошли другим путём. И опять вышли к тому же лифту. Потом любовники поднялись вверх на один этаж, осмотрели тоннели. Потом на два этажа выше. Потом спустились вниз, на этаж ниже храма, на два этажа ниже храма, на три… Всё бесполезно.
Любовники вернулись на этаж храма и принялись методично составлять план лабиринта, приняв за точку отсчёта двери лифта. После десятой попытки выяснилось, что лабиринт меняется. При этом изменения, странным образом, как бы подталкивают Овольда с Брунхильдой к дверям лифта. От бессилия Брунхильда села прямо на пол под картиной и зарыдала.
— Мы больше никогда не увидим нашу дочку! — Жалостливо заскулила она.
— Не волнуйся, что-нибудь придумаем, — Овольд взялся утешать свою жену, хотя и сам был не в лучшем состоянии. За прошедшее время он успел испытать отцовские чувства и привязался к маленькой девочке.
Целый час Брунхильда плакала, Овольд утешал её как мог. Он и сам хотел поплакать, но, чтобы не усугублять эмоциональное состояние своей жены, держался изо всех сил. Через два часа звезданутые любовники немного успокоились, и, что бы хоть немного отогнать негативные эмоции, занялись сладкой любовью. За этим занятием их и застал Каменщик.
— А! Вот вы где! А я ищу вас по всем норкам. — Выходя из дверей лифта, бодренько сказал Каменщик. — Короче говоря, я был на оргии и на меня снизошло откровение. Леди Эль закрыла Храм золотого озера. Она просила никого не пускать.
— Но там наша дочь! — всхлипывая, возразила Брунхильда.
— У хьюмстеров нету индивидуальных детей. Все хьюмстеры — одна семья. Все дети — общественные. — Терпеливо, из своего любимого амплуа проповедника, взялся объяснять Каменщик.
— Без тебя знаем, не первую жизнь на этой планете, — грубо огрызнулся Овольд.
— Не волнуйтесь пожалуйста, — медленным, умиротворяющим голосом сказал Каменщик. — В последнее время внимание Богини вытягивается из коллективного сознания хьюмстеров и перенаправляется на вашу дочь. Это очень плохо для рассы хьюмстеров, но очень хорошо для вашей дочери. С таким большим количеством внимания Богини с ней совершенно точно всё будет хорошо.
— Что нужно Эль от нашей дочери?
— Увы, намерения Нашей Наимудрейшей Леди неисповедимы. — Каменщик плавно развёл в стороны верхние лапы, выражая покорность высшим силам.
— Богиня обиделась на нас за то, что мы занялись любовью вне коллектива? — Продолжая всхлипывать, спросила Брунхильда.
— Нет. Вам даровано высочайшее дозволение заниматься любовью как угодно и где угодно. Наша Леди испытывает к вам чувство благодарности за то, что вы родили прекрасное звёздное дитя. Но дальше ваше участие нежелательно. Всё равно ведь вы не знаете, как воспитывать такое дитя?
— Материнское сердце подскажет.
— Материнского сердца недостаточно, — Каменщик продолжал замедлять свой голос и вливать умиротворение в эмоциональное поле, словно опытный проповедник. — Нужно нечто большее, нечто, доступное только божественным силам. Доверьтесь Нашей Леди. Она всё видит, всё знает, всех понимает. Она не подводила рассу хьюмстеров триста тысяч лет. Не подведёт и сейчас.
— Но что нам теперь делать?
— Всё что угодно. Можете отдохнуть или присоединиться к любой коммуне в общественно-полезном делании. Можете путешествовать по планете или обустроить себе уютную норку. Можете участвовать в оргиях, или, можете заниматься чем пожелаете наедине.
— Нет уж. Я хочу получить откровение непосредственно от Богини. Веди нас в зал любви и учи, как получать откровения во время оргиии. — твёрдо заявил Овольд.
— Не вопрос! Но очередная оргия начнётся только через три часа, пятнадцать минут и двадцать две секунды. — Каменщик перевёл взгляд на картину над головой любовников. — Как же, как же. Достославная была оргия! Помню. Участвовал. В те времена славные были организаторы-коллективисты. Могли организовать оргию где угодно, хоть в чистом поле, хоть в рабочем цеху, хоть на станции метро. Современная молодёжь не того калибра, обязательно подавай им специально оборудованный зал любви. Кстати, вы знаете, что все залы любви на планете построены моими учениками и по моему генеральному плану?
— Не уходи от главной темы. — Нарочито прервал ностальгию Каменщика Овольд.
— Проходите в лифт, товарищи. Я укажу вам путь в светлый зал любви. — Произнеся эти слова, Каменщик нажал кнопку вызова лифта.
Лифт пришёл не сразу. Пришлось постоять возле металлических дверей несколько минут. Во время ожидания каждый думал о своём, прислушиваясь к шуршанию в шахте лифта. Когда лифт наконец-таки пришёл, в нём оказался нелицеприятный тип. И запашок от него был… так себе. Этот нелицеприятный тип стоял спиной ко входу и совершал возвратно-поступательные движения тазобедренными суставами в направлении топливного бака.
— Это лифтёр, — пояснил Каменщик. — Обычно лифты хьюмстеров обходятся без лифтёров. Но, после вашего с Брунхильдой купания в золотом озере, сюда был назначен постоянный сотрудник. Его главная задача — следить, что бы запас биотоплива в подъёмном механизме не кончался.
— Но я тысячу раз спускался и поднимался на этом лифте, пока Брунхильда была беременна. Почему я ни разу не видел лифтёра?
— А ты хоть раз за это время заправлял лифт биотопливом? — Вопросом на вопрос ответил Каменщик.
— Странно, но нет. Ни разу.
— Странно не то, что ты не видел лифтёра. Странно, что ты сейчас его встретил. Было ведь дано высочайшее повеление: для тебя и Брунхильды обеспечить наиболее комфортные условия. И чтобы вы ничего нелицеприятного не видели. Ох. Не нравится мне это. Совсем не нравится. — Каменщик в этот день был ворчлив.
— Ничего страшного, — встряла Брунхильда. — Лифтёр — нормальный хьюмстерский рабочий. Его соседство нам ничем не повредит, запашок потерпим.
— Неужели ты ещё не заметила, Брунхильда? Порядок в обществе хьюмстеров начал разваливаться. Особенно ярко это стало заметно после твоих родов.
— А я то-тут причём?
— Не знаю. Но вот, смотрите: оплошность номер два. В коллективное сознание хьюмстеров была установлена совершенно однозначная подпрограмма: Овольду и Брунхильде обеспечить режим наибольшего благоприятствия во время путешествий по планете. Но лифт к вам приехал незаправленный. И вы вынуждены ждать, пока лифтёр заправит его.
— Он уже кончает, — прервала тираду Каменщика Брунхильда.
— Заканчивает, — наставительным тоном поправил Брунхильду Каменщик.
— И то и другое одновременно, — дипломатично предложил компромиссный лингвистический оборот Овольд.
— Можно ехать, — поворачиваясь лицом к стоящим на лифтовой площадке, сказал лифтёр.
Друзья вошли в лифт и Каменщик нажал на кнопку. Вчетвером в лифте оказалось тесновато. Запашок от лифтёра бил в нос и притуплял возвышенные чувства. Добравшись наконец до зала любви, Овольд с Брунхильдой вопросительно уставились на Каменщика.
— Ну я же уже всё объяснял. Сделать проще, чем описывать это словами. Когда вся коммуна сольётся в одновременном оргазме, просто станьте единством во множестве всех органавтов. У вас возникнет искушение получить интегральное наслаждение от всей коммуны. Если вы преодолеете это искушение и двинетесь к первоисточнику, вы окажетесь в теле Богини. Точнее, вы окажетесь в том месте, которым Наша Леди получает интегральное наслаждение от всех оргий на всей планете. У вас возникнет искушение присоединиться к Богине в получении наслаждения от всепланетного оргазма. Если вы сумеете преодолеть и это искушение, и, если сумеете остаться в своём уме…. Сделайте усилие, как будто вспоминаете что-то, что давно знаете, но подзабыли. На всякий случай, я останусь и буду участвовать в оргии вместе с вами. Постараюсь помочь по ходу дела.
* * *
Оргия была неописуемо прекрасна, нежна и чувственна. Нет никаких слов, чтобы описать всё великолепие прошедшей оргии. По окончании оргии Каменщик спросил у Брунхильды:
— Ну как, удалось получить откровение?
— Нет. Стыдно признаться, но двадцать два раза я не устояла перед искушением получить интегральное наслаждение от всей кучки. Пятнадцать раз мне не удалось преодолеть искушение остановиться и получить интегральное наслаждение от всех оргий на планете. Что было во время всех остальных одновременных оргазмов кучки — сейчас уже не вспомню. Помню только, что было очень приятно.
— Как я тебя понимаю! — воскликнул Каменщик.
— Ни хрена ты не понимаешь, старый извращенец. Меня не пускают к дочери и даже не обьясняют, почему!
— Не волнуйся, Бруни, вместе что-нибудь придумаем, — попытался успокоить свою жену подошедший Овольд.
— А тебе удалось пройти сквозь искушение?
— Вроде удалось. Но я не могу понять, какую информацию я там зацепил. Откровение не раскрывается ни во что вменяемое, — посетовал Овольд.
— Попробуй обдумать полученное откровение тем самым мозгом, который никогда не рождался и не умирал, — посоветовал Каменщик.
Овольд так и сделал. Вернулся в свою тёплую норку и уселся думать. Брунхильда некоторое время суетилась рядом, капризничала. Потом попыталась спуститься на храмовый уровень одна, но лабиринт не пропустил её к храму.
* * *
Сразу после оргии подбежал гонец и доложил Каменщику об очередной поломке в удалённом тоннеле.
— Не нравится мне это, ох не нравится. В последнее время поломки стали случаться всё чаще и чаще. Наша Леди вынимает восприятие из хьюмстеров и перенаправляет в храм. А меня в храм даже не пускает, — недовольно пробормотал Каменщик и отправился заниматься ремонтом.
Долго ли, коротко ли, думал Овольд своим бессмертным мозгом, сейчас уже узнать невозможно. Когда идёт процесс думанья сверхъестественным мозгом, течение времени становится очень странным.
Когда Овольд вышел из задумчивости — он обнаружил рядом с собой Брунхильду в позе глубокой задумчивости и занялся с ней сладкой любовью.
— Любимая, чем ты занималась всё это время? — Спросил Овольд, отойдя от послеоргазменного допаминового выброса.
— Ничем. Это ты со мной что-то делал. А я покорно подвергалась твоим воздействиям. Было очень приятно.
— Я тебя не трогал. Только думал. Впрочем, не важно. Ты у меня такая миленькая, такая кавайненькая, такая няшечка, — с этими словами Овольд ещё разок овладел телами Брунхильды.
— Расскажи, что ты там надумал, — попросила Брунхильда, отдышавшись.
— Если в двух словах — всё хорошо.
— А если поподробнее?
— Подробнее — наша дочурка — это новое тело Леди Эль. Она сто тысяч лет готовила тебя к родам. А мне Богиня отращивала вечный и бессмертный пенис, чтобы я зачал новое тело для Неё.
— Но все хьюмстеры — продолжение Эль. Ты думаешь, наша дочя в этом плане что-то новое?
— В другом плане, моя милая пусечка…. чмок — чмок… Наша дочурка существо совсем другого плана, другого уровня, другой реальности.
— А почему мы не можем увидеться с дочерью?
— В храме сейчас действуют силы, непостижимые и не выносимые для нас с тобой. Мы наверняка повредим свои бессмертные души, если проберёмся в храм.
— Но я хочу увидеть свою дочь! Хотя бы издалека, — не унималась Брунхильда.
— Не волнуйся, моя няшечка. С нашей дочерью всё хорошо, она растёт. Озеро жидкого золота содержит все необходимые питательные вещества, витамины, микроэлементы. И есть ещё одна причина, по которой вход в храм закрыт для всех.
— Что за причина?
— Наша доченька трансформирует свои корешки в нечто подобное шасси звездолёта.
— Что? Что это значит? Она улетит от нас?
— Не знаю. Но близко подходить нельзя никому. Наша дочурка делает себе твёрдую опору в пузыре реальности вазелиновых рек и железных берегов. Силы, которые ей нужны для опоры, настолько тверды, что могут сплющить не только мягкие хьюмстерские тела, но и наши с тобой души бессмертные.
— Значит, страна вазелиновых рек и железных берегов, это не просто старые сказки?
— Сказки ложь, да в них намёк. В глубине планеты действительно существуют вазелиновые реки в железных берегах. Но это не другая страна. Это иной пузырь реальности.
— Там живёт кто-нибудь?
— Да. Там живут балроги. Это жуткие, эгоистичные и агрессивные существа. Они вазелинят свой рог и борются за взаимное уважение. Кто в результате борьбы становится более уважаемым, даже и не спрашивай. Нежный хьюмстерский мозг не выдержит всей правды о балрогах.
— Но ты то выдержал, — возразила Брунхильда.
— Я обдумывал образ жизни балрогов своим бессмертным и безжизненным мозгом.
— Что же нам делать? — рассказ Овольда вогнал Брунхильду в мрачное настроение.
— Через некоторое время наша дочурка подрастёт и мы сможем увидеться с ней. А пока мы можем поиграть в сунь-высунь. Хьюмстерские механизмы эмоционирования всегда разгоняют печаль-тоску во время взаимопроникновенных игр.
Шли годы, Овольд с Брунхильдой занимались всякими милыми пустячками, дабы скоротать время в ожидании свидания с дочерью. Оргазмы нисколько не ослабляли жизненность Овольда. Брунхильда не старела. Встречи с Каменщиком случались довольно редко, он постоянно был занят починкой чего-нибудь малопонятного в своих подземных постройках.
И вот, в один прекрасный весенний день, планета загудела. Стены в тёплой норке любовников заходили ходуном. Хьюмстеры с диким стрёкотом забегали туда-сюда по подземным тоннелям. Казалось, ментальный фон на планете сошёл с ума.
Каменщик с ошалелыми глазами заскочил в норку и завопил: Спасайтесь! Но ментальный фон планеты настолько обезумел, что смысл слова «спасайтесь» перепутался со смыслами тысяч других слов.
— Если этому пузырю реальности настаёт кирдык, если нам суждено умереть — давай умрём вместе, в оргазме, — предложил Овольд.
Брунхильда без лишних слов приняла удобную позу и Овольд овладел её телами. Любовники знали: если умереть в оргазме — отголоски оргазмических ощущений будут вибрировать всё следующее воплощение. Поэтому они занялись любовь с удесятерённым сладострастием.
В момент самого пика оргазма яркий свет вспыхнул в норке. Овольд совершенно неожиданно обнаружил, что держит в объятиях сгусток света неопределённой формы. Этот сгусток тихо выскользнул из пушистых хьюмстерских лапок и полетел тоннелям. Вверх, вверх, вверх, вслед за миллиардами подобных сгустков света.
В эту ночь над подземным храмом выросло гигантское дерево, высотой триста тридцать три километра. Его корни состояли из чистейших рубинов. Ствол из топаза. Ветви из берилла. Листья за одну ночь развернулись из зелёных изумрудов.
На самой вершине дерева раскрылся прекрасный миллиардолепестковый лотос. И, хотя цветок раскрылся за пределами атмосферы, его неописуемо прекрасный запах почувствовали все жители планеты.
Все кто мог, устремились к цветку. Но взлететь смогли не все. Смогли только те, кто превратился в световой сгусток.
Норка Овольда была недалеко от дерева, буквально в паре километров. Когда он вылез на поверхность планеты, всё небо было усеяно миллиардами светлых точек, летящих по направлению к вершине дерева.
Где? Где? Где? Овольд засуетился, пытаясь найти взглядом свою Брунхильду. В ответ пришёл эмоциональный импульс. Всего лишь малюсенький любовный импульс. Ни слов, ни образов. Импульс пришёл от маленькой точечки высоко в небе. Светлая точечка была уже на пол-пути к миллиардолепестковому лотосу.
Постепенно к подножию дерева стали подбегать и другие хьюмстеры. Каменщик оказался в числе первых. Он суетился, бегал туда-сюда, выкрикивал что-то невразумительное. Спрашивать о чём-либо было бесполезно. Никто не понимал, что происходит. Никто не знал, что делать.
За пол-часа до рассвета у подножия дерева собралось сто или двести тысяч хьюмстеров. За это же время все превратившиеся в световые сгустки залетели в гигантский цветок на вершине дерева.
И началась оргия, которая, впрочем, снизу была не видна. Виден был только яркий свет на вершине гигантского дерева, и ощущались эмоциональные волны сладостного наслаждения.
Каменщик, почувствовав эмоциональные волны, исходящие сверху, попытался организовать оргию у подножия дерева. Но ничего из этого не вышло. Хьюмстеры, оставшиеся внизу, пребывали в подавленном состоянии. Их всех плющило не по-детски.
Тем временем, оргия наверху достигла своего пика. Все трансформировавшиеся в световых существ хьюмстеры слились в едином оргазме и взлетели вверх, к звёздам.
Так закончилась история пребывания Леди Эль на планете Хома. Всех хьюмстеров, не слишком склонных к индивидуализму, Богиня превратила в звёздных ангелов. А сама стала звездой.
Все кто в душе имел склонность к индивидуализму, остались на планете. Ничего плохого Леди Эль им не сделала. Просто оставила их и ушла к звёздам.
* * *
Осознав что произошло, Каменщик забился в истерике. Он упал сначала на колени, а потом мордой в землю. Долго-долго он вопил, плакал, бился головой об землю. Бил кулаками в землю. Орал благим матом. Потом бился спиной об дерево. Потом опять плакал. Потом опять бился мордой в грязь.
Глядя на это, Овольд оттащил Каменщика туда, где земля была помягче. Сам сел рядом с другом и попытался утешить его, как мог:
— Она вернётся. Обязательно вернётся. Либо мы придумаем, как улететь к ней.
Каменщик не слушал его и продолжал биться в истерике. Овольд и сам был в депрессии из-за того что его любимая Бруни улетела вместе с Леди Эль. Улетела туда, куда планетарным жителям доступа нет.
Однако, в отличие от Каменщика, Овольд точно знал: расставание ненадолго. Просто знал. Остаточные ощущения от последнего акта любви, закончившегося в момент трансформации Брунхильды, раскрылись в понимание происходящего.
— Я знаю, что делать! — Каменщик перестал биться в истерике и буквально подпрыгнул на месте из положения лёжа. В следующую секунду он уже бежал к своему складу строительных инструментов. Овольду не понравилось эмоциональное состояние Каменщика и он побежал вслед за ним. Как оказалось, не зря.
На складе Каменщик схватил циркуль и воткнул его себе в левую руку. Затем он попытался воткнуть себе в правую руку угольник. Но угольник был тупым и не втыкался.
Овольд твёрдо, но аккуратно отобрал у Каменщика инструменты и оттащил его обратно к дереву. Возле дерева Овольд забинтовал раны друга.
— Зачем? Почему ты не позволяешь мне покончить с этим существованием? Без Нашей Леди моя жизнь не имеет смысла! — Каменщик сделал попытку расшибиться мордой об топазовое дерево. Но Овольд удержал его.
Немного успокоившись, Каменщик стал копать. Хьюмстеры от природы неплохо умеют копать, в периоды дикости они своими лапками выкапывали себе норки. Докопавшись до грунтовых вод, Каменщик попытался утопиться. Овольду опять пришлось спасать друга, пришлось вытаскивать Каменщика за шкирку.
Истерика Каменщика продолжалась сорок дней. Все сорок дней Овольд не отходил от друга и пресекал его попытки навредить самому себе. Умаялся до изнеможения.
По истечении сорока дней Каменщика начало понемногу отпускать. В его взгляде появилась сосредоточенность. Попытки отгрызть самому себе голову прекратились.
— Ну что теперь делать?? — чуть не плача, вопрошал Каменщик Овольда.
— Ты уже тысячный раз спрашиваешь об одном и том же. Попробуй построить храм для хьюмстеров. Теперь им это нужно. Теперь они не чувствуют своими сердцами связь с Богиней.
— Ты мне поможешь?
— Разумеется помогу, мы же друзья. Только не вешайся, пожалуйста.
Каменщик увлёкся новой идеей, стал стаскивать к подножию дерева инструменты и стройматериалы. Некоторое количество изумрудных листьев отвалилось от дерева в тот период, когда Каменщик пытался повеситься на нижних ветках. Некоторые листья отвалились из-за того, что Овольд не очень аккуратно мешал Каменщику вешаться. Друзья бережно собрали драгоценные листья и сложили их в шкатулку.
— Я буду вделывать по одному изумрудному листику в алтарь каждого второстепенного храма на планете. — Пояснил Каменщик свои планы. По общему согласию, Топазовое дерево решили объявить главной святыней новой религиозно-мировоззренческой концепции рассы хьюмстеров.
В ближайших поселениях Каменщик попытался набрать помощников для строительных работ. Но оставшиеся на планете хьюмстеры проявляли индивидуализм и отказывались работать на общественной стройке.
Постепенно друзьям стала раскрываться вся чудовищность произошедшего на планете Хома. Оказалось, Эль трансформировала в звёздных существ примерно двадцать миллиардов хьюмстеров. То есть, половину населения. Трансформации подверглись только те, кто был склонен к индивидуализму менее чем наполовину. Все, кто был склонен к индивидуализму более чем наполовину, остались на планете в своих прежних телах.
Каменщик, при моральной поддержке Овольда, пытался организовывать оргии среди жителей ближайших хьюмстерских поселений. Но ничего хорошего из этого ни разу не вышло. Там, где превалирует индивидуализм, оргии невозможны. Таков закон вселенной.
Промучившись несколько месяцев в бесплодных попытках создать хорошую команду строителей, Каменщик затосковал.
— Вот если бы с нами был Леникольн, уж он-то заставил бы этих ленивых индивидуалистов работать на общее благо.
— Может, сделаем какую-нибудь систему поощрений? — Предложил Овольд.
— Какую? Организовать оргию мы всё равно не можем. Жратвы в подземных хранилищах пока что всем хватает.
— А что если за хорошую работу премировать строителей тонкой духовной энергией?
— Они не поймут. Здесь ведь одни индивидуалисты остались. Впрочем, твоя идея натолкнула меня на одну дельную мысль. Подожди меня здесь, я сбегаю на подземный склад.
Вернувшись через несколько минут, Каменщик притащил мешочек камней и целую кучу кожаных ремешков. Весь остаток дня он пыхтел, сопел и кряхтел над этими вещами. Овольд наблюдал за этим со стороны, лениво развалившись на мягкой траве.
— Вот, примерь! — Наконец продемонстрировал свою поделку Каменщик.
Это был кожаный браслет, в который было вделано несколько разноцветных кристаллов. Один рубин, один сапфир, парочка изумрудов и целая россыпь топазов. Надев браслет, Овольд ощутил небольшой прилив энергии в районе нижнего дань-тяня.
— Извини меня, Каменщик. Но по сравнению с тем, что давала Леди Эль во время оргий, это мелкий пшик. Как он работает?
— Этот браслет собирает жизненную энергию с ближайших духов жизни и закачивает в тебя.
— Ну не знаю…. Овольд прислушался к ощущениям…. Если носить такой браслет круглосуточно — можно будет вступить в любовную связь не один раз в сутки, а дважды. На большее, увы, твоя поделка не способна.
— Я наделаю таких браслетов как можно больше. Буду выдавать их в качестве премии за хорошую работу на стройке. А потом почётные браслетоносцы смогут участвовать в оргиях!
— А у тебя камней хватит?
— Во времена строительства храма золотого озера мне подвозили целые поезда драгоценных камней. В те времена для храма я выбирал только самые лучшие кристаллы. Камни второго сорта я сваливал в подземные хранилища тысячами тонн. Эх…. хорошие были времена! Оргии каждый день, по восемь часов в день. И всё как будто само собой складывалось в лучшую сторону. — Каменщик занастольгировал.
— Попробуй сделать свои браслеты таким образом, чтобы они поглощали энергию с больших объемов. Леди Эль поглощала со всех растений на планете. И с гигантских полей фитопланктона в океанах. — Прервал ностальгию Каменщика Овольд.
— Если бы надо было сделать всего парочку браслетов — я бы так и поступил. Но мне для организации оргии нужно раздать такие браслеты тысяче праведников, которые докажут свою праведность на строительстве храма. Поможешь?
— Конечно помогу. Что нужно делать?
— Держи настройку вот на этот источник реальности… Каменщик указал, на какой именно… А я буду вплетать нити, которые источает источник реальности, в камушки.
Вдвоём работа пошла гораздо быстрее и энерго-браслеты получались в три раза мощнее. Но через несколько часов Овольду пришлось приостановить процесс:
— Я, конечно, могу удерживать настройку на этот источник реальности. Но наплывы всеблагой похотливости становятся всё сильнее.
— А ты удерживай настройку стабильнее. Тогда похотливость в тебе будет усиливаться плавно, и ты сумеешь адаптироваться. Постепенно, неспешно, твой организм приспособится к новому состоянию, — посоветовал Каменщик.
Друзья изготовили ещё парочку энерго-браслетов, после чего Овольд объявил, что его уже нестерпимо распирает светлый дух любвеобильности, сконденсировавшийся в хьюмстерском теле.
— Сбегай в ближайшую деревню, — Каменщик указал лапой на юг. — Там ещё остались самочки, которых не слишком захватил демон индивидуализма.
