Зиму дружина Торкеля провела в Хольмгарде, и едва сошёл лёд, продолжила путь на север. Ярл вёл драккары в сторону полуночи – туда, где за морем лежал таинственный край Эстерботтен.

Быть может, разумнее было прежде вернуться в Бирку с богатым грузом славянских товаров, но Торкель слишком хорошо знал своего родича – конунга шведского Асмунда. Богатство, полученное от руссов, Асмунд примет как должно – он рачительный хозяин. Вот только неразгаданной загадки волшебной мельницы Гротти конунг Торкелю не простит.

Асмунд не только домовит – он на редкость жаден и честолюбив. Его пытливый ум переплетён с беспокойным, тревожным нравом. Наверняка и сейчас мысли о Гротти занимают конунга днями и ночами, мешают спать, не дают захмелеть от вина и пива на застолье. Не привезти конунгу ответа на его вопрос – значит оставить его разочарованным, а за этим, как невод из моря, потянется длинная череда упрёков. Асмунд выскажется насчет пропажи снеккара с норвежскими наёмниками, придерётся к цене и количеству привезённого добра, вслух усомнится в разуме ярла и отваге хэрсира. Выйдет, что прославленный ярл Торкель, за мудрость прозванный Вороном, на деле не так уж удачлив, и усилия похода длиной в целый год напрасны. Толпой набегут завистники из тех, что не удостоились дальнего вика и провели год вблизи дома, проедая запасы конунга и затевая будничные стычки с датчанами; на пиру в честь возвращения ярла зазвучат висы, искусно подменяющие хвалу издёвкой. Хочешь – терпи и делай вид, что не понял, хочешь – укорачивай каждый злой язык. Ты и твои люди можете перебить и перекалечить на хольмгангах хоть весь королевский двор, но мудрый знает, что уязвлённой гордости от этого не легче. Пропади оно пропадом!

Прежде Эстерботтен, затем Бирка. Конунг подождёт, с него не убудет.

Путь проходил без приключений. Правда, в предместьях Виипури викинги лишились своих финских провожатых – болтливый пройдоха Куллерво с двумя дружками ночью напоил дозорных, а к утру его и след простыл. Ярл страшно разгневался – попади обманщик в его руки, он бы счёл за благо быть повешенным на сосне, однако времени на ловлю беглецов в чужих лесах было жалко. Миновав Виипури, викинги доверились собственным знаниям о полночных морях и искусству своих кормчих.

Одинаковые, словно бусины в женском ожерелье, дни плавания проходили один за другим, нанизываясь на бесконечную нить пути в неизвестность. Раньше Торкель не обращал внимания на встречные поселения финнов, теперь же он не мог не думать о том, что рыбацкие домики больше не попадаются. Уже много дней и ночей ярл не видел ни следа жилища или промысла, ни единого творения человеческих рук – только серые скалы, да извилистые шхеры, да непроходимая тайга вдоль берегов. Торкель уже всерьёз засомневался в том, что Эстерботтен – обжитое людьми место, и на чём свет стоит клял прихоть конунга, заставлявшую теперь ярла разрываться между двумя несхожими целями одного похода.

Так же, как год назад, ярл ощущал недовольство дружины, однако на этот раз никто из викингов не посмел бы выразить его вслух. Если прежде в спокойных водах Карелии и Ингрии воины изнывали от жажды битвы и грабежа, то теперь их, насытившихся в Гардарике, томил липкий и холодный страх перед неизведанным. В страхе не сознавались, но каждый чувствовал, что пустота чужих берегов обитаема. Нет, люди не показались, зато появилось ощущение, что за кораблями чужеземцев постоянно следят десятки и сотни недобрых глаз. Кто-то, невидимый в дебрях, шёл по пятам вдоль побережья, лязгал зубами, точил когти о шершавые выступы скал, утробно урчал в предрассветном тумане. Люди ждали, что вот-вот среди густого, как щетина, ельника зашевелятся огромные косматые плечи и сверкнут раскаленными углями красные глаза тролля. Ярл не велел кормчим причаливать на ночлег к берегу – привалы устраивали лишь на небольших островках, выставив усиленные караулы.

* * *

– Ума не приложу, зачем тебе забирать отсюда осколок Сампо! – Велламо улучила миг, когда Антеро спустился с крыши и стоял чуть не по пояс в снегу, опираясь на снеговую лопату. Приближалась весна, а вместе с ней – время очистить дом и двор от снега, чтобы не поплыть в талой воде. Снега скопилось немеряно, и все четверо мужчин трудились не покладая рук.

– Ты видел его, узнал о нём, – продолжила нойта. – Сам по себе он ничего не даёт, даже не светится, когда в небе солнце. В пути он навлечёт на вас опасность, и не одну.

– Ну как же не даёт? – весело ответил карел. – До сих пор я не знал даже, как выглядит Сампо, а сейчас знаю. И знаю, что искать впредь, а это немало. Я ведь хочу собрать все осколки и найти умельцев, что смогут восстановить Сампо во всей красе. Мне верится, что тогда его богатств хватит для всех народов Суоми и Карьялы.

– Эта задача будет не из лёгких, – Велламо отворила дверь, приглашая рунопевца в дом. – Ты ведь знаешь, что большая часть осколков утонула в море. Как собираешься вернуть их из амбаров Морского хозяина?

– Что-нибудь придумаю, – Антеро сбил рукавицей налипший на сапоги снег.

– Скуём большие грабли, да черенок подлиннее, – отозвался из дома Кауко. – И будем грести морское дно, пока не соберём с него все осколки!

– Ага. Раздувай горнило! – сердито буркнул Уно.

– Ладно, довольно шутить, – по-хозяйски прищурилась нойта. – Как вы собираетесь унести тот осколок, который есть? По лесам ещё можно пройти, но нельзя провезти тяжелые грузы.

– А мы прибыли в Похъёлу морем, – ответил Антеро. – В лодку Сампо поместится. Вот только путь отсюда до моря неблизок, и всё по обжитым местам.

– Что если кому-то скрытно добраться до лодки и переправить ее поближе к нам? – предложил Кауко.

– Смело, – кивнула Велламо. – Но бестолково. Не забудь, что вы здесь чужаки, а похъёлане чужакам не рады. Они знают в своих лесах каждую кочку, а вам знакома едва ли одна дорога. Уйдёшь по ней – до моря добраться не дадут. А хоть бы и дали – что делать прочим, пока его нет? Ожидать в неведении и трястись от страха?

– А чего трястись-то? – не понял саво. – Здесь же людей нет!

– Сейчас нет – весной появятся. Скоро в Лаппи потянутся за добычей разбойные ватаги похъёлан. Ходят они вразнобой, но всякий раз – через священную рощу Хийси. Перед всяким походом ему положено поклониться, а после – отблагодарить за удачу. Я, хранительница рощи, встречаю и провожаю каждый отряд, веду их к капищу – это моя обязанность. Как я отвечу им, почему исчезло Сампо? Они и вас здесь учуют, а вам здесь не место. Может быть, вы забыли про Лоухи, но она-то вас помнит, ведь Нойдантало – ее вотчина. По велению Лоухи вы ушли сюда добывать лося Хийси, и больше от вас ни слуху ни духу. Когда сойдёт снег, Хозяйка Похъёлы пожелает видеть ваши кости.

– Стало быть, уходим все вместе, – сказал Антеро. – Немедленно, пока сюда не зачастили хозяева. А затем будем скрываться у моря и ждать судоходной поры.

Рунопевец был по-своему прав. Дело в том, что когда путники поселились в Корппитунтури как гости эманты, недоверчивый Уно не пожелал оставлять свою верную лодку под присмотром пограничной стражи Сариолы. Он вышел в море и целый день держал путь к северу, пока не отыскал крохотную бухту, которая впридачу оказалась необитаемой. Там хяме соорудил навес, а друзья, постаравшись на славу, укрыли его буреломом. Так судёнышко могло не опасаться ни непогоды, ни завидущих глаз, ни вороватых рук. Ускользнуть из Похъёлы морем оттуда не составит труда, но до тайника Уно – много дней пути…

– И всё же сидеть на побережье, под самым носом у Лоухи, еще опаснее, чем здесь, – веско проговорила Велламо. – Поэтому мы дождёмся, когда сойдет снег с земли и лёд с моря, а затем уйдём к вашей пристани. Путей в этих краях много, и один из них подойдёт нам. Он долгий и негодный, но то для похъёлан, а значит, для нас – самый лучший. Сооружайте волокушу, да покрепче.

До наступления весны друзья готовились к походу – собирали скарб, коптили мясо в дорогу – других припасов в зимней Лаппи было не достать. В день ухода попрощались с домом и двором – возвращаться уже не собирались: вымели пол, выскоблили стол и лавки, оставили запас дров.

– Мы тут не первые и не последние жители, – приговаривала Велламо. – Всегда нужно позаботиться о тех, кто придёт после тебя.

Перед самым уходом нойта долго пела и бормотала у порога избушки – благодарила домового, для которого оставила особое угощение. Обычно люди, навсегда покидая дом, забирали домового с собой, но духи-хозяева колдовских урочищ стояли особняком и никогда не уходили из своих жилищ.

– Слава тебе, добрый хозяин! – сказала Велламо под конец. – Уютно жилось мне в твоём доме. Ныне прими благодарность и прощай!

– Прими благодарность и прощай! – хором повторили мужчины.

В заповедную рощу явились утром – тревожить Хийси во мраке ночи было боязно. Хотя по весне злой дух присмирел, но в своём лесу он сохранял могущество круглый год. Поэтому его постарались задобрить – хозяину рощи поднесли трёх зайцев, глухаря и шкуру лисицы. Не помешало бы и ведёрко браги, но готовить оказалось не из чего.

– Ваше счастье, что Сампо не принадлежит Хийси, – проворчала нойта накануне, – а просто хранится в его владениях!

Снег сошёл почти отовсюду, но когда герои переступили предел рощи Хийси, они снова попали в зиму. Буреломы едва проглядывали из-под сугробов, ручей, служивший путником дорогой через лес, по-прежнему сковывал лёд. Солнцу и весенним ветрам удалось только растопить и раздуть снежную кровлю с верхушек деревьев, и теперь внизу сделалось чуть светлее – лучи солнца робко проскальзывали во владения Хозяина зимы сквозь прорехи в гуще ветвей.

Впереди, торя дорогу, шла Велламо, четверо друзей тащили следом волокушу. Та вышла на славу – крепкая и большая настолько, что в ней свободно бы уместились пять человек, при этом довольно лёгкая. Но всё же путники успели утомиться, пока добрались до заветного уступа на склоне горы.

При свете дня таинственный осколок не сиял – свет едва теплился глубоко внутри кристалла. Без этого Сампо казалось бы обыкновенной глыбой дымчатого, местами прозрачного льда. Но этот лёд не начал таять, когда к нему прикоснулись человеческие руки, более того – на ощупь осколок оказался тёплым. Антеро, Тойво, Уно и Кауко взялись за него со всех сторон, раскачали и попытались сдвинуть с места. К их удивлению, немалой величины глыба оказалась не слишком тяжёлой – такую же льдину не удалось бы своротить и всемером – но всё равно, когда драгоценный осколок был погружен на волокушу, друзья запыхались окончательно.

– И так до самого моря, – переводя дыхание, проворчал Кауко. – Нойта, у тебя в хозяйстве жеребчика нет?

– Есть, – улыбнулась Велламо. – Только он много болтает на языке саво! – и она внезапно вскинула в сторону Кауко руку. Тот выпучил глаза и попятился:

– Не вздумай превращать меня!

– Не кричи в священной роще, – строго проговорила Велламо, однако тут же смягчилась: – Ждите здесь. Будет вам конь, – с этими словами женщина скрылась за деревьями.

Вскоре послышался хруст веток, и из лесу показалась Велламо, а за ней, переступая длинными тонкими ногами, на опушку вышел величественный красавец-лось. Даже без рогов – зверь ещё не отрастил новые взамен сброшенных зимой – лось выглядел исполином.

– Это Тарвас, – кивнула нойта. – Он согласился помочь нам.

– Лось – твой ручной зверь? – удивился Антеро.

– Не, – Велламо покачала головой. – Ручному зверю тяжко без его хозяина, как и друзьям тоскливо в разлуке. Тарвас – мой добрый сосед. Он прекрасно проживёт здесь и после моего ухода. Это за ним вы гонялись, принимая за небывалого лося Хийси. Без моей помощи ваши арканы он сбросил бы лишь вместе с рогами. Вдобавок кто-то, – колдунья посмотрела на саво, – ранил его необычной стрелой, короткой и толстой. Из-за ваших глупых игрищ мне пришлось врачевать сразу двоих – человека и зверя! Но полно. Тарвас не держит на вас зла.

Следуя за нойтой, лось послушно приблизился к волокуше и позволил надеть на себя упряжь.

* * *

Хищно поблёскивали острия копий и лезвия секир, обглоданными досуха костями торчали палицы, угольями прошлогодних пожаров чернело среди весеннего леса оперение стрел – сквозь густую тайгу шагал отряд в полсотни вооружённых похъёлан. Косматые лошади тащили несколько волокуш, по большей части пустых или нагруженных легко, лишь бронями воинов да дорожным припасом – ватажники приберегали место для награбленного добра. По весне жители Сариолы не охотились на лесную дичь, зато начинали другую охоту – на дичь двуногую. А двуногой дичью в Похъе считался любой чужеземец, попавшийся навстречу и не сумевший дать отпор.

Военачальник Варкас вёл отряд в набег на лопарские стойбища. За зиму саамы добыли немало пушнины – самое время налететь и отнять, что получше. Молодым воинам, впервые вышедшим в поход – а их у Варкаса два десятка – полезно будет погоняться по тундре за лопарями, устроить облаву на рассеявшихся на просторе людей, искупать копья и мечи в человеческой крови. Дело даже не в добыче – лопари не должны забывать, кто хозяин на Севере. Осенью люди Лоухи снова наведаются в Лаппи – на этот раз за нагулявшими жир северными оленями.

Кроме набега у военачальника были и иные заботы. Зимой в Лапландии сгинуло четверо чужеземцев, что ушли сторону полуночи по воле Хозяйки Похъёлы. В Корппитунтури уже приготовлены колья, осталось только найти их черепа. От такой работы душа Варкаса радовалась – жалко лишь, что он не срубит эти головы с ещё живых врагов. В том, что гости эманты враги, военачальник не сомневался ни на миг – чужак не может быть другом. Если он слаб – он добыча, если силён – враг, или добыча, с которой приходится возиться дольше, чем хотелось бы. Этих же запретила трогать сама Лоухи; мало того, Варкасу пришлось принимать их самому, точно гостей. Он возненавидел пришлых, особенно их вождя – не по годам рассудительного карела-сувантолайнена. Карел не был ни бойцом, ни задирой, но Варкас чувствовал в нём вызов и не находил способа этот вызов принять. Ну да ничего. Когда они встретятся снова, у сувантолайнена не будет ни языка, чтобы заводить свои речи, ни глаз, чтобы увидеть, кто сложил его голову в мешок!

Третье веление эманты – посетить урочище Нойдантало и снабдить хозяйку-нойту припасами. Их везут на отдельной волокуше – одинокая жительница урочища не должна нуждаться. Её служба тяжела и почётна, и заботу о ней проявляет сама Лоухи. Задача несложная, но, если бы Варкас мог, он отказался бы от неё. Для него молодая нойта Велламо Хирвиотар была не только хранительницей священной рощи Хийси. Она – горькая память, символ давнего поражения…

У опушки леса, где жила нойта, отряд остановился на привал; к дому колдуньи Варкас направился вдвоём со своим помощником – младшим вождём Мортту: тот вёл под уздцы запряженного в волокушу с припасами коня. По обычаю Варкас трижды постучал у калитки, но не дождался ответа. Тогда он осторожно шагнул во двор, отворил дверь избушки. Дом был пуст, и пуст давно – в дверном проёме уже немало потрудился паук. Дом опустел, но не выглядел брошенным внезапно или разорённым недругами – из него просто ушли хозяева. Варкас захлопнул дверь, огляделся по углам и втянул ноздрями воздух – порой запахи говорят не меньше, чем свежие следы на снегу. И на этот раз похъёланин учуял странное. Так не пахнут ни сородичи, ни лопари, ни норья. К привычному запаху примешивался дух… Карелы? Они жили здесь?

Страшная догадка поразила военачальника. Стараясь скрыть волнение, он поспешно вышел на улицу и окликнул Мортту:

– Оставайся здесь, жди меня. Я должен посетить священную рощу Хийси.

– Но ведь мы направляемся туда всем отрядом! – удивился младший вождь.

– Некогда, Мортту! Я спешу! Жди! – Варкас торопливо шагал в северную сторону.

Вот показался знакомый проход в священную рощу – из глухого бора выбегает незаметный ручеёк, вот тропа сквозь дебри вдоль ручейного русла: Варкас бежал что есть сил, закинув меч за спину. Он не смотрел по сторонам, не убавил ходу, когда тропа повела вверх по крутому склону – тревога росла с каждым шагом. Военачальник Похъёлы выскочил на поляну Сампо – и по-звериному зарычал, уставившись на пустое место в кругу сосен…

Лоухи, хозяйка Похъёлы, хранила осколок Сампо как знак своей власти и могущества – ни один владыка из числа живущих не мог бы похвалиться неземным сокровищем. Легенды гласили, что некогда волшебная мельница Сампо сама молола для народа Сариолы хлеб, соль и даже золото, и всего этого было вдоволь. Варкас не верил легендам – он не застал счастливых времен Похъёлы. Он и не считал чудесную мельницу нужной вещью – меч и секира накормят не хуже, было бы только с кем воевать. Но в одну мысль древних рун Варкасу всё же хотелось верить. Сказители пели, что Сампо пускало корни в землю. Стало быть, и осколок, принадлежащий Лоухи, мог прорасти! Что за плоды созреют тогда в священной роще Хийси? Чем обогатится эманта, чем наградит верных приспешников? Всякий раз, посещая капище, Варкас украдкой посматривал под льдистый кристалл – не протянулись ли корни, не питается ли Сампо соками земли? Но всякий раз он уходил разочарованным.

И вот осколок исчез! Нет сомнений, это происки чужеземцев. Но почему? Как им удалось проникнуть в святая святых Сариолы? Почему грозный дух, хозяин священной рощи не расправился с ними? Где они сейчас, куда увозят краденое чудо? Не из-за них ли исчезла нойта Велламо? Проклятье, что они сделали с ней? С этими мыслями Варкас рыскал вдоль и поперёк по капищу, выискивая следы похитителей.

Взгляд похъёланина упал на невысокую ель с раздвоенным стволом. Намётанным глазом Варкас сразу распознал в дереве карсикко и понял его значение. Подобные зарубки на деревьях о двух стволах оставляют матери, ожидая с войны сыновей, сёстры – братьев, невесты – женихов: женщины гадают о судьбе любимых. В обжитых местах женские карсикко не редкость, но какая женщина вырубит карсикко здесь, вдали от селений Похъи, в самом сердце заповедной рощи? Варкас зорко осматривал дерево. Ель жива, зарубка на одном из стволов затянулась, судя по всему, совсем недавно. Мало этого – другой ствол дал молодые побеги! Варкас прочёл и истолковал знаки карсикко – и тотчас его душу захлестнуло чёрное бешенство.

Говорят, у лихого силы много, а воли нет совсем. Таков и был военачальник Варкас – едва ли не самый лихой человек во всей туманной Сариоле. «В жизни должна быть страсть, жажда лучшего. Неукротимая страсть на каждый день, на каждый миг». Эти слова он слышал ещё в детстве, и неуклонно следовал им всю свою жизнь. Мысли о лучшем разжигали в мрачной душе похъёланина не радость мечты, а злобу голодного хищника. И если хищник, насытившись, хотя бы на время успокаивается, то Варкас уже давно забыл, что такое покой и радость. Неуёмная жажда добычи и славы гнала его вперёд, и никакая удача не в силах была утолить её надолго.

Сын знатного похъёльского рода появился на свет для великих дел. Будущий старейшина воспитывался как воин, ходил в грабительские набеги вместе с родичами, учился сражаться и убивать. С юных лет он полюбил вкус и запах войны, познал радость превосходства над поверженным, обреченным на смерть противником. Возмужав, он стяжал немалую славу и власть среди соплеменников, ни единожды возглавлял далёкие походы и дерзкие вылазки к чужим берегам. Заметив рвение молодого воителя, сама эманта Лоухи приблизила его, назначив военачальником.

Но и этого было мало. Соратники величали Варкаса исанто, но сам он видел, что не меч главенствует в Похъёле. Превыше мечей стояли чары, а величайшей чародейкой была Лоухи, единственная и бессменная хозяйка северного края. Она раздавала награды отличившимся, и даже великие герои припадали перед ней на колени. Все воинство Похъёлы уступало в могуществе этой женщине, и Варкас втайне завидовал ее власти. Военачальник решил сделаться чародеем.

Смирив гордыню, он отошёл от военных забав и долгие годы бродил в бессолнечных дебрях Сариолы, во всём слушаясь колдуна-наставника, пока не постиг все тайны тёмного чародейства. Он выдержал многолетнюю учебу и прошёл отвратительный обряд посвящения, а затем вернулся в Корппитунтури.

Теперь ему не было равных. Казалось, даже Лоухи поглядывает на него с опаской. Он словно похоронил себя прежнего, и даже имя, данное при рождении, заменил устрашающим прозвищем. Варкас снова возглавил дружину Лоухи и стал ужасом для её врагов. Он упивался своим могуществом, и не было преграды, которую Варкас не смог бы преодолеть колдовством или силой.

Тогда-то его самолюбию и был нанесён первый удар. Многие знатные похъёлане прочили в жены Варкасу своих дочерей, но та, на которую пал его выбор, ответила отказом, да так хитро, что ни её родичи, ни сам воитель-чародей ничего не смогли поделать. Для жениха нет ничего постыдного в решении невесты сделаться нойтой, но с тех пор Варкаса саднило сознанием того, что даже теперь он не всесилен.

Время едва залечило старую рану, как военачальник получил следующую – заезжий певец из Карьялы одолел его в схватке на колдовских песнях. Теперь, когда чужеземцу следовало погибнуть в зимней Лапландии, а Варкасу – почувствовать свою обиду отмщённой, сувантолайнен не только уцелел, но и похитил драгоценный осколок Сампо! Вынести такое было невозможно.

– Братья! – люди Варкаса уже заждались возвращения своего вождя и начали беспокоиться. Когда военачальник появился перед ними, все столпились вокруг него, ожидая вестей. – Братья! – повторил Варкас. – Беда посетила наши земли! Священная роща Хийси осквернена чужеземцами! Святыня народа Похъёлы похищена!

– Лопари! – загомонила дружина. – Это проклятые колдуны Турьи!

– Нет! – вскинул руку военачальник; мгновенно воцарилась тишина. – Лопарям подобное не по плечу. Следы оставили незваные гости из южных земель. Истинно! Ныне мы повернём вспять. Врагам не уйти от нашей погони!

– Исанто Варкас, – Мортту выступил вперёд, – как мы сумеем выследить их?

– Они здесь чужие и знают лишь одну дорогу, – ответил Варкас. – Ту, по которой пришли в Лаппи осенью. Свернуть в сторону для них значит заблудиться, а это смерти подобно.

– Нам следует послать гонца к эманте Лоухи, – решительно сказал Мортту. – Нужно усилить стражу на морском побережье, чтобы враги не ушли морем!

– Будь они налегке – стоило бы, – возразил Варкас. – Но мы справимся сами. Осколок Сампо – не соболья шкурка. Его не скрыть и не унести за пазухой, его тяжело нести. Его появление в людных местах – уже тревога, везущий его – вор, и должен заплатить жизнью.

– Гонец опередит воров! – упорствовал Мортту.

– И его слова повергнут в смятение жителей взморья! Зачем? Не стоит просить помощи там, где справишься своими руками. Мы настигнем их и принесём в Корппитунтури иную весть – уже отрадную. Эманта не оставит этот подвиг без награды. Нам ни к чему мешкать.

– Я сказал ещё не обо всем.

– О чём же ещё?

– О Тропе-над-Обрывом! Дорога через леса, о которой ты говоришь, не единственная, что ведёт к морю!

– О Тропе-над-Обрывом знает каждый похъёланин. К чему ты вспомнил о ней?

– Но о ней никто никогда не говорит! Немногие ходят по ней, никто не считает её дорогой!

– Потому что она негодная.

– Пропажа часто находится там, где её не ищут!

– Вот как! И откуда чужеземцам знать о Тропе-над-Обрывом?

– Исанто, дозволь мне вести погоню именно по ней.

Должность младшего вождя пристала бывалому воину, и многих удивляло, как Мортту удостоился подобной чести. Он смел и решителен, родовит, далеко не глуп, но молод. А молодость – дурное свойство для большого человека. При ней всегда горячая голова и невеликий опыт. Воин не должен возвыситься, не разменяв третий десяток, не вырастив воинами собственных сыновей. Но Варкас рассудил иначе, и неспроста.

Он давно обратил внимание на юношу и признал в нём молодого себя. То же честолюбие, та же жажда разбоя, то же стремление быть первым во всём. Помимо воинского ремесла Мортту осваивал чародейство; особенно увлекала его хитрая наука смены обличия. На него уже обращала внимание Лоухи – эманта благоволила молодому воину и не раз давала понять, что возвысит его, как только представится случай. Варкас почуял в этом пусть отдалённую, но всё же угрозу своему величию, которое он ревниво оберегал. Военачальник не понаслышке знал, как непредсказуемы милость и опала Хозяйки Похъёлы. Когда намёки Варкаса о незрелом возрасте Мортту пропали даром, он решил защититься иначе – согласился с эмантой и сам избрал Мортту своим помощником.

Теперь юнец, причинявший беспокойство, был всегда под присмотром. Варкас немало делал для того, чтобы привязать Мортту к себе и превратить его из возможного соперника в подручного. Поначалу это удавалось, но время шло, и Мортту начал проявлять своеволие. Он не боялся спорить с военачальником даже при всех, показывая недюжинный ум и упорство. Варкас скрывал клокотавший в душе гнев – сорваться на младшего было ниже его достоинства, а повода для расправы до сих пор не случилось. Поэтому военачальник умело притворялся наставником Мортту – терпеливым и снисходительным к горячему нраву юноши.

– Будь по-твоему, – коротко кивнул Варкас. – Возьми десяток воинов и ступай над Обрывом. В новолуние мы встретимся близ хутора Колменкиви.