С незапамятных времён между землями викингов и землями венедов стояла деревня Виипури – место оживлённое и многолюдное, особенно для Карелии и Ингрии, где никогда не было ни городов, ни князей с дружинами, а люди жили в небольших деревнях и на хуторах, далеко разбросанных по дремучим лесам, берегам рек и озёр.
Виипури расположилась на берегу залива и могла бы считаться городом, но постоянных жителей в ней было немногим больше, чем в любой карельской деревне. Другое дело – иноземные гости, купцы и путешественники, державшие путь в дальние страны, жители окрестностей, прочие люди со всех земель Калевы, идущие каждый по своим делам. Все они неизменно собирались в Виипури, и тогда изначально простая прибрежная деревушка становилась шумной, в считанные дни вырастая в несколько раз. У пристаней вдоль берега выстраивались морские ладьи и челноки поменьше, вокруг деревни, словно грибы после дождя, вырастали шатры, наполнялись людьми особые гостиные дома, построенные чуть в стороне: длинные и приземистые, с очагом посередине и отверстием дымохода прямо в крыше, похожие на дома викингов. Так бывало каждый год с весны до осени, когда северные ветры оставляли в покое Варяжское море и ненадолго ложились отдыхать в свое убежище, скрытое далеко на севере, за туманной Сариолой и землями Лаппи, в вечных льдах у подножия Мировой Горы.
Зимой Виипури словно засыпала под толстым покрывалом снега, весной же на берегу разворачивался торг. Карелы и саво приносили сюда пушнину, добытую зимой в своих лесах, по осени пригоняли скот, хозяева-ингры выставляли рыбу, мёд и соль, с северо-запада в Гардарику шли суровые мореходы – руотси, даны и норья, с ними могли встретиться здесь купцы-венеды из великого города на Волхове. Изредка прибывали люди из неведомой южной страны, называемой Линнулой – Страной птиц, везущие диковинные заморские товары.
В один из весенних дней вскоре после начала торга в заливе Виипури показались разноцветные паруса, и вскоре стали видны идущие под ними корабли – длинные и низкие, со множеством вёсел, с рядами щитов, укреплённых вдоль каждого борта. Плавно и быстро двигались они к причалам, похожие на невиданных морских животных, привлекая всё больше и больше взглядов с берега – как любопытных, так и обеспокоенных.
– Руотси либо даны, – заговорили люди, – первый раз в этом году. Да много-то как сразу!
– Вот не было печали! – заворчали охотники-саво, только вчера пришедшие на торг. – Слетаются, разбойники, как вороны на добычу! – и заозирались по сторонам, готовясь защищаться; иные уже потянулись к лукам и копьям.
– То-то и видно, что вы, лесовики, здесь впервые! – улыбнулся в ответ степенный ингр из местных, оказавшийся рядом. Он как раз покупал у молодого саво связку куниц, и весть о прибытии чужеземцев нисколько не взволновала его. – Даны и руотси здесь – обычное дело. Ходят через нас торговать с венедами, попутно торгуют с нами. Всем выгодно, всем спокойно – они хоть и вояки, только здесь-то разбойничать им ни к чему. Это же самих себя без припасов оставлять, да землю жечь под собственными ногами, так-то!
– У них обычай есть, – поддержал его другой, постарше. – Когда в бой или в набег идут, ставят на носу ладьи этакую страшную деревянную морду – змея ли, зверюгу ли, птицу какую хищную. Без того им никак нельзя, удачи не будет. А купцы их без этих чудищ обходятся. Вот и сейчас у них ничего такого не видать. На моей памяти ни разу они Виипури не тревожили. А что щиты на кораблях – так это мы щиты по бортам ладей вешаем, когда на войну собираемся, а руотси и даны никогда их оттуда не снимают. Так что не бойтесь, не враги явились.
Корабли приблизились к берегу; на носу первого из них подняли белый щит – знак доброй воли.
* * *
В тот год весна пришла в Швецию рано, и все жители Бирки привычно потянулись к морю – излюбленной дороге людей севера, ведущей сразу во все стороны света, сулящей богатство и славу, наконец-то освобождённой от власти долгой зимы.
У пристаней целыми днями шумел народ; всё новые и новые суда уходили в плавание – там рыбаки вставали на тресковую тропу, там отправлялись в чужие края корабли купцов и корабли тех, чьим единственным товаром была война. Таких людей называли викингами и обыкновенно смотрели на них искоса, но тех, кто возвращался из-за моря с богатой добычей, встречали радушно. Викингов прославляли в песнях и сагах, а их собственные рассказы о дальних странах и заморских чудесах слушали, затаив дыхание. Многие юноши не желали для себя иной доли, кроме доли викинга.
Особняком на пристани Бирки стояло пять драккаров, на редкость больших и крепко построенных. Сновавшие вокруг них люди поспешно нагружали их разным добром из длинных амбаров, стоявших неподалеку от берега. То не один и не несколько простых купцов собирались в путь – и драккары, и груз принадлежали конунгу шведскому Асмунду. Корабли снаряжались для похода в Гардарику, на торг в богатый город руссов Хольмгард.
Сам Асмунд находился здесь же – в последний раз перед уходом своих кораблей осматривал их зорким глазом хозяина, отдавал последние распоряжения. Слава богам, сборы прошли быстро, и за сам путь можно было не беспокоиться – корабли предстояло вести двум приближённым конунга. Первый – родич и верный помощник Асмунда, ярл Торкель. Его величали Вороном в честь двух неизменных спутников верховного бога Одина – Торкель, подобно ворону, был прозорлив и сведущ во всём, о чём бы ни шла речь. Сопровождал его хэрсир – могучий великан Горм. Оба они шагали по берегу рядом с конунгом, завершая последние приготовления к походу.
Наконец корабли были готовы; можно было приказать отчаливать, когда Асмунд пригласил предводителей похода подняться на Стража Бирки – утёс, возвышавшийся над бухтой, служивший дозорной башней, – чтобы сказать им напутственное слово и вместе воззвать к милости морского бога Ньёрда, дарующего мореходам удачу. Втроём стояли они на вершине Стража, глядя на серую даль моря и маленькие, словно игрушечные, корабли внизу, когда конунг спросил:
– Известно ли вам что-либо о Гротти?
Торкель кивнул. Конунг, поймав вопросительный взгляд Горма, продолжал:
– В стародавние времена Один даровал конунгу датскому Фроди чудесную мельницу Гротти, которая сама молола любое добро, сколько ни пожелаешь. Фроди приставил к ней двух женщин-великанш и приказал им молоть золото, мир и благоденствие. То был золотой век данов. Позже из-за Гротти вспыхнула война – говорят, что великанши, устав работать без сна и отдыха, сами намололи войско викингов на погибель Фроди и его королевству. Гротти было захвачено вместе с другой добычей…
– И с ней же сгинуло в море, – закончил Торкель. – Мельница молола соль прямо на драккаре, не зная меры, пока не пустила его ко дну. Скальды поют, что и сейчас вращаются неутомимые жернова на дне моря, делая его солёным.
– Старые сказки, – отмахнулся Горм. – Стоят ли они веры зрелых мужей?
– Дыма без огня не бывает, – возразил конунг. – Я уверен, что наши скальды перепевают на свой лад песни финнов. В их землях о Гротти знают почти все.
– Сказкой больше, сказкой меньше, – упрямствовал Горм.
– Для сказки слишком складно. И слишком часто упоминается в землях к востоку от нас, в краях финнов и Бьярманланде… – задумчиво проговорил конунг. – Ещё финны хвалятся, что Гротти изготовлено ими.
– Возможно и такое. Эти лешаки издревле славятся как чародеи и прорицатели. Но почему ты так уверен, что легенда о Гротти пришла к нам от финнов, а не наоборот?
– У нас о нём всего одна история. И известна она далеко не всем. У финнов же её пересказывают на разные лады едва ли не в каждом доме.
– Понятно. Только к чему мы говорим обо всём этом перед началом торгового похода в Гардарику, да ещё с глазу на глаз, как о великой тайне? Ты хочешь сказать, что…
– Истинно так, Торкель. В святилище Одина мне было видение о том, что чужеземные легенды не лгут. Ваш путь в Хольмгард пролегает через страну финнов. Там вы узнаете о Гротти всё, что сможете узнать. Если мельница, дающая золото, существует, то кто бы её ни сделал – асы или йотуны, финны или словене, она должна принадлежать нам и служить могуществу сынов Одина.
– Тогда пускай мелет железо, – оскалился Горм. – Железом мы сами возьмём столько золота, сколько захотим!
– Речь, достойная воина, – улыбнулся конунг. – Однако среди соседних народов есть такие, что не покоряются нашему железу, сколько его ни обрушивай на их головы. Чтобы в последний раз испытать их на прочность, у нас недостаточно воинов и драккаров, а чтобы приумножить всё это – недостаточно золота… Торкель, если встретите Гротти, добудьте его и доставьте сюда. Не сможете отнять – купите за любую цену. Если станут торговаться, не скупитесь… на железо.
– Тогда почему бы нам не снарядить туда военный поход? – спросил хэрсир.
– Я говорю о непростой добыче. Прежде чем что-то отнять, это что-то нужно найти. Беда в том, что мы слишком мало знаем о финнах, хотя и живём по соседству с ними. Не спугните их прежде времени – эта дичь слишком осторожная, а в ярости на редкость опасная. Потому держитесь с местными по-дружески. Торгуйте, угощайте, ведите беседы. Торкель мудр и красноречив, он сумеет разыскать хранилище Гротти, и тогда, слышишь, Горм, только тогда ты с дружиной сможешь взяться за оружие.
* * *
Пять драккаров один за другим причалили к пристаням Виипури, и гости-руотси сошли на берег. Взяв товары, привезённые с собой, они сразу же присоединились к торгу, обменивая китовый жир и кожи на свежие съестные припасы и пушнину.
Далеко было видно предводителя руотси, человека средних лет, важного, одетого в плащ из дорогой красной ткани, скреплённый фибулой на плече, синюю шерстяную рубаху до колен, мохнатую венедскую шапку и высокие сапоги. Купец не был похож на бешеных руотси, которыми пугали непослушных детей – в холодных глазах на спокойном лице не было и тени ярости. В них вообще невозможно было прочесть что-либо. Гордая осанка и властная речь выдавали королевское происхождение гостя. Был он немалого роста даже по меркам руотси – выше любого из местных, косая сажень в плечах, но второй, следовавший за ним, был просто огромен, пугающе огромен. Издали казалось, что два человека идут бок о бок, а третьего несут, взвалив на плечи. Великан шел, диковато озираясь по сторонам, изредка обмениваясь со своим товарищем парой-тройкой слов. Голос его был зычным и грубым, как у зверя, а плащ из медвежьей шкуры и бурые, как медвежий мех, волосы и бородища еще больше усиливали это сходство.
– Ой, хийси! – девочка-ингри прижалась к подолу матери, провожая чужеземца испуганными глазками.
Она не знала, что сами викинги за глаза прозвали своего военачальника Горма Полутроллем, и не только за рост. Ходили слухи, что мать Горма сошлась с троллем, забредшим в мир людей. Разговоры эти велись за спиной военачальника, все больше шёпотом – желающих дразнить великана было немного.
На торге руотси держались миролюбиво, и против своего обыкновения не были заносчивы, чем удивили даже видавших виды путешественников. Все, кто торговал с ними в тот день, остались довольными. Из разговоров с купцами стало известно, что они, по примеру большинства своих сородичей, направляются торговать с венедами, а в Виипури остановились, чтобы пополнить запасы и на следующий день держать путь на юг.
К вечеру многие люди собрались в одном из гостиных домов – поделиться новостями, потолковать о хозяйстве и мало ли о чём ещё – в те времена каждый род жил обособленно и нечасто виделся с соседями, а тем более – чужестранцами. Где как не на торге было узнавать, что делается в большом мире за пределами родной деревни!
Сюда же пришли руотси – предводитель купцов ярл Торкель, а следом за ним, загородив собой весь дверной проём, вошел Горм – спутник ярла. К ним уже успели привыкнуть – учтивый ярл, неплохо говоривший на понятном здесь наречии хяме, быстро завоевал расположение местных жителей и самого старейшины Виипури – богатого ингра Киммонена. Гости из-за моря вызывали всё больше интереса и всё меньше опасений – даже от грозного Горма перестали испуганно шарахаться, тем более что он, похоже, во всём слушался Торкеля. К тому же руотси принесли с собой угощение для хозяев – большой бочонок тёмного пива, и вечер обещал удаться на славу.
Неудивительно, что всё внимание было обращено к чужестранцам. Их засыпали вопросами про страну руотси, про жизнь за морем, спрашивали, нравится ли им Виипури.
– Место у вас тихое, спокойное, – договаривать ярлу пришлось под удивлённый гомон захмелевших ингров. – В сравнении с Хольмгардом, конечно. Но, что ни говори, торг достойный. Такие меха и руссам предложить не стыдно, да и царь ромеев в Миклагарде от них бы не отказался.
– Что есть, то есть, – широко улыбнулся довольный Киммонен, сидевший во главе стола. Половину из сказанного старейшина не понял, поскольку мир дальше границ земли венедов представлял себе смутно, но он был явно польщён тем, что вверенную ему деревню хвалят иноземцы.
– Вам бы еще железа сюда, а лучше – оружия, – рассуждал Торкель, – И, глядишь, вырос бы Виборг в большой торговый город.
– Куда хватил! Мы оружием не торгуем и с войной не забавляемся. Не надо нам этого, других забот хватает. И железа, и копий, и топоров у нас ровно столько, чтобы самим хватило.
– А все же ножи финской работы знамениты в наших краях, – руотси привстал, и все увидели, что на поясе его висит пуукко вроде тех, что носил каждый человек в землях Калевы. Ярл извлек нож из кожаного чехла, показав простую рукоять из карельской берёзы и короткий, но мощный клинок – настоящий пуукко, только размером чуть больше обычного. – Я к тому говорю, что здешние мастера искусны.
– Дозволь посмотреть, – деревенский кузнец принял нож из рук викинга, повертел в руке, попробовал лезвие пальцем. – Работа хяме. Надо же, могут, когда захотят, отковать ножик, – объявил он, возвращая пуукко владельцу.
Вокруг захохотали – ингры привыкли посмеиваться над медлительным соседним племенем. Торкель продолжил:
– Отчего же только ножик? Разве не здесь сработали чудесную ручную мельницу, дающую изобилие во всем, и даже в золоте?
– Вот ты о чем! – Киммонен уселся поудобнее, отхлебнул пива и приступил: – Есть такой сказ. Жили два соседа, богатый и бедный. Однажды под праздник бедный пошел к богатому просить мяса в долг, а тот жадным был – дал соседу только коровье копыто да велел убираться с ним к лешему-хийси. Богач-то просто выбранился, да только бедняк и в самом деле к хийси на поклон пошел. Отдал лешему копыто, а леший обрадовался подарку. Не пожелал хийси оставаться в долгу, серебро и золото предлагал он человеку, но хитроумный бедняк попросил только ручной жёрнов лешего. Он сам молол то, чего хозяин просил, а останавливался при слове «Довольно с меня». Жаль было хийси жернова, да делать нечего – пришлось отдать. Счастливо зажила с тех пор семья бедняка, а богач весь извёлся – завидовал удаче соседа. Вот как-то раз попросил богач одолжить жёрнов ему. Намолол себе полные амбары всяких припасов, да всё ему мало казалось. Вышел с жёрновом в море, решил соль молоть да там же рыбакам продавать. А слова-то заветные, чтоб жёрнов остановить, позабыл. И молол-молол жёрнов соль без конца, уж и лодка ко дну пошла, а он всё мелет. До сих пор мелет, оттого и море солёным сделалось. Так-то.
– Может, оно и так, – вступил в беседу лохматый, точно леший, саво, – да только не хийси жёрновом владел вначале, не хийси его сработал. Принёс людям чудесный жёрнов старый верный Вяйнямёйнен, и звался тот жёрнов Сампо.
– Да нет же, не то вы сказываете, – старый ингр, до сих пор казавшийся спящим, вдруг подал голос. – То всё сказки да отголоски былого. Не простой был жёрнов. Доселе невиданным чудом было Сампо, выковал его вековечный кователь Ильмаринен.
Ярл слушал, стараясь уловить каждое слово. Его звероподобный товарищ заметно скучал и уже боролся со сном, зевая во весь рот и обнажая огромные, медведю на зависть, зубы.
– А где живёт прославленный кователь? – осторожно спросил викинг.
– Того не ведаю, – старик снова погружался в дремоту. – Никто не ведает в нынешнем поколении…
– Так и есть, – согласно кивнул Киммонен. – О деяниях Вяйнямёйнена и Ильмаринена в земле Калевы сложено немало рун. Быль то или небыль – кто знает… А ты, рунопевец, что скажешь об этом?
Рунопевец Антеро, высокий рыжеволосый карел из Сувантолы, сидел в стороне от беседующих. Он молчал и, казалось, думал о своём, но даже руотси удивились бы вниманию, с которым Антеро стал слушать, когда речь зашла о чудесном жёрнове хийси. Он словно весь обратился в слух, а его взгляд устремился куда-то вдаль, за порог гостиного дома, за околицу Виипури…
– Антеро?
– То и скажу, – проговорил рунопевец, – что вековечный кователь Ильмаринен – Сын воздуха, великий муж древних времён, первый кузнец этого мира. Он выковал небесный свод, не оставив на нем следов молота и клещей, выковал чудесное Сампо, заключил в сундук саму Смерть, на триста лет избавив от неё людские земли. То дела минувшие, ныне Ильмаринен покинул этот мир.
Великан-руотси снова зевнул. Разговор о таинственных жерновах никто не продолжал, и он прекратился сам собой, – карелы, саво и ингры снова заговорили о делах житейских – посевах, ловле рыбы и выпасе скота.
Вскоре гости начали расходиться. Хозяева предложили купцам-руотси заночевать в гостином доме, но те пожелали вернуться к своим кораблям и, поблагодарив, направились к выходу. За ними последовало еще человек десять, собрался и Антеро. В сгущающихся сумерках люди шли по тропинке от гостиного дома к заливу, расходясь на развилках, ведущих к тому или иному становищу.
Руотси заговорили между собой на своём языке: похоже было, что затеяли спор. Говорили они громко, но никто не обращал на это особого внимания, тем более что язык руотси ни карелы, ни ингры не понимали. Антеро, один из немногих, кто владел этим грубо звучащим наречием, тоже пропустил бы чужой разговор мимо ушей, но кое-что в речи ярла заставило его прислушаться.
– Снова да об одном, – гремел звероватый. – Боги, Гротти, тролли! Слышать не желаю, надоело! По мне женщины, пушнина и золото – добыча более завидная, чем какое-то Сампо, или Сеппо, или тьфу, как там, разбери его тролли! Вот чего следует искать викингу в чужих краях!
– Не забыл ли ты, Горм, что мы пришли сюда не грабить деревни? Сегодня наша добыча – знания, которых у нас не было раньше, и добывать их здесь лучше добрым словом и даровым пивом, чем угрозой или пытками.
– Зря это.
– Что зря?
– Зря мы раскланиваемся с этими трэлями. Зря тратим на них лучшее пиво конунга. Лучше бы дружинников угостили, они который день гребут без отдыха!
– Им хватит, обещаю. Только не сейчас – до Гардарики путь неблизкий. Отдохнут еще. Меньше от пива пользы бывает, чем думают многие. Хуже нельзя в путь запастись, чем пивом опиться, – нараспев произнес Торкель, и продолжил: – Здесь пиво сильнее огня и меча, особенно даром. Эти люди молчаливы и недоверчивы с чужими, но ты сам видел, как пиво развязывает им языки.
– Что меч, что огонь развяжут не хуже! Враз укажут, где их тролль жёрнов спрятал!
– Тише, друг мой! – понизил голос Торкель. – Тут что ни житель, то тролль! Мечей у них немного, но стрелы ядовитые. Или ты думаешь, что мы сами сможем грести на всех драккарах сразу, когда от ран сляжет половина дружины? Не забывай также о вредоносных финских чарах.
– Один защитит нас, – в голосе зверя впервые прозвучала неуверенность.
– Здесь не его земля, – нахмурился Торкель, – пока не его.
Викинги умолкли и повернули к своим ладьям. Удаляясь, Антеро слышал, как ярл заговорил снова:
– Видишь ли, мой друг, мы ещё не знаем, что именно искать, где оно находится, что за сила стоит на страже. Пока мы не увидим это сокровище воочию, мы не должны тревожить финнов. Придержи ярость, Горм, ибо её час ещё не настал.
Карел встревожился. Он не понаслышке знал нравы и обычаи викингов. Свирепые воины, дерзкие разбойники, служители сонма богов, таких же яростных, как они сами. Гордые и надменные со всеми, кто явно не превосходит их силой.
Нет, неспроста руотси так приветливы и учтивы… Неспроста. Неужели разведчики? Тогда скоро ли ждать набега? Торг в Виипури был бы для них самой лёгкой и богатой добычей в этих краях. Её можно взять прямо сейчас, наскоком, безо всяких хитростей. Но викинги ведут себя мирно, значит, им нужно что-то другое. Что же? О чем расспрашивал ярл? Жёрнов хийси… Волшебная мельница… Сампо… Сампо? Викинги охотятся за сокровищем из древних рун Калевалы? Брось, Антти, ты опять насочинял себе сказок.
Когда Антеро вернулся к биваку своих сородичей, он застал их спящими. Только пожилой охотник Кари, карауливший неподалеку от костра, сонно поднял голову ему навстречу, да радостно завертелась у ног, почуяв своего, мохнатая лайка Талви. Костер тихо потрескивал, посылая искры в ночное небо.
Антеро отыскал сырой рябиновый прут, присел у костра и положил прут в огонь. Затем вынул и пристально всмотрелся в закипевшую влагу, попробовал на язык. Чужеземцы пришли с миром? Так и есть, на рябине выступила вода. Но вода эта имела отчетливый горький привкус.