Учение о субъективном духе, состоящее из антропологии, феноменологии и психологии, посвящено в основном характеристике индивидуального сознания. Здесь, однако, не следует забывать, что у Гегеля духовное развитие индивида связано с интеллектуальным развитием всего человечества. Это как раз составляет большую трудность в понимании хода мыслей философа и одновременно свидетельствует об исключительной проницательности мыслителя.

 

а) Антропология

В разделе «Антропология» Гегель касается почти всех вопросов, которые рассматривает антропология в современном ее понимании. Однако главным образом его интересует не проблема распространения человека на земле, не различие людей по расовым, возрастным, половым признакам, не вопрос о происхождении человека и его связи с животным миром, а вопрос специфичности духовного склада в связи с указанными обстоятельствами.

Предметом антропологии, по Гегелю, является дух в его телесности, т. е. душа. Она тесно связана с естественными свойствами индивидуума, однако она не есть «результат материального». Человеческая душа есть прежде всего член человеческих родов, под которыми Гегель подразумевает расы, определяющиеся различными географическими условиями существования людей (расы распадаются на нации). Гегель сразу же стремится отмежеваться от географического материализма. Связь души с географическими условиями он мыслит как некое «симпатическое» участие последней во всеобщей жизни природы.

Гегель выступал против тех, кто считал, что одна раса обладает духовным превосходством над другой и поэтому-де «над некоторыми из них позволительно господствовать, как над животными». «Человек, — продолжает Гегель, — сам по себе разумен; в этом заключается возможность равноправия всех людей, отсюда вытекает никчемность упорно отстаиваемого различения человеческих пород на привилегированные и бесправные» (8, III, стр. 70).

Рассматривая индивидуальные качества людей, Гегель останавливается на анализе природных задатков, темперамента и характера. Он не отрицает наличия естественных задатков у индивидуума, но считает, что они нуждаются в совершенствовании и воспитании.

С психологической стороны Гегель рассматривает также возрастные и половые различия. Здесь имеются очень меткие характеристики возрастных особенностей личности и вместе с тем обнаруживаются примиренческие тенденции Гегеля. Самое мудрое отношение к миру, по Гегелю, состоит в примирении с ним, в признании его разумности. О переустройстве мира заботятся люди лишь в юношеском возрасте, воображая, что они призваны и способны переделать мир. Эта направленность к достижению идеального придает юноше черты благородства, ума и бескорыстия. Однако в конце концов и юноша «погружается» в «разум действительности», вступает в «практическую жизнь» и начинает «заниматься мелочами». К этому, по Гегелю, сводится «образование» юноши.

В соответствии с таким пониманием смысла человеческой жизни и деятельности Гегель определяет задачи педагогики. Он решительно выступает против «играющей педагогики», которая под видом игры хотела бы преподносить серьезные знания. Главное, по Гегелю, это воспитание у детей дисциплины и уважения к авторитету.

Известный интерес представляет гегелевская трактовка ощущений. Ощущение, как считает Гегель, ограниченно, преходяще и непосредственно. Так, он пишет: «Все содержится в ощущении, и, если угодно, все выступающее в сознании духа и в разуме имеет в ощущении свой источник и свое первоначало; ибо источник и первоначало и не обозначают ничего иного, как тот самый первый непосредственный способ, в котором нечто проявляется» (8, III, стр. 107). Это высказывание может навести на мысль, что Гегель сенсуалист, но суть дела состоит в том, что Гегель пытается преодолеть крайности сенсуализма и рационализма путем рационалистического истолкования самих ощущений. Последние, по Гегелю, являются ступенями и формами саморазвивающегося мышления, а не его основой. В этом плане Гегель и критикует сенсуализм Кондильяка, который, по словам Гегеля, считая ощущения основой, уничтожает тем самым цель развития духа — разум. Таким образом Гегель обосновывает рационализм.

Гегель специально рассматривает такие явления, как ясновидение, «животный магнетизм», различные психические болезни. Отдельные рациональные положения здесь причудливо сочетаются с антинаучными домыслами, что является следствием не только идеализма Гегеля, но и низкого уровня развития антропологии того времени.

Далее у Гегеля совершается переход к возникновению сознания, которое рассматривается во второй части «философии духа» — «Феноменологии духа».

 

б) Феноменология

«Феноменология духа» — это часть психологического учения Гегеля, по содержанию она в значительной степени совпадает с «Феноменологией духа», являющейся введением к его философии. Ввиду этого данную часть «Философии духа» подробно рассматривать мы не будем.

Предметом «Феноменологии духа» является сознание. Действительная душа до такой степени срастается со своим телом, что в нем, как в своем произведении, она относится только к себе, существует для себя и в то же время отличает себя от своего тела, от всех своих ощущений, от внешнего мира и противопоставляет себя им. Такая душа уже не является самочувствием, а есть сознание и самосознание. Будучи духовным по своему характеру, сознание относится к предмету; вследствие этого отношения оно есть явление духа, поэтому наука о сознании и формах его развития есть наука о явлениях духа (феноменах) — феноменология.

Феноменология исследует: 1) сознание вообще, непосредственное сознание, противостоящее предмету как чему-то такому, что не зависит от субъекта, — это чувственное сознание; 2) самосознание, предметом которого является Я; 3) единство сознания и самосознания — разум. В связи с рассмотрением этих ступеней Гегель исследует проблемы соотношения ощущений и восприятий, связь восприятий и рассудочного мышления, взаимоотношение рассудка и разума, роль труда в развитии психики и т. д.

Заключительной частью «Философии духа» является психология как учение о личности.

 

в) Психология

В антропологии дух в форме души был связан с телом. В феноменологии сознание противопоставляется объекту, причем объект еще не раскрыт со стороны своей духовной сущности. В психологии противоположность идеального и реального снимается и дух рассматривается в полном отрыве от материального. В гегелевской психологии, таким образом, материально-физиологическая основа психики полностью игнорируется. В этом состоит идеалистическая ограниченность гегелевской трактовки основ психологии как науки.

Надуманность гегелевского триадического деления отчетливо обнаруживается в его психологии, которая исследует «теоретический дух», «практический дух» и, наконец, «свободный дух». Последнее звено в этой триаде по существу является лишь искусственной пристройкой для перехода к объективному духу.

 

а) Учение о праве, экономике и государстве

Различные области общественной жизни Гегель рассматривает в качестве проявлений объективного духа. Объективный дух — это некая закономерность, возвышающаяся над жизнью индивидов и проявляющаяся через их различные связи и отношения. Рассматривая различные области общественной жизни в качестве обнаружения деятельности «духа», Гегель тем самым демонстрирует идеалистический подход в истолковании общественных явлений.

Объективный дух в своем движении, согласно Гегелю, проходит три ступени: абстрактное право, мораль, нравственность. В свою очередь нравственность охватывает семью, гражданское общество и государство. Пройдя ступени внутреннего и внешнего государственного права, объективный дух поднимается на стадию всемирной истории. «Насколько идеалистична здесь форма, — говорит Ф. Энгельс, — настолько же реалистично содержание. Наряду с моралью оно заключает в себе всю область права, экономики и политики. У Фейербаха — как раз наоборот. По форме он реалистичен, за точку отправления он берет человека; но о мире, в котором живет этот человек, у него нет и речи, и потому его человек остается постоянно тем же абстрактным человеком, который фигурирует в философии религии» (1, 21, стр. 295). Это высказывание Энгельса имеет большое методологическое значение для понимания теории общественного развития Гегеля. Представляя все стороны общественных отношений людей в виде саморазвития объективного духа, Гегель тем самым ставит на голову всю реальную деятельность общественного человека и его действительные социальные связи. Эта мистификация обнаруживается уже в исходных предпосылках «Философии права». Гегель начинает с анализа понятия свободы, поскольку право и собственность как основные категории «абстрактного права» — суть осуществления свободы. Гегель считает, что свобода — это абстрактная категория, которая проявляется прежде всего в праве. Поэтому право есть бытие свободы. Вообще целью деятельности объективного духа, по Гегелю, является реализация свободы во внешнем мире, с тем чтобы действительность могла стать миром свободных отношений. Поэтому и в «Философии права», и в «Философии истории» выдвигается на первый план проблема свободы и необходимости.

Свобода, по Гегелю, не есть произвол, она ограничивается известными условиями. Быть свободным — значит сознавать границы и необходимость того, что человек делает. «Если я, — говорит Гегель, — хочу разумного, то я поступаю не как обособленный индивидуум, а согласно понятиям нравственности вообще; в нравственном поступке выдвигаю я не самого себя, а суть» (8, VII, стр. 45). Подлинно свободной волей обладает лишь мыслящий интеллект. Особенно важным является осознание человеком своей свободы. Раб, по Гегелю, потому есть раб, что он не знает, не мыслит свою свободу. «…Воля истинна, когда то, что она волит, ее содержание, тожественно с нею, когда, следовательно, свобода волит свободу» (8, VII, стр. 49).

В обществе произвольные поступки отдельных людей преодолеваются, ограничиваются. Свобода в обществе есть преодоление произвола отдельных людей. Человек проявляет свою волю не неопределенно, не как произвол, а как ограниченную волю. Это ограничение воли осуществляется правовыми нормами и законами, т. е. в сфере правовых отношений. Право, по Гегелю, есть наличное бытие свободы. Это учение Гегеля расходится с воззрениями Канта и Фихте, утверждавших, что право представляет собой ограничение произвола одного человека произволом другого на основании свободы. Как видно, Гегель (так же как Кант и Фихте) очень далек от понимания права как воли господствующего класса, возведенной в закон. Классовая сущность права от Гегеля ускользает. Вместе с тем из всего хода его рассуждений ясно, что в трактовке правовых и политических категорий Гегель всецело отстаивает точку зрения буржуазии. Уже сам факт выдвижения права на первый план и противопоставление права произволу характеризуют Гегеля как идеолога немецкой дореволюционной буржуазии. Антифеодальный характер носит также и призыв философа: «…будь лицом и уважай других в качестве лиц» (8, VII, стр. 65), так как в этой заповеди утверждается достоинство личности, попираемое в условиях феодальных порядков. Буржуазная сущность гегелевской концепции права выявляется еще резче, когда он начинает анализировать проблему частной собственности. Свободу частной собственности он считает одним из величайших завоеваний нового времени. По его мнению, частная собственность является единственно существенным определением личности. «Лишь в собственности, — говорит он, — лицо есть как разум» (8, VII, стр. 69). Гегель, однако, упускает из виду, что между провозглашением свободы личности и отстаиванием института частной собственности заключено противоречие. Человек, владеющий собственностью, уже не свободен, он прикреплен к ней. Гегель не понимает также, что свобода собственности в буржуазном обществе означает свободу присвоения продуктов чужого труда.

Анализируя частную собственность, Гегель формулирует интересную мысль. Речь идет о понимании капитала как самовозрастающей стоимости. «Разумность собственности, — говорит Гегель, — заключается не в удовлетворении потребности, а в том, что снимается голая субъективность личности» (8, VII, стр. 69). Если собственность служит не удовлетворением потребности, то она, стало быть, служит себе, своему возрастанию и росту. Сделав шаг к правильному пониманию очень существенной экономической категории капитализма, Гегель, однако, все дело сводит к обмену, к купле-продаже. Таким образом, отношения буржуазного общества он понимает не как отношения людей в процессе производства, а как отношения в процессе обмена, как отношения купли — продажи. Весь дальнейший анализ правовых отношений Гегель сводит к рассмотрению отношений купли — продажи. Поэтому право сначала выступает как владение, оно есть собственность; затем оно выступает в договоре как отношение одного собственника к другому собственнику; право осуществляется в форме неправды и преступления. Гегель смешивает экономические категории с юридическими, причем определяющими у него являются правовые отношения. Так, частную собственность он выводит из «свободной воли» личности, в конечном счете из разума. Реальные экономические отношения, следовательно, обволакиваются у Гегеля густым туманом мистики, что, однако, вовсе не означает, что Гегель окончательно теряет способность правильно схватывать отдельные моменты этих отношений.

Абсолютное право человека на присвоение вещей покоится, по Гегелю, на том, что лицо имеет право вкладывать свою волю в каждую вещь. Благодаря этому вещь становится моей вещью, и моя воля в этой вещи есть субстанциальная цель данной вещи, сама же вещь такой цели не имеет. По Гегелю, следовательно, все может стать моим, поскольку я вкладываю в это свою волю. Это значит, что все может стать предметом моей воли, предметом купли и продажи, т. е. товаром. Гегель правильно нащупал тот факт, что в буржуазном обществе все может стать предметом купли и продажи. Но как быть с такого рода явлениями, как духовные умения, науки, искусство, даже религиозные действия (проповеди, молитвы), изобретения и т. д.? Все это тоже в буржуазном обществе становится предметом договора, купли и продажи. Возникшее затруднение Гегель решает следующим способом: «Познания, науки, таланты и т. д. свойственны, разумеется, свободному духу и представляют собою его внутренние качества, а не нечто внешнее, но вместе с тем можно посредством высказывания (Aeusserung) дать им внешнее (ausserliches) существование и отчуждать (veraussern) их, благодаря чему они подводятся под определение вещей» (8, VII, стр. 70). Гегель, таким образом, подметил чрезвычайно существенный момент буржуазных отношений, где происходит процесс овеществления духовных способностей человека. Этот факт он фиксирует в спокойно-эпическом тоне, не понимая всей глубины трагедии ученого, художника, изобретателя и других, продукты деятельности которых превращаются в товар в условиях капиталистического общества.

Владение, согласно Гегелю, состоит в том, что нечто находится во власти определенного человека. Обладание собственностью представляется средством по отношению к потребности, т. е. если человек имеет потребность в чем-либо, он может ее удовлетворить посредством приобретения данной вещи и ее потребления. Но потребление, по Гегелю, не главное. «Истинное же взаимоотношение состоит в том, что с точки зрения свободы собственность как первое наличное бытие последней есть сама по себе существенная цель» (8, VII, стр. 72). Гегель замечает, что чрезмерное личное потребление отнимает у капиталиста часть от накопленного капитала. Это, по выражению Гегеля, есть стародворянский принцип, состоящий «в потреблении имеющегося в наличии». Гегелю ясно, что первейшая обязанность капиталиста — накопление капитала. Говоря, что собственность есть сама в себе цель, Гегель тем самым тонко улавливает психологию буржуа, стремящегося к безграничному накоплению собственности.

Поскольку в собственности воля человека выступает как воля единичного человека, постольку собственность имеет характер частной собственности. Гегель резко выступает против общей собственности.

Гегель критикует и мелкобуржуазную теорию равного распределения имущества. Он указывает, что величина имущества зависит от трудолюбия, а поскольку одни более трудолюбивы, а другие менее, постольку первоначальное равенство со временем обязательно рушится.

Понятие собственности, по Гегелю, основано на том, что лицо вкладывает в вещь свою волю. Но внутренний акт воли данного человека должен быть распознан другими людьми. Чтобы это произошло, личность должна вступить во владение собственностью, что осуществляется или физическим захватом ее, или формированием вещи, или наконец, обозначением. Физический захват является наиболее совершенным способом, так как в этом владении лицо непосредственно присутствует. Но этот способ субъективен, временен и в высшей степени ограничен как по объему, так и вследствие качественной природы предметов. Правда, этот способ вступления во владение может быть несколько расширен при помощи механических сил, инструментов и т. д. Вступая во владение каким-нибудь предметом, лицо находит, что с ним связано и нечто другое. «Я выполняю вступление во владение посредством руки, но область последней может быть расширена. Рука есть тот великий орган, которым не обладает животное, и то, что я охватываю им, может само стать средством, которым я хватаю дальше» (8, VII, стр. 80). Если рука служит прежде всего для захвата, это свидетельствует о жадности владельца руки. Жадность буржуа и его стремление к безграничному захвату, накоплению собственности тонко подмечены Гегелем.

Вторым способом вступления во владение Гегель считает формирование вещи, т. е. придание предмету определенной формы, обработка, приспособление его к пользованию. В формировании вещи соединяется субъект и объект. Здесь Гегель высказал гениальную догадку о том, что единство субъекта и объекта осуществляется в трудовой деятельности человека. В процессе придания формы предметам (а оно бывает очень разнообразным в зависимости от качественной природы предмета и различия субъективных целей) человек совершенствует собственное тело и дух, постигает себя как свободное существо, выявляет свои возможности, задатки, способности. Гегель здесь в более доступной форме воспроизводит те мысли, которые он высказал в «Феноменологии духа» в главе «Господин и раб».

Вступление во владение вещью путем обозначения заключается в том, что посредством знака данное лицо сообщает всем другим лицам, что оно вложило свою волю в данную вещь, исключая тем самым других из владения. Этот способ вступления во владение свидетельствует о господстве человека над вещами.

Далее Гегель переходит к проблеме потребления вещи. В потреблении, говорит он, вещь выполняет свое назначение — удовлетворяет потребность.

В связи с анализом вопроса о потреблении вещи Гегель говорит о «специфической годности», т. е. потребительной стоимости вещи, и «ценности» ее, т. е. меновой стоимости. «Качественное — исчезает здесь в форме количественного. А именно, говоря о потребности, я указываю титул, под который можно подводить самые разнообразные вещи, и то, что есть общего в них, является основанием того, что я их теперь могу измерять» (8, VII, стр. 87). На каком же основании мы можем сравнивать и измерять вещи, которые имеют различную «специфическую годность»? В чем заключается общность между различными обмениваемыми вещами? На этот вопрос Гегель не может дать правильного ответа, так как он не понимает двоякого характера труда, создающего товар. Гегель рассуждает следующим образом. Каждая вещь обладает способностью удовлетворять специфическую потребность. Но каждая специфическая потребность является в то же время «потребностью вообще» и в качестве таковой может сравниваться с другими потребностями. Соответственно этому, заключает Гегель: «…также и вещь становится сравнимой с другими вещами, которые удовлетворяют другим потребностям» (8, VII, стр. 87). Следовательно, при определении потребительной стоимости и стоимости философ исходит не из процесса производства, а из потребления, поэтому он и остается на поверхности экономических явлений.

Таким образом, проблему стоимости Гегель не понял. «Когда мы обращаем внимание на понятие ценности, тогда сама вещь рассматривается лишь как знак и она имеет значение не сама по себе, а как то, чего она стоит. Вексель, например, не представляет собой своей бумажной природы, а есть лишь знак другого, всеобщего — ценности. Ценность вещей может быть очень различной в отношении потребности» (8, VII, стр. 87). В утверждении Гегеля, что деньги суть лишь знаки, сквозит смутная догадка о том, что денежная форма вещей есть нечто постороннее для них самих и что она только форма проявления скрытых за вещами человеческих отношений. В этом смысле каждый товар представляет собой только знак. У Гегеля, таким образом, и здесь высказана догадка о товарном фетишизме.

В потреблении, говорит Гегель, «вещь низведена на степень средства удовлетворения моей потребности» (8, VII, стр. 84). Поскольку в потреблении вещь отрицается, уничтожается, то главным для Гегеля является не то, что вещь удовлетворяет потребность, а то, что она является собственностью, что она может быть куплена и продана, т. е. отчуждена.

Отчуждение вещи является важным показателем собственности. Данная вещь есть собственность какого-нибудь лица лишь постольку, поскольку оно вкладывает в нее волю. Из этого следует, что вещь, являющаяся собственностью этого лица, отчуждается по его воле. Лицо может предоставить вещь во владение другого лица. Согласно Гегелю, отчуждение есть истинное овладение вещью.

Он считает, что неотчуждаемы только те субстанциональные определения, которые составляют личность: например, всеобщая свобода воли, нравственность, религия. Как буржуазный идеолог Гегель, однако, санкционирует продажу рабочей силы. «Отдельные произведения моих особенных, телесных и духовных умений и ограниченное во времени пользование ими и моими возможностями деятельности, — говорит он, — я могу отчудить другому, так как они вследствие этого ограничения получают внешнее отношение к моей целостности и всеобщности. Отчуждением же посредством работы всего моего конкретного времени и целокупности моей продукции я сделал бы собственностью другого лица то, что в них субстанциально, мою всеобщую деятельность и действительность, мою личность» (8, VII, стр. 91). Различие между рабом и современным наемным рабочим (в качестве примера приводится домашняя прислуга) состоит в том, что у раба отчуждается вся его деятельность господину, в то время как современный рабочий отчуждает лишь часть своих физических и духовных сил во временное пользование «другому», т. е. капиталисту, сохраняя, согласно Гегелю, свою всеобщую свободу воли, нравственность, религию.

Гегель умалчивает об эксплуататорской сущности отчуждения рабочей силы в условиях капитализма. По Гегелю, выходит, что рабочий добровольно отчуждает свои физические и духовные силы капиталисту. Формально это так. В действительности же рабочий вынужден продавать себя в рабство.

Исходя из формального понимания свободы, Гегель признает право на свободу и за рабом: в природе вещей заключается абсолютное право раба добывать себе свободу. Однако о конкретных путях добывания «свободы» он умалчивает.

От анализа собственности Гегель переходит к рассмотрению договорных отношений.

Реальные причины установления договорных отношений между людьми Гегель не раскрывает, для объяснения этих отношений он апеллирует к разуму. «Разум делает необходимым, — говорит он, — чтобы люди вступали между собою в договорные отношения — дарили, обменивали, торговали и т. п. — точно так же как он делает необходимым, чтобы они обладали собственностью» (8, VII, стр. 96).

Люди, вступающие в договор, должны признавать друг друга юридически равноправными. Гегель правильно утверждает, что договорные отношения это по существу волевые отношения: одна воля приходит к решению учредить договор лишь постольку, поскольку приходят к решению и другие воли. Договор и его выполнение имеют юридический характер. Правовые отношения трактуются как волевые и у Гегеля, и у Маркса. Однако марксистская трактовка коренным образом отличается от гегелевской. В противоположность Гегелю Маркс считает, что юридические отношения не представляют собой чего-то самостоятельного, а являются лишь формой, облекающей экономические отношения. Содержание волевого отношения, по Марксу, находится в экономических отношениях, а не наоборот, как полагал Гегель.

Заключительную часть учения об абстрактном праве Гегель посвящает изложению своих взглядов на уголовное право. И здесь основным вопросом является частная собственность. Детальным образом Гегель анализирует те случаи, когда нарушается право собственников или не выполняются договорные соглашения. Он защищает права собственников, он считает, что в каждом отдельном нарушении этих прав необходимо тщательно исследовать преступление и определить соответствующее наказание.

Теория наказания Гегеля воздает должное достоинству человека. Гегель считает, что если целью наказания является устрашение или исправление преступника, то это не дает никакого результата. Согласно его мнению, целью наказания служит достижение справедливости. Справедливость и право должны признать человека свободным и имеющим волю. Наказание есть не что иное, как право преступника, так как оно есть результат акта собственной воли. Это означает, что преступник по своим нарушениям права отрицает существующее право, поэтому должно последовать отрицание отрицания, т. е. восстановление права путем наказания. Гегель, по словам Маркса, поднимает преступника «до ранга свободного, самоопределяющегося существа» (1, 8, стр. 531).

Маркс и Энгельс подвергают суровой критике теорию наказания Гегеля. Они считают эту теорию самообманом, ибо в ней Гегель по существу санкционирует законы современного ему общества, набрасывая на юридические отношения сверхчувственный покров. На место общественного человека Гегель ставит абстрактную волю, вырывая тем самым личность из социальной среды. Ошибка Гегеля проявляется и в том, что он, критикуя древнее право возмездия — око за око, зуб за зуб, не замечает, что его собственная теория наказания является лишь метафизическим выражением права возмездия.

Из анализа абстрактного права видно, что здесь Гегель рассматривает понятие права в узком смысле, так как речь идет о юридических нормах, регулирующих главным образом отношения людей в сфере владения вещами. Философ здесь излагает взгляды, характерные для идеологов буржуазии, он стремится санкционировать неприкосновенность частной собственности как основы основ буржуазного общества.

Вторая часть «Философии права» — «Мораль» посвящена изложению этических воззрений.

Мораль, по Гегелю, — это внутреннее убеждение человека. Поэтому насилие в области морали недопустимо. Здесь Гегель упускает из виду тот факт, что принципы морали санкционируются общественным мнением, которое вовсе не исключает моментов известного принуждения и насилия.

Гегель подвергает критике ригористическую мораль Канта — Фихте. Он вовсе не отрицает долга, но пытается согласовать долг с чувствами и склонностями человека. Он, далее, указывает на формальный, антиисторический характер категорического императива Канта. По Гегелю, долг имеет смысл только в обществе и лишается всякого содержания, когда изымается из системы определенных общественных связей.

Гегель подвергает также критике и этический субъективизм романтиков. Философ постоянно стремится раскрыть объективное содержание моральных принципов, показать их исторический характер и связь с различными сторонами общественной жизни. В то же время идеалистический подход к социальным явлениям мешает немецкому мыслителю верно решить поставленные вопросы о морали.

От морали Гегель переходит к нравственности. Смысл этого перехода от морали к нравственности заключается в том, что Гегель пытается рассмотреть мораль не только как форму сознания, но и как определенные отношения людей. В этом случае мораль связана с многообразными отношениями индивидуумов и зависит от различных сторон деятельности общественного человека. Вследствие этого принципа мораль получает объективную основу и значимость. Эта гениальная мысль Гегеля, однако, искажается тем, что объективную основу этических категорий идеалист видит не в реальных отношениях людей, а в духе, игнорирует классовый характер морали, считая ее выражением общей воли индивидуумов, объединенных нравственными узами в семье, гражданском обществе и государстве.

Нравственность, по Гегелю, есть высшая ступень развития объективного духа. Непосредственно нравственность проявляется в семье как природном единстве индивидов, дифференциация семьи, образование множества семей ведет к гражданскому обществу как взаимоотношению самостоятельных индивидуумов; наконец, высшее их единство, примиряющее все противоречия, дано в государстве. Семья — это природно-нравственный союз. Из множества семей возникает гражданское общество.

Жизнь гражданского общества выражается в «системе потребностей», отправлении правосудия и деятельности полиции и корпораций. Такое общество создалось, по Гегелю, лишь «в современном мире» (8, VII, стр. 211). Это замечание Гегеля свидетельствует о том, что под гражданским обществом философ подразумевает буржуазное общество. Оно ему представляется как «духовное царство животных», где каждый для себя — цель, все другие суть для него ничто. Это общество частных товаропроизводителей, преследующих свои эгоистические цели. «…Себялюбивая цель, — обусловленная в своем осуществлении всеобщностью, — говорит Гегель, — обосновывает систему всесторонней зависимости, так что пропитание и благо единичного лица и его правовое существование переплетены с пропитанием, благом и правом всех, основаны на них и лишь в этой связи действительны и обеспечены» (8, VII, стр. 212). Связь этих рассуждений с соответствующими рассуждениями Гельвеция и Смита очевидна.

Гегель понимает, что в гражданском обществе появляются неравенство и классовое расслоение, но считает такое положение вполне правомерным. «Гражданское общество, — пишет он, — представляет нам в этих противоположностях и их переплетении картину столь же необычайной роскоши, излишества, сколь и картину нищеты и общего обоим физического и нравственного вырождения» (8, VII, стр. 213). Имущественное неравенство, по Гегелю, вполне естественное явление, так как оно проистекает из обладания капиталом и из различия телесных и духовных задатков людей. Тем самым он оправдывает и увековечивает экономическое неравенство в обществе.

Анализ экономики буржуазного общества философ дает в аспекте «системы потребностей» членов общества. В этой связи Гегель очень высоко оценивает английскую политическую экономию (см. 8, VII, стр. 217–218).

Заслуга Гегеля состоит в том, что он не только по достоинству оценил завоевания английской классической политической экономии, но и сделал попытку включить ее теоретические результаты в свою общефилософскую концепцию человеческой истории. Не случайно он снова ставит вопрос об отличительных особенностях человека, выделяющих его из животного мира. Человек и отличается от животного многообразием своих потребностей и средств их удовлетворения, их бесконечной дифференциацией.

В этой связи философ снова возвращается к проблеме труда, рассмотренной нм в «Феноменологии духа». Труд выступает у Гегеля как фактор духовного развития человека. Вместе с тем философ указывает на отрицательные последствия разделения труда.

Благодаря упрощению труд становится механическим и безрадостным, поскольку он разбивается на ряд простых операций и от производителя теперь требуются машинообразные движения. Вследствие этого труд становится тягостным, скучным, монотонным. Кроме того, через посредство разделения труда завершается процесс превращения отношений между людьми в железный закон необходимости. Человек становится простым средством других, простым винтиком запутанной «системы потребностей». Заслуга Гегеля в том, что он подметил существенное изменение труда при капитализме. Но это изменение он представляет как всеобщую закономерность, как диалектику отношений между человеком и природой, вытекающую из разделения труда, усложнения орудий труда и превращения их в машину. Это уже заблуждение мыслителя. Оно вытекает из отождествления машины как средства труда с ее специфической социальной функцией при капитализме как орудия эксплуатации рабочего.

Труд, таким образом, теряет характер самодеятельности и свободного проявления конструктивных сил человека.

Лишенный самодеятельности труд больше уже не способствует развитию фантазии и эмоциональной стороны человека. Таким образом, в труде при капитализме Гегель усматривает враждебные для личности стороны.

Формирование и образование человека в процессе «рабского» труда изображено Гегелем трезво и реалистически. Он не разделяет взглядов сентиментальных и романтических критиков прогресса.

Гегель отводит большое место анализу противоречий буржуазного общества. Он указывает на поляризацию нищеты и богатства, на то, что капитализм закономерно порождает массовое обнищание, с одной стороны, и концентрацию богатств в немногих руках — с другой (8, VII, стр. 254, 255).

Разрешение противоречий капитализма в рамках данного «гражданского общества» Гегель считает невозможным. Эта диалектика, намечает он по этому поводу, заставляет гражданское общество выйти за свои пределы, сначала за пределы этого определенного общества, чтобы искать потребителей, и, следовательно, необходимые средства существования у других народов, являющихся отсталыми по количеству тех средств, которыми оно располагает в избытке. Следовательно, развитие гражданского общества приводит, согласно Гегелю, к разрыву национальных рамок и противоречия переходят в область международных связей. Такого рода связи Гегель видит в колонизации.

В новейшее время, указывает Гегель, колониям не предоставлялись равные права с населением Метрополии. Такое положение приводило к войнам и, наконец, к получению колониями самостоятельности. Гегель считает закономерной не только колонизацию, но и национально-освободительное движение. Особенно важно подчеркнуть положительную оценку Гегелем освободительной борьбы колониальных народов. Освобождение колоний, говорит Гегель, оказывается величайшим благодеянием для метрополии, точно так же как освобождение рабов оказывается величайшим благодеянием для их владельцев.

Рассуждения Гегеля о колонизации крайне противоречивы. С одной стороны, основание колоний он считает необходимым результатом внутренней диалектики развития буржуазного общества и этим самым оправдывает политику экспансии. С другой же, он признает исторически необходимой и национально-освободительную борьбу и в свою очередь оправдывает эту борьбу, квалифицируя освобождение колоний в качестве «величайшего благодеяния для метрополии». Отсюда ясно, насколько неправы те, кто безоговорочно приписывает философу апологию колониальных захватов. А между тем реакционные идеологи империализма старались представить Гегеля как безоговорочного поборника колониального разбоя и насилий. Это делалось путем фальсификации теоретического наследия Гегеля.

Внутренние противоречия пронизывают всю общественную теорию Гегеля. В учении об абстрактном праве, об экономике капитализма философ выступал как идеолог буржуазии. Но когда он начинает анализировать политические и правовые институты своего времени, то сразу же обнаруживаются тенденции примирения с учреждениями и общественными управлениями феодального происхождения. Так, Гегель оправдывает деление общества на сословия, унаследованное от феодализма. Первым базисом государства, по Гегелю, является семья, сословия суть его вторая основа.

Гегель различает три сословия: 1) субстанциональное сословие, сюда относятся земледельцы; 2) «промышленное сословие», включающее в себя ремесленников, фабрикантов и купцов; 3) «всеобщее сословие», которое занимается охраной «всеобщих интересов общества». Это чиновники, государственный аппарат, армия и т. д. Гегель увековечивает сословное деление общества и тем самым существование не только буржуазии и пролетариата, но и дворянства.

От проблемы сословного деления общества Гегель переходит к проблеме государства. Теория государства Гегеля является самым слабым разделом «Философии права». В учении о государстве ярче всего проявилась классовая ограниченность Гегеля, резче всего обнаружились компромиссные черты его общественной теории.

Каждый индивидуум существует, нравствен лишь постольку, поскольку он член государства. «Существование государства, — подчеркивает Гегель, — это — шествие бога в мире; его основанием служит сила разума, осуществляющего себя как волю» (8, VII, стр. 268). Основанием государства является народный дух, живущий в гражданах и достигающий в них высшего самосознания. Гегель, таким образом, затушевывает классовую сущность государства, изображая его как выражение народного духа.

Согласно Гегелю, из всех политических форм государства нравственная идея получает полное развитие только в конституционной монархии. Остальные формы правления — монархию, аристократию, демократию — Гегель относит к низшим ступеням государственного развития, где эта идея еще не развилась полностью. Монарх наследует свою власть. Конституционный монарх не должен вмешиваться во все дела. «Он должен лишь сказать „да“ и поставить точку над и» (8, VII, стр. 308),

При такой организации исполнительной власти возможны злоупотребления, а также бюрократизация управления. Известным противовесом этому служит государственная иерархия, контроль сверху за деятельностью чиновников, права общин. «Обеспечение государства и управляемых против злоупотребления властью со стороны ведомств и их чиновников заключается, с одной стороны, непосредственно в их иерархии и ответственности и, с другой стороны, в правах общин, корпораций, посредством которых сами собой ставятся помехи примешиванию субъективного произвола в доверенную чиновнику власть, и контроль сверху, оказывающийся недостаточным по отношению к отдельным случаям такого или другого обращения, дополняется контролем снизу» (8, VII, стр. 318–319). Все эти гарантии, выдвигаемые Гегелем, Маркс справедливо считает иллюзорными. В действительности, говорит Маркс, Гегель формулирует «подлинный дух бюрократии» (1, 1, стр. 280).

Рассматривая законодательную власть, Гегель отвергает мнение, согласно которому эта власть должна выражать интересы народа. Народ, говорит Гегель, наименее знает, что он хочет. «Знание того, чего хочешь, и, тем более, того, чего хочет в себе и для себя сущая воля, разум, есть плод глубокого познания и проникновения, которое именно и не есть дело народа» (8, VII, стр. 324). Вместо народного представительства Гегель предлагает представительство сословий. В этом он видит гарантию всеобщей свободы. Сословия, по Гегелю, представляют собой «опосредствующий орган», они стоят между правительством и народом, образуя середину между монархическим принципом и народом. Сословия примиряют противоположные интересы в обществе, ибо последние являются противоположными лишь по видимости, но в сущности, в идее они едины. Гегель, как видим, делает фальшивый вывод о том, что все противоречия гражданского общества примиряются в государстве и через посредство государства.

Законодательная власть, по Гегелю, распадается на два сословных элемента, на две формы представительства в законодательных органах, из которого одна служит примиряющим звеном между монархом и гражданским обществом или народом, а другая между исполнительной властью и народом. Первое представительство возникает из «сословия природной нравственности», т. е. из дворянства, имущество которых состоит из неотчуждаемых имений, майоратов. Этому сословию, говорит Гегель, предначертана политическая деятельность, на которую оно имеет право от рождения помимо случайности избрания. Оно становится «опорой и трона и общества».

Второе представительство образуется, по Гегелю, из «подвижной стороны гражданского общества», из сословия ремесленников, торговцев, фабрикантов, из чиновников, членов корпорации, общин, из должностных лиц и т. д. Из этих кругов выходят депутаты, избираемые благодаря доверию общества к их характеру и уму.

Поэтому сословное собрание, по Гегелю, должно разделяться на две палаты. Гегель высказывается за публичный характер заседаний этих палат, хотя он пренебрежительно относится к общественному мнению. Свободу печати он сравнивает со свободой человека по отношению к законам природы. «Определение свободы печати как свободы говорить и писать, что угодно, аналогично определению, выдающему свободу вообще за свободу делать, что угодно» (8, VII, стр. 339). Таким образом, Гегель понимает ограниченность буржуазной свободы печати, ее формальный характер. Но из этого факта он делает консервативный вывод, утверждая, что пресса совершает преступление, когда она подвергает критике правительство, чиновников, в особенности личность конституционного монарха, или когда она призывает к восстанию. Классовая позиция Гегеля в этом вопросе проявляется очень четко.

Из краткого рассмотрения теории «внутреннего государственного права» видно, что Гегель стоит на защите прусской государственной системы. Он требует лишь некоторого усовершенствования средневекового сословного правительства, которое в Германии существовало в виде рейхстага и местных ландтагов. Отстаивая интересы юнкерства и чиновничьей бюрократии, философ требует установления майората в целях сохранения политического веса дворянства. Эти положения находятся в противоречии с его учением о свободе частной собственности, с его положительной оценкой процесса проникновения капитализма в экономику отсталой Германии. Превознося прусские порядки, Гегель в то же время рекомендует провести некоторые либеральные реформы, которые способствовали бы буржуазному развитию прусского государства. В этих противоречиях сказались трусливость, слабость, половинчатость немецкой буржуазии, идеологом которой Гегель был.

Учение Гегеля о международном праве также носит черты классовой ограниченности и консерватизма. Каждое государство, по Гегелю, есть целостный духовный организм, и, как таковое, оно вступает в отношения с другими государствами. В этом состоит его «суверенитет по отношению к внестоящим». Отношения государств могут быть дружескими или враждебными. В последнем случае возможны войны между ними. Гегель говорит о «высоком значении войны»: благодаря ей «сохраняется нравственное здоровье народов, его безразличие к застыванию конечных определенностей; подобно тому, как движение ветров не дает озеру загнивать, что с ним непременно случилось бы при продолжительном безветрии, так и война предохраняет народы от гниения, которое непременно явилось бы следствием продолжительного, а тем паче вечного мира» (8, VII, стр. 344). Гегель подвергал критике идею «вечного мира», которую проповедовал Кант, и возможность ее осуществления в федерации государств или народов. Он отвергает саму идею создания гарантий международной безопасности.

Гегель оправдывает войны еще и тем, что они якобы не дают развиваться «внутренним смутам» и «укрепляют государство». Гегель, далее, считает необходимым введение постоянного войска и выделяет специальное сословие храбрости. Хотя он и говорит о необходимости соблюдения во время войн требований гуманности и норм международного права, все же факт абсолютизации войн является консервативной стороной мировоззрения Гегеля.

Гегель по существу выступает с идеей обожествления государства. Рассматривая проблемы международного права, он снова отстаивает принцип абсолютного суверенитета государства; над ним, согласно Гегелю, нет судей. Поэтому философ считает, что спор государств при отсутствии соглашения может быть решен только войной, нравственная обязанность граждан жертвовать жизнью и имуществом для государства. За эти высказывания Гегеля цепляются идеологи империализма. Однако в гегелевском учении об абсолютном суверенитете и в его оправдании войн отразился в какой-то мере и подъем национального движения в период наполеоновских войн. Поскольку буржуазный национализм всегда страдал двойственностью, постольку эта двойственность отразилась и у Гегеля как буржуазного идеолога. Реакционные идеологи империализма цепляются за все мертвое, что содержится в философии Гегеля. Таким способом они пытаются использовать его идеи в целях обоснования политики захвата и насилия.

Научная критика «Философии права» Гегеля дана Марксом. На основании тщательного анализа Маркс показал полную несостоятельность гегелевской концепции государства как нравственного организма. Он критикует Гегеля за то, что тот пытался оправдать гнусную прусскую действительность со всеми ее обветшалыми учреждениями. Гегелевские попытки оправдать сословный строй, майорат и другие институты прусского полицейского государства Маркс подверг сокрушительному разгрому и показал, что сам Гегель впал в противоречия со своими исходными предпосылками и тем самым породил путаницу в умах. Русские революционные демократы Белинский, Герцен, Чернышевский, отдавая должное Гегелю как создателю метода идеалистической диалектики, также критиковали консервативные политические высказывания и идеализм Гегеля.

Отмечая консервативные стороны гегелевской «Философии права», не следует забывать о содержащихся в ней рациональных моментах: именно здесь сам Гегель выступил как глубокий критик различных реакционных теорий, которые были распространены в то время в Германии. Так, Гегель резко критикует махрового реакционера Галлера, ярого противника Французской буржуазной революции 1789 г., доказывавшего, что владычество сильной личности есть следствие божественного установления. Гегель решительно выступил против исторической школы права, в частности против одного из ее представителей — Савиньи, отрицавшего необходимость установления общегерманского законодательства. Гегель на протяжении всей жизни резко критиковал идеологию реакционного романтизма, слившуюся впоследствии с католицизмом.

Гегель указывает, что государство как воплощение нравственной идеи, как проявление народного духа ограничено и конечно. Оно может погибнуть в силу игры «внутренней особенности страстей, интересов, целей, талантов и добродетелей, насилия, несправедливости, пороков» (8, VII, стр. 353), т. е. в силу внутренних противоречий. Таким образом, сам Гегель опровергает свою реакционную утопию о возможности разрешения противоречий силой государства. Об этом свидетельствуют и государственные перевороты, происходившие на всем протяжении всемирной истории. В истории государственная жизнь становится орудием всемирного духа. «В этом деле всемирного духа, — говорит Гегель, — государства, народы и индивидуумы выступают в их особенном определенном начале, имеющем свое истолкование и свою действительность в их строе и на всем протяжении их состояния; сознавая это истолкование и эту действительность и будучи погружены в свои интересы, государства, народы и индивидуумы суть вместе с тем бессознательные орудия и органы того внутреннего дела, в котором эти образы преходят, но дух сам по себе подготовляет и осуществляет для себя переход в свою ближайшую высшую ступень» (8, VII, стр. 355).

Таким образом Гегель обозначает переход к новой стадии рождения объективного духа — всемирной истории.

 

б) Теория исторического процесса

«Философия истории» посвящена рассмотрению объективного духа на той стадии его развития, когда он вышел из границ данного народа и движется на почве всемирной истории.

Сначала Гегель подвергает анализу различные исторические концепции и подходы к историческим явлениям: «первоначальная история», «рефлективная», философская. Гегель считает наиболее плодотворным философский подход к истории.

С этой точки зрения история не представляет собой собрания случайных событий. Так представляется она лишь при поверхностном взгляде на нее. Фактически же в истории господствует разум. «…Единственною мыслью, которую привносит с собой философия, является та простая мысль разума, что разум господствует в мире, так что следовательно и всемирно-исторический процесс совершался разумно» (8, VIII, стр. 10).

По Гегелю, надлежит познавать субстанциональное в истории, а субстанциональное вообще — это дух, который развертывается как в природе, так и в истории человеческого общества. Этот дух представляет собой деятельный принцип. Каждый исторический этап, каждый народ, индивидуум — суть воплощения этого принципа. Сущность духа — деятельность. Он есть субъект и объект; как субъект он создает себе объект, как объект он познается самим собой. Когда он познает себя, он приходит к себе, а когда он у себя — он свободный дух. Следовательно, история— это развитие понятия свободы. И коль скоро дух познает себя в своем объекте — история приходит к концу.

«Философия истории» исследует дух в форме конкретных народных духов, которые выступают в истории лишь как ступени сознания. Мировая история является воплощением разума как формы самопознания духа. «Всемирная история, — говорит Гегель, — есть прогресс в сознании свободы, — прогресс, который мы должны познать в его необходимости» (8, VIII, стр. 19). Пытаясь обосновать это положение, Гегель говорит, что познание есть не пассивный процесс, а действенный.

Большая заслуга Гегеля состоит как раз в том, что он выдвигает на первый план деятельную природу духа. Индивиды, будучи воплощением деятельного духа, сами выступают как носители активного начала и порождают себя в процессе их собственного труда. Человек, по Гегелю, является результатом самопроизводства. Здесь философ нащупывает реальную основу человеческой истории, но благодаря тому, что труд он понимает только как мыслительную деятельность, то и сущность истории развития человеческого общества трактует извращенно, как развитие духовного начала.

Деятельный дух, по Гегелю, производит себя в качестве определенного духа народов, сыгравших всемирно-историческую роль в становлении духа. История этих народов суть ступени, составляющие определенные эпохи всемирной истории.

Эти ступени определяются нравственной жизнью народов, их государственным строем, а также их искусством, религией, философией. Отсюда видно, что Гегель дает в целом идеалистическую трактовку человеческой истории. Но вместе с тем он в мистифицированной форме высказывает рациональную мысль о том, что всемирную историю и самого человека надо рассматривать в процессе его деятельности, в историческом развитии.

В связи с этим Гегель и выдвигает три основные категории, которыми он пользуется при анализе человеческой истории, это — изменение, возвращение молодости (Verjungung) и разум.

В природе, по Гегелю, не появляется ничего нового, в ней происходит только круговорот предметов и явлений. В человеческой же истории постоянно совершаются изменения. Некоторые мыслители, говорит Гегель, допускают «возможность объяснить случайностями, неловкостями, а главным образом легкомыслием и злыми страстями людей изменения, перевороты и разрушения в состояниях, имеющих право на существование» (8, VIII, стр. 52). Такое объяснение исторических переворотов Гегель совершенно справедливо отклоняет как несостоятельное. Гегель подчеркивает, что процесс развития общества не протекает гладко и без борьбы. Духу приходится преодолевать самого себя, бесконечно вести борьбу против себя. «Таким образом, — пишет Гегель, — развитие является не просто спокойным процессом, совершающимся без борьбы, подобно развитию органической жизни, а тяжелой недобровольной работой, направленной против самого себя» (8, VIII, стр. 53). Таким образом, в категории изменения Гегель выразил свое понимание человеческой истории как процесса постоянного исторического развития.

В категории «возвращение молодости» или «омоложение» Гегель стремится указать на поступательный характер исторических изменений. Возвращение молодости духа, говорит Гегель, не есть голое возвращение к той же форме; омоложение это очищение и обновление самого себя. Дух подобно фениксу вновь возрождается из пепла помолодевшим.

Таким образом, Гегель не только усматривает в истории непрерывный процесс изменения и развития, но и понимает историю как поступательное движение. Он принимает завещанную Просвещением идею прогресса человечества и частично усугубляет ее, учитывая исторический опыт послереволюционного развития Европы.

Мысль Гегеля о том, что в истории торжествует разум, есть мистифицированное выражение идеи исторической закономерности. Эти глубокие диалектические догадки Гегеля постоянно уродуются его идеалистическими установками. Его объяснение исторических явлений носит по существу формальный характер, так как все совершающееся в истории оказывается уже существовавшим в себе до начала развития. Всемирная история, по Гегелю, «является обнаружением духа в том виде, как он вырабатывает себе знание о том, что он есть в себе, и подобно тому как зародыш содержит в себе всю природу дерева, вкус, форму плодов, так и первые проявления духа виртуально содержат в себе всю историю» (8, VIII, стр. 18). Но следует отметить, что Гегель пытается анализировать реальные стороны исторического процесса. Он характеризует особенности различных народов, государственных образований, географические условия и т. д. Порой им высказываются очень интересные соображения. Так, о Северной Америке он пишет: «Что же касается политики в Северной Америке, то общая цель еще не определилась как нечто само по себе постоянное, и еще не существует потребности в прочной солидарности, потому что настоящее государство и настоящее правительство возникают лишь тогда, когда уже существует различие сословий, когда богатство и бедность становятся очень велики и когда возникают такие отношения, при которых огромная масса уже не может удовлетворять свои потребности так, как она привыкла» (8, VIII, стр. 82). Здесь содержится догадка о том, что государство возникает лишь в результате деления общества на классы эксплуатируемых и эксплуататоров.

Указывая на влияние географического фактора, Гегель в то же время дает понять, что естественные условия представляют собой лишь фон, на котором разыгрываются драматические события человеческой истории.

После выяснения значения народного духа, воплощающегося в нравах, праве и государстве, в религии, искусстве и науке данного народа, Гегель приходит к выяснению роли личности в истории. Индивидуумы, по Гегелю, суть орудия мирового духа, через их действия проявляется активная, деятельная природа самого духа. Гегель делит всех членов общества на две категории. Первых он называет воспроизводящими, вторых — всемирноисторическими. Воспроизводящие — это люди, руководствующиеся частными интересами, преследующие свои личные цели.

Деятельность этих людей «поддерживает», воспроизводит общее, т. е. все необходимые для жизни общества условия. Без их деятельности «общее» осталось бы мертвым, абстрактным. Деятельность «воспроизводящих индивидов» составляет живую основу общества, поскольку благодаря их работе сохраняется и воспроизводится все созданное человеком. Ценность индивидуума состоит в том, что он представляет дух народа, участвует в созидании. Поступки индивида продиктованы частными, конечными целями, но он есть мыслящее существо, поэтому его цели пропитаны также всеобщими, существенными определениями права, добра, долга. Каждый индивид — сын своего народа на определенной ступени развития данного народа.

Как бы туманно ни формулировал Гегель свои мысли, ясно, что он очень высоко ценит творческую роль народа в ходе исторического развития. До такого глубокого понимания роли народа в истории вряд ли дошел какой-либо буржуазный идеолог. Вместе с тем необходимо отметить и ограниченность Гегеля, которая заключается в том, что он считал деятельность народа неосознанной. Несмотря на то что, по его мнению, движение истории идет к все более глубокому осознанию понятия свободы, фактически Гегель увековечивает стихийный характер исторического развития. Люди всегда, по его мнению, стремятся добиться своего, но каждый раз оказываются бессознательными исполнителями чего-то более высокого и далекого. «…Во всемирной истории, — говорит Гегель, — благодаря действиям людей вообще получаются еще и несколько иные результаты, чем те, к которым они стремятся и которых они достигают, чем те результаты, о которых они непосредственно знают и которых они желают» (8, VIII, стр. 27). Философ называет это «хитростью разума».

Подчеркивая активную роль личности, Гегель пытался преодолеть исторический фатализм. Образно это преодоление фатализма он представлял так: всемирно-историческое развитие общества включает два момента: «во-первых, идея; во-вторых, человеческие страсти; первый момент составляет основу, второй является утком великого ковра развернутой перед нами всемирной истории» (8, VIII, стр. 23).

Однако преодолеть фаталистический характер исторического развития Гегель не смог, да это и невозможно сделать в рамках идеализма.

Гегель прав в том, что личные страсти и личные побудительные мотивы не представляют собой последних причин исторических событий, что за этими побудительными мотивами стоят другие исторические силы, которые нужно исследовать. Но эти силы он видел опять-таки в духе, в идее, а не в материальных основах истории.

У Гегеля имеется догадка о том, что при господстве частной собственности, или, как он выражается, в условиях отчуждения, непосредственная деятельность индивида отделена, отчуждена от конечного ее результата. Индивидуальный производитель приобщается к общественному труду только через рынок, только путем отчуждения продукта своего труда. Для Гегеля ясно, что закономерности буржуазного общества проявляются через посредство частной деятельности, иными словами — через конкурентную борьбу. В то же время он полагал, что этот разрыв между частными побуждениями и исторической необходимостью будет снят, преодолен, но не в результате реального преобразования общества, не путем упразднения частной собственности, а через познание самого себя индивидуальным духом.

Говоря о том, что всеобщая идея как основа человеческой истории реализует себя через индивидуальную деятельность конкретных людей, Гегель ставит проблему взаимоотношения общего и индивидуального. Он даже указывает на единство этих сторон. Но ограниченность Гегеля в том, что самого индивида он относит к внешним факторам. Не деятельность индивида, по Гегелю, является действительностью, а та идея, которая воплощена в данной личности. Таким образом, у Гегеля человек является носителем общего не потому, что он есть общественное существо, а потому, что идее необходим индивидуум, в котором она могла бы воплотиться.

Такое абстрактное противопоставление общества индивидууму отчасти обусловлено у Гегеля тем, что в мире отчуждения, т. е. в буржуазном обществе, человек выступает в абстрактном виде. Заслуга Гегеля состоит в том, что он первый указал на то, что в условиях господства частной собственности все формы общественной жизни (государство, семья, религия) выступают перед индивидуумом в отчужденном виде, т. е. противостоят ему как внешние силы, факторы, а не как созданные им сообразно его общественной природе. Но связь между духовным и реальным отчуждением философ не мог понять. Этого никто не понял до Маркса. Поэтому, кроме Маркса, никто не мог указать, что реальным выходом из состояния отчуждения является уничтожение частной собственности.

Вторую категорию членов общества, как сказано выше, Гегель назвал всемирно-исторической. Какова ее роль в историческом процессе? Чтобы понять это, необходимо коснуться вопроса о переходе от одного народного духа к другому.

Народный дух относится к всемирной истории так же, как индивидуум к духу своего народа. В ходе истории народа наблюдаются две тенденции: одна направлена к сохранению данного народа, государства и всех других областей жизни, другая противоположна первой, она ведет к разрушению его и созданных им институтов, коль скоро данный народ сделал все то, что он должен был сделать согласно своему внутреннему определению.

Вот здесь и выступают всемирно-исторические личности. В их целях выражается такое всеобщее, которое должно получить дальнейшее развитие. Они превращают это всеобщее в свою личную цель и тем самым осуществляют ту цель, которая присуща более высокому понятию духа. В этом смысле Гегель называет их героями. Цель своей жизни и призвание они находят не в удовлетворении своих материальных интересов, а в чем-то более высоком, содержание которого скрыто, они черпают его «из внутреннего духа, который еще находится под землей и стучится во внешний мир, как в скорлупу, разбивая ее, так как этот дух является иным ядром, а не ядром, заключенным в этой оболочке. Поэтому кажется, что герои творят сами из себя и что их действия создали такое состояние и такие отношения в мире, которые являются их делом и их созданием» (8, VIII, стр. 29).

Из приведенного высказывания Гегеля видно, что он отклоняет романтический культ героя. Гегель считает нелепым утверждение, будто великие исторические личности сами создают новые отношения и новые состояния в мире. Творческое начало истории находится не в великой личности, не в ее природных задатках, гении, капризе или страстях. Такие личности, говорит Гегель, преследуют свои цели, не осознавая идеи вообще, но в то же время они знают, что своевременно, они знают ближайшую ступень в развитии их мира, превращают историческую необходимость в свою личную цель и вкладывают свою энергию в ее осуществление. То, к чему бессознательно стремятся все индивидуумы, благодаря проницательности великих людей, становится для всех остальных людей осознанной целью.

Гегель, ведя борьбу с романтическим обожествлением героев, вместе с тем потешается над «психологическими камердинерами», которые, руководствуясь скорее чувством зависти, чем другими мотивами, пытаются развенчать историческую личность под тем предлогом, что такая личность в своих действиях руководствуется низменными страстями. Морализирование по поводу великих личностей, говорит Гегель, закрывает путь к пониманию главного — пониманию объективного содержания их деятельности.

Исключительно глубокими являются мысли Гегеля о взаимоотношении между народом и великой личностью. В «Философии духа» Гегель пишет: «…то время и тот народ, на которые, как на свой предмет, оказывала влияние деятельность Александра и Цезаря, сами собой оказались способными подняться до того результата, который должен был быть достигнут деятельностью этих индивидуумов; время в такой же мере создало этих мужей, в какой само оно было создано ими. Они в такой же мере были орудиями духа своего времени и своего народа, в какой, наоборот, самый этот народ служил для этих героев орудием осуществления их деяний» (8, III, стр. 38–39).

В связи с выяснением деятельности великих личностей Гегель рассматривает проблему отрицания в ходе исторического развития. Новый дух, новое всеобщее, по Гегелю, не находит удовлетворения в существующей действительности. Гегель отмечает, что ростки нового строя, перед тем как утвердиться в качестве положительного, т. е. в форме новых институтов и т. д., выступают сначала как отрицательная, разрушительная сила. Следовательно, каждый новый строй появляется в результате отрицания старого. Гегель саркастически высмеивает ламентации романтиков по поводу гибели старых, отживших свой век форм жизни. Философ безоговорочно оправдывает те жертвы и разрушения, которые были сделаны в период утверждения нового строя.

Указывая на негативный момент, присущий новому, Гегель вместе с тем резко критикует тех, кто во всех этапах исторического развития видит одни только отрицательные стороны, и поэтому предлагают возвратиться к первоначальному состоянию человечества. По Гегелю, каждый пройденный этап, хотя и является преходящим, все же в целом есть положительная ступень в ходе всемирной истории. Положительное содержание каждого этапа сохраняется в снятом виде для последующей истории. Утверждая это, Гегель вопреки телеологическому исходному пункту в рассмотрении истории как бы догадывается, что весь исторический процесс не может быть предопределен по своим результатам.

В рамках идеалистической диалектики Гегель дает глубокую трактовку проблемы перехода от одного общественного строя к другому. Однако он не в состоянии раскрыть действие конкретных сил в этом процессе. Его заслуга состоит в том, что он по достоинству оценил значение негативной, разрушительной деятельности в становлении нового общественного строя. Он понимал, что путь к свободе лежит в упразднении, в снятии тех факторов, которые отрицают свободу. Следовательно, этот путь лежит в «отрицании отрицания». Последнее он видел в деятельности духа. Итак, только деятельность, борьба, по Гегелю, ведут к свободе.

Всемирная история, по Гегелю, проходит ряд этапов, причем каждый из них представляет собой нечто качественно своеобразное, определенное. В каждой ступени истории воплощен дух того или иного народа. Конечно, эта концепция истории не выдерживает критики. Но в этой идеалистической теории нашли свое отражение действительные моменты развития человеческого общества.

Ведь реальная история представляет собой смену различных общественно-экономических формаций, каждая формация получила свое классическое выражение в небольшой группе стран (капитализм, например, в Англии и Франции). Вот на этой реальной основе и возникла гегелевская фальшивая концепция, согласно которой всемирная история представляет собой развитие народных духов, а не смену социально-экономических формаций.

Всемирная история, по Гегелю, есть прогресс в сознании свободы. В соответствии с этим идеалистическим принципом Гегель делит всемирную историю на четыре периода: 1) восточный мир (Китай, Индия, Персия, Египет); 2) греческий мир; 3) римский мир; 4) германский мир.

В древнейших странах Востока, по Гегелю, не было свободы, ибо восточные народы не знали, что человек, как таковой, свободен. Они знали, что лишь один человек свободен, но и тот деспот. Лишь у греков появилось сознание свободы, но они знали, что свободны только некоторые, поэтому у них были рабы.

Субъективной целью римского народного духа было формирование личности как носителя правовых отношений. Индивидуум здесь превращается в абстрактное юридическое лицо. Этим отдельным атомам противостоит один человек — римский император.

Дух здесь находится в состоянии разорванности и ищет выхода в философии и христианской религии.

Через христианскую религию дух, наконец, приходит к германскому миру. Лишь германские народы дошли до осознания того факта, что свобода составляет основное свойство человеческой природы, что человек свободен как таковой. Этот завершающий этап всемирной истории не представляет собой чего-то единого, в нем различаются разные периоды. Решающим этапом в завоевании свободы были, с одной стороны, реформация в Германии, с другой — Французская революция. Такова схематическая картина всемирной истории, как она изложена в «Философии истории».

Социально-политическая направленность исторической концепции Гегеля отчетливо выявляется из его отношения к наиболее значительным событиям того времени. Одним из таких событий была Французская буржуазная революция.

Причины революции Гегель видит прежде всего в том, что «принцип свободы воли оказался враждебным существовавшему праву». Вместе с этим он указывает и на определенные реальные причины, вызвавшие революцию. «Все состояние Франции в то время, — говорит Гегель, — представляет собою запутанный агрегат привилегий, вообще совершенно бессмысленных и неразумных, бессмысленное состояние, с которым в то же время соединялась крайняя испорченность нравов, духа, — царство несправедливости, которое становится бесстыдною несправедливостью, когда начинает пробуждаться сознательное отношение к ней. Чрезвычайно суровые притеснения, которым подвергался народ, затруднительное положение правительства, не знавшего, как достать средства для роскоши расточительного двора, подали первый повод к недовольству» (8, VIII, стр. 413). Таким образом, Французская буржуазная революция, с точки зрения Гегеля, была вполне закономерной.

Признавая закономерность революции, он в то же время считал, что она не представляет собой наиболее радикальное решение исторических проблем. Главный ее недостаток — абстрактность выдвинутых ею принципов свободы, равенства и братства. Одновременно Гегель указывает на другой ее недостаток — «абсолютизацию субъективных воль» деятелей этой революции. Поэтому не было подлинной свободы, была диктатура комитетов. В ходе революции Гегель усматривает доказательство того, что в его время невозможна демократическая форма правления. К кому перешло управление? — задает он вопрос и отвечает: «В теории оно перешло к народу, а фактически к национальному конвенту и к его комитетам» (8, VIII, стр. 416).

Гегель далее считает несостоятельным принцип представительства большинства меньшинством. «Немногие должны быть представителями многих, но часто они оказываются только их притеснителями», — заключает он (8, VIII, стр. 415). Гегель подметил действительные пороки буржуазной демократии, но реальные пути их преодоления он не смог указать.

Гегель подвергает критике якобинский этап революции. «Теперь, — говорит Гегель об этом периоде, — господствуют добродетель и террор, так как субъективная добродетель, управляющая только на основании убеждения, влечет за собой ужаснейшую тиранию. Она осуществляет свою власть без судебных форм и наказывает так же просто — только смертью. Эта тирания должна была прекратиться, потому что все склонности, все интересы, сама разумность были против этой ужасной последовательной свободы, которая проявляет такой фанатизм в своем сосредоточении» (8, VIII, стр. 417).

Гегелевская критика якобинцев имеет известные исторические основания, так как якобинцы, будучи представителями мелкой буржуазии, не могли, конечно, быть выразителями подлинно демократического строя. Их идеалы могли стать только «абстрактной добродетелью». В них Гегель справедливо усматривал такую историческую силу, которая вряд ли могла бы стать носительницей прогресса. Критикуя слабые стороны якобинцев, Гегель тем не менее оправдывает этот этап революции и считает его вполне закономерным.

Положительно оценивая Французскую буржуазную революцию, Гегель в то же время отдает предпочтение немецкой реформации, благодаря которой Германия избавилась от необходимости подобной революции. Он даже приходит к выводу, что революция вообще невозможна без реформации, что достижение политической свободы лежит на пути освобождения совести. Таким образом, Гегель снова пытается свести сущность преобразования общества к вопросу изменения сознания и даже религиозного сознания.

Какой же идеал общественного строя у Гегеля? Какой строй наиболее разумен с его точки зрения? Таким строем является прусская монархия, которая оформилась в определенную систему управления после наполеоновских войн. Правда, нужно при этом заметить, что Гегель ценит в тогдашней Пруссии прежде всего зачатки буржуазного строя. Он пишет, что здесь «ленные обязательства отменены, принципы свободы собственности и личности стали основными принципами. Доступ к государственным должностям открыт каждому гражданину, но умение и пригодность являются необходимыми условиями» (8, VIII, стр. 421). Гегель умышленно не замечает, что эти буржуазные идеалы меньше были осуществлены в Пруссии, чем в любой другой передовой стране Запада.

Гегель утверждал, что в новое время демократия невозможна, этот вывод он делал на основании критики буржуазной демократии, однако его собственные политические идеалы были явно консервативными. Такого рода политические выводы вовсе не следовали из того метода, которым он пользовался при анализе событий мировой истории.

Это наиболее яркий пример вопиющего противоречия между методом и системой Гегеля.

Таким образом, при оценке исторической концепции Гегеля не следует упускать из виду эту двойственность, противоречивость, которая свойственна не только «Философии истории», но и его философии в целом. Основоположники марксизма всегда отмечали это противоречие между системой и методом Гегеля.

Несмотря на то что Гегель дал блестящие образцы диалектического анализа исторических явлений, несмотря на то что в его исторической концепции имеются глубокие догадки, в целом его общественная теория далека от подлинной науки. Это и имел в виду В. И. Ленин в своей оценке «Философии истории». «В общем, философия истории дает очень и очень мало — это понятно, ибо именно здесь, именно в этой области, в этой науке Маркс и Энгельс сделали наибольший шаг вперед. Здесь Гегель наиболее устарел и антиквирован» (3, 29, стр. 289).

По сравнению с Марксом и Энгельсом Гегель действительно устарел, но в сравнении же со своими предшественниками Гегель сделал огромный шаг вперед.

 

К формам общественного сознания Гегель относит искусство, религию и философию, составляющие, согласно его системе, область абсолютного духа. Последний выступает в качестве высшей ступени развития абсолютной идеи. Абсолютным он является потому, что не связан с конечным определением и полностью свободен. Он развивается от чувственного созерцания (искусство) к представлению (религия) и от него к мышлению в понятиях (философия). Соответственно учение об абсолютном духе и состоит из философии искусства, или эстетики, философии религии и философии истории философии.

Гегель не относит к формам общественного сознания мораль (она рассматривается в связи с правом). Что касается науки, то она входит в философию.

В рамках идеалистического истолкования Гегелем форм общественного сознания содержатся отдельные гениальные диалектические прозрения. Формы сознания рассматриваются в развитии, связи и зависимости их между собой и жизнью общества в целом. Философ указал далее на неравномерность в развитии форм общественного сознания, хотя причины этого факта для философа оказались неясными.

 

а) Искусство

Эстетические взгляды Гегеля изложены им в «Лекциях по эстетике».

Согласно Гегелю, у искусства, религии и философии одно и то же содержание. Искусство — это первая форма самопознания идеи. Им, говорит Гегель, можно пользоваться как игрой, как средством получения удовольствия и приятного препровождения времени, украшения нашей обстановки и т. д. Но в таком случае оно не было бы свободным, а служебным, подчиненным делом. Искусство же разрешает высшую задачу, поскольку ставится в один ряд с религией и философией и является одним из способов познания «глубочайших человеческих интересов, всеобъемлющих истин духа» (8, XII, стр. 8).

Какая потребность заставляет людей заниматься эстетической деятельностью? Ответ на этот вопрос Гегель дает в духе своих исходных идеалистических принципов. Человек как дух, говорит он, удвояет себя: он, во-первых, существует таким же образом, как предметы природы, но затем он существует также и для себя, он созерцает себя, представляет себя, мыслит, и лишь через это деятельное для-себя-бытие он есть дух. Это осознание себя самого человек достигает двояким образом: во-первых, теоретически, поскольку он в своей внутренней жизни непременно должен осознать себя самого; во-вторых, посредством практической деятельности. Этой цели он достигает посредством изменения внешнего мира, посредством воздействия на предметы и явления этого мира. «Человек делает это для того, — пишет Гегель, — чтобы в качестве свободного лишить также и внешний мир его неподатливой чуждости и в форме внешних предметов наслаждаться лишь некоей внешней реальностью самого себя» (8, XII, стр. 33). Гегель говорит об отроке, бросающем камни в воду и наслаждающемся расходящимися на воде кругами. Восхищается отрок как «неким делом, в котором он получает возможность созерцать собственное творение. Эта потребность проходит через многообразнейшие явления, поднимаясь, наконец, до той формы самопроизводства во внешних вещах, которую мы видим в произведениях искусства» (8, XII, стр. 33–34). Итак, искусство, по Гегелю, — это одна из форм «самопроизводства» человека во внешнем мире.

Идеалистический характер приведенных рассуждений Гегеля очевиден. Но в этих высказываниях философа имеются рациональные соображения. Эстетическую деятельность идеалист связывает с многообразными формами человеческой практики, прежде всего с трудовой деятельностью людей, и видит в ней один из путей к свободе.

В дальнейшем философ пытается выяснить специфические особенности эстетического отношения человека к внешнему миру. В этой связи Гегель говорит о теоретическом и практическом отношении человека к предметам и явлениям действительности. Теоретическое рассмотрение вещей заинтересовано не в том, чтобы их потребить в их единичности и посредством их удовлетворить и сохранить себя, а в том, чтобы познать их в их всеобщности, найти в них внутреннюю сущность, закон их существования. Это отношение человека к вещам находит удовлетворение в науке. При эстетическом отношении предметы также оставляются в их свободном самодовлении. Но в данном случае проявляется интерес к предмету в его единичном, чувственном существовании со стороны его формы, цвета, звука, органической целостности.

Гегель старается отличить эстетическое отношение к предметам не только от теоретического отношения, выраженного в науке, но и от практически-утилитарного. В этой связи он делает следующее важное замечание: «От практического интереса вожделения интерес искусства отличается тем, что он оставляет свой предмет существовать в его свободной независимости, между тем как вожделение, употребляя свой предмет для извлечения из него пользы, разрушает его» (8, XII, стр. 41).

Касаясь главной функции искусства, Гегель пишет: «…искусство имеет своей задачей раскрывать истину в чувственной форме, в художественном оформлении… носит свою конечную цель в самом себе, в самом этом изображении и раскрытии. Ибо другие цели, как, например, назидание, очищение, исправление, зарабатывание денег, стремление к славе и почестям, не имеют никакого отношения к художественному произведению как таковому, не определяют его понятия» (8, XII, стр. 60).

В этом определении задач искусства чувствуется влияние Канта, в частности его идеи об автономии и незаинтересованности эстетического начала. Но в отличие от Канта Гегель видит в искусстве прежде всего познавательную ценность.

Итак, искусство, согласно Гегелю, берет свой источник в абсолютной идее. Его целью является чувственное изображение самого абсолютного.

Основные эстетические проблемы Гегель решает на материале искусства. Правда, в его «Лекциях по эстетике» имеется раздел, где он рассуждает о проявлении эстетического в природе. Но тут его взгляды крайне противоречивы. С одной стороны, он считает, что прекрасное в природе не может быть предметом анализа в науке эстетике, с другой — он все же подвергает разбору прекрасное в природе. Последнее, согласно Гегелю, опять-таки имеет своим источником идею.

Главное внимание философ уделяет искусству, и сама эстетика им мыслится прежде всего как философия искусства.

Как уже было выяснено, содержанием искусства, по Гегелю, является идея, а его формой — чувственный образ. Идею Гегель понимает не как нечто абстрактное. Идея прекрасного — это идея, воплощенная в действительность, вступившая с последней в непосредственное единство, и, как таковая, она выступает в качестве идеала. Идеал — это центральное эстетическое понятие Гегеля. Анализу идеала в его развитии посвящены в основном «Лекции по эстетике».

Последующие эстетические понятия у Гегеля связаны с идеалом. Все богатство и многообразие мирового искусства Гегелем рассматривается как развитие идеала. В зависимости от того, каково отношение между идеей и ее внешним обликом, т. е. в зависимости от развития идеала, дифференцируются и формы искусства. Когда идеал еще абстрактен, когда идея не получила надлежащей конкретности, то и внешнее воплощение идеи также абстрактно. Первой формой искусства является символическое. Идея и ее облик здесь еще не соответствуют друг другу. Восточное искусство, по Гегелю, является полностью символическим.

Во второй форме, которую Гегель называет классической, идея получает полное, всецело адекватное воплощение. Форма и содержание здесь находятся в полном соответствии (к классическому относится античное искусство). Идея (например, изображение греческих богов) получает свое совершенное внешнее выражение в скульптуре. Но здесь идея еще не выступает в форме высшей духовной идеи.

Полную реализацию истинная идея обретает в романтической форме искусства (средневековое и современное искусство). Дух здесь свободен, побеждает материю, природу. Из пластически-классического искусство превращается в духовно-романтическое, и на первый план выступают живопись, музыка и поэзия. Но полное соответствие идеи и облика, достигнутое в классическом искусстве, здесь снова нарушается. Чувственная форма уже становится недостаточной для воплощения развившейся, победившей природу идеи. Внешний материал становится в романтическом искусстве только знаком идеи. Когда заканчивается третья ступень искусства? У Гегеля на этот счет нет ясного ответа. К романтической форме он относит не только средневековое искусство, но и творчество таких писателей и художников, как Шекспир, Рембрандт, Шиллер, Гёте, Жан-Поль и т. д.

С различными формами искусства связана также система отдельных искусств, которые дифференцируются на основе используемых ими материала и языка.

В этой связи Гегель дает характеристику отдельных видов искусства: архитектуры, скульптуры, живописи, музыки и поэзии. При этом он старается показать, как постепенно из искусства исчезают чувственные элементы. На ступени поэзии чувственным материалом становится всего лишь представление.

Искусственность и идеалистический характер гегелевской классификации искусств очевидны. Но в искусственных построениях Гегеля содержатся гениальные догадки о закономерном характере развития различных форм искусства.

Так, большой его заслугой является то, что он пытается построить теорию искусства на основе исторического изучения различных видов, жанров, стилей искусства. Формы развития искусства у него поставлены в зависимость от развития содержания. Поэтому смена стилей, видов, жанров искусства у Гегеля является не случайным, а закономерным процессом, хотя закономерность понимается идеалистически. При этом Гегель подчеркивает, что в различные исторические периоды преобладает то один жанр, то другой. Каждая эпоха имеет свой основной вид искусства. Указывая на то, что виды и жанры искусства определяются «состоянием мира», Гегель, однако, не впадает в релятивизм, а, пользуясь объективным критерием (соответствием образа развивающейся и становящейся все более конкретной идее), оценивает те или другие произведения искусства. Ценную мысль о закономерном возникновении и прехождении жанров (гибель эпопеи в новое время, возникновение романа как «эпопеи буржуазного общества» и т. д.) Гегель выражает, однако, в крайне мистической форме. Так, тот или иной вид жанра искусства он связывает только с определенной исторической эпохой, укладывая таким образом противоречивый сложный процесс развития искусства в абстрактную схему. Он крайне несправедлив в своих отрицательных оценках восточного искусства.

Схематизм сказался у Гегеля в трактовке трагедии и сатиры. Последняя представляет собой, по Гегелю, этап в саморазложении искусства. Трагическими героями у Гегеля являются лишь защитники старых общественных порядков. Он не признает возможность трагических конфликтов, когда герой действует во имя победы новых принципов, для осуществления которых условия еще не созрели.

Значительную ценность представляют мысли Гегеля о характере человека как предмета художественного изображения. Философ указывает, что характеры должны обладать, с одной стороны, твердостью, цельностью, определенностью, но, с другой стороны, богатством и многообразием различных человеческих качеств. Таков Ахилл у Гомера. Поставленный в различные положения, он проявляет самые различные человеческие качества. Аналогичным является, по Гегелю, характер Ромео у Шекспира. Гегель выступает против сведения характеров к одному какому-либо качеству, например скупости и «ханжеству», как это встречается у Мольера. Вместе с тем он решительно отвергает романтическую трактовку характера, где последний не обладает цельностью, выступает как нечто неопределенное, расплывчатое.

Гегель подробнейшим образом анализирует различные конфликты, составляющие предмет художественного воплощения. При этом он считает, что эти конфликты должны иметь свою основу в «состоянии мира», т. е. в существенных чертах эпохи. Искусство, по Гегелю, должно выражать важнейшие моральные, философские особенности времени.

Гегель подробно рассматривает вопрос о том, каким образом всеобщие тенденции эпохи находят индивидуализированное воплощение в мыслях, умонастроении, стремлениях и поступках людей. В связи с этим он вводит понятие пафоса — то понятие, которым пользовался впоследствии Белинский. «Pathos, — говорит Гегель, — это те всеобщие силы, которые выступают не только сами по себе, в своей самостоятельности, но также живут в человеческой груди и движут человеческой душой в ее глубочайших глубинах» (8, XII, стр. 236). Задача художника заключается в воплощении существенных сил времени в действиях, поступках, стремлениях, пафосе определенных индивидов.

Значительную ценность представляет мысль Гегеля о художнике, его манере, стиле, оригинальности. Истинная оригинальность состоит в умении выявлять собственную природу предмета, в правдивом изображении объективного содержания. «Подлинная оригинальность как художника, так и художественного произведения, — говорит Гегель, — заключается в том, что они одушевлены разумностью истинного в самом себе содержания» (8, XII, стр. 306–307).

Гегель не ограничивается анализом связи эстетического с практически-утилитарной трудовой и теоретической деятельностью человека, взятого как некий абстракт. Глубокое историческое чутье философа обнаруживалось в том, что он рассматривал эстетическое в связи с развитием общества в целом. В зрелый период своего творчества философ уделяет главное внимание анализу современного ему, т. е. капиталистического, мира. В качестве антипода современности он берет мир древнегреческой демократии. Соответственно он рассматривает художественную культуру античной классики и культуру современности. Анализируя современный мир, Гегель приходит к выводу, что он враждебен эстетическому, красоте, художественному творчеству.

Современный мир — мир практической деятельности, труда, «прозы мышления», здесь нет места подлинной поэзии.

Прогресс образования, говорит Гегель, приводит у каждого народа к тому, что наступает время, когда искусство указывает нечто стоящее выше его и выходящее за его пределы.

Современное общество достигло такой ступени образования, когда «общая необходимость» искусства отошла в прошлое. Никакой Гомер, Софокл и т. д., никакой Данте, Ариосто или Шекспир, согласно Гегелю, не смогут снова появиться в наше время. То, что так значительно было воспето, пропето до конца, что так свободно было высказано, высказано до конца.

Анализируя современное состояние искусства, Гегель приходит к выводу, что искусство клонится к гибели. Лучшими страницами лекций по эстетике являются как раз те, где раскрывается враждебность буржуазного общества искусству и красоте. Гегель показывает, что буржуазный способ производства, буржуазные отношения приобретают отчужденный характер. В условиях буржуазного общества происходит тотальное порабощение человека, превращение индивидуальности в абстрактную правовую единицу или личность. А там, где исчезает свободная индивидуальность, исчезает почва для подлинного искусства.

Не следует, конечно, понимать в буквальном смысле слова Гегеля о том, что в будущем больше невозможны писатели, равные Софоклу, Данте, Шекспиру и т. д. Речь идет о том, что в буржуазном обществе коренным образом изменяется положение художника. Перед ним возникают огромные, почти непреодолимые трудности, которые не были известны художникам прошлых лет. Буржуазное общество действительно враждебно творческому началу. Но значит ли это, что в условиях буржуазного общества творчество полностью исключается? Можно ли и как можно преодолеть эти трудности? На эти вопросы Гегель не мог ответить, на них оказался способным ответить лишь марксизм. Но тревога Гегеля за судьбу искусства в условиях буржуазного общества оказалась обоснованной, как мы теперь можем убедиться.

Самый краткий обзор идей, сформулированных Гегелем, дает основание сделать заключение, что эстетическая теория немецкого философа составляет вершину зарубежной домарксистской эстетики. Основная заслуга Гегеля состояла в том, что он к вопросам эстетики и искусства подошел диалектически, хотя эта диалектика идеалистическая.

Материалистическое прочтение эстетики немецкого мыслителя, без сомнения, окажет известную помощь в углубленной разработке марксистско-ленинской эстетики.

 

б) Религия

Религия — это вторая после искусства форма самопознания духа. Свои взгляды на религию философ изложил в «Лекциях по философии религии», которые Гегель читал в Берлине четыре раза в 1821–1831 гг.

Религиозные воззрения Гегеля в течение его жизни и деятельности претерпели значительные изменения. Это связано с эволюцией политических идеалов мыслителя, выразившейся в отходе от расплывчатых мечтаний о республике в духе античного полиса и в признании того, что единственный путь национального возрождения Германии есть путь медленных буржуазных преобразований при сохранении ряда учреждений и институтов феодального происхождения. Такая противоречивая политическая позиция философа наложила отпечаток на его религиозную концепцию, где сочетаются прогрессивные идеи с явно консервативными.

Тот факт, что религиозная проблематика занимает большое место в трудах Гегеля, объясняется специфическими условиями развития социально-политического строя Германии конца XVIII — начала XIX в. Религия и церковь в этот период в Германии составляли существенную часть феодальной надстройки немецкого общества.

Немецкая буржуазная интеллигенция конца XVIII и начала XIX в. относилась к католической церкви, как правило, отрицательно. Такую же позицию занимал и Гегель. Он заявил об этом однажды совершенно определенно: «…я лютеранин и хочу остаться им» (8, IX, стр. 71).

В первой четверти XIX в. в Германии начала возрождаться католическая церковь. Ее возрождение связано с усилением политической реакции в стране.

К возрождению католицизма Гегель и многие другие прогрессивные деятели Германии отнеслись отрицательно. Отрицательно относился философ и к христианской ортодоксии, равно как и к романтическому иррационализму в трактовке религии. Крайне правые элементы нападали на Гегеля. Они утверждали, что в своих «Лекциях по философии религии» он проповедует якобы пантеизм и даже атеизм.

Гегелевская концепция религии отличается от церковно-ортодоксальной, но вместе с тем она далека от атеизма. О своем отрицательном отношении к атеизму философ высказывался неоднократно.

Согласно Гегелю, религия не противоположна знанию, как об этом говорили французские материалисты XVIII в. Напротив, в ней народы излагают свои представления о субстанции, внутренней сущности мира, об абсолютном. Правда, эти представления находят выражение не в форме мышления, а в форме религиозных верований. И тем не менее религия и философия тождественны по содержанию.

«…Содержание философии, ее запросы и интересы, — говорит Гегель, — всецело общи с религией; предмет последней — вечная истина, бог и его раскрытие. Философия раскрывает только себя, когда раскрывает религию, а, раскрывая себя, она раскрывает религию.

…Таким образом, религия и философия совпадают в едином целом. Философия в действительности сама есть служение богу. Однако обе, как религия, так и философия, суть лишь своеобразные способы служения богу. Обе они отличаются этим своеобразием служения богу — в этом заключается трудность, и часто кажется невозможностью то, что они объединяются» (4, XII, стр. 29).

Таким образом, в философии идея познается в логической форме, а в религии — в форме представления, именно не познается, а только представляется.

Классифицируя религию как особую форму знания, Гегель тем самым порывает с атеистическими традициями XVII–XVIII вв., где религия рассматривалась в качестве антипода науки.

Утверждение Гегеля о тождественности содержания религии и философии содержит в себе внутреннее противоречие. С одной стороны, этим отождествлением Гегель берет под защиту богословский тезис об отсутствии противоположности между верой и знанием. С другой стороны, через отождествление содержания религии и философии он открывает возможность исключить из религии мистические элементы и превратить религиозные догмы в простые философские символы. Часто он так и поступает: например, христианскую догму о триединстве бога истолковывает как символическое выражение диалектического движения идеи по принципу триады. Далее бог-отец у Гегеля символизирует абсолютный дух; бог-сын выступает в качестве символа мира природы и лица конечного духа; бог-дух святой — это символ проявления идеи в религиозной общине, в церкви, в переходе от религии к философии, от веры к знанию. В гегелевской «диалектике» «бога-отца», «бога-сына» и «бога-духа святого» содержатся зародыши критики христианской ортодоксии, получившие впоследствии развитие у левых гегельянцев.

Гегель никогда не высказывался в пользу догмата о бессмертии души. Он предлагал считать мифами религиозные повествования о «рождении бога», о «гневе бога», «сыне божьем» и вообще все рассказы о божественных действиях, изображаемых в виде ряда событий во времени. Саму историю Иисуса Христа Гегель трактует как аллегорический миф, выражающий вечный божественный процесс. Такое толкование Священного писания с точки зрения христианской ортодоксии было в высшей степени рискованным. В самом деле, в такой интерпретации основные догмы христианства утрачивали сокровенный божественный смысл и превращались в символы философских понятий. Не без оснований христианские правоверные теологи косо посматривали на такого рода «диалектические» упражнения Гегеля, хотя, конечно, опасения ортодоксальных теологов насчет атеизма и пантеизма Гегеля оснований не имели. Гегель не был ни атеистом, ни пантеистом.

Ставя в общей форме вопрос об отношении религии и государства, Гегель указывает, что сферы деятельности религии и государства различны. Государство занимается мирскими делами, область религии — бесконечное, сверхъестественное. Государство определяет правовые обязанности людей, религия — их внутреннюю жизнь. Религия как таковая, говорит Гегель, не должна править. Это стремление разграничить сферы деятельности государства и церкви направлено у Гегеля против католического авторитаризма, против посягательства католической церкви на светскую власть.

При анализе различных форм религии философ пытается применить принцип исторического подхода к явлениям. Рассматривая религию как одну из форм общественного сознания, Гегель пытается представить различные исторические религии (конфуцианство, буддизм, ислам, христианство) как ступени развития религиозного сознания людей. Таким образом в различных религиозных верованиях Гегель пытается найти и проследить нить развития. В основе этого процесса развития религиозных верований лежит, по его мнению, понятие религии. Религия, будучи становящимся знанием, сперва выступает как «естественная религия», переходит затем к «религии свободы» как религии духовной индивидуальности, и, наконец, последним этапом является «абсолютная религия» — христианство.

Естественная религия понимает бога как естественную субстанцию, которая противоположна ничтожной конечной индивидуальности. Она охватывает три религии: китайскую (конфуцианство), индусскую и буддийскую. Первую Гегель называет «религией меры», вторую — «религией фантазии», третью — «религией в-себе-бытия». Все это очень искусственные и условные определения трех крупнейших религиозных верований Востока. К переходным формам между естественными религиями и «религией свободы» Гегель относит персидскую, сирийскую и египетскую религии. Эти религии представляют бога в качестве субъекта. Первую Гегель определяет также искусственно как «религию добра» или света, вторую — «религия страдания», третью — «религия загадки». К религиям «духовной индивидуальности» относятся иудейская, греческая и римская. Первую Гегель называет религией «возвышенности», вторую — «религией красоты», третью — «религией целесообразности».

Христианская религия, «религия откровения», есть, по Гегелю, религия истины, свободы и духа. Содержанием ее является единство божественной и человеческой природы, бог как познающий самого себя в человеческом сознании дух. Знание о боге есть знание бога о самом себе. Первой истиной этого знания о боге есть триединство. Существо этой истины состоит в том, что бог различает себя и снимает это различие в любви. Это — человечность бога как символ тождества бесконечного и конечного духа. Второй и третьей частью этого триединства являются грехопадение и искупительная смерть Христа. Последняя означает, что осуществление единения человека с богом предполагает победу природы и человеческого эгоизма. Так схематично выглядит гегелевское рассмотрение различных форм религии. Эта искусственная конструкция не выдерживает критики. Однако мысль об изменении религиозных верований в связи с развитием различных сторон общественной жизни (государственного строя, обычаев, культуры и т. д.) представляет известный интерес в методологическом плане.

Следующий раздел учения об абсолютном духе посвящается анализу философии истории философии. Этот раздел изложен в «Лекциях по истории философии».

 

в) Философия

Свои воззрения на философию и ее историю Гегель изложил в «Лекциях по истории философии».

Философию Гегель определяет как мыслящее рассмотрение предметов. Это значит, что философия ставит своей основной целью разработку логических категорий и подведение под них эмпирических данных. У Гегеля явно обнаруживается тенденция поставить философию над специальными знаниями, изобразить ее как «науку наук».

Гегель впервые поставил вопрос о связи философии с современной ей эпохой, с историческими условиями, с государством, культурой, искусством. А поскольку исторические условия меняются, то претерпевают изменения и философские теории. К философии, следовательно, нужно подходить исторически. Так возникает у Гегеля концепция истории философии.

Без преувеличения можно сказать, что Гегель первый подошел к философии исторически и тем самым поставил вопрос об истории философии как науке.

Рассматривая вопрос о понятии истории философии, Гегель отмечал наличие в этом понятии противоречия: философия стремится познать истину, т. е. нечто неизменное, а история дает нам изображение ряда минувших образов познания.

В целях разрешения этого противоречия Гегель вводит понятие развития и понятие конкретного. Развитие есть движение от потенциального состояния к актуальному; конкретное — это «единство различного», «единство различных определений» (8, IX, стр. 29, 30). Отсюда делается важнейший вывод: «…история философии есть по своему существу внутренне необходимое, последовательное поступательное движение» (8, IX, стр. 40). История философии есть, следовательно, закономерный процесс развития, а не простой перечень различных мнений. Все философские системы необходимо внутренне связаны.

Каждая философская система есть изображение особенной ступени в процессе развития идеи, т. е. ограничена историческими условиями познания и в то же время содержит момент абсолютного. Следовательно, история философии представляет собой поступательное движение к абсолютной истине.

Философию, таким образом, Гегель рассматривает как находящуюся в становлении. В этом становлении она выкристаллизовывает одну категорию за другой. Этот процесс кристаллизации воплощается в закономерно сменяющих друг друга философских системах. Каждая философская система, по Гегелю, постигает какую-то одну из ступеней абсолюта и выражает ее в какой-либо категории, центральной для данной философской системы. Всякое новое философское учение выдвигает не только новый, но и более высокий и конкретный принцип. Преодолевая недостатки предшествующего философского учения, новая система сохраняет ее рациональные моменты и более глубоко и обстоятельно раскрывает абсолютное. Поэтому философские системы прошлого не опровергаются полностью, а опровергаются лишь их односторонние выводы, их претензии на окончательное определение абсолюта; их же рациональное содержание сохраняется и входит в более высокую философскую систему.

Все эти соображения Гегеля, имеющие глубокий смысл, опираются у него на идеалистическую основу. Действительный историко-философский процесс идеалист рассматривает как следствие деятельности духа. У него субъектом и объектом познания выступает сам дух, развивающийся в силу лишь внутренних противоречий. Это как раз и вносит искажения в понимание Гегелем истории философии как в целом, так и в частностях. Гегель, например, упрощенно понимает прогресс в истории философии. Упрощение вопроса объясняется тем, что у Гегеля связь философии с эпохой представляется слишком прямолинейно. На самом деле эта связь опосредствуется классовой борьбой, развитием конкретного знания, философской традицией и т. д., у Гегеля же эпоха находит прямое адекватное выражение в философской мысли.

Явно искажает Гегель и отношение логического и исторического, объявляя логическое первичным.

Многочисленны извращения у Гегеля и по частным вопросам истории философии. Он фиксирует свое внимание на истории идеалистической диалектики. Материалистические тенденции в развитии философской мысли он или полностью игнорирует, или же фальсифицирует их. В силу националистических предрассудков Гегель принижает философию народов Востока. Стремясь подогнать системы философии под категории своей идеалистической логики, он часто искажает хронологию. Однако в идеалистически извращенной форме философ в общем правильно поставил вопрос об истории философии как закономерном процессе, который представляется ему в виде поступательного развития по кругам. Эту идею Гегеля неоднократно отмечает В. И. Ленин.

Заканчивается история философии Гегелем тем, что свою философскую систему он объявляет конечным пунктом развития философской мысли. Им самим провозглашенный принцип развития, таким образом, разбивается о его догматическую систему.

Это противоречие между системой и методом Гегеля было подмечено классиками русской философии. Социальную и гносеологическую основу этого противоречия вскрыли основоположники марксизма-ленинизма.

По выражению Энгельса, философская система Гегеля является «колоссальным недоноском». Содержащиеся в ней «рациональные зерна» могли быть спасены только путем коренной ее переработки. Труд по коренной переработке гегелевской идеалистической диалектики осуществили основоположники марксизма-ленинизма.