Глава 11. От пространства к времени

Символ или реальность?

Во время таинства Крещения есть особый момент, когда священник просит крещаемого или крестных три раза плюнуть и три раза дунуть. По чину Крещения это есть символический момент, когда человек отрекается от сатаны «и всех ангелов его». Казалось бы, несложная процедура – раз сам батюшка сказал, значит, так надо сделать, возьми и плюнь. И все же этот момент становится весьма неудобным для всех участников. В основном поскольку неясно, в какой степени этот плевок должен быть символическим, а в какой – полным и реальным: плеваться все же в храме никому не хочется. Но за этим стоит более сложный вопрос: а в какой степени символом является сам сатана?

Крещаемый должен дунуть и плюнуть на запад. То есть в тот момент, когда крещаемый отрекается от сатаны, он поворачивается в сторону противоположную от алтаря и смотрит на западную стенку храма (впрочем, на практике эта стена может быть и не совсем западной).

В Амстердаме мне часто приходится объяснять, что мы плюем на запад не потому, что нам не нравится западный образ жизни, а потому, что на западе заходит солнце, то есть запад – символическое место тьмы.

И вот получается, что в церкви мы настолько привыкли к повседневной жизни символов, что возникает опасность считать символичным все, а потому напрашивается неожиданный вывод: это «все» есть условность и не имеет особо существенного влияния на нашу повседневную жизнь.

Итак, каким образом сплетаются в нашей жизни разные реальности и как это влияет на нашу свободу?

Христианство говорит, что в мире действуют три силы. Первая – это Божья сила, собирающая всех воедино, привлекающая нас к Свету. Вторая – темная сила сатаны, которая пытается растащить все и всех на мелкие части. Ее задача – сделать так, чтобы каждая отдельная часть ничего не знала о другой части и тем более не знала о существовании целого. И третья сила – человеческая, которая делает активный выбор между первой и второй силами.

В нашей жизни есть периоды, когда мы лучше чувствуем первую силу и сами получаем от этого радость и творческую энергию. Но есть и такие периоды, когда нам кажется, что все разваливается, ничего не складывается и не получается. В такие моменты мы близки к унынию. Мы можем и не думать о действии лукавой силы в это время, но мы уже знаем, что уныние есть страсть, так что можем смело предположить, что без лукавого здесь не обошлось.

Таким образом, я утверждаю, что во время Крещения была отбита главная атака темной силы сатаны на человека, в Крещении человек получает новое рождение и ориентир на свет в своей новой жизни. Отбита главная атака – но не последняя. Крещение не избавляет нас от искушений и действия страстей. Недаром таинство Крещения заканчивается чином пострижения волос, ведь это есть символ ученичества. То есть только что крещенный человек тем самым становится учеником Христа. Он только начинает свой длинный путь к Учителю, чтобы найти полноту своей жизни.

* * *

Сложнее всего разобраться с действием третьей силы – человеческой. Перед нами стоит вечная дилемма: когда мы должны действовать сами, быть активными и энергичными, а когда можем остановиться в выжидании, как говорится, «положиться на волю Божию»?

Но полагаться на волю Божию зачастую означает именно активный поиск, а не бездействие. То есть воля Божия проявляется в активной стороне жизни человека, а не в его пассивности. Мы часто оказываемся в ситуации, когда надо сделать выбор, и в решении и решительности проявляется жизнь.

Есть одна вещь, которая может в этом помочь, если научиться ей правильно пользоваться. Это совесть. В русском языке очень интересна этимология этого слова: его корень – «весть», тогда как в других языках это слово более «бледное» и связано с понятием «сознание»: например, по-гречески «совесть» (συνείδηση) буквально переводится «син» – «со», «эйдес» – «знание», то есть «сознание». Или в английском consciousness переводится не только как совесть, но и как «сознание, сознавание».

Так вот, «весть» – это весть евангельская. Совесть – это нечто, показывающее, каким образом наше действие соотносится с тем, что на самом деле от нас хочет Бог.

У апостола Павла в Первом послании к Тимофею есть выражение «люди с сожженной совестью»: …лжесловесников, сожженных в совести своей (1 Тим. 4: 2). То есть эту весть можно и сжечь, можно заставить ее молчать, не слушать ее. Лучше всего совесть заглушается страхом. Но если быть к ней чутким, именно совесть говорит нам, когда мы делаем что-то противоречащее себе, в угоду кому-то или чему-то, делаем то, что против свободы.

* * *

Услышать весть, Благовестие, которое адресовано именно тебе, – это и есть выраженная иными словами задача, о которой мы уже говорили не раз: проделать свой путь. Так что мешает нам слышать?

В физике это формулируется просто: если есть сигнал-весть, то весьма вероятно, что есть и помехи, то есть различные шумы, которые мешают. Представьте себе, что есть источник сигнала, он весьма мощный, это – Свет. Приемник тоже неплохо работает, это – человек. Но ведь есть еще и путь, который надо пройти от источника к приемнику. И есть силы, которые организуют шум вокруг сигнала. Представьте, что вам надо докричаться до человека, который находится в другом конце коридора. Вы честно кричите, он честно пытается вас понять. Но есть некие силы, которым не нужно, чтобы сигнал дошел, и они устроили так, что на пути от вас до того человека расположился добрый десяток барабанщиков. Шум – невероятный! Попробуй там что-либо понять, несмотря на обоюдное желание.

Так и происходит, если путь несвободен.

У Николая Гумилева есть такие строки (стихотворение «Думы»):

Эти строчки – поразительно точное описание того, что может произойти, и очень часто происходит, в нашей голове. Там – непрошеные гости, пришедшие, как воры, которые и организуют невероятный шум. И как точно отмечает Гумилев, что мозг «гордый». Он гордый, поскольку считал себя неуязвимым. Ведь мы считаем, что это МЫ думаем, это наши мысли! А что происходит на самом деле?

Сравните: когда крещаемый отрекается от сатаны, он особо упоминает его гордыню:

«Отрекаюсь от сатаны, и всех дел его, и всех ангелов его, и всего служения его, и всей гордыни его».

Так вот почему так опасна гордыня: в гордый мозг легче проникает толпа чужеродных мыслей, которые мы принимаем за свои собственные. А вместе с ними зачастую приходит и страх. Такую голову легче лишить свободы.

В голове могут появляться самопроизвольные мысли, и мы не знаем, кто их автор. Как сказал один монах, опытный в аскетических упражнениях: «У меня большая проблема: я не столько думаю, сколько пытаюсь прогнать мысли, которые мне лезут в голову».

Действительно, такое занятие известно каждому, кто читает молитвенное правило: стоит только начать молитву, как в голову лезет всякая дребедень – и про кастрюльку на кухне, из которой может что-нибудь убежать; и за детей беспокойство, если они есть; и беспокойство, если их по каким-то причинам нет; и про всякие дела, которые надо не забыть сделать, и так далее. И это вовсе не сплошная «дребедень», а могут быть даже очень серьезные размышления.

* * *

В чистом виде эксперимент с самопроизвольностью мыслей поставил герой анекдотов Востока, юродивый Ходжа Насреддин. Как-то ему пришлось лечить больного, и для излечения Ходжа потребовал, чтобы за больного молились и сам болящий, и все его родственники. Но – маленькая деталь! – во время молитвы ни один из них не должен был думать о белой обезьяне.

– Почему именно о белой обезьяне? – удивились родственники.

– Потому, – деловито объяснил Ходжа, – что именно белая обезьяна более всего мешает молитве.

Совершенно очевидно, что требование «искусного целителя» Ходжи Насреддина оказалось невыполнимым. Все родственники только и думали про белую обезьяну. Больной остался больным.

Задача перестать о чем-либо думать, если ты уже об этом думаешь, невероятно сложна. Это мы знаем по собственному опыту и без белой обезьяны. Что же делать?

Надо вернуться к аскетическому опыту. Аскетике давно известно это явление. Отцы церкви называли такие самопроизвольные навязчивые мысли «логизмо́й», что обычно переводится как «помыслы», то есть простые и маленькие мыслишки, те, что роятся и кружатся в голове.

Это они – логизмой – мешают нам слышать весть. Они и организуют такой шум, за которым сигнала не слышно.

Есть прекрасная фраза святителя Феофана Затворника: «многозаботливость, точащая сердце, и покоя ему не дающая». Заботишься ты о многом, а результат какой? Покоя нет, потому и не слышно ничего.

* * *

Авва Евагрий Понтийский различал помыслы ангельские, человеческие и бесовские. И целую главу авва Евагрий посвящает бесу-«скитальцу», о котором пишет так: «Он водит ум из города в город, из селения в селение, из дома в дом; сначала устраиваются простые встречи, затем происходят беседы со знакомыми… Вследствие таких [мнимых] встреч губится собственное [мирное] состояние [души подвижника]». Помыслы – мнимые встречи, мнимые мысли, которые, как воры, крадут мирное состояние души.

В каком времени мы живем?

Как же с этим воровским нашествием справиться? Первое средство такое: перестань ходить, побудь здесь и сейчас. Пребывай в настоящем. Иными словами: хватит ходить в пространстве, подумай о времени своей жизни и постарайся в это время попасть. Побудь во времени, которое называется «сейчас».

Нам свойственна привязанность к зрительным образам, а потому мы и говорим: «сигнал проходит путь». Но так ли это? Ведь струна, которая порождает звук, не проходит никакой путь, она генерирует звук, она дрожит – мы слышим ее переживания, но в пространстве струна остается на своем месте.

Так и время: мы изображаем его пространственно: прошлое-настоящее-будущее. Но в каком времени мы живем? Прошлое – отошло, будущее – еще не наступило, хотя и обещает вскоре быть. Но оно не есть сейчас. Получается, что единственная возможность – это быть здесь и сейчас, в настоящем.

Именно так – это для нас возможность быть. Жить. Для нас, для сил человеческих. Но известно, что есть силы и нечеловеческие, противостоящие нам. А значит, у нашего противника будет иная задача: не допустить нас до этого настоящего. Нагрузить нас либо заботой о будущем, либо припоминанием прошедшего. Заставить нас метаться между прошлым и будущим.

Если такая задача действительно стоит, то подумайте: как проще всего этого добиться? Ответ простой – вызвать страх. Ведь именно страх заставит человека метаться. Именно поэтому этим силам надо, чтобы человек не просто думал о будущем – но панически его боялся. Не просто вспоминал прошлое – но прошлое приходило бы одновременно с чувством мучительного стыда и страха. Стыда – за все, что сделал. Страха – перед неизбежностью ответа за сделанное. Приближается воспоминание, накатывает стыд. Накатывает таким катком, что рождает страх: как же я за все это буду отвечать?!

Мыслишки, которые не просто пробрались в пространство головы, но они из этого пространства сделали клетку ужаса, камеру пыток. Хотя фокус-имитация был проделан простой: там, в голове, нет и не было никакого пространства. Там было время настоящего, которое подменили страхом перед будущим и смущением за прошлое.

И мы в ужасе забываем, что это не пространство, а только время. При этом время, которое у нас украли. Его нет.

Вот почему путь лежит через момент настоящего, в котором мы только и можем жить и в которое обязательно надо попасть, как бы трудно это ни было.

Напомню еще одну вещь: гордыня – это ловушка, где высосано время, где времени нет. Вот почему гордыня так опасна.

* * *

Быть в настоящем, не забегая в будущее, не отставая в прошлом, – это и есть аскетическое делание. Помните, я говорил, что «лукавство» – это искривление. Это когда твой путь превращается в кривой лук. Но по прямой действительно очень сложно пройти, кажется, что и совсем невозможно. Однако знаете, как можно пройти не по прямой, но и без лукавства? Маленькими прямыми отрезочками. Окружность на маленьком участке близка к прямой. Есть момент сегодняшнего дня – это маленький отрезок пути. Если пройти его «локально» правильно, если сделать сегодня правильный выбор, «здесь и сейчас» – тогда путь осуществляется. Тут нужна смелость, которая позволяет рискнуть, потому что только при следующем шаге понимаешь, правильный это был шаг или не получилось.

Это похоже на то, как канатоходец в цирке ходит по проволоке: осторожно ступая, он нащупывает каждый шаг, вытягивая ногу вперед. Только в нашей ситуации проволока появляется в тот самый момент, когда делаешь шаг вперед. А если ты этого шага не сделал, то и проволоки тоже нет. Есть только страх, что провалишься, что упадешь. Но если ты идешь – появляется чувство преодоленного страха, чувство, что проволока непременно есть, поскольку есть путь.

Если удалось быть в настоящем, то здесь страха нет.

 

Глава 12. Творчество как метод вернуться домой

А если «Бог умер»?

Однажды, много лет назад, я прочитал рассказ о том, как умер Бог. По несчастью, я забыл имя автора и долгое время не мог найти этот рассказ вновь. Но все эти годы я помнил вещь, которая меня поразила тогда, при первом прочтении, а именно – что смерть Бога равна смерти поэзии. И в тот самый момент, когда какой-то дерзкий ангел решает добраться до Святая святых и потом рвется оттуда с криком: «О ужас! Умер Ветхий днями!» – в этот момент на земле прекращается поэзия. Она умирает. И это ясно понимает поэт, который склонился над созданием поэмы, но вдруг до него доходит, что созвучие рифм кончилось, точнее – скончалось навеки, и никогда больше они не прозвучат на земле. Очнувшись в мире, где звуки поэзии уже не живут и стихи мертвы, поэт набирает стальное перо ядовитых чернил и прокалывает себе вену. Его смерть равна смерти звезды, от которой еще остался луч, но в нем уже нет света.

Спустя многие годы я, благодаря своим друзьям, нашел этот рассказ вновь. Оказалось, что «Бог умер» написал Сигизмунд Кржижановский в 1922 году, то есть в то время, когда идея Ницше о смерти Бога была жива и помнилась в России еще многими.

«…Все было там, где было, и так, как было. Но из всего – пустота: будто кто-то коротким рывком выдернул из букв звуки, из лучей – свет, оставив у глаз одни мертвые линейные обводы. Было все, как и раньше, и ничего уже не было».

Рассказ этот очень точен в своей глубинной правоте: творчество и поэзия возможны только тогда, когда Бог жив. Когда жива свобода в Боге и жива свобода в человеке, которая и рождает творчество.

Таким было для меня продолжение темы свободы, ее неожиданным откровением – «Свобода возможна только в Боге, а творчество под силу только свободному», – начало которой прозвучало для меня давным-давно, еще в тюрьме…

* * *

В начале было творение мира. Творчество. В творении у Бога есть помощница – Премудрость, которая отвечала за радость: тогда я была при Нем художницею, и была радостью всякий день, веселясь пред лицем Его во все время… (Притч. 8: 30–31).

В каждый день творения мира был особый момент, в который говорится: И увидел Бог, что [это] хорошо (Быт. 1: 12). Вот чего нам нельзя забывать: в творении мира и человека была радость. Это момент радости творца, когда Бог видит, а человек чувствует, что сложилось нечто красивое, что какие-то стихийные части или слова вдруг нашли свое место. Момент творения удался – «это хорошо!». Но для этого «хорошо» нужна свобода. И Богу, и человеку.

Владыка Антоний Сурожский в своих «элиотовских лекциях» очень тонко связывает свободу и творчество. Он говорит, что человек должен быть поэтом – не в том смысле, что он должен слагать вирши, а в том, что призвание человека – извлекать смысл из окружающего мира. А это и есть творчество!

При этом не важно, человек – художник или просто посуду моет. Я, например, люблю мыть посуду. Когда посуда становится чистой – это такая красота, и душа радуется! А что такого происходит? Не очень понятно. Ну, повозил мылом и мочалкой. Откуда радость? И владыка Антоний очень точно говорит о том, что любое творчество происходит тогда, когда человек пропускает вещи через себя.

У нас на приходе есть мастер, дядя Саша. Он ремонтирует велосипеды. В Амстердаме велосипед – самый главный вид транспорта. Но у велосипеда рано или поздно что-то ломается – наступает негармоничное вело-состояние. Здесь без дяди Саши никак не обойтись. И творчество дяди Саши заключается в том, что он соединяет не слова и не краски или звуки, а «штуки», которым положено крутиться. Такому творчеству тоже нужна свобода – направить руку в точное место и восстановить вело-гармонию.

Талант проявляется в способности видеть и слышать, в способности чувствовать. Практически каждому человеку даны зрение и слух. Но «видеть» талантом – это совсем иное. Талант выделяет такую существенность, которая и обнаруживается как красота. Талант слышать выделяет гармонию. Талант грязную посуду заставляет помыть так, что она радует глаз. Важно услышать то, что обращено именно к тебе, и это воплотить. А в какой форме это будет – это уже не так важно.

Главное, что все эти таланты не разложены по полочкам, как в торговом центре, где их можно было бы выбрать покупателю. Они нам уже даны. И реализовать надо именно свой талант, потому жизнь и сравнивается с лабиринтом – сколько времени должно быть потрачено, чтобы понять, в чем именно твой талант!

Свободное действие по извлечению смысла

Митрополит Антоний называл творчество извлечением смысла из косной материи. Под «косной материей» надо понимать и словесную материю, и музыкальную, и звуковую.

Упоминаемый уже нами БГ пел про «любовь как метод вернуться домой». На самом деле творчество – это тоже «метод вернуться домой». Творчество – это один из самых потрясающих моментов взаимодействия человека и Бога. А главный момент творчества – это расширение души. Великодушие. Как говорил владыка Антоний Сурожский: «Мы можем вкладывать в предмет красоту или что-то другое, то, что уже есть в нас самих».

Был в России такой поэт – Борис Рыжий. Не выдержал он российской жизни 90-х годов и в 26 лет покончил с собой. Но! Но он был поэт. Он успел написать гениальные строчки:

Уродливое или красивое – это зависит от нашей способности смотреть. Если мы свободны, чтобы смотреть с радостью (с премудростью), то видим прекрасное. Несвободны мы – видим уродство. В своих беседах владыка Антоний несколько раз повторяет слова: «Красота в глазах смотрящего». А это и есть способность души вместить предмет или человека. Иными словами, то, что не вмещается в нашей душе, становится безобразным уродством.

Это и есть творчество: извлекать из мира красоту, если мы нашли ее в себе.

* * *

Если художник просто копирует предмет – это ужасно скучно и никому не нужно. Он должен увидеть предмет в таком свете, которого нет в этом мире, в свете вечности. Но без свободы это невозможно. Недаром, когда шли споры о том, что такое Богодухновенное Священное Писание, подчеркивалось, что авторы-евангелисты оставались свободными. И это тоже было творчество.

Художник открыл тот свет, который раньше никто не видел. Поймут его зрители или нет – это уже второй вопрос. Иногда художник обречен на непонимание. Но с точки зрения Бога, так ли это важно? Думаю, нет.

Творчество – рождение нового видения при участии радости. А где радость – там и благодарение. А где благодарение – там нет гордыни.

По законам физики мы видим не предмет, а свет, который он отражает. Может быть, с некоторой осторожностью можно сказать, что в момент творчества человек видит вещи в том ракурсе и свете, в котором их видит Бог.

 

Глава 13. Евангелие: выходи на волю!

Покой и воля

Почему свобода – во Христе? Почему эти слова: «настоящая свобода в Боге» – услышал я много лет назад в тюрьме? Интуитивно я принял этот ответ-призыв сразу. Точнее, я принял свое новое состояние, потому что это было началом праздника. Позднее я прочел, что Бог есть любовь, а в любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх (1 Ин. 4: 18).

В Евангелии от Иоанна Христос говорит ученикам своим, которые пришли из иудеев: если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными (Ин. 8: 31–32).

Познание истины — читаешь эти строки и представляешь тяжелые усилия своего сознания по познанию: лязгают шестеренки думательного аппарата, на челе собрались складки, соотносящиеся с мышцами извилин мозга.

Но представленная таким образом картина соответствует только европейской модели познания, да и то – позднего времени. Поэтому и нам кажется, что познание есть результат усилий наших мозгов, что всякое знание приходит через голову. И далее найденная таким образом свобода есть освобождение от чего-то/кого-то. Мы познаем искомую истину и в результате получаем свободу как награду. Такова логическая цепочка ментального усилия.

Однако же нет. Все не так. Свобода есть воля, выход на волю. А на волю выходит другой человек, которого раньше просто не было. Он как из яйца вылупился и с изумлением смотрит на новый мир. Ведь мира этого тоже не было, как не было и человека. Все новое.

* * *

«На свете счастья нет, но есть покой и воля». Не случайно Мераб Мамардашвили посвятил часть своей беседы о мышлении этой пушкинской строке («Эстетика мышления», беседа первая). Он хорошо знал, что мысль не рождается головой, что мысль не есть процесс в мозгах. Мамардашвили говорил, что здесь, у Пушкина, речь идет о внутреннем покое, а не о бездействии ленивого человека. Покой – это удивительное чувство совершенности и полноты. Внутренний покой предполагает молчание как начало творчества. Потому что в молчании, говорил митрополит Антоний Сурожский, человек получает возможность услышать Весть. Произведение искусства – это результат услышанной Вести.

И я буду настаивать, что воля у Пушкина как состояние свободы – есть встреча. Встреча с творчеством, встреча со словом, встреча со Христом.

Свобода рождается во время кризиса – суда, а суд, прежде всего, есть встреча.

Вот почему истину нельзя продумать ментально. Но истину можно встретить в своей жизни. «Познайте истину» – означает «узнайте истину при встрече, и эта встреча перевернет всю вашу жизнь». Старый, ветхий человек умрет, а новый человек родится.

У Пушкина усталый раб (а это был сам Пушкин) задумал побег – «в обитель дальнюю трудов и чистых нег»:

Побег – рождение в новую жизнь, потому жизнь и есть обитель дальняя. Более того, только там возможно совместить труды и негу, ведь нега – чувство услаждения и ласки (как странно, что эти слова – нега и услада – чуть ли не начисто исчезли из нашего языка!). В земной жизни труды и нега – такие противоположности, что их никак не свести вместе. Думаю, что это происходит, прежде всего, потому, что у нас отсутствует такой опыт – услада труда как творчества. Да и нега воспринимается только из опыта маленькой радости – как наслаждение. А на самом деле нега, нежность – это то, что надо дарить ближнему.

Но там, где нега становится «чистой», там и труд перестает быть рабским. Раб находит волю. Этот опыт надо обязательно пережить, прочувствовать его как опыт личный.

* * *

Тогда мы поймем и другой момент: когда мы просим в молитве «Отче наш» об исполнении воли Божией на земле, как она исполнена и на небе, мы просим вернуть нас в свободу.

В слове «воля» в русском языке есть двусмысленность: она может пониматься и как способность сделать усилие, и как свобода. Но двусмысленность прекращается, смыслы совпадают в той самой точке, где воля реализуется, исполняется – становится полной.

Выход человека на волю дозволил Христос. Вернемся к Его словам, которые Он говорит ученикам из иудеев: Тогда сказал Иисус к уверовавшим в Него иудеям (то есть уверовавшим, что он есть Христос-Мессия): если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными (Ин. 8: 31–32).

Интересная подробность этого евангельского эпизода: слышавшие эти слова ученики начинают протестовать: Ему отвечали: мы семя Авраамово и не были рабами никому никогда; как же Ты говоришь: сделаетесь свободными? (Ин. 8: 33).

Им кажется, что они уже живут в полноте, поэтому: На это Иудеи отвечали и сказали Ему: не правду ли мы говорим, что Ты Самарянин и что бес в Тебе? (Ин. 8: 48).

Христос проповедует им новое рождение, а это так трудно принять, особенно тем, кто считает, что уже родился. Так и нам зачастую кажется, что мы уже живем, зачем же нужно еще новое рождение?

Вот так мы и подошли к конечной точке нашего пути. Хочешь быть свободным – иди на волю. Для вольного человека нет тюремных стен.

Вам может показаться, что я преувеличиваю, что я опять слишком ушел в «теорию христианской жизни». Нет. Это не теория. Это и есть жизнь христианина, которая предполагает прохождение некоторых мертвых точек нашего существования, прежде чем мы находим новую жизнь. А она предполагает движение в обратном направлении – от смерти к жизни.

Теория о христианстве – это наставления у свечного стола в храме, куда и какому святому надо поставить свечку о здравии, а куда ставить за упокой. Это теория, поскольку жизнь начинается не со свечки. Жизнь начинается с одного радостного момента, когда ты понимаешь, что Бог дал тебе эту жизнь не случайно. Жизнь – не воля теории случайных чисел и не выигрыш в лотерею, жизнь – сочетание воли Бога и выход на свободу (на волю) рожденного человека. Вышел – а там радость и веселие!

А Евангелие – это и есть тот самый лук, из которого может вылететь стрела – стрела, направленная к свободе.

Встреча: хватит ждать!

Свободными не рождаются – вот то открытие, которое я сделал еще в тюрьме. Так оно и есть: человек рождается с больной и несвободной душой, унаследованной от «человечества», от Адама и Евы. Человек по природе своей не свободен.

Но это не означает, что судьба человека – оставаться в рабстве, вечно вылизывать чужие тарелки и котлы. Человек может в свободу войти – войти в момент настоящего, где его ждет Встреча. Встреча – вот что дает начало свободе, делает ее зримой и действенной.

Такая встреча произошла у меня в тюрьме. Это была встреча с самим собой и с Богом. Так начался мой вопрос о жизни и о свободе. Я знаю и опыт других встреч, например опыт митрополита Сурожского Антония. В тот момент, когда произошла его Встреча, он был пятнадцатилетним юношей и переживал отход от веры. Это довольно известная история, но позвольте ее напомнить: в тот день юноша Андрей Блюм особо почувствовал лицемерие «взрослой» веры, как ему показалось, и решил, что либо найдет смысл в этой жизни, либо с ней расстанется. Он попросил у матери Евангелие, определил, что из всех четырех Евангелие от Марка – самое короткое, и начал читать. Он полагал, что Бог не заинтересован в его жизни, и хотел именно это и доказать своим чтением. И вот где-то на середине чтения он почувствовал, что по другую сторону стола кто-то стоит. Единственный, кто это мог быть в тот момент, – Сам Христос. Чувство, что действительно Христос Своим живым присутствием доказывает, что жизнь юноши для Бога не безразлична, было ошеломительным. Это была Встреча.

Остальное мы уже знаем из биографии митрополита: война, участие во французском Сопротивлении, далее – принятие монашеских обетов и служение Богу и людям. И любовь к России. Благодаря ему Православная Церковь в Великобритании начала новую жизнь. Благодаря ему возник и наш приход в Голландии.

Возможно, вы повторите то, что мне уже приходилось слышать от других: «Вам, отец Сергий, повезло. Вас жизнь свела с таким человеком, как митрополит Антоний Сурожский». Отвечу: именно так буквально и произошло – жизнь свела. Это был для меня единственно возможный способ жить – искать новую встречу, которую я и нашел с Божьей помощью и милостью.

Это к вопросу о том, что жизнь делает с нами, а что делаем с жизнью мы.

* * *

Вот еще один пример Встречи, уже из голландской жизни.

Жил-был простой голландец – Иосиф ван дер Берг. Впрочем, был он не совсем простым, он был весьма известным актером. Начинал он свой актерский путь действительно просто – как бродяга: взял у кого-то взаймы лошадь, починил сломанную телегу и соорудил на ней все необходимое для бродячего театра. Это был маленький кукольный театр. Путь Иосифа начался в 70-х годах прошлого столетия. В 80-е годы он был уже очень известным актером кукольного театра: играл свои пьесы в Париже, в Америке, в Японии. Получал престижные премии.

В 1988–1989 годах ван дер Берг играл свою пьесу «Хватит ожиданий» (Genoeg Gewacht) – это была его своеобразная реакция на известную пьесу Самуила Беккета «В ожидании Годо». Смысл ее таков: двое приятелей ждут Годо. Имя Годо происходит от английского God – Бог. То есть они ждут Бога, который должен явить смысл в их до этого абсолютно бессмысленной жизни. Приятели засыпают стоя и сидя. Они не знают, где были вчера, и не уверены, что это «вчера» когда-то было вообще. Они ждут Годо, про которого тоже ничего не знают. Но Бог-Годо не приходит. Он никогда не придет. Смысла в жизни нет. Есть только бессмысленное ожидание.

Итак, хорошо известный к тому времени актер и автор пьес пишет «Хватит ожиданий». Спектакль проходит на ура. Иосиф играет его с большим успехом в разных городах. 14 сентября 1989 года должна была состояться бельгийская премьера пьесы в Антверпене. Но она не состоялась.

Перед началом представления Иосиф ван дер Берг вышел на сцену и сказал, что играть не будет. Не сможет он играть, поскольку вышел напрямую к той реальности, которую уже никакими силами не сыграть. Ему был голос – весть, и Иосиф услышал в ней примерно следующее: ты ищешь и ждешь Того, Кто уже давно пришел. И теперь это Он ждет тебя, Иосиф ван дер Берг.

Его рассказ перед публикой был сбивчивым, люди смеялись, полагая, что это очередная шутка великого юмориста ван дер Берга. Но спектакль все же не состоялся. Разочарованным зрителям вернули деньги.

Все дальнейшее больше похоже на роман: Иосиф крестился в Православной Церкви и стал отшельником. Отшельник он, конечно, на голландский манер – живет под навесом для велосипедов и спит в обнимку с велосипедами.

Вот так произошла его встреча с самим собой и с Богом. Кстати, одна из книг митрополита Антония, где он рассказывает о своей жизни, называется «Встреча», а свою последнюю пьесу, которую написал Иосиф ван дер Берг, уже будучи отшельником, он тоже назвал «Встреча». Но эта пьеса так и не была поставлена. Хотя его личная встреча состоялась, несомненно. Как он сказал в тот первый вечер перед премьерой: я вышел напрямую к такой реальности, которую уже никакими силами не сыграть.

* * *

Опять кто-нибудь может сказать: так в жизни почти не бывает, это необычная судьба совершенно необычного человека. Нет, дело не в этом. Просто обычный человек решил, что он не будет проводить свою жизнь в ожидании и только спать стоя, сидя или лежа. Человек он обычный. Решение было необычное. Очень твердое решение – хватит ожиданий! Он перешел к действию.