Снова звучат песни. Снова пестрые толпы наполняют тенистые аллеи Альтиса. Нет никого на раскаленных зноем трибунах стадиона, опустел ипподром. Сегодня — праздник, только праздник. Кончились волнения, нет больше неизвестности, никому не грозит разочарование. Эллада чествует новых олимпиоников!
— Скорее, Гефест, скорее! Дай мне самую красивую хламиду и красные сандалии с серебром!
— Конечно, конечно, молодой хозяин! — Гефест аккуратно переплел на ногах мальчика ремни от нарядных красных сандалий.
Лин и друзья Каллия успели занять удобные места недалеко от дома, в котором жили главные распорядители Олимпийских игр — элленодики. Отсюда они могли увидеть самое начало торжественной процессии.
— Идут, идут! — раздались крики.
Медленно, величаво из дома вышли элленодики — десять почтенных мужей, одетых в длинные белые гиматии. Они шли попарно, ни на кого не глядя. Вслед за элленодиками появились олимпионики, и взрыв восторженных приветствий огласил воздух.
— Слава непревзойденному Фаиллу!
— Будь счастлив, прекрасный Каллий!
— Привет могучему Никофону!
— Нет равных Алкимедонту из Эгины!
— Сострат Акрохерсит! Сострат Акрохерсит! — ревела толпа охваченных энтузиазмом зрителей.
Под звуки флейт процессия медленно двигалась вперед. Вслед за олимпиониками, которых сопровождали жрецы и представители власти, появились увенчанные цветами лошади — победители ипподрома. Зазвучали торжественные песни, и вся толпа подхватила их могучим тысячеголосым хором.
Пропустив процессию вперед, друзья Каллия и Лин пошли вслед за ней вместе со всеми.
В лучах утреннего солнца шествие переливалось всеми цветами радуги. Разноцветные хитоны олимпиоников, темная зелень пальмовых ветвей, строгие белые одежды элленодиков, блестящие украшения лошадей, отделанные серебром флейты. И цветы — яркие, душистые. Они летели под ноги процессии, падали на плечи и головы юношей, на спины лошадей.
Конюхи с трудом удерживали туго натянутые поводья. К общему шуму примешивалось ржание испуганных животных.
У алтаря двенадцати богов шествие остановилось. Элленодики выстроились полукругом возле ступеней, а олимпионики по одному стали подходить к алтарю и приносить благодарственные жертвы.
Процессия двинулась дальше к Пританею — резиденции гражданских властей. Здесь жрецы и должностные лица Олимпии устроили торжественное официальное пиршество.
Этим пиршеством заканчивалась официальная часть празднества.
— Вот и все, — погрустнев, сказал Лин, — теперь мы поедем домой, да?
— Нет, мальчик, не сразу, — ответил Теллеас. — Еще несколько дней будут звучать песни и продолжаться веселье.
— Почему?
— Потому что новые олимпионики всегда устраивают пиры для родственников, друзей и земляков.
— А потом, когда и они уедут, кто останется в Олимпии?
— Только жрецы и служители храмов.
— Разве в Олимпии никто не живет?
— Нет, Лин. На четыре года, до новой Олимпиады, тихими и безмолвными станут стадион, ипподром, гимнасий и аллеи Альтиса. Олимпия словно погрузится в долгий-долгий сон… Однако, смотри, вот и твой Гефест!
— Мы останемся здесь до отъезда Каллия, правда, Гефест? — спросил Лин.
— Нет, молодой хозяин. Твой отец приказал нам возвращаться домой немедленно. Все уже готово.
— Ну, счастливый путь тебе, Лин, — обнял мальчика Датон, — не грусти. Скоро-скоро ты увидишь торжество своего брата в родных Афинах!
— Я не сяду, — решительно сказал Лин, — пойду опять пешком. Догоняйте меня!
И мальчик, круто повернувшись, быстро направился в сторону выезда из Олимпии. Повозки, тарахтя, тронулись за ним.
Выйдя на дорогу, Лин остановился. В последний раз он окинул взглядом темную зелень аллей Альтиса, блеск мраморных колонн храма Зевса и пеструю толпу, с шумом и смехом валившую из ворот…