— Мама! Рабыни говорят, что Лин поедет к брату в Олимпию! Это правда?
— Да, Геро, — вздохнула Эригона, — отец решил послать его. И меня очень беспокоит, как он будет там жить один…
— Поедем и мы с ним, мама! Мне так хочется побывать в Олимпии!
— Ха-ха-ха! — залился вошедший в эту минуту Лин. — Вот так придумала! Разве ты не знаешь, что девчонок в Олимпию не пускают?
— Не выдумывай, Лин! — рассердилась Геро.
— Ах ты, дурочка!
— Зачем ты обижаешь сестру, Лин? — вмешалась Эригона. — Лучше расскажи ей, что знаешь сам…
— Расскажи, Лин, расскажи! — просили девочки.
— Ну, хорошо, — важно сказал Лин, — садитесь и слушайте. Во-первых, — начал Лин, помахивая своей палочкой, совсем как Гиперид. — Олимпийские игры бывают через каждые четыре года, на пятый…
— Это мы знаем! — вставила Геро.
— Если ты будешь меня перебивать, я не стану рассказывать!
— Не буду, не буду!
— Так вот. Когда Игры назначаются, повсюду объявляют священное перемирие. Никто не может ни с кем воевать, никто не смеет напасть на путника, идущего в Олимпию, и никто не имеет права войти туда с оружием. А кто эти правила нарушит, того постигнет проклятие богов и… штраф!
— Я же не собираюсь идти в Олимпию с оружием! — возмутилась Геро.
— А разве у девчонок бывает оружие? — расхохотался Лин. — Нет, женщинам вообще запрещается появляться на Играх. Туда пускают только мужчин. А если какая-нибудь нарушит запрет, ее сбросят со скалы — и она убьется до смерти.
— Мама, это правда?
— Правда, Геро, — тихо ответила Эригона, — ведь ты знаешь, что многое не дозволено афинским женщинам.
— Нельзя же равнять женщин с мужчинами, — презрительно заявил Лин.
— Твоя мать тоже женщина, сын мой, — строго сказала Эригона. — И хотя мы слабее мужчин, никто не смеет отказывать нам в уважении. Ступай и пошли ко мне Гефеста!
Смущенно потупившись, Лин вышел, не успев увидеть длинный язык, который показала ему вслед Геро.
Прошло два месяца. Рано утром у ворот стояли богато украшенные повозки. Рабы суетливо укладывали на них палатки, постельные принадлежности, посуду и множество съестных припасов. Укладкой распоряжался Гефест, а Лин бегал вокруг повозки и всем мешал.
— Не хочешь ли ты пройтись пешком, Лин? — улыбался, выйдя из ворот, Арифрон.
— Пешком? Куда, отец? — удивился Лин.
— Как куда? В Олимпию, конечно!
— В Олимпию? — протянул Лин. — Пешком?
— Ну да. Тебе это будет очень полезно.
— Но ведь Олимпия далеко…
— Пустяки! Знаешь, что сказал философ Сократ одному лентяю, который тоже боялся идти в Олимпию пешком?
— Что?
— Он сказал: «Чего ты боишься? Разве ты не ходишь целый день по Афинам и по своему дому? Так и в путешествии: ты погуляешь, потом пообедаешь, еще погуляешь, поужинаешь, поспишь, а через пять-шесть дней уже дойдешь до Олимпии!»
Лин молчал. Идти пешком под палящим солнцем Эллады ему вовсе не улыбалось.
— Гефест! — позвал Арифрон.
— Да, господин?
— Пусть мой сын садится в повозку только в том случае, если он очень сильно устанет. Но большую часть пути он должен пройти пешком. Ему необходимо закалиться…
— Слушаюсь, господин…
— Простился ли ты с матерью и сестрами, сын мой?
— Да, отец…
— Ну, так в путь, и да сохранят тебя боги.
Отчаянно скрипя, повозки тронулись. Колеса загромыхали вдоль улицы. Все окрестные мальчишки с гиканьем и криками бежали рядом, с завистью глядя на важно идущего впереди Лина.
— Хорошо быть богатым, — вздохнула Евтихия и с ожесточением выплеснула вслед повозкам большой чан помоев.