— Вставай, Лин, вставай скорее! — кричал Каллий, заглядывая в палатку.

— Это ты, Каллий? — сонно пробормотал Лин, не открывая глаз. Ему ужасно не хотелось просыпаться.

— Да вставай же! — повторил Каллий и, подойдя поближе, тряхнул мальчика за плечо.

— Ну, что ты, — капризно прищурился Лин, — ведь еще совсем темно!

— А потом будет поздно! Все приходят задолго до рассвета, чтобы занять места!

И Каллий бесцеремонно вытащил брата из постели.

Действительно, на ипподроме было уже полно народу.

Состязания на колесницах, запряженных четверкой лошадей, были самыми любимыми у зрителей.

В центральной части ипподрома, на выступе, Лин увидел бронзового орла с распростертыми крыльями, а впереди — скульптуру дельфина.

— Что это, Каллий? — изумленно спросил Лин.

Но Каллий не успел ответить. Раздался громкий сигнал трубы, дельфин упал на землю, а орел взвился вверх. И сейчас же упали веревки, закрывавшие вход в стойла. Медленно, одна за другой, выехали колесницы и выстроились в одну линию у стартового столба.

Ипподром на мгновение замер, но через секунду зрители уже разразились приветственными криками, от которых многие лошади с громким ржанием поднялись на дыбы.

Прогремел второй сигнал трубы, и лошади помчались вперед.

Сквозь облака пыли то там, то здесь в первых лучах утреннего солнца мелькали разноцветные одежды возничих, а лошади все увеличивали и увеличивали скорость, взвиваясь на дыбы каждый раз, как проносились мимо музыкантов с их звенящими трубами. Стремясь обогнать несущихся рядом соперников, возничие безжалостно колотили лошадей остриями копий и хлестали их бичами между ушей. Ободья колес покрылись хлопьями пены со взмыленных конских спин. Конский храп и стук колес сливались с громкими криками зрителей.

— Какой круг идет?

— Шестой!

— Нет, пятый!

— Беру богов в свидетели, что шестой!

— А всего им надо проскакать мимо стартового столба двенадцать раз!

— Смотрите, смотрите, они приближаются к Тараксиппу!

— Кому суждено сегодня погибнуть на этом месте? — Смелее! Смелее вперед, отважные возничие! — Что такое Тараксипп, Каллий? — закричал, чтобы быть услышанным в общем шуме, Лин.

— Видишь на повороте, в самом опасном месте, круглый алтарь? Это и есть Тараксипп, «ужас лошадей». Здесь происходит большинство несчастных случаев.

— Почему?

— Потому, юноша, — наклонился к Лину сидящий сзади старик, — что Тараксипп — жилище злого демона, который наводит на лошадей непреодолимый страх!

— Это правда, Каллий?

— Кто знает? Одни считают так, а другие говорят, что при крутом повороте к финишу лошади просто пугаются своих собственных теней в лучах утреннего солнца!

Едва Каллий успел договорить, как раздался страшный треск. Двое возничих, яростно обгоняя друг друга, столкнулись у Тараксиппа. На них налетело еще несколько. Грохот ломающихся колесниц, ржание лошадей, крики и стоны возничих — все смешалось в один чудовищный грохот. Все пространство вокруг алтаря покрылось обломками. Один из возничих упал под колесницу и запутался в ремнях, но взбесившиеся лошади продолжали мчаться и мгновенно затоптали несчастного юношу. Другой, потеряв сознание и обливаясь кровью, все еще судорожно держал поводья, и кони тащили его по песку…

— Каллий! Каллий! — в ужасе кричал Лин, пряча лицо на плече брата.

— Тише, мальчик, тише, — успокаивал Каллий, сам взволнованный до глубины души.

— Сегодня еще не так плохо! — вмешался опять старик. — Все-таки из десяти пятеро уцелели. А две Олимпиады назад в живых остался только один!

— Но ведь так бывает не всегда, — сдержанно возразил Каллий, глядя на перепуганного братишку.

— Нет, конечно, — спокойно ответил старик. — Я помню немало бегов и с благополучным исходом…

— Пойдем скорее, Лин, — сказал Каллий, — пора на стадион. Сегодня во второй половине дня начинаются состязания по пятиборью. Пожелай мне счастья, братишка…

Олимпийский стадион находился очень близко от ипподрома, у южных отрогов холма Кронос. С одной стороны места для зрителей были устроены на естественном горном склоне, с другой — на специально сделанной насыпи. Здесь, как и на ипподроме, все места были заняты еще до рассвета, но для Лина сберегли местечко друзья Каллия.

— Видишь медные статуи вон там, в углу? — спросил Теллеас.

— Вижу. А что это за статуи?

— Они поставлены на штрафные деньги. Если атлет опоздал или употреблял неправильные приемы, с него брали штраф. На каждой статуе написано, кого оштрафовали и за что. Но дело не в этом. Около статуй подземный вход на стадион. Смотри внимательно, все выйдут оттуда…

Первыми торжественно шли распорядители. Одетые в пурпур, с лавровыми венками на головах, они важно занимали предназначенные для них места. За распорядителями показались атлеты. Медленно, один за другим, сохраняя определенную дистанцию, они обходили круг стадиона, а глашатай объявлял имя каждого из них, имя его отца и город, гражданином которого он был.

— Вот и наш Каллий! — закричали юноши. — Каллий, Каллий, мы приветствуем тебя!

— Каллий, Каллий! — кричал и Лин. Впрочем, кричали все зрители. Ведь у каждого был среди участников или земляк, или родственник. Но глашатай поднял руку, и все стихло.

— Спрашиваю всех вас, собравшихся здесь, — громко сказал глашатай, — нет ли возражений или отводов против участия кого-либо из допущенных к состязаниям? Если кто-нибудь из вас знает дурное об атлете, пусть скажет!

Трижды повторил глашатай эти слова, но зрители отвечали только приветственными возгласами, и атлеты вошли в специальное помещение, чтобы раздеться и натереться маслом. Выйдя снова, уже обнаженными, они приступили к жеребьевке.

Двадцать участников бега разделились по жребию на группы из четырех человек, и победитель получал право участия в окончательном состязании. Таким образом, когда бег всех пяти четверок заканчивался, в финал выходило пятеро победителей, которые должны были оспаривать звание олимпионика, состязаясь между собой.

Вытащив из серебряной кружки распорядителя маленькие, с боб величиной, жребии с надписями, четверо атлетов выстроились у старта беговой дорожки. Каллий попал в первую четверку.

— Занять место нога к ноге! — закричал глашатай.

Бегуны поставили ноги ступня к ступне между специальными желобками, сделанными в нескольких сантиметрах друг от друга, и замерли. Это исходное положение было очень неудобным, но олимпийские правила славились своей суровостью. «Того, кто стартует слишком рано, надо бить», — гласило одно из них, и значение желобков состояло в том, чтобы затруднить нарушение правил при старте. Судьи стояли наготове, держа в руках солидные рогатины…

Затаив дыхание, напряженно ждали сигнала и участники, и зрители. Пропела труба, и бегуны рванулись вперед. Дистанция равнялась одной стадии, то есть 183 метрам, но бежать приходилось по глубокому песку. Снова поднялся многоголосый крик. Кричали, подбадривая себя, бегуны, кричали им в ответ зрители, и атлеты мчались с непостижимой быстротой.

— Каллий, Каллий! — надрывался Лин.

Он весь дрожал от волнения. Да и все на стадионе волновались не меньше мальчика. Яростные болельщики кричали, махали своим друзьям и любимцам, вскакивали с мест, размахивали плащами, обнимали соседей или ссорились с ними.

Как молния промчался Каллий мимо своих друзей и первым достиг финишного столба. Грудь юноши тяжело вздымалась.

— Каллий победил! Каллий прибежал первым! — в восторге кричал Лин.

— Он бежал прекрасно. — серьезно ответил Теллеас. — Но самое трудное еще впереди. Ведь ему предстоит состязаться с лучшими из лучших!

Еще четыре раза выстраивались у старта. Еще четырежды захлебывались от восторга зрители, приветствуя победителя.

И наконец, на поле осталось только пять человек. Кто из них станет первым олимпиоником? Кому суждена победа?

Лин со страхом смотрел на четверых юношей. Все они далеко опередили соперников, каждый в своей четверке, и все они выглядели такими могучими, что стройный Каллий казался хрупким рядом с ними. Удастся ли ему победить их!

— Какие атлеты! — крикнул кто-то среди наступившей напряженной тишины.

В пятый раз пропела труба. Пять бронзовых тел так молниеносно рванулись вперед, что судьи с рогатинами поспешно отскочили от стартовой линии. И сразу же, к ужасу Лина, Каллия опередил Феаген — самый опасный из соперников, Феаген, о котором рассказывали, что он обгоняет зайцев.

— Феаген!

— Феаген! — кричали зрители.

— Что же это, Ликон? — задохнулся Лин, судорожно ухватившись за руку юноши.

— Ничего еще не известно! — пытался успокоить его Ликон, который сам весь дрожал от волнения и страха за друга.

— Феаген! Феаген! — звенели в ушах Лина крики зрителей. Он закрыл глаза руками, чтобы не видеть поражения брата. Но вдруг…

— Каллий! Каллий! — услышал мальчик и опустил руки.

— Феаген!

— Каллий!

— Феаген!

Стадион неистовствовал. Каллий и Феаген бежали рядом, но ежесекундно то один, то другой вырывался вперед. Сердце Лина билось с такой силой, что удары его отдавались во всем теле.

— Феаген!

— Каллий!

— Феаген! Феаген!

До финиша оставалось совсем немного, когда Феаген заметно обошел Каллия.

Казалось, исход борьбы уже предрешен, и слезы невольно выступили на глазах Лина.

Но внезапно отчаянным броском Каллий рванулся вперед и, оставив позади Феагена на последних нескольких метрах дистанции, первым пересек финишную линию.

— Победил Каллий, сын Арифрона, афинянин! — громко объявил, выйдя на середину стадиона, глашатай.

— Подойди ко мне, сын мой! — сказал почтенный, пожилой распорядитель.

Каллий почтительно склонил перед ним голову, и распорядитель возложил на потемневшие от пота волосы венок из веток дикой оливы, срезанных золотым серпом с дерева, которое росло у храма Зевса.

Друзья, земляки, знакомые и незнакомые поклонники с громкими приветственными криками бросились к новому олимпионику. Они окружили его, засыпали цветами и, наконец, торжественно понесли на руках к помещению атлетов, где он должен был немного отдохнуть и приготовиться к следующему состязанию.

Лин хотел остаться с братом, но тренер бесцеремонно выставил всех вон.

— Молодец, Каллий! Молодец! — восторженно сказал Ликон. — Он достойный преемник Фиддипида, Агея и Лады. Ты, конечно, знаешь о них, Лин?

— Н-нет, — неуверенно ответил мальчик.

— Вот так так! Брат олимпионика не знает знаменитых олимпиоников!

— Расскажем ему! — предложил Датон. — Говори, Теллеас!

— Ну, слушай, Лин. Фиддипид пробежал за два дня от Афин до Спарты. Агей, когда победил в беге здесь, на Олимпийских играх, сбегал домой в Аргос, рассказал там о своей победе, а ночью вернулся в Олимпию, чтобы участвовать в соревнованиях следующего дня. А Лада пробежал дистанцию с такой быстротой, что у него даже не оказалось соперников. Он обогнал всех больше чем вдвое.

— Ты, конечно, видел статую Лады, работы знаменитого скульптора Мирона? — вмешался Ликон.

— Кажется, видел…

— Кажется! Ему кажется! — возмутился Теллеас. — А ты знаешь, что зта статуя своей красотой вдохновляет поэтов, Вот послушай, какие чудесные стихи написал о ней один из них:

Словно в эфире парящий ногами, стремится он к цели, Сильно вздымается грудь, верой в победу полна… Вот таким-то тебя здесь поставил, Лада, сам Мирон. Легкий, как воздух, летишь с поднятой вверх головой. Полон надежды ты. Губы чуть тронуты свежим дыханьем. Жажда к победе в груди взносит желания вверх. Вот он, легкий, как воздух, сейчас с пьедестала соскочит, Чтобы венок получить… Он не из камня — живой!

— Тише! — прервал Теллеаса Датон. — Служители уже выровняли землю в скамме, а вот идут и флейтисты!

Углубление длиной более пятнадцати метров, в которое прыгали на Олимпийских играх, называлось скаммой. На тщательно выровненной, мягкой земле ясно отпечатывались следы ног, и если по отпечаткам было видно, что одна нога ступила впереди другой, прыжок не засчитывался.

Прыжки всегда сопровождались музыкой, так же как метание диска или копья.

Запела труба, и атлеты снова вышли на стадион. В руках у каждого были каменные или металлические гантели, при виде которых Лин тихонько вздохнул. Неужели он так и не справится с ними? Нет, он должен добиться успеха, как другие. А без гантелей прыгать нельзя — ведь они точнее направляют размах руки, усиливают отталкивание, увеличивают длину прыжка, да и на землю легче стать твердо — так, чтобы ноги оказались точно рядом!

Флейтист в длинной, до самой земли, одежде поднес к губам свою двойную флейту, и соревнования начались. Один за другим взлетали атлеты с небольшого возвышения у края скаммы. Каллий и теперь прыгнул лучше многих, но на этот раз победа досталась не ему. Когда на возвышение поднялся знаменитый прыгун Фаилл и зрители устроили своему любимцу овацию, Лин понял, что Каллию венка не получить.

— Следи внимательно, мальчик, — шепнул Датон, — еще никто не превзошел Фаилла в мастерстве!

Высокий, стройный Фаилл вытянул вперед руки с каменными гантелями и рванулся вперед. В момент прыжка его руки на секунду опустились вниз, затем он снова стремительно выбросил их вперед, чтобы удлинить полет, а в последнее мгновение перед приземлением резким рывком отбросил руки назад и чуть согнул колени…

Судья, который стоял наготове, чтобы провести черту там, где приземлится прыгун, только растерянно проводил его глазами. Ноги Фаилла коснулись земли далеко за пределами скаммы!

— Если бы я не видел этого сам, никогда бы не поверил! — вскричал Ликон.

Стадион неистовствовал. Люди вскакивали, обнимали друг друга, бросали на песок стадиона цветы и ленты, а когда распорядитель надел венок на голову победителя, десятки других венков полетели к ногам Фаилла.

Солнце уже поднялось высоко, и жара становилась нестерпимой, но ни один человек не покидал своего места. Все с нетерпением ожидали следующего состязания — метания диска. Но Лин уже так устал, что едва смог смотреть, как дискоболы принимали первую исходную позицию, перенося центр тяжести на широко расставленные ноги, потом, выдвинув правую ногу, выносили диск левой рукой вперед. Перехватив диск правой, они широкими взмахами раскачивали, его вниз и назад, поворачивая одновременно голову и тело вправо. Это выглядело точь-в-точь так, как на знаменитой статуе Мирона «Дискобол», которую Лин хорошо знал.

В этом состязании Каллий тоже не завоевал первенства, но его друзья и не ждали этого. Его мастерство должно было снова проявиться в метании копья. Здесь же опять победил Фаилл. Тяжелый овальный камень рассекал воздух словно маленький камешек, брошенный в воду мальчишкой…

— Ты что, заснул? — толкнул мальчика в бок Ликон.

Лин испуганно открыл глаза. Он и не заметил, как задремал, измученный волнением за брата, жарой и ослепительным светом.

— Вот они, смотри! — продолжал Ликон.

Атлеты медленно обходили стадион. В руках у каждого было копье — шест в рост человека, толщиной в палец, с закругленной шишечкой на конце. Закругление это придавало верхушке копья необходимую тяжесть, без которой оно не могло бы правильно лететь. Да и безопаснее было так, — Лин знал об одном трагическом случае, когда атлет нечаянно убил мальчика, бежавшего, через площадь к палестре.

— Каллий! Каллий! — закричали опять поклонники.

— Видишь, Лин, — сказал Датон, — как низко прикрепил Каллий свой аментум к древку?

— Вижу. Это чтобы увеличить длину броска, да?

— Ну да. Если бы ему нужно было попасть в цель, он прикрепил бы аментум выше. Но сейчас требуется только, чтобы копье полетело как можно дальше.

Один за другим, по жребию, выходили на стартовую линию метатели. Судья пристально следил, чтобы никто из них не сделал лишнего шага вперед, и копья со свистом, быстро вращаясь в пути, летели к своей цели.

У Каллия оказался один из последних номеров. Когда брат поднял копье, Лин опять заметил красоту и гармоничность каждого его движения.

«Я рядом с ним совсем нескладный!» — с горечью подумал он.

Голова Каллия была повернута назад, глаза пристально смотрели на правую руку. Приспособив и проверив положение пальцев на ремне, он отвел правую руку назад до отказа, туго, натягивая ремень. Затем, повернув корпус влево и вытянув левую руку перед, он рванулся с места. Разбег его все ускорялся. Перед самым броском он согнул правое колено, опустил правое плечо так, что древко копья почти лежало в кисти руки, и… словно молния прорезала воздух!

— Он победил, победил! — кричали друзья юноши.

— Слава Каллию, он стал олимпиоником второй раз за один день!

— Честь его отцу и Афинам, воспитавшим такого атлета! — неслись со всех сторон крики. Вторично сегодня, как и имя Фаилла, прозвучало имя Каллия, сына Арифрона, афинянина, и вторично лег на кудри юноши оливковый венок.

Подхватив сияющего Лина, Ликон, Датон и Теллеас бросились к другу. Им едва удалось пробиться через толпу почитателей.

— Ну вот, друзья, — сказал, обнимая брата, Каллий. — теперь я буду с вами до конца Игр. Больше ни в одном соревновании я не участвую!

— Ты сейчас пойдешь с нами? — спросил Лин.

— Нет, мне нужно вымыться и одеться. Я приду к вам попозже.

— А ты успеешь вовремя?

— Конечно. Готовить арену для борьбы будут довольно долго.

Зрители воспользовались перерывом, чтобы перекусить и напиться. Появились захваченные с собой припасы, небольшие глиняные кувшины-лекифы, наполненные вином, смешанным с водой из фонтанов, и маленькие сосуды для питья.

— Держи, Лин, — обратился к мальчику Теллеас, протягивая красивый фиал, на красном фоне которого черные фигурки яростно тузили друг друга.

— Спасибо. Вот, возьми, Теллеас, — и мальчик протянул корзиночку, данную ему перед уходом Гефестом.

— Ну-ка, ну-ка, посмотрим, что там у тебя? — развеселился Датон, открывая корзинку. — Фиги, соленый миндаль, сыр, пирожки! Неплохо!

— Есть ли для меня местечко? — весело спросил подошедший Каллий.

— Конечно! Садись, мы сдвинемся поплотнее.

— Каждый сочтет за честь сидеть рядом с тобой!

— Выбирай, прекрасный юноша! — наперебой предлагали окружающие зрители.

— Спасибо, друзья! Я сяду с братишкой! Дай-ка мне пирожок и глоток вина, Лин!

На арене служители уже заканчивали подготовку усыпанной песком площадки для борьбы. Как и место для прыжков, она называлась скаммой.

— Каллий, — удивился Лин, — разве они не будут поливать скамму водой, чтобы получилась грязь?

— Нет, мальчик. Это делается только на тренировочных площадках.

— А правила борьбы здесь те же, что в палестрах?

— Не совсем. Здесь борец выигрывает, если заставит противника коснуться земли бедром, спиной или плечом, то есть упасть не меньше трех раз.

Гром приветствий прервал Каллия. На арену вышли борцы и приступили к жеребьевке.

— Как подбираются пары? — спросил Лин.

— В урне лежат по две таблички с одинаковой цифрой; те, которые вытянут одинаковые таблички, борются друг с другом. Потом победители опять разбиваются по парам — и борьба продолжается, пока на поле не останется один борец. Он и будет признан победителем.

— Смотрите, первая пара уже готова! — перебил Датон.

Широко расставив ноги и выдвинув правую немного вперед, борцы вытянули руки и вобрали голову в плечи так, что спина и затылок слегка приподнялись. Такая поза затрудняла для противника нападение. Но приступить к борьбе они не спешили и неподвижно стояли друг против друга. Замер и стадион. Самые шумные из зрителей молча, напряженно следили за борцами.

— Почему они не начинают? — прошептал Лин.

— Они следят за маневрами противника, чтобы внезапно воспользоваться какой-нибудь ошибкой.

— А долго они так простоят?

— Не знаю, — засмеялся Каллий, — бывали случаи, что и целый день!

Солнце нещадно палило бронзовые от загара тела, похожие в своей неподвижности на медные статуи. Зрители молча ждали.

Внезапно статуи ожили. Один из борцов молниеносным движением схватил противника поперек туловища и перебросил его через голову. Однако тот не упал. С такой же быстротой, круто повернувшись, он подставил врагу подножку, и соперники сразу перешли от неподвижности к яростному сражению. Наносить удары правилами борьбы было запрещено, но подножки, толчки и различные хитрые уловки, обманывающие противника, разрешались. Борцы то хватали друг друга за ногу, пытаясь повалить, то зажимали голову врага между ногами, то мертвой хваткой захватывали шею. Густая пыль, поднятая ими, почти скрывала их иногда от глаз зрителей. Наконец один из них вспрыгнул другому на голову, просунул локти ему под подбородок, а ногами охватил тело и сковал таким образом свободу движений врага.

— Прекрасно! — сказал Ликон. — Это совсем новая уловка, и к тому же она не принадлежит к числу запрещенных!

Так же решили и судьи. Глашатай провозгласил имя Алкимедонта из Эгины. Еще три раза предстояло сегодня зрителям услышать его имя. Победив во всех четырех турах, Алкимедонт был признан олимпиоником в борьбе на этих Олимпийских играх.

Борьбой закончилась программа второго дня.

У входа на стадион ждал, как всегда, Гефест.

— Ступай к себе, Лин, — сказал Каллий, — тебе пора спать.

— А ты? — спросил Лин.

— О, мы еще не скоро ляжем, — засмеялся Теллеас, — новые олимпионики будут праздновать победу!

— Как праздновать?

— Ну, победители и их друзья с венками на головах и все поклонники пойдут с песнями к Альтису. Гимнами будут прославлять олимпиоников, их род, город, в котором они жили. А потом новые герои устроят пир!

Юноши с шумом и смехом ушли, а Лин с сожалением поглядел им вслед.

— Пойдем, Гефест, — грустно сказал мальчик.