Выстрелы из-за угла
По соседству с прекрасным
До чего же разительный контраст! Только что я словно побывал в муравейнике. Толкучка. Люди снуют туда-сюда. Одни тащат чемоданы, другие обвешаны сумками, мешками. Вокзал в Риме один, и вместе с прилегающей площадью он, пожалуй, самое шумное место в столице.
А всего в двухстах метрах отсюда — оазис тишины и покоя. В глубокой задумчивости застыли пинии — итальянские сосны с могучими стволами и легкими прозрачными кронами. Играет тихая музыка. Девушка — у нее длинные светлые волосы и чуть раскосые глаза — кокетничает со спутником, заливаясь смехом. Крестьянин крупными тяжелыми руками поднимает кружку пива. За соседним столиком пожилая женщина читает журнал, потягивая кьянти.
Неторопливо беседую с давним знакомым — римским издателем, поглядываю на вокзал, за стеклянной стеной которого не прекращается суматоха, и думаю: «Здесь совсем другой мир. Прелестное кафе!»
Но вдруг идиллия кончается. Кончается разом, мгновенно.
Пронзительный вой сирены. Визг тормозов. Что случилось? Из «скорой» выбегают санитары и спешат за кусты. Многие посетители кафе вскакивают, торопятся следом.
Мы не успели понять, в чем дело, а санитары уже несли на простыне женщину — лицо белое как мел, платье в крови.
— Ее три раза ударили ножом. Умерла сразу, — сообщает кто-то рядом.
«Скорая» скрывается за вокзалом.
Проходит не больше минуты, и я слышу смех. Девушка опять кокетничает со спутником.
Все встает на свои места. Снова оживленные разговоры, веселая музыка. Снова носится между столиками официант-эквилибрист, — он умудряется нести стаканы и кружки не только на подносе, но и на локтях согнутых рук и при этом обменивается шуточками с клиентами. Пожилая синьора переворачивает очередную страницу журнала. Крестьянин держит во вместительных ладонях следующую кружку пива и залпом опустошает ее.
Больше всего меня поразило именно это молниеносное «успокоение». Будто ничего не случилось.
— А что случилось? — усмехнулся мой знакомый. — Обыкновенное убийство. У нас каждый день кого-то отправляют на тот свет. Сегодня утром в Неаполе сразу пятерых застрелили.
Обыкновенное убийство? Но эта женщина была кому-то матерью, или женой, или сестрой. Разве для ее близких это обыкновенное убийство?
И вообще, разве может быть убийство обыкновенным?! Ведь вместе с человеком уходит целый мир. Мир, которого больше никогда не будет. Мир неповторимых ни в ком радостей и печалей, встреч и прощаний, болезней и исцелений.
Имя этой женщины мы не знали, но многие другие широко известны: Линкольн и Кеннеди, Махатма Ганди и Соломон Бандаранаике, Моро и Кинг…
В тот вечер в римском кафе под открытым небом, еще час назад казавшемся чуть ли не земным раем, у меня в голове проносились вопросы, один тревожнее другого. Почему так расцвел терроризм? Кому он нужен?
Конечно, картина под названием «терроризм» отвратительна. Но можно ли закрывать на нее глаза? Есть ли право умалчивать об «исполнителях» и «заказчиках»?
Издатель обещал выяснить, что сможет, и на следующий день действительно позвонил:
— Имя женщины пока не установлено. А убийцы известны. В ее сумке нашли письмо с угрозами. Это дело рук «красных бригад». Если будут еще новости, обязательно сообщу.
Впервые эмблема «бригадистов» — пятиконечная звезда неправильной формы на фоне красного флага — появилась на стенах домов в 1971 году. Тогда произошел взрыв на крупном химическом заводе. С того времени взрывы, похищения, убийства уже не прекращались.
…Кто раньше слышал о виа Фани? Теперь эта улица — достопримечательность Рима, ее показывают туристам наряду с Колизеем и собором святого Петра. Здесь «бригадисты» открыли огонь по машине Альдо Моро и, убив телохранителей, похитили его.
Как известно, преступники 55 дней держали в заточении председателя христианско-демократической партии. 55 дней страна была в смятении, вооруженные патрули контролировали дороги, останавливали все автомобили.
9 мая 1978 года тело Моро, изрешеченное пулями, обнаружили в багажнике красного «рено».
«Бригадисты», в общем-то, добились своего — о них заговорили. Выяснилось, что «бойцов» несколько тысяч и каждый получает четверть миллиона лир в месяц — больше, чем квалифицированный рабочий; что у них в разных частях страны есть тайники для укрытия людей и склады оружия; что отдельные акции координирует исполнительный комитет, в общем, что это настоящая подпольная армия. Откуда у нее деньги? Грабит банки, магазины, больницы. «Во время нашей операции, — заявил представитель «бригад» после ограбления народного сельскохозяйственного банка в провинции Виченца, — были экспроприированы сорок два миллиона лир».
«Экспроприированы» — слово-то какое!
Появились сообщения и об «учебнике «бригадиста». В нем инструкции на любой случай жизни: как уйти от погони, как организовать слежку, как избавиться от компрометирующих материалов. Есть и следующая рекомендация: «При нападении стреляй по ногам, чтобы человек хромал, как власть».
«Красные бригады» — лидер среди почти 180 итальянских групп, которые причисляют себя к «левым». Но есть еще террористы иного пошиба — откровенно правые, точнее — неофашисты.
Италия пережила две страшные эпидемии чумы. Первая разразилась в конце XVI века, среди ее жертв был и великий Тициан. Вторая, нагрянув спустя три с половиной столетия, оказалась еще губительней: унесла гораздо больше жизней, да и угроза уничтожения нависла не только над Италией, но и над всей Европой. Это была эпидемия «коричневой чумы».
Именно на Апеннинах родился и заявил о себе фашизм. История зафиксировала точную дату — 23 марта 1919 года. Зафиксировала она и точное место действия — Милан, площадь Сан-Сеполькро, дом 3. В этом особняке Бенито Муссолини провозгласил создание националистической организации «фашо» во имя спасения «несчастной Италии».
От «фашо» в Милане метастазы фашизма потянулись в другие города. И постепенно, шаг за шагом, год за годом, чернорубашечники набирали мощь, обзаводились вооруженными отрядами, расправлялись с лучшими людьми, захватывали командные посты в правительстве…
Здесь все чаще проводят параллели с тем временем. Итальянское социальное движение (ИСД) — крупнейшая в мире фашистская партия, в ней 300 тысяч (!) членов. Среди чернорубашечников в ходу слова Муссолини, которые он произнес за несколько дней до расстрела: «Двадцать лет фашизма было слишком мало. Человек более великий, чем я, когда-нибудь доведет фашистскую идею до победы».
На лавры более великой, чем сам дуче, личности претендует Пино Раути. Он с детства величал себя «сверхчеловеком». Правда, коллеги, работавшие с ним в ультраправой римской газетке, говорили о Раути иначе: «Тихий конторщик с душой поджигателя». Став депутатом парламента от ИСД, Раути принялся опекать родственные ему «души поджигателей» — скольких террористов он спас от тюрьмы!
Да, в Италии стреляют и «правые», и «левые». Но стреляют они не друг в друга, а в одну цель — в сердце республики. И направляет их одна рука — рука тех, кто мечтает о фашистской власти.
На виа Венето богатство и роскошь повсюду. В ресторанах подают наиизысканнейшие блюда. В магазине «Рафаэль» дамские сапоги стоят сто тысяч с гаком, а мужские туфли из крокодиловой кожи — почти двести тысяч лир.
На этой улице снимались сцены для фильма Феллини «Сладкая жизнь». «Мысль о картине родилась у меня, когда мне приснилась женщина, идущая по виа Венето», — рассказывал режиссер.
Неподалеку темные переулки, убогие, покосившиеся строения, в которых ютится беднота, но тем, кто наслаждается сладкой жизнью на виа Венето, нет дела до нищего и безработного, они — элита.
Элита? Что ж, давайте оглядимся вокруг.
Над подъездом золотыми буквами выведено: «Отель «Эксельсиор». Это же слово сияет неоном на крыше соседнего здания. Огромный холл в мягком ковре, у швейцаров вид знатных синьоров.
Но как преображались они, когда к отелю подъезжал небесно-голубой «мерседес» — наперегонки кидались к нему! Один открывал дверцу автомобиля, другой чуть ли не на руках выносил господина с седыми прилизанными волосами. И пока тот шествовал к лифту, служащие кланялись до самого пола.
На втором этаже «Эксельсиора» в апартаментах под номером 127–129 располагался Лиго Джелли.
Он был из элиты, однако определенного толка, — возглавлял масонскую ложу «П-2». Кто только не входил в «сиятельный список» ее членов: три министра, лидеры политических партий, высшие чины разведки, финансовые тузы, церковники, издатели! И офицеры, включая начальника главного штаба. Засилье военных объяснимо: у масонов особым почетом пользовались вооруженные акции. Когда они взорвали пассажирский поезд «Италикус», это стоило жизни двенадцати пассажирам.
В ложе сходились нити многих тайных заговоров и даже готовился государственный переворот. На что он был направлен? На уничтожение республиканского строя, пересмотр конституции, запрещение профсоюзов.
Для этих целей Джелли был идеальной фигурой. Где еще найдешь такую биографию! Воевал против республиканцев в Испании во время гражданской войны. Сотрудничал с немецкими фашистами, оккупировавшими Италию. Подвизался в СИД — итальянской разведке, которую затем распустили.
Этому итальянцу негде спать
С неугодными у масонов был разговор короткий. Один издатель опубликовал разоблачительный материал о «П-2», и ему трижды выстрелили в рот. Мертвым нашли римского следователя, в руках которого оказались улики против ложи. А Джелли, беседуя с визитерами, поигрывал золотым брелоком, отлитым в виде пули, и повторял: «Вот что предназначено для моих врагов и врагов моих друзей».
Когда полицейские обыскали апартаменты Джелли в «Эксельсиоре», разразился невиданный — даже для привыкшей вроде бы к чему угодно Италии — скандал. Тут же рухнуло правительство. Джелли удалось бежать, но многие его подручные оказались в тюрьме. А в конце 1982 года в Швейцарии арестовали и самого главаря ложи. Правда, через несколько месяцев он бежал и из тюрьмы.
На следствии вскрылись прелюбопытные факты о том, как добивались членства в «П-2» «сильные мира сего», как процветали в ней фашисты. И еще о том, кто стоял за спиной масонской рати.
…Подходя к виа Венето, я заметил «джип» с карабинерами. Чуть подальше — второй. В чем дело? Опять появятся санитары с убитым на простыне?
Вдоль улицы тянется высокая каменная стена, за ней — трехэтажное здание. Над центральным подъездом среди массивных колонн развевается звездный флаг. Карабинеры охраняют американское посольство.
Стена кончается — и вижу неоновые буквы: «Эксельсиор».
Резиденция Джелли и посольство Соединенных Штатов… Символическое соседство. Масонская ложа была орудием ЦРУ. Об этом сообщил бывший агент американской разведки Гонзалес Мата. «Масоны изо всех сил старались не допустить коммунистов к политическому рулю в Италии», — заявил он.
Кстати, именно участия коммунистов в правительстве добивался Альдо Моро — опытный и трезвый политик. Потому посол США в Риме Р. Гарднер назвал его «самым опасным деятелем» на Апеннинах. А спустя несколько дней после этого заявления Моро похитили.
В Италии я узнал имя главаря заговора — Дэвид. Раньше он был капитаном американской морской пехоты, затем его перебросили в Рим. Там, по заданию ЦРУ, Дэвид разработал детали похищения и последующего убийства Моро.
Нет, он не за решеткой, преступника назначили на достаточно высокий пост — военного советника США в ФРГ.
«Красные бригады» сыграли в деле Моро лишь роль слепого орудия», — констатировал еженедельник «Панорама».
На Апеннинах самая многочисленная в Европе резидентура ЦРУ. Чему тут удивляться: за океаном мечтают превратить Италию в свой военный полигон! И в этом направлении уже немало сделано.
Мне очень хотелось побывать в Вероне. «Но нет печальней повести на свете…» На воспетые Шекспиром улицы, в дом, где творил замечательный живописец XVI века Веронезе, к памятнику Данте на носящей его имя площади меня, как и других советских журналистов, не пустили: в окрестностях Вероны американцы проводили военные маневры.
В Вероне находится штаб-квартира войск США в Италии. Крестьяне давно привыкли к тому, что из-под земли вдруг поднимается темно-зеленый ствол ракеты «Ника-Геркулес», спрятанной в бункере.
Привыкли в Италии и к американским солдатам.
Наверное, ни об одном городе не написано столько, сколько о Венеции. И написано замечательными мастерами слова: Гёте и Байроном, Томасом Манном и Достоевским. Потому так зримо представляешь себе Венецию, ее каналы, гондолы, дворцы.
И все-таки здесь снова убеждаешься: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Лишь когда сам идешь вдоль узеньких и широких каналов, по изящным мостикам над малахитово-зеленой водой, понимаешь, почему о Венеции сложено такое количество песен, легенд, поэм, почему ее постоянно сопровождает эпитет «блистательная».
Вроде бы все известно о гондоле? Да, известно, но до тех пор, пока не забираешься в ее иссиня-черное туловище. Юноша в широкополой шляпе берет весло — всего одно, оказывается, второго нет. До чего же мастерски он им орудует — проходит буквально в миллиметрах от стен домов и встречного транспорта: резиновых шлюпок, спортивных каноэ, катеров, других гондол! И тут выясняется: подобного ощущения ты еще не испытывал. Какого? Точнее всех, пожалуй, написал автор «Смерти в Венеции»: «мгновенного трепета, тайной робости и душевного стеснения». Помните: «Удивительное суденышко, без малейших изменений перешедшее к нам из баснословных времен… оно напоминает нам о неслышных и преступных похождениях в тихо плещущей ночи»?
И величие венецианского прошлого как следует осознаешь тогда, когда черный лебедь везет тебя по Гран Канале — самому большому каналу. В одном доме жил Байрон, в другом — Моцарт, в третьем — Марко Поло. Здесь трудился Тициан, а сюда к очередной возлюбленной наведывался сердцеед Казанова. Под этими кровлями, как утверждают, Отелло задушил Дездемону, а этот дворец принадлежал дожу, который каждую неделю рубил голову одному из слуг.
Здания необычные. И не только потому, что вход в них ведет с канала, а у лестниц высятся столбы-причалы для гондол. У архитектуры свой, венецианский, стиль: готика перемешана с Востоком. Правда, многие палаццо разрушаются, их стены обветшали, некоторые дали такие трещины и перекосы, что выглядят как человеческие лица, искаженные гримасой боли. Вода размывает фасады и стены, а у муниципалитета нет средств, чтобы бороться со стихией, привести в порядок дома.
Лишь находясь здесь, ощущаешь всю неповторимость Венеции. Где еще есть такой аромат: перемешаны запахи моря и болота, свежеиспеченного хлеба, крепкого кофе!
Надеюсь, жительницы Рима или Неаполя не обидятся, если я скажу, что венецианки — самые красивые женщины Италии. Призову «на помощь» Байрона:
Венецианка хороша доныне:
Глаза как ночь, крылатый взлет бровей,
Прекрасный облик эллинской богини,
Дразнящий кисть мазилки наших дней.
У Тициана на любой картине
Вы можете найти подобных ей
И, увидав такую на балконе,
Узнаете, с кого писал Джорджоне.
У венецианок правильные черты лица, они грациозны, нарядно одеты, тщательно причесаны. Впрочем, о прическе следует сказать особо.
До приезда сюда я не знал о цвете «тициан». Что это за цвет? Золотисто-рыжий. Именно такие волосы у красавиц на полотнах Тициана. В средние века модница день за днем проделывала одну и ту же процедуру: держала около часа волосы в морской воде, затем мыла их с ромашкой и снова опускала в морскую воду. Через полгода все повторялось сначала.
Существовал и другой способ, но он не легче: женщина надевала специальную шляпу с полями и без тульи (верха), пропускала через отверстия волосы и принимала «солнечную ванну». Загорать надо было в общей сложности не меньше двадцати часов.
В наши дни парфюмерная промышленность намного облегчила модницам жизнь…
Выхожу из гондолы на пьяцца Сан-Марко. И снова в памяти всплывают строки из классики. «Все четыре дня мы не сходили с площади Сан-Марко — до того она и днем, и вечером производила на нас чарующее впечатление». Это писал Достоевский. А Наполеон называл Сан-Марко «самым красивым танцевальным залом Европы». Действительно, зал — замкнутый квадратом зданий и выложенный мраморными плитами. Вот Собор святого Марка — архитектурный венец Италии, у него сверкающие золотой мозаикой византийские своды и потрескавшийся мраморный пол, под которым покоится прах патрона города святого Марка. Рядом Дворец дожей — в прошлом властителей этого края, героев «Венецианского купца» Шекспира и «Марино Фальеро, дожа венецианского» Байрона.
Чуть ли не в каждом втором итальянском фильме показывают эту площадь, на которой всегда праздник красоты и хорошего настроения.
Впрочем, всегда ли? Слышу выстрел, второй… Здоровенный парень в военной форме цвета хаки стреляет в воздух из пистолета, выкрикивая ругательства. Другой, в такой же форме, держит пустую бутылку граппы и гогочет.
И праздник сразу кончается. Площадь пустеет, кому хочется попасть под пулю пьяного американского солдата?..
Венеция! Как в пору дожей, ты
Живешь под плеск волны и скрип весла.
Но жизнь уже на старые холсты
Мазки иной эпохи нанесла. [20]
Да, на великолепные старые холсты наносятся все новые, грязные мазки. Отличительная черта Италии 80-х годов: соседство богатейшей славной истории с уродливыми сегодняшними явлениями.
Казалось бы, именно в стране, давшей миру Данте и Леонардо, должны царить гуманизм, справедливость. Ведь рядом с творениями ее гениев особенно чудовищны мысли о войне, атомных базах, фашизме. Находясь на развалинах Форума или Колизея, особенно ясно понимаешь, насколько богаче могло быть человечество, если бы мастерство и талант людей не погибали в пламени пожарищ.
Тем не менее Италия — самая «террористическая страна» капиталистического мира.
Парадокс? Феномен? Можно сказать и так, и эдак. Но гораздо важнее найти корни этого явления.
Их немало. Прежде всего неуклонное подорожание жизни, нищета. На процессе в Турине был оправдан… убийца. Оправдан, ибо, как говорится в решении суда, «тяжелые условия, в которых жил этот человек, превратили его в отщепенца, ожесточили и довели до такой степени одичания, что он стал вести себя как животное».
Корреспондент итальянского журнала «Экспрессо» образно описал то, что произошло:
«Чердачное помещение старого дома на улице Сан Доменико в историческом центре Турина. Длинный коридор. Сквозь дыры в крыше виднеется небо. Вдоль коридора — ряды хлипких дверей. Все здесь выглядит так же, как на десятках других чердаков этого района, где ютится сотня, а может быть, и больше (кто их считал?) живых трупов, вернее сказать, одичавших существ. Это бездомные и безработные. Они предоставлены самим себе. Впрочем, даже и не самим себе, потому что самими собой они давно перестали быть, да и человеческого в них ничего не осталось. Они и передвигаются не как нормальные люди: жизнь в темных клетушках, с нависшей над головой крышей, навсегда согнула их спины. И изъясняются не с помощью слов, а жестами и нечленораздельными звуками. Словно дикие животные, прячутся эти существа по своим норам, подозрительно встречая каждого, кто не принадлежит к их племени.
Но так же относятся они и к тем «из своих», кто нарушает царящую здесь атмосферу дремотного оцепенения. Как-то один уронил в коридоре две пустые жестянки. Другой набросился на нарушителя тишины с ножом и убил его. Остальные обитатели чердака, стоя в дверях или прислонившись к шатким чердачным подпоркам, смотрели на происходящее с безучастностью диких животных. А после убийства спокойно разошлись; кто вернулся в свою клетушку, кто, подгоняемый чувством голода, отправился рыться в мусорных ящиках.
Какой же смысл выносить приговор одному из этих созданий?! Приговор должен быть вынесен другим — людям, считающим себя «частью так называемого цивилизованного мира»…»
Назову и другие причины итальянского «феномена». Неуверенность в завтрашнем дне. Равнодушие общества к человеку. Пропаганда насилия в книгах, кино, по телевидению.
Жестокость прививается чуть ли не с пеленок. Малыша нередко истязают собственные родители. И он, став постарше, уже истязает других. В десятилетнего жителя Милана его сверстник кинул апельсин, в который было вставлено лезвие бритвы. Две ученицы этой же школы связали тринадцатилетнюю девочку, затолкали ей в рот кляп и сбросили с четвертого этажа…
Кроме того, на Апеннинах предостаточно уцелевших фашистов, которые жаждут реванша и не сидят сложа руки.
А красота, к сожалению, не всегда может одолеть насилие. Турецкий террорист Агджа разрядил пистолет в римского папу на одной из самых красивых площадей мира — святого Петра, окруженной скульптурами Микеланджело и Бернини. О главаре масонской ложи «П-2» Джелли журналисты писали как о любителе живописи. Не исключено, что, обдумывая план очередного убийства, Джелли рассматривал альбомы художников Возрождения.
Ему наверняка не раз попадался на глаза шедевр Рубенса «Ужасы войны». Бог войны Марс, опьяненный жаждой убийств, размахивает окровавленным кинжалом. Супруга Венера пытается удержать его. Чуть подальше — женщина в черном одеянии, по ее щеке катятся слезы, она в ужасе подняла руки к небу. Это Европа. В правом углу полотна — аллегорические образы тех, кто рожден войной: болезнь, голод, страх, тирания.
Улочка Ассизи
Если бы Венера могла сойти с холста и удержать живых марсов, в руках которых куда более страшное и губительное оружие, чем кинжал!
Впрочем, это делают и без нее.
Италию от Неаполя до Милана связывает скоростная магистраль, которая называется «автострада солнца». Часа через полтора после того, как отправляешься из Рима на север, попадаешь в Умбрию — пожалуй, самую красивую область страны. Не зря ей дали имя «зеленая Умбрия»: стрелы кипарисов, серебристые оливковые деревья, пинии, поля подсолнуха и кукурузы.
В давние времена по правую сторону реки Тибра жили умбры, а по левую этруски. Они вместе сражались против Рима, но в III веке до нашей эры потерпели сокрушительное поражение, и их земли перешли в собственность «вечного города».
Появляются остроконечные башни Ассизи. Легенда гласит, что восемьсот лет назад — в 1181 году — в Ассизи родился святой Франциск. Поначалу он был обыкновенным юношей, но позже отказался от мирских наслаждений, оделся в грубое платье и пошел по миру, проповедуя возрождение духа и любовь к земной красоте. В честь святого Франциска в центре городка сооружен храм.
Здесь у меня возникли ассоциации с Испанией. Очень уж похожи Ассизи и Толедо: улочки, в которых не то что разъехаться, а разойтись трудно, слепые, закрытые ставнями окна, обилие соборов, толпы туристов, масса лавочек с сувенирами (правда, в Ассизи продают в основном керамические вазы и расшитые полотенца, а в Толедо — изделия из червленой стали).
Среди сонма описаний итальянских улочек, лучшее — наиболее сочное, выразительное и остроумное — принадлежит, на мой взгляд, Гоголю: «Тут все откровенно, и проходящий может совершенно знать все домашние тайны, даже мать с дочерью разговаривают не иначе между собою, как высунув обе свои головы на улицу… Едва только блеснет утро, уже открывает окно и высовывается сьора Сусанна, потом из другого окна выказывается сьора Грация, надевая юбку… Потом вылезает сьора Лучия, расчесывая гребнем косу; наконец сьора Чечилия высовывает руку из окна, чтобы достать белье на протянутой веревке, которое тут же наказывается скомканьем, киданьем на пол и словами: «Che bestia!» Тут все живо, все кипит: летит из окна башмак с ноги в шалуна сына или в козла, который подошел к корзинке, где поставлен годовалый ребенок, принялся его нюхать и, наклоняя голову, готовился ему объяснить, что такое значит рога… Синьоры все знали, что ни есть: какой сьора Джюдита купила платок, у кого будет рыба за обедом, кто любовник у Барбаручьи, какой капуцин лучше исповедует».
В тот день, когда мы приехали, по улицам-коридорам, мимо краснокирпичных стен, старинных фонарей над дверями и балконов, на которых сушат белье (по-моему, нигде не стирают столько, сколько в Италии!), шли люди. Это были участники марша мира, который начался в Перудже — столице Умбрии, а закончился в Ассизи. Демонстранты несли плакаты; «Италия не хочет стать новой Хиросимой!», «Нам не нужны заботы Вашингтона и его ракеты».
Вокзал в Болонье спустя год после взрыва
В марше участвовало семьдесят тысяч человек.
Да, подавляющее большинство итальянцев ненавидит насилие. В этом убеждаешься и в Болонье. Она, как и Венеция, уникальна, только по-своему. Необычна архитектура: на полуострове вы не найдете места, кроме Болоньи, где столько крытых тротуаров, и пешеход долгое время может находиться под сплошным каменным зонтом, ему не страшно летом солнце, зимой — снег, осенью — дождь… А две падающие башни, возведенные еще в XII веке, они, по меткому выражению Мариэтты Шагинян, «стоят как две ноги Гулливера над станом лилипутов»… А старейший в Европе университет… А великолепная музыкальная библиотека имени падре Мартини… А пахучий пармезанский сыр, который добавляют в любую еду: спагетти, пиццу, суп… А пенящееся красное вино Ламбруско, оно немного похоже на цимлянское шампанское…
Однако сейчас при упоминании Болоньи возникает другая и совершенно определенная ассоциация — с трагедией на городском вокзале.
Подойдя ближе, замечаю, что одно крыло вокзала новое. На нем — мраморная плита с выбитыми золотом именами.
На вокзале в восьмидесятом году чернорубашечники взорвали бомбу. Целые сутки пожарные, полицейские, солдаты и врачи извлекали тела из-под обломков здания и рухнувших балок. Погибло 85 человек. Среди них — 3-летняя девочка и 86-летний старик.
Таким варварским способом отомстили коммунистам, которые руководят муниципалитетом Болоньи.
У мемориальной плиты — венки, в том числе от президента Италии, букеты цветов. Когда смотришь на лица тех, кто стоит тут, понимаешь: они сделают все, чтобы прошлое не вернулось.
Знакомый издатель не звонил, и я сам набрал его номер.
— Ничего не удалось выяснить?
Голос в трубке звучал мрачно:
— Личность женщины так и не установили. Да полиция не особенно стремится сделать это.
— Почему?
— Им так спокойнее. А то еще, глядишь, «бригадисты» в отместку похитят полицейского префекта или даже самого президента. Власти считают, что с ними лучше не связываться.
На этом и закончился наш разговор. А на следующее утро я улетел домой.
…Но, может быть, разгул терроризма на Апеннинах — особый случай, ведь именно отсюда поползли когда-то по континенту коричневые бациллы? Стоит ли на примере Италии судить о всей Западной Европе?
Что ж, не будем торопиться. Поглядим на другие страны. К примеру, на уже хорошо знакомую нашему читателю Англию.
Митинг на поле для игры в гольф
Где я его раньше видел?
Эта мысль преследовала меня. Преследовала с той самой секунды, когда мы столкнулись в вестибюле гостиницы «Славия». На следующее утро возобновлялась после месячного перерыва работа Белградской встречи, и гостиница походила на муравейник: шум, толчея, носильщики таскают чемоданы, портье выясняют — громко, с балканским темпераментом — отношения с теми, кто оказался без номера, хотя забронировал его давным-давно.
Среди сонма лиц мелькнуло одно, заставившее оглянуться. Где-то я видел этого человека.
Но где?
Каждому, наверное, знакомо это состояние: силишься вспомнить — и не получается. Снова и снова он проходил перед моим мысленным взором: быстрым шагом, чуть вразвалку. Раньше в Белграде я его точно не встречал. В Москве тоже.
Но тогда где?
Для тех, кто жил в «Славии», был выделен специальный автобус, он курсировал между гостиницей и Дворцом конгрессов, в котором проходила встреча стран — участниц совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Я сидел рядом с другим советским журналистом и ждал отправления. Тут вошел Он. Окинул быстрым взглядом салон и занял место впереди нас.
— Почему мы не едем? Опоздаем! — заволновался мой сосед.
Пассажир повернулся:
— Вы русские? Будем знакомы: Гайтан.
Это имя я вроде бы тоже слышал.
— Вы хорошо говорите по-русски, — заметил я.
— Мой отец русский. И вообще я, хм, — он ухмыльнулся, — интересуюсь вами.
Это «хм», развязный, самодовольный тон. И тут я вспомнил.
…Они шли по улицам Лондона. Впереди маршировали барабанщики, за ними парни в черных рубашках. В руках — транспаранты. «Долой красных!», «Выбросить цветных!» Шествие замыкал автомобиль.
Я не верил своим глазам. Неужели это происходит сегодня, а не в кинокадрах сорокалетней давности?!
У поля для игры в гольф они остановились и сгрудились вокруг автомобиля.
Когда я подошел к полю, мне преградили дорогу двое: руки в карманах, насвистывают. С подозрением оглядели, но ничего не сказали.
Совсем близко от места сборища услышал:
— Ваш членский билет?
Передо мной стоял высокий шатен.
Пришлось признаться, что билета у меня нет.
Уловив акцент, шатен принялся буравить меня глазами. Однако на «цветного» я не был похож.
— Немец, что ли? Хотите позаимствовать у нас опыт?
Я пробормотал что-то нечленораздельное. И был пропущен на лужайку. Вокруг размахивали портретами Гитлера, плакатами с изображением свастики. Пели, правда, нестройно: «Если белый — хорошо, если черный — плохо». Но зазвучал мужской голос — и шум стих.
Начался митинг «национального фронта» — крупнейшей расистской организации Великобритании, объединяющей двадцать тысяч молодчиков.
В листовках и на демонстрациях ее члены без устали повторяют: во всех бедах Англии виноваты «цветные» и их надо насильно репатриировать. «Новый фашизм поднимает голову в Британии», — сделал вывод корреспондент «Дейли миррор».
«Национальный фронт» набирает кадры без разбора. Корреспондент заполнил анкету новобранца, которая публикуется на последней странице газеты «Новости национального фронта», отправил ее по указанному адресу и через неделю получил ответ: «Можете участвовать в нашей манифестации».
Журналист участвовал. После нее он держал, помимо портрета Гитлера, и автомат — новобранцу втолковывали: «Мы не возражали бы захватить власть конституционным путем, однако, если это не получится, используем другие средства». Свой репортаж он озаглавил: «Я вижу машину ненависти за работой».
…Первый выступающий — Мартин Уэбстер. Круглая, гладкая физиономия, сам полный, рыхловатый. С виду — воплощение добродушия. Но то, что он выкрикивает, звучит отвратительно: «Мы боремся за чистоту нашей расы, против всяких там желторожих!»
Уэбстеру принадлежат широко известные слова: «Англии нужна хорошо смазанная машина нацизма. И мы будем ее создавать».
В конце речи Уэбстер объявил:
— Теперь я представлю наших новых членов.
На крышу автомобиля поднялись четверо. Одним из них и был Гайтан. Каждый произнес несколько фраз. Гайтан, явно подражая Уэбстеру, закричал:
— Больше всех я ненавижу красных! Они отняли у моего деда землю, и ему пришлось уехать из России! Нет — красным! Нет — цветным!
Новобранцев сменил на крыше автомобиля Роберт Рельф, лидер «фронта». Сколько раз он попадал в тюрьму за расистские выходки! То учинял погром в магазине, принадлежащем индусу, то посылал негру-инвалиду письма с угрозами, рисунками со свастикой и призывами «Возвращайся, Гитлер!». В последний раз отправился в тюрьму за то, что не подчинился решению суда. (Судья потребовал убрать оскорбительную для цветных граждан надпись, которую Рельф выставил у ворот своего дома: «Продается только английской семье», а тот наотрез отказался.) Заключенный объявил голодовку. Вдруг он повредит свое драгоценное здоровье?! И британская фемида проявила к нему благосклонность.
На ура встретили Рельфа другие правые, в том числе фашисты генерала Уокера. На сборище этих «коммандос» мне тоже довелось побывать.
…С виду церковь как церковь: серая, с подпалинами, на башенке — часы. Но тяжелая металлическая дверь заперта.
Долго стучу.
Наконец дверь приоткрывается.
— Что надо? — рявкает грубый мужской голос.
— Я хотел бы войти.
— Кто вы?
— Советский журналист.
Молчание. Затем уже на полтона ниже:
— Подождите.
Жду. Минуту, вторую, третью… И вот дверь распахивается. На пороге — мужчина лет тридцати пяти, светловолосый, широкоплечий, с массивным подбородком. Настоящая «белокурая бестия» Ницше.
— Прошу немедленно покинуть территорию, — отчеканивает он.
— Но это церковь, а не военная база. И английских журналистов вы пропустили. Почему такая дискриминация?
«Ариец» задумывается. Это для него явно малопривычное занятие, он хмурится, чешет затылок. Наконец бросает:
— Ладно. Но удовольствия вы не получите.
Переступаю порог. Внутри очень душно. У многих в зубах сигареты, хотя в церкви, как известно, не курят. Собравшиеся не похожи на «рабов божьих» — некоторые в военной форме, а те, кто в штатском, судя по выправке, тоже имеют отношение к армии.
На кафедре пожилой человек в клетчатом пиджаке, с усиками. И «проповедь» его весьма своеобразна.
— Бандиты из профсоюзов собираются поднять мятеж, а «красные» их подстрекают! — выкрикивает он в микрофон.
Слова эти вызывают аплодисменты. Стоящий рядом со мной мужчина вопит: «Смерть предателям!», его глаза горят.
«Пастор» поднимает руку — и шум стихает. Он снова начинает вещать в микрофон, брызгая слюной:
— Положение опасное. Британская демократия под угрозой. Но мы защитим ее. Наша «Гражданская помощь» приведена в состояние боевой готовности. Если понадобится, введем в действие самолеты.
Какой свист и топот тут поднялся! Многие скандируют: «Да здравствует генерал!», «Слава Уокеру!»
Уокер? Бывший главнокомандующий Объединенными вооруженными силами НАТО в Северной Европе?
Он самый. Правда, у него уже другой титул: лидер английской террористической организации «Гражданская помощь». По утверждениям Уокера, в ней десятки тысяч членов.
С кем только не связана «Гражданская помощь»! С армией: добрая половина состава — военнослужащие или в настоящем, или в прошлом. С английской разведкой: правая рука генерала — Джордж Янг, бывший заместитель директора «Сикрет интеллидженс сервис». С церковью: Уокер забрался на кафедру с ее благословения.
Но главная опора — бизнесмены. Это они переводят «Гражданской помощи» кругленькие суммы. Когда генерала однажды спросили, откуда взялись 50 тысяч фунтов стерлингов на проведение выставки, посвященной его организации, он ответил коротко, но ясно: «Из Сити».
Головорезы отрабатывают свой хлеб. Предположим, на заводе в Блэкпуле началась забастовка. Туда срочно отправляют «мальчиков» Уокера. Они захватывают завод, арестовывают зачинщиков стачки. Если те сопротивляются, им же хуже: «команда» Уокера проходила подготовку в специальном военном лагере и умеет усмирять непокорных. А если придется пересажать всех рабочих, то штурмовики сами встанут к станкам — их к этому тоже готовили.
Под стать «Гражданской помощи» другая военизированная организация — «Британское движение». Многие ее члены служили в армии, иные по сей день служат. Их лозунг: «Британия только для белых». Цели две: первоочередная — иметь побольше оружия, ради этого они похищают с армейских складов пулеметы, пистолеты, автоматы, и долгосрочная — перейти к организованному террору.
«Спасти Англию» призывает и «Клуб понедельника», однако в отличие от «Британского движения» в него входят лишь «избранные» — члены консервативной партии.
Но вообще-то ультраправые не гнушаются даже уголовниками. Лидер «Колонны-88» Дональд Муди провел за решеткой одиннадцать лет, а Дейв Томкинс, семь раз попадавший в тюрьму за взлом сейфов, возглавляет «Антикоммунистическое рабочее движение».
Обе эти группировки откровенно фашистские. Первая и названа точь-в-точь как организация австрийских студентов-нацистов, существовавшая в Вене в 30-е годы.
…В тот день на поле для игры в гольф я больше не видел Гайтана. А теперь фашист оказался в нашем автобусе. Для чего он приехал в Белград?
— Я корреспондент, — сообщил Гайтан.
— Какой газеты, если не секрет?
Он назвал информационное агентство, которое мне было не известно.
— Оно маленькое, — поспешил объяснить Гайтан.
— По-моему, мы встречались?
— Может быть, на каком-то митинге?
Ну что, открыть карты?
— Да, именно на митинге.
— Где?
Я рассказал Гайтану о сборище неофашистов.
Минутное замешательство. Потом он неуверенно спросил:
— Вы меня ни с кем не путаете?
— Конечно, нет. Я прекрасно запомнил ваше лицо и ваше имя.
— Я, кажется, припоминаю. Но это было несерьезно, я полез туда просто ради журналистского любопытства.
— И ради журналистского любопытства выкрикивали: «Нет — красным!»?
— Это так, для забавы.
— Ничего себе забава! И вообще, неужели вы верите в успех?
Гайтан сделал вид, что не понял вопроса:
— Кто «вы»?
— «Национальный фронт». В тот день я убедился, что вас справедливо называют фашистами.
— Вздор! — отмахнулся тот. — Может быть, вы еще обнаружите у меня челку а ля Гитлер?
Это кафе — штаб-квартира гамбургских штурмовиков
— Тогда вы требовали «скрутить в бараний рог коммунистов».
— Между прочим, это было бы неплохо сделать! — нагло парирует Гайтан. И взрывается: — Скоро придет время «Национального фронта».
— Неужели?
— Да. Его поддерживают многие. Даже власти.
— Но представители британских властей публично осуждают расизм.
На лице Гайтана мелькает знакомая ухмылка.
Принимая у себя в резиденции на Даунинг-стрит депутацию азиатских иммигрантов, М. Тэтчер заверяла их: она-де обеспокоена ростом шовинизма в Англии. А в те же дни министр внутренних дел объявил: англичане имеют право голосовать за кого угодно, включая «Национальный фронт», и отказался запретить эту партию.
В лондонском Ист-энде стена одного из домов оказалась испещренной свастикой и фразами «Мы возвратились». Жители вознамерились закрасить ее. Не тут-то было! Полицейские пригрозили: если дотронетесь до стены без разрешения хозяина дома — совершите уголовное преступление.
А за неделю до этого «блюстители законности» арестовали англичан, которые закрашивали расистские лозунги на мосту через Темзу…
Председатель Британского комитета за европейскую безопасность Гордон Шаффер предупредил, что нынешняя ситуация в Англии сходна с положением в Веймарской республике перед захватом власти нацистами. А как утверждают сами ультра, они готовятся к решающей схватке, вроде той, что была в Германии в 1933 году.
…После того как митинг закончился и последний оратор перестал сотрясать воздух, чернорубашечники выстроились в колонну. А слева и справа их плотной стеной обступили полицейские. Чтобы арестовать? Наоборот: охранять! Так они и зашагали: в центре фашисты, а по бокам бобби в шлемах.
Остаюсь один на опустевшем поле для игры в гольф. Вокруг обрывки газет и плакатов, окурки, разорванные листовки. Трава смятая, поникшая. А два часа назад это была прелестная лужайка: зеленая и чистая!
На берегах Темзы террористов еще не приглашают в салоны «сильных мира сего», с ними общаются за кулисами, через подставных лиц. Но их держат возле себя. Зачем? Чтобы с их помощью расправляться с непокорными. И одновременно для того, чтобы под флагом борьбы с ними укреплять полицейский аппарат.
Тогда я не подозревал, что пройдет совсем немного времени, и я смогу представить себе мировоззрение и намерения сегодняшнего террориста так сказать «из первых рук» — несколько часов буду слушать излияния одного из молодчиков. Я как раз заканчивал книгу о неофашистах, и эта встреча весьма пригодилась.
«Черные ангелы»
Еще до приезда в Гамбург я знал: там в пивной «Zum Ederländer» регулярно собираются неофашисты, точнее члены «Фронта действий национал-социалистов», а обслуживающий посетителей бармен — один из их лидеров.
Знал я и координаты пивной, она находится, по немецкому выражению, на расстоянии броска камня от вокзала.
И вот «прочесываю» улицы и переулки возле вокзала. Прохожие пожимают плечами: не слышали. Наконец в начале Шпатендайхштрассе, на доме № 4 замечаю вывеску «Zum Ederländer».
Играет музыка. За стойкой — детина, лет тридцати, с окладистой бородой. Тот самый бармен!
Он подходит к нашему столику. Предлагаю выпить. Охотно соглашается («Клиентов пока мало, почему бы не пропустить пару кружек?») и называет себя: Курт Матуше.
У меня явное преимущество: я знаю, кто этот верзила, он же, скорее всего, принимает меня за праздношатающегося туриста.
После четвертой или пятой кружки пива Курт начинает откровенничать:
— Паршиво мы живем. А все потому, что нет порядка.
— Ты мог бы его навести?
Он самодовольно усмехается:
— Неужели нет?! Вот сорок лет назад все было о’кэй.
— Ты имеешь в виду Гитлера?
— Его самого. Железный был человек.
— Значит, по твоему, о’кэй — это концлагеря, убийство в них миллионов людей, погромы, войны?
Матуше отвечает снисходительно, будто разговаривает с нерадивым учеником.
— Ну и ералаш у тебя в голове. Откуда ты взял убийства миллионов? В лагерях казнили лишь преступников. Их и сейчас кое-где казнят, верно? А тогда, между прочим, было военное время. Наша организация провела проверку. И выяснила: во много раз завышены цифры убитых. Убитых и в лагерях, и на войне.
Освенцим — большой обман, происки «красных», как и 20 миллионов погибших советских людей.
А вот другой опус — «Жизнь контрастов», он посвящен Гитлеру. Оказывается, фюрер был отменно вежлив — никогда не садился в присутствии дам — и очень аккуратен: прическа волосок к волоску, маникюр. Кое-кого ему приходилось убирать, однако не по собственной воле: Гитлер осуществлял историческую миссию, а они стояли на его пути.
Матуше, как и любого желающего, ждут в киосках свежие номера «Дойче вохенцайтунг», «Дас III райх», «Ландзерн» — бери что хочешь, в ФРГ издается сто с лишним неонацистских газет и журналов с еженедельным тиражом 180 тысяч экземпляров! Кроме того, он может купить пластинки с речами Гитлера или Геббельса, приобрести на рынке в Мюнхене по вполне доступной цене фашистские реликвии — ордена и оружие, прокатиться на корабле, носящем имя военного преступника…
Да, идеи Курта, конечно, плод не его собственного воображения, однако они помогают приоткрыть завесу над «фронтом».
— Ты сказал «наша организация». Что ты имел в виду?
Бармену льстит внимание к его персоне, и он принимается вводить в курс дела. Правда, оговаривается: назвать организацию не имеет права, она находится в подполье. Главный враг — коммунисты. Стоит им устроить демонстрацию — и Курт с «боевыми товарищами» тоже выходят на улицу. Выходят, вооруженные ножами, палками, кастетами.
— У нас крепкие ребята. Вроде меня, — бармен щеголяет бицепсом. — Мы еще покажем себя.
…Они показали себя в Берген-Бельзене.
Там, в концентрационном лагере, за два последних года войны погибло пятьдесят тысяч человек. Среди них Анна Франк, девочка из голландской семьи, дневник которой известен теперь повсюду. Детский голос Анны оказался сильнее смерти, он живет по сей день…
Молча, склонив голову, идем мы мимо могил. И вдруг останавливаемся как вкопанные.
По плите наискось: «Так им и надо!» А в углу — свастика. На следующем надгробии намалевано то же самое. И на том, что подальше.
Минувшей ночью здесь побывали национал-социалисты «Фронта».
Вскоре я узнал из газет, что они пытались взорвать мемориал жертвам фашизма.
Наци из Гамбурга нападают на антифашистов, распространяют брошюры, в том числе в виршах:
В Освенциме веселье опять,
Мы скоро будем печи заполнять.
Их любимая песня начинается фразой: «Кожу с головы — на абажур».
Прозаические «произведения» о том же: «Прекрасно, что люди еще помнят о концентрационных лагерях. Мы превратим их воспоминание в действительность».
…Дверь пивной открывается. Мимо проходят две девицы, полтора часа назад фланировавшие по тротуару. Они тут чувствуют себя уверенно.
Впрочем, они чувствуют себя уверенно повсюду в Гамбурге.
Много рекордов на счету этого города:
* Крупнейшая территориальная единица Федеративной республики, число жителей приближается к двум миллионам.
* Громадина порт, подобного нет в Западной Германии, он пропускает 20 тысяч судов в год.
* Индустриальный центр, в котором сконцентрировано девять десятых табачной и две трети нефтеперерабатывающей промышленности страны, половина всего производства маргарина.
* «Печатная столица» ФРГ, где находится пять из шести главных издательских компаний, в том числе та, что выпускает «Штерн».
* Берега Эльбы соединяет самый длинный в мире автомобильный тоннель.
Еще один рекорд — Санкт-Паули, «самая грязная миля» на Западе. На Санкт-Паули хмуро взирает с холма Бисмарк в рыцарских доспехах. Когда-то тут выступали Чарли Чаплин, Франц Легар. В период между мировыми войнами Санкт-Паули котировался как вполне респектабельный, хотя и немного легкомысленный район. После бомбардировок 1943 года он возник из руин куда более фривольным.
Торговля живым товаром идет в этом гигантском вертепе повсюду. На улицах: прохожего зазывают, обещая невероятнейшие удовольствия, хватают за руки. Внутри баров, дансингов, кабаре, ресторанчиков: на стене демонстрируют порнофильмы, а официантки «ohne oben», то есть «без верха», в одной юбке, время от времени склоняются к посетителю и шепчут: «Мы можем пройти в комнату за занавеской, там очень мило».
В домах на Гербертштрассе: девица за витриной, живой манекен, ждет, чтобы ей постучали в окно, тогда она открывает форточку и начинает переговоры; если договорились о цене, распахивается уже дверь.
В «Центре Эроса»: под медленную музыку в полумраке просторного зала раскачиваются на месте, пританцовывают представительницы древнейшей профессии, каждая в позе и в одеянии (от длинного вечернего платья до греческой туники), которые особенно выигрышны на ее взгляд.
Нигде в Западной Германии проституция и неофашизм не достигли такого размаха, как в Гамбурге. И они протянули друг другу руки.
С давних пор люди «дна» — отщепенцы, бродяги, проститутки, преступники, сутенеры, не признающие никакой морали, ни во что и ни в кого не верящие, окруженные презрением, эти вечные аутсайдеры, получившие название люмпен-пролетариев (от немецкого «люмпен» — лохмотья) были орудием в руках реакции. Входили в банды черносотенцев. За приличную мзду нанимались на службу к Гитлеру. Хорст Вессель, предводитель берлинских штурмовиков, в честь которого сложили нацистский гимн, — в прошлом сутенер.
Сейчас, когда мелкий буржуа уже менее рьяно, чем прежде, поддерживает фашистов, те все больше надеются на люмпенов. И не зря: среди неонацистов полно профессиональных бандитов, вконец разложившихся юнцов.
Может быть, именно поэтому Курт ушел от ответа на вопрос, кто состоит в его организации. Он лишь пробормотал:
— У нас в основном молодежь.
— Проститутки тоже есть?
— Девочки нам помогают. Наших ребят веселят. И подходящих клиентов к нам приводят. Мы в долгу не остаёмся. И накормим девочек, и напоим, и пару сотен марок подбросим. А когда надо, с властями договоримся, чтобы не обижали.
— Значит, сотрудничаете?
Курт уловил иронию. Взгляд его стал цепким, злым. Но он сдержался.
— Да, сотрудничаем. Нам нужна поддержка. Вот кстати.
В пивную вошла вызывающе накрашенная блондинка в джинсах. Она держала за талию худосочного юнца. Держала крепко, иначе тот рухнул бы на пол, — еле стоял на ногах.
— Подойди сюда, — скомандовал Курт.
Блондинка прислонила юнца к стойке бара.
— Анджелика, маркиза черных ангелов, то есть нас, — Курт улыбнулся, довольный шуткой. — Создала Союз немецких девушек, он входит в нашу организацию.
— В Союз может вступить любая немка, если, конечно, она чистокровная арийка, — Анджелика залпом осушила кружку, стоящую перед Матуше. — И если готова бороться за великий немецкий рейх. И беспрекословно выполнять приказы. Такими хотел видеть немецких девушек наш фюрер Адольф Гитлер.
— Мы ни в чем не нуждаемся, — говорит Матуше. — Нас поддерживают очень солидные господа. А вам известно о наших планах? Мы нацеливаемся на следующие парламентские выборы.
Наклонившись ко мне, Курт шепчет:
— Но это не все. Мы готовим одну операцию. Она станет великим событием.
— Что же вы сделаете?
— Ну уж этого я не могу сказать. Я и без того сегодня слишком много болтаю.
Однако я понял, на что он намекал. Незадолго до нашей встречи появились сообщения об аресте активистов «Фронта». Они напали на учебный полигон НАТО и похитили винтовки, пулеметы. Оружие предназначалось для освобождения из западноберлинской тюрьмы Шпандау Рудольфа Гесса, ближайшего соратника Гитлера, приговоренного на Нюрнбергском процессе к пожизненному заключению. У другого члена «Фронта» нашли шестьсот граммов цианистого калия. На допросе он признался, что стащил яд в надежде отравить охрану тюрьмы Шпандау. Заплатил штраф и отделался легким испугом.
У «черных ангелов» из Гамбурга есть опыт в освобождении военных преступников. Они организовали побег Каплера из итальянской тюрьмы и несли затем круглосуточную вахту у дома, где скрывался гитлеровский палач, — как бы того не обидели! Сам глава «Фронта» Михаэль Кюнен охранял обитель Каплера.
Кюнен — настоящий фанатик: увешал квартиру портретами фюрера и дуче, щеголяет в эсэсовской форме. Когда-то его произвели в офицеры и направили на учебу в высшую школу бундесвера, однако он отказался от военной карьеры и занялся сколачиванием «Фронта».
— Знаете, о чем мы подумываем? — похваляется Курт. — Пора иметь специальный лагерь и обучать в нем парней стрельбе из автомата. Правда, оружия у нас пока меньше, чем у нюрнбергцев.
Бармен подразумевал нюрнбергскую «Военно-спортивную группу». О ней и ее «подвигах» стоит сказать особо.
…Илона прижалась лбом к его щеке и прошептала:
— Мы пойдем завтра в Терезиенвизе, папочка?
Он ждал этого вопроса. Ждал и надеялся, что не дождется. Очень уж не лежала у Платцера душа идти туда. Он не мог объяснить почему, просто были какие-то предчувствия, а он верил в них. Но сейчас Платцер понял: он не в силах отказать дочери. Злясь на свою слабохарактерность, не спешил с ответом. Подоткнул со всех сторон одеяло, поправил подушки, поцеловал шестилетнюю девочку и только затем сказал:
— Обязательно пойдем. Спокойной ночи.
— Ой, как я рада! — Илона захлопала в ладоши.
— Я тоже хочу в Терезиенвизе, — встрепенулся Игнац.
— Все пойдем! А сейчас спать! — отец плотно закрыл дверь. Если бы он знал, что предчувствия не обманули его, что он в последний раз желает детям спокойной ночи!
В семь утра Платцер, как обычно, съел бутерброд с джемом, выпил чашку кофе и поспешил в контору. Предстояло заключить выгодную сделку — о продаже двадцати тонн металлолома. Все уже обговорили, однако покупатель вдруг заупрямился, потребовал снизить цену, и контракт подписали лишь после обеда.
Домой Платцер вернулся усталый и раздраженный. Но когда еще в прихожей ему на шею бросилась Илона, он заулыбался. И стал торопить своих.
До Терезиенвизе было рукой подать. Как и в прошлые годы, парк заполняла веселая, нарядно одетая толпа. Гремела музыка, вертелись карусели, сверкали призывными огнями павильоны, в которых посетители играли на всевозможных автоматах, покупали сладости, пили пиво из литровых кружек, заедая свиными сосисками: разве представишь себе Мюнхен, тем более «октоберфест» — октябрьский праздник урожая — без пива!
Илона съела две порции мороженого. Мальчиков невозможно было увести из тира. А сам Платцер потерял счет количеству выпитого пива. Ничего: такое бывает раз в год! Но уже пора домой.
Они направились к воротам. Платцер взял за руки Илону и Игнаца, жена с тремя другими детьми шла сзади.
В 22 часа 19 минут они миновали металлический столб с урной для мусора. Платцер запомнил точное время, потому что взглянул на часы.
Именно в этот момент раздался взрыв.
…Платцер с трудом поднял голову, она была словно чугунная. И тут же закрыл глаза от ужаса. К небу поднимается столб дыма, вокруг горят автомобили, в стенах домов — пробоины. Повсюду на асфальте в неестественных позах лежат люди.
В голове, словно молния, пронеслось: «Где мои? Живы ли?»
Встать он не сумел и пополз на четвереньках.
Из груды кирпичей высовывалась маленькая рука. Платцер стал разбрасывать их, и появилось обезображенное лицо Игнаца.
Чуть подальше в луже крови — Илона. Тоже мертва.
Разве выдержишь подобное! Он уже не чувствовал, как его положили на носилки. Очнулся в больничной палате. И узнал, что трое его сыновей тяжело ранены, а жизнь жены висит на волоске.
Виновника трагедии Платцер не увидел. Но полицейские, обнаружив тело Гундольфа Кёлера, все поняли.
Бомба, с которой Кёлер пришел к главному входу на Терезиенвизе, взорвалась раньше, чем он ожидал. Либо что-то не сработало в механизме, либо кто-то включил дистанционное управление, чтобы заодно устранить и исполнителя.
Впрочем, важнее другое: взрыв унес тринадцать жизней, а двести человек попали в больницу.
Кто такой Кёлер? Член «Военно-спортивной группы». Нет, к спорту она отношения не имеет, этих парней учили одному — убивать. У фюрера Гофмана немалый опыт: он бывший наемник в Родезии.
Однажды по западногерманскому телевидению я лицезрел его. Развалившись в кресле, Гофман — лихо закрученные усы, наглый взгляд — вещал в телекамеру: «Не знаю никакой австрийской нации. Австрия должна войти обратно в нашу империю, но для этого надо воссоединиться с зоной». («Зоной» неофашисты именуют ГДР.) Следующие кадры запечатлели его уже в «деле», он демонстрировал приемы силовой борьбы, объясняя:
— Я бью вот так. А если он удерживается на ногах, то вот так. Если вмешивается еще один, бью вот так. А этот уже валяется на земле.
В 1956 году полиция конфисковала у девятнадцатилетнего Гофмана пистолет. В 1963 году его арестовали в Турции за контрабанду оружием. А спустя полтора десятилетия «спортсмены» разъезжали на бронемашинах, проводили учения на полигонах. На их рубашках красовалась зловещая эмблема: череп и кости. Газеты писали, что они вооружены лучше, чем некогда отряды СС.
Свою «черную сотню» новоиспеченный фюрер встречал приветствием «Хайль!», и в ответ неслось: «Хайль Гофман!»
Затем следовал вопрос:
— Кто мы?
— Гренадеры Европы. — И группа затягивала гимн, который начинался: «Убивайте красных свиней, одну за другой».
Об этом все знали, но… Когда речь заходила о Гофмане, раздавался истошный вопль: «Не трогайте ребят, для нас куда опаснее коммунисты!» Более того: о группе вовсю заботились. «Дойче национальцайтунг» передала ей десять тысяч марок на экипировку (читай — вооружение). Барон Гильберт фон Зодерн поручил «спортсменам» (естественно, не безвозмездно) охранять свою персону. Даже создали «кружок друзей» Гофмана, в него вошли военные преступники. Они в ФРГ немалая сила. Свыше шестисот из них находятся на службе в полиции и органах правосудия, четыреста — ответственные государственные чиновники. А всего ветеранов-чернорубашечников за триста пятьдесят тысяч. Они получают высокие пенсии, у многих солидные счета в банках.
Правда, из-за мюнхенской бойни «бывшие» пережили неприятные минуты — поволновались за «спортсменов». Но скоро выяснилось, что страхи напрасны.
Когда это выяснилось? После того как полиция устроила небольшое «шоу», дабы остановить волну гнева западных немцев.
«Шоу» началось в четыре тридцать утра. В это время в принадлежащий Гофману замок Эрмройт возле Нюрнберга ворвались полицейские. Разбуженный шумом хозяин выхватил было пистолет, но, разглядев «блюстителей законности», сделал вид, будто поправляет подушку. Один из полицейских сунул руку под подушку и вытащил семизарядный кольт.
Так была «ликвидирована» банда Гофмана. «Ликвидирована» с большой помпой. Газеты подробно расписывали обыск в замке Эрмройт, сообщали, что там обнаружен целый военный склад — винтовки, пистолеты, гранаты, солдатские шлемы, маскировочные халаты, боевые патроны.
Сообщалось и об аресте самого Гофмана.
Однако через два дня его выпустили «из-за отсутствия улик». Еще через день он созвал пресс-конференцию и громогласно заявил: «Я добьюсь своего».
Такие же слова я услышал от бармена Курта Матуше.
Осмотревшись по сторонам, — не подслушивает ли кто? — хотя в пивной, кроме нас, никого нет — Курт торжественно произнес:
— Раз уж разговор пошел начистоту, вот что я вам еще скажу. Мы скоро выйдем на международную арену. Объясню, каким образом: будем взрывать итальянские и голландские поезда. И взрывать до тех пор, пока они не освободят тех, кого ни за что ни про что посадили.
Тогда я не поверил Матуше, подумал: желая показать себя, он завирается. Но, вернувшись в Москву, прочитал в «Штерне»: «Есть сведения о том, что «Фронт» готовил ряд диверсий на железной дороге, намереваясь взрывать товарные поезда из Италии и Нидерландов в знак протеста против того, что в этих странах не выпущены из тюрем нацистские преступники». На источник получения информации журнал не указал, однако статья подтвердила, что высказывания бармена — не беспочвенные угрозы. И не пустое бахвальство.
Но отчего Курт был так откровенен, я бы даже сказал, болтлив? Произвести впечатление, услышать возгласы восторга — вот чего он желал страстно и неприкрыто. А тут появился собеседник! Думаю, стремление выделиться, оказаться на виду, надежда в будущем захватить власть были в числе причин, которые привели Курта к неофашистам. Мне он показался типичным люмпеном. И когда я задал вопрос о его родителях, Матуше промолчал…
Пять раз я был на берегах Рейна, и меня снова и снова уверяли, будто в Советском Союзе преувеличивают опасность фашизма, а на самом деле сейчас в ФРГ совсем не так, как было в довоенной Германии.
Да, сейчас не так. Тем не менее мы убеждены: в стране, породившей гитлеризм, должны быть устранены все возможности рецидива, в Федеративной Республике не должно быть ни одного неонациста.
В этом убеждено и большинство западных немцев. В том числе жители Гамбурга. Сердце города бьется не в Санкт-Паули, а в рабочих кварталах, в порту, на Тарненбекштрассе в музее Эрнста Тельмана.
Город верен идеям Тельмана. В нем около трех с половиной тысяч коммунистов — почти десятая часть всех членов компартии.
Гамбуржцы обязательно показывают гостю два собора: собор святого Михаила — с давних пор рыбаки и моряки, завидев издали шпиль «Михеля», знали, что они дома, и церковь святого Петра (тоже символ Гамбурга) — ее стены так и остались разрушенными со времен бомбардировок военных лет. Уроки истории!
Тем не менее все двадцать тысяч «коричневых» чувствуют себя в ФРГ вольготно. Точнее — безнаказанно.
Пройдет полгода после нашей встречи, и Курт со своими молодчиками откроет, по словам журнала «Шпигель», новую страницу в истории западногерманского фашизма.
«Историческое событие» начнется с обычного митинга «Фронта». Но участники сборища будут вести себя настолько разнузданно, что один из полицейских вдруг возьмет да робко, полушепотом, скажет: «Разве можно так!» Шепот услышат. На стражей порядка набросятся разъяренные фашисты. Они напрочь забудут, что полиция обычно относится к ним благосклонно. В воздух полетят стулья, подносы, даже мемориальная доска с барельефом незабвенного фюрера, которую «дети Гитлера» намеревались укрепить у входа в здание. На поле сражения останется двадцать тяжелораненых.
Тогда в Бонне выступит министр внутренних дел и заявит, что неонацистские группы начинают переходить к открытому терроризму, ныне стране грозит опасность со стороны не только левых, но и фашистов.
Антифашистская выставка в Бонне
Впервые высокопоставленное официальное лицо ФРГ сделает подобное признание!
А вот что скажет вскоре министр по делам молодежи:
— С растущей озабоченностью я наблюдаю, как юноши и девушки проявляют все больший интерес к личности фюрера и «романтике» вермахта.
В Баварии 40 процентов опрошенных школьников сообщили, что приветствовали бы появление диктатора, если бы он оказался «способным государственным деятелем». А 60 процентов высказались за «сильную национальную партию», то есть практически за фашистов.
Тринадцатилетний житель Франкфурта поведал телекорреспонденту, что если бы он правил страной, то вешал бы противников за ноги, сыпал им на раны соль и мучил до тех пор, пока они не умрут. Уже готовый террорист!
Такие, как он, — члены «Викинга». Это, по сути дела, гитлерюгенд. Сходны и одежда — полувоенная форма серо-зеленого или коричневого цвета, и девизы: «Пусть заблестят ножи!», «Уничтожайте противника!»
Налицо и еще один зловещий момент. Помнишь, читатель, трагедию Платцера? Из всей его семьи в живых осталась только жена. Ей сделали тяжелейшую операцию. Как она? Будет ли жить? Лежа на больничной койке, Платцер пробовал читать, но буквы прыгали перед глазами. Тогда включил радио.
То, что он услышал, показалось галлюцинацией. Но голос в приемнике продолжал: «Мы сознательно пошли на взрыв бомбы в Мюнхене. Я рад, что наша акция вызвала широкий резонанс. Это привлечет внимание к нашей борьбе».
Рад?! Рад гибели Илоны, Игнаца?!
Потом другой голос произнес: «Мы передавали заявление Мишеля Гросса, члена группы «Фламандский военный орден».
Фламандец? При чем тут он? Ведь бомбу взорвал западный немец Кёлер.
Позже Платцер узнал: в мюнхенском преступлении виновны помимо «спортсменов» Гофмана французские и бельгийские неофашисты. Они вместе тренировались в лесах Арденн возле границы ФРГ и Бельгии. Ими командовал Мишель Гросс.
Вскоре на улице Коперника в самом центре Парижа взорвалась бомба. Как и в Мюнхене, огненный смерч превратил в груду лома автомобили и мотоциклы, убил и ранил десятки людей.
Но это преступление не было таким уж неожиданным. Новые нацисты действовали во Франции все более нагло, и им все чаще помогали… полицейские. Почти пятая часть профсоюза инспекторов полиции — неофашисты. «Блюстители законности» участвовали и в подготовке взрыва на улице Коперника.
Чего-то подобного ждали и по другой причине: черносотенцы активизировались во всей Западной Европе. Незадолго до парижского кровопролития произошло еще одно — на вокзале в Болонье, о котором я уже писал.
Болонья, Мюнхен, Париж… Последыши Гитлера дружно перешли к открытому террору. «Речь идет не о случайных эпизодах, а о тенденции, координированной программе», — констатировала парижская «Матен».
…Под вой сирен санитарная машина неслась по центру Рима. Вот и госпиталь «Агостино Гемелли». Из автомобиля на носилках выносят пожилого мужчину, он тяжело дышит, глаза закрыты, губы что-то шепчут.
В 17.17. 13 мая 1981 года на площади святого Петра в Ватикане прогремели выстрелы. Три пули попали в папу римского Иоанна Павла II.
Такого еще не случалось. Стреляли в императоров, королей, президентов, но чтобы в «наместника божьего»!
Сразу, конечно, возникли вопросы: кто стрелял и зачем?
И началось! Вместе с сообщением о том, что у преступника смуглое лицо, родилась версия: он — или чилийский коммунист, или палестинец. Но вскоре стало известно имя — Али Агджа. Тогда версию изменили: это не чилиец или палестинец, однако действовал он «по заданию красных». Опять осечка, оказалось, что Агджа — турецкий фашист.
Клубок разматывался все дальше, и выяснилось, что Агджа часто наведывался в Палермо, в штаб-квартиру «вооруженных революционных ячеек», получал там инструкции и деньги. Итальянские «дети Муссолини» давно готовили покушение на папу римского.
Сам Агджа признался на допросе, что за его спиной стоит «мощная организация», однако не назвал ее. «Они хотят убить и других людей», — сказал Агджа.
Следы его обнаружили также в ФРГ, Испании, Англии, Франции, Бельгии и Греции. Как получилось, что преступник, приговоренный к смертной казни за убийство прогрессивного турецкого журналиста и полтора года разыскиваемый «Интерполом», свободно колесил по Европе и готовил следующее покушение? Откуда у него пачка фальшивых паспортов? Кто открыл в двух швейцарских банках счета на его имя?
Ответ на все эти вопросы одинаков: всесильные друзья — неофашисты.
Они же вместе с ЦРУ не забыли Агджу и после того, как суд приговорил его к пожизненному заключению.
Некая Клер Стерлинг сочинила сначала статью, а затем целую кинокартину о покушении на папу римского. Официально мадам Стерлинг считается журналисткой, но в действительности она «правая рука» резидента ЦРУ в Риме. Эти ее «труды» — своего рода библия для дезинформаторов. Вывод, который делает Стерлинг, однозначен: против Иоанна Павла II существовал заговор коммунистов.
На свет из тени вывели Франческу Манзоллу, возглавлявшего итальянскую секретную службу. Тот заявил, что за турецким фашистом кто-то стоял. Кто? Вероятно, Болгария, — последовал ответ.
Возникла и фотография человека на площади святого Петра, который похож на Сергея Антонова, сотрудника болгарской авиакомпании «Балкан».
Антонова арестовали. Шли месяцы, а он по-прежнему был в тюрьме, хотя все свидетельствовало о его невиновности, хотя было неопровержимо доказано, что в день, когда ранили папу римского, Антонова вообще не было на площади святого Петра.
Но конечно же не ради Агджи сочинили эту версию. Замысел заключался в том, чтобы изобразить Болгарию как рассадник международного терроризма. А еще — настроить против нее, да и других социалистических стран миллионы католиков всего мира.
К началу восемьдесят четвертого года фальшивка окончательно лопнула. Однако Сергею Антонову было от этого не намного легче — в итальянской тюрьме он потерял здоровье.
Зато «серые волки» — группировка, в которую входил Агджа, — радовались: о них теперь знают повсюду! Что это за группировка? Откровенно неофашистская и террористическая, на ее счету убийство более трех тысяч человек.
Штаб-квартира «серых волков» — в Турции. А всего террористы действуют в шестидесяти странах.
«Для всех людей найдется место под солнцем. Может быть, самое чудесное в жизни — ее многообразие. Но нет на земле места фашистам. Если они после всего уцелеют, значит, простись с надеждой, не думай о справедливости, не ласкай ребенка — он обречен». Прошло почти сорок лет с тех пор, как Илья Эренбург написал эти строки, но и сейчас люди считают точно так же. И их очень тревожит, что «бывшие» поднимают голову.
Вот и Курт нисколько не сомневается в своей «высокой миссии». Развалившись в кресле и становясь после каждой кружки все разговорчивей, он вещает:
— Мы готовимся к тому часу, когда нас позовет отечество. Мы нанесем первый удар. Именно мы! А тех, кто попробует помешать, сотрем в порошок.
Тут слышу грохот. Худосочный юнец лежит на полу. «Маркиза», которая привела его, спешит на выручку.
— Ну и новобранца отыскали, — возмущается бармен. И, посмотрев на часы, отставляет кружку в сторону. — Однако я заговорился с вами. Скоро у нас начнется встреча.
— Она будет проходить здесь?
В этот момент дверь распахнулась. На пороге стояли трое. Черные рубашки, черные брюки, черные кожаные куртки. На левом рукаве свастика. Галстуки с изображением черепа. Высокие кавалерийские сапоги. На поясе нож.
Переступив порог, вскинули правую руку. И выкрикнули: «Хайль Гитлер!»
— Захватили с собой мертвого коммуниста? Или еврейскую свинью? — усмехнулся Курт.
В ответ раздался дружный гогот. Молодчики проследовали в глубь пивной.
— А мне нельзя остаться? — спросил я.
— Что вы! — замахал руками Курт. — Если кто узнает, что на встрече были посторонние, мне — фьюить, — он красноречиво провел рукой по горлу. — К нам пытались пробраться переодетые шпики. И репортеры. Всем им не поздоровилось.
— Я тоже репортер, — я больше не мог сдерживаться, не мог смотреть в наглую физиономию фашиста. И с удовольствием добавил: — К тому же из Москвы.
Курт открыл рот, но ничего не сказал. Молча смотрел, как я встаю, кладу на стол деньги за пиво, выхожу на улицу.
Только что прошел дождь, и на Шпатендайхштрассе было свежо, дул приятный ветерок. Мне показалось, что я проснулся после кошмарного сна. Если бы!
Я рассказал лишь о трех странах, где поднимают голову профессиональные убийцы, но читатель и так уже может представить себе одно из самых позорных и отвратительных явлений XX века, имя которому — терроризм. Особенно присущ он Западу — здесь происходит вдвое больше убийств по политическим мотивам, чем в Африке и на Ближнем Востоке, вместе взятых.
Впрочем в «цивилизованном» обществе знают и другие приемы расправ с неугодными. Подчас их устраняют без пуль, без бомб, без мин. Каким образом? Расстреливают морально.
