Во время Кронштадского мятежа, за три дня до окончания в шесть часов вечера отца с квартиры по телефону вызвали явиться к председателю комитета восстания Петриченко. Петриченко приказал отцу немедленно, в эту же ночь взять матросов и рабочих со всего порта и вывезти на лед вокруг Кронштадта весь запас мин заграждения и до утра взорвать их. Запас составлял свыше 30 000 мин. Петриченко, зная отца, понимал, что за ним пойдут и моряки-матросы, и рабочие, и дело будет выполнено в срок. Отец категорически отказался, говоря, что в начале марта 1917 года принял присягу советской власти и нарушить ее не может. «Мы с тобой посчитаемся», – ответил Петриченко и после многих уговоров отпустил его. Придя домой, отец сказал матери: «Сегодня ночью меня, видимо, арестуют и расстреляют». Через час за ним пришел конвой и увел. Матросы конвоя сказали матери, что дело плохо – грозит расстрел и сейчас будет суд.

Здесь необходимо разъяснение: дело в том, что когда встал вопрос о том, как погасить восстание моряков всего Балтийского Флота в Кронштадте – Троцкий и Сталин, зная, что войска всех фронтов Европейской части России не пойдут против своих братьев, восставших от голода и новых порядков, собрали все войска из Сибири, стоявшие в резерве всю войну с 1914 по 1921 год. Эти войска состояли из трех полных дивизий: Башкирской, Монгольско-Китайской и Дикой, все на конях. Кроме дивизий было много отдельных полков и частей, сформированных из ненцев, зырян, коми, черемисов и других народностей еще в царское время…. Они ничего не знали и не слыхали о Кронштадте и пойдут по приказу на штурм. Когда эти части прибыли в Петроград, им на митинге объявили, что надо взять крепость, стоящую в поле, и что эта крепость называется Кронштадт, и погнали сразу же в Ораниенбаум, а через день после отдыха – на первый штурм Кронштадта.

Кадры из фильма о штурме Кронштадта, снятого после подавления мятежа

Этот первый штурм был отбит огнем крепостных батарей. Начали второй, дивизиям удалось во время пурги подойти ближе – по нападающим начали бить не только Кронштадтские батареи, но и линейные корабли с внутреннего рейда. Они стреляли 12-дюймовым главным калибром – он оставлял на льду воронку в 50 метров диаметром, и конники сплошной массой уходили под лед.

Второй штурм был отбит, как и первый, с большим уроном для наступавших, а, самое главное, в дивизиях пошли слушки о том, что их обманули, и город стоит на воде. Вот каково было положение, когда отца вызвал Петриченко. Он понимал, что если лед вокруг Котлина будет взорван, Кронштадт не взять никакими силами и колесо истории повернется совсем в другую сторону. Ведь за Балтийским Флотом и Кронштадтом было Финское побережье, а на нем враждебно настроенные финны, только что отделившиеся от молодой советской республики, и с ними помощь белогвардейцев и англичан, уже интенсивно подвозивших в Кронштадт продукты питания для флота.

В тот же год на Балтике стояла очень суровая и снежная зима, и это помогало обману кавалерийских дивизий, направленных на взятие Кронштадта. Отец был арестован, мины на лед не вывезли, хотя Петриченко и попытался это сделать, но массы за ним не пошли, и через два дня Кронштадт был взят красными.

Отца не успели ни судить, ни расстрелять – не до того было видимо. Но когда пришли опять красные, отца только перевели из одной тюрьмы в другую. Долго разбирались, что с ним делать и, наконец, после вмешательства матросов и рабочих, он был освобожден. Герою труда Балтики это стоило последних волос и ухудшения состояния здоровья (отец начал болеть язвой желудка).

Трупы расстрелянных после подавления мятежа

Вся наша семья навсегда сохранила огромную благодарность старым партийцам – рабочим и матросам, вступившимся за него. Это были члены партии с первых годов этого столетия – основное ядро революционеров, свергавших царское правительство, бравших Смольный и преданных Ленину. Многие из них приходили к нам на квартиру и утешали мать, говоря, что они сделают все, чтобы освободить отца, и они это сделали.

Разве кто знает сейчас, что мятеж продолжался бы очень долго и мог изменить весь ход колеса истории, если бы не состоялся разговор моего отца с одним из руководителей восстания Петриченко?

Отец остался в прежней должности и продолжал работать. В 1922 году, когда на Флоте почти не осталось моряков и основные кадры уже были убиты на фронтах или уничтожены после мятежа, началось флотское пополнение, которое и было расписано по кораблям.

Штаб морского отряда, участвовавшего в подавлении Кронштадтского мятежа

Больше года после мятежа нельзя было пить воду, отравленную лошадьми и солдатами трех дивизий, а полегло их тогда десятки тысяч и тех и других.

После взятия города и порта репрессии не замедлили последовать.

И потом в жаркие летние дни я сидел у окна нашей квартиры и кричал последнее прости проходившим мимо меня старым кадровым морякам. Моряки шли в свой «последний рейс», группами по 500–600 человек каждая, почти ежедневно, в течение нескольких дней… Дальше их сажали на баржу с подъемным днищем и попросту топили в море, а выплывавших расстреливали пулеметом. Это был настоящий террор в отместку за двухнедельные бои при взятии Кронштадта. Террор за уничтожение трех кавалерийских дивизий. Долго потом, после их прохода я ревел, уткнувшись в подушку – ведь среди них была масса моих знакомых…

Части Красной армии после взятия Кронштадта. В центре П. Е. Дыбенко

В водах залива нашли себе смерть около 9000 кадровых матросов флота… А ведь именно эти моряки и делали революцию, брали Смольный и Зимний и были самой надежной опорой Ленина…

После этих событий стало совсем тяжело и тошно в городе. От флота почти ничего не осталось, кроме нескольких миноносцев и одного линкора – все остальное было или продано или стояло в угольной гавани в ожидании лучших времен…

Флот на Балтике на несколько лет перестал существовать. Несколько слов о том, как это произошло. Русский флот обоих морей, значительно выросший за войну и почти не понесший потерь в войне до середины 1917 года, состоял больше чем наполовину из лучших типов судов и, кроме того, мог быть еще сильно пополнен введением в строй десятков различных кораблей, недостроенных к началу 1917 года…

Но, к сожалению, достраивать их уже было некому, да и не на что. И эти два-три десятка лучших «будущих» сверх-дредноутов, линейных кораблей, крейсеров, эсминцев и подводных лодок понемногу ржавели во многих портах и верфях, а потом шли добычей существовавшему в двадцатых годах Рудметалторгу или на продажу «на слом» в Германию.

Лучшую часть Балтийского флота мы уничтожили сами, а лучшую часть Черноморского флота увели с собой врангелевцы, и она так и пропала в порту Бизерта. Старший брат моего отца Василий Мануилович Озеров был кадровым офицером Черноморского флота и за попытку помешать угону русского флота за границу был расстрелян белогвардейцами.