Часть первая

ПОД ЧУЖИМ ИМЕНЕМ

 

1

Сегодня Ника решила устроить праздник. Вообще-то она любила изредка устраивать праздники просто так — чтобы поднять настроение и разнообразить будничный ход жизни. Поводом для Никиных праздников могло послужить что угодно: интересные покупки, удачные выступления ее девочек на конкурсах — Ника работала инструктором по шейпингу — или даже просто хорошая погода. Но сегодня повод был настоящий — ровно год, как они познакомились с Кириллом. Такое событие нельзя не отметить.

Интересно, вспомнит ли сам Кирилл об этой дате? Вряд ли — мужчины редко помнят такие вещи. Ну ничего, пусть это будет для него сюрпризом. Тем более что в последнее время он стал каким-то странным, то молчит, то раздражается по пустякам, а когда Ника пытается его расспросить — отмалчивается или отговаривается мелкими неприятностями на работе. Так что внеплановый праздник пойдет только на пользу их отношениям.

Позвонив Кириллу в банк и не застав его на месте, Ника просила передать, что звонила жена. (Вообще-то, строго говоря, женой ему она не была — они не были расписаны, но жили вместе уже почти год.) Ника хотела, чтобы Кирилл сегодня после работы нигде не задерживался и ехал домой.

Заручившись обещанием Кириллова напарника передать все слово в слово, она успокоилась и наметила для себя дальнейший план действий.

Договорившись с Ирой, что та проведет вечерние занятия в Никиных группах, и удрав с работы пораньше, Ника для начала отправилась на Шаболовку. Там находилась киностудия «Петр и Марк», где работала визажистом ее близкая подруга Маша и где сама Ника вела шейпинг-курс. Ника подрабатывала у «Петра и Марка» уже больше года, и все были довольны: кассеты с ее занятиями хорошо раскупались, а Нике за урок платили столько, сколько она на своей постоянной работе получала за полгода.

К Маше Ника заходить не стала, а прямиком отправилась на пятый этаж в бухгалтерию. Денег на этот раз оказалось даже больше, чем она надеялась получить. Расписавшись в ведомости и забрав свое богатство, Ника решила, что с такой суммой она может позволить себе все, что пожелает. Она медленно шла по длинному коридору к лифту, прикидывая, что и где купить для праздничного ужина. Какой-то лохматый молодой человек пробежал мимо нее, на ходу оглянулся и вдруг притормозил:

— О, какая девушка! — Лохматик даже присвистнул. — Вы в сто пятую на пробы? Пойдемте, я вас провожу!

— Нет, спасибо, — улыбнулась Ника. — Я не на пробы.

Однако его восхищение было приятно. Что-то уже давно никто не говорил ей комплиментов просто так.

Окинув себя взглядом в большом зеркале лифта, Ника осталась собой вполне довольна. Новый темно-зеленый плащ с яркой клетчатой подкладкой очень шел к ее темно-каштановым с рыжеватым отливом волосам, подчеркивал нежную бледность лица и яркую зелень глаз. Даже неистребимые веснушки, обычно так огорчавшие Нику, смотрелись вполне симпатично. На самом-то деле веснушки ее ничуть не портили. Если бы Ника родилась на несколько веков раньше, она вполне могла бы послужить моделью для картин Боттичелли. Итальянский художник любил такой типаж — рыжеволосых женщин с белой кожей, с удивленными глазами и нежным овалом лица. И уж наверное, в утешение себе подумала Ника, изящный носик той дамы, с которой он писал знаменитую Венеру, тоже украшали веснушки.

Через три часа на небольшой кухне в Никиной двухкомнатной квартире дым стоял коромыслом. Сама Ника, раскрасневшаяся, в стареньких джинсах и рубашке-ковбойке с закатанными рукавами, крутилась между плитой и кухонным столом, пытаясь одновременно мешать соус и резать овощи для гарнира. Гастрономические вкусы Кирилла были весьма своеобразны. Все нормальные мужчины любят мясо, — а Кирилл мясу предпочитал рыбу: жареную, копченую, под маринадом… Особенно ему нравился судак по-польски, под белым соусом, а это блюдо готовилось довольно хлопотно. Но сегодня Ника решила, что повозиться стоит. Кроме судака по-польски, в меню ужина входил салат с крабными палочками и консервированной кукурузой, овощной салат, тушеные овощи и белое вино. К чаю Ника купила настоящее берлинское печенье — его Кирилл обожал. Когда судак томился в духовке, доходя до нужной кондиции, горшочек с тушеными овощами стоял на плите, а стол был красиво сервирован, Ника бросила взгляд на часы, охнула и побежала переодеваться. Половина седьмого, Кирилл придет меньше чем через час!

По случаю получения крупных денег Ника прошлась не только по продуктовым магазинам, но и позволила себе немного обновить гардероб. Объемистую сумку с новыми приобретениями она закинула в комнату не разбирая — нужно было скорее покончить с ужином. И сейчас, вывалив на диван сегодняшние покупки, Ника извлекла из вороха одежды наряд, купленный специально для этого вечера. Шифоновое платье цвета слоновой кости с атласной отделкой по воротнику и манжетам подходило для торжественного ужина вдвоем. Тонкий полупрозрачный шифон не скрывал, а подчеркивал достоинства Никиной безупречной фигуры, а длина платья — на десять сантиметров выше колена — позволяла продемонстрировать стройность ног. Облачившись во все это великолепие, Ника придирчиво оглядела себя в большом зеркале и вздохнула. Конечно, все хорошо, вот только грудь могла бы быть и побольше… Сейчас в моде снова пышные формы, как у Мэрилин Монро. Но тут уж ничего не поделаешь — что есть, то есть. Впрочем, Нике — грех жаловаться!

Еще раз посмотрев в зеркало и улыбнувшись своему отражению, Ника опять вернулась в комнату и убрала покупки в шкаф. Так, что еще? Ах да — надо достать из бара свечи! Машка ей недавно подарила красивые витые розовые свечи, кажется, ароматизированные… Куда же она их засунула? Вставив две свечи в маленькие резные подсвечники из кости, сделанные когда-то Никиным отцом, Ника отнесла их на стол. Вот теперь, кажется, все. Настенные часы пробили половину восьмого. Сейчас должен прийти Кирилл.

В девять вечера салаты на столе начали заветриваться, овощи остыли, а судак давно перестоялся в духовке. Ника нервно расхаживала по комнате — от окна к дивану и обратно. На улице начался дождь. Капли стекали по темному стеклу, и Ника расстроилась окончательно — поскорее задернула шторы, чтобы не видеть плачущее окно. Половина десятого. Десять. Устав от бессмысленных хождений, Ника сбросила и швырнула в шкаф скомканное платье, снова влезла в старые джинсы с ковбойкой и забилась в угол дивана — колени к подбородку. Давно уже стемнело, но свет зажигать не хотелось. «Надо бы убрать со стола», — вяло подумала Ника, но не шевельнулась. Не хотелось даже плакать. Внутри была какая-то звенящая пустота.

Кирилл пришел в первом часу ночи. Осторожно хлопнула входная дверь — он, очевидно, решил, что Ника давно спит, и не хотел ее будить. Было слышно, как он возится в прихожей, снимая ботинки и стаскивая с себя мокрый плащ. Через минуту он возник на пороге комнаты, осторожно щелкнул выключателем и замер, увидев накрытый стол, оплавленные свечи и Нику, сидящую на диване: колени притянуты к подбородку, пустой взгляд уставлен в пространство.

— Ты что здесь делаешь? — удивленно сросил он.

Ника подняла на него глаза:

— Где ты был?

— По делам ездил, а что? — В тоне Кирилла послышалось раздражение. Он терпеть не мог таких вопросов.

— Тебе разве не передали, что я просила тебя не задерживаться?

— Нет, а что? У нас сегодня должны были быть гости? — Кирилл оглядел стол. — Я не помню, чтобы был такой разговор, ты не предупреждала…

— Нет. — Ника устало поднялась. — Просто я хотела поужинать с тобой вдвоем. Экспромтом. Но не получилось.

Она прошла мимо Кирилла в спальню и стала молча разбирать постель. Кирилл потоптался в комнате, а потом стал убирать со стола, попутно поедая салаты. Через какое-то время она услышала, что он поставил чайник. «Судака в духовке не найдет, — подумала Ника. — Ну и пусть! Так ему и надо!» Однако злости не было — было больно и до слез обидно. Называется, устроила праздник! А он ничего не понял! Или все мужчины такие?

Спустя полчаса Кирилл вошел в спальню, присел на край постели и тихо спросил:

— Ты еще не спишь?

Ника не ответила. Тогда он протянул руку и осторожно погладил ее по волосам:

— Я же знаю, что не спишь. Ну, прости меня, я действительно не мог раньше прийти! Простишь?

Он нагнулся, обнял ее и притянул Никину голову к своей груди.

Ника всхлипнула и уткнулась лицом в пушистый свитер. Как все-таки хорошо чувствовать себя маленькой и защищенной в его сильных руках. Ника всхлипнула громче.

— Ну-ну, ну успокойся. Ты меня простила?

Ника совсем было уже собралась сказать «да», но что-то вдруг ей помешало. Что-то… Что-то было не совсем так… Внезапно она поняла — запах! От свитера Кирилла тонко, еле уловимо пахло чужими духами! Сладковатый, приторный запах» Опиума», который сама Ника терпеть не могла.

Она отстранилась, села на постели, зажгла бра и посмотрела Кириллу в лицо. Он встретил ее взгляд совершенно спокойно:

— Ты что?

Ника продолжала на него смотреть. Кирилл слегка смутился и провел рукой по лицу:

— Что ты на меня так смотришь?

Усилием воли Ника взяла себя в руки:

— Да нет, ничего… Так где ты был?

— Понимаешь, — оживился Кирилл, — у меня была встреча с одним клиентом. Он завтра уезжает на Рижское взморье отдохнуть и предлагает мне его сопровождать. В качестве телохранителя.

— В сентябре на Рижское взморье? — с недоверием переспросила Ника.

— Ну и что? — Кирилл отвел глаза. — Вкусы у людей разные, а у богатых свои причуды. Это ненадолго, дней на десять, ну, может, на две недели от силы. Ты не против? Я согласился.

— Зачем ты спрашиваешь, если уже согласился? — Ника вымученно улыбнулась, но Кирилл не заметил, какой жалкой получилась ее улыбка.

— Он обещал мне хорошо заплатить. А деньги лишними не бывают.

— И когда ты уезжаешь?

— Поезд завтра днем.

Ника усмехнулась:

— Кажется, бизнесмены предпочитают самолеты.

— В Ригу поездом удобнее, — резонно возразил Кирилл. — Жаль, ты не сможешь меня проводить. У тебя ведь завтра целый день занятия, а потом работа на студии?

— Я могла бы отпроситься. — У Ники затеплилась слабенькая надежда, что все ей показалось, а на самом деле…

— Нет, зачем такие жертвы, — поспешно возразил Кирилл. — Лучше я тебе оттуда позвоню, и ты меня встретишь.

Утром, когда Ника уходила из дома, Кирилл еще спал. Ее день складывался как обычно — первая группа девочек в половине девятого, потом пятнадцать минут перерыва, новая группа, и так далее. И внешне все шло как обычно — Ника улыбалась, показывала упражнения, тестировала девочек на компьютере, обсуждала программы питания… Но на душе у нее скребли кошки. Неужели у Кирилла появилась другая женщина? Она уже месяца два как чувствовала — что-то не так. Но явных поводов для подозрений пока не было. А теперь — эта странная поездка. В сентябре на Рижское взморье никакой новый русский не поедет, ему там делать нечего! А поедет… Поедет как раз не очень богатый мужчина, желающий побыть вдвоем с дамой в романтической обстановке. Ника гнала от себя эти мысли, но они приходили снова и снова. Отзанимавшись с последней группой, Ника стала собираться на киностудию. Бросила в сумку купальник, шейпки, гетры и оглядывалась в поисках забытых мелочей, когда администратор позвала ее к телефону.

— Вероника Павловна? — раздался в трубке приятный баритон.

— Да, — ответила Ника, пытаясь одновременно удержать трубку одной рукой и надеть плащ. Она уже опаздывала.

— Хорошо, что я вас застал, — обрадовался баритон. — Съемка сегодня отменяется, меня просили предупредить, что теперь кассету будут записывать через две недели, в среду в это же время. Вас устроит?

— Сейчас приезжать не надо? — Ника от удивления застыла в неудобной позе и чуть не уронила трубку.

— Нет, сегодня нет.

— Спасибо, — Ника перехватила трубку в последний момент, — спасибо, что предупредили.

Через пять минут она уже стояла на Ленинградском проспекте и ловила машину. Поезд отходит через сорок минут, и, если поторопиться, она успеет проводить Кирилла.

Ника проскочила здание вокзала одним духом и вбежала на платформу. Остановилась, а затем медленно пошла вдоль состава. До отправления поезда оставалось пять минут. Никины дальнозоркие глаза видели пассажиров почти до первого вагона. Внезапно она шарахнулась в сторону и спряталась за колонной. Впереди, метрах в тридцати от нее, стоял Кирилл, повернувшись спиной. Но Кирилл был не один — он нежно обнимал за плечи худенькую блондинку. Блондинка курила, поэтому они и не шли в вагон. Она курила, Кирилл ее обнимал, а Ника смотрела на них из укрытия и чувствовала, как у нее подкашиваются ноги. Вот сейчас он обернется, увидит ее и… Но ничего не произошло. Блондинка отбросила сигарету, и парочка скрылась в тамбуре. Через минуту поезд тронулся, пошел все быстрее, быстрее, скрылся за поворотом, а Ника долго смотрела ему вслед… Она была не в состоянии сдвинуться с места…

 

2

Шейпинг-зал был похож на летний луг — из-за зеленого коврового покрытия. На улице шел мелкий противный дождь, первый вестник приближающейся осени, а здесь было светло и сухо. Девушки в разноцветных купальниках и ритмичная музыка вызывали в памяти лето и пляжи. Маша обежала глазами зал — инструктора нигде не было видно. Полюбовавшись немного на девушек — красота всегда поднимает настроение, — Маша прошла в небольшую комнатку, отделенную от зала бамбуковой занавеской. Так и есть — Ника сидела за маленьким столиком и лениво ковыряла ложечкой йогурт в пластиковой баночке. Вид у нее был поникший.

— Ты что халтуришь? — Маша кинула сумку на пол и плюхнулась на маленький диванчик. На Нику это было не похоже — она все занятие проводила в зале, внимательно следя за своими подопечными.

— А, — Ника улыбнулась и махнула рукой. — Это сильная группа, им инструктаж не требуется. Хочешь?

Она пододвинула подруге остатки йогурта. Маша посмотрела на этикетку:

— Черничный? Нет, не люблю. Доедай спокойно. А потом, я хочу позаниматься, куда мне сейчас есть!

Ника пожала плечами и снова вяло запустила ложку в баночку. Маша внимательно посмотрела на нее: как в воду опущенная, и глаза, похоже, красные…

— Плакала?

Ника вздохнула:

— Было…

— Из-за Кирилла? — Маша пододвинулась к подруге и обняла ее за плечи. — Мне не хочешь рассказать?

— Ох… — Ника передернула плечами. — Не сейчас, ладно?

— А когда? — Маша встревожилась. Странно было видеть обычно веселую Нику в таком состоянии.

— После занятий.

Маша попробовала настоять:

— Но у нас еще уйма времени! До следующей группы почти двадцать минут.

Ника поморщилась:

— Понимаешь, это долгий разговор…

— Изложи суть в двух словах, — решительно сказала Маша. — А детали обсудим позже.

— Ну… — Ника замялась, не решаясь начать.

В этот момент занавески раздвинулись, и в образовавшуюся щель просунулось хорошенькое личико юной шейпенгистки.

— Вероника, вы свободны? Можно мне сегодня протестироваться чуть пораньше?

Ника обрадовалась отсрочке разговора и улыбнулась девушке:

— Конечно-конечно. Иди к компьютеру, я сейчас.

С порога она обернулась и сказала Маше:

— Все равно в двух словах ничего не получится. Давай после занятий, хорошо?

Отпрыгав положенный час перед мониторами, Маша приняла душ, полежала пятнадцать минут в солярии — пришлось еще подождать, пока Ника освободится. Наконец они вышли на улицу. Дождь продолжался. Ника поежилась от капли, попавшей за воротник, и спросила:

— Ты на машине? Может, поедем ко мне? И ночевать останешься: я теперь одна, а завтра суббота.

— Как — одна? А где же твой красавчик? — не поняла Маша.

Ника опять поежилась и вместо ответа махнула рукой:

— А… Поехали, я дома все расскажу.

Маша внимательно посмотрела на подругу:

— Поссорились, что ли? Опять?

Ника покачала головой:

— Нет. Потерпи до дома, хорошо? Мне не хочется обсуждать это на ходу. Кроме того, пока едем, я соберусь с мыслями.

Маша не возражала. Действительно, она на машине, и завтра суббота, можно остаться у Ники ночевать. Просидят они, конечно, часов до трех, уговорят бутылочку хорошего вина, хотя это и не рекомендуется после шейпинга. Однако Нике вино сейчас не повредит — вон в каком она состоянии. Маша была уверена, что все из-за проклятого Кирилла. Никогда он ей не нравился!

Маша дружила с Никой, можно сказать, с пеленок: когда-то они жили в одном доме, их мамы гуляли с колясками в одном дворе. В розовой коляске лежала маленькая Вероника, в зеленой — маленькая Маша. Потом они ходили в один детский сад, потом — в одну школу. Сидели за одной партой до тех пор, пока Машина семья не переехала, поменяв старый сталинский дом на Беговой на эксперементальную квартиру с улучшенной планировкой в районе Речного вокзала. За прошедшие с того времени десять лет Маша переезжала неоднократно: к двадцати пяти годам она успела побывать замужем и разменяться с родителями, а потом развестись и разменяться с мужем. А Вероника так и жила в старом доме на Беговой — одна. Родители Ники погибли в автомобильной катастрофе десять лет назад, когда ей было пятнадцать, а ни бабушки с дедушкой, ни братьев с сестрами у нее не было.

Машина досталась Маше от отца всего три месяца назад. Он купил себе новую «девятку», а видавшую виды «пятерку» отдал дочери. Водительского опыта у нее не было никакого, поэтому отвлекаться от дороги Маша себе не позволяла, хотя ее и беспокоило Никино состояние. Но ведь Ника до самого дома ничего не скажет!

Приткнув старенькую «пятерку» во дворе между таким же задрипанным «Москвичом» и «Фордом Скорпио» — ох, уведут ведь, такие машины нужно держать в гараже — Маша вытащила с заднего сиденья объемистую спортивную сумку и поспешила вслед за Никой в подъезд. Та уже ждала ее в раскрытых дверях лифта:

— Давай скорее, я совсем замерзла.

— Да ты что, на улице теплынь! — сказала Маша и еще больше встревожилась: — У тебя это, наверное, нервное!

Двери лифта со скрипом закрылись, и он медленно пополз на седьмой этаж.

— Все время боюсь в нем застрять, — поежилась Маша и выпалила: — Так что у тебя стряслось? Кирилл что-нибудь опять выкинул?

У Ники задрожали губы — вот-вот заплачет, но она сдержалась:

— Он уехал.

— Куда?

— На Рижское взморье.

— В сентябре? — изумилась Маша и быстро добавила: — Так ведь даже хорошо, что уехал. Ты немного от него отдохнешь.

Ника вздохнула и сказала бесцветно:

— Дело в том, что он уехал не один.

— А с кем? — не поняла Маша.

— С другой женщиной.

Лифт остановился на нужном этаже. Двери открылись, Ника вышла, а у Маши ноги от неожиданности приросли к полу.

— Как это? Подожди-подожди, он что, тебя бросил?

В это Маша просто поверить не могла.

— Нет. — Ника открыла дверь квартиры и вопросительно посмотрела на подругу: — Ты идешь или останешься в лифте?

Через пятнадцать минут они сидели в уютной кухне Никиной двухкомнатной квартиры. Золотистый «Кокур» был налит в высокие хрустальные фужеры, крекеры красиво разложены на блюде, на плите закипал чайник, а Маша обратилась в слух. Она ушам своим не верила. Ну, что Кирилл подлец, она давно догадывалась, но такое… Бедная Ника! Немного помолчав и переварив услышанное, Маша посмотрела на подругу:

— И что ты намерена делать? Бросишь его?

Ника, не ответив, отпила из своего фужера.

— Ну? — настаивала Маша. — Бросишь?

— Не знаю… — Ника грустно улыбнулась. — Понимаешь, есть у меня одна идея…

— Какая идея?

— Да сумасшедшая, наверное… Представляешь, я меняю внешность до неузнаваемости, еду вслед за ними, снимаю комнату где-нибудь рядышком и начинаю попадаться Кириллу на глаза. Как бы он сейчас ни был в свою теперешнюю пассию влюблен — перед новой красавицей не устоит, я-то его знаю.

— А потом? — не поняла Маша.

Ника посмотрела на нее и слабо улыбнулась:

— Потом? Не знаю…

Она отпила еще немного вина и потянулась за крекером.

— Зачем тебе это? — Маша недоуменно пожала плечами. — Ты же его давно не любишь. Собственно, и никогда не любила.

Ника отставила фужер и упрямо сдвинула брови:

— Ты ничего не понимаешь. Люблю. Он — единственный, кто мне нужен.

Маша рассердилась:

— Не ври ты хоть самой себе. Не нужен он тебе. Просто ты устала от одиночества и не желаешь понять, что жизнь с Кириллом — то же одиночество, только вдвоем. А кроме того, ты не умеешь проигрывать. Тебе непременно надо доказать и себе, и ему, и окружающим, что ты лучше всех.

— Не всех, — поправила Ника. — Лучше той, другой.

— Ну, что ты лучше всех баб, которых Кирилл цеплял, цепляет и еще может подцепить, — это и доказывать не надо, так ясно. И он, между прочим, в этом смысле не дурак. Гулять гуляет, но втихую, от тебя уходить и не думает. Предложи ты расписаться — завтра же в загс побежит.

— Ты знаешь, а я ведь этого хотела, — медленно проговорила Ника. — Думала позавчера ему об этом сказать… Год все-таки прожили.

— И слава Богу, что не сказала! — отозвалась Маша. — Подумаешь — год!

Ника секунду помолчала, потом вздохнула:

— Не понимаю, что ты хочешь мне доказать?

Маша опять пожала плечами:

— Ничего. Просто не вижу смысла в твоей затее. Пустая трата времени и денег.

— Ну, на работе я уже договорилась об отпуске, а деньги — спасибо тебе — сейчас не проблема, — улыбнулась Ника.

— Ох, знала бы, на что ты их потратишь — ни за что бы тебе не устроила эту работу. — Маша от досады прикусила губу.

— Машка, ну что ты мелешь! Конечно, устроила бы, — уверенно сказала Ника. — Я же тебя знаю!

Маша не позволила увести разговор в сторону и быстро вернулась к обсуждению Никиного плана:

— Ну и зачем ты потащишься куда-то переряженной до неузнаваемости? Отбивать мужика, который тебе уже не нужен? А если он тебя узнает? Сама же говоришь — год вместе прожили, он твое тело успел изучить. И представляешь, как ты будешь глупо выглядеть!

Ника с сомнением посмотрела на свои красивые ноги, провела руками по груди и вдруг оживилась:

— Не узнает. Я все продумала. Изменю фигуру — стану носить накладной бюст! Из поролона!

Маша фыркнула и подавилась «Кокуром»:

— Ну ты скажешь!

— А чего такого? — убедительно сказала Ника. — Грудь здорово меняет фигуру! Наконец прочувствую, что значит быть женщиной в теле!

— А на ноги тоже привяжешь поролоновые валики?

— Зачем? Сейчас модно, чтобы бюст был — во! — Ника выставила перед собой локти, — а ноги стройные. Да от такой внешности все Рижское взморье с ума сойдет!

Маша насмешливо заметила:

— Жаль, не сезон. Стоящая публика разъехалась, остались только такие, как Кирилл.

Ника качнула головой:

— Мне и его хватит. И вообще, все получится! В постель я к нему, разумеется, не полезу, а так… Маш, ты же отличный визажист, ты мне поможешь!

Маша с сомнением поглядела на нее. Ника уловила сомнение и бросилась в атаку:

— Я люблю его, что бы ты там себе ни напридумывала! Просто мы с тобой по-разному это переживаем. Мне и нужна такая любовь, как у нас с Кириллом! Мне нужно, чтобы мне не давали расслабиться, чтобы мне все время приходилось его как бы заново завоевывать!

Маша фыркнула:

— Тоже мне завоевательница! Женский вариант Чингисхана!

— Ага! — Ника готова была признать себя и папой римским, лишь бы Маша согласилась. — Ну так поможешь?

— Дурака валять?

— Пусть дурака, если хочешь. Поможешь?

Маша вздохнула, сдаваясь:

— Если ты забрала что-то себе в голову… Ладно.

Сказала и сама оживилась: а все-таки интересно… Слепят они из Ники другую женщину так, чтобы Кирилл ее не узнал? И не только не узнал, а еще и влюбился заново?

«Кокур» остался недопитым. Ника потащила Машу в комнату, открыла шкаф и вывалила прямо на пол кучу барахла. Несколько минут девушки с азартом копались в этой куче, потом Ника выхватила какую-то зеленую тряпку:

— Вот! Сейчас увидишь!

Тряпка оказалась закрытым купальником. Быстро скинув свитер и стянув джинсы вместе с трусиками, Ника облачилась и продефилировала по комнате:

— Ну как?

— Блеск! — У Маши от изумления глаза округлились и рот сделался как буква «о». — Здорово! Ты похожа на… На… Ну, даже не знаю… На модель из «Плейбоя»! Во всяком случае, на себя ты точно не похожа.

Купальник был с чашечками, рассчитанными на грудь втрое больше Никиной, но такого фасона, который скрывал отсутствие под чашечками живой плоти. Кроме того, Ника изменила походку. Обычно она была резкой и порывистой в движениях, а сейчас выступала плавно, покачивая бедрами и ставя ноги на одну линию, как ходят манекенщицы. Пройдя таким манером раза три из угла в угол, Ника остановилась перед Машей и посмотрела на нее томно и лениво, как великосветская красавица на рауте.

— Ну как? Получается?

— Не то слово! Сдаюсь — если не смотреть на лицо, даже я тебя бы не узнала! Вот уж не думала, что в тебе погибает актриса!

Ника рассмеялась и сразу стала сама собой.

— Актриса погибает в каждой женщине! А это просто хорошая тренировка. Помнишь, ты говорила — зачем мне институт физкультуры? Вот и пригодился. Владею своим телом как хочу.

— Ладно, ладно, расхвасталась! — Маша, обрадованная, что Ника наконец-то развеселилась, шутливо шлепнула подругу по руке. — Все равно без меня у тебя ничего не выйдет! Лицо-то тебе кто делать будет? Ой!

— Что — ой? — вскинула брови Ника.

— Слушай, какие мы с тобой ду-уры, — протянула Маша. — Ничего не выйдет!

— Как это не выйдет? — удивилась Ника. — А что нам может помешать?

— А документы? Ну, день ты его подурачишь, ну, два. А потом он все равно выяснит твое имя.

— Не выяснит!

— Ну ладно, он, может, и не выяснит, — согласилась Маша. — А милиция?

— При чем здесь милиция?

— А при том! На фотографии в паспорте у тебя одно лицо, а поедешь с другим! Скажут, что чужой паспорт!

— Чужой паспорт… — задумчиво сказала Ника. — А что… Это идея!

Маша испуганно посмотрела на нее.

— Совсем с ума сошла?

— Да нет, ты послушай! — Ника возбужденно прошлась из угла в угол. — Через границу я, конечно, поеду со своим лицом. А в самой Риге можно все здорово устроить! Помнишь, Лизка Владимирская потеряла загранпаспорт? Ну, когда у нее внезапно наметилась поездка в Америку и ей пришлось срочно делать новый?

— Ну? — Маша все еще не понимала.

— Новый она сделала, в Америку съездила, вернулась и нашла старый. В англо-русском словаре дома лежал. Помнишь? — Маша помнила. Лиза Владимирская была их общей школьной подругой и известной растяпой. Над тем случаем они долго потешались.

— Не понимаю все-таки, к чему ты клонишь?

— Кирилл с Лизкой не встречался и вообще не знает о ее существовании. — Ника словно размышляла вслух.

— Ну и что? — Маша никак не могла взять в толк, зачем Нике нужна Лизка.

Ника набрала в легкие побольше воздуха и выпалила:

— Я возьму Лизкин паспорт! Буду жить под чужим именем!

У Маши руки опустились. Она вздохнула и безнадежно посмотрела на Нику:

— Ты хоть понимаешь, что ты мелешь? Так Лизка тебе его и дала!

— Мне? Даст, — уверенно заявила Ника.

Да, паспорт Лизка, похоже, даст. Для Ники все сделает. Мало того, что Лизка, сколько Маша ее помнит, все время восхищалась Никой — маленькой черненькой Лизке всегда хотелось быть рыжеволосой, стройной и длинноногой. Так еще, когда Лизка поступала в МГУ на историю искусств и ей не хватило полбалла, Ника пошла к Павлу Феликсовичу Старцеву, профессору и известному искусствоведу. Он был старым другом покойного Никиного отца и самой Нике доводился крестным. Пошла и умолила его попросить за Лизку. Старцев поддался на уговоры, Лизку в МГУ приняли, и с тех пор она считала себя вечной Никиной должницей. Так что паспорт она ей даст, можно не сомневаться.

Маша еще раз попыталась отговорить Нику от этой затеи:

— Ты хоть понимаешь, что идешь на уголовное преступление? И Лизку подставить можешь!

Но Нику было уже не остановить.

— Мне этот паспорт может не понадобиться, — размышляла она вслух. — Ведь границу я перееду и туда и обратно по собственным документам, так?

— Предположим.

— Так. Значит, мне там паспорт нужен будет для временной регистрации. А хозяйки вообще предпочитают жильцов не регистрировать, чтобы не платить налогов.

Маша скептически посмотрела на подругу:

— Это на югах. А латышки очень законопослушны.

— Хорошо, — терпеливо продолжила Ника, — она паспорт сама понесет в муниципалитет или куда там? Сама! Без меня! Никто не будет сличать мою личность с моим изображением!

— Кроме хозяйки. — Маша покачала головой: — Нет, в этом я не участвую!

Ника опять забегала по комнате. Потом остановилась перед Машей и решительно сказала:

— Решено! Делаем из меня Лизку Владимирскую! Крашусь в брюнетку, стригусь, вставляю голубые контактные линзы. Остальное делаешь ты. Придаешь мне максимально возможное сходство с «моей» фотографией в паспорте. В конце концов, Лизка очень хорошенькая!

— А фигура? — не сдавалась Маша.

— Могла я похудеть или нет? А потом, на фотографии в паспорте фигура не видна. Ну, Машенька, ну, солнышко, давай попробуем!

Ника присела перед Машей на корточки и просительно заглянула в глаза. Маша сдалась:

— Хорошо. Но я ни за что не отвечаю.

 

3

В поезд «Латвия», отправлявшийся по маршруту Москва — Рига, села стройная, зеленоглазая брюнетка в кроссовках и спортивном костюме. Ничем таким особенным она не привлекала взгляд: девушка как девушка, скромная и неброская.

Пока Ника отличалась от себя обычной только стрижкой и цветом волос. Слава Богу, в купе она ехала одна: не поскупившись, предусмотрительно взяла СВ, надеясь и молясь, чтобы не было попутчика. Небесные силы, очевидно, были на ее стороне.

Настоящее превращение началось после границы. Закрыв дверь на защелку, она разделась и намазалась с ног до головы кремом, выданным Машей. К сожалению, это был не крем Азазелло, а просто средство для искусственного загара. Будет держаться дня три, потом процедуру надо повторить. Теперь прическа. Ника достала острые ножницы и безжалостно выстригла себе челку — примерно такую, какую носила Лизка. Утром останется только тщательно пригладить волосы специальным гелем. У Ники волосы слегка вились, а у Лизы они должны быть совершенно прямыми.

Ника — уже почти Лиза — удовлетворенно оглядела себя в зеркале.

Предварительный этап можно считать законченным.

После этого Ника легла спать, поставив будильник наручных часов на пять утра. Двух часов ей хватит, чтобы завершить перевоплощение.

Легко сказать — спать! Сна не было ни в одном глазу. Сколько Ника ни ворочалась, уговаривая себя и понимая, что завтра она будет ни к чему не годной, если не выспится, — ничего не получалось. В голову лезли всякие дурацкие фантазии: вот у нее все идет по плану, Кирилл влюбился в «Лизу» по уши и признается в любви. Ника уже принялась проговаривать про себя воображаемый диалог, но вовремя опомнилась. За свои двадцать пять лет она успела убедиться: если придумать что-то и проиграть в уме — точно не сбудется. Железно. Этот закон проверен уже многократно. Ну вот, например: когда они только-только познакомились с Кириллом и еще не жили вместе, то решили поехать с его приятелем на машине на Валдай. Отъезд был назначен в семь утра. Накануне они проговорили по телефону до двенадцати, и Ника перед тем, как уснуть, стала представлять себе эту поездку в подробностях: как они поедут кататься на лодке, что скажет он, что скажет она, что будет вслед за словами… Наутро они никуда не поехали — у приятеля не завелась машина.

Чтобы отвлечься от планов на будущее, Ника стала думать о прошлом. Как все у них с Кириллом началось…

Они познакомились случайно в арт-галерее на выставке работ какой-то американской феминистки. Феминистка была знаменитой, а выставка модной. Везде мелькали лица, известные по телеэкрану и по картинкам в глянцевых журналах. Ника там оказалась по приглашению владелицы галереи, дочки одного из друзей ее отца. Отец Ники был не только талантливым художником, но и хорошим человеком — большая редкость в артистическом мире. Наверное, поэтому его друзья до сих пор и не забывали о Нике. Хозяйке галереи Ника была неинтересна, поэтому, выполнив просьбу родителя, она мило поздоровалась и тут же упорхнула. Ника сиротливо бродила по залу, проклиная себя за то, что согласилась прийти. И набрела на столь же сиротливое существо. Высокий, плечистый парень стоял один посреди зала и беспомощно поглядывал по сторонам. Тусовщики собирались в группки и кучки, смеялись и пили шампанское. Парень же явно был чужим на этом празднике жизни.

Кирилл — а это был он — попал на вернисаж потому, что очень хотел туда попасть. Когда-то он неплохо начинал как художник, возил свои работы на просмотр к К. и к М., получал одобрительные отзывы и собирался поступать в Суриковское. Но так и не собрался. Пришли «новые времена», его родители, инженеры, работавшие на «оборонку», теперь не могли создать условия для творчества любимому чаду, и чаду пришлось самому заботиться о себе. Две-три картинки, проданные почти за год стояния в Измайлове, погоды не делали. В России живопись никого не интересовала, а для того, чтобы продаваться на Западе, нужно было иметь достаточно известное имя или своего человека в «нужных» кругах. У Кирилла не было ни того, ни другого, и пришлось сменить профессию. Он устроился охранником в Бета-банк — пригодилось подростковое увлечение карате. Но несостоявшееся артистическое призвание терзало и мучило. Кирилл не оставлял надежды — возникнет благоприятный случай, и он снова вернется к живописи. А пока в ожидании перемен он зарабатывал достаточно и старался не терять связи с бывшими соратниками по искусству. Один из таких соратников и прихватил его с собой на нынешний вернисаж. «Понимаешь, старик, там будет масса нужных людей, — объяснил он Кириллу. — Ты главное — не теряйся».

И вот теперь Кирилл стоял один посреди зала и озирался по сторонам. Нике стало жаль этого сильного парня, растерянного, как пятилетний мальчик в незнакомой толпе. Она подошла к нему, тронула за рукав и улыбнулась:

— Привет!

— Привет… — Парень с недоумением посмотрел на красивую зеленоглазую девушку, стоящую перед ним. — Простите… Мы разве знакомы?

— Нет. — Ника продолжала улыбаться. — Но сейчас познакомимся. Если вы не против.

Он был не против, скорее наоборот. И через пять минут они уже весело смеялись, прихлебывая шампанское и не замечая никого вокруг.

И пошло-поехало. Роман разворачивался стремительно, и Ника опомниться не успела, как Кирилл собрал чемоданы и переехал от родителей к ней.

Что там говорить — он был несомненно красив. Высокий, отличная фигура — широкоплечий и узкобедрый, с накачанными мышцами, длинными сильными ногами и тонкой талией. Прекрасные черные волосы, светлые, серо-стальные глаза в опушке коротких черных ресниц, мужественный подбородок с ямочкой, как у английского актера Тимоти Далтона… Голубая мечта розовой юности, да и только. Разумеется, Ника влюбилась без памяти и первые месяца два от счастья ничего не замечала. Тем более что это было ее первое сильное чувство. До двадцати четырех лет она ухитрилась сохранить себя в неприкосновенности, несмотря на незаурядную внешность и законченный два года назад институт физкультуры. Однако ее девственность у Кирилла вызвала не радостный трепет, а недоумение, затем и насмешки — правда, шутливые. Но все равно Нике было обидно. Она загнала обиду глубоко внутрь и старалась не вспоминать об их первой ночи. Вот и сейчас она постаралась как бы перескочить с этих воспоминаний сразу «на потом».

Потом… Потом Никино черноволосое божество с каждым днем становилось все капризнее и капризнее. То, что в доме всегда должен быть обед минимум из двух блюд, что у мужчины всегда должна быть чистая и выглаженная рубашка, — это нормально, против обычных женских обязанностей Ника не возражала. Но претензии Кирилла росли не то что с каждым днем — с каждым часом. Скоро он стал требовать от нее отчета чуть ли не в каждом шаге, а сам мог уходить из дома неизвестно куда и возвращаться когда ему удобно. На Никины вопросы он отвечал, что женщина не должна расспрашивать мужчину о его мужских делах. Ника терпела, терпела, а потом не выдержала. Разразился грандиозный скандал с переездом Кирилла к родителям. Разлука длилась неделю. Потом Кирилл пришел «за оставшимися вещами». Примирение было таким же бурным, как и скандал. Больше они таких сцен не устраивали — Кирилл выдохся на первой. Он умерил претензии, все, казалось, шло хорошо. Уходить от Ники не собирался — где еще он найдет девушку со своей квартирой в Центре! Иногда, в черные минуты, она даже подозревала, что в глазах Кирилла ее главное достоинство — именно квартира, а не стройные ноги, атласная кожа и зеленые глаза. Внешность — лишь приятное добавление к жилищным условиям. А иногда… Да что там скрывать, гораздо чаще она себе внушала, что Кирилл действительно любит ее самое. Он мог быть чутким и нежным, внимательным и заботливым. Правда, не слишком часто. Тогда, когда чувствовал, что Никино терпение вот-вот лопнет.

Но такого, как сейчас, он себе до сих пор не позволял. Ника усмехнулась. И хоть бы выдумал что-нибудь более правдоподобное, чем сопровождение неизвестного бизнесмена на отдых! В сентябре-то! На Рижское взморье!

Впрочем, Ника давно заметила, что, хоть Кирилл и считает себя художником, фантазия у него небогатая.

Одно странно — Ника не испытывала той жгучей ревности, которую должна бы была испытывать влюбленная женщина. Злость была, обида, досада, оскорбленное самолюбие, а вот ревности не было. Ника вдруг подумала: а может быть, Маша права, и чувство, которое привязывает ее к Кириллу, и не любовь вовсе? Подумала — и испугалась. Да нет, она его любит, любит! Просто все люди любят по-разному. Кого-то одолевают сильные страсти. А она вот не склонна к бурному проявлению эмоций. Ревность требует слишком большого накала чувств. Ее душа такого накала выдержать не может.

За этими размышлениями Ника и не заметила, как заснула, и спала так крепко, что еле услышала пиканье будильника. Пора было приступать ко второму этапу перевоплощения в «Лизу».

Из поезда в Риге вышла коротко стриженная брюнетка, очень загорелая, с яркими голубыми глазами и пухлыми розовыми губками. На ней была короткая кожаная курточка и кожаная же мини-юбка. Вместо кроссовок — модные туфли с очень высоким каблуком «рюмочка».

Вообще все в этой брюнетке было немного чересчур: чересчур короткая юбка, чересчур длинные ноги, чересчур большой бюст, чересчур вызывающая походка… Но в целом она смотрелась бесподобно. Даже невозмутимые латыши невольно провожали ее взглядами.

Ника мужские взгляды замечала и принимала как должное. Такую женщину ни один мужчина не пропустит!

Отказавшись от такси и царственно позволив какому-то пареньку донести до электрички свою сумку, она вышла через полчаса на станции Булдури и осмотрелась. Она не бывала здесь уже лет пять-шесть. Ну да — с девяностого года, шесть лет ровно.

Подхватив сумку на плечо, Ника неторопливо пошла в сторону, противоположную пансионату «Лиелупе», где сейчас проживал Кирилл со своей пассией. Ника усмехнулась, вспомнив, что он не забыл позвонить ей и отчитаться, как доехал и где остановился. С особенным интересом она выслушала описание и характеристику шефа-бизнесмена. Ну ладно, полезной информацией в этом разговоре было теперешнее местопребывание Кирилла. Значит, надо поселиться где-нибудь рядом с пансионатом «Лиелупе».

Вообще-то латышки вряд ли охотно сдадут комнату русской барышне, но у Ники на этот счет были свои соображения. Во-первых, она может себе позволить не скупиться и выложить за аренду кругленькую сумму — до десяти долларов в день. За десять дней, что она собирается здесь пробыть, получится сто долларов, а от такой суммы никто не откажется. А во-вторых, у нее был на примете один дом… Шесть лет назад, когда Ника месяц прожила в Дубултах, крестный достал ей путевку в Союзе художников — она познакомилась с одной местной жительницей, Илзей Францевной. Знакомство было шапочным — Ника облюбовала маленькое кафе, каждый день сидела там и просматривала газеты, а Илзе Францевна каждый день приходила в это кафе за утренним кофе. Нику это поразило — что, дома, что ли, нельзя кофе сварить? «Нельзя, — объяснила ей Илзе Францевна, когда Ника набралась храбрости и спросила. — Вы ведь тоже заметили, что кофе здесь варят необыкновенно вкусно, иначе не ходили бы сюда каждый день?» Ника согласилась. С тех пор Илзе Францевна и Ника при встречах приветливо раскланивались, и пару раз Илзе Францевна принимала Никино приглашение присесть к ней за столик и выпить чашечку.

Илзе Францевна жила с сестрой и племянницей в десяти минутах ходьбы от станции Булдури. Тогда они сдавали отдыхающим пустующий флигель, и эти деньги были основной статьей их бюджета. Илзе Францевна не испытывала той высокомерной неприязни к русским, какая отличает жителей Прибалтики. Может быть, потому, что была замужем за русским и долгое время жила в Новгороде, а когда муж умер, вернулась на родину.

На флигель Илзе Францевны Ника возлагала большие надежды. Хорошая хозяйка, отдельный вход и все удобства — то, что ей нужно. И от пансионата достаточно близко. Зрительная память Нику не подвела: через десять минут она уже стояла у деревянной калитки и нажимала на кнопку звонка, молясь про себя, чтобы Илзе Францевна была на месте. За прошедшее время она могла уехать, продать дом, да мало ли что могло случиться! Но небесные силы, похоже, взяли Нику под свое покровительство. Ей опять повезло — дверь открыла сама Илзе Францевна.

Все шло как по маслу. Флигель был свободен, об оплате быстро сговорились, и полчаса спустя Ника уже распаковывала вещи в светлой небольшой комнате с белыми стенами и большим старинным дубовым гардеробом. Всякие баночки-скляночки-притирания, необходимые для ее новой роли, заняли свое место в ванной комнате на подзеркальнике. Приняв душ и завернувшись в короткий махровый халат, Ника уселась к зеркалу подправить лицо после душа. Снова вставила цветные контактные линзы, чуть-чуть изменила разрез глаз, подтянув и закрепив с помощью специального состава кожу на висках, слегка прошлась кисточкой с румянами по скулам. Особенного внимания требовали губы — у Лизы они должны были быть пухлыми и чувственно-капризными. Немного потрудившись, Ника отлично справилась и с этой задачей. Машка ее неплохо выдрессировала за последние два дня. Выполнив все Машины указания, Ника критически оглядела себя в зеркале и результатом осталась довольна. Все-таки Машка молодец! Не зря на коммерческой киностудии так за нее держатся — визажист она первоклассный! В Лизе Владимирской и мама родная не узнала бы Веронику Войтович. У Вероники волнистые каштановые волосы, кошачьи зеленые глаза, твердый маленький рот и очень белая кожа, а на носу веснушки. А из зеркала на Нику томно смотрело загорелое лицо, обрамленное прямыми черными волосами. Слегка удлиненные голубые глаза, высокие скулы, большой выразительный рот, и никаких веснушек. Правда, чтобы поддерживать цвет лица, Нике придется раз в два дня натираться специальным кремом, вызывающим нужную пигментацию. Ну да пустяки! С фигурой еще проще — накладной бюст зрительно менял пропорции тела, а походку Ника давно отрепетировала.

Сменив мини-юбку на черные слаксы, Ника надела под куртку темно-бордовый пушистый свитер, затянула талию кожаным широким ремнем и попыталась оглядеть себя в зеркале во весь рост. Зеркало было маловато, но частичный осмотр ее удовлетворил.

Будем надеяться, что Кирилл тоже останется доволен.

Кинув в сумочку кошелек, пудреницу и помаду, Ника закрыла дверь своего временного обиталища и легко сбежала с крыльца. Пришло время произвести разведку боем.

 

4

Денек выдался серый и дождливый — самая обычная для сентября погода на взморье. Впрочем, Нику дождь не раздражал, она обычно быстро уставала от яркого солнца. В такую серую промозглость особенно хорошо было сидеть в теплом уютном кафе, пить горячий кофе и откусывать маленькие кусочки рассыпчатого песочного пирожного. Ну почему в Москве никогда не бывает таких вкусных пирожных?

Однако, бросив быстрый взгляд на часы, Ника поняла, что с кофе пора закругляться. С сожалением отставив чашку, она подхватила небольшую спортивную сумку и вышла под моросящий дождик.

Вчера она успела сделать очень много. Во-первых, она видела Кирилла и его пассию — правда, издали, но видела. Даже немного за ними проследила, хотя на глаза Кириллу старалась не попадаться. Пришлось признать — издалека пассия выглядела ничего. Хрупкая бледная блондинка, похоже, не крашеная, а натуральная. Вся из себя резвая и игривая, как маленькая девочка, и одета соответственно: джинсы и ярко-синий свитер, а поверх свитера — тонкая куртка из светлой замши. Такой миленький цветочек-незабудка! И Кирилл рядом с ней ведет себя как дошкольник. Ника даже разозлилась: гоняются друг за другом по пляжу, толкаются… На самом деле ей было до слез обидно: с Никой Кирилл никогда так себя не вел. Ну ничего, хорошо смеется тот, кто смеется последним!

Во-вторых, Ника купила в пансионате абонемент в бассейн на одно время со сладкой парочкой. Она решила, что ее дебют в роли Лизы должен состояться именно там. Бассейн — отличное место для демонстрации загара и фигуры. Правда, и то и другое у Ники не совсем свое, но кто об этом знает. В новом купальнике и не догадаешься, что под чашечками ничего нет, а зеленый цвет роскошно оттеняет заимствованный загар. Вот только раздевалка… Нельзя, чтобы остальные заметили Никин маскарад, ее накладной бюст может показаться странным. И Кириллова пассия может разоблачить ее перед Кириллом… Ника махнула рукой: а, как-нибудь выкрутится! Можно регулярно опаздывать и немного раньше уходить, можно… Что-нибудь обязательно придумается. Сегодня, например, она точно опоздает.

Идея с опозданием оказалась удачной. Мало того, что Никины манипуляции в раздевалке прошли незамеченными, в бассейне ей удалось обратить на себя общее внимание. Публика уже вовсю плескалась в прозрачной голубой воде, когда Ника вошла в зал и медленно направилась к бортику, плавно неся свой непривычно пышный бюст и соблазнительно покачивая бедрами. Под заинтересованными взглядами мужской половины купальщиков она ступила на верхнюю ступеньку лестницы и осторожно попробовала воду загорелой стройной ногой. В этом не было никакой необходимости, поскольку в бассейне вода не бывает слишком холодной. Если бы Ника не играла роли, она бы, конечно, разбежалась и плюхнулась вниз, подняв целый фонтан брызг. Но Лиза просто обязана была войти в воду как королева. Ну, в крайнем случае как принцесса, осторожно скользнув по ступенькам и погрузившись в чистую голубизну без единого всплеска. Что и было аккуратно проделано.

Потом она стала медленно плавать туда и обратно, делая небольшие перерывы у бортиков, чтобы восстановить дыхание и незаметно оценить обстановку. Кириллова пассия в воде резвилась так же, как и на суше: взвизгивала, била руками и ногами по воде, поднимая фонтаны брызг, и висела у Кирилла на шее. Ника просто кипела от возмущения — вот нахалка! А он держал себя с ней ласково-покровительственно — большой умный мужчина рядом со слабой глупенькой подругой.

Однако по некоторым признакам Ника поняла, что появление прекрасной незнакомки не осталось незамеченным. Она кожей чувствовала бросаемые на нее взгляды. Через какое-то время Ника отметила, что Кирилл старается перенести «игры» с блондинкой в ту часть бассейна, где плавала «Лиза», и поздравила себя с успехом. Для начала достаточно, пора исчезать. Сеанс кончится через десять минут, успеть бы переодеться до того, как в раздевалку набьется народ. Она подплыла к лестнице и уже ухватилась рукой за поручни, как вдруг услышала за спиной:

— Вы уже уходите? Так рано?

Ника вздрогнула и стремительно обернулась. У бортика рядом с ней стоял мужчина лет тридцати пяти — сорока. В ответ на ее удивленный взгляд он обезоруживающе улыбнулся:

— А я ожидал вас здесь встретить! Вы меня не помните? Мы вчера вместе покупали абонементы.

Ника вспомнила. Действительно, он сразу вслед за ней подошел к стойке администратора. Они обменялись парой дежурных слов о погоде, и он сказал ей какой-то комплимент. Нику мужчина никак не заинтересовал. Правда, внешне он был весьма ничего себе: загорелый и почти такой же высокий, как Кирилл, но плотнее и крепче. Лицо не столько красиво, сколько выразительно: глубоко посаженные ярко-синие глаза, крупный нос, жесткие складки у рта и тяжелый подбородок вызывали в памяти героев Джека Лондона. Но еле заметные залысины по бокам высокого лба сводили на нет все впечатление. «Стар, — вынесла Ника свой приговор. — Лет сорок, не меньше». Она уже приготовилась дать отпор — Ника у мужчин этого возраста пользовалась неизменным успехом, а они у нее — нет, и была очень удивлена, когда вслед за комплиментом не последовало никаких попыток к сближению. Он купил абонемент и, не взглянув в Никину сторону, направился в глубину холла к лифтам. Теперь понятно почему — решил, что познакомится с ней в бассейне. Ну уж нет!

Ника кинула на незнакомца презрительный взгляд и снова взялась за поручни.

— Извините, я вас не помню.

— Жаль. Это вы меня извините. — Мужчина улыбнулся и пожал плечами. — Конечно, такая красивая девушка не обязана помнить каждого случайного собеседника.

Выйдя из воды, Ника прошествовала к выходу так же победительно, как и вошла. Однако перед тем, как скрыться за дверью, не выдержала и украдкой бросила взгляд в сторону бассейна. Победа! Кирилл оставил свою даму и смотрел ей вслед. И незнакомец тоже.

Через два часа после представления в бассейне Ника быстро шла по пляжу в направлении Майори. Она рассудила, что время до обеда интересующая ее парочка скорее всего скоротает на прогулке. А поскольку гулять здесь можно было только в одном направлении, существовала почти стопроцентная вероятность, что они снова «случайно» встретятся. Не здесь, на пляже, так в самом Майори. Слава Богу, все гуляют там по одной улице.

Чтобы не остаться незамеченной, Ника оделась ярко и броско. Красные узкие брюки, ультрафиолетовый теплый вязаный жакет с красными и желтыми кожаными вставками, а черные короткие волосы в живописном беспорядке небрежно перехвачены красной повязкой. Увидев свое отражение в зеркальной витрине, Ника подумала, что не зря прохожие на нее оборачиваются — яркостью окраски она превосходит и попугая какаду.

Среди гуляющих по взморью Кирилла с его дамой Ника не обнаружила, зато в самом Майори наткнулась на них почти тут же. Блондинка застряла перед продавцом кожаных поделок, перебирая всевозможные сумочки и кошелечки, а Кирилл со скучающей миной стоял рядом. Ника в задумчивости продефилировала мимо и остановилась в двух шагах от них, якобы любуясь витриной цветочного магазина. Краем глаза она заметила, что Кирилл проследил за ней взглядом и все еще смотрит. Ника тряхнула головой и томно потянулась, словно разминая уставшие плечи. Это движение позволило ей продемонстрировать бюст во всей накладной красе. Незаметно продолжая наблюдение, Ника с удовлетворением отметила — рыбка клюнула. Во взгляде Кирилла светился явный интерес к незнакомой брюнетке. Тогда Ника, словно налюбовавшись цветами, перешла улицу и скрылась в маленьком кафе. Она вспомнила, что когда-то здесь кормили бульоном и необыкновенно вкусными слоеными пирожками. Что ж, хорошо, заодно можно и пообедать.

Никины надежды оправдались: не успела она усесться за столик и насладиться пирожком, как входная дверь снова отворилась, пропуская внутрь Кирилла и ненавистную соперницу.

— Но я не хочу есть, — капризно надувая губки, сказала блондинка. — Давай лучше пройдемся дальше, там есть такой маленький барчик…

— Нет, малыш, мне кажется, ты замерзла. — Кирилл проявлял о подруге неумеренную заботу. — Посидим немного здесь, погреемся, а потом можем дойти и до твоего барчика.

— Да что ты, дорогой, мне совсем не холодно, — попробовала отвертеться блондинка, но у нее не получилось. Кирилл уже заказал два кофе с пирожками и рижский бальзам. Столик он выбрал у окна и сел так, чтобы его дама оказалась к Нике спиной, а он сам — лицом. Ника смотрела прямо перед собой, но манипуляции Кирилла не остались незамеченными. Спокойно доев пирожок и допив бульон из широкой чашки, Ника встала и направилась к выходу. Все ее движения были плавными и изящными, рассчитанными на мужское восхищение. И Ника его получила! Когда ее рука коснулась дверной ручки, Кирилл вздохнул, провожая глазами прекрасное видение.

Ника шла по пляжу, и в первый раз с того момента, когда она увидела на вокзале Кирилла с девушкой, у нее было хорошее настроение. Она снова обретала уверенность в себе. План осуществляется сам собой! Еще денька два она его так подразнит случайными встречами, а потом можно будет и познакомиться. Тоже случайно. А потом…

— Простите, пожалуйста, вы не скажете… Ах, это вы!

Ника обернулась и увидела забракованного ею поклонника из бассейна. Вот навязчивый тип! Но не хотелось портить себе настроение, поэтому Ника улыбнулась и мило спросила:

— Вы хотели что-то узнать?

— Да… Нет.

Ника терпеливо подождала. Тип немного помялся и все-таки спросил:

— Вы не знаете, где здесь «Юрас перле»?

— Ресторан, где пела Лайма Вайкуле? — понимающе кивнула Ника. — Во-он там, почти на берегу. Метров двести пройдете вперед и по дороге направо.

— Спасибо, — тип заметно приободрился. — А вы не хотели бы… Сейчас как раз время идет к обеду…

— Составить вам компанию? Спасибо, но нет. Кстати, лучше пообедайте в каком-нибудь кафе попроще. В «Юрас перле» сейчас неинтересно. Сходите туда лучше вечером на варьете.

— А на варьете вы со мной пойдете? — Тип лукаво улыбнулся.

Белые зубы сверкнули на загорелом лице, и Ника не могла не признать: улыбка у него на редкость обаятельная. Но новое знакомство ей ни к чему — только помешает осуществлению плана. Улыбка на Никином лице сразу погасла.

— Нет, — сухо сказала она. — Я вообще не люблю рестораны.

Никин собеседник огорчился:

— Жаль. Но можно придумать что-нибудь еще.

— Спасибо, — еще суше ответила девушка. — Не ломайте голову. Я вполне в состоянии сама себя развлечь. До свидания.

Она повернулась и пошла по пляжу. Даже ни разу не оглянулась, чтобы проверить — смотрит он ей вслед или нет. Честно говоря, Ника была уверена, что смотрит.

В пансионате вечером была дискотека, и Ника, после небольших колебаний, решила для начала отправиться туда. Конечно, была вероятность, что Кирилл предпочтет дискотеке какой-нибудь ресторан, но вероятность весьма небольшая. Ника знала, что денег у ее неверного возлюбленного не так уж много, на рестораны не хватит. Если есть возможность развлечь свою даму с меньшими затратами, Кирилл непременно должен этим воспользоваться.

На дискотеку Ника собиралась так, как собиралась бы на собственную свадьбу. Сегодня вечером она должна быть совершенно неотразимой. Для такого случая у нее было припасено маленькое черное платье, купленное перед отъездом в магазине «Европа». Втиснувшись в него и надев черные туфли на высоченном каблуке, Ника оглядела себя и осталась довольна. Платье сидело как влитое. А все-таки хорошо быть загорелой и голубоглазой брюнеткой! Ника со своими каштановыми волосами и бледной кожей смотрелась бы в этом платье далеко не так эффектно. А ее талия, и вообще-то узкая, из-за пышного бюста казалась сейчас просто неправдоподобно тонкой.

Снова много времени отняло лицо, не меньше часа она провела перед зеркалом, но результаты того стоили. Наконец, в последний раз придирчиво себя осмотрев, она накинула на плечи кожаную куртку, взяла сумочку и отправилась завоевывать сердце Кирилла.

Народу на дискотеке было не так уж много, в основном это были отдыхающие из пансионата. Никин расчет опять оказался верным. Кирилл и его дама в центре круга качались в объятиях друг дружки под медленную музыку. Нику опять охватила злость: пассия вцепилась в Кирилла как в свою собственность, томно положила ему на плечо головку и вздыхла как влюбленная корова. А он тоже хорош! Нежно что-то шепчет ей на ушко. Ника внезапно испугалась, что после двух-трех таких медленных танцев они решат продолжить вечер наедине в номере. От обиды и ревности у нее потемнело в глазах. Ну уж нет! Этого Ника не допустит!

Словно в ответ на ее мысли медленная музыка кончилась. Для разминки запустили записи Леонида Агутина, а под его «ла-ла-ла» прыгалось отлично. Ника вошла в круг, где танцевали интересующие ее объекты, и решила показать класс. Через пять минут она уже была в центре всеобщего внимания. Кирилл смотрел на нее с восхищением, пассия досадливо покусывала губки. Когда Агутина опять сменило нечто медленное, пассия, не дожидаясь приглашения, снова повисла у Кирилла на шее. Нику же сразу подхватил какой-то молоденький мальчик. Мальчик танцевал средне, даму вел неуверенно, и Нике без труда удалось направить его так, чтобы очутиться в двух шагах от Кирилла и его дамы. Тот фрагмент разговора, который она смогла разобрать, наполнил Никину душу ликованием. Пассия уговаривала Кирилла уйти в номер, Кирилл не соглашался. «Так тебе и надо, — подумала Ника. — То ли еще будет!»

Лихо отпрыгав следующий быстрый танец, Ника ждала, что Кирилл сумеет отвязаться от пассии и пригласит ее. Ничего не вышло: соперница была настороже и опять оказалась на Кирилловой шее — не успела еще и мелодия зазвучать. Ника вздохнула. Ну что ж, на этот раз не повезло!

— Разрешите?

Обернувшись, Ника увидела своего «пожилого» поклонника. Интересно, откуда он взялся? Во время предыдущих танцев Ника его в зале не видела. Она пожала плечами:

— Пожалуйста.

На этот раз оказаться рядом с Кириллом не удалось. Партнер попался решительный, неуступчивый, и вел Нику туда, куда сам хотел. Впрочем, танцевал он превосходно. «Ладно, — решила Ника. — Хоть от танца получу удовольствие. Только бы он не приставал с разговорами!»

Однако после небольшой паузы партнер сказал:

— Может быть, вы перестанете быть для меня прекрасной незнакомкой? Меня зовут Виктор, а вас?

— Ш-шш! — Ника прижала палец к губам. — Молчите!

— Почему?

Внезапно Нике в голову пришла идея:

— Потому что знакомство со мной надо заслужить. Согласны?

— На что? — Виктор смотрел ласково-недоумевающе.

— Ну, оказать мне услугу, не спрашивая, зачем мне это надо. А потом можем и познакомиться.

Виктор улыбнулся:

— Приказывайте! А улыбка у него все-таки необыкновенно обаятельная! И, улыбаясь, он выглядит гораздо моложе… Нике на мгновение даже стало совестно, что она собирается его беспардонно использовать. Но мгновение быстро прошло.

— Видите во-он ту пару? — Ника кивнула в сторону Кирилла и его пассии. — Парень в белом свитере и худенькая блондинка?

— Вижу.

— Пригласите эту блондинку на следующий танец, — решительно сказала Ника.

— Зачем?

Ника строго посмотрела на него:

— Вы же обещали не задавать вопросов. Я так хочу — этого разве не достаточно?

Однако сразу за уничтожающим взглядом она обворожительно улыбнулась и придвинулась поближе к Виктору. Он не устоял:

— Хорошо. Сделаю, как вы хотите. Но следующий танец — мой, договорились?

— Конечно. — Ника изобразила еще одну улыбку.

Дальше события развивались словно по заказу. У Виктора оказалась отличная реакция — Кириллова блондинка и глазом моргнуть не успела, как он уже уводил ее в танце прочь от Кирилла. Тот сначала с недоумением посмотрел им вслед, но затем пожал плечами и обвел глазами зал. Ника знала, кого он ищет! Она призывно улыбнулась и чуть заметно кивнула головой.

Кирилл расцвел и решительно направился к ней:

— Разрешите вас пригласить?

Вместо ответа Ника шагнула вперед и положила руки ему на плечи. Кирилл осторожно прижал ее к себе — чуть крепче, чем обычно прижимают партнершу, — и они заскользили по залу. Ника чувствовала, что Кирилл пристально смотрит на нее, ожидая ответного взгляда, но поднимать глаза не торопилась. Пусть сначала поработают другие средства обольщения: красивый изгиб загорелой шеи, открытой короткой стрижкой, черные завитки волос у маленьких розовых ушек, сладковато-приторный запах духов «Лу-лу» (Ника такие запахи не выносила, но для «Лизы» это было то, что надо). Руки Кирилла прошлись по ее спине и опустились на талию.

— Вы прекрасно танцуете, — прошептал он.

Ника незаметно улыбнулась, но ничего не ответила. Танец скоро должен кончиться, и она двигалась с таким расчетом, чтобы при последних тактах оказаться как можно ближе к двери. Вот сейчас, сейчас… Музыка смолкла, и в этот момент Ника подняла голову и посмотрела Кириллу в глаза — долго и пристально. Затем мягко высвободилась и выскользнула из зала, оставив оторопевшего Кирилла смотреть ей вслед.

Так исчезла Золушка с королевского бала, унося с собой сердце несчастного принца.

 

5

Воздух пах свежестью и соснами. Туманное утро не превратилось в туманный день — уже к одиннадцати распогодилось, и солнце на нежно-голубом небе светило почти как летом. Море было тоже светло- голубым, и линия горизонта казалась неразличимой — непонятно, где кончается море и начинается небо. Немного полюбовавшись на эту красоту, Ника встала со скамейки и медленно побрела по пляжу вверх, к дороге.

Сегодня она решила пропустить бассейн и вообще не попадаться Кириллу на глаза. Следовало усилить эффект от вчерашнего исчезновения и дать объекту дозреть. Пусть помучается: куда делась прекрасная незнакомка? Хотя случайная встреча не исключается, они вполне могут столкнуться где-нибудь во время прогулки. Что ж, тогда она улыбнется и опять исчезнет до завтра. В своих рассуждениях Ника исходила из простого закона, что любое желание усиливается, если человек не получает желаемого немедленно. А мужчина, сильно заинтересованный женщиной, впадает в состояние амока, и любая помеха на пути к сближению с желанной женщиной раздражает его безмерно. В качестве помехи в Никиной ситуации выступала Кириллова блондинка. Если бы не она, Кирилл сегодня прочесал бы все окрестности в поисках исчезнувшей красавицы. А так — руки у него связаны, он вынужден развлекать свою даму. Вот и пускай он на эту даму хорошенько позлится.

Дорога, ведущая в Майори, была пуста. Неудивительно: отдыхающие предпочитали в такой день гулять по пляжу и ловить последние лучи теплого солнца. Немного постояв в нерешительности, Ника все же пошла вперед.

Можно дойти до Дубултов, там где-нибудь в кафе пообедать, прогуляться по магазинам, а ближе к вечеру вернуться домой. Ходить пешком она всегда любила и могла гулять целый день напролет — черта, многим женщинам не свойственная. Во всяком случае, непохоже, чтобы Кириллова блондинка была любительницей пеших прогулок — не тот тип. Такие дамочки предпочитают автомобили.

Задумавшись, Ника медленно шла по обочине дороги. А все же странно, что она почти не испытывает ревности. Злость — да! И обида, и уязвленное самолюбие. А вот ревность… Мужчина, которого она почти что считала своим мужем, ложится в постель с другой женщиной, а она не сходит с ума! Ника грустно усмехнулась: наверное, Машка права. Не любит она Кирилла. По-настоящему — нет, иначе боль сейчас заглушала бы все остальные чувства, в том числе и желание отомстить. А у нее желание отомстить сильнее всех других желаний…

Откуда взялась машина, Ника потом никак не могла сообразить. Вероятно, она так задумалась, что не услышала шум мотора за соснами. Иномарка цвета мокрого асфальта вынырнула из-за поворота и на полной скорости неслась на нее. Ника оторопела от неожиданности и застыла на месте — ноги словно приросли к земле. Вдруг кто-то налетел на нее сзади и резко отшвырнул в сторону. Все происшествие длилось какие-то доли секунды. Иномарка проехала мимо, даже не притормозив.

— Ничего себе… — Ника сидела на траве, потирая ушибленное плечо.

— Извините за резкое движение. Надеюсь, вы не сильно ушиблись?

Перед ней стоял Виктор — тот самый Виктор, которого она так безжалостно «продинамила» вчера на дискотеке, и смущенно улыбался.

— Нет… — Ника смотрела на него как на привидение. — Как… Здесь… Откуда вы взялись?

— Гулял, — усмехнулся он. — Но здесь я, кажется, оказался очень вовремя. — Он протянул Нике руку, помогая подняться. — По-видимому, в Юрмале тоже есть любители быстрой езды, не жалеющие ни себя, ни других. Вы правда в порядке?

Ника пошевелилась — руки-ноги вроде бы целы… Она опять потерла плечо и неуверенно сказала:

— Кажется, да…

И вдруг до нее дошло, что могло произойти, не подоспей Виктор так кстати. Побледнев от запоздалого испуга, она пошатнулась и едва не опустилась снова на траву. Виктор успел подхватить ее под руку и помог добраться до ближайшей скамейки. Усадил ее и сам сел рядом:

— Ну-ну, ничего, все уже позади.

Ника подняла на него расширенные от страха глаза:

— Спасибо вам…

— Пустяки. Вам лучше?

— Да… Пожалуй, да.

Страх постепенно отпустил, и вслед за ним накатило возмущение. Ника взорвалась:

— Какой дурак не сбрасывает скорость на повороте? Он же непременно сбил бы меня, если бы не вы!

Виктор посмотрел на нее ласково и немного насмешливо.

— Вот видите, знакомство со мной может оказаться полезным.

Ника поняла намек и слегка покраснела.

— Извините.

Виктор усмехнулся:

— Вчера вы довольно ловко меня провели.

— Я же уже сказала — извините. — Ника заглянула ему в глаза. — Вы не сердитесь?

— Да нет. — В глазах Виктора прыгали лукавые искры. — Но все же давайте познакомимся по-настоящему. Лучше поздно, чем никогда. Я вам вчера представился, а вы мне — нет.

Ника улыбнулась, протянула руку и чуть было не назвала настоящее имя, но в последний момент вспомнила, что сейчас она под чужим именем. Рука тут же повернулась ладонью вниз, словно изначально была протянута не для пожатия, а для поцелуя.

— Лиза, — жеманно произнесла Ника и кокетливо повела плечами.

Виктор, однако, не склонился галантно к протянутым пальчикам, а взял Никину руку и осторожно пожал.

— Красивое имя, — сказал он. Уголки губ чуть дрожали от сдерживаемой улыбки. — Отлично, Лиза — а как дальше?

— Вы хотите представления по всей форме? — несколько удивилась Ника. — Зачем?

— Чтобы быть уверенным в том, что больше вы от меня не ускользнете.

Ника опять пожала плечами:

— Пожалуйста. Владимирская Елизавета Федоровна, студентка, москвичка… Анкетные данные не спрашивайте — все равно не скажу. Пока.

— Пока — это до каких пор? — заинтересовался Виктор.

Ника рассмеялась:

— Не ловите меня на слове. Не знаю. Пока сама не захочу. А вы не хотите представиться поподробнее?

— Почему нет? Пожалуйста — Виктор Владимирович Слободин, по профессии социолог и тоже москвич.

«Вот хитрюга», — подумала Ника. Сказал ей ровно столько, сколько она ему. А Виктор продолжил опрос, как и положено социологу: — Вы здесь снимаете комнату?

— Да, — ответила Ника. — А как вы догадались?

— Очень просто. В пансионате «Лиелупе» вы не живете, поскольку я живу там и за три дня его обитатели примелькались на завтраках и ужинах. А такую девушку, как вы, не заметить просто невозможно.

— Но здесь ведь не один пансионат «Лиелупе». — Ника лукаво посмотрела на своего собеседника. — Может быть, я живу где-нибудь в Дзинтари или в Майори?

Виктор покачал головой:

— Исключено. Во всех пансионатах и домах отдыха есть свои дискотеки и бассейны. Если вы ходите развлекаться в Лиелупе, значит, снимаете комнату где-нибудь неподалеку.

Ника присвистнула:

— Для социолога вы неплохо владеете дедукцией!

— Что вы, — усмехнулся Виктор. — Не лучше чем любой поклонник Шерлока Холмса. Кстати, вам еще не надоела эта скамейка?

«Однако он круто поменял тему разговора, — подумала Ника. — Решительный мужчина, сразу берет быка за рога. Ладно, послушаем, что он предложит». Она обворожительно улыбнулась и проворковала:

— По-моему, здесь чудесно. И вид прекрасный: море сквозь сосны. Очень кра-сиво.

Виктор пропустил мимо ушей Никины восторги и невозмутимо продолжил:

— Думаю, что вам после пережитого потрясения необходимо подкрепиться. Что скажете насчет посещения «Юрас Перле»? Это в двух шагах отсюда.

— А, — лукаво улыбнулась Ника и погрозила пальчиком. — Вы проигнорировали мой совет и пошли в «Юрас Перле» обедать?

— Каюсь, пошел. Ну так как?

Ника подумала и качнула головой:

— Нет. — Заметила огорчение на лице Виктора и быстро добавила: — У меня предложение получше. Я собиралась сегодня пообедать в Дубултах. Если вы любите прогулки пешком, то можете составить мне компанию…

— Кажется, вот многообещающее заведение, — сказал Виктор. — По крайней мере, вывеска выглядит заманчиво.

Ника посмотрела на чугунное кружевное литье крыльца и массивную дубовую дверь. Вывеска, разумеется, была написана по-латышски, поэтому название оставалось загадкой, но исполнена была очень красиво, в готическом стиле.

— Зайдем сюда? — Виктор смотрел на нее, ожидая отказа или одобрения.

— Почему бы нет? — Ника улыбнулась. — Что-то я не припомню этого кафе. Наверное, оно не так давно здесь появилось.

Они все-таки догуляли до Дубултов, болтая по дороге о всякой всячине. С Виктором Нике было легко и просто, словно они знали друг друга сто лет. По дороге она незаметно для себя вышла из роли роковой женщины и держалась с новым знакомым вполне естественно. И Виктор вел себя с ней не как соблазнитель, а как старый приятель. «Лизе» подобное поведение показалось бы странным. Такие женщины, как «Лиза», не заводят с лицами противоположного пола дружеских отношений. Все мужчины должны страдать от неразделенной любви у их ног, или они и не мужчины вовсе.

Однако Виктор, несмотря на проявленные способности к дедукции, словно не замечал противоречия между внешностью и манерой поведения девушки. Впрочем, он тоже вел себя странно. Мало того, что он держался с ней дружески, но и сообщил, что женат, жена осталась в Москве, потому что ее не отпустили с работы, и он по жене скучает. Такое признание должно было бы отбить у «Лизы» всякую охоту к общению, а Нику оно обрадовало. Виктор в роли не поклонника, а приятеля ее вполне устраивал, с ним было интересно и безопасно. И можно было использовать в своих интересах, не боясь обидеть или оскорбить. Пусть Кирилл немного помучается от ревности. В голове у Ники смутно забрезжили приятные перспективы нового знакомства.

— Ну так как, остаемся здесь или идем дальше? — Виктор посмотрел на нее.

— Остаемся.

Улыбнувшись, Виктор распахнул перед Никой тяжелую дверь и галантно пропустил ее вперед.

Заведение оказалось даже лучше, чем они предполагали. Маленький зальчик был отделан как средневековая таверна: большой кирпичный очаг с вертелами, горшками и чугунками (скорее всего декоративными), рыбацкие сети, якобы сохнущие в углу, за дубовой стойкой — здоровенный рыжебородый детина в тельняшке. Столиков было всего восемь-десять, и, похоже, все заняты… Ника обежала глазами зал — и вдруг у нее перехватило дыхание. Нет, на такое везение она и не рассчитывала! В уголке, у самого дальнего окна сидел Кирилл со своей блондинкой.

И свободные места были только за их столиком!

Однако Кирилл и его пассия были так заняты беседой, что не заметили вошедших.

— Похоже, все занято, — услышала Ника у себя за спиной голос Виктора. — Не нам одним нравятся рыбацкие таверны. Ну что, пойдемте поищем еще что-нибудь?

— Нет, зачем же? — Ника поспешно схватила его за рукав. — Во-он там, видите? Как раз два свободных места.

Виктор посмотрел в указанном направлении, увидел сладкую парочку, усмехнулся и взглянул на Нику:

— Вам непременно хочется сесть за тот столик?

Она пожала плечами:

— А почему бы и нет?

Виктор как-то странно посмотрел на нее, но ничего не сказал и жестом пригласил пройти вперед. Ох, какая же она дура! Несомненно, Виктор узнал в девушке за столиком ту самую блондинку, которую Ника вчера велела ему пригласить танцевать. Ну ладно, узнал так узнал!

Ника расправила плечи и, снова войдя в роль, плавной походкой «Лизы» направилась к окну. Виктор слегка придерживал ее под локоток.

— Простите, здесь свободно?

На вопрос Виктора Кирилл недовольно обернулся, хотел что-то ответить и онемел, увидев «Лизу». Ника-»Лиза» послала ему одну из своих самых обворожительных улыбок и рассчитанным жестом поправила волосы.

— Извините, — холодно взглянула на Нику блондинка. — Мы ждем друзей, они должны скоро подойти.

Не успела Ника растеряться от такой наглой лжи, как Кирилл поспешно перебил свою даму:

— Нет-нет, дорогая, они уже, наверное, не придут. Свободно, садитесь, пожалуйста.

Ника опять улыбнулась и изящно опустилась на пододвинутый ей Виктором стул. Блондинка пожала плечами и с деланным равнодушием уставилась в окно. Кирилл заботливо пододвинул Нике меню. Она царственно кивнула головой и углубилась в изучение ассортимента.

— Попробуйте кидас. — Кирилл предупредительно наклонился к Нике. — Латышское национальное блюдо, здесь его готовят превосходно.

— А что такое кидас? — заинтересовалась Ника.

— Свинина с рубцами и овощами, — пояснил Виктор, с интересом поглядывая то на Нику, то на Кирилла. — На гарнир — смесь из капусты, гречки и картошки с луком. Все это обильно приправляется тмином. На наш взгляд, сочетание продуктов немного странное, но получается вкусно.

— Хорошо, пусть будет кидас, — согласилась Ника.

Она протянула папку с меню Виктору. Тот мельком заглянул в него и поднял глаза на Нику:

— А вино? Какое предпочитаете? Красное, белое?

— Даже не знаю. — Ника жеманно улыбнулась и потупила глазки. Она действительно не очень хорошо разбиралась в винах: профессия инструктора по шейпингу обязывала вести здоровый образ жизни, почти исключающий спиртное.

— Тогда красное, — решил Виктор, — и минералку, да?

Он отдал заказ подошедшему официанту, тоже облаченному в тельняшку.

— Забавная у них униформа, — усмехнулась Ника.

— Это что, — оживился Кирилл, — минут пятнадцать назад в зал заходил хозяин заведения, так он одет в костюм морского офицера прошлого века.

— А вы знаете, какие костюмы носили морские офицеры в прошлом веке? — поинтересовалась Ника. Она смотрела на Кирилла слегка прищурившись, голубизна глаз под черными ресницами казалась еще ярче.

— Ну, точно не знаю, — слегка смутился тот, — но предположить могу.

— Наверное, так оно и есть, — сказал Виктор. — Тут умеют выдержать стиль.

Официант принес вино и разлил его по фужерам. Виктор попросил принести еще два бокала:

— Давайте познакомимся, раз мы оказались за одним столиком. Тем более что, кажется, мы и раньше встречались. — Он выразительно глянул на блондинку.

Блондинка в разговоре участия не принимала и по-прежнему смотрела в окно.

— Да-да, — сразу оживился Кирилл. — Вы ведь отдыхаете в Лиелупе? И мы живем там же. Меня зовут Кирилл, а это Марина — моя жена.

Ника чуть не поперхнулась. Его жена! Она сжала кулаки так, что ногти больно впились в ладони, молясь про себя, чтобы на лице ничего не отразилось. Подумать только — его жена! Да как он может! Как он смеет…

— Меня зовут Виктор. — Виктор привстал и слегка поклонился в Маринину сторону. Она соизволила оторваться от созерцания окна и тоже кивнула.

— А вашу очаровательную спутницу? — Кирилл, улыбаясь, смотрел на Нику. Ей уже удалось справиться с собой и изобразить на лице безмятежность.

— Лиза, — проговорила Ника почти нараспев и раза два хлопнула длинными накрашенными ресницами.

— Лизонька, вы так быстро вчера убежали, что я даже не успел сказать вам, как вы прекрасно танцуете. — Кирилл улыбался уже почти игриво.

— Я просто устала, — капризно надула губки «Лиза». — Очень жаль. А я так надеялся еще на один танец.

Тут, видно, и Маринино терпение лопнуло. Она посмотрела на Кирилла, потом на Нику и сказала приторно-ласково:

— Лизонька, не придавайте словам моего мужа большого значения, — слово «муж «Марина произнесла с заметным нажимом. — Он обожает делать женщинам комплименты, вернее, считает это своей обязанностью.

Виктор, до сих пор с интересом наблюдавший, как Кирилл распускает хвост перед Никой, теперь счел нужным вмешаться и разрядить обстановку.

— Я оказался счастливее вас, — он обращался к Кириллу, но при этом улыбался Марине, — и протанцевал целых три танца с одной из самых красивых женщин. А если бы она не ускользнула к вам, готов был танцевать с ней весь вечер.

На этот раз Ника поперхнулась и даже закашлялась. Что такое? Виктор танцевал с Мариной и после ее ухода? Да еще не один раз, а три? Нет, сегодня точно день сюрпризов. И чем она им так приглянулась? Ника незаметно оглядела соперницу. Худенькое личико с острым подбородком, аккуратный точеный носик, серые удлиненные глаза — немного похожа на актрису Марианну Вертинскую. Недавно по телевизору показывали старый-старый детектив, она там играла. Как же он назывался? Ах да, «Смерть под парусом». Только Вертинская, безусловно, интереснее.

Разговор за столиком становился все оживленнее. Незаметно выяснилось, что все присутствующие отдыхают на Рижском взморье не в первый раз. Обсудили, как было раньше и как стало теперь, сошлись на том, что если не устранят визовые трудности, то курорт быстро захиреет, уже сейчас видны перемены не в лучшую сторону. К десерту Виктор и Кирилл держались почти как старые друзья. После выпитой бутылки вина Кирилл заказал еще одну. В результате решено было прямо сейчас, после обеда, отправиться в Ригу слушать домский орган, а если билетов не достанут, придумать еще что-нибудь. Нике это предложение было на руку, лучше и не придумаешь. Кирилл вопросительно посмотрел на свою «жену». Ника вздохнула, уверенная, что Марина наотрез откажется куда-либо ехать в ее компании.

Как ни странно, Марина согласилась.

 

6

Выйдя из душа, Ника уселась перед зеркалом «делать лицо». Эта процедура стала почти автоматической и не мешала думать. А подумать было о чем.

Вчерашний вечер получился странным. С одной стороны, Ника могла быть довольна — Кирилл вел себя с ней подчеркнуто внимательно, насколько позволяло присутствие мнимой «жены». Но с другой… Ника почему-то не чувствовала никакой радости от близкой победы над соперницей. Казалось бы, все получилось лучше некуда, еще день-два — и Кирилл будет есть у «Лизы» с руки, разве не этого она добивалась? Ника взяла из раствора голубую линзу и уже приготовилась вставить ее под веко, как вдруг опустила руку и пристально вгляделась в свое отражение. Если быть до конца честной, то была заноза, которая свела на нет радость от победы над Кириллом — ее новый знакомый.

Непонятно: ну что ей этот Виктор? Сначала она воспринимала его присутствие просто как помеху своему плану, потом обрадовалась, что он не собирается за ней ухаживать, и решила использовать его как объект ревности Кирилла. А вышло наоборот. Если у Кирилла и был повод смотреть на Виктора как на соперника, то скорее не из-за Ники, а из-за Марины. Виктор вчера весь вечер развлекал эту белобрысую кикимору. Правда, «муж» кикиморы не отходил от самой Ники, и поведение Виктора можно было объяснить элементарной вежливостью и желанием сгладить неловкость ситуации. Марина сначала дулась, а потом даже развеселилась. «Конечно, — не без ехидства подумала Ника, — а почему бы ей и не развеселиться, если как собеседник Виктор Кириллу даст сто очков вперед! У Кирилла главные достоинства — смазливая физиономия и высокий рост…»

Поймав себя на этой мысли, Ника грустно усмехнулась. Ну вот и все, хватит себя обманывать! Не любит она Кирилла ни капельки! Внезапно ей все стало противно — и предстоящее перевоплощение в Лизу, и необходимость весь день изображать из себя жеманную дуру, и ее замечательный план, на самом деле невероятно глупый… Взять и исчезнуть прямо сейчас, собрать сумку, доехать до Риги, сесть в поезд, и через сутки — в Москве…

Стук в дверь заставил ее очнуться.

— Кто там? — крикнула Ника, быстро вставляя линзы, изменившие привычный цвет ее глаз на надоевший голубой.

— Доброе утро, Елизавета Федоровна, — послышался из-за двери приветливый голос Виктора. — Как спалось?

— Спасибо, великолепно. Сейчас выйду!

Слава Богу, успела закончить перевоплощение до его прихода! В последний раз бросив взгляд в зеркало и убедившись, что все в порядке, Ника схватила сумочку и выскочила на крыльцо. Виктор с удовольствием оглядел ее стройную фигурку, облаченную в джинсы и толстый шерстяной свитер ручной вязки.

— Вы сегодня просто неотразимы!

Ника улыбнулась, принимая комплимент, и поинтересовалась:

— А мы разве договаривались, что вы за мной зайдете? Между прочим, я еще не завтракала.

— Именно поэтому я за вами и зашел. Чтобы успеть накормить вас завтраком до отъезда. Автобус отходит в десять от пансионата.

— Какой автобус? — изумилась Ника. — Мы же собирались сегодня опять съездить в Ригу, или я чего-нибудь напутала?

— Да нет, просто появилась возможность провести день интереснее. Вы ничего не имеете против поездки в Сигулду?

Ника немного растерялась:

— Да… Нет… Не знаю. Все это неожиданно… А как же Марина с Кириллом? Мы вчера договорились.

— Вообще-то это идея Кирилла. Вчера, когда мы попрощались с вами, буквально уже у лифтов, Марина вспомнила, что у них куплена на сегодня экскурсия в Сигулду и в Ригу они ехать никак не могут.

Ника вздохнула. Чего-то в этом роде она и ожидала. Марина просто так не сдастся, будет отвоевывать Кирилла всеми правдами и неправдами. В последний момент она, видите ли, вспомнила! Однако на лице у Ники не отразилось и тени разочарования.

— И что же? — поинтересовалась она. — Они уступили нам свои билеты на экскурсию? Какое бескорыстие!

Виктор рассмеялся:

— Да нет, с какой стати? Просто Кирилл страшно расстроился, побежал к администратору и договорился, чтобы и нам продали два места. Честно говоря, я взял на себя смелость согласиться за вас и даже купил вам билет.

— Так мы едем вчетвером?

— Ну да. Вы не против?

— Конечно, нет. В Сигулду так в Сигулду. — Ника улыбнулась и вдруг сообразила: — Постойте, а вы тоже не успели позавтракать?

— Специально зашел за вами, чтобы вас предупредить, и решил, что заодно и позавтракаем вместе. Вы не против? Вот здесь, кстати, делают очень неплохой кофе.

Виктор остановился как раз перед тем кафе, где в свое время Ника познакомилась с Илзе Францевной.

Когда они без десяти десять подошли к пансионату, автобуса еще не было, зато у дороги толпились экскурсанты. Дальнозоркие Никины глаза сразу высмотрели в толпе Кирилла — высокий темноволосый красавец в кожаной куртке от Seraphin. Эту куртку он предпочитал всякой другой одежде, но не потому, что ее подарила Ника, а потому, что она была именно от Seraphin. Ника украдкой вздохнула, вспомнив, что угрохала на эту покупку почти весь свой первый съемочный гонорар. Боже мой, какой же она была тогда слепой дурочкой!

Кирилл тоже заметил их издалека и поспешил навстречу, заранее улыбаясь красотке «Лизе». Он поздоровался за руку с Виктором, и потом, получив разрешение, поцеловал «Лизу» в загорелую румяную щечку. Ника улыбалась, но про себя с сожалением отметила, что прикосновение губ Кирилла оставило ее равнодушной. Неужели это с ним она прожила почти год в одной квартире, делила постель, до слез расстраивалась из-за его капризов? Чужой человек, чужие губы…

— Лизонька, вы сегодня еще ослепительнее, чем вчера! Как вам это удается? — Кирилл словно раздевал Нику глазами, и ей это было неприятно.

— Без лишних усилий, — отшутилась она и спросила: — А где же ваша милая жена? Что-то ее не видно… — На слове «жена» Ника сделала ударение, но Кирилл этого не заметил.

— И правда, где Марина? — поинтересовался Виктор. — Скоро уже подадут автобус.

Кирилл сделал грустное лицо:

— Мариночке нездоровится. Она даже на завтрак не пошла, решила отлежаться до завтра.

— Надеюсь, ничего серьезного? — встревожился Виктор.

Ника незаметно посмотрела на него: похоже, он искренне озаботился здоровьем этой мнимой «жены». Да чем же Марина его приворожила?

— Ничего страшного, — успокоил Кирилл. — Завтра будет как новенькая.

Минуло десять, потом десять пятнадцать — автобуса все не было. Экскурсанты в ожидании развлекались как могли. Кто-то развернул приготовленные в дорогу бутерброды и устроил придорожный пикник, кто-то осматривал содержимое близлежащих киосков, кто-то пошел прогуляться по направлению к морю, не рискуя все же спуститься на пляж — вдруг в этот момент автобус и появится.

В отсутствие второй дамы Виктор и Кирилл наперебой ухаживали за Никой. Она же уселась на скамейку, красиво закинув ногу на ногу, и устроила настоящий спектакль, полностью вжившись в роль капризной жеманницы «Лизы». То ей было холодно, и мужчины предлагали каждый свою куртку в качестве дополнительного утепляющего средства, то ветер дул прямо в лицо, и надо было поискать место поудобнее, то она вдруг захотела соку, и только яблочного, и они обежали все киоски… Никина фантазия стала иссякать, а автобуса все не было. Тогда, не зная, что бы еще придумать, она захотела красивую ветку с шишками во-о-н с той сосны. Сосна стояла чуть в стороне от дороги на склоне, и приглянувшуюся «Лизе» ветку можно было достать только взобравшись на дерево. Мужчины переглянулись. Кирилл пожал плечами:

— Лизонька, этот каприз займет слишком много времени. А вдруг автобус сейчас придет? Давайте я вам ее достану вечером, после того, как мы вернемся из Сигулды.

— А я хочу сейча-ас, — жалобно сказала «Лиза», надув пухлые розовые губки.

Кирилл покачал головой и улыбнулся:

— Какая разница — сейчас или вечером? Обещаю вам, что ветка будет ваша.

«Лиза» недовольно фыркнула и перевела взгляд на Виктора:

— Вы тоже до вечера не выполните мой каприз?

— Капризы прекрасных дам должны исполняться немедленно, — серьезно сказал Виктор и направился к сосне.

Кирилл и Ника наблюдали, как он подошел к сосне, поплевал на руки и полез вверх по стволу. Все движения Виктора были четки и размеренны, словно он всю жизнь только этим и занимался. «А он очень пластичен», — подумала Ника. Она хорошо знала, что красиво двигаться умеют немногие.

Виктор легко добрался до приглянувшейся Нике ветки с шишками, сорвал ее, и в этот момент как раз появился долгожданный автобус.

— Эй! — закричал Кирилл. — Давай быстрее!

Виктор услышал и решил сократить себе обратный путь, спрыгнув с сосны на мягкий песок. Он мягко приземлился, но так и остался сидеть под сосной.

— Что за черт! — сказал Кирилл. — Вот что значит выпендриваться перед дамой! Извините, Лизонька…

— Сходите посмотрите, что случилось, — приказала встревоженнная Ника. — Да быстрее же, быстрей!

Кирилл побежал к Виктору. Но не успел он преодолеть и половину пути, как Виктор сам поднялся и, хромая, пошел ему навстречу. Через пять минут они подошли к Нике. Виктор протянул ей свой трофей. Вид у него был смущенный и несколько виноватый.

— Неудачно спрыгнул, — объяснил он. — Что-то с ногой… Вы уж меня извините, но ехать я никуда не смогу.

— Нет, это вы меня извините. — Ника чувствовала себя на редкость скверно. Поиграла в «Лизу», и вот, пожалуйста, результат! Человек пострадал совершенно зря. Хоть бы уж на месте Виктора был Кирилл, ему бы поделом!

— Давайте я посмотрю, что с ногой, — предложила она.

— А вы разбираетесь в поврежденных конечностях? — насмешливо спросил Кирилл.

Ника чуть было не сказала, что да, это ее работа, но вовремя осеклась. Опять она чуть было не вышла из роли. Ну откуда студентка-искусствовед Лиза Владимирская может знать о вывихах и растяжениях! По правде сказать, эта жеманная дура Лиза Нике уже изрядно надоела. И ведь кто бы мог подумать, что именно такие дамочки нравятся Кириллу! Где раньше были Никины глаза?

— Да ничего страшного, — успокоил их Виктор. — Вывиха точно нет, иначе бы ходить не смог. Сейчас отправлюсь в медпункт, благо, идти недалеко. А вы поезжайте. Вон, смотрите, все уже сели.

Действительно, Кирилл и Ника были последними экскурсантами, вошедшими в автобус. Кирилл галантно уступил Нике место у окна. Кажется, он был очень доволен таким оборотом событий. Ни Марины, ни Виктора, только он и обворожительная Лиза.

Есть реальный шанс познакомиться поближе.

А Ника, повернувшись к стеклу, смотрела, как Виктор, прихрамывая, идет к дверям пансионата.

— Сигулдский лесопарк занимает площадь в 665 гектаров по обоим берегам Гауи. Здесь растут дуб, ясень, клен, липа, вяз, береза, осина, черная и серая ольха, ива, рябина, лещина, часто увитые хмелем. Вся эта пышная растительность особенно эффектно выглядит с высоты крутых обрывов, достигающих 80 метров…

Размеренно-скучный голос пожилой женщины-экскурсовода скорее усыплял, чем будил интерес. «Господи, — подумала Ника, — вот кто совсем не переменился со времен Советской власти, так это экскурсоводы. Все так же отбывают повинность, в сотый раз проговаривая один и тот же текст. Как заезженная пластинка». Ника терпеть не могла экскурсии. Ходить в толпе и послушно поворачивать голову направо-налево, как китайский болванчик… Куда лучше бродить в одиночестве, мысленно перенесясь в пятнадцатый век и представляя, как здесь было раньше, когда Сигулда еще не была курортом, а росли здесь дремучие леса, и стоял только Турайдский замок. Но такая дамочка, как Лиза Владимирская, прогулок в одиночестве, конечно, терпеть не может, экскурсии должна обожать и засыпать экскурсовода вопросами. Ника вздохнула. Вот уж не думала, что самое сложное — изменить не внешность, а характер. Ей так надоело постоянно следить за собой, чтобы не сказать или не сделать чего-нибудь такого, что выдаст ее настоящую натуру. Поэтому она старательно улыбалась, хлопала ресницами и широко раскрывала ярко-голубые глаза на любые достопримечательности. Кирилл поддерживал ее под руку, был донельзя внимателен и предупредителен.

Перед входом в замок экскурсия остановилась, чтобы обогатиться очередными сведениями.

— Главная башня Турайдского замка была построена в 1214 году и сейчас реконструирована до своей первоначальной высоты 35 метров. Она поэтажно перекрыта кирпичными сводами и увенчана остроконечной черепичной крышей…

Чтобы хоть как-то себя развлечь, Ника стала незаметно оглядывать экскурсантов. В основном это были люди среднего возраста, солидные и семейные. Кое-кто с детьми. «Странно, — подумала Ника, — ведь учебный год уже начался…» Хотя сейчас, кажется, все не так строго, как было раньше, во времена ее школьного детства.

— Лизонька, посмотрите направо — какой чудный вид, — нежно прошептал Кирилл ей на ухо.

Ника улыбнулась ему и послушно повернула голову. Вид действительно был великолепен, но не на красотах пейзажа задержался ее взгляд. Немного в стороне от толпы экскурсантов стоял светловолосый молодой человек в длинном светлом плаще. Впрочем, если бы вокруг него теснилась толпа народу, он бы и тогда выделялся. Такую элегантную небрежность мог себе позволить лишь отпрыск аристократической фамилии, лорд или принц. Только что делать лорду или принцу здесь, в Сигулде, во дворе Турайдского замка? Взгляд незнакомца, блуждающий и рассеянный, остановился на Нике, и в его глазах зажглась искорка интереса. Он пристально посмотрел на нее и чуть заметно улыбнулся. Ника невольно улыбнулась в ответ, но тут Кирилл снова склонился к ее уху:

— Вы заметили, как забавно наша экскурсоводша дергает носом? Она похожа на кролика.

Ника повернулась к Кириллу, а когда снова посмотрела направо, молодого человека в светлом плаще уже не было. Осмотрев замок и полюбовавшись видом на парк из башенного окна, Ника и Кирилл вслед за всеми отправились к могиле турайдской Розы. Экскурсоводша добросовестно поведала о том, что турайдской Розой называли простую девушку Майю: «В популярной латышской легенде рассказывается о любви Майи к юноше-садовнику. В день их свадьбы чужеземный офицер, тщетно добивавшийся руки девушки, обманным путем вызвал ее на свидание. Роза предпочла умереть, но остаться верной своей любви». Все это (наверное, в тех же выражениях) Ника слышала и в прошлый раз, когда пять лет назад приезжала сюда с экскурсией.

— Ян Райнис по мотивам легенды написал трагедию «Любовь сильнее смерти», а композитор Гравитис — оперу «Турайдская Роза», — вдруг услышала Ника у себя за спиной негромкий насмешливый голос.

Она обернулась и увидела светловолосого принца. Он смотрел на нее и заговорщицки улыбался.

— Ян Райнис написал по мотивам легенды трагедию «Любовь сильнее смерти», а композитор Гравитас создал оперу, — сказала экскурсоводша.

— Ну вот, видите, как я угадал, — усмехнулся молодой человек.

Кирилл, не отходивший от Ники ни на шаг, смерил «принца» презрительным взглядом:

— Несложно угадать то, что известно всем, — раздраженно сказал он и, взяв Нику за руку, повел ее взглянуть на могилу. И опять, когда Ника через минуту оглянулась, молодого человека уже не было. «Как сквозь землю провалился», — подумала Ника. После осмотра могилы группе полагалось полчаса свободного времени. Эти полчаса оказались для Ники самыми неприятными. Кирилл сначала повел ее выбирать сувениры, и она оказалась в совершенно идиотской ситуации. То, что Нике на самом деле нравилось, покупать было нельзя, а то, что, по ее соображениям, могло привлечь внимание «Лизы», Ника бы в жизни не выбрала. Но делать нечего — пришлось отказаться от изящных кожаных украшений и позволить Кириллу приобрести для нее блестящую бижутерию. Судя по тому, что Кирилл не скупился, он окончательно решил переключиться на «Лизу». Ника могла праздновать победу, только праздновать совсем не хотелось, вернее, праздновать было нечего.

Потом Кирилл предложил прогуляться по дорожкам парка. Ника понимала, чем ей это грозит, но не нашла сразу предлог, чтобы отказаться. И точно — как только они свернули на тесную тропинку, рука Кирилла обвилась вокруг ее талии, а губы оказались в слишком тесном соседстве с «Лизиной» щекой. И опять Ника удивилась себе: ничего в душе не всколыхнулось! Близость Кирилла была ей сейчас скорее неприятна. Не сдержавшись, она довольно резко повела плечом, стараясь высвободиться. Кирилл, не ожидавший сопротивления, недоумевающе посмотрел на нее:

— Что-то не так?

Показалось это Нике или нет, но в его взгляде промелькнуло нечто, похожее на сомнение… Он заглянул ей в лицо — слишком внимательно, словно пытался что-то разглядеть. Страх перед разоблачением помог Нике опомниться.

— Вы слишком поспешны, — нараспев сказала она и, кокетливо улыбнувшись, осторожно убрала с талии его руку. — Всему свое время.

За этим последовала еще одна улыбка, кокетливее предыдущей. Сомнение в глазах Кирилла исчезло. Ника словно прочитала его мысли: теперь понятно, девушка просто набивает себе цену.

Что ж, подождем. Но не слишком долго. И она угадала:

— Но, Лизонька, вы ведь не заставите меня слишком долго ждать? Я ведь могу и умереть от любви, — пошутил Кирилл. — Как турайдская Роза.

Ника еще раз улыбнулась. Господи, кто бы знал, как ей надоело улыбаться!

По дороге к автобусу Ника взяла Кирилла за руку и принялась щебетать о всяких пустяках. Они опять пришли чуть ли не самыми последними. Рядом с «Икарусом» на стоянке стоял роскошный белый «Мерседес». «Интересно, и кто это приезжает в Сигулду на «Мерседесах»?» — подумала Ника. Когда автобус уже почти выехал со стоянки, она мельком взглянула в окно. В «Мерседес» садился молодой человек в длинном светлом плаще.

 

7

Ника сидела на низкой пляжной скамейке, на том самом месте, откуда вчера утром любовалась морем. Сейчас она пришла сюда с той же целью: посмотреть на закат и привести в порядок скачущие мысли.

Она искала в своей душе прежние чувства к Кириллу — и не находила. Но ведь так не бывает — целый год прожить бок о бок с совершенно чужим человеком и не заметить! Ведь была же любовь, была!

«Любовь, — задумчиво усмехнулась Ника. — Кто знает, что же такое любовь! И что только этим словом не называют…» Она вдруг вспомнила один случай, который, как она считала, доказывал любовь Кирилла к ней. Тогда Кирилл только-только к ней переехал. С этого радостного события прошла неделя или дней десять, и они в первый раз поссорились. Причина была какая-то совсем пустяковая, то ли на Нику кто-то слишком пристально посмотрел на улице, и она улыбнулась в ответ, то ли Кириллу не понравилось, как она с кем-то разговаривала… Сейчас уже и не вспомнить. Короче говоря, разругались они в тот вечер капитально, и Ника, хлопнув дверью, убежала ночевать к Маше.

В восемь утра раздался звонок в дверь. На пороге стоял Кирилл с корзиной, полной спелых крымских яблок. Ника, конечно, мгновенно растаяла и простила ему все прегрешения. Они втроем мило позавтракали, Кирилл смотрел на Нику влюбленными глазами, все время старался прикоснуться к ней. Ника была на седьмом небе от счастья. Ну какой мужчина рано утром потащится на другой конец города к женщине, если он эту женщину не любит до безумия! И всякий раз, когда Ника начинала сомневаться в Кирилле, она вспоминала эту историю и прощала ему все.

Однако история имела и продолжение, которое Ника вспоминать не очень любила. После милого завтрака следовало бы проститься с хозяйкой и уйти, тем более что у Машки были в тот день дела. Но Кирилл все сидел, и сидел и говорил, говорил… Зачем-то стал рассказывать Маше, что он без Ники жить не может, расписывал свои чувства в таких выражениях, что Нике стало неловко. А Машка должна была слушать, кивать и поддакивать и в результате опоздала на собственное свидание. Ника не раз пыталась аккуратно намекнуть, что им пора домой, но Кирилл намеков не понимал, а сказать ему прямо — значило снова смертельно его обидеть. Как оказалось впоследствии, молодой человек, с которым Машка так и не встретилась, имел на нее не только личные виды, но и собирался предложить интересную работу. Работа уплыла, молодой человек тоже сгинул. Машка была хорошей подругой, никогда об этом не вспоминала, но Ника все равно чувствовала себя виноватой. Да Кириллу и тогда и теперь было наплевать на всех, кроме себя! Она-то воображала, как он промучился целую ночь без сна, вскочил чуть свет и кинулся разыскивать ее по всей Москве. А он просто решил продемонстрировать им свои достоинства. Смотрите, какой я хороший! Смотрите, как я умею любить! Настоящий мужчина, герой-любовник! И ему было неважно, что у Маши свои дела, а Ника хочет поскорее остаться с ним наедине. Он был на сцене, на него направлены огни рампы, он целиком поглощен своей ролью героя-любовника! А они обе нужны были Кириллу только в качестве зрителей. Только Кирилл тогда переиграл, не смог уйти вовремя. И сегодня Ника это припомнила. Могла бы припомнить и еще кое-что похуже. Например, их первую ночь… Нет, об этом она сейчас думать не станет. Это еще слишком больно и обидно.

Ника вздохнула, поднялась со скамейки и пошла вдоль берега. Солнце давно село, стало совсем темно. Море плескалось у ее ног, волны по цвету сливались с прибрежным песком. На пляже не было ни души, но Нику это не волновало: Юрмала — спокойный город. Кроме того, еще в институте она занималась карате, знала приемы и при случае любому могла дать отпор. Вечер был тихий, но здесь, у самого моря, легкий ветер дул прямо в лицо. То ли от ветра, то ли от ходьбы мысли Ники потекли совсем в другом направлении.

Боже мой, зачем она решилась на эту дурацкую авантюру! Дождалась бы Кирилла в Москве, сделала бы вид, что верит в командировку, — и снова все пошло бы как прежде. А теперь — что ее ждет? Снова одиночество? Уже десять лет одиночества, с тех пор, как мама и папа… Ника помотала головой, чтобы не расплакаться. Она так хотела, чтобы ее кто-то любил, и еще больше хотела любить сама. Так боялась ошибиться, выбирала-выбирала, и что же? Получается, что повисла на шее у первого встречного…

Вдруг какая-то темная тень отделилась от кустов и метнулась наперерез Нике. Все произошло мгновенно. Человек протянул к ней руку, а через секунду уже лежал на песке, сраженный хорошо проведенным приемом. Ника отскочила в сторону, готовая защищаться или бежать — смотря по обстоятельствам.

— Лиза, это я, — приглушенно сказал противник, поднимаясь на колени.

Ника сразу узнала голос, но на всякий случай переспросила:

— Кто это «я»?

— Виктор. — Он вскочил, схватил Нику за руку и оттащил к кустам. Она не сопротивлялась, только изумленно спросила:

— Что-то случилось?

Виктор обернулся к ней и прошептал:

— Тише! Говорите шепотом, а лучше совсем не говорите.

— Но…

Он на ходу приложил палец к губам. В темноте Нике показалось, что он улыбается. Она пожала плечами и повиновалась. Виктор, не выпуская Никиной руки, вел ее дальше от пляжа, через лес, вверх, к дороге. Только когда они очутились на шоссе, он выпустил наконец ее руку и остановился. Ника потерла занемевшее запястье и недовольно спросила:

— Ну и что все это значит?

— Кажется, местные веселые ребята назначили друг другу встречу дальше по пляжу. Если бы вы прошли еще метров сто — сто пятьдесят, вы бы неминуемо на них наткнулись.

— Но, — сказала слегка оторопевшая Ника, — я не слышала ни голосов, ничего похожего…

— Они и не кричали о своем присутствии, и ветер относил голоса в сторону.

— Но… Может быть, вам только показалось?

— Лиза, — проникновенно сказал Виктор, — я чувствую себя ответственным за вас. Проверять, показалось мне это или нет, я все равно вас не пущу. От разборок, настоящих или мнимых, лучше держаться подальше.

Они остановились и смотрели друг на друга в свете фонаря. Ника уже готова была разозлиться за такое бесцеремонное обращение, но Виктор вдруг улыбнулся, и всю ее злость как рукой сняло. Какая у него обаятельная улыбка — так и тянет улыбнуться в ответ! Через минуту они уже оба смеялись непонятно над чем.

— Ох, прямо как дети, — первой опомнилась Ника.

— Не обидетесь, если я кое-что скажу? — Виктор все еще улыбался.

— Нет. А что? — заинтересовалась Ника.

— У вас на лице было разочарование маленькой девочки, которая ожидала увидеть царевну, а увидела лягушку.

— Это вы-то лягушка? — снова расхохоталась Ника. — Как будет «лягушка» в мужском роде?

— Лягушк? — предположил Виктор.

— Ага, Лягушк-царевич! — Нике стало совсем весело.

— Ну ладно, а теперь лягушк-царевич проводит царевну Несмеяну домой. — Виктор стал серьезен. — Слишком поздно царевне гулять в одиночестве.

Сложив в сумку принадлежности для душа и неотразимый ярко-зеленый купальник, Ника посмотрела на часы и заторопилась. Она, конечно, решила опаздывать в бассейн, но слегка. А если еще пять минут провозиться, то придешь как раз к концу сеанса. Сегодня перевоплощение в Лизу отняло у нее кучу времени и не доставило никакой радости. Волосы не укладывались, губы никак не хотели приобретать нужную форму, даже глаза ровно подвелись только с третьего раза. Душа сопротивлялась перевоплощению, а руки, по всей видимости, следовали указаниям души. После недолгого, но упорного сопротивления Ника победила собственную натуру, и макияж был завершен.

В душевой, слава Богу, никого не было. Быстренько переодевшись, Ника поправила перед зеркалом чашечки купальника и плавной «Лизиной» походкой вышла к бассейну. Кирилл давно ждал ее появления. Он мигом оказался у лесенки, ведущей в воду, и, как только Ника подошла, галантно протянул руку. Ника про себя усмехнулась: вчерашний вечер после Сигулды Кирилл был вынужден провести с Мариной и теперь наверстывает упущенное. Ну что ж, пусть попробует. Она-то знает, что это бесполезно, прошлого не вернешь. Однако на протянутую руку оперлась и одарила верного поклонника одной из самых блестящих «Лизиных» улыбок.

— Ты сегодня очаровательна, — прошептал Кирилл, когда Ника оказалась рядом с ним в воде. — Еще лучше, чем вчера.

— Разве мы уже на «ты»? — Ника взмахнула ресницами, метнув в Кирилла убийственный взгляд (давно отрепетированный перед зеркалом).

— А разве нет? — Кирилл словно невзначай провел по ее плечу, чуть коснувшись груди.

Ника недовольно отстранилась:

— По-моему, на нас смотрит ваша жена.

Марина действительно смотрела на них. Правда, она была далеко, на другом конце дорожки, и рядом с ней… Рядом с ней был Виктор. Опять!

— А, — беззаботно махнул рукой Кирилл. — Ничего страшного.

Ника, на секунду выйдя из роли, скептически усмехнулась. Вот в этом он весь! Ни в чем себе не отказывай, а потом — хоть трава не расти! И чувства других Кирилла ни капельки не волнуют. Она повернулась и поплыла к Марине и Виктору. Обрывок разговора, который ей удалось услышать, совсем Нике не понравился.

Виктор учил Марину плавать. Одной рукой держась за бортик, она отчаянно колотила ногами по воде, стараясь удержаться в горизонтальном положении. Виктор был ласков и терпелив:

— Не бойтесь, не бойтесь. Вода сама держит, нужно только в это поверить.

— Меня почему-то не держит, — вздохнула Марина.

— Вас не только вода — облако выдержит. Давайте попробуем еще раз, и все получится.

— Здравствуйте, — вежливо сказала Ника, становясь на ноги. Этот край бассейна был мелким, поэтому Марина здесь и барахталась.

Марина, увидев соперницу, прекратила свои упражнения, встала на ноги, сухо поздоровалась и отвернулась.

— Долго спите, прекрасная Елизавета, — пошутил Виктор.

— Даю вам право переименовать меня из царевны Несмеяны в Спящую красавицу, — в тон ему ответила Ника.

— Что такое? — удивился подоспевший Кирилл. — Какая царевна?

Только Ника раскрыла рот, чтобы рассказать о вчерашней вечерней встрече на пляже, как Виктор ее быстро перебил:

— Это прозвище Елизавета Федоровна получила за свой капризный нрав, правда, Елизавета Федоровна?

Он заговорщицки подмигнул. Ника пожала плечами:

— Почему вы меня все время называете по имени и отчеству?

— А разве плохо звучит — Елизавета Федоровна! — Виктор проговорил имя почти по слогам, смакуя каждый звук. — Не хватает только титула.

Марина насмешливо фыркнула:

— К сожалению, титулы по желанию не выдаются, а то Лизонька непременно назвалась бы какой-нибудь графиней или княжной.

Она пододвинулась ближе к Кириллу и обняла его за шею. Тот стерпел, однако Ника заметила, что восторга Маринин жест у него не вызвал. Похлопав Марину по руке, Кирилл нарочито весело сказал:

— Ну ладно, Лизонька наконец с нами. Давайте обсудим, что будем делать сегодня. Может быть, придумаем что-нибудь грандиозное?

— Ребята, без меня, — виновато улыбнулся Виктор. — Я днем уезжаю.

— Как? Куда? — почти хором спросили Ника и Марина.

— Домой, в Москву. Вчера вечером пришла телеграмма — у шурина инсульт, нужно хлопотать о больнице.

— Шурин — это брат жены? — растерянно спросила Марина. Она выглядела расстроенной и обескураженной. — У вас есть жена?

— Мариночка, мне тридцать восемь лет. Сложно до такого возраста сохраниться в холостяцком состоянии. Однако, — Виктор лукаво посмотрел на Марину, — если бы я до сих пор не был женат, боюсь, попытался бы увести вас от Кирилла. А поскольку на его стороне молодость и красота, вы бы со мной не пошли, и мое сердце навсегда бы разбилось.

— Ах, ах, какая трагедия, — не удержалась Ника от насмешки.

Она тоже расстроилась из-за того, что Виктор уезжает, но ее удивило, что он не сказал об отъезде вчера вечером на пляже. Ведь не ночью же он получил телеграмму? Странно… Однако и сейчас она промолчала. Кажется, Виктор хочет скрыть от Кирилла и Марины их вечернюю встречу. Почему?

— Лизонька, не переживайте вы так сильно, ведь я-то остаюсь! — Кирилл вроде бы в шутку подмигнул Нике.

— Вот видите, Витя, как жалко, что вы женаты! — вздохнула Марина. — Если бы я ушла к вам, он бы утешился с первой попавшейся красавицей.

Она подчеркунула слова «первая попавшаяся» так же, как Ника подчеркивала слово «жена». Реплика эта сопровождалась томным взглядом, обращенным к Виктору, однако рук с шеи Кирилла Марина при этом не сняла.

— Ну ладно-ладно. — Виктор сменил тему: — Пока я еще здесь, мы с Мариной продолжим урок.

— А мы пока сплаваем пару раз туда-обратно. — Кирилл наконец высвободился из Марининых объятий. — Лизонька, я буду плыть медленно, чтобы вас не утомить.

Нике хотелось сказать, что она прекрасно плавает и скорее Кирилл утомится догонять ее, но она вовремя прикусила язык. Лиза должна плавать по-женски медленно и некрасиво. Она вздохнула про себя, улыбнулась Кириллу и поплыла вдоль бортика.

Выйти из бассейна оказалось сложнее, чем войти. Чтобы дождаться, пока освободится раздевалка или хотя бы пока оттуда уйдет Марина, Нике пришлось порядком потянуть время. Сначала она долго и упорно мучила девочку-тренера расспросами о водных упражнениях против остеохондроза. Потом так же долго взвешивалась, потом попросила смерить давление… Наконец, по Никиным расчетам, путь был свободен. Расчет оказался верным — и душевые и раздевалка были уже пусты. «Ух, — подумала Ника, — больше в бассейн ходить не буду. Слишком много трудностей и препятствий». Переодеваясь, она обдумывала сложившуюся ситуацию. Судя по всему, Кирилл уже влюбился в «Лизу» по уши. Если следовать первоначальному плану, пора ставить его перед выбором: либо она, либо Марина. А потом раскрывать инкогнито и наслаждаться победой.

Только вот наслаждаться не хотелось, и победа Нике была не нужна. Бог с ним, с Кириллом. Нужно кончать этот маскарад. А не уехать ли ей по примеру Виктора в Москву? Устала она жить под чужим именем. А когда Кирилл вернется из «командировки», просто выставить его из дома, без объяснения причин. Ника вздохнула. Что ж, так она скорее всего и поступит.

Кирилл ждал ее у выхода из раздевалки.

— Лизонька, нам нужно поговорить, — Он схватил ее за руку и отвел в сторону.

— О чем? — Нике говорить с ним совсем не хотелось, но она покорно пошла за ним.

— Лизонька, — Кирилл стоял так близко, что она чувствовала на своей щеке его дыхание, — Лизонька…

— Ну что? — Она подняла длинные ресницы и посмотрела ему в лицо.

— Я не могу так больше. Давайте встретимся сегодня вечером. Только вы и я.

Ну вот и дождалась! Ника отвела взгляд и прошептала:

— А как же ваша жена?

— Жена? — Кирилл будто удивился. — Ах да, жена… Пусть вас это не тревожит. И вообще…

— Как это — не тревожит? — возмутилась Ника.

— Вы просто не знаете всего. Дело в том… Нет, — решительно перебил Кирилл сам себя, — давайте вечером встретимся, и тогда я вам все объясню. Я буду ждать вас в девять на берегу, у лесенки на пляж. Хорошо?

— Но… — Нике совсем не хотелось идти на это вечернее свидание, тем более что она отлично знала, что он собирается сказать. Надо быстренько что-нибудь придумать и отказаться. Как назло, в голову ничего не приходило.

— Лиза, — Кирилл говорил быстро и страстно, — если вы не придете, я способен на все. Я найду дом, где вы живете, явлюсь к вам и буду сидеть под вашей дверью всю ночь.

Ника совсем растерялась. И тут Кирилл неожиданно наклонился и впился губами в ее рот. Что-что, а целоваться Кирилл умел. Было время, когда Ника просто таяла от его поцелуев. Вот и сейчас она было привычно подалась к нему, ощутив знакомую истому и сладкую тяжесть где-то внутри. Ее губы сами собой раскрылись под его губами, отвечая на поцелуй. Пальцы Кирилла запутались в ее волосах, потом спустились ниже, скользнули по шее, по спине… И в то же мгновение она почувствовала, что это ей неприятно. Минутное воспоминание-наваждение прошло, захотелось поскорее высвободиться. Она почти непроизвольно отстранилась… Кирилл оторвался от ее губ и снова попытался крепко прижать Нику к себе. Их взгляды встретились. В глазах Кирилла горело неприкрытое желание, но было там и еще кое-что, что Нике совсем не понравилось. Что-то, что заставило ее сразу прийти в себя, — легкое недоумение и тень догадки. Наверное, тело Кирилла помнило ее тело лучше, чем сам Кирилл помнил Нику. Надо было срочно исправлять положение. Ника томно вздохнула и с усилием высвободилась, капризным движением руки отстранив не в меру страстного поклонника. Еще один вздох, взмах длинных ресниц, улыбка…

— Я буду ждать, — страстно прошептал Кирилл. Он словно хотел что-то добавить, но сдержался, повернулся и быстро пошел, почти побежал прочь. Через секунду Кирилл скрылся из глаз. Наваждение прошло. Ника помотала головой, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Да, в первый момент она потянулась к нему, но это произошло в силу привычки. Ее тело еще помнило тепло его рук и привыкло им повиноваться. А потом, когда поцелуй закончился, Ника почувствовала то, что она чувствует к Кириллу на самом деле. Ей вдруг стали неприятны его прикосновения, его дыхание… Даже захотелось стереть след его губ со своих. Не-ет, на свидание к Кириллу идти совсем не хотелось.

В половине пятого Ника одна сидела за столиком того самого кафе, где варили необыкновенно вкусный кофе. Только что она попрощалась с Виктором, проводила его до электрички. Гулять идти не хотелось, и она решила скоротать время за чашечкой кофе. Тем более что нужно было где-то спокойно посидеть и обдумать ситуацию.

Очень жаль, что Виктор уехал. Жаль и потому, что он бы оградил ее от ненужного свидания с Кириллом, и потому, что с ним было на удивление легко и спокойно. Так хорошо и спокойно Нике никогда ни с кем не было, разве что с Машей или с крестным. И еще… На прощание он сказал какую-то странную фразу. Уже войдя было в вагон, он вдруг вернулся в тамбур и быстро проговорил:

— Елизавета Федоровна, вы знаете такую испанскую поговорку: «Любовь любовью, но только гордость — истинная жизнь благородного сердца»?

— Нет… — растерялась Ника.

Виктор загадочно улыбнулся:

— Теперь будете знать.

— Но я… — Ника еще больше растерялась и глупо спросила: — Зачем?

— Так… Просто на всякий случай…

Он в нерешительности поглядел на нее, словно хотел что-то добавить, но двери закрылись, и электричка отошла от платформы. Ника так и осталась стоять в недоумении. Какое отношение к ней имеют слова Виктора? Или… Он что-то понял? Что?

Ника поднялась, взяла еще кофе и пирожное. Кажется, полоса везения закончилась. Что она будет без Виктора делать? Ведь Кирилл и вправду может явиться к ней домой и сесть под дверью, а хозяйке, Илзе Францевне, вряд ли это понравится…

— Простите, пожалуйста, здесь свободно? — прозвучал над ее ухом приятный мужской голос с чуть заметным акцентом. Ника подняла глаза и обомлела: перед ней стоял тот самый светловолосый принц из Турайдского замка. В руках он тоже держал чашечку кофе и тарелку с пирожными.

 

8

Машина на хорошей скорости шла по шоссе. За окнами мелькали желто-зеленые поля и холмы, кустарник, редкие перелески, аккуратные хутора — одним словом, Литва. Латвия с ее лесами осталась позади, с каждым километром Ника все дальше и дальше удалялась от моря, от Юрмалы, от Лиелупе… И от Кирилла. В салоне «Мерседеса» негромко играла музыка, радио «Ностальжи» передавало старые песни. «Любовь, похожая на со-он, — пела Пугачева, — cчастливым сделала мой до-ом…» Сумка с Никиными вещами стояла в багажнике, а она вглядывалась в несущуюся навстречу дорогу, не вспоминая о прошлом, не загадывая будущего, и боялась повернуть голову. Потому что рядом с ней, кажется, сидел мужчина ее мечты. Он уверенно вел сказочную белую машину, и Ника готова была ехать всю оставшуюся жизнь. Если бы кто-то раньше сказал Нике, что она способна на подобное безрассудство, она бы рассмеялась этому человеку в лицо. А сейчас как будто ничего и не было: ни года жизни с Кириллом, ни слез, ни ссор, ни подозрений, ни этой дурацкой затеи с переодеванием и отомщением — ничего. Вся прежняя жизнь отодвинулась так далеко, что казалась нереальной. Ника улыбнулась и подумала, что, наверное, существует какой-то закон: стоит раз волевым усилием поломать привычный ход жизни, и потом изменится абсолютно все. Как в горах: столкнешь один камешек, а вслед за ним пойдет целая лавина. Таким камешком, вызвавшим лавину в ее жизни, стала эта глупая затея с поездкой за Кириллом в Лиелупе. А теперь оказалось, не за Кириллом она поехала, а за собственным счастьем…

Они с Андресом просидели в кафе часа два, не больше. И этого времени Нике хватило, чтобы перестать замечать все вокруг. Весь мир сосредоточился в карих глазах ее нового знакомого. После получасового разговора Ника уже знала, что зовут его Андрес Инфлянскас, он наполовину русский, наполовину литовец, живет то в Вильнюсе, то в Москве, в Риге сейчас по делам, но сегодня вечером уже уезжает. А еще через полчаса выяснилось, что он отлично разбирается в живописи — и в классике и в авангарде; любит Марка Шагала, Илью Машкова, пейзажи Куинджи и портреты Рокотова. Насчет Куинджи Ника с ним не согласилась — она считала Куинджи слишком приторным, хотя ей нравился «Христос в Гефсиманском саду». Правда, находилась эта картина в Крыму, в Алупкинском дворце, поэтому ее мало кто помнил. А Андрес помнил, что еще больше подняло его в Никиных глазах.

Проявленное Никой знание живописи Андреса ничуть не удивило: придерживаясь легенды, она представилась Лизой Владимирской, студенткой искусствоведения. Представилась — и почти сразу об этом пожалела. С Андресом Нике захотелось быть самой собой. Пусть бы он с таким восхищением смотрел не на придуманную голубоглазую и пышногрудую Лизу, а на нее настоящую, на Веронику Войтович, у которой тоже есть масса достоинств.

После того как была выпита не одна чашка кофе, Ника предложила немного прогуляться. Они спустились к морю и не торопясь побрели вдоль берега в сторону Дзинтари. Разговор, так легко и непринужденно бежавший в кафе, прекратился, но Ника не чувствовала никакой неловкости. Рядом с Андресом ей было хорошо просто идти и молчать. И она шла медленно, глубоко засунув руки в карманы кожаной куртки, подставив лицо свежему ветру, дувшему с моря.

— Правда, хорошо здесь?

Она обернулась. Он был совсем близко, его светло-карие глаза смотрели прямо в ее голубые, зрачки в зрачки.

— Лиза, я хочу вам кое в чем признаться. — Голос Андреса прозвучал чуть виновато. Вообще-то Ника сразу заметила, что едва заметный акцент делает речь Андреса слишком мягкой и даже какой-то неуверенной… Особенно по контрасту с его безусловным мужским обаянием и заметной в нем скрытой силой. И этот контраст нравился Нике все больше и больше.

— Что такое? — словно завороженная, она не могла отвести взгляда от его глаз. Это длилось всего две-три секунды, но Нике они показались годами. И за это время ниточка, связавшая их в кафе, стала прочнее каната. Наконец она сделала над собой усилие и опустила ресницы.

— Ну, что вы такое успели натворить? — насмешливо спросила Ника, пытаясь шуткой ослабить возникшую между ними связь. Но Андрес шутки не принял:

— Я специально приехал сегодня, — тихо сказал он, по-прежнему глядя ей в глаза. — Я приехал увидеть вас. Вчера, в Сигулде… — Он запнулся, словно опять подыскивал нужные слова. Ника затаила дыхание.

— Вчера, когда я вас увидел… Словом, я понял, что не могу вас потерять. Мы должны были еще раз встретиться. Вы не сердитесь, что я так говорю?

— Что? — Ника верила и не верила. Нет, этого не может быть, так не бывает! Вернее, бывает, но только в книгах и фильмах. С ней-то уж точно этого быть не может! — Что вы сказали?

— Я приехал сегодня, чтобы увидеть вас, — повторил он. — Вы на меня не сердитесь?

Значит, все правильно, она не ослышалась.

— Сержусь? — Она не понимала, о чем он. — Я — сержусь? Господи, ну конечно, нет!

Ника посмотрела на Андреса. Наверное, обычно он выглядит сильным и уверенным в себе, но сейчас у него вид провинившегося школьника. Выражение растерянности и смущения так явно не вязалось с его внешностью, что это выглядело даже забавно. Ника заулыбалась, сначала робко, а потом все шире и шире. Через минуту она уже смеялась. В глазах Андреса мелькнули недоумение и обида, но потом Никин смех вызвал у него ответную улыбку. А еще через минуту они оба просто покатывались со смеху, глядя друг на друга.

Отсмеявшись, Андрес сделал строгое лицо и сказал:

— Вообще-то я не вижу ничего смешного в том, что захотел вас увидеть.

— Я тоже, — слегка смутилась Ника. — Извините. Просто просьбы и извинения вам как-то не слишком идут.

— Почему? — четко очерченные брови Андреса взлетели вверх. — Я произвожу впечатление самоуверенного дурака?

— Ой, нет, я просто не так сказала. Я хотела… Мне очень приятно то, что вы сказали… — Ника совсем запуталась, замолчала и смотрела на Андреса с растерянной улыбкой. — Нет, правда, очень приятно…

— А мне приятно это слышать. — Он дотронулся до ее руки, и смущения как не бывало. Нике показалось, что в том месте, где пальцы Андреса коснулись ее кожи, осталось ощущение тепла — словно руку покалывали маленькие иголочки. А он не торопился убирать свою ладонь.

— Вы долго еще собираетесь пробыть здесь?

— Где? — Ника не сразу сообразила, о чем он спрашивает.

— В Юрмале. Вы ведь живете в «Лиелупе»? Когда кончается срок вашей путевки?

— Ах, это… Нет, я здесь не по путевке. Просто снимаю комнату у знакомых.

Брови Андреса снова взлетели вверх:

— Не совсем обычный отдых.

— Почему? — не поняла Ника.

— Сейчас можно купить любую путевку в любой дом отдыха на любой срок. В Булдури, в Дзинтари, в Дубултах — где хотите. Все наполовину пустует. Зачем же создавать себе лишние трудности?

Ника пожала плечами и улыбнулась:

— Значит, я люблю трудности.

Не объяснять же ему историю с Кириллом! Но Андрес, слава Богу, и не стал ее больше ни о чем расспрашивать.

— Так, значит, вы не связаны никакими сроками и сама себе хозяйка, — задумчиво протянул он.

— В общем-то да, а что?

— Дело в том… — он опять запнулся, словно подыскивая нужные слова, — дело в том, что мне завтра вечером надо быть в Каунасе…

— Ох, — сразу огорчилась Ника. — В самом деле? И это обязательно?

А она уже представила себе долгие совместные прогулки, поездки в Ригу и по окрестностям! Неужели они так и расстанутся, едва познакомившись? Да она в жизни себе этого не простит!

— К сожалению, обязательно, — Андрес тоже был заметно огорчен. — Я должен буду задержаться там дня на три-четыре, потом мне, может быть, придется съездить на пару дней в Вильнюс. Я хотел спросить: могу я рассчитывать застать вас здесь через неделю?

— Через неделю? — у Ники вытянулось лицо. — Ой, нет, боюсь, так долго я здесь не задержусь. Но ведь вы бываете в Москве?

— Не так часто, как бы мне хотелось.

Они замолчали. Нике вдруг стало очень грустно, просто отчаянно грустно. Хотелось расплакаться: ну что это такое, не может быть, чтобы они сейчас вот так взяли и расстались. Еще неизвестно, что будет в Москве. Курортные знакомства редко продолжаются после отпуска…

— Вы знаете… — начал Андрес и замолчал. Ника с надеждой взглянула на него. Такое впечатление, что он обдумывает какой-то план, но сказать не решается.

— Что?

— Может быть, с моей стороны это будет непростительной дерзостью, но я подумал… Вас ведь здесь ничто особенно не держит?

— Нет… — Ника все еще не могла понять, куда он клонит.

— Когда вы хотели вернуться в Москву?

— Ну, через неделю, а может быть, и раньше… — Ника не стала говорить, что подумывала уехать хоть завтра.

— Еще раз извините за дерзость, — Андрес говорил медленно, тщательно подбирая слова, — но мне пришло в голову, что вы могли бы поехать со мной. Если бы захотели.

— Как? — такого предложения Ника не ожидала.

— Поймите меня правильно, я не имел в виду ничего плохого. — Андрес снова дотронулся до ее руки. — Я закажу вам отдельный номер в гостинице.

— Но ведь это… Это же очень дорого! — выпалила Ника и тут же смутилась.

Андрес улыбнулся:

— Не беспокойтесь об этом. Будете моей гостьей. Это вы мне сделаете одолжение, если позволите целую неделю наслаждаться вашим обществом. Вы когда-нибудь бывали в Каунасе?

— Нет…

— Подумайте: древняя архитектура, улицы, которым пять веков, городская площадь со знаменитой ратушей. А музей Чюрлениса! Вы должны все это увидеть своими глазами! Соглашайтесь!

— Но… — Ника не знала, как быть. С одной стороны, хотелось принять предложение Андреса, но остатки здравого смысла не позволяли ей это сделать. Она же видит его второй раз в жизни! Мало ли что…

Ника посмотрела ему в лицо. Нет, не может быть, чтобы он задумал что-то плохое! И все-таки соглашаться — полное безумие! Андрес словно уловил ее колебания:

— Скажите «да»! Я гарантирую вашу безопасность и обещаю хорошо о вас заботиться. В конце концов, вы можете позвонить в Москву родителям или подруге, объясните, что отправились со мной в путешествие. Если хотите, можете указать номер моей машины и паспортные данные. А хотите, я сам с ними поговорю?

И правда, можно позвонить Машке! Хотя… Ника снова взглянула на Андреса и твердо сказала:

— Я вам верю.

— Так вы согласны? — от радости у него просветлело лицо. — Согласны?

— Да. Когда мы должны выехать?

Андрес улыбнулся:

— Чем раньше, тем лучше.

Так все и случилось. И теперь Ника сидит в белой роскошной машине и смотрит, как навстречу несутся литовские хутора, и ни о чем не жалеет. Еще час-другой — и они будут в Каунасе.

 

9

Андрес сдержал слово: Ника получила отдельный номер, и даже не на одном этаже с Андресом, — он на третьем, она на пятом. Гостиница была построена, очевидно, где-то в семидесятые, но не выглядела обшарпанной, как такие гостиницы в городах средней полосы России. Собственно, происхождение здания в эпоху увлечения строениями из стекла и бетона, в просторечии именуемые «стекляшками», если смотреть не снаружи, а изнутри, выдавали только низкие потолки и окна во всю стену. Номер был просторный, не в пример обычным гостиничным клетушкам, и отделан в сдержанных приглушенно-красных тонах. Выйдя из душа, Ника закуталась в тонкое шелковое кимоно и уселась перед зеркалом. И что же ей делать теперь? По-прежнему продолжать играть в Лизу Владимирскую? Снова вставлять линзы, делать прическу, мазаться кремом для загара? Ох, как не хочется! Может быть, сейчас самое время взять и рискнуть — выйти к ужину в своем собственном обличье? Ника вздохнула. Нет, ничего не получится. Как она объяснит Андресу внезапное перевоплощение? Как скажет, зачем она разыгрывала всю эту комедию под чужим именем? И потом… Все может случиться. А вдруг она ему разонравится? Хотя Нике и кажется, что она знакома с Андресом целую вечность, но на самом деле — всего два дня… Даже не два — вчерашнюю мимолетную встречу в Сигулде нельзя считать началом знакомства. Господи, ну неужели это действительно было только вчера? И потом, документы… Ну да, в Литву-то она въехала по Лизкиному паспорту. Так что хочешь не хочешь, а надо продолжать игру.

Через полчаса Ника спустилась в холл гостиницы. На ней было то же маленькое черное платье, какое она надевала на дискотеку — выбор вечерних туалетов в дороге был невелик. Волосы она на этот раз не стала тщательно распрямлять и приглаживать, а высоко взбила феном, приподняв на затылке и оставив открытой красивую загорелую шею. Изящные клипсы со стразами и запах духов «Лу-лу» дополняли картину.

Андрес сидел в глубоком кресле у стойки администратора и просматривал газету. Завидев Нику, он поднялся и уверенно пошел ей навстречу.

— Вы просто ослепительны! Мне будут все завидовать!

Ника шутливо улыбнулась в ответ на комплимент:

— Не скромничайте. Вы вполне достойный спутник. Так куда мы отправимся ужинать? В гостинице, наверное, есть ресторан?

— О нет! — запротестовал Андрес. — Конечно, в гостинице есть ресторан, но я хочу предложить вам нечто иное. Сейчас мы поднимемся на Жалякальнис.

— Жалякальнис? Это далеко? — встревожилась Ника. — Тогда мне нужно вернуться в номер за курткой. Я не думала, что мы выйдем на улицу.

Она сделала движение по направлению к лифтам, но Андрес удержал ее за руку:

— Не волнуйтесь. И туда и обратно мы поедем на машине, вы даже чуть-чуть замерзнуть не успеете.

— Так что же такое Жаля… Не помню, как дальше? — поинтересовалась Ника, сидя в «Мерседесе» рядом с Андресом.

— Жалякальнис — Зеленая гора, — охотно объяснил тот. — Район Каунаса. Там много всего интересного, но мы отложим осмотр достопримечательностей до завтра. Кроме одной.

— Какой же?

— Там замечательный ресторан с варьете. Он тоже называется «Зеленая гора». Я заказал нам столик.

По узеньким улочкам машина, преодолев крутой подъем, вползла на гору и остановилась перед полукруглым зданием. Андрес был прав: замерзнуть Ника не успела, парковка была совсем недалеко от входа.

Ресторан явно строился с расчетом на варьете. Сцена занимала центральное место и была слегка «утоплена», а столики располагались полукругом на возвышении, напоминающем амфитеатр. Столик, заказанный Андресом, находился прямо по центру амфитеатра, но не в первом ряду, а у стены. Они едва успели к началу представления.

Ника пару раз бывала в варьете, но то, что она видела раньше, по сравнению с представлением «Жалякальниса» напоминало самодеятельность. Правда, голоса у певцов — парня и двух девушек — небольшие, но кордебалет был натренирован прекрасно. Тела у танцоров: гибкие и пластичные, движения — слаженные и синхронные. Особенно понравилась Нике одна из солисток — высокая, очень стройная и гибкая черноволосая девушка в открытом розовом платье, сплошь усыпанном блестками.

— Она не похожа на литовку, — тихо сказала Ника, кивком головы указав на танцовщицу.

— А она и не литовка, — отозвался Андрес. — Мара — наполовину цыганка, наполовину полька.

— Ого! — с уважением присвистнула Ника. — Гремучая смесь! Неудивительно, что она так танцует. Словно родилась в танце!

Андрес улыбнулся:

— Правда. А хотите, я вас с ней познакомлю?

— Как? — изумилась Ника. — Вы ее знаете? И до сих пор в нее не влюбились? Вот мужчины, и пойми их! Такую красоту мимо пропустить!

Ника хотела пошутить, но Андрес ответил без улыбки, даже как-то слишком серьезно:

— Мара — девушка моего друга.

— Тогда это меняет дело. Беру назад свои обвинения. А ваш друг, он тоже здесь?

— Да. Собственно, на встречу с ним я так торопился приехать в Каунас.

— А где же он? — Ника заинтересованно оглядела зал. — Здесь?

Андрес посмотрел на часы.

— Еще нет. Придет через час, после варьете. А сейчас смотрите, будет самое интересное: у Мары сольный танец.

Внимание Ники переключилось на сцену.

Верхние лампы, до того приглушенные, совсем погасли. Мягкий красноватый свет лился на сцену откуда-то снизу. В центре светового круга на сцене возникла Мара. На ней было уже не розовое, а блестящее черное платье, открывавшее спину. Разрезы по бокам позволяли видеть длинные стройные ноги танцовщицы почти до бедер. Быстрая ритмичная мелодия, в которой задавали темп ударные, не вязалась с предыдущей стилистикой представления, изысканной и романтичной. Теперь на сцене царила страсть, бешеная и беспощадная. Мара начала танец в таком темпе, что у Ники захватило дух. Танцевали не ноги и руки — все тело девушки отвечало страстной мелодии. Темп становился все быстрее, быстрее, и вдруг музыка оборвалась. Мара, оборвав бешеное вращательное движение, опустилась на пол и застыла в круге света в невероятной позе, будто сломанная бурным ветром пополам.

Зал взорвался аплодисментами. Похоже, этот танец оторвал зрителей от еды и разговоров. Мара послала публике воздушный поцелуй и убежала, а на смену ей вышел мальчик-певец и вторая пара солистов.

Мары уже давно не было, а Ника все смотрела на сцену как завороженная, и лишь прикосновение руки Андреса вернуло ее к действительности. Андрес улыбался:

— Понравилось?

— Вот это да! — Ника никак не могла прийти в себя. — Потрясающе! У нее просто нет костей, у этой девушки! А почему она не идет в профессионалы?

Андрес недоумевающе поднял брови:

— Простите? Здесь, в «Зеленой горе», только профессионалы и выступают.

Ника немного смутилась. Право же, ее опыт посещения варьете и ночных клубов был ограничен, откуда ей знать, профессионалы выступают там или любители.

Андрес, словно не заметив ее смущения, взял у подошедшего к столу официанта меню и передал Нике.

— Что вам заказать?

Несмотря на то, что мясной рулет с грибами был великолепен, Нике просто кусок в горло не шел. Одно присутствие Андреса уже лишало ее аппетита, к тому же смущало предстоящее знакомство с необыкновенной танцовщицей и с другом Андреса. Интересно, какой у него друг?

Представление кончилось, в зале зажегся свет. Ника незаметно взглянула на часы — час как раз прошел. Сейчас он и должен появиться.

— Он тоже литовец? — невпопад поинтересовалась Ника.

Андрес, в этот момент подцепивший на вилку кусочек мяса, с недоумением посмотрел на нее:

— Кто?

— Ну, ваш друг, тот, кого вы ждете.

— Ах, Раймонд. Да. Только, в отличие от меня, полукровки, настоящий, — улыбнулся Андрес. — Да, вот, кстати, и он! — Ника оглянулась. К их столику пробирался невысокий парень в светло-сером пиджаке и черной рубашке, на первый взгляд ничем особенным не примечательный. Русые волосы, светлые глаза, небольшая аккуратная бородка. Парень заметил их уже издалека и приветливо помахал рукой, а подойдя, что-то весело сказал по-литовски. Андрес, привстав, поздоровался с ним за руку, а Ника вежливо кивнула. Парень посмотрел на нее, расплылся в улыбке и опять заговорил по-литовски.

— Погоди-погоди, — жестом остановил его Андрес. — Лиза все равно не поймет ни слова из твоей темпераментной речи.

— О, вы литовский не понимаете, — парень огорченно прижал руки к груди. — Вы русская? — Говорил новый знакомый с тем же акцентом, что и Андрес, но более заметным.

— Так представь меня, пожалуйста, своей гостье!

— Давно бы представил, — улыбнулся Андрес. — Но ты мне слова не даешь сказать. Вот, Лиза, этого молодого человека зовут Раймонд Гедрис. Раймонд — Лиза Владимирская, студентка из Москвы.

Ника плавным «Лизиным» жестом протянула руку, которую Раймонд галантно поцеловал. Андрес серьезно наблюдал за процедурой представления, только в глазах у него прыгали смешинки.

— Ну все, хватит, — наконец сказал он, когда процедура целования руки слишком уж затянулась. — Закажи себе что-нибудь и присоединяйся к нам. А когда, кстати, освободится Мара?

— Обещала не задерживаться. Да что Мара, когда рядом такая девушка сидит! — Он выразительно посмотрел на Нику. — Вы — как цветок душистых прерий!

Ника, не ожидавшая такого пошлого комплимента, чуть заметно передернулась. Андрес промолчал, лишь внимательно посмотрел на нее, потом на Раймонда и слегка пожал плечами, как бы извиняясь. Раймонд подозвал официанта, сделал заказ, не заглядывая в меню, как завсегдатай, а потом разлил по бокалам стоящее на столе красное венгерское вино.

— Ну что, Лиза, давайте выпьем за знакомство?

Ника вежливо подняла свой бокал и слегка пригубила содержимое. Развязность, с которой держался Раймонд, начинала ее раздражать. А тот налил себе еще вина и весело посмотрел на Нику: — Как, Лизочка, нравится вам здесь? Литовцы — красивые мальчики, правда?

— Я в Литве всего один день, — сдержанно ответила Ника. Что, в самом деле, он себе позволяет! Что за вопрос!

— Ну, и за один день можно многое увидеть, — подмигнул Раймонд. — Если не зевать по сторонам…

Кажется, он хотел добавить еще что-то, но Андрес его быстро перебил:

— Скажи лучше, удалось тебе наладить контакт с поставщиками?

Ника поняла, что Андрес заговорил о делах нарочно, чтобы сбить Раймонда со щекотливой темы. Правда, получилось у него немного неуклюже. И вообще в этой ситуации Андрес несколько подрастерял свою уверенность и чувствовал себя неуютно. Но сбить Раймонда было не так-то просто.

— Слушай, ну что ты сразу о делах! В такой вечер и с такой девушкой нужно говорить только о любви! — Он прищурился и посмотрел на Нику сквозь поднятый бокал: — За вас, Лизонька!

Ника посмотрела на Раймонда с плохо скрываемым раздражением. Будь это в Москве, она бы сразу встала и ушла. Но здесь, в незнакомом городе… Андрес успокаивающе накрыл своей рукой ее ладонь и что-то быстро и гневно сказал по-литовски. Раймонд словно поперхнулся вином и взглянул на Нику так, словно потерял дар речи.

— Привет, мальчики, — послышался за Никиной спиной мелодичный голос.

Она обернулась и увидела высокую девушку в черных обтягивающих джинсах и бежевом свитере. Ника не сразу узнала в ней танцовщицу из варьете. Длинные черные волосы, на сцене гладко причесанные и собранные на затылке в блестящую сетку, были распущены по плечам, отчего облик девушки сразу утратил строгость и неприступность. Огромные карие глаза смотрели из-под густых ресниц по-детски трогательно и чуть печально.

— А вот и Мара, — с облегчением сказал Андрес. — Милая, сколько зим, сколько лет! Ты прекрасно выглядишь!

— Да что ты! — улыбнулась Мара, усаживаясь на пододвинутый ей стул рядом с Раймондом и подставляя ему щеку для поцелуя. — Кажется, мы с тобой в последний раз виделись всего две недели назад.

— Познакомься, дорогая, — Раймонд повел рукой в сторону Ники, — Лиза, подруга нашего Андреса. Она из Москвы. А это…

— Ну, Мару представлять не надо, — сказал Андрес. — Мы только что видели ее коронный номер, и Лиза в восхищении, правда?

И опять он положил ладонь на Никину руку, словно призывая ее к сдержанности. Ника же совсем перестала что-либо понимать в происходящем. Что же такое Андрес сказал Раймонду, что тот так сразу изменился… даже как будто испугался? И еще… Ведь Раймонд сказал, что она подруга Андреса… Подруга — значит, любовница? Значит, Андрес банально хочет затащить ее в постель, и его галантное поведение — только игра, притворство? Очевидно, все сомнения живо отразились на Никином лице, потому что рука Андреса снова едва заметно погладила ее руку. «Ладно, — подумала Ника, — не будем принимать поспешных решений. Подождем до вечера или, вернее, до ночи».

— Девушки, мы должны перед вами извиниться. Вы не обидетесь, если мы вас ненадолго покинем? — Раймонд поднялся из-за стола и склонился перед дамами в полупоклоне. — Нужно обсудить кое-какие дела. Андрес, прошу!

Андрес тоже поднялся из-за стола и улыбнулся Нике:

— Мы действительно ненадолго. А у вас будет возможность познакомиться с Марой поближе.

Мужчины удалились, и ошеломленная Ника осталась вдвоем с прекрасной танцовщицей. Мара невозмутимо посмотрела на нее и приподняла бокал с вином:

— Ну что ж, Лиза. Давайте выпьем за знакомство.

Губы ее улыбались, но взгляд был по-прежнему печален. Ника отпила из своего бокала и спросила:

— Где вы научились так танцевать?

— Вам понравилось? — довольно равнодушно спросила Мара.

Ника вздохнула:

— Это было просто великолепно! Особенно финал — тут нужна не просто природная гибкость, но и великолепная координация движений, и тренированные мышцы. Я думаю, вы занимались не только танцами, но и акробатикой или спортивной гимнастикой.

Мара вертела пустой бокал в тонких пальцах. При последних словах она впервые посмотрела на Нику с интересом:

— Вам Андрес, наверное, уже сказал, что моя мама была цыганкой… А у цыган танцы в крови.

— То есть… — не поняла Ника, — то есть… вы вообще нигде не учились?

Мара как-то странно усмехнулась:

— Если бы я где-то училась, я бы танцевала не здесь. Не в этой… А, ладно! А вы чем занимаетесь, Лиза?

— Я… — Ника слегка смутилась, — я учусь на отделении искусствоведения на истфаке МГУ.

— Да? — Мара улыбнулась. — Танцы тоже входят в предмет искусствоведения?

— Нет, — смутилась Ника еще больше. — Просто я в детстве увлекалась спортивной гимнастикой. И сейчас еще люблю иногда потренироваться. А танцы — мое хобби.

Мара явно оживилась:

— Вы долго еще здесь пробудете?

Ника пожала плечами: — Не знаю. Может быть, день-два, а что?

— Вы могли бы прийти ко мне на репетицию. Посмотрите, может быть, что-нибудь подскажете.

— Я — вам? — искренне изумилась Ника. — Да что я смогу вам подсказать!

— Ну, просто посмотрите! — видно было, что Маре действительно хочется, чтобы Ника посмотрела репетицию. — Я готовлю новую программу!

Нике очень хотелось принять предложение Мары, но неизвестно, какие планы на завтрашний день у Андреса. А здесь она полностью от него зависит. «А не слишком ли, — подумала Ника, — я быстро согласилась поехать с Андресом? Я ведь о нем совсем ничего не знаю…» Но трезвая мысль тут же была унесена потоком накативших воспоминаний о его взглядах, словах, прикосновениях его руки… Нет, ничего плохого просто не может быть!

— Ну что, девушки, не успели соскучиться? — Раймонд и Андрес снова вернулись за столик.

Андрес оглядел остатки блюд на столе, потом посмотрел на девушек и улыбнулся:

— Не пора ли заказывать десерт?

— Наверное, пора, — в ответ ему улыбнулась Ника.

— О чем беседовали? — поинтересовался Раймонд.

— Я пригласила Лизу на свою репетицию, — пожаловалась Мара, — а она не хочет идти.

— Очень хочу, — поправила ее Ника. — Просто не знаю, как…

— Какие у нас планы? — продолжил Андрес. — А знаете, все складывается просто отлично. Дело в том, что у меня до обеда дела, и мне не хотелось бы бросать свою гостью одну. Если бы Мара была так любезна…

— С удовольствием! — обрадовалась танцовщица. — Значит, завтра с десяти до двенадцати Лиза посмотрит на мои муки творчества, а потом мы с ней погуляем по городу. Хорошо?

— Если, конечно, дождя не будет, — пробормотал Раймонд, которому хотелось присоединиться к девушкам, но дела у них с Андресом были общие.

Андрес и Ника вернулись в гостиницу после того, как отвезли Раймонда и Мару домой, на улицу Кестутиса. Сюда же Андрес должен был завтра с утра забросить Нику.

В холле гостиницы, уже взяв у администратора ключи от номера, Ника исподтишка посмотрела на Андреса. Интересно, как он поведет себя дальше? Простится с ней прямо здесь, в холле, или проводит до номера и пожелает спокойной ночи, или… Андрес спокойно взял Нику под руку и повел к лифту. У дверей номера он остановился, подождал, пока Ника отопрет дверь. Вытащив ключ из замка, Ника выпрямилась и нерешительно взглянула на него.

— Не бойтесь, — усмехнулся Андрес, верно истолковав ее взгляд. — На поздний кофе я не напрашиваюсь. Просто хочу пожелать вам спокойной ночи.

Что за странный человек! Никины подозрения в отношении Андреса сразу умерли, но одновременно она ощутила укол разочарования. Подсознательно она хотела, чтобы он проявил настойчивость. Наконец почувствовать его губы на своих губах! Словно уловив ее желание, Андрес взял ее за плечи и медленно притянул к себе. Его рот, такой твердый и все же такой невероятно нежный… Его поцелуй проник ей в кровь и опьянил сильнее, чем выпитое за ужином вино. Такого никогда, никогда не случалось с ней прежде… от поцелуев Кирилла! На краткий миг Ника почувствовала, что теряет сознание. Перед глазами все плыло и кружилось. Ника задохнулась и сделала попытку передохнуть, но его губы занимались любовью с ее губами так медленно и настойчиво, что стесненное дыхание вырвалось глухим стоном.

Когда он наконец отпустил ее губы, Ника безвольно уронила голову ему на плечо. Ее не было, она совершенно растворилась в этих сильных руках. Ее ноздри впитывали его запах, выветривавший из головы последние остатки здравого смысла. Только бы он никуда не уходил, остался бы с ней сегодня на всю ночь… В голове кружились обрывки мыслей. Сегодня… Навсегда… Когда молчание стало уже чересчур интимно-красноречивым, Андрес слегка отстранил от себя Нику и пристально посмотрел ей в глаза:

— Дорогая… Я тоже этого хочу, больше всего на свете! Но не будем торопиться. Давай сначала получше узнаем друг друга. У нас ведь впереди много времени, разве нет?

Его голос с еле уловимым акцентом звучал мягко, но решительно. Ника, еще не пришедшая в себя, смотрела на него, не понимая. Андрес ласково улыбнулся и сказал:

— Если мы сейчас переступим черту, то просто обокрадем себя. А я хочу, чтобы все у нас с тобой было необыкновенно и красиво. Ты позволишь мне сделать так, как я хочу?

Это не Ника, это ее губы чуть слышно пролепетали:

— Да…

— Ну вот и отлично.

Андрес снова притянул ее к себе и поцеловал — на этот раз у корней волос, нежно и по-братски. Потом подождал, пока за ней закроется дверь номера, повернулся и быстро зашагал по коридору к лифтам.

 

10

— А во-он там, смотри, видишь колокольню с часами? — Мара показала рукой вверх и налево. — Ну вон же!

— Вижу. И что?

— На этих колоколах по воскресеньям и в праздники играют колокольную музыку. Такого больше нигде нет, только у нас.

— Ну да! — не поверила Ника. — А я-то всегда думала, что искусство колокольного звона — прежде всего наше, русское.

— Не колокольный звон — колокольная музыка, — поправила Мара, — а это разные вещи. Один наш композитор создал приспособление, с помощью которого на колоколах можно играть как на инструменте. Хочешь — классику, хочешь — народные мелодии…

— Хочешь — рок-н-ролл! — подхватила Ника, и девушки дружно рассмеялись.

Они сидели на лавочке в сквере напротив Исторического музея. Собственно говоря, Ника хотела посмотреть картины Чюрлениса, но, когда они наконец добрались до музея, почувствовала, что у нее от усталости отнимаются ноги. Мара провела ее по всему Старому городу, а потом по Центру пешком, не давая передышки. Даже тренированные Никины ноги не выдержали нагрузки, а Мара ничего — как будто только что начала прогулку. А ведь она еще три часа перед тем репетировала новый танец! Железная она, что ли? Ника искоса посмотрела на девушку. Как она все-таки хороша! Высокая, почти на голову выше Ники, она такая тонкая, что кажется еще выше. Но худой Мару никто бы не назвал — сложена она пропорционально, и кости из-под кожи не выпирают, как у многих женщин такого типа, — это Ника еще вчера заметила в «Зеленой горе».

— Ну что, — Мара улыбнулась уставшей спутнице, — идем в музей?

Ника взглянула на часы и обнаружила, что они остановились, — наверное, забыла утром завести.

— А сколько сейчас времени?

Девушки должны были встретиться с мужчинами в семь возле ратуши.

Мара взглянула на изящные небольшие часики:

— Без двадцати три, а что?

— Честно говоря, я жутко голодна. Ты как насчет поесть перед осмотром бессмертных шедевров?

Мара улыбнулась и пожала плечами:

— Как скажешь. Вон там, за углом, неплохой ресторанчик.

Она легко поднялась со скамейки. Ника уже в который раз с восхищением посмотрела на нее. Все-таки удивительная девушка! Неужели она не голодна? Вполне возможно, что она вообще питается солнечным светом — так легко идет, словно скользит по воздуху!

Ресторанчик оказался не ресторанчиком, а скорее чем-то средним между баром и кафе. Из горячей еды там были только сардельки и пицца. Взяв по порции сарделек, девушки устроились за столиком у большого окна, выходящего на улицу Донелайтиса. Ника подумала, что вот наконец-то выдался удачный момент расспросить Мару. Хотя они и провели вместе почти целый день, поговорить так и не удалось. Конечно, после репетиции они обсудили Марину работу, но и только. Потом Мара добросовестно исполняла роль гида, и сейчас Ника узнала много нового о Каунасе, но почти ничего — о своей спутнице. А эта девушка заинтересовала Нику не на шутку. Кроме того, ей хотелось подружиться с Марой и из-за Андреса. Ника стеснялась выспрашивать о нем у малознакомой девушки, а если они с Марой сойдутся поближе — ну, тогда другое дело…

— Ты очень хорошо знаешь город, — Ника начала издалека. — Наверное, ты родилась здесь?

— Нет. — Мара покачала головой. — Родилась я довольно далеко отсюда, под Магаданом.

Ника от неожиданности чуть не поперхнулась:

— Ого! В самом деле?

— А что тут такого? — Мара чуть передернула плечами. — И в Магадане люди живут.

— Конечно, — поспешно согласилась Ника, — конечно, живут. А в Каунас ты давно переехала?

— Когда мама… — Мара словно споткнулась. — В общем, когда осталась без мамы, переехала сюда, к родственникам отца.

Ника хотела спросить, почему к родственникам, а не к отцу, но сдержала любопытство. И была вознаграждена: чуть погодя Мара сама продолжила:

— Мама с отцом расстались, когда мне было пять лет. Отец уехал сначала сюда, в Каунас, а потом перебрался в Варшаву. Он поляк.

— И ты с ним не встречаешься? — спросила Ника.

Мара грустно усмехнулась:

— Это сложновато — встречаться с ним. Теперь он живет где-то то ли в Швеции, то ли в Швейцарии, не знаю точно.

— Как?

— У него другая семья. Я его не интересую.

Мара опустила глаза. Ника оказалась в затруднительной ситуации: с одной стороны, одолевало любопытство, с другой — неловко расспрашивать не слишком знакомого человека.

— Так не бывает, — осторожно начала она. — Дочь всегда интересует отца.

— Это ты знаешь по своему опыту? — скептически спросила Мара.

— Нет. — Ника вздохнула. — У меня нет особенного опыта. Мои родители погибли в автокатастрофе десять лет назад.

После этих слов Мара впервые заинтересованно посмотрела на Нику. И было в ее взгляде еще что-то, помимо сочувствия. Только вот что, Ника так и не успела уловить.

Девушки замолчали минут на пять, вплотную занявшись едой. Когда с сардельками было покончено, Мара принесла две чашечки кофе.

— Мой отец был политзаключенным, — неожиданно сказала она, помешивая ложечкой в чашке. — Они с мамой познакомились на поселении. Собственно, и расписаны они никогда не были. Когда у него срок кончился, он вернулся домой. Сначала писал нам, редко, правда, обещал взять к себе, а потом и писать бросил.

— Как это — политзаключенным? — не поняла Ника.

— Не знаю, — вздохнула Мара. — Мама так про него говорила. А тетя Гражина говорила — обычный шалопай. Из университета выгнали, потом госбезопасность им заинтересовалась. А кем только в начале семидесятых госбезопасность не интересовалась! Так что не знаю, за что его выслали.

— А кто это — тетя Гражина? — спросила Ника.

— Сестра отца. Когда маму… В общем, когда мне было двенадцать, я приехала к ней в Каунас. Мне больше некуда было податься. Слава Богу, тогда еще советские времена были, сейчас меня никто бы сюда не пустил.

— И долго ты жила у тети Гражины?

— Пока школу не кончила. Вообще-то она хорошая, но ей совершенно не до меня: квартирка двухкомнатная в Шанчяе, муж, двое своих оболтусов. Ну, пока мне было некуда деваться, она меня приютила, а потом… Муж у нее литовец. Ты знаешь, вообще-то и для поляков, и для литовцев родственные связи много значат, но я ведь не настоящая полька. И фамилия у меня по маме — Пономарева, и в свидетельстве о рождении вместо имени отца — прочерк. Пришлось самой о себе подумать. — Мара опять замолчала.

Выждав минуту-другую, Ника решилась спросить:

— А как ты попала в «Зеленую гору»?

— Раймонд устроил. Первое время очень боялась оттуда вылететь: у меня же нет гражданства, только вид на жительство.

— А теперь?

Мара недобро усмехнулась:

— Теперь не боюсь. Это они теперь боятся меня потерять. Многие же в этот ресторан специально ходят. На меня смотреть. Взять тебе еще кофе?

Ника благодарно улыбнулась:

— Да, пожалуйста.

История Мары так заинтересовала ее, что она раздумала идти в музей Чюрлениса. В конце концов, музей никуда не убежит, можно сходить и завтра, а если вместе с Андресом — так еще и лучше!

Глядя, как Мара идет от стойки с двумя чашечками кофе в руках, Ника снова залюбовалась кошачьей гибкостью ее движений. Редкая девушка, что и говорить! Если бы такая была среди Никиных учениц, она давно заняла бы все первые места на всех шейпинг-конкурсах. А кстати…

— Слушай, извини за нескромный вопрос — сколько тебе лет?

— Восемнадцать. Скоро будет девятнадцать, — улыбнулась Мара, садясь и расправляя коротенькую клетчатую юбку. — А тебе?

— О, — вздохнула Ника, — я уже старая. Двадцать пять.

— Неужели? — тонкие длинные брови Мары удивленно изогнулись. — Никогда бы не подумала. А вообще, почему мы говорим только обо мне? Расскажи мне что-нибудь и о себе.

Ника уже открыла было рот, но вдруг остановилась. О ком рассказывать? О Лизе Владимирской или о Веронике Войтович?

— Что тебя интересует? — осторожно поинтересовалась Ника.

— Да все, — улыбнулась Мара. — Я не так часто знакомлюсь со студентками из Москвы.

Значит, придется рассказывать биографию Лизы с элементами собственной истории.

— Ну, я учусь в МГУ на истфаке, на отделении истории искусств, — нехотя начала Ника. — Специализируюсь на искусстве Древней Руси…

Она замолчала, собираясь с мыслями.

— А почему ты туда пошла? — поинтересовалась Мара. — У тебя родители были художники?

— Папа. И потом, самый близкий мне человек не только хороший художник, но и известный коллекционер, он всю жизнь этому отдал.

— Прости, пожалуйста, — теперь пришел черед Мары быть осторожной. — Самый близкий человек — это кто? Муж?

Ника с искренним изумлением посмотрела на нее и рассмеялась:

— Что ты! Я не замужем и никогда не была. Нет, мой крестный. Его зовут Павел Феликсович, он заменил мне отца.

— А… — протянула Мара. — Тогда понятно…

— Ну, что еще рассказать? Сейчас у меня последний курс, а что потом — один Бог знает. Может быть, возьмут работать в какой-нибудь музей, только там ничего не платят… Значит, надо искать богатого мужа, — пошутила Ника.

Мара едва заметно передернулась.

— И ты думаешь, что Андрес — тот самый вариант? — тон ее изменился, стал сухим и колючим.

— Нет, что ты! — воскликнула Ника. — Что ты говоришь! Я ведь ляпнула так, не подумав!

Мара недоверчиво посмотрела на нее:

— Прости, пожалуйста. А с Андресом ты давно знакома?

Ника покраснела, потом решилась сказать правду:

— Два дня.

— Ка-ак? — Мара даже привстала. — Не может быть!

— Почему?

— Ты не производишь впечатление… — Мара словно не решалась продолжить фразу.

— Легкомысленной дурочки? — закончила за нее Ника. — Честно говоря, я всегда старалась быть очень осмотрительной. Но в последний месяц со мной что-то случилось, и вся осмотрительность куда-то делась. Словно вирус какой-то подцепила. Не знаешь, может быть, есть вирус беспечности?

Но Мара шутки не приняла. Она смотрела на Нику и молчала. Ника тоже стала серьезной:

— Понимаешь, если честно — такого со мной еще никогда не было. Знаешь, как у Бунина — солнечный удар!

Мара покачала головой. Да, конечно, она могла и не читать Бунина.

— Ну, — попыталась объяснить Ника, — когда я его в первый раз увидела — в Сигулде, случайно, во время экскурсии — то он мне страшно понравился. А потом он приехал за мной в Лиелупе, и все покатилось как снежный ком. А ему надо было уезжать. И я подумала… Впрочем, вру. Ничего я не подумала. Я просто не способна была подумать. Он предложил мне ехать с ним, и я согласилась.

Мара покачала головой:

— А что дальше?

— Не знаю, — растерянно сказала Ника. — Нет, правда не знаю. Надеюсь, что все будет хорошо.

Мара невесело усмехнулась:

— Надеюсь… — Она хотела что-то добавить, но не решилась. Потом кинула быстрый взгляд на часы и поднялась: — Ого! Мы тут с тобой засиделись! В музей сегодня уже никак не успеть. Допивай кофе и поехали к ратуше.

Выйдя на площадь, Ника сразу увидела рядом с цветочным магазином знакомый белый «Мерседес». Андрес, очевидно, тоже заметил их издалека, вышел из машины и пошел через всю площадь навстречу девушкам.

— Как погуляли? — поинтересовался он, улыбнувшись Маре и ласково поцеловав Нику в щеку.

— О, прекрасно! — ответила Ника. — Кажется, я теперь знаю Каунас наизусть. Еще одна-две такие прогулки — и смогу работать экскурсоводом в здешнем бюро.

— Боюсь, что возникнут проблемы с гражданством, — пошутил Андрес. — У нас с этим строго.

— Ну, тогда я попрошу вас с Раймондом за меня похлопотать, — в тон ему отозвалась Ника. — Кстати, а где он?

— В машине сидит.

— Да? А тебя отправил навстречу как приветственную делегацию?

— Раймонд не любит лишних движений.

Пойти навстречу любимой девушке — лишнее движение? Ника быстро взглянула на Мару — ей эти слова могли показаться обидными. Но она, кажется, пропустила их мимо ушей. И вообще вдруг словно отдалилась: шла рядом с ними, но в разговоре участия не принимала, похоже, и не слушала. Вид у нее был отчужденный, словно мысли ее были далеко отсюда, от этой площади, от Ники, от Андреса. И от Раймонда.

Раймонд сидел на водительском месте, из машины так и не вышел, даже для того, чтобы помочь сесть Маре. Бурно поздоровавшись с Никой, он бросил Маре небрежное «привет» и даже ей не улыбнулся. Мара опять приняла это как должное, а Ника подумала, что Раймонд нравится ей все меньше и меньше.

Когда все уселись — Ника и Андрес на заднем сиденье, Мара рядом с водителем — Раймонд включил мотор, и «Мерседес» плавно тронулся с места.

— Какие у нас планы? — поинтересовалась Ника. — Забросим ребят домой и поедем ужинать в одно необыкновенное место, — отозвался Андрес.

— А почему не в «Зеленую гору»? Я бы хотела еще увидеть Марин танец, — огорчилась Ника.

Мара обернулась и благодарно посмотрела на нее, но ничего не сказала.

Андрес замялся.

— Видишь ли, дорогая, — он взглянул на Нику как-то виновато, — мне нужно тебе что-то сказать.

— Что такое? — встревожилась Ника. — Что-то случилось?

— Да нет, ничего страшного. — Андрес взял ее руку и поцеловал в ладонь. — Ничего, просто подожди немного.

Как и раньше, его прикосновение подействовало на Нику успокаивающе. От того места, где его губы касались ее кожи, разливалось приятное тепло.

«Необыкновенным местом» оказалось маленькое кафе в Старом городе. Оставив машину на стоянке, Андрес повел Нику чередой узеньких улочек и двориков, так что она совершенно запуталась в поворотах.

— Ты меня, как мальчика с пальчик, хочешь завести в лес и бросить? — жалобно спросила она. — Одна я обратную дорогу не найду.

— Тебе и не придется ходить одной, — успокоил Андрес. — Ну вот, уже пришли.

Они спустились по каменным ступенькам в маленький подвальчик. Ника огляделась. Здесь было очень мило: кирпичные стены зала и небольшие стрельчатые окна под потолком наводили на мысль о готике, на стенах висели панно, выполненные в национальном стиле, а деревянные столики на двоих и на троих были украшены букетами цветов. В глубине зала в настоящем камине горел настоящий огонь. Это Нику окончательно сразило. Андрес заметил ее восхищение:

— Нравится?

— Очень!

Не успели они сесть, как рядом со столиком неслышно возник официант. Они с Андресом обменялись несколькими словами на литовском, потом Андрес обратился к Нике:

— Дорогая, у тебя есть какие-нибудь пожелания?

— Какие могут быть пожелания? — удивилась она. — Я же здесь ничего не знаю. Заказывай на свое усмотрение. Только учти — я не очень голодная, мы с Марой недавно перекусили.

— Ну вот, — расстроился Андрес. — А я хотел показать тебе настоящую литовскую кухню. Жувиене здесь готовят бесподобно.

— Жувиене?

— Старолитовское блюдо. Суп из речной рыбы, грибов и овощей. К нему подаются специальные рыбные палочки. Или, например, можно заказать жемайтский пивной суп.

— Звучит заманчиво, — сказала Ника, — но боюсь, ни пивной суп, ни жувиене я не осилю.

— А как насчет мяса? Можно заказать цепеляйне или зразы, или ведарай, или рулет сканестас-судетинис… Или лучше рыба? Здесь подают лидеку копустинес, лидеку су таукайс…

— Пощади! — шутливо взмолилась Ника. — Что это значит?

— Лидека — значит щука. Щука по-литовски, с кислой капустой или жаренная на свином сале.

Ника с сомнением покачала головой. Щука с кислой капустой — не слишком, с ее точки зрения, сочетаемые продукты, но, может быть, стоит рискнуть…

— Давай возьмем лидеку, — решила она. — С капустой. А к ней белого вина.

— Вообще-то к такому блюду лучше заказать пиво, — сказал Андрес. — Но если ты хочешь вино — пусть будет вино.

Когда лидека копустинес уже красовалась на столе, а вино было разлито в узкие высокие фужеры, Ника подняла свой бокал и сквозь стекло посмотрела на Андреса:

— Ну? За что будем пить? Ты скажешь тост?

— За нашу встречу, — Андрес вдруг стал серьезен. — За то, что я в Сигулде встретил тебя.

— А кстати, — поинтересовалась Ника, — как ты оказался в замке? Это место для любопытных туристов, а ты, наверное, его сто раз видел.

— У меня в Сигулде в тот день были назначены две встречи. Первая неожиданно отменилась, и мне предстояло где-то скоротать четыре часа. Вот я и пошел в Турайдский замок — люблю красивые виды.

— А-а, — задумчиво протянула Ника, — то есть если бы встреча не отменилась…

— Все в этом мире случайно. Ну как тебе лидека?

— Еще не распробовала. — Ника осторожно положила в рот кусочек незнакомого кушанья. — А ты знаешь, как ни странно, очень вкусно!

Андрес рассмеялся:

— Я плохого не посоветую.

Ника собралась отправить в рот еще кусочек, уже подцепила его на вилку и вдруг спросила:

— А что ты мне хотел сказать?

Улыбку с лица Андреса как будто стерли:

— Я надеялся, что ты до конца ужина не вспомнишь об этом.

— Господи, — теперь Ника встревожилась не на шутку, — что случилось? У тебя какие-то неприятности?

— Боюсь, что да, — Андрес помрачнел. — Понимаешь, меня очень подвел один человек. В общем, мне нужно сегодня ночью выехать в Прагу.

От неожиданности Ника выронила вилку:

— Но… Мы же собирались… Ей хотелось спросить: «А как же я?», но она сдержалась.

— Да. И мне очень неловко перед тобой. — Андрес говорил, но слова доходили до нее с трудом. — Да что там неловко — просто ужасно все получилось! Поверь, для меня это страшная утрата — те дни, которые мы не проведем вместе.

— И что же… Мне надо уехать домой?

Боже, как все плохо! Ника чувствовала себя так, словно ее выгнали из дома.

— Лизонька, — теплая рука Андреса опять легла на ее руку, — посмотри на меня, Лизонька. Посмотри мне в глаза.

Ника подняла ресницы. В глазах Андреса была тревога, забота и что-то еще… Что-то, чему Ника теперь не смела поверить.

— Тебе не обязательно уезжать. Можешь остаться здесь, в Каунасе, до конца своего отпуска. Можешь вернуться в Москву — как хочешь.

— А ты? — с надеждой спросила Ника. — Ты сюда вернешься?

— Не знаю. Как сложатся дела. В любом случае обещаю, что не позднее чем через месяц приеду к тебе в Москву. У тебя там есть телефон?

— Есть.

— Я буду звонить тебе каждый день.

Ника опустила глаза и задумалась.

— Когда тебе надо уезжать? — спросила она через пару минут.

Андрес посмотрел на часы:

— Через шесть часов сорок пять минут.

— А когда поезд на Москву?

— Через четыре часа.

Ника вздохнула:

— Значит, ты еще успеешь меня проводить.

 

Часть вторая

ЛЮБОВЬ, ПОХОЖАЯ НА СОН…

 

1

— Ну и что дальше? Ты так и уехала? — Маша, затаив дыхание, слушала Никин рассказ.

Ника вздохнула:

— Так и уехала.

Они сидели вдвоем на уютной кухне в Никиной квартире. Кофе в Машиной чашке давно остыл, а себе Ника наливать не стала — все равно она не смогла бы сделать ни глоточка.

Поезд из Каунаса пришел утром, и у Ники было достаточно времени, чтобы разобрать вещи и привести квартиру в порядок. Но не тут-то было! Она и распаковать сумку не удосужилась. Весь день бесцельно слонялась по комнатам, пытаясь привести в порядок собственные мысли и чувства. Что же все-таки с ней произошло? Эта странная зависимость от другого человека, когда полностью подчиняешься его воле, оправдываешь все его поступки, — это и есть любовь? Ника рассталась с Андресом только вчера, суток еще не прошло, а она превратилась в растение, с корнем вырванное из земли и брошенное на солнцепеке. Неужели всего неделю назад она не знала о существовании Андреса и ее мог интересовать кто-то другой? Как странно!

— Ну и что будет дальше? — Маша подобрала под себя ноги и уселась поудобнее. — Ты думаешь, он еще появится?

Ника от неожиданности широко раскрыла глаза. Мысль о том, что Андрес может и не появиться, ей в голову не приходила. А вдруг действительно…

— Конечно, появится, — отбросив сомнения, сказала Ника. — Он не такой, как другие. Он не может обмануть.

— Ну да! — скептически заметила Маша. — Ты же знаешь его всего ничего!

— Понимаешь, — задумчиво сказала Ника, силясь объяснить подруге неожиданно нахлынувшее на нее чувство, — это не важно, сколько времени мы знакомы — день, неделю или год. Я просто чувствую его как саму себя. Он обязательно приедет.

Маша покачала головой:

— Блажен, кто верует, тепло ему на свете. Кирилл у тебя, помнится, тоже был прекрасным, а теперь…

— Не сравнивай! — оборвала ее Ника. — Просто когда мы познакомились с Кириллом, мне было очень плохо. Я и сама не понимала, как устала от одиночества, и увидела в Кирилле то, чего в нем никогда не было. Сейчас все по-другому.

— Ну, хорошо, — сказала Маша. — А чем он занимается, твой великолепный Андрес?

— Как — чем? — не поняла Ника. — Я же тебе уже говорила — что-то связанное с компьютерами. Компьютерный бизнес или что-то в этом роде.

Маша пожала плечами:

— Предположим. И какие же неотложные дела его так срочно призвали в Прагу?

— Не знаю, я не спрашивала, — отмахнулась Ника. — Я же в компьютерах ничего не понимаю.

— Все равно. — Маша поднялась с табуретки и, разминаясь, прошлась по кухне. — Можешь на меня обижаться, можешь называть меня бесчувственной, но не нравится мне эта история.

Ника упрямо поджала губы:

— Почему?

— Не нравится, и все! И я бы на твоем месте не слишком ждала, что он еще объявится.

Ника возмущенно вскочила и уже открыла рот, чтобы возразить, но тут, словно в ответ на Машины слова, зазвонил телефон.

— Вот, слышишь! — вскинулась Ника, — Междугородний! — Она сорвалась с места и кинулась к телефону. — Да! Я вас слушаю!

Маша с жалостью посмотрела на подругу. Ника ошибается: звонок-то самый обычный, московский. И действительно — улыбка медленно сползла с Никиного лица, и она растерянно сказала:

— Очень приятно. Извините, а с кем я говорю?

В трубке, очевидно, пустились в объяснения.

— Да… — время от времени отвечала Ника, — да. Хорошо, завтра в двенадцать.

Она медленно положила трубку на рычаг и повернулась к Маше. Глаза у Ники были такие несчастные, что Маша быстро подошла к ней и обняла за плечи:

— Ну что ты, глупенькая! Зачем же так расстраиваться? Я наговорила лишнего, прости меня, прости… Он еще обязательно позвонит, вот увидишь!

Ника покачала головой, высвободилась из Машиных рук и села на кушетку в своей любимой позе — колени подтянуты к груди. Маша знала эту позу — значит, Ника сильно расстроена и пытается справиться с собой. На несколько минут на кухне воцарилось молчание.

— Кто это был? — чуть погодя поинтересовалась Маша, чтобы разрядить обстановку.

— Где? — безучастно спросила Ника.

— Кто звонил?

— Ах, это… — Ника махнула рукой. — Приглашают готовить очередную группу к конкурсу шейпинг-моделей. Завтра отборочный просмотр.

— Так это же здорово! — оживилась Маша. — Ты всегда это любила!

Ника даже головы не подняла. Маша пододвинула табуретку ближе к кушетке и села напротив Ники.

— Послушай, ты же приехала из Каунаса только сегодня утром, — убедительно сказала она. — Еще суток не прошло, как вы расстались, и потом, он тоже должен был куда-то ехать? Кажется, в Прагу?

— В Прагу… — сказала Ника, не поднимая головы.

— Ну вот. На дорогу нужно время.

Ника уныло смотрела перед собой:

— Он должен был утром вылететь из Вильнюса на самолете.

— Слушай, но все же может случиться! Нелетную погоду ты не учитываешь? Вылет могли задержать, он еще до места не добрался, и ему звонить просто неоткуда, — сказала Маша как можно убедительней.

— Ты правда так думаешь? — слегка оживилась Ника.

— Конечно! — Маша ласково улыбнулась подруге. — Обязательно позвонит. А вот ты мне лучше скажи, что ты с Кириллом собираешься делать?

— Как — что делать? — не поняла Ника. — С Кириллом ничего делать не надо, с ним все кончено.

— Хорошо, но он еще об этом не знает!

— Ах да! — Ника наконец слабо улыбнулась. — Совсем из головы вылетело, он же не знает, что я была в Юрмале. Не знаю, что делать с Кириллом. По правде говоря, мне сейчас совсем не до него.

Она встала с кушетки и налила себе кофе. «Вот так-то лучше, — подумала Маша. — Когда человек влюблен, у него всегда семь пятниц на неделе, и настроение меняется как погода весной. Главная задача хорошей подруги — когда что-то складывается не так, как хочется, переключить внимание с объекта любви на посторонний предмет. — Маша усмехнулась: — Подумать только, за короткое время Кирилл из объекта перешел в разряд посторонних предметов!» Но Ника, слава Богу, усмешки не заметила.

— А знаешь, оказалось, что изображать Лизку Владимирскую довольно хлопотно. Но под конец я уже приспособилась, хотя и надоело до чертиков. Вот только как я все это буду Андресу объяснять?

На Никино лицо снова набежала тень, и Маша поскорее постаралась вернуть ее к обсуждению вопроса о Кирилле.

— Да что тут обсуждать? — удивилась Ника. — Пусть уходит куда хочет, и все. Пусть возвращается к родителям или идет жить к этой своей Марине.

— А когда он должен вернуться? — поинтересовалась Маша.

— Думаю, что завтра-послезавтра. Судя по тому, как складывалась ситуация перед моим отъездом, долго они там не задержатся. Хотя, — Ника лукаво улыбнулась, — кто знает, может быть, когда коварная Лиза изчезла, у них снова началась идиллия.

— Ну и как ты поступишь? Объяснишься с ним?

Ника досадливо поморщилась:

— Знаешь, жутко не хочется. Ну что я ему скажу?

Маша рассмеялась:

— Расскажи, как он в тебя влюбился под чужим именем. Или превратись в Лизу и жди его здесь.

— Ой, нет, никогда. Знаешь что, — сказала Ника, — я просто завтра врежу в дверь новый замок. А его вещи… С ними мы поступим так: я все соберу, и мы отвезем их к его родителям. На твоей машине.

Маша с сомнением посмотрела на нее:

— Думаешь, так легко отделаться?

— Не знаю… Попробовать можно. По крайней мере, мне тогда не придется выставлять его из квартиры. Так что, заедешь ко мне завтра вечером за его вещами? Где-нибудь к восьми, идет?

— Идет!

«И в самом деле, — подумала Маша, — может быть, Ника права? Зачем лишние объяснения?»

Спустя три дня Ника у себя в шейпинг-зале репетировала программу с очередной конкурсанткой.

В принципе девочек для участия в конкурсе выбирали инструкторы в своих группах. Присматривались повнимательнее, подходили и предлагали попробоваться в роли претендентки на шейпинг-модель. Редко кто отказывался от такой возможности: не только победа, но и выход в финал приносил немалые деньги, у конкурса были щедрые спонсоры. Но девушку Юлю привела администраторша Тамара Михайловна откуда-то со стороны. Девочка и в самом деле была очень талантлива, гармония движений дана ей от природы. «Конечно, не в такой степени, как Маре», — сразу подумала Ника. Посмотрев, как Юля исполняет обязательный шейпинг-комплекс, Ника поняла, что в программе надо сделать акцент на руки и верхнюю часть туловища — придумать что-то вроде «умирающего лебедя». За это Нику и ценили на работе: за умение безошибочно определить сильные и слабые стороны каждой конкурсантки и придумать для них подходящие программы выступлений.

Программа для Юли у Ники уже сложилась, оставалось только втолковать ее самой Юле. Но занятие никак не ладилось. Ника не могла собраться, а Юля не могла понять, что именно от нее требуется. Кончилось тем, что Ника сорвалась и чуть не накричала на свою подопечную. Но, увидев в Юлиных глазах слезы, сдержалась и объявила десятиминутный перерыв.

Оставив Юлю разминаться в зале у большого зеркала, Ника скрылась в тренерской комнате, уселась на пол рядом с обогревателем в своей любимой позе — колени к подбородку — и попыталась взять себя в руки. Такого с ней еще не случалось — срывать настроение на девочках. Обычно она все житейские неприятности оставляла за порогом шейпинг-зала.

Дело в том, что прошло уже три дня, а Андрес так и не позвонил. Ника купила автоответчик, после работы пулей летела домой — и все бесполезно. Звонили с киностудии, очень порадовались Никиному возвращению и назначили дату следующей сьемки, звонили подруги, в том числе и Лизка Владимирская, жаждавшая услышать историю о Никиных приключениях под ее именем. Позвонила какая-то богатая дама и спросила, не могла бы Ника заниматься с ней шейпингом индивидуально — будто нельзя кассету купить.

А Андрес не звонил.

Ника не могла поверить, что он ее обманул. Что угодно, только не это! В конце концов, прошло всего четыре дня. А если он потерял ее номер телефона? Могло же такое случиться! И что тогда делать? Ника ругала себя за то, что не взяла у Андреса ни адреса, ни телефона. Надо же быть такой дурой! Хотя… Он ведь и не предлагал. Говорил, что сам будет звонить, а потом приедет… Неужели Маша была права?

Почувствовав, что еще немного — и она разревется, Ника сжала кулаки и попыталась волевым усилием остановить слезы. Может быть, именно в этот момент он набирает ее московский номер. Может быть, как раз сегодня она придет домой и услышит на автоответчике: «Здравствуй, любимая»… Любимой он назвал ее всего один раз — уже на вокзале у поезда, прощаясь. Нет, не мог он обманывать тогда, не мог!

Ника настолько погрузилась в свои переживания, что неожиданно раздавшаяся трель местного телефона заставила ее вздрогнуть. Звонила администраторша:

— Вероника, к вам пришли.

— Кто, Тамара Михайловна? — Ника отерла успевшие сбежать по щекам слезинки.

— Какой-то мужчина. О-очень интересный, — сказала Тамара Михайловна, понизив голос. — Внизу дожидается. Вы же знаете, мужчинам в зал проходить нельзя…

Не дослушав, Ника выскочила из тренерской, махнула рукой Юле, велев подождать, в несколько прыжков преодолела зал и вихрем слетела по лестнице в вестибюль.

У большого зеркала рядом с гардеробом стоял Кирилл.

Нику словно ушатом холодной воды окатили. Еле передвигая ноги, она пошла ему навстречу. И почему она решила, что это может быть Андрес! Он же ничего о ней не знает. Не знает даже, как ее зовут!

Кирилл смотрел, как Ника приближается, но сам оставался на месте.

— Это что за шутки? — раздраженно спросил он, когда она была от него в двух шагах. — Если захотела поменять замок, могла бы немного подождать. Знала же, что я должен приехать со дня на день.

— Во-первых, здравствуй, — устало сказала Ника. — А во-вторых, я сменила замок как раз для того, чтобы ты не мог попасть в квартиру.

Кирилл оторопел.

— Как это? — глупо спросил он, слегка растерявшись.

— Так. — Нике не хотелось с ним объясняться, но пришлось. — Ты у меня больше не живешь.

— Постой-постой. — Кирилл силился просчитать ситуацию, но ему это не удавалось. — Тебе что, кто-то наболтал?

Если бы Ника сейчас способна была смеяться, она бы расхохоталась — на воре и шапка горит. Но чувство юмора за последние дни куда-то улетучилось.

— Может быть, ты мне все-таки объяснишь, что произошло? — хотя Кирилл и старался «сохранить лицо», в его голосе звучали просительные нотки.

— Ничего особенного.

Ноги совсем не держали, Ника поискала взглядом, куда бы сесть, и опустилась на низкую деревянную скамеечку.

— Как — ничего особенного? — вспыхнул Кирилл. — Ты выбрасываешь меня из дома, как… как не знаю что, как вещь какую-то, и даже не хочешь ничего объяснить?

— А что объяснять? Я тебя не люблю. Ты меня давно уже не любишь. Зачем нам жить вместе?

«Господи, ну пусть он поскорей уйдет!» Но Кирилл уходить не собирался.

— И давно ты это поняла? — с издевкой спросил он.

— Что?

— Ну, что ты меня не любишь.

Ника посмотрела на него:

— Какая разница — давно, недавно…

Нет, объяснения все-таки не избежать. Ника помолчала, собираясь с мыслями, а потом примирительно сказала:

— Давай останемся друг другу благодарны за все хорошее, что у нас было, и не будем длить эти… — она поискала нужное слово, — бессмысленные отношения. Я же не на улицу тебя выгоняю. Вещи я перевезла к твоим родителям. Хочешь — живи с ними, как раньше. Не хочешь — снимай квартиру, зарабатываешь ты сейчас достаточно…

Ника остановилась. Стоит ли говорить ему, что она знает о существовании Марины? Да нет, какая, в конце концов, теперь разница. Ника теперь была уверена, что Марина не первая ее соперница и не последняя женщина в жизни Кирилла.

Кирилл был в последнем градусе бешенства, но кое-как пытался держать себя в руках.

— То есть ты решила все за нас двоих, — ядовито сказал он. — И эта замечательная перемена произошла за какие-то полторы недели. Потому что когда я уезжал, ты готова была виснуть у меня на шее до конца моих дней!

Ника сделала протестующий жест, но Кирилл ей и рта не дал раскрыть. Он говорил быстрым шепотом, задыхаясь от ярости:

— Ты фригидная сучка! Да я бы в жизни с тобой столько не прожил, если бы не твоя квартира! Она меня, видите ли, не любит! Да где ты лучше найдешь? С тобой же в постели холодно, как в Антарктиде. Ты же ничего не можешь, ничего! Теперь я понимаю, почему ты четверть века целкой прожила. Не нашлось желающих об стенку биться! От тебя любой сбежит после первого раза, если, конечно, он мужик, а не импотент!

Ника потрясенно смотрела на него. Вот, оказывается, что он на самом деле думает! Она впилась ногтями в ладонь, чтобы не закричать. Господи, пусть он скорее замолчит и уйдет, уйдет!

Но Кирилл долго задерживаться и не собирался. Выговорившись, он перекинул сумку через плечо и выскочил из вестибюля, хлопнув дверью так, что стекла задрожали. Ника в оцепенении смотрела ему вслед.

Дальше все происходило как в тумане. Сколько Ника просидела на лавочке в вестибюле, она вспомнить не могла. Наверное, достаточно долго, потому что Юля встревожилась и спустилась за ней вниз. Увидев Никино побелевшее лицо, она испугалась:

— Вероника Павловна, что с вами? Вам плохо? Может быть, позвать врача? Я сейчас быстро сбегаю…

— Не надо, — Ника через силу улыбнулась и удержала Юлю за руку, — не надо никуда бежать. Я сейчас… — Ника глубоко вздохнула и поднялась на ноги. Во всем теле была слабость, как от физической перегрузки.

— Ты знаешь, я действительно плохо себя чувствую, — виновато сказала она. — Наверное, нам лучше отменить сегодняшнее занятие.

Юля закивала:

— Конечно-конечно.

— Перенесем на завтра, хорошо? Ты можешь прийти пораньше?

— Когда скажете, Вероника Павловна. — Юля продолжала встревоженно смотреть на нее. — А до дома вы нормально доберетесь? Может быть, машину поймать или проводить вас?

— Ну что ты, Юленька. — Нике стало стыдно и за то, что так распустилась, и за то, что накричала сегодня на Юлю. — Спасибо. Я здесь близко живу, вполне доберусь.

Как в тумане она поднялась на третий этаж, переоделась, взяла сумку и поехала домой. Мелькнула мысль позвонить Маше, — мелькнула и пропала. В этой ситуации ей никто не поможет, только она сама.

Дома она бросила сумку на пол возле вешалки в коридоре, там же скинула куртку и ботинки, прошла в спальню и, не раздеваясь, прямо в джинсах и свитере повалилась на кровать. Вот так бы и лежать, уткнувшись носом в стенку, и никого не видеть, и ни о чем не думать. Только бы ни о чем не думать!

На улице постепенно стемнело, свет от фонаря за окном бил прямо в глаза, но вставать и зашторивать окна не было сил. Несколько раз звонил телефон, но трубку Ника не поднимала. Сколько она так пролежала — час, два, три? Она потеряла чувство времени. Наконец кто-то бешено затрезвонил в дверь. «Кто бы это мог быть? — без всякого интереса подумала Ника. — Не стану открывать, не хочу». Но в дверь звонили и звонили. Ника сначала зажала уши, но потом, чтобы избавиться от этого трезвона и не перепугать соседей, пришлось встать и пойти к двери. На пороге стояла испуганная Маша:

— Что с тобой, ты жива?

— Ничего со мной, — апатично сказала Ника.

Однако Машина тревога заставила ее встряхнуться. Маша оглядела ее со всех сторон, заметила брошенную как попало сумку и куртку на полу, потом прошла в комнату и зажгла свет.

— И давно ты тут предаешься отчаянию? — сердито спросила она. — Что хоть случилось? Я позвонила тебе на работу, сказали, что тебе стало плохо. Звоню домой — никто не подходит. Я уже Бог знает что передумала… Так по какому поводу вселенская скорбь?

— Ко мне приходил Кирилл. — Нике на глаза навернулись слезы. — Он мне сказал… В общем, теперь я понимаю, почему он… почему я никому не нужна. — Слезы покатились по щекам.

Маша обняла подругу и повела в комнату.

— Ну-ну, не плачь только, мало ли что обиженный мужик скажет! Что он тебе наговорил? Впрочем, подожди рассказывать. Ты небось и не ела ничего с утра? Пошли на кухню, я тебя буду кормить!

Через пятнадцать минут на столе уже красовался омлет с сыром и помидорами и овощной салат. Вкусно пахло свежесваренным кофе, а Ника, рассказывая Маше о разговоре с Кириллом, чувствовала, что наконец успокаивается. Выслушав до конца, Маша скептически посмотрела на подругу:

— И ты ему поверила?

Ника вздохнула:

— Понимаешь, в чем-то он прав. Я всегда чувствовала, что у нас что-то не так… Ну, в постели…

Маша рассердилась:

— Глупая, это не тебе, а ему надо слезы лить. Если в постели, как ты выражаешься, «что-то не так», то виноват в этом в первую очередь мужчина! А в твоем случае — только мужчина. Поскольку он у тебя первый. Откуда, интересно, тебе было набраться опыта?

Ника с надеждой посмотрела на подругу:

— Ты думаешь?

— Уверена! И нечего впадать в такое отчаяние.

Ника опустила голову:

— Ох, все так неловко получилось… Со мной в первый раз такое.

— В общем-то ничего удивительного, — заметила Маша. — Обычный нервный срыв. Ты испереживалась по поводу своего прибалта, а тут Кирилл со всякими дурацкими обвинениями. А кстати, от него никаких известий? — Под «ним» Маша подразумевала Андреса Инфлянскаса.

Ника встрепенулась:

— Ты знаешь, а я ведь сегодня даже не слушала, кто звонил!

Она вскочила с кушетки, подбежала к телефону, отмотала пленку автоответчика назад и нажала клавишу прослушивания.

— Моя любимая, — сказал единственный в мире голос…

 

2

Сегодня у Ники был необыкновенный день — все спорилось, все получалось. Утром они вместе с Юлей придумали программу — лучше не бывает! Движения выгодно подчеркивали пластику верхней половины тела и рук, гибких и выразительных, и скрывали некоторую «тяжеловатость» бедер. Осталось отработать детали, на это у них есть еще почти неделя.

Потом до восьми часов Ника работала со своими обычными группами, а сразу после занятий пулей полетела домой. У нее оставалось не так много времени, чтобы привести себя в порядок и ехать в Шереметьево, самолет из Праги ожидался в одиннадцать вечера. Кроме того, оставалась еще проблема, которую обязательно надо было решить до того, как она встретит Андреса.

Вчера, прослушав запись, Ника сначала не поверила своим ушам. Она прослушивала запись еще и еще, пока Маша решительно не выключила автоответчик.

— Перестань. Ты даже поглупела от радости. Это он? Ну, наконец-то!

Ника закружилась по комнате:

— Он приезжает! Завтра! Завтра я его увижу!

Она с размаху опустилась в кресло, закрыла лицо ладонями и пробормотала:

— Боже, как я жила без него так долго?

Маша невозмутимо налила себе остывший кофе, отхлебнула, поморщилась и сказала:

— Между прочим, ты уже подумала, как поедешь его встречать?

Ника опустила руки. Ее лицо светилось от радости:

— Я хотела попросить у тебя машину. Дашь?

— Конечно, дам. — Маша вздохнула: — Только я не о том тебя спрашиваю.

— А о чем же? — не поняла Ника.

— Ты что, совсем забыла, что он понятия не имеет, кто ты на самом деле и как тебя зовут?

Ника опустилась с небес на землю:

— Ой, да… — она растерянно и жалко посмотрела на Машу. — Что же теперь делать?

Маша покачала головой:

— Тебе решать. Я могла бы напомнить, что мне с самого начала не нравилась вся эта затея, но не буду.

Ника встала, подошла к большому зеркалу и придирчиво осмотрела себя с головы до ног. Потом приблизилась к стеклу почти вплотную и вгляделась в свое лицо. Загар давно исчез, на носу проступили обычные веснушки, глаза не ярко-голубые, а привычно-зеленые и не удлинненные к вискам, а круглые, как у кошки. Волосы уже не черные — краска начала смываться, и позавчера Маша перекрасила Нику в привычный рыжевато-каштановый цвет. Словом, от Лизы Владимирской и следа не осталось.

Придирчивый осмотр своего отражения прибавил Нике уверенности. В конце концов, Ника сама по себе ничуть не хуже, чем Ника как Лиза. В своем нормальном виде она даже лучше. Маша словно прочитала ее мысли:

— Ты мне без грима гораздо больше нравишься, — сказала она, — надеюсь, что и ему понравишься тоже. Только как ты объяснишь, зачем играла в эту игру? Расскажешь про Кирилла?

— Нет. — Ника решительно покачала головой. — Только не это. Скажу, что у меня такое хобби — в отпуске перевоплощаюсь в кого-нибудь другого. Ну, в детстве хотела быть актрисой, не сложилось, и детская мечта со временем превратилась в такую вот забаву. Правдоподобно?

— Вполне.

Они проболтали еще час-полтора, обсуждая в подробностях предстоящую встречу, а потом Маша уехала домой на метро, оставив машину у Никиного подъезда. Доверенность на Никино имя Маша оформила уже давно, почти сразу, как только стала владелицей «жигуленка». Ника считала, что эта бумажка вряд ли когда-нибудь понадобится, и засунула ее в шкатулку с ненужными документами. И вот надо же, не прошло и полугода, как придется извлекать ее на свет Божий. Хорошо еще, что не потерялась!

В соответствии с выработанной вчера стратегией Ника, придя домой, уселась опять гримироваться «под Лизу» — как она надеялась, в последний раз. Наложила на лицо крем-пудру в тон загара — вечернее освещение аэропорта скроет некоторую грубость макияжа, — чуть оттянула кожу к вискам, изменив разрез глаз, вставила голубые линзы. Вот только с волосами она ничего делать не будет, просто спрячет их под кепку.

Оделась Ника в «Лизином» стиле. Дав на сегодня отставку любимым джинсам и свитеру, она облачилась в костюм в синюю, серую и голубую клетку: короткая, но не вызывающе-короткая узкая юбка и куртка-пиджак длиной до талии. На ногах — колготки «такси» и модные в этом сезоне невысокие тупоносые сапожки. Забавная кожаная кепка дополняла туалет.

Андрес вообще-то отнюдь не настаивал, чтобы Ника встречала его в позднее время, и сообщил, когда прилетает, «для информации или на всякий случай». Встретиться с Никой он предполагал завтра, оставил ей номер своего московского телефона и просил с утра позвонить. Но Ника решила, что до завтра она не доживет. Кроме того, по разработанному ей и Машей плану, знакомство Андреса с настоящей Вероникой Войтович должно произойти у нее дома, сразу после приезда.

В Шереметьеве, как всегда, было шумно, людно и грязно. Ника чуть не опоздала: машину она вела неуверенно и поэтому ехала медленно и осторожно. Припарковавшись на платной стоянке, она выскочила из «жигуленка» и побежала к зданию аэропорта. Ей повезло: когда она проходила через раздвижные двери, как раз объявляли рейс из Праги. Ника протолкалась среди встречающих и встала ближе к выходу. От волнения у нее похолодело под ложечкой и сердце стало биться гулко и неровно. Вот сейчас, сейчас!

Хотя она смотрела на выход не отрываясь, он все равно появился неожиданно. Андрес был в том же элегантном светлом плаще, в котором она увидела его в первый раз в Сигулде, с непокрытой головой — светлые волосы подстрижены коротким ежиком… На плече у него была небольшая кожаная сумка. Шел он быстро и не глядя по сторонам, поэтому, когда Ника ухватила его за рукав, вздрогнул от неожиданности:

— Лиза! Ты здесь! Откуда?

Ника втянула Андреса в толпу встречающих и, по-прежнему крепко держа за руку, повела в сторону от народа.

— Но ты же сказал, когда прилетаешь! Почему бы мне тебя не встретить?

Андрес смотрел на нее с восхищением и укоризной:

— Потому, что уже поздно. Потому, что я без машины и не могу отвезти тебя. Впрочем, сейчас мы попытаемся взять такси.

— Не надо такси, — радостно сказала Ника, не отрывая от него глаз. Господи, какой же он красивый! — Не надо такси. Я на машине. Пойдем.

И они направились к стоянке.

Андрес удивленно присвистнул, увидев потрепанный «жигуленок»:

— Ты не говорила, что у тебя есть машина!

— А это и не моя, — беспечно отозвалась Ника, открывая заднюю дверцу, — одолжила у подруги.

Дверца никак не хотела поддаваться. Андрес посмотрел на Никины мучения, улыбнулся и легким нажатием руки справился с замком. Потом поставил сумку на заднее сиденье и повернулся к Нике:

— Ну, здравствуй, наконец!

Поцелуй был долгим и неспешным, словно они целовались не холодной сентябрьской ночью на платной автостоянке Шереметьева, а в полумраке спальни. Тот невероятно сладкий рот, о котором она мечтала, снова завладел ее губами. Те же сильные руки так сжали ее, будто он хотел всю ее втиснуть в свое сильное тело. Два сердца забились в унисон, превращая желание в жажду, а жажду в неизбежность. Это продолжалось несколько мгновений — и долго-долго…

— Ну что, любовь моя? Кто поведет машину?

Ника оторопело посмотрела на Андреса. Голова кружилась после поцелуя, и слова доходили до нее с трудом. Андрес чуть отстранил ее от себя, но не выпустил из кольца своих сильных рук. Он смотрел на нее и улыбался.

— Что ты сказал? — ее голос вдруг охрип и стал каким-то чужим.

Он повторил:

— Ты пустишь меня за руль?

Ника поправила выбившиеся из-под кепки прядки и кивнула.

По дороге они говорили о пустяках: Андрес рассказывал, как хорошо сейчас в Праге, погода стоит прекрасная, листья с деревьев еще не успели облететь — просто сказка! Ника слушала, улыбалась и кивала, пытаясь задвинуть в глубину души страх предстоящего разоблачения. Как-то Андрес отреагирует на ее неожиданное перевоплощение из Лизы в Нику?

Когда они уже подъехали к Речному вокзалу, Андрес спросил:

— Куда мы сейчас поедем, ко мне или к тебе?

— Как — к тебе? — не поняла Ника. — Разве у тебя есть квартира в Москве?

— Своей нет, — пожал плечами Андрес. — Но у моего друга, который живет в Германии, есть. А у меня есть ключи и разрешение пользоваться квартирой когда понадобится.

— Я думаю, — осторожно сказала Ника, — сегодня не понадобится. Может быть, я тебе не говорила, что я счастливая владелица двухкомнатной квартиры на Беговой. Могу сдать тебе комнату на льготных условиях.

Андрес улыбнулся:

— В объявлениях в таких случаях обычно пишут «торг уместен».

Ника оживилась:

— Будем торговаться?

— Заранее принимаю все ваши условия, мадемуазель. — Андрес был галантен, как всегда. — Надеюсь, вы не оставите меня без средств к существованию.

— О да, я обдеру вас по-божески, — Ника одарила его ослепительной улыбкой, — как липку.

Так, пикируясь и смеясь, они добрались до Никиного дома. Однако во дворе, когда они вышли из машины и пошли в подъезду, Никино веселье как рукой сняло. А в лифте она совсем притихла. Андрес заметил перемену настроения и встревожился:

— Что-то не так? — Он дотронулся до ее руки. — Ты скажи. Еще не поздно, я могу поехать к себе.

— Нет-нет. — Ника покачала головой. — Что ты! Просто… Мне действительно надо тебе что-то сказать, вернее, показать…

— Что?

Тут, к счастью, лифт дополз до седьмого этажа.

— Сейчас увидишь. — Ника быстро выпорхнула из лифта и открыла дверь. — Заходи.

Устроив Андреса в гостиной и попросив обождать пять минут, она заперлась в ванной. Страшно нервничая, Ника сорвала с головы кепку и затолкала ее почему-то в корзину с грязным бельем. Вынула из глаз надоевшие линзы. Специальным составом убрала подтяжки с висков — глаза снова стали круглыми. Губкой с косметическим молочком смыла с лица слой пудры. Слава Богу, от накладного бюста она отказалась еще в Лиелупе; собираясь в дорогу с Андресом, засунула поролоновое великолепие подальше в глубь сумки. Андрес, конечно, мог тогда заметить изменения в ее фигуре, но ничего не сказал. И вообще, он и в Сигулде, и в кафе видел ее только в куртке.

Превращение заняло минут десять. Ника вздохнула — из зеркала на нее теперь смотрело ее собственное лицо. Только понравится ли оно Андресу?

— Лиза, куда ты пропала? — услышала она голос из комнаты. — Все в порядке?

Ника лихорадочно в последний раз провела расческой по волосам.

— Сейчас иду!

Мысленно перекрестившись, она вышла в гостиную и застыла перед креслом, в котором Андрес листал журналы.

— А знаешь… — Он поднял на нее глаза и обомлел: — Что…

Ника нервно улыбнулась:

— Да, это я. Не узнаешь?

Андрес не ответил — просто смотрел на нее во все глаза.

— Понимаешь, у меня такая дурацкая игра, — заторопилась Ника, — ну, что-то вроде хобби. Я всегда хотела быть актрисой, и не получилось. И в отпуске я стараюсь переделать себя до неузнаваемости и изображаю другую женщину, совершенно на меня не похожую… То есть…

Она запуталась в объяснениях и умолкла, ожидая самого худшего. Вот сейчас, сейчас он встанет и уйдет, уйдет навсегда, и она его больше никогда не увидит… И вздрогнула от неожиданности, услышав его смех.

— Ну, знаешь, любовь моя, — сказал Андрес, отсмеявшись, — актриса ты действительно неважная. То есть внешность ты действительно меняешь мастерски, а вот поведение… Боюсь, у тебя ничего не получается.

— Просто с тобой я уже ничего не меняла, — тихо сказала Ника. — Мне так хотелось прекратить эту дурацкую игру, но я не знала, как…

Она сделала маленький шажок навстречу Андресу. Совсем маленький — но он заметил, взял Нику за руки и привлек к себе на колени:

— Дай-ка я тебя получше рассмотрю!

Ника почувствовала, как с ее души свалился тяжелый камень. Она тоже рассмеялась и обняла Андреса за шею:

— Ну и как?

— Погоди-погоди. — Андрес взял ее лицо в ладони. — Такой ты мне даже больше нравишься. Разве можно прятать такие замечательные веснушки?

Он легонько коснулся губами кончика ее носа, потом щек, а потом его губы нашли губы Ники — конечно, не такие соблазнительно пухлые, как у Лизы Владимирской. Но Андрес, кажется, и не заметил этого недостатка…

Поужинать они собрались только в третьем часу ночи.

— Ну, а теперь признавайся, — сказал Андрес, с аппетитом уплетая цыпленка-табака, — что ты о себе еще напридумывала, кроме имени, дорогая моя Лиза-Вероника.

— Да почти ничего, — улыбнулась Ника. Она сидела напротив Андреса в легком пестром халатике, подперев голову руками, и с удовольствием смотрела, как он ест. Сама она опять не могла проглотить ни кусочка.

— А все же? — настаивал Андрес. — Давай-давай, снимай маску! Устрой сеанс саморазоблачения.

— Ну-у, — протянула Ника, — я, конечно, не студентка искусствоведения, а простой инструктор по шейпингу…

Андрес чуть не подавился:

— Как? Вот уж не подумал бы… Для инструктора по шейпингу ты неплохо разбираешься в живописи!

— Конечно. — Ника пожала плечами. — Мой отец был художник, и мой крестный — художник. Может быть, ты даже знаешь его — Старцев, Павел Феликсович.

— Старцев? — Андрес задумчиво наморщил лоб. — Старцев, Старцев… Нет, не помню. Впрочем, я ведь так, любитель-дилетант.

— Если бы ты по-настоящему собирал картины, — серьезно сказала Ника, — ты бы знал его непременно. Он не просто художник, он замечательный реставратор и известный коллекционер.

— Ну, я же говорю — я дилетант, — чуть виновато сказал Андрес. — Познакомишь меня с ним?

— Обязательно, — кивнула Ника. — Знаешь, он был другом моего отца. И когда мама с папой… ну, попали в аварию, я осталась совсем одна, он взял меня к себе, и… В общем, он мне — как родной.

— А давно это случилось?

— Десять лет назад. Мне было пятнадцать. Они поехали к друзьям на дачу в Звенигород. Я должна была ехать с ними, но почему-то заупрямилась и осталась дома. А их машину на обратном пути сбил грузовик. И все…

Они немного помолчали.

— А как звали твоего отца? — чуть погодя спросил Андрес.

Ника вздохнула:

— Как крестного. Тоже Павел, только Сергеевич.

— А маму?

— Наталья. Но все называли ее Татой. Она была художником-иллюстратором. — Ника оживилась: — Хочешь, я покажу тебе ее книжки?

Андрес кивнул:

— Конечно. Давай прямо сейчас. Они у тебя далеко?

— Нет, в секретере. — Ника вскочила. — Пошли в комнату.

Усадив Андреса на диван, она вытащила с полки несколько больших детских книжек, а затем бережно достала папку с рисунками: — Вот, смотри.

— Погоди-погоди, — Андрес с недоумением смотрел на обложку, — так Наталья Стоценко — твоя мать?

— Да, — Ника слегка растерялась, — а что?

— Да она же была замечательной художницей! — воскликнул Андрес. — Просто гениальной! Я слышал, что «Детский сад» собирается выпустить серию книг с ее иллюстрациями, это правда?

— Ну да, они мне звонили. Мама сделала много иллюстраций к сказкам Бажова, они так и остались неопубликованными. Она называла это работой в стол, для удовольствия… А сейчас предложили использовать их для «Детского сада», но… — Ника с недоумением посмотрела на Андреса. — Вот уж не представляла, что ты хорошо осведомлен в издательских делах! Я думала, что ты занимаешься компьютерами.

— А я и занимаюсь компьютерами, — рассмеялся Андрес. — Просто у меня много друзей. Один из моих друзей работает в «Детском саду».

— Главным художником? — пошутила Ника.

— Всего лишь в компьютерном цехе. Но о Наталье Стоценко и он слышал.

— Бедная мамочка, — печально улыбнулась Ника. — Вот и стала знаменитой.

Две слезинки, появившиеся в уголках глаз, не удержались и скатились по щекам. Вслед за ними последовали другие, еще и еще. Ника закусила губу, чтобы не разрыдаться.

Андрес заметил перемену Никиного настроения. Он бережно сложил рисунки в папку и привлек Нику к себе.

— Ладно, любовь моя. Ничего не вернешь. Пойдем-ка лучше спать.

Наклонившись, он осторожно вытер ей слезы, а когда Ника все-таки не удержалась и громко всхлипнула, его губы мгновенно нашли ее рот. Он целовал ее вначале нерешительно, но постепенно становился все смелее и свободнее.

Этого момента Ника и ждала и боялась. Сердце ее заколотилось как сумасшедшее, дыхание перехватило, она обвила руки вокруг его шеи, прислонилась к нему, обмякла. Она уже столько раз представляла себе, как это будет, и — ошибалась.

Почувствовав, что Ника совсем ослабела, Андрес подхватил ее на руки, понес и бережно уложил на постель. Его движения были медленны и неторопливы, как их самый первый поцелуй у двери ее номера в Каунасе. Только на этот раз впереди у них действительно была вся ночь. Постепенно он освободил ее тело от одежды. Ника не сопротивлялась, но внутри ее все еще жила какая-то скованность. Она пыталась смежить веки и отвернуться, бессознательно делая вид, словно все это происходит не с ней и не на самом деле. Но его прикосновения, его поцелуи были полны такой мужской страстью, что остававшийся в Никиной душе лед скоро растаял. До сих пор, даже занимаясь любовью с Кириллом, она никогда не думала, что можно так желать, так ощущать другого человека, и поначалу просто пришла в смятение от прилива чувств. Но Андрес был очень терпелив, давая понять, какое удовольствие доставляет ему ее чувственный отклик, и постепенно стыд исчез, осталось только жгучее удовольствие от его ласк.

Руки Ники внезапно обрели свободу. Она была похожа на человека, который долго находился на строгой диете, а теперь получил доступ к запретному.

Андрес сосредоточил внимание на ее груди, и острые стрелы удовольствия устремились, чтобы поразить низ живота. Его губы, ласкающие грудь, привели Никины мысли в полную сумятицу. Потом его губы спустились ниже, ниже — и она не противилась их продвижению.

В первый раз она отдавалась чувству целиком, не опасаясь насмешки и резкого слова, не боясь показаться неопытной и наивной. Она просто была женщиной и любила… И это было прекрасно.

 

3

— Ой, Вероника Павловна, что будет! — Юля прижала ладони к пылающим щекам. — Ой, что будет, Вероника Павловна!

— Все будет хорошо, — железным тоном сказала Ника. — И сколько раз я тебя просила, не называй ты меня Вероникой Павловной. Просто Вероника.

— Ой, Вероника Пав… Просто Вероника! — Юля от волнения плохо соображала. Ей пора уже было идти одеваться и гримироваться — конкурсные выступления начинались через час, а Юля по жеребьевке была третьей.

— Все будет хорошо, — еще раз повторила Ника. — Ты победишь, если не будешь так дергаться. Иди.

— А вы?

— Я сейчас встречу своих друзей и приду посмотреть, все ли в порядке. — Ника ободряюще улыбнулась девочке. — Иди-иди, я быстро.

Когда Юля убежала, Ника накинула плащ, спустилась в вестибюль, а потом подумала и вообще вышла из здания. Лучше она подождет Андреса прямо у входа в комплекс. На всякий случай. Но первым приехал не Андрес.

— Привет! — раздался веселый голос над самым ее ухом. — Замерзнуть не боишься? Такой ветер!

Ника обернулась и увидела Машу, та незаметно подошла к стоянке со стороны метро.

— Привет! А где твой Савраска?

«Савраской» они называли старый Машин «жигуленок».

— Савраска заболел, — вздохнула Маша.

— Что с ним такое?

— Старость не радость. Карданный вал стучит. А ты здесь, как я понимаю, ждешь своего таинственного красавца?

— Машка, — рассмеялась Ника, — ну почему таинственного?

— Потому что прошла почти неделя, а ты меня с ним так и не познакомила. Слушай, а может быть, его вообще не существует в природе? Тебе померещилось, показалось, помстилось… Как там еще говорят?

— Машка! Прекрати!

— Ну да! Фантом, обман зрения!

— Машка! Ну и язык у тебя! — Ника отмахнулась, полусмеясь-полусердясь.

— А зачем ты его прячешь? Если бы не этот конкурс, так бы и не предъявила!

— Ну что ты… — начала было Ника и, не договорив, побежала навстречу высокому мужчине в светлом плаще, вышедшему из притормозившего рядом с ними «Фольксвагена». Андрес подхватил ее, прижал к груди и закружил.

— Здравствуй, здравствуй!

— Ты долго, — сказала Ника, когда он наконец поставил ее на землю.

— Разве? — Андрес взглянул на часы. — Полседьмого, я не опоздал ни на минуту.

— Разве? — передразнила его Ника. — Ну ладно, верю-верю. А сейчас пойдем, я хочу тебя кое с кем познакомить.

Она схватила Андреса за рукав и потащила к Маше, с интересом наблюдавшей эту сцену.

— Моя лучшая подруга! Извольте друг друга любить и жаловать.

— Мария. — Маша первая протянула руку, которую Андрес осторожно пожал.

— Очень рад. Андрес Инфлянскас.

— Ну вот вы и познакомились. А то она, — Ника лукаво взглянула на Машу, — вздумала утверждать, что тебя вовсе не существует.

Андрес тоже посмотрел на Машу и рассмеялся:

— Неужели? Я так реален, что сам даже удивляюсь своей реальности.

— Понятно? — сказала Ника. — Он существует, можешь до него дотронуться!

Маша вежливо улыбнулась и сказала:

— Пойдемте в зал. По-моему, Нике холодно стоять на этом ветру.

Усадив Машу и Андреса на места для зрителей, Ника поспешно прошла в комнату, где готовили конкурсанток.

— Ой, Вероника Павловна… Вероника. Ну как я вам? — Юля, уже накрашенная и причесанная, в эффектном черно-белом костюме, подбежала к Нике. Та придирчиво оглядела ее с головы до ног и осталась довольна:

— Все хорошо. Знаешь, правильно мы решили насчет черного трико и белого купальника. Тебе же половину программы придется выполнять лежа на ковре. — Ника поправила чуть сдвинувшуюся бретельку и спросила: — Ну что, более-менее собралась? Первый номер уже выступает.

Юлино личико стало серьезным:

— Кажется, да.

— Тогда пошли ближе к выходу.

Спустя полтора часа веселая компания вывалилась из дверей спорткомплекса ЦСКА: Ника и Юля с охапками цветов в руках, Андрес, Маша, Юлин мальчик — Ни-ка никак не могла вспомнить, как его зовут, кажется, Антон. Все смеялись, одновременно что-то говорили, Юля висла у Ники на шее, а Антон целовал Юлю, — в общем, полная неразбериха. В этом туре конкурса Юля заняла первое место.

— Господа, господа! — голос Андреса с таким милым Никиному сердцу акцентом перекрыл всеобщий говор. — Предлагаю отправиться куда-нибудь и отпраздновать такое событие!

— Ой! — Юля прижала руки к груди. — Тоша, мы как?

Ника заметила, что Юлины «ой» могут выражать самые разные чувства. В этом «ой» была растерянность.

Тоша просительно посмотрел на Нику:

— Вообще-то нас уже ждут в одном месте… Вы не обидетесь?

— Ну что вы! — Ника рассмеялась и поцеловала Юлю. — Конечно, идите и веселитесь!

— Вы правда не обидетесь? — Юля заглянула Нике в глаза. Та слегка подтолкнула ее к Антону:

— Идите-идите!

— Какая милая девочка, — задумчиво сказала Маша, глядя вслед убегающей парочке. — Хотелось бы, чтобы она победила и во всех других турах. Что там у них следующее?

— Шейпинг-повар, — ответила Ника. — Но в кулинарии я не специалист. Так что с чистой душой и спокойной совестью передаю Юлю на руки другому тренеру.

Андрес обнял Нику за плечи:

— Не прибедняйся, пожалуйста.

— Нет, правда, — Ника подняла на него глаза, — я не люблю готовить.

— А сегодня тебе и не придется, — заверил ее Андрес. — Ну что, девушки, как насчет моего предложения отпраздновать?

Маша пожала плечами:

— Я не прочь.

— И я! И я! — Ника повисла у Андреса на шее так же, как до этого у нее на шее висела Юля. — Куда поедем?

— Честно говоря, — сказал Андрес, прижимая Нику к себе, — я заказал нам столик в «Испанском уголке».

— «Испанский уголок»? — переспросила Маша. — А где это? Надеюсь, не на краю Москвы? Я сегодня безлошадная.

«Испанским уголком» оказалась бывшая пивная на углу Пушкинской и Столешникова. Увидев, во что превратилось непрезентабельное заведение, Маша тихо ахнула. Кто бы мог подумать, что бывшей забегаловке можно придать такой фешенебельный вид! Белые сводчатые потолки, небольшие столики, покрытые белоснежными скатертями, вышколенные официантки в испанских национальных костюмах… В углу — подобие небольшой эстрады, и гитарист, тихо перебирающий струны. А выбор блюд такой, что глаза разбегаются! Девушки заказали себе паэлью по-валенсиански — Нику разбирало любопытство, что же такое паэлья, — и запеченную форель, а выбор вина предоставили Андресу.

— Белое вино, — решил он. — И как насчет «Сангрии»? Здесь ее делают отменно.

— И откуда ты все знаешь? — лукаво спросила Ника. — Ты же не москвич!

— Я тебе говорил — я здесь часто бываю, — спокойно пояснил Андрес.

— Вообще в Москве или в этом ресторане? — осведомилась Маша.

— И там, и там.

Ника с удивлением взглянула на подругу. Почему она к Андресу все время цепляется? Он ей чем-то не понравился или у Машки просто настроение плохое?

Принесли вино и салаты.

— А знаете, девушки, — сказал Андрес, поднимая бокал, — я ведь не просто так вас сюда пригласил.

— Ну да, — сказала Маша, — знаем. Отмечать победу Юли на конкурсе.

— Не только, — ехидную Машину реплику Андрес словно пропустил мимо ушей. — У меня сегодня тоже в некотором роде праздник. Подписан один очень выгодный контракт. Ну, не то чтобы подписан, но достигнута окончательная договоренность…

— А кстати, — опять перебила его Маша, — Андрес, раскройте секрет — чем вы занимаетесь?

Ника возмутилась — ну это просто невежливо! Что это с Машкой сегодня! А Андрес спокойно ответил:

— Никакого секрета! Занимаюсь поставками компьютеров и новыми компьютерными программами. Так вот, сегодня мы с моими московскими и чешскими партнерами наконец пришли к определенному соглашению. И это тоже можно отметить. Тем более, — он ласково посмотрел на Нику, а потом перевел взгляд на Машу, — у меня к вашей подруге тоже есть предложение.

Маша подняла брови:

— Ого! Это интересно. Хотите предложить ей долю в своем бизнесе?

— Машка, прекрати! — прошипела уже не на шутку разозлившаяся Ника. — Куда тебя несет?

Но Андрес снова как будто не заметил Машиной колкости.

— Нет, зачем же. Я хочу предложить ей автомобильную прогулку по западной Словакии. Карпаты, озера, замки — в компенсацию обещанной, но не удавшейся экскурсии по Вильнюсу.

— По Словакии? — Никина злость тут же прошла. — Как здорово!

— А почему именно Словакия? — поинтересовалась Маша.

— А почему нет? — повернулась Ника к подруге. — Между прочим, я давно мечтала там побывать.

Маша подумала, что в первый раз слышит об этом Никином желании, ну да ладно.

— У меня там кое-какие дела, — Андресу была приятна Никина реакция, — мы могли бы поехать вдвоем и провести там недельку. Любовь моя, ты ведь сможешь договориться на работе? Тем более после успеха твоей ученицы.

Никино лицо слегка омрачилось:

— Вообще-то это будет сложновато… Я только недавно вернулась из Прибалтики. Ну ничего, как-нибудь улажу!

Маша скептически усмехнулась, но ничего не сказала.

Час спустя, попрощавшись со счастливыми влюбленными, Маша решила пройтись пешком до Пушкинской площади и подумать. Сегодня произошло кое-что, что ей совсем не понравилось. Вот только надо ли рассказывать об этом Нике?

Во время перерыва в конкурсных выступлениях Ника умчалась подбадривать своих девочек, а Маша с Андресом спустились вниз и вышли на улицу покурить. Маша курила редко, но сигареты при себе имела — на всякий случай. В этот раз она решила использовать курение как предлог избавиться от общества Андреса. Он ей не нравился, а почему — она определить не могла. Вроде бы и красивый, и воспитанный, и галантный, и масса разных достоинств, а вот не нравился, и все тут! Если бывает любовь с первого взгляда, то бывает и ненависть. Ненавистью, конечно, это назвать было нельзя, слишком сильно, но сильную антипатию к Никиному прибалту Маша почувствовала с первого взгляда. И ради Ники следовало бы антипатию поскорее преодолеть или хоть спрятать подальше. Чтобы не наговорить лишнего, Маша решила выйти покурить. Но Андресу, как назло, воспитание не позволило отпустить девушку одну на улицу, и он спустился вниз вместе с Машей.

Потом Маша в вестибюле подошла к зеркалу причесаться. Тут-то все и произошло.

Толстая ярко-рыжая тетка протирала шваброй пол, громко ворча и ругаясь. Увидев, что Маша подошла к зеркалу и достала расческу, тетка подбоченилась и заорала:

— Это что еще такое? Взяли моду чесаться здесь с утра до вечера! Волосья во все стороны летят, а мне убирай! Ну-ка, пошла отсюда!

— Это вы мне? — обернулась Маша.

— Тебе, тебе! — Тетка со шваброй двинулась в ее сторону. — Кому говорю, иди отседова, шалава!

Маша пожала плечами, кинула расческу обратно в сумку и уже собралась пойти наверх — она не любила и не умела пререкаться с грубиянами — но Андрес удержал ее за локоть.

— Немедленно извинитесь, — спокойно сказал он уборщице.

— Еще чего! — фыркнула тетка. — Ходют тут всякие, много вас, а я одна!

— Немедленно извинитесь перед девушкой, — повторил Андрес.

— Счас! Жди! — Тетка снова принялась с остервенением тереть пол шваброй.

— Да ладно, — сказала Маша. — Обычное дело. Пойдемте наверх, перерыв скоро кончится.

Но Андрес достал бумажник, вынул из него десятидолларовую купюру и подошел к уборщице.

— Видишь эту бумажку? — негромко сказал он, сунув десять долларов ей под нос.

Тетка от неожиданности растерялась:

— Вижу…

— Так вот, — голос Андреса был ровен и спокоен, — если хочешь ее получить, встань на колени и скажи: «Пожалуйста, извините меня за мое хамство».

Тетка оторопело смотрела на него.

— Андрес, прошу вас, не надо, — поморщилась Маша. Эта сцена была ей глубоко неприятна.

— Ну, — поторопил Андрес, не обращая никакого внимания на Машин протест, — Ну? Я жду. Или вам не подходит мое предложение?

Он сделал движение, чтобы убрать купюру обратно в бумажник. Тетка поспешно бухнулась на колени:

— Повтори, чего говорить-то?

Андрес повторил.

— Ивини меня за хамство, — торопливо проговорила тетка.

— Пожалуйста, — многозначительно добавил Андрес.

— Пожалуйста, — послушно повторила она и жадно протянула руку за бумажкой.

Но Андрес не торопился. Он снова достал бумажник, вынул из него еще пять долларов и сказал:

— А теперь ползи на коленях к девушке. Подползешь — получишь все сразу.

— Андрес, не надо! — возмутилась Маша.

Но рыжая тетка, шаркая коленями по полу, проползла те пять-шесть шагов, что отделяли ее от Маши, и протянула руку за деньгами. Андрес вложил в эту отечную руку с облупившимся маникюром пятнадцать долларов и повернулся к своей спутнице:

— Кажется, нам пора в зал.

Но Маша никак не могла прийти в себя:

— Как вы могли?

— Что? — невозмутимо сказал Андрес.

— Как вы могли издеваться над человеком?

Он равнодушно пожал плечами:

— Хамство надо наказывать. И потом — она не человек.

— Как — не человек? А кто же?

Андрес удивленно взглянул на нее и ответил как само собой разумеющееся:

— Обслуга. А обслугу нужно ставить на место.

Маша от таких слов потеряла дар речи. А Андрес взял ее под локоток и повел наверх.

И вот теперь Маша шла и думала: стоит ли Нике знать об этом эпизоде? С одной стороны, стоит: истинная натура этого человека проявилась во всей красе. Он же просто фашист! С таким наслаждением унижать других… Но, с другой стороны, Ника влюблена. А влюбленная Ника не пожелает слушать ничего плохого о своем любимом. Уж Маша-то знала это по опыту! Просто не поверит или решит, что Маша все не так поняла.

Формально Андрес поступил действительно правильно — хамство надо наказывать. Но Машу испугали его глаза. Вернее, то жестокое удовольствие, которым они светились, когда тетка стояла на коленях и униженно протягивала руку за деньгами. Такие глаза Маша уже видела однажды в своей жизни, и это стало одним из самых тяжелых ее воспоминаний.

В отличие от Ники Маша успела побывать замужем. Брак ее нельзя было назвать несчастным: Игорь был милым мальчиком, только что закончившим архитектурный институт и полным всяческих надежд и проектов относительно их будущей жизни. Именно Игорь устроил Машу на курсы визажистов, а потом нашел ей работу на «Мосфильме». Лучше бы он этого не делал!

На «Мосфильме» Машиным начальником был Иван Оленев, признанный царь и бог стилистики. Что он нашел в молоденькой практикантке — непонятно, но через некоторое время Маша заметила, что Оленев оказывает ей предпочтение перед остальными девочками. Но Маша к браку относилась свято — у замужней женщины не должно быть никаких романов.

Однако устоять перед Оленевым было трудно. Он умел найти подход к женщине: задушевные разговоры и маленькие подарки, внимательное отношение к каждой мелочи, паузы в разговоре, исполненные скрытого значения и намека… А Маша была действительно очень молода и совершенно неопытна. Дело кончилось тем, что она влюбилась по уши. Об их романе узнала вся студия, Оленев обещал развестись и жениться на ней. Маша месяца два не ходила — летала как на крыльях.

А потом все кончилось. Пряча глаза, Иван сказал, что ему очень жаль, но он не может оставить жену. «Понимаешь, — говорил он. — Она такая беспомощная, слабая…» — «А я? — не могла понять Маша, — а как же я?» — «А ты — сильная. Ты справишься…»

Маша ушла с работы. От мужа она ушла еще раньше, переселилась к Нике — благо квартира на Беговой была свободна, сама Ника жила тогда у крестного — и никого не хотела видеть. Да что там видеть — жить не хотелось!

Просидев взаперти около месяца, Маша поняла, что еще немного — и она что-нибудь с собой сделает. Тогда она решила еще раз поговорить с Иваном. До сих пор, когда она вспоминает этот разговор, ей делается так тошно, что хочется убежать на край света!

Они встретились в Нескучном саду — Оленев жил неподалеку, на Ленинском, — и долго гуляли по мокрым аллеям.

— Знаешь, — наконец сказала Маша, — ты ошибался. Я совсем не сильная. Я без тебя не могу.

— Нет, — он выразительно посмотрел на нее, — это ты сейчас так думаешь. Машенька, дорогой мой человечек, тебе же еще двадцати нет, а я старый, поживший мужик. Я тебе через год надоем, и ты меня сама бросишь.

— Никогда!

— Ну, не через год, так через пять лет.

— Никогда! — повторила Маша с такой страстью, какой Оленев в ней не ожидал. — Я обещаю тебе. Только поэтому ты от меня отказываешься?

— Машенька, дружочек…

— Поэтому?

Маше казалось, что она все поняла и теперь главное — убедить Ивана в своей любви.

— Хочешь, я встану перед тобой на колени и поклянусь, что всегда буду с тобой?

В его глазах появился странный блеск. Он внимательно посмотрел на нее и повелительно сказал:

— Встань!

И она действительно опустилась на колени и подняла на него глаза, любящие и вопрошающие. То, что она увидела, начисто лишило ее всех иллюзий.

В его взгляде светилось торжество. Он явно наслаждался ситуацией: прелестная юная девушка у его ног в грязи; хочет — поднимет, хочет — оттолкнет… Именно в этот момент Маша поняла, ради чего Иван затеял с ней эту игру в любовь — ради такой вот сцены. Он просто упивался своей властью. Это было так явственно, что Маша не стала дожидаться продолжения, поднялась и пошла прочь. И Оленев, видно, понял, что разоблачил себя: он не стал ее догонять, даже не окликнул…

И вот сейчас Маша увидела такой же блеск и торжество в глазах Никиного Андреса.

Конечно, хорошо, что Андрес в Москве бывает только наездами, а не живет здесь. Первый дурман у Ники в конце концов пройдет, он бы уехал, может быть, все потихоньку и сошло бы на нет… Если бы не эта их предстоящая совместная поездка по Словакии! Кто его знает, что он может еще выкинуть! Впрочем, Нике он вряд ли причинит вред… А может быть, оно и к лучшему, что они недельку побудут вдвоем. В таких поездках люди и открываются. Может быть, Ника сама во всем разберется… Маша сама не заметила, как добрела до метро, так ничего и не решив.

…А Ника, лежа рядом со спящим Андресом, слушая его ровное дыхание и слишком счастливая, чтобы спать, перебирала в памяти события прошедшего вечера. Выступления девочек, счастливые глаза Юли, когда объявили результаты, чудесный ужин в ресторане… Подумать только — эта таинственная паэлья оказалась чем-то вроде нашего плова, только не с мясом, а с морепродуктами… Можно будет попробовать дома соорудить для Андреса нечто похожее.

Нет, сегодня совершенно необыкновенный вечер. Хотя бы потому, что Андрес все время рядом с ней! Все было так замечательно, лучше не бывает. Вот только Машка весь вечер была какая-то странная. И еще… Нике показалось, что среди зрителей она заметила своего знакомого из Лиелупе. Глубоко посаженные пронзительно-синие глаза на загорелом лице, упрямый подбородок… Ника вздохнула и крепче прижалась к спящему Андресу. Нет, ей, вероятно, показалось. Это был не Виктор, а просто похожий на него человек.

 

4

Маша и Ника шли по длинному перрону Киевского вокзала. Никин поезд на Прагу отходил через пятнадцать минут.

— Все взяла? Паспорт, билет не забыла?

— Да не волнуйся ты так, все в порядке! Триста раз уже спрашивала!

— Все-таки проверь в триста первый.

Ника остановилась, поставила сумку и вытащила из внутреннего кармана куртки портмоне.

— Вот, смотри: вот паспорт, вот билет, вот деньги на дорогу.

— Молодец, — спокойно сказала Маша. — А теперь спрячь все это обратно.

— Ох, — вздохнула Ника. — С недавних пор ты со мной обращаешься как бабушка с внучкой. Причем очень строгая бабушка.

— Что же делать, внученька, если ты такая непутевая. — Маша пожала плечами. — Собиралась в такой спешке, что не только паспорт с билетом — голову могла дома забыть.

Благополучно найдя нужный вагон и погрузив вещи в купе, девушки вышли на платформу.

— Ну ладно, — сказала Маша. — Я, пожалуй, пойду. Последние минуты и для провожающих, и для уезжающих всегда самые тягостные.

Ника нерешительно посмотрела на нее:

— Знаешь… Мне все-таки неудобно…

Маша мгновенно поняла, о чем Ника снова пытается завести речь, и решительно покачала головой:

— Нет. Ты возьмешь эти деньги с собой.

— Маш, ну все-таки пятьсот долларов! Ты же не миллионерша. А вдруг с машиной опять что-то случится?

Маша была непреклонна:

— Поезжу на метро до твоего возвращения. Что же делать, если все, что у тебя было, ты потратила, а нового еще не заработала. Нельзя ехать за границу со стодолларовой бумажкой в кармане. Пусть даже и в Словакию. В случае чего тебе ни на гостиницу, ни на обратный билет не хватит.

— Глупая, я же не одна еду! Андрес завтра встретит меня в Братиславе, и он не позволит мне платить ни за дорогу, ни за жилье. А на карманные расходы мне сто долларов за глаза хватит!

— Прекрасно, — сказала Маша, — тогда привезешь мне деньги назад.

Поцеловав подругу на прощанье, Маша повернулась и, не дожидаясь отхода поезда, пошла обратно к зданию вокзала. Не нравилась ей эта Никина поездка, ох как не нравилась. Может быть, зря она Нике так ничего и не рассказала?

Андрес встречал Нику на вокзале в Братиславе — улыбающийся и неправдоподобно красивый. Они не виделись почти неделю — Андрес уехал из Москвы в Каунас, чтобы забрать свой «Мерседес» и уже на нем приехать в Словакию, — и Ника страшно соскучилась. Издалека высмотрев среди встречающих его высокую фигуру, она первая выпрыгнула из вагона и побежала ему навстречу. Он подхватил ее, поднял, прижал к груди… Поцелуй длился бесконечно.

— Ох, — сказала Ника, когда он наконец поставил ее на землю. — Я никогда к этому не привыкну.

— И не надо, — улыбнулся Андрес. Он чуть отстранил Нику от себя и осмотрел так, словно хотел проверить — не изменилась ли она за прошедшие дни.

— Все в порядке? — шутливо спросила Ника.

— Более чем, — заверил ее Андрес. — Только… Это что, все твои вещи? — Он указал на дамскую сумочку, висевшую на Никином плече.

— Вещи там, — Ника махнула рукой в сторону вагона, — но их действительно немного.

— Какие у нас планы? — поинтересовалась Ника немного спустя, когда они уже отъехали от вокзала.

— Я думаю, что сейчас мы поедем в мотель, распакуем вещи, а потом осмотрим город. Сегодняшний день посвятим Братиславе. А завтра отправимся через Малые Карпаты до Тренчина.

— Что такое Тренчин?

— О-очень древний город. Когда-то, тысячу лет назад, там был королевский сторожевой замок. А сейчас Тренчин — городишко на реке Ваг, между Белыми Карпатами и Поважецкими горами. Но там очень красиво.

— Нет, — изумилась Ника, — правда ему тысяча лет?

— Абсолютная правда, — заверил ее Андрес. — А может быть, и больше. На всякие древности ты еще успеешь насмотреться, я тебе обещаю. Ты только скажи, сколько дней для отпуска тебе дали на работе? В зависимости от этого будут складываться наши планы.

Ника уже привыкла и к его акценту, и к несколько церемонным оборотам речи — все-таки иногда становится заметно, что русский язык для Андреса неродной. Но ее это нисколько не раздражало, а почему-то даже умиляло.

— Ровно неделю, — вздохнула Ника, — и ни днем больше.

— Хорошо, — кивнул Андрес, — я продумаю маршрут.

За разговором Ника и не заметила, как «Мерседес» подъехал к серому пятиэтажному зданию, чем-то напоминавшему московские архитектурные шедевры сталинского времени.

— Гостиница «Девин», — сказал Андрес, высматривая место для парковки. — Не слишком роскошно, но на одну ночь — вполне прилично.

Он словно извиняется, усмехнулась про себя Ника. Можно подумать, что она привыкла останавливаться только в «Хилтоне». Кстати, интересно, а в Братиславе есть «Хилтон»? Вряд ли. Уж больно этот город не похож на европейский — на такой, какими, по Никиным представлениям, должны быть города в Европе. То, что Ника увидела из окна машины, скорее напоминало знакомые города Западной Украины. Красиво, конечно, но на столицу не похоже: на всем лежит отпечаток милой и уютной провинциальности.

Однако тот номер в «Девине», куда Андрес привел Нику, оказался — опять же по Никиным представлениям — вполне на «хилтоновском» уровне. Гостиная, отделанная в желто-коричневой гамме — светлые стены, украшенные абстрактными картинами, уютный диван, по которому разбросаны яркие подушки, мебель «под орех» — все это создавало ощущение тепла и даже уюта. Широкие раздвижные двери вели из гостиной в спальню. Ника нерешительно взглянула на Андреса.

— Ну что же ты остановилась на полдороге? — поддразнил он ее. — Иди, осматривай наши владения дальше.

Ника шагнула вперед и остановилась на пороге. В этой комнате все вокруг было персиковым и кремовым. Ковер и занавески белели на фоне персиковых стен, а посреди комнаты вместо обычной кровати возвышался покрытый шелком шедевр. Из огромного зеркала, стоявшего прямо напротив двери, на Нику глянуло ее отражение — стройная девушка с короткими каштановыми волосами, которые в этом персиковом освещении явственно отсвечивали золотом, и зелеными глазами, ставшими от радостного изумления совсем круглыми.

Андрес внимательно наблюдал за Никой и, судя по блеску его глаз, остался доволен произведенным впечатлением. Но все-таки спросил:

— Как ты находишь наше временное обиталище?

Ника осторожно подошла к кровати, дотронулась рукой до шелка и присела на краешек:

— И на этом можно спать?

— Еще как можно! — Андрес подошел к ней. В глубине его глаз зажглась уже знакомая Нике искорка: — Хочешь, я тебе сейчас докажу?

Ника притворно-скромно потупилась:

— Как это?

— Убедительно.

Андрес присел на кровать рядом с ней и осторожно обнял ее за плечи, привлекая к себе все ближе и ближе. Ника прильнула к нему всем телом, и в ту же секунду ей показалось, что его сердце контролирует и ее кровоток. В голове все поплыло, она лишь ощутила, как его рука, перестав сжимать талию, скользнула выше, по плечу, по изгибу шеи, отбросила от уха завиток волос… Его пальцы в который раз словно пробовали нежность ее кожи, вызывая всплеск знакомых эмоций. Сознание Ники лишь регистрировало происходящее, но уже утратило власть над телом, над мускульным напряжением, над жестами.

Голова сразу отяжелела, склонилась вперед в поисках опоры — и нашла ее на твердом мужском плече. Кожа стала остро восприимчивой, груди отяжелели, разбухли от знакомой сладостной боли.

Не в силах противиться неизбежному, Ника прильнула к этому твердому плечу еще теснее, отдалась сильным рукам, ощущая невесомость своего тела, блаженную ласку, разливающуюся от прикосновений Андреса.

Он целовал ее, и Ника испытывала трепет, чувствуя под ладонями тепло его кожи, твердые бугорки мускулов на груди… Она сама не понимала, как ее руки проникли под его свитер, ощутила пугающий, зовущий соблазн и подивилась силе своих чувств.

— О, Андрес…

Словно в такт произносимому имени, учащенно билось ее сердце, и он вновь принялся целовать ее, не давая опомниться. Он целовал ее приоткрытые губы, заставляя всю трепетать от удовольствия и ощущать проникновение языка между губ. На секунду оторвавшись от нее, он одним резким движением стянул с нее свитер, потом быстро освободился от своего. Одной рукой он поддерживал ее спину, другая его рука скользнула вниз и скоро достигла мягкой округлости груди. Розовый шелк белья не мог служить достаточной преградой и быстро разделил участь свитера, оказавшись на полу.

Ника чувствовала, что он получает удовольствие, касаясь ее, — рука слегка подрагивала, когда его большой палец очертил окружность ее соска. Она опустила глаза вниз, и контраст между бледностью ее груди и его загорелой рукой приковал ее взгляд, еще сильнее возбуждая. Словно повинуясь невысказанной просьбе, она приподняла бедра и позволила освободить себя от джинсов.

Теперь она лежала нагая поверх розового шелка, и Андрес пристально разглядывал ее тело. Взгляд его в какой-то момент показался Нике сосредоточенным и даже свирепым, но потом он произнес ее имя — так нежно, что в груди разлилась истома.

Он целовал ее грудь требовательно и неистово, его щекочущий язык быстро взял верх над ее слабым телом. Ртом он захватил упругий сосок и заставил ее вскрикнуть от наслаждения.

Восторг плоти захлестнул ее волной. Потеряв власть над собой, Ника начала постанывать, уже ничего не стесняясь. Боже, разве с Кириллом она могла себе представить, что можно так чувствовать, так желать, испытывать такое смятение чувств!

А губы Андреса перемещались все ниже, ниже… Он целовал ее живот, талию, низ живота, его ладони сжимали ее бедра. Ника вся обмякла в его руках и трепетала от желания. Потом он настойчиво и нежно стал ласкать самую укромную часть ее тела. В первый момент этой ласки Ника вся напряглась — к ней вернулось ощущение неуверенности и боязни, но воспоминание об однажды испытанном наслаждении погасило все возможные попытки к сопротивлению. А неистовость его языка окончательно пресекла всякий контроль…

Позже, в его объятиях, она чувствовала себя совсем хрупкой, остро осознавая невидимые цепи сексуальной интимности, приковавшие ее к этому мужчине… А он нежно целовал впадину ее шеи, поглаживал плечи, влажные от пережитого напряжения.

— Это было прекрасно, — тихо прошептал Андрес, и его дыхание теплым ветерком овеяло ее кожу. Потом он обнял ее и слегка отстранился. Ника почему-то сразу почувствовала себя покинутой и одинокой.

— Ты куда? — тревожно спросила она. — Не уходи!

— В ванну, любовь моя, — рассмеялся он. — Не беспокойся, я возьму тебя с собой.

Он подхватил ее на руки и понес к белой двери с золотой ручкой в дальнем углу спальни.

После душа Ника расслабленно вытянулась на постели под мягким и словно невесомым покрывалом. Андрес натянул джинсы и присел рядом с ней:

— Ну, любовь моя, давай потихоньку собираться.

— Куда? — Ника лениво прикрыла веки. Вставать с постели никак не хотелось. — Давай сегодня никуда не пойдем.

Андрес укоризненно посмотрел на нее:

— А как же Братислава? Разве тебе не хочется увидеть город?

Ника вздохнула. Город, конечно, увидеть хотелось, но не сегодня.

— Послушай, а давай останемся здесь еще на один день, — предложила она. — Нам же ничего не мешает выехать не завтра утром, а послезавтра. А сегодня займемся чем-нибудь другим.

Выговорив эти слова, она невольно покраснела: трудно было яснее дать понять мужчине, чем именно она хочет заняться. Но Андрес пропустил намек мимо ушей.

— Ну-ну, не ленись, — он покачал головой. — Мы же решили — завтра едем в Карпаты. Представляешь, что нас ждет: осенний лес, сосны, виноградники, маленькие деревни, в которых мы будем останавливаться и пить местное вино…

— Но это никуда не уйдет! — Нике стало досадно и захотелось покапризничать. — Завтра мы выедем или послезавтра — какая разница!

Андрес слегка нахмурился:

— Видишь ли, я не люблю менять намеченные планы. Меня это выбивает из колеи.

— Ну, пожа-алуйста, — жалобно сказала Ника, — ну, ради меня.

— Если бы с тобой что-то случилось, — в голосе Андреса послышались стальные нотки, — тогда мы бы остались в Братиславе столько, сколько нужно. А ради каприза — извини, не стоит.

Ника посмотрела на него с удивлением. Только час назад он казался таким мягким и любящим, а теперь с ней говорил словно другой человек. Андрес, натолкнувшись на ее взгляд, понял, что переборщил. Он наклонился к Нике, легонько провел пальцами по ее волосам и нежно сказал:

— Любовь моя, я ведь ради тебя стараюсь. У нас не так много времени, и мне хочется, чтобы ты увидела побольше. Я рассчитывал, что днем буду тебе показывать интересные места, каждый день — что-нибудь новое. Разве это не здорово?

— Здорово, конечно, — неуверенно согласилась Ника.

В самом деле, стоит ли ссориться из-за того, что Андрес не любит менять своих планов? Для мужчины это скорее достоинство, чем недостаток. Ника вздохнула и села на постели:

— Как ты думаешь, к вечеру будет не очень холодно? Что мне надеть?

Андрес просиял:

— Вот умница! Где твои вещи? Давай я за тобой поухаживаю.

 

5

О красотах Карпат Ника слышала много, но ни разу там не была. По ее представлению, Карпаты находились где-то в Венгрии, и там был замок графа Дракулы. Ника ожидала увидеть места красивые, но зловещие. Но ничего зловещего на глаза не попадалось. Красивые — о да, здесь было удивительно красиво! Дорога вилась по лесистому склону гор, и казалось, что за окнами полыхает пожар, — такого буйства красок Нике видеть еще не приходилось. Между желтыми и красными массивами деревьев то и дело попадались светло-зеленые вкрапления лиственниц и темно-зеленые — сосен. Леса сменялись бесконечной чередой виноградников, а поселки и хутора были неправдоподобно живописны — настолько, что Нике они казались декорациями к какой-нибудь оперетте Кальмана.

Через полчаса «Мерседес» въехал в маленький городок — или в большой поселок? Широкая машина казалась анахронизмом на узеньких старинных улочках, среди аккуратных домов, утопающих в садах.

— Что это? — поинтересовалась Ника.

— Пезинок, — Андрес сбавил скорость, — исторический город. Посмотри, у меня в «бардачке» есть путеводитель.

Ника открыла «бардачок» и улыбнулась: настолько это название не подходило к тому, что она увидела. Здесь, как и везде у Андреса, царил порядок: толстая книжка путеводителя лежала справа, а слева аккуратной стопочкой были сложены туристические проспекты. Открыв путеводитель, Ника быстро нашла нужную страницу:

«Пезинок — винодельческий город в 20 километрах от Братиславы. Первое письменное упоминание относится к 1208 году…» Ого! Какая древность!

— Я же тебе говорил — здесь кругом исторические места!

— «Здесь родился Ян Купецкий — великий портретист периода барокко…» Ты знаешь его?

— Нет. — Внимание Андреса было поглощено дорогой.

— Я тоже. Стыд и позор! Что еще? У тебя путеводитель советских времен! Здесь рассказывается о винодельческой отрасли Народной Словакии!

— Перелистни, — посоветовал Андрес, чудом объехав ринувшегося под колеса велосипедиста.

Ника перевернула страницу:

— Ага, вот то, что нужно.»В городе сохранился ренессансный замок с парком, ратуша, древний костел с кафедрой в стиле Ренессанс и барочным алтарем…» Слушай, а давай здесь остановимся? Я хочу посмотреть замок с парком, и костел, и ратушу!

— Дорогая, у нас впереди будет очень много замков, — заверил ее Андрес. — Еще насмотришься!

На этот раз Ника решила настоять на своем:

— Ты же горел желанием показать мне исторические памятники! Вот и показывай!

Андрес досадливо поморщился.

— Но у нас не так много времени!

Ника изумленно вскинула брови:

— А куда мы спешим?

В результате пятиминутной перепалки они пришли к компромиссу: тщательно осматривают костел, а замком любуются издали.

Костел находился как раз по дороге, поэтому, наверное, Андрес так легко согласился. Но внимательного осмотра все равно не получилось, хотя костел был пуст — утренняя служба уже закончилась. Нике удалось только наскоро окинуть взглядом внутреннее убранство собора. А ей так хотелось повнимательнее рассмотреть тонкую резьбу деревянной кафедры, полюбоваться затейливой лепкой, украшавшей стены! Но Андрес желал поскорее продолжить путешествие, и Ника не стала портить ему настроение. За что была впоследствии и вознаграждена.

В следующем поселке, в Модре, они провели не менее двух часов.

На протяжении всей дороги им попадались бочки с вином. Вино здесь продавали в розлив, как раньше в Москве продавали квас и молоко. И в Модре им сразу попалась такая бочка. Андрес бросил взгляд на часы и неожиданно притормозил:

— Хочешь попробовать, чем здесь угощают туристов?

— Ну, — слегка поморщилась Ника, — можно, конечно… Вообще-то я не верю в качество этих вин в розлив. Наверное, окажется какая-нибудь недобродившая гадость…

Андрес хитро посмотрел на нее:

— А ты все-таки попробуй.

Вино оказалось не просто хорошим — превосходным. Настоящий виноградный вкус, без всяких добавок сахара и спирта.

— Оно пьется легко, как сок, — удивленно сказала Ника, с удовольствием допивая второй стакан. — Хочу еще!

— На твоем месте я бы не увлекался, — заметил Андрес. — Пьется-то оно легко, как сок, но пьянеешь от него, как от вина.

— Хорошо, больше не буду, — послушно сказала Ника. — Ну что, поехали дальше?

— Знаешь, — задумчиво сказал Андрес, — это место славится своей керамикой. Здесь есть выставочный зал, можно пойти посмотреть, а может быть, кое-что и купить… Ты как?

Ника не возражала.

Проехав чередой узких улочек, Андрес припарковал машину у невысокого дома с плоской крышей.

Посетителей было довольно много. Ника не ожидала встретить стольких туристов в одном маленьком городке. Сама выставка поразила Нику разнообразием; здесь были не только посуда и прочие предметы домашнего обихода, но и керамические фигурки, и подсвечники разной формы и отделки, и даже маски. Ника, обожавшая красивую посуду, с головой ушла в разглядывание прелестного столового сервиза и подумывала, не купить ли его домой. После пятиминутного размышления она отказалась от этой мысли — мало ли что с ним в дороге может случиться, посуда — вещь хрупкая. Но не успела она оторваться от созерцания тарелок и супницы, как ее взгляд упал на дивной красоты напольную вазу. Вазу сразу захотелось купить.

— Андрес… — задумчиво начала Ника и, обернувшись, обнаружила, что Андрес исчез. Вероятно, ему надоело ждать, пока Ника отведет восхищенный взор от посуды, и он двинулся дальше. Ника прошла в следующий зал, столкнувшись в дверях с человеком, который показался ей знакомым. Где-то она видела этого маленького седого джентльмена с короткой бородкой клинышком. Но вот где? Джентльмен же, не взглянув на девушку, прямо прошел к выходу. «Дежа вю, — решила Ника. — Показалось».

Андрес задумчиво стоял перед подсвечником, сделанном в виде головы быка. Свечи вставлялись вместо рогов.

— Забавно, правда, — спросил он. — Давай купим, если хочешь?

После краткого совещания от покупки подсвечника также решено было отказаться. Зато Андрес, пока Ника разглядывала посуду, присмотрел для нее замечательные украшения: керамические клипсы и в комплект к ним — кулон-подвеску. Купив в придачу еще два маленьких парных подсвечника, они наконец вышли на улицу. Несмотря на начало октября, было довольно жарко. У Ники слегка кружилась голова и страшно хотелось пить.

— Не надо было увлекаться вином, — поддразнил ее Андрес. — Ну ладно, маленькая пьяница, вон там я вижу симпатичное кафе. Можно посидеть немного, перекусить и выпить чего-нибудь холодненького.

Кафе действительно выглядело симпатично — несколько столиков под тентом, которые обслуживала добродушная толстая словачка.

Есть Нике еще совсем не хотелось, и она попросила принести ей какой-нибудь коктейль. Английского словачка не знала, пришлось объясняться отчасти по-русски, отчасти на языке жестов. Андрес, посмеиваясь, заказал себе кофе.

Получив высокий стакан, наполненный чем-то красным наполовину с белым, Ника с подозрением посмотрела на него, не решаясь попробовать.

— Ну-ну, — подбодрил ее Андрес. — Думаю, что это вкусно.

— По виду похоже на «Кровавую Мэри», — недоуменно сказала Ника. — Внизу явно томатный сок, но вот что вверху? Точно не водка, потому что непрозрачное. Я же просила что-нибудь безалкогольное!

— Да ты попробуй, — Андрес улыбнулся. — Это коктейль из йогурта и томатного сока с перцем. Ничего страшного.

Оказалось, что действительно вкусно. Быстро опорожнив стакан, Ника подумывала, не заказать ли ей еще, пока Андрес смакует кофе, как вдруг услышала за спиной:

— О, какими судьбами?

Быстро обернувшись, она увидела вошедшую в кафе пару: мужчина лет тридцати пяти — сорока, невысокий, чуть полноватый, с пухлым бритым лицом и небольшими глазками, сощуренными в улыбке, и с ним — эффектная блондинка примерно того же возраста, одетая в элегантный дорожный костюм оливкового цвета. Женщина тоже улыбалась, демонстрируя великолепные ровные зубы. «Везет мне на блондинок», — подумала Ника, ощутив к даме мгновенную неприязнь. А Андрес уже поднимался им навстречу:

— Карел! Какими судьбами? Эва, рад тебя видеть.

Мужчины обменялись рукопожатием, а Эва расцеловала Андреса как старого знакомого.

— Путешествуем, — сказал Карел. — Решили съездить отдохнуть в Пьештяни. Подлечу свой застарелый ревматизм.

— Не кокетничай, милый, — улыбнулась красивая Эва. — Андрес, дорогой, что же ты не представишь нас своей спутнице?

— А, — лукаво подмигнул Карел, — он всегда прятал от меня своих девушек. Наверное, боялся, что отобью.

Андрес рассмеялся и повернулся к Нике:

— Дорогая, познакомься, это мой партнер из Праги по бизнесу пан Жидлицкий и его супруга пани Эва.

— Можно просто Эва, без всякой «пани». — Блондинка чисто по-женски окинула Нику взглядом с головы до пят.

— Вероника, — почему-то сразу вспомнив навыки, приобретенные во время игры в «Лизу», нараспев произнесла Ника.

— Красивое имя, — пан Жидлицкий пожевал губами, словно пробуя его на вкус. — Вероника. Только зовите меня тоже Карел. Пан Жидлицкий — это слишком официально в устах такой хорошенькой женщины.

Эва шутя шлепнула его по руке:

— Остановись! Нельзя так откровенно волочиться за девушками в присутствии собственной жены.

— Вы хорошо говорите по-русски, — вежливо заметила Ника, чтобы сменить тему.

— О да! У меня много деловых контактов в России, мы там часто бываем. — Карел хотел добавить еще что-то, но тут вмешался Андрес:

— Вы собирались позавтракать? Не хотите к нам присоединиться? А потом мы могли бы поехать вместе. Нам, кажется, по дороге — мы тоже собирались заехать в Пьештяни.

— А какие у вас планы на сегодня? — спросила Эва, усаживаясь рядом с Андресом и оправляя короткую юбку.

— Я хотел показать Нике Червены Камень, а к вечеру быть в Трнаве.

— Замечательно. Ты не возражаешь, если мы заедем в Червены Камень? — обратилась Эва к супругу.

Супруг не возражал. То ли радость встречи, то ли привлекательность Ники сделали его улыбку такой умильной, что глаза совсем превратились в щелочки.

Почему-то это парочка Нике не слишком понравилась. Кроме того, перспектива путешествовать не вдвоем, а вчетвером ее не прельщала. Но что ж поделать!

Карел и Эва о чем-то оживленно спорили по-чешски, очевидно, обсуждая меню. Нике показалось, что даже преувеличенно оживленно. Такое впечатление, что они все время играют, как на сцене. А в роли зрителя выступает она, Ника.

Вероятно, что-то отразилось у нее на лице, потому что Ника заметила направленный на нее встревоженный взгляд Андреса. Она улыбнулась ему и постаралась избавиться от раздражения, переключив внимание на что-нибудь другое. Ах, какой все-таки красивый сервиз был на выставке! Орнамент, пущенный по краю тарелок, придавал им изысканность и одновременно национальный колорит. Может быть, напрасно они его не купили? С сервиза Никина память перескочила на встреченного в дверях джентльмена с бородкой. Нет, она определенно его видела! Вот только где? И вдруг Ника вспомнила: ну, конечно! Вчера в Братиславе, на Михальской. Эта улица напомнила Нике старые улочки Каунаса, и они задержались там подольше. Ника затащила Андреса в магазинчик сувениров, витрина которого ей приглянулась с улицы. Она с увлечением рассматривала украшения из кожи и керамики, а когда обернулась, Андреса рядом не было. Растерянно оглядевшись по сторонам, она увидела его у самого выхода — Андрес о чем-то беседовал с этим самым пожилым джентльменом. Перекинувшись с ним двумя-тремя словами, он подошел к Нике:

— Ну что, хочешь что-нибудь купить?

— Да нет. Пойдем. — Она взяла его за руку, и они вышли из магазина.

На улице Ника поинтересовалась:

— Встретил знакомого?

— Какого? Где? — удивился Андрес.

— Ну, тот пожилой человек с бородкой, ты с ним разговаривал.

Андрес рассмеялся:

— Нет, просто случайно разговорились. Он спросил, не интересуюсь ли я старинными часами.

Тот эпизод почти выветрился у Ники из памяти. И вот сегодня они опять столкнулись с любителем старинных часов. Он что, тоже путешествует по Словакии?

— Дорогая, очнись! — Андрес дотронулся до Никиного плеча. — О чем ты задумалась?

— Что? — вздрогнула от неожиданности Ника. — Да так, ни о чем. Что ты говоришь?

— Я спросил, не заказать ли тебе что-нибудь посерьезнее коктейля.

Через полчаса, покончив с импровизированным завтраком, компания на двух машинах отправилась в сторону замка Червены Камень: впереди белый «Мерседес», за ним — темно-синий «Фольксваген-гольф» пана Жидлицкого.

Замок находился километрах в сорока от Модры, чуть в стороне от шоссе, и поражал своей монументальностью: приземистое светло-коричневое здание под красной крышей венчало вершину лесистого холма. Когда они подошли к воротам замка, Карел приблизился к Нике и заговорщицки прошептал:

— Вероника, вы любите Жюля Верна?

— Люблю, — вежливо ответила Ника.

— Так вот, Жюль Верн был здесь, в этом самом месте. Червены Камень вдохновил его написать «Таинственный замок в Карпатах».

Ника улыбнулась:

— К сожалению, я не читала эту книгу.

— О, как можно! — вскинул брови Карел. — Хотите, я вам ее перескажу? — Он взял Нику под локоть и замедлил шаги, пропуская вперед Андреса и Эву.

— Не сейчас. — Ника резко высвободила свой локоть и, чтобы сгладить неловкость, опять улыбнулась. — Как-нибудь в другой раз.

Замок был великолепен: в его постройке сочеталось несколько стилей, от раннего барокко до расцвета Ренессанса. Великолепны были картины и фрески на стенах, огромный открытый вестибюль, анфилада залов, казавшаяся бесконечной. Кроме того, в Червены Камне был устроен музей стильной мебели, а Нику всегда интересовали интерьеры. Мужчины отдали должное роскошной коллекции оружия, в которой было все: от кинжалов и турецких сабель до мушкетов и дуэльных пистолетов. В другое время Ника пришла бы от такого замка в восторг. Но не сейчас.

Право же, сейчас ей больше всего на свете хотелось остаться с Андресом наедине. Ни Карел, ни Эва, шедшая впереди, завладев рукой Андреса, были ей совершенно ни к чему.

В конце концов Ника подумала, что если единственное место, где они смогут побыть вдвоем, — белый «Мерседес» Андреса, то скорей бы осмотреть все эти диковинки и тронуться в путь. Бог с ней, со стильной мебелью.

— Устала? — спросил Андрес, когда они, рассевшись по машинам, снова выехали на шоссе. Он слегка обнял ее одной рукой и привлек к себе.

— Немного. — Ника потерлась щекой о его плечо.

Он кинул на нее внимательный взгляд:

— И чем-то недовольна.

— Нет, что ты. Все было чудесно. Только…

— Только что?

— Знаешь, может быть, я скажу глупость, — нерешительно начала Ника, — только я не хочу тебя ни с кем делить.

Андрес рассмеялся:

— Действительно, глупость. Ты ни с кем меня и не делишь, мы с тобой всегда вместе.

— Да, но Эва… — Ника остановилась.

— Да ты никак ревнуешь? — Он смотрел прямо перед собой, но в его тоне Ника уловила недовольство. — Дорогая, но это просто смешно. Я знаю Эву уже много лет, и потом… — Андрес деликатно замолчал.

— Ты хочешь сказать, что она старше тебя? — поняла Ника.

— Ну, в общем, да. Так что не волнуйся.

Ника прикусила губу. Не таких слов она ожидала от Андреса.

В Трнаву они приехали часа в четыре, как раз к обеду. В отеле, слава Богу, проблемы с номерами не возникло — Ника, несмотря на опыт путешествий с Андресом, подсознательно боялась, что им ответят «мест нет». Но для Андреса, похоже, не существовало никаких проблем. Правда, на этот раз они получили не роскошный «люкс», а обычный однокомнатный двухместный номер с ванной, но Ника на это даже внимания не обратила. Главное — они наконец-то побудут вдвоем. Честно говоря, за эти полдня Ника успела соскучиться по его рукам и губам.

Оставив Нику распаковывать вещи, Андрес сразу прошел в ванную, и через минуту она услышала шум льющейся воды. Ника вздохнула и принялась доставать то, что могло ей сегодня понадобиться. Рука натолкнулась на мягкий шелк кимоно. Ника осторожно извлекла из сумки изысканную вещицу. Это кимоно — настоящее китайское — Нике привезла одна из ее учениц. Переливчатый изумрудно-зеленый шелк удивительно шел к Никиным глазам и волосам, выгодно оттенял матовую нежность кожи. Ника быстро скинула одежду, завернулась в прохладную зеленую ткань и осторожно открыла дверь ванной.

Андрес, обнаженный (если не считать полотенца вокруг бедер), стоял перед зеркалом и причесывал мокрые волосы. Ника в который раз поразилась — как он хорош! В одежде Андрес казался тонким и стройным, даже слишком изящным для мужчины. Но она знала: это впечатление было обманчивым. Рельефные мускулы на плечах и груди свидетельствовали о мужественности и силе, а тонкость талии подчеркивала широкий разворот плеч. Ника обняла его сзади за шею, уткнулась носом в плечо, ощутив гладкость его кожи и ставший родным запах.

— Что, любовь моя? — Андрес одной рукой прижал ее ладонь, но расческу из другой руки не выпустил и продолжал причесываться, глядя в зеркало.

— Ничего. — Ника легонько коснулась губами впадинки под лопаткой, потом продвинулась выше, к шее.

Андрес повернулся и обнял ее. Она опустила веки и вся потянулась к нему, ожидая поцелуя.

Андрес нежно прикоснулся губами к ее губам, потом чуть отстранился и дотронулся пальцем до ее щеки. Ника услышала вздох сожаления. Еще мгновение — и он совсем отстранился:

— Маленькая соблазнительница! Не сейчас — ты забыла, Карел с Эвой будут ждать нас к обеду.

— Пусть ждут! — Нике совсем не хотелось спускаться вниз и вести светские разговоры. Честно говоря, есть ей совсем не хотелось. — А нельзя как-нибудь перед ними извиниться и остаться здесь? Или ты думаешь, тебе со мной станет скучно? — Она посмотрела на него и чуть облизала губы кончиком языка. Андрес засмеялся:

— Прекрати! Ты ведешь себя непозволительно, но я буду тверд и не дам нам сбиться с пути истинного. Быстренько иди в душ и одевайся. Мы же обещали с ними пообедать, а обещания надо выполнять.

— Ну-у, — разочаровано протянула Ника, — если ты так хочешь…

— Не хочу, а должен быть вежлив со своим деловым партнером.

— Даже на отдыхе?

— Всегда, — Андрес был непреклонен.

— Ну ладно. — Ника вызывающе посмотрела на него, сбросила кимоно и прошла в душевую кабину. — По крайней мере, ты за мной поухаживаешь?

— Не сейчас. — Андрес повернулся и, не принимая брошенного вызова, вышел из ванной.

Ника пожала плечами и совсем было пала духом, разуверившись в своих женских чарах, как вдруг услышала из-за двери его голос:

— Извини. Я тверд, но я совсем не каменный. Поухаживаю за тобой после обеда, хорошо?

 

6

С причала Ника торопливо окинула взглядом стоящие в ряд дорогие игрушки, которые, мягко покачиваясь, наклонялись, словно делали шутливые реверансы. Такое великолепие она раньше видела лишь на картинках в глянцевых журналах или в проспектах западных курортов. Подумать только: в маленькой Словакии, которую и Западом-то никто не считает, она увидела такую же картинку! Ага, вон та яхта, которая ей нужна — «Вечная любовь». Ника усмехнулась: подходящее название. Особенно если учесть события последних дней. Яхта, элегантная, мощная, восхитительная, была похожа на стоящего на ее палубе мужчину. Взглянув на него, Ника ощутила уже ставшее знакомым волнение при виде тонкой стройной фигуры, сильных, поднятых вверх мускулистых рук. Он что-то прикручивал к мачте, широко расставив плотно обтянутые джинсами ноги, чтобы сохранить равновесие. Стройный, красивый, блестящий — ее любимый.

Она разглядывала его довольно долго, стараясь унять нервную дрожь, и чувствовала, как учащенно бьется сердце, вот-вот выпрыгнет из груди. Со своего места она могла спокойно наблюдать, не рискуя быть замеченной, от стоящих на яхте ее заслонял декоративный кустарник.

Вот Андрес опустил руки и посмотрел в сторону причала. Ника уже хотела выскочить из своего укрытия, как вдруг увидела — к Андресу подошла Эва. Сине-белый брючный костюм в морском стиле облегал ее сухощавую фигуру, на белокурые волосы был наброшен синий шарф. Она взяла его за руку и что-то сказала, потом откинула голову и рассмеялась. И Андрес засмеялся вслед за ней.

Когда они позавчера встретились с этой парочкой, Ника не могла предположить, что эта встреча означает конец их романтического путешествия вдвоем. В Трнаве после обеда в отеле они, по желанию Эвы, все вчетвером отправились осматривать город. Правда, там действительно было на что посмотреть: Трнава почти триста лет считалась резиденцией архиепископов и благодаря огромному количеству костелов и монастырей даже получила название «словацкий Рим». После посещения церкви святой Елизаветы, построенной в XIV веке, иезуитского костела, самого большого в Словакии, и монументального готического костела святого Микулаша в архиепископский дворец компания уже не успела. Дворец решено было оставить на завтрашнее утро. Эва поминутно восторгалась красотами архитектуры. Нику сначала смешило, а потом стало раздражать, что Эва с видом знатока называла барокко ренессансом, а все остальное относила к стилю ампир. Однако поправлять Эву она не собиралась. А мужчин, казалось, поведение Эвы забавляло. Во всяком случае, Карел был не менее оживлен, чем его жена, а Андрес всю дорогу загадочно и вежливо улыбался.

Потом, когда ноги уже гудели от прогулки, а голова гудела от Эвиных восклицаний, Андрес предложил вернуться в отель. Не тут-то было! Пани Жидлицкая непременно захотела, чтобы очаровательная девушка Андреса побывала на «колибах» — в некоторых кафе устраивали такие ужины из национальных блюд в сопровождении словацкого национального оркестра. Карел горячо поддержал идею, и робкие попытки Ники отговориться усталостью были пресечены в корне. До номера они с Андресом добрались только в третьем часу ночи, ни на что не способные, а в десять утра Эва разбудила их по телефону и пригласила встретиться через полчаса в ресторане.

Перед тем как отправиться в Пьештяни, Жидлицкие настояли, чтобы компания осмотрела замок Смоленице. «Это же самый красивый местный замок! — восклицала Эва. — Даже в Чехии подобного не найти!» В другое время Ника с удовольствием заехала бы в Смоленице, но теперь ей больше всего на свете хотелось поскорее оказаться в Пьештянах и оставить там пана Жидлицкого вместе с красоткой Эвой — пусть лечит свой ревматизм!

Но Андрес не видел причины, которая помешала бы им посетить Смоленице, поэтому Нике ничего не оставалось, как вздохнуть и согласиться с большинством.

После добровольно-принудительного осмотра замка и обеда в ресторане неподалеку Ника, гоня мысли, как это все было бы чудесно, будь они с Андресом вдвоем, и почти не слыша, что ей говорит Карел, чуть ли не бегом направилась к машине. Мысленно облегченно вздохнув — пытке пришел конец — Ника уселась на переднее сиденье «Мерседеса», опередив Андреса. Впрочем, он тоже задерживаться не стал. Наконец-то они хоть немного побудут наедине!

— Что-то не так? — спросил Андрес, уловив ее настроение, когда они уже ехали по шоссе в направлении Пьештян. — Тебе что-то не понравилось? Обед или замок в Смоленице?

Ника сначала не хотела жаловаться, но потом решила быть откровенной:

— Мне не нравится, что мы с тобой второй день не можем остаться вдвоем, — сказала она, смягчая резкость слов извинительным тоном и улыбкой.

Андрес вопросительно взглянул на нее:

— Тебе не нравятся мои друзья? — Он сказал это спокойно, но Ника уловила в его голосе скрытое недовольство.

— Что ты, конечно, нет, — покривила она душой. — Они очень милые люди, только…

— Только что?

Ну неужели он не понимает!

— Просто я не хочу осматривать достопримечательности. Я хочу быть вдвоем с тобой. — Ника постаралась сказать это так, чтобы он догадался, что именно она имеет в виду. Он догадался и улыбнулся:

— Потерпи до Пьештян. Обещаю, что сегодняшний вечер будет только наш. И мы не станем осматривать никаких достопримечательностей.

Однако обещания своего Андрес сдержать не сумел. Когда они добрались до Пьештян, Эва загорелась идеей показать Нике горячие источники, потом потащила Нику в специальную женскую купальню, а в это время Карел уговорил Андреса заказать ужин в открытом ресторане над рекой Ваг… А на следующий день решено было арендовать яхту и отправиться на остров, где растет виктория регия — знаменитая тропическая кувшинка.

Когда Ника и Андрес вчера наконец попали в свой номер, было опять около двух. Ника с трудом сдерживала раздражение: Эва весь вечер липла к Андресу как пластырь. Дошло до того, что она протанцевала с ним почти все танцы, предоставив Нике в качестве партнера своего мужа. Карел, очевидно, был доволен: он явно выпил лишнего и во время танца слишком крепко прижимал Нику к себе, отпуская по поводу Андреса и своей супруги двусмысленные шуточки. А Андрес был невозмутим и галантен, и вел себя так, словно все идет как положено.

Войдя в номер, Ника молча скинула платье, завернулась в кимоно и отправилась в ванную. Стоя под упругими струями горячей воды, она пыталась успокоиться и расслабиться. В конце концов, ничего страшного не произошло. Завтра вечером они уедут из Пьештян и расстанутся наконец с этой невозможной парочкой. Осталось перетерпеть их общество во время завтрашней прогулки на яхте, и все! Стоит ли портить поездку и ссориться из-за них с Андресом? Может быть, этот Карел Жидлицкий — какая-нибудь очень важная шишка в компьютерном бизнесе. Может быть, на самом деле присутствие Жидлицких Андресу так же неприятно, как и Нике, он просто не хочет это показывать.

Простояв под душем минут пятнадцать и немного успокоившись, Ника расчесала волосы, брызнула на запястья и шею капельку духов «Аллюр» — хорошие духи всегда поднимали ей настроение — и улыбнулась своему отражению. По крайней мере, эта ночь принадлежит только им.

Она вышла из ванной, предвкушая, как через секунду окажется в объятиях Андреса, — и в растерянности замерла на пороге комнаты. В мягком розовом свете бра она увидела, что ее постель разобрана, краешек одеяла откинут, а Андрес лежит на соседней кровати, и глаза его закрыты. Ника подошла ближе — он спал! Спал здоровым сном уставшего человека.

Утром Ника проснулась оттого, что на ее лицо упал солнечный зайчик. Она открыла глаза и тут же снова зажмурилась: Андрес стоял у окна и маленьким зеркальцем пускал зайчиков прямо на Нику.

— Ну что, соня? Выспалась?

Ника улыбнулась, но тут же вспомнила вчерашнюю обиду, и улыбка сошла с ее лица. Андрес, однако, этого не заметил:

— Вставай, вставай. Я уже успел и позавтракать, и договориться насчет яхты. Сейчас пойду осмотрю снаряжение. А ты быстренько собирайся и приходи. Помнишь, где причал?

Конечно, Ника помнила, но ей было бы приятнее, если бы он ее подождал. Андрес был одет для прогулки, в джинсы и безрукавку. Несмотря на начало октября, здесь было так же тепло, как в Москве в конце августа. Он взял со спинки стула свой свитер, небрежно накинул его на плечи и направился к дверям. С порога обернулся:

— Твой завтрак сейчас принесут, я скажу горничной. — Ослепительная улыбка — и дверь за ним закрылась.

И вот Ника стояла на причале и смотрела, как Андрес улыбается этой несносной пани Жидлицкой. Правда, надо отдать ей должное — выглядит Эва для своих лет великолепно, и морской стиль ей очень идет. На Нике же были простые светлые брюки и светло-зеленый хлопковый пуловер крупной вязки — очень удобный пуловер, но фигуру он не подчеркивал, а скорее скрывал. Ника на мгновение пожалела, что предпочла соблазнительности удобство, но тут же на себя рассердилась. А вот не будет она из кожи вон лезть, чтобы переплюнуть Эву. Не будет, и все тут! Ей такие соревнования надоели еще в Лиелупе. Андрес говорил, что любит ее, и она ему верит. А раз любит — значит, в любом наряде Ника для него самая лучшая.

Утвердившись в этой мысли, Ника вышла из своего укрытия и быстро, почти бегом, направилась к яхте.

— Вот и ты! — Андрес шагнул ей навстречу и помог подняться на борт. — А я уже заждался — не идешь и не идешь. — Он слегка притянул Нику к себе. Она на секунду прижалась к его мускулистой груди и легонько поцеловала куда-то чуть пониже виска — на глазах у Эвы. Пусть знает!

— Доброе утро, Вероника! — Эва, как всегда, светски улыбалась. — Вы прекрасно выглядите!

— Доброе утро, — сдержанно отозвалась Ника. — Спасибо. Вы тоже.

Но Эва не унималась:

— Какой у вас великолепный цвет лица! Наверное, вы прекрасно спите!

Ника пожала плечами — если это был намек, то она его не поняла.

— Ну да, — продолжила Эва. — Мне вот никогда не удается выспаться. Даже когда падаю от усталости — все равно приходится… — Она не договорила и многозначительно хихикнула, но Андрес ее вежливо перебил:

— Ну, если все собрались, отчаливаем. Эва, дорогая, скажи Карелу, чтобы поднялся на палубу. Я давно не ходил на яхте, он мне может понадобиться.

Дорога к острову не заняла и часа. Ника все время сидела на палубе рядом с Андресом и поняла, что он кокетничал, называя себя неумелым рулевым: с яхтой Андрес справлялся мастерски. И потом, наблюдая за швартовкой, Ника подумала, что Андрес все, что делает, делает великолепно. И в его компьютерном бизнесе, наверное, такой же порядок, как… как в «бардачке» машины. От этого неожиданного сравнения она невольно рассмеялась.

— Что такое? — повернулся к ней Андрес. — Ты не одобряешь моих действий?

— О нет!

Яхта ткнулась носом в берег. Ника гибко потянулась, побежала по палубе и первая спрыгнула на песок. Следом за ней сбежал Карел.

— Ну вот, мы уже на суше, — сказал он. — Вы долго еще будете там копаться?

Эва тоже неторопливо сошла на берег, но Андрес замешкался.

— Знаете что, — сказал он через некоторое время, — вы идите погуляйте, а я вас чуть попозже догоню. Мне надо тут кое-что проверить.

Ника растерялась:

— Как же ты нас найдешь?

— А вы идите вон по той дорожке, прямо. Кажется, она как раз выводит к пруду с викторией регией, мне так рассказывали. У пруда и встретимся.

Ника в нерешительности взглянула на него:

— Может быть, я тебя подожду?

— Ну что вы, Вероника! — Карел взял ее под руку. — Зачем зря тратить такое прекрасное утро! Пойдемте, пойдемте! — И он потянул ее по дорожке, вьющейся среди декоративных кустарников. Эва пошла следом за ними.

Кустарник вдоль дорожки становился выше и выше и скоро уже образовал нечто вроде живой вьющейся галереи. Дорожка становилась все уже, Эва отстала, но Карел продолжал вести Нику под руку, плотно прижав ее локоть к своему боку. Нике его близость была неприятна, и она попыталась незаметно отстраниться, но ничего не получилось. Карел не заметил этой попытки — или сделал вид, что не заметил. Он без умолку говорил, кажется, восторгался красотами местности и нахваливал уникальные горячие источники Пьештян. Ника слушала вполуха, ожидая, что с минуты на минуту их нагонит Андрес.

— …А вы что об этом думаете?

— Что? — Нике стало неловко. Очевидно, Карел задал ей какой-то вопрос. Заметив ее растерянность, он повторил:

— Вы верите в омолаживание и продление жизни? Говорят, на этом острове есть источник, который не только способствует омолаживанию, но месяц ежедневного купания в нем добавляет десять лет жизни. Только купаться надо непременно на рассвете.

— С возрастом проблема омолаживания начинает волновать тебя все больше и больше, — рассеянно сказала Эва. — Прямо как графиню Эльжбету.

— А кто такая — графиня Эльжбета? — спросила Ника.

— О, Андрес не рассказывал вам эту легенду? — оживился Карел. — Тут недалеко от Пьештян, в долине Вага, есть замок Чахтице. Четыреста лет назад в нем жила графиня Эльжбета Батори. Графиня Эльжбета была очень красивой женщиной и совершенно не менялась с годами. Пошел слух, что она продала душу дьяволу, а в награду получила вечную молодость.

— Ну, душу дьяволу она на самом деле продала, — рассеянно бросила Эва, по пути срывая с кустарника красно-желтый листок.

— Да? — заинтересовалась Ника. — Это как?

Карел еще плотнее прижал к себе ее локоть:

— Чтобы сохранить молодость, графиня Батори купалась в крови юных девушек. Триста девушек она погубила, а может быть, и больше. Когда об этом узнали, то осудили ее на пожизненное заключение в замке. Если вы задержитесь в Пьештянах еще на день, мы можем туда съездить. Правда, от замка остались одни развалины. Ходит слух, что в полнолуние призрак графини возвращается на место преступлений и для молодых девушек, оказавшихся поблизости, это небезопасно. Эльжбета Батори по-прежнему жаждет крови.

От этой истории Нике стало не по себе.

— Это все действительно было? — чуть помолчав, спросила она Карела.

— Истинная правда, — горячо заверил он.

— Какой ужас!

— Ну что вы, дорогая, — Карел погладил Нику по руке, — не надо принимать так близко к сердцу то, что было четыреста лет назад.

Внезапно заросли кустарника кончились. Дорожка вывела к небольшому пруду, на светлой глади которого плавали огромные листья с загнутыми вверх краями. Листья поддерживали очень крупные кувшинки белого и малинового цветов. Таких Ника никогда в жизни не видела. Однако почти все кувшинки были закрыты, и лишь некоторые начали приоткрывать лепестки.

— Вот, Вероника, это и есть знаменитая виктория регия, королева цветов! — торжественно сказал Карел. — Нравится?

— Очень, — искренне сказала Ника. — Но почему здесь только бутоны? Неужели ни одна не расцвела?

— К вечеру все раскроются, — Карел махнул рукой. — Виктория регия цветет всего два дня — день белым цветом, день малиновым. — Он помолчал немного, потом искоса посмотрел на Нику и добавил: — Белый цвет — цвет юности. Но он не смотрелся бы так выигрышно, если бы рядом с ним не было зрелого малинового.

Карел стоял так близко, что Ника чувствовала его дыхание. «Как тяжело он, однако, дышит, — подумала она. — Вот что значит сидячий образ жизни». Близость Карела была неприятна, и Ника сделала движение, чтобы отодвинуться, как вдруг он жестом собственника притянул ее к себе. От неожиданности Ника не сразу сообразила, что происходит, — и тут же мокрый рот Карела накрыл ее губы. Ощущение было такое, как если бы она поцеловала лягушку! Ника уперлась кулаками ему в грудь и резко отклонила голову.

— Вы с ума сошли!

Нику трясло от негодования, но Карел и не думал выпускать ее. Как ни странно, он оказался на редкость сильным. Ника оглянулась, призывая на помощь Эву, но Эва куда-то исчезла. Тогда Ника исхитрилась и ударила Карела локтем в солнечное сплетение.

— Отпусти меня!

Но они стояли слишком близко друг к другу, и удар не получился. Карел от сопротивления совсем взбесился:

— Отпустить? — зло сощурившись, прошипел он. — Не раньше, чем я наслажусь твоим аппетитным телом, детка. Расслабься, и нам не будет плохо. Вот увидишь: я умею доставить удовольствие женщине не хуже, чем твой белобрысый красавчик с рыбьей кровью.

И, зажав ей рот своим, он начал грубо мять ей грудь, немилосердно тискать толстыми липкими пальцами нежную плоть. Однако свитер служил преградой, и Карел несколько ослабил хватку, пытаясь забраться рукой под него.

Первая оторопь у Ники прошла, она сгруппировалась и одним точным движением освободилась из мерзких объятий, отпрыгнула на два шага и застыла. Карел сделал движение по направлению к Нике.

— Только попробуй подойди, — мрачно предупредила она. — Тогда никогда в жизни уже не сможешь ни с кем переспать!

Такого сопротивления Карел не ожидал. Он тупо, как баран, смотрел на Нику.

— Ну детка, — по тону чувствовалось, что он растерялся, — ну что ты…

Он опять двинулся к ней. Ника размахнулась и коротким точным ударом в низ живота заставила его согнуться пополам.

Карел вскрикнул от боли и сквозь зубы пробормотал какое-то чешское ругательство.

— Скажи спасибо, что… — не закончив фразы, Ника махнула рукой, повернулась и пошла по дорожке назад. На душе было мерзко и хотелось заплакать в голос. Ну что же это такое! Ну как он посмел! Он же друг Андреса! Даже если и не друг — приятель, партнер, какая разница! И куда делась Эва? Кажется, только что была рядом с ними и вдруг исчезла. Неужели этот Карел свою собственную жену ни в грош не ставит? Или… Ника остановилась, пораженная догадкой. Да они это нарочно все придумали! Пока Карел пристает к Нике, Эва охмуряет Андреса! Ну точно — не зря она к нему все время липла!

Ника быстро пошла, а потом побежала обратно к причалу и с размаху налетела на Андреса, неторопливо шедшего ей навстречу.

— Что такое? — шутливо сказал он, ловя ее в объятия. — На озере пожар?

Ника прижалась лицом к его груди и почувствовала, что задыхается. Она не могла вымолвить ни слова. Андрес погладил ее по растрепавшимся каштановым волосам:

— Так куда ты так бежишь? И где Эва с Карелом?

От его ласки словно разжалась невидимая рука, державшая Нику за горло, и она разрыдалась. Андрес встревожился всерьез:

— Да скажи мне наконец, что с тобой? Что случилось?

— Карел… — выговорила Ника сквозь слезы, — он… Он… Он пристал ко мне… и…

— Что? Карел?! — изумленно повторил Андрес и вдруг расхохотался.

Меньше всего Ника ожидала такой реакции. Она отпрянула от Андреса — в ее глазах ужас смешался с негодованием:

— Как ты можешь смеяться? Он чуть не изнасиловал меня!

— Карел! — Андрес, все еще улыбаясь, махнул рукой. — Да он и мухи не обидит! Любовь моя, тебе, вероятно, просто показалось. Это была шутка.

— Шутка? — У Ники даже слезы на глазах высохли. — Ничего себе шутка!

— Согласен, шутка не самая удачная. У Карела вообще весьма… хм… своеобразное чувство юмора. Но, уверяю тебя, ничего плохого он бы тебе не сделал.

Ника продолжала во все глаза смотреть на Андреса, ничего не понимая. Да как он может так говорить!

— О, да вот она! — послышался за ее спиной веселый голос Эвы.

Ника затравленно оглянулась. Карел и Эва под руку шли по дорожке — как ни в чем не бывало! Вот Карел подошел к ней и церемонно опустился на одно колено.

— Дорогая Вероника, — патетически начал он. — Прошу простить за пылкость моих чувств к вам, так неумело и некстати проявленную. Надеюсь, что мое неожиданное признание не слишком вас испугало. — Он шутливо склонил голову, имитируя глубокое раскаяние.

Ника слегка отступила назад, но Андрес удержал ее за плечи:

— Ну вот, видишь? Я же тебе говорил!

— Кажется, Карел напугал вас, дорогая? — участливо спросила Эва. — Но не надо на него сердиться. Его шутки часто бывают так нелепы!

Ника не знала, что и думать. С одной стороны, они уверяют ее, что это шутка, но с другой… Она же своими глазами видела его лицо — намерения были заявлены самые серьезные. И не будь она хорошо тренирована… Кто знает, что бы тогда случилось!

— Жду вашего приговора. — Карел продолжал стоять на коленях.

— Простите его скорее, — Эва умоляюще сложила руки. — Его ревматизму такая поза противопоказана.

— Ну, любовь моя, — Андрес наклонился к Никиному уху, — не будь злючкой. Прости.

Ника совсем растерялась.

— Ну если… Если вы все… — пролепетала она. — Если вы все так считаете — хорошо…

— О, как я счастлив! — Карел подскочил как резиновый мячик и быстро чмокнул Нику в щеку. — Как я счастлив!

— Вот и ладно! — Андрес, казалось, тоже был доволен. — Я же знал, что ты у меня умница! А теперь давай вернемся и посмотрим на викторию регию. Я-то ее еще не видел.

Он обнял растерянную Нику и осторожно повел обратно к озеру.

 

7

Открыв глаза, Ника не сразу сообразила, где находится, — слишком стремительным было их с Андресом путешествие. Через секунду появилось привычное чувство уюта и вместе с тем — легкое разочарование: знакомые светлые обои в мелкий цветочек, лепной цветок на потолке — она дома. Но разочарование моментально испарилось: рядом, на кровати, спал Андрес, а значит, все в порядке.

Больше всего на свете Ника боялась одиночества. Эту боязнь невозможно было побороть ни разумом, ни уговорами, она гнездилась где-то в подкорке мозга, пряталась глубоко в подсознании. После смерти родителей, проведя в опустевшей квартире неделю и чуть не сойдя с ума, Ника переселилась к крестному — Павлу Феликсовичу Старцеву — и жила у него семь лет, до окончания института. Периодически она пыталась вернуться домой, но… Воспоминания, которые жили в этих стенах, так на нее давили, что одна из попыток едва не кончилась серьезным нервным срывом. Однако нельзя было бесконечно прятаться от жизни за спиной крестного, хотя Павел Феликсович был только рад, что Ника живет у него. И Ника скрепя сердце три года назад окончательно переехала к себе домой, на Беговую.

Сначала, конечно, было трудно и страшно, особенно когда случалась бессонница. Но постепенно Ника поняла, что прошлое отступает. Нет, она не стала меньше любить покойных родителей, просто начала учиться жить в предложенных судьбой обстоятельствах. А потом появился Кирилл — и страхи окончательно отступили, она стала забывать, как ей было плохо поначалу. Сейчас Ника понимала, что, продолжайся та прежняя жизнь с Кириллом, на место прежних страхов пришли бы новые: такая жизнь грозила обернуться одиночеством вдвоем, постоянным присутствием рядом чужого человека. А это, возможно, даже хуже, чем просто одиночество…

Однако теперь ничего подобного ей не грозит. Ника улыбнулась и поудобнее устроилась в широкой постели, прижавшись щекой к руке Андреса. А он спал так крепко, что не заметил ее движения.

Они приехали в Москву вчера поздним вечером. По дороге погода окончательно испортилась: на подъезде к городу их встретило низкое серое небо и мелкий противный дождь. Как это было не похоже на солнечную Словакию!

Как ни странно, инцидент в Пьештянах не особенно испортил путешествие, хотя поначалу Ника думала, что все кончено: нужно собирать вещи и срочно лететь домой, воспользовавшись Машиными долларами. Но Андрес был заботлив и нежен, а Карел и Эва, словно вспомнив наконец, что они любящие муж и жена, сосредоточились друг на друге. Кроме того, с супругами Жидлицкими они распрощались вскоре по приезде с озера: Андрес уступил желанию Ники и, отказавшись от обеда в Пьештянах, сразу повез ее в Тренчин.

Обедали они вдвоем уже в Тренчине, и следующие два дня, проведенные с Андресом наедине, почти изгладили из Никиной памяти злополучный случай с Карелом. Она стала сомневаться: не показалось ли ей все это? Может быть, Андрес прав и эта была очень глупая шутка?

— Ну что, любовь моя?

Ника подняла глаза и увидела, что Андрес не спит, а улыбаясь, наблюдает за ее лицом.

— Какие невеселые мысли заставили тебя так смешно нахмуриться? — Он притянул ее голову к себе и коснулся губами набежавшей на лоб морщинки.

— Совсем не невеселые. — Ника потянулась и обняла его за шею. — Я просто вспомнила ту собаку у замка. Ну, Матиуша Чака, помнишь?

— Матиуша Чака?

Они оба весело рассмеялись. Так Андрес окрестил дворнягу, яростно охранявшую подступы к древнему замку в Тренчине и напугавшую Нику. Когда-то, в начале XIV века, герцог Матиуш Чак владел и замком, и почти всей Словакией. Ника в шутку предположила, что его душа не захотела покинуть свои земли и переселялась в животных до тех пор, пока не добралась до этого рыжего пса с черными пятнами. Конечно, глупость, но Андрес позвал собаку: «Матиуш!» И пес сразу замолчал и настороженно поднял уши, явно доставшиеся ему от затесавшегося в родословную скотчтерьера. Андрес достал из сумки булочку с сыром, прихваченную после завтрака, присел на корточки и опять позвал: «Матиуш! На-на-на!» Пес осторожно подошел, обнюхал предложенное угощение и мгновенно слизнул булочку с Андресовой руки.

— Это не Матиуш Чак, это Цербер, — резонно заметила Ника. — Собирает дань с проходящих. Дал ему пирожок — и проходи.

Действительно, пес облизнулся, завилял хвостом и отошел в сторонку.

— Нет уж, — сказал Андрес. — Пусть будет Матиушем Чаком. Ты же видела, как он обрадовался, услышав свое имя.

И вот сейчас воспоминание о дворняге снова вызвало у них приступ неудержимого смеха.

— Знаешь, что я подумал? — вдруг сказал Андрес. — Давай заведем собаку и назовем ее Матиушем Чаком. В честь той страшной псины.

— Давай, — согласилась было Ника, но потом сообразила: — Как это «заведем»?

— Очень просто. Пойдем на Птичий рынок и выберем себе что-нибудь похожее.

— Постой… — Ника все еще не понимала, — но я же четыре дня в неделю работаю с утра до вечера!

— А я буду так планировать свое время, чтобы в эти дни гулять с ней самому. Кстати, нашему первому ребенку нужен будет товарищ. На первых порах, пока у него не появится братик или сестричка.

У Ники перехватило дыхание.

— То есть ты… — начала она и замолчала, не в силах продолжить.

Андрес откинулся на подушки и смотрел на нее с ласковой насмешкой:

— Ты правильно поняла. Я делаю тебе предложение. Ты не против того, чтобы мы узаконили нашу любовь официально?

Ника совсем растерялась:

— Да… Нет. Не знаю. Как-то все слишком быстро…

— Я так не думаю. — Андрес привлек ее к себе. — Зачем долго ждать? И так все ясно. — Он слегка наклонился и поцеловал ее в губы.

Спустя некоторое время, когда Андрес отправился в ванную, а Ника расслабленно лежала на подушках, отходя от пережитого напряжения, затрезвонил телефон.

«Кто бы это мог быть? — вяло подумала она. — Мы же должны были приехать только завтра…»

Вылезать из-под одеяла не хотелось: не топили, и в квартире было прохладно. Но телефон все звонил и звонил. Поежившись, Ника встала с постели и взяла трубку.

— Ну, как отдохнула? — услышала она знакомый мягкий голос.

— Ой! Дядя Павел! — обрадовалась Ника. — Откуда ты узнал, что я уже приехала?

— Как это — откуда, — удивился Старцев. — Ты должна была вернуться неделю назад! Не звонишь и не появляешься, я уже стал беспокоиться, позвонил тебе на работу, они говорят: все еще в отпуске. Что же ты так задержалась? Я прогноз слушаю — в Прибалтике сплошные дожди.

Ника засмеялась:

— Ой, дядя Павел, ты же ничего не знаешь! Я ведь не в Прибалтике была!

— Как — не в Прибалтике? — опешил старик. — Ты же в Юрмалу собиралась!

— Ну, то есть в Юрмале я тоже была, — торопливо сказала Ника, — но потом я еще была в Словакии…

— Да что ты говоришь?! — Старцев, конечно, знал Никину непоседливость, но такого предположить не мог. — И каким ветром тебя туда занесло? Из Юрмалы-то?

— Ой, дядя Павел!

— А ты не ойкай, а расскажи нормально!

Ника вздохнула, не зная, с чего начать.

— Кто это, дорогая? — Андрес вышел из ванной, вытирая мокрый ежик светлых волос. — С работы?

— Нет, — Ника прикрыла трубку рукой, — это крестный.

Андрес выжидательно смотрел на нее. Так выжидательно, что Ника смутилась.

— Знаешь, дядя Павел, — заторопилась она, — давай я лучше сегодня к тебе приеду и все расскажу. По телефону не объяснишь — слишком долго. Часика в три, хорошо? И обед заодно приготовлю, как раньше.

Получив согласие, она попрощалась, не дожидаясь дальнейших вопросов. Андрес не сводил с нее серьезного взгляда.

— Насколько я понимаю, — тихо сказал он, — своему дяде ты про меня ничего не говорила.

— Нет… — Ника вдруг почувствовала себя виноватой, неизвестно почему. — Но мы же с тобой не так давно знакомы…

— Значит, ты считаешь, что мы знакомы достаточно долго для того, чтобы поехать вместе отдыхать, но недостаточно долго для того, чтобы знакомить меня с родными?

В голосе Андреса зазвучал металл. Ника не могла понять, что его так рассердило. В общем-то, он сказал правду, ей и в голову не приходило представлять его крестному. Она об этом еще как-то не думала. По Никиным представлением, молодые люди обычно избегают знакомства с родными своей девушки до последнего. До свадьбы. А Андрес до сегодняшнего утра о свадьбе и не заговаривал.

— Но ведь ты не знакомил меня с родителями, — Ника попробовала защититься. — Даже ничего толком о них не рассказывал.

— Ты просто не спрашивала, — Андрес пожал плечами. — Отец у меня умер, а мама живет в Вильнюсе. Если бы мы тогда до Вильнюса доехали, как я планировал, я бы вас обязательно познакомил. Но ты-то здесь и могла бы рассказать своему дяде о моем существовании!

— Ну ладно, не сердись. — Ника подошла к нему, обняла и примирительно потерлась щекой о его плечо. — Я сегодня ему все расскажу, а потом мы сходим к нему в гости.

— Только не затягивай. — Андрес погладил ее по волосам. — Пойми, я хочу, чтобы у нас все было как положено. Помолвка, через два месяца — свадьба. Я знаю, это слишком быстро, но зачем нам ждать? Помолвка и знакомство с родными должны состояться как можно скорее.

Ника стояла на перекрестке Ленинского и Садового, подняв воротник куртки и нахлобучив кепку как можно глубже на уши. Мелкий, еле заметный дождь как зарядил с утра, так и не прекратился. Часы на столбе показывали без пяти семь — Машка должна подобрать ее с минуты на минуту.

Проводив Андреса — он улетал по делам в Каунас до послезавтра — Ника сделала приблизительную уборку квартиры. Все уборки она делила на приблизительные и генеральные. По-хорошему, квартира требовала генеральной, но времени до назначенного визита к крестному совсем не оставалось: надо было пробежаться по магазинам и купить ему к чаю чего-нибудь вкусненького.

Визит прошел весьма гладко. Ника слегка побаивалась скоропалительности происходящего, вернее, того, как отреагирует на эту скоропалительность спокойный и рассудительный Старцев. Но Павел Феликсович выслушал ее сбивчивый рассказ вполне доброжелательно, раза два дернул себя за седую бородку — что являлось приметой сильного душевного волнения — и попросил поскорее привести новоиспеченного жениха к нему в гости. Решено было назначить смотрины на послезавтра вечером, сразу после приезда Андреса.

И вот теперь Нике предстояло сообщить сногсшибательную новость любимой подруге. Она позвонила Маше от Старцева и договорилась, что в семь та заберет ее у дома Павла Феликсовича.

Машкин «жигуленок» появился, как всегда, совсем не с той стороны, с которой его высматривала Ника.

— Садись скорее, здесь стоянка запрещена.

Ника плюхнулась рядом с подругой на потертое сиденье, пристрола свою большую сумку под ногами, отчего стало совсем тесно. Да, это тебе не «Мерседес»!

В машине было тепло и играло радио. «Любовь, похожая на сон, счастливым сделала мой дом…» — пела Пугачева старую песню.

— Сделай погромче, — попросила Ника.

— Что, попала в струю? — Маша, не отрывая взгляда от дороги, прибавила звук. — В твоем доме тоже теперь счастье? Только где оно сейчас? Почему ты пошла к дяде Павлу одна?

— Оно уехало, — сказала Ника.

— Далеко?

— В Каунас, до послезавтра.

— Что так поспешно?

Действительно в Машином голосе прозвучала неприязнь или Нике это почудилось? Она набрала воздуха в легкие и решилась сказать сразу:

— Мы хотим пожениться. Как можно скорее.

— Ого! — Руль в Машиных руках непроизвольно дернулся, и машина вильнула. — Ты что?

— А почему ты так удивилась?

Маша крепче сжала баранку.

— Знаешь, если ты хочешь, чтобы мы добрались до твоего дома живыми, давай обсудим эту новость, когда я буду не за рулем. Мы сейчас чуть не врезались вон в тот «Москвич». Видишь, водитель пальцем у виска крутит? Наверняка еще и произносит что-то нецензурное…

Час спустя они уютно сидели на Никиной кухне, которая слышала столько их «секретных» разговоров, что хватило бы на многотомное досье, — Ника на кушетке, Маша на табуретке у плиты, в ожидании, когда закипит кофе.

— Ну и когда это случилось? — Дождавшись, пока пенка чуть не перевалилась через край джезвы, Маша сняла кофе с огня и разлила по чашкам. — Когда он сделал тебе предложение?

— Сегодня утром. — Ника с удовольствием отпила горячую густую жидкость. Вот у нее такой вкусный кофе почему-то никогда не получается!

— Вот как! — Маша с сомнением покачала головой. — И ты, конечно, сразу согласилась?

— Конечно, — кивнула Ника. — А почему я должна была сказать «нет»? Я его люблю!

— А он тебя? — Маша пристально смотрела на подругу.

— И он! Иначе зачем бы он предложил мне выйти за него замуж?

— Не знаю… — и опять в Машином голосе отчетливо прозвучала неприязнь.

Ника отставила чашку и выпрямилась.

— Знаешь что, давай начистоту. Я давно заметила, что ты что-то имеешь против Андреса. Что?

Маша опустила глаза.

— Да ничего особенного…

— Нет, — Ника, когда хотела, могла быть очень настойчивой. — Так не пойдет. Ты же его совсем не знаешь, что-то там тебе не понравилось… Может быть, его «Мерседес»? Или то, что он литовец?

— При чем здесь это?

— Тогда что?

Маша не знала, как быть. Пересказать ей эту историю с уборщицей в ЦСКА? Можно, конечно, попробовать… И она, осторожно подбирая выражения, поведала Нике о столкновении Андреса с «обслуживающим персоналом». Но, как Маша и боялась, на Нику это произвело обратное впечатление:

— Ну и что тут такого? Я знаю, о ком ты говоришь — Алина Гавриловна, жуткая баба. Она кого угодно довести может, и Андрес молодец, что осадил ее. Не понимаю, почему ты мне сразу не рассказала.

— Ну вот видишь — не понимаешь… — вздохнула Маша. — Дело ведь не в том, что она жуткая баба и надо было ее поставить на место. Дело в том, как он это сделал.

— И как? Заставил просить прощение за деньги? Так ведь ее иначе не заставишь!

Маша пожала плечами. Ничего она не может объяснить. Она вспомнила торжествующий блеск в глазах Андреса, когда уборщица поползла на коленях, это упоение властью над другим существом, от тебя зависимым, и тихо проговорила:

— Ты бы видела в тот момент его глаза…

— Ну и что, — повторила Ника. — Я считаю, что он правильно сделал. — Она упрямо вздернула подбородок. «Ну почему Маша к нему цепляется?»

— А ты не боишься, — чуть помолчав, сказала Маша, — что он и тебя заставит ползти на коленях? Как только ты сделаешь что-нибудь такое, что ему придется не по вкусу…

Ника насмешливо посмотрела на подругу.

— Нет. Совсем не боюсь.

Расстались они в этот вечер крайне недовольные друг другом. Нику, внешне такую спокойную и уверенную в себе и своем женихе, на самом деле встревожило Машино отношение к Андресу. Нет, она нисколько не упрекает его за случай с уборщицей — действительно, правильно сделал, рыжую Гавриловну давно пора было осадить, все девочки от нее плачут. Но почему Машу это так возмутило?

И еще… Ника не решилась рассказать ей о том, что произошло на озере у виктории регии. Хотя сейчас она сама почти уверилась, что Карел неудачно пошутил, хотя потом были чудесные дни в Тренчине — все равно Маша истолкует эту историю не в пользу Андреса. А Нике хотелось, чтобы ее лучшая подруга и ее любимый стали друзьями. Но, с другой стороны, Ника привыкла рассказывать Маше абсолютно все, и, умолчав о том случае, чувствовала себя не в своей тарелке. Дело кончилось тем, что она рассердилась на Машу: нельзя просто так невзлюбить человека!

А Маша, тоже очень расстроенная, ехала в сторону Тверской: ужинать у Ники она не стала, а дома в холодильнике было пусто. У Маши была слабость к чизбургерам, гамбургерам и биг-макам, этой нездоровой американской пище. И вот, решив хоть чем-то утешить себя в неудачный вечер, она завернула к «Макдональдсу» с намерением купить большой пакет бутербродов на ужин и на завтрак. И вкусно, и никакой возни.

Народу было не очень много, по крайней мере, очереди к кассам не толпились, но свободных мест, похоже, тоже не было. Впрочем, Машу это не волновало: получив свой пакет, она уже проталкивалась к выходу, как вдруг остановилась в изумлении: за столиком справа у окна, спиной к проходу, сидел мужчина, абсолютно похожий на Никиного Андреса. Маша поклялась бы, что это Андрес, если бы Ника ее не уверила, что он в Каунасе. Да нет, ну вылитый Андрес! Тот же светлый ежик волос, та же посадка головы, манера держаться… Даже плащ тот же самый!

Мужчина что-то оживленно обсуждал с худенькой блондинкой в темно-синей куртке. Незаметно, прячась за спинами, Маша постаралась подойти поближе. Через секунду мужчина повернул голову в профиль — точно, так и есть. Это Андрес. Интересно, что он здесь делает и кто эта милая дама?

Первый Машин порыв был — подскочить к нему и потребовать объяснений. Да как он может обманывать Нику! Но потом она взяла себя в руки. Если так поступить, Андрес обязательно отговорится. Это окажется деловое свидание, неожиданно назначенное в интересах его компьютерного бизнеса. Надо действовать хитрее.

Слава Богу, народу в «Макдональдсе» еще было достаточно. Маша подходила все ближе и ближе к интересовавшей ее парочке и наконец очутилась почти у них за спиной — от Андреса ее отделяла только толстая тетка в распахнутом кожаном плаще, шумно уминавшая пирожок со смородиной. Но пока она маневрировала, Андрес и блондинка, кажется, обо всем договорились.

— Значит, здесь же через неделю, в субботу, — негромко сказал Андрес, вставая. — И постарайся до того обработать Битюга.

Блондинка что-то ответила — что именно, Маша не расслышала. Она поспешно направилась к выходу, опасаясь, что Андрес повернется и узнает ее.

По дороге домой, в машине, дальнейший план действий созрел окончательно. Пусть Андрес через неделю встречается опять с этой блондинкой, пусть! Но и они с Никой тоже здесь будут!

 

8

Перед подъездом большого сталинского дома — «академического», как его называли в народе, — Ника на секунду замешкалась.

— Волнуешься? — спросил Андрес.

— Немного, — со вздохом призналась она. — Я так хочу, чтобы вы понравились друг другу.

— Все будет хорошо. — Он ласково обнял ее и подтолкнул к дверям. — Обещаю.

Однако, когда они стояли у квартиры и Павел Феликсович отпирал свои бесконечные замки, Нику снова стала бить нервная дрожь. Она помнила, как первый раз привела к Старцеву Кирилла, тот вечер стал одним из самых неприятных в ее жизни. Кирилл всячески старался произвести впечатление и блеснуть эрудицией, которой у него не было. Павел Феликсович сначала помалкивал, периодически подергивая себя за бородку, а потом стал отпускать ехидные замечания. Чего-чего, а ехидства Никиному крестному было не занимать. Кирилл так и не понял, что над ним издеваются, и продолжал самонадеянно рассуждать об искусстве, а Нике было за него стыдно. «Ладно, — успокоила она себя, — Андрес — не Кирилл». Однако ее жениху предстояло нелегкое испытание. Павел Феликсович любил Нику как родную дочь и ревниво относился к ее поклонникам. Очевидно, он считал, что ни один мужчина не достоин его маленькой девочки. А если уж она собралась замуж — будущий муж должен быть полным совершенством во всех отношениях.

Наконец с запорами и замками было покончено.

— Ну, здравствуйте, здравствуйте. Проходите, очень рад.

Павел Феликсович, седой и благообразный, в коричневом бархатном пиджаке — ни дать ни взять московский барин девятнадцатого века — стоял на пороге. После церемонного представления они были приглашены в комнаты. Увидев безупречно сервированный стол, белоснежную скатерть, всевозможные серебряные блюда, судочки и соусники, Ника про себя вздохнула. Именно этого она ожидала и боялась. Раз на столе фамильное серебро — значит, на приготовление обеда была мобилизована Анна Григорьевна, а это серьезно. Анна Григорьевна — кухарка и домработница живущего в том же подъезде приятеля Павла Феликсовича, старенького академика Ненашева, — приглашалась только в исключительных случаях, для приема иностранцев или высоких гостей, пожелавших осмотреть его коллекцию.

Ника украдкой бросила взгляд на Андреса, тот был невозмутим, словно каждый день обедал в таких домах.

— Что ж, молодые люди, — радушно сказал Павел Феликсович, беря с массивного буфета пузатый графин, затейливо оплетенный соломкой, — по рюмочке перед обедом?

— Не откажусь, — улыбнулся Андрес.

Несмотря на переживания, Ника чуть не фыркнула: ситуация как в фильме «Иван Васильевич меняет профессию», когда Шурик наливает Ивану Грозному стаканчик… Для полного сходства с Юрием Яковлевым Андресу следовало хлопнуть рюмку и спросить: «Водку ключница готовила?» А что, Анна Григорьевна вполне сойдет за ключницу…

Дальше все пошло на удивление гладко. За закусками мужчины степенно беседовали о жизни, Павел Феликсович деликатно поинтересовался, что за учебное заведение Андрес закончил и в какой области работает. Андрес назвал Рижский политехнический институт, не забыв упомянуть, что ему предлагали остаться в аспирантуре. Ника в беседе участия не принимала, налегая на свою любимую маринованную корюшку, — и откуда только крестный достает эту рыбку! Сильные переживания всегда будили у Ники зверский аппетит.

Потом Павел Феликсович попросил ее быть за хозяйку и принести из кухни горячее, так что Нике поневоле пришлось удалиться, оставив Андреса на растерзание Старцеву. Отсутствовала она минут десять. Пока подогрела кастрюлю с неподражаемой солянкой Анны Григорьевны — настоящей, из семи видов мяса — пока наполнила массивную серебряную супницу… Когда она вернулась в комнату, за столом уже шел разговор об архитектуре классицизма. Но удивительно: говорил-то в основном Павел Феликсович, а Андрес лишь изредка вставлял почтительные замечания. Ника изумилась: она-то знала, что Старцев обычно предпочитает помалкивать, слушать собеседника и задавать провокационные вопросы. Это был его испытанный способ составить мнение о незнакомом человеке. Как это Андресу удалось — применить тактику Старцева к нему самому и за такое короткое время — это для Ники осталось загадкой.

— В чем отличие мастеров русского классицизма от западных? Не только линии, но использование цвета. Какие цвета вдохновляли мастеров того времени на Западе — в Италии, во Франции? Желтый, красный, черный — излюбленные цвета помпеянских росписей. А русские мастера предпочитают в основном различные сочетания синих, зеленых, розовых тонов и почти не применяют оранжевых. Вспомните Павловский ансамбль Камерона: главные цвета там — белый и золотистый.

— Лоукомсли отмечал, что соединение мрамора и бронзы — очень русская особенность, — негромко вставил Андрес.

— Вы читали Лоукомсли, юноша? — вскинул брови Павел Феликсович. — Что именно?

— «Чарльз Камерон». У меня есть лондонское издание 1943 года.

— Но русского перевода не существует! Вы читали в подлиннике? — Изумление Старцева росло.

Андрес улыбнулся:

— Я неплохо владею английским. По крайней мере, читать могу.

— Но зачем это вам? При вашей специальности… То есть я, конечно, не о языке говорю, — поправился Павел Феликсович. — Зачем вам читать Лоукомсли в подлиннике? Это специальная литература, с использованием специальной терминологии…

— Хобби, — опять улыбнулся Андрес. — И скромный инженер-компьютерщик может иметь такое хобби. Кроме того, в студенческие годы я часто наезжал в Питер и почти каждый раз бывал в Павловске. Смею думать, что Павловский дворец изучил неплохо.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Старцев, — и что вы думаете о подборе цветовой гаммы, использованной в отделке помещений?

— Весьма последовательное использование принципа архитектурного начала в распределении функций между отдельными орнаментальными частями. Этим достигается рациональность назначения каждой части, и все в целом получает логическую завершенность.

Ника во все глаза смотрела на своего жениха. Такого она не ожидала. Откуда он все это знает? Как будто долгие годы занимался колористикой… А Андрес продолжал:

— В орнаментах росписей подчеркнута тектоника композиции: вертикальные линии четко пересекаются горизонтальными, и все это строго симметрично. Интересно решение, подчеркивающее плоскость, на которой расположены росписи: коричневый, гризайльный колорит, не передающий материальной фактуры, и гладкий белый фон.

Для Ники все это было китайской грамотой. Нет, она, конечно, не была совершенной невеждой в таких вопросах: благодаря крестному она неплохо знала историю архитектуры, разбиралась в стилях, но вот изучить все до тонкостей…

А Павел Феликсович оживился, получив в собеседники столь сведущего молодого человека, и с интересом спросил:

— А в чем вы видите особенности русской системы настенной живописи в отличие, скажем, от Франции?

«Как на экзамене», — подумала Ника. Впрочем, наверное, Старцев и расценивал их визит как своеобразный экзамен.

— О, во Франции покрывают орнаментом всю стену целиком, не оставляя ни одного неукрашенного места. Вспомните хотя бы оформление стен в Версале. А в России в настенных росписях много свободного от орнаментации пространства, как говорят, «воздуха». Да и техника другая — у нас пейзажное панно часто писали прямо по штукатурке клеевой краской, а это органически связывало роспись со стеной. — Отлично, отлично, — Старцев потер руки от удовольствия. — А вы бывали в Версале, юноша?

Андрес слегка пожал плечами:

— Приходилось.

— Интересно, интересно…

Беседа в таком духе продолжалась до подачи второго блюда. За расстегаями разговор благодаря Версалю перешел уже на французскую живопись. Обсудив достоинства Энгра и Жака Луи Давида, книгу Эжена Делакруа «Мысли об искусстве и о знаменитых художниках» (тут Ника смогла вставить замечание-другое, потому что книгу тоже читала), мужчины углубились в теоретический спор, можно ли импрессионизм отнести к последнему реалистическому течению, или это уже первая ступень модернизма. Исхода спора Ника не услышала, так как где-то на середине дискуссии начала убирать со стола, чтобы подать десерт.

Когда она в очередной раз вошла из кухни в комнату, говорили уже об античных камеях. Это был конек Старцева — у него у самого было неплохое собрание камей и гемм. Ника удовлетворенно улыбнулась: она уже знала, что будет дальше. И точно: Павел Феликсович встал из-за стола и предложил перед десертом и чаем посмотреть «кое-какие любопытные экземпляры». Его собеседник, разумеется, с готовностью согласился.

Мужчины перешли в кабинет — наслаждаться видом сокровищ крестного. Когда Ника спустя десять минут заглянула в дверь, Андрес, сидя в глубоком кожаном кресле, рассматривал через лупу сердоликовую головку Амура периода ранней Римской империи. Ника поняла, что в этом раунде Андрес шутя одержал победу: Павел Феликсович допускал к своим любимым камеям только избранных.

От Старцева они ушли уже глубокой ночью. За камеями последовал подробный осмотр римских монет, потом перешли к французской миниатюре…

Перед уходом Андрес почтительно испросил разрешения как-нибудь на днях зайти и продолжить осмотр и разговор. Разрешение ему было дано с великой радостью: уж Ника-то знала своего крестного и видела, что он в восторге от слушателя и собеседника. Следующий визит решено было не откладывать в долгий ящик, так как Старцеву через десять дней нужно было лететь на конференцию в Иерусалим. Договорились встретиться в ближайшие выходные.

— А знаете что, юноша, — сказал Павел Феликсович, уже прощаясь, — если у вас будет время и на недельке, то заходите не церемонясь. Милости прошу. Попьем чайку, и я вам покажу замечательные экземпляры фламандских гравюр. Интересуетесь?

— У вас есть и фламандцы? — оживился Андрес.

— Немного, но все — как на подбор.

— Ладно, дорогие мои, — Ника потянула Андреса за рукав. — Уже почти час ночи. Тебе, дядя Павел, давно пора спать, у тебя режим. Андресу вставать завтра ни свет ни заря. А нам еще до дома добираться.

— Ладно, ладно, — добродушно сказал Павел Феликсович. — Спасибо тебе, что познакомила нас. Молодец.

Он проводил их до лифта, поцеловал Нику в щеку, пощекотав седой бородкой, потом пожал руку Андресу… Двери лифта закрылись, а он все стоял на лестничной площадке — такой седой и благообразный в своем бархатном пиджаке и такой одинокий.

Утром Андресу действительно надо было вставать в семь — в девять у него была назначена деловая встреча, и они, разумеется, абсолютно не выспались. У Ники сегодня в двенадцать была запись у «Петра и Марка», но она встала раньше семи, чтобы приготовить Андресу завтрак. Он не заставлял ее, даже просил не беспокоиться и поспать подольше, но ей самой страшно хотелось. Разумеется, он и сам мог приготовить себе бутерброды и яичницу! Зато Ника сегодня провожает его на работу, как и положено жене.

Приняв у порога прощальный поцелуй своего любимого и закрыв дверь, Ника отправилась на кухню мыть посуду. Даже это неприятное занятие было теперь в радость. Горячая вода веселой струйкой лилась на Никины любимые тарелки с каемочкой из васильков и тонкие фарфоровые чашки. Потом настала очередь кастрюльки и сковородки. Вдохновившись, Ника решила заодно навести в кухне образцовый порядок и начистить донышки всех кастрюль, стоящих на открытой полке. Натирая их до блеска жесткой щеточкой, Ника во все горло распевала так пришедшуюся к случаю старую песню Пугачевой. Журчала вода, за окном слышался шум машин с Беговой, в комнате был включен телевизор — передавали новости, а Ника пела: «Любовь, похожая на со-о-н, счастливым сделала мой до-о-м, но вопреки законам сна пуска-ай не кончится она…»

В эту какофонию звуков вполне вписался бешено затрезвонивший телефон. Ника, не успев даже руки вытереть, подлетела к аппарату и схватила трубку. Почему-то она была уверена, что звонит Андрес.

— Алло, алло! Дорогой, это ты?

В трубке нерешительно хмыкнули, а потом робкий женский голос неуверенно сказал:

— Простите… Это квартира Вероники Войтович?

— Да, — удивилась Ника. — Вы с ней и говорите.

— Вероника! Еще раз простите… Я вас… тебя не разбудила?

— Да нет, ничего страшного.

Голос казался странно знакомым, но Ника не могла сообразить, кто это был. Однако долго ломать голову не пришлось.

— Вероника, это Мара. Ну, помните? Из Каунаса.

— Мара! — Ника от удивления чуть не села мимо стула. — Мара! Но ведь я же тогда… Откуда ты знаешь, как меня зовут?

— Андрес, когда приезжал, оставил Раймонду твой телефон и все рассказал.

— Послушай, — Ника покраснела, — мне ужасно стыдно, что пришлось тебя обманывать. Я не хотела, просто так получилось.

— Сейчас это неважно, — нетерпеливо сказала Мара. — У меня мало времени, я звоню из автомата, чтобы Раймонд ни о чем не догадался.

— Почему?

— Потому что… Впрочем, неважно. Я хочу тебя предупредить — Андрес не совсем тот человек, за кого себя выдает.

— Как? — Ника не понимала. — Ты шутишь? Хочешь меня разыграть?

Но голос Мары был серьезен. Даже слишком.

— Он не любит тебя. Он тебя просто использует, поверь мне.

— Зачем? — Ника никак не могла взять в толк, что происходит. — Как можно меня использовать?

— Я сама ничего не знаю, просто подслушала один разговор. Случайно. Ты ему зачем-то нужна, и все должно совершиться в ближайшие две недели. Или даже раньше.

— Что должно совершиться?

— Ох, не спрашивай! — Нике показалось, что Мара всхлипнула. — Порви с ним, порви поскорее. Пока они не сломали и тебе жизнь.

— Но…

— Все. Извини, больше я все равно ничего сказать не могу. Поверь мне, пожалуйста, поверь! Я и так многим рискую. Если Раймонд узнает, что я тебе звонила… Но ты ведь не скажешь? Пожалуйста, никому не говори!

— Мара! Я никому ничего не скажу, но объясни…

— Не могу. Порви с ним поскорее. — В телефоне дали отбой. Ника какое-то время слушала короткие гудки, потом осторожно положила трубку на рычаг. По-прежнему в комнате звучал телевизор, и из кухни слышался звук льющейся воды, но радостного настроения как не бывало. Ника медленно поднялась со стула, прошла в комнату, выключила новости, потом вернулась на кухню и завернула кран. Наступила тишина. Она машинально вытерла мокрые руки о фартук и присела на краешек табуретки у плиты.

Ну и что все это значит? Дурацкий розыгрыш? Не похоже. Слишком встревоженно звучал голос Мары. Действительно хотела о чем-то предупредить? Тогда почему ничего не объяснила? Ника симпатизировала молоденькой танцовщице, но на слово верить всяким гадостям об Андресе она не будет. Может быть, Маре просто показалось? Она подслушала какой-то разговор, ничего толком не поняла и кинулась звонить… Ника покачала головой. Судя по тому впечатлению, которое Мара на нее произвела в Каунасе, эта девушка не из тех, кто быстро поддается панике. И что за разговор? Если бы Мара дословно передала, что Андрес говорил! Нет, тут явно какая-то ошибка! Надо будет спросить у него самого!

Эта мысль вернула было Нике душевное равновесие, но она вспомнила, что Мара просила — нет, даже умоляла — оставить ее звонок в тайне. Господи, вот наказание! Из-за каких-то Мариных страхов, скорее всего выдуманных, столько переживаний! Но подводить молоденькую танцовщицу она не собиралась. Нет, не из-за Андреса: Ника была уверена, что, услышав о Мариной панике, он лишь посмеется и объяснит, что именно он сказал и какие его слова Мара не так поняла. А вот Раймонд… Еще тогда, в Каунасе, Раймонд Нике не понравился. Он действительно может устроить Маре скандал, если узнает, что она что-то предприняла от него тайком. Еще и ударит — он на это способен! Что же делать?

 

9

Освободилась Ника рано, — запись прошла на удивление гладко, почти без повторных дублей. Вот ведь — когда ехала в метро на съемки, думала, что сегодня ничего не получится: странный телефонный разговор не шел у нее из головы, она думала, что не сможет сосредоточиться на программе. Но, хотя мысли Ники и блуждали далеко от спортзала, отлично тренированное тело выполняло упражнения красиво и четко. Она даже удостоилась похвалы режиссера.

Выйдя из студии, Ника взглянула на часы: половина пятого. Если Андрес будет дома как намечал — в восемь, то у нее еще масса времени. Утром, за размышлениями, Ника не успела навести порядок в квартире, а ей хотелось быть в глазах любимого хорошей хозяйкой. Если сейчас поймать машину, она успеет приготовить приличный ужин, и привести дом и себя в порядок.

Ника пролетела по квартире с пылесосом как метеор, потом быстро расправилась с влажной уборкой. Слава Богу, кухню она успела выдраить до Мариного звонка. В семь часов все у Ники уже блестело чистотой, в духовке томилась индейка с яблоками, салат нарезан, картошка начищена и ожидала, когда ее бросят в масло на сковородку.

Приняв душ и тщательно расчесав волосы, Ника, не надевая халата, прошла в спальню. Там, на постели, дожидалось чудо современного дизайна, дивный комплект из Парижа: трусики и бюстгальтер светло-бежевого цвета, шелковые, с фрагментами из настоящего кружева. Облачившись в это великолепие, Ника подошла к большому зеркалу и внимательно оглядела фигуру в полный рост снизу вверх. Изящные щиколотки, узкие колени, стройные загорелые бедра, плоский живот, чуть прикрытый мягким шелком… Талия могла быть чуть поуже и грудь побольше. Хотя бюстгальтер действительно хорошо подчеркивает форму и зрительно увеличивает объем. Нет, пожалуй, придраться не к чему — она несомненно хороша. И кружева на груди выглядят так соблазнительно… Грустно улыбнувшись, Ника послала самой себе воздушный поцелуй. Если бы не утреннее происшествие, она была бы совершенно счастлива. А так мысли все время возвращались к странному звонку из Каунаса. Впрочем, Ника, кажется, почти придумала, как поступить…

Она достала из шкафа кремовое шифоновое платье и собралась было его надеть, как вдруг застыла с платьем в руках. Последний раз она была именно в нем, когда не состоялся задуманный праздник с Кириллом. Ну да, когда он пришел поздно ночью и объявил, что уезжает в Лиелупе. Так что это платье нельзя назвать счастливым. А счастье ей сегодня не помешает! Может быть, не рисковать и выбрать что-нибудь другое? Но нельзя быть такой суеверной! Это платье очень красиво, кроме того, ей идет… Но повторения истории с Кириллом так не хотелось!

Звонок в дверь разрешил ее сомнения. Времени совсем не оставалось, быстренько облачившись в полупрозрачный шифон, Ника кинулась открывать. Через секунду она уже была в объятиях Андреса.

— Ты сегодня какая-то не такая. — Андрес откинулся в кресле и пристально посмотрел на Нику.

Они уже поужинали, и Ника накрывала стол к чаю. Она замерла с вазочкой печенья в руках:

— Почему?

— Не знаю, но очень хочу узнать.

Он вынул вазочку из ее внезапно одеревеневших пальцев, привлек к себе на колени, усадил и заглянул в глаза:

— Что произошло?

Ника вздохнула:

— Да ничего особенного. — Она твердо решила не говорить о Марином звонке. — Я сегодня весь день какая-то сама не своя. Думала и вспоминала.

— Если не секрет, о чем?

Ника улыбнулась:

— Не секрет. Я думала о Маре.

Брови Андреса изумленно взлетели вверх.

— О Маре? Почему ты вдруг о ней вспомнила?

— Сама не знаю. Странная она какая-то…

— Почему?

Андрес говорил мягко, но Нике вдруг показалось, что он напрягся.

— Почему странная? — повторил он.

— Ну, тогда, когда мы гуляли… — Ника запнулась.

— Гуляли — и что?

— Разговаривали. Мне показалось, что она Раймонда совсем не любит. Зачем же тогда она с ним живет?

— Ах, это… — Андрес пожал плечами. — Мало ли отчего люди живут вместе.

— Ну да… Но мне показалось, что и ты ей не слишком нравишься. И я хотела тебя спросить…

— Почему я не нравлюсь Маре? — рассмеялся Андрес. — Ох, какая же ты все-таки наивная девочка!

Ника с недоумением взглянула на него. Такой реакции она не ожидала.

— Почему ты смеешься?

— Потому что, любовь моя, — ласково сказал Андрес, — все дело в том, что Маре нравлюсь даже слишком! Проще говоря, она в меня влюблена.

— Как?

— Ну да! И если говорила какие-нибудь гадости, то из женской зависти. Я-то ее никогда не любил.

— Но постой… — Ника совсем сбилась с толку. — Я ничего такого не заметила! И вообще, мне казалось, она не способна на такое… Не способна быть такой мелочной!

— Очень даже способна! — Андрес чуть отстранил Нику от себя, посмотрел ей в лицо и серьезно сказал: — Ты плохо знаешь Мару. Она о себе хоть что-нибудь рассказывала?

— Да.

— А что именно?

— Ну, она говорила, что родилась на Севере, что отец ее был политзаключенным, мама — цыганка…

— А что делала на поселении ее мама, Мара тебе не рассказывала?

— Нет.

— Отбывала срок за воровство. И сама Мара, кстати, грешит тем же. Она, конечно, поведала тебе печальную историю, как ее выгнала родная тетка?

Андрес говорил жестко и насмешливо, и Ника растерялась:

— Не совсем так. Она говорила…

— Не важно, что она говорила. На самом деле тетка попросила ее уйти, когда заметила, что из дома стали пропадать ценные вещи. Наша дорогая Мара стянула и продала две фигурки Фаберже, золотые часы, переходившие в семье из поколения в поколение, и еще кое-какие мелочи.

— Да что ты! Как же! — Ника не верила своим ушам.

— Вот так.

Ника была поражена.

— А почему тогда вы с ней общаетесь?

Андрес пожал плечами:

— Не я, а Раймонд. Танцует она действительно бесподобно, ты же видела. Ну и во всем остальном, наверное, тоже…

— Но как же ты отправил меня с ней гулять на целый день, если знал… Если она…

Андрес улыбнулся:

— А что могло случиться? Каунас Мара знает прекрасно, а обокрасть тебя она не могла: во-первых, нечего, а во-вторых, незачем — Раймонд дает ей достаточно денег.

Ника никак не могла прийти в себя:

— Все равно…

— Ладно. Давай прекратим этот разговор. Просто не думай о ней больше.

Андресу эта тема, по-видимому, была неприятна. Он прижал Нику к себе, зарылся лицом в ее рыжевато-каштановые волосы.

— Думай лучше обо мне, хорошо?

И Ника с ним согласилась.

На следующий день опять пришлось вставать в семь — на этот раз на работу спешила Ника. Она собралась тихонько, стараясь не разбудить Андреса, но он проснулся и вышел ее проводить: смешной, заспанный, светлый ежик волос надо лбом делал его похожим на мальчишку. Он стоял, прислонясь спиной к дверному косяку, и смотрел, как Ника повязывает пестрый шарфик.

— Я оставила завтрак тебе на столе, — сказала она на прощание. — Тосты с сыром на блюде под салфеткой, сливки в голубеньком молочнике в холодильнике. К ужину тебя ждать?

— Боюсь, что нет, — вздохнул Андрес. — У меня сегодня обед с возможным партнером. Приду часов в десять, а то и позже. В крайнем случае не жди меня и ложись.

— Нет уж. — Ника чмокнула его в щеку и открыла дверь. С порога обернулась: — Дождусь непременно!

Утро было такое чудесное! Впервые за много дней дождь перестал, и вовсю светило солнце, золотя остатки листвы на деревьях и отражаясь блеском в лужах на асфальте. И девочки из Никиных групп были в великолепной форме, работать с ними было одно удовольствие!

Неприятности начались сразу после обеда. В три часа Нике передали, что администратор срочно просит ее спуститься в раздевалку. Там Ника застала следующую картину: дежурная администратор Ниночка чуть не плакала, пытаясь противостоять натиску мощной гражданки лет тридцати пяти — сорока.

— А я вам говорю, милочка, что мне нужно заниматься по программе шейпинг-про! — вещала гражданка. — Я лучше знаю, что мне надо!

Завидив Нику, Ниночка не то что вздохнула — всхлипнула от облегчения.

— А вот и инструктор, — попыталась она остановить словесный поток. — Она сейчас вам все объяснит.

Ника внутренне подобралась. По опыту она знала, что с такими шумными и напористыми дамами иметь дело тяжело. Но работа есть работа. Поэтому, изобразив на лице вежливую улыбку, Ника доброжелательно спросила:

— В чем дело?

— Ах, вы инструктор? — гражданка, шумно дыша, повернулась к Нике. — Мне нужна программа шейпинг-про. Только подберите мне такие упражнения, чтобы не травмировать спину и плечи, у меня отложение солей. И еще у меня болит левое колено, так что на ноги нагрузка должна быть облегченной. Да, и еще я не хотела бы излишне напрягать шею.

— Простите? — растерялась Ника.

Программа шейпинг-про — продвинутый шейпинг — была разработана исключительно для тех, кому нагрузки обычной программы были недостаточны: для спортсменок, акробаток и гимнасток. А эта дама, без внушительного букета болезней, весила килограммов восемьдесят и в последний раз занималась спортом в средней школе. Если, конечно, вообще занималась, что сомнительно.

Ниночка за спиной у посетительницы развела руками: дескать, я, мол, старалась ей что-то объяснить, но она не слушает!

После мягких и деликатных расспросов Нике удалось выяснить, что информацию о шейпинге-про дама почерпнула из статьи на рекламном стенде у выхода.

— Ну как же! — горячилась она. — Ваш обычный шейпинг просто для похудения. А о шейпинге-про написано, что он учит красиво себя подать! Двигаться и так далее. Мне именно это и надо! Похудеть я и без вас похудею: мне посоветовали чудное средство!

На убеждение несговорчивой дамы Ника потратила минут сорок. Наконец удалось с помощью Ниночки уговорить ее сначала попробовать себя на обычном занятии. Но дама все равно ушла недовольная, правда, пообещала подумать над их предложением.

Вернувшись в тренерскую комнату, Ника без сил опустилась на низкий диванчик. От всей этой дискуссии она устала так, словно подряд провела три занятия. Или даже пять.

А в четыре позвонила Маша. Сначала Ника обрадовалась и стала рассказывать о невозможной посетительнице, но Маша, рассеянно выслушав, лаконично объявила, что им непременно нужно увидеться сегодня вечером. И голос у нее был встревоженный и странно напряженный.

— Сегодня? — недовольно протянула Ника. — Ты знаешь, сегодня мне не хотелось бы… Честно говоря, я просто устала.

— Нет, — железно сказала Маша. — Надо.

— Да что случилось? — попыталась выяснить Ника. — Что за пожар?

— Пожар не пожар, но встретиться надо. И не позже семи вечера.

— У тебя что-то стряслось? — встревожилась Ника.

— Нет. У меня все в порядке.

Ника вздохнула:

— Тогда ничего не выйдет. Во всяком случае, в семь никак не получится. Я заканчиваю в восемь и отпрашиваться не могу. И так уже отгуляла все, что можно и что нельзя.

Но Маша была непреклонна:

— Это в твоих интересах. Что-то случилось не у меня, а у тебя.

— Что, у «Петра и Марка» появились какие-то претензии?

Маша на том конце провода усмехнулась:

— Не по телефону. Увидимся — расскажу.

В результате Маша настояла на своем. Договорились, что ладно — не в семь, но ровно в восемь она со своим «жигуленком» будет ждать Нику на стоянке у ЦСКА.

Неприятный осадок, оставшийся от разговора с толстой дамой, еще можно было как-то подавить, но беседа с Машей окончательно испортила Нике настроение. Какая-то Машка была не такая: обычно ровная и насмешливая, сегодня она говорила так, словно что-то вывело ее из себя. Словно знала что-то такое, что не решалась сказать Нике. А ни то, ни другое лучшей Никиной подруге было не свойственно. Вывести из себя ее до сих пор никому не удавалось, после той истории с Иваном Оленевым Машка лишилась способности к сильным переживаниям. С тех же пор Маша не признавала никаких тайн и обсуждений за спиной — все неприятные новости выкладывала немедленно и в лицо. Ее любимая поговорка — «кто предупрежден, тот вооружен». Совершенно не в Машкином характере тянуть с неприятным сообщением до вечера. Наверное, действительно что-то произошло на студии. Может быть, Нику решили больше не приглашать на съемки. Но что она сделала не так? Последняя запись прошла отлично, ее похвалили…

Ника была на месте встречи без десяти восемь, но Маша приехала еще раньше.

— Залезай скорее. — Она распахнула переднюю дверцу и одновременно включила мотор.

Ника быстро забралась в машину.

— Так что произошло? Мне дали отставку?

— Ты о чем? — не поняла Маша.

— О работе, разумеется. Это из-за вчерашней съемки? Кому-то не понравилась моя новая программа? Но это последняя разработка классического шейпинга!

— А, вот ты о чем! — На Машином лице появилось подобие улыбки. — Да нет, все в порядке, об этом не беспокойся. Шеф одобрил запись, кассеты скоро пойдут в продажу.

— Тогда что случилось?

Маша прикусила губу.

— Даже не знаю, как тебе сказать… А как у тебя дела с Андресом?

— При чем тут Андрес? — не поняла Ника. — Все прекрасно.

— Вы ходили к Павлу Феликсовичу?

— Да.

— Ну и как?

— Крестный от него в восторге, — сказала Ника, потом не удержалась и добавила: — В отличие от тебя.

Маша серьезно посмотрела на подругу:

— У меня на это есть причины.

— Какие? Неуважительное отношение к хамоватой бабе? Все еще не можешь простить ему историю с уборщицей?

Но Маша на Никин выпад не отреагировала и спросила:

— Когда твой Андрес в последний раз был в Каунасе?

— Когда? Чуть меньше недели назад, а что? — удивилась Ника. — Да он туда ездил совсем ненадолго!

— А когда он, ты думаешь, уехал?

— Почему это «я думаю»! В прошлую пятницу мы вернулись в Москву, значит… Он уехал ровно неделю назад, в прошлую субботу.

— Так вот, — медленно сказала Маша. — В прошлую субботу вечером я его видела в «Макдональдсе». С девушкой.

Ника недоверчиво посмотрела на подругу. Потом пожала плечами:

— Ты обозналась.

— Нет. Я подошла близко и специально рассмотрела. Кроме того, ты же знаешь, у меня профессиональная память на лица.

— Все равно, — упрямо сказала Ника. — Ты обозналась. Этого не может быть.

Маша вздохнула:

— Я так и знала, что ты мне не поверишь. Пристегни ремень. — Она вывела машину со стоянки.

— Постой, — не поняла Ника. — Куда мы едем?

— В «Макдональдс».

Машина уже на хорошей скорости шла по Ленинградскому проспекту в сторону центра.

— Зачем?

— А затем, — сказала Маша, глядя на дорогу, — что сегодня у него опять там свидание с той девицей. Я хочу, чтобы ты увидела своими глазами.

— Что?

Но Маша больше ничего не добавила, только упрямо сжала губы и быстрее погнала машину, перестроившись в левый ряд.

До Ники медленно стал доходить смысл сказанного. Внутри все похолодело. Андрес… Как же так? Да нет, не может быть! Машка обозналась! И профессиональная память дает сбои! С трудом обретя дар речи где-то около Белорусского вокзала, Ника пролепетала:

— Я думаю, ты все-таки приняла за него кого-то другого.

Но Маша опять промолчала. У светофора была пробка, потом на Тверской все равно пришлось сильно сбросить скорость. К «Макдональдсу» они подъехали только без четверти девять. Ника, немного пришедшая в себя, плотно застегнула куртку и вышла из машины.

— Ну и где ты их в прошлый раз видела? Того типа, похожего на Андреса.

— Как войдешь — справа, у окна.

Маша уже открыла дверцу, намереваясь выйти, но Ника остановила ее:

— Не надо. Я сама схожу и посмотрю.

Маша покачала головой:

— Одну я тебя не отпущу.

— Не надо! — повторила Ника. — Я сама. Все равно я уверена — ты обозналась.

И что-то было в ее голосе такое, что Маша не решилась настаивать. Она облокотилась на открытую дверцу «жигуленка» и смотрела, как Ника подходит к «Макдональдсу»: спина прямая, руки засунуты в карманы куртки. Бедная, бедная! Маша поморщилась и усилием воли не дала слезам вылиться из глаз.

Ника увидела их почти сразу: Андрес и Марина сидели за столиком лицом к окну. Она узнала бы их из тысячи. Ноги у нее приросли к полу, она стояла и смотрела, смотрела… Казалось, целую вечность — долгую, долгую минуту. Потом медленно двинулась вперед — сейчас, сейчас она подойдет к ним, посмотрит Андресу в лицо… Какое у него будет лицо?

Кто-то остановил ее, крепко взяв за плечо. Ника, дернулась, пытаясь высвободиться. Она даже не обернулась, все ее существо было устремлено туда, к тем двоим за столиком у окна. Но держали ее крепко.

— Вероника Павловна, — тихо и участливо сказал мужской голос, показавшийся знакомым, — право, не стоит…

Ника наконец обернулась — перед ней стоял Виктор Слободин — ее приятель Виктор из Лиелупе. Нике показалось, что она сходит с ума.

— Вы?

Он улыбнулся и, продолжая крепко держать ее под руку, повел — нет, почти потащил — к выходу.

 

Часть третья

ГЕРОЙ ЕЕ РОМАНА

 

1

За углом, в двух шагах от злополучного «Макдональдса», был маленький пивной бар — злачное место, которое посещали в основном «крутые ребята». Как Виктор привел ее сюда, Ника не помнила. Когда она стала осознавать происходящее, то обнаружила себя сидящей за грязным столиком, а в руках у нее был стакан с прозрачной жидкостью. Виктор сидел напротив и внимательно смотрел на нее.

— Пейте, — повелительно сказал он.

— Что это?

— Джин. Как раз то, что вам надо. Пейте.

Ника послушно сделала большой глоток и поперхнулась. Обожгло горло, в нос ударил сильный запах спирта, перешибающий вкус можжевельника.

Виктор усмехнулся:

— Конечно, не «Бифитер». Но это лучшее, что нашлось в заведении. Выпейте еще.

Ника отрицательно покачала головой и отставила стакан. В голове шумело — то ли от джина, то ли от быстрой смены событий, а перед глазами стоял плотный туман. Ника не то чтобы совсем не могла понять, что происходит, но не могла отделаться от ощущения, что ей снится дурной сон. Сейчас она проснется, и все встанет на свои места. Ника сжала руку так, чтобы ногти впились в ладонь. Боль была настоящей, но ничего не изменилось: она по-прежнему сидела в грязноватом прокуренном полуподвале, перед ней стоял на треть пустой стакан с джином, а напротив сидел Виктор.

— Откуда вы взялись? — Голос звучал хрипло, а сам вопрос — невежливо, но Нике сейчас было не до тонкостей этикета.

Виктор усмехнулся:

— Наконец вас что-то заинтересовало. Хороший признак — значит, жить будете.

— Так откуда?

— Ничего особенного. Просто зашел в «Макдональдс» перекусить, увидел вас, обрадовался и… Словом, решил вас украсть и пообщаться без свидетелей.

Ника опять покачала головой:

— Не надо разговаривать со мной как с тяжело больной или слабоумной. Я хочу знать правду. И если вы мне сейчас не объясните, я вернусь и потребую объяснений у… Ну, у них.

Виктор сразу стал серьезным.

— Я не собираюсь ничего от вас скрывать.

Он протянул ей стакан:

— Вот, глотните еще, чтобы прийти в себя, и я все объясню. Только боюсь, Вероника, радости вам этот рассказ не добавит.

Ника послушно глотнула, опять поперхнулась, и вдруг до нее дошло:

— Послушайте, а откуда вы знаете, как меня зовут?

Виктор усмехнулся:

— Положение обязывает. Я все о вас знаю.

— Какое положение? — не поняла Ника. — Вы кто?

— Вообще-то, сыщик. Только не пугайтесь, пожалуйста, — поспешно добавил он, заметив, как Ника передернулась. — Я раньше работал в милиции, а сейчас у меня что-то вроде частного детективного агентства.

Нике опять показалось, что она сходит с ума. Сыщик! Детективное агентство! Во что же она вляпалась? Ника сама не заметила, что последнюю фразу произнесла вслух.

Виктор посмотрел на нее, и в его взгляде светились жалость и сочувствие.

— В очень скверную историю. Но, надеюсь, что вляпались вы не до конца. Постараемся выбраться вместе и с наименьшими потерями.

Он замолчал, словно не решаясь продолжить.

— Ну? — нервно сказала Ника. — Может быть, вы все же расскажете мне, в чем дело?

— Право, не знаю, с чего начать… Впрочем, с чего ни начни, вам будет неприятно и больно слушать.

— Ничего, — жестко сказала Ника. — Как-нибудь переживу. Вы следили за мной?

— Не за вами.

— Как? А за кем? За Андресом?

— И не за ним. Вы, конечно, узнали девушку, с которой он встречался сегодня?

Ника вспыхнула:

— Конечно, узнала. И представить не могла, что увижу ее когда-нибудь. Как она оказалась рядом с Андресом? Они знакомы?

— И очень близко.

Ника сначала не поняла, а когда до нее дошел смысл, вздрогнула и покраснела.

— Близко — это как? — с трудом произнесла она. — Они… Вы хотите сказать, что они…

Виктор покачал головой:

— Не буду утверждать, что между ними нет никаких личных отношений, но главное в этом союзе — деловое партнерство.

На мгновение стало легче, но все равно Ника ничего не понимала.

— Какое — деловое? Эта Марина, она что, тоже занимается компьютерами?

— Нет, — сказал Виктор. — Марина компьютерами не занимается. У нее работа поинтереснее. В области искусства.

Ника рассердилась:

— Да можете вы наконец рассказать мне все нормально, без намеков и умолчаний?

— Могу. Если только вы оправились от потрясения и можете меня спокойно выслушать.

Ника поджала губы:

— Я не истеричная дурочка. В обморок не упаду.

Виктор помолчал, собираясь с духом. Потом пустился в объяснения. Говорил он медленно, подбирая слова и стараясь по возможности щадить Никины чувства. Но сама история, им рассказанная, была столь дикой и безобразной, что Ника с трудом верила в реальность происходящего.

Полгода назад произошло событие, всколыхнувшее мир искусства — в Твери была ограблена квартира известного коллекционера Андрея Дмитриевича Пожарского. У Пожарского были две уникальные работы Иванова: эскизы к картине, которую он собирался писать после знаменитого «Явления Христа народу», и прекрасный Поленов — из серии «Московские дворики», место этой картины в Третьяковке, куда она и была завещана Пожарским после его смерти. Эта картина была одной из его любимых, и сил не хватило с ней расстаться. Кроме того, несколько работ передвижников так называемого «второго ряда»: Мурашко, Нилуса, Похитонова; второй вариант картины Перова «Сельский крестный ход на Пасху», о существовании которой долго и не подозревали. Еще у Пожарского были доставшиеся ему от деда три работы Рубенса: «Ночная гроза» и два эскиза к «Замку Стен».

Стоимость только перечисленной части коллекции составляла больше ста тысяч долларов, и все это было похищено.

Кража была совершена виртуозно: воры имели ключи и от входной двери, и от кабинета Пожарского, где висел Рубенс, знали распорядок дома и ориентировались в стоимости экспонатов: взяли самое ценное.

Ника, разумеется, слышала про ограбление в Твери — Пожарский был хорошим знакомым ее крестного, и Павел Феликсович немало сокрушался И ТРЕВОЖИЛСЯ.

— Но ведь воров нашли? — спросила она.

Да, воров нашли. Ими оказались два парня — как ни странно, студенты местного университета. Но показания, которые они дали, не помогли вернуть похищенное.

По словам парней, они получили ключи и инструкции от некоей Аллы Александровны — дамочки лет сорока — сорока пяти. Познакомились они с ней в казино. Банальная история: оба были заядлыми игроками, денег на игру не хватало, вот дамочка их и подловила. День для ограбления был выбран такой, когда семейство Пожарского выехало на дачу, а сам Пожарский отправился в Москву по делам. Квартира обычно никогда не оставалась пустой — дома была домработница и громадная овчарка Рой. Подловив момент, когда Роя вывели на прогулку, один из парней проник в квартиру, а второй проделал хитрый трюк: прямо перед носом овчарки выпустил кошку. Рой кошек терпеть не мог — рванулся с поводка, домработница его не удержала, и пес помчался за удирающей добычей. На отлов Роя ушло полчаса, не меньше. Этого времени с избытком хватило, чтобы вынести из квартиры наиболее ценное. Парни в тот же вечер оставили картины в условленном месте — в железнодорожной камере хранения, а деньги получили через день по почте. Вычислить таинственную Аллу Александровну так и не удалось.

Вот тогда Пожарский и разыскал Виктора, попросив его заняться этим делом.

Виктор сначала пошел тем же путем, что и официальное следствие: стал проверять связи коллекционера и его домашних. Очевидно, что человек, подготовивший ограбление, был хорошо знаком с укладом семьи и распорядком жизни Андрея Дмитриевича.

У Пожарского был внук — семнадцатилетний лоботряс Олег. Дома его считали несмышленым ребенком. Вполне банальная история: и жена, и дочь Пожарского души во внуке и сыне не чаяли, а тот пользовался этим вовсю. Несмотря на юный возраст, Олег имел успех не только у одноклассниц, но и у девушек старше себя. Впрочем, он выглядел старше своего возраста, а одевали его как картинку. Девушек он водил домой не стесняясь. Андрей Дмитриевич сначала старался этому воспротивиться — какой коллекционер допустит, чтобы в квартиру имели доступ посторонние, — но потом смирился и принял меры: наиболее ценные экспонаты перенес в кабинет и врезал в дверь особые замки. Как потом выяснилось, это не помогло.

Виктор стал проверять всех девушек, посетивших квартиру Пожарских в течение года. Работа оказалась трудоемкая и неблагодарная, тем более что то же самое проделала милиция. Но ему повезло больше, чем ребятам из органов: в конце концов он вышел на некую Марину Ровнер, бывшую студентку ГИТИСа двадцати двух лет. Марина была родом откуда-то из-под Нижнего Новгорода, поступила в ГИТИС сразу после школы, подавала большие надежды и считалась одной из самых талантливых студенток. Но на третьем курсе попала в какую-то темную историю, вроде бы ее заподозрили в воровстве. Из ГИТИСа пришлось уйти, но домой Марина не вернулась, осталась в столице. Жила непонятно на какие средства: нигде не работала, а позволяла себе очень многое. Сейчас Марина снимала квартиру на Полянке, платила не меньше пятисот долларов в месяц. Более полугода назад у нее был кратковременный роман с Олегом. Познакомились они в известном тверском кабаке, причем что занесло Марину в Тверь — непонятно. Бурная любовь продолжалась примерно неделю. Потом голубки поссорились, и Марина исчезла в неизвестном направлении.

Одним словом, Виктор заподозрил, что юная белокурая Марина, ночевавшая в квартире Пожарских четыре ночи подряд, и таинственная Алла Александровна из казино — одно лицо. Изобразить сорокалетнюю дамочку для талантливой Марины было раз плюнуть. Больше того, в том, что Марина и есть Алла Александровна, Виктор был уверен почти на сто процентов, но доказательств предъявить не мог. Оставалось только ждать и следить за прекрасной блондинкой.

Дойдя в своем рассказе до этого места, Виктор замолчал. Ника пыталась осмыслить услышанное, но ей плохо удавалось.

— Не понимаю… — после некоторой паузы сказала она. — При чем тут Андрес? И как Марина оказалась с Кириллом в Прибалтике? Зачем ей Кирилл? Он же ничей не внук…

Виктор грустно улыбнулся:

— Зато он художник. Может быть, не слишком талантливый, но неплохой. Художник, который вынужден работать охранником в банке, почти всегда страдает от нереализованных амбиций. Если ему предложить заняться своим делом, да еще и посулить неплохие деньги, почти наверняка он не будет вникать в подробности, не противоречит ли работа закону. А Кирилл, насколько я его понял, и не слишком разборчив, когда есть возможность подзаработать, ведь так?

Ника кивнула.

— Ну да. Но все равно я ничего не понимаю.

Виктор пожал плечами:

— А между тем все ясно как белый день. Известный трюк — поверх старого полотна пишется новая картина. Некий бизнесмен, допустим из Швеции, покупает работу молодого художника Кирилла Андреева, чтобы украсить ею свою загородную виллу. А работа Кирилла Андреева, переехав через границу, превращается в картину Поленова. Или в «Ночную грозу» Рубенса.

Ника в испуге посмотрела на Виктора:

— Вы что же, хотите сказать, что Кирилл участвует в этой истории?

Виктор опять пожал плечами:

— Я не говорю, что ему все известно. Скорее всего ему дают загрунтованный холст, и он пишет на нем. А что под грунтовкой — его не касается.

— Но, — нерешительно сказала Ника, — мы же прожили вместе почти год. И он ничем таким не занимался.

Виктор кивнул:

— Конечно, не занимался. Он познакомился с Мариной месяца три назад. Вернее, это Марина его нашла и с ним познакомилась. Увлечь Кирилла для Марины труда не составило. Поездка вдвоем в Юрмалу была завершающим этапом, после чего Кирилл должен был бросить вас, переселиться к новой возлюбленной и вплотную заняться «живописью».

— Так Марина знала о моем существовании?

— Ну, ваших паспортных данных — конечно, нет. И в лицо — вряд ли, зачем ей это? Думаю, Кирилл сказал ей, что живет с какой-то девушкой, но не любит ее и ждет подходящего момента, чтобы уйти, или что-то в этом роде. До поездки в Лиелупе он был очень сильно увлечен, и Марина уверилась, что все получилось как задумано. Поэтому появление на горизонте соперницы она восприняла крайне болезненно. Кстати, вы помните машину, которая вас чуть не сбила по дороге в Майори?

Ника прижала руку к губам:

— Не хотите же вы сказать, что…

— Именно. Но вряд ли вас собирались убить — просто вывести из игры. Сломанного ребра или сильных ушибов вполне бы хватило.

— Ох… — голова у Ники пошла кругом. — Постойте… А кто был за рулем? Марина?

Виктор отрицательно покачал головой.

— А кто?

Он ответил не сразу, сначала взял бутылку с джином и плеснул в стакан себе и Нике.

— Кто? — повторила Ника, с ужасом предчувствуя, каким будет ответ.

Виктор вздохнул:

— Боюсь, вам неприятно будет это услышать. Машина была угнана и потом брошена у станции Булдури, поэтому наверняка никто не знает. Но я почти уверен, что за рулем был Маринин сообщник, поскольку они всегда действуют на пару.

— Сообщник? Это…

— Да, Вероника Павловна. Господин Андрес Инфлянскас.

Мир закружился и завертелся перед Никиными глазами. Виктор что-то говорил, но голос его слышался откуда-то издалека и был глухим, как сквозь вату…

Очнулась она от того, что жгучая жидкость обожгла горло. Виктор стоял над ней и вливал ей в рот джин из стакана.

— Ну, что же вы! — улыбнулся он, увидев, что она пришла в себя. — А говорили, что в обмороки не падаете!

Но улыбка у него получилось невеселой.

Ника покачала головой и села поудобнее. Виктор убрал руку у нее из-за спины и вернулся на свое место.

— Может быть, пойдем отсюда? — спросил он. — Здесь слишком накурено. На воздухе вам будет легче.

Ника вздохнула и поморщилась. Перед глазами все еще расплывались круги.

— Ну так что, пойдем? Я провожу вас домой, и мы еще поговорим.

Домой… Да, очень хочется домой… Лечь на кровать, отвернуться лицом к стене и ни о чем не думать, не думать, не думать… Вдруг Ника вздрогнула: Машка! Она же так, наверное, и торчит у «Макдональдса», где Ника ее оставила! И сходит с ума от беспокойства!

Ника вскочила на ноги — откуда только силы взялись!

— Сколько мы здесь сидим?

Виктор взглянул на часы:

— Полтора часа.

Он тоже встал вслед за Никой и крепко взял ее под руку:

— Зачем вы вскочили? Вам не стоит сейчас делать резких движений.

— Пойдемте скорее! Там моя подруга… Она привезла меня и, наверное, уже не знает, что думать…

 

2

Шел уже первый час ночи, а они так ничего и не решили. Вернее, что-то решить пытались Виктор и Маша. Ника сидела в углу дивана, уткнув лицо в согнутые колени. Единственное, на что ее хватило, — позвонить час назад домой и сказать Андресу, что она останется ночевать у Маши.

— Нет, дорогой, ничего не случилось, — выдавила она из себя вполне спокойным голосом в ответ на его расспросы. — Просто у Машки небольшие неприятности, и я не могу ее оставить одну. Да, мне тоже очень жаль. Нет, я с утра опять работаю. Нет, приезжать ко мне лучше не надо, это не совсем удобно, и в зал тебя все равно не пустят. Увидимся завтра вечером. Я тебя тоже целую.

Усилия, которых потребовал этот разговор, совсем ее доконали. Повесив трубку, Ника почувствовала себя как воздушный шарик, из которого выпустили воздух. Лицо ее сморщилось в жалобную гримаску — сейчас заплачет. Маша быстро подсела к ней, обняла за плечи и погладила по волосам:

— Ну все, ну все. Молодец, ты отлично говорила. Он ничего не заподозрил.

Вместо ответа Ника сморщилась еще больше, оттолкнула подругу и забилась в угол дивана, безуспешно пытаясь справиться с подступающими к горлу рыданиями. Маша растерянно посмотрела на Виктора.

— Ничего, — устало сказал он. — Такое сразу не переживается. Если хочется плакать, то надо плакать.

— Какой подлец! — в сердцах сказала Маша. — Убивать таких надо!

Виктор вздохнул и налил себе еще кофе.

— Самосуд в цивилизованном мире запрещен. Давайте лучше вместе подумаем, как жить дальше.

Когда Виктор вывел Нику из кафе, было уже около одиннадцати. Машин «жигуленок» все еще торчал на стоянке. Завидев их, Маша, встревоженная, растрепанная, кинулась навстречу.

— Где ты пропадала? — с ходу набросилась она на Нику. — Я тут с ума схожу, не знаю, что делать… Твой Андрес со своей блондинкой давно ушел, а тебя все нет и нет… Я весь «Макдональдс» обыскала, думала, может быть, тебе стало плохо где-нибудь!

— Ничего, — ответил за Нику Виктор. — Ей уже лучше.

— Простите, а вы кто такой? — подозрительно посмотрела на него Маша. Этого высокого стройного мужчину с ярко-синими глазами она видела впервые.

— Друг, — улыбнулся он. — Мы с Вероникой Павловной познакомились в Прибалтике. Зовут меня Виктор.

— А сейчас вы откуда взялись? — Машино недоверие отнюдь не рассеялось. — Ника, ты его действительно знаешь?

Ника безучастно кивнула.

— Ладно. — Виктор почувствовал, что надо брать бразды правления в свои руки. — Это ваша машина?

— Да, — растерянно сказала Маша.

— Значит, так. Вы далеко живете?

— На Речном. — Маша растерялась еще больше. — А что такое?

— Можно Веронике у вас переночевать? Домой ей сегодня лучше не возвращаться. Насколько я понимаю, Андрес живет у нее, а она объясняться с ним не в состоянии.

— Конечно, можно. — Маша распахнула заднюю дверцу. — Помогите ей сесть.

Виктор усадил Нику, а сам, не дожидаясь приглашения, уселся на место рядом с водителем. Маша завела мотор.

— Вы хотите, чтобы я вас тоже подбросила?

— Нет, — невозмутимо сказал Виктор. — Я еду с вами. Нам с Вероникой еще многое нужно обсудить. Да и ваша помощь может потребоваться: вы человек не посторонний.

Сейчас Маша была в курсе дела. Выслушав об ограблении квартиры Пожарского и Маринин талант перевоплощения, она потянулась за очередной сигаретой — сегодня Маша выкурила свою не то что месячную, а годовую норму — и спросила:

— Одного я не поняла: какую роль во всем этом играет наш дорогой герой-любовник?

Виктор пожал плечами:

— Главную, разумеется.

— Ну да. — Маша глубоко затянулась. — На меньшее, насколько я успела его узнать, он и не согласится. Но что он делает? Пока все, что вы рассказали, касалось только Марины.

Виктор усмехнулся:

— Найти покупателя и получить заказ — для этого нужны такие связи, каких у бывшей студентки ГИТИСа быть не может. Покупатель должен платить очень большие деньги, и в валюте.

— И Андрес…

— Да, да. У него хорошо налажены контакты в Европе. Собственно, насколько мне удалось выяснить, ограбления частных коллекций — только один из аспектов его деятельности. Когда-то, во времена туманной юности, он специализировался на вывозе за рубеж наших икон. Потом, когда и у нас стало модно коллекционировать предметы старины, он стал поставщиком некоторых таких новых «коллекционеров» — один «новый русский» хвастался, что подарил любовнице старинное колье, принадлежавшее чуть ли не французской королеве.

Маша ахнула:

— Как это?

— Ну, на самом деле принадлежало оно графине Анне-Марии Штудионской и хранилось в замке Козел в Чехии. Мы связались с чешскими коллегами. Говорят, колье лежит на своем месте в витрине.

— Значит, все в порядке? «Новый русский» просто приврал?

Виктор усмехнулся:

— Не совсем. На прошлой неделе мы получили результаты экспертизы. Колье в витрине — искусная подделка. А настоящие бриллианты, очевидно, действительно носила подружка нашего «бизнесмена».

Маша возмутилась:

— Но сейчас вы уже забрали у нее колье?

— Нет. По какому праву? — Виктор досадливо поморщился. — Тот «новый русский» тоже не дурак. Какое колье, говорит. Ничего не знаю. А то, объясняют ему, которое было на шейке у твоей Анжелики. Ах, это, говорит. Да пожалуйста, смотрите — и показывает нечто похожее, но не то.

— А то где?

— Не знаю, но подозреваю, что в Анжеликиной шкатулке с безделушками. Или в банковском сейфе. Точно это знает только наш «новый русский».

— Ну хорошо, — сказала Маша. — А при чем здесь Андрес?

— Андрес и есть тот человек, который «устроил» Анжелике графинино колье.

— Как?

Виктор ответить не успел.

— Карел! — Ника подняла голову. Глаза у нее лихорадочно блестели. — Карел! Боже мой, теперь все понятно!

— Какой Карел? — Маша переводила ничего не понимающий взгляд с Ники на Виктора.

— Карел Жидлицкий со своей Эвой! — Ника вскочила, охваченная нервным возбуждением. — Это они! Теперь понятно, почему Андрес так себя вел! Как он мог! Боже мой!

Она опять опустилась на диван и закрыла лицо руками.

— Ничего не понимаю, — пробормотала Маша. — Кто это — Карел и Эва?

Но Виктор с сочувствием смотрел на Нику.

— Да, вы правы, — сказал он. — Карел Жидлицкий — один из посредников. Собственно говоря, для вывоза товара за рубеж у господина Инфлянскаса существует два пути. Первый — морской, через Рижский порт. Но сейчас, после отделения Латвии от России он стал не так удобен, как прежде. Второй, налаженный относительно недавно — через Словакию и Чехию. Ваша поездка в Словакию, Вероника, была ему нужна, чтобы подготовить вывоз картин из коллекции Пожарского. Думаю, они с Жидлицким договорились именно тогда. До этой поездки Инфлянскас не знал Жидлицкого в лицо, переговоры шли через посредника. Вы его могли видеть: пожилой господин с бородкой.

— Пожилой джентльмен с Михальской, — бесцветно сказала Ника. — И потом в Модре, в музее…

Виктор кивнул:

— Наверное, он.

— Ну хорошо, — сказала Маша. — Одного я не понимаю — зачем он к Нике прицепился? Даже предложение сделал! Он что, действительно собрался на ней жениться?

Виктор вздохнул:

— А вот это самая неприятная часть истории. Сначала, в Лиелупе, его главной задачей было — увезти подальше Маринину соперницу и дать напарнице без помех обработать Кирилла. Думаю, что он не собирался продолжать этот курортный роман, — ради Бога, извините, Вероника.

Ника только головой покачала. Слушать это было больно, очень больно. Но не слушать она не могла.

— Ладно, — Маша хотела докопаться до сути, — зачем ему понадобилось становиться женихом?

Виктор зло усмехнулся:

— Неужели не догадываетесь? Павел Феликсович Старцев очень известный человек в определенных кругах. И в его собрании есть немало экспонатов, которые бы не отказались иметь западные коллекционеры.

Маша хлопнула себя по лбу:

— О Боже! Конечно! Слушайте, надо немедленно предупредить Павла Феликсовича!

Она кинулась было к телефону, но Виктор ее остановил:

— Куда вы? Третий час ночи!

— Ах да, я и забыла. — Маша замерла на полдороге, растерянно глядя на него. — Что же делать?

Виктор сощурился:

— А вот это нам и предстоит обсудить.

Ника тоже вскочила и теперь переводила испуганный взгляд с Маши на Виктора и обратно. Ведь точно, единственный способ познакомиться со Старцевым — сделать ей предложение! Тогда она будет просто обязана представить жениха своему единственному близкому родственнику! Андрес верно все просчитал. Тревога за крестного на секунду затмила остальные переживания.

— Но ведь… — Ника приложила руки к горящим щекам, — нужно срочно что-то сделать!

— Успокойтесь, дамы, успокойтесь, — Виктор, несмотря на серьезность ситуации, говорил спокойно и даже насмешливо. — Глубокой ночью все равно ничего срочного не предпримешь! Кроме того, у меня есть некоторые соображения, которыми я хотел бы с вами поделиться.

Ника снова опустилась на свое место в уголке дивана, а Маша подозрительно посмотрела на Виктора:

— Какие соображения?

— Прежде всего, — насмешка из голоса и глаз Виктора исчезла, он ласково и участливо посмотрел на Нику, — я бы хотел знать, Вероника, что вы теперь собираетесь делать.

Ника покачала головой:

— Не знаю. Ничего не знаю.

— Как это! — Маша даже подскочила от возмущения. — Как это — не знаешь! Прежде всего выгонишь этого сукиного сына к чертовой матери! Извините меня, но я просто не знаю, как его еще назвать!

Ника болезненно улыбнулась:

— Легко сказать — выгонишь!

— Конечно! Скажешь ему в лицо, что он лгун и обманщик, и выгонишь! — продолжала горячиться Маша.

— Да не могу я этого сказать! — сорвалась вдруг Ника. — Я ему верила! Я его любила! Я замуж за него, наконец, собиралась! Как я могу теперь… — Она внезапно осеклась и замолчала.

Молчала и Маша, ошеломленная неожиданным Никиным отпором. Паузу прервал Виктор:

— Вероятно, вы правы, — он кивнул Нике. — Такое сказать человеку, которого вы любили, действительно нелегко. Ну так и не надо этого ему говорить.

— Как это — не надо? — опять вскинулась Маша. — Что же, так с ним дальше и жить, и позволять ему себя дурачить?

Виктор поморщился:

— Я этого не сказал.

— А что же вы сказали?

Виктор поднялся, взял Машу за руку и усадил рядом с Никой на диван.

— Я предупреждал: у меня есть план. И его можно осуществить, если только Вероника Павловна будет действовать с нами заодно.

— С нами — это с кем? — опять подозрительно спросила Маша.

— Со мной и с моими друзьями из милиции. Я сейчас не служу в органах, значит, лицо в общем-то частное, хоть и детектив. Мне нужна поддержка блюстителей закона. А вы с кем подумали?

— Знаете, — прямо сказала Маша, — Нику за последние два месяца уже обманули минимум два раза. Я хотела бы быть уверенной, что это не повторится и в третий. Мне сейчас в голову пришло. Вот вы здесь сидите, рассказываете нам разные истории, а вдруг это тоже обман? Вдруг вы не тот, за кого себя выдаете? У вас, например, есть хоть документы, подтверждающие, что вы частный детектив?

— Хороший вопрос. — Виктор улыбнулся и вытащил из внутреннего кармана пиджака удостоверение. — Прошу!

Маша внимательно изучила книжечку и протянула ее Нике, но та только досадливо отмахнулась.

— Я вам верю.

— Вот и хорошо. — Виктор спрятал книжечку обратно в карман. — Формальности можно считать улаженными, теперь приступим к делу. Я не хотел бы, чтобы Вероника Павловна порвала со своим… хм… так называемым «женихом» прямо сейчас.

— А чего ей ждать? — не поняла Маша.

— Вы забыли о том, что мы до сих пор ничего не знаем о картинах, украденных у Пожарского. Ни где они спрятаны, ни когда их будут перевозить через границу.

— Ну и что? — Маша пожала плечами. — Вы же знаете, что их повезут под видом работ Кирилла Андреева. Просветите эти картины на таможне — и сразу обнаружится второй слой.

— Если бы все было так просто! — вздохнул Виктор. — Но, во-первых, совершенно необязательно, что холсты будут подписаны Кириллом Андреевым, с тем же успехом это могут быть картины Васи Иванова. А во-вторых, неизвестно, ни кто повезет их, ни когда. И, даже если мы найдем картины из коллекции Пожарского, даже если докажем связь с кражей Марины Ровнер и Кирилла Андреева, нашему другу Инфлянскасу все равно ничего не грозит. Что ему можно инкриминировать, сами подумайте? Да ничего!

После некоторого размышления Маша согласилась: действительно, Андрес отлично устроился — под него не подкопаешься при любых обстоятельствах. Если, конечно, Марина его не выдаст.

— Так что же делать? — Маша кипела от возмущения. — Так ему все и сойдет с рук?

— Нет. — Глаза у Виктора из синих стали серо-стальными. — Я об этом позабочусь. Мы поймаем его на попытке ограбления Старцева, если вы, Вероника Павловна, конечно, нам поможете.

Ника, до сих пор безучастно сидевшая в своем углу, подняла голову:

— Что я должна делать?

Ответ прозвучал неожиданно:

— Ничего.

— Это как? — не поняла Маша. — Как — ничего?

— Совсем ничего. Не подавать вида, что вам известно, чем занимается Андрес Инфлянскас на самом деле. Не говорить, что вы видели его с Мариной. Одним словом, вести себя с ним по-прежнему. Сделаете?

— Нет. — Ника отрицательно покачала головой. — Вы хоть понимаете, о чем вы меня просите? Это невозможно.

Виктор внимательно посмотрел на нее:

— Почему?

Глаза Ники метнули искры:

— Неужели надо объяснять такие вещи? Как я могу продолжать с ним прежние отношения, зная, что он… Как я могу!.. — Она замолчала, закрыв лицо руками.

Виктор встал со своего места и сел рядом с Никой.

— Ну что вы, Вероника, — мягко сказал он, отводя ее ладони от лица и заглядывая ей в глаза. — Я совсем не это имел в виду. Вам и не надо будет продолжать с ним… прежние отношения. А сделаем мы так…

 

3

Виктор остановил машину, чуть-чуть не доехав до угла Никиного дома. Она уже хотела выйти, даже дверцу открыла, но он придержал ее за руку:

— Вы все поняли?

Ника кивнула.

— Справитесь?

Ника посмотрела на него — в ее глазах была бесконечная усталость.

— Ручаться, конечно, не могу, но постараюсь.

Весь сегодняшний день прошел как в тумане: занятия, девочки, обычные разговоры. Ника проделывала все машинально, даже, кажется, улыбалась. Что бы ни делать, лишь бы не думать о том, что ее ждет вечером. Часа в четыре позвонил Андрес. Ника испугалась и не хотела подходить, но потом пересилила себя и взяла трубку. Она сама не ожидала, что у нее хватит сил поговорить с ним как ни в чем не бывало. Однако хватило — все прошло гладко.

Виктор заехал за Никой после работы, и только в машине, по дороге к дому, она в первый раз разрешила себе подумать о том, что ее ждет сегодня вечером.

Виктор отпустил ее руку и ласково сказал:

— Желаю удачи. Жду вас здесь, — он посмотрел на часы, — через два часа сорок пять минут.

Ободряюще улыбнувшись ей на прощание, он с места дал газ — и вишневая «девятка» скрылась за поворотом.

Ника бесшумно открыла входную дверь и проскользнула в коридор. Андрес был дома: в гостиной горел свет и работал телевизор. Нике снова стало страшно. Может быть, пока не поздно, выскочить обратно и сбежать к Машке? Невольно она сделала шаг назад и в темноте споткнулась о завернувшийся край циновки.

— Дорогая, это ты? — Стройный силуэт Андреса возник в ярко освещенном дверном проеме.

— Я. — Голос отказывался повиноваться, но Ника усилием воли взяла себя в руки.

— Конечно, я, кто же еще? — сказала она с деланной беззаботностью.

Ника щелкнула выключателем. — А ты еще кого-то ждал?

— Только тебя.

Андрес помог ей снять куртку, потом слегка обнял и коснулся губами ее волос. Ника чуть не отпрянула, но сумела вовремя подавить первый порыв. Она приподнялась на цыпочки и тоже чмокнула Андреса в щеку, потом высвободилась из его объятий и прошла в спальню переодеваться.

— Как ты тут, не скучал без меня? — Она говорила почти естественно и при этом сама удивлялась: никогда не думала, что так легко может изобразить любовь вместо ненависти. — Чем занимался?

— Ну чем я мог ночью без тебя заниматься? — Андрес пошел за ней и наблюдал, как Ника стаскивает джинсы и свитер и облачается в любимое шелковое кимоно. — Какая ты красивая!

Он уже потянулся, чтобы обнять ее, но Ника сумела вывернуться:

— Подожди немного. Я так устала, жутко хочу принять душ и расслабиться.

— Давай расслабимся вместе. — Андрес сделал еще одну попытку.

— Ну нет. — Ника шутливо шлепнула его по рукам. — Сначала душ.

— Ты знаешь, — сказал Андрес Нике вдогонку, когда она уже направилась к дверям ванной, — а я ведь действительно так соскучился, что хотел поймать машину и поехать забирать тебя от Маши.

Ника остановилась на полпути.

— Интересно, как бы ты меня нашел? Ты не знаешь ее адреса!

Андрес хитро посмотрел на нее:

— Ну, моя дорогая, ты меня недооцениваешь! Твоя записная книжка лежит у телефона, а в ней адреса и телефоны всех твоих подруг.

И как Ника могла об этом забыть! На маленьком столике в прихожей действительно лежал объемистый красный блокнот, подарок крестного на позапрошлый Новый год. И она собственной рукой его заполнила! Значит, у Машки она скрыться не может, Андрес в любую минуту сможет нагрянуть на Речной и обнаружить ее. Что же делать? И ведь теперь, если блокнот вдруг исчезнет, Андресу это может показаться подозрительным…

Закрывшись в ванной, Ника включила воду и повернулась к висевшему над раковиной большому зеркалу. На нее смотрело бледное испуганное лицо — зелень глаз сразу потускнела, уголки губ опущены… Нет, она не выдержит этой игры! И пяти минут не выдержит, не то что два часа! И зачем она согласилась! Ника вздохнула: понятно, зачем. А крестный? Как ни крути, а она виновата перед Павлом Феликсовичем, она привела Андреса в его дом! Можно сказать, навела воров на добычу. И ради крестного она вытерпит это притворство. Сколько понадобится, столько и будет терпеть и притворяться.

Ника встала под душ, делая воду попеременно то горячей, то холодной — контрасты температуры помогали ей успокоиться. Тугие струи массировали кожу, заставляя кровь бежать быстрее, и это было приятно… Если бы можно было не выходить из ванны!

— Дорогая, ты там не утонула? — через пятнадцать минут Андрес постучал в дверь. — Может быть, пустишь меня к себе? Я бы помог тебе вытереться…

Ну вот. Нет, только не это!

— Уже иду, — отозвалась Ника почти беззаботно.

Сейчас в большом зеркале отражалось уже не такое печальное существо. Щеки порозовели, глаза смотрели не так обреченно. Ни с того ни с сего Ника вдруг вспомнила, что ее тренер в институте всегда говорила: «Если плохо на душе — займись телом». А ведь она, оказывается, совершенно права! После душа появилось даже какое-то подобие уверенности вместе с надеждой, что все кончится благополучно.

Когда Ника появилась в гостиной, свежая, улыбающаяся, с тщательно расчесанными и уложенными волосами, никто бы не сказал, что четверть часа тому назад она была бледной тенью-отражением в зеркале.

— Ты прекрасно выглядишь!

Андрес наконец обнял ее, и у Ники не было причины уклониться.

— Какая ты вкусная, — его губы щекотали мочку ее уха, — просто таешь во рту…

То ли подействовала память тела, то ли ее так размягчило пребывание в ванной, но на мгновение Ника забыла все, что произошло за последние сутки. Словно не было подлого обмана, не было готовящегося ограбления, был только мужчина, который любил ее, его руки, его губы… Колени ослабели и подогнулись, и Ника с тихим стоном обняла Андреса за шею, ее губы нашли его рот. Поцелуй длился долго, пока у Ники не перехватило дыхание.

— Ну вот так-то лучше, — теплое дыхание Андреса щекотало ее кожу. — А я уже было подумал, что с моей девочкой случилось…

От этих слов Ника тут же пришла в себя. Он что-то заметил? Что она сделала неправильно?

Ника слегка отстранилась, нежно коснулась кончиками пальцев его щеки и осторожно спросила:

— А что, что-нибудь не так?

— Теперь все так. — Андрес снова попытался притянуть ее к себе для поцелуя. На этот раз Ника мягко высвободилась.

— Не торопись, у нас еще много времени.

«Господи, что бы мне придумать, чтобы он ко мне не прикасался? — с тоской подумала она. — Я так долго не выдержу, я не железная! А если я сейчас отправлюсь с ним в постель, потом всю жизнь буду презирать себя! Он же меня не любит, совсем не любит! Это все притворство, игра!» Эта мысль почему-то ее приободрила. «Надо почаще повторять себе, что все это — только игра. Он играет — и я буду играть, — решила Ника. — Мы еще посмотрим, кто кого!»

Она окинула взглядом комнату и приятно удивилась: Андрес приготовился к ее приходу. На маленьком столике был сервирован легкий ужин для двоих — салат, холодное мясо, сухое вино, зелень. В высокой хрустальной вазе стояли пять роскошных темно-бордовых роз. И две розовых свечи в резных подсвечниках, совсем как в фильме из американской жизни. «Ну что ж, — усмехнулась Ника про себя, — по крайней мере, он играет по правилам. Внимательный любовник и должен позаботиться о соответствующем антураже».

Андрес заметил ее реакцию.

— Нравится? — Он нежно улыбался, но в голосе явственно звучало самодовольство.

На этот раз Нике не пришлось кривить душой:

— Очень!

Пусть хоть чему-то она сегодня порадуется! Хоть вкусному ужину!

— Знаешь, — сказала она, усаживаясь поближе к столику, — я просто обожаю запеченную свинину!

— Наши вкусы совпали, — улыбнулся Андрес, садясь напротив и зажигая свечи. — Я тоже ее люблю.

Отдавая должное мясу и овощам, выпив вина и опять вернувшись к мясу и салату, Ника все время незаметно поглядывала на часы — сколько еще оставалось до условленного звонка, который позволит ей уйти? Андрес поймал один из таких взглядов:

— Ты чего-то ждешь, любовь моя?

— Ну-у, — протянула застигнутая врасплох Ника, — крестный обычно звонит мне по вечерам…

— Да, кстати, — Андрес пристально посмотрел на нее, — почему ты не спрашиваешь, когда я познакомлю тебя с будущей свекровью? Для тебя знакомство с моей мамой должно быть так же важно, как для меня — знакомство с Павлом Феликсовичем…

— Я… — растерялась Ника, — я думала, что ты сам скажешь, когда захочешь.

Неужели он и правда хочет познакомить ее с матерью? Зачем ему это надо?

— По-моему, — серьезно сказал Андрес, — уже пора. Давай съездим в Вильнюс на следующие выходные. Ты ведь сможешь выбраться?

— Да… Да, конечно. — Ника ничего не понимала, но решила на всякий случай согласиться. — Конечно, как скажешь.

— Вот и отлично.

Это внезапное предложение чуть было не выбило Нику из равновесия. Она даже на секунду засомневалась: а может быть, ей все померещилось, и не было никакой встречи в «Макдональдсе»?

Ужин подходил к концу, и долгожданный звонок прозвучал как раз вовремя: Андрес уже недвусмысленно стал намекать, что пора бы отправиться в постель. Нике снова пришлось заняться самовнушением. «Это все только игра, игра, — твердила она себе, когда Андрес подошел к ней и обнял сзади за плечи. — Он меня не любит и никогда не любил». А губы Андреса скользили по ее шее, язык щекотал нежную впадинку у ключицы, и слова, которыми Ника убеждала себя, теряли всякий смысл от этих прикосновений. «Да нет, неправда, неправда… Но разве так целуют нелюбимых женщин?»

Еще немного — и трезвый голос здравого смысла уже не уберег бы Нику от поражения, но, видно, судьба ее хранила.

Ника стремительно кинулась к телефону.

— Все в порядке? — услышала она ставший совсем знакомым голос Виктора. Этот голос подействовал на нее странно отрезвляюще. Туман в голове рассеялся, и Ника снова овладела ситуацией.

— Ой, крестный, что такое? — обеспокоенно сказала она. Предполагалось, что звонит Павел Феликсович.

В трубке раздался одобрительный смешок, и Виктор сказал:

— Через десять минут я буду ждать вас на том же месте. Вы сможете уйти?

— Конечно! — отозвалась Ника, пожалуй, даже с излишним энтузиазмом. — Что ты, ну какой может быть разговор! Конечно, приеду немедленно!

Виктор, видимо, понял, что ей хочется как можно скорее вырваться из дома.

— Вероника Павловна, вы молодец! — похвалил он. — Только осторожнее, смотрите не переиграйте!

— Все! Уже еду!

Ника повесила трубку, сделала озабоченное лицо и вернулась к Андресу.

— Кто это был? Павел Феликсович? — поинтересовался он.

— Да… — Ника нахмурилась еще больше. Андрес наконец заметил ее удрученный вид:

— Что-то произошло?

— Ты знаешь, — вздохнула Ника, — боюсь, мне сегодня опять придется ночевать не дома. Крестного увезли в больницу с сильной тахикардией. У него вообще больное сердце. Так что я поеду к нему.

Андрес внимательно смотрел на нее.

— Домой? — уточнил он.

— Да нет, в больницу. Это уже не в первый раз. Он ложится не в специальный госпиталь, а к своему другу, в обычную районную больницу в Кунцеве. А ты сам знаешь, какие в наших больницах порядки, медсестру не дозовешься. Мало ли что может случиться! Поэтому я провожу около него одну-две-три ночи, пока не найду платную сиделку.

Ника поспешно переодевалась: натянула джинсы, свитер, кинула в сумку пижаму и халат, потом прошла в ванную и вернулась оттуда с полотенцем, мыльницей и зубной щеткой. Андрес наблюдал за ее сборами, не скрывая своего неудовольствия.

— Но подожди… Если это происходит часто, неужели нельзя найти в этой же больнице постоянную сиделку?

— Ох, — Ника уже зашнуровывала ботинки, — конечно, нельзя. Текучесть кадров. Персонал же постоянно меняется.

— Подожди, — вдруг решительно сказал Андрес, — я поеду с тобой.

Ника, уже стоя в дверях, покачала головой:

— Тебя туда не пустят. Не расстраивайся, увидимся завтра. Тебе днем надо куда-нибудь идти?

— Нет. Только вечером, у меня в пять деловая встреча.

— Вот и отлично. Я приеду часов в одиннадцать.

Послав с порога воздушный поцелуй, она, не дожидаясь лифта, побежала вниз по лестнице. Сердце колотилось как бешеное. Кажется, финальную сцену она провела не слишком хорошо. Он что-то заподозрил.

Вишневая «девятка» с работающим мотором стояла на условленном месте.

— Все прошло хорошо? — спросил Виктор, когда запыхавшаяся Ника плюхнулась на сиденье рядом с ним.

— Не уверена. — Ника никак не могла перевести дыхание: она всю дорогу бежала неизвестно зачем.

Машина сразу с места набрала скорость, видно, у Виктора была такая манера езды.

— А что именно не так? — спросил он, сворачивая на Ленинградский проспект.

— Не знаю, — Ника покачала головой. — Не знаю. Просто ощущение. Вы, наверное, уже поняли, что я не очень хорошая актриса.

— Каждая женщина — замечательная актриса, — улыбнулся Виктор. — Ну что, Маша уже ждет нас?

Ника всполошилась:

— Ох, нет! К Маше ехать нельзя!

Она пересказала историю с блокнотом.

— Что же делать? — Ника выжидательно посмотрела на спутника.

Они продолжали ехать по Ленинградскому проспекту в сторону Речного. Виктор сосредоточенно нахмурился, словно обдумывал только что пришедшую ему на ум идею.

— У меня есть запасной вариант, — наконец сказал он.

— Да? — Ника внутренне сжалась. «Если он предложит поехать к нему — не поеду, — решила она про себя. — Ни за что не поеду!» Неужели он тоже, как и все мужчины, не прочь развлечься на дармовщинку, пользуясь ситуацией? Хотя помнится, в Лиелупе он что-то говорил о любимой жене… Но эта мысль Нику ни капельки не успокоила, скорее вызвала непонятную досаду. Любимая жена Виктора — почему-то у Ники эта женщина симпатии не вызывала, и встречаться с ней не хотелось. Хотя какое ей дело до личной жизни этого немолодого сыщика?

— На Смольной живет одна моя хорошая знакомая, — сказал Виктор. — Она с удовольствием приютит вас на какое-то время.

— Какая знакомая? — подозрительно спросила Ника.

Ее мысли побежали в обратном направлении. Что это за хорошая знакомая при любимой жене? Он что, собрался поселить ее у своей любовницы? Еще чего не хватало!

Виктор понял Никины соображения и рассмеялся:

— Очень хорошая знакомая. Мой друг. — Он, все еще смеясь, посмотрел на Нику. — Только друг, Вероника, а не то, что вы подумали.

Смех у него был такой, что сразу хотелось верить ему.

— Я отвезу вас, а потом заеду к Маше предупредить, чтобы она не ждала и не волновалась. Идет?

— Ну что ж, — вздохнула Ника. — Делать нечего. Видно, придется слушаться вас во всем. Поехали к вашей знакомой.

Уже в районе Водного стадиона, на подъезде к Смольной, Ника вдруг вспомнила, что не рассказала еще об одном важном событии сегодняшнего вечера:

— Андрес хочет, чтобы я познакомилась с его мамой, — выпалила она. — Зачем?

Виктор мгновенно прореагировал:

— Когда?

— В следующие выходные. — Ника встревожилась. — Вы догадываетесь, зачем ему это нужно?

— Думаю, да. Это значит, Вероника, что в следующие выходные они собираются навестить Павла Феликсовича, и Инфлянскас хочет обеспечить себе алиби.

— В следующие выходные? Так долго ждать?

— Ничего, — успокоил ее Виктор. — Думаю, наш трюк с больницей заставит их поторопиться.

 

4

Дверь открыла невысокая худенькая брюнетка в спортивном костюме, не первой молодости, но очень милая, — бывают женщины, которые располагают к себе с первого взгляда. При виде гостей она откровенно удивилась:

— Витя! Ты только вчера сказал, что страшно занят и до следующей недели никак не выберешься!

Виктор невозмутимо вошел, вежливо пропустив Нику вперед:

— Обстоятельства сложились иначе. Светка, мне опять нужна твоя помощь. Знакомьтесь: это Света, а это Вероника.

— Очень приятно. — Брюнетка радушно улыбнулась и протянула Нике узкую прохладную руку, как будто это было в порядке вещей — привести к ней в дом незнакомую девушку! Но Ника за последнее время почти успела привыкнуть к разного рода несуразностям. Если мир вокруг тебя сходит с ума, трудно сохранить трезвое отношение к происходящему. Поэтому она невозмутимо пожала протянутую руку и улыбнулась.

— Так что стряслось? — Пока Ника снимала куртку, Света откуда-то достала для нее пушистые тапочки: — Надевайте-надевайте, у меня холодно. Ты, надеюсь, сам себя обслужишь?

Последние слова были обращены к Виктору.

Он улыбнулся: — Не беспокойся.

— Я и не беспокоюсь. Пошли на кухню, выпьем чаю, и вы расскажете, что у вас произошло.

Кухня в этом доме была похожа на хозяйку: маленькая, не модная, но очень уютная, — все на своем месте, и все под рукой. В Нике заговорило ее увлечение дизайном. Странно, что человек даже в расстроенных чувствах способен замечать все, что касается его хобби. Так и Ника: сейчас ей было не до того, чтобы разглядывать интерьеры, но тем не менее она отметила, что стены отделаны «под кирпич», значит, последний ремонт здесь был примерно в конце семидесятых. Тогда отделка «под кирпич» в кухне и коридоре пользовалась большой популярностью. И мебель, очевидно, покупалась тогда же: стол и скамейки деревянные, шкафчик тоже облицован деревом. Связки красного лука на стене и пара ярких тыкв в плетеной корзине на окне дополняли картину, придавая интерьеру сельский колорит. Да, со вкусом у хозяйки было все в порядке.

Одна большая чашка — красная, в крупный белый горох — стояла на столе. Рядом лежал надкушенный бутерброд с сыром. Перед чашкой стояла раскрытая толстая книжка — подставкой служила пузатая сахарница. Очевидно, их внезапный визит оторвал Свету от ужина. Ника подумала: как это знакомо, она тоже читает за столом.

Света захлопнула книгу — это оказались «Три мушкетера» — и достала из шкафчика еще две похожие красные чашки.

— Извиняйте, — чуть насмешливо сказала она, — только к чаю у меня ничего, кроме хлеба и сыра, нет. Но, если хотите есть, можно соорудить яичницу. А для голодных — выразительный взгляд в сторону Виктора — есть остатки горохового супа.

— Пообедаешь им завтра, — добродушно сказал Виктор, удобно устраиваясь на деревянной скамейке. — Небось как Ленку отправила, так перестала готовить, лентяйка несчастная?

— Угадал, — вздохнула Света. — Так и живу на бутербродах. Ну так, может быть, мне все-таки расскажут, что произошло и какова моя задача?

— Веронике требуется приют. — На этой кухне Виктор чувствовал себя свободно: налил чаю себе и Нике и стал делать бутерброды. — Она поживет у тебя несколько дней?

Света пожала плечами:

— Да ради Бога. Ленкина комната свободна, мы там ее отлично устроим.

Ника с удивлением посмотрела на эту необыкновенную женщину. Врываются к ней в дом посреди ночи без предупреждения, приводят какую-то девицу и говорят, что эта девица поживет неопределенное время. А она — «ради Бога»! Света заметила Никино замешательство:

— Вероника, да вы не стесняйтесь! Я понимаю, вы чувствуете себя неловко, но в жизни все бывает! А я отправила дочку на сборы — она у меня спортсменка, юное дарование — и ее комната на ближайшие две недели в вашем распоряжении. Если понадобится и дольше — что-нибудь придумаем.

— Надеюсь, не понадобится, — заметил Виктор.

— Да нет, — Ника смутилась еще больше. — Просто как-то неловко причинять вам неудобства…

— Пустяки! Какие неудобства. — Света пододвинула к ней тарелочку с нарезанным сыром, — да вы ешьте, ешьте!

Ника робко взяла кусочек, хотя есть ей совсем не хотелось.

— А ты, — повернулась Света к Виктору, — может быть, все-таки введешь меня в курс дела? Чтобы я знала, что Веронике угрожает и от кого ее надо прятать.

Виктор покачал головой:

— На этот раз — никакой опасности для жизни. Просто, операция по возвращению картин Пожарскому вступила в завершающий этап. Дядя Вероники — известный коллекционер, и наши друзья после Пожарского нацелились на него. А поскольку для Вероники дело осложняется неприятными личными обстоятельствами, ей надо на время исчезнуть. — Виктор запихнул в рот остатки бутерброда, одним глотком допил чай и поднялся. — Девушки, я вас покидаю, мне надо заскочить еще в одно место. Остальное Вероника сама тебе расскажет, если захочет.

Он быстро вышел из кухни.

— Да подожди секунду! — Света выскочила вслед за ним.

— Некогда! — донеслось из коридора. — Вероника, спокойной ночи! Маше от вас передам привет.

Хлопнула входная дверь, и почти сразу же на кухню вернулась Света.

— Вот всегда он так, — пожаловалась она. — Ничего толком не объяснит, не расскажет — и все, привет! А я умираю от любопытства.

Она виновато улыбнулась и посмотрела на Нику:

— На вас вся надежда. Вы ведь сможете мне рассказать, правда?

Света уселась напротив нее и подперла рукой острый, как у лисички, подбородок. Ника вдруг заметила, что Света вообще похожа на любопытную лисичку из детской сказки: удлиненный разрез голубых глаз, изящный чуть вздернутый маленький носик, высокие скулы, но овал лица сужается книзу — как сердечко. Если бы не седина в темных волосах и морщинки в уголках глаз, Ника решила бы, что Света — ее ровесница.

— Ну так как? — просительно сказала Света. — Нет, Вероника, если вам неприятно, то, конечно, не рассказывайте.

Но Ника почувствовала доверие к этой маленькой женщине-лисичке и не хотела упрямиться.

Не особенно вдаваясь в свои личные переживания, она поведала историю отношений с Андресом. Света слушала очень внимательно, и в глазах ее засветилось искреннее сочувствие.

— Бедная девочка! — вздохнула она, когда Ника закончила. — Представляю, что вам пришлось пережить! Ну и что же вы собираетесь делать?

— Понимаете, — вздохнула Ника, — больше всего на свете мне хотелось бы забыть об этой истории. Не хочу больше ни видеть его, ни слышать о нем. Но Виктор правильно говорит: сейчас я ничего не могу сделать. Если я с ним расстанусь, он так и останется безнаказанным, а я этого не хочу. Да что там — «не хочу»! Я его убить готова, честное слово! — Ника задохнулась от внезапно накатившей ненависти. Действительно, если бы Андрес каким-то чудом сейчас оказался на этой кухне и у нее был бы пистолет, то рука не дрогнула бы. Света протянула руку и сочувственно погладила ее по плечу:

— Ну будет, будет…

Через минуту Ника справилась с собой и продолжила почти спокойно:

— Понимаете, ведь в предыдущем ограблении он непосредственного участия не принимал, и попробуй докажи, что он и есть главный организатор!

— Понимаю, понимаю, — согласилась Света. — Не пойман — не вор.

— Ну вот, мы и решили, что пусть все вроде бы остается по-прежнему. Я ни о чем не догадываюсь и верю, что он… Что он меня любит. — На последних словах Ника опять споткнулась. И Света снова понимающе кивнула, но ничего не сказала. Впрочем, смотрела она на Нику так ласково, что девушка приободрилась. Ника даже подумала, что так на нее могла бы смотреть мама, если бы была жива и узнала о печальных обстоятельствах дочери.

— Но жить по-прежнему вы с ним, понятно, не можете, — подытожила Света. — Поэтому нужен убедительный предлог, чтобы не ночевать дома. И что Витька придумал?

— У крестного якобы плохо с сердцем, и его отвезли в больницу. Я за ним ухаживаю.

— Что ж, неплохо. Но ведь это предлог на одну ночь, на две, ну, в крайнем случае, на три. А потом?

— За это время все должно кончиться! Завтра утром я встречаюсь с Андресом и говорю ему, что врачи запретили дяде Павлу жить одному. Неделю дядя Павел будет в больнице, а потом я перееду к нему. Разумеется, когда мы поженимся, нам придется с ним съехаться.

— Понимаю, — сказала Света, — вы заставите их действовать быстрее. У них есть неделя, даже меньше, чтобы залезть к Старцеву в квартиру. Потом дома постоянно кто-то будет. А если ваш… «друг» переедет к нему вместе с вами, он не сможет обеспечить себе подходящее алиби. А ваш дядя Павел в курсе всех этих событий?

— Конечно. Виктор с ним договорился.

— Узнаю коней ретивых, — улыбнулась Света. — Ручаюсь, что он и в больницу вашего дядю уложил. Для правдоподобия…

— Действительно, — согласилась Ника, — уложил. В отдельную палату. Кстати, дяде Павлу на самом деле не помешает обследование. Мы с Андресом должны его завтра навестить, и дядя Павел попросит нас за чем-нибудь съездить к нему домой. Виктор хочет дать Андресу возможность снять слепки с ключей.

— Подожди… — Света от волнения не заметила, как перешла на «ты», — но ведь это еще надо доказать, что именно он снял слепки!

— Ну да, — опять кивнула Ника. — Ключи будут обработаны специальным составом. Сразу после того, как мы их вернем дяде Павлу, их осмотрит специалист. Если с них сделали отпечатки — на поверхности останутся следы. Ключи держали в руках только я и Андрес. Я ничего не делала, — значит, сделал он.

— И, конечно, за ним пустят наблюдение, — добавила Света. — Да, пожалуй, так его можно поймать. План Витька придумал?

— Да. Вы действительно не сердитесь, что он меня к вам привез? В больнице ночевать неудобно, да мне и не позволят. Я должна была пожить эти дни у подруги, но неожиданно выяснилось, что…

— Слушай, а давай на «ты», — перебила ее Света. — Какие глупости ты говоришь! Да живи сколько потребуется! Между прочим, я тоже влипала во всякие ситуации, и меня выручали.

Ника недоверчиво покачала головой:

— Не в такие же…

— В похожие.

— Но вас… то есть тебя никто так беззастенчиво не использовал! — Ника прикусила губу. — Я до сих пор не понимаю, как он мог!

Света печально улыбнулась:

— Знаешь, много лет назад я тоже задавала этот вопрос — как он мог? А теперь знаю — мог! Есть люди, способные на любую подлость, и их, к сожалению, немало.

— Но как мне теперь жить, зная, что я никому не нужна?

— Милая ты моя! — Света прижала к груди Никину голову и погладила ее по волосам. — С чего ты взяла, что никому не нужна? Ошиблась раз, ошиблась другой, а на третий все будет как надо.

Ника не удержалась и всхлипнула:

— Не надо мне никакого третьего! Я не выдержу, если опять ничего не получится!

Слезы сами собой побежали по щекам, и через минуту Ника уже плакала навзрыд, уткнувшись лицом в Светино плечо: пережитое наряжение давало о себе знать. Света гладила ее по голове и ласково приговаривала:

— Знаешь поговорку — Бог любит троицу? В третий раз обязательно все будет хорошо, три вообще число счастливое. И тогда ты и думать забудешь обо всем, из-за чего тебе сейчас жить не хочется. Поверь мне, я знаю, знаю.

Ника замотала головой и громко всхлипнула:

— Как я могу теперь кому-то верить?

— Можешь, — твердо сказала Света. — Людям обязательно надо верить. Если не верить, то и жить невозможно.

— Это все только слова! Сначала Кирилл, потом Андрес — оба притворялись, оба меня бросили! Что, что во мне не так? Почему я не могу никому понравиться?

— Вероника, милая моя, все в жизни бывает периодами. Слышала, наверное, как жизнь сравнивают с зеброй? Полоска белая — полоска черная… Период невезения — период удачи. У тебя просто период невезения затянулся дольше. А это значит, что и период удач будет длинным-длинным…

Слезы принесли облегчение. Спустя какое-то время Ника стала всхлипывать реже, потом отстранилась от Светиного плеча и виновато улыбнулась сквозь слезы:

— Я тебе всю футболку проплакала…

— Ничего, — Света улыбнулась в ответ, — высохнет. Главное, что тебе легче стало. Ведь стало?

— Да.

— Ну вот и отлично. А сейчас пошли спать — уже второй час ночи. Нет, — Света бросила взгляд на часы, — даже не второй, третий.

Спустя полчаса Ника лежала в маленькой комнатке, оклеенной светло-зелеными обоями, на разложенном диване. Чистое хрустящее белье пахло лавандой и приятно холодило тело. Над диваном висел большой плакат с рекламой фильма «Плохие девчонки» и теннисная ракетка. В углу на письменном столе Ника заметила компьютер и валяющиеся вокруг него дискеты, на книжных полках вперемешку с книгами и учебниками стояли видеокассеты. Обитательнице этой комнаты явно было не больше семнадцати.

— Ну как, все в порядке? — Света остановилась на пороге. — Я зашла пожелать спокойной ночи.

— Все в порядке, спасибо большое, — с благодарностью сказала Ника.

— Ну вот и отлично. Спи.

Света уже прикрыла за собой дверь, но Ника остановила ее:

— Послушай…

— Что?

— Я хотела тебя спросить… Ты Виктора давно знаешь?

— Давно… — Света наморщила лоб. — Погоди, сколько же я его знаю… Двадцать два года, а что?

— И его жену ты тоже знаешь?

— Жену? — удивилась Света. — Какую? Насколько я знаю, он уже пятнадцать лет как разведен.

Ника была обескуражена. Для чего же он тогда соврал? Может быть, Света что-то путает? А может быть… Может быть, он до сих пор любит свою бывшую жену, хотя и развелся с ней?

— А ты знала ее? — осторожно спросила Ника. — Ну, ту, на ком он был женат?

Света пожала плечами:

— Как тебе сказать… Вообще-то, он был женат на мне. Но это было очень давно, я с тех пор сильно изменилась. Ту кретинку, какой я была пятнадцать лет назад, я, теперешняя, не знаю и знать не хочу. А теперь спи.

 

5

Один поворот, другой, третий… Ника вытащила маленький плоский ключ из замочной скважины и вставила следующий, с широкой и плоской бородкой.

— Давай я помогу, — предложил Андрес, гляда на ее возню с замками.

— Да нет, у тебя же не получится. — Ника провернула ключ дважды. — У меня все-таки есть опыт. Я жила за этими запорами почти семь лет.

— Именно за этими? То-то ты с ними никак справиться не можешь, — поддразнил ее Андрес. — За семь лет могла бы и научиться.

— Дядя Павел регулярно меняет замки, — назидательно сказала Ника. — С этими я еще незнакома.

— Да уж, — посочувствовал Андрес. — У замков натура тонкая, они чужих рук не любят.

Наконец раздался долгожданный щелчок.

— Все? — поинтересовался Андрес.

— Остался последний этап. — Ника вытащила из двери гвоздь с круглой шляпкой. Под шляпкой оказалась потайная замочная скважина.

— Ого! Ну и крепость! — Андрес даже присвистнул. — Впрочем, понятно, когда за дверью такие ценности.

Последний этап был успешно преодолен. Андрес и Ника наконец оказались в квартире. На Нику повеяло знакомым запахом старинных вещей, «запахом истории», как называл это Старцев. Он всерьез считал, что картины, мебель, даже древние геммы и монеты сохранили в себе тепло и дыхание тех, кто их когда-то создал, и тех, через чьи руки они прошли за свою долгую жизнь. И это тепло и дыхание потихоньку отдают тому, кто сейчас ими владеет. Поэтому Павел Феликсович особенно любил античные камеи — самые древние миниатюры, созданные людьми. Некоторые из его камей датировались первым веком до новой эры, а одна — портрет царицы из династии Птолемеев — относилась к третьему веку. Тоже до новой эры, разумеется.

Ника провела Андреса в гостиную.

— Подожди меня тут, я соберу в спальне необходимые вещи.

И она удалилась, небрежно бросив связку с ключами на круглый стол орехового дерева.

В спальне Ника выдвинула нижний ящик старинного комода и опустилась перед ним на колени, словно что-то искала. Интересно, долго это — снимать с ключей слепки? Пара минут, наверное, не больше.

Она сделала все именно так, как они с Виктором условились. Сначала продемонстрировала Андресу секреты старцевских запоров, а потом оставила его с ключами наедине. Виктор настаивал, чтобы Андрес остался именно в гостиной, — пожалуйста, нет ничего проще! В гостиной так в гостиной.

Наверное, слепки с ключей действительно можно было снять довольно быстро. Через пару минут Андрес окликнул ее:

— Дорогая, ты скоро?

«Ага, — сообразила Ника, — дело сделано».

— Сейчас иду! — крикнула она. — Не могу найти одну вещь.

— Что такое? — Андрес вошел в спальню. — Тебе помочь?

— Куда-то запропастились льняные салфетки. Он просил привезти ему пару штук, чтобы накрыть тумбочку.

Ника продолжала копаться в комоде, а Андрес тем временем осматривал комнату. Он остановился перед большими напольными часами, стоявшими в углу.

— Какая красота!

Ника обернулась:

— Вторая половина девятнадцатого века. Германия.

— И они исправны? — Андрес осторожно открыл дверцу и потрогал большой круглый маятник.

— Угу.

— Тогда почему они не идут?

Ника наконец задвинула ящик и выпрямилась. В руке она сжимала ненужные салфетки.

— Идут. Только мы их не заводим.

— Почему? — изумился Андрес.

— Очень громко бьют. Каждые четверть часа, представляешь?

Ника сама себе удивлялась, как легко и непринужденно она разговаривает. Словно ничего не произошло, она с женихом приехала собрать вещи дяди, попавшего в больницу… Словно Андрес — не вор и обманщик, не хитрый негодяй, а тот, за кого Ника его принимала несколько дней назад.

— Что ты нахмурилась? — Андрес подошел к ней и тронул за плечо. — Беспокоишься о дяде Павле?

«Какой он ему дядя», — возмущенно подумала Ника, но возмущения постаралась не проявить. Наоборот, она согнала с лица озабоченное выражение и даже слегка улыбнулась.

— Чуть-чуть. Хотя в общем-то беспокоиться пока не о чем. В крайнем случае, ты не против, чтобы он жил с нами? Или мы с ним?

— Конечно, нет, любовь моя. А что сказал врач?

— Пока ничего. Он примет меня только сегодня, в четыре. Тогда и определимся, что делать дальше. Ты поедешь со мной в больницу или у тебя есть вечером дела?

— Конечно, поеду, — серьезно сказал Андрес. — Все мои дела подождут. Если позволишь, я и к врачу с тобой схожу.

«Надо же, какой заботливый!» Ника опять подавила свои чувства и улыбнулась:

— Мне будет только приятно.

— А дальше?

Света и Ника вдвоем сидели на кухне и пили чай. Ника только что приехала, продрогшая и усталая, — на улице разыгралась настоящая осенняя буря с ветром и дождем. Она грела руки о горячую чашку и рассказывала, что произошло сегодня днем.

— Дальше все шло как задумано. Мы вернулись в больницу, я отдала дяде Павлу сверток с вещами, поговорили о том о сем… А в четыре пошли беседовать с врачом.

— Андрес с тобой пошел?

— Конечно. — Ника вздохнула. — Он очень искренне изображал встревоженного жениха. Так искренне, даже странно…

— Ну и что сказал врач?

Ника чуть оживилась:

— Вообще-то это было смешно, если смотреть со стороны и знать подоплеку. Мы сидели втроем с озабоченными лицами и все трое врали напропалую. Я давно знаю Евгения Марковича, он за дядей Павлом наблюдает лет пятнадцать, уже даже не лечащий врач, а старый друг. И меня он давным-давно знает. А тут напустил важность, сделал вид, что видит меня второй раз в жизни, и стал выговаривать, что я плохая родственница, если позволяю старику в таком состоянии жить одному.

— В каком состоянии?

— В предынфарктном.

— А что, — вдруг испугалась Света, — у твоего дяди действительно больное сердце?

— Бывает, пошаливает, — сказала Ника. — Ему же уже около семидесяти. Но до таких ужасов еще далеко! Просто Виктор и Евгений Маркович решили остановиться на этом диагнозе, как на самом правдоподобном.

Света покачала головой:

— Честно говоря, мне это не нравится. Не буди лихо, пока оно тихо. Договорятся до того, что у Старцева действительно что-нибудь заболит.

— Не думаю, — сказала Ника. — Вот если бы его обокрали, то у него не предынфарктное состояние, а сразу бы инфаркт был. Коллекция — самое дорогое, что у него есть в жизни.

— А ты?

— И я. Мы с ней на равных. Но меня красть никто не собирается.

Света возмутилась:

— Сплюнь! Как можно так говорить!

— Я не суеверная, — успокоила ее Ника. — Ну вот, нам велено было либо дядю Павла забрать к себе, либо переехать к нему. А из больницы его должны выписать через два дня.

— Значит…

Ника вздохнула:

— Значит, у них остается всего два дня, пока квартира будет пустая. Теперь они должны либо отказаться от ограбления, либо действовать в те сроки, которые мы им навязали.

Она замолчала. Все это казалось длинным запутанным сном: и готовящееся ограбление, и преступная организация, в которую входят и Марина, и Кирилл, и тот дядечка с бородкой из музея в Модре, и даже Карел Жидлицкий со своей Эвой… А Андрес — глава этой организации! Неужели и она, Ника, имеет отношение к этой дикой истории? Не может быть! Сон, это сон…

Однако Светин вопрос вернул ее к реальности:

— А как ты объяснила свое отсутствие этой ночью? Опять «дежуришь у постели больного»?

Ника опять вздохнула:

— И не спрашивай! Случилось то, чего я боялась: Андрес нашел среди нянечек сиделку, согласную не спускать глаз с дяди Павла. И даже деньги ей заплатил.

— И что же?

Ника пожала плечами: — Пришлось мне «навести справки» и выяснить, что она сильно пьющая, и доверять ей нельзя. Посокрушалась, что еще одну ночь мы проведем врозь, но что же делать!

— А нянечка действительно пьющая? — заинтересовалась Света.

— Конечно, нет, — возмутилась Ника. — Очень милая женщина. В общем, я оговорила невинного человека.

— И он тебе поверил?

Ника покачала головой:

— Не знаю. Надеюсь, что да. Кстати, завтра в девять мне надо быть в больнице. Вдруг он заедет отвезти меня на работу, а заодно проверить, где я действительно ночую. Так что встать надо в половине седьмого. — Отсюда до Кунцева ехать часа полтора?

Света мысленно прикинула:

— Где-то так.

— Я постараюсь все сделать тихо и тебя не разбудить.

— Не особенно старайся, — улыбнулась Света. — Мне все равно к девяти на работу.

— А где ты работаешь?

— В «Гидропроекте». Полчаса на троллейбусе.

Ника посчитала время:

— Ну все-таки лишний час сна!

— Ладно, — Света встала и потянулась, — утро вечера мудренее. Раз нам обеим так рано вставать, пойдем ложиться. Женщине, чтобы хорошо выглядеть, требуется не меньше восьми часов сна.

Но рано лечь им так и не удалось. Света уже стелила Нике постель, когда в дверь позвонили.

Ника, мывшая на кухне посуду, испугалась неожиданного звонка, очевидно, просто сдали нервы. Она сразу подумала, что Андрес как-то ее нашел, выскочила в коридор, забыв вытереть руки, и в нерешительности застыла перед дверью.

— Что делать?

— Как — что. — Света вышла в коридор вслед за ней. — Открывать, конечно!

В дверь позвонили еще раз, дольше и настойчивее. У Ники от испуга глаза сделались совсем круглыми.

— Кто бы это мог быть?

— Кто-кто… — Света слегка отодвинула ее и, вздохнув, принялась отпирать дверь. — Разумеется, Виктор Владимирович, кто же еще. Чует мое сердце, спать мы ляжем опять в половине третьего.

На пороге действительно стоял Виктор.

— Я подумал, — нерешительно сказал он, — что вам обеим захочется узнать последние новости из первых рук. То есть из моих.

— Проходи, — сказала Света. — Вообще-то, кроме личных визитов, существуют еще и телефоны. Сидишь себе дома и обо всем договариваешься.

— Но лично-то лучше. — Виктор уже снял куртку и разматывал шарф. — И чаем напоят.

— Разве что, — пробормотала Света, но было видно, что ворчит она больше для порядка. — Ну что ж, пошли опять на кухню.

— О нет, — запротестовал Виктор. — Чай еще надо заслужить. У меня для вас, девушки, есть одна пленочка, которая вас так заинтересует, что вы не только чай — и чего-то покрепче мне нальете.

— Не надейся, — сказала Света. — А какая пленочка?

Ника молча смотрела на Виктора, от волнения прижав руки к груди.

— Включай видик, — потребовал он. — Сейчас поставим и посмотрим.

Через минуту женщины уже разместились на диване у Светы в комнате, и Виктор поставил свою «пленочку».

Первые кадры — Ника и Андрес входят в пустую гостиную квартиры Старцева — сразу объяснили Нике, почему Виктор настаивал, чтобы она «забыла» ключи именно в этой комнате.

— Вы установили там скрытую камеру, да?

— Вы очень догадливы, Вероника Павловна, — он отвесил в ее сторону шутливый полупоклон. — Смотрите-смотрите, сейчас будет самое интересное.

Ника вышла из комнаты. Андрес огляделся, достал из кармана маленькую коробочку, раскрыл ее и стал манипулировать со связкой ключей. Манипуляции действительно заняли минимум времени. Потом он убрал коробочку и вышел вслед за Никой.

Виктор выключил видео.

— Ну что, стоило из-за этого приезжать? — торжествующе спросил он. Вид у него был довольный, как у мальчишки, получившего в подарок компьютерную игру «Цивилизация». «Никогда бы не дала ему тридцати восьми», — невольно подумала Ника и почему-то смутилась.

— Стоило. — Света вскочила и чмокнула Виктора в щеку. — Ты молодец. Пошли на кухню, будем тебя кормить.

Но Виктор стоял, выжидательно глядя на Нику. Света заметила его взгляд:

— Мало тебе моей благодарности! Дай девушке в себя прийти!

Ника пропустила Светины слова мимо ушей. Она застыла: до нее наконец дошло значение этой видеопленки.

— Это ведь неопровержимое доказательство? — напряженно спросила она, переводя взгляд со Светы на Виктора и обратно. — Он теперь точно не отвертится, нет?

— Точно, — уверил ее Виктор. — Свой срок получит, не волнуйтесь. — Он вздохнул. В его вздохе было разочарование, которого Ника опять не уловила.

— Ладно, — сказала Света, которая уловила все, — я же говорю, подожди. А пока пошли кормиться.

Не успели они пройти на кухню, как в кармане у Виктора запикал сигнал сотового телефона. Он достал из внутреннего кармана пиджака черненькую коробочку, расправил «крылышки» и приложил трубку к уху. Света и Ника наблюдали за ним, затаив дыхание.

— Да? Да? Хорошо, — отрывисто говорил Виктор. — И куда он потом? Ага, хорошо.

Он снова сложил «крылышки», засунул телефон обратно в карман и повернулся к дамам:

— Мне в этом доме дадут поесть или нет?

— Сейчас убью, — пригрозила Света. — Быстро говори, кто звонил и что сказали.

Виктор невозмутимо пожал плечами:

— Пока не нальешь чаю, ничего не скажу.

Так быстро, наверное, не накрывался ни один стол в мире. В мгновение ока на столе появились сыр, масло, колбаса, нарезанные ломти белого хлеба. Через минуту перед Виктором стояла красная чашка в белый горох, а Ника наливала ему заварку. Света на сильном огне грела в маленькой кастрюльке воду, не в состоянии дождаться закипания чайника, и причитала, что давно надо было купить прибор от «Тефаль», в нем вода закипает за минуту.

— Ну ладно, — сжалился наконец Виктор. Он устроился поудобнее и в ожидании чая делал себе сложный бутерброд с сыром и колбасой. — Наш друг Инфлянскас только что встретился с Мариной Ровнер и передал ей слепки с ключей. Похоже, что ваше, Вероника, отсутствие ему на руку.

— Да зовите меня просто Никой, как все! — неожиданно вырвалось у Ники. — Вероника звучит чересчур официально!

— Спасибо, — серьезно кивнул Виктор. — Так вот, Вероника… То есть Ника, возможно, главное событие произойдет уже завтра. Но скорее всего послезавтра: Инфлянскасу нужно обеспечить себе алиби. Понятно, что сам он в квартиру не полезет.

— А вы уже знаете тех, кто полезет? — спросила Ника.

— Догадываюсь. — Виктор помрачнел.

— И кто? — Света нетерпеливо качнула головой. — Да говори ты, что за манера тянуть кота за хвост!

Виктор помрачнел еще больше и исподлобья взглянул на Нику. Глаза у него сейчас были не синими, а светло-серыми:

— Боюсь, что вам это будет неприятно, но, вероятно, они воспользуются услугами художника Кирилла Андреева.

— Кирилла?!!

Ника думала, что ее уже ничто не сможет удивить, но эта новость ее добила.

— Но как?! Почему Кирилл… Он был со мной у дяди Павла, он же знает, что для крестного значит эта коллекция! Он же знает, что дядя Павел — единственный родной мне человек… Как он мог?

— Ну вот, опять, — пробормотала расстроенная Света. — Глупый вопрос. Я же говорила — мог! Еще и не то небось мог…

— Думаю, — медленно сказал Виктор, — что Кирилл на это согласился потому, что Павел Феликсович — самый близкий вам человек. Андреев очень зол на вас, Ника, и страшно оскорблен, что вы предпочли ему другого.

— Разве он знает про Андреса? — изумилась Ника.

Виктор усмехнулся:

— Думаю, было кому сообщить. Неприятно вам это говорить, но ваш… то есть Андреев слабый и самовлюбленный эгоист, а самолюбие — самая уязвимая точка у людей такого типа. Ну и конечно, деньги. Марина умело воспользовалась этими двумя рычагами, и уговорить Кирилла не составило большого труда.

— А откуда вы знаете, что… Ну, что это сделает Кирилл? Вам по телефону сказали?

Виктор опять усмехнулся:

— Честно говоря, я давно догадывался, что они захотят использовать Андреева не только как художника, но и как исполнителя. Помните нашу ночную прогулку на берегу в Лиелупе? Когда вы меня чуть не покалечили, помните?

— Да…

Ника начинала прозревать:

— Вы меня тогда быстро увели с пляжа… И потом, в бассейне, перебили, не дав рассказать, что я там была…

Виктор кивнул:

— В тот вечер Марина и Инфлянскас встретились, и между ними состоялся о-очень содержательный разговор.

— Я вам помешала дослушать?

— Да нет, когда вы появились, самое интересное уже было сказано. Кстати, простите, что не позволил вам присоединиться: о вас в этот вечер тоже очень много говорили. Именно тогда родился гениальный план увести дурочку Лизу от Кирилла подальше. Чтоб под ногами не путалась.

— Какую Лизу? — Света ничего не понимала. — Там и какая-то Лиза была замешана?

Нике опять стало стыдно за дурацкую идею с переодеванием.

— Да нет, — пробормотала она, чувствуя, что лоб и щеки становятся пунцовыми. — Просто одно недоразумение…

— Какое?

— Не стоит вспоминать, — пришел на помощь Виктор. — Все в прошлом.

Он поднялся из-за стола.

— А теперь, девушки, разрешите откланяться. Ника, вы завтра работаете?

— Да, — кивнула Ника. — Завтра в девять я буду на всякий случай в больнице, если Андрес захочет проверить, где я ночевала, а оттуда поеду на работу.

— Хорошо, — кивнул Виктор. — Я вам позвоню.

— Ну вот, — проворчала Света, когда за Виктором закрылась дверь. — Я же говорила, ляжем спать глубокой ночью…

 

6

Девушки сидели в кафе, недавно открывшемся на Пушкинской в кинотеатре «Кодак-киномир». Кафе было расположено над вестибюлем, на втором этаже. Там было людно, шумно и бестолково. Публика состояла в основном из молодых людей, которых Маша с Никой относили к «тусовочным»: преобладали посетители ночных клубов, средней руки презентаций и всевозможных перфомансов. Обстановка кафе немного не вязалась с имиджем западного кинотеатра, каким был задуман «Кодак-киномир»: плетеные столики и кресла предназначались скорее для веранды загородного дома, а ассортимент — пирожные, кофе и соки — предназначался скорее женщинам и детям, чем золотой молодежи. Впрочем, внизу, в баре, давали пиво и поп-корн.

Маша заехала за Никой после работы. Виктор позвонил и попросил не оставлять ее одну, хотя Маша и так бы приехала, ей хотелось узнать последние новости. Нику она застала в таком взвинченном состоянии, что требовалось ее успокоить. Не придумав ничего лучше, Маша решила заглянуть с Никой в новый кинотеатр, вокруг которого поднялось столько шума.

Девушки сидели в кафе уже второй час. Предполагалось, что они посмотрят «Смерч», американский боевик, которым открылся сезон в «Кодаке». Но на один из сеансов они уже опоздали.

— Так, торт «Серж» мы уже попробовали… Эх, ладно, пропадай моя бессмертная душа! Возьму еще клубничное суфле! — вздохнула Маша.

— Почему душа? — рассеянно сказала Ника. — Ты же не для души берешь пирожное, а для желудка…

— Как раз для души, — возразила Маша. — Моя душа, когда нервничает, всегда требует сладкого. А пирожные здесь просто восхитительные! Тем более что пирожные — единственный доступный мне вид развлечения. До кинозала с его «долби»-системой мы сегодня, кажется, не доберемся, и уникальных звуковых эффектов не ощутим.

— Если тебе так хочется, пошли, — неуверенно сказала Ника.

— А тебе?

Ника вздохнула:

— Ну что ты говоришь! Я сейчас ничего не способна воспринимать!

— Тогда зачем мы сюда пришли? Ты же сама захотела!

— Потому что сидеть дома невыносимо! Да я буду с ума сходить от каждого звонка!

— Послушай, — резонно заметила Маша, — надо уметь отключаться. Если ты не можешь принять участие в каких-то событиях и вынуждена ждать результата, нужно переключиться на что-нибудь другое. Иначе действительно сойдешь с ума. Пойдем посмотрим этот «Смерч», через полчаса начнется очередной сеанс.

Ника покачала головой.

— Как ты думаешь, — спросила она невпопад, — это может произойти сегодня ночью? Маша сразу поняла, что Ника имеет в виду ограбление.

— Нет, — решительно сказала она, — не думаю. Скорее всего завтра днем. И сыщик наш… то есть Виктор так считает. Так что на сегодняшний вечер выкинь все из головы. Расслабься.

— Но ведь Андрес уже уехал…

— Ну и что?

Никино решение явиться в девять утра в больницу оказалось правильным: Андрес действительно заехал за ней на «Мерседесе», чтобы отвезти на работу.

— Знаешь, любовь моя, — расстроенно сообщил он по дороге, — я вынужден сегодня уехать в Каунас. Отвезу тебя — и сразу в аэропорт. Дела складываются не лучшим образом. Мне нужно срочно встретиться с одним человеком.

— Сегодня? — в замешательстве переспросила Ника.

Андрес мягко сказал:

— Мне очень жаль оставлять тебя одну. Но ведь дядя Павел пробудет в больнице до послезавтра. Я постараюсь послезавтра вечером вернуться. В крайнем случае, вернусь утром на следующий день. И буду тебе постоянно звонить.

В его голосе слышалось искреннее беспокойство — роль заботливого жениха Андрес исполнял в совершенстве.

«Зачем он так поспешно уезжает? — пронеслось у Ники в голове. — Значит… Значит, алиби ему понадобится на завтра-послезавтра. Быстро они, однако, сориентировались в обстановке… Надо срочно предупредить Виктора. Позвоню ему, как только доберусь до телефона».

— Ну что ж, — рассеянно сказала Ника. — Надо так надо.

Андреса удивила ее рассеянность. Он пристально посмотрел на нее:

— А ты, любовь моя, похоже, не слишком опечалена моим отъездом.

— Что ты, — спохватилась Ника, — конечно, я расстроена. Но ведь это действительно ненадолго. И потом, я все равно сейчас все время в больнице у крестного, и мы с тобой почти не видимся…

— Может быть, исправим ситуацию? — прельстительно улыбнулся Андрес. — Я вылечу в Каунас следующим рейсом, а сейчас мы поедем домой… Ты можешь опоздать на работу на часок-другой?

Мысль о возможной близости с ним вызвала у Ники такой испуг, что у нее задрожали руки. Но за последнее время она научилась быстро справляться с собой. Вот и сейчас она чуть виновато улыбнулась.

— Мне бы очень хотелось, но никак. Я и так еле-еле успеваю к первой группе, а заменить меня сегодня некому.

Странно, что раньше Андрес такой активности не проявлял… Ника внезапно вспомнила, как она в Словакии прикладывала тщетные усилия, чтобы затащить его в постель вместо обеда с Жидлицкими. Тогда он желанием не горел. А сейчас сам предлагает, даже «деловую поездку» готов отложить!

— Ну что ж, нет так нет, — холодно сказал Андрес.

Взгляд, которым сопровождались эти слова, Нике совсем не понравился. Андрес явно что-то заподозрил.

«Мерседес» остановился напротив ЦСКА. Ника пересилила себя и поцеловала Андреса в щеку. Она уже взялась за ручку, чтобы выйти из машины, но Андрес повелительным жестом остановил ее:

— Подожди.

Ника взглянула на него:

— Что?

— Я хотел спросить — что-нибудь не так?

Ника изумленно вскинула брови:

— С чего ты взял?

— Мне кажется, ты последнее время меня избегаешь. Вот я и спрашиваю — что случилось?

Ох, правильно она говорила Виктору — актриса из нее никакая! Однако выхода нет — плохо ли, хорошо ли, но эту игру надо довести до конца.

Ника улыбнулась как можно более естественно.

— Ну что ты, любимый, все в порядке. Просто я немного нервничаю из-за крестного.

Андрес взглянул ей в глаза — Ника выдержала этот пристальный взгляд. Тогда он медленно притянул ее к себе и поцеловал в губы — долго, неспешно и умело. От такого поцелуя Ника раньше теряла сознание, но сейчас он никак не подействовал. Ну совсем никак! Значит, власть Андреса над ее телом закончилась! Это открытие так обрадовало Нику, что после поцелуя она улыбнулась Андресу уже вполне искренне:

— До свидания, любимый, мне пора бежать!

Даже язык на слове «любимый» не споткнулся! Захлопнула дверцу, помахала рукой и кинулась к переходу — как раз зажгли зеленый свет.

— Нет, все-таки напрасно мы сюда приехали! — воскликнула Ника. — Нужно было остаться дома.

Маша покорно поднялась:

— Ну, что с тобой делать! Поехали домой!

Ника заколебалась:

— А может, все-таки пойдем в кино?

Маша опять села в кресло:

— Ты уж, пожалуйста, реши окончательно.

Ника задумчиво помешала ложечкой в чашке с кофе.

— Давай еще чуть-чуть посидим.

Маша, вздохнув, принялась доедать клубничное суфле.

После пятиминутного молчания Ника неожиданно спросила:

— Виктор к тебе вчера не заезжал?

— Нет, — удивленно сказала Маша.

— А когда он был у тебя в последний раз?

— Позавчера, когда должен был привезти тебя ночевать. Заехал, объяснил, в чем дело, и уехал.

Ника слегка покраснела:

— А что он тебе объяснил?

Маша пожала плечами:

— Историю с блокнотом. А что еще он должен был объяснять?

— А он сказал, у кого меня поселил?

— А это что, секрет? — Маша доела суфле и отставила блюдечко. — Сказал, что у своей хорошей знакомой.

— Так ты ничего не знаешь! — вздохнула Ника. — Эта знакомая… То есть Света — его бывшая жена!

— Погоди-погоди, — заинтересовалась Маша, — как бывшая? Ты же говорила, что он женат!

— Оказывается, нет!

— Странно… Зачем ему надо было врать?

— Вот и я о том же — зачем? — Ника грустно улыбнулась: — Знаешь, я иногда думаю, что у меня — биополе такое…

— Какое еще биополе? — не поняла Маша.

— Ну почему вокруг меня так много вранья? Кирилл врал, Андрес врал, а вот теперь еще и Виктор тоже, как выяснилось, врет. Может быть, есть во мне что-то такое, что их провоцирует?

— Какую ерунду ты городишь! — возмутилась Маша. — Биополе у нее! Железные предметы к ладоням у тебя не притягиваются?

— Не смейся. Просто я не знаю, что думать.

— Ну, в основном-то Виктор говорит правду, — чуть подумав, рассудительно сказала Маша. — Он майор в отставке, я видела удостоверение. И действительно частный детектив. И то, что твоего крестного хотят обокрасть, — чистая правда.

Маша помолчала, а потом добавила:

— А если Виктор и врет, то очень странно — не в свою пользу. Обычно мужики хорошеньким девушкам представляются холостяками. В крайнем случае, молчат о семейном положении. Тут что-то не так. А эта Света, какая она? Она тебе понравилась?

— Очень! — искренне сказала Ника. — Света просто замечательная! Тебе она тоже понравится, я уверена. И уж она-то точно не врет!

— Не знаю, не знаю… — Маша выглядела как-то обескураженно. — Вообще-то он и не похож на женатого человека…

Маша замолчала, словно ей внезапно пришла в голову какая-то мысль. Ника пристально посмотрела на нее:

— Слушай, а ты сама что о нем думаешь?

— О ком? — теперь Маша явно смутилась.

— О Викторе.

Маша отвела взгляд и слегка пожала плечами:

— Ничего. Что мне о нем думать?

— По-твоему, он хороший человек?

— Я уверена, что он тот, за кого себя выдает, — твердо сказала Маша. — В отличие от Кирилла и Андреса.

— Да, но все-таки в прошлом у него есть загадочная история… Интересно же, правда?

Ника выжидательно смотрела на Машу.

— Мне — нет. — Маша взяла свою сумку и поднялась. — Знаешь, если ты не хочешь идти в кино, давай поедем домой. Мне этот шум начинает действовать на нервы.

Утром, проводив Машу на работу, Ника вернулась на кухню и уселась допивать остывший кофе. Спешить ей было некуда — на работе у нее был выходной. А жаль. Чтобы снять нервное напряжение, ей просто необходимо было чем-нибудь заняться.

Для предотвращения ограбления Ника сделала что могла, и ее участие в операции уже не требовалось. Теперь, когда ловушка поставлена, будут действовать профессионалы. Правда, Виктор обещал позвонить и все рассказать… Но от Виктора не было никаких вестей, — значит, пока ничего не произошло.

Этот Виктор — тоже отдельная загадка и предмет для размышления. Почему-то его присутствие сразу прибавляло Нике уверенности, и начинало казаться, что все уладится и будет хорошо. Она помнила, что еще при первом знакомстве, в Лиелупе, Виктор действовал на нее просто лечебно-терапевтически. При нем, и только при нем она становилась самой собой, не боялась показаться глупой, смешной или непривлекательной, не обдумывала свои слова, а говорила все, что приходило в голову…

Ника допила кофе и принялась мыть посуду: они с Машкой легли спать, оставив полную раковину грязных тарелок. И откуда они взялись, вроде и не ели ничего…

А кстати, Машка как-то странно реагирует на любое упоминание о Викторе. Словно не хочет его обсуждать. Действительно странно: если бы он ей не нравился, она бы так и сказала. Может быть… Может быть, все дело в том, что он ей нравится?

Эта мысль неприятно кольнула Нику. Интересно, а она ему тоже не безразлична? Похоже на то, ведь когда Виктор привез Нику к Свете, он поехал ночью к Маше сам, хотя можно было позвонить и объяснить ситуацию по телефону. Ну точно, если бы он к Маше был равнодушен, так бы и сделал!

Ника помотала головой, чтобы прийти в себя. Нельзя же так! Она радоваться должна, если Машка наконец-то влюбилась! После истории с Оленевым Маша просто на мужиков смотреть не могла! И вообще, Ника не знает человека, который больше, чем Маша, заслуживал бы любви и уважения! Так пусть у них с Виктором все будет хорошо, и дай им Бог…

Ника вздохнула. Если бы сейчас кто-нибудь ей напомнил, что при первом знакомстве она нашла его «старым» и «недостойным внимания», она бы искренне удивилась. И тридцать восемь лет теперь не казались ей удручающей старостью…

Хотя кто знает — может быть, Виктору вовсе и не тридцать восемь? И все-таки хорошо бы прояснить странную историю с его семейным положением. Может быть, при случае спросить у Светы? Не похоже, чтобы она делала из этого тайну, просто Нике было неловко расспрашивать о таких вещах. Но если речь пойдет о Машином счастье, сказала себе Ника, то она готова на все. Можно быть и нескромной. Не ради себя, ради подруги!

После мытья посуды в кухне заняться было решительно нечем. Тогда Ника решила сократить ожидание, занявшись ненавистным делом — уборкой квартиры. Энергия требовала выхода.

Переодевшись в потертые джинсы и ковбойку, она вооружилась тряпкой и принялась шарить по углам в поисках пыли. Пылесос включать она не решилась, он у нее был старенький и страшно гудел, можно было не расслышать звонка. Потом Ника обратила внимание на цветы на окнах, они давно требовали хозяйского внимания. Она перетащила горшки в ванную и стала протирать листья, заметила, что герань и кактусы нуждаются в пересадке, и решила проделать это немедленно. В разгар пересадки, когда руки были по локоть в земле, а вредная колючка впилась под ноготь, в дверь позвонили. Ника кинулась открывать так стремительно, что чуть не свалила горшок с уже пересаженной геранью.

На пороге стоял Виктор — такой элегантный, каким Ника его еще не видела. На нем был длинный темно-синий плащ, шарф в тон, а под плащом — светло-серый костюм. И от него пахло свежестью дорогого одеколона, — видно, Виктор совсем недавно побрился.

Они посмотрели друг на друга — глаза встретились, и оба почему-то смутились. Минуту, если не больше, они стояли рядом: Ника на пороге, загораживая собой проход, а Виктор перед ней.

Виктор первым пришел в себя:

— Можно войти?

— Ой, да, конечно!

Ника посторонилась, не зная, куда деть испачканные руки.

Виктор вошел и улыбнулся:

— Я вижу, вы впали в хозяйственный азарт.

— Ну что? — жадно спросила Ника, не обратив внимания на его реплику. — Какие новости?

— Все кончилось, Вероника Павловна. Кирилл и Марина арестованы. Скорее одевайтесь и поехали к вашему дяде. Павел Феликсович ждет нас.

 

7

И опять Ника шла по длинному коридору студии «Петр и Марк». На этот раз ее гонорар отличался от ожидаемого в меньшую сторону, но Ника почти не расстроилась. Бог с ними, сколько заплатили, столько заплатили, хотя лишние деньги ей бы не помешали. Но куда-то идти, что-то выяснять, с кем-то разбираться — сил не было.

Молодые люди, проходящие мимо, скользили взглядом по Никиному лицу не задерживаясь, после пережитого у нее был такой унылый вид, что интереса в представителях сильного пола она не возбуждала. Да Нике и самой тошно было смотреть на себя в зеркало: за последнюю неделю она похудела и осунулась, словно перенесла тяжелую болезнь. Глаза утратили блеск и запали, скулы заострились, румянец изчез, одежда висела как на вешалке. Неудивительно, что мужчины не обращали на нее внимания. Да и Ника на них не смотрела.

Машина комната находилась в самом конце коридора. Толкнув дверь с надписью «консультант-визажист», Ника оказалась в просторном светлом помещении со множеством зеркал.

Обычно у Маши толклась куча народу, но сегодня Нике повезло: Маша, как ни странно, была одна.

— А, заходи, заходи. — Машка изучала какую-то картинку в толстом журнале.

— Я тебе не помешаю?

— Разумеется, нет. — Маша отложила журнал. — Просто мне пришла в голову одна идея, додумаю потом.

Она встала навстречу Нике и критически оглядела ее лицо и фигуру.

— Ну, знаешь, — возмущенно сказала она, — нельзя же так с собой обходиться! Тебе сейчас можно дать сорок лет, не меньше!

— Знаю, — равнодушно сказала Ника, стягивая пальто и бросая его на кожаный диван. — Пусть.

— А не боишься, что с работы выгонят? — припугнула Маша. — Ты ведь должна людям настроение поднимать! А им, глядя на тебя такую, выть захочется.

— Пусть воют.

Ника села на диван в позе бедной родственницы — руки сложены на коленях, голова опущена — и замерла. В последние дни она могла так сидеть часами.

Маша сокрушенно посмотрела на нее. Неделю назад все неприятности, казалось бы, кончились. Ограбление благодаря Виктору было предотвращено, Кирилла задержали на месте преступления, он во всем сознался и даже указал место, где хранились похищенные у Пожарского картины. Марина тоже была арестована, но она ни в чем сознаваться не собиралась. Впрочем, этого и не требовалось — улик против нее было предостаточно. Правда, главный организатор преступления — Андрес Инфлянскас — находился в Вильнюсе, то есть за пределами России, но благодаря видеопленке можно было требовать его выдачи для суда. Словом, все было позади.

Но именно с Никой тогда что-то случилось. Пока надо было действовать, пока ситуация требовала постоянного нервного напряжения, пока они жили в каждодневном ожидании — Ника держалась прекрасно. Но как только появилась возможность расслабиться — она не выдержала. Оскорбленное достоинство обманутой женщины, причем обманутой и покинутой дважды, растоптанная любовь, которую она искренне отдала людям недостойным, неверие в свою женскую привлекательность… И когда опасность миновала, эти чувства обострились до предела. Ника впала в депрессию, и ничто не могло ее расшевелить.

Маша прекрасно ее понимала: сама пережила нечто подобное. Но именно потому, что Маша сумела такое пережить, она знала — поддаваться подобным настроениям нельзя. Депрессия сама не пройдет, будет с каждым днем углубляться, пока не оставит человеку единственный выход — уйти из жизни.

В таблетки-антидепрессанты Маша не верила — это дорога, ведущая в никуда. Может быть, помог бы хороший психоаналитик, только где его взять? И Маша решила действовать подручными средствами. Что обычно поднимает настроение женщине? Красивая прическа, искусный макияж, новые шмотки. «Что ж, — сказала себе Маша, — для начала попробуем хоть это».

Она взяла Нику за руку и решительно усадила в большое кресло перед зеркалом: — Сейчас будем делать тебе прическу.

— Зачем? — довольно равнодушно спросила Ника. — Мне не хочется.

— Тебе не хочется, а мне надо попрактиковаться, — без зазрения совести солгала Маша. — У меня не складывается образ одного персонажа, а завтра мне уже надо выдать окончательный вариант. Так что я попробую на тебе.

Ника вздохнула и ничего не ответила. Похоже, ей действительно было все равно — хоть бы Маша и наголо ее обрила.

Рыжевато-каштановые волосы Ники с «Лизиных» времен уже немного отросли и сейчас почти касались плеч. Но плохое состояние хозяйки сказалось и на волосах: тусклые и безжизненные пряди висели как пакля, совершенно забыв, что совсем недавно они вились задорными колечками. Маша сначала обильно нанесла на Никины волосы мусс «Волюм-ап», а потом с помощью насадки «душ» стала феном приподнимать их у корней, добиваясь нужного объема. Эффект «мокрых волос» — самое лучшее, что она сейчас может соорудить на Никиной голове. Когда с прической было покончено, Маша отступила на шаг и критически оглядела дело рук своих:

— Ничего. По крайней мере, лучше, чем было. Не спрашиваю, нравится тебе или нет, хотя мне и не мешало бы услышать хоть самый завалящий комплимент.

Ника апатично поглядела на свое отражение.

— Нравится. Спасибо, — безжизненно сказала она и сделала попытку встать с кресла.

— Сиди, — повелительно сказала Маша. — Процесс еще не кончен. Будем делать из тебя «женщину-цветок» — в этом сезоне самый модный образ.

Ника пожала плечами:

— Делай из меня что хочешь, хоть грядку с овощами.

Покрыв лицо Ники тональным кремом золотисто-персикового цвета, близким к оттенку ее кожи, Маша подчеркнула румянами линию скул и занялась глазами.

— Образ «женщины-цветка» создают с помощью искусственных ресниц, накладываемых только на нижнее веко, — авторитетно сказала Маша, достала маленькую коробочку и открыла ее с помощью ногтя. — Кстати, на Западе накладными ресницами сейчас пользуются вовсю. Воспоминание о шестидесятых. Сейчас посмотрим, что у нас получится.

Она обвела контур глаз карандашом, прошлась по векам сначала персиковыми, потом прозрачно-золотистыми тенями, и принялась аккуратно прилаживать ресницы.

— Ну вот, — удовлетворенно сказала Маша, закончив свой ювелирный труд. — Картинка в пастельных тонах. Теперь ты на человека похожа.

— Спасибо.

Ника наконец встала с кресла, опять перебралась на диван и застыла там в прежней позе. Маша огорченно посмотрела на нее. Терапия пока не действовала. К Маше пришла еще одна идея.

— Слушай, можешь подождать меня минут пятнадцать? — спросила она.

Ника кивнула:

— Конечно.

— Никуда не уходи отсюда, я быстро! — Маша выскочила за дверь и помчалась искать второго стилиста студии, Лену Березникову. Серьезных съемок не предвидится, пусть Лена заменит ее на сегодня. Потом сделала один телефонный звонок — и все, план почти сложился!

Через сорок минут Маша и Ника были в салоне «Лариса» на Смоленской. Навстречу им вышла сама хозяйка — очаровательная женщина тридцати пяти лет в строгом элегантном костюме. Лариса была не только деловой женщиной, но и женой Петра Машкова, одного из директоров киностудии «Петр и Марк», и, соответственно, Машиной постоянной клиенткой. После приветственных восклицаний Лариса похвасталась:

— Знаешь, Машенька, твоя прическа и макияж, который ты мне делала на вручение «Геры», поразили моих подруг насмерть. Можно их тебе рекомендовать при случае?

Ника посмотрела на Ларисину голову. Интересно, ей-то какую прическу Маша могла соорудить. Черные Ларисины волосы были подстрижены очень коротко, кроме челки. Но Ларисе это, как ни странно, действительно шло.

— Конечно, — светски улыбнулась Маша. — Дай мой телефон, пусть приезжают домой или на студию.

— Ты прелесть! — воскликнула Лариса. — Может быть, пойдем ко мне в кабинет, выпьем кофейку?

Маша взглянула на Нику. Та опять стояла отрешенная и безучастная ко всему происходящему.

— Да нет, может быть, потом, — решила Маша. — Давай сначала подберем что-нибудь…

— Для тебя или для подруги?

— Для подруги.

— Деловой костюм? Одежда для отдыха?

Но Маша знала Никину слабость.

— Вечернее платье, — не колеблясь заявила она.

Тут Ника словно очнулась.

— Ты что, с ума сошла, — прошептала Ника, когда Лариса удалилась отдать необходимые распоряжения. — Сколько все это стоит? У меня нет таких денег!

— Успокойся, — тоже шепотом ответила Маша. — Раз в год мне здесь положена семидесятипроцентная скидка.

— Но я не могу этим воспользоваться!

— Можешь, — спокойно сказала Маша. — Считай, что это мой подарок на твой следующий день рождения.

— Да ты что! Нет, я так не могу.

— Хорошо, — Маша была непреклонна. — Тогда сделаем иначе. Я считаю, что вечернее платье тебе сейчас необходимо в качестве лекарства.

— Но…

Однако спор пришлось прекратить — вернулась Лариса.

Через пять минут они втроем уже сидели в глубоких креслах, перед ними дефилировали хорошенькие манекенщицы, а Лариса комментировала модели:

— Шифоновое платье цвета охры с пышной юбкой и драпированным лифом, простое белое платье из натурального шелка, платье из золотистого шелка с юбкой до колен, гофрированное шифоновое платье цвета экрю…

Маша исподволь наблюдала за подругой: похоже, лекарство было выбрано верно, Ника чуть-чуть оживилась.

Свой выбор они остановили на супердорогом бирюзовом платье из натурального шелка с золотой росписью ручной работы. К нему полагался бирюзовый шарф того же оттенка, но более темного тона.

— Так, — сказала Маша, когда они с Никой, ставшей обладательницей бирюзовошелкового великолепия, сели в потрепанную Машину «Савраску». — Все складывается отлично. Едем переодеваться, а потом развлекаться. Ты была когда-нибудь в казино? Говорят, в Олимпийской деревне очень приличная публика! Поехали на всю ночь!

Ника пожала плечами:

— Вообще-то можно. Только не на всю ночь — я завтра работаю, да и ты, кажется, тоже.

— А, плевать! — Маша прибавила скорость. — Поехали! Зря я тебе, что ли, макияж делала! Да и платье надо обновить.

Но где-то на полдороге к Беговой Никино настроение стало стремительно падать. Она опять сделалась вялой и апатичной. Маша с тревогой следила за переменой: платье помогло ненадолго. Когда они доехали до Никиного дома, та уже выглядела как сонная муха и ни на что не отзывалась.

— Знаешь, — виновато улыбнулась Ника подруге, — я, наверное, никуда сегодня не пойду.

— Да ладно, — Маша вслед за Никой выбралась из машины. — Пойдем посидим, поболтаем…

Ника вздохнула:

— Извини, это невежливо, но у меня просто ни на что нет сил. Машка, я ужасно ценю твою заботу, но сейчас поезжай домой, хорошо?

— А ты?

— А я полежу в ванне, а потом лягу в постель. Почему-то спать очень хочется.

— Но…

Маша смотрела на нее в нерешительности. Ника поняла ее колебания:

— Обещаю, что ничего с собой не сделаю. Завтра заезжай ко мне, если захочешь.

— Ну смотри. — Маша, ничуть не обидевшись, села в машину и включила мотор. — Если тебе так лучше…

Ника пошла к своему подъезду. Через два шага оглянулась и махнула рукой:

— Спасибо за платье!

Дома она, как и обещала Маше, сначала полежала в ванне, а потом перебралась в постель. В голове не было ни одной мысли, Ника лежала в прострации, тупо разглядывая лепной цветок на потолке. Давным-давно стемнело, но вставать и задергивать шторы было лень.

Из забытья ее вырвал телефонный звонок. Сначала Ника долго лежала и слушала — вставать с постели и тащиться к аппарату совершенно не хотелось. Но телефон упорно надрывался. Тогда Ника все-таки пересилила себя, встала и взяла трубку. Четкий мужской голос желал поговорить с Вероникой Павловной Войтович.

— Это я, — сказала Ника, недоумевая, кто бы это мог быть. Но в догадках она терялась недолго.

— С вами говорят из следственного управления по борьбе с хищениями. Капитан Коляев.

— Очень приятно, — это прозвучало глупо, но Ника совсем растерялась.

— Простите, Вероника Павловна, что беспокою вас в неурочное время, — голос в трубке не казался смущенным, — но мы просим вас подъехать сейчас на квартиру Павла Феликсовича Старцева.

— Что-нибудь случилось? — встревожилась Ника. — Что с дядей Павлом?

— Ничего, все в порядке. Просто небольшой следственный эксперимент.

— Так поздно?

Мужчина явно удивился:

— Простите?

Ника посмотрела на часы — было всего без пятнадцати девять.

— Я хотела сказать, — поправилась она, — что думала — следственные эксперименты проводятся днем… В рабочее время.

Капитан Коляев заверил со странным смешком:

— У нас все время рабочее. — Голос опять стал официальным: — Извините, что не можем выслать за вами машину. Но обратно обещаю доставить вас без хлопот.

Возникла пауза. Ехать Нике никуда не хотелось, но отказываться тоже было неудобно. Капитан, видно, почувствовал ее колебания:

— Виктор Васильевич Слободин лично очень просил вас приехать. Сам он позвонить не мог по уважительной причине, но на эксперимент тоже подъедет.

Ну что ж, раз Виктор просил — делать нечего…

Ника вздохнула:

— Хорошо. Через час буду на Ленинском.

Процесс одевания на этот раз не затянулся: джинсы, свитер, куртка, кроссовки… В первый раз за много дней с интересом взглянув на свое отражение в зеркале, Ника порадовалась, что сооруженная Машей прическа еще не развалилась. Она почувствовала легкое сожаление оттого, что Виктор не сможет оценить «женщину-цветок», — разумеется, перед тем как лечь, Ника отлепила накладные ресницы и смыла косметику.

Через полчаса она уже ловила машину на Ленинградском проспекте.

Домофон в подъезде у Старцева не работал. Впрочем, Нику это не удивило: домофон не работал периодически. Ключа от двери у нее не было — значит, придется ждать, пока кто-нибудь не войдет в подъезд или не выйдет. Или за ней кто-нибудь спустится из квартиры — они же знают, что Ника должна приехать!

— Что, девушка, не впускают?

К подъезду подошел какой-то парень в кожаной куртке-»косухе». Лица его Ника не разглядела — было темно. Парень вставил в замочную скважину маленький плоский ключ, что-то щелкнуло, и дверь открылась.

— Прошу!

Ника благодарно улыбнулась и вошла в темноту подъезда. Однако не успела она сделать и двух шагов, как чья-то рука зажала ей рот, а в ноздри ударил тяжелый сладковатый запах какого-то лекарства…

В голове гудели литавры. Возможно, и не литавры, но что-то очень громкое и медное. И этот нескончаемый гул, казалось, сейчас расколет голову пополам… Ника застонала и пошевелилась. Она лежала на чем-то жестком, но не холодном, скорее всего деревянном. Очертаний комнаты она разобрать не могла: перед глазами плыли нескончаемые красные круги.

Неимоверным усилием воли Ника остановила кружение и попыталась осмотреться. Она лежала в большой темной комнате на… да, на деревянном полу. Причем это были именно доски, а не паркет. Ника и не представляла, что такие полы еще где-то сохранились. Больше она ничего не могла разглядеть из-за темноты, заметила только, что мебели в комнате вообще не было.

Ника не могла сообразить, сколько времени она лежала без сознания. За окном темно — но ведь сейчас темнеет рано, когда она выехала из дома, уже стемнело. Мог быть и час ночи, и двенадцать, и два, и три…

Почему-то первым у нее возник вопрос о времени. Однако по мере того, как она приходила в себя, появлялись и другие вопросы. Где она? Кто те люди, которые ее схватили? Чего от нее хотят? Как ни странно, особого страха Ника не испытывала. Хоть бы кто-нибудь пришел, чтобы все выяснилось… Хоть бы перестала наконец болеть голова… Какой же дрянью они ее накачали, хлороформом? Похоже. И где они его достали, хлороформом сейчас редко пользуются.

Ника опять попробовала пошевелиться. Все тело болело, но не от побоев, а от долгого лежания в неудобной позе. Она потихоньку ощупала руки и ноги — целы. Да, похоже, ее никто не бил, а просто принесли сюда без особых церемоний и бросили на пол. Ника осторожно приподнялась, потом встала на колени. Ничего, ничего. Только бы добраться до окна и осмотреться. Может быть, тогда она сумеет сообразить, куда ее завезли?

Никин план удался: до окна она добралась, только тут ее ждало разочарование. Окна закрыты газетами, причем газеты были налеплены на стекла между рамами, а рамы закрыты наглухо. Днем можно было бы исследовать поподробнее, нет ли где какой дырочки. Но сейчас ночь, ничего не видно…

Вздохнув, Ника снова села на пол и прислонилась спиной к батарее. Батарея оказалась теплой — хоть в этом повезло. Ника устроилась поудобнее и попробовала подумать, но в голову лезли совершенно невозможные вещи. Почему-то вдруг вспомнилось Машкино намерение провести эту ночь в казино. Вот ирония судьбы — вместо того, чтобы в новом вечернем платье пить шампанское в роскошной обстановке, она сидит в грязной комнате в джинсах и кроссовках, сама тоже грязная, хоть и не избитая, и ждет… Чего? Кстати, очень хочется пить. Пусть не шампанского, но хоть бы воды принесли… Ника облизала пересохшие губы. Вообще, кто-нибудь собирается к ней сюда прийти, или она вечно будет сидеть тут в одиночестве?

Словно в ответ на ее мысли, за дверью послышались чьи-то шаги. В замочную скважину вставили ключ — а, так она была заперта! Ника усмехнулась: вместо того, чтобы сразу попробовать выйти через дверь, она направилась к окну. Нет, наверное, по голове ее все-таки стукнули!

Дверь со скрипом отворилась, и в комнату вошли двое. Щелкнул выключатель — под потолком зажглась тусклая желтая лампочка. Ника, щурясь от неожиданного света, посмотрела на своих похитителей. Один из них был, очевидно, тот самый парень у подъезда. А второй… От неожиданности Ника чуть не вскрикнула. Раймонд Гедрис собственной персоной стоял в дверях, смотрел на нее и улыбался. Только улыбка его Нике совсем не понравилась…

— Ну что, здравствуй, девочка, — сказал Раймонд, дотронувшись до своей светлой аккуратной бородки. — Вот и встретились.

Ника ничего не ответила, только уселась поудобнее, в своей любимой позе — ноги к груди, голова на коленях.

— Ты что же, и разговаривать со мной не хочешь? — Раймонд говорил мягко и вкрадчиво. — Нехорошая ты девочка. А с нехорошими девочками знаешь что делают?

Он подошел к Нике почти вплотную и наклонился:

— Ну так что?

— Чего вы от меня хотите? — сказала Ника и сама удивилась, как спокойно прозвучал ее голос.

— Заговорила, вот и умница.

Раймонд говорил по-русски с тем же акцентом, что и Андрес, и Нике это было особенно неприятно.

— Так чего вы от меня хотите? Куда вы меня завезли?

Раймонд протянул руку, и его молчаливый спутник дал ему черную коробочку сотового телефона.

— Куда завезли — тебе знать не нужно. — Раймонд нажимал на кнопки, набирая номер. — Все, что от тебя требуется — сказать пару слов клиенту. И, если клиент станет сговорчивым, мы тебя сами отвезем домой. Со всеми удобствами.

Тот, кому Раймонд звонил, очевидно, ждал у телефона, потому что трубку на том конце линии сняли без задержки.

— Ну вот, — сказал Раймонд невидимому собеседнику, — звоню, как и обещал. Хочешь ее послушать?

Он сунул телефон Нике прямо в лицо и прошипел:

— Говори! Ну говори же!

— Ника! — услышала вдруг Ника голос Виктора. — Ника, скажите что-нибудь! С вами все в порядке?

— Витя… — от растерянности она даже не заметила, что в первый раз его так назвала. — Витя, где я? Чего они от меня хотят?

Раймонд быстро отобрал у нее трубку:

— Вот видишь! Я тебя не обманул. Так что решай, все зависит от тебя. — Выслушал ответ и добавил: — Обычно дают двадцать четыре часа, но я считаю, это слишком много. Завтра утром. Если до десяти не объявишься — мы с ней поступим так, как сочтем нужным.

После этого Раймонд неторопливо сложил телефон и обернулся к своему дружку, не проронившему ни слова:

— Пошли.

С порога он обернулся:

— Свет не гашу, захочешь, погасишь сама. Спокойной ночи, девочка.

Дверь захлопнулась, и Ника услышала, как ключ дважды повернулся в замочной скважине. Она снова осталась одна.

 

8

Первым делом Ника оглядела комнату. Здесь, похоже, собрались делать ремонт: обои со стен были ободраны и свисали неопрятными клочьями, вдоль потолка тянулась широкая трещина, окна небрежно залеплены газетой. Потом она посмотрела на часы — без пяти двенадцать. Не так уж долго она пробыла без сознания — всего около часа. Хотя голова еще гудела от той гадости, которой она надышалась, мысли потихоньку прояснялись.

Итак, ее похитили. Час от часу не легче! И с какой же, интересно, целью? Хотят получить что-то от Виктора. Что? И вдруг Нику осенило: кассета! Кассета с видеозаписью, на которой Андрес снимает слепки с ключей! Не будет кассеты — не будет и обвинения.

Внезапно Нику захлестнула волна слепой злобы. Глядя на нее, никто бы не подумал, что еще пару часов назад у нее не хватало сил добраться из ванной до кровати. Ну нет, она не допустит, чтобы этот негодяй ушел от наказания! Она не допустит, чтобы он жил и процветал где-нибудь за границей, в теплом месте! Он должен ответить за все: и за обман, и за притворство, и за то, как он обошелся с ней, и за то, как он хотел обойтись с дядей Павлом!

Ника до крови прикусила губу, стараясь не закричать, не кинуться к двери, требуя выпустить ее отсюда. Как она ни была зла, остатки здравого смысла подсказывали, что кричать бесполезно. Если бы ее крики мог кто-нибудь услышать, ей бы заткнули рот. А так она своим протестом только развлечет негодяев.

Ника снова села на пол у батареи, обдумывая создавшееся положение. Как она поняла из разговора, у нее есть время до десяти утра. Почти десять часов. Не так уж мало, но и не много, чтобы придумать, как выбраться отсюда.

Вдруг Нику словно подбросила внезапная догадка. Она бросилась осматривать окно. Интересно, какой здесь этаж? Ну хоть бы небольшая дырочка была в этой газете! Хоть бы какая-нибудь щелочка!

Нике повезло: вверху газета прилегала к стеклу неплотно, и ей удалось выглянуть наружу. При виде пейзажа за окном Ника опять чуть не вскрикнула, на этот раз от радости. Окна квартиры выходили на маленькую улицу, примыкавшую к Донскому монастырю! Значит, недалеко от квартиры Старцева, можно сказать, ее увезли в соседний дом.

Обрадованная открытием, Ника стала прикидывать, как действовать дальше. Прежде всего нужно открыть окно. Причем сделать это надо тихо, чтобы похитители там, за дверью, ничего не услышали.

Внутренние деревянные рамы были не только закрыты на задвижку, но и заколочены четырьмя большими гвоздями по всей длине. Нужно было найти инструмент, чтобы отогнуть их и вытащить. Что-то вроде пассатижей… Хотя подошла бы и простая металлическая проволока. Ника тоскливо оглядела комнату. Ничего, как назло, ничего подходящего! Она пошарила в карманах джинсов, но там ничего не было, кроме носового платка и ключей от дома на колечке с брелоком. Ника рассеянно повертела в пальцах ключи. Может быть…

Стоп! В качестве брелока на колечке вместе с ключами болтался складной маникюрный набор: пилочка для ногтей и щипчики. Щипчики были маленькие, почти игрушечные, но довольно прочные.

Ника быстро вытащила щипчики, внимательно осмотрела их и полезла на подоконник. Зацепив согнутую половинку верхнего гвоздя, она осторожно потянула ее на себя. Гвоздь, поддаваясь усилиям, неохотно распрямился. Потом Ника использовала щипчики как пассатижи, и одним гвоздем на ее пути к свободе стало меньше.

Операция по удалению остальных гвоздей заняла минут двадцать. После этого Ника распахнула внутренние рамы, готовясь проделать то же самое с гвоздями, заколоченными во внешние рамы. Но здесь окно запиралось на обычную задвижку. Ника распахнула окно, посмотрела вниз и все поняла.

Скорее всего гвозди в рамы были забиты не для того, чтобы Ника не могла открыть окно, а для того, чтобы рассохшиеся рамы не открывались. Похитителям и в голову не могло прийти, что окно на пятом этаже можно использовать для побега.

В первый момент Нику охватило отчаяние. Нет, на первый этаж она и не рассчитывала, но надеялась, что рядом найдется какой-нибудь балкон или пожарная лестница… Да хоть водосточная труба! Пожарная лестница действительно была, но на расстоянии пяти метров от окна, не меньше. И как до нее добраться, совершенно непонятно.

Ника высунулась еще дальше на улицу, посмотрела вниз, и на место отчаяния пришла надежда. Прямо под окном тянулся карниз. Правда, его нельзя было назвать широким, но удержаться можно. Во всяком случае, можно попробовать.

Дом был сталинской постройки, со стенами, сложенными из больших серых кирпичей. Неровные выступы вполне могли служить точкой опоры для рук.

Ника снова взглянула вниз. Пятый этаж сталинского дома располагался на уровне седьмого этажа обычной панельной башни. Высоковато…

На миг ей стало страшно — ночь, холод, узкий карниз… Однако, сказала себе Ника, если думать, что разобьешься, непременно разобьешься. И чем больше она будет здесь стоять, тем страшнее ей будет решиться. Кроме того, в любой момент в комнату могут войти.

Эта мысль заставила ее поторопиться. Ника сбросила куртку, чтобы не стеснять движений, села на подоконник и осторожно нащупала ногами поверхность карниза. Слава Богу, он не покатый, как в домах более поздней постройки. И слава Богу, что на ней кроссовки с рифленой нескользкой подошвой. Все будет хорошо. Она пройдет эти несколько шагов до лестницы, обязательно пройдет.

Пять метров — очень короткое расстояние, если отмерять его по ровной земле. И очень длинное, если эти метры пролегают по скользкому карнизу на высоте достаточной, чтобы сломать себе шею при падении. Сантиметр за сантиметром, цепляясь руками за серые камни стены, Ника продвигалась все ближе и ближе к желанной цели. Ей казалось, что ее путь от окна до лестницы продолжался три часа, на самом деле прошло не больше пятнадцати минут. Наконец ее пальцы впились в железные перекладины. Теперь самое страшное позади.

Ника слегка перевела дух, и почти тут же, не давая себе расслабиться, начала спуск. Только бы ее отсутствия не обнаружили, пока она не окажется на земле! Окна выходили во двор, а глубокой ночью двор, разумеется, был пуст. Раймонд может спуститься и поджидать ее внизу. Эта мысль словно прибавила Нике сил — лестницу она преодолела в считанные минуты, спрыгнула на асфальт и побежала в сторону Садового. Там людно, там есть милиция, наконец…

Сначала Никой владела только одна мысль: подальше, подальше от этого дома и от Раймонда. И она бежала — откуда только силы взялись! Но силы ее так же внезапно и оставили. Ника вдруг почувствовала, что страшно замерзла: без куртки, после кошмарного спуска по пожарной лестнице на ветру! От холодного железа пальцы превратились в ледышки и до сих пор не отошли. Вдобавок ко всему прочему еще и снег пошел — первый снег в этом году. Остановившись на углу Садового, Ника поняла, что до милиции она не дойдет, надо идти к крестному.

Павел Феликсович жил не так далеко, нормальным шагом минут пятнадцать. Ника попробовала собраться с силами, сделала два шага — и неожиданно для себя села прямо на мокрый тротуар. Проходившая мимо парочка остановилась.

— Девушка, вам плохо?

Парень помог Нике встать, его спутница встревоженно посмотрела ей в лицо:

— Вызвать «скорую»?

— Нет, не стоит, — Ника через силу улыбнулась. — Сейчас пройдет. Простите, у вас случайно нет жетона для телефона?

Парень порылся в карманах и протянул Нике коричневый кружочек.

— Спасибо, — она благодарно кивнула. — Все в порядке.

Но парень с девушкой проводили ее до ближайшего телефона-автомата и остановились поодаль, ожидая, не понадобится ли их помощь снова.

Телефон, как ни странно, работал. Ника набрала номер Старцева.

— Дядя Павел, это я, — сказала она. — Я на углу Садового. Приди за мной, пожалуйста. Дело в том, что я…

— Ника, родная! — вскричал Старцев. — Где ты? С тобой все в порядке?

— Да. Я у «Бригантины», в телефонной будке. — Ника почувствовала, что еще немного — и она потеряет сознание. — Пожалуйста, забери меня скорее!

— Стой на месте, мы будем через пять минут.

«За пять минут он не успеет. — Ника медленно повесила трубку. — И кто это мы?»

Это было последнее, о чем она подумала.

Когда Ника открыла глаза, дневной свет уже лился из широких окон. Она лежала в своей прежней комнате в квартире Старцева, в той самой комнате, где она прожила почти семь лет. Правда, после того, как Ника окончательно переехала к себе на Беговую, Старцев сделал перестановку, превратив ее в часть своего музея, но Никин диванчик остался на своем месте. Именно на нем она сейчас и лежала.

— Ну, слава Богу, очнулась наша девочка, — услышала Ника знакомый ворчливый голос.

Она с трудом повернула голову — почему-то очень болела шея — и увидела старушку Анну Григорьевну, домработницу приятеля Старцева академика Ненашева. Анна Григорьевна подошла к дивану и укоризненно посмотрела на Нику:

— Ну можно ли всех так пугать? Принесли ее глубокой ночью, личико белое — ни кровиночки… Павел-то Феликсович уж места себе не находил! И этот твой совсем извелся. Еле выпроводила его — уж ему звонили-звонили, а он ни в какую! «Пока, — говорит, — в себя не придет, никуда не пойду!»

— Погоди-погоди, тетя Аня, — не поняла Ника, — какой это «мой»? Кто еще здесь был?

— Ну этот, который тебя принес, — сказала старушка. — Высокий такой, черный. Ничего не скажу, хороший мужик, хоть, конечно, уже не мальчик. Но все равно с твоим красавчиком не сравнить. Тот хоть и смазлив был, да глуп. А этот деловой, сразу видно.

Ника ничего не понимала. «Тот красавчик» — наверное, Кирилл; Анна Григорьевна его всегда недолюбливала. А «высокий, черный»… Неужели Виктор? Но что он делал в квартире дяди Павла?

— Ладно, лежи, пойду тебе поесть принесу. — Анна Григорьевна направилась к двери.

— Тетя Аня, я не хочу есть, — Ника попробовала остановить ее, но бесполезно.

— Еще чего скажешь — не хочу! — возмутилась старушка. — И супу поешь, и котлету с картошкой, и чайку горяченького с лимоном!

Дверь за Анной Григорьевной закрылась. Ника вздохнула — есть совсем не хочется, но придется подчиниться.

Интересно, долго она была без сознания? Настенные часы показывали без пятнадцати три. Значит, часов двенадцать, не меньше. Наверное, ей дали снотворное.

Дверь снова отворилась, и в комнату заглянул Старцев:

— Никушка, можно к тебе?

— Дядя Павел! — обрадовалась Ника. — Конечно, входи, зачем ты спрашиваешь!

Старцев осторожно приблизился к Никиному дивану, придвинул стул и сел рядом с ней.

— Ну и напугала же ты нас! Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно, — улыбнулась Ника. — Крестный, а кто этот «высокий и черный», что принес меня вчера к тебе?

— Как — кто? — удивился Старцев. — Виктор Владимирович. Мы же с ним вместе вчера… Как тебе удалось выбраться?

— Нет уж, — улыбнулась Ника, — сначала ты расскажи мне, что здесь у вас было.

— Да почти нечего рассказывать. — Старцев наморщил лоб. — В одиннадцать вечера мне позвонили и сказали, что тебя похитили. Почти сразу за этим звонком появился Виктор Васильевич и все объяснил. Им нужна была кассета, доказывающая вину…

— Я знаю, — Ника покраснела. Ей не хотелось даже слышать имя Андреса.

Павел Феликсович понял ее чувства и покачал головой:

— Не переживай так, деточка. Я ведь тоже в нем ошибся. Ну вот, а потом они дали послушать твой голос, чтобы мы убедились, что ты действительно в их руках.

— А потом? Что вы собирались делать?

Павел Феликсович болезненно улыбнулся:

— Отдать им кассету. Что нам еще оставалось? В десять Виктор Васильевич должен был с ними встретиться.

— И отдали? — Ника приподнялась на подушке.

— Нет, слава Богу, нет. Как тебе удалось от них сбежать?

Ника улыбнулась:

— Да уж удалось.

Ей не хотелось лишний раз волновать крестного, описывая опасное путешествие по узкому карнизу к пожарной лестнице.

— Скажи лучше, почему я так долго провалялась без сознания? Сейчас я себя вполне нормально чувствую.

— Еще бы! — улыбнулся крестный. — Виктор Васильевич, как только тебя принес, сразу вызвал врача. Тебе сделали укол, а потом еще дали снотворного.

— И что сказал врач?

— Нервное перенапряжение и упадок сил. Сегодня полежишь, а завтра будешь как новенькая!

Дверь отворилась, и в комнату вошла Анна Григорьевна с подносом, уставленным всякой снедью.

— Поговорили? — улыбаясь, спросила она. — А теперь самое время подкрепиться!

Виктор появился уже ближе к вечеру, когда за окнами опять стало темнеть. Ника, несмотря на протесты Старцева и Анны Григорьевны, уже поднялась с постели. Облачившись в свои старенькие джинсы, найденные у крестного в шкафу, и толстый свитер Павла Феликсовича, Ника сидела в глубоком кресле под мягким светом торшера и листала толстый том «Истории костюма». Розовый абажур отбрасывал теплые блики на нежную кожу, волосы не желали помещаться в небрежно завязанный на затылке хвостик и падали непослушными волнистыми прядками на лоб и уши, глубокая тень лежала на щеках от длинных ресниц… Виктор осторожно приоткрыл дверь, ему показалось, что он видит маленькую фею из сказки Андерсена. А когда Ника подняла зеленые глаза и улыбнулась, у него просто дух захватило: нет, не фея — перед ним сидела живая Русалочка. Так, и только так могла выглядеть героиня самой любимой детской истории. Когда-то, маленьким мальчиком, он плакал от бессилия, что ничем не может помочь несчастной Русалочке. И сейчас, став взрослым, он не перестал считать эту сказку одной из самых грустных. Русалочке, конечно, ничем не поможешь. А вот эту девочку он защитить может и обязан.

Однако он ничем не выдал своих чувств. Улыбнулся, придвинул стул к Никиному креслу и уселся напротив нее.

— Ну что, Вероника Павловна, должен вам сказать — вы молодец! Только уж теперь до суда я глаз с вас не спущу!

Что-то в его словах Нику задело, но она не позволила себе сосредоточиться и определить, что именно. Вместо этого она улыбнулась:

— Да ничего я такого не сделала! Мне бы не хотелось, чтобы Раймонд получил кассету. Кстати, вы знаете, кто он, этот Раймонд?

Виктор пожал плечами:

— Мелкая сошка, подручный Инфлянскаса.

— Вы его арестовали?

— Нет. Я думаю, он убрался из Москвы тут же, как только обнаружил, что вы пропали.

— Но, — встревоженно спросила Ника, — если кассета у вас, значит, Андреса будут судить?

— Во всяком случае, легальный въезд в Россию для него закрыт навсегда. А значит, с его бизнесом здесь покончено. — Виктор посмотрел на Нику. — Вы ведь и сами, наверное, догадались, что он не компьютерами занимался.

— Догадалась, — кивнула Ника.

Внезапно она вспомнила, что хотела спросить Виктора еще кое о чем:

— Если вы знаете Раймонда, — нерешительно сказала Ника, — значит, вы знаете и Мару?

— Мару Пономареву, танцовщицу из варьете, подружку Раймонда? — Виктор кивнул. — Знаю.

— А она, — Ника взволнованно прижала руки к груди, — она в этой истории какую роль играла?

Виктор пожал плечами:

— Да никакую. Бедная запуганная девочка. Она догадывалась, что там что-то нечисто, но наверняка ничего не знала.

— Она хотела меня предупредить… — Ника досадливо поморщилась, — а я ей не поверила. Как она сейчас?

— Насколько я знаю, по-прежнему танцует в ресторане.

Виктор хотел еще что-то сказать, но не успел: кто-то громко и настойчиво зазвонил в дверь, а через секунду в комнату вихрем ворвалась Маша:

— Ну что с тобой вечно происходит! Тебя на минуту нельзя одну оставить, тут же во что-нибудь вляпаешься!

— А ты откуда все знаешь? — удивилась Ника.

— Витя мне позвонил и рассказал. — Маша посмотрела на Виктора, вскользь улыбнулась ему, а потом опять гневно обратилась к Нике: — Ты же и не подумала! Я звоню тебе на работу, говорят — заболела! Звоню домой — никто не подходит. Еще чуть-чуть, и я бы поехала на Беговую ломать дверь. И ведь не в первый раз такие номера откалываешь! Ну что, трудно набрать номер и сказать, чтобы я не волновалась? Ты же вчера была в таком состоянии — вполне могла сделать с собой что угодно!

— В каком состоянии? — не понял Виктор. — Разве вчера еще что-то случилось и до того…

— Ничего не случилось, — перебила его Ника, делая Маше знак, чтобы та замолчала.

Но Маша и не думала останавливаться.

— Ничего не случилось, — повторила она, — только всю неделю ее мучила прогрессирующая депрессия. Последствия нервного срыва. Ты просто не видел, до чего она себя довела!

— До чего? — Виктор встревоженно посмотрел на Нику.

— Машка!

Ну зачем она все это ему рассказывает!

— Ни до чего я себя не доводила! — сердито сказала Ника. — И вообще, хватит об этом.

Маша с интересом посмотрела на нее:

— Это называется — лечи подобное подобным. Теперь буду знать, что для лечения последствий нервного перенапряжения необходима сильная встряска, желательно — опасная для жизни.

— Машка!

— Шучу. Но, как ни странно, в этом смысле похищение тебе пошло на пользу. Ты выглядишь куда лучше, чем вчера днем. Хотя вчера я над тобой изрядно потрудилась, но твои литовские друзья оказались визажистами что надо!

Когда часа через два гости ушли, Ника попыталась снова вернуться к изучению «Истории костюма». Но ничего не вышло — мысли блуждали далеко от книги. Ника чувствовала некую странность отношений, связывающих ее с Виктором. Да полно, можно ли вообще назвать словом «отношения» их легкое приятельство? Ну да, оно осложнилось серьезными происшествиями, даже преступлением. Но, с другой стороны, не будь преступления, они бы и не познакомились. Ника вряд ли бы его заинтересовала, а уж он ее не заинтересовал бы точно. Ника грустно улыбнулась, вспомнив, сколько усилий пришлось приложить Виктору, чтобы познакомиться с ней.

Итак, легкое приятельство, не более того. Ника стала перебирать в памяти весь сегодняшний разговор. Как он сказал? «Я до суда глаз с вас не спущу!» Только до суда над Андресом, то есть пока Нике будет угрожать опасность! А потом? Ника вздохнула. Вполне возможно, что потом они просто больше не увидятся. Да, скорее всего так и будет.

А вот Маше он, вероятно, будет звонить и дальше. Может быть, они даже будут встречаться, сразу видно, как им хорошо друг с другом. И сейчас они ушли вместе.

Ника опять вздохнула и сказала себе, что Машка заслуживает счастья. Пусть у них все будет хорошо! Но почему-то радости это ей не прибавило.

 

9

Прошел еще месяц. Ника почти угадала — с Виктором они виделись редко, несмотря на то, что до суда было далеко, следствие несколько затянулось. Как-то раз, впрочем, Виктор даже приехал к ней домой — Ника снова перебралась на Беговую, несмотря на отчаянные протесты Старцева. Впрочем, и на Беговой она редко оставалась одна: у нее постоянно ночевали то Маша, то Света.

Виктор приехал как раз в такой вечер, когда ни Маши, ни Светы не было, а Ника коротала вечер в одиночестве. Она даже не думала, что так ему обрадуется. Быстренько соорудив чай, Ника уселась с ногами на кушетку и с удовольствием наблюдала, как Виктор делает бутерброды. Вообще-то она сама хотела этим заняться, но он не позволил.

Когда с бутербродами было покончено, Виктор поведал наконец свои неутешительные новости.

Андрес изчез. Скорее всего он уехал на Запад и жил по чужим документам. Судя по всему, к ответу его привлечь не удастся: не такая Андрес Инфлянскас важная шишка, чтобы разыскивать его через Интерпол.

Но, как ни странно, Нику это уже не волновало: Андрес стремительно возник в ее жизни, и чувство к нему, основанное на физическом влечении, не выдержало испытания. И слава Богу, что не выдержало. Так что Ника выслушала новости не с напускным, а с настоящим спокойствием. Но Виктор, кажется, не разобрался в ее переживаниях. Решив, что Нике сейчас не до гостей, он сразу засобирался и быстро ушел, попросив разрешения иногда звонить.

Собственно, за месяц этот визит был единственным.

Зато Света навещала Нику часто. Нике с ней было легко и просто, как в свое время в Лиелупе с Виктором. Неудивительно, что когда-то они были мужем и женой. Странно, но никакой ревности к Свете Ника не чувствовала. Хотя с чего бы ей ревновать? Даже если между Светой и Виктором сохранились какие-то чувства, то Ники это не касается. Но в том-то и дело, что Ника твердо знала: ничего даже похожего на любовь между ними нет. Если бы спросили, откуда она это знает, Ника бы ответить не смогла. И Нике казалось, что чувственного волнения там никогда и не было. Как ни была она неопытна в таких делах — женский инстинкт подсказывал, что искренне хороших отношений между бывшими мужем и женой не бывает. Можно быть вежливыми и сохранять лояльность, но радушно принимать в доме приведенную бывшим мужем девушку, нет, такого ни одна женщина не потерпит! Женщина относится к мужу, даже к бывшему, как к своей собственности. Ника убедилась сама, увидев в Лиелупе Кирилла рядом с Мариной. Даже когда стало ясно, что Кирилл ей не нужен, Марину все равно хотелось растерзать.

А Света и Виктор — это что-то другое. Там явно нет ни тени ревности, ни следа страстей. Но если они никогда друг друга не любили, то непонятно, почему тогда женились? На брак по расчету не похоже… Какой здесь расчет? Тем более что Света как-то обмолвилась, что отец Ленки, ее дочки, не Виктор.

Эта загадочная история Нику страшно интересовала, но расспрашивать напрямую она не решалась. Но однажды случилось так, что Света сама ей все рассказала.

В одну из суббот в начале декабря они сидели у Ники и заболтались до полуночи. Ехать домой было поздно, и Света позвонила дочке, чтобы та ее не ждала. Все остались довольны: Ленку свободные ночи тоже радовали, поскольку утром она могла валяться в постели хоть до двенадцати.

Света отдала дочке последние наставления и положила трубку.

— Все равно не послушает, — вздохнула она и повернулась к Нике. — До часу будет телевизор смотреть, потом видик включит. И в кого она такая? Я, например, телевизор терпеть не могу.

— В отца, наверное, — шутливо предположила Ника.

Света покачала головой:

— Слава Богу, ничего отцовского в ней пока не наблюдается. Очень надеюсь, что и в будущем Ленкин папочка никак не проявится.

— Почему? — невольно вырвалось у Ники.

Света пожала плечами:

— Подлец он, каких мало, вот почему.

— Ой, извини, — Ника смутилась. — Я не хотела тебя ни о чем спрашивать. Не хочешь — не объясняй.

— Да ладно, — Света улыбнулась. — Все равно когда-нибудь рассказать придется, отчего же не сейчас? Тем более что история эта давно отболела и затянулась.

Почему «все равно придется»? Но Ника не переспросила, наоборот, постаралась скрыть вспыхнувшее любопытство. Неловко любопытствовать по поводу чужих неприятностей. Но у Светы, видно, эта история действительно отболела. Она уселась с ногами на диван, устроилась поудобнее и сказала:

— Помнишь, ты говорила, что я не знаю, как бывает плохо, когда обманывают? Так вот, отлично знаю. Когда мне было восемнадцать лет, со мной обошлись не лучше, чем с тобой сейчас. В принципе совершенно банальная история: познакомилась в автобусе с молодым человеком. Спортсмен, высокий, красивый, глаза голубые, как небо, — много ли девчонке надо, чтобы влюбиться? К тому же студент, в МИФИ учился, а я только школу заканчивала. К тому же джинсы на нем были настоящие американские — ты не представляешь себе, как трудно тогда было достать джинсы! У меня вот не было. Одним словом, влюбилась по уши. Провстречались мы с ним июнь, июль. Я экзамены вступительные в институт завалила из-за этой любви.

— Твои родители, наверное, очень сердились? — спросила Ника.

— Родители? — усмехнулась Света. — Да они не знали ничего. То есть знали, что я с кем-то встречаюсь, но Алик знакомиться с ними категорически отказался и в дом к нам не приходил. Мне бы, дурочке, тогда и сообразить, что дело нечисто. Я, кстати, и Ленке всегда говорю — води в дом. Если в дом не идет, присмотрись хорошенько, а лучше брось.

— Уж сразу и «брось»! — улыбнулась Ника. — Может быть, Ленкины мальчики просто тебя стесняются!

— Я же не всегда дома бываю, — резонно возразила Света. — И потом, отчего меня стесняться? Я же не мать-настоятельница!

Ника рассмеялась. Вот уж точно, на игуменью Света совсем не была похожа.

— А Алик, — продолжила Света, — вообще никогда ко мне не заходил, даже когда родители жили на даче. Сначала мы с ним все на улице да по кино, а потом, когда дело дальше зашло, он стал брать ключи от чужих квартир. Летом всегда кто-нибудь уезжает, а друзей у него было много, он вообще был такой миляга — душа нараспашку.

И вот как-то уже в конце августа повел он меня в гости к друзьям. В первый раз. Я, конечно, жутко волновалась. Решила, что он хочет представить им меня как свою невесту.

Света помолчала, словно вспоминая тот день.

— И что? — осторожно спросила Ника.

— Пришли. Как сейчас помню, дом на Коптевской улице, от метро ехали трамваем. Народу — тьма. В основном жены с мужьями. На меня смотрят как-то странно, а я не пойму, в чем дело. Посидели за столом, поели, потом потанцевали, а потом мужчины пошли на кухню курить, а женщины-девушки заговорили о хозяйстве. Как выяснилось, почти у всех оказались дети, хотя они были ненамного меня старше, ну, лет на пять от силы.

— А ты что?

— А я молчу. Что я могла сказать? А они словно нарочно меня избегают.

— Почему?

— Да была у них причина. Уж не помню, кто-то специально намекнул или я из разговора поняла, но Алик, оказывается, недавно женился, и сыну у него меньше месяца!

— Как?

— А вот так! И жена его — дочь крупного чиновника из министерства, это Алику весьма кстати: пятый курс, распределение на носу.

— Подожди-подожди, — не поняла Ника. — А как же он с тобой встречался, если сыну меньше месяца?

— До сих пор не знаю, что он врал дома, — пожала плечами Света, — но встречались мы почти каждый день.

— А потом, — спросила Ника, — что ты сделала, когда узнала?

Света грустно улыбнулась:

— Расплакалась. Что я могла сделать? Хорошо еще, девчонки неплохие оказались. Как только поняли, что я не соблазнительница, а маленькая дурочка, сразу стали меня жалеть.

— А ты?

— А мне было так тошно, что я не стала дожидаться, пока Алик покурит и из кухни вернется. Я ушла.

— И больше ты его не видела?

— Как же, — горько сказала Света. — Видела. Как ты, наверное, уже догадалась, очень скоро я узнала, что у меня будет ребенок. Я ужасно испугалась. Родители ничего не знали, да я и не могла им ничего сказать.

— И ты сказала Алику?

Света покачала головой:

— Понимаешь, ни адреса Алика, ни его номера телефона я не знала.

— Как же так? — не поняла Ника. — Вы же встречались целое лето?

— А он мне сам звонил. Каждый день, утром и вечером.

— И что ты сделала?

— Очередную глупость. Поехала снова в тот дом, куда Алик водил меня в гости. Приезжаю. Дверь открывает парень, по виду — мой ровесник. Я его в первый раз вижу, в компании его точно не было. «Вы к кому?» — говорит. — «К Игорю или к Ане». — «Их нет». И стоим, смотрим друг на друга. Он ждет, пока я уйду, а я не знаю, что дальше делать. И вдруг мне делается дурно. Я вообще беременность плохо переносила, а тут еще перенервничала — и упала в обморок прямо ему на руки.

Света опять замолчала.

— А дальше? — уже без стеснения поторопила ее Ника.

— Дальше я пришла в себя уже в комнате на диване. Парень рядом сидит, и глаза у него испуганные. Я пытаюсь встать, он мне не дает. Сейчас «скорая», говорит, приедет. Я кричу: «Какая «скорая»! Не надо мне никакой «скорой»! А он меня укладывает и объясняет, что просто так в обморок не падают. Ну, тут я ему от растерянности все и выложила. Догадываешься, кто был этот парень?

Ника покраснела:

— А «скорая» действительно приехала? — невпопад сказала она.

— Как приехала, так и уехала. А мы с Витькой потом до ночи гуляли, он меня успокаивал.

— А что он делал в этой квартире? — спросила Ника.

— Жил он там. Аня оказалась его старшей сестрой. Кстати, сейчас они с Игорем живут в Америке, Ленку зовут к себе в гости. Может, летом и съездит.

Ника не позволила Свете уклониться от темы:

— А дальше что было? Он рассказал сестре, что ты приходила?

— Рассказал. Они втроем развернули бешеную деятельность. Устроили мне свидание с Аликом. Только напрасно. Мне до сих пор стыдно вспоминать, что Алик тогда говорил, а уж повторять я тем более не буду. Одним словом, ничего между нами не было, и ребенок не его.

— Да уж, — в сердцах сказала Ника, — действительно, подлец.

— Ну а дальше — совсем просто. Аборт делать было поздно. Родители у меня — люди старого воспитания и строгих правил. Роди я ребенка, будучи не замужем… Ну, из дома, может быть, и не выгнали бы, но такую жизнь бы устроили! В общем, Витька женился на мне и признал Ленку своей. Хотя любви между нами никакой не было.

Ника недоверчиво покачала головой:

— Как это «не было», если он на тебе женился!

— Ника, милая, — грустно усмехнулась Света, — если бы он этого не сделал, я бы вскрыла себе вены или утопилась в Москве-реке. Я этого ему не говорила, он сам понял. Он вообще все понимает, ты замечала?

— Да, — Ника опять залилась краской.

— И Ленку он на себя записал. Когда мы развелись, я, конечно, от алиментов категорически отказалась, но он все равно на Ленку деньги дает. И до сих пор.

Ника опять не удержалась от вопроса:

— А почему вы развелись?

Света вздохнула:

— Мы вместе никогда и не жили, брак был для родителей, на бумажке. Расписались, родители сняли нам квартиру, но жили мы там с Ленкой вдвоем. Правда, Витька заходил почти каждый день, помогал. Я сама предложила развестись, как только Ленке год исполнился. Раньше правило было, что пары с ребенком до года не разводили. Витька отмахнулся, ему, дескать, все равно; семью заводить он не собирается, его невеста еще в детский сад ходит. А потом — я уже в институте училась — у меня случился роман с однокурсником, даже замуж собралась. Тогда мы с Витькой и развелись.

Света помолчала, потом добавила:

— Вот такая вот история. Все в ней пошло и банально, кроме Витьки. Честно говоря, я не встречала ни одного мужчины, кроме него, способного на такие поступки. Думаю, что второго такого и нет.

Ника мысленно с этим согласилась, но ничего не сказала. Света поднялась:

— Ну ладно, давай ложиться. Мне идти в душ или ты пойдешь первая?

Но для Ники остался невыясненным еще один вопрос.

— И что же… — она запнулась, мучительно подыскивая слова, — и что же, он… то есть Виктор… так до сих пор…

— Ну почему же, — Света пожала плечами, — что же он, евнух? Конечно, у него были женщины. Но жениться он, насколько я знаю, никогда не собирался.

— А как же?..

— И, — добавила Света, — ни одна женщина не рассталась с ним в обиде. Уж не знаю, как у Витьки получается, но это правда. Может быть, он слишком благороден, чтобы обидеть женщину.

— Так не бывает! — вырвалось у Ники.

— Что, не бывает благородных мужчин?

— Нет, так не бывает, чтобы брошенные женщины не обижались! — А кто тебе сказал, что Виктор их бросил? — удивилась Света. — По-моему, они сами уходили, не выдерживали… Не забывай, что он работал в милиции. А это значит — ненормированный рабочий день, выходные, когда получится, ну и прочие прелести. Какой женщине это понравится? — Света усмехнулась. — Ну все? Если вопросы на сегодня кончились, я пошла в ванную.

 

10

В этом году зима в Москву не спешила. Была уже середина декабря, а снег все еще не выпал, и казалось, что промозглая осень никогда не кончится.

Ника быстро шла по переходу метро, сердясь на медлительных и неповоротливых теток, загораживающих проход. В семь часов она должна была встретиться с Виктором на «Тверской» в центре зала, чтобы вместе ехать к Маше на день рождения. Вообще-то, день рождения у Маши был накануне, но у нее была какая-то важная съемка, и праздник пришлось перенести.

Приглашение Виктора встретиться в метро и поехать вместе Нику и удивило и обрадовало. В последнее время они виделись довольно редко, и его звонок был для Ники приятной неожиданностью.

Виктора Ника заметила издалека. Он стоял вверху у эскалатора, прислонясь к стене, в том самом темно-синем плаще, который ему так шел. В руках он держал роскошный букет роз.

«Это для Маши», — поняла Ника. На секунду ей стало досадно, что не для нее. Поймав себя на такой мысли, Ника растерялась и от растерянности вместо приветствия сказала первое, что ей пришло на ум:

— Я не опоздала?

— Ну что вы, — улыбнулся Виктор. — По индийской норме у вас есть в запасе еще двадцать минут.

Он взял ее под руку и повел на платформу. Тут как раз подошел нужный поезд.

— А что это за индийская норма? — поинтересовалась Ника, когда они вошли в вагон.

— Женщина может опаздывать на свидание на полчаса.

— Ого! Везет индийским женщинам! Нас, бедных, никто не станет ждать так долго.

— По правилам этикета европейская женщина может позволить себе опоздать на пятнадцать минут, не больше, — опять улыбнулся Виктор. — Но Россия — не Европа. А вас, Вероника Павловна, я готов ждать целую вечность.

Он сказал это в шутку, но глаза его были серьезны.

Ника почувствовала, что краснеет. Она не могла решить, как ей следует себя вести. С одной стороны, хорошо бы продолжить те легкие приятельские отношения, которые сложились между ними еще в Лиелупе. Но с тех пор все так сильно изменилось… Ника уже не та глупая девчонка, что пустилась в авантюру с переодеванием, да и Виктор не разыгрывает из себя «Лизиного» поклонника. Они — друзья. Друзья? Только друзья, решительно сказала себе Ника. Вот к Маше он, вероятно, относится не только по-дружески. Что ж, если у них с Машкой что-нибудь получится, Ника этому будет только рада.

— Что-то случилось? — Ника услышала встревоженный вопрос, заставивший ее очнуться от своих мыслей.

— А? Да нет, с чего вы взяли?

— У вас вдруг сделалось такое серьезное лицо, и на лбу появилась морщинка. На работе что-то не так?

— Нет, что вы! На работе все в порядке.

Виктор внимательно посмотрел на нее:

— Кстати, я давно хотел задать вам один вопрос…

Ника внутренне напряглась:

— Какой вопрос?

Только бы он не заговорил об Андресе или о Кирилле!

— Почему вы стали инструктором по шейпингу?

У Ники отлегло от сердца.

— А почему бы и нет? Профессия не хуже всякой другой.

— Конечно, — согласился Виктор. — Просто у вас крестный художник, отец был художником, и мама…

— А, вы удивляетесь, что я не пошла по их стопам? — Ника пожала плечами. — Не дал Бог таланта. Рисую я весьма посредственно.

— Ну, могли бы стать искусствоведом, — Виктор лукаво посмотрел на нее, — как Лиза Владимирская.

Ника слегка нахмурилась:

— Я люблю свою работу. Кстати, если вы помните, Чехов сказал, что в человеке все должно быть прекрасно. И мне нравится наблюдать, как неуклюжие девочки, пришедшие на занятие в первый раз, с моей помощью становятся стройными и красивыми. Может быть, это непонятно…

— Почему? — перебил ее Виктор. — Вполне понятно. Вы тоже стараетесь добавить миру красоты, как и ваши родители. Только они писали картины, а вы выбрали другой путь.

Ника просветлела. А ведь он точно сформулировал то, что она чувствовала, но не могла облечь в слова!

Она с благодарностью посмотрела на своего спутника. А Виктор, заметив ее взгляд, продолжил:

— В сущности, стремление делать мир лучше, вероятно, заложено в вас генетически. Только вот…

— Что?

Виктор покачал головой:

— Вы смелый человек.

— Почему? — Ника очень удивилась.

— Картины можно создавать в любом возрасте. Вот недавно умершей Татьяне Мавриной — вы ведь знаете эту знаменитую художницу — было девяносто с чем-то, а возраст не мешал ей рисовать.

— А, — протянула Ника, — вы думаете, что профессия инструктора по шейпингу требует вечной молодости?

Виктор чуть виновато улыбнулся:

— А разве нет? Балерины уходят на пенсию в тридцать лет.

— Но шейпинг не балет.

— Если не секрет, — Виктор внимательно посмотрел на Нику, — до скольких вы думаете продержаться?

Ника вздохнула:

— А смеяться не будете?

— Клянусь, что нет.

— До сорока пяти. Ведь с опытом я как преподаватель стану только лучше…

Она хотела еще что-то добавить, но поезд остановился, и механический голос объявил: «Станция «Речной вокзал». Поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны». Господи, как быстро они доехали! Ника и не заметила! Она взглянула на Виктора, и ей показалось, что он тоже недоволен.

Когда они пришли, в квартире у Маши было полно народу. Ребята со студии, Машкины приятельницы, еще какие-то люди… Вообще Нику всегда удивляло обилие народа на Машкиных днях рождения. Казалось, что ее подруга мало с кем общается, а вот поди ж ты…

Веселая круговерть тут же засосала и закрутила их обоих. Нику утащили на кухню что-то резать и раскладывать по тарелкам, потом ею завладела какая-то начинающая актриса, желающая получить консультации по похудению, потом все шумно сидели за столом, причем Ника и Виктор попали на разные концы… Одним словом, продолжить разговор они смогли только во время танцев.

— Вы разрешите? — Виктор подошел к ней и шутливо склонился.

— Пожалуйста. — Ника положила руки ему на плечи, и они задвигались в такт музыке.

Еще по Прибалтике она помнила, что Виктор отличный партнер. Однако Никины чувства сегодня сильно отличались от ее впечатлений в тот далекий вечер. Прикосновение рук Виктора не пьянило, как близость Андреса, а вызывало удивительное чувство защищенности и надежности. В этих руках Ника вдруг почувствовала себя уютно и спокойно. Хоть бы он так держал и держал ее… всю жизнь.

Эта неожиданно пришедшая мысль испугала и заставила слегка отстраниться. Ника подняла ресницы и натолкнулась на глубокий и серьезный взгляд синих глаз. Виктор смотрел так, будто… Но нет, ей только показалось. Через минуту он уже шутил по поводу какого-то парня в клетчатом зеленом пиджаке, тот весь вечер рассказывал о своем близком знакомстве с Никитой Михалковым.

А потом музыка кончилась и опять началась всеобщая неразбериха. Больше Нике с Виктором перемолвиться не удалось. Уходил он с большой компанией, за вечер Виктор успел со всеми подружиться, что Нику ничуть не удивило. А Ника осталась у Маши ночевать, чтобы помочь с уборкой.

Когда все ушли, Ника приготовилась к тому, что Маша расскажет ей о своих отношениях с Виктором. Хотя за весь вечер они, похоже, и двух слов друг другу не сказали, если не считать его поздравления, но Ника думала, что это ничего не значит.

Однако Маша болтала о делах на студии, о вчерашней съемке, тоже добродушно посмеялась над «приятелем» Михалкова. О Викторе не было сказано ничего.

Под Новый год не только выпал снег, но и ударили сильные морозы. Ника ждала гостей: помимо Машки и Старцева, к ней должны были приехать Света со своей Ленкой, Ленкин мальчик Олег — Ленка с Олегом потом хотели отбыть в гости куда-то неподалеку — и, конечно, Виктор.

После Машкиного дня рождения, случившегося две недели назад, они с Виктором виделись раз пять. Если быть точной — четыре с половиной раза. За половину раза Ника считала его приезд к ней на работу: он отдал книжку «Секреты пирамид» и тут же ушел.

За эти четыре встречи Ника успела выяснить о нем больше, чем за все предыдущее знакомство. «Секреты пирамид» ей были выданы не случайно: Виктор, оказывается, — кто бы мог подумать! — увлекался историческими загадками. Впрочем, как раз если подумать, то это вовсе не странно: сыщик и должен быть любопытным.

А вот Виктор за эти встречи, кажется, узнал о Нике все. Никогда и никому она столько о себе не рассказывала. Может быть, профессия научила его спрашивать и слушать? А может быть… Может быть, ему действительно интересно, что Ника думает и чувствует?

Праздничный стол был накрыт в гостиной. Салаты и зелень уже стояли на столе, из холодильника ближе к одиннадцати она достанет заливную рыбу и холодец, а в духовке доспевает гусь с яблоками.

Ника, в новом вечернем платье — том самом бирюзовом шелковом, с ручной золотой росписью — в последний раз проверяла гирлянды на елке. И тут раздался звонок.

— Ой, это вы… ты! — удивленно сказала Ника, увидев Виктора.

Вообще-то они решили перейти на «ты», но Ника все время сбивалась.

— Разве рано? — улыбнулся он, переступил порог и протянул Нике громадный пакет. — По-моему, только что пробило одиннадцать.

Ника заглянула в пакет и покраснела:

— Зачем так много!

Беглый взгляд обнаруживал в пакете бутылку французского шампанского, белую рыбу, креветки, оранжево-красные мандарины и ананас. Но это было еще не все, судя по тяжести, пакет таил и другие съедобные сюрпризы.

— Раздевайся, а я пока оттащу все это на кухню, — велела Ника.

Там она вывалила содержимое на стол и ужаснулась:

— Господи, как же мы все это съедим!

— Оставим на завтра и на послезавтра, — спокойно сказал Виктор, появляясь на пороге кухни.

Ника подняла на него взгляд и опять покраснела — на этот раз от удовольствия: Виктор выглядел потрясающе в синей хлопковой рубашке и светлых брюках, ладно сидевших на его стройной фигуре.

Он заметил ее взгляд и истолковал его неправильно:

— Я одет слишком легкомысленно для торжества?

— Нет, — Ника отвела глаза, — в самый раз.

— Тогда чем помочь?

В этот момент зазвонил телефон.

— Выкладывайте рыбу на блюдо, — распорядилась Ника и побежала снять трубку.

— Ну что, крестница, с наступающим! — услышала она в трубке голос Старцева.

— Дядя Павел! — удивилась Ника. — А вы разве не в дороге? Вы должны приехать не позже чем через полчаса!

— Извини, не могу, — Старцев говорил подозрительно весело. — Меня забирает к себе Ненашев. Неожиданно приехал наш старый приятель, которого я не видел почти двадцать лет.

— Кто это, дядя Слава?

— Нет, ты его не знаешь. Он приехал только на Новый год. Завтра уезжает. Так что, дорогая крестница, увидимся с тобой только в Новом году. Завтра у меня за обедом, хорошо?

Ника, предельно удивленная, положила трубку. Что это за приятель такой, которого она не знает?

— Рыбу разложил. Какие еще будут приказания? — спросил Виктор, выходя в коридор.

— Дядя Павел не приедет, — сказала Ника, — он…

Ее слова опять прервал телефонный звонок. На этот раз Света.

— Вероника, милая, ты нас извинишь? Так получилось, что Ленка, вместо того, чтобы пойти в гости с Олегом, назвала гостей к нам.

— Ну и что, — не поняла Ника. — Приходи без них.

— Я так и хотела, — Света вздохнула, — но Ленка слезно умоляет не бросать ее на съедение голодной толпе. Так что я срочно приставлена к кухне.

Ника положила трубку и растерянно повернулась к Виктору. Он ждал окончания разговора, прислонившись спиной к дверному косяку.

— Света тоже не приедет, — сказала она. — Прямо какая-то эпидемия незапланированных гостей.

— Ничего, — улыбнулся Виктор. — Ты очень расстроилась?

Ника пожала плечами:

— Не знаю… Я ведь столько всего наготовила…

— Съедим, — пообещал Виктор. — Я уж постараюсь.

Он вошел в гостиную:

— О, какой стол! Ника, ты истинный художник, это не стол, а произведение искусства!

Ника уже в который раз за вечер покраснела: на этот раз от радости. Его похвалы доставляли ей такое удовольствие, как ничьи другие.

Гирлянда на елке вдруг мигнула и погасла.

— Ой, — огорчилась Ника, — опять! Хорошо еще, что не в самый торжественный момент!

— Давай я посмотрю, — предложил Виктор.

Тут опять зазвонил телефон.

— Ты можешь меня убить, — начала Маша…

— У тебя тоже неожиданные гости? — осведомилась Ника. Кажется, она начала что-то понимать.

— Какие гости? — вполне натурально удивилась Маша. — Никаких гостей.

— А почему же тогда ты не сможешь прийти?

— Как ты догадалась?

— Так ведь не сможешь?

— Не смогу, — вздохнула лучшая подруга. — Еду на новогодний банкет. За мной сам Машков машину прислал.

— И ты, конечно, узнала о банкете только что?

— Не-ет, — протянула Маша. — Я вообще-то собиралась к тебе, но раз уж машину прислали… Ты не сердишься?

— Не сержусь, — вздохнула Ника. — Желаю тебе хорошо повеселиться. Завтра к дяде Павлу на обед придешь?

— Как всегда! С Новым годом тебя. И, — Маша сделала многозначительную паузу, — с новым счастьем.

Вслед за этими словами она сразу повесила трубку.

Ника вошла в гостиную. Виктор прилаживал гирлянду обратно на елку.

— Все в порядке, горит, — сказал он. — А кто это звонил?

— Не догадываешься? — насмешливо спросила Ника.

— Нет, а что? — Он смотрел на нее честными синими глазами.

— Звонила Маша. Она тоже не приедет.

— Надо же! — сокрушенно вздохнул Виктор, но в глазах у него прыгали лукавые чертики. — Какая досада.

— Признавайся, — Ника подошла к нему почти вплотную, — ты это подстроил?

— Что?

О, этот честный взгляд синих глаз! Но Нику так просто не обманешь!

— Гостевую и банкетную эпидемию.

— Ну, я.

— Как тебе это удалось?

— Видишь ли, — обезоруживающе улыбнулся Виктор, — они все очень хорошо к тебе относятся. И хотят, чтобы ты была счастлива.

Теперь они стояли совсем близко друг к другу. Синие глаза смотрели в зеленые, зрачки в зрачки.

— Зачем ты это сделал? — спросила Ника и тихо повторила: — Зачем?

Она предчувствовала ответ и боялась верить.

— Я люблю тебя, — просто сказал Виктор. — И хочу, чтобы ты стала моей женой.

Ника опустила ресницы.

— Ты согласна?

— Я…

В этот момент раздался перезвон курантов.

— Быстро говори — ты согласна?

Ника улыбнулась и вместо ответа обняла его. И снова почувствовала себя в его руках надежно и спокойно.

И поняла — это то, что она так долго ждала и искала. Не волнение крови, не бурные авантюры и опасные приключения — ей нужен был мужчина, с которым она бы чувствовала себя надежно и спокойно. И верила ему, верила до конца. Потому что любви без веры не бывает.