– Вот ты где! Ну наконец-то! Пошли домой, я тебя уже час ищу! – Юлечка дёрнула Шушу за рукав.
От неожиданности она вздрогнула и растерянно огляделась. Надо же, сама не заметила, как оказалась на берегу Сухоны. Сколько она здесь стояла?
Вдруг, вспомнив, о чём думала только что, она закусила губу и, зажмурившись, застонала от стыда и унижения. Да, генерала можно было убить, и очень легко. Очень просто. Инстинкт геоманта сам привел её к ближайшему нужному месту. Надо же, как странно: в мире масса точек влияния на жизнь этого… техноориентала. «Ох, надоел он миру, надоел!» – вдруг с откуда-то взявшейся веселой злобой подумала Шуша. А может, дело в том, что сама профессия накладывала отпечаток на его жизнь: военный, даже в современных частях МЧС, всегда рискует больше, чем любой гражданский.
Она бросила взгляд на одну из барж внизу, присыпанную снегом, до половины вытащенную на берег и вмёрзшую кормой в тонкий ещё, серый лёд реки: снежинки с него пока ещё сдувало ветром, носящимся вдоль русла между высоких берегов. «Не сейчас. Не сейчас ещё. Полчаса до взрыва у меня всегда будет…» – подумала она, чуть помотав головой. У неё ещё теплилась надежда, что кто-нибудь в OOP додумается отменить убийственное для всей планеты решение. А если нет… Ну что же, право на месть у неё всё-таки остаётся. И всё же она ощущала стыд: такой поступок для неё был чем-то запредельным.
– Пошли, – скомандовала она Юлечке, озадаченно наблюдавшей за ней.
Шуша развернулась и стала подниматься на обрывистый берег, над которым возвышалась колокольня из красного кирпича. Достопримечательность Тотьмы охранялась ЮНЕСКО: один угол фундамента высоченной башни висел в воздухе, подмытый Сухоной почти сто лет назад, но ни трещинки не появилось в кладке. Службы в церкви давным-давно не велись, теперь и в самой колокольне, и в бывшем храме, по-прежнему очень ухоженных, располагался Музей религиозных традиций рас мира.
– Ты куда? Чего случилось-то? Что генерал-то сказал? – запыхавшись и часто дыша, догоняла Шушу подруга.
«Господи, и исповедаться-то некому, совета попросить…» – с тоской подумала Шуша, быстрым шагом проходя мимо забора Музея. Все священники, разумеется, были эвакуированы из Тотьмы вместе с большинством гражданского населения. Мелькнула мысль о том, что штатные священники могли быть в самих частях, расквартированных в городе, но Шуша с усмешкой подумала, что злоумышление на командующего – не тот грех, на который распространяется тайна исповеди…
Юлечка наконец обогнала её и, встав прямо перед нею, упёрла ручки в бочки.
– Всё. Больше никуда не пойдёшь, пока не скажешь, в чём дело! – закричала она.
– Юль, не утомляй… – махнула рукой Шуша и попыталась обойти подругу. – Честное слово, не надо.
– Что, так плохо всё? – тут же сочувственно приглушив голос, та внимательно посмотрела ей в лицо.
Шуша всё же обошла её и зашагала чуть медленнее. Юлечка пристроилась сбоку.
– Хуже не бывает, – ответила Шуша после паузы.
– Ясно… – протянула Юля, судя по тону, догадавшись, что в душе Шуши идёт какая-то тяжёлая борьба. – И… Куда ты сейчас?
– Домой.
– И… Что делать будешь? – она снова чуть обогнала её и заглянула в лицо, видимо, пытаясь узнать, совершила ли уже та самое страшное или ещё только задумывается об этом.
Шуша пожала плечами в ответ.
– Ждать.
Юлечка сердито оскалилась, вдруг сразу став похожей на своё второе воплощение.
– Нет, давай к Гришнаку Углуковичу! Прямо сейчас!
Шуша резко остановилась, и, сама не ожидая такого запала от себя, яростно крикнула на подругу:
– Юля! Да отстань же! Оставь меня в покое со своим директором!
– Эй, ты чего орёшь?! – неожиданно громко и зло ответила ей Юля. – Что себе позволяешь?! Дура!
Шуша выдохнула от неожиданности и словно отрезвела вдруг, приходя в себя.
– Прости. Извини, честное слово. Ну плохо мне просто, понимаешь? Очень плохо… – жалобно протянула она.
– Вот я и говорю, пошли к Гришнаку. Ну пошли, а? – Юля погладила её по плечу, глядя в глаза. – Ну не бывает такого, чтобы он чего-нибудь не придумал. Ты только всё-всё ему расскажешь, и что-нибудь он сообразит…
– Юль, да пойми ты! Гришнак Углукович уже, может, со вчерашнего вечера с этим ублюдком сражается. И с идиотами, которые его слушаются. Он потому меня и послал к нему, что сам не может ничего сделать. Не мо-жет, – произнесла она по слогам. – Понимаешь?
– Всё равно лучше, чем тупо ждать дома. Пошли!
Шуша на секунду задумалась. Последний аргумент был вполне весом: директор хотя бы сможет занять её делом.
– Ладно. Уговорила, – кивнула она.
Ждать Гришнака Углуковича всё равно пришлось дома: директор был очень занят и только передал через Лилю, что скоро зайдёт сам.
Войдя в кухню из сеней, Шуша в изумлении остановилась перед настенными часами: как, едва полдень минул? Значит, все безумные события этого воскресенья, ожидания и разговоры, шатание в одурении по улицам Тотьмы не заняли и пяти часов? А ведь ей казалось, что уже вечереет. Конечно, в заблуждение вводила и снежная погода, но сколько же всего уместилось в это время…
Баба Тоня только глянула на измученное лицо Шуши и, ничего не говоря, принялась накрывать на стол.
– Кашку молочную будете? Хватит по столовкам мотаться, хоть раз угоститесь! – сказала она Юлечке.
Та кивнула с улыбкой. Они уселись за стол, и, только увидев полную тарелку пахнущей настоящим молоком рисовой каши, Шуша поняла, как голодна.
– Вот и молодцы! – похвалила их баба Тоня спустя несколько минут, убирая уже пустые тарелки и заваривая чай в фарфоровом чайничке с нарисованными розочками на пузатых боках.
Но попить чаю им не дали: раздался стук в дверь. Шуша вскочила, баба Тоня махнула рукой, мол, сиди уж, и пошла открывать сама.
Первым в кухню прошёл мрачный Гришнак Углукович, за ним Лиля, а баба Тоня, как-то сразу подобравшись, не вернулась к столу, а прошла к плите. Шуше показалось, что она наблюдает за каждым шагом гостей.
– Так. На сборы тебе – пятнадцать минут, – без предисловий начал директор. – Операция ориентировочно пройдёт после полуночи, точно пока не известно.
Шуша, глядя на директора, не верила своим ушам. Она покачала головой с горькой улыбкой и спросила:
– Куда? Да вы что, Гришнак Углукович? Зачем?
Зачем и куда, если прабабушка на другом конце света от испытательного полигона первой бомбы на делящихся материалах погибла? На другом конце света?
– Не спорь! – рявкнул тот, и Шуша заметила, что голос у него так и не восстановился как следует. – В Москву летишь прямо отсюда, вместе с Гарасфальтом. Выбил для вас военный самолёт, поэтому там будете к трём дня точно. Теперь слушай внимательно. Сядете на гражданском аэродроме, возможно в Домодедово. Может, и в другом, по погоде там… Но на любом, куда ни приземлишься, тебя будут ждать и проводят. Полетишь к прадедушке.
– К прадедушке?! – ахнула Шуша. – Зачем? Он же прабабушку…
– Прабабушку не спас, потому что не знал! А теперь знает. И сможет тебя… В общем, передашь ему это письмо.
Гришнак Углукович полез в карман пиджака и достал уже немного помятый запечатанный конверт без адреса. Шуша автоматически протянула руку и, бездумно повертев его в руке, вдруг вспомнила главное:
– Гришнак Углукович… Но он же… Уже ведь двадцать третье октября! Поздно же!
– Тебе он откроет, – веско произнёс Гришнак Углукович, надавив на слово «тебе». – Только не вздумай там на квартиру ехать ночевать! Сразу, во сколько бы ни прилетели – к деду! По моим расчётам, в районе пяти ты должна уже…
– Но мне хотя бы переодеться! – возмутилась Шуша. – Там погода…
– Ещё раз, для тупых! – повысив голос, размеренно произнёс директор. – В Москве никаких переодевалок! Нет у тебя на это времени! А там – ладно, так и быть, разрешаю заехать на квартиру. Пятнадцати минут хватит?
– Да у меня с собой ключей…
Директор, тяжело глядя на неё, похоже, хотел выругаться, но сдержался.
– Ладно, я позвоню сокровищу твоему или свекрови. Пусть поднесут вещи в аэропорт. Переоденешься в самолёте. Или у себя на квартире там. В Москве, повторю, никаких поездок самой! Лишний час – и всё…
Шуша кивнула, соглашаясь. И с какой-то радостью подумала, как хорошо, что директор позвонит сокровищу сам: ей не придётся долго объяснять, что происходит… Может, он даже сумеет обойтись без подробностей…
– Хорошо, значит, ты поняла: в семнадцать пятнадцать, максимум предельный – в восемнадцать, ты у деда. Когда я говорю «предельный максимум», это не значит, что ты должна тюлюпаться вплоть до этого момента. Я просто делаю допуск… Допуск, понимаешь? – он нагнулся, посмотрел ей в глаза, пытаясь понять, чётко ли она усвоила информацию, и кивнул сам себе, заметив напряжённое внимание в Шушиных глазах. – На то, что ты можешь не сразу найти машину… Или дорога будет занесена…
– А разве они нас ждать… – удивилась Шуша.
– Я же не могу всем заниматься! Давно ли ты расслаблением мозгов страдаешь?! Сунешь удостоверение на алатырском аэродроме кому надо… – он махнул рукой и повернулся к секретарю. – Впрочем, Лиля, предупреди их там… А то на местах действительно могут… Скажи – любая машина, и грузовик сойдёт, лишь бы…
Секретарь кивнула.
– А не смогут – поймай бомбилу! Делай, в общем, что хочешь, но в шесть письмо должно быть у прадеда твоего.
Шуша кивнула.
– Хорошо, сделаю, Гришнак Углукович. А Гарасфальт…
– При чём здесь он?! – ошеломлённый непонятливостью сотрудников, схватился за голову директор. – Он в Москве останется, у него своя… миссия! К деду ты одна летишь!
– Только одна? – разочарованно протянула Шуша. – А остальных-то… Позже?!
Она-то думала – речь о том, что за оставшееся время к её прадедушке сумеют привезти всех остальных геомантов…
Директор возвёл очи горе.
– Мне уже десять минут как надо в мэрии быть! Остальные?! Ты в курсе вообще, кто твой предок?!
– Ну… Он… Ээээ… – протянула Шуша, не понимая, что от неё хотят. – Ки… Тьфу… Маскулинодендрофил…
– Итьиху…!!! – не сдержался директор, но всё-таки сразу взял себя в руки и поклонился остальным. – Извините, пожалуйста. В общем, считай, что он… один из послов… Единственный, с которым мы имеем постоянную связь благодаря тебе… Большего не скажу, раз он сам тебе не рассказывал. Доставишь это письмо вовремя – очень вероятно, что остальные тоже будут спасены…
– Правда?! – не веря появившейся надежде, спросила Шуша. – Я сейчас, я быстрее!
Она вскочила, собираясь бежать паковаться, но директор перехватил её.
– Ты вот что… Не перенадейся… Никогда не известно, что они там могут решить… – туманно выразился он. – Мы всё равно тут будем сражаться. Хоть чёрта лысого привлечём, а докажем ооровцам, что не сработает генеральский план… Но уж лучше подстраховаться.
Шуша, не обратив внимание на слова директора, радостно кивнула. Почему-то ей показалось, что всё у них должно получиться теперь, что наверняка с бомбой ещё до полуночи вопрос будет решён.
– Эх, утечку информации бы… – невнятно пробормотал директор и бросил странный взгляд на Шушу. – Как бы нам сейчас журналисты не помешали… Ладно, собирайся, через пару минут машина придёт…
Он развернулся, и, махнув рукой, вышел из кухни в сени, сопровождаемый неизменной Лилей.
Шуша, ворвавшись в их с Юлей комнату, скинула камуфляж и буквально вскочила в кожаные брюки. Накидывая куртку, она размышляла, взять ли ей с собой ноутбук. Вспомнила про стратегии, записанные Хардом, и решила, что у прадедушки, вероятно, она будет иметь не меньше суток досуга и безделья, – так почему бы и нет?
Схватив сумку и ноутбук, она бросилась к порогу комнаты, и вдруг замерла, услышав, как Юлечка спрашивает бабу Тоню с присущей ей искренней безапелляционностью:
– А что, вы до сих пор так и не простили их? Нативных кочевников-то? Мне показалось, как-то странно на директора нашего смотрели…
Баба Тоня помолчала. Шуша так и представила, как она в раздумье жуёт губами.
– Да нет, дочка… – протянула она наконец. – Что ж, давно было, и прошло давно… Простила уж, и быльём поросло…
Шуша, облегчённо вздохнув, вошла в кухню попрощаться.
– А вот не доверяю… – неожиданно продолжила баба Тоня. – Не доверяю – это да…