– Снять защитное заклинание так, что никто не заметил! Поставить помехи профессиональным телепатам! Заблокировать секретаря бюро, мага шестого уровня! Закрыться от геоманта!

Возмущённый рёв Гришнака Углуковича вызывал у Шуши приступы тошноты, но она, лёжа на диване в его кабинете, принимала это как неизбежное зло. Отдаться в руки медикам она не пожелала сразу: те наверняка уже больше не выпустят её из своих цепких объятий, поскольку всерьёз соскучились за время отсутствия в госпитале стоящих пациентов. Теперь три разновозрастных и, судя по всему, обладавших разным научным весом врача собрали консилиум у чёрного кожаного дивана и на разные лады склоняли сложные латинские названия обнаруженных у неё симптомов.

– Да вы понимаете, что это значит?! – снова взревел директор. – Что вы мне тут суёте?! Что за бумажки?! Третий уровень?!

Начальник Службы собственной безопасности бюро отвечал директору еле слышно, судя по всему, ему было стыдно за промах в работе. Промах более чем немаленький: Рональд Дональдович числился в досье магом третьего уровня, специализировавшимся на решении экологических проблем. Однако в случае с Шушей он показал такие способности…

– Да он как минимум «десятый»! Если не «шестнадцатый»! Как вы это просмотрели, а?! – Шуша не расслышала ответ начальника Службы безопасности, но, видимо, он не сказал ничего существенного, поскольку директор взревел: – Чтооо?! У вас кто его вообще охраняет?!

Гарасфальт пожал ей руку, возвращая к реальности.

– Ну так что? – спросил он врачей.

Те замялись, переглядываясь.

– Водички, может? – спросил аналитик, наклонившись к Шуше.

Он опекал её с того самого момента, как Шушу внесли в кабинет, – держал за руку, менял дезинфицирующие салфетки на ране и промакивал лоб… Рядом ошивался мистер Брауни, фыркавший по поводу каждого действия остроухого аналитика и предлагавший свои методы лечения. Более чем радикальные. К примеру, отменить операцию вообще, а Шушу отправить в больницу до полного выздоровления.

– Да хватит поить, уже напилась… – пробормотала Шуша.

Перед глазами стояла закованная в наручники Календула, которую арестовали то ли за соучастие, то ли за непонятное Шуше «недонесение». Она, конечно, попыталась вмешаться, но директор, приказав запереть исконную земледелицу на двенадцать часов в кабинет отдела по соблюдению правопорядка Тотемской мэрии, заявил, что это пойдёт ей на пользу.

– Ну давать же! – внезапно мистер Брауни развернулся на полшаге, обращаясь к врачам. – Так вами говорить? Я учу русский, но очень сложно.

Шуша рывком села на диване. Голова опять закружилась.

– Очень сложно, мистер Брауни! Я сама их не могу понять… – ответила Шуша, сглотнув. – Так я услышу свой диагноз, а?

Врачи переглянулись в очередной раз.

– Удар был нанесён, в основном, магически… – пробормотал уже знакомый ей замглавврача госпиталя МЧС. – Сотрясение минимальное.

– Однако, коллега, вы не можете отрицать того, что заклинание вызвало ряд своеобразных изменений в головном мозге! – возразил молодой терапевт, недавно измеривший Шуше температуру и скептически стряхнувший градусник, увидев показатель «36.6», – Всё-таки, судя по всему, преступник сам придумал это заклятье, противосредство заключается в…

– Гм, полагаю, главное средство лечения этого пациента состоит в том, чтобы снять болевые симтомы, которые будут сопровождать пациентку… – ординатор не успел договорить фразу.

Дверь грохнула, на пороге возникла Генеральный секретарь Организации Объединенных Рас Вильриэль Нарквеллиэн. За её спиной как-то бесшумно, будто сами собой, нарисовались три телохранителя-горноориентала в тёмных очках.

Гарасфальт отпустил Шушину руку и присел на одно колено, приветствуя генсека по обычаю остроухих:

– Здравствуй, госпожа Вильриэль из благородного рода Нарквеллиэн!

Генсек, глянув на аналитика, улыбнулась чуть иронически и протянула руку для поцелуя.

– Здравствуй, Гарасфальт из… обширного рода Аравендиль!

Шуше показалось, что лицо аналитика чуть покраснело. Впрочем, тот, поцеловав генсеку руку, вскочил и снова засуетился как ни в чём не бывало.

– Ну так что? – накинулся он на врачей, пребывавших в лёгком ошеломлении по поводу визита генсека. – Сможете привести её в порядок?

– Необходимы… Гм… Обширная противомагическая терапия… – забормотал ординатор. – Включающая в себя… Коллеги, вы согласны?

– А? Да-да… – махнули рукой замглавврача госпиталя и молодой терапевт, безотрывно наблюдавшие за тем, как генсек приветственно расцеловывает директора бюро. – Сделаем…

Шуша дёрнула за рукав ординатора.

– Короче, Склиф…

Тот обернулся, с некоторым недоумением и растерянностью глядя на Шушу.

– Послушай, генсек очень обаятельная, я понимаю. Ты сказал, мне нужна обширная противомагическая терапия. Ну так и в чём… Чёрт, ты что, зомби?!

Лицо медика стало совсем отсутствующим, он снова отвернулся, наблюдая за генсеком.

– Гарик!

Гарасфальт, уже оставивший Шушу и увивавшийся вокруг стола директора, воркующим голосом растолковывая что-то генсеку и Гришнаку Углуковичу, с покровительственной улыбкой сопровождавшему их, оттолкнув замершего ординатора, упал перед ней на колено. Ординатор едва ли заметил его.

– Водички?

– Гарик, какая водичка…

Внезапно Вильриэль оглянулась и посмотрела на Шушу.

– Благодарю вас, всё понятно, – она легко отстранила рукой Гришнака Углуковича. – Проблемы работы бюро мне ясны. Оставьте меня с вашим геомантом. Мне надо с ней побеседовать.

Шуша неотрывно смотрела на генсека, пока другие покидали кабинет.

– Да, – кивнула Вильриэль. – Я очень хочу с тобой поговорить. Ну а вы что пялитесь? Особое приглашение нужно?

Телохранители-горноориенталы, недовольно оглядываясь, вышли из кабинета за Гришнаком Углуковичем.

Вильриэль, опершись поясницей на стол директора и скрестив руки на груди, подождала, пока дверь закроется, вздохнула, помолчала… Затем глянула вверх, сделала лёгкий пасс рукой и, склонив голову набок, словно бы прислушалась.

– Ну никуда от них не денешься… – пробормотала она. – Ладно. Вроде бы всё. Ну так, скажи мне, деточка, ради чего ты воюешь?

Шуша озадаченно смотрела на генерального секретаря, – вопрос поставил её в тупик. Та с благожелательной улыбкой оглядывала кабинет. Заметив стоящий на полке шкафа оставшийся ещё от мэра Тотьмы собственный поясной портрет, на котором она пожимала руку какому-то маскулинопредставителю, Вильриэль чуть раздражённо покачала головой и, подойдя, отвернула фотографию лицом к стене.

– Ну так? – переспросила генеральный секретарь, вернувшись к столу. – За что ты воюешь?

– Я… Не воюю… – пробормотала нахмурившаяся Шуша. – Не пойму, о чём вы…

– Хорошо, перефразируем, – легко кивнула в ответ Вильриэль. – Зачем тебе всё это? План этот… Бредовый, прямо скажем… Операция? За что ты согласна так рисковать? Собой, в первую очередь? И друзьями тоже?

Шуша помолчала. Ей казалось, что ответ лежит на поверхности, но она понимала, что генсек спрашивает её не ради удовлетворения любопытства. Ладно, как-нибудь…

– Чтобы… Чтобы всё было, как прежде…

Генсек усмехнулась.

– Деточка… Ну как же можно воевать или бороться за то, что было прежде? Хотеть прошлого? Мир меняется ежеминутно, даже ежесекундно, и никакие визитёры тут ни при чём. Он менялся всегда и без них. Какие-то перемены – к лучшему, какие-то… – генсек вздохнула. – Он просто становится другим…

– Поняла, поняла, подождите! – перебила генсека Шуша. – Я не то хотела сказать…

Она задумалась, пытаясь точнее выразить свою мысль.

– Знаете, дедушка много рассказал мне о своих предположениях – так, наверное, правильнее это назвать… Предположениях по поводу дальнейшего развития событий, – она подняла глаза на генсека, та кивнула, приглашая продолжить. – Ну, что остальные расы не потерпят пренебрежительного отношения… Что Истоки закроются… Ну так вот…

Шуша вздохнула. Правильные слова опять не шли на язык, проще было выразить всё короткой, но, как показалось ей, не очень выражающей мысль фразой.

– В общем, за политкорректность, наверное… – пожала она плечами.

Вильриэль откровенно расхохоталась, закинув голову.

– Милая, ты классику вашу техноориенталовскую читала? – отсмеявшись, спросила она.

Шуша почувствовала, что краснеет.

– Не очень, – пробормотала она. – Времени в школе… не было.

– Потом, на досуге как-нибудь, постарайся восполнить этот досадный пробел в образовании, – генсек посоветовала это с улыбкой, но без малейшей иронии. – Если бы ты больше читала, давно бы знала, что за правильную идею не воюют. За правильную идею живут.

– Послушайте, зачем вы это со мной обсуждаете? – слегка осмелев, спросила Шуша.

– Не поняла ещё? – генсек отвернулась и подошла к окну. – Ну так давай поразмышляем вместе…

Они помолчали. Шуша, раздумывая о странном разговоре, генсек – о чём-то своём…

– Махатма и Кинг действительно были величайшими деятелями в истории Земли. Всех рас, – неожиданно сказала Вильриэль. – Ненасилие и компромисс. Они жили ради этих идей, хотя не сами их придумали. Все боги всех разумных Земли твердили на протяжении истории: ненасилие, любовь, братство. И наши, и ваши боги. И, тем не менее, только после Махатмы и Кинга до всех наконец дошло! Может, в этом помогли новые информационные технологии и журналисты, может… Не важно. Подумай – это же уникальный случай! Общество, всё в целом, настолько поверило их проповедям, что стало меняться самостоятельно. И менялось так глубоко и сильно, что в течение нескольких лет перемены затронули всех граждан поголовно. Махатма только провозгласил принципы. Кинг – заложил фундамент. И заметь, – он, пожалуй, больше всех верил и надеялся на то, что доживёт до мира своих снов… Потому что его проповедь была мирной. Потому что они оба не воевали за идеи, они проповедовали и жили ради них. Потому что сами были – не боги, а обычные существа, и при этом их духовная сила позволила им действовать в полном соответствии с теми взглядами, которые они проповедовали!

– Они были святыми… – пробормотала Шуша, покачивая головой, и услышала, что генсек усмехнулась.

– Понятие «святость» давно дискредитировано. Слишком много святых всех рас и религий поступали в полном несоответствии с заповедями своих богов. Тем более, что боги, твердившие «ненасилие, любовь, братство», относили эти слова только к тем, кто верил в них… Ты так и не поняла. Никто до Махатмы и Кинга, включая богов, не смог так последовательно нести в жизнь идею компромисса. И это было впервые. Просто два смертных. Просто два техноориентала. Не они придумали политкорректность, но она возникла на основе их идей сама собой. Как способ взаимососуществования. Как метод действий. Как механизм, если хочешь.

Генсек отвернулась от окна и подошла к Шуше. Присела на корточки перед ней и заглянула в глаза.

– Только очки не надевайте, пожалуйста… – робко попросила та, чувствуя, что разговор перестанет быть неофициальным, как только Вильриэль извлечёт из футлярчика свой любимый аксессуар, так помогавший ей манипулировать вниманием публики.

– И не подумаю! – отмахнулась та. – Не бери в голову, лучше послушай. Время ещё есть… Так вот…

Она задумчиво погладила колени, обтянутые модными кожаными брючками с вышивкой.

– Так вот. Это был первый случай, когда практически все земляне, а не только великие техноориенталовские писатели, додумались до того, что ради идеи стоит жить. Но! – генсек подняла палец, призывая Шушу быть внимательной. – Только если идея правильная! Правильная идея меняется вместе с миром и изменяет мир вместе с собой, а неправильная – пытается подстроить мир под себя. Насильничает над мироустройством. Поняла?

– Ну… Тогда мы возвращаемся к тому что за политкорректность… имеет смысл бороться! – возразила Шуша. – Как за правильную идею.

– Нет, – покачала генсек головой. – Я повторю ещё раз: Кинг не придумал политкорректность, понимаешь? Для него это был просто мир его снов. Но мир меняется. Поэтому на основе его идей появилась политкорректность. Как теперь, яснее стало?

– Ну послушайте! – взмолилась Шуша. – Ну как вы не понимаете, меня стукнули по голове, мне до сих пор плохо, мне больно и тошнит, а вы…

– Дай-ка руку… – спокойно произнесла генсек.

Шуша неуверенно протянула ладонь. Пальцы генсека были неожиданно мягкими, хотя и суховатыми, – всё-таки сказывался возраст. В политкорректном обществе, представителям которого были отведены очень разные жизненные сроки, о прожитых годах говорить считалось не очень приличным, но Шуша, как геомант, знала: генсек застала последние Крестовые походы.

– Позавчера – Ганди. Вчера – мир, приснившийся Мартину Лютеру Кингу. Сегодня – политкорректность. А завтра? – спросила её генсек и, не дожидаясь ответа, продолжила сама. – Политкорректность… со всеми своими недостатками, издержками, а часто и откровенными злоупотреблениями, – только праобраз того мира, который может наступить на Земле, понимаешь? Того мира, к которому призывал Махатма, настоящего мира снов Кинга! Только ступень к нему! А что будет послезавтра?

Шуша улыбнулась, наконец, понимая, о чём идёт речь.

– Хм… Тогда, наверное, стоит сказать так: за будущий мир?

Генсек энергично кивнула.

– Только ты забыла важную деталь. Подумай ещё чуть-чуть… Подсказку дать?

– Не надо, сама догадалась. За будущий мир без… чужих влияний, каким бы он ни был?

– Звучит, как тост! – рассмеялась Вильриэль, легко массируя ей пальцы. – Но я бы сказала покороче. За собственное будущее Земли. Этого достаточно, по-моему.

– Согласна, – кивнула Шуша. – Жаль, шампанского нет…

Она чуть помолчала, потом не выдержала и задала вопрос, который беспокоил её с начала разговора.

– И всё-таки, зачем мы обсуждаем это? В принципе, я имела в виду то же самое, только формулировала иначе…

Генсек укоризненно покачала головой.

– Слова меняют мир, неужели ты не замечала этого раньше? Они уже изменяли его не раз. В последний – меньше сорока лет назад. Они помогли нам изменить общество. Эльф, гном, человек, дриада… Проблема была в том, что если для самой расы самоназвания выражали расовую гордость, то в устах других звучали оскорбительно. А нам надо было избавиться от тысячелетий оскорблений и ненависти. Поэтому мы договорились называть друг друга иначе. Остроухий, нативный горец, техноориентал, феминодендрофил… Поначалу звучало ужасно, ты-то этого времени не застала ещё. Но – помогло. Хотя бы на время, мир-то меняется. Пока что будем довольны тем, что уже получилось. Потом – посмотрим. Всего лишь слова, более того – искусственно придуманные. Хотя бы на время.

Вильриэль отпустила Шушину ладонь, встала и прошлась по комнате, видимо, разминая затёкшие ноги.

– Точно так же они изменят и тебя. Когда ясно, за что борешься, бороться легче. Первая Мировая закончилась фактически ничем. Ну, мирный договор и распад империй считать за результат не будем, – победы-то не было. Ничьей. Знаешь почему? Потому что никто из солдат, никто из простого народа не знал, за что послан в бой. Это была война правителей. Но сами правители, как понимаешь, не воюют… Совсем другое дело – Последняя Война. Так или иначе, в ней каждая раса, каждый представитель каждой расы понимал, за что… И поэтому шёл, даже рвался в бой сам. Орк – за жизненное пространство. Все остальные – за свои жизни, за само существование своих рас. Поэтому она и не могла закончиться иначе, чем победой… Любой стороны.

Дойдя до стола, генсек развернулась, вновь оперлась поясницей о столешницу и сложила руки на груди.

– Я хочу, чтобы ты окончательно поняла разницу. Есть идея, ради которой стоит жить. И есть мотив, продиктованный этой идеей, рождающийся из неё. И орков, и их противников, гнала в бой не идея. А мотив. Ты нашла общий мотив. Но должен быть ещё и личный. С ним до победы обычно легче доживается.

Шуша пожала плечами. Какой ещё у неё может быть мотив, чтобы решиться на эту безумную выходку? Она спокойно посмотрела в глаза Вильриэль.

– Меньше, чем через две недели я умру. Когда эскадра долетит до Земли. Когда корабли начнут приземляться. Ну, или придётся меня… Нас, геомантов… Прятать постоянно, при каждом взлёте и посадке. Это не жизнь в любом случае.

Генсек кивнула.

– Этого достаточно. Бороться за себя. Даже более чем, – она чуть помолчала. – Ну что же. Мотивы вполне уравновешивают друг друга. «За собственное будущее Земли» – это потребует от тебя всей отдачи. «За себя»… Обеспечит разумный контроль, не даст поддаться пустому героическому порыву… Теперь я спокойна. За тебя и за успех этого… совершенно безнадежного предприятия тоже.

Она улыбнулась, подошла к Шуше и, протянув руку, спросила:

– Ну, как голова? Знаю-знаю, не благодари. Просто хотела обратить внимание, что всё прошло. Пойдём?