Когда-то, в самом начале работы в бюро, Шуша любила дежурить в выходные. Пустые коридоры и тишина в комнатах приводили её в романтическое настроение, и она могла позволить себе помечтать: всё равно дежурства были практически формальностью, безопасность в выходные обеспечивала бесперебойная работа бюро в будни. Потом романтика первых дней исчезла, сменившись рутиной, и Шуша стала относиться к необходимости время от времени сидеть в бюро по субботам и воскресеньям как к неизбежному злу.
Сегодня коридоры и комнаты бюро вновь были почти пусты, но это вызывало ощущение одиночества. Небольшой офис, который совместно занимали геоманты и аналитики, теперь казался огромным. Шуша немного позавидовала ведущим специалистам других отделов, оставленным в Москве: они хотя бы могли поболтать с начальниками, а она с остроухим аналитиком подчинялась напрямую директору… Всё-таки даже с Анжеликой, не говоря о Ярике, сидеть было бы веселее.
Гарасфальт с утра мрачно вздыхал за соседним столом и, когда Шуша пошла курить в третий раз, даже отправился в курилку вслед за ней: он, как и большинство остроухих, с трудом переносил табачный дым, но оставаться в отделе одному было выше его сил. Шуша была тоже рада подымить не в одиночестве, пусть даже Гарасфальт и стоял в диаметрально противоположном конце комнаты, а ей пришлось открыть окно.
– Скоро начнётся? Не чувствуешь? – громко спросил он. Шуша пожала плечами.
– Даже не прислушивалась. Ты же сам знаешь, надоело мне это хуже горькой редьки. Пусть уж так, когда начнётся – узнаем.
За ночь объект вышел на орбиту, но она была слишком высокой, чтобы геоманты могли почувствовать его. Несколько раз облетев Землю, корабль синхронизировал скорость своего вращения с ней и завис точно над Тотемским районом. Геосинхронные орбиты земных спутников лежали ниже, и, с точки зрения учёных, по энергетическим затратам высота объекта была невыгодной. Но с помощью телескопов и исследовательских спутников он был достаточно изучен за эту ночь, и астрономы сделали вывод, что его двигатели работают на делящихся материалах, создавая тягу за счёт потока частиц с заумным названием: до сих пор их существование для земных физиков было сугубо теоретическим, и теперь на тематических сайтах и форумах шли тяжёлые бои. Остальной народ, в том числе и Шуша, мог только предполагать, какие битвы сотрясали стены кабинетов и исследовательских комплексов.
Ночью также впервые было зафиксировано интенсивное электромагнитное излучение от объекта, – похоже, он прощупывал планету радарами. Но никаких внятных сигналов, свидетельствовавших о попытке контакта, до сих пор так и не было получено.
Шуша видела в сети несколько фотографий с приличным разрешением, полученных со спутников. Поэтому, несмотря на отсутствие сигналов, уже не сомневалась, что объект – дело рук разумных. Впрочем, она точно так же не сомневалась и в том, что все надежды на лучшее, которые озвучила в своей вчерашней речи генсек OOP, не сбудутся: даже на фотографиях от огромного обтекаемого металлического тела с рядами иллюминаторов исходила ощутимая угроза. Это подсказывали не только её таланты геоманта, но и обычная логика: корабль, предназначенный для мирных исследовательских целей, для контакта, вряд ли должен выглядеть так. Над созданием этой техники наверняка потрудились военные…
Она вздрогнула, но не от страха или ощутив какое-то изменение в мире: этажом ниже грохнуло уроненное уборщицей ведро. В пустом здании звук прозвучал неожиданно резко. Гарасфальт тоже дёрнулся. Шуша выбросила докуренную сигарету в непривычно пустую пепельницу.
– Пойдём? – предложил остроухий. – Может, завернём к пиромантам или в аквамантию? А то, что тупо в монитор пялиться?
– Хм… Лучше уж тогда в экоконтроль, с Календулой потрепаться – милое дело.
– Лучше позовём её с собой. Не хочу с этим занудой сидеть.
– Ты про Рональда? Гарасфальт кивнул:
– Не переношу его. Педант и зануда. И мне кажется, скотина он порядочная, и мы ещё это узнаем.
– Он её не отпустит… – вздохнула Шуша. – Ладно, я лучше пойду, вздремнуть попробую.
Она так и не выспалась нормально: вчера они, конечно, легли спать вместе с Юлечкой и, несмотря на строгий приказ директора, шептались почти до трёх ночи. Сначала строили предположения об объекте, потом просто рассказывали забавные случаи из жизни. Утром Юлечка уныло поковырялась в столовской перловке с мясом и уехала вместе со всеми на аэродром, надеясь, что выспится в самолёте. А Шуша теперь зевала за компьютером, ругая свой организм, который даже при сильной усталости не желал заснуть в неурочное время.
Гарасфальт направился в отдел аквамантии. По Шушиным предположениям, он просто собирался наладить контакт с ведущим специалистом отдела – сиреной с особенно непроизносимым именем. В отличие от многих представителей этого меньшинства, акваориенталка с юмором относилась к тому, что остальные коверкают его, и спокойно откликалась на уменьшительное Назя. Это наверняка очень облегчало ей жизнь в самые интимные моменты. Лоринн, летящей сейчас в Вологду, позавидовать было трудно, а уж драгоценному сильмариллу Гарасфальта вовсе можно было только посочувствовать.
Уже лёжа на диване, под небрежно наброшенным расстёгнутым спальником, она подумала о том, какая колоссальная работа предстоит отделу экоконтроля и аэропроектникам. Учёные выдвигали предположение, что на Землю всё-таки спустится не сам корабль с его двигателями на делящихся материалах, а некий посадочный модуль, – по их мнению, это было наиболее рациональным решением для такой развитой расы, как братья по разуму, но Шуша почему-то не надеялась на это. Минимизировать же неизбежное загрязнение атмосферы и почвы радиацией будет крайне трудно.
Шестьдесят с лишним лет прошло с тех пор, как после Последней Войны, которая привела к созданию оружия на делящихся материалах, все разработки в этой области на Земле были запрещены. У физиков осталось только несколько экспериментальных реакторов, для создания новых необходимо было добиваться разрешения на уровне OOP и пройти огромное количество согласований, каждый раз подтверждая научную необходимость строительства. После первого же испытания оружия в одной из пустынь Северной Америки, проведённого союзниками в конце войны, стало ясно, перед чем стоит мир. Нативные кочевники, одурманенные сказками своих лидеров про «высшую расу» и «жизненное пространство» и развязавшие эту бойню, отступили сразу же, как только под угрозой оказались два их города. Отступили – и сами выдали предводителей, которых впоследствии судили как военных преступников. Оружие на делящихся материалах сыграло свою роль – и ушло навсегда.
Теперь же огромная территория планеты снова оказалась перед угрозой радиоактивного заражения.
Раздумывая об этом, Шуша так и не успела заснуть. Телепатический вызов застал её врасплох. «Началось!» – только и сообщила Лиля.
– Несколько минут назад корабль запустил на орбиту аппараты неизвестного назначения и начал снижаться, – встретил сотрудников Гришнак Углукович. – За ними следят астрономы. Мы пока получаем телесигнал с наших исследовательских спутников через Зеленчукскую обсерваторию и ЦУП. Когда объект войдёт в атмосферу, переключимся на магические кристаллы в Тотьме и окрестностях.
Шуша знала, что директор приказал частям МЧС установить множество кристаллов в Тотемском районе, чтобы следить за снижением корабля. Ещё несколько взяли с собой аэропроектники, чтобы использовать их при патрулировании территории с воздуха. Сейчас сотрудники бюро уже должны были разместиться на месте и приступить к работе, но пока что огромный магический кристалл на стене директорского кабинета, обычно использовавшийся для конференций и совещаний с остальными бюро и вышестоящими организациями, переливался бессмысленными голубоватыми разводами. Зато большой телеэкран уже работал: в четырёх частях его, каждая из которых показывала ракурсы с разных спутников, можно было полюбоваться видом чёрного неба, испещрённого мириадами звёзд, на фоне которого довольно быстро двигалось небольшое вытянутое пятнышко.
– Учёные решили не переводить спутники на более близкие к траектории корабля орбиты. Мы не знаем, как он отреагирует на это, – пояснил Гришнак Углугович, глянув на часы. – По их расчётам, через несколько минут он войдёт в атмосферу.
В выжидательной тишине, наступившей вслед за этими словами, Шуша огляделась. Все еле сдерживали себя, стараясь казаться гораздо более спокойными, чем были в действительности. Гарасфальт нервно потирал изящными пальцами тонкую переносицу, Рональд Дональдович часто постукивал карандашом по столу, Назя, почти не глядя в свой блокнот, выводила на его листе бессмысленные загогулины ручкой. Шуша опять пожалела, что директор приказал остальным геомантам уехать в Тотьму: она подумала, что среди своих ей было бы немного легче.
Внезапно боль прострелила её тело насквозь. Она инстинктивно напряглась и чуть пошевелилась на стуле. Боль не ушла, а даже усилилась, у Шуши слегка перехватило дыхание. Она осторожно оглянулась – не замечает ли кто?
– Зеленчукская вызывает бюро! – раздалось из селектора.
– Да! – выпалил Гришнак Углукович.
– Проходит линию Кармана! Сто километров до поверхности! Ускоряется!
– Видим! – подтвердил директор.
Изображение на телеэкране дёрнулось, затем исчезло, уступив место новому. Астрономы переключили канал на другие спутники, теперь полэкрана занимала голубая выпуклость Земли, и к ней стремительно приближалось сверкающее пятнышко.
Боль усиливалась, постепенно словно бы сползаясь к позвоночнику. Шуша вцепилась руками в сиденье стула, выпрямившись до предела и боясь шелохнуться. Скосив глаза, она могла видеть Гарасфальта, который, чуть повернувшись к ней, озадаченно нахмурил брови: видимо, заметил её состояние. Она покрепче сцепила зубы.
– ЦУП вызывает бюро!
– Слу… гхм! Слушаем! – голос Гришнака Углуковича нервно пресёкся.
– Скорость – около трёх мегаметров в минуту! Нижняя граница геосинхронных орбит! На пути – два спутника погодного мониторинга, маневрируем, выводим!
– Раньше не догадались?!
– Они не наши! Один японских синоптиков, другой…
– Потом! – рявкнул директор.
– Есть потом! Объект снижает скорость, два с половиной мегаметра!
У Шуши начало мутнеть в глазах. Она закусила губу. Капли пота заливали глаза. Да что же это, наконец?! По позвоночнику словно стекал раскалённый металл, боль рвала когтями все внутренности. Она еле сдерживалась, чтобы не застонать, уставившись в радужные переливы магического кристалла на стене.
Внезапно тот озарился, по нему пробежали полосы помех, и появилось изображение: по самому нижнему краю – верхушки деревьев, а выше – панорама голубого неба с лёгкими разводами перистых облаков.
– Тотьма вызывает бюро! – прозвучал в селекторе знакомый голос начальника отдела аэропроектов. – Ожидаем объект.
Шуша покачнулась на кресле и схватилась рукой за край стола. Пульс гремел в ушах, сердце словно хотело выскочить из груди. Кабинет директора качался перед глазами в чёрно-красных разводах, казалось, она просто уже не в силах вздохнуть. Она поняла, что сейчас потеряет сознание.
– Что с тобой? – сквозь гул в голове и туман боли она еле узнала приглушённый голос Гарасфальта.
– Зеленчукская вызывает бюро! Мезосфера, входит вертикально, скорость – полтора мегаметра в минуту, торможение продолжается! – слова незнакомого астронома казались вспышками огня, сжигавшего её изнутри. Смысл их она уже не понимала.
– Я… Мне… Плохо… Я выйду… – ей казалось, что она говорит громко, но что-то внутри подсказывало, что это – еле слышимый шёпот. – Больно…
Она попыталась встать, в каком-то последнем прояснении сознания увидела в магическом кристалле крошечную яркую точку в небе над Тотьмой, и огненный вал боли окончательно захлестнул её. Кажется, она кричала, катаясь по полу, затем её стошнило…
И темнота поглотила её…
Белый потолок, кафельные стены и… виноватое и растерянное лицо Гришнака Углуковича над ней.
– В какой я больнице? – спросила Шуша. Гришнак Углукович чуть улыбнулся.
– Я думал, ты спросишь «где я?». Не волнуйся, не в Склифе, сокровище твой не знает пока, – сказал он, поняв, что Шуша не хотела бы, чтобы муж волновался, если она попадёт пациенткой к нему. – Прости меня, идиота. Мне надо было самому догадаться.
– О чём, Гришнак Углукович? – Шуша попыталась привстать, приборы за спиной протестующе взвизгнули.
Только сейчас она заметила, что к её груди и запястьям прикреплено множество проводов.
– Лежать, больная! – на пороге тотчас появилась медсестра. – Как вы себя чувствуете?
Она принялась списывать показания приборов, а Гришнак Углукович деликатно отошёл в сторону. Шуша прислушалась к себе. Тело словно побывало в камнедробилке, каждая мышца и каждая косточка ныли. Но хуже всего было ощущение занозы где-то под сердцем. И ей не надо было сосредотачиваться, чтобы понять, в чём причина этого.
– Они приземлились? – спросила она, как только медсестра вышла.
– Да, – тяжело вздохнул Гришнак Углукович. – Тебя спасла потеря сознания, иначе ты могла бы умереть от болевого шока…
Он сокрушённо покачал головой.
– Вы же этого не знали, – произнесла она.
– Должен был догадаться, должен. Вы же все, геоманты, ощущали их как что-то чужеродное, иное. И весь этот их полёт для вас был – как вторжение инородного тела в организм. Как будто вас ранили…
– Даже мы сами не могли догадаться до этого… – вздохнула Шуша. – Ведь ничего подобного раньше не было. Да и что бы вы сделали? Накачали бы обезболивающими? Это же чистая психосоматика, в таком случае даже тяжёлые наркотики – мёртвому припарка…
Она вздохнула и помолчала, на этот раз – всё-таки прислушиваясь к миру.
– Ах вон оно что… Значит, выжгли защитную полосу вокруг своего корабля…
– Да, сразу же после посадки. Почти на полтора километра. Никто не пострадал, конечно, напрямую… Но… – директор сомкнул губы, словно чуть было не сказал что-то важное.
– Ладно уж, Гришнак Углукович. Говорите, – она слегка махнула рукой, стараясь, чтобы провода не отсоединились от запястья.
– У нас всё неплохо! – преувеличенно радостно заверил её директор. – Из Тотьмы передали – у Ярика только обморок сильный, а Анжелика… – он чуть поморщился. – Уволю я её, наверное. С таким уровнем чувствительности ей разве что алкоголиков лечить перестановкой мебели в квартире. Представляешь, у неё лишь голова закружилась! И зачем таких на стажировки в бюро назначают, ты мне скажи?
Шуше стало ясно, что он пытается заговорить ей зубы.
– Гришнак Углукович…
– Понял, понял… Ну, понимаешь… В общем… У Насти было, оказывается, сердце слабое. Никто и не знал, представляешь?.. Сын остался вот… Ну и Бенаши из Восточно-Африканского… Не выдержал… Психиатры говорят, правда, что надежда есть, и шансы велики… Но только если корабль улетит. Он же теперь не контролирует свои ощущения, в этом-то состоянии…
Шушино сердце сжалось: ей было жалко Настю и Бенаши, которых она никогда не видела в реальности (и Настю теперь уже не увидит), и впервые стало страшно за себя. Она только сейчас поняла, какой опасности подвергалась… Час назад? Два?
– А сколько сейчас времени? – спросила она директора.
– Почти шесть вечера, – сказал директор. – Ты долго без сознания была, очнулась, когда огонь на защитной полосе погас полностью.
– Какие они? – спросила Шуша, возвращаясь к главному. Директор пожал плечами.
– Никто не видел. Они только машины выпустили, которые из огнемётов и… – директор горестно махнул рукой. – Машины и прожектора установили… Всю защитную полосу и сам корабль освещают. Хотелось бы надеяться, что боятся…
Она задумалась. Тотьма, точнее, сам корабль, стоящий сейчас посреди выжженной пустыни диаметром три километра, ощутимо звали её.
– Гришнак Углукович, когда мы полетим?
– Я – вечером, видимо, а твоё дело маленькое сейчас: лежать и приходить в себя. Болевой шок – это серьёзно, минимум три дня тебе обеспечено!
– Нет, Гришнак Углукович! – Шуша категорично покачала головой. – Зовите врачей, пусть дадут мне лекарств, я полечу с вами!
– Ни в коем случае! – заявил Гришнак Углукович. – Ты останешься здесь! Там Ярик, он уже в порядке, на месте он лучше почувствует всё! Справимся! Ты там не нужна, мы пока выжидаем действий с их стороны!
Шуша села рывком, всё сильнее ощущая тяжесть под сердцем. На этот раз приборы не отреагировали – вероятно, она и впрямь приходила в себя.
– Да?! А вы представляете, каково мне здесь?! Ну Гришнак Углукович, ну миленький, ну поймите же! Он меня зовёт, понимаете? Вот как заноза в ладони – теребите её, теребите, никак не вытащите! И не успокоитесь, пока не расковыряете к чёрту!
Гришнак Углукович хитро хмыкнул, разглядывая свои ладони с характерной для нативных кочевников шершавой жёсткой кожей, которую не каждый нож мог прорезать.
– Правда? Никогда не сталкивался с такими проблемами!
– Блин! Ну Гришнак Углукович, ну как если вам между зубов волоконце мяса попало! Только гораздо, гораздо хуже! Ну поймите же!
Директор молча улыбнулся во все тридцать четыре белоснежных имплантанта: нативные кочевники давно поняли преимущества, которые дает техноориенталовская стоматология, и при первой возможности заменяли свои слишком больные зубы на протезы.
– Ну Гришнак Углукович… – беспомощно протянула Шуша.
Она была готова расплакаться, потому что действительно ощущала мощный зов покалеченной чужим кораблём части мира. Ей надо, надо, во что бы то ни стало надо было туда! Именно там лежал ключ к тому, как исправить ситуацию. Она чувствовала, что сейчас расплачется.
– Гришнак Углукович… Я же здесь только изведусь! – выдала она последний аргумент. – Это же не лечение будет, я только и буду, что прислушиваться к миру! И все ваши действия там буду прощупывать!
Директор задумчиво поджал губы: похоже, понял, что она права. Несколько минут прошло в молчании.
– Хм… Ладно. Лежи пока, я с врачами поговорю. Он встал и направился к выходу из бокса.
– Нетушки, Гришнак Углукович, вот свой дипломат здесь оставьте! – заявила бдительная Шуша, понимая, что он попросту может сбежать, испугавшись ответственности.
Директор укоризненно покачал головой.
– Ладно-ладно. Вот, видишь, его прямо рядом с койкой ставлю? – примирительно сказал он.
Нос распух, щёки неприятно саднило: Шуша точила слёзки в жёсткую больничную подушку. Врачи, конечно, не отпустили её с Гришнаком Углуковичем.
Самым обидным было то, что директор сам же и подложил ей самую большую свинью: в пылу споров не нашел ничего лучше, чем позвонить сокровищу и посоветоваться с ним. Сокровище, у которого как раз кончилось дежурство, принесся из своего Склифа на всех парах и затребовал историю болезни у лечащего врача. Конечно, в обычной районной неврологии к нему отнеслись с пиететом: как же, и реаниматолог в крупнейшем институте скорой помощи в стране, и в качестве мужа прекрасно знает особенности организма геомантов. Разумеется, сокровище полностью одобрил предложение лечащего врача по поводу трёх дней реабилитации, и только после долгих и горьких Шушиных слёз и объяснений с самим Гришнаком Углуковичем согласился, что к ведущему геоманту подход должен быть особый, что Шуша и впрямь может серьёзно издёргаться в бездействии, и предложил в качестве компромисса на ночь дать ей сильных успокоительных, а утром проверить состояние больной и действительно выписать при отсутствии признаков ухудшения.
– Или ты хочешь, чтобы я твоим родителям позвонил? – строго спросил сокровище.
Шуша представила, что может последовать, если мама или папа, работавшие сейчас по контракту в Австралии, узнают, что с ней случилось, и, помотав головой, героическим усилием воли постаралась раскатать «сковородничек», в который сама собой скручивалась от обиды нижняя губа.
– Ну… Это же… То… Только психосомаааатика… – всхлипывая, выдавила она из себя и снова разревелась, но уже тише.
– Раз психосоматика, всё в твоих руках! – безжалостно сказал сокровище. – Значит, сейчас изо всех сил будешь стараться заснуть, а завтра Михаил Андреевич, лечащий твой, решит, можно ли тебя отпустить.
Шуша и старалась заснуть – уже, наверное, битых два часа. К счастью, большинство приборов, опутывавших ее проводами, отключили, оставили только тонкий, почти неощутимый на голове матерчатый обруч дистанционного энцефалографа да плоский блин кардиомонитора. Уже несколько раз дверь, из-под которой в палату просачивался лучик света, открывалась, и заходила дежурная медсестра, сочувственно интересуясь, не нужно ли чего ей. Шуше было не нужно: седативными препаратами, конечно, уже не лёгкими эльфийскими, её накачали по самое не хочу, она и так находилась в лёгком бреду. Но даже сквозь его пелену продолжала тихонько всхлипывать от обиды на такое непонимание со стороны сокровища и Гришнака Углуковича.
А ещё она по-прежнему чувствовала тяжёлую занозу под сердцем. Где-то далеко, под Тотьмой, в одиннадцати километрах от города выше по течению Сухоны, давила на выжженную землю громада чужого космического корабля, который и поныне оставался для всех полной загадкой. Шуша пыталась уже, вспомнив школьные азы, настроиться на сознание кого-нибудь из знакомых сотрудников бюро, находившихся сейчас там, в лагере МЧС, чтобы они послали ей сколько-нибудь внятный мыслеобраз с места событий. Но – то ли концентрация не удавалась ей от усталости, то ли мешали заклинания, поддерживающие режим секретности, то ли, что вероятнее, сказывалось действие седативных препаратов. Только в один краткий миг ей показалось, что она сумела схватить чьё-то впечатление издалека: огромный подсвеченный прожекторами корпус, возвышающийся над лесом. Но насколько далеко находился неведомый наблюдатель, она понять не могла, и отсутствие масштаба событий не давало появиться ощущению сопричастности.
Бросив бесплодные попытки, она постепенно стала дышать ровнее, потом всхлипнула в последний раз и, наконец, свернулась клубочком: успокоительные всё-таки подействовали.